В середине XX столетия в разных уголках земного шара еще были слышны отзвуки революционных потрясений. Люди прошлого столетия были более цивилизованны, поэтому во многих странах обошлось без жуткого кровопролития и множества бессмысленных жертв. На этот раз в революциях принимали участие те, кто считал себя революционерами по призванию, и главной их целью было как можно скорее захватить власть, а не казнить невинных людей. Однако без кровопролития не обошлось и на этот раз. Погибали правители разных стран, солдаты, сражавшиеся за независимость или за власть (что иногда по сути было одним и тем же); бывало, что страдали и не причастные к военным действиям люди.
Британский Сомалиленд. 09 августа 1913 года.
Шестой час Имперский верблюжий корпус под командованием Ричарда Корнфилда упорно оборонялся от атак дервишей Исмаила Мире. Атакованные среди густых кустарников англичане поначалу дрогнули; когда же дервиши опрокинули сомалийских наемников на флангах, едва не запаниковали. Но Корфилд был опытным и авторитетным офицером – он сумел предотвратить катастрофу. Отведя солдат в сооруженное из колючих ветвей овальное укрепление – зарибу, он занял круговую оборону и держался уже более часа. Дервиши бросались на штурм с упорством фанатиков, каковыми и являлись, невзирая на плотный заградительный огонь и полное отсутствие дисциплины. Британцы оборонялись мужественно и стойко, за каждого убитого солдата беря жизни пятерых повстанцев, но долго так продолжаться не могло.
Внезапно заглох «максим». «Похоже, эти обезьяны добрались до пулемета», – флегматично произнес адъютант Корнфилда.
Ричард успел отдать солдатам приказ о перегруппировке, но это было последнее, что он сделал, – снайпер дервишей послал ему пулю прямо в сердце.
Весть о гибели командира разнеслась мгновенно. Дервиши радостно улюлюкали, солдаты были готовы обратиться в бегство. Лишь неимоверными усилиями уцелевших офицеров удалось предотвратить панику и организованно отступить на Бурао. Таких поражений верблюжий корпус еще не знал.
Дервиши не стали преследовать англичан – они поспешили принести весть о победе махди Мохаммеду бен Абдилле, державшему тогда свою ставку в Талехе.
Об этой победе махди Мохаммед сложил поэму «Смерть Ричарда Корнфилда».
Мохаммед бен Абдилле Саид Аль-Хасан (около 1860–21. 12. 1920) был сыном сомалийского шейха из влиятельного клана Огад. Мусульманин, как и все сомалийцы, хорошо изучил Коран, а в 1892 году совершил хадж, побывав в Мекке и Медине. Блестящий оратор и поэт, глава исламского ордена Салихия, он все свои силы направил на борьбу с британскими колониальными захватчиками.
К началу ХХ века Сомали была разделена между Францией, Италией и Великобританией, причем последней достался самый изрядный ее кусок. Нетрудно догадаться, что самих сомалийцев такое положение дел явно не устраивало. Нагнетало обстановку и то, что старинный враг сомалийцев – православная Эфиопия – не только не потеряла независимости, но и пользовалась поддержкой Британского правительства.
В 1899 году Мохаммед бен Абдилле призвал к восстанию. Его призыв был услышан, и вокруг него начали группироваться недовольные.
В этом же году, в апреле, с отрядом в 3 тысячи человек он совершает набег на город Бурао. Всем становится ясно, что в Сомали появилась новая, враждебная колонизаторам сила. К августу 1899 года у Мохаммеда бен Абдилле уже 5-тысячная армия и он захватывает Бурао, объявив его своей столицей. С этого момента Мухаммед объявляет себя махди и начинает джихад против англичан, которые прозвали его Бешеный Мулла. Через год после захвата Бурао Мохаммед бен Абдилле атакует племя Аджелла, дружественное Британии, и занимает город Хад; а уже в сентябре 1900 года к нему присоединяется берберийское племя хабр аваль. К началу 1901 года Мохаммед объединил под своей рукой основные этнические группы коренного Сомали.
Терпеть такую обстановку англичане не стали, и в апреле 1901 года против Мохаммеда направили полторы тысячи солдат. Несмотря на то что кампания шла в основном успешно для британцев, Мохаммеду бен Абдилле удалось не только восстановить потери, но и привлечь на свою сторону племена Долбаханта. Англичанам пришлось временно отступить.
