Фабрика гроз

ГЛАВА 5 (пятница)

Начиная с семи утра негативщики ждали от Ивара подвига.

— Ну, и когда ты пойдешь очаровывать Тарасевич? — через каждые пять минут спрашивала его Леденцова.

Ивар отмахивался от ребят, делая вид, что он страшно занят и ему сейчас не до этого.

Мстительный раж уже прошел, и чем больше он думал о своем обещании отплатить Кристине, тем меньше ему хотелось впутываться в это дело. И вопрос был не в том, что ему было страшно или неудобно. Вопрос был в ней. Она была врагом, но…

Так и не добившись от Алтаева великих свершений, Леденцова уехала с «телом», а Боголюб отправился срывать хоботовский митинг.

Усилием воли Ивар заставлял себя работать. Надо было просмотреть отчеты по прессе, набросать финансовый план и, самое главное, найти достойный выход из ситуации со вчерашней прессухой. К счастью, Вайпенгольд затмил собой всё, и никто из репортеров так и не вспомнил о Елене Хоботовой. Зато над Сашиными высказываниями поглумились аж четыре газеты и одна телекомпания.

Но так или иначе мысли Ивара возвращались к Кристине Тарасевич. Глупо все-таки было упускать свой шанс: она действительно могла бы помочь им выиграть эти выборы… К тому же он обещал ребятам, что запросто справится с ней…

— Никитин! — крикнул Ивар в открытую дверь.

Тот выглянул из-за своего монитора.

— Чего?

— Ты чем сейчас занят?

— Да поговорки в Интернете ищу для Стольникова. А то у него с родным языком явный напряг. Знаешь, что он вчера выдал на встрече с избирателями? «В детстве я рос среди животных и растений, работал в деревне и жил с мужиками». Круто, да?

Ивар неопределенно хмыкнул.

— Прелестно.

— А что ты хотел? — спросил Никитин.

Ивар не знал, что ответить. Ему просто хотелось с кем-нибудь поговорить и отвлечься от своих мыслей.

— Ты созванивался с Боги? — спросил он первое, что пришло в голову. Как у него там дела на митинге?

— Супер! Журналисты и вправду снимают только его бойцов.

Но Ивар пропустил это сенсационное сообщение мимо ушей. Он должен был созвониться с Тарасевич! Это был его прямой долг! Его обязанность!

«Что я ей скажу? — думал он потерянно. — Ведь чтобы позвонить, нужен хоть какой-нибудь повод… Не будешь же как дурак говорить: „Привет, как дела?“ Может, сказать ей, что я жажду заполучить ее сексуальные впечатления для своей книги?»

Еще вчера эта идея казалась ему верхом остроумия, однако сейчас все это смахивало на бред. Только полный придурок может звать женщину на свидание под таким предлогом.

«Она меня пошлет, — уверял себя Ивар. — Ну и хорошо! Нашим легче. Если она меня отфутболит, значит, никуда идти не надо, никакой „страшной мести“ не получится, ну и слава тебе господи!»

Собравшись с духом, он достал сотовый и набрал ее номер. Ему было жутко до сосания под ложечкой… А вдруг ему только показалось, что она клюнула на него? Может, она с самого начала догадалась обо всем и просто прикалывалась, разыгрывая из себя наивную девочку? Как же нелепо тогда будет выглядеть весь его маскарад!

— Алло!

Голос Кристины был сонным. «Спит еще, — позавидовал Ивар. — Ну что ж, имеет право: вчера они славненько потрудились. На наше несчастье…»

— Доброе утро, Кристина. Это Ив. Я вас разбудил?

— Н-нет…

— Мы могли бы пообщаться?

… Они договорились встретиться через час в кафе «Крыша».

Несколько минут после разговора Ивар сидел, глядя прямо перед собой и вспоминая детали.

Тарасевич смутилась и разволновалась. Но вовсе не из-за того, что Ивар попросил ее поделиться своими размышлениями на тему межполовых отношений… Она решила бросить все свои дела только чтобы повидаться с ним. А это могло означать лишь одно: он не ошибся — Тарасевич действительно клюнула на него.

Ивар достал из стола диктофон и положил его в барсетку.

«Ничего особенного, — подумал он ожесточенно. — Приду, поболтаю, нашпионю и смоюсь».

— Ты куда собираешься? — спросил Никитин, вновь высовываясь из-за монитора.

— Пойду повстречаюсь с Тарасевич.

У Никитина разгорелись глаза.

— Ты прямо сейчас идешь? О, круто! Счастливой охоты, Маугли! Ты только позвони сразу, как только что-нибудь выяснишь. А то ведь интересно.

— Ребятам не болтай раньше времени, ладно? — попросил Ивар, направляясь к выходу.

Никитин приложил ладони к губам.

— Могила!

Но не успел Ивар выйти, как из-за неплотно пригнанной створки донесся восторженный голос Никитина:

— Боги! Ив отправился кадрить Тарасевич!!!

Кристина положила трубку, вскочила, запахнула разлетевшиеся полы халатика. Сердце ее колотилось, в голове было пусто от навалившегося враз счастья. Он все-таки позвонил!

Чуть ли не бегом она помчалась в ванную умываться и тут же наткнулась на выходящую из кухни бабу Лизу.

— Ох, что с тобой?! — воскликнула она, крайне подозрительно глядя на Кристину. — Кто звонил? Жених?

Вот баба Лиза всегда так: берет и начинает давать совершенно невозможные определения всему на свете!

Ив — не жених, он же просто так… Просто…

— Мам! — донесся из кухни голосок Сони. — А ты когда пришла? Ночью? Я тебя так ждала!

Кристина замерла, с ужасом предчувствуя, что сейчас ее будут справедливо ругать за плохое поведение.

«Сонька уж скоро забудет, как я выгляжу», — промелькнуло у нее в голове.

Но сейчас ей совершенно некогда было ни извиняться, ни клясться в том, что «этого больше не повторится».

Ситуацию спасла баба Лиза.

— Сонь, ты идешь в садик или нет? — спросила она строго. — Одевай зеленые штаны и пойдем!

Баталии с бабой Лизой были любимым Сонькиным развлечением.

— Не хочу штаны! Они уродские! — завопила она, моментально забыв о маминых прегрешениях. — Мам! Скажи, что мне не надо штанов!

— Одевай, что хочешь! — с трудом промычала Кристина, чистя зубы.

Соня победно взглянула на бабу Лизу.

— Пойду в платье!

— Солнышко мое, да ты вся продрогнешь! — запричитала та, как всегда воспринимая Сонькин шантаж за чистую монету. — На улице-то пятнадцать градусов! Видишь, как похолодало? Одень штанишки!

— Нет!

Кристина прикрыла дверь в ванную.

«Он позвонил! Он позвонил!» — плясало у нее в голове.

Она и надеяться не смела, что все случится так быстро. Все-таки Ив был скорее мечтой, кем-то за пределами досягаемости… И вдруг он сам звонит, сам назначает встречу!

«Я же умру на месте, если он и вправду будет спрашивать меня о моих сексуальных похождениях!» — чуть ли не в отчаянии подумала она.

Но на самом деле ей уже было все равно: пусть спрашивает о чем угодно! Пусть говорит с ней о сексе, о погоде, о хоккее, о тригонометрических функциях… Пусть только говорит!

