Просыпаюсь от яркого солнца, бьющего прямо в глаза.
— Вставай, соня! Тебя ждет пробежка!
— Аля, ты издеваешься…?! — мой стон наверное услышали аж в Москве — Какая еще пробежка?
— И тренировка!
Дотягиваюсь до часов, лежащих на тумбочке — на них семь утра. Со стоном падаю на подушку и прикрываю глаза рукой. Эта белобрысая садистка раздвинула шторы, и вся спальня в ее номере залита солнечным светом.
— Пытки солнцем запрещены женевской конвенцией!
— А пытки щекоткой? — интересуется эта зараза
— Вот только попробуй!
— И что мне будет…?
— Сейчас узнаешь!
Резко вскочив, успеваю схватить ее и уронить на постель. Наша возня естественно заканчивается отличным утренним сексом, а потом и совместным бодрящим душем. После которого о сне уже речи и не идет. Целую провокаторшу в макушку и иду переодеваться в спортивный костюм. По утрам здесь пока прохладно, так что утеплиться не помешает. Попутно стучу в номер Сергея Сергеевича
— Мы на пробежку.
— Нас подождите! — слышу из-за двери.
Пока переодеваюсь, раздается хлопанье соседних дверей. Мстительно усмехаюсь — не только мне Альдона организовала раннюю побудку. Вскоре следует приглашение на выход, и наша живописная группа идет к на выход. В лифте переглядываемся с Алькой — мы оба одеты как под копирку: авиаторы с зеркальными линзами, наушники и Вокмэн, и даже кроссовки у обоих белого цвета. Толстовки на нас — и то одинаковые, купленные в одном и том же магазине в Нью-Йорке. Короче, практически униформа. Спустившись в холл, видим разбитую стеклянную дверь ресторана, и понятливо переглядываемся — хорошо вчера народ здесь погулял!
— Финнам больше не наливать!
Охранники смеются, но тут же затыкаются под строгим взглядом своего командира. У Сергея Сергеевича с утра плохое настроение, интересно почему? Подчиненные донесли, где я ночь провел? Так для папаши Веверса наши отношения с Альдоной уже не секрет. Привыкайте, товарищи офицеры, к нашему аморальному поведению!
Мы выходим на набережную, выстраиваемся живописным клином, и бежим в сторону городского парка. Впереди Сергей Сергеевич в черном спортивном «Адидасе», потом мы с Альдоной, колонну замыкают охранники в темно-синих шерстяных спортивных костюмах. Было бы чуть жарче, они бы в них уже запарились, но увы — ничего приличнее сейчас в Союзе нет. А может, им просто такие выдают с вещевого склада. Набережная в этот ранний час пустынна, только поливальные машины делают свое мокрое дело, да уборщики собирают на газонах мусор, разбросанный отдыхающими. Чугунные урны стоят на каждом шагу, но народ все равно умудряется бросать фантики и обертки себе под ноги. И это еще не настала эра пластиковых бутылок и жестяных банок! А вот стеклотару здесь очень быстро подбирают местные алкаши и сдают в пункты приема, отдыхающие такими пустяками не заморачиваются, а для тех — это хороший приработок.
С удивлением замечаю, как народ делает утреннюю зарядку на набережной группой человек в тридцать. Под руководством физкультурника и баяниста бодрые курортники в вытянутых трениках синхронно приседают и машут руками. Невольно вспоминаются кадры фильма «Из жизни отдыхающих» с зарядкой, которую вел Ролан Быков — очень похоже! И дело там, кстати, тоже происходит в Ялте, только осенью. Ну… вообще-то такая любовь народа к физкультуре заслуживает всяческого уважения. Утреннюю зарядку даже по радио передают, правда голос у диктора такой противный, что его придушить хочется на пару с безумным аккомпаниатором, который лупит по клавишам своего "рояля" с нездоровым энтузиазмом. Такое ощущение, что эту запись вообще не меняли годов с пятидесятых. Крындец полный! Неужели нельзя что-то посовременнее придумать?
Сделав большой круг, порастягивавшись и побоксировав с тенью возвращаемся в отель. Народа на набережной прибавилось, и нам вслед поворачивают головы, но думаю, нас просто принимают за иностранных туристов — вряд ли весть о вчерашнем скандале уже разнеслась по городу. Хотя… может, я и заблуждаюсь. А в холле нас поджидает дежурный администратор. Рядом с ней на столике стоит букет роз, огромная хрустальная ваза с черешней и мельхиоровое ведерко с шампанским, погруженным в лед. На лице дамы виноватое выражение:
— Виктор, Альдона! Администрация гостиницы проносит вам свои извинения в связи с вчерашними э-э-э… событиями в ресторане. Примите дары нашего солнечного Крыма в качестве извинений за испорченный отдых!
— Спасибо, конечно, но… — вот так и просится на язык: но шампанское по утрам пьют только…
— Спасибо. И накройте нам, пожалуйста, завтрак. Через пятнадцать минут мы спустимся в ресторан.
Мою попытку произнести благодарственную речь жестко пресекает Сергей Сергеевич. Дары своим подчиненным он велит забрать, а администраторшу напоследок удостаивает еще одного строгого взгляда. В лифте я вдруг вспоминаю:
— А Говорухин-то как?
— Нормально ваш Говорухин, скоро увидитесь.
---
Говорухин и правда поджидает нас на улице рядом с машинами. Здороваемся. Интересуюсь у него, как он вчера выбрался из ресторана? Усмехается в усы: «Нормально, без потерь. Зато теперь представляю, как опасно с тобой по ресторанам ходить!». Да нет, Станислав Сергеевич, пока еще до конца не представляешь. Вчера это цветочки были — ни поножовщины тебе, ни ранений, подумаешь небольшая драка. …Ладно, пора ехать. Два охранника усаживаются в одну Волгу, мы с Альдоной, Говорухиным и Сергеем Сергеевичем — в другую. Наш сегодняшний водитель в возрасте, и за всю дорогу до места съемок ни слова не произносит, кроме вежливого «Доброе утро!». Но явно прислушивается к разговорам, и время от времени я ловлю его любопытный взгляд в зеркале заднего вида. Через несколько минут мы выруливаем на Южнобережное шоссе и берем курс на восток. Машина с охранниками идет лидером, мы следуем у них в хвосте. Раннее утро — трасса пока пустая и машины мчатся на вполне приличной скорости. Путь держим в одну из бухт в районе поселка Новый Свет, именно там сейчас и проходят съемки. Мы с Альдоной снова любуемся потрясающими видами Южного Крыма, открывающимися из окна Волги, а Говорухин меж тем рассказывает нам очень интересные вещи.
Оказывается, это Владимир Высоцкий познакомил его с Алексеем Штурминым, который возглавляет Центральную школу каратэ на базе Дворца тяжёлой атлетики «Труд». А уже тот порекомендовал ему старшего тренера школы Тадеуша Касьянова в качестве постановщика трюков и актера на роль боцмана Матвеича. А потом они с ним и Борисом Дуровым уже начали подбирать в группу актеров и каскадеров с навыками восточных единоборств.