В июне следующего года боевые действия возобновляются. Против 15-тысячной скверно вооруженной орды Мохаммеда направляют 2 тысячи колониальных солдат Африканской Королевской пехоты. В октябре близ города Эриго Бешеный Мулла был разбит, но и колонизаторы не смогли продолжить преследование.
Мохаммед бен Абдилле был для англичан подобием непрерывно ноющей занозы, и на следующий год за него взялись всерьез. 22 февраля 1903 года британцы начали новую кампанию против него.
Наступление велось тремя колоннами. Одна вышла из города Оббиа и направилась на базу Бешеного Муллы, город Мудуг. Вторая колонна вела продвижение из города Бербера на город Бохотлех. Третья колонна состояла из 5 тысяч эфиопских солдат и направлялась на Веби-Шебелли, чтобы перекрыть Мохаммеду пути отступления на запад.
В марте и апреле 1903 года войска Мохаммеда нанесли британцам поражения при Гумбуру и Доратолехе, вынудив их отступить к Бохотлеху, однако же с эфиопами справиться не смогли и укрылись в долине Ногал.
В январе 1904 года англичане бросают против Муллы 8 тысяч человек. На сей раз численность противоборствующих сторон примерно равна, но качественно британцы превосходят сомалийцев на несколько порядков – Мохаммед бен Абдилле разбит при Джидбале наголову и вынужден бежать на территорию Итальянского Сомали.
В марте 1905 года в Пасталозе подписывается соглашение между правительством Италии и Аль-Хасаном. В соответствии с ним боевые действия между Мохаммедом и властями Великобритании и Италии прекращаются, Бешеному Мулле предоставляется часть долины Нугаль с портом Илиг, что в Итальянском Сомали. Мулла также соглашается принять протекторат Италии.
В 1907 году Мохаммед бен Абдилле вновь принялся за старое. Собрав армию в 10 тысяч сабель, он вторгся на британскую территорию, где развязал полномасштабную партизанскую войну, которую вел до 1910 года. Затем в прибрежном Сомалиленде он развернул открытую борьбу. В 1913 году войска Мохаммеда наголову разбили силы сомалийской полиции в Дульмадобе и совершили набеги на города Бурао и Бербера. Весь период Первой мировой войны, поддерживаемый немцами и турками, он беспокоил англичан набегами из мощной крепости Талех, где располагалась его ставка.
Лишь в 1920 году при поддержке авиации британским войскам удалось окончательно сломить сопротивление сомалийцев. Взяв после упорных боев и разрушив Талех, Мохаммед бежал в Эфиопию, где и умер 21 декабря 1920 года.
В настоящее время Сомали – независимая республика. В ней глубоко чтят потомков Мохаммеда бен Абдилле Саид Аль-Хасана, его стихи издаются и переиздаются. Можно сказать, что он все же победил после смерти.
Хайле Селассие I – личность очень интересная. Он был последним императором Эфиопии; за время своего долгого царствования провел множество политических преобразований, благодаря которым государство приобрело независимость и было принято в ООН. Император являлся одним из инициаторов Организации африканского единства (ОАЭ). Он также провел ряд внутренних реформ – ввел конституцию, отменил рабство и т. д. Его преобразования касались и религиозной сферы Эфиопии: в результате его деятельности Эфиопская православная церковь отделилась от Коптской, и ее главой впервые за 15 столетий стал эфиоп, а не египтятин.
Однако последний император Эфиопии Хайле Селассие I широко известен не только благодаря своей активной политической деятельности. Служители Африканской православной церкви гарвиитов признали его воплощением Джа (Иеговы), после чего на Ямайке началось развитие растафарианского движения, которое нашло широкое отражение не только в религиозной сфере, но и в искусстве (в частности, в музыке) и культуре вообще.
Одним из первых о Хайле Селассие как о воплощении Иеговы заговорил уроженец Ямайки Маркус Гарви. Он являлся основателем и лидером довольно влиятельной Всемирной ассоциации негритянского развития. В официальных источниках сказано, что он боролся за равноправие белых и чернокожих. Однако последователи Гарви признавали его пророком и утверждали, что не раз были свидетелями совершенных им чудес.
