Это - убийство

Глава 14

Лицо Натали Раис было серым от усталости. Она подняла взгляд на вошедшего Сэма Морейна. Подождала, пока тот снял пальто и повесил его в гардероб. Потом спросила:

— Как там мой отец?

— Я его спрятал в надежном месте. Лучше, чтобы он оттуда не выходил.

— Вам удалось что-нибудь прояснить? — еле слышно, словно опасаясь ответа, поинтересовалась она.

— Я сделал все возможное до того, как обнаружат труп Диксона. Сколько денег у меня на банковском счете?

— Чуть больше четырех тысяч долларов.

— Я намерен их снять. — Он улыбнулся, увидев изумление девушки, и распорядился: — Заполните чек на всю сумму.

— То есть вы не хотите оставлять в банке ни цента?

— Абсолютно верно.

— Зачем вам это?

— Я собираюсь стать лицом, скрывающимся от правосудия.

— Сэм! — воскликнула она, пораженная. — Простите, мистер Морейн. Вы не можете этого сделать!

— А я, напротив, думаю, что это блестящая идея, — весело не согласился он с ней. — Она даст великолепные результаты.

— Вы демонстрируете оптимизм, которого на самом деле не испытываете.

— Вот и ошибаетесь, — усмехнулся он. — Я совершенно искренен. Никогда не чувствую себя так превосходно, как в тех случаях, когда удается сблефовать в игре.

— Вы хотите сказать, что готовы даже убежать?

— Я создам впечатление, что смылся.

Девушка выдвинула ящик письменного стола, достала оттуда чековую книжку, заполнила бланк и передала его Морейну на подпись.

— Не беспокойтесь за меня, девушка, — сказал он, расписываясь.

Натали Раис, как бы в поисках поддержки, подошла и взяла Морейна за руку.

— Признайтесь, только честно, вы верите моему отцу?

— Почему бы и нет?

— Потому что он человек навязчивых идей. Сейчас он дошел до того, что считает свою жизнь бесполезной. Уверен, что все потеряно и ничего нельзя предпринять. У него только одна цель: реабилитировать свое имя для того, чтобы я снова достойно вошла в общество. Бедный отец! Он не понимает, что я уже создала себе новую жизнь как раз в том мире, который, как он считает, презирает меня. Его мысли все еще в том времени, когда я была в шоковом состоянии от того, что все друзья от меня отвернулись.

Морейн молчал. Девушка продолжала:

— Он вбил себе в голову, что, для того чтобы добиться реабилитации, ему надо было увидеться с Диксоном. И ничто бы не удержало его от этого шага. Отец знал, что Диксон располагает важными для него документами, и если бы он был убежден, что они находились в том портфеле, то он любой ценой завладел бы им.

— Считаете ли вы, что ваш отец мог бы убить человека?

— Вполне, — ответила она, — если этот человек допустил несправедливость и дело можно поправить ценой его смерти. По этой причине я так хотела помочь вам и старалась заполучить что-нибудь такое, что позволило бы выдвинуть обвинение против Диксона. Ради этого шла на любой риск и совершала продиктованные отчаянием поступки, которые представляются вам столь нелогичными. Было уже известно, что отец скоро выйдет на свободу, и было ясно, что он будет стремиться реабилитировать свое имя ради того, чтобы я снова могла идти по жизни с гордо поднятой головой. Я уже пыталась объяснить вам, что мне нет дела до друзей, бросивших меня в трудную минуту. Сам факт их предательства показывает, как мало стоила их дружба. Исключено, что я снова захочу дружбы столь сомнительного качества.

— Тем не менее не думаете же вы, что отец мог рискнуть нанести дочери еще больший, чем раньше, ущерб в ее взаимоотношениях с обществом?

— Сознательно — нет. И все же ему всегда было по душе играть ва-банк. Он был готов пойти на любой риск ради своей публичной реабилитации. Однако Диксон был человек упрямый. И если бы мой отец предъявил ему ультиматум, я не знаю, что бы случилось. Если отец и убил Диксона, то уверена, что это произошло в порядке самозащиты, но поклясться, что он его не убивал, я не могу.

