Ей снилась смерть

ГЛАВА 15

Воодушевленная возможностью допуска к финан­совым бумагам Руди, Ева шла по коридору к кабинету доктора Миры. Ей необходим был ее опыт в создании психологического портрета Руди, чтобы как следует подготовиться к очередному допросу. Время шло. С под­сказкой или без, но она надеялась этой ночью вычис­лить пятую возможную жертву.

– Она знает, что я здесь? – спросила Ева ассис­тентку Миры.

Давно привыкшая к нетерпению полицейских, ас­систентка даже не подняла головы от своих бумаг.

– Она на совещании и выйдет к вам, как только ос­вободится.

Ева встала и прошлась к противоположной стене, на которой висела романтическая акварель, изображав­шая какой-то приморский городок. Потом она верну­лась назад и подошла к автомату, чтобы налить кофе, зная, что Мира предпочитает, чтобы ее коллеги и паци­енты пили соки или чай.

В этот момент дверь кабинета открылась.

– Доктор Мира…

Слова застряли у нее в горле, когда она увидела вы­ходящую из кабинета Надин Ферст. Репортерша вспых­нула, затем расправила плечи и невозмутимо встретила кинжальный взгляд Евы.

– Если вы специально ищете встреч со мной, чтобы выудить какую-либо информацию, вы можете вообще лишиться аккредитации в управлении полиции и даже попасть в кутузку!

– Я здесь по личному вопросу, – высокомерно от­ветила Надин.

– Оставьте ваши штучки для своих репортажей.

– Повторяю: я здесь по личному делу. Доктор Мира консультирует меня после… инцидента прошлой вес­ной. Вы спасли мне жизнь, Даллас, а она восстанавли­вает мое здоровье. С тех пор я нуждаюсь в некоторой помощи. А теперь не могли бы вы, черт подери, пропус­тить меня?

– Извини, Надин. – Ева не могла понять, что в ней сильнее: стыд или удивление. Но ни одно из этих чувств не доставляло ей удовольствия. – Сама не понимаю, что на меня нашло. Я знаю, что такое носить в себе ужасные воспоминания. Я очень сожалею…

– Ладно, проехали.

Надин дернула плечиком и поспешила пройти. Лишь стук ее удаляющихся каблучков звучал стихаю­щим эхом в коридоре.

– Пожалуйста, проходите, Ева.

Мира, с абсолютно бесстрастным лицом пропусти­ла ее и вошла вслед за ней.

Ева сжала кулаки в карманах, стараясь сохранить достоинство, – ей показалось, что в глазах Миры мельк­нуло осуждение.

– Согласна, я зря на нее набросилась. Но она про­сто преследует меня в связи с этим делом! Через пару часов у нас пресс-конференция, и я подумала, что она хочет всех обскакать.

– У вас проблемы с доверием к людям, даже когда для недоверия нет видимых причин. Зато своему чутью вы иногда слишком легко доверяете. Вы вся сотканы из противоречий, Ева.

– Я здесь не по личному делу. – Голос Евы звучал твердо и безапелляционно, но она неожиданно для себя самой оглянулась на дверь. В глазах у нее было искрен­нее беспокойство. – Скажите, с ней все в порядке?

– Надин сильная и решительная женщина – вы ведь знаете ее характер. Остальное я не могу с вами об­суждать. Это частное дело.

Ева тяжело вздохнула.

– Ладно. Я встречусь с ней один на один и постара­юсь все загладить.

– Поверьте мне, Надин ценит дружеские отношения с вами, а не только получаемую от вас информа­цию. Вы сядете, наконец? Я не собираюсь вас ругать.

Ева поморщилась, затем откашлялась и достала свои бумаги.

– Я провела анализ возможной причастности Руди к преступлению. Согласно результатам, он подходит на 86, 6 процента. Это достаточно много, но я не могу крепче привязать его к этому делу без вашего тестиро­вания. Роллинс пообещала, что попросит адвоката Руди уговорить его.

– Да, он у меня запланирован на сегодняшний ве­чер.

– Мне необходимо знать, что у него в голове, по­тенциал его агрессивности. Тогда я смогу раскрутить его. Это значительно сократит время расследования. Я не уверена, что он на следующем допросе подтвердит свое признание и пойдет на сотрудничество. Если его сестра знает что-нибудь, я могу поработать с ней. Но не ис­ключено, что она ничего не знает.

