Фабрика гроз

ГЛАВА 2 (вторник)

С утра идея насчет Щеглицкой уже не казалась Кристине такой уж великолепной. Как можно предлагать двадцатилетней девушке заняться таким сомнительным делом как… м-м… соблазнение губернатора? А вдруг все ее разговоры об использовании мужиков — обыкновенный блеф?

Да и вообще, что это за преподаватель, который предлагает своей студентке заняться почти проституцией?!

Но деваться было некуда.

Кристина раздобыла в деканате телефон Щеглицкой, но еще долго не могла решиться позвонить ей. Воображение уже рисовало ей всякие страшные картины типа разборок, учиненных родителями Щеглицкой. «И тогда меня выгонят еще и из университета», — обреченно думала Кристина, набирая ее номер.

К ее удивлению Щеглицкая охотно согласилась на встречу и даже не поинтересовалась, зачем это она потребовалась Кристине Викторовне.

Они договорились пересечься в летнем кафе на Колесниковской.

… Было жарко, вверх и вниз по улице шли толпы людей, от многочисленных палаток с пиццами и пирожками поднимался мясной дух…

Кристина слегка опоздала. Щеглицкая уже сидела за столиком под большим ярко-зеленым зонтом. Завидев Тарасевич, она затушила в пепельнице тонкую сигаретку.

— Доброе утро!

Она вновь отлично выглядела: изящная белая маечка, узкая темно-бордовая юбка, дорогие солнцезащитные очки. Ремешок часов, сумка и босоножки — тон в тон. «Как же, должно быть, ее ненавидят женщины! — подумала про себя Кристина. — Она затмит кого угодно!».

— Доброе утро, — сдержано поздоровалась Кристина, присаживаясь за столик.

Вообще-то она не совсем знала, как ей начать разговор. Щеглицкая тянула через трубочку апельсиновый сок, выжидающе глядя на нее.

— Вы следите за ходом губернаторских выборов? — спросила наконец Кристина.

Щеглицкая пожала загорелым плечом.

— Так, время от времени… А что, вы хотите предложить мне поработать на кого-нибудь из кандидатов?

— Вообще-то да.

— Но я ничего не смыслю в выборах, — улыбнулась Щеглицкая. — Вы уверены, что обращаетесь к тому, кому надо?

Кристина тоже заставила себя улыбаться.

— Я хочу предложить вам работу по специальности. Именно по вашей специальности. Как бы вы отнеслись к идее пофлиртовать с господином Стольниковым? Я не требую ничего такого, мне просто нужно, чтобы губернатора застали в компании красивой девушки.

Теперь, когда все эти ужасные слова были произнесены, Кристине стало несколько легче. Самое страшное было уже позади.

— Значит, пофлиртовать со Стольниковым… — задумчиво повторила Щеглицкая. — Ну что ж, мне интересно… И сколько вы предлагаете?

Кристина опустила глаза, чтобы та не заметила пляшущий в них огонек торжества. И дело было даже не в том, что ей удалось завербовать эту девицу! Своим ответом Щеглицкая дала Кристине повод считать ее именно той, кем ей хотелось: шлюха, разряженная напомаженная шлюха! Теперь она могла говорить с ней свысока. Какая прелесть!

— Думаю, пятидесяти долларов за один день работы будет достаточно.

— Шестьдесят, и мы сойдемся, — небрежно кивнула Щеглицкая.

«О, господи, она еще торгуется!» — изумилась про себя Кристина.

— Ну, хорошо, пусть будет шестьдесят.

— А что вам хочется получить в результате? — спросила Щеглицкая. Какие-нибудь компрометирующие фотографии?

— Будет вполне достаточно, если Стольников как следует напьется и будет оказывать вам недвусмысленные знаки внимания на глазах у журналистов. Главное, чтобы свидетелей было побольше.

— Меня представят губернатору, или я сама должна буду с ним познакомиться? — деловито спросила Щеглицкая.

— Вас представят. Сегодня губернатор едет в Удоев. Знаете такой районный городок на юге области? Все будет подстроено так, что Стольников не сможет вас не заметить. Ну а уж там дело будет за вами.

На секунду тень сомнения все же отразилась в карих очах Щеглицкой.

— А что, если он вдруг не станет… Конечно, тут многое от меня зависит, но вдруг он побоится вляпаться в историю? Ведь это может очень сильно навредить его имиджу!

— Вы сомневаетесь в собственных силах?

— Нет, но…

— Подавляющее большинство кандидатов больше всего на свете любит пить и зажигать с девчонками, — снисходительно сказала Кристина. — Поэтому рано или поздно они захотят «оторваться». Удоев далеко от центра, и вполне вероятно, что Стольников расслабится и разрешит себе то, на что никогда бы не отважился в городе. Вы просто должны спровоцировать его на скандальное поведение, и как только поступит информация, что губернатор где-то затаился и пьет, мы подошлем к вам прессу. А если потребуется, то и милицию. Кстати говоря, было бы очень мило, если бы Стольников ввязался в какую-нибудь драку.

