Факторизация человечности

33

Бекки провела с ними ещё два счастливых часа, но в конце концов засобиралась домой. Она жила в центре, и ей нужно было рано вставать, чтобы открыть магазин в среду утром.

Когда она ушла, Кайл присел на диван.

Хизер долго смотрела на него.

Он был таким сложным человеком — гораздо более сложным, чем она думала. И он также, при всех своих плюсах и минусах, был в целом хорошим человеком.

Но не идеальным, разумеется. Хизер пережила шок и разочарование, исследуя глубины его памяти. У него были тёмные стороны, потайные углы; он мог быть мелочным, эгоистичным и неприятным.

Нет, идеальных мужчин не бывает — но она это знала ещё до того, как покинула Вегревиль и поселилась в Торонто. Кайл был одновременно великим и ущербным — с хребтами и долинами, более-менее таким, каким она всегда себе его представляла.

Но, осознала она, каким бы он ни был, она может это принять; они не идеально подходили друг другу и, вероятно, никогда не будут. Но она сердцем чувствовала, что он ей подходит лучше, чем кто-либо ещё. И, возможно, признание этого и есть любовь — определение не хуже любого другого.

Хизер пересекла комнату и остановилась перед ним. Он поднял на неё свой карие щенячьи глаза, такие же, как у Бекки.

Она протянула руку. Он взял её. И она повела его через гостиную к лестнице и по ней наверх, в спальню.

Прошёл год с тех пор, как они в последний раз занимались любовью.

Но она не пожалела, что пришлось так долго ждать.

В этот раз она совсем не нервничала.

Когда они закончили и просто лежали в объятиях друг у друга, Хизер произнесла единственные слова, что прозвучали в тот вечер после ухода Бекки.

— С возвращением.

Они заснули, обнимая друг друга.

Следующее утро: среда, 16 августа.

Сходя по лестнице в гостиную, Хизер увидела Кайла. Тот уставился куда-то в пространство; его взгляд был направлен в пустое место на стене между картиной Роберта Бэйтмана с толсторогом и фотогавюрой Анселя Адамса с Аризонской пустыней.

Хизер вошла в комнату. На соседней стине висели их свадебные фото четвертьвековой давности. Она видела, что сделали эти двадцать пять лет с её мужем. До недавнего времени его волосы были примерно того же тёмного каштанового оттенка, как и в день их свадьбы, с едва заметными проблесками седины, а на высоком лбу практически не было морщин. Но сейчас — сейчас на лбу залегли глубокие складки, а рыжеватая борода и тёмные волосы были пронизаны серебряными прядями.

Он даже как будто стал меньше. Нет, его рост, без сомнения, по-прежнему был метр семьдесят семь, но он сидел на дивание сгорбившись, сжавшись. И у него было брюшко — он столько сил потратил, чтобы избавиться от него после инфаркта. Да, ему не удалось вернуться к своим прежним пропорциям, но Хизер явно видела, что он себя запустил. Она надеялась, что сейчас, когда Кайл и Бекки помирились, он повеселеет, но, несмотря на все радости вчерашнего вечера, похоже, этого не произошло

Хизер прошла через гостиную. Кайл коротку взглянул на неё; его лицо пылало гневом.

— Мы должны её остановить, — сказал он.

— Кого?

— Психотерапевтку.

— Гурджиефф, — подсказала Хизер.

— Да. Мы должны её остановить. — Кайл посмотрел на Хизер. — Она может сделать то же с кем-нибудь ещё — разрушить ещё одну семью.

Хизер села рядом с ним на диван.

— Что ты предлагаешь?

— Добиться лишения её практики — или как это называется у психотерапевтов.

— Ты имеешь в виду отозвать её лицензию. Но она не психиатр или психолог. Она даже не называет себя психотерапевтом ни в каких бумагах, что я видела, когда у неё была; это Бекки её так называла. Она зовёт себя «консультантом», и вообще-то в Онтарио для такой деятельности не нужна лицензия.