– Я сделаю для вас все, что смогу, и так скоро, как смогу. Я понимаю, под каким давлением вы и ваши люди работаете. Однако, – Мира наклонила голову, – вы хорошо выглядите. Отдохнувший вид. В последний раз, когда я вас видела, вы вызвали у меня некоторое беспокойство. Я все еще считаю, что вы приступили к работе раньше, чем следовало.

– Так считаете не только вы. Но я в самом деле чув­ствую себя хорошо. Вчера я прошла полный курс релак­сации высшего класса. И проспала около десяти часов.

– Неужели? Как же Рорку это удалось?

– Он подсунул мне снотворное! – Мира расхохота­лась, и Ева обиженно добавила: – Вижу, что вы на его стороне.

– Полностью. Как вы хорошо подходите друг другу, Ева! Сплошное удовольствие наблюдать, как растет ваше взаимное чувство. Я с удовольствием предвкушаю встречу с вами обоими сегодня вечером.

– Ах да, вечеринка… – поморщилась Ева и тут же смутилась, когда Мира вновь рассмеялась, взглянув да нее. – Дайте мне психологический портрет Руди, и, может быть, я смогу настроиться на эту гулянку.

Ева помрачнела еще больше, когда она вошла в свой кабинет и увидела, как Макнаб роется в ее столе.

– Я больше не храню здесь конфеты, жулик!

От неожиданности он резко задвинул ящик стола, не успев вытащить пальцы. Его опухающая рука значи­тельно подняла Еве настроение.

– Боже мой, Даллас. – Морщась от боли, он дул на ушибленные пальцы. – Вы когда-нибудь убьете меня или напугаете до смерти!

– Я должна предупредить тебя. Кража конфет у вышестоящего офицера не является мелким преступле­нием. Я хочу, чтобы мои конфеты оставались на месте.

– Хорошо, хорошо, – стараясь загладить неловкое положение, он подхалимски пододвинул Еве стул. – Прекрасно выглядите, Даллас.

– Не подлизывайся, Макнаб. Это бессмысленно. – Она села на стул, скрестив ноги. – Я вижу, ты занимал­ся делом. Ну и как? Есть новости?

– Я проверил финансовые бумаги и нашел восемь жалоб на Голловея в папке НИФ.

– НИФ?

– «Ну их на фиг». Жалобы касались его неспрово­цированных домогательств и разного другого дерьма, с которым наши близнецы не хотели иметь дело. Но, что интересно, все восемь женщин получили отступные, как Пибоди. Бесплатное обслуживание в салоне, кре­дит в бутике или бесплатное внесение в списки для зна­комств.

– Кто подписывал?

– Оба. В зависимости от обстоятельств. Сестра бы­ла полностью в курсе дела. Я принес три жалобы с ее резолюциями.

– Ладно, мы теперь знаем, что Пайпер тоже заме­шана, но это не дает ответа на главный вопрос. Правда, я могу это использовать, чтобы ее слегка разговорить.

– Есть еще кое-что любопытное.

Сказав это, Макнаб сел на угол ее стола, и Ева на­хмурилась.

– Мне, например, сейчас любопытно, стоит ли вре­зать по твоей заднице, чтобы она убралась с моего стола.

– Ладно, ладно! Я нашел записи, касающиеся Донни Рэя. Шестимесячной давности, датируемые первым декабря.

Ева почувствовала, как у нее ёкнуло сердце.

– Что за записи?

– Указания Руди сотрудникам. Он не хотел, чтобы Пайпер занималась делами Донни Рэя. Он всегда зани­мался ими сам. Судя по всему, какие-то изменения пришлось сделать неожиданно, и они попали в руки одному бездельнику, который просто не заметил указа­ний Руди. Таким образом они оказались на столе у Пай­пер, и Руди устроил своему сотруднику настоящий раз­нос.

– Это действительно весьма интересно. Он не хо­тел, чтобы Донни Рэй крутился около Пайпер? Это можно использовать. Есть что-нибудь по другим жер­твам?

– Пока ничего, что могло бы нам помочь.

Ева забарабанила пальцами по столу.

– А как насчет хозяев? Может быть, им оказыва­лась какая-нибудь медицинская или психологическая помощь?

