Эвермит: Остров Эльфов

6. Плетение Паутины (Время Драконов)

Победив, они потерпели поражение.

Эльфы Тинтажера - по крайней мере, те немногие, кто пережил долгую осаду, последующую битву и ужасный магический катаклизм, завершивший ее, - прижавшись друг к другу, наблюдали, как последние корабли захватчиков были разорваны на части бушующим морем. На их острове не осталось ни одного врага. Все они были сброшены в разъяренные воды магической атакой, сила которой превзошла все ожидания тех, кто ее вызвал. Даже сейчас эльфийский остров сотрясали сильные конвульсии, словно сама земля ощущала затаенный ужас - или предчувствие гибели.

"Деревья!" - внезапно закричала одна из самок, указывая на линию сухих пальм, которые дико раскачивались вдоль берега.

Ее товарищи по выживанию переглянулись, и по избитой группе пронесся ропот страха. До битвы эти деревья окаймляли широкую улицу, проходящую мимо храма Ангаррадха, - улицу, которая когда-то находилась в сотнях шагов от океана. Даже когда эльфы с ужасом наблюдали за происходящим, грохочущий прибой поднимался все выше и выше по ромбовидным узорам, прочертившим стволы деревьев.

"К танцующему холму. Быстро!" - приказал эльфийский юноша. Его голос - начинающий баритон - сломался на последнем слове и перешел в пронзительное, детское сопрано.

Но эльфы сразу же повиновались ему. Они сделали бы это, даже если бы мудрость рассуждений молодого эльфа не была столь очевидна. Хотя Дуротиль был еще ребенком, он был младшим братом короля и всем, что осталось от королевской семьи Тинтажера. Более того, в молодом принце было что-то такое, что вызывало уважение, несмотря на его юный возраст и неуверенный тембр голоса.

Эльфы отвернулись от разрушенного города и торопливо пробирались через заваленные обломками рощи, ведущие к танцующему холму. Это была самая высокая точка острова, и она давала лучшую надежду на убежище, пока не отступят неестественно высокие воды.

По мере приближения к вершине холма шаги эльфов становились все легче, а их опустошенные лица - спокойнее. Это священное место хранило их самые яркие воспоминания и самую сильную магию. Здесь они собирались, чтобы праздновать смену времен года, петь старые песни и танцевать от радости существования, собирать звездный свет и сплетать его в чудесные заклинания, которые благословляли и укрепляли Народ или придавали магию своим произведениям искусства.

Но радость эльфов была недолгой. Земля под их ногами задрожала, а затем коротко и яростно забилась в конвульсиях, словно в страданиях.

После землетрясения наступила жуткая тишина, которую нарушил слабый рокот, доносившийся с далекого водного горизонта. Эльфы посмотрели на море и поняли, что сотрясения острова были его предсмертными муками. С запада на них обрушилась огромная стена воды.

Эльфы стояли, ошеломленные и молчаливые, глядя, как смерть мчится к ним.

"Мы должны танцевать", - призвал Дуротиль, тряся ближайшую к нему эльфийку, чтобы разбудить ее. Бонналури, единственная оставшаяся в живых жрица Ангаррадха на острове, на мгновение взглянула на него, прежде чем его смысл проник в ее затуманенный горем разум. Ее глаза засияли, а затем загорелись решимостью. Вместе они сплотили эльфов и объяснили им свой отчаянный план.

Под руководством жрицы выжившие эльфы образовали круг и стали повторять за ней шаги одного из самых мощных эльфийских заклинаний. Все присоединились к танцу, даже юнцы и раненые, хотя они не знали о Высшей магии, которую она применяла, хотя риск для них и их жрицы был огромен.

Когда ее подопечные полностью слились с ритмом танца, Бонналури начала петь. Ее серебристый голос сопрано разнесся над островом, призывая силу своей богини, собирая нити магии, исходящие от каждого эльфа, и сплетая их в единую цель. Магия, которую она создала, была Ищущей, достаточно сильной, чтобы переместиться за завесу, разделяющую миры, найти место силы, подобное тому, на котором сейчас танцевали эльфы, и открыть путь в этот новый мир. При обычных обстоятельствах только самые могущественные эльфийские маги осмелились бы произнести такое заклинание, да и то лишь при поддержке Круга. Хотя она не была магом, Бонналури знала об этом искусстве больше, чем большинство священнослужителей. Она понимала всю грандиозность задачи, которую взяла на себя, и цену, которую ей придется заплатить. И не от нее одной: Лишь немногие из эльфов, танцевавших под ее песню, смогут безопасно пройти по серебряному пути. Что же касается остальных - Бонналури требовалось каждое дыхание и каждый импульс магии, которые она могла собрать, чтобы создать это заклинание. Если бы она не справилась, погибли бы все.

Подхваченные магией, эльфы танцевали почти в экстазе, не понимая, что делают, но каким-то образом находя свое место в возникающем узоре танца. Один за другим они начали петь, подхватывая нить песни Бонналури и добавляя к ней магию своей собственной жизненной сущности. Некоторые из эльфов побледнели, словно их поглотила магия. Но ни одна нога не дрогнула, и их общая песня прозвучала вопреки приближению смерти. Они танцевали и пели еще долго после того, как перестали слышать свои голоса в реве набегающего прилива.

Тень упала на танцоров, когда стена воды закрыла заходящее солнце. Затем море врезалось в остров, отправив эльфов по серебряному пути, сотканному их магией. Но даже там море, казалось, следовало за ними, ибо взрыв силы, унесший их прочь, накрыл их, как темные и безжалостные волны.

Спустя, казалось, целую вечность, Дуротиль приземлился на неизвестный берег с силой, от которой агония пронзила все его тело. Не обращая внимания на боль, молодой эльф, как мог, перекатился на спину и поднялся на ноги, положив руку на рукоять кинжала. Его зеленые глаза обшаривали окрестности в поисках опасности. Не обнаружив таковой, он заставил себя посмотреть на тех эльфов, которые завершили магическое путешествие.

Дуротиль не увидел Бонналури среди ошеломленных выживших. Он и не ожидал этого. Хотя магия была для них так же естественна, как воздух, которым они дышали, немногие эльфы смогли бы выжить в глазу столь огромной бури. Сбор и направление такого количества магии требовали огромной силы, длительных тренировок и огромной дисциплины. Круг Высших Магов, работая вместе, мог формировать и направлять эти силы без вреда для здоровья. Но Бонналури действовала в одиночку и направила магическую бурю через свое собственное существо. Это унесло ее прочь.

Позже, молча поклялся Дуротиль, оставшиеся в живых жители Тинтажера будут оплакивать смерть жрицы и воспевать ее мужество и самопожертвование ради Народа. Но не сейчас и не в ближайшие дни. Горло Дуротила сжалось от слишком большого количества не спетых траурных песен.

Из всех эльфов Тинтажера, острова, на котором располагалась одна из самых диковинных и многолюдных цивилизаций во всей Фейри, менее сотни пережили битву, чтобы станцевать на священном холме. Из них осталось не более половины. Это было не самое благоприятное начало; тем не менее, они выжили и будут восстанавливаться.

Дуротиль сделал длинный вдох и окинул взглядом свое новое королевство. Он не сомневался, что будет править - право и ответственность принадлежали ему по праву рождения. Благополучие этого народа, хорошо это или плохо, было в его руках. И хотя он был молод, он позаботится о том, чтобы они процветали на этой новой земле.

Он отметил, что это была прекрасная земля, такая же дикая и суровая, как сказочные северные земли Фейри. С того места, где он стоял - небольшого плоского плато на вершине вздымающейся горы, - открывался вид, от которого захватывало дух и будоражило воображение. Множество огромных гор, таких высоких, что их вершины терялись в толще закатных облаков, стояли, как бдительные часовые, на севере и западе, насколько хватало глаз Дуротила.

Взгляд молодого эльфа скользнул по каменистому склону перед ним, по густому сосновому лесу, покрывавшему большую часть горы. Внизу, в долине, через зеленеющий луг протекала река, в спокойных водах которой отражались яркие оттенки розового и золотого, отбрасываемые заходящим солнцем.

Задумчиво кивнув, Дуротиль глубоко вздохнул и расправил плечи перед предстоящей задачей. Он отметил, что воздух был тонким и хрустящим, совсем не похожим на знойные, благоухающие цветами ветры, которые ласкали его потерянный островной дом. Однако этот бодрящий ветер был живым, поющим магией, которая не сильно отличалась от той, к которой он был приучен. Плетение было сильным в этом новом мире, и молодой эльф уже мог разглядеть свое собственное место в магической ткани. Там, где была магия, эльфы могли процветать. Со временем эта земля станет для него настоящим домом.

"Фаэрун, - пробормотал Дуротиль, добавляя нарастающий звук, который превратил эльфийское слово, обозначающее его родину, в нечто новое, но знакомое. Он повернулся лицом к своему народу и умилился, увидев, как на лицах нескольких эльфов отразилось его собственное чувство удивления и узнавания.

Под руководством Дуротила выжившие принялись за работу. Выжило несколько мелких жрецов, а также несколько магов. Они принялись лечить раненых с помощью мазей и заклинаний, которые у них остались. Те, чей запас магии был исчерпан, читали молитвы или просто утешали тех, кто был потрясен потерей родины, и тех, кто был ошеломлен новым и незнакомым миром, в котором они оказались.

И он был странным, безмолвно согласился Дуротиль, несмотря на успокаивающее прикосновение магического Плетения. Даже камень под их ногами был странным. Плато было удивительно ровным, почти как пол, и, судя по всему, состояло из одного камня. Пол был гладким и ровным, блестящим, как полированный мрамор. Но, несмотря на это, то тут, то там попадались странные бугорки. Вечно любопытный, молодой эльф подошел к краю площадки, затем снял с пояса кинжал и начал раскалывать одну из этих глыб. Камень был хрупким, как стекло, и легко отвалился, обнажив странную обугленную форму. Дуротиль быстро выковырял из камня тонкую металлическую трубку.

Он поднял ее, отметив тихий гул магии, которая текла через нее. Как только он поднял трубку, он уловил блеск более яркого металла под ней - скорее всего, меча. Еще несколько ударов кинжалом подтвердили природу этой второй находки. Нахмурившись в недоумении, Дуротиль поднес магическую трубку к угасающему свету и повертел ее туда-сюда, пытаясь понять смысл.

"Запястный браслет, - объявил мужской голос со странным акцентом северных земель Фейри. Говоривший - высокий огненноволосый эльф - наклонился и взял металлическую трубку из рук Дуротила, не потрудившись спросить разрешения. После минутного разглядывания он объявил: "Эльфийское производство, я бы сказал. И меч тоже".

Дуротиль пожал плечами, хотя подозревал, что старший эльф прав. Шарларио Лунноцветущий был торговцем - скорее, пиратом, - который имел несчастье зайти в порт Тинтажера за несколько дней до того, как на него обрушились силы вторжения. Внешность северянина сильно отличалась от золотистой, элегантной красоты жителей Тинтажера. Кожа Шарларио была бледной, как пергамент, что резко контрастировало с его ярко-рыжими волосами и глазами цвета неба. Странной была его внешность, но еще более странными были его манеры. Прямолинейный до грубости, Шарларио мало интересовался сложными традициями и протоколами придворной жизни. Однако в данный момент он, похоже, полностью разделял любопытство молодого принца по поводу предметов, зарытых в камне.

"Металлическая повязка, меч. Как же они туда попали?" - размышлял Шарларио. Его голубые глаза внезапно расширились, как будто ответ поразил его, как удар. Одним быстрым, плавным движением он поднялся и повернулся лицом к остальным.

"Ты, жрица, собери этих детей", - проревел он, его голос был хрустящим от срочности. "Все вы, спускайтесь с горы так быстро, как только сможете. Найдите укрытие - маленькие пещеры, если сможете, густые деревья, если больше ничего нет. Помогите раненым. Быстрее!"

Дуротиль поймал эльфа за руку. "Какой властью ты здесь командуешь?" - возмущенно спросил он.

Стряхнув руку Дуротила, бледный эльф взмахнул обугленной металлической лентой. "Подумай, мальчик! Эльф носил этот браслет, держал этот меч. Она погибла от взрыва жара, который превратил ее в пыль, а камень и землю - в суп. Что ты знаешь такого, что может сделать это?"

Несмотря на быстроту слов Шарларио и срочность его тона, Дуротиль с минуту молча смотрел на него. Эльфийские короли не говорят и не действуют поспешно, и молодой принц хотел вести себя с подобающим достоинством. Кроме того, ему стало интересно, как Шарларио решил, что прежний владелец браслета был женщиной.

"Ты что, совсем не разбираешься в магии?" в свое время ответил Дуротиль. "В битве заклинаний между магами достаточной силы, это..."

Шарларио оборвал его отрывистым, раздраженным ругательством. "Хватит мешкать, мальчик, здесь дракон. Тогда ты отдаешь приказ бежать, но делай это, пока твои люди еще живы!"

Глаза Дуротила расширились, когда до него дошла правда. "Драконий огонь", - пробормотал он, глядя на стеклоподобный камень и понимая, наконец, опасность, в которую они попали.

"Делайте, как сказал пират, и побыстрее!" - крикнул он бдительным эльфам, не обращая внимания на оскорбленный взгляд Шарларио.

Пока эльфы спешили исполнить его приказ, Дуротиль прикрыл глаза одной рукой и прищурился на запад.

Там лежали самые суровые горы. В горах устраивали свои логова драконы, так гласили старые предания. На острове, который был единственным домом Дуротила, драконов не было, но легенд было много. Драконы, по общему мнению, были существами огромной силы и магии. Вполне вероятно, что существо, разрушившее это место, могло почувствовать заклинание, которое привело эльфов в это место. Даже сейчас оно могло прийти, чтобы исследовать вторжение.

Конечно, крошечное пятнышко на фоне угасающего золота неба быстро приняло зловещие очертания. Дракон с красной чешуей, пылающей в угасающем свете, несся к ним.

Дуротиль отбросил внезапный, парализующий страх и попытался оценить, сколько времени пройдет, прежде чем дракон настигнет их. Слишком скоро, мрачно заключил он. Прежде чем бегущие эльфы успеют спуститься за линию деревьев, дракон настигнет их и легко разделается с ними.

Молодой принц выхватил свой клинок. Широко расставив ноги, он взмахнул мечом и выкрикнул вызов поднимающемуся ветру.

Ни одна быстрая вспышка пламени не может расплавить камень, рассуждал Дуротиль. Взрыв драконьего огня, преобразовавший эту вершину, должен был длиться долго. Его задача состояла в том, чтобы следующий взрыв длился достаточно долго, чтобы истощить силы дракона и дать эльфам время спастись. Он выиграет это время для эльфов, отвлекая огонь дракона на себя.

Молодому принцу и в голову не приходило поступить иначе. Умереть за свой народ было последним долгом любого эльфийского короля.

К его удивлению, Шарларио Лунноцветущий стоял рядом с ним, держа меч наготове. Но холодные голубые глаза старшего эльфа были устремлены не на приближающегося дракона, а на более непосредственную угрозу.

Семь эльфоподобных существ летели к покрытой шрамами горе на крыльях, похожих на крылья гигантских орлов. Двое из них держали в руках сеть, натянутую между ними, и с мрачным намерением спускались к паре эльфийских защитников.

Прежде чем Дуротиль успел отреагировать на вторую атаку, Шарларио грубо отбросил его в сторону. Младший эльф попятился и споткнулся о край обрыва. Он покатился вниз по крутому склону, дико размахивая руками в поисках опоры. Но склон был гладким и скользким от расплавленного камня, который пролился на гору после последней атаки дракона.

Он скатился вниз, так же стремительно, как если бы скатывался с одного из водопадов Тинтажера. Но на дне его не ждали мягкие брызги и теплая вода. Когда, наконец, гладкий камень поддался, Дуротиль подпрыгнул и покатился по неровной поверхности. Он видел, как груда валунов приближается к нему в кружащемся сером пятне, но не мог вовремя свернуть в сторону.

Остановки не было, но боль пронзила его, как внезапный ослепительный свет. Постепенно яркость померкла, превратившись в серую пустоту забвения. Последнее, что успел увидеть оцепеневший Дуротиль, прежде чем погрузиться в дымку, - это Шарларио, опутанный сетями и бьющийся, как пойманная рыба, когда его уносили крылатые эльфы.

Колесо времени года поворачивалось много раз, прежде чем молодой принц был наконец возвращен своему народу.

Группа охотников из числа золотых эльфов наткнулась на Дуротила в глухом лесу и нашла его изучающим растения, растущие в укромных местах, с такой сосредоточенностью, что можно было подумать, что у него нет других мыслей и забот. Хотя охотники задавали ему множество вопросов, Дуротиль не мог сказать им, где он был все эти годы. Он просто не помнил; годы, ускользнувшие от него, были бессмысленны для Дуротила, который в своем сердце и разуме был тем же молодым принцем, который увел свой народ из умирающего Тинтажера.

Хотя он был счастлив снова быть среди эльфов, Дуротилу не нравились изменения, произошедшие в его отсутствие, и он не был полностью доволен новым местом, которое нашел для себя Народ.

Магия, которую его народ наложил на далекий Тинтарер, была настоящей Ищущей. Он нашел место силы, танцующий холм, похожий на священное место на их родине. Многие сотни лет клан лесных эльфов собирал звездный свет и магию на горном плато. Многие из этого народа фей погибли однажды в середине лета от огненного дыхания красного дракона, который называл себя Хозяином гор. Те, кто остался, приветствовали новичков в своем лесном доме. И эльфы Тинтажера, гордый золотой народ с древних южных земель Фейри, смешались с этим диким народом.

К облегчению Дуротила, не все приняли местные устои. Некоторые эльфы держались гордо и старались посеять семена своей магии, искусства и культуры в лесной почве. Удивительно, но одним из таких эльфов был Шарларио Лунноцветущий.

Рыжеволосый воин выжил и женился на фейри - набожной жрице Сеханин Лунная Радуга. Между ними родился буйный выводок молодых эльфов, большинство из которых унаследовали бледную кожу и огненные волосы своего отца. Почти все без исключения члены нового клана последовали за своей матерью в почитании Богини Лунного Света. Другие уже называли их "лунными эльфами".

Что касается Шарларио, то он часто рассказывал об авариэль, крылатых эльфах, которые спасли его, и о чудесах Аэри, волшебного, скрытого на вершине горы царства, в которое они его перенесли. Он рассказывал об услугах, которые он оказал авариэль в борьбе с красным драконом и изгнании его из северных гор. Авариэль были лишь одной из многих рас эльфов в этой новой земле, утверждал Шарларио, и они рассказали ему о других кланах, населявших эти земли. Было много эльфов, рассеянных по лесам, или живущих в жарких южных землях, и даже обитающих в глубинах далекого моря.

Этот опыт определил судьбу Шарларио - или, возможно, утвердил ее. На родной Фейри он был купцом, бороздившим моря, собирая новости и доставляя товары в далекие эльфийские земли. Он и сейчас был странником, ибо сказки, рассказанные ему авариэль, разожгли его воображение. Ничто не могло удовлетворить его, пока он не увидит своими глазами весь Фаэрун. Он и его дети часто уходили исследовать свой новый мир, ища приключений и других себе подобных. Истории, которые они приносили с собой, были чудесными сказаниями из тех, что передаются от родителей к детям, как титулы или сокровища.

Эльфам нравились рассказы Шарларио, но мало кто верил его рассказам об авариэль. Никто из лесных жителей никогда не встречал подобных существ, а концепция крылатых эльфов казалась слишком причудливой. Даже Шарларио никогда больше не видел ни одного из них, разве что в припоминаемых снах во время отдыха. Однако это не мешало ему утверждать, что авариэль продолжают наблюдать за ним.

Из всех эльфов только Дуротиль не дразнил лунного эльфа-авантюриста за его причуды. Он тоже видел крылатых эльфов. Но по негласному соглашению они с Шарларио никогда не говорили о том дне - да и вообще ни о чем другом.

Когда Дуротиль вернулся после своего долгого и необъяснимого отсутствия, он обнаружил, что его народ впитал в себя устои страны и больше не нуждается в короле, чтобы править им. Не было короны, за которую можно было бы бороться; тем не менее, Дуротиль никак не мог избавиться от ощущения, что из всех эльфов леса Шарларио мог бы стать его самым грозным соперником в борьбе за королевскую власть. Этого он никогда не мог забыть.

Кроме того, оставался вопрос о его собственных потерянных годах. Дуротиль понимал причуды лунного эльфа гораздо лучше, чем ему хотелось бы. Он никогда не видел авариэль-хранителя Шарларио, но на протяжении всех последующих сезонов Дуротиль часто ловил мимолетные взгляды серебристых волков неестественно большого размера, следовавших за ним по лесу, как неуловимые тени. И все годы его жизни его преследовали ночные песни волков и смутные воспоминания о доброте оборотней-эльфов, называвших себя литари. Эти мимолетные сны и глубокий шрам, который, хотя и скрытый густыми золотистыми волосами, тянулся через макушку черепа, были единственным, что осталось у него от ранних лет жизни на Фаэруне.

