Еретик. Войны мёртвых (СИ)

Глава 5. Пророчество

Теперь я знал больше, гораздо больше, чем рассчитывал. Сама суть этого наглого юнца впиталась в мое тело, вместе с его проклятым искусством. Но важнее всего — знания. Лица, звуки, запахи витали в моей голове, включая осколки чужой памяти в мозаику старого разбитого сознания. Ничего о моем прошлом, но не суть. Пусть зверь внутри ведет меня к цели. И он шепчет мне о силе. Мне нужна сила. И я знаю, где ее взять.

Жалких крох памяти, подаренных новым рабом, не достаточно. Но есть одна зацепка. Она прошла мимо меня, усталая, измученная собственным бытием. Огневолосая. Вещунья. Я исполнил твое желание, Новый Барон утонул в крови, и теперь ты расскажешь мне о Старом. Ангус никогда не прислушивался к твоим словам, но Зеин, похоже, не одаривал своей опекой первого встречного… Нет, одного все же принял… Опять игры волшебников, Старейшин, подозрительность, паранойя, блеск острого серебра за каждым углом. Неужели весь молодняк настолько труслив?

Я спустился на нужный этаж и пошел за ней, опираясь на память крови. Весь замок казался удивительно знакомым, каждый ковер и фонарь отливал ноткой теплоты, жаром ярких воспоминаний хмельного экстаза… Нет, это все Лунная Пыль, будь она неладна!

Здесь уже не бродили гости, лишь слуги шуршали, словно тени. Им было все равно, каким ветром очередного гостя занесло в опочивальни «милых дам», это их не касалось. Кусок мертвечины, защита от бандитов, и при случае, одеяния с бледного плеча господ — смысл жизни загнанных зверей, привыкших к уюту собственных клеток.

Узорчатые ковры, устилавшие залы, сменились на простую серую дорожку, многочисленные картины, доспехи, оружие, шкуры чудовищ, исчезли, оставив весь блеск и надуманную роскошь там, где еще царит веселье. Лишь тусклые газовые фонарики тихо шипели на стенах, разгоняя гробовую тишину. Все же этот мирок гораздо интересней, чем мне казалось. Может, даже в Механистах есть какой-либо толк. Жаль кругозор Ангуса был весьма узок. Определенно, за этим странным благополучием кроется нечто более занятное, чем алхимические дурманы и прелести наших сестер.

Стало заметно теплее. Из-за двери бил пар, слышался звонкий девичий смех. Значит, я на месте.

Баня. Молоденькие девушки и парни натирали друг друга мылом, проводя свой собственный «праздник», отдельно от опостылевших хозяев, словно не услышав грохот, еще недавно содрогавший весь замок. Завидев меня, они замерли, словно статуи, и натянуто улыбнулись.

— Добрых ночей, господин! — прощебетали три девушки, плескавшиеся в широкой металлической бадье. — Устали от шумной толпы? Присоединяйтесь, здесь всем хватит места!

Слишком рано, красавицы. Слишком много забот сейчас забивают мою голову. И на что вы мне сдались?

— Может, тогда останетесь с нами? — Видимо, молчание длилось достаточно долго, чтобы свора смазливых мальчишек решила перехватить инициативу у своих подруг.

Нет, ноги вели меня дальше, сквозь ряды разгоряченных обнаженных тел. Неужели все настолько боятся этой малютки, что выводят для нее даже отдельную парную?

— Старый Барон придет, матушка… Он придет… — бормотала вампиресса, обхватив колени тонкими руками.

— Конечно, Эльза, обязательно придет, — утешала ее Кларисса. Сколько лет она провела в этой башне, бесцельно прозябая долгие века в пропитанных страстью стенах. Но все изменилось, когда Зеин привел к ней эту девочку. Ее дар, удивительный для вампиров — клеймо, позор и вечное страдание. Архимаг лично просил ее, самую старшую из сородичей в его замке, взять пророчицу под свое крыло.

