Этрусское зеркало

Легенды и факты

Кормчий из-под ладони долго вглядывался в плоскую полосу песчаного берега, постепенно переходящую в округлые холмы. Наконец, отняв руку от лица, не оборачиваясь, он что-то крикнул зычным голосом. Двое матросов повели кормовые весла вправо. Поднимая брызги и водяную пыль, корабль двинулся к берегу. Вот его нос уткнулся в прибрежную мель. И все, кто были на палубе, спрыгнули в воду.

— Эйя! — раздался протяжный возглас кормчего.

— Эйя! — подхватили матросы и мощным рывком столкнули корабль с мели.

Киль заскрипел по влажному песку. Капельки пота заблестели на смуглых лицах. Матросы не отпускали корабль, пока он весь не вышел из воды и не лег на песок, задрав осмоленный, покрытый скользкими ракушками борт. Глаз, выведенный желтой краской на носовой части судна, развернулся. Теперь он смотрел на облака, окрашенные розовоперстой Эос[1].

Люди в длинных льняных одеждах и остроконечных меховых шапках с удивлением и страхом наблюдали за чужеземцами. Им уже приходилось видеть корабли в открытом море. Паруса, надуваемые ветром, подобны лепесткам болотных лилий. И так же, как лилии, эти паруса покачивались, словно приветствуя землю, пока не исчезали в туманной дымке. Ни один корабль еще не приставал к берегу. Что надо этим чужеземцам? Может быть, их преследуют злые духи вод и они ищут заступничества и гостеприимства?

А чужеземцы не теряли времени даром. Они вытащили из чрева своего корабля множество удивительных предметов и разложили их рядами на видном месте. Чего тут только не было! Расписанные яркими красками чаши, удивительно ровные, а не кособокие, как у местных горшечников; блестящие металлические щиты — в них можно смотреться и видеть себя; острые бронзовые ножи и наконечники копий; ткани, пестрые, как весенний луг!

Как не разгореться глазам при виде этих вещей! Как устоять от соблазна прикоснуться к ним! Вскоре поселяне покинули свои убежища и окружили корабль. Торг разгорелся, как пламя костра, куда брошены смолистые ветви. Что могли предложить местные жители мореходам в обмен на их богатства? Шкуры, меха, шерсть, воск, деготь? Чужеземцы знаками показывали, что нуждаются в другом товаре. Вождь первым понял, что´ им нужно. Он привел к кораблю юношу со связанными сзади руками. Это был пленник, захваченный во время сражения с соседями.

Чужеземцы радостно закивали головами. Кормчий протянул вождю щит, несколько наконечников копий и четыре сосуда. Сделка состоялась. Юношу отвели в сторону. Мореходы купили также шкуры, меха и воск. Но все это они ценили меньше чем живой товар.

Представим себе, что другой корабль высадился на том же берегу Италии, где и первый, но спустя двести лет, в VII веке до н. э. Тогда бы взору мореходов открылась совершенно иная картина.

Вместо жалких деревень, разбросанных по болотистому побережью, они увидели бы богатые города, гордо возвышающиеся на холмах и защищенные массивными каменными стенами. Ворота охранялись воинами в железных шлемах и панцирях. В гаванях стояли нагруженные товарами финикийские корабли. Чужеземцы в длинных одеждах толпами бродили по улицам. С удивлением они разглядывали изделия местных мастеров. О! Они могут поспорить своим искусством с греками! А на полях, окружавших города, каналы собирали излишнюю воду. Она орошала сады и пашни. На земле работали закованные в цепи рабы и подневольные люди, наподобие спартанских илотов. Все богатства, добытые трудом земледельцев и ремесленников, стекались во дворцы царей и дома знати.

Вместо кладбищ с тесно прилегающими друг к другу погребальными урнами появились высеченные в скалах гробницы. Покойники наиболее богатых семей погребались в настоящих подземных дворцах. На тот свет их сопровождали золото, серебро и другие предметы роскоши, окружавшие их при жизни.

Что же это за народ — этруски, появление которого принесло столько разительных перемен в жизни племен, населявших Италию, народ, чьи владения простирались от Альп на севере до Неаполитанского залива на юге, от Тирренского моря на западе до Адриатического на востоке, чьи поселения находились на островах Эльбе, Сардинии и Корсике, чьи корабли заплывали в океан? Греки называли его по имени легендарного героя Тиррена — тирренами, римляне — тусками или этрусками, сам же себя он именовал «расена». Это они, тиррены, туски, расена, разрушили 300 крепостей, принадлежащих первоначальным обитателям — полудиким умбрам. Это они, этруски, построили на холмах настоящие города с мощными каменными стенами, выдержавшими не только удары таранов и катапульт, но и разрушительное действие времени.

Это им, этрускам, принадлежат древнейшие памятники письменности на Апеннинском полуострове. Это они научили грамоте римлян, ставших впоследствии учителями многих других народов. Они же были первыми в Италии скульпторами, актерами, художниками, музыкантами. Римляне заимствовали у этрусков знаки государственной власти, одежду, древнейшую военную организацию, устройство дома, цирк, гладиаторские бои. Многие боги, которым приносили жертвы римляне, были богами этрусков. Откуда же пришел этот удивительный народ? Когда это было?

Вопросы эти волнуют ученых уже много столетий. На них пытались ответить как современники и очевидцы расцвета этрусков, так и историки, искусствоведы, языковеды нового времени.

Первое по времени свидетельство о происхождении этрусков мы находим у историка V века до н. э. Геродо´та, уроженца греческого города Галикарна´сса в Малой Азии. В древности Геродота называли «отцом истории». В равной, если не в большей мере он заслуживает быть названным отцом этнографии, науки, изучающей обычаи народов. Благодаря Геродоту, мы обладаем сведениями о множестве народов Азии, Африки и Европы. В своем труде, посвященном греко-персидским войнам, Геродот рассказывает и об обитателях Малой Азии — лидийцах, часть которых переселилась в Италию.

«Как сообщают лидийцы, во времена Атиса, сына Мана, во всей Лидии царил страшный голод. Некоторое время люди выжидали спокойно, но так как голоду не было конца, стали искать способ себе помочь. Тогда-то они изобрели игру в биты, кости, в мяч и все другие игры, кроме игры в шашки, так как ее изобретение лидийцы себе не приписывали. Этими играми они старались прогнать голод. Один день они играли, чтобы не чувствовать голода, другой — кое-что ели и не играли. Но так как голод не проходил, но еще более свирепствовал, царь разделил народ на две части и дал им решить, какая из них остается в стране, а какая должна выселиться. Во главе тех, кто должны выселиться, он поставил своего сына Тиррена. У Смирны они вышли к морю, построили корабли и, когда все, что было необходимо для плавания, доставили на борт, подняли паруса, чтобы искать новую родину. Наконец, после того как их дорога провела через многие страны, прибыли они к омбрикам, где они построили города и живут еще теперь. Но имя „лидийцы“ они потеряли и называют себя по имени сына царя, который их вел, тирренами».

Преобладающее большинство греческих и римских авторов писавших об этрусках-тирренах после Геродота, приняли его взгляд на лидийское происхождение этого народа. Насколько нам известно, и сами этруски считали себя выходцами из Малой Азии.

Но в конце I века до н. э. греческий писатель Диони´сий, родившийся в том же городе Галикарнассе, что и Геродот, выступает против своего великого земляка. Дионисий считает этрусков-тирренов «одним из наиболее древних народов, не похожих ни на какой другой ни по своему языку, ни своими обычаями». По мнению Дионисия, этруски ниоткуда не переселялись и жили в Италии испокон веков. В качестве доказательства ошибочности мнения Геродота Дионисий указывает на то, что переселение лидийцев в Италию было неизвестно лидийскому писателю Ксанфу, составившему историю своего народа.

