Ещё рано поднимать тревогу

10

Маршал вышел из забытья ровно через десять минут рывком поднялся из эргономичного кресла, сидя в котором якобы никто не устаёт. Хотя спину разогнуть невозможно.

— Сеанс радиомолчания!.. Сашко, ты где?

Вместо изображения его персонального связиста-кодировщика на экране дрожала серенькая муть. Маршал рывком оттянул лестницу-стремянку от стены. Секретным ключом отворил и сдвинул потайной люк. Старший лейтенант Задорожко лежал с простреленным лбом в луже крови. Забытьё маршала продлилось всего лишь минуту.

— Маслов, суконка!… Я так и знал.

Он снова включил все экраны.

— Майор-спецпредставитель международных миротворческих сил Маслов!

— Я! — выскочил из-за стола майор в гомосячьей форме.

— Операция по полной ликвидации противника начинается! Передайте своему командованию в Летценберге.

— Не посмеете! Вам приказали ждать подхода миротворцев.

— Всем в конференц-зале приказываю занять рабочее место в своих кабинах для связи с общественностью.

— Зачем ко мне лезешь в кабинку, горилла? — майор Маслов оттолкнул спецназовца, закрывшегося с ним одной кабинке.

— Для вашей же безопасности.

— Я вашим не подчиняюсь!

— Не балуй с кобурой, — пошептал майору спецназовец. — Я боевым ножом тебя быстрей достану.

Маршал машинально пододвинул к себе микрофон, хотя достаточно было провернуть ручку настройки громкости.

— Данные верховным главнокомандующим и правительством полномочия позволяют мне принимать самостоятельные решения и ввести чрезвычайное положения в командном бункере в случае обнаружения среди штабс-состава предателей, работающих на врага. Предупреждаю всех, вы пока несвободны. Замки в боксах автоматически запираются. В каждом блоке есть неприкосновенный запас еды и питьевой воды. Для естественных отправлений имеются биотуалеты, в боксах — писсуары и какуары с туалетной бумагой. Будут отключены все виды внутренней связи по персональные интеркому. В конференц-зале останутся только военврач, медицинская команда первой помощи и охрана. Я начинаю боевую операцию вопреки всяким возражениям мироносцев. Мой штаб — не дискуссионный клуб. Возражений не потерплю. Судьба русского народа для нас превыше интересов мифического сообщества «всех людей доброй воли»… Орудие номер один «ПЛИ!»

После обработки ущелья расщепляющим биоизлучением не произошло видимых изменений в неорганической природе, но любая живая клетка буквально взорвалась, как яйцо в микроволновке. Обработка глубинных уголков дальнобойными пушками и старыми гаубицами вызвала обвалы и камнепады. Ракетные системы залпового огня подняли много пыли, а после бомбардировщиков поднялся смерч, как в буран летом в пустыне. После обработки бомбами с объёмными зарядами ущелье будто бы застегнули почти до конца на молнию. С ближнего края глубина его едва достигала двухсот метров. Речка Коксу хоть и мелкая, но успела заполнить на неглубоком дне маленькое озерцо.

— Остатки Всемирного Государства Фригил перестали существовать. Очередная полная и безоговорочная историческая победа русского оружия свершилась! Поздравляю всех и приказываю всем штабным и миротворцам срочно покинуть бункер управления боевыми действиями. По инструкции, он через двадцать минут взорвётся для уничтожения всех данных о боевых операциях, а за пять минут до взрыва будет пущен боевой отравляющий газ, как предписано уставом. Так что поторопитесь. Всем вышедшим наружу приказываю построиться на расстоянии полукилометра и ждать моих дальнейших указаний. Экипажу моего вертолёта подготовиться к эвакуации иностранных наблюдателей… А ты куда бабу прешь?

Последние слова маршал сказал, не успев отключить микрофон.

— Так они же подполковник! Клещом в меня вцепилась? Не отдерёшь.

Подполковница-медичка вцепилась теперь в маршала.

— Ты, старый маразматик, забыл охрану у кабины кодировщика поставить?

— Увидела уже…

— Я тебе моего Сашку ввек не прощу! Никому дела нет, что я старше его была по званию и возрасту. Но никого я так не любила и уже не полюблю!

— Тихо, дочка, он и мне за родного сына был. Но мы живём в предательском мире. Да, я старый. Никак не привыкну, что среди русских развелось столько гадов и сволочей. Я виноват, но и ты пойми, что мы уже вошли в Европу, чужая гадость в нас въелась, как будто своей не хватало. А теперь ступай за бойцом вниз.

— Во-во! А ты, старый дурак, и не подумал, что у тебя в охране девять спецназовцев, а зарубежных миротворцев — пятнадцать? Штабных — почти двадцать и вооружены. Сомневаюсь, что они все сплошь симпатизанты русских.

— Потом разбирать мой маразм будешь в диссертации после моей смерти. А если захочешь продолжать свою дискуссию, то мы оба посинеем от удушья. Скоро автоматика газ пустит.