– Руди и Пайпер были стерилизованы. – Макнаб уставился на свой пупок, и ему показалось, будто хо­лодный нож лазера отрезает его член. – Им была сдела­на операция пять лет назад.

– Что еще?

– Пайпер регулярно отвлекалась от работы, как ми­нимум раз в неделю она куда-то уезжала отдыхать. Это можно легко проследить: они вели регулярные записи в компьютере. В прошлом году, например, она провела целый месяц в одном из санаториев, принадлежащих фирме. Я слышал, там занимаются кишечником, регу­лировкой сна и психологической адаптацией, а кормят только пророщенными зернами пшеницы.

– А что известно об ее партнере? Что есть на него?

– Все сведения засекречены.

– Ну что ж, сегодня после обеда ему придется предо­ставить мне некоторые сведения. Неплохая работа, Макнаб. – Ева посмотрела на вошедшую Пибоди. – Вовремя вы пришли. Вы оба забили последние гвозди в гроб этого типа. Я хочу знать, где он приобрел это оже­релье из четырех певчих птичек, которое обнаружили на шее Голловея. Ладно. Руди выглядит несколько за­мазанным в этом деле, и до него очередь дойдет. А пока я собираюсь задать несколько вопросов Пайпер. Могу взять вас с собой. Кстати, если вы будете покидать зда­ние, делайте это обязательно вместе. – Она поднялась. – Если он еще не нашел жертву номер пять, то сейчас ищет ее. Не забывайте, что вы теперь тоже среди клиентов фир­мы. Я должна все время знать, где вас найти.

Макнаб посмотрел на опущенную голову Пибоди.

– Расслабься, женщина. Я профессионал.

– Укуси меня!

Ева знала, что у Пибоди это один из стандартных ответов на приставания, но она не стала говорить об этом Макнабу. Зачем лишать человека иллюзий?

Весь распорядок дня Евы был хорошо просчитан. Если у адвоката Руди есть мозги, то, получив обещание провести тестирование, он упрятал своего клиента в какой-нибудь запертой комнате. Она решила, что у нее есть как минимум час, чтобы разговорить Пайпер, прежде чем нужно будет вернуться в управление на пресс-кон­ференцию.

На этот раз секретарша не стала препираться с Евой. Она лишь в замешательстве кашлянула и обернулась на дверь кабинета. Там стояла бледная, с холод­ным взглядом Пайпер.

– Мой адвокат сказал мне, что я совершенно не обязана разговаривать с вами до получения официаль­ной повестки явиться на допрос.

– Вы можете действовать и таким образом, Пайпер, это ваше право. Но мы можем поговорить здесь, в нор­мальной обстановке, и вы мне расскажете, почему Руди не хотел, чтобы вы имели дело с Донни Рэем Майклом.

– Здесь нечего рассказывать. – В ее голосе звучала растерянность, она судорожно сжимала руки. – Тут нет ничего интересного. Вы не сможете извлечь из этого никакой пакости!

– Прелестно. Почему бы в таком случае вам не про­яснить этот вопрос для меня сейчас, чтобы мы больше к нему не возвращались?

Не дожидаясь приглашения, Ева проскользнула в кабинет и уселась в кресло. Она молчала, наблюдая, как на лице Пайпер отражается внутренняя борьба.

– Это делалось потому, что Донни Рэй несколько… увлекся мною. Вот и все. Это чепуха. Это было совер­шенно безобидно.

– Тогда зачем эти указания служащим?

– Это была обычная предосторожность, чтобы из­бежать каких-либо… осложнений.

– И часто у вас были такие осложнения?

– Нет!

Пайпер вскочила и захлопнула дверь. На ее щеках горел нездоровый румянец, серебряные волосы сегодня были отброшены назад, открывая лицо, что лишь уси­ливало контраст между изысканностью и хрупкостью.

– Нет! Конечно, нет! Мы делали все, чтобы помочь людям найти счастье в общении, в романтических от­ношениях, часто даже в браке. Лейтенант, я могу пока­зать вам десятки писем от благодарных клиентов. От людей, которым мы помогли найти друг друга. Найти любовь, настоящую любовь.

Ева внимательно посмотрела в глаза Пайпер.

– Вы верите в настоящую любовь?

– Конечно. Безоговорочно!

– Что бы вы сделали ради своего возлюбленного?

– Все, что было бы в моих силах.

– Расскажите мне о Донни Рэе.

