Эмили

Глава 11

Я всю ночь не сомкнула глаз. Я лежала, дрожа, обхватив массивную тушу Вальтера Скотта, кидаясь мысленно из одной крайности в другую. На рассвете я решила рассуждать логически. У Рори с Мариной был, вероятно, детский роман, и он был раздосадован, когда она вышла за Хэмиша. Но женился-то все-таки на мне.

Утром я встала, умылась и мужественно старалась бороться с похмельем.

Что могло бы доставить Рори наибольшее удовольствие? Я решила убраться в студии.

Рори появился в полдень. Вид у него был ужасный. Он мучился тяжким похмельем, но в руке у него уже был стакан, он уже начинал приходить в себя. Я стояла на лестнице с тряпкой.

— Привет, милый, — сказала я бодро.

— Что ты делаешь?

— Вытираю пыль.

— Какого черта ты не предоставишь это миссис Мэкки? Ты только свалку устроишь.

— Прошу тебя, не будем ссориться. Прости мне все, что я наговорила вчера. Я этого не хотела. Еще одну такую ночь я не переживу.

— Ты всегда можешь уйти.

— Я не хочу уходить. Я люблю тебя.

Лицо его смягчилось.

— Правда? Тогда слезай с этой дурацкой лестницы. — Он протянул ко мне руки и обхватил за лодыжки.

— Я только вытру эту последнюю папку.

— Положи ее на место. — Голос его внезапно стал ледяным. Ошарашенная, я покачнулась на лестнице.

— Положи, тебе говорят.

От испуга я выпустила папку из рук, и она упала на пол. Я спрыгнула с лестницы и, опустившись на колени, хотела ее поднять.

Рори дотянулся до нее одновременно со мной. Его рука клещами сжала мне кисть.

— Ты что, Рори?! Больно же!

— Брось, — зарычал он, но было уже поздно.

Из папки высыпались изумительные рисунки. Обнаженная натурщица с таинственной, призывной улыбкой — с листов на меня смотрела Марина.

Мы оба уставились на рисунки, разбросанные у наших ног. Марина, с ее яркой красотой, казалось, издевалась надо мной.

— Итак? — сказала я.

— Ты сама виновата. Я говорил тебе — не трогай эту папку.

— Отличные рисунки. Очень похоже, — сказала я медленно, стараясь прийти в себя и скрыть дрожь в голосе. — Уверена, они сделаны с натуры.

— Ну еще бы. Прошлым летом мне была нужна обнаженная натура, а на нашем острове мало найдется людей, готовых раздеться. Едва ли можно было ожидать, что Бастер или Хэмиш стали бы часами сидеть нагишом. Во всяком случае, я тебе уже говорил: все, что было до нашей свадьбы, тебя не касается.

— И то, что будет после, тоже, — сказала я с горечью.

Рори допил свой стакан и налил еще.

— Рори, — начала я осторожно, — это очень важно. Ты любишь меня хоть сколько-нибудь?

У него сделался скучающий вид.

— Все зависит оттого, что ты называешь любовью.

Как я могла объяснить ему, что я никогда не видела мужчины красивее его, что у меня язык прилипал к гортани от одного вида его широких плеч, что весь день я умирала от желания.

— Неужели ты не можешь постараться быть со мной поласковее?

— Зачем? — спросил он вполне серьезно.

— Зачем ты тогда на мне женился?

Он посмотрел на меня задумчиво.

— Я сам себе иногда задаю этот вопрос.

Я ахнула. Боже, как он мог жестоко ранить.

— Что же нам делать? — спросила я.

— Делать? Что делать? — взорвался он. — Дай мне возможность работать, мне этого довольно.

— А мне нет! — заорала я, кидаясь к двери.

— Ты куда? — спросил он.

— Вон отсюда.

— Ради Бога, возвращайся в более мирном настроении.

Наша семейная жизнь катилась под откос. Чему немало способствовал дождь, зарядивший на следующий день. Рори проводил все время в работе, а я в уединении, то пытаясь вернуть его любовь, то впадая в тоску.

Наверно, я сама тоже была не сахар, постоянно жалуясь на погоду и на скуку. Сначала я старалась сдерживаться, потом перестала стараться, потом убедилась, что больше не могу. Вульгарная, сварливая, мелочная личность — это была я — Эмили.

Он меня достал и тем, что от меня мало толку в постели. Я выписала из Лондона невероятно сексуальную черную ночную рубашку и книжку о том, как раздеваться перед собственным мужем. Там говорилось, что нужно размахивать лифчиком и одним движением руки спускать трусики.

Однажды вечером я попробовала эти приемы на Рори, но он только приподнял брови и осведомился, не перебрала ли я джина. Неделя шла за неделей, а он до меня и пальцем не дотрагивался. Я была в отчаянии и все время плакала, когда он уходил. Я твердила себе, что, когда у него наберется достаточно материала для выставки, мы снова станем как пара голубков, но мне самой в это плохо верилось.

За это время я ужасно разбаловала Вальтера Скотта. Рори был убежденным сторонником той точки зрения, что с собаками следует обращаться как с собаками и в дом не пускать. Я его пускала, кормила в неурочные часы и ласкала — я нуждалась в союзниках. Постепенно Вальтер завладел домом. Сначала он спал на кухне, потом передвинулся к подножию лестницы, потом на площадку перед нашей спальней. На рассвете он пробирался в комнату и пытался влезть на кровать. Рори, у которого сон был легкий, просыпался и выбрасывал его.

— Вальтер Скотт переживает, потому что он у нас один, — любил повторять он.

— Он находит утешение в нашем обществе, — сказала я.

— Скорее в обжорстве, — заметил Рори.