Дионисию не удалось поколебать взгляда, высказанного Геродотом о лидийском происхождении этрусков. И после выхода труда Дионисия почти все поэты и историки называют этрусков лидийцами. Более того, мнение, что этруски родственники лидийцев, получает официальное признание. Когда в I веке н. э. древнейший лидийский город Сарды был разрушен землетрясением, потомки этрусков выступили в римском сенате ходатаями за своих «кровных родственников»: они просили оказать пострадавшему городу помощь.

Спор о происхождении этрусков, начавшийся более двух тысяч лет назад, был продолжен в Новое время. У Дионисия нашлось немало приверженцев. Это были по преимуществу итальянские ученые. Они не хотели отдавать Востоку такую высокую культуру, как этрусская. Их вполне устраивал взгляд Дионисия: этруски ниоткуда не приходили, были местным народом. В XIX веке появляется совсем новая теория: этруски пришли из Центральной Европы. Этот взгляд отстаивали преимущественно немецкие ученые.

К середине XX века теория происхождения этрусков с севера потеряла почти всех своих сторонников. Что касается спора между сторонниками Геродота и Дионисия, то он не утихал. Правда, в самое последнее время большинство ученых отдает, хотя и с некоторыми оговорками, предпочтение Геродоту.

В тот день, когда корабли троянца Эне´я после долгих скитаний шли вдоль берегов Италии, Нептун, бог морей, успокоил волны. Корабли вскоре вошли в устье реки, изливавшей в море мутные волны. Это была Альбула, или, как ее стали называть позднее, река Тибр.

Эней охватил взглядом и желтый прибрежный песок, и лес, подступавший к самому берегу, и птиц, парящих над деревьями. Может быть, именно эта страна предназначена богами беглецам из сожженной Трои? Но как узнать волю богов?

Эней в сопровождении сына Юла и других мужей сошел с корабля и расположился под могучим дубом. Весело затрещали сучья в пламени костра, обещавшего трапезу. Но в спешке троянцы не захватили посуды. Не возвращаться же за нею на корабли! На костре испекли круглые пшеничные лепешки, и они заменили им столы и тарелки. На лепешках разложили троянцы скудную снедь и, помолившись богам, принялись за трапезу. Запасы иссякли прежде, чем был утолен голод. И троянцы принялись за лепешки. Юл шутил: «Мы съедаем свои столы». Все пропустили шутку мимо ушей. Только Эней поднялся с земли и, протянув вперед руки, молвил:

— Здравствуй, неведомый край! Тебя предназначили боги. Исполнилось древнее предсказание: «Голод приведет вас на берег безвестный. Там свои вы съедите столы». Кончились наши скитания. Будем строить жилища!

Пока троянские мужи рубили лес, Эней снаряжал посольство к царю лауре´нтов Лати´ну, правившему всей этой страной. Как еще отнесется царь к чужеземцам? Не знал Эней, что в то время, когда его корабли входили в устье реки, боги дали Латину знамение. У царского дворца рос старый лавр, посвященный Аполлону. Внезапно на его вершину опустился густой рой пчел. Кто-то послал за гадателем, чтобы узнать смысл знамения. Гадатель сказал: «Я вижу мужа и войско, идущих из чужих земель, из одной страны света в другую. Будет владыкой он здесь».

Вот почему, когда послы Энея с оливковыми ветвями в руках приблизились к дворцу Латина, царь встретил их с распростертыми объятиями. Ведь так повелели боги.

Латин заключил с Энеем союз и уступил троянцам часть своей страны. Эней обручился с царской дочерью Лави´нией и основал город, названный ее именем. При этом возникло новое чудо. В соседней роще сам по себе вспыхнул огонь. Тотчас же между обитателями леса произошла схватка, в которой победителями вышли волк и орел.

Вскоре царь руту´лов Турн, разъяренный тем, что Латин отдал Лавинию в жены чужеземцу, начал войну против Латина и его союзников троянцев.

Эней слышал о том, что на холмах, в излучине Тибра, живет старец Эва´ндр из Арка´дии. Снарядив два корабля, он направился вверх по течению реки.

На следующее утро показались стены замка на высоком холме. Это был Палла´нций, крепость Эвандра.

Как раз в это утро Эвандр со своим сыном Палла´сом и друзьями приносил на прибрежном лугу жертву Геркулесу. Увидев чужеземцев, люди Эвандра испугались и хотели прервать священнодействие. Но храбрый юноша Паллас, дав знак, чтобы они продолжали начатое дело, с копьем наперевес бросился к берегу.

— Что вам надо, чужеземцы? — крикнул Паллас. — Откуда вы и куда держите путь? Несете вы войну или мир?

Эней на высокой палубе корабля поднял оливковую ветвь.

— Мы троянцы, — ответил он. — Нас хочет изгнать Турн. Мы пришли к царю Эвандру, чтобы просить его о союзе и помощи.

Когда Паллас узнал, что перед ним троянцы, он пригласил гостей в дом своего отца.

Эвандр посадил своего гостя на почетное место у очага и выслушал его рассказ. Затем он ему сказал:

— Я рад оказать тебе помощь. Но силы наши слабы. Я могу дать тебе совет, о потомок славного Те´вкра! Знаешь ли ты, что во владеньях рутулов укрылся Мезе´нций, царствовавший над тирренами в Цэ´ре? Слышал ли ты о его жестокостях? Он силой поработил свой народ. Он привязывал живых к мертвым и казнил их страшной медленной смертью. Граждане Цэре, устав терпеть эти насилия, окружили его дом и перебили его свиту. Мезенций бежал к Турну. И теперь вся Этрурия поднимается в праведном гневе. Этруски требуют казни царя без отсрочки. Вот тебе войско, Эней. Стань во главе его!

Вот когда Эней понял смысл знамения, данного богами при основании города Лавиния, когда волк и орел в схватке победили лису.

Волк — священное животное латинов, орел — священная птица бога этрусков Тини. Союз между волком и орлом обеспечит победу над лисою Ту´рном, царем рутулов.

Так этруски стали союзниками троянцев в борьбе против Мезенция и его покровителя Турна. Мезенций вскоре был убит самим Энеем. Эней разбил и главного врага, Турна, и связал свою судьбу и судьбу своего рода с латинами и их землей Ла´циумом.

Отношение к этому преданию об Энее менялось на протяжении столетий. В XV–XVI веках настолько преклонялись перед античной культурой, что принимали на веру любой рассказ древних писателей. Эней, все его спутники и противники, считались такими же историческими лицами, как Цицеро´н или Август, Неро´н или Константин. В конце XVII века и в XVIII веке отношение к троянской легенде резко изменилось. Она отвергалась полностью как не имеющая ничего общего с действительностью. Но уже в то время один крупный итальянский ученый, Ви´ко, высказал взгляд, что, хотя Эней и является вымышленным, никогда не существовавшим лицом, в легендах имеется какая-то историческая основа, какое-то зерно истины. В начале XIX века с подобных же позиций подходил к римским преданиям крупный немецкий ученый Бартольд Нибу´р, но все же в науке прошлого века отношение к римским преданиям было резко критическим. Считалось, что эти легенды, в отличие от гомеровских поэм, творений самого народа, созданы из стремления объяснить названия местностей, рек, городов.