… Они договорились, что служебная машина заедет за Щеглицкой в пять вечера. Примерно в это же время губернаторский кортеж должен был выехать в сторону Удоева. Ночевать планировали на месте.

Они расстались, весьма довольные: Щеглицкая — тем, что ее оценили и посчитали способной соблазнить самого губернатора, а Кристина — тем, что ее собеседница на поверку оказалась не такой уж крутой девочкой.

«Дешевка, — с удовольствием повторяла она про себя. — Продается только то, что продают».

Ей казалось, что она сделала Щеглицкую по всем параметрам.

Удоев был пыльным заштатным городишкой, единственной достопримечательностью которого являлся памятник Ленину без руки. Рука обрушилась еще три года назад, когда какой-то упившийся гражданин решил сфотографироваться, устроившись у Ильича на локотке.

Помимо травмированного вождя в Удоеве имелся крупный моторостроительный завод, множество пятиэтажек, трамвайные пути и киоски с вино-водочными изделиями, но все это никак не могло прельстить взгляд заезжего туриста.

«Мерзкий городишко!» — думал Стольников, глядя на улицы Удоева сквозь тонированное окно своего «Мерседеса».

Ему нездоровилось: то ли погода, то ли какая-нибудь солнечная буря сказывались на давлении, и от этого у губернатора тяжелела голова и ныло под желудком. Как хорошо было бы сидеть сейчас у себя на даче под яблоньками, кушать шашлыки, смотреть, как жена и дочка протирают крыжовник для «царского варенья». Знатное варенье у них выходило! Ни с какими покупными не сравнить.

Но не будет никакого варенья, не будет шашлыков… Василий Иванович обязан был вновь стать губернатором. Перед женой, перед дочерью, перед зятем… Перед самим собой в конце концов! Ибо кем в этой стране может быть бывший губернатор? Есть только два пути: либо наверх, в Москву, в какое-нибудь министерство, либо на пенсию. Но куда приткнуться в Москве, Стольников пока не видел. А пенсия — это смерть. Он просто не мог без своего дела, без своего «хозяйства», без своей власти. Но цена у всего этого была слишком велика.

Так что у Василия Ивановича не оставалось иного выхода, как послушаться Алтаева и по его велению отправиться в этот богом забытый Удоев… Сначала выступление в районной администрации, потом беседа с «отцами города», банкет, а завтра с утра иди как миленький на встречу с рабочим классом. И никуда не денешься — вон на переднем сидении развалилась эта чувырла Леденцова… И если бы какую хорошенькую бабешку подослали, так ведь нет: два мосла да кружка крови. И рост — метр в прыжке. Смотреть не на что!

Стольников чувствовал, что эти выборы съели его сердце. Страх перед будущим — тяжелая штука. Последнее время он даже стал замечать, что радуется и ненавидит, улыбается и гневается лишь по привычке. Из всех чувств осталось лишь одно желание: «Оставьте меня в покое!» Да пожалуй, скука. Скучно, господа, когда ты не можешь делать то, что хочешь.

… У небольшого двухэтажного здания районной администрации выстроилась целая армия встречающих. Серые плечи милиционеров оттирали любопытных граждан от красной дорожки. Кое-где виделись камеры приехавших загодя телевизионщиков.

Губернаторский «Мерседес» затормозил у самого крыльца. Генка-шофер кинулся открывать дверцу. Тут же защелкали фотоаппараты, раздались аплодисменты. Навстречу Стольникову выбежал Вова Горев, директор моторостроительного завода — верный соратник и почитатель Василия Ивановича. Произошел обмен рукопожатиями и приветствиями, и в этот момент перед глазами Стольникова возникла девушка с хлебом-солью в руках.

Она была облачена в русский народный сарафан и полупрозрачную кофточку с огромным вырезом. Девушка подошла, сияя великолепной улыбкой, и, склонившись, протянула Стольникову свой поднос. Все содержимое ее декольте предстало перед губернаторским взором.

— Откушай, пожалуйста! — откуда-то издалека донесся голос Горева.

— Спасибо… — проговорил Василий Иванович, все еще не отрывая взгляда от девичьего бюста. — Спасибо большое…

Его скуку как рукой сняло.

Леденцова укатила со Стольниковым в Удоев, оставив мальчиков одних. От этого в комнате негативщиков тут же повысилось содержание никотина и количество матных слов, сказанных в единицу времени.

Особенно в этом усердствовал Никитин. Он только что поцапался с Вайпенгольдом из-за совершенно убогой предвыборной программы, которую тот планировал развесить по всем городским подъездам.

— Идиот! — чуть не плакал душенька-Никитин. — Опять написал черт знает что: помощь пенсионерам, борьба с преступностью, социальная защита неимущих. Это уже десять лет обещает любой кандидат во все что угодно!

— А что ты предлагаешь? — спросил Ивар, выходя из своего кабинета.