Необходимо подробнее рассказать о традициях Африканской православной церкви гарвиитов и о том, чем она отличается от других концессий. Маркус Гарви, являясь католиком, способствовал распространению среди своих последователей идеи о том, что Иисуса Христа следует изображать негром. Ко времени основания церкви часть негров Американского и Африканского континентов продолжали оставаться рабами. Они отождествляли себя с угнетенным иудейским народом, о котором писалось в Библии, и ждали часа освобождения, или Исхода.
Некоторые даже развивали эту идею, утверждая, что именно негров, а не современных евреев следует считать истинными иудеями, о которых рассказывалось в Ветхом Завете.
После того как на Востоке, в Эфиопии, состоялась торжественная коронация Хайле Селассие I (чье имя переводится как «мощь триединства» или, в другом варианте, «слава Святой Троице»), они уверовали в предсказания Гарви, приняли императора как Мессию и поверили, что настало время Исхода (то есть освобождения из рабства), что в некотором смысле и сбылось.
После коронации Хайле Селассие I в Эфиопии на Ямайке началось развитие растафарианского движения.
Будущий император Эфиопии появился на свет 23 июля 1892 года в Ыджэрса-Горо, провинции Харэр, в семье государственного деятеля Маконнена, двоюродного брата императора Эфиопии Менелика II. Его рождение произошло в первый день астрологического знака Льва, в чем астрологи видели одно из подтверждений его Божественной сущности. Кроме того, согласно эфиопской традиции, он был назван прямым потомком Соломона и царицы Савской. При рождении ему дали имя Тафари Мэконнын, или «рас (князь) Тафари».
Отец Тафари Мэконнына занимал пост губернатора провинции Харэрэ, был военачальником, выполнял дипломатические поручения и пользовался большим влиянием при дворе. Он был даже более властным, чем его брат, и в случае неожиданной смерти императора вполне мог бы занять престол.
Однако он не стремился к власти, вместо этого уделяя большое внимание воспитанию своего сына, в надежде, что когда-нибудь он взойдет на трон. Тафари Мэконнын научился читать и писать на государственном языке Эфиопии – амхарском и на геэзе, на котором велись церковные богослужения в Эфиопской церкви. Кроме того, он говорил и писал на французском и английском и немного владел итальянским языком. Тафари посещал миссионерскую школу капуцинов и школу, специально созданную Менеликом II для детей аристокра тов.
В последующие годы он пополнял свои знания благодаря чтению публицистической и художественной литературы. Он много общался с художниками, писателями, учеными и политиками.
Тафари превосходно разбирался в искусстве, особенно в литературе.
Опыт руководства юный Тафари Мэконнын получил уже в 13 лет, когда благодаря протекции отца был назначен управляющим небольшим районом Гара Мулата неподалеку от Харэра. Вскоре после этого отец даровал сыну титул дэджазмача – один из самых высоких военно-феодальных титулов в Эфиопии. Впоследствии это назначение было утверждено Менеликом II.
Однако по своему рождению он не мог претендовать на престол, и некоторое время ему приходилось довольствоваться ролями второго плана. Но он, по всей видимости, был честолюбив и не упускал случая продвинуться вверх по карьерной лестнице, используя для этого самые различные средства, в том числе и интриги.
Расу Тафари во многом помогали связи, влияние и авторитет отца. Когда же отец умер, ему пришлось бороться за власть самостоятельно. Вскоре после этого печального события раса Тафари призвали в столицу, Аддис-Абебу, к императорскому двору. Здесь ему удалось познакомиться с влиятельными людьми и завязать связи с зарубежными дипломатами. Через некоторое время рас Тафари заявил о своем желании принять титул дэджазмача провинции Харэрге на том основании, что ранее этот титул носил его отец. Провинцией в то время правил ставленник императрицы, Таиту, но в 1910 году расу Тафари удалось добиться того, что территорию передали под его руководство.
Несколько раньше, в 1907 году, императора Менелика II разбил паралич, но он еще в течение некоторого времени продолжал управлять государством, прежде чем окончательно отошел от дел. Своим преемником правитель назначил внука, Лиджа Иясу. Он был сыном дочери Менелика II, Заудиты. Сыновей у императора не было.
Однако наследник был еще мал и не мог самостоятельно управлять государством. Ему едва исполнилось 12 лет, в связи с чем регентом при императоре был назначен Тэссэма. И только через три года, когда Тэссэма умер, Иясу сам стал регентом при Менелике II.