— Похоже на то, — резюмировал Морейн, — что мы ничего не выигрываем от разговора на эту тему. Постарайтесь выбросить эту мысль из головы. Пойду сниму деньги и…

Он замер, услышав выкрики уличных продавцов газет: “УБИТ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ДЕЯТЕЛЬ! ЧИТАЙТЕ ОБ ЭТОМ ПРЕСТУПЛЕНИИ!”

Натали поднесла руку к горлу и затаила дыхание.

— Сохраняйте спокойствие и хладнокровие, — посоветовал Морейн. — Полиция не замедлит явиться за вами. Помните, что вы не должны отвечать ни на какие вопросы. Заявляйте им, что без моего разрешения отказываетесь давать какие-либо сведения о моем бизнесе и что вчера вечером покинули офис по служебным делам. И больше ничего им не говорите. Это было бы бесполезно.

Она отодвинула кресло, снова подошла к нему и положила руки на плечи.

— Обещайте мне, что будете осторожны, — с мольбой в голосе потребовала она. — Не подвергайте себя опасности ради моего отца или меня.

На его лице промелькнула улыбка. Он дружески похлопал ее по спине.

— Не забывайте, что я сам по уши погряз в этом деле. Ну да ладно. Я пошел.

Едва за ним закрылась дверь, как раздался телефонный звонок.

Морейн прямиком направился в банк. Он ничего не стал объяснять выразившему свое недоумение служащему. Да, он снимает всю сумму. Нет, у него не имеется претензий к банку. Нет, он не знает, откроет ли снова здесь счет. Нет, он не желает говорить с управляющим, так как очень спешит.

Он получил свои четыре тысячи долларов банкнотами по пятьдесят и сто, положил их в карман, вышел из банка, нашел телефон-автомат и позвонил в кабинет Фила Дункана.

Когда ответила его секретарша, Морейн сказал:

— Мистера Дункана, пожалуйста.

— Кто его просит?

— Сэм Морейн.

Секретарша не удержалась от удивленного возгласа и тут же соединила его с окружным прокурором.

— Мне нужно встретиться с тобой, Фил, — заявил Морейн.

— Ты где?

— В кабине телефона-автомата.

— Мне уже надоело названивать в твой офис. Ты читал газеты?

— Нет.

— Убит Питер Диксон.

— Бог ты мой! — воскликнул Морейн. — Когда и как это произошло, Фил?

— Все подробно изложено в газетах, — с расстановкой произнес Дункан. — Мне хотелось бы поговорить с тобой по этому делу, Сэм.

— Послушай, Фил. Я тоже нуждаюсь во встрече с тобой, но она должна состояться в таком месте, где нас никто бы не перебивал.

— Почему бы тебе не подъехать сюда? — предложил прокурор.

— Нет, я против. Только не в кабинете. Где сейчас Барни?

— В доме Диксона, готовит донесение об обстоятельствах убийства. Подойдет с минуты на минуту.

— Я предлагаю тебе следующий вариант, Фил. Никому не говори, что идешь на встречу со мной. Выходи из прокуратуры и иди до ближайшего угла. Через пять минут я буду на месте. Поговорим в моей машине.

— Подходит, — согласился Дункан. — Значит, на перекрестке через пять минут.

— Отлично, — подтвердил Сэм Морейн и повесил трубку.

Он повел машину, соблюдая крайнюю осторожность. Не хватало только нарушить правила уличного движения и опоздать. Он чувствовал себя бодро и был в превосходив ном настроении. Турецкие бани, бритва парикмахера и массаж развеяли остатки бурной ночи.

Он остановился в оговоренном месте. К нему подсел Фил Дункан.

— Почему ты не захотел встретиться у меня в кабинете? — спросил он, едва очутившись в машине.

— Причин много, — уклонился Морейн. — Лучше поговорим здесь.

— Мне надо задать тебе ряд вопросов, Сэм. Ты знал, что Пит Диксон убит? Известно ли тебе что-либо, имеющее отношение к этому делу?

— Я знаю об убийстве с твоих слов по телефону. Газеты еще не читал.

