Дома все очень интересуются Петером. Особенно мама. Расспрашивает Эльвиса о нём и пытается понять, что он за человек. Маму удивляет, как это получилось, что Эльвис с ним познакомился, и вообще…
— Да, мы знакомы, — отвечает Эльвис.
— Знаю. Но каким образом вы познакомились? — спрашивает мама.
— Просто мы подружились, — отвечает Эльвис. Мама нетерпеливо глядит на него.
— Какой он тебе друг? Он же намного старше тебя. Да пойми ты: так не бывает.
— Уж если на то пошло, дедушка ещё старше, — спокойно возражает Эльвис. Мама в растерянности:
— Чепуха какая-то. При чём тут дедушка?
— С ним мы тоже друзья, — отвечает Эльвис.
— Смех, да и только, — говорит мама, хотя она, кажется, всего лишь только фыркнула. — Дедушка… — начинает она.
Значит, она фыркнула потому, что разговор зашёл о дедушке.
Эльвис серьёзно, почти строго глядит на неё. Сегодня он говорит с ней спокойным, уверенным тоном — откуда только он у него берётся? — и это всегда немножко её смущает.
И этот взгляд. Она не понимает, куда он клонит.
— А ты, мама? Ты разве мне не друг? Или папа? не унимается Эльвис.
Мама садится на кухонный диван.
— Но послушай, детка. Мы же — твои родители. Ведь мы твои мама и папа! А ты наш сын! У нас семья, — объясняет мама.
Она будто вбивает эти слова в голову Эльвису.
Должен же он понять: семья — это совсем особая вещь. Самая главная.
Эльвис втянул голову в плечи. Руки засунул в карманы штанов. Он похож на упрямого бычка, думает мама, — в детстве она часто видела таких, — на бычка, который хочет бодаться. Он глядит на неё исподлобья, из-под чёлки.
— Семья — это ещё не значит друзья, — говорит он. — А дедушка— друг.
— Милый ты мой… Что ты глупости болтаешь?… Ну конечно, мы все друзья. Только мы не просто друзья. Мы твои родители. А это ещё важней, ещё лучше. Понимаешь?
Но Эльвис качает головой.
— Лучше друга никто не может быть, — говорит он. И всё тем же уверенным тоном.
Мама вздыхает.
Да пойми же ты, наконец, — говорит она, — я не хочу, чтобы ты заблуждался на этот счёт. Со стороны Петера, конечно, очень мило, что он с тобой возится. Наверно, Петер очень любит детей. А может, ему просто жалко тебя, потому что тебе не с кем играть. Но зачем придумывать то, чего нет? Не может человек, который настолько старше, считать тебя своим другом! Должен же ты это понять… А что касается дедушки, то он и правда всегда был слегка чудаковат и ребячлив: его не стоит принимать всерьёз.
Эльвис выслушал её, но отвечать ничего не стал. Что он знает, то знает.
Сначала мамины слова его не задели: ни то, что она сказала про Петера, ни про дедушку. Вот только он обиделся за дедушку. И нехорошо, что он не сумел защитить дедушку от мамы.
Эльвис в таких случаях никогда не находит нужных слов, потому он молчит. Но это вовсе не значит, что он может вытерпеть, когда плохо говорят о дедушке. Как раз наоборот. Ему очень больно. Но что бы кто ни сказал, он дедушку всё равно будет любить. Он знает, какой дедушка.
И какой Петер тоже… Он пытался забыть то, что сказала мама. Но колючка в душе осталась. Противная маленькая колючка — она нет-нет да кольнёт его, сколько бы он ни крепился.
Не знает он Петера, что ли?…
Хотя… Петер на каждом шагу здоровается с кем-нибудь из детей: то с мальчиком, то с девочкой…
А вдруг он и в самом деле водится с Эльвисом только потому, что вообще любит детей, а не потому, что ему с ним весело?
Мама вовсе не хотела обидеть Эльвиса, когда сказала, что Петер, наверно, просто любит детей. Обычное дело, и Эльвис должен это понять. А он всё равно не понимает.
Он не хочет, чтобы его любили только за то, что он маленький. Он хочет, чтобы его просто любили.
Значит ли это «придумывать то, чего нет»?
Мама, видно, так считает. А вот хотели бы они с папой, чтобы Эльвис уважал их только за то, что они взрослые и к тому же его родители?
А что, пожалуй, хотели бы…
Если так, то дело плохо. Эльвису это не нравится.