Николая Еременко младшего они даже не рассматривали на роль стармеха Сергея. Тот сам пришел к ним и предложил свою кандидатуру, продемонстрировав отличную спортивную форму, а самое главное — владение приемами каратэ. Роль эту он естественно получил. Как и его близкий друг Талгат Нигматулин, чья восточная внешность предопределила для него роль Салеха. Так с миру по нитке и набрали две команды — советского сухогруза «Нежин» и пиратского судна «Mercury». В роли первого снялся сухогруз «Фатеж», в роли второго — теплоход «Адмирал Лунин», оба из Азовского морского пароходства. Вот именно они и стоят сейчас на рейде рядом с Новым Светом. Команда актеров подобралась интересная, многонациональная — кого там только нет. Николай Еременко из Белоруссии, Талгат Нигматулин из Киргизии, Майя Эглите из Латвии, Рейно Арен из Эстонии, а еще узбеки, армяне, казахи, даже осетин есть, а с моей легкой руки теперь и кореец Цой. Работают все с удовольствием и самоотдачей, коллектив получился дружным.
На мой вопрос, какая роль уготована Альдоне, Станислав Сергеевич поясняет, что изначально по сценарию в команде сухогруза «Нежин» было три женских персонажа: повар, буфетчица и библиотекарь. Потом как-то само собой получилось, что Наталья Хорохорина совместила роли поварихи и буфетчицы. Так что женщин теперь на судне всего две вместо трех. Но понятно, что из Альдоны буфетчица, как из Касьянова балерина, с такой внешностью ей нужно играть что-то другое. Говорухин по телефону уже предварительно обсудил с режиссером роль помощницы врача сухогруза или же сотрудницы Внешторга, сопровождающей ценный груз. Учитывая отличное знание английского нашей красавицей, второе даже предпочтительнее. Но окончательное решение пока ими не принято, Дуров сначала хочет увидеть живьем девушку, и отснять с ней пробы. Альдона, сидящая у окна, тихо шепчет мне на ухо:
— Вить, а ты уверен, что мне вообще нужно сниматься в этом фильме?
— Скажи, я часто ошибаюсь? — так же тихо спрашиваю я её — Поверь, эти «Пираты» станут одним из самых известных советских фильмов, и сняться в нем даже в проходной роли — большая удача. Внуки будут потом тобой гордиться и хвалиться перед друзьями.
Алька фыркает, но замолкает, рассматривая в окно машины море и пейзажи Большой Ялты.
— …Слушай, я уже и забыла какая здесь красотища! Никакой Сан-Ремо с нашим Крымом не сравнится!
— Это даже иностранцы давно признали. Знаешь, как они Ялту называют?
— Как?
— Красная Ницца. А хочешь, мы съездим на какой-нибудь красивый дворец посмотреть?
— Ливадийский или Воронцовский в Алупке? Мы с отцом там были, но я бы и еще раз их посмотрела.
Теперь уже фыркаю я. Милая, при наших-то нынешних возможностях…!
— Нет, туда мы всегда успеем попасть. Пусть лучше Сергей Сергеевич договорится, чтобы нам «Дюльбер» или Массандровский дворец показали. Первый находится на территории цэковского санатория «Красное знамя» в Мисхоре, второй на территории госдачи № 4 в Массандровском парке. И обе территории закрытые, как ты понимаешь.
— Красивые?
— Очень! В Массандре для Александра III построили настоящий французский замок, прямо как в долине Луары.
— Уже хочу увидеть!
Я и сам бы не отказался освежить память, но к ним сейчас и, правда, простому туристу не подобраться — "скромные" партийцы все подгребли под себя, обнесли высокими заборами и выставили охрану. А ведь когда-то сам Сталин отказался жить в Массандровском дворце, посчитав его слишком роскошным для себя. Но это для отца народов было нескромно и неприлично, а для наших нынешних партайгеноссе все нормально — захапали народное достояние и сидят за заборами, единолично наслаждаясь красотой… Кажется, пора мне поговорить с Романовым, а лучше с Пельше еще и на эту щекотливую тему. Количество элитных санаториев, пансионатов, находящихся на балансе Управления делами ЦК КПСС перешло уже все разумные пределы. Надеюсь, хоть на строительство дорогостоящей дачи в Форосе теперь тратить народные деньги не придется. И если уж совсем по уму, то небольшую часть заведений для партийной элиты вполне можно передать тому же «Интуристу». Конечно, после введения в строй гостиничного комплекса «Ялта» проблема размещения иностранных туристов в Крыму снята. Но надолго ли? Приток иностранцев на Южное побережье Крыма будет только увеличиваться, и вопрос о строительстве отелей класса люкс рано или поздно снова встанет перед властями. Так почему бы заранее не озаботится этим вопросом и не выселить, например партийцев из царских и великокняжеских дворцов, превратив их в исторические отели? Ведь при нормальной постановке дела и правильной рекламе валюту за проживание там можно будет лопатой грести. Интуристы бы в очередь выстроились, чтобы пожить в княжеских апартаментах, а заодно и парки вокруг этих дворцов открылись бы, наконец, для простых людей.
Пока я предаюсь мечтам о повторной экспроприации крымских дворцов из цепких партийных лап, и строю планы по превращению их в источник получения твердой валюты, наш кортеж уже давно оставил за спиной и Гурзуф, и «Артек», и Алушту. Считай, половину пути уже пролетели и не заметили как. Но потом вдруг трасса превращается в такой серпантин, что прежнюю скорость приходится резко сбросить. Этот участок считается одним из самых сложных — крутые подъемы, спуски, повороты… Трасса то уходит в горы, то спускается в долины. Дорога петляет так, что иногда начинаешь вообще путаться в какой же стороне сейчас море, а пейзажи хоть и впечатляющие, но по большей части совсем не морские. К морю же мы спускаемся только в Солнечногорском и следующую часть пути едем по его территории вдоль пляжей.
Мелькают разномастные дома частного сектора, узкие улочки между ними, спускающиеся к самому морю, какие-то одноэтажные магазины, невзрачные кафе с облупившейся краской на стенах и вздыбившимся асфальтом перед входом — короче, вид у приморских поселков еще тот… Я, конечно, понимаю, что в стране напряженка со стройматериалами, но такое ощущение, что местным жителям абсолютно все равно, как выглядят их собственные дома. Жуткие пристройки и надстройки, сараи из старых гнилых досок, заколоченные фанерой террасы и балконы с треснувшими грязными стеклами — во всем видно стремление хозяев извлечь максимальную выгоду буквально из каждого сантиметра жилплощади. Причем, при минимальных затратах. И что там творится с электропроводкой и противопожарной безопасностью можно только догадываться. При этом мало кто вообще заботится о внешнем виде своих домов, видимо серьезного наказания со стороны властей за подобные нарушения нет. Просто «шанхай» какой-то… а местами даже и бразильские фавелы напоминает. Я давно отвык от такого зрелища и это по-настоящему меня шокирует. Хотя понятно, что и на этот ужасный самострой безо всяких удобств всегда найдется куча желающих — наши непритязательные отдыхающие буквально на все готовы ради близости к теплому морю, и самоуважение — не их конек. Но на фоне дворцов, госдач и спецсанаториев такой частный сектор выглядит чудовищно, и никакое море это компенсировать не может. У меня даже настроение слегка испортилось, и я отворачиваюсь от окна.