— Давайте напишем, что Стольников обещает бесплатно закодировать каждого алкаша этого города. Все бабы будут за нас, — пробурчал из своего угла Боги. Он умудрялся одновременно трепаться с кем-то по телефону и вникать в жалобы друга.

Ивар покосился на внушительную армию пивных бутылок, выстроившуюся вдоль стены.

— Ага, а мы будем первыми у Стольникова на очереди.

— Нет, ну какая сволочь! — стенал Никитин. — Он же истратил все деньги на эту погань, которую все равно никто читать не будет! И чем мне теперь украшать город?

Его скорбному голосу вторила голодная кошка Килька: в отсутствие заботливой Леденцовой ее как всегда не покормили.

Ивар хлопнул себя по лбу.

— Че-ерт! Я же забыл совсем!

Вернувшись в свой кабинет, он достал ежедневник.

— Как вам нравится такая идея: расписать все заборы города словечками «Месть», «Смерть», «Вы за все ответите» и т. п.? Народ, разумеется, испугается до полусмерти и начнет гадать, кто автор этих художеств. Его уже заранее будут ненавидеть и бояться. А за несколько дней до второго тура мы укажем, кого именно надо ненавидеть: «Месть за Хобота!», «Смерть за Хобота!» и прочая, прочая. Все знают, что Хоботов сидел, а такие надписи прочно сассоциируют его с криминалом. Вроде как местная братва ждет — не дождется его прихода к власти.

Никитин чуть ли не с обожанием посмотрел на Ивара.

— Зашибись! — выдохнул он восторженно. — Сто процентов сработает!

А Боги аж выронил трубку.

— Ой, простите! — извинился он перед своим собеседником. — А, твою мать, разъединили! Слушай, Ив, идея — просто супер!

— Ты с кем там треплешься? — спросил его Никитин.

— Ни с кем, — отмахнулся Боголюб. — Мне тут хорошую мысль подкинули, как можно использовать в наших интересах бывшую Хоботовскую супругу… В общем, потом объясню. А с этими надписями откладывать не стоит. А то в головах ничего не успеет отложиться. Давайте я завтра соберу команду бойцов, вооружу их… Как думаете, краска из баллончиков сойдет для такого дела?

— Сойдет наверное, — пожал плечом Ивар.

— И в гробе мы тогда видали этого Вайпенгольда! — торжествующе пропел Никитин.

В этот момент зазвонил телефон. Боголюб снял трубку.

— Небеса, Боги слушают, — устало произнес он вместо приветствия. Тебя, Алтаев!

Ивар потянулся за телефоном.

— Алло!

Это была Леденцова.

— Все! Нам трындец! — взволнованно закричала она.

Ивар почувствовал, как у него напряглись все мышцы.

— Что случилось?

Леденцова чуть не плакала.

— «Тело» вот уже час сидит в местном ресторане и обнимается с какой-то бабой! Я его пыталась приструнить, но оно меня на фиг посылает!

— Что там? — встревожено произнес Никитин, но Ивар только помотал головой, показывая, что сейчас не до объяснений.

— Что он сейчас делает? — спросил он Леденцову.

— Да черт его знает! Рассказывает этой суке о своем пролетарском происхождении.

— Ты где сейчас? Рядом с ним? Дай ему трубку!

— Сейчас попробую, — всхлипнула Леденцова. — Он не берет! — объявила она, спустя некоторое время.

Ивар понял, что происходящее разыгрывается по самому худшему сценарию.

— Он там один сидит? — спросил он. — Ну, в смысле, журналисты уже набежали?

— Нет, слава богу. Я договорилась с администрацией ресторана, и они закрыли свое заведение на спецобслуживание. Но в любой момент сюда может проникнуть кто-нибудь с фотоаппаратом или с камерой… Ив, а может быть ты приедешь? Стольников тебя слушает…

Ивар сжал губы. Ох, черт! Как ему не хотелось ехать в этот Удоев! Но делать было нечего.

— Ладно, жди, — процедил он. — Если сможешь, постарайся никого не допускать к «телу» до моего приезда.

— Хорошо, хорошо! — обрадовано воскликнула Леденцова. — Жду.

Кристина сама на себя удивлялась: она — мирное и во всех отношениях положительное существо — участвует в каких-то суперагентских событиях!

Ровно в пять вечера они с Танюшей Петровной заехали за Щеглицкой, и теплой компанией, в состав которой входила еще и «ударная группа», отправились в Удоев.

Как и ожидалось, Щеглицкая произвела на Стольникова неизгладимое впечатление. Во время банкета, устроенного в честь приезда губернатора местными хлебосолами, она подсела к Василию Ивановичу и уже не отходила от него ни на шаг.

Через час Танюша Петровна обзвонила по мобильнику всех находившихся в пределах досягаемости журналистов и сообщила им, что в настоящий момент Стольников квасит вместе с какой-то девкой в ресторане гостиницы «Удоевец».