С годами Дуротиль научился оставлять тени своего прошлого позади. Поскольку он не был призван царствовать, эльф направил свои усилия на поиски Искусства. Несмотря на жестокие головные боли, которые продолжали его мучить, он преуспел в магии. Плетение, которое он почувствовал в тот первый день на Фаэруне, легко пришло на его зов, и он быстро рос в мастерстве и силе. Он также обладал обширными и, казалось, инстинктивными знаниями о травах и зельях - возможно, это наследие его потерянных лет, - которые хорошо помогали ему в этом деле. Через несколько десятилетий Дуротиль стал считаться самым могущественным магом в северных лесах.

Шарларио Лунноцветущий продолжал странствовать, и он часто возвращался в лес с вестями о других эльфах, которых он встречал. Некоторые из них были беженцами из Фейри или из других миров. Другие были странными, первобытными существами, населявшими деревья и воды и, казалось, возникшими из самой земли. Но хотя многие из этих диких кланов настороженно относились к новичкам, они не представляли никакой угрозы.

Это было хорошо, потому что на Фаэруне назревала война иного рода.

В этой стране богатой магии и огромных диких пространств драконы правили небом и соперничали друг с другом за владение лесами и горами. Некоторые из них рассматривали эльфов как скот или паразитов, которых можно съесть или уничтожить по своей прихоти. Много эльфийских поселений погибло от их аппетитов, уничтоженных так же полностью, как в тот давний летний праздник на танцующем холме. Дракон, известный зеленым эльфам только как Хозяин Горы, был одним из самых хищных. Другие драконы были более благосклонными владыками, но мало кто из них задумывался о более мелких существах, обитавших на их с таким трудом завоеванных землях. У них были другие, более серьезные заботы: сражения с себе подобными.

Жестокими и ожесточенными были эти завоевательные войны, и с каждой весной все меньше драконов улетало в прохладные северные земли. Решив добиться превосходства или, возможно, отчаявшись выжить, некоторые из этих драконов начали задумываться о мудрости поиска новых путей.

По мере того, как Дуротиль постигал этот конфликт, он видел путь, следуя которому он сам мог бы вернуть себе власть, утраченную им по праву рождения. Он стал проводить все больше времени на вершине горы, где в далеком прошлом они с Шарларио столкнулись с ужасным Хозяином Гор. Красный дракон был побежден и изгнан, это правда, но его время придет снова. Он будет править этими горами, как и прежде, и объединенные усилия эльфов и авариэль Шарларио не помешают его возвращению.

И когда настанет тот день, он, Дуротиль, взойдет к власти на крыльях повелителя драконов.

7. Брат против Брата

Есть вещи, размышлял Шарларио Лунноцветущий, от которых никогда не устаешь. Разноцветное пламя костра из дров, удовольствие слушать, как его сын-первенец поет баллады, которые были старыми, когда его предки ходили по Фейри, притягательность еще не виденных мест - такие вещи Шарларио считал благословением богов. Но хотя ночь была теплой и светлой от всех этих благословений, лунному эльфу было трудно удержаться от песни, лившейся из серебряной лиры его сына.

Почти три века прошло с тех пор, как Шарларио был вырван из Фейри и брошен на этот далекий берег. Это был долгий срок, даже по меркам эльфов, и все же годы пролетели слишком быстро. Шарларио вздохнул и подбросил в огонь еще одну скрученную серую палку коряги.

Его сын, Корнайт, поднял голову на звук. Выражение лица Шарларио вырвало песню из горла молодого эльфа. Его пальцы инстинктивно приглушили струны лиры.

"Ты выглядишь усталым, отец", - сказал Корнайт. "Может, мне остановиться, чтобы ты мог отдохнуть?"

Лунный эльф улыбнулся. "Я устал, парень, но сомневаюсь, что отдых принесет мне спокойные сны этой ночью. Время поджимает - слишком многое еще не сделано".

"И все же мы многого добились в этом путешествии", - серьезно сказал молодой эльф. "Мы не прожили в горах и двух лет, а уже установили дипломатические связи с не менее чем десятью поселениями зеленых эльфов. Это замечательно даже по вашим меркам. Уверен, у нас достаточно союзников, чтобы принять любой вызов, который ждет нас впереди".

"Ты никогда не сражался с драконом", - просто ответил Шарларио. "Я бы молился, чтобы тебе никогда не пришлось этого делать, но это было бы сродни молитве о том, чтобы зима не наступила. Время идет своим чередом, и годы изгнания дракона почти прошли. Существо вернется, в этом я почти не сомневаюсь".

"И мы повернем его вспять, как ты уже делал это раньше", - уверенно сказал его сын.

Шарларио не ответил. Он редко говорил о той давней битве, разве что заверял других эльфов, что красный дракон изгнан и не скоро вернется. Мало кто из них поверил его рассказу об авариэль, так что не было причин подробно рассказывать о своей службе крылатым эльфам. Да он и не хотел, по какой бы то ни было причине. Цена за ту победу была огромной, и долг уже подходил к концу.

"Насколько ты доверяешь историям, рассказанным об Илитиири?" - спросил Корнайт, наяривая на своей лире. "Со своей стороны, я не могу поверить, что южные эльфы настолько могущественны или амбициозны, как нам рассказывали. Не могу я поверить и в рассказы об их предполагаемых злодеяниях".

"Верьте", - провозгласил женский голос из тени за костром.

Оба эльфа вздрогнули от этого звука. Рука Шарларио инстинктивно потянулась к кинжалу на поясе. Осторожно поднявшись на ноги, он заметил восторженное выражение в глазах сына и прекрасно его понял.

Ничто так не любил Корнайт, как музыку, а в одном-единственном произнесенном слове было больше мелодии, чем во многих песнях и балладах. Как и все эльфы, Шарларио любил красоту, и его самого инстинктивно влекло к невидимому оратору. Тем не менее он вызвал в памяти заклинание, способное отвести магическую атаку, и держал руку на рукояти своего кинжала.

"Если ты пришел с миром, тебя ждут у нашего костра", - сказал он.

Тени зашевелились, и в круг света костра шагнула эльфийка. Несмотря на свою многовековую карьеру дипломата, Шарларио почувствовал, как у него отвисла челюсть от удивления.

Их гостья, без сомнения, была самым прекрасным существом, которое он когда-либо видел. Ее лицо было эльфийским, с острыми углами и тонко вылепленными чертами, но ее кожа была цвета беззвездной ночи. Она была выше всех эльфов, которых он знал, - гораздо выше шести футов, а ее длинные конечности были обнажены под короткой черной туникой, которая, кроме черного плаща с капюшоном, была ее единственной одеждой. Если не считать больших серебристых глаз, которые торжествующе смотрели на него, она была полуночницей в эльфийском обличье. У Шарларио возникло странное ощущение, что перед ним тень, ставшая реальностью.

"Благодарю тебя за приветствие, Шарларио Лунноцветущий, - произнесла женщина низким музыкальным голосом. Прежде чем лунный эльф оправился от потрясения, услышав, что к нему обращаются по имени, незнакомка откинула плащ. Волосы цвета звездного света рассыпались по ее обнаженным черным плечам сверкающими волнами. Серебристая аура прилипла к ее волосам, дивный, волшебный свет, который нельзя было объяснить только отраженным светом костра.

Корнайт, поднявшийся вместе с отцом, чтобы поприветствовать гостью, опустился на одно колено. На его лице читалось благоговение, и он смотрел на эбеновую богиню - а это была именно она, - словно она была ответом на вопрос, который чувствовала каждая душа, но не могла выразить никакими словами.

"Моя госпожа", - произнес он глубоко благоговейным тоном. "Что великого мы сделали, чтобы быть так благословленными? Как мы можем служить вам? Можем ли мы узнать ваше имя?"

Богиня перевела взгляд на младшего эльфа, и ее мрачное выражение лица смягчилось. "Твоя песня была прекрасна, Корнайт Лунноцветущий. Она привлекла меня сюда и радовала мое изгнание. Я отвечу на все твои вопросы, но сначала присядь". На ее лице заиграла коварная ухмылка. "Камень, на котором ты стоишь на коленях, не может быть удобным".

Когда Корнайт замешкался, богиня опустилась на землю и расставила свои длинные конечности так, как это делает ребенок, скрестив ноги. Она похлопала по земле рядом с собой в знак приглашения, а затем бросила взгляд на все еще наблюдающего за ней Шарларио.

"Я известна как Эйлистри, Темная Дева. Я не требую от тебя ни почтения, ни бдительности", - мягко сказала она. "Я пришла как друг, и мне нужны друзья. Отложите оружие и удивление, и давайте поговорим. Есть вещи, которые ты должен знать, если собираешься противостоять Илитиири".

Печаль в ее голосе поразила сердце Шарларио, и он выполнил ее просьбу. "Вы говорили об изгнании, леди", - прокомментировал он. "Простите меня, но я никогда не слышал о таком. Откуда вы изгнаны, и, если позволите спросить, почему?"

"Совсем недавно - из южных земель", - ответила богиня. "Многие эльфы там поклоняются Ваэрону. Возможно, вы не слышали о нем - он пал из Селдарина, когда Фейри была еще молода, и лишь немногие из Людей знают его имя. Его последователи похожи на него: они достаточно горды, чтобы верить, что предназначены для власти, и достаточно безжалостны, чтобы захватить ее любым способом. По мере того как их число растет, растет и могущество Ваэрона. С каждым племенем, порабощенным Илитиири, с каждым разрушенным городом влияние Ваэрона распространяется по земле, как пятно крови. Наконец, он стал достаточно силен, чтобы достичь того, чего он больше всего желал".

Богиня надолго замолчала, глядя в угасающий костер. "Ваэрон ненавидит меня. Он приказывает своим поклонникам преследовать и уничтожать всех, кто следует за мной. Он хотел бы видеть меня уничтоженной, если бы это было в его власти. Это не совсем так. И все же я должна уйти".

"Если тебе нужны последователи, то будь уверена, что я не боюсь этого Ваэрона", - начал Корнайт.

"А стоило бы". Эйлистри бросила на искреннего молодого эльфа успокаивающий взгляд. "Хотя он всего лишь юный бог, Ваэрон тщеславен и злобен, он готов напасть на тех, кто не оказывает ему почести. И этого ты не должен делать".

"Я и не думал", - решительно заявил лунный эльф. "До этой ночи я желал лишь следовать за своей матерью в ее преданности Сеханин Лунной Радуге".

Эйлистри печально покачала головой, отворачиваясь от поклонения в глазах молодого эльфа. "Я польщена тем, что ты думаешь обо мне, Корнайт Лунноцветущий, но не оставляй своей преданности Сеханин. Нет, послушай, - сказала она, пресекая его протесты. "Боги воспринимают время так, как ты не можешь понять. Некоторые из нас слышат отголоски того, что еще не произошло в жизни смертных. Я предвидела, что большинство из тех, кто последует за мной, будут, как и я, изгнанниками, странниками, которые никогда не найдут дорогу на эльфийскую родину".

"Эльфы, которым закрыт путь в Арвандор?" потребовал Шарларио. "Конечно, нет!"

Серебряные глаза богини затуманились, как будто они отрешились от времени и места, чтобы взглянуть на видения, которые не мог увидеть ни один смертный. "Нет, не Арвандор. Будет другая родина. Должна быть другая родина", - сказала она, ее голос стал более напряженным. "Грядет буря, Шарларио Лунноцветущий, когда дети одного отца станут злейшими врагами. Так было, и так будет, снова и снова. Действия богов проникают сквозь время, чтобы затронуть их Народ. Скоро смертные эльфы познают боль и потрясения, разорвавшие Селдарин на части".

"Этот Ваэрон должен быть очень силен, чтобы вдохновить своих последователей на такой конфликт", - с тревогой в голосе произнес Шарларио.

Серебряные глаза Эйлистри снова сфокусировались. "Не Ваэрон, - прошептала она, ее прекрасное лицо было глубоко озабочено. "Другие темные боги придут, и скоро".

Ни один из эльфов Лунноцветущих не смог подобрать слов в ответ на это заявление. Долгое время они сидели втроем, и их тишину скрашивало лишь редкое потрескивание угасающих углей, тихое щебетание ночных существ и рокот близкого моря.

"Есть еще одна вещь, которую ты должен знать и бояться", - сказала наконец богиня. "Высокая магия, которая привела тебя в это место, может быть чудесной вещью. Она также может быть использована во зло. Вы убедитесь в этом, если посетите Аторрнаш. Те, у кого никогда не было причин бояться магии, должны научиться остерегаться ее и тех, кто ею владеет".

"Аторрнаш?" - рискнул спросить Корнайт.

"Это большой город, неполных три дня пути на юг. Там ты найдешь большие богатства, могущественную магию и тех, кто предложит тебе союз в битве с драконами. Рассматривай такие дары внимательно - некоторые из них имеют скрытую цену".

Богиня резко встала и подняла глаза к небу. Над головой сияла полная луна, и лучи ее света проникали сквозь полог деревьев, укрывавших лагерь эльфов. Эйлистри протянула руку и коснулась пальцем луча света, и на ее лице появилось выражение напряженной сосредоточенности человека, прислушивающегося к далеким голосам.

"Я слишком задержалась. Ты должен знать больше, но я не могу задерживаться. Берегись." С этими словами она вскочила на вал лунного света и исчезла. Слабое сияние на мгновение задержалось в воздухе, а затем исчезло, как погасшая свеча.

Шарларио показалось, что никогда еще темнота не была такой гнетущей, как та, которую оставил после себя уход Эйлистри. Несмотря на яркую луну и отблески угасающего костра, несмотря на компанию любимого сына, эльф чувствовал опустошение, более тягостное, чем все, что он когда-либо знал.

Он взглянул на Корнайта и прочел в глазах сына боль, похожую на тяжелую утрату. Все это объясняло, как он полагал, почему боги редко появляются перед своим народом - они знали, какую пустоту оставляет после себя их отсутствие.

Шарларио резко поднялся и пнул угасающие угли в золу. " Идем", - сказал он. "До Аторрнаша почти три дня пути".

Младший эльф удивленно посмотрел на него. "Разве ты не слышал, что сказала богиня Эйлистри? Она предупредила нас о зле этого места".

"Она также сказала нам о силе. И она не просила нас держаться подальше", - заметил Шарларио.

Поскольку он был честным эльфом, он знал, что эти слова были сказаны для того, чтобы заглушить как его собственную тревогу, так и протест его сына.

Перед заходом солнца на третий день после встречи с Темной Девой эльфы Лунноцветущих достигли ворот Аторрнаша. Корнайт, никогда не видевший города такого размера и великолепия, смотрел на все с таким изумлением, что отцу не раз приходилось напоминать ему о необходимости соблюдения своей миссии и собственного достоинства.

Но упреки Шарларио не были столь резкими, как могли бы быть, ибо он и сам был потрясен Илитиирским городом. Он видел чудесные жилища на Фейри, которые эльфийская магия могла сотворить из хрусталя, или кораллов, или живых деревьев, могучие замки из мрамора и лунного камня. Но никогда он не видел ничего подобного Аторрнашу.

Город стоял на самом краю моря, со всех трех сторон длинного и узкого залива, глубоко врезавшегося в сушу. Многие здания были построены из темного камня - не высеченного в скале, как города дварфов, и не из куч каменной кладки, как предпочитали халфлинги, а из камня, извлеченного из глубин земли в виде готовых зданий. Драгоценные камни сверкали в точных узорах на гладком камне, иногда образуя сложную мозаику, покрывавшую целые стены или даже мостившую дорожки. Но самым чудесным из всех был огромный замок из сурового черного камня, башни которого взмывали в закатные облака. Высокая стена окружала замок, ограждая обширные владения. Такая же низкая стена из черного гранита окружала весь город, стена без швов и трещин. Судя по всему, это был единый массив твердой породы. Для Шарларио это была загадка, а стена, казалось, навевала мысли о тайнах, которые ожидали их внутри.

В последующие дни после их прибытия в Аторрнаш Шарларио начал догадываться, как могли появиться эти странные каменные стены и жилища.

Первым делом Шарларио заметил, что с заливом что-то не так. Воды были слишком бурными для такого укромного места, неспокойными даже во время отливов и в самые спокойные дни. Когда наступала ночь, а с юга дули горячие и сухие ветры, море кричало, как потерянная, обезумевшая душа. Илитиири называли его Заливом Баньши, и, вероятно, не без оснований. Шептались, что многие эльфы погибли от силы магии, разорвавшей землю, чтобы создать город, и еще больше погибло, когда море хлынуло, чтобы заполнить пустоту. Шарларио почувствовал в голосе моря тревожное присутствие этих беспокойных душ.

Но ничто в сумеречном прибытии "Лунноцветущих" не наводило на мысль об этой мрачной истории. Хранители ворот спросили о своих делах и вежливо выслушали просьбу Шарларио о возможности поговорить с вождями Аторрнаша от имени эльфов Тинтажера с северных гор. Хранители сразу же отправили гонцов в Крепость Ка'Нарлист - черный замок, господствовавший над городом, и не успели краски заката померкнуть, как Лунноцветущие расположились в роскошных гостевых покоях городского архимага.

На самом деле они не видели Ка'Нарлиста несколько дней. Архимаг прислал свои извинения и заверил, что посетит их, как только позволит работа. А пока, сообщили им его слуги, они должны были наслаждаться гостевым домом и садами, а также осматривать город в качестве гостей Ка'Нарлиста. Последняя честь, как вскоре узнал Шарларио, означала, что им оказывалось огромное почтение и неограниченный кредит доверия, куда бы они ни отправились. На рынках они быстро научились не брать в руки никаких товаров и даже не задерживаться у ларька - все, чем они восхищались, им быстро преподносили в подарок. По опыту Шарларио, эльфийские культуры разделяли древний обычай обмена подарками, и во многих местах великолепие подарка считалось показателем дарителя. Но эта щедрость выходила за рамки всего, что Шарларио когда-либо видел. Еще более странным было то, что ни разу ни один из эльфов Илитиира не принял ответного дара.

Любопытство лунного эльфа росло по мере того, как проходили дни. Многие из эльфов Аторрнаша были такими же темнокожими, как богиня Эйлистри. Эти темные эльфы, заметил он, похоже, занимали большинство влиятельных должностей в городе, в то время как представители более светлых рас были привратниками, владельцами магазинов и слугами. Шарларио никогда не видел столь резкого разделения между различными эльфийскими народами, и это его беспокоило. Как и обилие необычных существ, заполонивших рынки и улицы. В своих странствиях Шарларио встречал множество странных и диковинных существ, и его постоянно удивляло разнообразие жизни на Фаэруне, но это было за пределами его опыта. Его природная чувствительность к магии заставила его заподозрить, что к созданию этих существ приложило руку Искусство. Он также заметил страх, промелькнувший в глазах Илитиири, когда он попытался заговорить о таких вещах.

Странным было и уединение, в котором Ка'Нарлист держал своих гостей. Жилище для гостей было просторным и величественным, а в садах росли пышные цветы и играли такие фонтаны, каких Шарларио не видел со времен своего пребывания на затерянном острове Тинтаджер. Небольшая армия слуг была наготове, чтобы быстро выполнить любую просьбу, и предлагались всевозможные роскошества и развлечения. Гостеприимство архимага ни в коем случае нельзя было поставить под сомнение, однако гостевые покои располагались далеко за пределами стен, окружавших замок Ка'Нарлист. Даже территория, хозяйственные постройки и загоны, окружавшие замок, были отделены от владений гостей высокими черными стенами.

Поэтому Шарларио не удивило, что, когда наконец пришло известие о том, что Ка'Нарлист принимает гостей, аудиенция должна была состояться не в самом замке, а в садах для гостей.

Готовясь к этому, Шарларио и Корнайт оделись по местному обычаю в изысканные одежды и драгоценности, которыми их одарили слишком щедрые купцы. Корнаит захватил с собой маленькую золотую арфу - почти бесценный магический инструмент, которым он восхищался до того, как узнал о неизбежном результате такой любезности. Он никогда не забудет пораженное выражение лица хозяйки, когда она милостивыми фразами настаивала, чтобы он взял ее арфу.

Когда тень солнечных часов упала на руну, отмечавшую назначенный час, Ка'Нарлист появился перед ними без предупреждения и фанфар. По бокам от него стоял бдительный мужчина-вемик - кентавроподобное существо с мощным человеческим торсом на туловище огромного льва. С его тауновой кожей, кошачьим носом и густой гривой черных волос вемик представлял собой необычное и впечатляющее зрелище. Но после первого изумленного взгляда Лунноцветущих полностью переключили свое внимание на архимага.

Ка'Нарлист был темным эльфом. Как и у большинства представителей элиты города, у него были малиновые глаза и белоснежные волосы. В отличие от большинства из них, он не выставлял напоказ свое богатство и статус. Он носил простую белую тунику поверх брюк и сапог, какие могли бы носить искатели приключений. На его руках не было перстней, а волосы были заплетены в одну косу и перевязаны кожаным шнурком. Он был гораздо меньше и стройнее Шарларио, но от него исходила аура огромной силы.

Архимаг приветствовал их любезно и задал несколько вопросов об эльфах на севере. Заметив арфу, которую нес Корнаит, он попросил исполнить песню и, казалось, был искренне рад исполнению молодого эльфа. Более того, он внимательно выслушал просьбу Корнайта вернуть арфу ее владельцу и поручил своему слуге-вемиру проследить, чтобы это было сделано в тот же день.