Кристина поймала себя на странной мысли: она всегда была очень уверена в своих силах по отношению к мужчинам. Закадрить кого-нибудь? Да проще пареной репы! А тут ее охватила паника: а вдруг она не сможет понравиться Иву?! Вдруг он решит, что она глупа и неинтересна? Таких кощунственных мыслей ей еще ни разу не приходило в голову.

… Извечная женская проблема «что одеть?» стояла не только перед Соней. Кристина открыла свой шкаф и придирчиво окинула взором его содержимое. Все не то! Все старое, вышедшее из моды еще до революции…

А что, если Ив действительно позвонил ей вовсе не из-за того, что она ему понравилась, а чисто из профессионального интереса? Ведь он писатель и должен постоянно набирать материалы. Вдруг, Кристина Тарасевич для него всего лишь очередной «материал»?

Из шкафа на пол посыпались футболки и носовые платки, но она не обратила на это никакого внимания. Сердце замерло от убийственной мысли: а что, если все это просто так? Что, если ничего не будет?!

«Ох, нет! — почти яростно подумала она, вытаскивая на свет божий свою любимую полупрозрачную кофточку. — Я его хочу, значит, он будет мой! Еще не было на земле такого мужика, который бы смог устоять передо мной!»

В ту же секунду ей на ум пришел Артем Тарасевич, но Кристина моментально отринула от себя все воспоминания о своей неудавшейся семейной жизни. В конечном счете, ее бывший муженек бегал за ней как хвостик, пока она сама все не испортила.

А Синий? Ей ведь тоже не удалось заарканить его в свое время…

«Синий не считается, — принялась заверять себя Кристина. — Я тогда была маленькой и глупой. Сейчас бы я в жизни не положила на него глаз. Он классный, но для него любовь — это в первую очередь выпендреж перед ближними. А мне так не надо».

В конечном счете, она повзрослела и поумнела.

«У меня есть все шансы! — решительно подумала Кристина, роясь в своей косметичке в поисках туши для ресниц. — Ив будет моим и точка!»

Ей хотелось любви, и эта любовь должна была случиться с ней немедленно, прямо сейчас!

Кристина позвонила Синему и наврала, что ей надо сводить Соню в поликлинику.

— Так ты когда придешь? — спросил он, явно сожалея о Сонькином заболевании.

Кристина прикинула в уме, сколько у нее может занять свидание с Ивом.

— В двенадцать, — пообещала она и поспешно положила трубку, чтобы Синий, не дай бог, не успел возмутиться такой наглостью.

На улице припустил дождик. Кое-как добежав от остановки до кафе, Кристина вошла внутрь. Здесь было очень мило: полумрак, на стенах — изображения крыш и чердачных окон, зеленые бильярдные столы… И практически пусто, если не считать официанток и бармена.

Ив сидел у окошка со свежей газетой в руках.

— Привет! — помахал он ей.

Кристина почувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Всю дорогу она уговаривала себя не волноваться и вести себя легко и непринужденно, но… Как можно не волноваться, когда твое сердце просто готово выскочить из груди?!

— Привет, — произнесла она, присев за столик Ива. — Я, кажется, немного задержалась… Из-за этого дождя на улицах такие пробки…

— Ничего страшного. Что будете?

Кристина взяла меню.

— Не знаю, сока какого-нибудь…

Краешком глаза она подглядывала за Ивом из-за кожаной папки меню, и ей показалось, что и он немного взволнован. Может быть, она для него все-таки не просто «материал»? Как и ей, ему немножко страшно, как и ей, ему важно, что о нем подумают…

От этой мысли Кристине сразу же стало легче дышать.

«Я его заполучу! — мысленно повторила Кристина. — Я сделаю так, что со мной ему будет легко и комфортно, и он просто не сможет отказаться от меня!»

— Кстати, может, мы перейдем на «ты»? — произнесла она с улыбкой.

Кристина вновь чувствовала себя в родной стихии: она прекрасно осознавала, что нравилась Иву, и от этого ее сердце наполнялось пьянящим торжеством. От их былого смущения не осталось ни следа. Они оба «распушили хвосты» и теперь вовсю козыряли друг перед дружкой остроумием, начитанностью, умением вскружить голову…

«Как, черт возьми, приятно встретить достойного противника! — радостно думала Кристина и тут же одергивала себя: — Нет, не противника! Я же не собираюсь с ним воевать…»

Ив все больше и больше нравился ей. Но помимо восхищения умным и интересным собеседником она чувствовала нечто большее. Он был очень притягателен физически. Кристина заметила это еще вчера: весь его облик, каждое его слово были какими-то невероятно манящими.

На мгновение перед ее глазами встал образ: вот было бы здóрово, если бы в этом кафе не осталось ни одного человека, кроме них двоих, и если бы он приподнял ее и перенес на один из этих бильярдных столов…

— По-моему, ты меня не слушаешь, — донесся до нее голос Ива.

Очнувшись от своего видения, Кристина вскинула голову.

— С чего ты взял?

— У тебя был такой взгляд, словно ты… м-м… мечтаешь о…

— Тебе показалось! — поспешно перебила его Кристина.

Неужели у нее все так явственно отразилось на лице?

— Я думала… думала… Так что ты хотел выспросить у меня насчет своей книги?

— На самом деле книга тут вовсе ни при чем, — рассмеялся Ив. — Я просто пытался изобрести предлог, чтобы позвонить тебе.

— А я по дороге придумывала, что бы тебе такого рассказать о сексе… — призналась она.

В глазах Ива сверкнули озорные искорки.

— Вообще-то было бы крайне интересно послушать!

— О, нет! Мне ведь тоже нужен был предлог для того, чтобы завести с тобой разговор!

— Ну так и давай его начнем! Мне все-таки книжку надо написать.

— Ты опять дразнишь меня!

— Ни чуточки! Я абсолютно серьезен. Вот смотри, я беру диктофон, включаю его… Все, ты в эфире!

Кристина покосилась на крохотную коробочку диктофона, лежащую перед ней на столе.

— Ну, давай, ты будешь задавать мне вопросы, а я буду отвечать, проговорила она, игриво взглянув на него из-под ресниц.

Хочет смутить ее? Да он сам наверняка постесняется спрашивать что-либо в лоб!

К ее удовольствию Ив действительно не сразу нашелся, о чем спросить.

— Ты передергиваешь! Хм… Ну что ж… Думаешь, я не смогу задавать тебе неприличные вопросы?! Черта с два!

С трудом сдерживая смех, он протянул ей воображаемый микрофон.

— Что вы имели в виду, когда заявили, что вам есть что поведать насчет самой щекотливой темы на свете?

— Я…

А почему бы не рассказать ему о том, что она на самом деле думает? Ведь как было бы здóрово, если бы он понял ее! Конечно, это безумие — вести такие разговоры сейчас, когда между ними еще ничего нет — ни взаимного доверия, ни даже ощущения близости…

Но Кристина была пьяна просто от того, что Ив сидел рядом с ней и смотрел на нее своими сияющими глазами. Ей хотелось быть с ним свободной и искренней как ни с кем другим.

— Я имела в виду… — медленно начала она. — Я думаю, что мужчины и женщины совершенно по-разному определяют для себя, что есть секс.

— То есть? — не понял Ив.

— Учти, ты сам завел эту тему, так что ты сам во всем виноват. Чур не падать в обморок и не обижаться! — предупредила Кристина.

Ив положил правую руку на сердце.

— Клянусь, не упаду!

— Ну смотри!

Кристина подалась вперед, вглядываясь ему прямо в глаза.