Сами же организаторши провокации укрылись в номере той же гостиницы и ждали результатов.

— Что-то они долго, — проговорила Кристина, поглядывая на часы. — Уже сто раз можно было все заснять. Может, что-нибудь не так с Щеглицкой?

Но Танюша была не склонна разделять ее волнение.

— Все будет нормально. Я сама видела, Стольников вцепился в нее мертвой хваткой. А намекнуть ему, что так делать не стоит, никто не осмелится — губернатор как-никак!

Кристина мерила шагами номер, смотрела на деревянные домики в окошке.

— Не знаю, не знаю… Кстати, как тебе показалась Щеглицкая? — спросила она Танюшу Петровну.

— В смысле? — не поняла та.

— Ну, на внешность, на поведение? Как думаешь, она красивая?

Танюша Петровна поглядела на нее как на ненормальную.

— Я что, лесбиянка, что ли — девок разглядывать?

Кристина вздохнула. Все-таки Щеглицкая не давала ей покоя. По дороге в Удоев, например, половина мальчиков из «ударной группы» только и делала, что кокетничала с ней. А Кристине было ревностно: ей казалось, что из-за Щеглицкой ее не замечают.

Внезапно ручка двери дернулась, Кристина и Танюша Петровна вздрогнули и подались навстречу входящей.

Это была Щеглицкая.

— Ты чего тут делаешь?! — завопила Танюша. — Где Стольников?!

Щеглицкая развела руками, всем своим видом показывая, что она ни в чем не виновата.

— Меня оттуда выставили.

— Кто?!

— Кажется, его зовут Алтаев… — неуверенно произнесла она. — А может, и не он.

Танюша Петровна побагровела лицом.

— Откуда он здесь взялся?! Он же должен быть в городе!

— Понятия не имею.

— Это начальник стольниковских негативщиков? — побледнев, спросила Кристина.

— Он самый, — процедила сквозь зубы Танюша Петровна. — Так что там у вас произошло? Журналисты успели хоть что-нибудь заснять?

Щеглицкая опустилась в кресло и достала из сумочки свои тоненькие сигареты.

— Я вообще не видела никаких журналистов. В зале были только свои…

— А что Стольников?

— Да он ничего — нормальный мужик. Только пьянеет уж больно быстро…

— Он тебе что-нибудь предлагал? — перебила Танюша Петровна. Встретиться? Позвонить?

— Я оставила ему свой телефон, но Алтаев увидел мою записку и порвал ее.

— То есть он просто вошел в ресторан…

— И направился прямо к нашему столику. А потом схватил меня за руку и…

— И послал матом, — заключила Танюша Петровна.

Щеглицкая прикурила.

— Что-то вроде этого.

— И Стольников ничего не сказал против? — изумленно спросила Кристина.

— Да я говорю, он пьяный был в никуда!

— Черт! — простонала Танюша Петровна. — Такую возможность проворонили! Разумеется, завтра охрана уже на пушечный выстрел не подпустит ее к губернатору.

— Думаешь, Алтаев не даст нам даже шанса? — спросила Кристина.

Танюша Петровна достала из кармана сотовый.

— А ты бы дала? Да он сейчас таких пинков навешает губернаторской службе безопасности за то, что они допустили к Стольникову нашу девочку! Завтра они будут злее черта. Алло! — закричала она в телефон. — Я же вам сказала, что губернатор сидит внизу в ресторане! Какое спецобслуживание? Вас что, туда не пускали? Табличка просто висела? Гриш, ты меня за дуру совсем держишь?! А плюнуть на табличку у вас ума не хватило? Вот ты сам пойдешь завтра к Синему и будешь объяснять ему, за какие такие дела ты получаешь свою зарплату. Все, иди в жопу! Слышать тебя не могу!

Танюша Петровна с остервенением захлопнула крышечку на своем сотовом.

— Придурок, блин! Можешь ехать домой, — бросила она Щеглицкой. — Тебе уже заплатили? Ну и все тогда.

— А как я доберусь? — спросила та, несколько возмущенная таким отношением к себе.

— Ну жди тогда до завтра. Мы с утра уедем по делам, а потом можем тебя захватить. Переночуешь у Тарасевич в номере, он у нее все равно двухкомнатный. Ты не против? — осведомилась она у Кристины.

Честно говоря, та не очень обрадовалась такому соседству, но отказываться было невежливо.

— Ладно, пусть остается.

— Тогда спокойной ночи! — попрощалась Танюша Петровна. — Только смотрите, не высовывайтесь из номера, а то стольниковская команда разместилась здесь же, в «Удоевце», только в другом крыле, и не надо, чтобы вас кто-нибудь видел.

Сидя в кресле, Кристина смотрела через открытую дверь ванной, как Щеглицкая ловкими умелыми движениями смывала макияж. Без косметики она была другой, но ничуть не хуже.

