Этаж шутов

IV

Во дворце все прошло как нельзя лучше. Однако же Пастухов не вполне доволен. Вася пришелся по вкусу царице: умен, мал ростом, смешон и умеет гримасничать. И все-таки она назначила ему испытательный срок. В течение трех месяцев Вася будет исполнять обязанности шута, но спать ему определили не в отдельной комнате, как было положено штатным шутам, а в общей спальне вместе с другими калеками, которые так же, как он, притязали на место забавника государыни. Вася отнесся спокойно к решению императрицы, тогда как Пастухов был уязвлен. Оставив сына во дворце, он, скрывая досаду, вернулся домой, где и повинился перед Евдокией, что не сумел устроить Васино будущее. Евдокия утешила:

– Наверное, он показался Ее Величеству недостаточно маленьким и безобразным, чтобы ее потешать! Однако она же не отказала ему. Почитай это за удачу!

Иван Павлович и сам понимал, что первая встреча с царицей была обнадеживающей, хотя и не увенчалась победой. На следующий день он вновь отправился во дворец за свежими новостями. Дружелюбно настроенный к нему камергер, земляк, родом, как и он, из достославной Калуги, старался его утешить.

– Сразу же после того, как Ее Величество изволила отобедать с немецким и французским послами, Васю пригласили в личные покои императрицы. Августейшая государыня и вельможный господин Иоганн Бирон попросили его изобразить обезьяну за ловлею блох. Вася изобразил. Ее Величество от души посмеялась, а вельможный Иоганн Бирон наградил его носовым платком с личным вензелем. Это добрый знак!

– Добрый, добрый… – пробормотал Пастухов. – Приятно слышать хорошие вести, да от верного человека! Сегодня воистину мой день!

Пастухов ликовал, а придя домой, шумно хвастался перед Евдокией, торжествуя победу. Она же, как женщина рассудительная, посоветовала ему незамедлительно пойти вместе с ней в церковь и поставить свечку перед образом Божьей Матери, заступницы не только всех людей, но особенно калек и юродивых.

Обитатели этажа шутов, куда Вася отправился сразу же после устроенного ему испытания, встретили его сдержанно. Прошел слух, что появление соперника по ремеслу повлечет за собой перемены. Забавники государыни жили под самой крышей дворца, задыхаясь от духоты. Собравшись за общим столом у большого блестящего самовара, они сейчас пили чай с баранками. Бок о бок сидели отобранные царицей заики, горбатые, кособокие, безрукие, безногие, страдающие тиком и косоглазые. Казалось, каждый из них гордился своим уродством и боялся быть превзойденным. Новичка пригласили к столу и стали жадно расспрашивать о встрече с царицей. Как встреча прошла? Смеялась ли государыня, когда он гримасничал? Как смеялась и долго ли? Что на прощанье сказала? Что сказал Бирон? И не мог ли Вася показать носовой платок, полученный от Бирона? Казалось, что любопытству шутов не будет конца. Особенно изощрялся и не стеснялся в вопросах один одноногий с жабьим лицом, по кличке Пузырь, вероятно, главный на этаже. Кончилось тем, что Вася выложил все.

– Я царице понравился! «Из тебя получится настоящий шут, – сказала она. – Однако изображать обезьяну, петь петухом, мяукать и лаять умеют другие и делают это лучше тебя. Постарайся придумать свое! Я уверена, что ты найдешь что-нибудь позанятней!»

– Поразительно! – хлопнул себя по ляжкам Пузырь, призывая весь стол в свидетели. – Одно и то же говорить каждому! Ее Величество сначала радует новичка, а потом выставляет вон.

– Ну и пусть! Мне все равно! Скажу по секрету, лучше бы я ей не подошел.

Обезображенный заячьей губой косоглазый коротышка ухмыльнулся:

– Поначалу все так думают, однако те, кто вынужден был оставить дворец, потешив себя мечтой о службе возле царицы, потом ругали себя за то, что не сумели здесь удержаться.

– Уж так ли приятно жить подвешенными на чердаке в ожидании ее приказов? – усмехнулся Вася.

– Не просто приятно – божественно! – воскликнул Пузырь. – Конечно, ежели приспособишься.

– К чему?

