Артистической деятельностью раньше Коля не увлекался. Короче, не приходилось ему соприкасаться с этим искусством. Разве что случалось иногда на пионерском барабане дробь отстучать по случаю пионерского сбора да задуть в горн, сверкающий праздничной бронзой, и выдать незамысловатую трель, высоко задрав вверх раструб трубы. Он становился тогда похожим на одинокого журавля, стоявшего посреди болота с вытянутой шеей, который горласто созывал своих сородичей. Школьные друзья поглядывали на него с завистью и подмигивали, дескать, дуй в трубу, Коля, не робей, впереди у тебя музыкальное будущее. Но Коля о будущем не думал и в профессии артиста не разбирался, как не разбирается свинья в апельсинах.
Дома у него без дела уже давно пылились балалайка с гитарой. Иногда они вместе с братом тренькали на этих музыкальных инструментах. А так Коля проявлял своё творчество только с ребятами на улице, на склонах оврагов, которые окружали то место, где он рос.
В конце четверти, как раз перед самыми ноябрьскими праздниками, учительница Людмила Евстафьевна объявила классу, что на следующей неделе после уроков они будут разучивать новую песню. Она всему классу раздала написанный от руки на тетрадных листочках в косую линейку текст песни.
― Вы должны его прочесть и запомнить, ― сказала она, ― а потом вместе с классом под баян будем разучивать. К нам в класс придёт баянист Валерий Станиславович.
Коля послушно сложил листочек на две части. Вначале ему захотелось сделать из него голубка, а потом он раздумал и сунул листок в портфель, даже не прочитав ни одной строчки. «Подумаешь, какая-то песня!» ― решил он.
И, как только прозвенел звонок, Коля вместе с соседом по парте Валеркой схватили портфели и выскочили на улицу. Сообщение Людмилы Евстафьевны нисколько не заинтересовало и Валерку. Петь ― это не уборкой класса или школьного двора заниматься, где надо передвигать парты, таскать воду девчонкам да ещё и слушать их капризные указания. А петь хором можно очень просто, даже не зная слов.
― Нужны нам очень эти слова, ― с иронией произнёс Валерка. ― Знай себе только мелодию, стой вместе с ребятами да разевай рот. Всё равно твой голос будет не слышен и смешается в общем хоре.
― А может, нам лучше к Витьке сбегать, покажем ему слова песни. Пусть на баяне подберёт к ним мелодию, ― неожиданно предложил Колька. ― Он же музыкальный товарищ! Посещает музыкалку. Тогда мы первые в классе можем песню исполнить соло.
― Каким ещё соло?
― Ну, к примеру, вдвоём.
― Это уже дуэт.
― Не придирайся!
― Ну, пока всё равно нам нечем заняться, пошли к Витьке и заодно посмотрим, что он лобзиком выпилил.
У него даже выжигатель есть!
― Выжигатель-поджигатель для рисунков славных мастер, ― скороговоркой выпалил Коля.
― Сдалась тебе Витькина мелодия. Что, на конкурс певцов, что ли, собрался? Ты же не Робертино Лоретти, ― усмехаясь, сказал Валерка. ― А вот выжигатель ― вещь нужная.
― А вдруг мы с тобой запоём, и голос у нас прорежется, что тогда прикажешь, талантам пропадать?
― …Играй, играй, гармонь-трёхрядочка, а мы с Коляном подпоём… ― заливаясь смехом и пританцовывая, пропел Валерка.
― Ну ты даёшь, актёр! А давай взглянем в листочек, какие там всё же слова нам раздали, ― сказал Коля.
― Что, прямо на улице начнём разучивать?
Валерка крепко сжал руками свой портфель.
― А вот и не дам! ― глаза у Валерки игриво заблестели, и, раскрыв портфель, он вывалил всё его содержимое на землю.
«Есть же в жизни место подвигу, ― подумал Коля. ― Ух, как не терпится взглянуть на листочек!».