Все-таки ее присутствие в номере несколько давило Кристине на психику. Она никак не могла понять, что же ее так напрягает в этой девушке. Вроде бы она для себя решила, что Щеглицкая не такая уж крутая, чтобы придавать ее хоть какое-то значение… И тем не менее…

Скорее всего дело было в том, что Кристина одновременно и презирала ее за то, что та была куртизанкой, и завидовала ей по той же самой причине.

— Марин, — позвала она Щеглицкую.

Та обернулась.

— Что?

— Можно вопрос?

— Да, конечно.

— Почему вы согласились на эту работу? Я имею в виду…

— Я понимаю, что вы имеете в виду, — мягко перебила ее Щеглицкая. Наверное я поступила так по нескольким причинам. Во-первых, мне это интересно. Неужели не здóрово потом вспомнить, что ты смогла соблазнить губернатора и…

— Но ведь он противный!

— Нет, прежде всего, он губернатор, — сказала Щеглицкая с явным осознанием своей правоты. — В нашей жизни нет ничего хуже несостоявшихся мужчин. А Стольников, каким бы он ни был, — человек состоявшийся. Он смог, а другие не смогли. Поэтому с ним уже интересно. А кроме того, близко знать губернатора может быть крайне полезно и для карьеры и по деньгам. В таком деле главное — не упустить свой шанс.

«И мое предложение было для нее шансом, — вдруг обозлившись, подумала Кристина. — Если Стольников выиграет, она наверняка сумеет втереться к нему в доверие! При этом ни мало ни смущаясь, что только что она пыталась поработать на его смертного врага».

— А вы знаете, как в народе называют таких женщин как вы? — спросила Кристина, прищурив глаза.

Но Щеглицкую ничуть не задел ее язвительный тон.

— Подавляющее большинство женщин с удовольствием делала бы то же самое, что и я — находило бы себе толковых мужиков и использовало их ради своих целей. Но они просто не могут. Не в состоянии. Им легче обвинить меня в разврате или еще в чем похуже. И это несмотря на то, что все женщины спят и общаются со своими мужчинами ради денег, крыши над головой или хотя бы светлого чувства под названием «у меня есть муж, значит я не хуже всех».

— А я вот, например, не сплю с мужчинами ради чего бы то ни было, надменно произнесла Кристина.

Щеглицкая окинула ее критическим взглядом.

— В таком случае, думаю, что вы вообще ни с кем не спите.

— С чего вы взяли?!

— Ну ведь это правда, не так ли? Если бы рядом с вами нашелся какой-нибудь мужик, от которого вам что-нибудь потребовалось, вы бы мигом улеглись к нему в койку. Разве не так?

Кристина чувствовала себя оскорбленной до предела.

— Боюсь, ваша беда в том, — произнесла она холодно, — что вы меряете мир лишь по своим меркам, и думаете, что все…

Но Щеглицкую ее порыв только рассмешил.

— А у вас другие мерки? — весело спросила она.

— Другие! Самое ужасное в мужчинах вовсе не социальная несостоятельность. Самое ужасное — это трусость. Они не терпят, когда рядом с ними оказывается сильная и умная женщина, они тут же начинают бояться, что она обгонит их в карьере, что она сможет зарабатывать больше денег, что у нее-то выйдет, а у них-то нет… И кто, в таком случае, носит в этом доме штаны? Когда я выбираю себе мужчину, я ищу прежде всего понимания и любви…

— И укладываетесь к нему в постель, чтобы получить понимание и любовь! — закончила за нее Щеглицкая. — Знаете, Кристина Викторовна, по-моему, мы говорим об одном и том же, только разными словами: мы обе занимаемся сексом за что-то. Просто у нас с вами разные цели. А что касается трусости… Я думаю, мужчина, не смогший реализовать себя, разумеется, начинает бояться конкуренции со стороны женщины. Ваш бывший муж развелся с вами именно из-за этого, да ведь? А в его несостоятельности оказались виноваты вы, правительство, плохие времена и суровые нравы…

Кристина молчала: эта студенточка почти со стопроцентной точностью обрисовала ее прошлое и настоящее.

— Хотите, я дам вам совет? — спросила Щеглицкая, выйдя из ванной. Чтобы наконец-то завести себе мужика, надо знать главную мужскую тайну: у них есть два основных желания в жизни — они хотят трахаться, и они хотят быть крутыми. Знаете, почему Стольников на меня клюнул, хотя прекрасно осознавал, что этого делать нельзя? Потому что я выгляжу как женщина, с которой может быть очень крутой секс, а, следовательно, все остальные мужики, глядя на меня рядом со Стольниковым, будут ему завидовать. В общем, проще пареной репы: дайте мужчинам то, о чем они мечтают, и вы сможете заполучить себе кого только ни пожелаете!

Кристина чувствовала, что ее всю трясет. Походя, даже не заметив ничего, Щеглицкая оскорбила ее так, как еще никто не оскорблял. Как она только могла подумать, что Кристина Тарасевич нуждается в ее дурацких советах?! Да у нее мужиков было в сто раз больше, чем у этой соплюхи!