— Это не ответ, — запротестовал Дункан. — Сегодня рано утром ты заверил меня, что твоя поездка в район Шестой авеню — Мэплхерста никак не была связана со смертью Энн Хартвелл, и я взял на себя большую ответственность, дав тебе возможность уйти. А сейчас, после обнаружения этого нового преступления, Барни Морден разругался со мной вдрызг. Он считает, что мне следовало основательно допросить тебя этой ночью.

— Разве Барни не твой подчиненный? — невинно осведомился Морейн. — Если он не согласен с принимаемыми тобой решениями, то почему ты его не уволишь?

— Формально, — пояснил Дункан, — он действительно мой подчиненный. Но не забывай, что на носу выборы. При нынешней структуре власти у меня нет никаких шансов остаться окружным прокурором без поддержки политического босса. Сейчас на моей стороне Карл Торн, но я опасаюсь, что он выступит против меня, если я уволю Барни, а он будет не согласен с этим. Он уже дал понять, что потеряет интерес к моей кандидатуре, если я буду идти не в ногу.

— Что он понимает под этим “идти не в ногу”?

— Я думаю, что Торн имел в виду ту протекцию, что я оказал тебе и твоей секретарше. — Он сделал паузу и продолжил: — А теперь, когда я лояльно выложил на стол свои карты, думается, что пора и тебе сделать то же самое. Я прекрасно знаю, что ты никого не убивал. Я твой друг и уверен, что ты на это не способен. Тем не менее я убежден, что ты кого-то выгораживаешь.

— Кого же?

— А вот этого я пока не знаю, — признался прокурор. — Но не думай, что мне не удастся выяснить это рано или поздно.

— После того как ты излил мне душу, — подхватил Морейн, — настал мой черед взять слово. Однажды в Кооперативе экономических учреждений были нарушены законы. Ответственные за это лица заслуживали тюрьмы, но процесс над ними так и не состоялся. Сможешь ли ты ответить почему?

— Это как раз один из тех вопросов, которые мои противники не преминут поднять в ходе избирательной кампании, — ответил Дункан. — И тем не менее было очень трудно привлечь тех людей к ответственности. Общественное мнение их осудило, но с юридической точки зрения трудно доказать, что их действия должны квалифицироваться как преступления, а не как просто служебный проступок. Как бы то ни было, все материалы по этому делу исчезли, и на нем пришлось поставить крест.

— А что ты скажешь, Фил, — бил в точку Морейн, — если я тебе докажу, что эти люди не только допустили отступления от закона, но и обогатились за счет значительной части фондов Кооператива и именно они заплатили за то, чтобы вся разоблачающая их махинации документация пропала из прокуратуры? Что ты на это ответишь, а?

Прокурор, прищурившись, вглядывался в своего друга:

— Я бы сказал, что моя карьера будет сломана в тот день, когда это станет достоянием гласности.

— А если я добавлю, что твой псевдодруг Карл Торн отхватил более пятидесяти тысяч долларов на контракте с дорожными работами в Вест-Энде?

— Я не поверю этому.

— А если я тебе докажу? Как и то, что в твою контору поступили деньги, предназначенные для того, чтобы прикрыть эти делишки?

— Да ты с ума сошел!

— Нет, я в полном рассудке!

— Что ты подразумеваешь под этим “поступили в мою контору”?

— Я имею в виду то, что в прокуратуре есть работники, которым платят за то, чтобы они не давали в обиду преступников и мошенников. И эти люди оказывают влияние на линию твоего поведения. С твоим чистосердечием ты помогаешь их проделкам. Из-за своей доверчивости ты следуешь их советам. В итоге получается, что ты тоже в этом участвуешь.

— Не верю, — прошептал Дункан. — Ты все это выдумал, чтобы отвлечь мое внимание, Сэм.

— К сожалению, это правда, — напирал Морейн. — И рано или поздно тебе придется столкнуться с ней лицом к лицу. Я не собираюсь говорить с тобой о Диксоне, Фил. Эта встреча была мне нужна для того, чтобы обсудить вопрос о тебе самом. Я твой друг и хочу помочь тебе выбраться из этого осиного гнезда. Если ты так быстро готов подозревать даже меня, то почему же столь скептически относишься к утверждению о вероломстве твоих сотрудников? Я даю тебе честное слово, что тебя предали, Фил.

