Этот чертов Майк Дайм

14

Открывая дверь офиса, я услышал телефонный звонок. Это была Элейн Дамоне.

— Где же вы пропадаете? — спросила она строго. — Я звоню по всем номерам, которые вы оставили, без малейшего успеха. Если помните, мистер Дайм, вы согласились работать на меня. Может, вас заинтересует сообщение, что шантажист Стентона объявился?

Я заверил ее, что по-прежнему горю желанием с ним расправиться, и она продолжала:

— Завтра он позвонит и скажет, где и каким образом я должна буду передать ему три тысячи. — Пока Элейн говорила все это, я слышал в трубке, как кто-то настойчиво звонит в ее дверь, однако она словно и не собиралась ее открывать, и прислуга тоже не торопилась сделать это.

— И еще раз вам повторяю, я не желаю, чтобы вы с ним расправлялись. Просто найдите его, и все.

Я решил, что пришло время поставить на место Элейн Дамоне.

— Слушайте, я на вас работаю, потому что мне нравится, как вы мне платите. Вы симпатичная, особенно когда улыбаетесь. И ваши простыни из розового шелка мне тоже очень полюбились. Однако мне не нравится выслушивать, как я должен работать. Моя профессия довольно сложна и опасна. Или вам захотелось, чтобы наши некрологи напечатали в «Пост»?

— Вы будете работать, как я скажу, — ответила она холодно, — или не будете работать вообще.

— О’кей. Не обращайте на меня внимания. Бывают дни, когда я не в духе.

Потом мы распрощались, и она повесила трубку. А я еще довольно долго держал свою в руках.

Потом я позвонил в полицейский участок и спросил, кто занимается делом Киркпатрика. Дежурный сержант ответил, что никто им не занимается, но, если я позвоню утром, то кто-нибудь сможет сказать, почему он решил утопиться. Я настаивал, потому что мне необходимо было срочно выяснить причину самоубийства, и наконец узнал, что Киркпатриком занимается инспектор Нунан и что он уже ушел домой. Затем я набрал номер секретариата Синг-Синга, и мне ответил некто, энергично жующий резинку: «Чем могу помочь, дружок?» Работники исправительных учреждений ненавидят частных сыщиков почти так же сильно, как и своих подопечных, возможно, ненависть вообще входит для них в профессиональный набор, как и бесплатная форма.

— Говорит инспектор Нунан, полиция Филадельфии, — ответил я, стараясь не казаться ни слишком умным, ни слишком любезным. — С кем я говорю? Кто у телефона, черт побери?

— Хм… Горси…

— Сэр! Добавляй «сэр», когда ко мне обращаешься, понял? А теперь послушай. Горси. Мне срочно нужна информация о заключенном Мэнни, или Эммануэле, Глюке. Передаю по буквам — ГЛЮК. Насколько мне известно, он умер в тюрьме до окончания своего срока отсидки. Теперь ты дашь мне список тех, кто сидел с ним в одной камере. Да, да, знаю, что поздно и что архив закрыт. Но ты должен помочь, Горси. Дело международной важности, и мы разберемся с ним сейчас или никогда. Все, кто работает над ним, все, до последнего сержанта, получат повышение. Понял? А теперь, давай, работай, сынок. Я тебе перезвоню.

Я достал из бумажника фотографию, которую нашел у Француза. По непонятной причине меня больше интересовал записанный на обороте телефонный номер — что-то в нем было смутно знакомым. Я набрал номер справочной и попросил дать адрес по этому телефонному номеру. Мне обещали перезвонить. Что ж, неплохо. Оставалось убить еще около часа, и от нечего делать я снова стал разглядывать фотографию.

Странно, что она оказалась у проходимца наподобие Француза. Девушка на фото была настоящей красоткой, не какой-нибудь дешевкой. Но больше я ничего не смог извлечь из снимка, за исключением отчетливого чувства, что предпочел бы никогда не встречаться с толстяком в плавках.

Когда я перезвонил в тюрьму, Горси уже ушел с дежурства, но оставил для меня список из десяти фамилий с домашними адресами заключенных. Только двое из них пережили Глюка, умершего в возрасте 67 лет и отсидевшего половину из положенного ему срока, — Анджело Мелински и Уоррен Ратеннер. Последний показался мне многообещающим — Ратеннер отсидел вместе с Глюком три года, и Мэнни умер, можно сказать, у него на руках. Срок Ратеннер получил за мелкое мошенничество и неуплату налогов, а пару лет назад освободился. Я позвонил в «Пост» и оставил сообщение для Хендерсона, после чего обвел фамилию Ратеннера жирным кружком и задумался. Не было особенной разницы, принадлежали эти деньги Ратеннеру или же королю Сиама, я все равно не понимал, почему до сих пор жив. Фамилия и адрес офиса значились в телефонном справочнике, и найти меня не составляло ни малейшего труда. Мои мысли перебил звонок из телефонной справочной — номер на фотографии Француза принадлежал Максу Слоувану, Порт-стрит. Да, я знал Макса.