Эльф под горой

ГЛАВА 3. ВАГАРДА, АСЕСТИМ. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ

Возница поднял на меня осоловелый взгляд, в трактире нестерпимо воняло, хотелось выскочить на улицу поскорее или хотя бы открыть окно. Но в местечковом питейном не сильно следили за чистотой воздуха, ладонь коснулась чего-то липкого, я отдернула руку от стола; да и за чистотой вообще.

— Чего пристала, отвали, — едва ворочая языком, возмутился мужчина, — уродина… — последнее слово повисло в воздухе, не успев прозвучать, мой кулак тут же впечатался в небритую рожу.

— Эй, он мне еще не заплатил! — орал хозяин заведения, пока я вытаскивала пьянчугу из-за стола.

Толстяк, запыхавшись, подбежал и протянул руку:

— Полтора сарта, — потребовал трактирщик.

— Он что, драгоценности жрал? — возмутилась я.

— Полтора. Сарта. — Медленно повторил мужчина, преградив мне дорогу.

Возница был в отключке. Бросив тушу на стол, залезла в его карман и выудила оттуда горстку мелочи. Хозяин моментально пересчитал монеты и вновь протянул руку. Ситуация становилась неприятной: если я не заплачу, он позовет гвардейцев, они непременно спросят, что с возницей. Эти расспросы и выяснения затянутся не на один день, а мне сегодня же надо в столицу, в Асестим. Хорошо, что на толстом, как сарделька, пальце служителя королевской конюшни нашлось кольцо. Треснутый камень и медная оправа смутили трактирщика:

— Это на сарт не тянет, — упер он руки в бока.

— Можешь ему врезать на остальные сартины, — предложила я, кивнув на возницу.

Хозяин заведения взглянул на храпящее тело, но отказался. Осмотрев эмблему столичной гвардии на моем плече, он ушёл, приняв медный перстень.

Кобыла лениво переставляла узловатые ноги, тощие бока вздымались и выдыхали так шумно, что иной раз я опасалась использовать кнут, чтобы не добить дряхлую скотину. Пришлось самой взять вожжи и дать время вознице проспаться: очень уж не хотелось тратить время на объяснительную по приезду. Ведь завтра в полдень наступает день окончания моего контракта, голова кружилась от праздничных мероприятий: первым же делом заеду по роже капитану, я узнавала, за это много не дадут. Потом отправлюсь на перекресток Шахтерской и Торговой, узнаю подробнее про обладателя магического клинка в золотой оправе, что меня изуродовал, и навещу. За это уже дадут побольше — потому сразу перееду.

Натирая клинок кусочком кожи, глянула в отражение: угольно-черные волосы, собранные в тугие жгуты от самой головы, желтые глаза и бронзовая кожа. Но больше всего мне нравилась коричневая чешуя, что расползалась от висков, вниз по скулам, шее и дальше по плечам, бокам и бедрам. За этот окрас нас и называли то драконьими детьми, то змеями, а то и вовсе гадами и аспидами. Смешно, ведь из всех существ Дарона только драконы и могли убить нас, укусом отравляя смертельно и рождая вечное противостояние драконов и драконьих детей.

Возница громко всхрапнул, испугав кобылу, тощее создание прижало уши и изобразило некое подобие рыси на пару минут — до чего же жадничали королевские казначеи, когда дело доходило до контрактников. Ещё день-два и эта кляча издохнет своей смертью. Как раз под стать старой скрипящей, как колени горного тролля, телеге. Гвардейцы-люди на таком не ездили, их жеребцы были бодрыми, гладкими, у капитана и вовсе был тонконогий рысак. А за мной что ни задание отправляли не то, что рысаков, а их ломовых прапрабабушек. Но именно сегодня это было особенно обидно, придётся ехать таким темпом всю ночь, иначе к рассвету стен Асестима не видать, как своих ушей.