Однако, несмотря на все эти любезности, Шарларио чувствовал себя настороженно. Ответы, которые он давал хозяину, были более осторожными, чем это было принято, и он инстинктивно чувствовал, что прислушивается к скрытым слоям смысла в словах архимага. Он подумал, что, наверное, делал бы это и без предупреждения Эйлистри. Было в темном эльфе что-то такое, что внушало осторожность.

"У тебя очень хороший кинжал", - заметил Ка'Нарлист, кивнув в сторону длинного ножа, засунутого в сапог Шарларио. "Не думаю, что я видел такой же".

Вспомнив местный обычай, лунный эльф вынул нож из сапога и протянул его, рукоятью вперед, волшебнику. "Он твой, если ты окажешь мне честь и примешь столь малый знак".

"С удовольствием", - сказал темный эльф. Он сдвинул в сторону складки своей туники, открыв оружейный пояс, на котором висели украшенный драгоценными камнями кинжал и два маленьких шелковых мешочка. Он вынул кинжал из ножен, чтобы освободить место для подарка Шарларио, а затем предложил свой гостю в качестве обмена.

Оружие было великолепным: лезвие с ярким атласным блеском и большой рубин в богато украшенной гравировкой рукояти.

Шарларио поклонился и принял прекрасный кинжал, недоумевая, почему архимаг так восхищался менее ценным оружием. Кинжал на поясе лунного эльфа был хорошо виден, и он был почти так же прекрасен, как тот, что только что подарил ему Ка'Нарлист. Это был бы более близкий обмен. Ему стало интересно, что означает это неравенство.

"В наших землях обмен оружием - знак доверия, - сказал маг со слабой улыбкой. "В некоторых обстоятельствах это также залог службы или помощи."

Этого Шарларио не ожидал, но в этом был определенный смысл. "Какую услугу ты от меня требуешь?"

Багровые глаза Ка'Нарлиста загорелись весельем. "Это не было моим намерением, уверяю тебя. Напротив. Вы проделали долгий путь, несомненно, с какой-то целью, чтобы ускорить свои шаги. Говорите свободно, и я помогу вам, если смогу. По крайней мере, я смогу ответить на некоторые из ваших вопросов. Подозреваю, что у вас их много", - добавил он проницательно.

Лунный эльф задумчиво кивнул. Как дипломат, он знал толк в новостях из дальних стран. То, что он только что сообщил Ка'Нарлисту, вполне могло многократно превзойти стоимость кинжала с рубиновой рукоятью. Его также прельщало предложение получить в обмен информацию, и ему не терпелось услышать, какие объяснения может дать маг некоторым обычаям Аторрнаша.

"Я слышал, что многие жители этих земель поклоняются Ваэрону. Об этом боге я знаю немного, и хотел бы узнать все, чему ты можешь научить".

"Ваэрон!" Уголок губ Ка'Нарлиста приподнялся в выражении презрения. "Мелкий божок, выскочка. Его последователи - в основном воры, налетчики, мошенники всех мастей. Сам я не имею ничего общего с этим богом".

"Это обнадеживает", - пробормотал Шарларио.

"Для тех, кто стремится постичь источник силы, прикоснуться к силе самой жизни, есть только Гонадор, Единственно Древний", - продолжал Ка'Нарлист. Он бросил на вемика язвительный взгляд, словно обмениваясь невысказанным секретом. "Возможно, у тебя и твоего сына еще будет возможность понаблюдать за служением Богу стихий".

Шарларио это нисколько не обнадежило, хотя он ничего не знал о Гонадоре. "Еще одна вещь меня озадачивает", - сказал он. "Я не могу не заметить разделения между темными эльфами и светлыми. В других местах я видел классовые различия: королевские, благородные и простые, но здесь речь идет о рождении и воспитании".

"А разделение Аторрнаша - нет?" - возразил волшебник. "На самом деле, это простой вопрос. Природа подчиняется определенным неизменным правилам. В силу когтей и клыков лев всегда одержит победу над козлом. Со временем удары моря сотрут камень. А когда темные эльфы смешиваются со светлыми расами, потомство неизменно берет пример с темного родителя. Все происходит примерно одинаково - что больше, то и победит. Наша численность постоянно растет, как за счет рождения, так и за счет завоеваний. Темные эльфы - доминирующая раса, так распорядились боги", - заключил Ка'Нарлист, не обращая внимания ни на что. "Этим я не хочу вас обидеть".

Извинение было настолько очевидно спекулятивным, что Шарларио отказался от комментариев. "Природа действительно полна чудес", - продолжил он. "Огромное разнообразие обитателей Аторрнаша заставляет наблюдателя удивляться прозорливости природы".

Багровые глаза Ка'Нарлиста сверкнули весельем. "Деликатно сказано. Как ты и предполагал, природа не имеет достаточно отношения к большинству тех нелепых созданий, что заполонили улицы", - сказал маг с легким оттенком язвительности.

"И что же?"

"В этом городе много волшебников, которые экспериментируют с могущественной магией и в процессе создают извращенные существа всех мастей. В таких вещах есть искусство и наука, но большинство волшебников занимаются этим, как будто они слуги, бросающие кусочки трав и мяса в кастрюлю с тушеным мясом. В результате получается ужасающая солянка, свидетелем которой вы были".

"И ты тоже занимаешься подобными вещами?" потребовал Корнайт.

"Я делаю такие вещи, мой дорогой юный эльф, но не "также". Лучше. Гораздо лучше. Я делаю их так, как они должны быть сделаны. Мои исследования тщательны, мои результаты замечательны".

Ка'Нарлист выдержал минутное молчание, чтобы придать вес этому заявлению. "Вы можете счесть меня гордецом, - продолжал он неискренним голосом, - но я упоминаю о своей работе только потому, что, по слухам, вы не только дипломаты, но и купцы. Я подумал, что вы могли бы заинтересоваться приобретением необычных рабов. В моих конюшнях есть несколько интригующих пород".

Шарларио поймал взгляд сына и молчаливым предупреждением приказал заметно разгневанному юноше придержать язык. По правде говоря, он был потрясен происходящим не меньше, чем Корнайт, но понимал, что разговоры об этом принесут мало пользы и могут причинить значительный вред. Многовековые странствия научили его наблюдать, долго размышлять и говорить только после долгих раздумий. Но даже когда Шарларио напоминал себе о необходимости воздержаться от суждений о культуре, которую он мало понимал, он начал понимать, что пророчество Темной Девы вполне может сбыться.

"Несмотря на классовые различия, несомненно, все жители Аторрнаша сплотятся против общей угрозы", - прокомментировал Шарларио. По его мнению, давно пора было перевести разговор на более безопасные темы.

Маг поднял одну снежную бровь. "Например?"

"Драконы, например. Угрожают ли Аторрнашу их войны?"

"Не совсем. В городе активно используется магия, и большинство драконов находят это неудобным и обходят Аторрнаш стороной. Время от времени они мешают торговым путям, но за исключением саванн и лесов на севере, драконы в худшем случае доставляют незначительные неудобства. За исключением, пожалуй, вот этого, - поправил маг, слегка поморщившись и кивнув в сторону тусклой красной точки в небе.

Шарларио посмотрел вверх, и сердце его упало. "Хозяин гор", - пробормотал он с ужасом в голосе.

"Ты имеешь в виду Махатнарториана, я так понимаю. Да, он немного досаждает. Я потерял много скота из-за его аппетита - магические средства защиты моих пастухов совершенно недостаточны для борьбы с огромным вирмом. Я построю более надежные защитные сооружения, когда моя работа позволит мне найти время. Но, конечно, Махатнарториан не представляет угрозы для твоей родины, какой бы далекой она ни была".

"Дракон летит на север, и я знаю, куда он направляется", - мрачно сказал лунный эльф. "Мы должны уходить немедленно".

"Ах." Ка'Нарлист кивнул в знак понимания. "Ты имел с ним дело, я так понимаю?"

"Он был завоеван и изгнан кланом авариэль. Я сражался с ними, так как был обязан им честью".

"Авариэль?"

"Крылатые эльфы", - нехотя ответил Шарларио, жалея, что по какой-то причине не заговорил о них.

Но Ка'Нарлист, казалось, воспринял замечание спокойно - несомненно, его утомляли экзотические существа, появившиеся на свет благодаря его собственной работе. "А теперь дракон возвращается, чтобы свести счеты с жизнью. Конечно, ты должен идти. Но если ты сможешь задержаться на час, мой вемик позаботится о том, чтобы ты взял с собой отряд воинов. Мстительного дракона не так-то просто победить".

На мгновение Шарларио поддался искушению. Однако он не мог отмахнуться от непринужденной манеры архимага говорить об отношении темных эльфов к завоеваниям и господству. Инстинкт подсказывал ему, что, приняв предложение Ка'Нарлиста, он почти наверняка решит судьбу лесных эльфов.

"Я благодарю тебя, но я не могу ждать. Не только моя семья находится под угрозой, но и я связан клятвой...", - начал лунный эльф.

Ка'Нарлист прервал его поднятой рукой. "Я все понимаю. Делай, что должен, со всей возможной скоростью". Волшебник повернулся к всегда внимательным слугам, задерживавшимся по периметру сада, и велел им без промедления проводить лунных эльфов к северным воротам. "А еще лучше, - обратился он к Шарларио, - я сам отправлю вас в путь. Вы прошли недалеко от белых скал, в нескольких днях пути на север? Хорошо. Я отправлю вас туда".

Волшебник протянул одну руку. Он сжал ее в кулак, затем сделал быстрое движение в одну сторону. Произошла короткая вспышка света, и лунные эльфы исчезли.

"Хмф", - пробурчал вемик, явно не впечатленный таким решением проблемы их гостей. "Они одеты не для тропы".

"Теперь они одеты. Все их первоначальные вещи с ними, как и большинство вещей, которые они приобрели в городе. Кроме этой арфы", - сказал Ка'Нарлист, скривив губы и бросив на инструмент насмешливый взгляд. "При первой же возможности избавься от этого звенящего ужаса".

"Как пожелаешь, господин. Но эльфы - ты просто позволил им уйти", - сказал вемик с вопросом в кошачьих глазах. "Ты думал принести их в жертву своему богу".

Ка'Нарлист пожал плечами. "Принеси мне другую пару белых эльфов с невольничьего рынка - Гонадор не будет возражать против замены. У меня есть другое применение для северян".

Он ждал, что вемик спросит, но раб просто смотрел на него - или мимо него. Ка'Нарлист усмехнулся.

"Ты упрям, Мбугуа. Я вижу, что ты хочешь знать, но я могу содрать твою шкуру с твоих костей, прежде чем ты спросишь. Ну что ж, хорошо. Как ты знаешь, темные эльфы - не единственный народ, владеющий сильной Высшей магией. В последнее время наши налетчики, возможно, слишком усердствуют, и конфликт между расами эльфов нарастает. Со временем начнется война, и справедливым расам будет за что отомстить. Сейчас исход этой войны неясен. И все же, если наш гость говорит правду..."

Тут Ка'Нарлист сделал паузу и вопросительно поднял бровь. Вемик знал, чего от него ждут. Он был шаманом среди своего народа и до сих пор хорошо умел читать сердца и духи окружающих его людей.

Раб нехотя кивнул в знак согласия. "Он говорит правду".

"В таком случае, я бы очень хотел приобрести некоторых из этих крылатых эльфов. Шарларио Лунноцветущий - торговец. Возможно, его можно убедить предоставить мне нескольких".

Вемику не нужно было спрашивать, зачем его хозяину такие экзотические существа: Подземелья и территория замка кишели результатами магических манипуляций Ка'Нарлиста. И он достаточно хорошо знал своего хозяина, чтобы догадаться, что именно тот имел в виду.

"Ты сделаешь крылатых темных эльфов", - заявил Мбугуа.

"Ночных летунов", - подтвердил волшебник, его малиновые глаза затуманились видением будущей славы. "Какая удивительная армия у них получится! Невидимые на фоне ночного неба, вооруженные темно-эльфийским оружием и магией!"

Вемик покачал головой, не только чтобы выразить свои сомнения, но и чтобы выкинуть из головы ужасающий образ. "Но рыжая шкурка - благородный эльф. Он не приведет своих крылатых братьев к тебе в рабство".

Ка'Нарлист лишь улыбнулся в ответ. "Редкий купец не соблазнится достаточным количеством золота и драгоценных камней. Но допустим, что ты прав насчет нашего рыжеволосого друга. Разве ты забыл, как попал в эту обитель? Забыл ли ты набег, который поработил твой клан и полностью уничтожил твою саванну? Разве шрамы от моих цепей исчезли с твоих запястий и лап? Разве вонь от горящего меха твоего мертвого товарища изгнана из твоих снов?"

Вемик не ответил на колкости темного эльфа. Он знал, что лучше, хотя его горло болело от усилий сдерживать рев страдания и ярости.

"Ты послал рейдеров за краснокожими эльфами", - пробормотал Мбугуа, как только смог заставить себя говорить.

"Ничего такого грубого. Я послал с ним драгоценный камень. Иначе зачем мне менять оружие принца на крестьянскую безделушку?" - рассуждал темный эльф. "Если рассказы Шарларио Лунноцветущего правдивы, то Махатнарториан попытается вернуть себе свое горное королевство и отомстить этим авариэль, этим крылатым эльфам. Я хотел бы понаблюдать за этими существами в бою, узнать их силу и обычаи. Если крылатые эльфы окажутся перспективными, то я последую за Шарларио в их тайные места. Когда мне понадобятся эти авариэль для моей собственной войны, я пошлю рейдеров, чтобы собрать их".

"Эта война - она скоро начнется?"

Как он ни старался, вемик не мог скрыть в своем голосе нотки надежды. В таком конфликте был шанс на поражение для его хозяина и свободу для себя и своих сородичей.

Улыбка темного эльфа насмехалась над этими мечтами. "Не на многие тысячи лет, мой верный слуга", - мягко сказал он. "Но не беспокойся из-за меня - я все еще буду жив и в силе, и мой народ одержит победу в битве. И ты, мой дорогой Вемик, все еще будешь рядом, чтобы стать свидетелем этой победы в той или иной форме. Это я тебе обещаю!"

Когда над восточными холмами забрезжил рассвет, Дуротиль присел на разрушенном плато, которое когда-то было священным танцующим холмом. Эльфийский маг был неподвижен, если не считать зеленых глаз, изучавших южное небо. Вот уже много лет он часами просиживал на этой горе, наблюдая за происходящим и укрепляя свои планы и решимость.

Ему потребовалось много времени, чтобы понять, что делает Шарларио Лунноцветущий. Лунный эльф постоянно путешествовал, отыскивая эльфийские общины и заручаясь их помощью в предстоящей битве. Насколько мог судить Дуротиль, великий красный дракон, взорвавший эту вершину, был побежден и отправлен в изгнание крылатыми эльфами при содействии Шарларио. Драконы, судя по всему, придерживались определенных правил боя и поведения. Красные драконы были коварными существами, которые поступали так лишь с большой неохотой - и обычно мстили позже. Время изгнания почти истекло.

Утро рассвело ярко и ясно, но ветер был резким и обещал приближение зимы. Дуротиль встал и начал двигаться, размахивая руками, чтобы согреться. Он подошел к краю плато и посмотрел через предгорья на южное небо. Приближающегося красного дракона пока не было видно.

С крутого обрыва внизу подул ветерок, донося до бдительного эльфа странный запах. В недоумении Дуротиль сморщил нос и попытался определить его. В нем чувствовался сильный запах мускуса, со сладковатой ноткой, напоминающей о лимонных деревьях, которые когда-то цвели в королевских садах Тинтажера.

Внезапно Дуротиль обнаружил, что смотрит прямо в огромные желтые глаза. От шока он застыл на месте, даже когда его хорошо тренированный ум обратил внимание на детали: эти глаза были каждый размером с его собственную голову, с вертикальными зрачками и ярким злобным интеллектом, и они были расположены на ужасающем лице рептилии, покрытом пластинчатой чешуей цвета старой крови.

Пока ошеломленный эльф смотрел на него, что-то похожее на улыбку приподняло уголки пасти существа. От влажных и сверкающих клыков поднимался пар.

"Тебе еще многое предстоит узнать о драконах, малыш", - проурчало огромное существо, подкрепляя свои слова клубами серного дыма. "У нас есть крылья, да, но у нас есть и ноги! Люди всегда ожидают, что их предупредит треск подлеска и лязг чешуи, а на самом деле ни одна горная кошка не ходит в большей тишине".

Дуротиль покачал головой в ошеломленном отрицании. Эта встреча должна была пройти совсем не так. Вся его магия, все его тщательные приготовления были заперты в какой-то недоступной части его разума параличом драконьего страха. Эльфийский маг, конечно, знал, что лучше не смотреть в глаза дракону, и никогда бы не сделал этого, если бы существо не застало его врасплох. Теперь он был беспомощен, как мышь в ловушке, ожидающая удара хищника.

Крылья дракона раскрылись со звуком, похожим на раскат грома, а затем Махатнарториан ритмично затрепетал, поднимаясь в воздух. Он медленно вращался вокруг себя, удерживая гипнотическим взглядом глаза Дуротила и заставляя эльфа поворачиваться вместе с ним, пока он кружил вокруг него и опускался на центр плато. Дракон поднял свою рогатую голову и принюхался к воздуху.

"Здесь есть интересная магия, эльф. Твоя?"

Дуротиль кивнул, несмотря на все свои попытки сопротивляться силе этого существа.

Дракон уселся, подогнув передние лапы под грудь и обернув хвост вокруг покрытого чешуей тела. Что-то в этой позе навело эльфа на мысль о скучающей домашней кошке.

"Я хотел бы посмотреть, какую магию ты приготовил против меня", - продолжал Махатнарториан таким же тоном, каким король может потребовать представления от шута со слабой репутацией. "Постарайся, маленький эльф. Только не удивляйся и не надейся. Лучшие волшебники юга не смогут причинить мне никакого вреда. Моя сопротивляемость магии слишком сильна", - самодовольно сказал он.

"Тогда как же Шарларио Лунноцветущий смог подчинить тебя?"

Слова вырвались прежде, чем Дуротиль успел подумать о последствиях. Когда он проклинал свой одержимый страхом язык, глаза дракона сузились до щелей.

"Тебе повезло, эльфлинг, что я не в настроении отвлекаться", - зловеще прорычал он. "Во что бы то ни стало, отвлеки меня. Я надеюсь, что твоя магическая атака пощекочет меня - я не привык к прохладному воздуху этих северных земель, и искренний смех может приятно согреть".

Дуротиль почувствовал, что власть дракона над его разумом постепенно ослабевает. Как только он смог двигаться по собственной воле, он оторвал взгляд от этих наполненных злобой глаз. Затем он потянулся в сумку, покрытую мхом, и осторожно достал маленький кубик. Он сделал глубокий вдох и начал песнопение, которое готовил годами.

Дракон слушал, покачивая массивной головой в насмешливом контрапункте к ритму эльфийского песнопения. Однако когда магические силы собрались воедино, рогатая бровь дракона наморщилась в недоумении и оцепенении. Эльф сосредоточил свои усилия не на драконе, а на каком-то предмете - и на чем-то еще, что Махатнарториан не мог определить.

Когда песнопение Дуротила ускорилось и достигло кульминации, он занес одну руку назад и метнул в дракона какой-то предмет. Маленький, вязкий зеленый шарик брызнул на бронированный бок существа.

Махатнарториан посмотрел на это месиво, недоверчиво приподняв одну рогатую бровь. "Это лучшее, что ты можешь сделать? Ты разочаровал меня, эльфлинг. По крайней мере, ты мог бы..."

Дракон резко прервался, когда внезапный холод, острый, как зубы соперника, пронзил защитную броню его чешуи. Он посмотрел вниз и заметил, что зеленое пятно начало распространяться. Дракон протянул кончик хвоста и попытался содрать странное вещество. Его хвост был крепко зафиксирован в нем - как он ни старался, он не мог вырвать свой хвост из упругой субстанции.

Ревя от ярости, Махатнарториан встал на дыбы и разорвал передними лапами быстро распространяющуюся слизь. Даже его массивные когти не могли остановить поток. В ярости дракон забил крыльями, инстинктивно пытаясь взлететь и укрыться в своем логове. Порывы ветра отбросили эльфа назад, подкатившись к краю плоскогорья.

Но попытка оказалась слишком запоздалой. Задние четверти дракона уже крепко прилипли к горе. Через несколько мгновений Махатнарториан был полностью заключен в огромный куб, занявший почти все плато.

Дуротиль вскочил на ноги, его грудь вздымалась, а дыхание вырывалось рваными глотками. Он осторожно обошел вокруг все еще борющегося дракона, стараясь не встречаться с ним взглядом. Наконец дракон успокоился с видимой покорностью, и его массивная пасть слегка шевельнулась, как бы говоря. На мгновение воцарилась тишина, когда по кубу к внешнему краю прошла рябь.

"Как ты это сделал? Какой магией ты владеешь?"

