Euthanasya

III.

После восьми долгих дней и еще более долгих ночей кровать больного придвинули к открытому окну.

Молчаливые, замерзшие Альпы стояли на страже с юга, наподобие сплотившихся, окаменевших гигантов; озеро у их ног отражало яркие, вечно меняющиеся лучи солнца.

Больной смотрел на эту вечную игру огня и воды, освещенной солнцем.

— Когда мы поднимаемся на высоты, с которых не видно ничтожной, мелочной борьбы, а только ее результаты, мы в ту же минуту чувствуем гармонию этого мира, — говорил молодой человек, смотря на белые, снежные вершины и голубое пространство, сливающее в одно целое воду с небесным сводом.

— Как поклонники гармонии, будем на высотах, — весело ответила девушка.

Молодой человек перенес на нее взгляд своих голубых глаз, больших и светящихся еще неугасшим страданием.

— Для этого должны быть крылья, — ответил он. — У вас они созданы из прекраснейших перьев фантазии и оптимизма, доброты и веры в людей. Взгляните в зеркало и убедитесь, насколько они велики.

Девушка невольно посмотрелась в зеркало.

— Я не вижу их, — сказала она с улыбкой.

— А я вижу, точно так же, как видел, в течение долгих ночей, когда вы клали свою руку на мою воспаленную голову. Тогда я не проклинал судьбу за то, что она возвратила меня к жизни.

— А теперь проклинаете?

— Нет, — искренно ответил он. — Когда надежда снова зажигает перед нами свои огни, то и желания пробуждаются вновь, хотя по временам тоскуешь по вечному сну, без грез и пробуждения.

— Вы тоскуете, — повторила девушка.

В голосе ее слышалось сожаление.

— Трудно сразу забыть недавние желания и мечты.

— Вы были несчастны в жизни?

— Был ли я несчастлив? Не знаю. Случилось только то, что должно было случиться, тогда как я был уверен, что произойдет совсем иное. Я вычеркнул эгоизм и грубую силу из обихода моей жизни и заменил их справедливостью. Отсюда и источник моего несчастия. Справедливость побеждает силу и эгоизм и наказывает обидчиков лет через сто, когда обиженных уже нет на свете.

— Несмотря на то, разочарования всетаки доставляют мучения.

— Я проиграл жизнь, — продолжал он. — Я смотрел, как мои идеалы один за другим сходили в гроб. Нужно ли удивляться, что и я жаждал последовать за ними?

— Но теперь уже не жаждете. Когда одни идеалы падают, мы должны создавать другие. Это — история наших сердец.

— На это нужно иметь силу.

— Сила найдется! — воскликнула девушка и сама устыдилась своей горячности. — Сегодня вы уже хотите жить, а без идеалов вам было бы тяжело и скучно, — значит надо искать их.

— А вы поможете мне?

— Не думаю, чтобы моя помощь была вам нужна. На свете так много дела!

Он посмотрел на нее взглядом, полным симпатии, грусти и опасения.

Девушка не вынесла его взгляда; она была уверена, что он обладает даром читать в ее сердце.

— Смотрите, — отозвалась она, чтоб отвлечь его внимание, — приближается пароход, колеса волнуют воду и разбивают ее в кристальные брызги. На палубе веселье, даже смех доносится до нас.

Молодой человек повернул голову, смотря на все с пробуждающейся жаждою жизни. С палубы послышались звуки музыки и благодетельно подействовали на его нервы и мысли. Он взял руку девушки и поднес ее к своим устам.

— Вы благодарите меня? За пароход, пристающий к берегу? Я не приказывала ему подходить. За музыку, может быть, но я и музыку не заставляла играть.

— За спасенную жизнь, — ответил он.

— Да, этот мир, если на него смотреть с некоторого расстояния, прекрасен. Если у нас нет крыльев, будем смотреть на него с высоты нашего разума.

— На расстоянии нашего снисхождения, — закончил он.

— Называйте это, как вам угодно, но мы будем смотреть на него с высоты наших добрых чувств, инстинктов, склонности к прощению.

— Если бы это было возможно... Живя, и мы должны стать в ряды других и бороться рядом с ними.

— Становиться в чьи-нибудь ряды нет необходимости, — борьба борьбе рознь.

Молодой человек улыбнулся, как улыбаются ребенку, который вслух высказывает свои мечтания.

Пароход отошел, ветер унес музыку за скалистые берега юга, заходящее солнце бросало снопы теплых и ярких лучей. В долине воцарилась тишина; ресницы молодого человека отяжелели, он сомкнул их, упоенный свежестью воздуха и радостью жизни. Девушка стояла возле него, смотря на его бледное лицо и прислушиваясь к его учащенному, но спокойному дыханию... Если бы она была уверена, что он заснул, то положила бы ему руку на лоб и держала бы долго с верою, что это прибавит ему сил.

Она представляла его себе здоровым и сильным, полным энергии и энтузиазма, примиренным с жизнью, стремящимся к великим идеалам, о которых она скажет ему. И к ней вместе с лучами солнца спускалась надежда, а жизнь улыбалась чарами природы.

Дверь тихо отворилась, вошла мать. Девушка сделала ей знак быть потише и подозвала к себе.

— Вот мое дело, — шепнула она и, сияющая, сконфуженная, спрятала голову на ее груди.

— Кто он? — спрашивала ее мать после захода солнца на дороге, обрамлявшей озеро.

— Добрый человек, — ответила девушка. — Что другое может интересовать нас?

— Все, дитя мое.

— Но это уже не изменит течения событий. Я ничего больше не хочу знать и не стану расспрашивать ни о чем. Может быть, и лучше, что перед нами он стоит только со своим будущим, — задумчиво добавила она. — В прошлом он утратил все, теперь перед ним открывается новая дорога и при ее начале он находит только одну меня. Мама, не будем думать о будущем, не станем интересоваться прошлым, настоящее так улыбается нам, будем жить настоящим. Наша жизнь до сих пор складывалась из тяжелых воспоминаний и из опасений перед завтрашним днем. Отдохнем хоть теперь, с этими радостными часами, которые протекают для нас, и советуют, и просят радоваться вместе с ними. Скажем сами себе: довольно этих опасений и тревог! Смотри, на севере уже зажглись звезды, на западе — последний блеск солнца, ночь охватывает нас. Отдохнем в ее тишине, упьемся ее величием. «Сегодня» раскрывает нам объятия, зачем нам бежать к неизвестному «завтра», к этой грозной, неумолимой судьбе? Отдохнем, — и она прижалась головой к груди матери.