Дункан тяжело вздохнул:

— Я не могу в это поверить, Сэм. Морейн дружески потрепал его за колено.

— Теперь, когда я раскрыл тебе глаза на то, что происходит на самом деле, хочу, чтобы ты мне доверял. Полагаю, я смогу решить эту проблему таким образом, что ты с честью выйдешь из этой передряги.

— Это невозможно! — тихо произнес Дункан. — Созывается Большое жюри.

— А при чем здесь Большое жюри? — с недоумением спросил Морейн.

— Очень даже при чем, — ответил Дункан. — Члены Большого жюри являются политическими противниками той партии, которая сегодня занимает главенствующие позиции в городе и в графстве. Конечно, было политической ошибкой наделять этот орган контрольными функциями, но такое случилось, и никто не знает каким образом. Утверждают, что в руки членов Большого жюри попал “политический динамит” и оно собирается специально для того, чтобы рассмотреть эти документы и начать кампанию в пользу реформистской партии, которая могла бы обуздать коррупцию.

Морейн понимающе кивнул.

— Кажется, я знаю, откуда появился этот “политический динамит”, — прошептал он.

— Откуда?

— Этого я пока сказать тебе не могу. Большое жюри выступает против тебя лично?

— Драйвер, возглавляющий Большое жюри, поддерживает Джона Феарфилда, заклятого врага Карла Торна.

— Если ты отойдешь от Торна и его партии, будет ли Феарфилд препятствовать твоему избранию?

— То, что сделал бы Феарфилд, интереса не представляет. Но если я порву с Торном, то более чем очевидно, что меня не изберут.

Морейн, доехав на машине до парка, посмотрел на часы:

— Нам еще много о чем надо поговорить друг с другом, Фил. Но поскольку ты, видимо, интересуешься, что там настрочил Барни Морден, то почему бы тебе не позвонить на работу?

Дункан согласился, вышел из машины и неспешно дошел до телефонной будки. Минут через десять он вернулся.

— Сэм, — пристально глядя в глаза Морейну, спросил прокурор, — способен ли ты мне солгать?

— Никоим образом, — твердо ответил Морейн. — Я могу уклониться от ответа, поставить какие-то условия, но солгать — нет.

— Тогда ответь, где ты был этой ночью, покинув свой офис?

— У меня была встреча.

— С женщиной?

— Не с Энн Хартвелл, если ты думаешь об этом.

— Нет, не то. Я задаю сам себе вопрос, не была ли это Натали Раис. Куда ты ее послал?

— По моим делам. — Куда?

Морейн усмехнулся:

— Боже мой! Вы что, уже не в состоянии, обнаружив какое-нибудь убийство, тут же не навесить его на меня или мою секретаршу?

— Не до шуток, Сэм, — взмолился Дункан. — Дело серьезное.

— Во сколько убили Диксона?

— Около десяти сорока вечера.

— Разве ты не помнишь, что в этот час я находился вместе с тобой в своем кабинете?

— Да, это так, но где в это время была твоя секретарша?

— А ты у нее спроси, — посоветовал Морейн. — Если я тебе скажу, ты же мне не поверишь. Кстати, каким образом столь точно установили время убийства?

— По свече.

— По свече? — удивился Морейн.

Фил Дункан недоверчиво посмотрел на него:

— Именно по ней. Минувшей ночью было очень ветрено. К пяти утра стихло, но до того напор ветра был настолько силен, что даже повалил дерево у дома Диксона. Оно упало на линию электропередач, дом остался без света, и жильцы были вынуждены прибегнуть к свечам. К счастью, установить, когда это произошло, несложно, поскольку остановились двое электрических часов. В доме был запас свечей на подобный случай, и дворецкий менее чем через три минуты после аварии зажег их. Когда Диксон был убит, то при падении выбил выходившее на север окно. Ворвавшийся в комнату ветер почти мгновенно погасил свечу. Поскольку это была довольно массивная свеча, то легко установить время ее сгорания.

— Толковое объяснение, — одобрил Морейн.

— Мы также выяснили, что Энн Хартвелл была убита напротив бокового входа в дом, — сообщил прокурор.