Голос дракона был странно изменен прохождением через куб - приглушен и искажен, пока его шаткие каденции не стали больше похожи на бормотание пьяного карлика, чем на великий, грохочущий басовый инструмент, который был почти так же страшен, как драконий страх. Но для Дуротила эти слова звучали слаще колыбельной песни сирены.

"Я не повелеваю такой силой - я просто прошу. Поскольку эльфийская магия не поможет столь могущественному врагу, я обратился к силе древнего бога, чтобы он выступил против великого Махатнарториана". Ответ был экстравагантным, но Дуротиль был настроен на щедрость, к тому же он знал о легендарном тщеславии красных драконов.

"Бог. Хм." Дракон, казалось, был несколько успокоен этой информацией. "Очень хорошо. Теперь, когда я покорен - хотя я хочу, чтобы ты знал, что это вряд ли традиционный способ покорения - какие услуги требует от меня твой бог?"

"Информации", - начал эльф. "До меня дошли слухи о серебряных драконах на севере".

"Считай, что они подтвердились".

"Твоя роль не так проста. Мне нужно знать, где логово этих существ. И мне нужно яйцо. Когда я получу и высижу жизнеспособное яйцо, ты будешь свободен".

Плечи дракона резко поднялись и опустились, посылая дрожь по кубу. Мгновение спустя его насмешливое фырканье прорвалось сквозь желатиновый барьер.

Следующая серия пульсаций появилась быстро, предвещая силу грядущих слов. "В таком случае, эльфлинг-дурак, я буду вечно сидеть в этом нелепом кубе. У тебя нет никакой надежды на успех. Ты когда-нибудь видел, чтобы задумчивая драконица защищала свои ясли? Нет, конечно, не видел, потому что ты еще жив, чтобы стоять передо мной с этой раздражающей ухмылкой на лице".

В словах дракона было больше правды, чем хотелось признать Дуротилу. Извлечение живого яйца было самой слабой частью его плана. "У тебя есть другое предложение?"

"Я достану это яйцо для тебя", - предложил дракон. "Отпусти меня сейчас, и я выслежу и убью серебряного дракона. Это я сделаю в любом случае, ибо хочу присоединить охотничьи угодья серебряных к своей собственной территории. Можешь считать яйцо выполнением условий подчинения. Это нестандартно, но что в этой встрече нестандартного?"

Дуротиль обдумал это. "Какие у меня есть гарантии, что ты доставишь жизнеспособное яйцо? Или даже драконье яйцо - насколько я разбираюсь в таких вопросах, я могу оказаться с мантикорским котенком. И что помешает тебе ополчиться на меня и мой народ, когда яйцо будет доставлено?"

Смех, раздавшийся из куба, был с оттенком искреннего уважения. "Ты учишься, эльфлинг. Тогда давай заключим сделку, оставив твою часть не выполненной, пока ты не скрепишься со своим серебряным птенцом. Затем ты найдешь какую-нибудь хитрость, чтобы привести Шарларио Лунноцветущкго на эту вершину. Сделай это, и я буду считать сделку удачно заключенной. Остальные лесные эльфы смогут жить в мире".

"Я не могу предать тебе одного из своих Людей!" - запротестовал эльф.

"А ты не можешь? И все же ты требуешь, чтобы я отдал одного из своих в твои руки. Насколько я знаю - или забочусь об этом, - ты можешь захотеть разделать маленького серебряного отродья, чтобы использовать его в своих заклинаниях или принести в жертву этому твоему богу. Гонадор, не так ли?" - проницательно сказал дракон. "Теперь, когда я задумался над этим вопросом, ты как раз из тех, кто мог бы привлечь внимание Старшего Бога - амбициозный, умнее большинства себе подобных, возможно, немного плут. Желающий пробовать новое, расширять границы. Сильный жизненной силой, которую почитает и жаждет Гонадор.

"Ты ведь знаешь об этом маленьком требовании, не так ли?" - продолжал дракон. Уголком зажмуренного глаза он заметил озадаченное лицо Дуротила. Сквозь вязкую слизь, которая была даром древнего злого бога, пробился смешок.

"Ты не можешь! Клянусь Когтями Тиамат, ты еще больший глупец, чем кажешься! Неужели ты думал, что такой, как Гонадор, одарит тебя такими дарами и ничего не потребует взамен? О, он потребует, и на это ты можешь поставить все, что пожелаешь. Он потребует пожертвовать жизненной силой - своей или чужой. Так почему бы не убедить Гонадора считать Шарларио Лунноцветущего требуемой жертвой? Так ты сможешь оплатить два долга одной монетой. Мы согласны?"

Дуротиль стоял молча, ошеломленный и пристыженный. Он знал только, что Гонадор - древняя сила, которая искала его и предлагала помощь в его стремлении помочь своему народу и править им. Он должен был видеть злую природу Гонадора; он должен был знать, какого рода служения потребует от него бог. Он должен был, но не сделал этого, настолько он был ослеплен своим желанием власти. Но это желание само по себе не было злом. Конечно, нет.

"Теперь я освобожу тебя, - услышал Дуротиль свои слова, - и все будет так, как ты сказал, за исключением одного дополнительного условия. Я приведу к тебе Шарларио Лунноцветущего, когда обучу дракона нести меня на спине. Или, если я потерплю неудачу в этом начинании, я вернусь через двадцать лет со дня вылупления". И в этот день Гонадор принесет свою эльфийскую жертву".

"Договорились." Голос дракона прозвучал удовлетворенно.

С тяжелым сердцем эльф прочел молитву, которая должна была отменить божественное заклинание и освободить дракона из хватки Гонадора. И тут же дракон взмыл в небо, и его крылья с грохотом понесли его к логову обреченного серебряного дракона.

Глаза Дуротила потускнели, когда он взглянул в небо, ибо они смотрели не на торжествующего и убегающего Махатнарториана, а на его собственную потерянную честь.

Когда Шарларио и его сын вернулись в свой лесной дом, они обнаружили, что поселение гремит хвалой герою Дуротилу. Эльфийский маг, казалось, опутал красного дракона могучим заклинанием и снова изгнал его. Многие эльфы были подняты по тревоге ревом пойманного дракона. Некоторые стали свидетелями этой сцены, ибо утро было ясным, и плато хорошо просматривалось из леса.

Шарларио с облегчением узнал об избавлении своего народа, но был озадачен. Разве Ка'Нарлист, маг могущественного Аторрнаша, не говорил, что этого дракона не одолеть эльфийской магией? Лунный эльф уважал способности Дуротила, но он не считал магию золотого эльфа более сильной, чем та, которой владеют в южных землях.

Возможно, заключил Шарларио, Дуротил просто использовал свою силу с большей сдержанностью и ответственностью. В конце концов, признак истинно великого - не просто обладание силой, а знание того, как и когда ее использовать.

Лунный эльф не особенно удивился, когда Дуротил, избегая похвалы своего народа, стал все больше времени проводить в одиночестве. Шарларио знал об этом не понаслышке. Он сам никогда не был прежним после встречи с Махатнарторианом. Каждую ночь из трехсот лет, прошедших с того дня, дракон преследовал его в снах. Не проходило ночи, чтобы Шарларио не посещали видения, в которых он снова видел прекрасную служанку-авариэль, пленившую его сердце, попавшую в драконий огонь, предназначенный ему, падающую на землю в клубке разрушенных крыльев. Охваченный боевой яростью, превосходящей все, что он когда-либо знал или видел, Шарларио заставил двух авариэль пронести его над драконом и опустить на спину твари. Пока чудовище летело в лигах над горами внизу, Шарларио взобрался на голову дракона и прикрепился к одному рогу. Подвесившись к рогу, он с размаху ударил дракона по морде и прижал свой меч и собственное лицо к блестящей поверхности драконьего глаза. Ярость его была так велика, что даже драконья ярость не могла пронзить его.

Воспоминание об этом злобном глазе пугало Шарларио. Как и обещание дракона отомстить, когда закончится срок его изгнания. Все это преследовало его в покое и омрачало то счастье, которое он обрел с того дня. Он женился на женщине из Фейри и крепко любил ее. Их совместная жизнь была наполнена маленькими тихими радостями и общим смехом. Но не проходило и ночи, чтобы Шарларио в унынии не бродил снова среди тел погибших авариэль, оплакивая потерю стольких дивных людей. Но не проходило и ночи, чтобы он не видел лица своих любимых жены и детей, наложенные на эти обугленные и разбитые тела. Да, Шарларио понимал потребность Дуротила в уединении и исцелении.

Поэтому в течение нескольких лун он держался от мага на почтительном расстоянии. Однако через некоторое время он решил, что может лучше помочь, предложив золотому эльфу возможность поговорить с тем, кто может его понять.

Он отправился в башню мага и был немного удивлен, обнаружив, что Дуротиль был дружелюбен и приветлив. Золотой эльф угостил его винофеем из собственных рук и задал множество вопросов о недавних путешествиях Шарларио. Особенно ему было интересно узнать о драконьих войнах и о том, как они повлияли на эльфийский народ.

"Ты дипломат - думал ли ты когда-нибудь о том, чего может достичь союз между эльфами и добрыми драконами?" - спросил его Дуротиль.

Шарларио моргнул, ошеломленный таким предложением. "Слишком опасно. Не все драконы злы, это верно, но зачем любому дракону иметь что-то общее с Людьми? Какую выгоду мы можем предложить существам такой силы и могущества?"

"Эльфийская магия одновременно сильна и тонка", - ответил маг. "Хотя она не похожа на атаку дракона, она может дополнить и усилить естественное оружие существа. Работая вместе, маг и дракон могут стать грозной командой. Я давно мечтал создать армию драконьих всадников".

"Но подумайте о возможных обвинениях в адрес эльфов, если мы вмешаемся в драконьи войны!"

"Это есть", - признал Дуротиль. "Но если достаточное количество эльфов и хороших драконов будут связаны одной целью, возможно, мы сможем работать вместе ради взаимного выживания. Число драконов уменьшается - они не могут позволить себе долго воевать друг с другом в таких масштабах, иначе они полностью уничтожат себя".

В голове Шарларио возник ужасный образ: темный эльф Ка'Нарлист на спине огромного черного вирма. "Но если благородные эльфы объединятся с драконами, злые волшебники быстро последуют за ними. Где бы мы тогда были?"

Дуротиль вздрогнул, словно лунный эльф ударил его. Долгое время он сидел молча, изучая лицо своего гостя. "Знаешь ли ты о волшебнике среди Людей, который обратился ко злу?" - спросил он тихим голосом.

"О, да", - мрачно заверил его Шарларио. Он рассказал о золотом эльфе из Аторрнаша и его встрече с темным эльфом-магом Ка'Нарлистом. Дуротиль слушал с ужасом и восхищением.

"А этот кинжал, который он тебе дал, - ты носишь его с собой сейчас?"

"Нет. По какой-то причине я не люблю, когда он находится рядом со мной, и храню его в сундуке в своем доме. Почему?"

Золотой эльф не ответил, но просидел много мгновений, видимо, погрузившись в свои мысли. Через некоторое время он встал и пригласил гостя следовать за ним.

Домом Дуротила была башня в стволе живого дерева. От лесных эльфов он научился магии, позволяющей заставлять деревья расти определенным образом, и секретам того, как жить в гармонии с потребностями своей живой обители. По меркам деревни это был большой дом: несколько комнат, расположенных друг над другом внутри массивного дерева, и другие, спрятанные среди ветвей - хотя эти комнаты больше походили на пространственные порталы, чем на то, что использовали лесные эльфы. Дуротиль подвел своего гостя к одной из этих магически построенных башен.

Шарларио последовал за ним в огромную комнату, которая казалась точной копией плато на вершине горы - за одним исключением. В огромном гнезде, защищенном от солнца и ветра скалистым уступом, лежало огромное яйцо с крапинками, покрытое кожистой скорлупой.

Шарларио осторожно подошел ближе. Он поднял недоверчивые глаза на лицо золотого эльфа. "Это яйцо дракона!"

"Серебряного дракона", - согласился Дуротил. "Оно уже близко к вылуплению. Я буду первым существом, на которое посмотрит птенец. Он будет считать меня своим родителем - по крайней мере, на короткое время. После этого я буду растить дракона, чтобы он познал свой род и его пути, а также научу его эльфийским искусствам: магии, музыке и танцам, знанию звезд и военному искусству. В конце концов, я научу его носить меня на своей спине и работать со мной в одной команде".

Золотой эльф подошел к скорлупе и ласково погладил ее. "Ты видишь перед собой первого драконьего всадника Фаэруна. Будут и другие. Для этого мне нужна твоя помощь".

Шарларио с трудом воспринимал сказанное. "Как?"

"У меня есть наследники, но, похоже, мы мало что можем сказать друг другу. Но ты умеешь обращаться с молодыми эльфами, и у тебя самого несколько беспокойных сыновей и дочерей. Помоги мне обучить этого дракона, а затем обучи молодых. Вместе мы обретем знания - я как наездник, а ты как учитель тех, кто последует за мной. Много лет я работал над этим", - искренне сказал Дуротил. "Это лучший способ, какой только может придумать мой разум, чтобы раз и навсегда победить злых драконов".

На мгновение в сознании Шарларио промелькнул образ убитого авариэль. Он медленно кивнул, а затем встал рядом с магом. Словно в знак обещания, он положил свою руку на яйцо дракона.

Прошли годы, и дракон Дуротила оказался всем, что маг ожидал, и даже больше. В порыве неоригинальности - несомненно, вызванной волнением, вызванным рождением дракона, - Дуротиль назвал ее Сереброкрылая, и она стала ему так дорога, что порой Шарларио подозревал, что маг любит свою серебряную дочь больше, чем собственного золотого отпрыска. Конечно, он, казалось, лучше понимал ее пути. Они общались, как эльфы.

Из очаровательного птенца она быстро превратилась во вдумчивое, умное существо, которое усваивало все, чему ее учили эльфийские партнеры, с удовольствием, превосходящим даже врожденную эльфийскую любовь к учебе, красоте и войне. Сереброкрылая и Дуротиль научились работать вместе, создавая заклинания и атаки, которым ни эльф, ни дракон в одиночку не могли противостоять. А с годами все трое узнали еще одну вещь, которую эльфы и драконы обретают благодаря такой связи: дружбу.

Почти двадцать лет дракон тренировался летать в пределах магического измерения Дуротила. Она рассматривала окружающий мир через глобусы, которые они с наставником-человеком создали вместе, и пыталась скрыть свое постоянно растущее беспокойство. Наконец настал день, когда Дуротиль объявил, что она готова к выходу во внешний мир.

По просьбе золотого эльфа Шарларио отправился на вершину горы. Дуротиль приготовил заклинание, которое могло перенести дракона и всадника из ее волшебного дома в дублирующий мир за ее пределами, но сначала ему нужна была информация о ветрах, так как этого он не мог узнать с помощью глобусов. Шарларио должен был отправиться вперед и передать необходимые сведения.

Лунный эльф покинул лесную деревню еще ночью, ибо Дуротиль решил, что Сереброкрылой лучше отправиться в полет ранним утром, пока воздух относительно спокоен. Шарларио поднялся на вершину горы, уверенно ступая в темноте, как кошка. Шагая, он старался не думать о битве, которая началась здесь три века назад.

Не успел Шарларио достичь вершины, как в воздухе раздался знакомый рев. Кошмар стал реальностью: Махатнарториан вырвался из рассветных облаков и налетел на него в порыве крыльев цвета крови.

Бежать было некогда - Шарларио уже чувствовал жар дыхания огромного вирма. Поскольку ничего другого он сделать не мог, Шарларио выхватил меч и стал ждать, чтобы заслужить смерть воина.

Но дракон не удовлетворился быстрым ударом - он вышел из пикирования и швырнул в эльфа большой предмет. Шарларио упал и откатился в сторону, когда осколки стекла и разноцветная магия взорвались на горе. К эльфу подкатился круглый диск - кусок тонкого зеленого мрамора, достаточно маленький, чтобы поместиться на ладони. Глаза Шарларио расширились, когда он узнал основание одного из глобусов, созданных Дуротилом и Сереброкрылой.

Издевательский смех красного дракона разнесся над горами, и Шарларио понял, что его предали.

Шарларио не был готов к сильной боли, которую причинило ему это предательство. Хотя бывший принц не скрывал, что золотые эльфы врожденно превосходят всех остальных, за те годы, что они с Шарларио работали вместе, они стали партнерами и даже друзьями - так думал Шарларио.

Лунный эльф встал и прошел в центр площадки. Он развернул глобус, который дал ему Дуротиль, чтобы он мог передать нужную информацию. Он положил его там, чтобы вероломный Золотой эльф мог видеть и наслаждаться своим триумфом. Затем он снова выхватил меч и стал ждать дракона и смерти.

Махатнарториан начал кружить. Шарларио достаточно узнал о драконах, чтобы понять, что его ждет. Красный собирал свою силу, разжигая внутреннее пламя, готовясь к взрыву ужасающей силы.

Лунный эльф наблюдал за происходящим, смирившись со своим концом. Он жил долго, и уже близилось время, когда зов Арвандора призовет его домой. Не таким он хотел предстать перед своими богами, но выбор был не за ним.

Внезапно Шарларио вздрогнул, затем прищурился на серебристую полосу, почти невидимую на фоне облаков. Еще через мгновение сомнений быть не могло: это Сереброкрылая пикировала на нападавшего, летя как стрела к гораздо более крупному красному.

Губы лунного эльфа шевелились в мучительном отрицании, когда чудесное создание, которое он тренировал и любил, плюхнулось на спину красного дракона. Прежде чем она успела ударить по кожистым крыльям красного дракона, вирм перевернулся в полете и схватил молодую самку в свои когтистые объятия. Два дракона закружились вместе, каждый из них пытался схватить молодую самку.

Это была неравная битва, и она быстро закончилась. Сереброкрылая откинула голову назад, ее изящная шея была почти перебита зубами красного вирма. Ее сверкающие крылья слабо хлопали, когда ее тело начало падать из когтей красного дракона.

Но падение Сереброкрылой резко остановилось, и ее тело словно подпрыгнуло, как будто подвешенное на гибком шнуре к когтям Махатнарториана. Вопль ярости потряс камень под ногами Шарларио: красный дракон тщетно пытался избавиться от своей жертвы.

Шарларио с изумлением наблюдал, как полет огромного дракона становится все более вялым. Наконец багровые крылья перестали шевелиться, и наслажденные существа плюхнулись вниз, к горам.

К его горам.

Лунный эльф повернулся и побежал, наполовину бегом, наполовину скользя по склону. Когда он достиг первого из деревьев, он ухватился за него и повис на земле. От удара гора содрогнулась и едва не вырвала эльфа из его объятий.

Когда все стихло и затихло, Шарларио снова поднялся на вершину, чтобы попрощаться со своим другом-драконом. К его изумлению, на вершине горы лежали три существа, разбитые вдребезги, соединенные странной, вязкой зеленой субстанцией.

Махатнарториан ударился о гору первым, и его тело было раздавлено под весом Сереброкрылой. Дуротиль все еще сидел на ее спине. Он слегка пошевелился, и его быстро угасающий взгляд упал на лицо Шарларио.

"Не надо, - хриплым голосом предупредил он, когда лунный эльф сделал движение, чтобы помочь ему. "Узы Гонадора не для таких, как ты. Подожди - они скоро исчезнут".

Это было правдой - липкая субстанция быстро исчезала. Как только маг освободился от уз, Шарларио подошел к нему, чтобы посмотреть, что можно сделать. Он вскрыл разорванную и пропитанную кровью тунику золотого эльфа и понял, что все, что он может сделать, бесполезно. Каждая косточка в груди эльфа была раздроблена, и если его сдвинуть с места, то это только ускорит его конец.

Багровая пена начала собираться в уголках губ Дуротила. "Обучи остальных", - пробормотал он. "Поклянись!"

"Клянусь", - сказал лунный эльф, его сердце было тяжело от чувства вины за свои подозрения. "Мой друг, прости меня. Я думал..."

"Я знаю". Улыбка Дуротила была слабой и насмешливой. "Не беспокойся. Все в порядке, друг мой. Видишь ли, Гонадор принес свою жертву".

Прошло еще много лет, прежде чем Шарларио понял весь смысл последних слов Дуротила. Он никогда не говорил другим эльфам о причастности мага к злому богу Гонадору или о своих собственных подозрениях относительно того, как близок был Дуротиль к тому, чтобы довести дело до совсем иного конца.

Но не нужно было омрачать блеск своего героя или приглушать энтузиазм молодых эльфов, увидевших, что даже обученный эльфами дракон-новичок способен одолеть великого и злого вирма. В конце концов, полагал Шарларио, важно не только то, насколько благородный выбор сделал человек, но и то, какие искушения он преодолел, чтобы прийти к этому решению.

По этой мерке принц Дуротиль действительно был героем.

8. Из Абисса

Серая жижа, покрывавшая Абисс, вдруг вздулась большим пузырем, который лопнул и выбросил в промозглый воздух сернистый пар и шарики дурно пахнущей грязи. Существо, которое когда-то было богиней Арошни, инстинктивно увернулось от брызг, не придав извержению ни малейшего значения. Она уже привыкла к подобным вещам, ведь Бездна долгое время была ее домом.