— Тогда мы должны подать на неё в суд. За преступную халатность. Мы должны сделать так, чтобы она больше никогда не пыталась никого лечить.

Хизер не знала, что сказать. Она пыталась разобраться с последствиями своего открытия; когда она предаст его гласности, когда вся человеческая раса получит доступ к психопространству, мошенники вроде Гурджиефф потеряют своё влияние — проблема решится сама собой.

— Я понимаю, о чём ты говоришь, — сказала Хизер, — но правда, разве мы не можем просто дать всему этому закончиться?

— Оно не закончится, — сказал Кайл.

Хизер произнесла очень мягко:

— Но Бекки про…

Она оборвала себя на полуслове. Она чуть не сказала «Бекки простила тебя», словно ей было, что прощать. Возможно, Кайл прав — возможно, он останется запятнанным на всю жизнь. Из всех людей Хизер лучше всех знала, что Кайл невиновен, и всё же не раздумывая, на краткий миг её бессознательное начало предложение, предполагавшее, что что-то всё-таки произошло.

Кайл шумно выдохнул.

— То есть, она теперь понимает, что ничего не было, — сказала Хизер, пытаясь исправить ситуацию. — Она знает, что ты никогда не причинял ей зла.

Кайл очень долго молчал. Хизер смотрела, как его округлые плечи приподнимаются и опадают в такт дыханию.

— Дело не в Бекки, — сказала Кайл.

У Хизер упало сердце. Она сделала больше, чем он мог знать, чтобы помочь ему — но, возможно, в конечном счёте этого было недостаточно. Она знала, что многие браки распадаются уже после того, как кризис пройден.

Она открыла рот, чтобы сказать «Прости», но Кайл заговорил раньше неё.

— Дело не в Бекки, — сказал он снова. — Дело в Мэри.

Хизер почувствовала, как у неё округляются глаза.

— Мэри? — Она так редко произносила это имя вслух, что оно показалось ей почти чужим. — Причём здесь Мэри?

— Она считает, что я причинял ей боль. — Настоящее время; неспособность смириться с тем, что случилось.

Хизер прибегла к тому, что изначально собиралась сказать:

— Прости.

— Она никогда не узнает правды, — сказал Кайл.

К своему удивлению, Хизер ощутила в себе нарастающую религиозность.

— Она знает, — сказала она.

Кайл хмыкнул и упёрся взглядом в деревянный пол. С полминуты они оба молчали.

— Я знаю, что ничего ей не делал, — сказал Кайл, — но… — Он снова замолк. Хизер выжмдательно смотрела на него. — Но, — продолжил он, — она думает, что делал. Она ушла в могилу, — он прервался: то ли подавившись этим словом, то ли задумавшись на мгновение о его связи со своей фамилией, — думая, что её отец — чудовище. — Он поднял голову и посмотрел на Хизер. В его глазах блестели слёзы.

Хизер откинулась на спинку дивана, напряжённо размышляя. Всё должно было кончиться, чёрт подери. Всё уже должно было кончиться.

Она подняла взгляд к потолку. Стены гостиной были бежевые, однако потолок — чисто белый с нанесённой на гипс текстурой: торчащими из него крошечными выступами.

— Возможно, есть способ, — сказала она, наконец, закрывая глаза.

Кайл некоторое время молчал.

— Что? — переспросил он, будто не расслышав.

Хизер выдохнула. Она открыла глаза и посмотрела на него.

— Возможно, есть способ, — повторила она. — Не поговорить с Мэри, конечно. Но всё же способ тебе примириться с ней. — Она сделала паузу. — И способ понять, почему нам ничего не нужно делать с Гурджиефф.

Кайл озадаченно сощурился.

— Что? — спросил он снова.

Хизер посмотрела в сторону, раздумывая, как объяснить ему всё.

