Ex deo natus est. Рожденный богом

Оррик молчал.

Больше всего в жизни он боялся того проклятия, о котором вспомнила женщина. В их роду это называли Присутствием – даром, который передала Одноухая своим прямым потомкам. Дар передавался только одному в поколении – старшему ребенку. И становился его проклятием. Оррик чувствовал не только Валерия, видел его глазами, слышал его мысли. Он чувствовал и Ольгу. Будучи ребенком, эту связь с женщиной он воспринимал естественно, почти не замечал. А яркие сны о заснеженных краях понимал как сны и фантазии.

Но когда вернулся к родентам, был напуган Присутствием. Оррик по-прежнему ощущал мысли и чувства Ольги, словно жил рядом с ней, в ее голове. Он мог видеть ее глазами, мог переживать то, что чувствовала она, мог вспомнить то, что помнила она. Джиррар тогда объяснил ему, что происходит, и рассказал правила.

Отец считал, что роденты обрели свой разум благодаря дару Присутствия. Одноухая была первой, кто сумел войти в разум Ольги, а затем и ее сына. Но ни Ольга, ни Валерий не чувствовали постороннего присутствия в своей голове, и даже не подозревали о нем. Так и должно было остаться. Этим даром стоило пользоваться осторожно и умело, держать под контролем. Тогда он может стать источником бесконечной мудрости и знаний. Но злоупотреблять им было опасно.

Дед Оррика очень увлекся Присутствием. Он почти растворился в разуме Ольги и жил только ее жизнью. Готов был жертвовать всем ради нее. Отец сказал, что дед перестал быть собой и стал частью Ольги. И едва не погубил все племя. Джиррар считал, что большей опасностью Присутствия является не безумие увлеченного. А то, что тайна Присутствия будет раскрыта.

Могучая ведьма и ее сын жестоко стирали с лица земли тварей, которые представляли для них намного меньшую опасность. Не остановились бы они и перед родентами. Оррик научился управлять своим даром, удерживая непрерывную связь размытой тенью на краю сознания. Но сторониться Присутствия было нельзя – накапливалось возбуждение, способное взорваться неконтролируемым и глубоким контактом. Однажды это произошло, и Оррик целиком переместился в разум Ольги. Он прожил в ее теле день – охотился, ел жареную пищу, читал лиричный роман, видел ее сны. Все это время его тело, лишенное сознания, бредило под присмотром отца и мамок.

Теперь Оррик посещал сознание Ольги и ее сына регулярно. Всякий раз, чувствуя себя воришкой, он осторожно подглядывал их мысли и переживания. Родент предпочитал читать память женщины о древних временах, когда разрушенный город жил и был величественным. Это были обжигающие воспоминания. Мир прежних людей был сказочно красивым и страшным, переполненным могуществом и их нераздельной властью над миром.

– Это были сны,– возразил он.– Просто мои снежные сны.

– Ты видел в этих снах оборотня, девушку,– прищурилась Ольга.– Ее зовут Альфа. Валера звал ее Алей. Они тогда ушли вместе. Необычная девочка. Ее мать не была человеком. Она родилась от самки колли. Не все ведьмы были людьми… Я говорила, отношения в большой семье складывались сложно… Ты помнишь эти сны? Видел их потом?

Женщина говорила медленно, рубленными фразами. Она непроизвольно сжимала пальцы на руках, выдавая волнение.

– Да. Эти сны и сейчас бывают со мной. Не такие яркие…

– Что ты видел?– глаза женщины загорелись.

– Море. Ледяная пустыня. Девушка. Деревянный дом… Это сны об одном месте.

Ольга резко встала и сделала несколько быстрых шагов по комнате:

– Я думаю, у тебя есть с ним связь. И мне нужна твоя помощь. Я хочу, чтобы ты разыскал его.

Она остановилась и заглянула в глаза Оррику:

– Сегодня же я уйду на восток. А ты с моим другом отправишься дальше на север и поможешь найти Валеру. Важно, чтобы его предупредили. Важно, чтобы рядом с ним был тот, кто его защитит, приведет ко мне.

Охотник старался сдерживать желания, но слова женщины подняли в нем волну гнева и протеста. Она, как и Джиррар, решила его судьбу. Было бесполезно спорить и говорить о том, что он не знает, как искать ее сына. Оррик не просто видел решительность женщины, он ощущал ее.