— Знаешь, какой вывод я сделала, проанализировав весь свой опыт общения с мужиками? Для мужчин секс — это спорт. А женский оргазм — это голы, забитые в ворота противника.

— Ну, я бы не был столь категоричен…

— А ты в курсе, что согласно статистике большинство женщин регулярно симулируют оргазм? Но только четыре процента мужчин подозревают об этом. Остальные пребывают в блаженном неведении.

Несколько секунд Ив смотрел на нее как на инопланетянку. Кажется, он ожидал услышать нечто иное.

— Н-но тогда… — с некоторой запинкой произнес он, — зачем женщины врут?!

— Потому что если сказать правду — значит, смертельно обидеть своего мужчину. Пару раз он будет натужено пытаться исправить ситуацию, а потом просто скажет тебе, что ты фригидная дура, и уйдет к той, у которой хватит ума врать ему.

— И пусть все будет плохо, зато мужик есть под боком?

— Да это не плохо! — горячо воскликнула Кристина. — Я поэтому и говорила с самого начала, что мужчины и женщины по-разному воспринимают секс. Оргазм — это хорошо, но иногда я его не испытываю, и в этом нет ничего ужасного. В этом никто не виноват. Для меня это просто другой вид секса.

— Но ведь согласись, что лучше, когда оргазм есть, и если мужчина тебя не удовлетворяет, то…

— Что такое «не удовлетворяет»?

— Ну, когда нет оргазма…

— Это у мужчин так! — рассмеялась Кристина. — У них секс неотделим от оргазма. А по-моему, если мне с мужчиной хорошо, и я получаю удовольствие от того, что он рядом со мной, от того, что он касается меня, от того, что я могу сделать что-то для него — вот это и есть мое удовлетворение! У меня тоже случается оргазм, но я никогда не знаю, будет ли он сегодня или нет. Для мужчин секс без оргазма не имеет смысла, а для некоторых женщин очень даже имеет. Это тоже здóрово, но только по-другому! А иногда бывает, что мне просто не нужен оргазм: например, я могу быть слишком усталой для таких бурных эмоций…

Я не сразу это поняла, поначалу я вообще думала, что со мной что-то не так, а потом оказалось, что большинство женщин такие же, как я.

Ив смотрел на нее с выражением полного изумления на лице.

— Что, я поразила тебя в самое сердце? — усмехнувшись, спросила Кристина.

— Нет, но… Честно говоря, я не знаю, что сказать! — развел он руками. — Со мной еще никто не говорил на подобные темы.

— Значит, я только что внесла неоценимый вклад в твою книгу. Кстати, занеси в нее еще такой факт: до двадцатых годов прошлого века считалось, что у женщин в принципе оргазма не бывает. И никто от этого не страдал.

— Но ведь теперь все знают, что женщина может его получать, и мужчинам хочется сделать своим женщинам приятное…

Кристина тряхнула головой.

— Ничего подобного. Прежде всего, им хочется чувствовать себя крутыми любовниками. Но что такое — крутой любовник? Это тот, с кем женщине хорошо здесь и сейчас, это тот, кто ее любит любой — и с оргазмом, и без, это тот, кому можно говорить правду… А оргазм сам по себе — это не самоцель, это просто приятное дополнение ко всему вышеперечисленному.

— И что, так думают все женщины? — осторожно спросил Ив.

Кристина пожала плечами.

— Понятия не имею. Вполне вероятно, что и нет. Я ведь могу говорить только за себя.

— Интересно… Кстати, знаешь, чем, говорят, хороши проститутки? — вдруг спросил Ив.

— Чем?

— Ты за свои деньги вовсе не обязан доводить ее до оргазма. И это так облегчает жизнь! Я вот подумал… Это ведь на самом деле сложная штуковина: лезть из кожи вон, чтобы… — Ив запнулся.

— Чтобы наконец-то «удовлетворить эту чертову бабу»? — закончила за него Кристина. — А не надо никуда лезть. Я не в том смысле, что мужикам вообще не надо стараться… Надо! Но не это главное. Секс — это не спорт, это как музыка у тебя в голове! Ее невозможно ни записать, ни повторить… У него нет готовых рецептов. Как у нас может что-то не получиться, если мы любим друг друга, если нам хорошо просто от того, что мы живем на белом свете?..

Внезапно Кристина пресеклась, осознав, что она только что сказала.

— Ты правильно придумал написать об этом книгу, — быстро проговорила она, отведя глаза в сторону.

Ив протянул руку и сжал ее пальцы.

— Я тоже так думаю.

Ох, уже только за то, что он как бы «не заметил» ее случайную оговорку, Кристина была готова влюбиться в Ива на всю жизнь! Ему не нужна была победа над ней и потому он не стал ставить ее в дурацкую ситуацию.

— И еще надо запретить писать поучающие статьи о сексе, — тихо добавила она. — Я вообще за свободу слова, но в данном случае надо вводить жесткую цензуру.

— Почему? — так же тихо спросил Ив.

— Потому что эти пособия для начинающих создают самые дурацкие стереотипы, которые только можно придумать: секс — это сначала поцелуи, потом полчаса на ласки такого-то и такого-то вида, потом сам акт, потом нельзя засыпать и надо поговорить с женщиной. Даже на словах это выглядит как-то убого!

— Ну тогда как же народонаселение будет узнавать о том, что и как надо делать?

— Люди должны сами говорить между собой о том, что им нравиться и не нравится. Ведь в первую очередь оба хотят доставить радость друг другу. И при чем тут техника самого акта? Как при этом можно быть не на высоте, если у обоих все нормально с обыкновенной человеческой восприимчивостью и с чистотой? Только говорить об этом надо до, а не после.

— Как мы с тобой?!

— Ив… — укоризненно протянула Кристина.

Он лукаво улыбнулся.

— Молчу, молчу! Кстати, а ты сама способна выложить, что именно ты хотела бы получить от мужчины?

Кристина окончательно смешалась.

— Я? Ну, вообще-то…

— Точно! Расскажи мне, что тебе больше всего нравится!

— Зачем?!

Ив скроил пуританскую рожицу.

— Исключительно для науки! Ну и для удовлетворения моего праздного любопытства, — добавил он, рассмеявшись.

Несколько минут назад Кристина сама могла похвастаться, что легко смогла вогнать Ива в краску, с умным видом вещая ему о своих воззрениях. Но, кажется, он отплатил ей сторицей. Очень легко рассуждать на такие щекотливые темы как секс, когда это не касается лично себя, и когда ты просто придумываешь, как бы побыстрее и получше осчастливить человечество. А когда оказывается, что человечество — это в том числе и ты, то оказывается, что все далеко не так просто.

— Я не умею говорить о себе, — беспомощно призналась Кристина. Думать могу, представлять себе все могу, а вот рассказать… Все это звучит как-то безумно вульгарно.

— И тебе страшно, что я подумаю: «Фу, какая ужасная женщина! Что ей только в голову приходит! Нет-нет, мне такого не надо!»

Кристина криво улыбнулась.

— Что-то вроде этого.

Внезапно ее взгляд упал на часы. Было без пятнадцати двенадцать.

— Черт! Я же опаздываю! — воскликнула она, вскакивая со своего стула.

— Тебе надо бежать? — обеспокоено спросил Ив.

Кристина замахала официанту, чтобы он подошел.

— Мне надо срочно на работу! Синий меня убьет!

— Это начальник штаба у Хоботова?

Кристина кивнула.