А Говорухин меж тем заводит разговор о нашем с ним сценарии. Видимо за ночь он многое обдумал из того, что мы вчера с ним обсуждали, и теперь снова предлагает свежие идеи. Альдона и Сергей Сергеевич присоединяются к разговору — Говорухину очень интересно послушать и других очевидцев недавних лондонских событий. За разговорами время летит незаметно, морские пейзажи опять сменяются горными, а ровное шоссе переходит в серпантин. Потом мы снова большой отрезок пути едем вдоль моря. Но после поселка Морское дорога окончательно покидает побережье и оставшуюся часть пути мы любуемся первозданной красотой невысоких крымских гор. Все это конечно приятно глазу, но на втором часу пути как-то начинает приедаться и утомлять. Сидел бы один на заднем сиденье, можно было бы и вздремнуть, но в такой компании как-то неудобно. Говорухин заметив мое упавшее настроение предлагает:
— Обратно в Ялту можно будет по морю вернуться, если Сергей Сергеевич не против. Хотите — на обычном рейсовом теплоходе, хотите на Комете — так быстрее будет. С 15 мая они уже начали курсировать между Судаком и Ялтой.
— Я не против!
Все вопросительно смотрят на полковника, и тому ничего не остается, как согласно кивнуть. Проделывать два раза в день путь от Ялты до Судака на машине — это сумасшествие. А учитывая, что в семь здесь уже темно, и вся эта весьма непростая трасса практически не освещается — сумасшествие вдвойне. Лучше уж морем. За окном кустарники на склонах сменяются ровными рядами виноградников, судя по всему, мы приближаемся к Новому Свету. Появление частного сектора подтверждает мои догадки, и вскоре мы видим на обочине указатель «Судак». Причем, судя по этому указателю, Судак пока еще даже не город, сейчас это просто большой курортный поселок. Проезжаем по узким улочкам мимо частных домов и проходных каких-то пансионатов, пока не заруливаем в ворота одного из них. Уф-ф, кажется, добрались!
На территории профсоюзной здравницы царят спокойствие и утренняя тишина, только из больших приоткрытых окон столовой, расположенной на первом этаже, доносится гул голосов и звон посуды — отдыхающие завтракают. Охранники остаются возле машины, а мы заходим в главный корпус санатория. По словам Говорухина нам нужно в местный актовый зал, где у съемочной группы обычно проходят собрания перед выездом на натуру и репетиции. Коридор, ведущий к залу, пустынен, но памятуя о вчерашних событиях, мы с Альдоной не спешим снимать наши очки-«авиаторы». Узнают — опять цирк начнется. Подходим к дверям зала — а они закрыты. Съемочная группа тоже пока на завтраке. Говорухин идет за ключами, мы остаемся его ждать. Оглядываюсь и вижу чуть дальше двери туалета.
— Пойду смою дорожную пыль — я киваю на туалет, снимаю очки и отдаю их Альдоне. Сергей Сергеевич дергается вслед за мной, но под моим укоризненным взглядом вздыхает и остается на месте.
Туалет оказывается не сразу за дверью — необходимо пройти еще по одному коридорчку, откуда можно войти в дамскую комнату и мужскую. Захожу внутрь, пусто. Включаю воду в раковине, начинаю, фыркая умываться. Слышу стук дверцы кабинки. Оглядываюсь.
Передо мной стоит жилистый блондин лет двадцати пяти. Выше меня. В адидасовских спортивных штанах и черной футболке. Видны перевитые жгутами мышц предплечья. Перевожу взгляд на кулаки украшенные мозолями, и мгновенно приходит узнавание. Это же тот самый каратист, с которым я дрался во время побоища возле студии! Победил тогда, но с трудом и не совсем, чтобы честно. Проще говоря, врезал ему кулаком ниже пояса.
— А ты неплохо набрал вес… мальчик! — блондин нагло ухмыляется, разглядывая меня. Тоже узнал! Этот «мальчик» звучит из его уст с издевкой, он явно провоцирует меня.
Я встряхиваю ладони, смахивая капли воды. Сжимаю кулаки. Так же нагло скалюсь в ответ.
— Чего тебе, старче? В прошлый раз не хватило?
— Нарываешься! — каратист наклоняет шею влево, вправо. Хрустят позвонки — Ну что красавчик, теперь только ты и я, да?
Голос блондина явно выражает, как пишут в протоколах следователи, личные неприязненные отношения. Проще говоря, он звенит от ненависти.
— Все никак не можешь забыть ту драку? — я делаю шаг назад, быстро оглядываю помещение. Туалет весьма большой, аж два помещения. С умывальниками и кабинками. И все также пусто. Позвать Сергей Сергеевича? Не докричусь через коридор и две двери.
— Тебе хоть заплатили потом твои тридцать серебренников? — я решаю потянуть время, но дерзить не прекращаю — Кто платил-то? Вряд ли сама Пугачева. Кто-то из ее людей, правда?
Лицо каратиста искажает гневная гримаса. Кажется, я его по-настоящему достал.
— Качаешься? — каратист выдвигает вперед правую ногу, разворачивает стопы. Понятно, принимает боевую стойку — Зря, на скорость влияет.
— Повезло тебе тогда, очень уж хотел закончить эффектно. Думал показать всем, что ноги сильнее рук!
Думал он! Были бы мозги вообще не полез в эту мутную историю. Я делаю еще один шаг назад, двигаясь к двери. Бесполезно. Блондин эффектно, в стиле Ван Дама, ставит ногу на ручку двери.
— Пройдёшь через меня, выйдешь.
Да что за детский сад! Кино еще не начали снимать, а у меня тут финальная сцена из Пути дракона. Драка Брюса Ли с Чаком Норрисом. Не итальянский Колизей и мрамора нет, но блестящего кафеля хватает.
Каратист опускает ногу обратно, вновь встает в стойку.
— Да как скажешь!
И я не раздумывая, пробиваю ему лоу-кик в бедро. Прямо так, как Альдона учила. Получилось хорошо, резко и сильно. Видимо потому, что ждал то он от меня удара с рук, за ними и следил.
Зашипев от боли, блондин отскакивает.
— А ты я смотрю, не только боксом занимался?!
— Сейчас узнаешь.
Я осторожно, так все-таки не был уверен в своих навыках постановки блоков от ударов ног, подшагнул к нему. Быстрый прямой удар с правой ноги — мае гери — я с трудом, но отразил. Предплечье заныло. Второго удара, с разворота — уширо гери — я не увидел. Просто почувствовал, как что то со страшной силой врезалось мне в живот. Я отлетел назад, врезался в кабинку, сломал дверь и упал на пол. Под рукой хрустнул унитаз. Рука предательски заныла.
А парень то реально хорош, подумал я, пытаясь вдохнуть воздух. Даже по меркам будущего. Мог бы где- нибудь на боях без правил выступать, деньги бы зарабатывал. Резко вскакиваю, подныриваю под еще один размашистый удар, который ломает перегородку. Кувырок, еще один. Режу ладони об осколки плитки. Или фаянса? Похоже, мы успели своротить еще и раковину.
