Святой Елены остров (Saint Helena Island), вулканич. о-в в юж. части Атлантич. ок. Колония Великобритании. 122 км². Нас. 5 т. ч. (1972). Выс. До 818 м. Гл. г. и порт — Джемстаун. В 1821 здесь умер в ссылке Наполеон I
Этот остров, непривлекательный вид которого так часто описывали, круто поднимается из океана наподобие большого черного замка.
На земном шаре немало удивительных мест. И среди них встречаются такие, само название которых будит воображение. Остров Святой Елены... Тут прошли последние годы жизни императора Наполеона. Интерес к этой исторической личности не угас и в наши дни: изобразительное искусство, литература, театр, кино и сегодня воссоздают образ Бонапарта. Поэтому заманчиво увидеть островок, где суждено было окончательно разрушиться его честолюбивым замыслам.
Так я размышлял, когда наше судно подходило к острову Святой Елены. Никто из находящихся на борту не бывал здесь ранее: заходы советских судов на Святую Елену — великая редкость. Из справочников, обнаруженных в судовой библиотеке, удалось извлечь лишь самые общие сведения об острове. Жители его — выходцы из Англии, африканских и азиатских стран. Основное занятие святоеленцев — земледелие и животноводство, а кроме того, обслуживание и снабжение заходящих на остров судов. Главная сельскохозяйственная культура — лен, завезенный сюда из Новой Зеландии. Выращиваются также овощи и фрукты. Климат весьма благоприятен для жизни человека, морские ветры смягчают тропическую жару, и температура воздуха в течение года колеблется от 15 градусов тепла зимой до 32 градусов летом. Остров — одно из последних колониальных владений бывшей «владычицы морей» — Великобритании.
Наш любознательный доктор сумел познакомиться с лоцией и получил ценные сведения: среди населения острова преобладают представительницы прекрасного пола. Кроме того, он раздобыл у единственного на судне профессора географии книгу Чарлза Дарвина «Путешествие на корабле «Бигль» ». Ведь великий естествоиспытатель в свое время побывал на острове Святой Елены.
Пассажирский помощник тоже не сидел сложа руки: он взял у старпома и выставил на обзор редкостную крупномасштабную карту острова, изданную Британским адмиралтейством еще в 1922 году. Мы тут же принялись за ее изучение.
Святая Елена лежит в южной части Атлантического океана, между 15 и 16 градусами южной широты и 3 и 6 Градусами западной долготы. В длину остров протянулся на девятнадцать километров, в ширину — на одиннадцать. В центральной части есть высоты более 800 метров. Вершина острова — это один из краев кратера древнего вулкана, другой же уничтожен волнами океана.
Очень интриговали географические названия. В центре карты острова была надпись: гора Удовольствий, но рядом, как предостережение, — пик Дьявола. Многочисленные узкие долины, круто спадающие к морю, носили названия: Рыбаков, Юная, Лимонная, Старых женщин, Часовни и т. д. Затем на карте были помечены: Яблочный коттедж, Дом плантатора, Мертвое дерево, Дерево жены Лота, Дерево Томпсона и даже Ослиные уши. Ближе к побережью находились батареи: Симпсона, Пауэлла, Внезапная и т. д., но в скобках стояло: «руины». История острова явно не была бедна событиями.
Обозначено было и несколько церквей: церковь Святого Матфея, Святого Джемса и Святого Джонса (две последних — в Джемстауне). В черте города указывались: офицерский квартал, замок, обсерватория, лестничный холм и у самого моря — ворота.
Остров Святой Елены. Джемстаун
Примерно в семи километрах от Джемстауна, в центральной части острова, был показан населенный пункт Лонгвуд, где четким шрифтом было выведено: «Дом, в котором Наполеон I умер», а в двух километрах от Лонгвуда, совсем недалеко от церкви Святого Матфея, стояла другая надпись: «Могила Наполеона».
Пока мы изучали карту, судно все ближе подходило к острову. Мы увидели, вернее, угадали Святую Елену еще издали по шапке тяжелых кучевых облаков. Потом выступил, сначала еле заметно, ее мрачный гористый контур. Постепенно остров стал увеличиваться в размерах, и в крутых обрывах берега уже можно было различить разноцветные пласты вулканических пород. Мы обогнули край острова на почтительном расстоянии, опасаясь рифов, а затем пошли прямо к берегу. Я спустился в каюту перезарядить пленку, а когда снова вышел на палубу, судно уже бросало якорь в бухте Джемс, в полумиле от берега, как раз напротив столицы острова — Джемстауна.
Как гигантские декорации, предстали перед глазами высокие сумрачные обрывы. Узкая, словно игрушечная, долина рассекала скальные уступы. У выхода ее к морю на берегу виднелись маленькие домики. Над строениями возвышался шпиль церкви. На вершинах крутых утесов по бортам долины лепились остатки каких-то укреплений, их стены сливались в одну плоскость со скалой, обрывающейся в море.
Когда отгремела якорная цепь, навалилась тишина; нигде вокруг не было видно ни души. У причала, вдоль небольшой бережной, покачивались на легкой зыби маленькие заякоренные суденышки. Временами моросил дождь. Лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь просветы массивных облаков, давали впечатление фантастического потолка над безмолвным, словно заколдованным, островом. Не верилось, что все происходит на самом деле.
Наконец от берега отчалил легкий катер. В нем находилось восемь мужчин — портовая администрация. Управлял катером африканец. Он улыбался и, подводя катер к борту, что-то выкрикивал. Остальные держались строго, деловито. Поднявшись по веревочному трапу на борт, они вежливо здоровались. Некоторые из прибывших были очень смуглые, бронзоволицые. Их всех повели наверх, к капитану.
Опустился теплый тропический вечер. Мы стояли на палубе и считали мигающие огоньки береговых маяков — зеленые, белые, красные, всего их было 13. Временами во тьме, окутавшей остров, медленно соскальзывали к берегу близко поставленные сверкающие «глаза» — это по горной дороге спускались в город автомашины. Одна пара огней выкатилась на набережную. Погасла. Потом снова вспыхнула, лучи скользнули по водной глади залива и спрятались в темноте. Очевидно, кто-то приезжал посмотреть на нас.