Двенадцатого декабря 1913 года император Менелик II скончался, и его внук Иясу официально был объявлен новым правителем Эфиопии. Рас Тафари мог бы никогда не взойти на престол, если бы не дальновидность молодого императора.
Несмотря на то что официальной религией Эфиопии уже много веков являлось православие и правители называли себя потомками одного из персонажей Ветхого Завета, царя Соломона, Лидж Иясу неожиданно для всех стал демонстрировать свою приверженность исламу. Он объявил себя потомком Мухаммеда, начал носить чалму и стал налаживать дружественные отношения с Германией, Австро-Венгрией, с мусульманской Османской империей и т. д.
Эфиопия в то время представляла собой феодальное государство под властью императора, но ей удавалось успешно отражать захватнические попытки Великобритании и Италии. Тем не менее связи некоторых европейских государств и африканской страны существовали. Так, в период правления Менелика II, в 1902 году, между Эфиопией и Францией было заключено соглашение о строительстве железной дороги Джибути – Аддис-Абеба (город Джибути располагается на севере Аденского залива и является столицей одноименного государства). В том же году было заключено соглашение с Великобританией о границе между Эфиопией и Британским Суданом.
В 1906 году Италия, Великобритания и Франция подписали тройственное соглашение. Обеспокоенные ухудшением здоровья императора и возможностью начала междоусобной войны, эти государства обязались уважать территориальную целостность Эфиопии, но в случае ее развала разграничили сферы деятельности в этом регионе.
Таким образом, Франция настаивала на том, что будет и дальше контролировать железную дорогу Джибути – Аддис-Абеба; Италия заявила о своем желании начать строительство второй железной дороги, проходящей через Эфиопию и связывающей две итальянские колонии – Эритрею и Сомали; а Великобритания в лице Египта (который в то время находился под ее властью) планировала установить контроль над Голубым Нилом и озером Тана.
Таким образом, три крупные европейские державы стремились расширить свои сферы влияния на территории Эфиопии и их совсем не устраивала политика юного императора, ищущего сближения с Востоком.
Тем временем Иясу окончательно отошел от православной религии. Он принял ислам и официально объявил о том, что с этого времени Эфиопия будет находиться под духовной властью Турции. Когда об этом стало известно в Европе, участники тройственного соглашения, не желая уступать влияние в этом регионе Османской империи, договорились о том, что в случае необходимости Эфиопия перейдет под власть правительства Италии.
Но до этого не дошло. В 1916 году в городе Сагалле неподалеку от Аддис-Абебы произошло сражение, в ходе которого армия Иясу и его отца, раса Михаила, была разгромлена войсками провинциальных вождей. Иясу бежал в пустыню Данакил, а столицу заняли войска провинциальных вождей. Император Иясу был низложен и отлучен от церкви, после чего императрицей Эфиопии была признана дочь Менелика II, Заудита. Рас Тафари, сын двоюродного брата Менелика II, раса V Маконнена, был объявлен регентом и наследником престола.
Фактически он уже стал правителем страны, по крайней мере обладал авторитетом и очень большим влиянием, а его звание давало ему возможность отдавать приказания. Он оставался правителем Эфиопии до 1974 года, то есть в течение 58 лет. Он вошел в книгу рекордов Гиннесса как последний император Эфиопии и как человек, очень долго находившийся у власти. За это время он много сделал для развития Эфиопии. Но период его царствования был омрачен и многочисленными трагедиями: войнами, революционными восстаниями и голодом, из-за чего погибло немало его подданных. В результате очередного восстания он потерял власть и был заключен под стражу, а затем задушен.
Однако в 1916 году расу Тафари было еще только 24 года. Он был молод, образован и энергичен и активно взялся за управление Эфиопией. Между тем в результате государственного переворота в стране началась гражданская война, и в первую очередь требовалось восстановить мир. Это расу Тафари удалось: он бросил войска против мусульманских приверженцев бывшего императора и окончательно разгромил их, подавив любые попытки к сопротивлению. В 1917 году гражданская война завершилась.