Как и большинство танар'ри, она взяла себе новое имя. Теперь она была Ллос, Демоническая Королева Абисса. Точнее, она завоевала значительную часть Абисса и считалась одной из самых могущественных танар'ри в этом сером мире. Целые легионы страшных существ трепетали перед ней и спешили исполнить ее приказ.

Власть Ллос охватывала не только обитателей Абисса, но и некоторых богов, которые пришли сюда по своей воле или в изгнании. Ее борьба с Гонадор была долгой и горькой.

Элементаль Зла не был одним из богов, которых она наняла, пытаясь сместить Кореллона; он пришел на Олимп без приглашения, привлеченный амбициями Арошни и ее непомерной гордыней, получив вход благодаря кипящему в ее сердце злу. Ее падение с Арвандора обрадовало Гонадора, ибо он возжелал неугомонную энергию Арошни и хотел вобрать ее в себя.

Древний бог последовал за ней с Олимпа в Абисс, пытался завоевать, а затем покорить - и оба раза потерпел неудачу. В гневе Гонадор убил многих из своих самых могущественных поклонников, а других лишил разума. Целые виды существ перестали существовать, другие превратились в слизеподобных существ без мысли и воли. Поступая так, Гонадор уничтожил и большую часть своей собственной силы.

В этом он обвинил Ллос. Теперь он был ее врагом и соперником во всем. Но даже такой, как он, древний бог, должен был признать большую силу Ллос. И он был не единственным божеством, которое так поступало - даже жалкая Киарансали воздавала почести Демонической Королеве.

Ллос бросила взгляд, полный отвращения, в сторону края Абисса, где властвовала богиня нежити. Киарансали была темной эльфийкой, как и она сама, хотя называла себя "дроу". Ее последователи были жалкими тенями тех существ, которыми они когда-то были, - злых эльфов из древнего мира, которых Киарансали убила и превратила в бездумных приспешников. Когда Киарансали не находилась в далеких мирах, досаждая своим детям дроу, она довольствовалась правлением в своем холодном уголке Абисса. Она уступила Ллос, потому что у нее не было выбора в этом вопросе. В этом месте правила бывшая богиня темно-эльфийской судьбы.

Так она, бывшая Арошни, стала владеть всем, чего, как ей казалось, она когда-то хотела: могуществом, превосходящим всякое воображение, собственным королевством, богами, преклонившими перед ней колени, могущественными существами, трепещущими по ее прихоти.

Ллос подавила зевок.

Все было так предсказуемо, Абисс. Она покоряла, она царствовала, и ей было так скучно, что она пару раз поддавалась искушению завязать разговор с одним из неживых приспешников Киарансали. У нее была власть, но она не удовлетворяла ее жажду.

"Я проклинаю тебя, Кореллон, тебя и тебя", - пробормотала Ллос, как она часто делала за многие века, прошедшие с момента ее изгнания.

Смуглая красавица танар'ри опустилась на трон, который ее приспешники вырезали из огромного высохшего гриба. Подперев подбородок руками, она снова задумалась о своей судьбе.

Никакая сила, обретенная Ллос в Абиссе, не могла компенсировать ее утраченный статус. Теперь она была даже не богиней, а танар'ри. Ее облик был более привлекательным, а сила - больше, чем у большинства существ, населявших это место, но она уже не была той, кем была раньше. Никакая сила в этой серой, кишащей грибами плоскости не могла стереть неоплаченный долг Кореллона.

Внезапно Ллос выпрямилась, ее багровые глаза пылали вдохновением. Конечно! Теперь, когда власть принадлежит ей, она вернет себе статус бога. Путь к этой цели был проложен самим Гонадором; Древний искал новых поклонников, чтобы восстановить свою силу. Почему она не может сделать то же самое?

Будучи танар'ри, Ллос никогда не сможет вернуться на Олимп. Даже будучи богиней, она никогда не сможет накопить силу или найти возможность войти в Арвандор в качестве завоевателя. Но она нанесет удар по Селдарину, где только сможет.

Она уничтожит их смертных детей.

Прошли столетия после смерти великого мага Дуротила и ухода в Арвандор мастера-драконоборца Шарларио Лунноцветущего. Их потомки больше не говорили о Фейри, разве что как о месте из легенд. Их домом стал Фаэрун, и они создали удивительную культуру, которая была обязана всем мирам, из которых бежали их предки.

Некоторые из лесных жителей жили так же, как и прежде, на протяжении несметных веков, но многие эльфы отвлеклись от лесных путей и построили себе города, которые по великолепию соперничали даже со сказочным Аторрнашем. Спрятанные среди деревьев и прижатые к горам, они строили чудесные жилища из хрусталя и лунного камня, улицы, вымощенные драгоценными камнями, и общины ремесленников, ученых, музыкантов, магов и воинов. Эти эльфы создавали дивные по красоте произведения, волшебное оружие и ослепительное мастерство в боевых искусствах.

В этих центрах обучения процветало искусство Высшей Магии. Были созданы Круги - небольшие группы могущественных Высших Магов, которые вместе могли творить заклинания, недоступные воображению любого эльфа-одиночки. Каждый Круг располагался в башне, которая быстро становилась центром любого эльфийского сообщества. Одной из наиболее полезных функций башен была способность быстро передавать сообщения от одного эльфийского анклава к другому, предотвращая изоляцию общин. Несмотря на растущие проблемы с Илитиири на юге, казалось, что народ Фаэруна достигнет удивительного единства.

Но само богатство и могущество привлекли к эльфам множество новых опасностей. Темноэльфийские налетчики с юга пробирались на север, нападая на торговые пути и фермерские деревни. Некоторые из этих налетчиков обосновались на крайнем севере, прячась в пещерах днем и выходя на охоту под покровом темноты.

Нападения драконов продолжались, хотя благодаря Высшей магии и драконьим всадникам эльфы надеялись вытеснить драконов как доминирующую расу Фаэруна. Но больше всего эльфы боялись не могущественной магии юга и не драконов: их самым опасным врагом стали орки.

В течение многих лет орки нападали, как волки-изгои, которые время от времени крали козу с отдаленного пастбища. Орки нападали на эльфов всякий раз, когда те попадались им на глаза. Большинство эльфийских общин, даже крошечные фермерские поселения, были более чем обеспечены оружием и магией, а также навыками в том и другом, чтобы отразить эти случайные нападения.

Но орки были не иначе как плодовитыми. Время от времени их численность возрастала настолько, что их кланы выходили из своих горных логовищ и образовывали орду, которая, как саранча, проносилась над землей, пожирая все на своем пути.

Осенью Года Поющих Сирен орки выступили в поход в таком количестве, какого эльфы никогда не видели. Они захватили равнины северных земель и углубились в леса. Город Оксидиан - великий центр эльфийской музыки и танца - был захвачен, и орки подошли к самым воротам древнего города Шарлариона.

В то время в замке Дуротила властвовал архимаг Кетрилия. Этот маг-воин был также известен как Амариллис, высокоэльфийское слово, означающее "Пламенный цветок" - отчасти за свою рыжеволосую красоту, а отчасти за пылающий гнев, который она выплескивала в бою.

Как и многие эльфы, Кетрилия за свою долгую жизнь изучила множество искусств, но сосредоточила свои навыки на одном великом деле. Десятилетиями она ковала и зачаровывала великий меч. Всего две ночи назад, во время обряда, собравшего звездный свет и магию на горном плато, известном как Прыжок Драконьих Всадников, она завершила свою задачу. Мистики годами предсказывали, что этот меч, Дараша - "судьба" - сыграет важную роль в истории Народа.

Что может быть лучше этой задачи, чем защита их города?

В своей башне Кетрилия слышала отчаянный ропот своего народа и его бешеную подготовку к войне. Их умение владеть оружием было их последней защитой, ибо Башня Магов стояла пустая и безмолвная. Круг соединился со своими далекими братом и сестрой магами из Башни Оксидиана, чтобы помочь и поддержать их в защите этого города. Но орки и их неизвестные союзники необъяснимым образом прорвались сквозь магические заслоны, и Башня Оксидиана была разрушена. В результате магической вспышки погибли и Высшие Маги Шарлариона. Таким образом, эльфам оставалось полагаться на свое оружие и боевую магию, а также на тех, чьи навыки в этих делах были доказаны и известны. Кетрилия Амариллис была главной среди них - песни и легенды о ее подвигах следовали за ней, как тени.

За свою многовековую жизнь лунная эльфийка-воин помогала отступать ордам орков, сражалась с бандами темно-эльфийских налетчиков, помогала своему народу выследить и уничтожить зеленого дракона, который не давал покоя путешественникам в их лесном городе. Она даже противостояла темному колдовству - тому, что могло воскресить мертвых в бездумных, почти неостановимых воинов. Кетрилия потеряла свою сестру и едва не лишилась жизни под неутомимыми мечами зомби. Ответом на все это зло стала сила чар, которые она наложила на Дарашу. Пришло время испытать силу оружия.

Но уже много лет Кетрилия не участвовала в сражениях. В последнее время она думала о том, что, возможно, пришло время остепениться, собрать клан, пока зов Арвандора не стал слишком сильным, чтобы она могла его игнорировать.

Губы Кетрилии изогнулись в улыбке, когда она подумала об Анараллате, легкомысленном клирике Лабеласа Энорета, с которым ее связывали узы более крепкие, чем дружба или страсть, хотя, безусловно, между ними было и это. Настало время их свадьбы. Она была уже не молода, даже если эльфы считают молодость юностью, хотя все еще была такой же стройной и огненноволосой, как в девичестве. Настало время и прошло время, когда они официально оформили свою любовь.

Готовясь к битве, Кетрилия не задумывалась о том, что в этот день их любовные узы могут быть разорваны, а клан, который она надеялась основать, может погибнуть, так и не родившись.

Эльфийка быстро облачилась в мягкие кожаные доспехи, поверх которых надела длинный жилет из крошечных бронзовых и серебряных пластин - чудесные доспехи, почти такие же гибкие, как кожа, и отдающие дань уважения бронзовым и серебряным драконам, служившим стражами города. Но драконьи всадники, вторая по силе защита Шарлариона, находились далеко на юге, где пара спарившихся черных драконов опустошала сельскую местность, чтобы создать новую территорию для своего взрослеющего выводка.

Высшие маги были мертвы, драконьи всадники погибли. Этот бой принадлежал Кетрилии, и она обнаружила, что жаждет его. Она вложила меч в новые ножны и засунула ножи в ножны, вделанные в сапоги и пристегнутые к предплечьям. Поддавшись импульсу, она взяла древний кинжал - чудесное украшенное драгоценными камнями оружие, которое она недавно обнаружила завернутым, зачехленным и хранящимся в сундуке в дальнем углу Крепости Дуротиль. Легенда гласила, что когда-то он принадлежал одному из основателей их города. Теперь она будет носить его, защищая город и наследие, оставленное Шарларио Лунноцветущим. Подготовившись, она заправила свои огненные косы под крылатый шлем и вышла во двор.

В городе царила странная тишина, хотя почти каждый эльф, живший в нем, был готов к битве и стоял на своих местах. Они стояли в дисциплинированном строю. Сначала огромный щит-стена эльфов образовал барьер за периметром города - у Шарлариона не было каменных или деревянных стен, ибо он сливался с лесом. За первой защитой стояли лучники. Земля перед ними ощетинилась готовыми стрелами, а их колчаны были так же велики и полны, как корзина фермера во время сбора урожая. Сразу же за лучниками шли эльфы, вооруженные мечами и копьями. Эта группа быстро расправится с орками, которым удастся прорваться. Следующее кольцо защитников составляли владеющие магией - не высшие маги, но тем не менее грозные. Клирики стояли наготове, чтобы ухаживать за ранеными, и даже дети двигались с тихой эффективностью: приносили ведра с водой, измельчали травы для припарки, скатывали бинты.

Кетрилия кивнула, оглядывая готовых к бою эльфов. Она заняла свое место среди бойцов и вместе с ними прислушалась к грохоту, зловещему крещендо приближения орды орков.

Когда первые орки появились в поле зрения, по эльфам прокатился ропот страха. Орки смело маршировали по торговому пути в точном и упорядоченном порядке. Рядом с ними шли другие эскадроны, которые держались настолько плотным строем, насколько позволяла густая листва.

Для орков такое поведение было необычным. Кетрилии, не понаслышке знавшей о тактике орды, было очевидно, что их движением руководит некий высший разум. А поскольку орки уважали грубую силу гораздо больше, чем ум, то, скорее всего, их неизвестные командиры обладали и тем, и другим.

Впервые уверенность Кетрилии в исходе битвы начала колебаться.

Орки внезапно остановились. В их рядах началось какое-то движение, но никто из эльфов не мог определить его причину. Внезапно среди деревьев раздался резкий стук. С воем и шипением огромная огненная стрела взлетела над головами орков и по дуге опустилась в сторону города.

"Баллиста", - пробормотала Кетрилия в недоумении. Орки едва начинали управляться с простыми длинными луками, которые они скопировали у своих эльфийских врагов. Где они научились такому оружию?

К счастью, эльфийские волшебники предусмотрели огненные стрелы - хотя и значительно меньшего размера. Бледноволосая женщина направила свой хрустальный посох на встречное пламя и прокричала одно слово. Из посоха вырвался белый огонь и устремился навстречу красному. Пламя баллисты мгновенно застыло; оружие на мгновение зависло в воздухе, сияя, как огромный магический факел из янтаря и рубина. Оно упало и безвредно разбилось о мощеный двор эльфийского жилища.

За ним последовали другие огненные стрелы, с тем же результатом. Когда нападавшим стало ясно, что эта тактика ничего им не дает, над ордой орков пронесся ужасный, грохочущий приказ. Десятки звероподобных существ с криком бросились в атаку.

Щитовая стена эльфов опустилась, и лучники послали шквал стрел во встречные ряды. Смертельно точными были их стрелы, и орки были срублены, как зерно перед косой.

Волна за волной набегали орки, но их сбивали эльфийские лучники. Вскоре нападавшие уже карабкались по толстому ковру из убитых, но и сами падали. Число мертвых орков было так велико, что вскоре эльфы, стоявшие стеной щита, были вынуждены отступить к городу.

Кетрилия нахмурилась, наблюдая за продолжающейся резней. Несмотря на количество орков, лежавших на лесной подстилке, многие оставались, чтобы продолжить атаку. Ей пришло в голову, что эльфы вполне могут потерпеть поражение из-за собственного успеха.

Груды трупов теснили их, оттесняя эльфийских защитников к самому городу. Пройдет немного времени, и внешние здания окажутся в пределах досягаемости орков. Захватив внешние здания, захватчики смогли бы легко захватить город, ведь большинство зданий соединялись между собой замысловатыми дорожками, которые почти невидимой паутиной вились среди деревьев.

Более того, мрачная стена препятствовала эффективности лучников. Эльфы больше не могли видеть цели, но стреляли вслепую поверх куч убитых орков в надежде, что падающие стрелы попадут в цель. Звон стрел о невидимые деревянные и кожаные щиты говорил о том, что эта тактика не принесла успеха.

Внезапно Кетрилия поняла стратегию орды. Орки намеренно использовали тела своих братьев как мост к победе. Вскоре они нахлынут на вершину кучи в таком количестве, что эльфийские лучники просто не смогут их уничтожить.

Эльфам пришлось бы просто одолеть их.

Кетрилия высоко подняла меч. "Ко мне!" - крикнула она. "За меня, все, кто примет бой в рядах орков!"

На мгновение наступила ошеломленная тишина, когда бойцы смотрели на воительницу, очевидно, покончившую с собой. Затем Анараллат пробился сквозь клириков и встал рядом с ней.

Она недоверчиво посмотрела на своего возлюбленного - он не был трусом, но и не был обучен такому бою. Анараллат улыбнулся и пожал плечами.

"Возможно, я тоскую по Арвандору", - сказал он с напускной легкостью. Затем его лицо стало смертельно серьезным, и он возвысил голос, который разнесся над рядами эльфийских воинов. "Если мы не будем сражаться, все мы, то Арвандор станет единственным домом, оставшимся нашему народу!"

Слова Анараллата воодушевили бойцов, и они как один встали на сторону серебряного эльфа-воина. Если у безоружного священнослужителя хватило смелости броситься на орду орков, то они могли сделать не меньше. И, как подозревала Кетрилия, именно это и было целью Анараллата.

Эльфийский священник самодовольно ухмыльнулся, принимая короткий меч от одного из бойцов. "Ну что, Пламя-Цветок, ты поведешь эту атаку или я?"

"Мы пойдем вместе", - сказала она с глубокой благодарностью. Затем, не удержавшись, она добавила, поддразнивая его: "Но постарайся не отставать".

Смех Анараллата затерялся в звонком боевом кличе Кетриллии. Воительница лунных эльфов вскарабкалась по стене из павших орков и бросилась на следующую волну нападающих.

Это событие испугало орков и остановило их стремительный натиск. Но это было лишь на мгновение - клыки существ оскалились в свирепой ухмылке, и они с новой силой набросились на эльфийских воинов. Оркам нравилось убивать эльфов разными способами, но мало что доставляло им такое удовольствие, как рукопашный бой.

Проворные эльфы увертывались и кружились в беспорядочном бою, нанося по несколько ударов на каждый удар, который удавалось нанести гораздо более медлительным оркам. Кетрилия, казалось, была повсюду, ее огромный меч сверкал, отводя в сторону боевые топоры врагов. И куда она, туда и Анараллат. Он не был таким искусным бойцом, как она, но душевное и духовное единение влюбленных позволяло им работать вместе так же слаженно, как если бы они были обученными в Башне магами, слившимися в едином заклинании.

Но по мере того, как битва продолжалась, Кетрилия начала сомневаться, была ли эта стратегия мудрой. Эльфийские воины оказались зажаты между мертвыми орками и множеством нападавших. К счастью, огромная численность орков, казалось, работала против них. Им так хотелось сразиться со своими эльфийскими врагами, что они перелезали через стоящих перед ними орков, чтобы добраться до своих противников. Чаще всего их топоры и мечи вонзались в плоть орков - либо случайно, либо от нетерпения.

Наконец, битва закончилась. Большинство эльфийских защитников пало, и от сотен орков, наступавших на Шарларион, осталось лишь несколько десятков. Эти выжившие с шумом бежали в лес.

"Да встретят вас зубы литари", - пробормотала Кетрилия, убирая меч в ножны.

И тут она увидела командира орков. Тьма, которую она приняла за лесную тень, вырвалась из густой листвы и поднялась на высоту, вдвое превышающую рост эльфа. Рогатая голова существа имела лицо, напомнившее Кетрилии о рабском, обезумевшем от битвы кабане. Его массивное тело было похоже на тело орка, но из безволосого туловища вырывалась дополнительная пара мускулистых рук. С плеч свисали крылья, похожие на крылья гигантской летучей мыши. За исключением пары горящих багровых глаз, существо было тусклого и безжизненного цвета высушенного дерева.

Рев, более страшный, чем рев дракона, вырвался из существа Абисса, и оно подняло две пары когтистых рук, готовясь к магической атаке. "Ты еще не победил Хишкарра!" - прорычало существо.

Этого Кетрилия никак не ожидала. Пока воительница стояла в ошеломленной нерешительности, Анараллат крикнул брату и сестре-клирикам, чтобы они присоединились к нему. Он бросился вперед, размахивая своим священным символом Лабелас Энорет и нараспев произнося самое мощное заклинание изгнания, известное жрецам Шарлариона.

Один за другим жрецы подхватывали заклинание. Под их совместным натиском лес позади танар'ри словно растворился в клубящемся водовороте серого тумана. Массивная фигура существа начала колебаться, а затем превратилась в полупрозрачную дымку, которую неумолимо затягивало в клубящийся туман.

Танар'ри Хишкарр закричал от ярости, когда его втянуло обратно во врата. С внезапным рывком, почти слишком быстрым даже для эльфийских глаз, он бросился вперед и схватил священника, который победил его. Затем так же быстро исчезли и изверг, и Анараллат.

Без раздумий и колебаний Кетрилия начала действовать. Она, как олень, побежала к исчезающим вратам и с головой нырнула в Абисс.

Воительница оказалась одна в мире клубящегося серого тумана. В затхлом воздухе раздавались далекие крики и стоны, но не было никаких признаков жизни, кроме гигантских грибов, сидящих на корточках в иле.

Внезапно туман расступился, явив танар'ри Хишкарра. Двумя руками Хишкарр держал сопротивляющегося Анараллата за плечи, как охотник держит убитого оленя. Существо подняло одну из свободных рук и указало на Кетрилию.

"Убей ее, а потом займись мной", - прорычало оно непонятно кому. Знание врага не имело значения, ведь эльфийка уже мчалась к танар'ри. Но плотный серый туман сомкнулся вокруг демона и пленного эльфа, словно плащ.

Над головой Кетрилии раздался истошный вопль. Воительница пригнулась, когда из тумана с треском крыльев вырвалось существо размером с орла.

Она бросилась в сторону и вгляделась в туман. Шесть оскаленных крылатых существ пронеслись над ней, кружа над ней, как вороны, оценивающие пищу, предложенную на недавнем поле боя. Кетрилия выхватила меч и метнула его в сторону, когда еще один из импов бросился на нее. Но существо оказалось достаточно проворным, чтобы уклониться, прежде чем она успела коснуться его. Они продолжали в том же духе, преследуя ее со всех сторон. Вскоре эльфийке стало ясно, что она не сможет одолеть этих существ, пока они летят.