– Кто твой друг, если он способен защищать ангела?– с недоверием спросил охотник.

Ольга широко улыбнулась в ответ, и теплые ощущения хлынули потоком в ее сознание.

– Ты даже не представляешь, насколько он особенный... Скоро придет человек, чтобы отвести тебя к нему. Давай я помогу собраться в дорогу. Она будет долгой. Сама я уже собрана.

Оррик сторонился Присутствия, но мысли женщины врывались в его голову. Перед ним стоял образ могучего человеческого воина, носившего имя Мазур. Охотник брезгливо поморщился, потому что образ этот раскрывался женским взглядом.

*****

Внедорожник уверенно топтал колесами грунтовое покрытие окольных дорог. Небо сутра затянуло серыми облаками, и мелкий дождь временами связывал дорожную пыль в тонкий слой грязи. Пыль не вставала столбом позади, и это позволяло двигаться быстро и без опаски.

Громила вел машину профессионально, умудряясь в поворотах даже сбрасывать ее в управляемый занос. Он хорошо держал скорость, набирая и сбавляя ее в нужных местах так, что подвеска отрабатывала ухабы без лишних ударов.

Дорога становилась скучной. Маршрут покрывался легко, и это беспокоило Майю. Слишком много свободного времени для раздумий, слишком комфортная поездка. Поэтому она не удивилась, когда бойцы начали собачиться друг с другом.

Снайпер и инженер, сидевшие на заднем сидении, сперва перебрасывались ничего не значащими фразами, но постепенно их диалог становился напряженным. Девушка не вмешивалась, но незаметно для себя отвлеклась от дороги и стала прислушиваться к разговору.

– Пойми, Марек, ты все равно не жилец,– перебил Снайпер длинную речь инженера.– Ты же умный человек, считать умеешь. По статистике, из заходов в зону живыми возвращаются 80%. При этом семь из десяти новобранцев погибают в первых трех ходках. Эта миссия первая для тебя… и последняя. А ты даже не новобранец! У тебя вообще подготовки нет.

– Подготовка не очень помогла Блондину,– огрызнулся инженер.– Все дело в…

– Молодец, что вспомнил!– снайпер даже не попытался его дослушать.– У парня за спиной было двадцать или тридцать ходок. У него уже все было на рефлексах. И даже его Судьба достала. Из нашей миссии или не вернется никто, или выживет кто-то один. Такой расклад.

– У тебя грязный рот,– буркнул из-за руля Громила.– Лучше держи его закрытым.

– Конечно!– вызывающе отреагировал тот.– Рот закрытым, глаза в пол, руки за спиной. Мы так всю жизнь в загоне как скот стоим. Кривим рожу, когда правду слышим. Идем покорно на бойню, так еще и песни бравые надо петь.

Задевало то, что говорил снайпер спокойно и уверенно, не проявляя эмоций. И от того слова его звучали жестко и убедительно:

– Вот пошел ты, Марек, с нами за смертью. Так признай это. Прими ее достойно. Может даже, и выбери. Зачем опошлять все лозунгами? Мы же все в одном дерьме копошимся.

– Я пришел сюда не за смертью,– процедил сквозь зубы инженер.– Я пришел добровольцем, без страха смерти.

– Вот те раз! Видали такого бесстрашного? Чтоб ты знал, твой страх живет без твоего желания. Он не тебе принадлежит. Это твое тело, инстинкты дают тебе страх. Это их защитная реакция, не твоя. Ты можешь цепенеть от него или пытаться давить своей волей. Есть чем давить то?

Майя вспоминала досье снайпера, которое пролистала без особого внимания. По записям, он был замкнутым и молчаливым. Первое время, он даже нравился ей на фоне остальных. Но теперь создавал неудобную ситуацию. С одной стороны своими разговорами он расшатывал и без того хрупкое равновесие в команде. Как лидер, она должна была поставить его на место. Но личный опыт подсказывал, что вмешиваться в разборки солдат – дело неблагодарное. Если кто-то хочет высказаться, ему надо дать такую возможность, а не обращать на себя скопившийся гнев. К тому же инженер Марек был ей неприятен и внешне, и своими показательными убеждениями.