Следующим шагом молодого регента стало окончание строительства железной дороги по маршруту Джибути – Аддис-Абеба, которая Эфиопии была выгодна даже больше, чем Франции: эта линия связывала столицу с крупным портом на Аденском заливе, благодаря чему Эфиопия получила выход к морю (в то время это государство было внутренним, так как на побережье Красного моря располагалась Эритрея, являвшаяся итальянской колонией). Протяженность этой железной дороги составила 782 километра, из которых 682 километра приходилось на территорию Эфиопии. Еще два года спустя Эфиопия по инициативе регента, раса Тафари, обратилась с просьбой о принятии государства в Лигу Наций. Вступление Эфиопии в Лигу Наций состоялось в 1923 году.
Тем временем рас Тафари продолжал борьбу против бывшего императора, сына Менелика II. Лидж Иясу бежал, но был жив и готовил новое восстание. Правда, он не успел поднять его: бывший правитель был найден в провинции Тыграй, в пустыне Данакиль, и заключен в тюрьму. После этого рас Тафари мог быть уверен, что со стороны мусульман не последует новых выступлений. Впоследствии он пытался бежать из заключения, но это ему не удалось. В тюрьме он провел последние годы своей жизни. Он был убит в 1935 году.
Тем временем европейские государства продолжали интересоваться Эфиопией, желая расширить в этом регионе сферы своего влияния. В декабре 1925 года премьер-министр Великобритании Невилл Чемберлен посетил Рим, где вступил в переговоры с правителем Италии Муссолини.
Совместно они подписали новое соглашение, направленное против Франции. Италия обещалась поддержать английский проект строительства плотины на озере Тана, а Великобритания, в свою очередь, признавала Эфиопию сферой влияния Италии и обещала поддерживать идею создания железной дороги, соединяющей две итальянские колонии, – Эритрею и Итальянское Сомали. Разумеется, вскоре об этом соглашении стало известно правительству Эфиопии, и оно заявило о своем протесте. Однако европейские дипломаты поспешили заверить императрицу и ее регента, что данное соглашение не представляет никакой угрозы для суверенитета и территориальной целостности страны.
В середине 1920-х годов рас Тафари Мэконнын добился своего назначения главнокомандующим эфиопской армией, а еще через два года в стране произошел очередной государственный переворот. Рас Тафари при поддержке войск провинции Харэр принудил императрицу Заудиту передать ему большую часть исполнительной власти. Однако Заудита сохранила свой титул: она продолжала оставаться императрицей (негусом) до самой смерти, которая произошла всего два года спустя.
Придя к власти, рас Тафари в первую очередь постарался наладить дружественные отношения с Италией – государством, нападения которого он опасался больше всего. В августе 1928 года правительства Эфиопии и Италии подписали договор о дружбе и арбитраже сроком на 20 лет. В случае возможных конфликтов обе стороны обязывались обратиться для их разрешения к помощи других стран. Кроме того, Эфиопия получила свободную зону в контролируемом Италией порте Ассаб на территории Эритреи, в обмен на это предоставила Италии концессию на строительство дорог.
Всего два года эфиопы жили мирно, после чего в стране произошло очередное восстание, организованное братом императрицы Заудиты, который предпринял попытку свергнуть регента, раса Тафари. Но восстание окончилось поражением, и в том же году, всего месяц спустя императрица умерла. Была ли это естественная смерть или нет, история умалчивает. Однако с кончиной Заудиты встала необходимость избрания нового императора Эфиопии. Им был объявлен наследник, регент рас Тафари Мэконнын. Новый император взошел на трон под именем Хайле Селассие I.
Рас Тафари был провозглашен негусом 3 апреля 1930 года, на другой день после смерти императрицы. А 2 ноября того же года в Аддис-Абебе состоялась его торжественная коронация.
Тем временем политическая обстановка на Ямайке продолжала оставаться тяжелой. Остров находился под властью Великобритании. В середине XIX столетия колониальные власти были вынуждены пойти на некоторые уступки, в частности официально отменить рабство чернокожих жителей, которых на Ямайке было большинство. Однако эта отмена по большей мере продолжала оставаться только на бумаге, а фактически негры по-прежнему влачили жалкое существование и не имели практически никаких гражданских прав.
К тому времени Маркус Гарви уже покинул Ямайку и перебрался в Америку. Уезжая, он произнес перед своими последователями прощальную речь, в которой, в частности, сказал: «Устремите свои взоры на Африку, коронующую чернокожего короля; он будет Спасителем».