Не прошло и получаса, как к нам на борт поднялись островитяне, а по судну уже прошел слух, что на Святой Елене туго с продуктами.
И как подтверждение этому рассказывали:
— Просили 4 тысячи яиц, нам предложили 120. Курам на смех!
— Луку обещали собрать по всему острову всего-навсего 30 килограммов. Даже на окрошку не хватит!
Доктор разузнал расписание работы местных магазинов: с 7 до 8, с 9 до 13 и с 14 до 17.30.
Пока шло обсуждение этих сведений, любители рыбной ловли не теряли драгоценного времени. Через борт в море забрасывались самые разнообразные снасти. Этот ночной лов умопомрачительным. Рыба, привлекаемая корабельными прожекторами, прямо-таки лезла на крючок. Скоро в плавательном бассейне метались десятки небольших тупорылых рыбешек. Биолог Анджей сказал, что это бонито — одна из более распространенных тут промысловых рыб. Особенно отличился гидролог Василий Евграфович — овил красно-золотистую красавицу с длинными плавниками, настоящую золотую рыбку. Анджей был в восторге, заявив, что этот редкий вид карася мог бы украсить любую коллекцию.
Глаза Василия Евграфовича сияли, а рот сам собой расплывался в улыбке. Но не только золотая рыбка бы тому причиной. Сутки назад в полночь по судовому времени на его имя пришла радиограмма с сообщением, что у него родилась двойня: мальчик и девочка. И все окружающее Вася воспринимал теперь исключительно в розовом свете.
... Поступили новые сведения: завтра в восемь часов утра начнется высадка на берег. А поздно вечером мы уйдем. Значит, впереди у нас целый день. День на острове Святой Елены! Это завтра. А сейчас вокруг безмолвная тропическая ночь. И, пользуясь ночной тишиной, самое время привести некоторые сведения из ранней истории Святой Елены.
Обозревая остров с возвышенного пункта, прежде всего поражаешься громадным количеством укреплений...
Остров был открыт в 1502 году португальскими мореплавателями, возвращающимися из Индии. Командира португальского корабля звали Яго де Нова Кастелло. Предполагают, что это произошло 21 мая, в день святой Елены, чье имя и было дано острову.
Португальцы оставили на этом необитаемом клочке суши несколько пар домашних животных — ослов, свиней и коз. Сделали они это из самых благих побуждений, не представляя, к каким непредвиденным последствиям приведет, казалось, столь безобидный поступок. В 1516 году на Святой Елене нашел убежище португальский дворянин Фернандо Лопес. По приговору суда в Гао — колонии португальцев на западном побережье полуострова Индостан — ему как изменнику отрезали нос, уши, кисть правой руки и указательный палец левой. Когда судно, везшее его на родину, сделало кратковременную остановку у Святой Елены, он сбежал и спрятался в лесных зарослях. Так он стал первым постоянным жителем острова. Многими годами позднее он побывал на родине, получил прощение, но вскоре предпочел вернуться обратно на остров, где и умер в 1545 году. Лопес проробинзоил на Святой Елене без малого 30 лет. Моряки с проходящих судов иной раз снабжали его семенами и саженцами полезных растений. И Лопес старательно их возделывал.
Португальцы и их союзники — испанцы длительное время хранили местоположение острова в тайне. Их корабли посещали Святую Елену по пути в Индию для пополнения запасов пресной воды и отдыха. Здесь же высаживали заболевших моряков, которые обычно быстро поправлялись в местном прекрасном климате. Так в северной части острова образовалось небольшое поселение, была построена деревянная часовня, и это место получило название долины Часовни.
Англичане появились на Святой Елене впервые в 1588 Году, когда капитан Кавендиш, пират и мореплаватель, выведал об острове у штурмана захваченного им испанского судна. Английский капитан оставил описание плодородных земель, богатого растительного и животного мира Святой лены. Долина, где жил когда-то Лопес, произвела на англичан впечатление цветущего сада. Чего только тут не было — гранаты, финики, фиги, апельсины, лимоны... Кавендиш обратил внимание и на множество одичавших коз. Их были тысячи. Позднее козы, «рогатые дьяволы», как их иной раз называют, подобно кроликам в Австралии, нанесли большой вред растительности острова, большой урон принесли и термиты, неумышленно завезенные сюда кораблями.
Когда о Святой Елене узнало уже несколько государств, между ними участились случаи военных столкновений. Английский флот подстерегал и грабил вблизи острова суда португальцев и испанцев, которые все реже и реже отваживались заходить в эти опасные воды, где еще недавно были полными хозяевами. Интерес к острову одно время проявляли и голландцы, создавшие тут неболышое поселение. Но ни одна из стран не владела островом долгое время.
Лишь с 1659 года, после того как тут обосновалась английская Ост-Индская компания, остров стал колонией Великобритании. Первым делом англичане построили здесь форт, названный позднее фортом Джемс. Город, который вырос подле форта, был назван Джемстауном. Вскоре сюда прибыли первые поселенцы из Лондона.
Со времени правления Ост-Индской компании на остров стали завозить захваченных в рабство африканцев. Положение их, особенно в первое время, судя по всему, было ужасным. За малейшую провинность их подвергали жестоким наказаниям: пороли, прикладывали раскаленный сургуч к обнаженному телу, сжигали, кастрировали, четвертовали без всякого суда, по указанию губернатора. Среди рабов и гарнизона участились случаи мятежей. Во время одного из них, известного в истории как заговор Джексона, в 1693 году восставшие захватили стоявший на рейде корабль и покинули ненавистный остров.
