Этаж шутов

XIII

Вася был убежден, что у них теперь было все для семейного счастья: Бог услышал его молитвы. Однако его беспокоило поведение жены. Вот уже несколько месяцев, начиная со дня крещения Георгия, на котором царица за множеством неотложных дел так и не смогла присутствовать, он стал примечать, что Наталья вроде бы незаметно, но с каждым днем все больше и больше отдаляется от него, исступленно посвящая все свое время ребенку. Поглощенная материнством, она забыла о долге жены. Супружеское ложе заслонила детская колыбель. Наталья не могла наглядеться на сына, ласкала его и холила. Маленький Георгий платил ей улыбками и радостным гуканьем, громко заявляя о том, что он обыкновенное человеческое дитя. Уже сейчас было видно, что из него получится ладный паренек с добрым нравом. Но когда он вырастет, станет большим и сильным, не застыдится ли убогого вида отца? Не будет ли украдкой смеяться над тем, кому был обязан жизнью? Не откажет ли в доверии и уважении, нарушив сыновний долг? Может быть, он посмеется над ним за его спиной вместе с матерью, которая души не чает в своем отпрыске, потакая ему во всем? Вася был одержим этой мыслью. Случалось, что он неожиданно врывался в детскую в надежде обнаружить у сына хотя бы малейший изъян. Тщетно! Маленький Георгий развивался умом и телом как обычные дети. Разглядывая с тревожным любопытством наследника, Вася не раз вспоминал когда-то сказанное царицей короткое слово жаль. Ее Величество тогда беспокоилась за будущее ребенка, сейчас под угрозой было будущее отца. Долгие, изнурительные беседы с самим собой не оставляли надежды. Если мать не желает, чтобы сын походил на отца, значит, она больше не любит того, от кого родила. Разумеется, она досадует на него и за то, что когда-то ему отдалась, и за то, что он все еще рядом с ней, в доме, тогда как она уже в нем не нуждается. Глядя на свое обожаемое дитя, она, несомненно, хочет поскорее забыть мужчину, который приходится ее ребенку отцом, но явно недостоин такого подарка. У нее сейчас только одно желание – поскорее избавиться от этого чужака, чтобы лелеять сына, его, Васину, кровь и плоть.

Эти муки, о которых Наталья едва ли догадывалась, неожиданно были прерваны грозной запиской: царица его приглашала немедля явиться к ней на прием. Вася кинулся во дворец. Его лихорадило, как при первом любовном свидании. В спешке он даже забыл предупредить жену. Впрочем, у Натальи тоже не оказалось времени на расспросы: она обихаживала и забавляла ребенка.

Императрица приняла Васю, как обычно, в своем рабочем кабинете один на один. Окинув его испытующим взглядом, спросила сразу о главном:

– Ну, как поживает дитя?

– Хорошо, Ваше Величество, – вяло ответил Вася.

– Все такой же цветущий?

– Да, Ваше Величество.

– Мать, должно быть, гордится сыном?

– Несомненно, Ваше Величество.

– А ты?

– Конечно, Ваше Величество.

Елизавета Петровна подозрительно посмотрела на Васю, давая понять, что не потерпит уверток.

– У тебя болтливые слуги, – жестко сказала она. – До меня дошли слухи, что ваш брак пошатнулся.

Удивившись резкому тону царицы, Вася сразу подумал о Фекле, с которой Наталья иногда делилась секретами. Конечно, это она разболтала. Он приготовился к обороне.

– Пустые толки, Ваше Величество.

Глаза Елизаветы Петровны потемнели. Царица не любила, когда ей перечили. Она неумолимо продолжала допрос:

– В чем тебя обвиняет жена?

– Ни в чем, Ваше Величество!

– А ты ее?

– Я тем более… Вернее, почти ни в чем…

– Под этим почти ни в чем у мужа с женой может много скрываться.

Вася не нашелся с ответом.

– Выкладывай все! – настаивала царица. – Ты тревожишься за Георгия?