Он никак не мог забыть мамины слова. А она ещё повторяла всё это по телефону. Она столько раз рассказывала подругам про Петера, который «так горячо любит детей», что под конец Эльвис уже не представлял себе его иначе, как в толпе крикливых мальчишек. И у всех — школьные сумки… На другой день, когда Петер зашёл за Эльвисом, его не было дома.
— Куда это он подевался? Только что был здесь, — удивилась мама.
— Может, он на улице? — спросил Петер.
— Наверно, — ответила мама. — Я не заметила, когда он вышел. И у меня приёмник включён. Может, поэтому я не слышала его шагов.
— Эльвис знает, что я должен прийти, — сказал Петер. — Скорее всего, он пошёл мне навстречу… Может, мы с ним разминулись.
Петер вышел на улицу и стал искать Эльвиса. Мама открыла окно и спросила:
— Ну как, нашли?
— Нет, — отвечал Петер. — Нигде его нет. Он не показывается.
— Странный мальчик! — говорит мама. Она, видно, очень недовольна.
— Ничего! Я думаю, он вот-вот появится, — успокаивает её Петер.
Но мама сердится не на шутку.
— Вот всегда он такой! — говорит она. — Он и с нами так ведёт себя! На него совсем нельзя положиться!
— Что вы! — говорит Петер. — Уж на кого-кого, а на Эльвиса положиться можно! Наверно, что-нибудь случилось. Я узнаю, в чём дело. Я его найду.
И Петер ушёл искать Эльвиса. А мама ещё постояла у окна и позвала раз-другой: «Эльвис!.. Эльвис!..», да так громко, что эхо разнеслось по всей улице. Потом она закрыла окно и ушла на кухню.
Тут Эльвис вылез из-под кровати. Он всё это время был дома. И слышал весь разговор. Он ведь спрятался в спальне под маминой кроватью и только ждал, когда Петер уйдёт.
Теперь он жалел, что спрятался. Дурак он, что полез под кровать. Дурак, да и только. Что это на него вдруг нашло?
Он ведь знал, что Петер зайдёт за ним, ждал его и радовался.
Но когда тот позвонил в дверь, Эльвис ни с того ни с сего нырнул под кровать. Даже не успел подумать. Он вовсе не собирался прятаться. Просто почему-то так вышло. Он сам не знает почему. Будто в голове вдруг сделалось короткое замыкание. В другой раз он условится встретиться с Петером на улице, чтобы меньше разговоров было на этот счёт с мамой.
Петер сказал: «Уж на кого-кого, а на Эльвиса можно положиться!» Он это сам слышал. А Петер не из тех, кто готов положиться на первого встречного. Но что он теперь подумает? Что Эльвис может просто так обмануть человека, с которым договорился о встрече? Надо сейчас же разыскать Петера.
Эльвису повезло: мама не заметила, как он вышел из дома. Но Петера уже не было. Знать бы только, куда он пошёл.
Мама снова отворила окно и начала звать Эльвиса. Он быстро юркнул в какой-то подъезд и стал ждать. Когда мама перестала его звать, он выбежал на улицу и дворами прошёл туда, где жил Петер. Он знал, с какой стороны приходил Петер, но не знал, в каком доме он жил.
Скоро он и в самом деле увидел Петера. Тот ехал на велосипеде и ничуть не удивился, что Эльвис ждёт его здесь, а не у себя дома. Он только спросил, не хочет ли Эльвис прокатиться.
Потом он приподнял Эльвиса и посадил его на раму у самого руля, и они покатили по улицам.
— Давай-ка проедем мимо твоего дома, — вдруг сказал Петер. — Покажемся маме, чтобы она не волновалась.
Может, так и вправду будет лучше. Мама ведь опять начала звать Эльвиса — её слышно чуть ли не во всём городе. Эльвису всегда неловко, когда она так кричит. Обычно он притворяется, будто ничего не слышит, будто это вовсе не его зовут. Но сам-то он знает, что это мама.
Петер изо всех сил нажимал на педали, и скоро они подъехали к маминому окну. Тут Петер остановился.
— Мы хотим съездить за город. Вернёмся через несколько часов, — сказал он маме.
Мама принялась благодарить Петера за то, что он так любезен и готов возиться с Эльвисом. Она всё благодарила и благодарила.
Эльвис понурил голову и опять стал похож на упрямого бычка. Послушать маму — он какой-то дурачок, и Петер берёт его с собой из жалости. Будто дружить с Эльвисом — сущее наказание для человека. Но на Петера все эти слова не произвели ни малейшего впечатления.