— Нет, матушка, ты не видишь! Никто не видит, а я вижу! — Матушка. Так звала ее Эльза. Она была единственным существом, не равнодушным к судьбе молодой вампирессы. Матушка. Все тепло немертвой души выливалось в этом слове. И похоже, девочка действительно верила, что у нее есть мать, пусть так не похожая на нее.

— Эльза, Эльза, успокойся, все хорошо. Этот наглый Баронишка больше не обидит тебя.

— Да, не обидит! Он никого не обидит! Он больше не Барон! — истерически смеялась вещунья.

— О Боги, о чем ты, милая? — удивилась Кларисса, едва не дернув девушку за мокрую прядь.

— Ты не слышишь, матушка? Земля кипит, она зовет нового повелителя! Он идет сюда, ты не слышишь?!

— Тише, милая, тише… Пусть все будет так, как есть. Пожалуйста, отдохни немного.

— Да, ты не видишь, матушка… И не слышишь… Не страшно. Он придет, ты сама скоро увидишь. Радуйся, избавление грядет, мы все уснем… Наконец уснем… Навсегда…

Дверь тихо отворилась. Словно тень Гость вошел туда, куда бы не осмелился пробраться ни один посвященный. Кровь запеклась на его рваных одеждах, а в глазах сияла сила. Он шел, как победитель к заслуженному трофею.

— Вот он! — вздохнула Эльза, обернувшись к нему. — Это он, матушка! Он пришел!!!

— Что?..

Тьма заполонила комнату, пропитала ее, смешалась с паром, проникла в каждый угол парной. Кларисса застыла в ней, вмерзла в эту липкую тень. Все звуки ушли, словно их прогнали поганой метлой. Исчезла парная, исчезла Эльза — растворились в жуткой мгле.

— Ты ведь знаешь меня, вещунья?

Она смотрела мне в глаза. Ни капли страха, она понимала, кто стоит перед ней, оградив нас обоих от остального мира.

— Ты здесь… Спаситель… — улыбаясь сказала она. Повторяла это снова и снова, и по щекам текли слезы. Кровавые слезы. Ее взор затуманила багровая пелена, но она понимала. Гораздо больше, чем все вокруг.

Она выпрыгнула из бадьи навстречу мне. Обняла своими теплыми, нежными руками, словно друга… нет, возлюбленного. Возлюбленного… Боги, почему все это кажется мне знакомым? Кровь Ангуса? Нет, этот щенок не знает, что такое любовь! Тогда откуда? Откуда всплывают эти проклятые мысли? Кому нужны эти чертовы воспоминания?

— Спаситель… — шептала Эльза, впиваясь губами в мою грязную шею. — Спаситель, Проклятый, Неверный… Я твоя… Все — твое…

— Подожди…

— Некогда ждать! Ты пришел, значит, они тоже! Ты ведь справишься с ними, да?! Ты очистишь землю от боли и смерти?!

— Стой, вещунья… Я ослабел… Скажи мне, что…

— Не важно, мой хозяин! Ложись в ванну, ко мне, ты заслужил отдых.

— Нет, мне… нельзя… Иначе я… усну.

— Спи, мой любимый, спи. Я буду петь тебе колыбельную, как делала моя матушка. Хочешь послушать?

Силы окончательно покинули Гостя, и вся тьма, расплескавшаяся по комнате, ушла, укрыв его затухающий разум.

Клариссе казалось, что прошло лишь мгновение, но удивление все же отразилось на ее лице. Эльза по-прежнему лежала в своей ванне, а на ее руках тихо спал израненный незнакомец. Она пела ему песенку, ту, что слышал каждый ребенок.

Крики боли и ликования отражались от высоких колонн. Храм Камешу ждал изречений своего Бога, и жрецы его пробуждали древние фетиши от бесконечного сна.

— Славься, великий Камешу! Славься, Повелитель пыли! Славься, Владыка костей!

Архиепископ сверкал серебром и золотом в свете ритуальной жаровни. Подолы черной мантии плясали над мраморным полом, вторя узору, выбитому в старом камне.