В конце 1930 года газеты всего мира сообщали о торжественной коронации нового эфиопского императора Хайле Селассие I. Стало известно об этом политическом событии и на Ямайке, после чего последователей Гарви начало лихорадить. Что они должны были делать в сложившейся ситуации: признать эфиопского правителя Мессией или ожидать другого Спасителя? Наконец, решено было признать Хайле Селассие, так как это означало, что настало время освобождения.
В одно и то же время три пророка – Леонард Хоуэлл, Джозеф Натаниел Хибберт и Арчибальд Данкли – независимо друг от друга начали проповедовать новое учение. Его суть заключалась в том, что Хайле Селассие – божество, могущественный правитель, Спаситель, благодаря которому негры наконец станут свободными, покинут Вавилон (Америку) и вернутся в благословенную землю – Сион (Африку). Так на Ямайке начало развиваться новое религиозное движение, получившее название «растафари».
Что касается Маркуса Гарви, то он не признал в Хайле Селассие I Спасителя. В качестве одного из доказательств своей правоты он приводил тот факт, что в Эфиопии все еще существует рабство. Приверженцев движения растафари он называл безумными фанатиками. Сами растафарианцы, несмотря на это, чтили Гарви как предтечу Хайле Селассие и проводили аналогии с Иоанном Крестителем, который предсказывая появление Христа, якобы тоже не узнал его, когда тот наконец пришел.
Тем временем Хайле Селассие, не зная о том, что на Ямайке его объявили Богом, продолжал править своей страной. Одним из первых радикальных мер стало изменение политического строя Эфиопии, к которому он пришел, приняв конституцию и назначив членов парламента и министров. Кроме того, он провел реформы, касающиеся государственной финансовой системы, общественной безопасности, здравоохранения, образования. В отношении внешней политики Хайле Селассие стремился сохранить дружеские отношения с Францией, Великобританией и Италией.
Но жить в мире со своими более сильными соперниками Эфиопии не удалось. В начале 1930-х годов начались военные столкновения с Италией. В апреле 1934 года Генштаб Италии занялся разработкой плана военной операции против Эфиопии. В декабре того же года произошло сражение. Итальянские войска, используя танки и авиацию, нарушили границу у оазиса Уал-Уал в провинции Огаден. Эфиопские пограничники оказали им сопротивление, но в результате столкновения погибло 100 эфиопов и 30 итальянцев.
Хайле Селассие незамедлительно отправил в Лигу Наций жалобу, в которой протестовал против незаконных и жестоких действий итальянцев. Представители Лиги Наций выразили свой протест, однако это ни к чему не привело. Итальянцы продолжали угрожать суверенитету страны. Через несколько месяцев началась война эфиопских пограничников с итальянскими войсками.
Хайле Селассие при поддержке Лиги Наций попытался решить конфликт мирным путем. Однако Муссолини согласился прекратить военные действия только на том условии, что Эфиопия передаст Италии провинцию Огаден. Он в свою очередь обещал предоставить Эфиопии выход к морю через территорию Британского Сомали. Хайле Селассие не соглашался на подобное решение конфликта, так как провинция Огаден представляла собой довольно обширную территорию.
Тянулись недели, а Эфиопия и Италия не могли прийти к мирному соглашению; между тем столкновения на границе повторялись все чаще. Несмотря на активное вмешательство Лиги Наций, Италия продолжала демонстрировать свою силу, а затем и развязала захватническую войну. В октябре того же года итальянские войска Северного фронта под командованием генерала де Боно вторглись на территорию Эфиопии с севера, со стороны Эритреи, и развернули наступление по линии Адиграт – Адуа – Аксум – Макале – Дессие – Аддис-Абеба. Кроме того, войска вошли в Эфиопию и с востока, со стороны Сомали. Под командованием генерала Графиани они стали наступать в направлении городов Горрахей, Харэр и Диредава.
Хайле Селассие I отдал приказ о всеобщей мобилизации и стал ждать помощи союзников. Однако те не спешили. Министр иностранных дел Великобритании С. Хор и премьер-министр Франции П. Лаваль встретились, обсудили сложившуюся в Эфиопии ситуацию и заключили договор, согласно которому Эфиопия должна была уступить Италии провинцию Огаден в обмен на выход к морю.
Поняв, что помощи ждать неоткуда, и не имея возможности противостоять войскам, Хайле Селассие тайно покинул Аддис-Абебу и бежал сначала в Израиль, а оттуда – в Великобританию. Он поселился в Лондоне и некоторое время жил там как частное лицо.