– Он несколько раз приглашал меня в различные места. Ему хотелось, чтобы я послушала, как он играет. Он был еще совсем мальчик, он был… Это было совсем не то, что с Голловеем. Но Руди решил, что это то же самое. И он запретил мне общаться с ним.

– Вам нравилось, как Донни Рэй играет?

Пайпер мечтательно улыбнулась.

– Его игра доставляла мне огромное удовольствие. Все было бы прекрасно, если бы на этом все и заканчи­валось. Но было очевидно, что он надеется на большее. Я не хотела оскорбить его чувств. Я не могла разбить его сердце.

– А как дела с вашим сердцем? Какое место зани­мают в нем отношения с вашим братом?

– Я не желаю обсуждать этого с вами! – Она опять выпрямилась и крепко сжала руки.

– Кто принял решение о вашей стерилизации, Пай­пер?

– Вы заходите слишком далеко!

– Неужели? Ведь вам было всего двадцать восемь лет. – Ева усилила напор, увидев, как задрожали губы Пайпер. – И вы лишили себя надежды иметь детей, по­тому что был риск, что вы забеременеете от вашего брата. Вам пришлось после этого лечиться. Вас лишили возможности иметь нормальные отношения с другим мужчиной. Вы отказались от этих отношений, которые вам были нужны. Более того, вам пришлось оплачивать требования шантажиста, потому что кровосмесительст­во – ваша темная и позорная тайна.

– Вы просто не в состоянии понять.

– Нет, я в состоянии понять вас. – Ева вспомнила себя. Она была ребенком, ее заставили, у нее не было выбора. И все-таки от того времени осталось ощущение страшного греха. – Я знаю, с каким грузом на душе вы живете.

– Я люблю его! Пусть это неправильно, позорно, гнусно – это ничего не меняет! В нем вся моя жизнь!

– Почему вы тогда так испуганы? – Ева придвину­лась к ней ближе. – Почему вы так испугались, если вы не покрываете его, если не уверены, что он убийца? Во имя настоящей любви? Вы позволили Голловею изде­ваться над своими клиентками, вы вели себя, как свод­ники подпольной проститутки…

– Нет! Мы всегда старались найти ему женщину с подходящими наклонностями.

– Но это вам не всегда удавалось. На него жалова­лись, а вы откупались. Это вы придумали или Руди?

– Это бизнес… Руди разбирается в бизнесе лучше, чем я.

– И это, по-вашему, оправдывает все? А может быть, ни один из вас уже не может дальше так жить? Скажите, Руди был с вами в ночь, когда убили Дэнни Рэя? Можете вы, глядя мне в глаза, поклясться, что он был с вами в ту ночь?

– Вы не знаете Руди! Он не способен никого оби­деть. Он не может…

– Вы полностью уверены в нем? Настолько увере­ны, что готовы рискнуть чьей-то жизнью? Если не се­годня, то – завтра?

– Кто бы ни убил этих людей, это безумный чело­век – порочный, жестокий и безумный. Если бы я по­верила, что этим человеком мог быть Руди, я не смогла бы жить. Мы – часть друг друга, так что, если бы это все было в нем, оно было бы и во мне. Я не смогла бы тогда жить! – Она закрыла лицо руками. – Я больше не могу этого выдержать. Я не могу больше говорить с вами. Если вы обвиняете Руди – вы обвиняете меня. И я не хочу больше разговаривать с вами!

– Вы не половинки одного целого, Пайпер, хоть он вас и убедил в этом. Если вам понадобится помощь, чтобы освободиться от этого, я знаю человека, который может вам ее оказать, – сказала Ева, прежде чем уйти.

На своей визитной карточке она написала телефон­ный номер и имя доктора Миры, хотя и считала это бессмысленным, положила карточку на подлокотник кресла и вышла.

Оказавшись в машине, Ева немного посидела, пы­таясь успокоиться, а потом посмотрела на часы. «Не так много времени осталось, – подумала она, – но до­статочно». И позвонила Надин.

– Что тебе, Даллас? Я в цейтноте, через час пресс-конференция.

– Давай встретимся в клубе «Д & Д». Приведи свою команду. Через пятнадцать минут.

– Я не могу…

– Нет, ты можешь! – Ева бросила трубку и напра­вилась на встречу.