К концу XVIII века законодательство на Святой Елене становится несколько менее жестким. Населяли остров в это время в основном англичане (служащие компании и гарнизона) и рабы. В 1792 году ввоз рабов был запрещен. Но из-за недостатка рабочей силы стали ввозить китайских кули. Регулярные заходы кораблей улучшают положение, хотя остров уже тогда не мог обеспечить себя всем необходимым. К началу XIX века наступает оживление торговли (в основном мясом и фруктами) с мореплавателями, так что ко времени прибытия на Святую Елену императора Наполеона остров был относительно мирным, и дела на нем шли не так уж плохо.
Остров Св. Елены, лежащий так далеко от всякого материка, посреди великого океана, и обладающий совершенно особой, только ему свойственной флорой, возбуждает наше любопытство.
Утром одна за другой стали отваливать на берег шлюпки. Хотя была безветренная погода, неизвестно откуда взявшаяся зыбь сильно раскачивала их. Временами из набегающих облаков сыпался мелкий дождик. Мы смотрели на приближающийся берег, а когда оборачивались, видели наше судно, которое с воды выглядело непривычно большим.
Высадились у небольшого причала в северной части набережной. Здесь нас уже ждали машины — современные легковые и многоместные допотопные с откидывающимся тентом. Выбираем старую вместительную колымагу. Водитель, пожилой худощавый человек с мрачным лицом, дожидается, когда все усядутся, и трогает. Он, очевидно, знает, что нужно показывать гостям, и везет, не задавая лишних вопросов. Миновав уютную набережную, мы через старинные ворота, украшенные гербом Ост-Индской компании, въезжаем в Джемстаун.
Город вытянулся вверх по узкой и прямой как стрела долине. Машина медленно катится по центральной улице Мейн-стрит, вдоль которой стоят одно- и двухэтажные домики, вполне городские по виду, с вывесками магазинов и учреждений. Все удивительно миниатюрно и декоративно; здается впечатление, что это вовсе не дома, а макеты, подготовленные для съемки какого-то приключенческого фильма.
Дорога покидает город и начинает взбираться по краю долины все выше. Теперь, оглядываясь назад, мы видим внизу пестрый ковер крыш и вдали темно-синюю воду, на которой наше судно выглядит игрушечным корабликом. Склоны долины сплошь заросли причудливой растительностью. Преобладают кактусы и алоэ. На самом деле, здесь большое разнообразие растений. Часть из них покрыта цветами, полураскрывшиеся бутоны которых ярко алеют среди мясистых зеленых стеблей, усеянных длинными острыми шипами. На прогалинах между колючими кустарниками проступает оранжевая, маслянистая после дождя тропическая почва.
Остров Святой Елены — одно из последних колониальных владений Великобритании. На дне глубокой долины, спускающейся к океану, расположился Джемстаун — единственный городок и столица.
Верхняя часть долины утопает в зеленых зарослях. Здесь много экзотических для нас цветущих растений — бугенвилеи, красные и белые олеандры. Среди тенистых деревьев виднеются аккуратные коттеджи. Сплетение антенн выдает здание радиоцентра. Рядом — светлое с зеленой окантовкой двухэтажное здание, во дворе которого снуют, как рыбки в аквариуме, маленькие человечки, — это несомненно школа.
По мере того как мы удаляемся от берега, растительность становится все более пышной. Чарлз Дарвин упомянул в своем дневнике, что на Святой Елене найдено 746 видов растений, но из них только 52 — местные. Основная же часть ввезена сюда главным образом из Англии. Причем многие растения почувствовали себя на острове гораздо вольготнее, чем на родине, и потеснили местную флору. Холмы с насаждениями шотландских сосен, кусты дрока, плакучие ивы по берегам ручьев, живые изгороди из кустов ежевики — все это напомнило побывавшему здесь в 1836 году Ч. Дарвину пейзаж Уэльса. А ведь на первый взгляд, что может быть общего между крохотным вулканическим островом в тропиках и «туманным Альбионом»?
Дорога делает еще несколько петель. Временами море совсем исчезает за холмами. Мимо проскакивают несколько длинных одноэтажных построек, похожих на бараки, только с многочисленными наружными дверями — отдельными входами для каждой семьи. Очевидно, это поселения местных крестьян, работающих на плантациях.
Во многих местах на склонах видны посадки новозеландского льна, изделия из которого (канаты, шпагат) составляют основной предмет экспорта.
Кое-где пологие, поросшие сочной травой безлесые склоны холмов огорожены колючей проволокой. На этих великолепных зеленых лугах пасутся разномастные коровы.
Наш водитель по-прежнему молча правит, устало глядя на дорогу. Я спрашиваю, как его зовут.
— Фрэд Янг, — отвечает он и опять замолкает.
Мы начинаем расспрашивать Фрэда о растениях и птицах острова. Он отвечает, но английские, а может быть, и чисто местные наименования чаще всего ничего нам не говорят. Все же удается установить, что на Святой Елене растет около 120 видов одних только деревьев и кустарников, возделывается множество тропических садовых культур, экзотических растений, плоды которых нам еще не приходилось отведывать, таких, как гуайява, папайя, лайм, баньян. В огородах здесь выращивают тыкву, капусту, перец, помидоры, арбузы, дыни, но главное — картофель.
На острове много и других полезных трав, кустарников и деревьев — камедные, хлебные и капустные деревья, дикая малина, ангелика, дикая мята, артишок, портулак...
Фрэд Янг сообщил также, что остров славится своим кофе, который даже завоевал приз на выставке в Лондоне.
Доктор поинтересовался фауной острова. Фрэд Янг и тут проявил завидную осведомленность. По его словам, почти все здешние птицы, за исключением одной — канатоходца, — серой, с длинными ногами, завезены на Святую Елену. Однако совсем не все из них здесь освоились. Не приспособились к местным условиям дрозды, жаворонки и даже лондонские воробьи, зато яванских воробьев, канареек, куропаток и фазанов сейчас на острове очень много. В 1958 году в долине Рыбаков поселился аист, но, прожив недолго, погиб. Животные на острове только домашние. Змей нет, и единственные вредные создания — скорпионы.