— Я собиралась вскоре всё тебе рассказать, — начала она, чувствуя необходимость с самого начала выстроить себе защиту. — Правда собиралась.

Но это была неправда — по крайней мере, она не была в этом уверена. Она уже много дней сражалась сама с собой, не будучи уверена в том, что делать дальше и делать ли вообще. Да, она рассказала Бекки, но она также заставила Бекки пообещать, что та сохранит тайну. Она не гордилась тем, как себя ведёт; да, это великое научное открытие; да, это фундаментальная истина, которую все должны знать. Но всё же оно было так огромно. Как на такое реагировать? Как действовать, когда имеешь дело с открытием такого масштаба?

Хизер снова повернулась к Кайлу. Он по-прежнему недоумённо смотрел на неё.

— Я догадалась, о чём было сообщение инопланетян, — тихо сказала она.

Его глаза расширились.

Хизер подняла руку.

— Нет, не всё, конечно, но достаточно.

— Достаточно для чего?

— Чтобы построить машину.

— Какую машину?

Она приоткрыла рот, потом выдохнула, ощутив, как при этом надуваются щёки.

— Машину для доступа… к надразуму.

Кайл, поражённый, склонил голову набок.

— Инопланетяне — они это пытались нам сказать. Что индивидуальность — иллюзия. Что все мы — часть чего-то бо́льшего.

— Теоретически, — неуверенно произнёс Кайл.

— Нет. Нет. На самом деле. Это правда — все те теории, о которых мы говорили вчера — всё это правда. Я знаю — я точно это знаю. Сообщения — это что-то вроде чертежей четырёхмерного устройства, которое…

— Которое что?

Хизер закрыла глаза.

— Которое позволяет человеку подключиться к человеческому коллективному бессознательному — к настояшему, в буквальном смысле общему для всех людей разуму человечества.

Кайл закусил губу и некоторое время молчал. Потом:

— Как ты построила такую штуку?

— Я сама не смогла бы, понятное дело. Мне помог друг с факультута машиностроения.

— И она работает?

Хизер кивнула.

— Работает.

Кайл снова на секунду замолк.

— И ты… что ты сделала? Подсоединилась к надразуму?

— Более того. Я плавала в нём.

— «Плавала», — повторил Кайл, словно не мог понять, что означает это слово в данном контексте.

Хизер снова кивнула.

Кайл снова задумалася.

— Для нас это было тяжёлое время, — сказал он. — Я не… прости, дорогая, я понятия не имел, как сильно всё это ударило по тебе.

Хизер не смогла сдержать улыбку. Яблоко от яблони…

— Ты мне не веришь.

— Я… ну…

Улыбка Хизер поблекла. Она мысленно дала себе пинка за то, что не догадалась принести домой видеозапись со складывающимся тессерактом.

— Я тебе покажу. Прямо сегодня. Установка у меня в офисе в университете.

— Кто ещё о ней знает?

— Только я и Бекки, больше никто.

Кайл всё ещё смотрел недоверчиво.

— Я знаю, что должна была сказать тебе раньше. Я так и собиралась — я правда планировала рассказать тебе всё вчера. Но… но это трудно даже вообразить. Она изменит всё, эта технология. Частная жизнь попросту перестанет существовать.

— Что?

— Я могу получить доступ к кому угодно — к его воспоминаниям, его личности, к архиву того, кем он является…

— И?

Она опустила взгляд.

— Я подключалась к тебе и просматривала твою память.

Кайл едва заметно отодвинулся от неё.

— Это… это невозможно.

Хизер снова прикрыла глаза, борясь с волной затопившего её стыда.

— Ты покупаешь хот-доги с жареным луком у торговца на Сент-Джордж.

Глаза Кайла снова расширились.

— На твоём летнем курсе по искусственному интеллекту есть студентка по имени Кеcси. Ты считаешь, что она цыпочка. «Цыпочка» — именно это слово и пришло тебе на ум. Это, кстати, выдаёт твой возраст — сейчас таких называют «сверхновыми», так ведь? Молодёжь сейчас говорит «Она реально сверхновая».