Она выбрала этот клуб потому, что была уверена: в это время там мало народу, и они смогут спокойно по­говорить. А кроме того, владелец был ее другом, и Ева не сомневалась, что он сделает все, чтобы им не мешали.

– Что ты здесь делаешь, белая девушка?

Крэк смотрел на нее с высоты своего почти двух­метрового роста. Его черное лицо излучало доброжела­тельность, а только что выбритая голова сверкала, как зеркало. Он щеголял в жилетке из павлиньих перьев, кожаных штанах, которые облегали так плотно, что вызывали опасения за его мужское хозяйство, и сверкаю­щих, вишневого цвета сапогах.

– У меня здесь встреча, – сообщила Ева и огляде­лась по сторонам. Зал был почти пуст, на сцене репети­ровали лишь шесть танцовщиц да горстка сомнитель­ных личностей толпилась у стойки бара. Большинство из них знали, что Ева полицейский, еще с тех времен, когда она ловила карманников на Таймс-сквер. Тогда она еще верила, что дюжину карманников и прочую нечисть вскоре удастся смыть в сточные воды Нью-Йорка…

– Ты пригласила своих копов в мое заведение? – Крэк проводил взглядом двух кожаных наркоторговцев, направившихся в туалет. – Боюсь, чей-то бизнес пострадает сегодня вечером.

– Не беспокойся, мне сейчас не до того. У меня скоро пресс-конференция. У тебя нет кабинета, где мы могли бы спокойно поговорить?

– Придет Надин? Я всегда рад ей. Займите кабинет номер три, красотка. Я присмотрю, чтобы вам не мешали.

– Благодарю, Крэк. – Через его плечо она увидела, как открылась дверь, впустив в бар солнечный свет и Надин с телеоператором. – Это ненадолго.

Ева показала им рукой на кабинет и сама направи­лась туда.

– Ты посещаешь такие интересные места, Дал­лас! – Почесывая нос, Надин обвела взглядом ободран­ные стены и дряхлую кровать – единственную мебель в этой комнате.

– Тебе раньше нравились такие места, насколько я помню, – заметила Ева. – Места, в которых можно раздеться до трусиков и танцевать на сцене.

– Я была плохо воспитана, – сказала Надин, когда оператор захихикал. – Заткнись, Майк.

– У тебя пять минут. – Ева села на край кровати. – Ты можешь задавать мне вопросы – или я сделаю для тебя сухое заявление. Учти, я не собираюсь сообщать тебе больше того, о чем буду говорить на пресс-конфе­ренции, но ты получишь эту информацию на добрые двадцать минут раньше остальных. Я также дам тебе разрешение использовать известные факты.

– Почему?

– Потому что мы друзья, – сказала Ева чуть слышно.

– Выйди на минуту, Майк. – Надин дождалась, пока за ним закрылась дверь. – Мне не нужны подарки из жалости.

– Я и не собираюсь делать тебе подарки. Каждый из нас занимается своим делом. Ты ведь придерживаешь информацию, пока я не разрешу тебе ее опубликовать, значит, я держу кончик веревки в своих руках. Это про­фессионально. Ты мне нравишься, хотя и раздражаешь меня. Это тоже профессионально. Итак, ты хочешь по­беседовать со мной с глазу на глаз?

Надин улыбнулась.

– Да, я хочу. Ты нравишься мне, Даллас, хотя по­стоянно раздражаешь меня.

– Расскажи мне, какое у тебя создалось впечатле­ние о Руди и Пайпер?

– Они очаровательны. Могут часами рассуждать о своей фирме. Но все, что я ни открою, они норовят сра­зу закрыть. Отлично запрограммированы.

– Кто из них лидер, по-твоему?

– Конечно, он. Без вопросов. Кстати, несколько больше опекает ее, чем это положено брату, если тебе это интересно. Их манера наряжаться и красить губы вызывает некоторую гадливость. Но, возможно, у близ­нецов так принято.

– Ты интервьюировала кого-нибудь из их служа­щих?

– Конечно, несколько человек. Они утверждают, что все дела шли очень гладко.

– А сплетни о хозяевах?

– Ничего, кроме восхваления. Мне не удалось найти на них ни единого пятнышка. Так ты ищешь именно это?

– Я ищу убийцу, – резко ответила Ева. – Давай займемся делом.

– Отлично. – Надин постучала ногой в дверь, чтобы вызвать Майка. – Итак, сухое заявление с пос­ледующими вопросами.