— Я у него работаю.

— И что же, вы вдвоем вершите судьбы вселенной?

— Да нет! Я же ничегошеньки не понимаю в выборах. Я у него что-то вроде подмастерья. У меня были серьезные проблемы с деньгами, и он взял меня к себе, чтобы я хоть чуть-чуть подлаталась.

На лице Ива было написано такое изумление, как будто Кристина только что призналась ему в том, что она переодетый трансвестит.

— То есть ты ему просто помогаешь… — начал он.

— Да. Езжу, если он куда отправит, пишу статейки в газеты, иногда ищу для него какую-нибудь информацию…

Официант все не шел и не шел. Кристина достала свой кошелек, но Ив отрицательно покачал головой.

— Я плачy.

— Но… Мне неудобно! Мы ведь друг друга едва знаем…

— Боюсь, что я уже знаю о тебе предостаточно.

Кристина рассмеялась. У нее было такое ощущение, что Ив что-то хочет ей сказать, но все никак не решится. Мысли в голове томились и путались: надо бежать на работу, но как можно уйти от него… когда он так смотрит?

— Пошли, я отвезу тебя! — сказал он, выкладывая деньги на стол. — Тебе куда?

Дождь кончился, и время от времени сквозь тучи проглядывало яркое солнце.

Они добрались до места в течение десяти минут. Тарасевич, конспираторша фигова, попросила остановить машину за полквартала до здания детсада, где располагался штаб Хоботова.

Ивар был в полном недоумении. Он ничего не понимал в этой женщине. Оказывается, она вовсе не являлась ни монстром информационных технологий, ни грозой всех пиарщиков… Наверняка она даже не была любовницей Синего. Он просто таскал ее с собой и посылал туда, куда ему самому было лень ехать. Она ничего не знала и не могла знать ни о его далеко идущих планах, ни о связях, да вообще ни о чем!

Конечно, эта Тарасевич была очень даже ничего. С ней было интересно, с ней было о чем поговорить… И в то же время Ивара охватывала жуткая досада при мысли о том, что он потратил на нее бог весть сколько времени и в результате не приблизился к своей цели ни на йоту.

Хотя если быть до конца честным, стоило Тарасевич войти в кафе, как он напрочь забыл о всех своих целях. Она была слишком хороша: у нее были эти тонкие пряные духи и изящные ножки, обтянутые черными чулками…

Выйдя из машины, Ивар открыл правую переднюю дверь и подал ей руку. Надо было прощаться и что-то говорить. Кристина стояла совсем близко и смотрела на него поверх своих очочков. Ее глаза — синие, блестящие — на самом деле были гораздо больше, чем казалось раньше. Что-то было такое трогательное и доверчивое в этом взгляде.

— Сними очки, — сказал Ивар, сам не зная, зачем. — Сними совсем…

Она послушалась. Так, без очков, ее личико было другим — почти девчоночьим и немного растерянным. Коротенькая черная челочка, задорные прядки с завивающимися вверх кончиками, в ушах — крохотные сережки с жемчужинками…

— Знаешь, на кого ты похожа? — спросил Ивар.

— На кого? — отозвалась она.

— На эльфа. Это такие маленькие, с крылышками… Совершенно потустороннее существо.

Ее хотелось схватить, сжать и… и сделать что-то такое, о чем она стеснялась говорить.

— Я тебе завтра позвоню, — сказал Ивар, отступив к машине.

Кристина кивнула.

— Счастливо… Было очень приятно поболтать. Я побежала, ладно?

— Пока.

Круто развернувшись, Ивар погнал свой «Пежо» к стольниковскому штабу.

Смятение чувств — это когда думается обо всем сразу и в то же время ни о чем конкретном. Это когда начинаешь волноваться из-за каких-то пустяков: случайно оброненных фраз, движений, взглядов. Что она думала о нем? Почему согласилась прийти? Просто хотела продемонстрировать свою нестандартность? Или же она решила заарканить его, «великого писателя», чьей фамилии она так и не спросила?

В любом другом случае Ивар бы безошибочно вычислил, что на уме у женщины. Но здесь он мог лишь теряться в догадках.

Застряв на очередном светофоре, он вынул из кармана диктофон и перемотал пленку к началу кассеты.

— Учти, ты сам завел эту тему, так что ты сам во всем виноват, зазвучал в динамике голос Кристины.

«Нет, не буду я ей звонить, — твердо решил Ивар. — Нечего полоскать мозги ни себе, ни ей. Иначе это бог весть чем может кончиться».

Стоило Ивару войти в комнату негативщиков, как его оглушили бурные овации. Ребята были все в сборе и теперь, поднявшись со своих мест, картинно ему аплодировали.

— Ну, как?! — хором спросили Боги с Леденцовой.

— Алтаев, рассказывай! — потребовал Никитин в предчувствии суперинтересной истории.

Несколько секунд Ивар молчал.

— Тарасевич ничего не знает, — наконец объявил он. — Я с ней только время зря потерял. Она даже не пиарщица, а просто…

— Как?! Что значит «просто»?!

— Мы облажались, — вздохнул Ивар, проходя в свой кабинет. — Вернее, я облажался. Я подумал, что она большая шишка, а оказалось — ничего подобного. Синий просто по дружбе взял ее к себе в штаб.

— И ты решил завязать с ней? — воскликнула Леденцова. — Но это же глупо! Даже если она мелкая сошка, она все равно может быть полезной: она же вращается в хоботовских кругах, что-то видит, что-то слышит… У нее есть информация!

— Эту информацию надо обрабатывать и анализировать, — отрезал Ивар. А на это у нас совершенно нет времени.

Разочарованные, ребята молча вернулись каждый к своей работе.

— Да, Ив, тебя жена искала и велела перезвонить, — сказал Никитин, не отрывая глаз от монитора.

Ивар прикрыл дверь своего кабинета. Упал в кресло.

Жена звонила… И так господь бог за что-то прогневался и послал на его голову все тридцать три несчастья. А тут еще она.

Они поженились с Любой семь лет назад. Ее папаня служил в московской мэрии на ниве строительства, так что с самого начала предполагалось, что в Любкиной жизни все будет на высшем уровне: образование — переводческий факультет МГИМО, приятели — поп-звездочки, известные художники, сотрудники посольств и крупнейших издательств, одежда — от лучших мировых дизайнеров. Любка была богемной девочкой до самых кончиков своих накладных ногтей. Она знала пол-Москвы, объездила весь мир, цитировала Шиллера в оригинале и могла часами беседовать о творчестве Рериха или Коровина.

Кроме того, она была красивой — обалденная фигура, пухлые губки, блестящие темно-каштановые волосы…

Когда они поженились, Ивар был безумно горд. Любка стала его достижением, его пропуском в Большой Мир. Ей все далось по праву рождения, она была аристократка и жила не в России, и даже не в Москве, а где-то в пространстве между Москвой и Лос-Анджелесом.

Ивар помнил, как она в первый раз привела его в свою огромную квартиру на Тверской. Небывалая по тем временам роскошь каждой вещицы, сидевшая в гостях заслуженная артистка, планирование выходных в Альпах… Но больше всего его поразил вид из окна: было так странно видеть знакомую с детства улицу с высоты сталинской многоэтажки — это был взгляд из другого измерения.

Любочкин папа — веселый, пузатый, в брюках на подтяжках — позвал Ивара курить сигары в свой кабинет.