― Ой, ну как тут среди всего прочего можно найти его? — пробормотал он и стал вместе с Валеркой разгребать сваленное кучей драгоценное содержимое портфеля, чего тут только не было!
― Ты настоящий купец: две тетрадки, три пёрышка, книжки «Родная речь» с «Арифметикой» и настоящее увеличительное стекло, похожее на акулий глаз!
Коля схватил увеличительное стекло, вложил его в глаз, словно монокль, и скривил рожицу так, что стал походить на аристократа-туземца с корабля, потерпевшего крушение.
― Ну как? ― произнёс Коля. ― На кого я похож?
― На самого себя, ― улыбаясь, сказал Валерка. ― А где же мой листочек с текстом? ― задумчиво добавил он и стал перелистывать «Родную речь» с цветной обложкой. ― Слов из родной речи не выкинешь!
― Не из родной речи, а из песни, ― с довольным видом поправил его Коля и схватил выпавший из книжки затерявшийся смятый листок.
― Ладно, твой листок, сам и читай! ― и вернул его Валерке.
Валерка развернул тетрадный листок, всмотрелся в него и фальцетом затянул, размахивая листком, словно птица крыльями:
― Чайка крыльями машет, за собой нас зовёт…
― О, Валерка, как ты переврал мелодию! Она совсем не такая!
― Откуда ты знаешь?
― Мне кажется, она по радио по-другому звучала.
Валерка с отчаянием посмотрел на Колю. Коля тем временем шевелил челюстями, не издавая звуков, словно потерял дар речи.
― Ты вечно ко мне придираешься! Тоже мне, артист. А сам-то что рот зараскрывал да челюстями задвигал?
― Да мелодию про себя вспоминаю.
― Ну, вспомнил?
― А вот и нет! ― сказал Коля. ― Пусть Людмила Евстафьевна лучше сама напоёт. Она же выбрала такую песню!
― Ладно, собирай, купец, свой портфель да пошли до Витьки, ― предложил Коля, ― может, композитор наиграет нам мелодию на тему: гордо реет буревестник над городищенским оврагом…
― Ха-ха, ты всё переиначил! Где ты видел, чтобы в нашем овраге с ручьем случался шторм, да притом с буревестником. Ручей всегда там спокойный, журчит себе в тишине, как ты лепечешь под нос, когда не выучишь урок.
― Ничего себе! Сравнил! В ручье ещё какой шторм бывает! Бывало, у Толика Сизи после бабкиного гороха живот так скрутит, что он, забравшись в воду, таких пузырей напускает, что и альбатросы тебе привидятся.
― Из тебя, Коля, наверное, выйдет великий фантазёр! Тебя никак не поймёшь, когда ты врёшь или прикалываешься.
― А это когда как. Ладно, сейчас Витьку подколем.
― Пришёл твой звёздный час, ― произнёс Коля, завидев Витьку, который на крыльце малевал лаком только что законченную выжиганием фанерную шкатулку.
― Выручай, Витька, ты нам нужен! Мы с Валеркой с концертом выезжаем в другой город. Хочешь заработать?
― А что делать?
― Как что?! Чемодан наш таскать!
Витька посмотрел растерянным взглядом на Валерку, не понимая, о каком концерте идёт речь.
― А что за номер придумали?
― Ещё не знаем, может, стихи будем рассказывать, а может, песню споём. Вот и потребуется твоя звёздная помощь. Ты же сможешь на своей гармони наиграть.
― Обижаешь, не гармонь у меня!
― Ну, баян. Не всё ли равно?
Тут Валерка спохватился и достал из портфеля измятый листок.
― Вот, читай! ― и протянул его Витьке.
Витька упёрся взглядом и произнёс:
― Вроде написано складно. А ноты есть?
― Какие ещё ноты?
― Ну, чтобы мелодию подобрать.