– К службе шута. Придворный шут должен быть в постоянной готовности. У царицы может приспеть нужда посмеяться днем на парадном обеде, не то ночью, когда все спят. Так что приготовься днем прыгать вокруг стола, а ночью вскакивать и, скатившись по лестнице, мчаться в опочивальню Ее Величества, потому что ей привиделся нехороший сон. Если ты ей об эту пору «покажешься» и сумеешь развлечь, она зевнет, потянется и, наградив тебя дружеской оплеухой, отошлет досыпать. Кроме этих маленьких встрясок, у тебя не будет иных забот. Развлекайся ловлею мух, а не то ковыряйся в носу. Служба шута самая легкая и выгодная, да к тому же весьма почитаема на Руси. Но не все к ней годятся. Таких, как мы, мало.

– Что же я должен делать?

– Уцепиться покрепче и продержаться подольше. Кстати, поскольку ты мне понравился, хочу тебя сразу же остеречь. Не обольщайся! Наградив сегодня улыбкой, царица завтра может тебе указать на дверь. Ей одинаково нравится как смеяться, так и карать тех, кто ее смешит. Может быть, даже для тех, кто ей больше нравится, изощреннее кара!

– Да, особа поистине странная!

– Это не просто особа, это – царица, – поправил Пузырь, – скоро ты это почувствуешь на собственной шкуре. Сегодня же начинай кривляться! Поверь мне, так надо. Кривляйся, что бы там ни случилось! Даже когда тебе плохо. Особенно когда плохо!

Стукнув для убедительности по столу кулаком, Пузырь разразился смехом. Шуты буйно поддержали товарища, излив свою горечь ударами множества кулаков. Зазвенели ложки в стаканах и чашках – словно вихрь пронесся по комнате. Все было необычным для Васи в этом веселом содоме. Он снова задал вопрос:

– А чем, по-вашему, сейчас занимается государыня?

– Пьет чай, как и мы, если только Бирон не выставил водку!

– Не последовать ли и нам примеру Бирона?

– На нашем этаже водка положена лишь к обеду. Иногда, правда, разживаемся у гофмейстера и в иное время. За особую плату и с условием, чтобы государыня не учуяла запаха.

– Она что, вас обнюхивает?

– Случается! Для проверки! Впрочем, она сама пристрастилась пить водку с Бироном, чтобы подготовиться к ночи. Горничные говорят, что она ненасытна в постели, ей всегда мало. Она озабочена этим.

Пузырь помолчал, потом, придвинувшись к Васе, доверительно зашептал:

– Ходят слухи, что государыня сердится на Бирона: он пялится на фрейлин. В прошлую неделю, на балу в честь ее тезоименитства, она остановила оркестр и, приказав Наталье Сенявской стать перед ней на колени, отрезала у несчастной изрядную прядь волос, объяснив это тем, что прядь в пылу танца выбилась из прически. А все потому, что бедняжка два раза подряд танцевала с Бироном. Униженную принародно, ее теперь не приглашают в спальню царицы.

– Ну а Бирон?

– Думаю, ревность царицы его забавляет и льстит самолюбию. Однако это игра с огнем. Впрочем, здесь все играют с огнем. Рано или поздно ты сам об этом узнаешь. Если, к счастью или к несчастью, останешься с нами. Я даже тебе посоветую…

Пузырь не договорил. Дверь от резкого удара распахнулась, на пороге появился камердинер императрицы.

– Ее Величество ждут Пузыря! – провозгласил он.

– Прямо сейчас? – спросил Пузырь, поднимаясь из-за стола.

– Ее Величество велели сказать «без задержек». Еще они хотят видеть Васю.

Услышав свое имя, Вася почувствовал холод в груди, кровь бросилась в голову.

– Что бы это значило? – тихо спросил он, умоляюще глядя на Пузыря.

– Я знаю не больше тебя. Однако прими за великую честь, что тебя в тот же день приглашают для нового испытания. Несомненно, Ее Величество хочет получше тебя разглядеть, если только не сообщить об отставке. Но разве это не ты давеча меня уверял, что хочешь улизнуть из царской ловушки?

Пойманный на слове, Вася и себе не смог бы ответить искренне, чего он сейчас хотел. С тех пор как он очутился в этом великолепном дворце, поразившем его сумасшедшей роскошью и строгим порядком, он больше не понимал, чего желать, а чего страшиться.