— Ты шпионила за мной.

Хизер покачала головой.

— Не шпионила. По крайней мере, не снаружи.

— Но…

— Ты считаешь, что у меня бёдра гофрированные — это снова точная цитата. Если ты хоть немного джентльмен, ты никогда такого не никому не скажешь.

У Кайла от удивления отвисла челюсть.

— Технология работает. Ты понимаешь, почему я держала её в секрете, по крайней мере, до поры до времени, правда? Твой ПИН — ПИН любого человека, комбинация любого цифрового замка, пароли — всё это можно вытащить у тебя из головы, из головы любого, с помощью этой технологии. Больше нет никаких секретов.

— И ты залезала ко мне в мозг, не сказав мне? Без моего разрешения?

Хизер опустила глаза.

— Прости.

— Это невероятно. Это выходит за всякие рамки.

— Но не всё так уж плохо, — сказала Хизер. — Я смогла доказать, что ты не обижал Бекки и Мэри.

— Доказать? — Голос Кайла стал резким. — Ты мне не доверяла — не верила мне?

— Мне правда очень жаль, но… но они мои дочери. Я не могла сделать выбор между ними и тобой. Я должна была знать — точно знать — прежде чем начинать снова собирать семью вместе.

— Господи Иисусе, — пробормотал Кайл. — Господи Иисусе.

— Прости, — снова сказала она.

— Как ты могла держать это от меня в секрете? Как ты могла ничего мне не сказать?

Хизер почувствала, как внутри неё вскипает гнев. Она едва не рявнкнула в ответ: Как ты мог скрывать от меня свои сексуальные фантазии?

Ты сказал мне, что ненавидишь мою мать?

Сказал, что ты на самом деле думаешь о том, что у меня до сих пор нет бессрочного контракта? О том, что я зарабатываю меньше тебя?

Ты посвятил меня в свои отношения с Богом?

Как мог ты таить от меня секреты, год за годом, десятилетие за десятилетием — четверть века обмана? Да, обмана по мелочам, но сложить всё вместе — и это будет словно разделяющая нас стена, выстроенная кирпичик к кирпичику, ложь ко лжи, недомолвка к недомолвке.

Как мог ты держать всё это в тайне?

Хизер сглотнула, восстанавливая самообладание. А затем тихий безрадостный смешок вырвался из её пересохшего горла. Всё, о чём она сейчас думала — её гнев, её сдерживаемые чувства — в скором времени будут разложены перед ним для полного обозрения. Это неизбежно; это никак невозможно предотвратить — он не сможет удержаться от соблазна, соблазна, который, как он, без сомнения, думал, был его правом и справедливой ответной мерой, и который возникнет, как только он заберётся в конструкт.

Она слабо пожала плечами.

— Мне очень жаль.

Он снова пошевелился, как будто собираясь встать с дивана.

— Но, — сказала она, — ты разве не видишь? Не понимаешь? Речь не о просто о твое разуме, или моём. Речь о любом разуме — включая, наверное, и неактивные. — Она потянулась к нему и взяли его за руку, обхватив неподвижные пальцы. — Я пока такого не пробовала, но скорее всего это возможно. То есть может быть, что ты сможешь коснуться разума Мэри — его архивной версии. — Она сжала его руку и чуть-чуть тряхнула её, надеясь на реакцию. — Возможно, ты сможешь примириться с ней. В самом прямом смысле.

Кайл вскинул брови.

— Я знаю, что ничего пока не закончилось, — сказала Хизер. — Но может закончиться. Возможно, очень скоро. Возможно, нам удастся всё уладить — угомонить демонов и пережить трудные времена.

— И что случится потом? — спросил Кайл. — Что будет дальше?

Хизер открыла рот для ответа, но тут же закрыла его, осознав, что не имеет об этом ни малейшего понятия.