Ладно, пора и честь знать. А то сломает мне что-нибудь. Удар в живот явно даром не прошёл, хотя боль и можно было перетерпеть, но попадание на больничную койку мне совсем не нужно.
С такими мыслями, я вскакиваю и делаю ставку на ближний бой. Бокс наше все. Шагаю влево, вправо, качаю маятник. Голова наглухо прикрыта руками, а мой пресс ему не пробить.
Внезапно приблизившись, я воспользовался тем, что попытавшись достать меня прямым в голову, он чуть провалился вперёд. Подтолкнув его снизу в локоть, с силой пробил по очереди с обоих рук в печень.
Охнув, он отступает от меня. Решив что надо добить сделал шаг в его сторону и опять нарвался на удар ногой, на этот раз в голову. Проведен он был хитро. Нога шла сначала в голень, а потом быстрым движением развернулась и пришлась лицо. Почти пришлась. В самый последний момент я успел поставить блок. Рука, та самая, которую я ударил об унитаз, взорвалась болью.
Я вижу, что блондин уже просто осатанел и бьется как берсек. Каратист меня хочет покалечить! Пора кончать этот цирк. Хочешь победить сильного противника? Удиви его.
Изобразив удар ногой снизу, от которого он закрылся в какой то хитрой стойке, я подпрыгнул и обрушился на него сверху вниз. Всем весом. Вложил в удар всю свою силу и злость, выплёскивая весь страх и ярость. Удар попал точно в переносицу. Под кулаком хрустнуло, брызнула кровь. Каратист упал как подкошенный.
Пошатываясь и морщась, открываю кран и подставляю ноющую руку под ледяную воду, боль немного утихает, и мне остается только надеяться, что там простой ушиб и никаких трещин. Я переступаю через ноги поверженного врага и выхожу из туалета. Вываливаюсь в коридор, устало прислоняюсь к стене и тихо сползаю по ней, усаживаясь прямо на пол. Такое ощущение, что с последним ударом из меня все силы ушли. Пошел откат. Вижу ошарашенные лица Альдоны, Сергея Сергеевича и еще целой группы товарищей, стоящих у дверей в актовый зал.
— Врача. Быстро!
Алька срывается на бег, а добежав, падает передо мной на колени и с тревогой начинает ощупывать меня
— Да, не мне врача. Там в туалете…
Машу устало рукой, и теперь уже Сергей Сергеевич бросается к двери и застывает в коридорчике на пороге мужского туалета, оторопело рассматривая учиненный нами погром
— Ё…. … … … … Ни на секунду тебя Селезнев нельзя оставить одного!! Ё…. … … … …
Красиво матерятся наши чекисты…! Хотя я Сергей Сергеевича я отлично понимаю. Расхлебывать все это безобразие теперь придется ему. Еще и втык получит за ненадлежащую охрану. А я получу втык от Веверса — к бабке не ходи.
Вслед за безопасником в туалет заскакивают и все остальные, а через минуту выносят оттуда моего врага. Кто-то приподнимает ему голову, пытаясь остановить кровь, кто-то пытается привести его в чувство. Наконец, тот глухо стонет и открывает глаза. Крепкий кряжистый мужик с черными усами, по которым я безошибочно опознаю Тадеуша Касьянова, зло выдыхает и поворачивается в мою сторону.
— Парень, ты с ума сошел!? Что за разгром вы тут устроили?? Ты ему еще и нос сломал, а это подсудное дело!
Я встаю и равнодушно пожимаю плечами:
— Можно подумать, что это я на него напал! Он первый начал
— Первый, второй… — в толпу вокруг нас протискивается хмурый Говорухин. Рядом с ним стоит круглолицый, усатый мужик в пиджаке. Ага, режиссер Борис Дуров.
— Теперь начнется — вздыхает режиссер — Милиция, протоколы…
— Съемки на неделю встанут — кивает Говорухин — А у нас график!
— Что же вы, Тадеуш Рафаилович — Дуров поворачивается к Касьянову — За своими учениками не смотрите?
— А на его подопечного, похоже, и так уже в Москве давно заведено уголовное дело за нанесение побоев с использованием приемов каратэ — Сергей Сергеевич подходит к блондину, который уже пришел в себя и наморщив лоб, рассматривает его. Узнает.
— Ну что, каратист, допрыгался? Побои, злостное хулиганство, да еще и вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Пятирик народные судьи тебе накинут? Как думаешь? Вот ничему тебя, дурака, жизнь не учит?! После прошлой драки восемь потерпевших на тебя показания дали, а ты все никак не успокоишься и ищешь новые приключения!
— Это правда? — Касьянов хмуро сдвигает брови и переводит взгляд на блондина. Тот молчит, как партизан, только глаза отводит.
— Товарищ Касьянов, нужно лучше следить за своими буйными учениками. Он с 26-го февраля в розыске и бегах, а вы, оказывается, до сих пор не в курсе — Наш Сергей Сергеевич продолжает нагнетать обстановку.
И правильно. За своих учеников отвечает учитель. Касьянов поднимается в полный рост, грозно нависая над своим подопечным:
— Так вот почему ты уехал из Москвы, Костя? Никакой болезни отца не было? — «Костя» отворачивается и продолжает молчать. — И что прикажешь с тобой теперь делать?
— А что вы можете сделать? — наш Сергей Сергеевич суров как само советское правосудие. — Не было бы уголовного дела, еще можно было бы отдать его вам на поруки, чтобы вы сами его всем коллективом выпороли, а сейчас придется вызывать наряд милиции. Потом под конвоем его доставят в столицу — прямиком в следственный изолятор.
— Ну, дурак… Допрыгался?!
Касьянов зло сплевывает, парни из съемочной группы, обступившие каратиста, хмурятся. Сергей Сергеевич разворачивается и громко, официальным голосом спрашивает меня, так чтобы все услышали:
— Виктор, кто из вас драку начал?
— Ну, не я же! Это проигравшей в феврале стороне реванша захотелось.
В съемочной группе поднимается ропот:
— Ему подраться захотелось, а нас теперь из этого санатория попрут…
— Интересно, за чей счет ремонт будет?
— Понятно за чей! Придется нашему директору картины раскошелиться.
— Ага, еще и в Москву потом нажалуются на Мосфильм…
Сергей Сергеевич и тут не ударил в грязь лицом — проявил великодушие:
— Ладно, проблемы с администрацией санатория я беру на себя, убытки мы им возместим, хотя по совести нужно бы их с виновного взыскать. Но что теперь с арестованного взять… Вы за ним присмотрите минутку, а я сейчас ребят своих пришлю и наряд милиции вызову.
— Альдона, — строгий взгляд в нашу сторону — а ты гляди в оба за Виктором!
Девушка шутливо заламывает мне руку за спину. Больную! Я морщусь, но терплю. Если сейчас вякну — опять начнется. Врачи, больницы…
Сергей Сергеевич удаляется под взглядами притихшей группы, прихватив с собой Дурова и испуганную даму в белом халате, которая все это время, молча, простояла у окна, прижав руки к груди и с ужасом наблюдая за происходящим.