Морейн сделал вид, что удивлен этим.

— В момент гибели на Энн Хартвелл была коричневая шляпка. Но на том месте, где был найден ее труп, шляпки не оказалось. Видимо, в момент убийства она от удара отлетела под куст. Шляпка вся была в кровавых пятнах, а следы на земле показывают, что смерть произошла напротив боковой входной двери.

Морейн продолжал изображать крайнюю заинтересованность.

— Согласно показаниям дворецкого, у Диксона была назначена встреча с какой-то женщиной на десять часов вечера, но она не явилась. Диксон дал ему указание открыть боковую дверь, а затем идти спать. Мы доставили дворецкого в морг. Он внимательно осмотрел труп Энн Хартвелл и заявил, что никогда раньше ее не видел и что встреча могла быть назначена как с ней, так и с другой женщиной. Дворецкий настаивает, что он ее не знает. Тот факт, что Диксон распорядился открыть для нее боковой, а не центральный вход, который обслуживает дворецкий, пожалуй, подтверждает его заявление.

— Ты уверен, что он говорит правду? — спросил, полузакрыв глаза, Морейн.

— У меня нет уверенности, что в этом деле кто-то не врет, — с горечью ответил Дункан, — но мы приняли в отношении дворецкого все необходимые в таких случаях предосторожности: предъявили ему тело, покрытое простыней, отвлекли его разговором и в какой-то момент…

— Можешь не описывать процедуру, — сухо заметил Морейн. — Ее техника мне очень хорошо знакома.

— Ты думаешь, он лжет? — поинтересовался Дункан.

— Кто его знает…

— Ситуация выглядит следующим образом, — подытожил Дункан. — Вначале ты заинтересовался похищением. Тогда Диксона ты не знал и никогда его не видел. Политика тебя не интересовала, и твое внимание было целиком сосредоточено на Энн Хартвелл и на случившемся с ней. Доказано, что вечером, когда произошли оба убийства, ты был на перекрестке Шестой авеню с Мэплхерстом. Твоя изначальная цель, видимо, Хартвелл, но если между ней и Диксоном имеется какая-то связь, то я недалек от мысли, что ты побывал в его доме.

— Так ты намекаешь, что я его убил? — недоуменно произнес Морейн.

— Никто не в состоянии обвинить тебя в этом, — пояснил Дункан, — поскольку преступление было совершено около десяти сорока вечера, а ты в это время находился вместе со мной в своем кабинете. Но мне, однако, неизвестно, где была твоя секретарша.

— Но ведь ты не знаешь также, где в тот момент пребывали и многие другие лица, — напомнил с улыбкой Морейн. — Если не ошибаюсь, ты вместе с Барни Морденом разыскивал тогда Дорис Бендер, Томаса Уикса, Ричарда Хартвелла и уж не знаю кого еще.

— Случайно доктор Хартвелл оказался вне подозрений, — заметил Дункан. — Он напал на тебя почти что в ту же минуту, когда было совершено это преступление, то есть около десяти сорока семи.

— Откуда ты знаешь, что Диксона убили именно в это мгновение? Надо же: десять часов сорок семь минут! Потрясающая точность!

— Определить это труда не составило. Никто в доме не слышал выстрелов, а ведь их было два из револьвера 38-го калибра. Это можно объяснить лишь тем, что их перекрыл шум проходившего рядом с домом поезда. По расписанию такой поезд проследовал там в десять сорок семь. Видимо, именно тогда и был убит Диксон.

— Превосходно, — согласился Морейн. — А где в этот час была Дорис Бендер?

— Пока еще не знаем.

— А Уикс?

— У него хорошее алиби. Примерно в это время он имел дело с полицией. С виду он был очень обеспокоен тем фактом, что вся публика из квартиры Дорис Бендер разбежалась.

— Вы по-прежнему предполагаете, что Энн Хартвелл выбросили с поезда, проходившего в десять сорок семь?

— Это остается как версия, хотя лично я сомневаюсь. Почти не вызывает сомнений, что и ее, и Диксона лишил жизни один и тот же человек. Преступник встретил Энн Хартвелл у дома Диксона и убил ее, затем вошел в особняк и прикончил Диксона.