― Ноты с Валеркой мы ещё не написали. Правда, Валерка? ― и Коля подмигнул ему.
― Да, это верно. Вот только как купим нотную тетрадь, так сразу и напишем, — не моргнув глазом соврал Валерка.
― Ладно, мы пошли. Чемоданы надо приготовить.
― А что вы сегодня ещё будете делать? ― озабоченно спросил Витька.
― Ясное дело, сначала слова надо выучить, а затем и репетировать начнём.
Витька стоял с разинутым ртом и глядел на ребят, которые удалялись, держась за животы, еле сдерживая смех.
― Здорово мы его развели! Теперь точно придётся слова разучить, а то вдруг и вправду Людмила Евстафьевна вызовет к доске отвечать.
На следующий день весь класс ходил и в перерывах между уроками напевал: кто ― «чайка крыльями машет», кто ― «за собой нас зовёт», а Валерка ― про облака, которые плывут и куда-то всё зовут ребят.
«Вот мечтатель, ― подумал про себя Коля. ― Ещё и чемодан не собрали, а он уже собрался на гастроли, да не как-нибудь, а на облаках».
На уроке Людмила Евстафьевна обратила внимание на странное поведение Валерки и спросила его: «Валерий, ты сегодня какой-то невнимательный. Похоже, в облаках летаешь. Что-то случилось?». Валерка встрепенулся и сразу опустился на землю.
― Да нет, Людмила Евстафьевна, на земле я. Мне только непонятно, почему облака плывут и на землю не опускаются.
― А чего это ты вдруг про облака вспомнил? У нас урок русского языка. Ты никак путешествовать собрался? ― с улыбкой произнесла она. ― Да, это на самом деле удивительный случай. Но мы его можем разобрать как-нибудь в другой раз.
Тут прозвенел звонок. Класс зашумел, словно встревоженный улей.
― Тишина, ребята! ― произнесла Людмила Евстафьевна. ― После уроков мы ждём Валерия Станиславовича. Собираемся в классе, будем разучивать новую песню. Приготовьте листочки с текстом!
Колька с Валеркой переглянулись, петь хором под аккомпанемент баяна им ещё не приходилось. Итак, настал тот волнующий момент, когда Людмила Евстафьевна сказала построиться в шеренгу.
Она сама расставила ребят:
― В первой шеренге будут солисты, а во второй ― запевалы.
― А мне куда встать? ― спросил Валерка.
― Стой, где стоишь, рядом с Колей.
― Ну вот, мы с тобой запевалы, ― уныло произнёс Коля.
― Не надо было на уроках во всё горло кричать, ― ответил Валерка. ― Похоже, теперь наш хор в солистах не нуждается.
Людмила Евстафьевна плавно повела руками, как дирижёр. Прозвучал музыкальный проигрыш на баяне. Валерка раскрыл рот и начал было вспоминать первую строчку песни о чайке, которая крыльями машет, как Коля осадил его, дёрнув за рукав.
― Постой, не торопись, а то она залетит тебе в рот, ― прошептал он. ― Ещё рано!
После Колиных слов Валерка как-то сразу остыл и забыл все слова песни. «Подумаешь, больно нужна мне эта чайка, ― подумал Валерка. ― Могу и не петь! Я же не собирался на гастроли. Это всё Колька замутил». Валерка обвёл взглядом ребят. Открытые рты ребят, как у птенчиков, ждущих от матери корм, раскрывались и закрывались в такт музыке. Колька неслышно бубнил что-то себе под нос. Похоже, он не успевал считывать слова с листка.
Людмила Евстафьевна, остановила пение.
― Нет, так не годится, ― сказала она.
И каждый раз всё начиналось сначала. Наконец, измученная чайка, пролетев над просторами необъятной Родины, притомилась и решила передохнуть.
― Ребята, вы хорошо поработали сегодня, ― сказала учительница. ― Расстаёмся до следующего раза.