– Ты чего добиваешься?– спросила Майя, не оборачиваясь.– Хочешь, чтобы он покончил с собой или удовлетворишься его истерикой?

Пауза была недолгой. Снайпер явно выжидал ее реакцию.

– Я хочу правды. Если он прикрывает мою спину, я должен ему доверять. А как я могу верить хорошему парню, который говорит со мной как диктор из новостей? Меня уже достало вранье. Доброволец вонючий, жертва… Ты не рассказывал им про своих жену и детей? Давай, расскажи!

– Отцепись от него,– в голосе Громилы звучала угроза.

– Так я сам расскажу. Вчера он мне ныл про несправедливость и про судьбу. Его семья заживо сгорела в Шеффилдской резервации. Или Вы тоже не знаете, что там произошло? За одну ночь выжгли напалмом больше ста тысяч эмигрантов. Нам рассказывают о карантине, заражении. Но все знают, что произошло! Никого не парит заражение в резервациях. Там люди с голода на колючую проволоку кидались. Ни у всех же родственники служат на рубеже, не всем такие как мы отсылают свои продуктовые талоны.

Майя знала, о чем он говорил. Больше половины территории Старой Англии была отведена под резервации для эмигрантов. Десятки миллионов людей не просто жили и умирали в нищете, они были изолированы и лишены надежды. Жизнь там была адом и во времена ее детства. Но, рассказывали, что с каждым годом ситуация ухудшалась. Единственным шансом получить гражданство и вырваться из трущоб была служба. Но не всякому вербовщики давали такой шанс, хотя новобранцы прибывали на рубеж нескончаемым потоком, принося из дома мрачные байки.

– А ты, Громила, тоже живешь по официальным сводкам?– не унимался Снайпер.– Говоришь, с братом три месяца связаться не можешь? Карантин, говоришь, в твоей резервации? Вот так всех в госпитали перевели, лекарства дают, врачи за их жизни борются, сиделки рядом... А связи лишили, чтобы пациенты не волновались, поправлялись чтобы скорее…

– Уймись, урод,– ответил здоровяк, заметно нервничая.

– Ты что так раздухарился?– вмешалась Майя, понимая, что разговор скатывается к большим неприятностям.– Электронику сняли, прослушки нет. Тебя и понесло?

Назревающий конфликт можно было погасить единственным способом – обратить ярость солдат на общего врага, и девушка сделала это, как поступала и раньше:

– Если устал жить, пусти себе пулю в лоб. А к парням не лезь. Мы все дети резерваций, из одного дерьма слеплены. Каждый сам выбирает, как это принимать. Мы выбрали службу, чтобы выжить. На рубеже только наш брат и служат. Настоящие граждане живут в тепле и уюте и ноют о том, какая мы для них обуза. Их детки, если и служат, то в военной полиции и внутренних войсках. Хочешь за справедливость побороться – иди им расскажи свою правду. Или подайся к террористам, если духу хватит. А на своих вызверяться не стоит, если хочешь, чтобы твою спину и дальше прикрывали.

Слова Майи подействовали так, как она и хотела.

– Не пойму этих уродов,– подхватил Громила.– Столько людей в резервациях ни за что пропадает. А на рубежах нашествию противостоять уже некому. Почему не отпустить их на рубеж? Мой брат семь лет этого добивается… дать им оружие, дать шанс побороться за жизнь! И в резервациях спокойнее было бы и нашествие давно бы остановили. А так сами этот пожар раздувают.

– А я знаю почему,– сменил тему и Снайпер.– Боятся оружие в руки давать. Военной полиции с вооруженной толпой не справиться. Я семь лет назад служил в Норвегии. Там нас как раз тысяч за пятьдесят таких собрали. Так из этого бунт вышел. Все командование вырезали, стали свои правила устанавливать. А эти уроды всю базу корабельной артиллерией и бомбардировщиками укатали. Там горы из трупов сложили. А ты говоришь, всех под ружье. Надсмотрщиков не хватает.

– А сам как уцелел?– напомнил о себе инженер.– Военной полиции помогал?