— Мать опять возмущаться будет, что мы все просмолили, — доверительно пожаловался он на жену. — Ну да ничего, мы потихонечку…

Ивар знал, что его изучают: потянет он или не потянет? Можно ли его принять в семью?

Как же ему, черт побери, хотелось быть принятым! И это была не надежда на чью-то помощь, не желание сесть кому-то на шею и поехать, свесив ножки… Просто своими силами ты можешь делать карьеру до определенного уровня, а дальше уже нужен случай, нужны связи, знакомства…

Несмотря на всю свою взбалмошность, Любка поступила бы так, как ей сказали родители. Поэтому в первую очередь надо было доказывать не ей, а папе, что ты чего-то стоишь в этой жизни.

Результатом стала шикарная свадьба, путешествие на Канары, небольшая, но стильная квартира в Беляево («На большее сами заработаете», — сказал, посмеиваясь, папа) и первая серьезная работа. Любка доучивалась на своем переводческом, а Ивар целыми днями вкалывал, чтобы оказаться достойным. Папа следил за его достижениями, подсказывал, давал дельные советы, знакомил с нужными людьми.

В общем-то дела шли неплохо. С Любой Ивар почти что ладил. Бытовых трений у них не возникало — благо дело убиралась и готовила домработница, а вещи стирала стиральная машина. Единственной проблемой оказалась Любина скука. Работать она не желала, так как даже на самой высокооплачиваемой работе платили гораздо меньше, чем ей давал папа на карманные расходы. А заниматься собственным бизнесом было слишком хлопотно. Люба попробовала было на пару с подружкой открыть ресторан, но как только дело дошло до санэпидемстанции и выяснения отношений с пожарными, ей сразу же все разонравилось.

Через год у них родился сын, Ромка, и Ивар вздохнул с облегчением. Люба была счастлива — теперь она была занята закупкой неисчислимого количества модных штанишек, шапочек, игрушек и детского питания из экологически чистых продуктов. Вдвоем со своей мамой они занялись воспитанием ребенка: с трех лет начали пичкать его английским языком, танцами, музыкой и еще какими-то полезными знаниями.

Честно говоря, Ивар считал, что его ребенок рос совершенно избалованным. К шести годам он уже регулярно пытался установить свое господство в доме. Обе бабушки в его представлении существовали для того, чтобы ими командовали, дед — для покупок игрушечных железных дорог и конструкторов, мама — для того, чтобы она его любила, баловала и лечила от аллергии, а папа… Папы просто никогда не было.

Ивар оправдывал себя тем, что у него есть работа, которую нельзя бросить, и что в силу этой работы ему не всегда удается появляться дома и наконец-то заняться сыном. Но на самом деле, ему просто не хотелось возвращаться домой.

Сначала Ивар не особо обращал внимания на одну маленькую особенность характера своей жены. Очаровательная игрушечка, фея и волшебница Люба не боялась обидеть его. Конечно, Ивар ни за что на свете не признался бы, что его может хоть как-то задеть то, что она никогда не желала слушать его рассказов. Она даже не хотела делать вид, что они ей интересны. А когда он спрашивал об этом, Люба лишь улыбалась обезоруживающей улыбкой ангела:

— Ты что, хочешь, чтобы я тебе врала?

Когда Ивар просыпал соль на скатерть, она смотрела на него с таким видом, будто он только что зарезал человека. А что стоила ее любимая фраза: «А догадаться нельзя было, что…» Далее шел перечень того, что, по мнению Любы, Ивар должен был бы сделать: вытащить тарелку из микроволновки, ввернуть лампочку в прихожей, вернуться пораньше, вовремя позвонить…

На все попытки поговорить, она обижалась, хлопала дверью, забирала сына и уходила к родителям. Ромка ревел и боялся. Ивар молчал.

Как правило, все их ссоры начинались с того, что Люба приезжала от одной из многочисленных подружек, с которыми они часами обсуждали свою женскую долю. Эти обсуждения задевали за какие-то чувствительные стороны Любиной души, она долго обдумывала свою жизнь, находила ее неизмеримо более ужасной, чем у всех остальных, и встречала Ивара гробовым молчанием.

За годы семейной жизни он уже во всех подробностях изучил сценарий ее закидонов. Сначала она поджимала губы и на вопрос «Что с тобой?» отвечала: «Ничего». Кстати, если ее ни о чем не спрашивать, то надвигающийся скандал принимал еще более тяжелый оборот.

Люба никогда не говорила прямо, чем же именно она недовольна. Ивар должен был отгадать сам. Видит бог, он пытался. Но, к сожалению, природа не наградила его даже намеком на телепатические способности. После неудачных попыток Люба констатировала, что ее муж — эгоист, самовлюбленный, ничем не интересующийся тип и вообще человек, до которого невозможно достучаться. А дальше как раз наступало время слез, хлопанья дверей и взаимного посыла к черту.

Как-то раз Ивар попытался сказать, что когда он едет после работы домой, то ему очень не хочется по пути гадать, будет сегодня выяснение отношений или не будет.

— А обо мне ты хоть раз подумал?! — всхлипывала Люба.

Ивар мог бы ей объяснить, что раньше он только этим и занимался, что думал о ней, о них, о их будущем… Но в один прекрасный день он понял, что ему дома плохо. Ему было хорошо с его друзьями, с командой. Он зарабатывал деньги для того, чтобы нести их в дом, с которым его ничего не связывало, кроме сына.

Ивар знал, что Люба любит его (в своем понимании этого слова), что она скучает без него, что она просто не понимает, что тут такого… Да и к тому же она затевала все эти семейные сцены не из-за того, что имела что-либо против своего мужа. Просто ей в жизни не хватало романтики, бурных чувств, сильных эмоций. Поэтому, наслушавшись историй, как какие-нибудь Элка с Толиком в очередной раз перебили в доме всю посуду, а потом полночи занимались примиряющим сексом, она пыталась воплотить всю эту «красотищу» в жизнь.

— Ну что ты хочешь? — понимающе изрекал Любин папа, раскуривая очередную сигару в компании с зятем. — Бабы… — И он красноречиво разводил руками.

Он сам всю жизнь так прожил и за тридцать лет брака научился плевать на все с десятого этажа.

Перед тем как отправиться избирать Стольникова Ивар предпринял очередную попытку поговорить с женой. Ромка был у бабушки, домработнице дали выходной, так что никто не мог помешать им расставить точки над «i».

— Как думаешь, — начал Ивар издалека, — почему так получается: мы практически никогда не ссоримся со своими друзьями, а у нас с тобой происходит какая-то вечная «холодная война»…

Услышав слово «холодная», Люба оторвалась от телевизора.

— Твои друзья не живут с тобой и не знают, какой ты на самом деле.

Продолжать разговор было бесполезно. В этом-то как раз и была вся причина: Люба считала Ивара далеко не идеальным мужчиной, для нее он был «горюшком». А ему хотелось, чтобы его ценили, потому что в нем было что ценить и уважать.

Странный это был парадокс: она его любила, но при этом постоянно жаловалась на него своим родителям и подругам; он был ей нужен, но она ворчала на него и никогда не задумывалась о том, что ее слова могут обижать его; она считала, что хозяином в доме должен быть мужчина, но при этом делала все, чтобы подмять его под каблук.

Иногда Ивар думал: а что, если развестись? Но что от этого изменится? Если жить одному, тогда ради чего все эти изматывающие командировки, погони за рейтингами, голосами, деньгами, да и вообще вся работа? И как сказать самому себе, что семь лет твоей жизни пошли коту под хвост?