Дни шли за днями, и стало правилом, что слова песни «Чайка» стали сопровождать Колю каждый раз по дороге в школу. Однажды после работы отец сообщил, что в его рабочем коллективе по случаю ноябрьского праздника состоится торжественное собрание коллектива работников. А концертная бригада поздравить коллектив своим творчеством приехать не сможет.
― Неплохо было бы, если ты, Коля выступишь, ― предложил отец, ― дал бы небольшое представление. И верно, красный уголок у нас хороший, коллектив заслуженный, и выступить не грех!
Коля страдальчески посмотрел на отца. О таких гастролях он и не мечтал! Только однажды они пошутили с Валеркой над Витькой, когда за компанию пригласили его совершить творческий выезд с «культурной» программой. Навроде артистов. Но сейчас красный уголок Кольку заинтересовал. Всё же очаг культуры! Жаль, что баяниста Витьку со своим музыкальным чемоданом он не сможет пригласить. Витька сам укатил с музыкальной школой на гастроли в сельский клуб. Валерка, как назло, второй день с ангиной валяется дома, он на холоде тренировал голос, избавляясь от фальцета.
«Придётся теперь отдуваться одному, ― подумал Коля, ― и за солиста, и за запевалу. Сам на свою шею замутил эту культурную программу с белокрылой чайкой. Но не отказывать же теперь трудовому коллективу из сознательных граждан черпать истоки народного творчества!» И он суетно стал искать листочек с текстом песни. «Надо слова повторить да напеть на память уже известную мелодию, ― решил он. ― Всё же без музыкального сопровождения петь придётся. Вот тебе и сольное исполнение!».
На тот случай, если голос срываться начнёт, Коля приготовил стишок про революционный Петроград в 1917 году. Собрание же было посвящено именно этому празднику.
Осень стояла сухая и прохладная. Отдельные дни были даже морозные. Низко плывущие тёмно-серые облака казались тяжёлыми, они жались к земле, словно гружёные караваны последних речных судов, торопившихся укрыться в речных затонах от настигающего холода, спешащего сковать льдом реки. Развешанные на зданиях красные флаги трепал ветер, они, словно яркие вспышки орудий, штурмовавших Зимний, под напором набегавшего ветра взмывали вверх. В то же время красные флаги, готовые ворваться в предпраздничную суетность, покорно склонив яркое полотно, миротворно дожидались наступавших ноябрьских праздников.
В этот осенний вечер в трудовом коллективе царила предпраздничная обстановка, посвящённая Великому Октябрю. Вначале речь шла о трудовых успехах коллектива, о чём Колька мало что понимал. Он даже начал скучать и зевнул пару раз, не раскрывая рта. Рот раскрывать пригодится на сцене. Но вот объявили о начале культурной части. Коля встрепенулся, зорким взглядом оглядел зал. Сцены с занавесом вроде не видно. Вдруг из-за стола напротив, где сидел президиум, слово взял ведущий собрания и сообщил, что в нашей стране подрастают молодые таланты. И что молодым везде у нас дорога, и им придётся идти по стопам своих отцов. Ну, в общем, всё такое патриотическое. У Коли в голове мелькали строки стихотворения о выстреле Авроры и слова песни о крыльях чайки, зовущей за собой. Другой песни по случаю такого приглашения он как-то не предусмотрел. Но зато стишок будет в тему, подумал он, и чайка ― она же тоже символ революции. Коля не раз видел, как она над суровой Невой парила, касаясь вспененных волн, бившихся о серый береговой гранит. Правда, в кино.
Аплодисменты из зала подняли Колю с места, и он, словно на крыльях, как чайка, вылетел на импровизированную сцену между столом председательствующего и первым рядом, где сидели работники предприятия.