– И то и другое? Мы так не договаривались!

– Не заводись. Давай заявление.

Надин подозрительно посмотрела на кровать, пред­ставив себе, сколько человеческого пота, и не только его, было пролито на ней, и предпочла слушать стоя.

Час спустя Ева слушала заявление начальника уп­равления полиции и безопасности Тиббла, которое бы­ло весьма близко к тому, что она сказала Надин. Только он говорил более выразительно. Она поеживалась от холода, так как для пресс-конференции было выбрано пространство перед входом в башню – здание город­ских служб, в котором полиция располагалась под са­мой крышей. Движение машин перед зданием было заблокировано за полчаса до мероприятия, так что оно проходило почти в полной тишине, на фоне гула ма­шин на соседних улицах.

Ева была уверена: Тиббл знает о том, что она уже оз­вучила основные факты. Он мог стереть ее за это в по­рошок. Но, так как официально ей никто не запретил беседовать с Надин, формальных последствий для нее быть не могло.

Ева всегда уважала начальника управления, но стала уважать еще больше, когда он сумел сделать подробное заявление, не упомянув, что основные доказательства для суда им еще предстояло добыть.

Когда репортеры начали выстреливать свои вопро­сы, Тиббл поднял обе руки вверх.

– Я переадресую ваши вопросы старшему следова­телю, лейтенанту Еве Даллас. – Он повернулся к Еве и шепнул ей на ухо: – Пять минут, и не давай им больше, чем они уже получили. В следующий раз, Даллас, наде­вай пальто, черт тебя побери!

Ева закуталась поплотнее в свою куртку и вышла вперед.

– У вас есть конкретные подозреваемые?

Ева подавила тяжелый вздох. Она ненавидела обще­ние с журналистами.

– В связи с этими делами допрашиваются несколь­ко человек.

– Жертвы подвергались сексуальному насилию?

– Все эти дела рассматриваются как убийства на сексуальной почве.

– Что их объединяет? Были ли жертвы знакомы друг с другом?

– Я не имею права обсуждать сейчас следственные мероприятия. – Ева подняла руку, чтобы остановить гул возмущения. – Однако могу сообщить, что мы рас­сматриваем эти дела как связанные друг с другом. Как уже сказал шеф Тиббл, расследование указывает, что, во всяком случае, убийца был одним и тем же.

– По городу гуляет Санта-Клаус! – бросил какой-то весельчак, и вся толпа дружно засмеялась.

– Ну что ж, веселитесь! – Злость разогнала ее кровь, заставив забыть о холоде. – Вам легко смеяться – вы ведь не видели, что он оставляет после себя. Ведь вам не надо сообщать друзьям и родственникам, что их дети и возлюбленные убиты.

Толпа моментально замолчала.

– Я вижу, что человек, виновный в этих несчастьях, будет в средствах массовой информации разрисован чуть не как злой гений. Идите и сделайте то, что он хочет! Превратите убийцу четырех человек в звезду шоу-биз­неса. Но мы в управлении полиции знаем, что он собой представляет. Он жалок – еще более жалок, чем вы! Мне нечего больше сказать.

Ева повернулась, игнорируя недовольные выкрики, и наткнулась на Тиббла.

– Зайдем на минуту, – сказала он и, взяв ее под руку, быстро провел мимо охраны и укрепленных две­рей.

– Хорошо говорила. Но это было сделано для надо­едливых зрителей, мне сейчас придется разбираться с мэром. Иди и делай свою работу, Даллас, а все осталь­ное предоставь мне.

– Да, сэр.

– И найди себе какие-нибудь перчатки, бога ради!

Одну руку Ева сунула в карман, чтобы согреться, а другой достала мобильный телефон. Сначала она попы­талась связаться с доктором Мирой, но ей сказали, что та проводит тестирование. Тогда она позвонила Пибоди.

– Что-нибудь прояснилось с ожерельем?

– Мы делаем все возможное. «Боблс и Банглс» на Пятой авеню. Их ювелир придумал и сделал его по за­казу. Кажется, нам повезло: один из клерков вспомнил, что покупатель лично приходил за заказом. Они сейчас проверяют записи камер наблюдения.

– Отправляйтесь туда, я еду.

– Лейтенант?

Она обернулась и увидела Джерри Вандорена.