Кетрилия намеренно замедлила свой меч, пропуская парирования и принимая несколько ударов от зубов и когтей тварей. Как только ей показалось, что она смогла убедить их в своей победе, она рухнула и упала лицом вперед на кипящую землю, меч лежал рядом с ее скрюченными пальцами.

Импы приземлились и начали осторожно кружить вокруг нее. Один из них прыгнул вперед и когтями сгреб ее руку. Кетрилия заставила себя оставаться абсолютно неподвижной. Злобно хихикая, импы приблизились к ней, чтобы полакомиться.

Кетрилия выхватила Дарашу и сильно и низко взмахнула им, используя импульс, чтобы перевести себя в сидячее положение. Кружась, могучий меч разрубил двух изумленных тварей. Остальные импы захрипели и начали разбегаться. Но эльфийка продолжала вращаться, поднимаясь на ноги. Когда она сделала три круга, поднимая меч по спирали, пять импов лежали мертвыми.

Она прыгнула на единственного импа, которому удалось взлететь, и едва успела схватить его за лодыжку. Тварь оказалась сильнее, чем она ожидала, и резко потянула ее вперед. Они упали вместе, оба приземлились лицом в ил. Но имп мгновенно поднялся на ноги, ковыляя с поразительной скоростью и увлекая за собой эльфийку.

Воительница попыталась поднять руку с мечом, но тяжелый ил, через который ее тащил имп, прижал ее к боку. Она зацепилась сапогами за стебель гриба, надеясь замедлить стремительный полет импа. Хрупкое растение тут же поддалось, выпустив в воздух струю жгучих, дурно пахнущих спор. Глаза Кетрилии жгло так же больно, как если бы ей в лицо ударила струя скунса.

Ослепленная, с болью в каждой мышце, лунная эльфийка отказывалась отпускать его. Был шанс, что она сможет подчинить этого импа и заставить его привести ее к своему хозяину. По крайней мере, она могла уничтожить приспешников танар'ри и навлечь его гнев на себя. Она не знала, как еще можно найти танар'ри и свою любовь в этом огромном сером месте.

Внезапно ее рука дернулась вверх с силой, которая больно выдернула ее из плеча. Имп, отчаявшись стряхнуть ее, снова взлетел.

Кетрилия все еще не могла видеть, но знала, куда бить. Она вскочила на ноги, наполовину оттаскиваемая отчаянно хлопающим импом, и взмахнула Дарашей по размашистой дуге. Раздался короткий жуткий крик, а затем хлынул поток обжигающего ихора.

Эльфийская воительница отбросила часть импа, которую все еще сжимала в руках, и, пошатываясь, выбралась из дымящейся лужи. Она убрала меч в ножны, вместо того чтобы погрузить его в землю - она не верила, что бурлящий ил под ее ногами не вырвет его у нее, - и принялась лечить свои раны.

Сначала она зажала плечо хорошей рукой и заставила кость вернуться на свое место. Боль была сильной, и плечо будет болеть еще много дней, но ей нужно было использовать эту руку для предстоящей битвы. Сделав это, она нащупала в сумке целебное зелье, которое носил с собой каждый эльфийский воин Шарлариона. Она зубами вытащила пробку и налила небольшое количество в одну руку, а затем помассировала веки своих горящих глаз.

Ей на помощь пришел ужасный, оцепеняющий холод Абисса, который, как ни странно, облегчил боль и ускорил возвращение зрения. А может быть, она просто заметила холод теперь, когда боль отступила. Как бы там ни было, но промозглый, неясно холодный воздух внезапно стал ветреным, и от холодного ветра несло зловонием, превосходящим все, что Кетрилия могла себе представить.

Сквозь дымку, застилавшую глаза, воительница увидела, что перед ней стоит прекрасный чернокожий эльф, выше и страшнее любого смертного и дрожащий от едва подавляемой ярости. Несмотря на холод, эльфоподобное существо было одето лишь в черные платки и настоящий драконий клад серебряных украшений.

По обе стороны от богини аккуратным строем стояла эскадрилья эльфов с пустыми глазами, некоторые из которых были сильно подгнившими. Хотя все они когда-то имели черную кожу, лица большинства существ стали сухими и тускло-серыми. Зеленая плоть, даже кости, проступали там, где отслоилась мертвая кожа.

Горло Кетрилии сжалось от ужаса и страха, когда она рассматривала этих неестественных существ. Все эти неживые эльфы были хорошо вооружены, и хотя они сражались без страсти, они сражались со всем умением, которое знали при жизни. Кетрилии уже приходилось сталкиваться с живыми темными эльфами, и она знала, насколько грозными могут быть эти умения.

Лунная эльфийка повернулась к высокому темному эльфу и быстро заговорила. "Великая богиня, я не ссорюсь ни с тобой, ни с твоими воинами. Я немедленно покину твои владения, если таково твое желание, только сначала скажи мне, где я могу найти танар'ри Хишкарра".

"Хишкарр?" - пронзительным, сердитым голосом повторило эльфоподобное существо. "Он приспешник Ллос. Какое у тебя к нему дело?"

"Месть", - мрачно сказала Кетрилия и с удивлением увидела, как алые глаза богини загорелись безумным ликованием.

Так же быстро свет погас. "Смертная", - усмехнулся темный эльф. "Какая польза от тебя великой богине Киарансали? Многие жаждут мести, но мало у кого есть средства и желание ее осуществить!"

"Тогда позволь мне проявить себя", - спокойно сказала эльфийка, в ее голове быстро созревал план. "Вызови против меня трех или пять своих воинов нежити. Если я одержу победу над такими, как они, возможно, я смогу быть полезной для тебя в твоей мести Ллос".

Это была догадка, но, судя по всему, удачная. Богиня в восторге захлопала в ладоши, затем указательным пальцем помахала нескольким своим темно-эльфийским рабам. "Убейте ее, убейте ее, убейте ее!" - прокричала она им.

Пятеро зомби подняли оружие и двинулись на Кетрилию. Лунная эльфийка выхватила зачарованный меч и бросилась на ближайшую нежить. Существо парировало удар с отрывистым, но точным парированием. Кетрилия высоко вскинула зачарованные клинки, затем повернулась в сторону и нанесла сильный удар ногой по коленям существа. Ссохшаяся кость хрустнула, и нежить упала. Эльфийка с размаху опустила Дарашу. В тот момент, когда зачарованный меч коснулся нежити темного эльфа, существо растворилось в пыли.

Богиня Киарансали вскрикнула - от ярости или от возбуждения, Кетрилия не могла сказать. Да и времени на раздумья у нее не было. Воительница лунных эльфов отразила высокий удар меча другого зомби, затем крутанулась назад, чтобы парировать выпад нежити, подкравшейся к ней сзади. Она опустилась на землю, приседая, и ловким движением ноги сбила обоих. Она ударила ножом сначала одного, затем и второе существо, прежде чем они успели подняться.

Оставшаяся пара зомби бросилась на Кетрилию, пока она лежала. Она откатилась в сторону, затем перекатилась назад, занося плоскую часть меча, чтобы ударить ближайшую нежить. Тот тоже мгновенно рассыпался. Лунная эльфийка вскочила на ноги и столкнулась с оставшимся темно-эльфийским рабом. Через несколько мгновений и он упокоился - если только можно считать вечным покоем кучку пахучей пыли.

Тяжело дыша, Кетрилия противостояла темно-эльфийской богине. Она знала, что даже в самом лучшем состоянии - отдохнувшая и невредимая - она никогда не сможет одолеть пятерых темно-эльфийских бойцов. Но Дараша была зачарована на уничтожение нежити простым прикосновением. Она не имела такой власти над обитателями Абисса. Кетрилия решила, что богине не обязательно знать обо всем этом.

Богиня мести и нежити зааплодировала. "О, молодец, смертная! Даже танар'ри не могут с такой легкостью одолеть лучших из моих слуг!"

Кетрилия подняла меч ко лбу в знак уважения. "Тогда прикажи мне и скажи, как я могу служить как твоей мести, так и своей собственной".

Молниеносно сменив настроение, богиня встала в царственную позу. "Сначала поклянись мне в верности", - потребовала она. "Следуй за мной в жизни и за ее пределами, и ты всегда будешь первой среди моих слуг".

Лунная эльфийка колебалась - ведь на кону стояла жизнь Анараллата. Хотя ее первым побуждением было согласиться на все, чего требовала явно безумная и, несомненно, злая богиня, Кетрилия поняла, что не может этого сделать.

"Я присягаю Кореллону Ларетиану, мастеру как магии, так и боевых искусств", - твердо сказала она. "Я буду служить тебе как можно лучше только в этом деле, но я не могу поклясться в верности никакому другому богу".

Удивительно, но вспышка ярости в глазах богини не переросла в полномасштабный гнев. "Кореллон Ларетиан", - лукаво повторила она. "О, как это будет больно! Хорошо, смертная, я скажу тебе, где можно найти Хишкарра. В качестве платы тебе нужно сделать вот что: с каждым убитым танар'ри провозглашай, что делаешь это во имя своего бога!"

Ллос вцепилась в подлокотники своего грибного трона и смотрела вниз, в бассейн, который она сделала из черной слизи. Она с яростью и недоверием наблюдала, как смертная эльфийка прорубает себе путь сквозь орду могучих танар'ри. С каждым павшим существом эльфийка провозглашала победу Кореллона Ларетиана. И каждая победа была кинжальным ударом по гордости Ллос.

Сама не замечая того, что делает, прекрасная танар'ри соскользнула со своего трона и опустилась на колени у края бассейна, с недоверием наблюдая, как огненноволосая эльфийка орудовала одним мечом против четырех мечей, которыми владел могучий Хишкарр - танар'ри, которым даже сама Ллос не командовала без определенной дипломатии. Ее ногти глубоко вонзились в грязь, когда она смотрела, как падает могущественное существо, а победительница-эльфийка - в объятия смертного, чья золотая красота слишком напоминала самого Кореллона.

Первым побуждением Ллос было искать и убивать смертных, осмелившихся войти в ее царство. Желание уничтожить этого рыцаря Кореллона было подобно жару в ее душе - впервые за много-много лет она ощутила настоящее тепло в этом мире полусвета и вечного отчаяния. Но в хитрой Арошни оставалось достаточно сил, чтобы удержать руку танар'ри - по крайней мере до тех пор, пока она не определит, как лучше послужить своим целям.

Ллос задумчиво наблюдал, как эльфийские любовники направились в ту сторону, откуда пришла женщина. Со временем они найдут ворота обратно в свой смертный дом. Если она не помешает им, они, возможно, избегут Абисса. Но, рассудила Ллос, им не нужно бежать от нее.

Сердце танар'ри учащенно забилось, когда она обдумала все возможности. Она последует за грозным защитником Кореллона Ларетиана и за мужчиной-клириком, чья чистота сердца была оскорбительным пятном света на ландшафте Абисса. Если эти эльфы были представителями оставленного ими Народа, то что может быть лучше для начала ее мести Кореллону и его драгоценным детям?

Губы Ллос изогнулись в улыбке. А где были эльфы, там были и потенциальные поклонники. Она не надеялась развратить таких эльфов, как эти, которых она видела сегодня, но разве даже у злой и безумной Киарансали не было своих последователей? Ллос последует за эльфийскими влюбленными в тот мир, который они называют своим домом, и посмотрит, сможет ли она застолбить там себе место.

Богиня снова обратилась к чаше с предсказаниями. В ней она вызвала образ рыжеволосой воительницы и спасенного ею золотого мужчины. Ллос наблюдала за тем, как пара с триумфом вышла в опустошенный лес, пробираясь через резню, оставшуюся после танар'ри Хишкарра. Ллос была заинтригована - она и не подозревала, что в распоряжении ее демона-приспешника есть такие интересные игрушки, как разъяренные орды орков. Разрушения, которые они обрушили на эльфов, доставляли ей огромное удовольствие. Ллос вспомнила Малара и желание Великого Охотника собрать у себя поклоняющихся ему орков. Ей стало интересно, как он поживает и не пора ли навестить его еще раз.

Рассматривая мир, Ллос почувствовала прикосновение знакомого присутствия. Она смутно узнала в нем одного эльфийского бога, от которого она не была полностью отлучена своей новой природой танар'ри - ее сына Ваэрона. Любопытствуя, она приказала шару поискать территорию молодого бога.

Из вытоптанного эльфийского леса картина сменилась городом, окружавшим длинный и узкий залив. Здесь тоже шла война, но война в ее начале, а не в ее мрачном завершении. Богиня с напряженным интересом наблюдала, как полчища темнокожих эльфов готовятся к битве. В воздухе витал восхитительный привкус зла, сплетение темной магии, сосредоточенной на одном эльфе-мужчине.

Ллос с интересом разглядывала предводителя готовой к бою армии, темного эльфа по имени Ка'Нарлист. Хотя он выглядел молодо и жизнелюбиво, Ллос чувствовала, что это древнее существо, поддерживаемое силой своей магии намного дольше обычных лет эльфа. Источник этой невероятной силы завораживал Ллос: Волшебник носил хитроумно сплетенный жилет из кольчуги и темных жемчужин - каждая из которых содержала сущность и магию убитого морского эльфа. Восхитительный эльф!

Богиня проникла в его мысли и обнаружила, что его разум не забаррикадирован против таких, как она. То, что она там прочла, было достаточно мрачным: Ка'Нарлист был чрезвычайно жаден и достаточно могущественен, чтобы считать себя способным потакать своим желаниям без колебаний и ограничений. Сейчас он хотел власти - магической власти, власти, которая приходит с завоеванием и покорением прекрасных рас эльфов, - но его конечная цель требовала почти власти бога. Он был достаточно тщеславен, чтобы верить, что это в его силах.

Ллос он скорее нравился.

Она улыбалась, глядя на древнего, находчивого волшебника. Она одобряла его амбиции и с интересом наблюдала за тем, что он предлагал: мощная армия, готовая и жаждущая сокрушить прекрасных эльфов, магия, не дотягивающая до божественной, последователи, которые вполне могли стать ее. То, что она отвлечет его от нынешней преданности Гонадору, еще больше усиливало его привлекательность.

При мысли об Элементале Зла темную богиню пронзила вспышка гнева, но на этот раз ее гнев был направлен на саму себя, а не на какое-то другое существо. Пока она занималась тем, что вырезала из Абисса обширные владения, ее покоренные подданные нашли себе более интересные занятия в других местах.

Не больше. Ллос видела перед собой возможности, которые нравились ей куда больше, чем мучить существ Абисса. Темный эльф Ка'Нарлист был существом, которым она могла по-настоящему наслаждаться. Возможно, пришло время взять себе нового супруга. Она не сомневалась, что он примет ее с радостью - они были похожи друг на друга, как две темные жемчужины. Она могла бы даже родить ему детей, а почему бы и нет? Она была бы не первым богом, которого соблазнил смертный, и вряд ли станет последним. А дети, которых они могли бы породить - ах, какие возможности породить такое восхитительное зло в расе эльфов! Такие эльфы растоптали бы детей Кореллона, завоевали бы мир и породили поклонников Ллос, последователей, которых она могла бы с гордостью назвать своими!

Темные и возвышенные амбиции Ка'Нарлиста разожгли новое пламя в ее собственных. Ллос снова станет богиней. Та, кто когда-то пряла нить судьбы темных эльфов, почувствовала, что ее руки вновь прикованы к ткацкому станку судьбы.

Сцена в ее шаре снова изменилась, вернувшись к лесу и паре эльфийских влюбленных. С циничной улыбкой Ллос наблюдала, как выжившие в эльфийском поселении прославляли воительницу и ее возлюбленного как героев.

Мало что нравилось Ллос больше, чем мрачная ирония. Более приятная, чем ненависть, более тонкая, чем месть, она была перед ней, и в изобилии! Что подумали бы эти эльфы, гадала она, узнай они, какими глазами следил их возлюбленная Кетрилия за своим лесным домом? Если бы они узнали, какое зло высвободили среди них храбрость и преданность огненноволосой воительницы?

Даже когда эта мысль сформировалась, Ллос почувствовала знакомый импульс зла, исходящий от бассейна с предсказаниями. Она потянулась к нему в поисках источника. Древний кинжал на поясе Кетрилии пульсировал тонкой, злобной энергией.

Через мгновение богиня поняла источник этого зла: кинжал был послан на север самим Ка'Нарлистом несколько веков назад. Он с редким терпением ждал, пока кто-нибудь не нашел спрятанный кинжал, и носил его в знак уважения к благородному эльфу, которому он когда-то принадлежал. А Ка'Нарлист, чувствуя энергию, готовил своих воинов к завоевательным походам. Ирония на иронии!

Ллос откинула голову назад и рассмеялась с мрачным восторгом. Ах, как хорошо она выбрала себе нового супруга! В кои-то веки она не упрекнула Сеханин Лунную Радугу или Ангаррадха за их место рядом с Кореллоном Ларетианом. Она, Ллос, нашла себе более подходящую пару!

9. Раскол

Прошли века - века, в течение которых дети Ллос с возрастающей силой и свирепостью нападали на детей Кореллона. Такова была сила их вражды, что светлые расы эльфов, золотые, серебряные и зеленые, отложили свои постоянные соперничества, чтобы вместе искать избавления от своих темных эльфийских врагов.

Они собрались в самом сердце Фаэруна сотнями, Высшие Маги эльфийского народа. Все светлые расы эльфов - за исключением морского народа, чья магия давно уже сошла на нет, - послали лучших и самых могущественных своих магов к Месту Сбора.

На широкой равнине - месте, давно отведенном для этих целей, - эльфийские маги собрались, чтобы подготовиться к величайшему заклинанию, которое когда-либо знал каждый из них. На землях, окружающих это место, выросли фермерские деревни и торговое сообщество с единственной целью - подготовиться к этому событию и поддержать его. Эльфы Места Сбора - так его называли с детства древнейшие эльфы, все еще ходившие в смертной форме, - сделали этот день делом своей жизни. Хотя здесь были сотни магов, каждый из них нашел тщательно подготовленный прием, который оказал бы честь аватару Селдарина.

Столетиями эльфы, сделавшие Место Сбора своим домом, трудились над возведением Башни, превосходящей все, что видел их мир прежде. Выстроенная из белого гранита, в котором отражались неуловимые цвета неба, она была выше самого почтенного дуба. Большая изогнутая лестница поднималась по всей внутренней стене Башни, и на каждой ступени было высечено каменное сиденье и имя мага, который его занимал. Вместе эти маги произносили одно заклинание.

Никогда еще столько Высших Магов не собиралось в одном месте. Вместе они были способны разрушить мир или создать его.

Из ткани магии, из самого Плетения эльфы планировали создать новую чудесную родину, место, которое принадлежало только им.

Не все эльфы Фаэруна аплодировали этому видению. Напряженность между Илитиири и светлыми эльфами севера росла с каждым сезоном. Решение исключить темно-эльфийских магов из этого великого заклинания-гобелена только усилило вражду между расами. Однако золотые эльфы, в частности, были непреклонны. Они создадут островное королевство. Это место, которое оракулы назвали Эвермитом, должно было стать местом, куда не мог последовать ни один темный эльф, убежищем для детей Кореллона Ларетиана. Темно-эльфийские последователи богини Эйлистри находили в этом особенно острую иронию, но их голоса заглушал настойчивый хор золотых эльфов, стремящихся вернуться к славе Фейри.

Протестовали и те, кто изучал древние предания, ибо им не давали покоя рассказы, которые их предки передавали из века в век. Историю о потерянном Тинтажере, разрушенном заклинанием такой силы, что его след мог поглотить могучий остров, рассказывали как предостережение в каждой деревне. Но большинство эльфов считали это не более чем легендой. И даже если бы это было правдой, какое отношение это имело к ним? Они были полностью уверены в своей магии и в видениях старейшин, которые считали островную родину истинным предназначением Эльфов.

Наконец настал день, когда заклинание было произнесено. В тихие предрассветные часы волхвы молча пришли в башню и заняли назначенные места, ожидая прибытия эльфа, который будет направлять и формировать заклинание.

Давным-давно жребий был брошен под молитвенным руководством подобного собрания эльфийских жрецов. Они выбрали эльфа в качестве центра - мага, который соберет нити магии со всех частей круга и направит их к единой цели.

Как ни странно, выбранный для этой задачи человек в то время был вовсе не магом, а просто девчонкой, дикой эльфийской девой, известной лишь под именем Звездолистая. Она приняла свою судьбу достаточно охотно, и хотя ей было грустно покидать лес, она была прилежной ученицей и хорошо переносила обучение у магов. Среди собравшихся не было ни одного эльфа, который не признал бы, пусть и с неохотой, что Звездолистая - лучший и самый могущественный Центр, который они когда-либо знали.

Лесная эльфийка заняла свое место в центре пола башни и начала долгую, медленную медитацию, которая позволила ей дотянуться до того места в Плетении, которое принадлежало каждому из магов Башни. Закрыв глаза, она медленно поворачивалась, собирая каждую нить магии и позволяя ей течь через нее в единое место силы. В своем сознании она видела мерцающее плетение так же ясно, как если бы оно было выгравировано в ночном небе. Когда все эльфы полностью настроились, Звездолистая начала великое песнопение.