Ученые, как им казалось, нашли объяснение и тому странному факту, что легенда о троянцах получила распространение в Италии, и не менее удивительному обстоятельству, что римляне считали себя потомками троянцев. Во время великих римских завоеваний III–II веков до н. э. в Италию нахлынула масса греков. Они познакомили римлян со своим искусством, художественной литературой, мифами, а так как у римлян не было своей истории и своих поэм наподобие «Илиады» и «Одиссеи», они перенесли героев греческого эпоса на территорию Италии и так сжились с ними, что стали считать себя их потомками.

Археологические находки последних лет не оставили от этих объяснений камня на камне. Оказалось, что задолго до завоевания римлянами Греции Эней был известен населению Италии. Связь между Энеем и этрусками, казавшаяся смехотворной, нашла неожиданное подтверждение. Эней является любимым героем в искусстве этрусков. Его изображения на вазах относятся к V веку до н. э., задолго до завоевания римлянами Греции. Конечно, ученые далеки от мысли считать Энея историческим лицом, так же как и признавать фактом правление Мезенция. Но в легенде об Энее как о союзнике этрусков имеется историческое зерно. У малоазийского города Трои был главный враг — греки, выходцы с Балканского полуострова. Этруски, родиной которых также была Малая Азия, должны были считать Энея своим земляком, союзником. Если для греков взятие и сожжение Трои было величайшей победой, то для самих троянцев и для этрусков величайшим несчастьем. Отсюда сочувствие этрусков к Энею.

Не менее интересным является и тот факт, что римляне считали себя потомками Энея. Если бы римляне заимствовали троянскую легенду у греков, что их могло бы заставить вести происхождение от врагов греков — троянцев? В легенде о родстве римлян с Энеем нашло отражение раннее этрусское влияние в Риме. Видимо, в составе древнейшего римского населения были этруски, которые познакомили римлян с троянской легендой. Знатные роды этрусков должны были сохранить предания о происхождении от выходцев из Малой Азии. Таким образом, троянская легенда — один из доводов в пользу мнения Геродота.

Прошло немало лет с тех пор, как из отдельных поселений в излучине Тибра вырос Рим. Сменилось уже четыре царя, и Римом правил Анк Ма´рций. Согласно преданию, при Анке Марции из этрусского города Таркви´ний в Рим переселяется богатый чужеземец, по имени Лукумо´н. Он был сыном знатного грека Демара´та, бежавшего из Кори´нфа в Этрурию. В Тарквиниях Демарат женился на девушке из знатного этрусского рода и имел от нее двух сыновей. Старший сын, Лукумон, унаследовал все имущество отца и взял в жены знатную этрусскую девушку, по имени Танаквиль… Как сын чужеземца, Лукумон, несмотря на все свои богатства, не мог достигнуть в родном городе почетного положения. Танаквиль, обладавшая сильным характером, посоветовала своему супругу перебраться в Рим, где может добиться почета и чужеземец.

Лукумон не мог противостоять уговорам своей властной супруги. Распродав имущество, он нагрузил золотом повозки и отправился в Рим. Вскоре он достиг укрепленного холма, который назывался Яникулом. За рекою на прибрежных холмах раскинулось бесчисленное множество хижин с камышовыми кровлями.

— Вот Рим, — сказала Танаквиль, простирая руку.

И в это время — так рассказывает легенда — огромный орел камнем упал с неба, схватил дорожную шляпу Лукумона и снова взмыл в воздух.

Все бывшие свидетелями этой сцены долго не могли прийти в себя от удивления. Первой опомнилась Танаквиль. Она бросилась к супругу и со слезами заключила его в свои объятия.

— Этот орел, — сказала она, — посланник отца богов Тини. Тини дал знать, что тебя ожидает корона и царская власть.

Танаквиль, как вскоре все убедились, оказалась права. Лукумон, или Луций Тарквиний, как его называли римляне, стал римским царем, сменив умершего Анка Марция. С именем этого первого этруска на римском престоле предание связывает ряд замечательных построек.

Через низины города в то время протекали ручьи, уносившие вместе с водой и нечистоты. В дни весенних разливов эти ручьи превращались в гнилые болота, распространявшие малярию и другие болезни. Тарквиний пропустил ручьи в специально прорытые каналы и покрыл их сверху каменными сводами. Эти сооружения назывались клоаками. Ядовитые испарения больше не угрожали здоровью римлян.

Одну из осушенных таким образом долин римляне называли цирком. Здесь в честь трех божеств — Юпитера, Юноны и Минервы — ежегодно совершался бег коней и происходили кулачные бои. Эти состязания, установленные Тарквинием, получили название «великие игры».

Другая осушенная долина была превращена в базарную площадь и место сбора граждан — форум. Торговцы стали здесь строить лавки и склады. Впоследствии на форуме вознеслись общественные постройки и храмы.

Над форумом возвышался крутой холм, служивший местным жителям убежищем. Во время тяжелой войны с сабинянами Тарквиний обещал соорудить на этом холме храм, если боги даруют ему победу. После успешного окончания войны Тарквиний пригласил из Этрурии мастеров и начал строить величайший из храмов — храм Юпитера Капитолийского.

Луция Тарквиния сменил его зять Се´рвий Ту´ллий. Этруски считали, что до своего воцарения в Риме Сервий Туллий стоял во главе дружины храбрецов и носил имя Маста´рна. Римляне же рассказывали, что Сервий Туллий чудесным образом родился в доме Тарквиния от царской рабыни Окри´зии. Царица Танаквиль предрекла младенцу великое будущее и помогла ему стать царем.

По преданию, Сервий Туллий был добрым царем, покровителем плебеев. Плебеи не обладали политическими правами, не могли участвовать в народных собраниях, избираться в сенат. Они не наделялись землею, которую римляне захватывали в войнах с соседями, но служили в войске и платили налоги. В Риме господствовали патриции.

Патриции в страхе перед плебеями, составлявшими большинство римского населения, прибегали к помощи знати соседних городов. Плебеи, не заинтересованные в победах Рима, плохо сражались или вообще отказывали государству в поддержке. Поэтому Сервий Туллий решил разделить граждан по богатству, а не по происхождению. Это деление уже существовало в Афинах, где его ввел мудрец Солон. Сервий Туллий якобы отправил в Афины послов, чтобы поучиться у Солона. Но скорее всего Сервий Туллий перенес в Рим этрусские порядки. Он разделил всех свободных граждан, способных носить оружие, на пять классов. Граждане первого класса должны были обладать имуществом, в пять раз большим, чем граждане пятого класса. Имелись совершенно неимущие граждане, их называли пролетариями. Каждый класс выставлял определенное количество воинских единиц — центурий (сотен). Первый класс имел восемьдесят центурий пехотинцев, второй, третий, четвертый классы — по двадцать центурий, пятый класс — тридцать центурий. Центурии различных классов обладали различным вооружением, а следовательно, и местом в строю.

Сервия Туллия сменил другой этрусский правитель — Тарквиний. Он был самодержцем и не считался с сенатом и народом. Поэтому за ним закрепилось прозвище «Гордый». Тарквиний расширил владения Рима, поработив племена в горах Лациума. Он пригласил опытных этрусских мастеров и, поставив их над римскими гражданами, завершил строительство сооружений, начатых Тарквинием Древним.

Однажды произошло событие, заставившее трепетать Тарквиния Гордого. Из алтаря в царском доме выползла змея и съела жертвенные дары. Никто не мог понять, что этим хотят сказать боги. Тогда царь решил отправить посольство в Грецию, к знаменитому Дельфийскому оракулу, чтобы узнать смысл знамения. Посольство состояло из царских сыновей Тита и Арунса и знатного римлянина Юния Бру´та.