– Джерри, что ты здесь делаешь?

– Я узнал о пресс-конференции. Я хотел… – Он поднял руки, затем беспомощно уронил их. – Я хотел услышать, что вы скажете. И теперь хочу поблагодарить вас…

Он повернулся и обреченно поплелся назад, огля­дываясь по сторонам, как будто оказался на незнако­мой планете.

– Джерри! – Ева догнала его и взяла за руку, уводя подальше, пока репортеры не почувствовали запах свежего мяса и не набросились на него. – Тебе надо идти домой.

– Я не могу спать. Я не могу есть. Она снится мне каждую ночь. Марианна не умерла, пока я мечтаю о ней. – Он весь дрожал. – Затем я просыпаюсь – и снова вижу ее. Все говорят, что мне нужен хороший психолог, который бы избавил меня от этого горя. Но я не хочу, чтобы меня избавляли от моего горя! Я не хочу, чтобы мое чувство к ней прошло.

– «Это не мое дело», – сказала себе Ева. Но его отчая­ние, казалось, ждало от нее ответа. И она не могла про­сто отмахнуться от него.

– Марианна не хотела бы, чтобы ты так страдал. Она любила тебя.

– Но когда я перестану страдать, она действительно уйдет. – Джерри закрыл и вновь открыл глаза. – Я толь­ко хотел… Мне понравилось, что вы сказали там. Что вы не позволите им превратить это в шутку. Я знаю, вы остановите его. Ведь вы остановите его?

– Да. Я собираюсь остановить его. Пошли. – Она осторожно повела его к боковому выходу. – Давай пой­маем тебе такси. Где, ты говорил, живет твоя мать?

– Моя мать?

– Да. Поезжай к матери, Джерри. Поезжай и пожи­ви у нее какое-то время.

Он загородился от солнечного света, когда они вышли на улицу.

– Уже совсем скоро Рождество.

– Да. И тебе было бы лучше всего встретить Рожде­ство со своей семьей. Марианна хотела бы этого, Джерри.

Сев за руль, Ева выбросила Джерри Вандорена из головы и сосредоточилась на своих последующих дей­ствиях. Пробившись через пробки, она с нарушением правил припарковалась около ювелирного магазина и включила полицейский проблесковый маячок. Затем она пробралась через толпу пешеходов в магазин.

Это было место, куда, как представляла Ева, Рорк мог заглянуть по дороге и небрежно купить какую-ни­будь безделушку стоимостью в несколько сот тысяч. Магазин был весь розовый и золотой, как морская ра­ковина внутри. Негромкая музыка на фоне жужжания работающих кондиционеров навевала покой. Цветы были свежими, ковер толстым, а полицейский у входа вооружен до зубов. Он окинул ее куртку и сапожки презрительным взглядом, за что Ева с удовольствием пока­зала ему полицейский значок. Он тут же проглотил улыбочку, и это принесло ей некоторое удовлетворение. Она беззвучно проплыла мимо него – мягкий ковер съедал стук ее сапожек.

Еве хватило короткого взгляда, чтобы оценить публику. Она увидела женщину в многотысячной норке, которая, утопая в мягком кресле, обсуждала с продав­цом бриллианты или рубины; высокого мужчину с се­дыми волосами и перекинутым через руку пальто, инте­ресующегося золотыми браслетами и кольцами; хихи­кающую блондинку, которую уговаривал что-нибудь купить мешковатый мужчина, слишком старый даже для того, чтобы быть ее дедушкой. Было очевидно, что у него больше денег, чем ума.

Ева отметила камеры наблюдения – маленькие линзы, которые сверкали по периметру потолка. По­лоска ступеней уходила спиралью вверх в правом конце зала. Но, если какой-нибудь даме было слишком труд­но подниматься из-за тяжести золота и бриллиантов на ней, к ее услугам был сверкающий лифт.

Только висящий на груди бриллиант спасал Еву от того, чтобы не усмехаться над самой собой. Ее смущала мысль, что Рорк все покупает в подобных местах.

Она подошла к прилавку, на котором клерк раскла­дывал и драпировал сверкающие драгоценными камнями браслеты, и уставилась на него. Его это нисколько не смутило. Клерк весь сверкал, как бриллианты на браслетах, но его рот был вытянут в ниточку, в глазах застыла скука, а в голосе, когда он заговорил, сквозил сарказм:

– Могу я чем-нибудь помочь, мадам?

