— Мы уже начали беспокоиться, — заметила Анна Ивановна, когда он, как было договорено, подошел к памятнику на Октябрьской площади.
— Я вовремя, — возразил Лерка. — Разве что мои часы отстают.
— Нет, не отстают, — вздохнула его новая «кураторша». — Просто… Неважно. Что ты делал целый день? Как школа? Как ребята?
— Школа хорошо, — Лерка внутренне усмехнулся. — Ребята вроде тоже… Только я не попал на уроки, мы туда поздно приехали. Я… Ну, меня представили классу и все пошли домой.
— А что потом?
— Я видел Цирк, — с гордостью признался Лерка. — И Университет. Но туда детей не пускают, хотя, кажется, мимо этой охраны ничего не стоит… Если вы разрешите…
— Разрешаю, — усмехнулась женщина. Грустно так усмехнулась.
Я — сирота, — подумал Лерка. — Она обязана меня жалеть.
— Еще я был на Смотровой Площадке, — сказал он.
— Ну тогда тебя ждет еще одна экскурсия, — улыбнулась Анна Ивановна. — На метро. Не был?
— Нет…
— Пошли.
Ожидающие в кустах у подъезда ребята были разочарованы — домой Лерка вернулся не один, а с женщиной, вероятно, матерью. Подходить же к нему со своим делом при взрослых они не стали.
— Ладно, — сказал, выбираясь из кустов, Илья. — Завтра поговорим. Заодно и он будет более подготовлен.
— А вот наделает он глупостей, неподготовленный, — возразила ему Таня, — а нам потом расхлебывать. Всем нам. И так народ косо смотрит.
— А тебе-то что? — пожал плечами Витя. — Народ может смотреть как хочет, сделать-то он ничего не может.
— Сейчас не может, потом — кто знает? Ты, Бончик, вообще… оптимист.
— Да уж, — с гордостью сказал Витя Бончик, — мы такие. А вел он себя хорошо, кстати. Спокойно.
— Ты бы точно хай поднял, — заметил Гена Колесников.
— Я бы точно… — Витя задумался. — Пошли отсюда, а то в окно увидит.
Лерке некогда было смотреть в окно — он запоминал. Запоминал все подряд, так как решить, что в этой семье закон, а что — случайность, он пока не мог. Запоминал, как зажигается газ — в детдоме было электричество, да и не готовили они обычно, и куда потом летит спичка. Как заваривается чай, и откуда он берется. Все. Потом смотрели телевизор — новости. Новости эти были — смех один. Он, честно говоря, ожидал что-то вроде того политического обзора, который им давали раз в неделю, но это… Это было просто неграмотно. Политики, потом какие-то плохо одетые и очень сердитые люди, вперемешку со скучными рассуждениями о судьбе страны… Он подумал, что политобзоров, ему, пожалуй, будет не хватать.
Потом был художественный фильм — первый в его жизни художественный фильм и, похоже, хороший. Но он просто многого не понял — по крайней мере, те места, которые огорчали или веселили зрителей, Анну Ивановну и Алексея Петровича, до него не доходили. Ничего, он разберется. Постепенно Лерка начал понимать, зачем понадобилась Центру эта странная затея — заброс диверсанта в среднюю школу. Без этого, на одних только спецкурсах, он никогда не стал бы разведчиком. Прокололся бы на таком вот телефильме. На первом же.
Затем его повели спать — в собственной комнате! Впрочем, комната принадлежала раньше сыну Анны и Алексея, который уехал на год в Англию по какой-то программе. Лерка вошел и замер, глядя на огромную, почти до потолка, книжную полку. Затем нерешительно повернулся к Алексею Петровичу.
— Мне можно это читать? — спросил он.
— Такова общая идея, — кивнул тот. — Книги — чтобы читать.
— А… — Лерка был в растерянности. — С чего бы вы посоветовали начать?
— Начни с «Трех Мушкетеров», — посоветовал Алексей Петрович, ткнув пальцем в толстенный том. — Дальше — завтра полазим, я тебе составлю список. Идет?
— Да…
— Ты совсем с художественной не знаком, я вижу?
«Они не будут расспрашивать тебя о прошлом», — вспомнилось Лерке. Он молча покачал головой.
— «Три Мушкетера», никаких сомнений.
Книга Лерке понравилась, хотя раз двадцать пришлось ее откладывать и лазить в случившийся тут же энциклопедический словарь. Читал он быстро, и все же, когда закончил, стояла глубокая ночь. Миледи жалко. А так — ничего.
Первый день был неплох… Лерка потушил свет, закрыл глаза и блаженно вытянулся под одеялом…
…И провалился по пояс в бурую вонючую жижу.