Подобно волнам могучего океана, каденция песнопения поднималась и опускалась, когда эльфы собирали силу Плетения и формировали ее по своей воле. Так они пели весь день и всю долгую ночь. Когда наступил День Рождения, заклинание достигло своего апогея. Сама Башня содрогнулась, когда сила магии, почерпнутая из самого Плетения, потекла через собравшихся магов. Увлеченные заклинанием, маги не сразу заметили, что поток силы обретает собственную динамику.

Звездолистая почувствовала это первой. Эльфы не просто использовали Плетение, они были его частью - и она почувствовала, как души Высших Магов начали опасно вырываться из ткани жизни.

В этот момент заклинание было завершено. Но поток магической силы все продолжался и продолжался, и эльфы не могли освободиться от него.

Башня сотрясалась, словно ее подбрасывали, как игрушку, два титанических бога, а рев и вопли высвободившегося заклинания сливались с какофонией за пределами Башни. Обострившимися чувствами Звездолистая ощущала агонию земли, которую сотрясали толчки за толчками. Она видела, как раскололась единая земля Фаэруна, как огромные ее части уносились прочь, разрываясь снова и снова, оставляя после себя россыпи островов в некогда чистом океане. Она видела разрушение великих городов, обрушение горных хребтов в море, приливы и отливы, которые сметали напуганных Людей и существ на сотне новорожденных берегов. Все это она видела, ибо в этот момент Звездолистая была полностью едина с Плетением.

И все же она стояла одна. Смертные формы магов были поглощены магией, и их жизненная сущность оказалась в ней, подливая масла в огонь катаклизма, который они вызвали.

Но Звездолистая все еще могла видеть слабые светящиеся линии магической паутины, которую они создали. Она сложила руки перед собой, призывая силу, которой когда-то обладали Высшие Маги Фаэруна. Она взывала к ним, умоляла, просила и требовала, используя все Искусство, которому посвятила свою жизнь. Она цеплялась за них, пока они неумолимо исчезали.

Но когда последний отблеск их коллективного света угас в ее сознании, когда тьма скрыла даже яркий узор Плетения, последней мыслью Звездолистой была мысль о древнем лесе, о родине, которую она оставила, выполняя свой долг создать другую.

Когда Звездолистая проснулась, она лежала на холодном полу темной и тихой Башни. Она приподнялась, тщетно пытаясь пробиться сквозь дымку боли и полного изнеможения, охватившего ее. Первая мысль, которая пришла ей в голову, была о том, что Сбор провалился.

Когда тупой рев стих в голове, она уловила звук, который не могло услышать ни одно ухо - тихое гудение рядом с ней.

Звездолистая отмахнулась от кружащихся перед глазами огоньков и сосредоточилась на предмете.

В неглубокой чаше, которая выглядела так, словно была вырезана из одного сине-зеленого драгоценного камня, было посажено маленькое деревце - крошечный зрелый дуб, совершенный в миниатюре и сверкающий маленькими зелеными и золотыми листочками. Заинтересовавшись, Звездолистая прикоснулась пальцем к серебристой коре и почувствовала почти непреодолимый прилив любви и узнавания. Она инстинктивно знала, что в этом дереве обитают души Высших Магов, и они довольны.

"Но как это может быть?" - пробормотала она. "Довольство, когда мы потерпели неудачу?"

"Не так", - сказал мягкий голос позади нее. "По крайней мере, не совсем".

Звездолистая повернулась, и ее глаза расширились от ужаса и благоговения. Перед ней стояли два золотоволосых эльфа, слишком красивые, чтобы быть смертными существами. Мужчина был облачен в доспехи, и в дивном мече, висевшем у него на боку, огни кружились, как головокружительные звезды. Его женщина, великолепно одетая и сверкающая драгоценными камнями цвета звездного света, шагнула вперед и подняла ошеломленного лесного эльфа на ноги.

Звездолистая без сомнения знала, что перед ней самый могущественный из эльфийских богов, и погрузилась в глубокое благоговение.

"Встань и послушай, что мы пришли сказать. Ты была избрана для этой задачи под нашим руководством", - сказала ей богиня Ангаррадх. "Однажды в стране, посвященной моему поклонению, жрец и маги произнесли заклинание, которое едва не уничтожило их всех. Есть вещи, которые боги не могут предотвратить, ибо сделать это означало бы лишить их смертных детей права выбора. Но в этот раз мы сделали все, что могли. С твоей помощью".

Эльф посмотрела на крошечное деревце. "Что это?"

"Древо душ", - трезво ответил ей Кореллон Ларетиан. "Храни его, ибо оно сыграет важную роль в том, чтобы у Людей был дом в этом мире. Храни его в безопасности на Эвермите, в укромном месте".

В глазах Звездолистой зажглась надежда. "Эвермит? Он существует? Где он?"

Кореллон прикоснулся пальцем ко лбу эльфийки. Мгновенно она увидела в своем сознании вращающийся мир, в котором узнала разорванные и разбросанные остатки того, что когда-то было Фаэруном, единой землей. В море, словно изумруд, сиял небольшой остров, отделенный от суши по обе стороны огромными водными просторами. И даже когда она наблюдала за ним, разорванное Плетение начало восстанавливаться - тусклое на большей части мира, правда, яркое и светлое на острове.

Потом Звездолистая оказалась на самом острове. От его красоты у нее на глаза навернулись слезы, ибо здесь было все, чего только может пожелать эльф: глубокие и древние леса, богатые поляны, смеющиеся реки, девственные белые берега, компания лесных существ и волшебных существ, а также радостная, живая магия, наполнявшая воздух подобно солнечному свету.

Звездолистая коснулась Древа Душ, желая разделить это видение с эльфами, которые погибли, чтобы воплотить его в жизнь.

"В конце концов, мы преуспели", - радостно прошептала она.

"В этом я не уверен", - сурово сказал Ангаррадх. "Когда ты выйдешь из этой башни, ты быстро поймешь, что я имею в виду. Ты хоть понимаешь, сколько Людей лежит мертвыми? Как сильно изменился мир?

"Это правда, что Эвермит - отчасти результат магии, которую вы и иже с вами вырвали из Плетения Жизни. Но только это не помогло бы - слишком много силы заклинания было оттянуто разрушением, которое привело к этому. За неимением лучшего объяснения можно сказать, что Эвермит - это частица Арвандора, мост между мирами - совместная работа смертных эльфов и их богов. Не берите слишком много заслуг на себя, но и не стоит брать на себя всю вину", - добавила богиня более мягким тоном. "То, что было сделано, было предначертано. Твоя задача - проследить за тем, чтобы Люди нашли дорогу на родину, завоеванную с таким трудом".

Звездолистая кивнула. "Я своими руками посажу Древо Душ на Эвермите", - поклялась она.

"Не так", - предостерег ее Кореллон. "Охраняй и защищай его, да. Но у Древа Душ есть и другое предназначение. Может наступить время, когда эльфы захотят вернуться на материк, а может, у них не будет иного выбора, кроме как вернуться. В этом дереве заключена сила Высшей магии, сила, которая даже сейчас исчезает с лица земли. Со временем только на Эвермите будет твориться такая магия. Души, заключенные в этом дереве, и те эльфы, которые еще не родились и предпочтут войти в него, а не вернуться в Арвандор, дадут Людям второй шанс на Фаэруне. Когда это дерево будет посажено, его уже никогда не сдвинуть с места. Сила, заключенная в нем, позволит эльфам творить Высшую Магию в тени дерева, которое с каждым годом будет увеличиваться в размерах и силе.

"Помни, что я тебе сказал, и передай мои слова тому, кто возьмет опеку над деревом из твоих рук", - сурово сказал ей Кореллон. "К Древу Душ нельзя относиться легкомысленно и сажать его по прихоти".

"Я буду помнить", - пообещала эльфийка. А пока она молча молилась о том, чтобы необходимость посадить Древо душ вообще никогда не возникла. Ее сердце и душа пели от видения Эвермита и уверенности в том, что ничто по ту сторону Арвандора не сможет занять его место в сердцах Эльфов.

10. Возвращение Домой

Прошли века

Несмотря на разрушения, произошедшие во время Раскола, эльфийский народ постепенно восстанавливался. Со временем они снова стали процветать на многочисленных и разнообразных землях того, что когда-то было Фаэруном. Старое название осталось, но оно стало обозначать лишь одно пространство земли.

Сотни эльфийских общин были потеряны в хаосе и разрушениях Раскола; другие изменились навсегда. Однако лесная община Шарлариона была одной из немногих, уцелевших почти полностью. Эти удачливые эльфы увеличили свою численность и распространились по окрестным лесам, холмам и низинам, со временем создав королевство, которое стало известно как Аривандаар.

Это была эпоха могущественной магии, и по всему Аривандаару башни Высших Магов усеивали землю, словно лютики на летнем лугу. Многие великие произведения магии были созданы этими могущественными Кругами: оружие войны, статуи богов, которые пели, приветствуя рассвет, или танцевали в свете звезд, драгоценные камни, хранившие могущественные заклинания. Возможно, самыми могущественными из всех этих творений были магические врата, соединявшие материковые общины с Эвермитом.

Хотя большинство эльфов были довольны своими домами, Эвермит всегда был у них на уме. Островная родина составляла огромную часть их эльфийской идентичности, а также личной судьбы каждого эльфа. "Да увидишь ты Эвермит", - часто произносимое благословение, ибо оно желало получателю долгой земной жизни, которая закончится в то время и в том месте, которое выберет сам эльф. Действительно, многие эльфы совершали паломничество на эльфийский остров, прежде чем ответить на призыв в Арвандор.

Несмотря на важность Эвермита в сердцах и умах Людей, Совет Старейшин постановил, что время для фактического заселения острова еще не пришло. Были и другие заботы, которые полностью занимали эльфов на материке.

В это время Золотые эльфы обладали большей частью власти в Аривандааре, хотя места в Совете Старейшин занимали достойные представители всех справедливых рас эльфов. Эти золотые правители гордились достижениями своего королевства и стремились расширить свою территорию, чтобы чудеса Аривандаара могли быть увеличены и разделены. Однако то, что начиналось как великое видение, постепенно вылилось в волны жестоких и ожесточенных войн.

На протяжении веков Войны Короны опустошали землю от самых северных лесов до испепеленных солнцем южных земель. Разрушения были настолько масштабными и повсеместными, что дальнейшая слава Аривандаара - да что там, само его существование - стала казаться не слишком убедительной.

Беды эльфов усугублялись тем, что на юге к власти пришла новая могущественная богиня, темная богиня, которая, казалось, намеревалась полностью уничтожить светлые расы эльфов. По ее приказу Илитиири в большом количестве начали продвигаться на север, пробираясь по туннелям и расщелинам, которые создал Раскол в глубинах под поверхностным миром.

Когда Илитиири продвинулись в сердце холмов и гор, они встретили сопротивление многих дварфийских кланов, которые на протяжении несметных веков трудились над созданием порядка из хаоса своего подземного мира. Долгими и ожесточенными были сражения между этими расами, и многие дварфы были убиты. Некоторые из крепких людей бежали на север и искали новый дом в холмах Аривандаара. Эльфы приняли их, хотя и с осторожностью. Аривандаар был сильно ослаблен, и даже дварфийские союзники были предпочтительнее той участи, которой боялись многие Старейшины - полного уничтожения древнего королевства.

Пришло время Эвермиту стать королевством, куда эльфы могли бы сбежать в случае необходимости, убежищем, которое они могли бы с готовностью защищать. И вот Совет выбрал несколько благородных кланов, чтобы начать заселение эльфийской родины.

Как все и ожидали, первым был выбран Дом Дуротиль. Жребий пал также на два других могущественных клана золотых эльфов, Эванара и Аленуат. Из домов лунных эльфов были выбраны Амариллис, Лунноцветущие и Ле'Квелле. Задача каждого дома, удостоенного такой чести, заключалась в том, чтобы выбрать тех, кто отправится в Эвермит, и тех, кто останется. Эти дворяне не были единственными эльфами, выбранными таким образом: Каждая семья брала с собой слуг из числа простолюдинов, воинов, взятых по большей части из менее могущественных кланов, обязанных верностью великим знатным семьям, и эльфов, владеющих различными необходимыми ремеслами. Сапожники, кузнецы, ювелиры и ястребиные мастера были так же важны для островного королевства, как и дворяне, которые управляли и защищали их.

После долгих дебатов было решено, что Эвермитом будет управлять собственный Совет старейшин. Каждый из благородных кланов будет иметь два места. Главой совета должна была стать Кишара Амариллис, Верховный маг, считавшаяся достойным потомком знаменитого героя Серебряных эльфов. Хотя многие семьи золотых эльфов были разочарованы тем, что эта честь выпала не их дому, большинство согласилось, что Кишара - это самая подходящая кандидатура на роль Верховного советника, и именно она, скорее всего, будет принята как золотыми, так и серебряными эльфами.

В назначенный день большая группа поселенцев - около двухсот эльфов - отправилась на запад. Они шли налегке, взяв с собой самое необходимое для путешествия, а также несколько уникальных предметов, доставшихся им по наследству, таких как книги по истории, магическое оружие и прекрасные музыкальные инструменты. Ресурсы Эвермита обеспечат их всем необходимым, и эльфы были уверены, что вскоре они построят город, который сможет соперничать с любым городом Аривандаара. Действительно, остров не был полностью лишен эльфийского присутствия. Дикие эльфы жили на Эвермите со дня его создания, много веков назад. По словам жрецов Селдарина, так было предписано богами. Лесные эльфы будут жить в гармонии с землей, а также настроят Плетение на уникальную эльфийскую мелодию. Острову требовалось присутствие золотых и серебряных эльфов, чтобы усовершенствовать и структурировать эту магию.

От одного новолуния до другого избранные эльфы путешествовали на запад. Наконец они услышали рокот моря и двинулись на юг вдоль высокого, усеянного камнями побережья, пока перед ними не выросла одна огромная гора.

В этом месте, на равнине, приютившейся между двумя лесами, находилась прекрасная глубоководная гавань. Морские эльфы часто высаживались здесь на берег, причаливая свои корабли к подводным причалам с помощью мерфолков и морских эльфов, живших на побережье.

Аривандаарские эльфы с большим интересом наблюдали за морским портом. В отличие от городов Аривандаара, это место мало чем отличалось от окружающей его дикой местности. Действительно, для странника, забредшего сюда, здесь вообще не на что было смотреть. Но среди эльфов были и те, кто приезжал на весеннюю ярмарку и знал, как быстро в тени горы может возникнуть оживленный рынок. На горе располагалось древнее дварфийское королевство, а в холмах и лесах за горой жили халфлинги. Даже несколько человеческих торговцев из примитивных племен на дальнем севере спускались на рынок в гавани, когда с моря сходили самые сильные ледяные потоки. Но сейчас был разгар лета, и даже корабли, которые должны были доставить их в Эвермит, были спрятаны в морских пещерах на юге.

Эльфам не пришлось долго ждать, пока первое судно нарушит бесконечную синеву моря и неба. Ролим Дуротиль с благоговением наблюдал, как эльфийский корабль вплывает в гавань. Это было изящное судно из светлого дерева, с носом в форме головы огромного лебедя. Двойные паруса вздымались, как крылья, над изгибом поручней; казалось, весь корабль готов взлететь.

Сердце Ролима учащенно забилось от волнения. Это было приключение, возможность, которой он ждал всю свою жизнь. Он был третьим сыном патриарха Дуротила, и поэтому не мог унаследовать положение и власть в Аривандааре. Все, чем он обладал, он заработал мечом и умом. Как воин, переживший ужасные Войны Короны, он не был лишен богатства и чести. И теперь тот, кто сражался за расширение королевства Аривандаар, собирался проложить свой собственный путь в дебрях Эвермита.

С тех пор как было объявлено о выборе Верховного советника, Ролим был в тихой ярости от того, что эта честь выпала серебряному эльфу. Этот титул должен был принадлежать ему по праву рождения и в силу его талантов и достижений. Дуротиль должен править в Эвермите. По мнению Ролима, все было так просто.

Он бросил взгляд в сторону Кишара Амариллис, которая стояла, положив руки на узкие бедра, и смотрела на приближающийся корабль. Она была немолода - возможно, ей шел пятый или шестой век жизни, - но достаточно привлекательна: стройная и высокая, с прямым взглядом серых глаз и огненными локонами, характерными для ее клана. Ее волосы были коротко подстрижены, и они сгруппировались вокруг ее точеной головы в тугой шапочке ярких локонов.

Оценивая Верховного советника, Ролим начал обдумывать возможный побочный путь к власти. В своих путешествиях он наслаждался обществом впечатляющего количества прекрасных дев, и гордился своим мастерством в искусстве распутства. Эта перезрелая красавица попала бы в его руки тем быстрее, чем больше времени она провела на лозе. Ее будет достаточно легко завоевать, а затем повлиять на нее...

Словно привлеченная его размышлениями, Кишара повернулась и посмотрела прямо в его напряженный и незащищенный взгляд. Ролим подозревал, что его мысли слишком ясно написаны на его лице. Что ж, ничего страшного, подумал он, отмахнувшись от мгновенного смущения. Хотя он и не собирался начинать свою кампанию за благосклонность Кишары таким грубым образом, возможно, было бы неплохо дать ей повод для размышлений во время морского путешествия.

Но Кишара не краснела и не хмурилась, как деревенские служанки, которых Ролим очаровал без счету. Наоборот, она выглядела слегка повеселевшей.

Забавно!

В этот момент Ролим Дуротиль объявил войну - личную и скрытую, но от этого не менее серьезную. Ни один эльф из клана Амариллис не будет безнаказанно властвовать над ним. Он думал позволить Кишаре сохранить свое почетное место, но теперь об этом не могло быть и речи. Он будет править, используя любые средства, какие только попадутся под руку.

Неуверенная рука на его рукаве прервала его мрачные мысли. Ролим повернулся и уставился на свою суженую - невзрачное, мышиного цвета существо из какой-то меньшей ветви клана Лунноцветущих. Она была, по слухам, высшим магом, а поскольку у Ролима было мало собственных магических способностей, которые он мог бы передать своим детям, отец посоветовал ему взять жену, чьи способности дополняли бы его собственные. И хотя она не принадлежала к народу золотых эльфов, Ролим согласился, потому что в том, что предложил отец, была определенная мудрость. Если Дуротилы из Эвермита хотят добиться могущества и влияния, им нужно будет передать магию по наследству. И все же, если бы Ролим увидел девушку до того, как подписал бумаги о помолвке, он, возможно, не стал бы так быстро тянуться за пером.

"Милорд Ролим, - начала она извиняющимся тоном.

"В чем дело, миледи..." Он внезапно прервался, потому что имя его будущей жены проворно сорвалось с языка, настолько он был поглощен своими амбициями.

Эльфийка покраснела, но не стала комментировать этот недостаток. "Наш эскорт готов переправить нас на корабль, - сказала она, жестом указывая на маленькую лодку и двух морских эльфов, ожидавших их у весел.

Будущая жена Ролима улыбнулась странному на вид эльфу, который помог им подняться на борт. "Наша благодарность, брат. Ты и твои сородичи добры, что проводили народ Аривандаара в наш новый дом. Если когда-нибудь настанет время, когда тебе понадобятся услуги эльфа, живущего на земле, обращайся к нашей семье. Это Ролим Дуротиль, который станет моим мужем-лордом. А я, - сказала она, бросив взгляд на золотого эльфа, - маг Ава Лунноцветущая".

Улыбка дрогнула в уголках губ Ролима. Возможно, жена, навязанная ему кланом и советом, была не такой уж мышью, какой казалась. Конечно, она очаровала слуг Морских эльфов. Да и сама она была не лишена привлекательности, с ее огромными серьезными серыми глазами и обильными волосами, которые были не совсем серебряными, а скорее мягкого серого оттенка, как шерсть котенка. Не казалась она и совсем бесцветной, с легким румянцем раздражения на щеках.

Возможно, размышлял Ролим Дуротиль, глядя на свою будущую жену, это морское путешествие окажется более интересным, чем он предполагал.

Путешествие в Эвермит было долгим, но первые несколько дней прошли без происшествий. На самом деле, эльфам Аривандаара почти ничего не нужно было делать. На корабле работало множество морских эльфов, которые по очереди выполняли обязанности на борту и следили за опасностью в море. Только капитан корабля был сухопутным эльфом, простолюдином Лунным эльфом, чье имя Ролим так и не удосужился узнать.

По большей части будущий патриарх клана Дуротилов Эвермита проводил свое время в тонких связях с другими семьями золотых эльфов. Эти дворяне посвящали бесконечные часы составлению планов города, который им предстояло построить. Поскольку клан Ролима был самым выдающимся среди них, остальные, казалось, охотно соглашались с его руководством и выполняли его предложения.

Чем Ава Лунноцветущая занималась днем, Ролим не знал и не особенно заботился об этом. Ночью она отдыхала под палубой в компании женщин-путешественниц. На борту корабля было мало уединения, и Дуротиль знал, что их время как мужа и жены начнется только тогда, когда они достигнут эльфийской родины. Но чего он не ожидал, так это нетерпения, которое он начинал испытывать всякий раз, когда мельком видел миниатюрные формы своей будущей жены. Не ожидал он и того, что бледное, серьезное лицо Авы вторгнется в его покой и сладостно проникнет в его мечты о честолюбии и славе.