Оракул ответил, что появление змеи, съевшей царские дары, означает скорую потерю Тарквинием царской власти. Тогда юноши решили спросить о своем будущем. Под сводами пещеры прозвучали слова: «Тот, кто первым поцелует свою мать, тот примет высшую власть в Риме».

Тит и Арунс обрадовались, услышав этот ответ. Они решили, что указание оракула относится к ним. У Брута не было в живых матери, а их брат Секст, оставшийся в Риме, не мог знать предсказания оракула. Братья решили ничего не говорить Сексту, а, вернувшись домой, одновременно обнять и поцеловать мать, чтобы после смерти отца вдвоем занять римский престол. Но Брут перехитрил всех. Он, которого считали дурачком, глубже всех проник в смысл оракула. Едва лишь сойдя с корабля на берег, он, будто бы споткнувшись, упал на землю и незаметно покрыл ее, мать всего живого, поцелуями.

Вскоре после этого Тарквиний Гордый начал войну с племенем рутулов, с которыми когда-то пришлось иметь дело Энею. Тарквиний хотел захватить их богатый город Ардею, чтобы передать свою державу наследникам еще более сильной, чем он сам принял ее от Сервия Туллия. Но Ардея находилась на высоком холме и была окружена крепкими стенами. Первый натиск римлян был отбит горожанами. Пришлось разбить под стенами города лагерь и ждать, пока его жители, не выдержав мук голода, сложат оружие.

В осаждающем войске были и царские сыновья Тит, Арунс и Секст. Они убивали время в своем шатре за кубком вина и любимой этрусками игрою в кости. Однажды они пировали вместе с Луцием Коллати´ном, своим дальним родственником. Речь зашла о женах. Каждый хвалил свою жену и уверял, что в его отсутствие она занята работой и только этим прогоняет скуку. Спор становился все более жарким и окончился бы дракой, если бы Луцию Коллатину не пришла в голову счастливая мысль.

— Оставим наш спор! — сказал он вставая. — Словами мы друг друга не убедим. Давайте неожиданно возвратимся домой, тогда вы убедитесь, что моя Лукреция лучшая из жен.

Молча переглянулись между собой царские сыновья. И так же молча они направились к выходу, где были привязаны их кони. Через несколько часов они уже были в Риме. Даже не входя во дворец, глядя на его ярко освещенные окна, слыша звуки флейт и звон чаш, можно было понять, что жены царских сыновей проводят время в свое удовольствие.

— Наши жены веселятся! — сказал Секст Коллатину. — Но и твоя жена также не теряет времени даром.

Закипела кровь в жилах Коллатина. Он с трудом удержался, чтобы не обнажить меч.

— Едемте ко мне в Коллацию! — ответил он глухо.

Еще через час они были в маленьком городке, находящемся в десяти милях от Рима. Все жители уже спали. Но в доме Коллатина горел свет. Путники сошли с коней и переступили порог дома. Они увидели Лукрецию в кругу рабынь. Тихо шелестела прялка.

Услышав шаги, Лукреция обернулась. Краска покрыла ее щеки. Еще мгновение, и Коллатин обнял ее.

С изумлением наблюдал за этою сценою Секст. Он уже забыл о проигранном споре и о своем позоре, свидетелем которого был Коллатин. Его поразила красота молодой женщины, ее необыкновенные чистота и скромность. В голове этого юноши, испорченного властью и привыкшего удовлетворить любые свои желания, возник преступный план.

На следующую ночь он покинул лагерь, сославшись на неотложные дела в Риме. Секст отправился в Коллацию. Вот и дом Коллатина. Услышав стук копыт, Лукреция бросилась к двери. Она думала, что вновь приехал муж. Но это был Секст Тарквиний. Скрыв разочарование, Лукреция радушно встретила гостя. Рабыни принесли еду и отвели Сексту комнату для отдыха. Но сон не приходил к нему. С обнаженным мечом он ждал, пока в доме все стихнет. Тогда он ворвался в покои Лукреции.

Едва только негодяй покинул дом Коллатина, Лукреция послала слуг за отцом и мужем. «Пусть они явятся немедленно!» — приказала она.

Коллатин, к которому прибыл слуга, очень взволновался. Зная характер своей супруги, он понял, что случилось нечто ужасное, иначе она не послала бы за ним. Поэтому Коллатин попросил своего товарища Брута, чтобы тот сопровождал его.

Они застали Лукрецию в траурном одеянии. Слезы текли по ее белым, как мел, щекам.

— Что случилось? — спросил Коллатин.

И тогда поведала Лукреция о неслыханном оскорблении, которое нанес ей царский сын.

— Поклянитесь мне, — закончила она, — наказать подлого преступника.

— Клянемся! — произнесли мужчины в один голос.

— Теперь я могу спокойно умереть! — сказала Лукреция.

С этими словами она сорвала со стены кинжал и вонзила его себе в грудь.

Все оцепенели от ужаса. Первым опомнился Брут. Он вынул кинжал из раны и поднял его над головой.

— Клянусь кровью благородной Лукреции отомстить роду Тарквиниев. Преступление Секста сделало всю царскую семью врагами римлян. Рим должен освободиться из-под власти царей!

Брут передал кинжал потрясенному Коллатину, который также дал клятву. Поклялись отомстить тиранам и все присутствующие.

После того Брут приказал поднять ложе с телом Лукреции и отнести его на площадь. Площадь заполнили все жители Коллации. Сурово осудил Брут поступок Секста Тарквиния и призвал граждан к оружию. Вскоре огромная толпа вооруженных мужчин двинулась на Рим.

Римляне были напуганы внезапным появлением вооруженных людей и разбежались. Но Брут разослал вестников во все концы города, чтобы собрать граждан на форуме. Так римляне узнали о преступлении в Коллации и решили навсегда изгнать из Рима Тарквиния Гордого со всей его семьей. Принимая это решение, граждане вспоминали и тяжелые работы, которыми этрусский правитель обременял народ, и другие его преступления и насилия.

Весть о событиях в Риме достигла и Ардеи, где стоял лагерем Тарквиний. Рассчитывая, что ему удастся склонить римлян на уступки, Тарквиний двинулся к Риму. Римляне заперли перед ним ворота и с городских стен объявили ему свое решение. Тарквинию пришлось отправиться в изгнание. Вместе со своей родней он бежал в соседний этрусский город Цэ´ре.

Рим стал отныне управляться народным собранием, сенатом и выборными должностными лицами — консулами. Такой строй римляне называли республикой. Первыми консулами были избраны Брут и Коллатин.

Вот что рассказывали римляне об этрусских властителях, некогда управлявших их городом и изгнанных в 509 году до н. э. Несмотря на множество сказочных деталей, основные линии этого рассказа находят подтверждение. Прежде всего не вызывает сомнения сам факт этрусского владычества в Риме. О нем говорят сохранившиеся постройки, выполненные в технике, известной нам по памятникам этрусских городов. До сих пор в Риме имеются остатки стены Сервия Туллия, которая когда-то окружала Рим. По площади, охватываемой стенами, Рим уступал лишь греческой колонии Таренту, но далеко оставил позади другие греческие и негреческие города Италии, в том числе и города Этрурии. Среди других крупных сооружений Рима VI века до н. э. выделялся Капитолийский храм, посвященный трем божествам — Юпитеру, Юноне и Минерве. Согласно легенде, он был воздвигнут при Тарквинии Древнем и освящен при первых консулах. Легенда сообщает также об украшении храма этрусским мастером Ву´лкой из города Вей.