Слышу в ухе злой шепот Альдоны:
— Эс-Эс тебя скоро сам прибьет! Вить, ты понимаешь, что даже в туалет тебя одного отпустить нельзя?
— Алечка, ну кто же знал, что здесь буйные каратисты на каждом шагу?!
Подруга фыркает, потом вздыхает и, толкая меня мимо касьяновского ученика, бросает на него кровожадный взгляд:
— Нет, ну почему тебе всегда везет, а?! Вить, ну почему он не на меня нарвался?
— Солнце мое, не нужно завидовать чужому счастью. Скоро Касьянов выдаст тебе десяток мужиков, и ты будешь метелить их, как твоей душеньке угодно.
— Это же совсем не то… Хочется ведь по-настоящему.
Наш разговор прерывают подошедшие к нам Говорухин и Касьянов:
— Простите, Виктор, что так получилось! Приносим вам от лица группы свои извинения.
— Вы-то при чем? Не вы же это …парнокопытное отправляли нашу студию громить. Я-то хоть за себя постоять могу, а вот те мальчишки-фанаты, которых он избил…. Хорошо, что наша охрана вовремя вмешалась. А теперь представьте на минуту, что среди наших фанатов есть молодежь, чьи родители работают в ЦК и Совмине — да, у нас и такие поклонники. Вы понимаете, что если бы он покалечил кого-то из них, вашу школу каратэ прикрыли бы на следующий день? И не только вашу школу, но и все каратэ по всей стране заодно.
Касьянов в расстройстве качает головой.
— Понимаю. Но страшно даже представить, что из-за одного дурака столько усилий может пойти прахом. Мы ведь стараемся отбирать в наши секции самых порядочных ребят, но не уследишь же за всеми. Я, конечно, видел, что Костя у нас — парень с гонором, но надеялся, что с возрастом это пройдет.
— Да, там не только дурость и гонор. Ваш парень еще и с гнильцой. Не знаю, чем закончится следствие, но у меня есть подозрение, что вашему ученику хорошо заплатили, чтобы он наших фанатов покалечил. Так что ваш Костя — наемник!
— Даже так…?
«Боцман» тяжело вздыхает. Потом переводит взгляд на Альдону.
— А мы ведь знакомы с вами, правда? Вы Альдона — дочь генерала Веверса?
— Да, отец нас как-то знакомил.
— Имант хороший боец — Касьянов уважительно щурится — слышал, и у вас отличная школа?
Альдона скромно пожимает плечами, а я не могу удержаться, чтобы не вставить свои пять копеек:
— Вашему ученику очень повезло, что он нарвался на меня, а не на нее. Думаю, для него все сейчас было бы гораздо плачевнее. А так — отделался лишь сломанным носом и синяками.
Говорухин открывает дверь и пропускает нас в зал. Типичный такой советский актовый зал с рядами кресел, обтянутых потертым красным дерматином, с небольшой сценой и экраном во всю заднюю стену. Кинотеатр, концертный зал и место для партийных собраний в одном флаконе. Над сценой, как и положено, висит лозунг: «Решения ХХV съезда в жизнь!» Хоть я и атеист, у меня прямо рука тянется перекреститься: Да, упаси нас, господи, от этих решений! Но новые веяния из столицы доходят до провинции с большим опозданием, и новых лозунгов пока здесь что-то не видно. Зато через распахнутые двери хорошо видно, как охранники подхватили под руки побитого каратиста и куда-то его повели. Очень надеюсь, что больше мы с ним никогда не увидимся…
Плюхаемся с Альдоной на первый ряд, подальше от двери, смотрим, как в зал постепенно заходят члены съемочной группы. Узнаю далеко не всех, я бы даже сказал очень и очень немногих, но кое-кого не опознать просто невозможно. Вот «капитан» Петр Вельяминов беседует с молодым Мартиросяном, уже не помню, как звали его героя, но кажется, этот бравый парень доживет до победного конца. А это заходят в зал единственные девушки из всего актерского экипажа сухогруза «Нежина» — пухленькая хохотушка Наталья Хорохорина и сдержанная Майя Эглите — Алькина землячка из Риги.
— Я потом вас со всеми здесь познакомлю, а сначала нам придется порешать кое-какие организационные вопросы — Говорухин встревожен происходящим и не скрывает этого.
— Волнуетесь, чем закончится разговор с руководством санатория?
— Волнуюсь. Как-то не хочется искать новое место для проживания съемочной группы. Из Ялты и Гурзуфа сюда далеко ездить, а ближе ничего приличнее этого санатория не нашлось. К тому же нам удалось договориться здесь о двухразовом питании — утром и вечером, а это вообще большая удача.
— А… как же разные дома творчества в Коктебеле, например, писательский — почему вас там не приютили?
— В Писдоме? Там и без нас желающих выше крыши. Знаете анекдот на эту тему? Нет? Слушайте: «В любом Писдоме отдыхают три категории: суписи, дописи и мудописи».
— ?!!!
— СУПруги ПИСателей, ДОчери ПИСателей и МУжья ДОчерей ПИСателей.
Я начинаю ржать в полный голос. Отбитый живот отзывается болью. Сдержанная Альдона тоже не может удержаться — смеется, отвернувшись. Нет, я точно такого не слышал, ни сейчас, ни в "прошлой" своей жизни. Но как же точно в нем все подмечено — именно такой публикой там все и забито! Говорухин хулигански усмехается в усы, довольный, что его анекдот мне понравился. Отсмеявшись, спешу его успокоить:
— Да, вы не переживайте так, Станислав Сергеевич! Полковник сейчас все уладит, и никуда вам переезжать не придется. А если директор будет ерепениться — так мы и в Москву позвоним.
— Иманту Яновичу?
— Ему самому. Или сразу Романову. Телефон его приемной у меня есть.
Я достаю из внутреннего кармана свою ксиву-"вездеход" с указанием должности. Говорухин смотрит на меня со смесью уважения и удивления. Понты? Они самые. Конечно, никто не будет звонить в приемную Романову и жаловаться на драку, в которой разбит унитаз. Но Говорухин — человек властный. А мне еще с ним работать и работать.
— Ну, дай-то бог, чтобы все обошлось!
Кажется, я его немного успокоил, и он вздохнув, отходит поздороваться к кому-то из съемочной группы. И тут на горизонте появляется еще одно знакомое лицо, которое скромно заходит в зал и бочком, бочком пробирается на задние ряды. Ну, уж нет! Я вскакиваю, машу рукой и кричу на все помещение:
— Виктор, привет! Иди к нам!
Бедный Цой краснеет, как маков цвет и неуверенно машет мне в ответ. Но поскольку все оборачиваются на него, деваться ему уже некуда, и он, вздохнув, идет к нам.
— Алечка, хочу тебя познакомить с очень талантливым певцом из Питера — мой тезка Виктор Цой! Вить, а это моя подруга Альдона.
— Приве-ет! — Подруга удивленно окидывает взглядом скромно одетого парня видимо, не понимая, почему я так ему обрадовался.