Мы просим водителя остановиться, чтобы сделать несколько фотографий. Отсюда, с высоты, видна вся долина Джемстауна. Фрэд неохотно притормаживает, и мотор его машины глохнет. Попытки завести его оказываются безрезультатными.
— Очень старая? — интересуюсь я у огорченного Фрэда.
— Да, очень, — вздыхает он. — На ней ездил еще мой отец. Такие машины ходили по улицам Лондона в тридцатых годах. Первый автомобиль появился на острове только в 1929 году.
— А сейчас тут много машин?
— Четыреста.
— А сколько километров дорог?
— В километрах не могу вам сказать, а в милях — больше 30.
— Ну так это всего 60 километров, — быстро подсчитывает доктор.
В этот момент нас догоняет вторая колымага сходной конструкции, которую ведет крепкий смуглый парень. Он, весело посмеиваясь, вылезает из своего автомобиля и, подойдя к нашей машине, испытующе оглядывает нас. Потом нагибается и с силой быстро вращает рукоятку ручного завода. Мотор начинает удивленно пофыркивать и наконец заводится. Парень разгибается. Сжимает руку в локте, довольно осматривая бицепсы.
— Нам на острове необходимо помогать друг другу, — говорит Фрэд. — У нас есть Общество любителей механики. Без его помощи мой автомобиль давно бы развалился.
Мы трогаемся дальше. Шоссе узкое, и мы с трудом разъезжаемся со встречными машинами.
Вскоре на одном из очередных поворотов дороги, среди густых зарослей зелени, машина снова остановилась. Фрэд Янг обернулся и показал вниз:
— Могила Наполеона.
Одна скала, гробница славы... Там погружались в хладный сон Воспоминанья величавы: Там угасал Наполеон.
14 октября 1815 года английский военный корабль «Норсхамберленд» с императором Наполеоном на борту в сопровождеиии эскорта из семи судов бросил якорь в заливе против Джемстауна.
Попытка организовать дальнейшее сопротивление союзникам после битвы при Ватерлоо потерпела неудачу, и Наполеон вынужден был отречься от престола. Он надеялся, что английское правительство, которому он сдался, предоставит ему право пребывания в самой Англии, откуда можно было бы попытаться совершить побег в Америку.
Но все сложилось иначе, и выбор пал на остров Святой Елены, что объяснялось прежде всего его удаленностью и изолированностью. Тем не менее в Англии многие считали, что и это место — недостаточно надежная тюрьма для такого человека, как Наполеон. Об этом в специальном послании предупредила правительство английская Ост-Индская компаия. Было высказано и мнение, что «Святая Елена слишком красивое место, чтобы стать государственной тюрьмой».
Однако судьба императора была решена бесповоротно. На Святую Елену ему разрешили взять с собой лишь небольшой штат из особо приближенных лиц, а также прислугу.
17 октября к вечеру Наполеон высадился на остров. Ночь он провел в портовой гостинице, а на следующий день верхом, в окружении своей теперь немногочисленной свиты отправился искать место для жительства. Поднялись на холм в местечке Лонгвуд, но дом, где предполагалось поселить Наполеона, оказался в плохом состоянии. Возвращаясь в Джемстаун, Наполеон увидел на холме вблизи города маленькое поселение Бриас. Всадники подъехали туда. Одно из зданий, называющееся Павильон, понравилось императору, и он решил поселиться здесь. Хозяин дома не возражал.
Однако назойливость любопытствующих горожан, претензии властей досаждали императору. Поэтому, когда в начале декабря 1816 года был приведен в порядок дом в Лонгвуде, Наполеон был рад туда перебраться.
Дом в Лонгвуде был слишком мал для всей свиты, поэтому часть ее устроилась поодаль. В первое время некоторые спали под тентом, натянутым в саду. Однако и в Лонгвуде императора многое раздражало. Он был ограничен в своем передвижении, вокруг днем и ночью стояла охрана, за каждым шагом Наполеона следили. К этому прибавились еще мелкие ссоры между обитателями его дома, ревность, зависть, воровство слуг.
Но еще более неприятный период начался для императора, когда по приказу британского правительства на губернатора острова сэра Гудзона Лоу была возложена личная ответственность за охрану Наполеона.
Лоу, как отмечают историки, был человеком посредственным во всех отношениях. Боясь потерять свои должностные 12 тысяч фунтов в год, он решил проявлять в отношении Наполеона «твердость». Но он не учел характера своего пленника, и это привело к серьезным столкновениям и осложнениям. Тогда Лоу начал всячески ограничивать французских поселенцев: угрожал владельцам магазинов, предоставлявшим им кредит, предостерегал офицеров гарнизона от всяких сношений с ними. Лоу, обращаясь к Наполеону, всегда называл его «генерал Бонапарт» (титул, на который император отказывался отвечать), неожиданно вызывал его без предварительного уведомления и т. д. Лоу действовал так не только по своей инициативе, но и по указаниям из Лондона. Наполеон ненавидел губернатора, и их взаимоотношения становились все более напряженными. Это очень скверно сказывалось на ссыльном императоре. К тому же росли разногласия в его свите. Несколько человек покинули его и возвратились во Францию. К этому времени Наполеон уже был больным человеком. Он прекратил физические упражнения, сократил часы диктовки своих мемуаров, часто принимал очень горячие ванны и сильно обрюзг.
В 1818 году здоровье Наполеона резко ухудшилось, хотя губернатор не верил этому. Сам Наполеон, очевидно, уже понимал, что жить ему осталось недолго. Из Франции на Святую Елену были посланы капеллан и врач. Священник был стар и немощен, а врач оказался невеждой. Хотя в Англии и Франции знали, что Наполеон слабеет, никаких мер не было принято. Состояние его продолжало ухудшаться. Когда оно стало критическим, Лоу послал ему своего врача, но Наполеон отказался от его услуг. Позже, правда, он все в позволил ему осмотреть себя.