Это предание подтверждается не только самим фактом почитания в Риме троицы этрусских божеств, но и найденными археологами остатками раскрашенных глиняных украшений, общих Этрурии и Риму. В Риме были и другие постройки, возведенные этрусками.

Здание цирка, сооруженное Тарквиниями, до наших дней не сохранилось. Но хорошо известные по описаниям римлян церемонии открытия цирка позволяют безошибочно считать цирк и цирковые зрелища нововведениями этрусских правителей. На стенах этрусских гробниц часто встречаются изображения, обычные для цирка, — состязания колесниц и схватки атлетов.

Много споров вызывает у современных ученых приписываемая Сервию Туллию политическая реформа, разделившая граждан не по происхождению, а по богатству. Некоторые черты этой реформы, например, указание на расчет имущества в денежном измерении — ассах, — имеют позднее происхождение. Но не приходится сомневаться, что именно этруски ввели в Риме тяжеловооруженную пехоту, предусматриваемую реформой.

Своеволие одного из царских сыновей вполне могло явиться последней каплей, переполнившей чашу терпения римлян, хотя эпизод с Лукрецией скорее всего выдумка. Предание, сохраненное римскими историками, совершенно правдоподобно указывает на причины восстания: царь не совещался с сенатом, не спрашивал мнения сенаторов, казнил и конфисковывал имущество, наполнял свои кладовые огромными запасами зерна и не в меру обременял римлян военной службой.

О том, как был озлоблен римский народ против Тарквиниев, свидетельствует слепая ненависть, с которою с тех пор относились к слову «царь».

В рассказах о правлении этрусских царей в Риме интересны даже те детали, которые на первый взгляд могут показаться сказочными. Они при внимательном рассмотрении создают картину жизни этрусского общества, во многом отличную от римской жизни.

Обратили ли вы внимание на то, что этрусские правители обязаны своей властью женщинам? Танаквиль, согласно легенде, принадлежал замысел переселения Тарквиния в Рим. Она же истолковывает знамение в том смысле, что Тарквиний должен стать царем. Особую роль сыграла Танаквиль и в судьбе другого римского царя — Сервия Туллия. В этом же плане интересен и ответ оракула этрусским послам: высшую власть получит тот, кто первым поцелует свою мать.

Все это не случайность, за этими деталями скрываются определенные черты быта и религии древних этрусков.

О высоком положении этрусской женщины говорят также данные, добытые с помощью археологии. На погребальных надписях этрусков часто наряду с именем отца умершего встречается также имя его матери, в то время как в подобном случае у римлян упоминается лишь отец. Судя по фрескам на стенах гробниц, этрусские женщины вместе с мужчинами участвовали в пирах, посещали спортивные состязания и гладиаторские игры. Этрусская женщина пользовалась свободой, о которой даже не могла мечтать римлянка.

Нет, не хотел простить Тарквиний Гордый римлянам своего позорного изгнания. Не мог он примириться с потерей царской власти. Из Цэре Тарквиний бежал к Порсе´не, могущественному царю этрусского города Клузия, и обратился к нему со следующими словами:

— Я такой же этруск, как и ты. Можешь ли ты спокойно видеть, как я и мои близкие, люди того же происхождения, той же крови, влачим свою жизнь в нищете? Если цари не будут поддерживать друг друга, они испытают то, что пришлось испытать мне. Поэтому я прошу защитить не меня, а самого себя, свое господство, свой трон.

— Как же тебе помочь? — спросил Порсена.

— Собери сильное войско, — сказал Тарквиний. — Я покажу твоим воинам дорогу к стенам Рима. Одно твое имя внушит римлянам ужас и заставит их открыть городские ворота. Когда я вновь стану царем, то буду тебе полезен.

Порсена не стал медлить. Он не рассчитывал ни на щедрость Тарквиния, ни на его благодарность. Порсену прельщала возможность разграбить богатый город и захватить огромную добычу.

Поэтому он отправил в Рим послов с требованием принять обратно Тарквиния. Римляне отказались выполнить это требование. Тогда Порсена объявил им войну и, как говорят, даже указал место и время своего вторжения.

Когда стало известно, что Порсена движется с огромной армией, ужас охватил сенаторов. Отцы города опасались не только этрусков, но и обитателей Рима — плебеев. Можно было ожидать, что плебеи поднимут восстание и откроют Порсене городские ворота. Надо было задобрить плебеев. Поэтому сенат позаботился об обеспечении плебеев хлебом, отправив за ним своих посланцев в другие города. Продажа соли была отнята у частных лиц, так как они, пользуясь бедствием, вздували цены. Соль стала продаваться в государственных магазинах. Беднейшие плебеи были освобождены от налогов.

Тем временем в город под защиту стен стекалось сельское население. Шли старики и женщины с плачущими детьми. Пастухи в войлочных шляпах и грубых плащах гнали овец.

Римские воины, разбившие лагерь у Яникула, с тревогой смотрели на это бесконечное шествие. Казалось, весь Лациум снялся с насиженных мест. Ведь не может Рим вместить обитателей всех селений.

И в это время из-за холма раздались звуки труб. Их нельзя было спутать с пастушескими рожками. Это были резкие звуки изогнутых этрусских горнов.

— К оружию! К оружию! — закричали центурионы.

Подробности о сражении на склонах Яникула не сохранились. Известно лишь, что римское войско, уступавшее этрусскому и по численности, и в выучке воинов, было разбито и в беспорядке бежало. Этруски действовали с такой стремительностью, что римлянам не удалось разрушить единственный в то время свайный мост, соединявший правобережную и левобережную части города. Воины Порсены подошли к самому мосту, и в это время, словно из-под земли, выросла фигура римского юноши. Он стоял, широко расставив ноги, выставив вперед меч. Его безбородое лицо, пересеченное шрамом от лба до уха, было полно решимости. Это был Гора´ций Ко´клес. Своим прозвищем «Коклес» (одноглазый) он был обязан тому, что в одном из сражений лишился глаза. Коклес задержал этрусков, дав римлянам время для разрушения моста.

Не удалось этрусскому царю взять город штурмом. Он надеялся одолеть его осадой. Перерезав реку, заперев все дороги и тропинки, ведущие в Рим, Порсена хотел задушить римлян голодом. Хотя однажды консул Валерий разбил крупный отряд этрусков, грабивший поля, кольцо осады не разомкнулось. Все новые и новые отряды этрусков приходили на помощь Порсене. Римляне посылали лазутчиков, чтобы нащупать слабые места в осаждающем войске, но каждый раз они возвращались с дурными вестями. Кольцо осады было плотным, враги не дремали. Сдача Рима казалась неминуемой.

Тогда юноша из знатного рода, Гай Му´ций Корд, решил спасти сограждан. Муция в детстве нянчила этрусская женщина, и язык врагов он знал так же хорошо, как родную латынь. Была у него и этрусская одежда, с помощью которой он рассчитывал обмануть врагов. Храбрый юноша боялся одного: римская стража может принять его за перебежчика и помешать осуществить задуманное. Поэтому он отправился в сенат. «Отцы, — сказал он сенаторам, — я намереваюсь переправиться через Тибр и проникнуть в стан Порсены. Не спрашивайте, зачем мне это нужно. Речь идет о спасении нашего города».