— Привет, Вить! Здравствуйте, Альдона!
— Привет! Рад тебя видеть!
Мы радостно жмем друг другу руки, и я заставляю Цоя сесть рядом с девушкой. Тот снова смущается и, немного помолчав, как-то робко ее спрашивает:
— А вы ведь Альдона Веверс, верно? Красные Звезды?
— Ну, да. А почему ты со мной вдруг на «вы»? Друзья Виктора — мои друзья.
— Хорошо, давайте на «ты», если… ты не против.
Я благодарно подмигиваю Альке — нет, ну, что за умница! Вот знает же, когда нужно свою Снежную Королеву включить, а когда выключить. Цой смотрит на нее, как …ну, не знаю — как если бы рядом с ним сидела сама Агнета из ABBA. Нет, правда, нельзя же так пялиться на мою женщину. Хотя к Цою конечно ее ревновать смешно. Пока смешно. Кратко поясняю, что мы с ним познакомились зимой на квартирнике у наших ребят.
— Ну, давай, рассказывай, как твои дела! Нравится здесь на съемках?
— Конечно, нравится! Я с такими интересными людьми тут познакомился! — В глазах Цоя появляется фанатичный блеск
— С Толгатом Нигматулиным, наверное?
— И с ним, и с Тадеушем Касьяновым, а еще с ребятами каскадерами. Скоро ведь начинают снимать сцены с захватом «Нежина», и сейчас все усиленно репетируют боевые сцены.
— А ты кого играешь?
— Пирата, конечно!
Понятно, мог бы даже и не спрашивать. Судя по его восторгу, с командой пиратского судна ему намного интереснее, чем изображать какого-то безликого робкого "островитянина".
— А у тебя как дела? Видел два ваших концерта по телеку — один из Англии, другой на 1 Мая — класс! Так здорово! Когда уже ваш диск выйдет?
— Советский на днях, а в Америке англоязычный в следующем месяце. Оставишь адрес — переправлю тебе с кем-нибудь в Питер.
— А англоязычный можно?!!
— Да, не вопрос!
Альдона незаметно закатывает глаза. Нет, ну, а что такого?! Ей же и самой наши англоязычные песни нравятся гораздо больше, только в Союзе нам их петь пока не особенно разрешают. И если бы ей в 16 лет песню известный певец посвятил, она бы, наверное, сама до потолка от радости прыгала. Хотя… с Алькой это еще большой вопрос — прыгала бы или нет.
— Вить, а ты тоже сниматься в «Пиратах» будешь? В какой команде?
— Нет, я уже сегодня отвоевался.
— Так это правда — …про Костю?
— Правда… У нас с этим парнем были давние счеты, еще с Москвы. А в фильме Альдона будет сниматься. Может даже и тебе с ней драться придется.
— Мне?!
Моя белобрысая зараза ехидно улыбается и клацает зубами перед носом Цоя, от чего тот дергается в сторону и задевает рукой подлокотник. Окружающие смеются. Альдона же продолжает стращать
— Бои-ишься меня?
— Нет, …просто с женщиной как-то неудобно что ли драться.
— А вот зря ты ее не боишься, она очень опасная соперница.
— Ну, не опаснее же Талгата? Нигматулин ведь чемпион Узбекистана по каратэ, у него черный пояс!
Цой это произносит с придыханием.
— Точно черный пояс? — я в сомнении качаю головой. Ну откуда в СССР могут появиться признанные мастера? Кто их может наградить черным поясом? Кажется, единственный, кто "законно" получил свой черный пояс был Танюшкин, который в 76-м году сдал экзамен Люку Холландеру.
— Точно!
О, легок на помине… Пока мы общаемся с Цоем, в зал заходит Талгат Нигматулин в компании Еременко-младшего. Еременко сразу же видит нас, но подходить не спешит, мало того — еще останавливает и Талгата, направившегося было в нашу сторону. Хватает его за рукав рубашки и усаживает во втором ряду поближе к двери. Тут же вокруг них собирается группа парней. Еременко начинает что-то рассказывать, жестикулирует — в общем «звезда советского кино» в центре внимания. А вот Нигматулин в отличие от своего яркого друга держится очень скромно. Цой явно разрывается между нами и коллегами.
— Пойдемте, я вас познакомлю с ребятами!
— Не стоит. Видишь — люди заняты важным разговором. Захотят познакомиться — сами подойдут. Но ты иди, если хочешь, может там что-то действительно важное обсуждают.
Цой кивает и оставляет нас одних.
— Где ты это чудо корейское нашел?
— На квартирнике у Завадского познакомился. Классный, правда?
— Насчет его таланта пока не знаю, но он необычный. — Алька задумчиво смотрит ему вслед — Только очень уж скромный, трудно ему здесь, наверное, одному приходится. Остальные-то все давно знакомы…
Она права. На фоне ярких и раскованных актеров Цой выглядит неуверенно. Мало того, что он скромно себя ведет, так еще и одет плоховато. Еременко, Нигматулин, Мартиросян — все в американских джинсах с лейблами, в модных приталенных рубашках-батниках, подчеркивающих их спортивные фигуры. Цой же весь какой-то угловатый, в невзрачных, потертых брюках и подвыгоревшей футболке. Что-то я, наверное, не до конца продумал, когда его сюда засылал, как бы у парня лишние комплексы не появились после общения с этой «звездной» актерской братией… Ладно, я накосячил, мне и исправлять — одежку мы ему подходящую найдем. А сейчас пора подправить ему самооценку.
— А знаешь, что? Мы с тобой люди не гордые — пойдем-ка поднимем его авторитет в съемочной группе!
— Да, легко…
Альдона поднимается с кресла и невозмутимо, плавной модельной походкой, направляется в сторону шумной компании. Я следую за ней, глотая слюни. Покачивающиеся бедра девушки, затянутые в белоснежные джинсы, просто завораживают. Парни тут же затихают и с интересом смотрят на наше приближение. Альдона подхватывает Цоя под руку и с ленцой произносит:
— Вить, познако-омишь нас со свои-ими коллега-ами?
Ее голос с легким прибалтийским акцентом и небольшой хрипотцой производит магическое воздействие на мужской коллектив. Первым вскакивает Талгат, за ним и остальные, буквально пожирая Альку восхищенными взглядами. Гордый порученной ему миссией и немного волнуясь, Цой представляет нас:
— Виктор Селезнев и Альдона Веверс из Красных Звезд — мы дружелюбно улыбаемся и киваем — А это съемочная группа «Пиратов».
Дальше он по очереди представляет нам всю компанию по именам и фамилиям, скромно умалчивая о нашем с ним давнем знакомстве. И в этом весь Цой. Другой бы не постеснялся назвать нас своими друзьями, чтобы покрасоваться перед группой, а этот всего стесняется. Придется брать все в свои руки.
— Вы уже успели оценить игру Виктора на гитаре? — в ответ недоуменные переглядывания — Ну, вы даете, ребята! Гитара-то хоть у вас найдется?
— Найдется. А он что — правда, хороший гитарист?
— Отличный! Уж лучше меня — это точно — я поворачиваюсь к Цою — А ты что, даже не сыграл им «Ждем перемен»?