– Мы тогда в ходке были,– пропустил провокацию Снайпер.– Из зоны группа половиной состава вернулась. А наша база в руинах, и горы тел догорают. Военная полиция как раз остатки оборудования эвакуировала. Нас и перебросили на юг, во Францию, в карантин. Если бы на день с возвращением задержались, никого бы уже не застали.

– Повезло. Во Францию перебросили,– заметила, Майя.– Обычно они так не миндальничают.

– Знаю. У нас на руках были образцы, которые два года не могли заполучить. Миссия была удачная. Нам потом два месяца мозги полоскали…

– Внимание, завал!– рявкнул Громила, и машина клюнула носом, резко снижая скорость.

Майя тоже заметила поваленные деревья, преграждавшие дорогу. Они были вывернуты из земли с корнями и уже успели подсохнуть, пожелтеть листвой. Упавшие деревья были значительно меньше тех, которые росли по обочинам. Густой лес подступал прямо к дороге, надежно защищая ее от ветра.

– Это не ветер,– высказал общую мысль Снайпер.

Машина застыла неподвижно в нескольких сотнях футов от завала. Майя развернула на коленях карту, быстро переводя взгляд с нее на препятствие впереди. Громила терпеливо ждал, искоса поглядывая на девушку.

– Сдавай назад,– наконец, решилась она,– Мили три назад мы проехали съезд, который шел на юг. Сворачиваем туда.

Громила ловко развернул машину, веером разбросав колесами гравий, и направил ее в обратную сторону.

– Там совсем узко,– тихо произнес он так, чтобы слышала только Майя.– Опасно ехать. Это не лучший вариант объезда. Время есть, можно поискать другую дорогу.

– Это не объезд,– призналась Майя.– На карте того съезда вообще нет. Зато на юге есть речушка без названия. Если повезет, доберемся до нее. А если повезет еще раз, пройдем ее берегом до вырубки. Там есть несколько дорог.

Громила с удивлением посмотрел на девушку.

– Ничего страшного. Если придется, бросим машину,– ответила она на его взгляд.– Главное обойтись без приключений.

Напряженная поездка по узкой тропе, которую нельзя было назвать дорогой, не принесла никаких неприятностей. Внедорожник уверенно преодолевал ямы и валил кустарник на своем пути. Редкие тени, изредка мелькавшие в чаще, так и оставшись тенями, не показавшись на глаза.

Берег усохшей речушки оказался заболоченным, но открытым и уступчивым для колес внедорожника. Час бездорожья прошел в полной тишине. Солдаты не отводили глаз от окон, удерживая оружие со снятыми предохранителями. Майя наслаждалась паузой в разговорах, которые никогда на ее памяти не приводили ни к чему хорошему. Выбравшись на широкую дорогу, машина пошла легче, и Громила значительно прибавил скорость. Вечер едва заявил о себе, а до цели поездки оставались считаные мили.

– Я слышал, что Америка вдвое снизила квоты на поставку продовольствия,– сказал снайпер, подавая вперед консервы для здоровяка и девушки.– Скоро голод станет достоянием не только резерваций, но и наших старших братьев.

– Ерунда,– поморщилась Майя, раскладывая консервные банки на специальной полке между сиденьями.– Америка будет кормить нас до последнего. Им выгодно, чтобы мы умирали здесь, сдерживая нашествие у берегов Ламанша. Когда эта живность войдет в океан, им придется самим разгребаться на своем материке. А они не любят подпускать проблемы к своему дому. Никогда не любили…

Закончив трапезу, девушка прочитала остальным карту предстоящей стоянки. Место было удобным для лагеря. Небольшая группа строений располагалась на возвышении в центре широкой площадки, которая хорошо просматривалась во все стороны. Лес обступал хутор с трех сторон, а на востоке, как раз в сторону их цели, открывалась перспектива на десятки миль. Идеальные условия для пункта наблюдения. Дороги подходили с юга и запада, а лесной ручей лежал прямо за хозяйственными постройками.

Этой стоянки не было в описании маршрута – Майя выбрала ее сама. Поэтому стоило быть готовыми к любой ситуации.

– Остановишься здесь, в ста футах от постройки,– указала она здоровяку место на карте.– Двигатель не глуши. Из машины без команды никто не выходит. Никаких действий без моей команды. Если придется с чем-то столкнуться, корпус машины будет первичной защитой. Поехали.