Сенаторов удивила отвага юноши. Они не стали допытываться, каковы у Муция планы, и пожелали ему счастья и успеха. Дома Муций натянул на себя этрусскую одежду и спрятал в ее складках кинжал. Стража у городских ворот, предупрежденная сенаторами, пропустила Муция без лишних слов.

В этрусском лагере Муций смешался с толпой воинов, шедших к одной из палаток. Это был день выдачи жалованья и Муций мог беспрепятственно проникнуть в царский шатер.

Пламя жертвенника освещало палатку и двух богато одетых людей, сидевших на возвышении. Один из них был занят тем, что рассматривал свои пальцы в золотых кольцах. Другой был окружен солдатами, чего-то ожидавшими от него. Муций решил, что это и есть царь. Он не знал, что в этот день этрусским воинам выдают жалованье и человек, которого он принимал за Порсену, — царский писец. С быстротою молнии он вытащил кинжал и бросился к мнимому царю. Без звука упал писец на землю. Все произошло так быстро, что солдаты застыли от удивления и ужаса. Муций бросился бежать. Но пришедшие в себя этруски догнали его, вырвали кинжал и привели к царю.

В ярости вскочил Порсена со своего трона и крикнул пленнику в лицо:

— Кто ты? Чего ты хотел добиться?

Бесстрашно выдержал юноша взгляд царя и ответил с достоинством:

— Я римлянин. Мое имя Муций. Я хотел убить тебя, врага моего народа. Случай спас тебе жизнь.

— Уведите его, — приказал Порсена. — Развяжите ему язык или вырвите его. Пусть он расскажет, кто его послал.

Но Муций сам шагнул к жертвеннику и сказал:

— Теперь смотри, этруск, как римляне умеют переносить боль и хранить клятву.

С этими словами он протянул правую руку к огню. Пламя стало лизать пальцы. Они почернели и обуглились, как головешки. Запах горящего мяса распространился вокруг, вытесняя аромат благовоний, исходивший от царских одежд.

— Довольно! — воскликнул потрясенный Порсена. — Ты ненавидишь свое тело больше, чем меня. Я был бы счастлив, если бы в моем войске были такие храбрые воины. Я дарую тебе свободу, римлянин. Возвращайся в свой город.

— Благодарю тебя за милость, — сказал Муций, поднимая обугленную руку. — Но знай, что я не один. Триста юношей дали вместе со мной клятву убить тебя или дать себя сжечь в огне. Что не удалось мне, удастся другому.

Порсена медленно опустился на трон. Он даровал римлянину жизнь, чтобы поразить и этрусков, и римлян своим благородством. Но это не спасет его от смерти, если все римляне таковы, как этот юноша.

— Ты победил, Муций, — вымолвил царь. — Я пошлю с тобой послов в сенат. Я согласен заключить мир с городом, имеющим таких защитников, как ты.

Мир вскоре был заключен. Порсена отказался от мысли вернуть Тарквинию римский престол. Римская республика была спасена. Правда, ей пришлось возвратить захваченные у города Вей семь районов и выдать перебежчиков. Войско Порсены покинуло римскую область.

Муций же стал римским героем. Все граждане считали его одного спасителем отечества. Он получил прозвище Сцевола (что значит Левша) и передал его своим потомкам. Сенат в благодарность за отвагу выделил Муцию за Тибром участок земли, который впоследствии называли «Муциевы луга».

Рассказ о Муции Сцеволе, спасителе Рима от этрусского царя Порсены, сохранен поздними писателями и поэтому вызвал у историков сомнения. Некоторые ученые считали, что подвиг Муция выдуман для объяснения прозвища Левша и Муциевых лугов за Тибром. Но поход этрусского царя Порсены на Рим является историческим фактом. Молодой Римской республике удалось отстоять свою независимость в упорной борьбе против союза этрусских городов. В борьбе с этрусками римляне находят поддержку у своих соплеменников — латинов. Окрепнув, римляне переходят в наступление. Главным их соперником был соседний этрусский город Вейи, борьба с которым затянулась на долгие годы.

Семь долгих лет стояли римляне у стен Вей. Семь лет римские матроны ожидали своих мужей и сыновей. Семь лет жрецы в римских храмах приносили жертвы богам, моля их о победе. Но так же, как и в первый год осады, были неприступны каменные стены Вей. С их высоты вейенты насмехались над римской доблестью и римским упорством.

На восьмом году осады произошло событие, казалось, не предвещавшее Риму ничего доброго. Воды Альбанского озера, омывающие подножие священной горы Лация, казалось, без всякой причины поднялись и достигли небывалой высоты. Никто в Риме не мог объяснить этого знамения, ниспосланного богами. Из-за вражды с этрусками в Риме не было этрусских знатоков гаданий — гару´спиков. Решили отправить послов в Дельфы, чтобы там растолковали смысл знамения.

Но еще до того, как вернулись послы, римлянам удалось приоткрыть завесу тайны, окружавшей Альбанское озеро.

Однажды римские воины Гай и Луций обходили дозором свой участок стен Вей. Внезапно они услышали песню. Подняв голову, они увидели седовласого старца. Гай хорошо понимал этрусскую речь, так как его кормилицей была этрусская женщина.

— Ты знаешь, что поет этот старик? — спросил римлянин, обращаясь к своему товарищу.

Луций пожал плечами.

— Он поет о том, что нам никогда не удастся взять Вей, пока мы не спустим воды Альбанского озера.

— Тебе, наверно, показалось! — откликнулся Луций. — Но если это и так, стоит ли обращать внимание на слова этого выжившего из ума старика.

Гай промолчал. Но он решил во что бы то ни стало узнать, кто этот старик, певший на городской стене.

Через несколько дней Гай подошел к воротам, находящимся поблизости от того места, где он услышал пение старца. За долгие годы осады противники хорошо знали друг друга не только по именам, но и в лицо. Поэтому, как только этруски увидели Гая, они окликнули его:

— Эй, Гай! Почему ты сегодня без Луция?

Гай раздраженно махнул рукой.

— Надоел он мне со своими снами! На прошлые нундины[2] ему снилось, что он нашел кубышку с золотом, а вот уже три дня, как ему во сне является тот самый старик, который поет со стены таким отвратительным скрипучим голосом. Вот и пристал ко мне, словно репей: скажи ему, что значит этот сон.

Этруски расхохотались.

— Да это ему гаруспик Толу´зий снится. Заколдовал он твоего Луция.

Это и нужно было знать Гаю. Но он не подал виду, что его заинтересовал старик.

— Гаруспик так гаруспик, — проворчал он. — Но зачем он поет? Лучше бы сидел дома. А то здесь его продует или шальная стрела в него угодит.

Еще через несколько дней у этих же ворот показался Луций с какой-то ношей за спиною.

Этруски еще издали встретили его оглушительным хохотом и криками:

— Ну как, Луций, отстал от тебя сон?

— Нет. Вот повидать бы мне вашего гаруспика наяву, тогда и сниться перестанет.

— Мы его позовем. Только ведь Толузию тоже сон снится — амфора фалернского.

— Мой Геркулес! О вине я позаботился, — молвил римлянин, ставя на землю свою ношу.

Прошло еще немного времени, пока открылись железные ворота, выпустив старика в черном хитоне с вышивкою на груди.

— Ты хотел меня видеть, римлянин? — сказал старец.

Но Луций вместо ответа схватил гаруспика, взвалил его себе на плечи и под вопли этрусков, не ожидавших такого коварства, потащил своего пленника к римскому лагерю.

