Сон был такой трогательный, что на седых ресницах маршала проступили слёзы.
— Живей, бойцы! — подгонял капитан. — Поезд стоит всего две минуты.
В узком проходе купейного вагона не очень сподручно тянуть вдвоём за длинные лямки опечатанный бортовой приёмник в брезентовом чехле, которым их осчастливили на базе связисты, будто у них самих некому съездить в командировку.
— Наше купе. — Капитан без стука отворил раздвижную дверь. — Добрый вечер, красавица! Так, бойцы, ставьте это «пианино» в багажник на верхнюю багажную полку. Мешок с дефицитными подшипниками и оружие спрячьте под нижнюю полку. (Тогда за пределами части оружие носили только в чехлах. У них были не автоматы, а карабины СКС-45, здоровенные дуры). Закрывай, старлей, полку и садись на неё запорным грузом напротив девушки. Бойцы! Из купе покурить или в туалет не выходить по одному. Спать на верхних полках. Старлей, я подмигнул проводнице насчёт твоей постели. Бойцам скоро выходить, им постель ни к чему, а нам до самого Киева. Принесёт и чайку. Вещмешки с сухим пайком ставьте поближе к столику. Старлей, развлекай девушку, корми бойцов и охраняй их сон. Останешься за старшего. Я заночую у проводницы.
— Так вам до Овруча? Это почти рядом, бойцам до Коростеня. А там машина подкинет до самых Белокоровичей.
— Керимов, болтун — находка для шпиона, — осадил старлея капитан. — Молчи и загадочно улыбайся соседке, если не умеешь с девушками суси-пуси разводить на любовные темы. Чай вам принесут, я уже сказал. Бойцы! Хáвайте паёк и ложитесь спать на верхних полках! Портянки засуньте в сапоги, чтобы купе казармой не провонялось.
Офицеры вышли покурить.
- Старлей, я пойду сниму пробу в ресторане. Тебе чекушку принести?
В ответ он прошептал на ухо капитану:
— Я вообще-то уже не старлей.
— Я тоже вообще-то уже не капитан, а подполковник. Но по кому это интересно?…. Пока что мы оба гражданские студерá, но об этом никто не должен знать. Понял? Иди, развлекай девушку. Нам скоро навязанных попутчиков ссаживать и сдавать под расписку их груз. А мне проводница подмигнула с намёком. Она в купе одна без напарницы, понял?
Капитан заглядывал в купе каждые полчаса, подмигивал попутчице и снова исчезал.
— Караулишь девушку, старлей? Не буди бойцов. У них ещё полчаса. Салаги-первогодки после ночного наряда. Спять как убитые. Закройся изнутри. Я постучу и голос подам, как будем подъезжать к пункту их назначения. Сиди тут и бди. Только без фокусов с оружием. Поменьше воображения. Мы не за границей, дома диверсантов не бывает.
— Лады, — старлей закрыл купе на защёлку, расстегнул рубашку, галстук болтался на зажиме. Снял портупею с кобурой, свернул её в клубок и сунул под подушку.
Бойцы на верхних полках похрапывали и присвистывал во сне.
— Хотите кушать? — спросила попутчица. — Это вареники. Говорят, мужчины хотят есть… ну… после этого… Мне не хочется. Возьмите их себе.
— Скоро бойцов ссаживать. Им отдайте.
— И вы покушаете с командиром.
— Он мне не командир, а будущий однокурсник.
— А что вы будете изучать?
— Иностранный язык.
— Какой?
— Курдский.
— Я и не знала, что в Курске говорят на иностранном языке.
— А тебе и не надо знать слишком много, а то страшно станет. Мы с тобой в Киеве покушаем в ресторане «Панночка». Мне там больше всего нравится.
— Ой, у меня билет только до Фастова!
— Заплачу штраф за тебя, если что. Укройся одеялом. Мне пора будить бойцов и сдавать технику их командирам.
— Я тебя больше от себя не отпущу и никому не отдам, пусть даже ты и москаль.
— Я не москаль, а русский татарин.
У девушки блузку была застёгнута не на ту пуговичку, а молния на юбке сдвинута в сторону. Он поправил. В темноте никто бы не заметил, что она горит как маков цвет. Ей и самой мимолетное дорожное происшествие казалось немыслимо скоротечным романом. Девушка сидела за столиком напротив Керимова на неразобранной постели. Он положил ей руку на коленку.
— Уже нельзя, — прошептала она, но его руки не отняла. — Уже светает. Просто так посидим. Хорошо? Не обижайтесь. Мы согрешили. Вы ведь женаты.
— Был. Разведён.
— Почему?
— Жена сказала, что ей надоело быть потенциальной вдовой. А ты не побоялась бы прожить с настоящим военным всю свою жизнь?
— Что значит — настоящим?
— Ну, который воюет, а не просто военную форму носит, как чиновник мундир?
— Если полюбила, уже ничего не страшно. Таких Бог хранит… А ваши дети?
— Жена хотела для себя пожить, потому и не рожала… Я тебя тоже не отпущу. В Киеве у меня свободных шесть часов до «учебки». Успеем расписаться и скромную свадьбу в кафе отпраздновать.
— Ой, меня ж мамка убьёт!
— Ты теперь сама себе мамка.
— А вам разрешил командир жениться?
— Понятно, кино насмотрелась. Разве в стране война?
— В загсе заставят тридцать дней ждать. Дают время на раздумье.
— Мы уже всё обдумали. Распишут за час. И не такие операции проворачивал.
— Ой, вы разведчик! Вам всё можно.
— Нет, я простой ракетчик и артиллерист. Самый обыкновенный. Но давно понял, что у нас в стране всё идёт не по писаному, а по уплаченному без налога. И умею прищемить подпольным крысам хвосты.
— Вы уедите на учёбу, а я что буду делать?
— Учиться я буду в Киеве, без увольнительных, правда. Можно видеться и даже разговаривать через чугунную решетку ограды. А ты будешь кормить грудью маленького в киевской квартире, что я сниму тебе на два года моей последующей командировки.
— Я только в девятом классе.
— Пойдёшь в вечернюю школу. На вечер будешь нанимать няньку.
— Это ж так дорого!
— Будешь получать каждый месяц на почте моё денежное содержание. Солдату на фронте деньги не нужны.
— Разве начнётся война?
— Она для нас и не кончалась. Только зарубежом она притаилась, а мы врага исподтишка лупасим.
— Вы уверены, что с трёх раз у нас что-то получится?
— Если любишь, получается с первого раза.
Она уперлась локтями в столик, притянула его стриженую голову и стала осыпать неслышными поцелуями.
— Чего так вдруг?
— Чтобы не подумал, что я потаскуха и даю первому встречному. Вот смотри!
Она сунула руку под юбку и вытащила окровавленную салфетку.
— Ты у меня первый, потому что самый красивый и умный, каких я только видела!
— Не делай из меня кинозвезду. Я простой селянский хлопчик.
Она не успела стать женой маршала. Умерла от рака, когда он получил звание генерал-полковника. А тогда он молчал и слушал её певучий говор и перестук колёс. Она в полумраке не отрывала от него глаз. Колёса отсчитывали стыки колеи. За окном убегали вдаль сжатые полоски ячменя в зоне отчуждения с копёнками снопов. Тонкоствольные берёзы высоченного леса порой дугой загибались до самой земли. Такие берёзы он видел только здесь и не понимал, что заставляет их гнуться. Иногда пробегали фонари на разъездах. Купе медленно заполнялось призрачным светом. Так же медленно возвращалась темнота до следующего фонаря на разъезде.