17 апреля 1821 года врач сообщил губернатору, что у Наполеона полный упадок сил. Три недели спустя к нему прислали двух докторов, но было уже поздно. 5 мая 1821 года Император скончался. Вскрытием, произведенным немедленно после его смерти, было установлено, что Наполеон умер от рака печени. Ему не было и пятидесяти двух лет.
Похоронили Наполеона в долине Гераней, в месте, которое он сам себе выбрал для могилы. Его друзья требовали, чтобы на надгробном камне было высечено одно-единственное слово: «Наполеон». Лоу упрямо не соглашался и предлагал или «Наполеон Бонапарт», или ничего. Так и не было сделано на могиле никакой надписи.
Спустя почти 20 лет, в 1840 году, Адольф Тьер, французий премьер-министр в годы правления Луи-Филиппа, убедил своего монарха обратиться к англичанам с просьбой возвратить останки Наполеона во Францию. Просьба была удовлетворена.
8 октября 1840 года на Святую Елену прибыли фрегат «Ла Бель Поль» и корвет «Фаворит».
Ночью 14 октября могила была вскрыта. По свидетельству очевидцев, тело императора удивительно хорошо сохранилось. Его уложили в специальный трехстенный ящик из олова, красного и черного дерева. По дороге, вдоль которой были выстроены французские солдаты, под звуки пушечного салюта из форта и со всех кораблей, находящихся в гавани, процессия двинулась к берегу. Гроб был помещен в специальной часовне на борту корабля. 18 октября судно с прахом Наполеона покинуло остров Святой Елены...
— Могила Наполеона, — повторил Фрэд Янг. Экскурсия продолжалась.
На острове том есть могила...
Мы пошли вниз по скользкой после дождей глинистой дорожке в направлении, куда указал Фрэд Янг. Отойдя всего несколько десятков метров от шоссе и избавившись от запахов бензина, мы буквально были «оглушены» букетом тончайших ароматов. Дорожка привела к деревянным воротам с двумя каменными колоннами. Ворота оказались закрытыми. От них шла ограда из колючей проволоки. Мы останавливаемся перед заграждением. Но не отступать же. Недолго думая перемахиваем через ворота.
Преодолев таким образом преграду, наша группа бодро устремляется дальше вниз по скользкой тропинке. Следующим препятствием оказывается маленький ослик, стоящий посреди дороги. Он выжидающе смотрит на приближающуюся к нему сверху лавину и недоуменно похлопывает ушами. По сведениям, которыми располагал наш доктор, на острове ровно одна тысяча ослов. Это первый, с которым мы повстречались. Когда мы подходим к нему почти вплотную, он, взбрыкнув, отскакивает метров на 5 вниз по тропе и снова останавливается.
Так, рывками, наша группа движется вниз, с каждым мигом приближаясь к могиле Наполеона. Наконец, мы проходим через узкую калитку мимо маленькой будочки, где, возможно, в свое время находился солдат-гренадер, охранявший могилу, и под сенью высоких деревьев посреди небольшой поляны видим почерневшую металлическую ограду. Внутри — прямоугольная, серая, местами с зеленоватыми подтеками каменная плита. На плите нет никаких надписей. Вокруг настоящее царство тропических растений.
Часовня неподалеку от могилы императора.
«Почему Наполеон полюбил это место и выбрал его для своей могилы?» — думаю я. Наверное, раньше не было здесь этой густой зелени и отсюда можно было видеть море — бескрайнее и бирюзовое, за которым лежала Франция.
Где, устремив на волны очи,
Изгнанник помнил звук мечей
И льдистый ужас полуночи,
И небо Франции своей...—
Сверху слышатся зовущие звуки клаксона. И мы вспоминаем, что нас ожидает Фрэд Янг. Быстро, без осложнений проделав обратный путь, выходим на дорогу. Наша машина уже предусмотрительно заведена и, стоя на месте, судорожно подергивается.
Еще несколько километров по живописной дороге, и мы въезжаем через небольшие ворота в Лонгвуд, где располагалась резиденция Наполеона. Пересекаем сочный зеленеющий луг, где мирно пасется с десяток коров. Мирный сельский ландшафт. А когда-то здесь стояли густые леса. Сейчас несколько высоких деревьев растет только у дома Наполеона. Чарлз Дарвин приводит в своей книге сведения, что на этом месте еще в 1716 году было много деревьев, но в 1724 году большая часть их погибла. Почему же леса исчезли? Оказывается, это следствие появления на острове домашних животных — коз и свиней, завезенных в начале XVI века португальцами. Они неимоверно размножились и всего за два столетия с небольшим неузнаваемо изменили облик местного ландшафта. Дарвин пишет: «Тот факт, что козы и свиньи уничтожали все молодые, только что появлявшиеся деревца и что в течение этого времени старые деревья, не подвергавшиеся их нападениям, гибли от старости, положительно доказан». Позднее был издан приказ об уничтожении одичавших животных, но возобновить первичную растительность было уже невозможно.
Дом в местечке Лонгвуд, где жил ссыльный Наполеон, посещают все, кому довелось попасть на остров.
Дом Наполеона — приземистый, окруженный цветниками, одноэтажный особняк. Близ него на тонкой мачте вяло болтается французский, уже весьма потрепанный флаг. Перед домом две маленькие, словно игрушечные, зеленые пушечки. Внутри здания — музей. Здесь же, в дальнем крыле дома, помещается французское консульство. И мы находимся уже не на английской, а на французской территории. Как же это произошло?
После отъезда французов с острова почти все оставшееся было растащено, а дом превращен в ферму. Ч. Дарвин, посетивший эти места в 1836 году, то есть еще до того, как тело императора было перевезено на родину, засвидетельствовал в своем путевом дневнике грустную картину: «Что касается дома, в котором умер Наполеон, то состояние его скандальное; при виде грязных и запущенных комнат с вырезанными именами посетителей я испытал такое же чувство, как при виде древней руины, гнусно обезображенной». А ведь Дарвина как англичанина, очевидно, нельзя заподозрить в особой симпатии к императору.