В тот же день гаруспик был доставлен в римский сенат. Там он повторил древнее предсказание о гибели Вей в тот день, когда будут отведены воды Альбанского озера. Но римские сенаторы не могли положиться на слово одного человека, и они решили ожидать возвращения послов из Дельф. Послы подтвердили пророческие слова гаруспика, только Дельфийский оракул приказал не спускать воды озера в море, а распределить их по окрестным полям. Тогда падут Вейи.

Тотчас же начали римляне рыть отводный канал, и едва были закончены работы, как богиня счастья Фортуна улыбнулась римлянам. Больше ни одна вылазка не приносила осажденным успеха.

Римский полководец Ками´лл, будучи уверен в победе, запросил у сената, что делать с добычей. Тысячи граждан, мал и стар, услышав об этом, заполнили римский лагерь, чтобы принять участие в дележе.

Тем временем Камилл приказал рыть подземный ход к самому центру города, где находился храм богини Уни, или Юноны, как ее называли римляне.

День и ночь работали римские воины, разбивая камни и вынося их наружу. Наконец они были под храмом. Они слышали шаги жреца и блеяние овцы, которую тащили к алтарю. В тишине прозвучали слова гаруспика, обращенные к царю Вей: «Победит тот, кто принесет Уни эту жертву!» Царь уже протянул руку к жертвенному ножу, но в это время поднялась плита пола, и из отверстия показалась голова в металлическом шлеме с гребнем. Камилл — это был он — выхватил у царя нож и принес Юноне жертву.

И сразу римские воины с торжествующим криком бросились на улицы и площади города. Здесь им пришлось иметь дело не с мужчинами, защищавшими городские стены, а с женщинами и детьми, которые осыпали врагов камнями, забрасывали их черепицами. Беспощадно убивали римляне всех встречавшихся им на пути. Кто-то открыл городские ворота, и новые толпы римлян хлынули в город.

После того как были очищены дома вейентов, римляне подступили к храмам, считавшимся жилищами богов. Здесь нужно было действовать осторожнее. Боги мстительны. Они могут покарать каждого, кто посягнет на святыни. Жрецы, сопровождавшие римское войско, отобрали несколько юношей из знатных римских фамилий. Придирчиво они осмотрели их с головы до ног, чтобы на теле не было физических недостатков: боги могут оскорбиться, если к ним послать каких-нибудь уродов. Из расспросов они убедились, что у юношей живы отец и мать: боги не любят сирот. Приказав своим избранникам помыться и надеть белые тоги, жрецы повелели им вступить в храм главной богини города — Уни.

Со страхом переступили юноши порог святилища. Из его глубины на них смотрела сама богиня, восседавшая на троне. Искусные этрусские мастера вылепили ее из глины, раскрасили и обожгли в печи.

Один из юношей выступил вперед и дрожащей рукой прикоснулся к плечу божества.

— Хочешь ли ты, Уни, перебраться в Рим? — спросил он.

— Смотрите! Она кивнула головой! — воскликнули другие юноши.

Позднее кто-то даже уверял, что слышал, как богиня отчетливо произнесла: «Хочу!»

«Так пали Вейи, — заключает древний историк, — богатейший из этрусских городов, который показал величие в последние свои мгновения. Десять лет и зим без перерыва он вел борьбу и был случайно взят не силой, а искусной выдумкой».

Победитель Камилл с необычайной пышностью отпраздновал свой триумф. Он проехал по Риму в бронзовой колеснице, запряженной четверкой белых коней. Ни один полководец до него не позволял себе ничего подобного. Белые кони считались святыней и принадлежностью отца богов — Юпитера. Это вызвало недовольство римлян. Еще большим нападкам Камилл подвергся за то, что всячески препятствовал заселению завоеванных Вей плебеями.

Рассказ о падении Вей, сохраненный поздними историками, насыщен многими подробностями, могущими показаться недостоверными или даже анекдотичными. Но ими не следует пренебрегать. Эти детали раскрывают характер верований древних людей.

Представление о том, что судьбы города связаны со священными водами, известно нам из множества данных. В самом Риме, находившемся на Тибре и его притоках, каждый год исполнялись религиозные церемонии умилостивления духов рек. Сооружение мостов через реки и ручьи рассматривалось как действие, наносящее ущерб или оскорбление божеству, поэтому постройкой мостов ведали особые жрецы — понти´фики (мостоделатели), знакомые не только с технической стороной дела, но и религиозными правилами. Одно из этих правил нам известно: мосты должны были строиться без применения железа.

Не менее интересен обряд переселения Уни в Рим. Он характеризует не только отношение римлян к чужеземным богам, но и объясняет, каким образом в Риме оказались храмы многих божеств, первоначально почитавшихся соседями римлян.

Завоевывая города Италии, порабощая ее племена, римляне переселяли в свой город богов и богинь, которые когда-то покровительствовали врагам римлян. Это переселение совершалось по строго разработанному жрецами церемониалу. На новом месте жительства бог или богиня получали новое жилище. Так в Риме появились многочисленные храмы Уни (Юноны), Менрвы (Минервы), Тини (Юпитера) и других божеств.

В VI–V веках до н. э. обширные земли Центральной Европы были заселены воинственными племенами галлов. Жадные к богатству своих соседей, галлы не раз вторгались в их земли и уже в VI веке до н. э. обосновались в Северной Италии. В долине реки По в это время находились этрусские города, объединявшиеся в Двенадцатиградье, наподобие городов самой Этрурии. Вот эти-то города в V веке до н. э. они захватили и разрушили.

В тот же день, когда римляне взяли Вейи, в долине реки По галлами был захвачен и разрушен богатый этрусский город Ме´льпум. Затем галлы вторгаются в Среднюю Италию.

Некоторые из этрусских городов откупились от галлов золотом. Так, например, поступили жители Аре´ццо, втайне надеявшиеся, что галлы уничтожат их давнишнего врага — Рим. У Клузия галлы потребовали землю для поселения. Клузинцы отказались выполнить это требование галлов, осадивших город, и отправили послов в Рим.

Явившись в римский сенат, послы сказали:

— Клузий — последняя преграда на пути к вам. Если мы будем разбиты и порабощены, наступит ваша очередь, римляне!

Молча выслушали сенаторы эти слова. Война с дикими варварами была нелегкой. Но можно ли отказать в помощи городу, осажденному полчищами врагов? Все взоры обратились к почтенному сенатору Ма´рку Фа´бию.

— Клузинцы! — сказал Марк Фабий. — Вы не были нашими врагами, когда мы воевали с Вейями. Мы помним о благородстве вашего царя Порсены. Рим отправит послов к галлам с требованием оставить вас в покое.

Сразу же были избраны послы для переговоров с галлами. Выбор пал на трех сыновей Марка Фабия.

Бренн, вождь галлов, принял римлян в своем шатре, увешанном коврами и дорогим оружием. По украшенным золотом рукоятям Фабии легко узнали этрусские мечи. Это были трофеи галлов.

— Именем сената и римского народа я объявляю тебе, царь Бренн, — начал старший из Фабиев, — чтобы ты оставил в покое дружественный нам город. Ведь клузинцы не причинили тебе никакой обиды. Если потребуется, мы защитим наших союзников оружием. Но мы предпочитаем, чтобы наше первое знакомство было мирным. Теперь выбирай, Бренн! Война или мир у тебя в руке.

Бренн вскочил. Зловещая улыбка играла на его губах.