– Поторапливайтесь! Ее Величество не любят ждать! – прикрикнул на них камердинер.

Шуты тотчас засуетились, наперебой желая успеха товарищам, вызванным представлять перед государыней. Понукаемые слугой, Пузырь и Вася вылетели из комнаты и, с риском сломать шею, скатились по лестнице на царскую половину дворца, где их уже ждал другой слуга, с тем чтобы препроводить в покои императрицы.

Вокруг императрицы суетился ее парикмахер, по слухам, француз. Пока он причесывал и завивал густые черные волосы Анны Иоанновны, она, глядя в зеркало, рассматривала шутов. Справа от нее в штофном кресле с довольным видом узаконенного любимца восседал Бирон. Четыре фрейлины расположились в глубине комнаты. У Васи мелькнула тайная мысль: нет ли среди них опальной Натальи Сенявской? Может быть, это она, вон та, белокурая, с нежной кожей, что стоит крайней в ряду?

Царица окликнула Пузыря:

– Пузырь, мне сегодня грустно. На тебя вся надежда. Не повеселишь ли смешной историей, нелепая твоя голова?

Пузырь встрепенулся, как будто ему неожиданно дали щелчка, дурашливо затянул:

– Смешные истории нынче редко случаются… Недавно один слободской сапожник обнаружил в кармане кафтана двух мышей, одна была серого цвета, другая – белого. Не зная, что с ними делать, он запихнул обеих в рабочую шкатулку жены, а та, открыв…

– Ты мне уже рассказывал эту историю! – сухо оборвала царица. – Придумай другую!

– Другая история про кабатчика. Этот кабатчик недолил покупателю квасу. Через то с ним случилась беда. Покупатель заметил…

– А этой ты меня потчевал за праздничным столом на Святого Андрея. Стареешь, Пузырь, заговариваешься, талдычишь одно и то же.

Вася украдкой взглянул на товарища. Глаза Пузыря округлились от страха. Было видно, что он мучительно ищет, как исправить свой промах. Но тучи над его головой уже предвещали грозу. Вспомнив ко времени, что он одноногий, шут неожиданно принялся плясать, смешно подпрыгивая и крутясь на своей деревяшке. Равнодушно, холодным взглядом смотрела императрица на бедного Пузыря.

– Хватит! – пренебрежительно сказала она. – Ты не смешон. Может, в этом есть и моя вина? Может быть, у меня пропал аппетит на смешное, как у тебя твой талант смешить?

Пузырь резко остановился. Потрясенный провалом, запыхавшийся, изнуренный танцем, сконфуженный, он покорно склонился перед царицей. Вася, сам ожидавший со страхом сурового приговора, жалел друга, так сурово отчитанного при посторонних. Помолчав, Анна Иоанновна велела парикмахеру поправить ей две пряди волос, от ушей к лицу, затем с видом великой страдалицы повернулась к Васе.

– А что ты приготовил?

– Но я, Ваше Величество… ничего! У меня не было времени, я только что заступил в должность.

– Я думала, что для настоящего шута смешить людей – дело обычное.

– И да, и нет, Ваше Величество.

– И да, и нет? Я не принимаю таких ответов. – Царица метнула в сторону Васи сердитый взгляд. – У меня да – это да, а нет – это нет, но никогда вместе. Итак, готов ли ты меня потешать? Отвечай кратко – да или нет.

– Да! – лихо выкрикнул Вася с подкосившимися от страха коленками.

Анна Иоанновна медленно повернулась, чтобы получше разглядеть храбреца.

– Ну так иди сюда! – приказала она.

Вася не растерялся от грубого окрика. Напротив, приказ царицы его подстегнул. А не поставить ли все на кон? Он словно сошел с ума. Руки и ноги неожиданно сами пришли в движение, смешно подражая движениям танцора, ведущего даму в паване.[8] Однако напрасно Вася старался изображать галантного кавалера. Царица застыла в молчании. Люди вокруг нее, казалось, тоже не оценили смешной стороны представления.

Вася скользил, рассыпался в поклонах, но в душе сокрушался: видно, он недостаточно безобразен, чтобы смешить публику. Неужели надо быть еще большим уродом, скрюченным и горбатым, чтобы вызвать у государыни смех? В надежде заслужить одобрение собравшихся он попытался сделать пируэт. Но ему не везло: потеряв равновесие, он шлепнулся на пол. Превозмогая боль в пояснице, потирая ушибленный зад, Вася тем не менее весело рассмеялся. Ответом было эхо молчания. Пузырь попробовал спасти положение.