Смеркалось, кляча едва переставляла ноги, копыта гулко топали по песчаной дороге, я задремала. Вдруг кто-то тронул меня за плечо, дернувшись, обернулась:

— Где мой перстень, ты что, обчистила меня? — взвизгнул очнувшийся пьянчуга.

— Хозяин трактира предлагал отдать тебя на потеху орку, спасибо скажи, что перстень подошел больше, — нашлась я.

На лице с низким лбом и с густыми нависающими кустами бровей промелькнули следы раздумий.

— Это кольцо моей бабки, поворачивай! — потребовал возница.

— Медный перстень с треснутым камнем? Тоже мне, фамильная ценность, — огрызнулась я.

— Поворачивай, сказал! — потребовал пассажир и немного подумав, пригрозил, — иначе расскажу, как ты мне по морде заехала.

— А я как ты пропил пять сартин на мою похлебку, — напомнила я про свой несостоявшийся ужин.

— Поворачивай, глупая девка! — рявкнул возница, — мне жалованья за день не будет, а для тебя я розги попрошу! Я швырнула ему в лицо вожжи, угрюмый компаньон принял их, молча пересев вперёд.

Устроившись сзади, задремала, обратной дороги было не избежать, пришлось сделать хороший крюк. Асестим встречал нас в рассветном зареве могучими серыми стенами, такими же израненными в боях, как и моё тело. Эти камни помнили вторжение магиконцев, битвы за тихарийские поля с эльфами и нападки азагуров, после которых люди уплачивают дань до сих пор. Когда вернусь в Гурию, как свободный гражданин, тоже буду получать содержание от короля, те самые деньги, что уплачивают азагурам все соседи в обмен на мир. Должно быть, именно поэтому у нас сложные отношения с остальными обитателями Дарона — нас недолюбливают, — хотя за пятьсот лет мира они должны бы оставаться благодарны.

Раньше азагурам было худо: соседи считали своим долгом пройтись по городам и забрать последнее. Маги выезжали в земли Гурии, чтобы отточить навыки адептов и проверить смертоносность артефактов, эльфы и люди не брезговали бессмертными рабами, а уж что творили кровожадные орки! О выходках одного из клыкастых до сих пор ходили жуткие байки, а имя одного орка — Гхусейман, — и вовсе стало ругательством.

Прихватив с собой пару драконов, любой князёк уносил сотни жизней и всё, что ему понравилось в Гурии.

Но потом на трон взошел Барион Железный, объединив воюющие города, прекратил междоусобицы и дал отпор нападкам. Перебив в славных сражениях всех драконов и избавившись от драконьих зубов и костей, обитатели Гурии сложили пару-тройку баллад и принялись вновь готовиться. Сильные руки были таковыми всегда, особенно сжимая рукоять меча, ноздри чуяли по-звериному, ноги не знали усталости много верст. Мы ничего не умели, кроме войны, рождаясь лишь для неё. Нас останавливали только драконы и старость, которой мы ожидали без малого тысячу лет. Потому орда под рукой Бариона Железного три века к ряду не давала расслабиться оркам, магиконцы не успевали отстраивать разрушенные башни, остроухие плакали над горящими лесами, а людей пугало даже упоминание о восточных соседях.

Но то время ушло в баллады с кончиной великого короля: старость забирает к себе без разбора. И наступило молчание. Кто бы знал, что сильных воинов можно победить не славной битвой, а ежегодным содержанием? Ни одной войны, ни одного похода за пять сотен лет! Азагуры захирели, как грифон в клетке, разучившись не только воевать, но и думать. И коротали свой длинный век за кружкой эля, забыв о наследии предков, ничего не желая, не строя прекрасного и не приумножая великое.

Северные земли Гурии не славились урожайностью, а Бедное море, омывавшее берега, носило имя непросто так. Самым ярким воспоминанием детства стала моя девятая осень, когда с огромного поля, что мы обрабатывали с ранней весны, собрался всего один воз ржи. Разгрузив снопы во дворе, отец посадил меня на телегу и увез в столицу Аландиса, продав в проститутки. Никто больше не спрашивал обо мне — азагуры перестали заботиться даже о собственных детях. И порой, когда в моей жизни наступали худшие времена, я не знала, на кого злиться больше: на людей, что заставляли делать меня гадкие вещи, или на отца, что это позволил.