— Вы хотите знать, римляне, какую обиду причинили нам клузинцы? Тогда слушайте! У Клузия много земли, столько, что его граждане не в состоянии обработать. Разве не было бы справедливым, чтобы они передали излишнюю землю нашему многочисленному народу? Ведь вы сами, римляне, также страдали от несправедливости, когда лучшие земли принадлежали вашим соседям. Вы объявили им войну и отнимали землю силой, разрушали города, обращали их жителей в рабство. Вы следовали древнейшему закону, по которому сильный владеет имуществом слабого. Сами боги верны этому закону — они на стороне сильного. Поэтому я вам могу посоветовать: не помогайте клузинцам, если не хотите, чтобы мы помогли тем городам и народам, которые обижены вами.

Римляне с некоторым удивлением выслушали эту речь. Они уже знали, что галлы придают умению красиво говорить не меньшее значение, чем искусству сражаться. Но все же они не ожидали, что варвар окажется таким красноречивым.

— Те города, о которых ты говоришь, Бренн, — отвечал римлянин, — никогда не были союзниками галлов. Мы спрашиваем тебя, по какому праву ты вторгся в земли наших союзников и угрожаешь им оружием? И что вообще делают галлы в Этрурии?

Бренн отступил на шаг, выхватил меч из ножен и воскликнул:

— Передайте сенату, римляне, что наше право — на острие галльских мечей. Сильным и храбрым принадлежит всё!

Тогда все галлы вытащили мечи, ударили ими о свои громадные щиты и издали торжествующий вопль.

Молча покинули римские послы лагерь галлов. Они были так возмущены оскорбительным обращением Бренна, что направились прежде всего в Клузий. В беседах о клузинцами они поднимали их боевой дух, воодушевляли на борьбу. Когда клузинцы совершили вылазку из осажденного города, послы сражались в первых рядах. Квинт Фабий выбрал среди галлов самого рослого и хорошо вооруженного и бросился ему навстречу. В пылу боя никто не мог отличить римлянина от этрусков. Но когда Квинт, одержав победу, стал снимать с убитого противника оружие, Бренн узнал в победителе римского посла. Законы, известные всем народам, запрещали послам принимать участие в битве. Но эти же законы запрещали убивать послов. Бренн прекратил сражение и приказал своим воинам отступать. В тот же день он отправил в Рим своего гонца. Требование было коротким и ясным: выдача послов или война. Римский сенат после долгих колебаний отказался удовлетворить требование Бренна, сославшись на то, что послы занимают в городе должности и до окончания срока службы не могут быть смещены.

Терпению Бренна пришел конец. Сняв осаду Клузия, он повел огромное войско на юг, к Риму. Путь галлов проходил через Этрурию. Сельские жители, захватив все, что можно было унести, бежали в города, под защиту их стен. Этруски готовились к войне. Но галлы всё шли и шли, не обращая внимания на эти приготовления. Иногда они криками и жестами объясняли этрускам: «Не бойтесь нас! Мы идем на Рим! Только с римлянами мы ведем войну».

На равнине, где речка Аллия сливает свои струи с мутными водами Тибра, галлы встретили вышедшее им навстречу римское войско. Самонадеянные римские военачальники воображали, что имеют дело с дикарями, и даже не позаботились о постройке лагеря, куда можно было бы укрыться в случае неудачи. Бешеный натиск разъяренных галлов обратил римлян в бегство. Тысячи воинов погибли при попытке перейти реку. Лишь немногим удалось скрыться за стенами обезлюдевших Вей, и им казалось, что боги мстят Риму за разрушение этого города и расправу над его мирными жителями. «День Аллии» — 18 июля 390 года до н. э. — много лет спустя отмечался римлянами как день траура и величайшего народного несчастья.

Через три дня галлы ворвались в Рим и рассыпались по его площадям и улицам, сея смерть и уничтожение. Языки пламени заплясали над кровлями храмов. Треск рушащихся зданий сливался с воплями женщин и детей.

Часть безоружных людей разбрелась по соседним латинским и этрусским городам, предоставившим беглецам кров и убежище. Нескольким сотням храбрецов удалось укрыться на Капитолийском холме, укрепленном не только искусством этрусских строителей, но и самой природой. Но и они вскоре были вынуждены заплатить галлам выкуп.

Галльское нашествие не нанесло серьезного ущерба этрусским городам, расположенным на высоких холмах и укрепленным массивными стенами. Галлы, не обладавшие катапультами и таранами, не могли взять этрусские города, так же как они оказались бессильны перед римским Капитолием. Но урон, нанесенный земледелию и торговле этрусков, был велик. Позднее этруски не жалели золота, лишь бы удовлетворить требования галлов и предотвратить их набеги. Галльская опасность по-новому поставила вопрос об отношениях с Римом. После взятия Рима галлами исчезла даже видимость единства этрусских государств. Одни города пытались использовать галлов как союзников в борьбе против римлян, другие искали союза с Римом.

Восстание это произошло в Вольси´ниях. Вольсинии, находившиеся близ Больсенского озера, были религиозным и политическим центром союза двенадцати этрусских государств. Здесь находился храм главного бога этрусков Вольту´мна. В этом храме происходили совещания представителей этрусских государств. В Вольсиниях же находился храм богини Но´рции, где каждый год в стену вбивался гвоздь. Это символизировало течение времени и удары судьбы. Историки по числу гвоздей определяли число прошедших лет.

В 265 году до н. э. в стену храма Норции был вбит последний гвоздь. Восстали рабы. Обычно эти восстания подавлялись рабовладельцами. Но на сей раз рабам удалось одержать победу и захватить власть. Они запретили собрания и праздники свободных граждан, вошли в сенат и даже вступали в брак с дочерями знати. Было изменено право наследования и, по-видимому, произведен передел земель. Никто из писателей, сообщающих об этих событиях, не говорит, что рабы перебили господ. Указывается лишь, что они подчинили их своей власти.

Знать Вольсиний обратилась за помощью к римлянам и сдала город римскому войску, которое возглавляли консулы Квинт Фабий и Луций Мани´лий. Город был разрушен дотла, и тем из его жителей, которые избежали смерти и плена, пришлось переселиться на новое место. Так возник город Новые Вольсинии.

В 217 году до н. э. в Этрурию по пути в Рим вторгся карфагенский полководец Ганнибал. Богатые, знатные этруски могли воспользоваться этим и получить независимость. Но они, опасаясь собственных рабов, предпочли сохранить верность Риму и на протяжении всей Второй Пунической войны оказывали ему всемерную помощь. Этрусские города обеспечили римскую армию всем необходимым. Цэре прислал зерно, Популония — железо, Тарквинии — лен для парусов, Вольте´рра — вооружение для флота и зерно, Арреццо — три тысячи щитов, пятьдесят тысяч дротиков и много другого оружия. Это было то оружие, которое римляне с таким успехом применили против Ганнибала на заключительном этапе войны.

После Второй Пунической войны, в 196 году до н. э., вновь поднимаются рабы Этрурии. Древний историк говорит: «Заговор рабов сделал Этрурию как бы вражеской стороной». Таким образом, уже не этруски, некогда могущественные соперники римлян и претенденты на господство в Италии, а их рабы представляли угрозу Риму. И Рим высылает целый легион под начальством претора. На дорогах Этрурии появились кресты с распятыми рабами.

В 30 годах II в. до н. э. римлянин Тиберий Гракх, проезжая через Этрурию, наблюдал множество закованных в цепи невольников. Они обрабатывали пашни и виноградники этрусской знати, проводившей время в пирах и увеселениях. Рабство на протяжении веков являлось основой хозяйственной и культурной жизни этрусского общества. Оно же подготовило его упадок и гибель.