— Да, …случая как-то пока не было, я же только третий день здесь. И потом — Цой мнется — Я слышал, что… ну у тебя из-за нее проблемы были. Слова то там непростые.
Теперь все с интересом смотрят на меня.
— Все обошлось — я легкомысленно машу рукой — А твоя скромность тебя когда-нибудь погубит! Ладно, устроим ночные посиделки, там ты всех и порадуешь.
— У нас вообще-то сухой закон на время съемок… Но для самой красивой девушки страны с радостью сделаем исключение. Альдона, вы же скрасите наши серые грустные вечера?
И кто это у нас такой шустрый? Еременко, конечно! Уже стоит рядом с Алькой и, не стесняясь, клеит ее. А еще женатый человек! Ну, ничего, сейчас мы быстро спустим тебя с небес на землю. Только я открываю рот, чтобы поинтересоваться, где его жена с детьми, как Алька выдает, опережая меня:
— Никола-ай, а вы здесь каска-адер?
— Я?!! — в его голосе столько возмущения, что мне прямо хочется расцеловать ее. — Вообще-то я исполнитель главной роли!
— Да-а?! А вы где-то раньше играли?
Хороший прикол! Спросить у первого парня советского кинематографа, где он играл. Народ за спиной Еременко тихо прыскает в кулаки, Нигматулин с трудом прячет тонкую восточную улыбку, Альдона невозмутимо ждет ответа.
— Слушайте, мне даже странно как-то… Вы что — совсем не смотрите телевизор?
— Совсем. Я оче-ень занято-ой человек. То гастроли в Нью-Йорке и Лондоне, то фестиваль в Сан-Ремо…
Я ставлю девушке еще один плюсик. Вот так «звезд» спускают с небес на землю. Это здесь они известные актеры. А на Западе о них слыхом не слышали. И не услышать в будущем.
— Ну… «Красное-черное» вы ведь смотрели? — мы с Альдоной театрально переглядываемся и дружно разводим руками — А «31 июня»? Его на этот Новый Год показывали?
— Это где песни Зацепина звуча-ат? Фильм не видела, а песни слышала, конечно. Но это же не вы их пели?
Народ начинает хохотать. Жора Мартиросян с ехидным сочувствием хлопает Еременко по плечу:
— Коль, не расстраивайся, но их группу показывают по телеку гораздо чаще тебя!
— А в последнее время и вообще чуть ли не через день! — подключается к троллингу лысый качок Гена — До популярности «Красных Звезд» тебе пока еще далеко.
Еременко фыркает, но дальнейший разговор прерывает появление начальства. Судя по довольному виду Дурова и Говорухина, инцидент полностью исчерпан.
— Товарищи, прошу сесть. У меня есть для вас ряд объявлений. Во-первых, к нашему дружному коллективу присоединились новые люди. Вижу, вы уже успели познакомиться, но для тех, кто не успел, представляю: Виктор Селезнев и Альдона Веверс — мы встаем и раскланиваемся — Альдона будет сниматься в нашем фильме, Виктор здесь по приглашению Станислава Сергеевича.
По залу пробегает шумок, Дуров «не замечая» его, продолжает:
— Полчаса назад у нас произошел очень неприятный э-э… инцидент. Один из наших каскадеров устроил безобразную драку, напав на Виктора. Как вы понимаете, такое никто терпеть не будет, Константин уволен из съемочной группы и передан в органы милиции. Выяснилось, что он давно в розыске, и дальше с ним разбираться будут уже в Москве. Теперь о сегодняшнем графике съемок…
Дальше выясняется, что сегодня будут сниматься только общие виды: сухогруз «Нежин», на фоне бескрайнего синего моря, дрейфующий пиратский «Mercury», красивые скалы. Операторская группа готовится к выезду, у остальных — репетиции. Завтра начинается съемка нападения пиратов и боевых сцен на палубе «Нежина». Так что сухогруз мы сегодня не увидим, нас ждет лишь спортивный зал. После собрания коллектив разделяется: кто-то уезжает на съемки, кто-то сегодня отдыхает и собирается пойти в город, часть актеров и каскадеров отправляются на тренировку. Мы с Сергеем Сергеевичем и с охранниками выступаем в роли зрителей. Пока все переодеваются, я успеваю переговорить с полковником:
— Злитесь на меня?
Сергей Сергеевич долго молчит, потом отвечает вопросом на вопрос:
— А это поможет? Вот объясни мне: как ты умудряешься постоянно влипать в неприятные истории?
Я тяжело вздыхаю. Как, как?! Карма у меня такая — собрать все шишки в лесу. Мне иногда и самому становится жутковато — невольно возникает шальная мысль в голове, что я словно катализатор притягиваю к себе неуравновешенных людей и провоцирую их на всякие правонарушения. Может, они инстинктивно чувствуют во мне что-то чуждое и инородное этой реальности, может, поэтому бросаются на меня, стараясь уничтожить? Или это сама реальность пытается вытолкнуть из себя «инородное» тело? Количество моих приключений и, правда переходит все разумные пределы — этот мир будто задался целью стереть меня, и раз за разом, чуть ли не каждый день, проверяет на прочность. Дом под охраной, студия под охраной, сам я шагу без охраны ступить не могу — но разных психов это не останавливает. За мной охотятся, меня ненавидят, мне постоянно кидают вызов. И как я должен на все это реагировать? Сдаться?! Не дождутся! Всего этого я естественно не произношу вслух, а то Сергей Сергеевич может и усомнится в моей психической вменяемости. Такие странные рассуждения явно попахивают манией преследования и манией величия одновременно. Поэтому я вздыхаю еще раз и виновато говорю:
— Обещаю впредь слушаться беспрекословно и больше не доставлять вам неприятностей.
— Знаешь, теперь мне начинает казаться, что даже это нас не спасет. Ты прямо как природный магнит для неприятностей. Это наверное какая-то обратная сторона твоего таланта и популярности. Ну, подумай сам — пролететь больше тысячи километров, и встретить этого чертова каратиста в туалете какого-то заштатного профсоюзного санатория! Прямо мистика какая-то…
Ох, полковник… знал бы ты, как я с тобой солидарен! Но вообще-то мне приятно, что Сергей Сергеевич больше не винит меня во всех грехах. Только вот фатализм, промелькнувший в его словах, заставляет поежиться:
— Мистика. Согласен… Так вы не злитесь на меня?
— Толку-то злиться… Не это, так что-нибудь другое. С тобой как в футбол на минном поле играть — рванет точно, вопрос только — когда.
— Может, не волновать зря Иманта Яновича?
— Это ты мне сейчас предлагаешь должностное преступление совершить — скрыть от начальства факт своего служебного несоответствия?
— Да, какое это преступление? Зато мы каратиста поймали. И потом — этот псих первый же на меня напал!
— А он сейчас в себя немного придет и во всем обвинит тебя.
— Тогда у меня будет очередное задержание преступника! Еще одну медаль повесят.
Я выпячиваю вперед грудь. Сергей Сергеевич грустно улыбается.
— Вот за это нас с тобой генерал и выпорет.