Щеглицкая улыбалась своим мыслям.

— А знаете, что еще здóрово в этой охоте на крутых дяденек? — спросила она, вскинув к потолку загоревшийся взгляд. — Это все равно, что быть Матой Хари![4] Понимаете? Жизнь должна быть вкусной, в ней что-то должно происходить!

Слушать ее не было никакой возможности. Кристина поднялась.

— Ладно, — сказала она, взяв со стула свою сумочку. — Я пойду прогуляюсь до киоска. А то хочется вкусненького. Вам купить что-нибудь?

— Нет, — пожала плечом Щеглицкая. Кажется, ей было жаль, что она уходит.

Но Кристина просто не могла больше находиться с ней в одном помещении. Щеглицкая слишком давила на нее и на ее хрупкий мир, который она с таким трудом создала у себя в душе.

При этом обе совершенно забыли, что Танюша Петровна запретила им выходить из номера.

Здание гостиницы «Удоевец» было построено в форме буквы «П», по внутренней стороне которой одна над другой тянулись лоджии. Сейчас здесь было пусто, а Кристине как раз хотелось уединения.

Совершенно случайно Щеглицкая наступила на ее больную мозоль: после развода с мужем Кристина действительно так и не нашла себе никого взамен. И это было плохо, очень плохо. Наверное, она могла бы гораздо спокойнее переносить собственное безбрачие, если бы не постоянные намеки бабы Лизы, телефонные расспросы родителей, и также недоуменные вопросы Сони: «Почему у всех есть папа, а у меня нет?» Только у одного Синего хватало ума оставить Кристину в покое. Хотя ему-то так было лучше всего: он всегда чуточку ревновал ее к другим мужчинам.

Артем Тарасевич когда-то тоже работал тележурналистом на «Волне» и вел познавательно-развлекательную передачу, в которой рассказывалось, кого за истекшие сутки убили, обокрали или переехали трамваем. Сейчас Кристина почему-то очень плохо помнила, каким он был: в памяти задержался только экранный образ, не имеющий ничего общего с Артемом настоящим — эдакий суровый молодой человек в пиджаке.

Они развелись из-за денег и из-за секса. Из-за денег — потому что Артему казалось, что он не в состоянии содержать семью так, как бы ему хотелось. Он поссорился с Вогулиной и был вынужден перейти на другую телестанцию на гораздо менее оплачиваемую работу репортера. Артему хотелось, чтобы его жена тоже ушла с «Волны» хотя бы из чувства солидарности, но Кристина считала это верхом глупости: во-первых, Вогулина платила хорошую зарплату, а во-вторых, Кристинино ток-шоу как раз начинало набирать обороты.

Артем тут же начал устраивать разборки на тему: «Кто тебе дороже?» Кристина, как могла, пыталась ему объяснить, что у человека должны быть и семья, и карьера, что жизнь неполноценна, если в ней нет либо одного, либо другого… Артем же считал, что раз она не хочет ничем жертвовать ради него, то это уже не любовь, и, стало быть, им надо всерьез подумать об их браке. Кристине было до слез жалко своих достижений, но ссылаться на амбиции в таком деле было как-то неудобно (хотя это было бы, по крайней мере, честно). Поэтому она говорила, что не хочет уходить с «Волны» из-за денег. Но это еще больше бесило Артема: получалось так, что Кристина зарабатывала раза в два больше, чем он.

Вспоминая об этом, она невольно усмехнулась: интересно было бы посмотреть на выражение лица Артема, если бы он узнал, что Вогулина в конце концов, выставила Кристину на улицу!

Но по сути дела, семью Тарасевичей развалили постельные проблемы. Наслушавшись в очередной раз приятельниц с их рассказами о том, что они каждый раз получают оргазм во время секса, Кристина решилась на «откровенный разговор» с мужем. Она сто раз читала в глянцевых журналах, что это самый лучший способ добиться качественных изменений в постели. Как бы не так!

Артем выслушал ее, а потом выдал следующее:

— Так ты что, почти каждый раз притворялась, что у тебя наступает… это самое?!

Кристина честно кивнула.

— Ага.

— Интересно… Ну а как бы тебе хотелось?

Вообще-то, Кристина слабо себе представляла, чего именно ей хочется. Кое-как скомпоновав небогатый личный опыт и информацию, почерпнутую из порнофильмов, она описала свои мечты. Вышло не очень-то доходчиво, но Артем сказал, что все понял.

Что было дальше, Кристина очень не любила вспоминать. Муж строго следовал полученной инструкции, изо всех сил старался и все время спрашивал:

— Ну как? Что-нибудь уже чувствуешь?

А Кристина чувствовала только одно: ей очень хотелось лично передушить тех писателей, которые насоветовали ей «откровенно поговорить». Раньше все было по крайней мере спокойно и в меру приятно, а теперь их сексуальные отношения с мужем превратились в какой-то «штурм Бастилии». Она снова пыталась лгать, что все хорошо. Артем на время успокаивался, а на следующий день говорил:

— По-моему, ты опять ничего не испытывала.