– Однако, парень, ты здорово нализался! – весело сказал он. – Хорошо, что падать было невысоко!

Шутка Пузыря не имела успеха. Царица раскрыла веер и стала брезгливо обмахиваться, словно поблизости кто-то испортил воздух. Потом, обратившись к Бирону, спросила:

– Ну а ты что об этом думаешь? Ты ведь любишь танцевать на балах с молодыми женщинами. Хорошо ли мой шут справился с ролью?

Вася догадался: царица подпустила Бирону шпильку за непозволительный интерес к одной из своих фрейлин. А еще он подумал, что, изображая влюбчивого танцора, он, сам того не желая, совершил ужасную глупость. Однако Бирон сделал вид, что не понял намека.

– Ваше Величество, – сказал он непринужденно, – новый шут из кожи вон лез, чтобы вернуть вам хорошее настроение. Он отшиб себе зад. Будьте же снисходительны!

– К кому? – резко спросила царица. – К нему или к тебе?

– К тому, кто больше в этом нуждается! – с улыбкой ответил Бирон.

Похоже, ответ Бирона успокоил царицу.

– Ну хорошо, Бог не без милости! Надеюсь, шуты скоро придут в себя, а долг некоторых персон оправдать своей преданностью те привилегии, которые они до сего дня от меня получали.

– Ее Величество может не сомневаться: для всех здесь присутствующих ее пожелания – закон, такой же незыблемый, как если бы он исходил от Бога! – напыщенно произнес Бирон. – А пока не угодно ли будет Ее Величеству, чтобы Пузырь и Вася продолжили выступление?

– Нет, – вздохнула царица, – я устала. И потом, ты же знаешь, что меня ждет работа. Есть женские радости и есть служение Отечеству. Мне приходится разрываться между тем и другим.

Присутствующие, склонив головы, застыли в молчании. Царица встала, величественная, огромная, заплывшая жиром… Нарумяненная сверх меры, затянутая в ярко-красный сатин, она посмотрела на Васю в упор гипнотическим взглядом, словно желая околдовать, на ходу обронила:

– Для начала неплохо.

Поднявшись к себе на этаж шутов, Пузырь рассудил о случившемся так:

– Мне это не в новинку! Со мной ей было всегда то скучно, то весело. А вот ты приготовься к таким переменам. Уж такие погоды у нас на Руси: то жарко, то холодно! Но к этому вскорости привыкают. А иные даже находят полезным здоровью.

– Ну, хорошо, – согласился Вася, слегка раздраженный невозмутимым спокойствием Пузыря. – А со мной-то что теперь будет? Хотелось бы знать, куда…

– Для чего? Все равно от тебя ничего не зависит. Жди! Мы все здесь ждем. Пусть все идет своим чередом. Бери пример с Бирона. Еще недавно царица сильно гневалась на него, а сейчас все уладилось. Даже крошку Наталью Сенявскую признали невинной девицей и вновь приглашают в опочивальню Ее Величества.

– Не она ли давеча была на приеме? – спросил Вася. – Высокая светловолосая красавица, та, что держалась особняком?

– Она самая, – подтвердил Пузырь. – И высокая, и светловолосая, и красивая! У этой свиньи Бирона есть вкус! Однако мужчине порой приходится делать выбор между красивым и нужным, между сердцем и разумом. Наша государыня потому и не делает шума из этой истории с фрейлиной. Что бы там ни случилось, сердце ее предмета, озабоченного карьерой, никогда не займет соперница. А теперь о тебе… Если все устроится к лучшему, мы с тобой проживем бок о бок под этой гостеприимной крышей до конца наших дней. Сегодня, видать, мы не выиграли, но и не проиграли, а это – главное! Подождем до завтра, утро вечера мудренее. Встряхнись! Поглубже вздохни и думай о чем-то другом! Жизнь – это не только смешить государыню! При случае и самому не мешает немного развлечься!

– Это как?

– Пуститься в загул.