Морейн задумался, насупившись.

— Ты абсолютно уверен, что Диксон действительно был убит в десять сорок семь, Фил?

— Никаких сомнений. Проведенные нами следственные эксперименты со сгоранием свечи дают разброс примерно в пятнадцать минут. Проверки со стрельбой уверенно подтверждают, что только грохот проносившегося мимо резиденции поезда мог помешать обслуживающему персоналу услышать выстрелы. А теперь все же ответь мне: где находилась Натали Раис в десять часов сорок семь минут, когда мимо дома Диксона проходил поезд?

— Фил, — негодующе воскликнул Морейн, — не может быть, чтобы ты намекал на причастность к этому убийству Натали Раис?!

Дункан шумно втянул в себя воздух:

— Этот номер не пройдет, Сэм. Я слишком часто играл с тобой в покер, чтобы не распознать твои приемы. Этот трюк не нов: ты всегда начинаешь с того, что заставляешь противника занять оборону. Когда у тебя скверные карты на руках, а ты все равно стремишься выиграть, то набрасываешься с первой пришедшей тебе в голову критикой в адрес прокуратуры. Я лезу из кожи вон, чтобы доказать ее необоснованность, а когда возвращаюсь к проблемам, интересующим меня, ты уже непонятно как оказываешься в выигрыше.

Морейн ухмыльнулся:

— Мораль при этом такова: хочешь совершить преступление, не садись играть в покер с окружным прокурором.

— Мораль в том, что ты все еще не ответил на мой вопрос, — возразил Фил Дункан.

— Позволь все же сначала спросить тебя вот о чем: где была в момент прохождения поезда Дорис Бендер?

— Неизвестно. Меня интересует местонахождение Натали Раис.

— А где был доктор Хартвелл?

— Знакомился с кулаком Барни Мордена.

— Ну, это происходило не в десять сорок семь.

— Ты прав, минуты три-четыре спустя. Но чтобы за это время добраться от Мэплхерста до твоего кабинета, надо лететь на крыльях.

— А где обретался Томми Уикс, дружок Дорис Бендер?

— Я могу точно описать, что делал вчера вечером Уикс. В восемь часов он заявился к дому Дорис Бендер. Никто на его звонки не отвечал. Обеспокоенный этим, он позвонил Барни Мордену, заявив, что опасается, не произошла ли там какая-нибудь трагедия, поскольку дом словно вымер, хотя Дорис Бендер назначила ему встречу.

— Не кажется ли тебе это странным? — полюбопытствовал Морейн.

— Что конкретно?

— Неужели это естественно, что мужчина, любовница которого не явилась на свидание, сразу звонит в кабинет окружного прокурора?

— Нет, поскольку здесь несколько иная ситуация. Уикс обосновал свое беспокойство в связи с исчезновением обеих женщин тем, что за ними с револьвером в руках охотился доктор Хартвелл.

— Так было и на самом деле?

— Не сомневайся. Барни это проверял.

— А не беседовал ли доктор Хартвелл с Карлом Торном?

— Да, разговор имел место. Он встречался с ним в доме Бендер. Энн Хартвелл наотрез отказалась видеть супруга, и Дорис Бендер упросила Карла Торна поговорить с ним. Тот беседовал с дантистом в дружеском тоне, посоветовал ему вернуться к себе, успокоиться и предложил ему в качестве наилучшего варианта в этой ситуации подать на развод, чтобы разом покончить со сценами, когда он выглядел глупейшим образом.

— Думаю, мне надо поблагодарить Торна за визит, нанесенный мне Хартвеллом вчера вечером, — прервал прокурора Морейн.

— Как так?

— А так. Это, должно быть, Торн сказал Хартвеллу, что я любовник его жены.

Дункан пожал плечами:

— Не обязательно. Но как бы то ни было, мы с тобой говорим об Уиксе. После его звонка Барни счел обстановку ненормальной и решил провести расследование. В доме действительно никого не было, и создавалось впечатление, что его покинули в спешке. Уикс настаивал на том, что женщины не могли уйти сами, по доброй воле, и тогда я распорядился начать розыск их и Хартвелла. Не желая, однако, чтобы это проходило через прокуратуру, я решил использовать твой кабинет. Уикс также отправился на поиски. Вот тут я знаю точно только то, где он находился в установленный момент преступления.