Это было глупо до невозможности, но Кристина ничего не могла поделать. Их брак рушился просто на глазах. В довершении карьерно-денежных проблем они еще и перестали спать вместе. А потом Артем и вовсе уехал к своим родителям.

Когда это случилось, Кристина прямо-таки вздохнула с облегчением. Пусть она осталась одна с маленьким дитем на руках, пусть это до смерти неприятно — разводиться и объяснять знакомым, почему же это произошло, но так было лучше.

Практически сразу она устремилась на поиск нового избранника сердца. Кое-кто из возможных кандидатов даже приглашался домой глядеть на Соню. Однако время шло, а с новой любовью дела все не клеились и не клеились.

Кристина считала себя умной, красивой и знаменитой. В поклонниках у нее никогда не было недостатка. С ней регулярно кокетничали и операторы, и гости студии, и даже незнакомые мужчины… Но что толку? Все это было совершенно не то.

От приятельниц Кристина знала, что у Артема все сложилось весьма удачно. Теперь он был редактором отдела новостей, купил себе новую машину, женился и ждал очередного пополнения семейства. Это несколько злило ее: как этот сукин сын посмел так быстро найти ей замену?! Хот наверняка он с ужасом вспоминал свой первый брак с эгоистичной, самовлюбленной, да к тому же фригидной Кристиной.

Ох, как было бы здóрово попасться ему на глаза с каким-нибудь обалденным красавцем под ручку! Она сто раз прокручивала у себя в мозгу эту сцену. И даже изобрела специальные мысли, которые бы подумала в момент встречи. Что-то вроде: «Мой-то никогда бы не стал мучить меня своими комплексами ущербности и трусостью. Он добрый, сильный и все понимает. И очень меня любит».

Оставалось только найти этого «моего». Поначалу все, кому не лень, пытались пристроить Кристину в «надежные руки», но при этом поставляли ей такие экземпляры, что хоть стой, хоть падай. Особенно в этом усердствовала баба Лиза. У нее на этот счет вообще был пунктик: по одной ей известной причине она хотела выдать Кристину за соседа сверху, который служил в моряках-подводниках и дома появлялся раз в полгода.

— Очень порядочный мужчина, хоть и монголо-татар по национальности, настойчиво рекламировала она своего избранника. — А пользы-то от него сколько! Зарплату не пропивает: у них на подлодке пивных не предусмотрено это раз. Есть ему готовить не надо — это два. Ты сама себе предоставлена, хоть официально и замужем — это три. Ну и на свадьбе твоей погуляем — тоже милое дело. Вот сколько плюсов! — с удовольствием подсчитывала баба Лиза.

Со временем, Кристина привыкла и к собственному одиночеству. Хотя иногда она все же мечтала, что ведь наступит, черт его дери, день, когда ЭТО случится! А раз так, то каждые прожитые безрезультатно сутки приближают ее к ЭТОМУ.

Порой она шла по улицам и заглядывала в лица прохожим. Он? Не он? Кристина сама над собой смеялась: получалось как в песенке Земфиры «…искала тебя в журналах, в кино, среди друзей…»

«Живет сейчас где-то и не знает, что я тоже живу, что я — это я, что мы обязательно встретимся…» — думала она.

А иногда накатывали тяжкие сомнения: а вдруг нет? Вдруг ничего этого не будет? Ведь тысячи женщин так и не находят никого… От этих мыслей становилось тоскливо и муторно.

… Выйдя на лоджию, Кристина сняла очки и подставила лицо ветру. Звенели цикады, где-то лаял одинокий пес. В воздухе носились ночные запахи — все вперемешку: и бензин, и цветы в палисадниках, и кухонные ароматы, и особая вечерняя свежесть…

Что она могла сделать, если время уходило — безвозвратно, без следа, а в жизни ничего не менялось? Но ведь лучше одной, чем с кем попало! Хотя кто бы знал, как это тяжело — быть одной…

Это очень важное чувство: знать, что тебе есть о ком думать. Пусть это даже будет безответная любовь, пусть хоть как-то… Потому что никак — это отсутствие жизни, это почти что смерть, и ты каждый день живешь только в ожидании воскрешения. И как же хочется верить, что где-то на этой планете есть человек, которого можно было бы полюбить!

Раньше, когда Кристине было лет семнадцать-двадцать, ей гораздо больше хотелось, чтобы ее любили. Но сейчас это прошло. Вон, хотя бы взять Софроныча, оператора с «Волны». Да помани его Кристина — примчался бы как миленький через пять минут! Как бы там Щеглицкая ни выпендривалась Кристина тоже была и сексуальной и крутой. Но дело совсем не в этом… Просто Щеглицкой без разницы — сможет она сама полюбить человека или нет. Она просто использует своего очередного поклонника и прощается с ним без всякого сожаления. Кристина так не могла. Ей хотелось любить. До исступления, до полной самоотдачи… Артем так и не понял, почему его жена не захотела жертвовать ради него своими достижениями. А причина была только в одном: он сам не хотел жертвовать ради ее счастья своими обидами и комплексами. А это всегда так чувствуется…

Если бы на Кристине были очки, она бы могла заметить в лоджии, находящейся буквально напротив ее собственной, две неясные фигуры. Это были Алтаев с Леденцовой.