— У нас с Эльвисом есть тут одно дело, — сказал он, и они покатили дальше.
Сначала они поехали к Петеру домой, чтобы запастись бутербродами. Петер нарезал хлеб, а Эльвис намазывал на ломти масло и накрывал их кружочками колбасы.
— Кажется, я немножко напачкал, — сказал Эльвис и подумал: что сказала бы мама, если бы могла его сейчас видеть?
— Да? — равнодушно отозвался Петер. — Напачкал так напачкал. Главное, чтобы получились вкусные бутерброды. А они получились…
Потом Петер налил в термос горячего какао.
— Готово, — сказал он. — Я только прихвачу с собой книгу… Хочу там немножко почитать, если ты не возражаешь.
— Я тоже хочу что-нибудь почитать, — сказал Эльвис.
— Поройся в моих книгах, может, найдёшь что-нибудь. Эльвис нашёл книжку, в которой было нарисовано много цветов. Может, из неё он узнает, как называются все растения. Под каждой картинкой — название цветка.
— Можно, я возьму вот эту книжку? — спросил он.
— Конечно. Ну как, готов?
Они снова сели на велосипед и поехали. Бутерброды и книжку положили в багажную сетку.
Эльвис сидел на раме. Он уже начал к этому привыкать. Так кататься куда приятней, чем ездить в машине. Когда он вырастет, он не станет покупать себе машину, а купит велосипед — это точно.
Отъехав от города подальше, они расположились у лесной опушки. Сначала съели свои бутерброды, а потом стали читать. Петер читал книжку про камни, а Эльвис разбирал по слогам названия цветков. Иногда они показывали друг-другу картинки, и Эльвис заодно узнал, как называются многие камни.
— Подумать только, что у камней тоже есть имена, — сказал он.
— А почему бы и нет? — отозвался Петер.
Конечно. Камни так же важны, как и всё прочее. Эльвис понимает. Хотя прежде он толком не знал, для чего вообще нужны камни, особенно намогильные. Эльвис рассказал Петеру про кладбище. Про намогильные камни, на которых написано: «Юхан». И нигде ни одного «Эльвиса». Даже не знаешь, что думать, когда видишь такое.
— Да, — сказал Петер. — Хотя вовсе не обязательно ставить на могилах камни, — добавил он.
Всё же Эльвису хотелось бы, чтобы на его могиле поставили камень, только совсем маленький, не больше птичьего яйца.
— А, — сказал Петер, — на такой камень и я согласен, а уж больше не надо.
Потом Эльвис немножко побегал: он собирал камни и приносил их Петеру, и тот говорил ему, как они называются. Сам Петер в это время рвал цветы, а названия цветов Эльвис хорошо знал сам.
Но когда Петер стал учить Эльвиса, как определить, к какому роду и семейству принадлежат цветы, Эльвис нахмурился.
— Разве у цветов есть семейства? — недовольно переспросил он.
— Да, конечно. Чего ты? Так ведь легче в них разбираться. Эльвис помрачнел.
— Значит, им тоже ничего нельзя, — сказал он. А потом спросил: — А что, у камней тоже есть семейства?
— В некотором роде есть, — ответил Петер. — Но ты-то чем недоволен? Так гораздо лучше видно, что всё на свете между собой связано.
— А если люди — не из одного семейства, тогда они, значит, чужие? — спросил Эльвис, беспокойно косясь на Петера.
— Нет, совсем не чужие, — ответил Петер. — Ты как-то чересчур серьёзно отнёсся к тому, что я сказал. А ведь это просто удобный способ определять растения.
— Нет, неудобный, — буркнул Эльвис.
— Хорошо. Не будем говорить о семействах. Это не имеет значения, ведь так или иначе на свете всё связано, — рассмеялся Петер.
Но Эльвис угрюмо покачал головой.
— Так как же насчёт цветов? — спросил он.
— Не беспокойся! Цветы не знают, что у них есть семейства, — ответил Петер.
Эльвис повеселел.
— Правда? — сказал он и слегка улыбнулся. — Когда не знаешь, тогда, наверно, это не так уж страшно… — Потом он опять нахмурился. — А ты, говорят, любишь детей? — спросил он Петера.
Тут Петер тоже нахмурился.
— А ты, — спросил он в ответ, — любишь взрослых?
Тут вдруг оба расхохотались: ну и дурацкие же вопросы!..