– Да. Мне нужен управляющий.

Он наклонился так, что огни люстр отразились в его набриолиненной голове.

– Какие-нибудь проблемы?

– Это зависит от того, как быстро вы вызовете уп­равляющего.

Его рот тут же скривился, как будто туда попала муха.

– Один момент. И, пожалуйста, не трогайте стекло витрины. Оно только что протерто.

«Маленький ублюдок!» – подумала Ева. Она успела оставить на стекле полдюжины отпечатков своих паль­цев, прежде чем клерк вернулся с миниатюрной брюнеткой.

– Добрый день. Я миссис Кейтс – управляющая. Могу я помочь вам?

– Лейтенант Даллас, нью-йоркская полиция. – Улыбка была теплее и шире, чем у клерка, и поэтому Ева показала ей свой полицейский значок, не тыча в глаза. – Моя помощница звонила вам по поводу оже­релья.

– Да, я говорила с ней. Может быть, пройдем в ка­бинет?

– Хорошо.

Ева увидела, как Пибоди и Макнаб входят в мага­зин, махнула им рукой, предложив следовать за ней.

– Я очень хорошо помню то ожерелье, – начала Кейтс, когда они вошли в маленький, чисто женский кабинет. Она жестом пригласила Еву сесть на один из стульев с высокой спинкой, а сама села в кресло за стол. – Мой муж спроектировал его по заказу. Сейчас с ним, к сожалению, нельзя связаться, но думаю, что я смогу дать любую информацию, которая вам понадобится.

– У вас есть бумаги на это ожерелье?

– Да. Я переписала для вас из компьютера всю ин­формацию. Золотое ожерелье, вес четырнадцать карат, в форме цепи, с четырьмя стилизованными птичками. Прекрасная вещица.

«Оно не выглядело таким прекрасным, когда мерт­вой петлей обвилось вокруг шеи Голловея», – подума­ла Ева.

– Николас Клаус, – пробормотала она, читая имя заказчика, и добавила про себя: «Остроумный, сукин сын!»

– Он показывал вам удостоверение личности?

– Да, у нас это обязательное условие. Заказчик пла­тит наличными только двадцать процентов, остальные – по чеку на депозит. – Кейтс сложила ладони. – Я по­нимаю вас, лейтенант. Очевидно, это ожерелье являет­ся частью вещественных доказательств?

– Вы правильно предполагаете. Этот Клаус, он приходил за ожерельем сам?

– Да, три раза, по моим звонкам. Во время первого визита я беседовала с ним сама. Мы обговаривали при­близительный вес изделия, он хотел, чтобы оно было крепким, но достаточно изящным. Клаус очень хорошо выглядел. Черные длинные волосы, серебрящиеся на висках, весьма элегантный, вежливый. Очень требова­тельный.

– А голос?

– Голос? – Кейтс задумалась. – Спокойный. С лег­ким акцентом. Возможно, этот человек – европеец. Я всегда сразу узнавала его голос по телефону.

– Он звонил?

– Один или два раза, кажется, – справлялся, как идет выполнение заказа.

– Мне необходимы записи ваших телекамер и аудио­записи телефонных разговоров.

– Я все вам предоставлю. – Она вскочила на ноги. – Но это займет некоторое время.

– Макнаб, помоги миссис Кейтс.

– Слушаюсь, лейтенант.

– Он не мог не догадываться, что мы будем прове­рять все записи, – сказала Ева Пибоди, когда они оста­лись одни. – Он оставил ожерелье на месте преступле­ния, а это единственная вещь, которую он заказал сам. Он должен был предвидеть, что мы пройдем по ее следу.

– Может быть, он не предполагал, что мы сделаем это так быстро, и что у миссис Кейтс такая хорошая па­мять?

– Нет. Он наверняка сделал это нарочно. Это как раз то место, где он хотел, чтобы мы оказались. Тут что-то другое… Он выступал здесь под какой-то новой ли­чиной и уж точно не выглядел как Санта-Клаус. – Ева начала расхаживать по комнате, к двери и обратно. – Другой реквизит, другой костюм, другая сцена – но это тоже его шоу. Он прикрыл свою задницу, Пибоди, но он не настолько хитер, как ему кажется. Голос на аудиозаписях пригвоздит его.