В 1858 году английская королева Виктория подарила Лонгвуд и участок земли у места прежнего захоронения Наполеона тогдашнему императору Франции Наполеону III. Сразу же после этого кое-что в доме восстановили, а могила была приведена в порядок. Но этим дело и кончилось. Лишь в 1931 году благодаря помощи Общества друзей Святой Елены (оказывается, существует даже такое общество) сюда прибыл архитектор. Он установил, что в Лонгвуде все выполненные ранее реставрационные работы по дереву погублены термитами. В 1949 году правительство Франции выделило некоторые ассигнования для восстановления императорской резиденции. Пять лет тут велись различные работы. Частично восстановлена прежняя обстановка. Так что современный Лонгвуд имеет неплохой вид, хотя, очевидно, не совсем походит на тот, что был при императоре.
Нам сказали, что французский консул на Святой Елене знает русский язык и работал когда-то в Москве. Портовые чиновники передали нам, что будто он хотел повидаться с нами. Мы искали его, но так и не нашли. А жаль, он единственный человек на острове, знающий русский язык, и у нас к нему было бы много вопросов.
Входим в музей. В этом доме Наполеон прожил почти 5 лет. Вот его спальня с низкой кроватью, кабинет, бильярдная где на подоконнике аккуратно сложены желтоватые слегка побитые шары, которыми, по-видимому, пользовался сам император. По стенам комнат развешаны старинные гравюры и литографии. Картины былого величия: Наполеон в расцвете сил, со сложенными на груди руками (его традиционная поза) или сцена коронации — торжествующий Наполеон, взяв из рук перепуганного папы корону, сам возлагает ее на свою голову. А вот другие картины. Наполеон совсем иной — уже позади Ватерлоо, впереди неведомая ссылка. Картина называется «Наполеон прибывает на борту «Норсхаберленда» на остров Святой Елены». Император на палубе в своем обычном сюртуке и треуголке устало смотрит вперед, где, очевидно, уже виден мрачный, вырастающий из морских пучин остров, а далеко позади, как бы подчеркивая его одиночество, стоит свита... На полотне — последние секунды жизни Наполеона. Мертвенно бледный император на своей низкой постели, глаза его закрыты. Приближенные, обступив постель, вглядываются в его уже успокоенное лицо. «Наполеон мертв!» — словно говорит один из генералов, вытянув вперед руку... Но вот еще одна картина: Наполеон с нимбом над челом с устремленным вперед взором поднимается из темного, мрачного склепа. И снова вспоминаются строки Лермонтова:
Из гроба тогда император,
Очнувшись, является вдруг;
На нем треугольная шляпа
И серый походный сюртук.
Пожалуй, нет смысла продолжать. О Наполеоне и так много написано. Но хотя от современности его время отделяет жизнь многих поколений, тем не менее события того периода нам глубоко не безразличны. Мы, русские, посещаем наполеоновские места с волнением, вызванным не столько интересом к жизни знаменитого человека (Россия знала достаточно своих великих людей), сколько к истории своей страны. Наполеон для нас — живые ее страницы. Вспоминая о Наполеоне, вспоминаешь Отечественную войну 1812 года, и прежде всего Бородино...
Фрэд Янг везет нас дальше по горным дорогам Святой Елены. На одном из разветвлений он притормаживает и спрашивает, предпочитаем ли мы ехать обратно в город или дальше по острову; если дальше, то нужно платить еще по 2 шиллинга с брата. Так в высокие наши размышления вторгается проза жизни. В машине замешательство. Раздаются голоса:
— Давайте лучше обратно!
Уже, кажется, все потеряно. Искатели нового, бескорыстные романтики, что-то робко мычат, нерешительно протестуют, вот-вот сдадутся. Но спасает положение доктор; глянув на часы, он говорит:
— Половина первого. Магазины скоро закроются. Сейчас возвращаться в город ни то ни се.
— Конечно, ни то ни се! — уже решительно подхватывают романтики.
— Вперед! — быстро говорю я Фрэду, не дожидаясь конца дебатов.
Он сворачивает налево, в гору. Дорога поднимается все выше, к вершине острова — горе Актион. На подъеме нас застигает дождь. Откинутый было тент колымаги приходится спешно поднимать.
— Ну вот, надо было возвращаться, — слышится недовольный голос сзади, — Вымокнем до нитки.
— Вымокнуть боишься, а еще полярник, — парируют спереди.
Через десять минут с перевала открывается головокружительный вид на лежащее внизу море и каскадом спускающиеся к воде красные скалы, образованные застывшей лавой.
Все смолкают.
Машина начинает скатываться вниз и вскоре сворачивает в тенистый парк, где на лужайке стоит большой двухэтажный особняк. Это резиденция губернатора острова Святой Елены и подчиненных ему еще нескольких мелких островов в южной части Атлантического океана — Тристан-да-Кунья (252 жителя), Вознесения (196 жителей) и других, необитаемых. На лужайке перед домом ухоженный теннисный корт, а рядом площадка для гольфа. Ближе к зданию на длинных тонких столбах установлены домики для певчих птиц.
Наше внимание привлекает что-то большое и бесформенное, лежащее на траве между теннисным кортом и площадкой для гольфа. Мы пристально вглядываемся и узнаем в этой серой массе гигантскую черепаху.
— Ей 200 лет, — не без гордости сообщает Фрэд Янг.
Двухсотлетняя черепаха, современница Наполеона, обитающая возле дома губернатора.
Да, это гордость острова. Старая мудрая черепаха, которая столько видела на своем веку. Единственное живое существо, несомненно обитавшее здесь еще при Наполеоне. Умей эта черепаха говорить, сколько бы могла она рассказать о событиях, происшедших на острове уже после смерти Наполеона.
Здесь так мало плодородной и вообще удобной земли, что удивительно,
как может прокармливаться тут население, состоящее из 5000 человек.
