Исаак Зарубин

Письмо

Красноармейцы шли по сухой осенней проселочной дороге. Ровно стучали сапоги пехоты, гремели повозки артиллерии. Население – старики, старухи, дети – встречали и провожали все новые и новые отряды, направлявшиеся на фронт.

Недалеко от дороги находился детский дом. Двухэтажное здание было обнесено садом. Радиомачта возвышалась над верхушками деревьев. По двору разбегались мягкие от опавших листьев дорожки. В доме жили, учились и работали сорок семь человек – двенадцатилетние и четырнадцатилетние парни.

Воспитанники выходили на дорогу, встречали идущих красноармейцев.

Детдомовский духовой оркестр играл походные марши. В такие минуты воинские оркестры и гармошки умолкали, а маленькие оркестранты, терявшиеся среди больших труб, дули изо всех сил, совершенно счастливые от оказанного им внимания и доверия. В такие минуты особенно вдохновлялся дирижер. Стоя на бугорке, он дирижировал обеими руками, притоптывая ногой в такт музыке. Он понравился красноармейцам, остановившимся отдохнуть.

Воспитанник, одетый в короткую черную курточку, в серой кепке, оттенявшей его свежее чистое детское лицо, в длинных выглаженных брюках, прикрывавших ботинки, деловито спрашивал у бойцов: «Как дела?»

Он жаловался на директора дома, не отпускавшего его на фронт.

Кроме противогаза, который был у всех воспитанников, на его плече висел самодельный бинокль из картона и фотоаппарат, полученный в премию за успешную учебу и общественную работу. Дирижер деловито рассматривал в бинокль бесконечную перспективу дороги, вздыхал и по-взрослому говорил «да-а».

Бойцы ходили по-двое, по-трое, разговаривали с ребятами, шутили.

– Ну как, этого возьмем на фронт?

– Этого? Этот, по-моему, несмелый.

– Чего не смелый, а кто лазил на крышу антенну ставить?

– Ну хорошо, смелый. Возьмем.

– А меня возьмем, – спрашивал маленький хитренький паренек, нарочито подчеркивая слово «возьмем». Зная, что это шутка, что его не возьмут, он указывал на себя и говорил улыбаясь: – Давайте его возьмем.

Боец присел на краю дороги, вынул из походной сумки конверт, бумагу, карандаш и начал писать. Это привлекло внимание дирижера, все время бегавшего и расспрашивавшего красноармейцев. И когда все вопросы – «а что это?», «а вот неправда», «а я это знаю?», – были выяснены, он подошел к пишущему и спросил.

– Вы кому пишете?

– Домой.

– А можно я вас сниму, пошлете домой карточку?

– Сними.

Мальчик вынул из кармана газету, встал на колени и попросил пишущего не шевелиться.

– Готово! Скажите, а по какому адресу, кому послать?

Боец рассмеялся.

– Ну, ладно-ладно – не мешай, видишь пишу.

Раздалась команда: стройся! Дирижер издали махнул рукой, и маленькие оркестранты заиграли походный марш.

– Товарищ красноармеец, – не отставал дирижер, – скажите адрес… А то давайте я все письмо отправлю.

– Отправишь?

– Честное пионерское…

Заиграл воинский оркестр. Ребята замолчали и посерьезнели. По сухой осенней дороге отряд ушел на фронт.

Вечером в детдомовской фотолаборатории воспитанник проявил и отпечатал два снимка. Один он оставил себе на память, другой отправил утром вместе с письмом.

На обороте снимка написал крупными буквами, какими он писал в тетради по косым линейкам: «Моя дорогая Катя! Прости за плохую фотографию, снимался в походе. Помню тебя и твою просьбу – буду смело сражаться и метко стрелять. Целую и целую, твой Петя».

Загрузка...