Михаил Рудерман

Вино и яд

Враг обманывал и хитрил. Ни одна операция не была похожа на другую, и если сегодня бомбардировщики появлялись над расположением социалистической армии эскадрильями в восемьдесят – сто машин, то завтра это была редкая цепочка в пять – десять самолетов. Если сегодня они летели на высоте шести километров, то завтра они стлались по земле, чуть ли не задевая деревья. Если сегодня над окопами появлялись самолеты противника, раскрашенные в ярко-зелёный цвет, то на другой день они были черными, как воронье крыло.

На земле также были предприняты попытки задержать удар социалистической армии. Танковые части противника упорно дрались на самых тяжелых участках фронта. Но все ухищрения отчаяния не спасли врага от разгрома. Силу огня и превосходную скорость машин ослабляло отсутствие взаимодействия и согласованности танковых колонн.

Это сразу понял командир танкового отряда, капитан Новосильцев, увидав, как вражеские танки убегают от подбитого соседа, не стараясь выручить его из беды. Не было в действиях противника спаянности, чувства товарищества. И это решило судьбу сражения.

Уже к полудню танкисты Новосильцева подбили командирский танк противника и еще один танк с большим черным крестом на башне. Часть Новосильцева заняла деревню Н. Танкисты наслаждались коротким отдыхом, готовые каждую секунду дать машинам ход. Новосильцев стоял у захваченных танков.

Из второго танка выглянул улыбающийся помощник Новосильцева – лейтенант Козельский и поманил к себе капитана.

– Новосильцев, – кричал он, – погляди-ка, что здесь такое! Сплошная фантастика! Походная церковь, химическая и фотолаборатория одновременно. Сроду не видел такой машины.

Новосильцев влез в танк, и его глазам открылось странное и непривычное в боевой обстановке зрелище. Рядом с пулеметными лентами в танке лежала вся необходимая для богослужения утварь: большая серебрянная чаша, крест и молитвенник. В углу стоял фотоаппарат. В другом углу Новосильцев увидал два герметически закупоренных баллона в специальных гнездах.

– Да, это церковь, – оказал Новосильцев. – Очень интересная машина. Что-то в этом роде было в двадцатом году под Перекопом. Там тоже мы, захватив танк, иногда обнаруживали в нем походную церковь ин сумасшедшего от страха попа. Но что-то не помнится мне, чтобы тогдашние попы возили с собой вот такие баллоны.

– А вот и сам пастырь, – сказал Козельский, выходя из машины.

У танка, прямо на земле, сидел человек в военной форме, чисто выбритый, с очень худым и нервным лицом. Новосильцев велел отвести пленного в жилое помещение.

Капитан знал, кого он захватил в плен, и знакомство с пленным на допросе подтвердило его догадки. Это был фашистский священник, офицер политико-моральной службы, сотрудник разведки. Эго был универсально образованный человек, говоривший по-русски, как на своем родном языке. Цинично он рассказывал, как обрабатывал своих солдат для «поднятия их политико-морального уровня», как учил их молитвам, гимнастике и действию ОВ. С таким же цинизмом он говорил о военном потенциале в христианском вероучении и о крестовом походе на Восток.

– По-моему, мы сейчас с вами беседуем довольно-таки далеко от Востока, – перебил его Новосильцев. – По-моему, мы находимся много западней того места, где вы предполагали быть.

Священник ничего не ответил.

– Кстати, – опросил его Новосильцев, – скажите, пожалуйста, для какой цели вам понадобились баллоны, обнаруженные в танке?

Священник молчал.

– Быть может, в этих баллонах находится вино, которым вероучители пользуются при причастии? Но для этой цели более пригодны простые деревянные бочонки, так как они гарантируют вино от окиси.

Священник молчал, и по его бегающим глазам капитан понял, что этот человек не расскажет сейчас всего.

Конвойный увел пленного в соседнюю комнату. Новосильцев решил немного отдохнуть, – колонна должна была выступить ночью. Не успел он задремать, как раздался стук в дверь. Дежурный ввел двух взволнованных местных жителей – старого крестьянина и белокурую девушку. По глазам этих людей капитан увидел, что их привело сюда отчаяние. Он предложил им сесть, но крестьяне стояли.

– Что вам надо? – спросил Новосильцев.

– Я пришел предупредить вас об опасности. За местечком находится мое поле. Сегодня днем я пошел посмотреть, что от него осталось. От моего поля не осталось ничего. Они сделали мое поле бесплодным! Я пришел туда и издали почувствовал какой-то горький запах, над моей землей…

В одно мгновение Новосильцев был на ногах.

– Запах! – он втянул в себя воздух. – Жженая резина. Дежурный! – крикнул Новосильцев.

В дверях появился дежурный.

– Немедленно отправить старика на обмывочный пункт! Сжечь его одежду! Дезинфицировать помещение! Ночевать будем у машин.

В несколько секунд все вышли на воздух. Старик, еще не почувствовавший действия газа, не понимал, что с ним хотят делать. Прижав руки к груди, девушка остановившимися глазами следила, как уводят ее отца. Танкисты выносили из дома самые необходимые вещи. На мотоциклах приехали дезинфекторы.

Девушка подошла к Новосильцеву.

– Он будет жив? – опросила она, заглядывая ему в глаза: – Мой отец будет жив?

– Да, я думаю все обойдется благополучно, – успокоил ее Новосильцев. – Возвращайся домой, милая!

Но девушка не уходила. Она подошла вплотную к капитану, на ее лице было выражение ужаса, горя и непонимания того, что происходит.

– Кто это сделал? – глухо сказала она, – Кто отравил наше поле? Кто изуродовал моего отца? Это сделал ты?

– Нет, – сказал Новосильцев – это сделал не я. Мы сами погибли бы на зараженном участке. Твой отец оказал нам неоценимую услугу. Он спас много жизней.

В это время конвойные повели священника.

– Это сделал он, – сказал Новосильцев девушке. – Это он полил ваши поля и сады ядом.

Девушка взглянула на пленного, и лицо ее исказилось.

– Это священник нашей деревни. – с трудом произнесла она. – И ты говоришь, что это сделал он?

– Пройдем со мной к танку, в котором мы захватили негодяя. Ты убедишься. Идем!

Они подошли к черному силуэту танка, и при свете фонаря, зажженного Новосильцевым, девушка увидела внутренность походной церкви. Черный крест заставил ее невольно поднять руку. Ока хотела сделать то, что делала всю жизнь при входе в святое место. В полумраке она видела только этот большой, похожий на древесный сук крест. Но свет фонаря перебежал на другие предметы, находившиеся рядом – обоймы, пулеметные ленты, автоматические револьверы и на два узких баллона.

Новосильцев еще раз осветил баллоны.

– Смотри! Вот что он готовил для вашей деревни! Это было бы последним богослужением для всей его паствы.

Бледное лицо крестьянки стало еще более белым, на этой бескровной, неподвижной маске горели только глаза, полные ненависти и злобы. Глаза, всю жизнь сиявшие светом покорности и всепрощения, сейчас были двумя недобрыми, испепеляющими огнями, взывавшими к мести.

Человек, который всегда говорил о добре и любви к ближнему, человек, которому она верила во всем, которому ее отец, отказывая себе в последнем куске, приносил дары на праздники, этот человек – убийца. В его церкви вино причастия и яд уничтожения…

И впервые за свою жизнь молодая крестьянка, увидав крест и чашу, подняла руку и опустила ее, не перекрестившись.

Загрузка...