Тем временем итальянские войска, не встретив серьезного сопротивления, вошли в столицу Аддис-Абебу, после чего Эфиопия официально была присоединена к владениям Италии. Через некоторое время Эфиопия, Эритрея и Итальянское Сомали были объединены в колонию Итальянская Восточная Африка.
Вскоре после этого Великобритания официально признала захват Италией Эфиопии, что было отражено в соглашении, получившем название «Пакт мира».
Разумеется, эфиопы не хотели мириться с тем, что страну захватили итальянцы, и пытались бороться с этим. Но все их восстания были подавлены итальянскими войсками. Самым трагическим моментом за всю историю оккупации Эфиопии стала попытка покушения на жизнь вице-короля Итальянской Восточной Африки, маршала Грациани. Двое эфиопов предприняли попытку убить его, и это закончилось очень плачевно не только для них, но и для многих других жителей столицы. Для острастки итальянцы устроили кровавую резню эфиопов Аддис-Абебы, продолжавшуюся в течение 4 дней. За это время было убито около 6 тысяч человек.
Но все попытки эфиопского населения оказать сопротивление итальянским захватчикам оканчивались неудачей. Им не удавалось противостоять хорошо вооруженным итальянским солдатам, и оставалось только смириться. Итальянская оккупация продолжалась до 1940 года.
Тем временем Хайле Селассие I, находясь за границей, продолжал интересоваться своей страной и делать все возможное для того, чтобы вернуть ей независимость. В 1937 году он организовал Всемирную эфиопскую федерацию (ВЭФ) с целью собрать средства на борьбу с фашистскими захватчиками и организовать политическую поддержку чернокожих националистов на Западе.
Через некоторое время после начала Второй мировой войны положение в Эфиопии изменилось. Итальянцы направили свои войска, находящиеся в Эфиопии и Эритрее, против британских войск, дислоцирующихся в Судане и Кении. После этого Великобритания официально признала Эфиопию своим союзником, после чего Хайле Селассие I возглавил эфиопские войска и начал сражаться против итальянских войск.
Жители страны всячески поддерживали войска и императора и в начале 1941 года подняли восстание против фашистов. Спустя еще два месяца британские войска перешли сомалийско-эфиопскую границу и начали освобождение Эфиопии. Через месяц они уже вступили в столицу, а еще месяц спустя в Аддис-Абебу торжественно въехал Хайле Селассие I.
Мир был восстановлен. К концу 1941 года английско-британские, эфиопские и суданские войска завершили ликвидацию остатков фашистских воинских частей на территории Эфиопии. Затем были подведены грустные итоги: по приблизительным подсчетам, за время оккупации в стране погибло 750 тысяч человек.
В Эфиопии наконец-то началась мирная жизнь. Сразу же после воцарения на престоле император Хайле Селассие I провел ряд важных реформ, которые коренным образом изменили жизнь его подданных. Главной реформой императора стала отмена в Эфиопии рабства.
В середине XX века рабство было давным-давно отменено во всех странах Нового Света, но во многих государствах Африки оно продолжало существовать. Правда, оно значительно отличалось от того рабовладения, которое существовало в США и других странах Америки. В Эфиопии в течение длительного времени имела место система принудительного труда с элементом двустороннего договора. При этом рабы Эфиопии не являлись имуществом своего хозяина и не находились в полной его власти, как, например, в США, а имели свои права. Однако они продолжали все же оставаться рабами. Только в 1942 году император издал указ, согласно которому рабы получали свободу. Указ вызвал значительное общественное недовольство, и в отдаленных провинциях страны некоторое время не соблюдался. Но большинство рабов получили свободу. Кроме того, император провел еще ряд реформ: при поддержке Англии создал регулярную армию Эфиопии, ввел новый земельный налог, который начислялся с учетом плодородия почв и местоположения конкретного земельного участка, и т. д.
В области внешней политики Хайле Селассие продолжал поддерживать дружественные отношения с Великобританией и официально объявил войну Италии, Германии и Японии. Со временем он также наладил дипломатические отношения с СССР и даже передал 10 тысяч фунтов стерлингов в Фонд помощи населению СССР, пострадавшему от гитлеровских захватчиков. В июле 1942 года Эфиопия присоединилась к Декларации Объединенных Наций, то есть обязалась вести войну против гитлеризма. В 1945 году Эфиопия была принята в ООН.