После смерти Наполеона гарнизон на Святой Елене был сокращен, корабли стали заходить сюда реже, и маленькая колония постепенно стала приходить в упадок. В 1832 году на острове запретили держать рабов. Не находя работы, многие жители покидали остров и эмигрировали в основном в Южную Африку или Вест-Индию.
«Низшие классы, т.е. эмансипированные невольники, чрезвычайно бедны и жалуются на недостаток работы» , писал Ч. Дарвин. Он же обратил внимание на скудность пищи рабочего люда — рис с небольшой добавкой соленого мяса. Любопытно, что со времен захода на Святую Елену «Бигля» население острова нисколько не увеличилось. Очевидно, большее число жителей остров просто не в состоянии прокормить и обеспечить работой.
Губернаторы Святой Елены неоднократно пытались развить собственное выгодное производство. То это были попытки выращивания хинного дерева и льна, то организация китобойного промысла и рыбоконсервной промышленности. Однако все эти начинания заканчивались неудачно. И ко второй половине ХХ века положение на острове стало еще хуже. Этому особенно способствовало открытие в 1869 году Суэцкого канала; что сильно уменьшило заходы судов на Святую Елену.
Экономическое положение острова несколько улучшилось во время англо-бурской войны 1899 — 1902 годов, когда решено было превратить Святую Елену в тюремный лагерь для буров. В 1899 году сюда было доставлено 4600 пленных буров, а в дальнейшем число их увеличилось до шести тысяч. Ваключенные и охранявшие их солдаты приносили доходы острову, поскольку английское правительство вынуждено было отчислять на их содержание дополнительные субсидии. Таким образом, не имея своей собственной развитой экономики, остров паразитировал, извлекая выгоды из войны и бедствий в окружающем мире.
После окончания войны и репатриации пленных экономическое положение здесь вновь ухудшилось, стала ощущаться нехватка рабочих рук. К этому времени основной промышленной культурой на острове стал новозеландский лен. Для его обработки было построено несколько небольших фабрик. Но успех этого предприятия сильно зависел от уровня цен на внешнем рынке. Во время мировых войн цены на лен были очень высоки. В эти периоды на Святой Елене вновь были возданы военные гарнизоны, и многие жители записались в армию.
Во время второй мировой войны произошел случай, оставивший след в местной истории. 6 ноября 1942 года английский пассажирский пароход «Каир», плывущий из Бомбея, был торпедирован германской подводной лодкой в тысяче миль от побережья Африки. 294 пассажира в шести шлюпках взяли курс на Святую Елену. Однако только части лодок удалось достигнуть острова, и лишь 148 человек нашли здесь спасение.
С окончанием войны жизнь на острове Святой Елены снова приобрела унылый, рутинный характер. Сменялись губернаторы и другие колониальные чиновники, которые по истечении положенного времени возвращались в родные края. Английское правительство мало заботили дела на Святой Елене. Остров не имел стратегического значения, и деньги на его нужды выделялись в виде скудного пособия, хватающего только на то, чтобы дать возможность островитянам кое-как существовать. Поэтому многие святоеленцы жили очень бедно. Заработная плата сохранялась чрезвычайно низкой, число безработных росло. Молодежь, не находя работы, покидала остров. Часть мужчин вынуждена была идти на службу в американские военно-воздушные силы на острове Асенсьон, расположенном в тысяче километров северо-западнее Святой Елены. Местный историк и публицист Х. Уолш, брошюру которого «Святая Елена» я купил в Джемстауне, писал: «Бедняки этой колонии настроены лояльно, но есть все признаки того, что терпение этого многострадального народа скоро кончится».
А ведь помочь населению острова вполне возможно. Прекрасный климат, живописная природа, местная экзотика могли бы при не столь уж больших вложениях превратить остров в отличный курорт с многочисленными удовольствиями и развлечениями: купанием, рыбной ловлей, теннисом, крокетом, футболом и т.д. Пока же здесь есть один-единственный отель, к тому же очень маленький. Нет мола, так что пассажиры вынуждены переправляться с судна на берег в шлюпках.
И Х. Уолш, очевидно искренне озабоченный судьбой своей родины, обращается в конце своей книги к читателям с призывом поведать всем о трудной судьбе острова: «Если больше людей узнают о нашем бедственном положении, тогда, может быть, ответственные люди займут по отношению к нам более реальную позицию...»
И живой свидетель всего этого — большая серая черепаха, лежащая посреди лужайки перед губернаторским домом.
Самого губернатора Святой Елены и подопечных ей территорий мы так и не увидели. Говорят, он уже стар, живет на острове четыре года, ездит в отпуск в Англию и, очевидно, дорабатывает до пенсии.
Когда мы, покинув двор губернатора, направились к машине, черепаха грустно смотрела нам вслед. Надоело ей видно, двести лет лежать здесь в одиночестве. Она сделала несколько движений в нашу сторону, но, поняв тщетность своих усилий, снова замерла посреди лужайки.
И путник слово примиренья
На оном камне начерти́т.
Наша экскурсия по острову подходила к концу.
Дорога шла под уклон, мы спускались к юго-западному краю острова. По мере приближения к морю растительность становилась все беднее, снова пошли унылые склоны, заросшие кактусами. Среди колючих, в рост человека кустов виднелись убогие обшарпанные домики — это был рыбацкий поселок. Рыбаки поселились в этих неприютных местах, чтобы быть поближе к морю: ведь местные прибрежные воды изобилуют рыбой самых различных видов, морскими черепахами, омарами, устрицами. Тунец, альбакор и барракуда привлекают сюда даже рыбаков из Южной Африки. Некоторые рыбы носят забавные местные названия: серебряная рыба, длинная ножка, старая жена, рыба-ружье, рыба-кот, бычий глаз и т. д. Но главная промысловая рыба, безусловно, макрель.