Пузырь разоткровенничался. Он рассказал новичку, что по определенным дням к ним приглашают веселых баб, и те их обслуживают. Расходы определяет казна. Кстати, есть ли у Васи опыт? Конечно, признался Вася, он не раз уступал похотливому бесу, сходился в деревне с вольными девками, но всякий раз в этом было больше стыда, чем радости.

– Со мной такое бывало, – признался Пузырь. – Потереться о бабу за деньги – это совсем не то. Настоящая радость от женщины – это когда ты пьянеешь от разделенного чувства и нежности, а не та короткая сладкая судорога, которой ты разрешаешься с кем ни попало. Увы, нам, жалким уродам, не дано испытать такого блаженства!

– Ты прав. Мне тоже не приходилось собой гордиться. Я чувствовал, что женщинам было противно мне отдаваться. Они это делали из любопытства. Ну а что до меня, то я попросту в них облегчался.

– Тебя это мучает?

– Не очень. Я привык.

– Мне это напоминает еду, – заметил Пузырь. – Пока не отведал хорошей кухни, ешь все без разбору. Один повар-чудак пичкал нас три года подряд ужасной стряпней. И никто не сетовал, все принимали это как должное. В этом году у плиты колдует великий искусник. И мы превратились в чревоугодников. Я раньше не рвался к еде, теперь смакую каждое блюдо, еда превратилась в праздник. Кстати, вот за едой и расскажешь мне обо всем, тем более что нам давно пора быть в столовой. Я голоден как волк! А ты?

Оглушенный услышанным, Вася подавленно пробормотал:

– Если бы я знал…

Вдруг ему припомнилась одна странность:

– Я не заметил на вашем этаже женщин.

– Были когда-то две или три карлицы, страшные как грех. Царица отправила их восвояси.

– Почему?

– Откуда мне знать? Возможно, из уважения к добрым нравам на этой половине дворца. А может быть, государыня не захотела, чтобы уроды случались без ее на то личного позволения. Вот такая трогательная забота о нравственности своего редкостного зверинца!.. Как видишь, сегодня здесь только самцы. Нас это не огорчает. Напротив!

– Ну, а если царица захочет посмотреть представление, где есть женская роль?

– Тогда я отправляюсь в город по знакомым мне адресам за карлицами, мы их называем между собой привесками.

– Да, ничего не скажешь… Все продумано, – пробормотал Вася.

Его слегка подташнивало. Калеки рядом с теми, кто почитал себя полноценными, грязная кухня продажной любви и кастрюли с отличной едой прославленных поваров – все перепуталось в голове, навалилось тоской.

Однако за столом неприятное чувство прошло, и он смотрел с аппетитом на вкусные блюда, расхваленные Пузырем. Пузырь подробно рассказал товарищам о встрече с царицей. Разговор поддержали: у каждого была собственная история – первое выступление. Слушая веселую болтовню шутов, Вася в какой-то момент почувствовал, что его принимают за равного. Казалось, что неудачное выступление прибавило ему веса. Ужин затянулся. Друзья без устали говорили о своих увечьях и об особенностях их ремесла. Наконец те, у кого была отдельная комната, разошлись по своим каморкам, остальные десять человек отправились в общую спальню.

В спальне было тепло и просторно. Кровати стояли так, чтобы спящие не мешали друг другу. Дежурный в последний раз обошел комнату, загасив свечи. Теперь только лампадка тускло теплилась в темноте перед ликом Заступницы. Вася вспомнил до мельчайших подробностей прожитый день. Затем ворохнулось прошлое. Нежная грусть охватила его при мысли о той беззаботной, спокойной жизни в деревне, которую он оставил ради того, чтобы оказаться здесь, в этой громаде дворца. Он вновь увидел избу с ее нехитрым убранством, Матвеевича, себя… Сидя на лавке, он слушает бесконечные разговоры старосты о капризах погоды и о том, как уберечь урожай от града… Столько раз слышанные, знакомые с детства слова! На него вдруг пахнуло добрым запахом щей, затопленной печки, валенок… Ком подступил к горлу, когда он подумал, что все это он потерял, променяв положение пусть убогого, но окруженного в избытке заботой своих крепостных человека на еще не полученное место шута.

Вот так, перебирая в памяти прошлое, Вася неожиданно поймал себя на том, что ему первый раз в жизни хотелось сделать кому-то приятное. Не отцу, и не Евдокии, и не их деревенскому священнику. К его удивлению, этим кем-то ему представлялась царица.