А если жениться вновь, то что изменится? У всех дома было то же, что и у него. Да и как быть с Ромкой?

Никитин правильно говорил: менять надо не жен, а любовниц. Хотя сам он ни разу не был женат.

С Любой наверное бы приступ случился, если бы она узнала, что время от времени у Ивара заводились женщины на стороне. Ни одна из них не была москвичкой, все они жили по городам и весям России, и ни с одной из них Ивар не поддерживал длительных отношений. И так было лучше всего: вечный период интриги, зарождающихся чувств, ощущение новизны…

А говорить об умном, веселиться, пить водку и валять дурака можно было и в компании с Леденцовой, Боги и Никитиным. Так что Люба была не права: Ивар давным-давно жил вместе с друзьями.

Та последняя попытка разобраться в их отношениях закончилась весьма банально: перекошенное от ярости, залитое слезами Любино личико (видели бы ее в таком виде ее приятели-супермены!), а потом ожесточенные вопли: «Не подходи ко мне! Если бы не мои родители, ты бы сейчас на вокзале полы мыл! Спать пойдешь в гостиную!»

Ивар не знал, была ли сама Люба счастлива в браке. Лично он не был. Почему так получилось, он не знал. Наверное, все дело было в том, что они никогда не были друзьями. У них был общий дом, ребенок, хороший секс, но иногда Ивар даже не представлял, о чем можно поговорить с женой. Они существовали в разных плоскостях, и ей не хотелось в его мир, а ему нечего было делать в Любином Барби-мире.

Ивар потянул к себе телефон и, зажав плечом трубку, набрал номер…

Ответила сама Люба.

— Привет! — голос ее звучал взволнованно. — Ив, прости меня, я была такой дурой!

Картина была ясней ясного: прожив столько времени одна и не дождавшись звонка от мужа, Люба решила, что ей скучно, и со всей своей энергией бросилась «спасать положение». Такое повторялось уже неоднократно, но Ивар чувствовал, что с каждым разом ее нетерпеливое желание помириться все меньше и меньше радовало его.

Сейчас он просто делал то, что должен: большие взрослые мальчики не обижаются на глупых девочек и все им прощают. Так уж устроена жизнь.

— Да ладно, ничего страшного, — отозвался Ивар, глядя в одну точку за окном.

— Знаешь, я решила, что мне надо приехать к тебе, — обрадовано защебетала Люба. — Я уже заказала билеты на понедельник. Ты рад?

Это прозвучало, как гром среди ясного неба. Честное слово, Ивар не знал, что отвечать: жена совершенно не входила в его планы. Здесь и так было забот по горло, а тут еще Люба… Да кроме того, Кристина…

Что именно «Кристина», он не успел додумать…

— Ты почему молчишь? — встревожено спросила трубка. — У тебя что-то случилось?

Ивар встрепенулся.

— Нет-нет, все в порядке. Послушай, — начал он решительно, — тебе не надо приезжать…

На том конце провода повисла пауза.

— Почему? — наконец спросила Люба. — Ты все еще обижаешься на меня?

— Нет, но…

— Нет, обижаешься! — перебила она сердито. — Я приеду!

Когда у нее был такой голос — настойчивый, звенящий — с Любой было бесполезно спорить: она все равно все делала по-своему.

«Ладно, черт с ней, пусть приваливает, — мысленно махнул рукой Ивар. У него не было ни времени, ни сил спорить. — Там на месте разберемся».

Он продиктовал ей адрес своей съемной квартиры.

— Я пришлю за тобой водителя в аэропорт. Ключи будут у него.

— А ты сам не можешь приехать?

— Нет. У меня работа.

— Но… — Люба хотела было как всегда настоять на своем, однако почему-то передумала. — Хорошо, — сказала она враз переменившимся тоном. Я позвоню тебе, как только приеду.

Ивар медленно опустил трубку. У него просто не было слов.

Внезапно дверь в его кабинет чуть приоткрылась, и в нее просунулась широкая физиономия Боголюба.

— Хочешь послушать, как мы разделали Хоботова на митинге?

Ему хотелось похвастаться своими достижениями, но при виде выражения лица Ивара он сразу забыл обо всем на свете.

— Ты чего? — тихо спросил он.

Ивар дернулся.

— Ничего. Любка приезжает в понедельник.

Боголюб только присвистнул.

— Опоньки…

Про Тарасевич он так ничего и не спросил. И за это ему было большое спасибо.

Кристине совершенно не хотелось ни думать, ни работать, но как назло Танюша Петровна не отпускала ее до самой ночи. Стольниковский штаб вновь пошел в атаку и сорвал к чертовой матери выступление Хоботова на центральной площади города.

В организацию этого митинга была вложена куча денег в надежде, что все СМИ обязательно напишут о Хоботове. В результате, все пошло прахом. О самом Михаил Борисовиче и его гениальной предвыборной программе в новостях не упомянули ни разу, зато журналисты наперебой вещали о безобразиях, которые творили некоторые участники митинга. Впрочем, плакаты, с которыми они заявились на площадь, были и вправду произведениями подрывного искусства.

Самый большой переполох произвели два голых мужика с транспарантом, на котором значилось: «Долой предрассудки! Что естественно, то не постыдно!» Хулиганов ловили всем миром и милицией, но оказалось, что эти гады на удивление быстро бегали. Справиться с ними удалось только через полчаса, но они еще долго буйствовали и выкрикивали свои идиотские лозунги через зарешеченные окошки милицейского УАЗика.

Во второй половине дня Танюша Петровна собрала всех журналистов в «малышовой группе» и велела срочно писать Хоботову «благодарственные письма от граждан». Все они должны были выйти в завтрашних выпусках газет. Причем писем нужно было много, и ни одно из них не должно было повторяться.

— Это очень действенный метод, — пояснила Танюша Петровна. — На наше счастье люди привыкли верить газетам, а раз там написано, что Михаил Борисович — образец всех добродетелей, значит, так оно и есть. Опубликуем завтра вашу писанину, вот и исправим сегодняшнее недоразумение с митингом.

Раньше Кристина не раз наталкивалась на страницах прессы на благодарственные письма, но ей и в голову не приходило, что 99 процентов из них пишутся наемными журналистами. А теперь ей пришлось самой изобретать послания от благодарных пенсионеров, которым Хоботов якобы помог с ремонтом протекающей крыши, от благодарных школьников, которым Хоботов подарил новые учебники, от благодарных врачей, учителей и безработных.

Ближе к вечеру в «малышовой группе» стали раздаваться смешки:

— Люди! От кого еще можно написать письмо? Кто-нибудь писал от благодарных филателистов?

— Писал! У меня еще остались про запас юные кролиководы и профсоюз могильщиков. Хочешь, поделюсь?

Кристина никогда не думала, что так сложно придумывать благодарственные письма. Уже к третьему письму у нее кончились все надлежащие слова: «спасибо вам огромное», «с неизменным уважением», «глубокий поклон от всех нас»… Ну что еще можно написать?! Без повторений так и так не обойтись!

А тут еще в голову лезут всякие мысли… Кристина просто не могла дождаться завтрашнего дня. Ей чуть ли не уговаривать себя приходилось: «Моя, ну потерпи, что ли, немного! Двадцать семь лет ждала, а теперь не можешь?»