— Славься, Камешу! Отдаем мы Тебе души свои, отдаем Тебе все, что имеем сейчас! Повелитель пыли, сохрани вечное! Владыка костей, сохрани неделимое!

Младшие жрецы стояли на коленях, склонив головы и жезлы свои пред сущим лицом своего божества. Высокий крест, сложенный из костей и праха стоял здесь с давних пор, глядя на своих поклонников мириадами пустых глазниц. Неупокоенные души питали его своей болью, затмевая тусклый свет окон храма. Прихожане склонились пред святым идолом, не рискуя поднять взгляд от пола. Призраки бледными тучами носились по залу, все еще пытаясь выбраться из своего вечного заточения в обители Темных Богов. Лишь Архиепископ стоял пред лицом Камешу, гордо выпрямив спину и подсыпая кости преступников и прах еретиков в жертвенное пламя.

— Славься, Лунный Бог! — Никто не видел его лица, спрятанного за тьмой рабских душ, но в сердце своем он ликовал. — Мы здесь, пред ликом Твоим, на суде пред Тобой! Объяви нам нашу Судьбу! Яви наказание Свое или блага Свои! Воздай нам по делам нашим, ибо все мы — слуги Твои! Явись к нам в лике Своем! Явись! Явись!!!

Яростный крик сотен душ оглушил прихожан. Крест взревел, словно демон, заговорил на тысячу голосов, пока архиепископ не ударил своим скипетром по жаровне. Громкий гул пронесся по храму, и гомон идола стих.

— Приветствую тебя, Камешу, — начал священник, обращаясь к сияющему серебром лику своего Бога. — Возносим мы хвалу Тебе, ибо наши мольбы дошли до Тебя. Братья, сестры — встаньте же с колен и обратите взор свой на Господа нашего! Внимайте речам его, и откроется вам замысел сущего!

Жрецы и прихожане робко взглянули на крест, и восхищение захлестнуло их небьющиеся сердца. Каждому казалось, что Бог смотрел именно на него, и лишь Архиепископ знал, чьей силой частица Божественного загнана в старый идол, и чьей воле она теперь служит.

— Молю тебя, Боже, реки Свое Слово!

Повеяло холодом, словно крест тяжко вздохнул, готовясь произнести речь пред собравшимися.

— Долгое время прошло, — начал идол хором тысячи голосов, — но скоро все прервется. Долгое время скрывались неверные в пустынях и прахе веков. Теперь же они среди нас.

Толпа на мгновение зароптала, но тут же затихла под строгим взглядом жрецов.

— Они явят себя в ближние дни, и слова их будут о старой вере. О тех вещах, что отжили свое, и не желают уходить. Выйдет средь них предатель, рожденный во Тьме, но отдавший себя в руки Света. Он придет из верхов, хоть проснулся в черной земле, и поведет свое воинство к славным боям, и не будет немертвым покоя во всех городах и селениях. Тишина придет в мир, и каждый обретет, что заслуживает. Вот Слово Мое, дети тлена, несите его чрез моря и дороги. Да свершится то, что начертано Свыше.

Архиепископ стоял пред крестом, не в силах вымолвить ни слова. Он должен был отправить силу обратно во тьму, но Владыка костей не ждал чужой воли. Кости вновь запели свою адскую песню, и вязкая мгла заполнила храм.

Никто не ожидал такого ответа от Бога. Не раз изрекал Он предсказания, и счастливые, и мрачные, порой слишком жестокие, и никогда не лгал. Но сейчас никто не желал ему верить.

Сотни глаз смотрели на верховного жреца. Толпа ждала ответа. Что он мог им сказать? Что Повелитель праха разгневался? Что надо замаливать перед Ним свои грехи? Или предложить Ему больше жертв?

Страх едва заметно скользнул по его лицу, и прихожане взвыли, как звери.

Души в стенах вторили душам во плоти. Все ждали ответа, суда, утешения — чего угодно, лишь бы сбросить с себя груз неизвестности. Гнилые пальцы тянулись через заслон служителей. Они жаждали цели, жаждали смысла. Что ж, они их получат.