— За медаль? Ладно, куда не кинь, всюду клин
— И не говори.
Чего ж делать то? Не хотелось бы Сергея Сергеевича потерять. Он хоть и зануда, но мы уже как-то притерлись друг к другу. А вот так пришлют нам нового Кузнецова, и повесишься от него. Надо будет с Альдоной вечером посоветоваться. И в Москву позвонить, узнать как там дела дома и на студии.
---
Следующий фурор Альдоны производит в спортивном зале санатория. Тут идут тренировки и репетиции «батальных» сцен. Девушка заявляется в традиционном для тхэквондо кимоно — тобоке. Эта не распашная куртка с глубоким запахом, как у каратистов и дзюдоистов, а цельнокроеная. Белая ткань потоньше, рукава подлиннее — до запястий, V-образный ворот отделан темной вышивкой. Тобок повязан черным поясом. Все мужчины в зале тут же делают «стойку». Вокруг девушки собираются и «советские» и «пираты». Разглядывают. Кто-то из парней даже восхищенно присвистнул. Черный пояс есть только у Талгата. У Еременко — обычный, белый.
Не обращая внимания на изрядно прифигевший народ, Альдона протискивается сквозь толпу и садится на скамейку рядом со мной. Ловит взгляд и тут же фыркает:
— Что?! Ну, нет у меня другой формы! В чем занимаюсь дома, то и взяла с собой.
— Да, мне все нравится, честно! Очень…э… экзотично!
Окружающие дружно кивают.
Приходит Говорухин, усаживается неподалеку от нас в компании какого-то взрослого мужика. В зале постепенно становится шумно. Несколько человек одеты в самодельные спортивные кимоно в виде тренировочных брюк и борцовских курток, кто-то вроде Цоя заявился и вовсе в футболке — единой формы у съемочной группы нет. «Советские» весело перекидываются шутками с «пиратами». Жора Мартиросян предлагает «своим» на завтрашней съемке «Нежин» пиратам не отдавать, а всех их «перебить», невзирая на сценарий Говорухина, и захватить пиратский «Mercury» в качестве военного трофея. «Наши» с шутливым энтузиазмом подхватывают его идею и предлагают Говорухину переписать свой сценарий, пока еще не поздно:
— Я вам перепишу, писатели! — мэтр, шутя, грозит энтузиастам кулаком
В ответ раздаются:
— Наши не сдаются!
— Враг не пройдет
Наконец, Касьянов строит всех и начинает разминку. Затем распределяет по парам и показывает удары руками, стойки. После демонстрации, уводит Альдону в сторону и начинает о чем-то расспрашивать. Разговаривают долго, после чего девушка начинает уже ему показывать какие-то приемы.
Тем временем в зале появляется всклокоченный Дуров. Видно, что режиссер уже с утра успел набегаться и с усталостью плюхается возле нас с Говорухиным.
— Сам не хочешь сняться в эпизоде? — Дуров кивает в сторону «советских» — Можно и пиратом, если не боишься.
— Я? Боюсь? — хмыкаю в ответ — Вы, Борис Валентинович, возьмите у Станислава Сергеевича сценарий нового фильма. Отель Савой. Почитайте о наших приключениях в Лондоне
— Да, слышал — вздыхает режиссер — Просто ужас какой-то творится в капиталистических странах. Терроризм, захват заложников…
И в не капиталистических тоже. Просто советская цензура не разрешает сообщать о взрывах в метро, захватах самолетов… Может и правильно делает — зачем обучать будущих террористов и подстегивать их фантазию?
— Борис Валентинович, сниматься я не хочу — осторожно вкидываю идею — Но вот музыку к фильму написал бы.
— Музыку? — удивляется Дуров — Но у нас уже есть композитор. Евгений Геворгян.
Режиссер переглядывается с Говорухиным.
— А что, есть какие-то… наработки?
— Есть. Очень тревожная, пронзительная мелодия, которая отлично ляжет в фильм.
Я себе в уме прокручиваю музыку из знаменитой серии с Томом Крузом «Миссия невыполнима». Пора, пора мне двигаться в сторону Союза Композиторов СССР. И музыка к фильму, особенно такая крутая как в Миссии — стала бы отличной первой ступенькой. Да и визитной карточкой фильма, кстати, тоже. С такой музыкой плюс Альдоной можно и на мировой прокат замахнуться.
— Давайте вот как поступим. Я вернусь в Москву и созвонюсь с Геворгяном. Если ему понравятся мои… наработки, то мы могли бы посотрудничать.
— Что ж… — Говорухин достает из кармана трубку, но не решается закурить ее в спортивном зале — Я не против, а ты, Боря?
— Тоже за.
— Есть и еще одна мысль.
— Да ты просто кладезь идей — хмыкает Дуров
— Вы уже придумали, что делать со стартовыми титрами?
— Обсуждали — кивает Говорухин — Белые буквы на красном фоне, потом сразу полицейская сирена. Погрузка опия. Проплыв «Нежина» и новые титры.
— Почему бы не сделать другое начало — я тыкаю пальцем в сторону Альдоны, которая показывает какие-то сложные, замысловатые «каты» из тхэквондо. Тренировка в зале остановилась и вся пялятся на девушку.
— Что если дать «бой с тенью» Альдоны? В таком как бы смазанном виде что ли, один контур, без лица. И на ее фоне — титры.
— А что? Любопытная идея — Говорухин задумчиво кусает мундштук трубки — Тут можно поиграть с цветами. Красный на черном, потом черная фигура на красном фоне… Надо пораскинуть мозгами.
— Ты не думал поступать во ВГИК? На режиссуру — Дуров с интересом меня рассматривает — Ты просто кинематографический талант.
Ага, талант плюс айфон. Или точнее просто айфон. До которого мне теперь предстоит добраться и выцыганить у Веверса на предмет нот Миссия невыполнима.
— В школу милиции Щелоков меня уже приглашал — я улыбаюсь Альдоне, машу рукой — Во ВГИК еще нет.
Мужчины тоже улыбаются, потом встают и отходят в угол. Что-то обсуждают. Ко мне на освободившееся место подсаживается Сергей Сергеевич.
— Да… Воспитал Имант дочку — полковник внимательно смотрит на спарринг, который устроила Альдона с Талгатом. И похоже девушка побеждает. Бойцы лишь имитируют удары, но моя подруга быстрее, гибче и… оригинальнее. От некоторых ее махов ногами ветер проносится по всему залу. От выкриков «кийя» и «кихап» дрожат стены.
— Сергей Сергеевич, пока у Альдоны репетиции и съемки, нам бы в Ялту вернуться на пару дней.
— Это зачем еще? — хмурится полковник
— Хочу немного приодеть Виктора — я киваю в сторону Цоя — Купить ему фирменные джинсы, рубашки, кроссовки… А то стыдно смотреть. Размер я уже узнал.
— Это да — кряхтит безопасник — К фарцовщикам пойдешь?
— Ну, почему к фарцовщикам … — я слегка теряюсь, но быстро нахожусь — Ведь в Ялте есть комиссионные магазины
— Я-то не против, но нужно получить сначала согласие начальства. Пойду, позвоню.