Неважно, что Кристина делала в течение этого дня: писала ли глупейшие фразы «и все наше село надеется, что вы станете нашим, по-настоящему народным губернатором», перекусывала ли пирожками, купленными в соседней булочной, звонила ли бабе Лизе, чтобы справиться, как идут дела дома, в мозгу прыгало одно словечко на букву «л» — глупенькое и истасканное от чрезмерного употребления.

Кристина сжимала кулаки, ругала себя дурочкой, но в сущности ей ничего не помогало: перед глазами стояло лицо Ива.

Как он смотрел на нее! Как дотронулся до ее руки! Как расспрашивал! Все это было просто немыслимо, невозможно и безумно! Этого не могло быть, но…

«Я идиотка. Я в него влюбилась», — думала в смятении Кристина.

Надо же, еще несколько дней назад она вообще ничего не знала об Иве. Она просто ждала, что с ней все же произойдет что-то такое, особенное… Еще несколько дней назад она и Ив существовали как бы по отдельности: у него была своя жизнь, у нее своя. Они смели быть счастливыми с кем-то другим, смели дышать, смеяться, надеяться и расстраиваться друг без друга. Как это было бессмысленно и нерационально!

Соня ни фига не спала. Она сидела перед телевизором и смотрела взрослую передачу. И баба Лиза ее смотрела.

— Вы чего же не спите?! — спросила Кристина, вешая сумку на ручку двери.

Баба Лиза подняла на нее разобиженный взгляд.

— А попробуй ее уложить! Ревет, как белуга, и все тут!

Кристина взяла дочь на руки.

— Привет! Ты почему не слушаешься бабу Лизу? Ты же обещала слушаться…

В ответ Соня обняла ее за шею.

— Мамуль, я думаю.

— О чем?

Кристина приготовилась было выслушивать замечания по поводу своих поздних возвращений, но оказалось, что детские мозги были заняты совсем другим.

— Я думаю о том, как бы, не выпрашивая, подарки получать! — доверительно сообщила Соня.

— О-о…

Кристина не смогла сдержать вздоха. Ну что ты будешь делать с этим ребенком! Ведь вырастет форменная жадина и стяжатель!

— Это все потому, что ты совсем забросила бедную девочку! — назидательно заметила баба Лиза. — Воспитывала бы ее почаще, вот она бы и не болтала бог весть что!

Но как воспитывать в ребенке щедрость и широту души, Кристина понятия не имела.

«Папу нам надо, — вновь подумала она. — Он бы ее всему научил, стал бы с ней играть, рассказал бы, что такое хорошо, а что такое плохо…»

Но папа пока еще не намечался, а разбираться с проблемой требовалось незамедлительно.

«Надо отвлечь Соньку чем-нибудь, — решила Кристина. — Может, она наконец и забудет про свои подарки».

— Знаешь что? — сказала она, относя Соню в детскую. — А ты напиши письмо Деду Морозу. Он тебе к Новому году что-нибудь и подарит.

Услышав такое, ребенок заметно оживился.

— Правда?! Тогда я ему нарисую, что мне надо. А письмо тебе отдать?

— Мне, мне… Я ему все передам.

— Только, мам, ведь до Нового года еще сто лет.

Кристина потушила верхний свет.

— Ничего подобного. Новый год случается крайне регулярно, так что можешь не беспокоиться. Будут у тебя подарки.

— Это хорошо, — сказала Соня, укладываясь на подушке.

… Баба Лиза еще долго рассказывала о том, что ребенок кушал, как спал днем и как не слушался «больную старуху». Честно говоря, Кристина и сама не очень ее слушала. Мысли ее были слишком далеко.

Потом она целый час сидела в ванной. Улыбка гуляла по ее губам. Кристина прижимала ладони к лицу, закрывала глаза, запрокидывала голову, проводя руками по груди… Или начинала тихонько хохотать и брызгаться как ребенок. Потом разговаривала сама с собой, глядя на свое отражение в зеркале.

И хоть бы что-нибудь связанное произнесла — ничего подобного! Только «Ив! Имя-то у тебя какое странное! И сам ты странный… Ой, не могу!» Или же начинала твердить как заклинание: «Завтра он позвонит! Завтра он позвонит!»

Стоило ей выйти из ванной, как и вправду раздался телефонный звонок. Сердце Кристины вздрогнуло, она бросилась в свою комнату, схватила трубку… Но это был всего лишь Синий.

— А, привет, — разочарованно протянула Кристина. Все-таки каким-то краешком души она надеялась, что это Ив.

Синего сегодня не было в штабе: его вызвали в избирком, и ему пришлось проторчать там чуть ли не целый день.

— Что у вас новенького? — спросил он.

Кристина вкратце рассказала ему все штабные новости. К ее удивлению Синий не обратил никакого внимания на известие о проваленном митинге.

— Слушай, у меня к тебе дело есть, — сказал он заговорщическим тоном. — Бросай писать благодарственные письма (я скажу Танюше Петровне, чтобы она тебя больше не загружала всякой ерундой), и подумай-ка лучше над той историей с Елениной АЗС.

— Так Михаил Борисович сказал, что Стольников там вовсе ни при чем! — удивилась Кристина.

Но Синий тут же перебил ее:

— А что, Хоботов у нас божественный небожитель и никогда не ошибается? Нам сейчас позарез нужен какой-нибудь компромат на высших руководителей стольниковского штаба! История с АЗС может напрямую на это вывести. Елена не сказала нам всей правды: ее наверняка шантажировали чем-то посерьезней ответственности за чужие преступления. А если мы сможем доказать, что стольниковские люди вовсю используют шантаж в своих целях, у нас будет отличный скандал! Так что давай, принимайся за работу!

— Да, но…

— Бери все, что тебе может понадобиться — диктофоны, машины, или еще что — и начинай ковырять это дело, — настойчиво повторил Синий. — Я чувствую, что там что-то не так!

— Но что?! — воскликнула вконец озадаченная Кристина.

— Не знаю! Я пока сегодня в избиркоме сидел, все думал на эту тему. И вот зуб на холодец даю! — мы там кое-что откопаем. Запомни, девочка, когда слишком много совпадений — это уже не совпадения. Так что между Стольниковым и Елениной бензоколонкой должно быть связующее звено!

— Ладно, — проговорила Кристина недоумевающе. — Я попробую подумать…

— Ну и молодец, — сказал на прощание Синий. — Ладно, я пошел спать, а то эти чиновники из меня сегодня всю душу повытрясли. Созвонимся завтра, о'кей?

— О'кей… — отозвалась Кристина.

— Во, полюбуйся, что вытворяет твой друг! — сказала Леденцова и протянула Ивару лист бумаги, на котором мелким кружевным почерком Никитина было начертано:

Ивар осмотрел никитинское творение.

— Сильно написано. Надо на стенку приколоть в назидание потомкам.

Было уже поздно, все устали, но после знаменательной победы над Хоботовым ребятам хотелось веселья.

— А пойдемте шалить в какой-нибудь клуб? — высказал рацпредложение Боголюб. — А то Леденцовой завтра опять в ночное ехать вместе со Стольниковым. Так и не погуляем никогда.

— А ты знаешь, куда идти? — спросил Ивар.

— Понятия не имею, — отозвался Боги. — Но мы спросим у кого-нибудь, где здесь круче всего.

Однако оказалось, что спрашивать совершенно не у кого: все сотрудники отдела негатива уже разошлись, охранники ночными клубами не интересовались, а с позитивщиками никто не захотел общаться из классовой ненависти.