Солнце стояло высоко в зените, как только мы прошли сквозь чёрные дубовые ворота столицы людей. Спрыгнув с телеги, поспешила к решеткам, закрывавшим вход в казармы. Дорогу тут же преградила стража, напомнив, почему я так ненавижу торопливое людское племя и что я опоздала. Нехотя, под непрерывное декламирование строк из устава, мне открыли ворота.

Пробежав десяток чумазых бараков, что жались друг к другу на заднем дворе, ворвалась в казармы, помчавшись со всех ног по коридору, капитан ненавидел опоздания.

Мужчина сидел спиной к двери, изучая какой-то потрепанный свёрток, и не спешил уделять внимание мне. Он медленно встал, подошел к полкам и перенёс на стол чернильницу с гусиным пером:

— Вагарда Вэркус, сегодня ваш контракт истекает, — наконец произнёс он.

Не теряя ни секунды, выложила на стол меч и плащ с нашивкой гвардии, готовясь врезать по гладко выбритой морде после слов о моем освобождении. Неожиданно капитан посмотрел на меня так удивлено, будто увидел дракона:

— Что? — спросила я, усиленно вспоминая строки протокола.

— Опоздание, — вскинул бровь мужчина.

— Прошу простить, — склонилась в коротком поклоне.

Мерзавец не спешил с ответом, порывшись в ящике стола, достал трубку, медленно набив табаком, закурил, не спуская с меня хитрых лисьих глазёнок.

— Прощаю, — сказал он, не торопясь отдавать контракт.

Я непонимающе уставилась на бритую физиономию с цепким взглядом:

— Прощаю и зла не держу, — повторился капитан, и я почуяла неладное, — вот только отработать придётся, — сдавила кулаки так, что костяшки побелели, наши взгляды схлестнулись в дуэли. — Близир не вернулся, так что сходи за ним, глянь что-как, донеси. Потом и подумаем с контрактом, — гаденько улыбнулся капитан.

Близир был одним из наших, азагуром, только документ на службу он подписал своей рукой, хотел подзаработать. И в умениях его сомневаться не приходилось: воин он был опытный. Неприятное волнительное предчувствие липкой кашей растеклось где-то в желудке.

— Как долго его нет? — уточнила я.

— Неделю пропадает, — густое облако вырвалось из трубки капитана, — отправили в местечко на юго-восточной границе, зачистить болото перед постройкой дороги. Там жители жаловались на вой с болот, и двое крестьян пропали с месяц назад, — лениво передавал капитан, прекрасно зная, что по закону я не смогу отказаться.

И хоть это было последним свинством, продлевать и без того двадцатичетырехлетний контракт, капитан воспользовался способом решить проблемы задёшево, отправив первоконтрактника. Все мы знали, как подделываются документы: выписывается один человек-гвардеец, а едет почти дармовой азагур. На сэкономленные сарты капитан и носил такие начищенные новые сапожки и гладкую рожу, а мы, азагуры гвардии зачистки, редко знали отдых, отрабатывая бесконечные отловы.

Снарядили меня по-осеннему, выдали пять сартов за работу с болотницей, что потрошила меня неделю. От обиды хотелось ударить казначея.

Хлопнув со злости дверью, вышла прочь, крепко задумавшись. Может, Близир загулял? Всё-таки он не первоконтрактник, как я, у них и прав побольше, оружие получше, и да, самое главное — сарты им на руки выдают и до задания, и после, если граждане будут сильно благодарны. Размышляя так, я и отправилась со снаряжением, и с твердым намерением непременно врезать капитану, как порву бумагу, что на двадцать четыре года и ближайшие пару дней испортила мне жизнь.