Кое-как им удалось отправить Стольникова в номер, и теперь они стояли плечом к плечу и нервно затягивались сигаретами. Ивар бросил свою вниз.

— Черт, я с этим «телом» скоро опять курить начну! И так работы по горло, а тут еще следи за ним, как за маленьким!

— Такое ощущение, что это надо не ему, а нам, — зло процедила Леденцова. — Еще охрана, блин, — идиоты! Как они вообще могли пропустить эту блондинку?! Поувольнять бы всех к чертовой матери!

Ивар скривился.

— А новых откуда возьмешь? Пока их проверяешь на профпригодность, уж выборы пройдут… У тебя все готово к завтрашнему выступлению?

— Да вроде…

— Не забудь еще раз проинструктировать Стольникова перед выходом на публику. Здесь заводской район, поэтому вполне будут уместны туалетный юмор и, может быть, даже мат. Пусть изображает из себя «своего парня».

— С этим он и без нас справится, — усмехнулась Леденцова. — Мне бы вот как-нибудь заставить его не выражаться в нормальном обществе! А то у него минутные паузы повисают, когда нельзя вкраплять что-нибудь матерное.

Ивар облокотился на перила. Он устал, мысли в голове скакали, все казалось, что он что-то не сказал или не сделал…

— А если его будут спрашивать о его достижениях в качестве губернатора, пусть оперирует такими цифрами, которые нельзя проверить, добавил он. Беспокойство насчет завтрашнего выступления Стольникова все никак не покидало Ивара. — Пусть врет, что за время его правления урожаи увеличились, скажем, с шестисот тысяч тонн до миллиона шестисот тысяч. Никто никогда не сможет это опровергнуть.

— Так могут сказать, что никаких улучшений не произошло! — пожала плечами Леденцова.

— Ничего подобного! Здешние обитатели могут говорить только за свой Удоев. Кто знает, вдруг именно в этом районе все плохо, а в соседнем наоборот — богатство и процветание?

— Хорошо, я ему передам.

Ивар вздохнул.

— Ладно, я поехал. Боги затеял какой-то проект с бывшей хоботовской женой. Надо бы посмотреть, что у него получается.

— А что именно?

Но Ивар не успел ответить. Совершенно случайно его взгляд скользнул по рядам лоджий напротив — прямо перед ними, в каких-нибудь тридцати метрах, стояла Кристина Тарасевич.

Схватив Леденцову в охапку, Ивар подался за дверь, выходящую в коридор.

— Ты чего?! — обалдело спросила она.

Он молча показал ей на Тарасевич.

— Ты думаешь, она причастна к истории с той белокурой девицей?! — с полуслова поняла его Леденцова.

Ивар медленно кивнул.

— Кроме того, она осталась на ночь. Значит, Синий планирует завтра с утра устроить какую-нибудь провокацию!

— Я так и поняла, что наша блондиночка не случайно у нас появилась… — скривилась Леденцова. — А эта Тарасевич, кто она?

— Вроде как тележурналистка.

— Ага, как же! Ходит с Хоботовым на теледебаты, и в результате он втаптывает нас в грязь; отправляется вслед за нашим «телом» на периферию и вот вам, пожалуйста, у нас под боком возникают прекрасные блондинки!

— Думаешь, она занимается негативом? — спросил Ивар, напряженно вглядываясь в Кристинин силуэт.

— А то нет! Только вот я не пойму, почему Синий позвал ее только ко второму туру? Ведь поначалу она точно не работала на него.

— Может, денег просит слишком много?

— Черт знает…

Ивар развернул Леденцову к себе.

— Слушай, я поехал, времени уже нет… Но ты смотри в оба, ладно? Они, — он метнул быстрый взгляд в сторону Тарасевич, — явно что-то задумали. Будь готова к любым провокациям. Выставь охрану, если потребуется, оставь людей, чтобы проследили, куда она пойдет… Выясни, в какой номер ее поселили. Пусть ее запрут где-нибудь на время наших выступлений!

Леденцова сжала кулачки.

— Надо было забронировать всю гостиницу, а не только правое крыло! — ожесточенно проговорила она. — Да я денег пожалела — дура-то! Фиг бы она сюда прокралась тогда!

— Ну мы бы и не узнали, что она здесь! — возразил Ивар. — Так что все, что ни делается, — к лучшему. Будь молодцом, ладно? Я побежал.

И обняв Леденцову на прощание, Алтаев направился к лестнице.