— И где же?

— В твоем кабинете. Он появился минуты две спустя после того, как ты удалился. Одновременно с патрульной машиной, прибывшей забрать доктора Хартвелла. Было без малого одиннадцать часов.

— За двенадцать — четырнадцать минут Уикс вполне успевал добраться из Мэплхерста до моего офиса, — заметил Морейн.

— У него не хватило бы времени на оба преступления, — не согласился с ним окружной прокурор.

— А где был Карл Торн?

— Этого я не знаю. Незадолго до этого он разговаривал с Барни — это и был один из тех звонков, которые поступили в твой кабинет. Тогда он находился у себя дома.

— Ну это он так сказал, — бросил реплику Морейн. — Тот факт, что кто-то утверждает по телефону, что он находится в определенном месте, отнюдь не значит, что это на самом деле так.

Дункан снова тяжело вздохнул:

— Все это пустая болтовня, Сэм. Вместо того чтобы четко и ясно указать местонахождение Натали Раис в минуты преступления, ты обстреливаешь меня всевозможными вопросами, отвлекая внимание. Сэм, спрашиваю еще раз, где была твоя секретарша в десять часов сорок семь минут вчера вечером?

Морейн завел мотор и ограничился скупой фразой:

— Я доставлю тебя в прокуратуру, Фил.

— Ты так и не ответишь на мой вопрос?

— Нет, Фил.

— В чем дело?

— Потому что это выведет тебя на ошибочный путь. Зло исходит не оттуда, откуда ты считаешь.

— Чепуха!

— Скажу тебе больше. Отходи от Карла Торна, и побыстрее! — посоветовал Морейн.

— Ты считаешь, что я должен отказаться от политической карьеры?

— Меня не интересует твоя политическая карьера, а заботит твоя честь. Отдаляйся, да поживее, от Карла Торна и не доверяй Барни Мордену. Они в тайном сговоре против тебя. Барни Морден изображает из себя твоего друга, но, если представится возможность, он нанесет тебе удар в спину. Если ты не веришь этому, задумайся над его отношением ко мне.

— Барни очень усерден, даже чересчур, — колебался Дункан.

— Барни — мерзавец, как и Карл Торн, — настаивал Морейн.

— Значит, ты считаешь, что надо порвать с Карлом Торном?

— Да.

— Мне бы хотелось знать, какие у тебя основания давать мне подобные рекомендации?

— Я не могу этого объяснить, Фил. Проанализируй все сам и сделай выводы и особенно не доверяй донесениям Барни Мордена. — Он остановился перед зданием прокуратуры. — Ты здесь сойдешь, Фил?

— Пожалуй.

— И вот еще что, — сказал на прощанье Морейн, легонько стукнув Дункана по коленке. — Проверь как следует, когда точно произошли убийства. Выясни сам, как долго горела свеча.

— Почему ты придаешь этому такое большое значение?

— Потому, — неумолимо стоял на своем Морейн, — что Барни Морден предает тебя, веришь ты этому или нет. Именно он похитил те документы, о которых мы говорили, а Торн финансировал эту операцию. И если преступление было совершено не в то время, как ты сейчас считаешь, поинтересуйся, где был Барни Морден, когда убили Диксона.

— Черт тебя побери, Сэм! — воскликнул прокурор, побелевший от возмущения. — Ты не имеешь никакого права клеветать на моих друзей только потому, что твоя секретарша замешана в преступлении!

— А тебе не приходило в голову, — гнул свою линию Морейн, — что Диксон мог собрать компрометирующие Торна документы? И что именно их должны были рассматривать на сегодняшнем заседании Большого жюри? И что если бы это случилось, то против Карла Торна было бы возбуждено дело? Подумай об этом и прекрати прекраснодушествовать!

Морейн протянул руку и открыл дверцу. Фил Дункан как лунатик вышел из машины, не отрывая взгляда от Морейна.

— До скорого, Фил, — бросил Морейн и рванул с места.