Занавес почему-то организаторы праздника не предусмотрели. Зато свисающий за спиной председательствующего
кумачовый транспарант славил Великий Октябрь. С потолка одиноко свисали, как морские якоря, две трёхрожковые люстры, в каждой из них светилось по одной лампочке. Правда, юпитеров почему-то не было, как и не было музыкального сопровождения.
― «Чайка крыльями машет»! Песня! ― бодро объявил Коля. ― Слова Сергея Михалкова. Исполняю сам, лично, без музыки.
Зал загудел, захлопал в ладоши. Впервые же на сцене такой юный исполнитель. Затем аплодисменты приутихли. «Ну, пора начинать, ― подумал Коля. ― Была не была! Не боги же горшки обжигают». На всякий случай выдержал паузу, поправил кончики пионерского галстука, скатавшиеся трубочкой, закинул рукой набок нависший на лоб чуб, и громким звонким голосом запел:
Чайка крыльями машет,
За собой нас зовёт.
Пионеры, друзья и товарищи наши
Собираются в новый поход.
Плывут, плывут, плывут
Над нами облака.
Зовут, зовут, зовут привольные просторы:
Зелёные луга,
Широкая река.
Родимые, любимые леса, поля и горы!
Никакие преграды
Не страшны нам в пути:
Если дождик пойдёт — мы и дождику рады,
Если ветер ― нам легче идти!
Хорошо на рассвете
Отдыхать у костра.
Пионерское наше походное лето ―
Для ребят золотая пора.
Колька закончил петь, галантно в пояс поклонился.
― Молодец, парень! ― закричали с мест из зала. ― Браво! Бис! Бис!
Коля выдержал паузу, подождал, пока успокоится зал.
― У меня для вас ещё и стихотворение есть, ― обрадовал он зрителей из трудового народа.
― Давай! Давай! ― кричал зал.
― «В музее Владимира Ильича Ленина». Стихотворение, ― объявил Коля.
Зал снова притих. Коля собрался с мыслями и уж было хотел поднять руку, как это делал на митингах Ильич, но передумал и начал стихотворный рассказ:
― В воскресный день с сестрой моей
Мы вышли со двора.
― Я поведу тебя в музей, ―
Сказала мне сестра.
Затем он в стихотворной форме поведал о гимназических годах Ильича, о его нелёгкой судьбе в роли пролетарского вождя, о революционной борьбе матросов и солдат, о клятве пионеров быть верным долгу ― Родине служить.
Зал дружно захлопал.
― Верный путь выбрала молодёжь! ― раздался из зала чей-то голос.
― Так и надо этим буржуям! ― поддержали голоса с задних рядов.
Коля расплылся в улыбке, в душе у него что-то затрепыхалось, словно от шума в зале вспорхнула чайка. Он был рад, что трудовой коллектив поддержал путь молодёжи.
Коля опять раскланялся и посмотрел по сторонам. Увидел сияющее лицо отца, который был горд за юного артиста. Коля уже было покинул сцену, как ведущий попросил его вернуться и вручил подарок, завёрнутый в праздничный пакет. Поблагодарив за подарок, Коля вернулся в зал и уселся рядом с отцом.
― Молодец, сынок! ― сказал отец и ласково потрепал его за чуб.
Коле страсть как хотелось заглянуть в пакет с подарком. Он осторожно раскрыл его, и перед его взором предстали в сверкающей обёртке конфеты, печенье и оранжевый мандарин. Коля запустил руку в кулёк и вытащил конфету, посмотрев на обёртку с изображением девушки, прочитал: «Чио-Чио-Сан».
― Кто она? ― поинтересовался у отца Колька.
― Невеста с японских островов, ставшая оперной героиней, ― с улыбкой произнёс отец.
― Значит, она тоже поёт?
― Её образ изображён в оперном пении. Вырастешь, может, и тебе посчастливится стать настоящим артистом.
― А я уже им стал! Не зря же мне так аплодировал зритель, ― горделиво ответил Коля.
Отец, согласившись, мечтательно улыбнулся.