Однажды поздно вечером Ролима вывел из дремления необычный перебой в убаюкивающем ритме движения корабля. Он сел прямо, заметив, что, хотя корабль беспокойно покачивался, не было слышно ни шума дождя, ни ветра.

Любопытствуя, он подхватил свой плащ и пояс с мечом и поднялся по лестнице на палубу. Несколько напряженных и бдительных палубных матросов стояли у поручней, их лица были суровы, а перепончатые руки сжимали готовое оружие. Несколько аривандарских эльфов с тяжелыми от сна глазами сгрудились вместе. Ролиму пришло в голову, что они представляют всех Высших Магов на борту корабля. Среди них была и Ава, бледные волосы которой были распущены и развевались вокруг нее, как небольшое грозовое облако.

Ролим поспешил к магам. Он взял свою будущую жену за руку и отвел ее в сторону от остальных. "Что происходит?" - потребовал он.

"На корабль напали", - пробормотала она, не обращая на него внимания. Ее встревоженный взгляд задержался на мрачных лицах заклинателей. "Мы готовы сформировать Круг, если понадобится. Ты должен позволить мне вернуться к остальным - я Центр".

"Ты?"

Неверие в его голосе вызвало пламя на щеках Авы. Она подняла подбородок, встретившись с его глазами. "Да, я. Это не первая моя битва, хотя я уверена, что это тебя тоже удивляет". Ее гнев мгновенно угас, и ее внимание вернулось к скоплению магов. "Увы, маги могут атаковать, только если враг прорвет нашу оборону и ударит по самому кораблю. Хотелось бы мне, чтобы мы могли хоть чем-то помочь морскому народу, который сражается за нас!"

"Им хорошо платят за их усилия", - заметил Ролим. "И мне кажется, что ты мало что можешь сделать, чтобы повлиять на битву, которую не видишь. Прибереги свою магию для помощи тем, кому она предназначена, леди-маг, и не трать время и мысли на этих двуногих рыб".

Глаза Авы загорелись гневом. Ее рука метнулась вперед и ударила Ролима прямо в лицо с силой, от которой его голова болезненно дернулась в одну сторону. Прежде чем он успел подумать об этом, инстинкты воина взяли верх, и Ролим нанес ответный удар.

Он не успел приблизиться. Крошечная женщина поймала его запястье обеими руками и произнесла одно короткое слово. В следующее мгновение Ролим, опытный воин золотых эльфов, лежал на спине на твердом дереве палубы, а колено его будущей жены было сильно прижато к его горлу.

"Следующие слова, которые ты скажешь против любого из Людей, будут последними", - сообщила ему Ава мягким, ровным тоном. "Все, кто находится на этом корабле, были выбраны по жребию, под взглядом богов, и у каждого из нас есть цель и судьба. Но ты не принесешь на эту новую землю беспорядки и разрушения Войны Короны, клянусь всеми богами! Если ты попытаешься, я буду сражаться с тобой на каждом шагу, мой лорд".

И тут она исчезла. Ролим вскочил на ноги и обшарил палубу настороженными глазами. Никто, казалось, не заметил его унижения от рук пока еще невостребованной жены. Все были заняты тем, что перетаскивали на борт раненых морских эльфов, выплывших на залитую лунным светом поверхность.

У дальнего поручня Ава стояла на коленях возле умирающей женщины-воина, ее бледные руки тщетно пытались зажать зияющие складки смертельной раны морской женщины. Слезы текли по щекам мага, но голос ее был сильным и успокаивающим, когда она пела древние молитвы, направлявшие душу воительницы в Арвандор, средоточие всех эльфов, как и положено Эвермиту.

Когда Ролим наблюдал за бескорыстными, искренними трудами серебряного эльфа, он почувствовал внезапную раздирающую боль, как будто что-то вырвалось из его сердца. Тепло и свет хлынули внутрь, принося покой, о котором он и не подозревал.

Не раздумывая, Ролим полез в сумку за целебным зельем, которое носил с собой каждый воин Аривандаара, его последнее и личное спасение на случай неудачной битвы. Он подошел к Аве и протянул ей бесценный пузырек.

"Для нашего народа", - тихо сказал он.

На мгновение ее взгляд прижался к его, но за это короткое время Ролим увидел в ее серых глазах мерило того, кем он мог бы стать. Это был образ, сильно отличающийся от того, который создали его амбиции, но, тем не менее, он был доволен.

И в тот момент, невзирая на то, что пройдет еще много дней, прежде чем он ступит на ее берега, Ролим Дуротиль действительно вернулся домой, в Эвермит.

Богиня Ллос была в затруднительном положении. Веками она охотилась на эльфов Абейр-Торила и находила это занятие по душе.

Ллос редко вспоминала, что когда-то она называла бога Ваэрона своим сыном. Теперь он был всего лишь соперником. Что касается Эйлистри, то Ллос никогда не тратила время на размышления об этой девушке, так или иначе. Темная дева жила так же, как и в далеком Арвандоре: Она ушла в лес, где, по общему мнению, растрачивала свои скудные запасы божественной магии на помощь заблудившимся путникам и эльфийским охотникам.

Ллос предпочитала растущие города южного Фаэруна, где суматоха и интриги плодились как вши. Ей все больше нравились темные и извилистые туннели, которые, казалось, были созданы специально для того, чтобы хранить сокровища, устраивать засады и заниматься другими восхитительными тайными делами. После унылой однообразности Абисса, кипящий конфликт между Илитиири и светлокожими детьми Кореллона был бодрящим тоником. Войны Короны были источником темной радости. Ллос не была так счастлива на протяжении тысячелетий.

Однако она была неоднозначно настроена в отношении вопроса о Расколе. Смертное тело Ка'Нарлиста было унесено ужасным потопом, а чудесный город Аторрнаш превратился в легенду. Ллос не оплакивала потерю своего супруга, ибо давно уже устала от него. Мужчины, по ее мнению, не стоят того, чтобы о них беспокоиться. Она не жалела о потере личности Ка'Нарлиста, хотя и сожалела об утрате чудесного облачения магии морских эльфов. Существовала вероятность, что Ка'Нарлисту удалось запечатлеть собственную сущность в одной из своих темных жемчужин. Ллос не нравилась мысль о том, что окончательная судьба злобного, амбициозного существа не совсем определена.

Другие последствия Раскола также вызывали у богини смешанные чувства. С одной стороны, оно уничтожило многих ее поклонников. Но на каждого эльфа, упавшего в море или раздавленного падающим камнем, приходилось не менее трех последователей Ваэрона. Среди богов темных эльфов господствовала Ллос.

Ллос хорошо знала, что победа одерживается на любом поле боя. За последние несколько столетий она накопила большой опыт в эльфийском военном искусстве и практике.

Это новое увлечение было настолько интригующим, что она совсем забросила свое древнее ремесло - ткать зачарованные гобелены. Живые существа были более интересными нитями для ее ткацкого станка, а постоянно меняющаяся паутина, которую они плели, бесконечно привлекала темную богиню больше, чем упорядоченные судьбы, которые она когда-то создавала для своих темных эльфов. Время, проведенное в Абиссе, привило ей вкус к хаосу.

Однако ее не радовал вопрос об эльфийской родине. Ллос можно было не пускать в Арвандор, но в этом мире не было места, где она могла бы остаться, не попав в руки своих темных последователей.

И все же, как ни старалась Ллос, она не могла придумать, как нанести удар по острову. Ей самой было закрыт путь в Эвермит так же надежно, как и в Арвандор; те же магические барьеры, что защищали Священный лес Олимпа от злых богов, охраняли и эльфийский остров.

Это возмутило Ллос, ибо это было еще одно оскорбление, которое она получила от рук Кореллона Ларетиана. Темная богиня поклялась, что со временем она найдет способ уничтожить Эвермит. Эта цель стала сосредоточием, вместилищем всей ее древней вражды к эльфийскому богу.

Однако были и другие дела, поглотившие непосредственное внимание Ллос. Темные эльфы были загнаны под землю. Нужно было завоевывать новые территории, изучать новую магию. Потомки Ка'Нарлиста и Ллос теперь назывались дроу, и это был такой злой и страшный народ, какого только желала Ллос. Со временем они стали достаточно могущественными, чтобы выйти из своего темного мира и вернуть себе весь Абейр-Торил. Со временем дроу приведут к полному уничтожению детей Кореллона на материке. А когда это будет сделано, когда эльфы Эвермита останутся в полном одиночестве, ее последователям не составит труда вторгнуться на остров и захватить его, каким бы заколдованным он ни был. Да, Ллос еще многое предстояло совершить в ущельях и пещерах великого Подземья.

Тем временем Ллос нуждалась в агенте, который работал бы от ее имени на поверхности земли. Налетчики Илитиири, проникавшие на крайний север, часто приносили с собой рассказы о варварских племенах людей - пугливых воинах, поклоняющихся тотемным зверям, и часто о Повелителе зверей, который ими командовал. Казалось, что Малар, ее старый знакомый, начал радоваться удачному повороту судьбы.

Возможно, размышляла Ллос, настало время навестить Великого Охотника и вновь зажечь в его сердце огонь мести. Пусть он тратит силы и старания на то, чтобы досаждать "эльфийской родине", пока она занята чем-то другим.

А почему бы и нет? При условии, что она направит его в нужное русло, Малар был достаточно изобретателен, чтобы справиться с поставленной задачей. Ллос почти не опасалась, что Повелитель зверей выполнит задание и украдет у нее момент мести, ведь хотя он и вырос в хитрости и силе с момента нападения на Кореллона, Малару определенно не хватало мощи, чтобы в одиночку противостоять силам Селдарина.

Но даже в этом случае несколько веков мучений от рук Повелителя зверей облегчили бы завоевание Эвермита.

3-й день Чеса, 1368 ЛД

Данило Танну, любимому племяннику моего возлюбленного Хелбена, Лаэраль Серебрянная Рука Арунсун шлет пламенный привет.

Дан, любовь моя! Благодарю тебя за письмо и за чудесную глупую балладу, которую ты сочинил для меня. Ты никогда не узнаешь, с какой радостью я приветствовала каждую глупую строчку, ибо мой визит в Эвермит не был наполнен весельем.

Не поймите меня неправильно - я считаю, что мне повезло, что я оказалась в числе тех немногих людей, которым разрешено находиться на Эвермите. Ты, конечно, знаешь о моей давней дружбе с королевой Эвермита. Я не единственная из Семи Сестер, кто имел дело с Королевой Амларуил. Сын моей сестры Дав был воспитан здесь, в безопасности от тех, кто хотел навредить ему, чтобы покуситься на Дав. Его воспитали в духе эльфийского народа, и теперь он живет в мире и чести как рейнджер в диких землях близ Долины Теней. Ты не знаешь, что мой собственный ребенок тоже нашел пристанище на эльфийском острове.

Хотела бы я видеть твое лицо, когда ты читаешь эту последнюю строчку. Ты не знал, что у меня есть ребенок, я полагаю. Мало кто знает. Я думала, так будет лучше. Чего я не ожидала - и не должна была ожидать - так это того, что моя дикая и прекрасная Мора найдет способ вбросить себя во всеобщее признание. То, что она сделала это неосознанно, делает ситуацию еще более сложной.

Но я поджимаю хвост перед зубами. Я начну снова, на этот раз с самого начала.

Корона Рогов, и я в своей гордыне решила, что моей силы воли и магии достаточно, чтобы противостоять злу, которое я почувствовала в ней. Я надела Корону, и она приняла меня как свою собственную. Прошли годы, страшные годы, в течение которых я потеряла Лаэраль и стала Дикой Женщиной, Ведьмой Севера. Я мало что помню о тех годах, что во многом является благословением. Но есть вещи, потерянные для меня, за воспоминания о которых я отдала бы века своей жизни. Одна из них - Мора.

Я не помню, как она появилась на свет. Я не могу сказать, кто был ее отцом, и не помню месяцев, когда я вынашивала ее. О ее рождении я могу рассказать немного больше. Все, что я помню, - это страшная буря за пределами моей пещеры, успокаивающий голос рядом и яростные крики младенца, лица которого я не могу вспомнить. Моя сестра Дав нашла меня во время родов и помогла мне, а затем отнесла младенца в Эвермит для защиты и воспитания. В своем ужасном безумии я не могла заботиться о ней, и никто на Фаэруне не осмелился сделать это. Никто не знал, какое влияние могла оказать Корона Рогов на эту бедную малышку. Таково было наследство, которое я передала своему ребенку.

Но Мора процветала в Эвермите. Любое пятно, которое она могла получить от злого артефакта, было очищено целительной магией этой прекрасной земли. Она выросла свирепой и дикой, как любой лесной эльф, но при этом всегда и во всем была сама собой. Среди эльфов она выделяется, как алая роза среди подснежников - яркая и поразительная в своей красоте. Она не унаследовала серебристые волосы, свойственные мне и моим сестрам; она такая же смуглая, как и я, и даже более экзотична на вид. Неизвестно, кем мог быть отец Моры. Ее бледно-бронзовая кожа и пышные изгибы говорят о южной крови, острые скулы и миндалевидные глаза намекают на эльфийское происхождение - хотя это она могла получить и от меня. В ней, признаюсь, есть немного моего тщеславия и любви к драматизму. Мора часто бывает вычурной в своих поступках и одежде. Если не считать ее любви к фехтованию - она знатный боец, - у нее мало общего с эльфами. На самом деле, в этот раз я отправилась в Эвермит с мыслью вернуть ее домой, когда она наконец-то станет взрослой женщиной.

К своему ужасу, я обнаружила, что моя неугомонная и нетерпеливая Мора больше не желает уезжать. Она полюбила эльфа - эльфа, чье имя и звание предписывают, что ничего, кроме горя, их союз принести не может. Ты знаешь этого эльфа с недавних пор по твоим письмам: Ламруил, Принц Эвермита.

Мне не нужно говорить тебе, как недовольна королева Амларуил этими новостями. Ты прекрасно знаешь, что она потеряла свою самую любимую дочь, Амнестрию, из-за любви человека. Долгие годы королева отказывалась признать существование полу-эльфийской дочери Амнестрии. Даже сейчас, хотя в частном порядке она хорошо отзывается об Эрилин, она не признает и не может признать вашу жену своей родственницей и не может допустить ее на эльфийский остров. Эльфы Эвермита, особенно золотые эльфы, воспримут присутствие Эрилин как страшную угрозу всему, что им дорого - тем более, что она королевской крови. Ни на секунду не думайте, что моя личная дружба с королевой, или мой статус эльфа-друга, или даже тот факт, что я принадлежу к Избранным Мистры, делает мою дочь приемлемой парой для принца Эвермита. Мора родит ему полу-эльфийских детей, и это будет считаться трагедией.

В своем письме ты просил меня дать тебе некоторое представление о том, почему эльфы сторонятся людей смешанной крови. Это сложный вопрос, но ответ на него многое говорит о характере и умах эльфов Эвермита.

Ты любишь полу-эльфийку, а значит, тебе знакомо горе, свойственное этим существам, живущим между двумя мирами. Я тоже, ибо моя мать была полу-эльфийкой. Она так отчаянно нуждалась в собственном месте, что с радостью отдала себя в качестве аватара Мистре, чтобы ее дети могли стать, как и она сама, чем-то одновременно большим и меньшим, чем человек.

Меня принимают на Эвермите, но лишь потому, что мое эльфийское наследие не очевидно - возможно, оно затерялось под мантией Избранника Мистры. Из любви ко мне Амларуил приняла на воспитание ребенка Дав и меня, но только с пониманием того, что их эльфийская кровь будет предметом глубочайшей тайны.

Позвольте мне рассказать тебе историю о том, как мы с Амларуил впервые встретились. Это было во сне - эльфийском состоянии бодрствования, более спокойном, чем сон. В детстве я часто впадала в дремление. Для меня это был не столько сон, сколько приключение. Даже тогда серебряный огонь Мистры ярко горел во мне, и я могла делать то, что не под силу ни одному магу-человеку. В покое я часто погружалась в само Плетение и чувствовала существ, составляющих его основу и узор. Большинство из них, конечно, были эльфами - человеческие маги используют Плетение, но эльфы являются его частью, которую ни один человек не может полностью понять.

В одном из таких путешествий я встретила Амларуил. Теперь понимаю, что связь Амларуил с Селдарином так же крепка, как моя с Мистрой. Она была удивлена, встретив ребенка в покое, поражена тем, что столь юная особа обладает такой силой. Мы часто встречались после того первого раза и стали ближе, чем сестры, еще до того, как взглянули друг на друга.

Я помню свою первую поездку в Эвермит. Амларуил прислала мне эльфрун - кольцо, с помощью которого я могла путешествовать в Эвермит одной лишь силой мысли. Я никогда не забуду выражение полного недоумения на ее лице, когда она впервые увидела меня.

Ты знаешь, что она увидела - девушку ростом выше большинства мужчин, но небольшого телосложения, с серебристо-зелеными глазами и обилием серебристых волос. Возможно, я отличаюсь от большинства женщин, но я вполне узнаваема как человеческая женщина. В первый и последний раз я видела, как будущая королева всех эльфов полностью потеряла самообладание.

"Ты - Н'Тель-Квесс!" - промурлыкала она, очаровательно называя меня "Не эльфом".

"Я - Лаэраль", - ответила я. В моем сознании это было всем и вполне достаточно. Я такая, какая есть, и не могу быть другой".

Она кивнула, словно слышала и смутно понимала мои невысказанные рассуждения. "Но ты путешествуешь по Плетению. Ты говоришь по-эльфийски!"

"Моя мать была полу-эльфийкой", - сказала я ей в качестве объяснения последнего поступка.

Ее лицо тут же превратилось в вежливую маску. "О, мне так жаль", - сказала она с большим чувством.

Я разразилась смехом, не в силах сдержаться. Ее тон был именно таким, какой использует любой воспитанный человек, когда рассказывает о какой-нибудь личной трагедии или семейном позоре. Так Амларуил относилась к полу-эльфам. Полагаю, она и сейчас так относится, и в этом она типична для эльфов Эвермита.

Что же мне делать с моей Морой? Она такая же упрямая и своенравная, как и я, а это не сулит ничего хорошего ни ей, ни, тем более, Эвермиту. Что произойдет, если Ламруил будет призван занять трон? Никто из эльфов, особенно из клана Золотых эльфов, не примет Мору в качестве королевы. По правде говоря, они вряд ли приняли бы Ламруила с Морой или без нее. Как и его любовь, он "слишком человечен".

Дан, друг мой, я очень боюсь за народ Эвермита. Их великолепная изоляция - вещь тонкая и хрупкая. Как и ты, я боюсь, что она не сможет долго просуществовать. Перемены неумолимы, неизбежны. Со временем волны разрушат самую прочную скалу. Эльфы, несмотря на всю свою мудрость и долгую историю, не до конца понимают это. Возможно, союз между Ламруилом и Морой заставит их увидеть то, что находится вокруг них.

А возможно, он лишь ускорит то, чего многие эльфы боятся больше всего - конец Эвермита, сумерки эльфов.

О, Дан, хотела бы я знать. И раз уж я загадываю желания, я хотела бы сохранить мою малышку Мору, хотела бы вырастить ее сама вдали от этого, казалось бы, неприкосновенного, но хрупкого острова. Я хотела бы увезти ее раньше, до того, как ее дикая красота привлекла внимание Ламруила. И я хотела бы, чтобы ты был здесь, рассказывал мне истории, пел глупые песни и смешил меня, как ты всегда делаешь.

Боюсь, что мое письмо мало что дало для ответа на твои вопросы. Но, возможно, мой рассказ пролил свет на характер Эвермита. Эльфы создали Эвермит, потому что хотели остаться теми, кто они есть. Но их история - это постоянная борьба между теми, кто цепляется за древние традиции, и теми, чьи смелые инновации сформировали Эвермит. Даже монархия когда-то была радикальной идеей. До сих пор есть те, кто считает ее таковой, и кто втайне жаждет возвращения древнего совета. Так продолжается борьба между постоянством и переменами.

Ты увидишь эту нить, проходящую через всю эльфийскую историю. Нигде она не проявляется так явно, как на Эвермите. И нигде она не проявляется так вопиюще, как в лице полу-эльфа. Начинай с этого, чтобы понять природу этой земли.

Я скоро вернусь в Глубоководье - боюсь, без Моры. А пока поцелуй за меня своего дядю Хелбена. Это будет раздражать его, а значит, и забавлять тебя. Это, я надеюсь, поможет привести тебя в надлежащее состояние духа, чтобы я была в лучшем расположении духа. Кстати говоря, будь готов сделать все возможное и невозможное. После моего пребывания здесь я чувствую острую потребность в зажигательном исполнении "Сьюн и Сатира". В самом деле, я могла бы подражать описанным в ней пирушкам, и не до конца притупить остроту моего нынешнего отчаяния. Скажи, как ты думаешь, можно ли уговорить Хелбена принять участие? Нет, я тоже так не думаю.

С наилучшими пожеланиями, Лаэраль