— Сейчас мы такси поймаем, и водила нам все расскажет! — не унимался Боголюб. — Собираемся и едем!

Ивар стал мысленно взвешивать все «за» и «против». «Против» было много — хронический недосып, далеко не идеальное положение вещей на работе, приезд Любы, неудача с Тарасевич… «За» было всего одно: очень уж хотелось забыть обо всем вышеперечисленном.

— Едем! — скомандовал он.

И негативщики тут же помчалась вниз ловить машину.

Поймать такси им так и не удалось, хотя Боги на всю улицу орал:

— Ловись, тачка, большая и маленькая!

Вместо этого рядом с тротуаром притормозила какая-то разбитая «копейка» канареечного цвета. За рулем сидел пожилой вертлявый мужичонка в тренировочном костюме.

— Куда надо, молодежь? — спросил он, высовываясь из окна.

— Вот мы с Никитиным хотим есть, — вступил Ивар в переговоры. — А Боголюб с Леденцовой хотят плясать. Где все это можно сделать?

Мужичок поскреб в затылке.

— Э-э… Ну, можно в «Лиру».

Народ переглянулся.

— По-моему, «Лирой» может называться только привокзальный бордель, подозрительно зашептала Леденцова.

— Думаешь? — оживился Боги. — Тогда поехали!

Втиснуться всем вместе в «копейку» оказалось почти что непосильной задачей. Никитин, как самый наглый, тут же уселся рядом с водителем и наотрез отказался кому-либо уступать свое место. Ивару, Леденцовой и Боголюбу пришлось размещаться на заднем сидении.

— Все, Боги сегодня пива не давать! — прокряхтела Леденцова, которую вжали в дверцу. — Ты видел, какой у тебя живот от пива вырос?

— Мой живот не от пива, а для пива! — степенно ответствовал Боголюб.

Скрипя и подскакивая на каждом ухабе, «копейка» тронулась в путь.

— А что там, в вашей «Лире»? — начал осторожно расспрашивать Никитин. — Сами мы не местные, так что ничего не знаем…

Водитель снисходительно оглядел своих пассажиров.

— Там такие бабы! — сообщил он с гордостью. — Генофонд! Цвет нации!

— Э-э, мы туда не едем! — завопила Леденцова. — У меня губы не накрашены, а мне надо быть прекрасной!

— Ты и так прекрасна, — погладил ее по коленке Боголюб. — Если хочешь, я всю ночь буду лично тебя боготворить.

— Льстец ты, Боги, и подхалим! — сразу же заулыбалась Леденцова, но на возвращении уже больше не настаивала.

Ночной клуб «Лира» представлял из себя бывшую столовку, снабженную зеркальными шарами, светомузыкой и огромными колонками, из которых вырывались звуки зажигательной попсы. Народу было много, особенно девчонок.

Оглядев эдакую «малину», Никитин ухмыльнулся.

— Господи! Дай нам водки, и мы дадим тебе зрелищ!

Для начала они оккупировали столик в углу зала. Хорошенькая официантка со светлыми кудряшками вдоль усталого личика кое-как пробилась к ним сквозь колбасящийся народ.

— Заказывать что будете? — спросила она, вытаскивая из кармашка передника блокнот.

Никитин пнул под столом Ивара и Боголюба, показывая, что он первый занял эту прелесть.

— Принесите нам, пожалуйста, коньяку. Любого на ваш выбор, — пропел он.

Девушка внимательнее присмотрелась к нему.

— Сколько?

— Несомненно, бутылку!

Девушка принесла, что требовалось, и тут началось…

Леденцова плясала как включенная в розетку. В результате штаны у нее на заднице с треском лопнули, чем она сразу же затмила всех местных девиц. Сначала она несколько стеснялась своего наряда, но бесстыжий Никитин заявил, что так она необыкновенно сексуальна, вследствие чего Леденцова исполнила эротический танец под «Тает, тает, тает на губах». Самое удивительное, что наибольшее впечатление она произвела на Боголюба. После того, как она в танцевальном экстазе взяла и села на шпагат, он протиснулся к ней и тоже стал выделывать что-то весьма интригующее.

Тем временем Никитин выяснил, что белокурую официантку зовут Таня, и каким-то хитрым способом умудрился посадить ее к себе на колени. Чего уж он ей нашептывал, не знал никто, но в ответ на его слова Таня смущенно улыбалась и словно невзначай обнимала Никитина за шею. Он не сопротивлялся.

Ивар молча накачивался коньяком. На него напало какое-то наваждение: ему постоянно мерещилась Тарасевич. Не то чтобы кто-то из присутствующих девушек был особо на нее похож, просто боковым зрением он вдруг выхватывал в танцующей толпе чью-то фигуру, резко оборачивался… Разумеется, это была не Кристина. Да и откуда ей было здесь взяться?

— По-моему, у нас некомплект! — произнес у него над ухом голос Никитина. — Леденцова зажигает с Боги, у меня — Танечка… А ты?

Ивар неопределенно пожал плечом.

Танечка намек поняла, и через некоторое время рядом с ним появилась ее подружка.

— А чем ты занимаешься? — кричала она ему на ухо, пытаясь перекрыть рев динамиков.

— Ничем, — отозвался Ивар. — Я круглый сирота. У меня нет ни дома, ни работы, ни денег.

После такого заявления девушка куда-то исчезла, и они вновь остались за столиком втроем с Никитиным и Таней.

Войдя в раж, Никитин то и дело поднимал тосты за Родину и за Президента:

— За Россию! За нашего любимого Владимира Владимировича! — провозглашал он и мастерски опрокидывал в себя очередную стопку.

Танечка морщилась от коньяка, вытирала набегавшие слезы и все сокрушалась, что ее завтра выгонят с работы. Никитин обещал ей, что она не останется без дела, и что он, оплот российской журналистики Никитин, не даст ей пропасть.

— Ив! Ив! — затормошила Ивара Леденцова, пытаясь укрыться за его спиной от какой-то неведомой опасности.

Тот недоуменно посмотрел на нее.

— Ты чего?

— Там это… какой-то айзер на меня напал… — испугано зашептала она. — Он пристает ко мне! Я боюсь!

Ивару уже весь белый свет был немил.

— А за что именно ты боишься? — усмехнулся он. — За свою невинность?

Леденцова смерила его презрительным взглядом.

— Дурак!

Впрочем, оказалось, что Боголюб уже спас ее от навязчивого поклонника. Схватив какого-то чернявого дядечку за шкирку и за штаны, он просто спустил его с лестницы.

— Боги, скажи, что плохого я сделала этой стране? — разобижено спросила Леденцова своего спасителя, когда тот вернулся с операции возмездия. — Почему этот козел напал на меня?

— Так ведь он попу твою увидел, — объяснил свою теорию Боголюб. Разве мимо такого пройдешь?

Далее события стали развиваться и вовсе странно: после недолгой дискуссии Леденцова и Боголюб объявили собравшимся о том, что они намерены пожениться и совместными усилиями родить какого-нибудь «зайчика».

… По домам разъезжались уже засветло. Причем теперь уже к честной компании прибавилась и Таня, которую Никитин вез к себе «показывать статьи».

На полдороги Леденцова потребовала, чтобы машина остановилась, после чего вышла и обблевала здание какого-то банка. Через некоторое время то же самое было проделано и с оперным театром.

— Какая женщина! — с затаенным обожанием вздыхал Боги. — Пожалуй, мне надо проводить ее до дома!