Euthanasya

IV.

Больной мало-по-малу поправлялся, девушка не покидала его, следя за тихою борьбой, какую вели молодость и ее право на жизнь с изможденным телом. Она научилась думать вслух в его присутствии и верила, что указывает ему незнакомые пути, во имя которых он восстанет и возьмется за новый труд.

Она утешала себя и этой уверенностью, и настоящей минутой, и красотами природы, облекающейся все в новый и новый блеск.

Молодой человек теперь уже ходил, лицо его утратило свою поражающую бледность и смягчалось огнем голубых глаз, ясностью духа, и улыбкой, блуждавшей по его устам.

Стояла летняя безлунная ночь, белый туман окутывал озеро, виноградники и прибрежные домики, медленно поднимаясь к темному своду небес, искрящихся звездами.

Осененные широкими листьями клена, они всматривались в белое море тумана, подкрадывавшееся к их ногам, и в ясные звезды, горевшие на небе. Они напрягали слух, им все казалось, что в тишине, царящей вокруг, они слышат отголосок своих мыслей.

А за соседней стеной послышались чьи-то слова и прозвучали в воздухе.

— И здесь, — говорил доктор своему приятелю, — два смертных приговора подписаны и неотвратимы, как судьба. Неумолимая природа знает только свои законы. Он движется только затем, чтобы рухнуть; но она предупредит его. У нее сердце остановится и уснет... так должно быть...

Молодой человек вскочил на ноги, обнял дрожащую девушку за талию и прижал к себе.

— Так должно быть, — повторила она. — Приговор подписан и неотвратим, как судьба. Природа не знает жалости. У нас отняли последнюю минуту заблуждения.

— Тем лучше, — перебил он ее, — тем лучше. Заблуждение — это удел слабых; усилие продлить жизнь продлило бы только борьбу, в которой мы всетаки проиграли бы. Осужденные на вечные терзания, на вечные опасения, мы понапрасну растратили бы остаток сил, страх расстроил бы нам нервы и опошлил бы нас. Мы боялись бы холодного дуновения ветра, жарких лучей солнца, малейшего напряжения голоса, глубокой мысли, порожденной трудом нашего мозга, — для того чтобы продлить нашу бедную жизнь. Все это было бы мелко и страшно эгоистично. Свершилось; неотразимая судьба написала на нашем лице приговор смерти, но вместе с тем освободила нас от уз этого мира. Смотри, туман окутал землю; пред нами бесконечность, всесуществование, вечная гармония.

Девушка под влиянием очарования музыки слов возлюбленного, вглядывалась в белую мглу, которая окутывала долину, и в темное небо, которое искрилось звездами.

— Может быть, и лучше, — прошептала она. Если бы только мать, моя бедная мать, не слыхала этого! — она обернулась, напрягая взор в темноте. — Может быть, и лучше. Мы хотели отдать миру нашу молодость, силы, наши желания, мысли, все, — он отталкивает нас.

Ее охватила дрожь. Молодой человек почувствовал это, прижал ее к сердцу и коснулся устами ее лба.

— Ты призвала меня к жизни, чтобы я полюбил тебя и сопровождал в течение твоей короткой дороги. Пусть она для нас будет радостью, улыбкою, которую дает любовь, освобожденная от всяких забот. Во всем мире нет никого; только мы двое, окруженные красотою природы, сознательно вступаем в бесконечность, шаг за шагом, все ближе и ближе вглядываясь в ее лицо до тех пор, пока она нас не обнимет и не поглотит. Мы только предупреждаем человечество, вселенную на целые миллионы веков и прежде всех становимся у берега.

— Мама, бедная моя мама, — отозвалась девушка.

В ее голосе слышалась тоска и сожаление.

— Мы предупреждаем ее на одно мгновение ока, на один вздох, на один проблеск мысли. Что такое пред лицом вечности один день, один век или тысяча веков? Что такое страдание, как не воспоминание, которое утонет в тиши бесконечного?

Подчиняясь полету мысли молодого человека, она склонила голову к нему на грудь.

— Чем мы будем? — спросила она. — Лучом луны, радугой на небе, или каплею росы?

— Силою, расплывающеюся в пространстве миров, волною эфира, или мыслью мудреца, — ответил он.

— Только вместе. Не оставляй меня одну никогда, никогда! Поклянись, что не оставишь. Мы будем плыть по бесконечности, но только рядом друг с другом. Когда ты покинешь меня одну на дороге вечности, я стану бояться, все вокруг меня будет пусто, грустно, страшно. Поклянись, что ты не убежишь от меня.

Девушка не была в состоянии выйти из границ своей личности. Она рада была бы преобразиться в луч луны, в каплю росы, но верила, что не перестанет быть собою.

— Клянусь!

Струя света, которая вырвалась сквозь растворившуюся дверь, облила двух молодых людей, прижавшихся друг к другу. В дверях стояла мать.

— Мама, ты слышала клятву?

— Слышала.

— И веришь ей?

— Верю.

— Он не покинет меня, мы вечно будем вместе. Он не оставит меня одну, не уйдет никогда, никогда! Благослови своих детей.

Мать молча соединила их руки, обняла их и поцеловала в лоб.

— Благословляю вас на жизненную дорогу. Пусть вы свершите ее с улыбкою радости.