Машина делает еще несколько поворотов, и мы снова оказываемся близ Джемстауна. Вернее, над ним, но теперь уже с южной стороны. Здесь на вершине скалы находится старая крепость, когда-то охранявшая подступы к берегу, а теперь превращенная в школу. Всего школ на острове двенадцать. Одна из них средняя, остальные начальные. Школьников на Святой Елене почти полторы тысячи, а учителей около шестидесяти, причем из них только тринадцать мужчин. Среди учителей немало очень молодых — шестнадцати — восемнадцати лет. Да и вообще около половины населения острова моложе 16 лет.
Двор крепости-школы, к которой мы подъехали, отделен от двухсотметрового обрыва к океану небольшой балюстрадой. Ребята с любопытством рассматривали отсюда наше судно, застывшее внизу под скалой.
Святоеленские школьники приветливо встречают советских полярников.
Школьники в большинстве смуглые. Редко-редко можно увидеть типично европейское, бледное лицо. Однако когда доктор поинтересовался у самых темных из них, какой они национальности, ему ответили:
— Мы англичане.
Большинство жителей Святой Елены родились здесь, на острове. Выходцев из других мест совсем мало, около 100 человек.
С вершины скалы вниз, к центру города, ведет очень крутая и узкая лестница, едва ли не самая длинная и крутая в мире. Построена она еще в 1829 году. Длина ее около 300 метров, высота почти 200 метров, а крутизна достигает 44 градусов. В ней 700 ступеней, правда самая нижняя уже сравнялась с землей. Дух захватывает, когда смотришь с вершины лестницы вниз. Лестница эта, как и черепаха, достопримечательность острова.
Не рискнув пересчитать все оставшиеся 699 ступеней, съезжаем вниз, в город, по узкому шоссе, искусно проложенному вдоль края обрыва.
Мы прощаемся с Фрэдом Янгом. Поездка по острову закончена. Нам остается еще несколько часов побродить по самому городу. Почти одновременно с нами заканчивают экскурсии и остальные участники нашей экспедиции, и скоро двухсотенная толпа полярников и моряков заполняет миниатюрный центр Джемстауна.
Местные жители словно растворились в нашей массе. Одинокий полисмен, регулирующий несуществующее движение в центре города, вежливо здоровается с проходящими русскими. Он оттерт куда-то в сторону и, беспомощно улыбаясь, позирует фотолюбителям. Рядом с ним вертится все время большой рыжий петух, явно смущающий его.
Главную городскую площадь шириной не более 40 метров окаймляют небольшой универсальный магазин, крытый рынок и две таверны. Одна из них, почище, называется «Белая лошадь», другая, похожая на темный сарайчик, — «Черная лошадь». На рынке одна-единственная женщина продает несколько плодов манго. Значит, нам так и не удастся попробовать гуайяву, папайю, лайм, баньян и другие диковинные плоды, о которых нам рассказал Фрэд Янг. Не обнаружили мы на базаре и знаменитого святоеленского кофе, которому, говорят, отдавал должное сам Наполеон.
Но все это нас нисколько не расстраивало. Очутившись на улицах Джемстауна, мы, казалось, подпали под чары этого старинного городка, где жизнь катилась медленно и неторопливо, где все было на виду.
Вдоль стены рынка сидят несколько старушек, вяжут и переговариваются друг с другом, зорко поглядывая на прохожих, то бишь на нас. Ну совсем как в наших дворах и у подъездов.
Возле старушек стоит смуглая молодая женщина в ярком красном костюме, держа за руку совершенно черненького мальчика. Она нисколько не смущается присутствием иностранцев. Когда я прошу разрешения сфотографировать ее, она утвердительно кивает, но затем вдруг начинает громко смеяться, показывая рукой в сторону. Я смотрю туда и вижу двух темнокожих женщин, испуганно прикрывающих лица. Этим они, очевидно, показывают, что не хотят сниматься.
Через центр городка проходят девушки. Одних, совсем юных, сопровождают матери, другие, повзрослее, смуглые и стройные, гуляют самостоятельно. Они весело постукивают каблучками по мостовой, двигаясь легкой, грациозной походкой, с чуть заметным вызовом поглядывая на полярников. И мы понимаем, что сведения доктора о том, что женщин на острове больше, чем мужчин, вполне соответствуют действительности.
Центральная улица Джемстауна — Мейн-стрит — очень уютна и чиста. В начале ее — у моря — расположена церковь святого Джемса, в конце — церковь святого Джонса.
По дороге мы заходим на почту и покупаем на память святоеленские марки. На них изображены местные рыбы, птицы и, как на большинстве английских марок, вечно юная королева Елизавета.
Хотя столица Святой Елены и невелика, здесь есть гостиница, две таверны, библиотека, школы, почта, аптека, больница, тюрьма... , но только все маленькое, миниатюрное.
Походить бы еще по городу, свернув с центрального проспекта, но уже вечереет, и нам пора к причалу. Мы направляемся к морю. На крохотной набережной молодые мамаши прогуливают в колясочках детей, здесь же вертится уйма ребятишек. У причала особенно многолюдно. Наши парни уже купаются здесь, ныряя в теплую зеленоватую воду с каменных ступенек. Среди местных жителей мы видим уже знакомую нам женщину в красном. Рядом с ней стоит другая молодая мамаша с симпатичным, типично славянским лицом. Поодаль в колясочке полулежит маленькая девочка — ее дочка. Девочка во все глаза смотрит на окружающих ее русских полярников. Очевидно, ее сначала удивляет, а потом пугает борода нашего доктора, и она заливается слезами. Мать быстро подхватывает ее на руки. Я фотографирую их. Молодая женщина бросает протестующий взгляд, но, встречая мою улыбку, улыбается сама.
Подошла шлюпка, мы вскакиваем в нее и тут же отчаливаем. Прощально машут нам женщины и ребятишки, и мы им в ответ. Пристань удаляется, удаляется навсегда, потому что не может быть на свете такого чуда, чтобы человек дважды в своей жизни посетил этот затерявшийся в океане, крохотный, как говорят, «богом забытый» остров.