Это точно она?!

1.1

— Анархию в кровь, герла! — похлопал меня по спине мой старый дружбан, с погонялом "Батон".

Я отсалютовала ему стаканом с томатным соком, отчего Батон скривился, словно зажевал кислый лимон. Еще бы! Ведь он был против моего вступления в ряды Стрэйт-эдж. Проще говоря, это персональный панковский отказ от алкоголя, табака и наркотиков. И если с первым я с легкостью распрощалась, третье даже и не пробовала, то вот с табакокурением все было сложнее. Не могла. Но! Я работала над этим…

Батона, пухленького моего соседа по дому, на наших сходняках любили, в компании таких же отмороженных очень даже жаловали. Правда, тот был горазд выпить… Но для остальных панков это не было проблемой. А потому он был своим, впрочем, как и я.

— Здарова, Батончик… Че там Крыс с Мозгом до сих пор залипают у экрана? — поинтересовалась я, сдув с лица упавшую длинную розово-персиковую челку. Первое время, когда я еще только начинала поднимать свой персональный бунт против системы, она жутко мешала. И ужасно раздражала мать. Но вскоре я привыкла. Мама нет.

Сегодня на вписке было не особо круто. Папики Крыса свалили на дачу на три дня, однако, что-то не клеилось. Все собрались, но вместо нашего обычного смеха и рассказа дурацких историй, Крыс с Мозгом, нашим ботаном, решили завалиться пересматривать концерты ГрОба.

— Да… Крыс уже третью подборку ставит… Жгут ребята! А ты че, все сохнешь по Коту?

Я поморщилась, слегка качнув головой. "Кот" — это диагноз. Болезнь, которая заставляла мое сердце биться чаще. Именно он сделал из меня ту, кем я являлась сейчас. И, несмотря на то, что расстались мы с ним не очень красиво, пристрастий я своих не изменила. Хоть и тосковала по этому неисправимому романтику, обожающему чувство свободы. У меня накопилась, наверное, целая шкатулка воспоминаний, связанных с ним. Да что там эта шкатулка. Чемодан! Вагон! Многотонный бронепоезд…. Вот только этим бронепоездом давило последние три месяца мою душу. Я не могла без него. Все другие казались неяркими, нечеткими, блеклыми. Это как долго пить хороший кофе, а потом довольствоваться растворимым. Кот был идеальным. И другого такого не было. Я не винила его. Наоборот, была благодарна. Он научил меня любить жизнь, наслаждаться каждым моментом…

— Да не, уже все норм… Слушай, я схожу проветрюсь… — сказала я, поднимаясь с мягкого кресла. У Крыса ничего так было. Комфортно.

— Если ты покурить, то я с тобой! — заявил Батон. — Кстати, может поиграем внизу?

Я пожала плечами. Мне было пофиг. Взяв все еще зачехленную гитару, что я принесла с собой на вписку к Крысу, я прошаркала в мягких тапочках до прихожей. Там переобулась в любимые гриндерсы, подаренные все тем же Котом. Сердце невольно кольнуло. Помню, как мы их с ним выбирали…

Выйдя на улицу, миновав обшарпанный подъезд, мы уселись на лавочку во дворе. Покурив, я расчехлила свое "сокровище". Гитара — это как половина души. Моя была черная, стратокастер, с тонким побеленным грифом и качалкой флойд-роуз. Качалка — это такая фигня, типа рычажка. Дергаешь ее и звук делает "вауууу-вауууу".

Я провела по струнам. Звук был тихий, все же, электра без комбика звучит весьма негромко. Что хорошо для душевных посиделок во дворе. Я же все же культурный панк. Если меня не довести до белого каления. Но как следует раствориться в музыке мне не дали, потому что с Батоном что-то начало происходить. Вернее, мой друг говорил, что со мной, испуганно тыча в меня пальцем, с выкрашенным черным лаком ногтем.

— Ты, ты! — в ужасе выпячивал он глаза.

Я оторвалась от игры, недовольно воззрев на друга.

— Че, Батон? Нафиг было лопату брать, если не слушаешь?

Но друг, казалось, не шутит.

— Ты растворяешься! Полупрозрачная, правда! — говорил он.

Я издала нечто среднее между фырчанием и усмешкой, сославшись на то, что у Батона перепой, однако, все же машинально глянула на свои руки. И издала такой душераздирающий визг, который, наверное, соседи запомнили надолго. Я растворялась! Словно тот же проклятый призрак!