– Нет, Ваше Величество!

– Выходит, за себя?

Припертый к стене, Вася молча опустил голову.

– Думаю, ты не зря тревожишься, – продолжала царица. – Это дитя не укрепит вашу семью, наоборот, постепенно разрушит то, что вас связывало, – такое нередко случается. Надо глядеть правде в глаза!

Вася был удивлен: жестокие слова царицы, подтвердив самые худшие его опасения, не повергли в отчаяние. Несмотря на то что на его глазах рассыпались в прах самые дорогие мечты, у него было чувство, что он присутствует не на бесповоротном конце, но скорей при начале жизни, своей новой жизни. Как после умелой руки целительницы, безжалостно вскрывшей нарыв, он вдруг почувствовал легкость в движениях. Заметив, что Вася пришел в себя, желая его поддержать, царица посоветовала ему не отчаиваться. Их брак – увы! – с самого начала был обречен. Спектакль был задуман не как скучное зрелище исполнения семейного долга, но как увлекательная комедия для близких к трону людей. Вместо уединения вдвоем ему предложили выступить в нескончаемом представлении перед кучкой ценителей, получить их рукоплескания и в придачу тихие стоны удовлетворенной жены. Одним словом, Елизавета Петровна предлагала Васе вновь занять место шута.

Разумеется, речь шла не о привилегии первого шута при Ее Величестве. Он заново вступит в должность, спать будет в общей спальне и подчиняться установленному порядку наравне с другими шутами. Впрочем… С тех пор как несчастный Пузырь отошел в лучший мир, а это случилось в прошедшем месяце, она еще всерьез не подумала, кого поставить вместо него во главе маленькой труппы. Для нее все равны и по шуткам и по обличью. Может быть, Вася согласится занять его место? На такое он не рассчитывал! Сердце от радости готово было выпрыгнуть из груди. Васе казалось, что он в одночасье помолодел, что шутовство – его истинное призвание и что он, к худу или к добру, только что разрушил свой брак.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, Ваше Величество! Я вернусь… Даже простым шутом… – запинаясь, сказал он в ответ на предложение царицы. И тут же, слегка смутившись, добавил: – Надо немедля сказать Наталье! Как-то примет она эту новость?

– Как царский приказ! Ей ничего не останется, как только повиноваться.

Вася опустился на колени перед императрицей в знак благодарности, затем поднялся и, не переставая кланяться, стал пятиться к выходу. Он испытывал такую же радость, как в день своей свадьбы.

Когда он рассказал жене, что собирается вновь вступить в должность шута и жить во дворце, она порадовалась за него, за себя и за их дитя. Она даже торопила его и помогла собрать вещи. Поцеловав на прощание жену, приласкав в последний раз лежащего в колыбели сына, Вася облегченно вздохнул: его уход из семьи, несомненно, Наталью устраивал. Здесь он был презираемым третьим лишним, там станет вновь шутом, желанным представителем своего ремесла.

Забавникам государыни не понравилось Васино возвращение. Все они, кто больше, кто меньше, завидовали его прошлым успехам. Но Васю не трогали ни холодный тон, ни показная любезность товарищей. Главное, чтобы государыня была им довольна. Слухи о том, что он снова в милости у царицы, быстро разлетелись по городу. Повсюду только и разговоров было, что о великодушии Ее Величества, которая в очередной раз приняла участие в одном из своих подданных, обделенном судьбой, обеспечив ему безбедную жизнь под своим крылом. Народ, верный привычке награждать царей и цариц прозвищами, называл Елизавету Петровну за ее добродетели Милосердной. Однако Вася меньше других старался восхвалять благородство души и ум своей благодетельницы. Оставив жену и сына, посвятив себя шутовству, он больше думал о том, как обновить свой запас ужимок и веселых историй. Верующий человек, он каждое воскресенье отправлялся вместе с другими шутами в церковь к обедне, где и благодарил Всевышнего за божественный дар смешить людей, который он получил от него вместе с уродливой внешностью.