Вообще, что касается внешней политики, то на протяжении всего царствования император вел себя довольно активно, заводил международные контакты, много ездил по странам и принимал у себя зарубежных высокопоставленных гостей. Благодаря этому Эфиопия перестала являться изолированным государством. Хайле Селассие I стремился проводить политику мира, неоднократно принимал участие в международных конфликтах, стараясь урегулировать их мирно. Правда, в Эфиопии его нередко критиковали за то, что он внешней политике уделял гораздо больше внимания, чем внутренним делам страны, и главным образом за то, что он устраивал чересчур пышные приемы в своем дворце в Аддис-Абебе в честь высокопоставленных гостей из других стран, и в том, что он много средств тратил на поездки по странам мира.
Что касается внутренней политики, то император предпочел передать все дела министрам, которых сам назначил. Сам же он стремился внушить своим подданным идею, согласно которой он является «мудрым правителем», «отцом своего народа», что ему превосходно удавалось. Среди министров он поощрял существование противоборствующих группировок и соперничество в погоне за его благосклонностью.
Для повышения своего авторитета император опирался и на религию. По всей стране широко распространялись идеи о том, что Хайле Селассие I является прямым потомком царя Соломона. Правда, дальше этого император не шел и не посмел объявить себя воплощением Бога, несмотря на продолжавшее развиваться движение растафари. Однако, получив приглашение посетить Ямайку, он принял его с удовольствием. Это путешествие стало важным событием для последователей Африканской православной церкви гарвиитов.
Правительство Ямайки преследовало свои цели, когда пригласило Его Величество Хайле Селассие I посетить остров. Вероятно, основной причиной стало распространение на Ямайке влияния Эфиопской православной церкви. Кроме того, наблюдался социальный кризис, назревала угроза революции, причем наиболее активным элементом правительство считало именно растафарианцев. Приезд императора, надеялись, поможет несколько успокоить народ. Однако никто не ожидал того, что произошло на Ямайке во время визита Его Величества и какие это имело последствия.
Хайле Селассие I прибыл на остров 21 апреля 1966 года. Впоследствии этот день растафарианцы стали называть Grounation Day («день, когда Его Величество ступил на землю Ямайки») и отмечать как праздник. В столичном аэропорту его встречали тысячи последователей в белых одеждах. Они играли на барабанах, пели, устилали дорогу Его Величеству пальмовыми ветвями и кричали: «Осанна Сыну Давидову!». Таким образом, встреча получилась очень мирная и торжественная, не произошло никаких столкновений и религиозных выступлений. Этим эпизодом, как считается, растафарианцы официально заявили о себе.
Через некоторое время император принял делегацию старейшин растафарианцев и долго говорил с ними. Точные исторические подробности этой встречи восстановить не представляется возможным, так как пресса на встрече не присутствовала, и то, как протекала беседа, известно только от старейшин. Появилось множество устных версий этой встречи, с самыми разнообразными подробностями. Многие утверждали, что Его Величество передал старейшинам тайное послание, в котором выразил свои мысли о будущем развитии стран третьего мира. Кроме того, известно, что Хайле Селассие I, человек очень религиозный, призвал всех растафарианцев принять православие. Он также пригласил всех желающих приехать в Эфиопию и обещал выделить им земельные участки в южной части страны.
Визит императора подействовал на растафарианцев как катализатор: с этого времени движение начало активно развиваться, у него становилось все больше и больше последователей. Современные растафарианцы носят цвета эфиопского флага – красный, желтый, зеленый, а также дредлоки – длинные волосы, естественным образом спутавшиеся в локоны. По такой прическе, как надеются приверженцы движения, Бог узнает их и спасет в день Страшного суда.
Многие растафарианцы также курят марихуану, считая ее священной травой. Они заявляют, что употребляют ее не для удовольствия, а с мистическими целями: для того чтобы познать волю Джа и понять, как следовать ей. Однако руководители движения (старейшины и др.) воздерживаются от курения марихуаны.
Помимо этого, растафарианцы придерживаются основных принципов, сформулированных одним из руководителем движения, старцем Хауэллом: запрещается осквернять облик человека надрезами, бритьем, татуировками и другими способами (именно поэтому они не стригут волосы); рекомендуется соблюдать вегетарианство или хотя бы воздерживаться от употребления свинины, моллюсков и некоторых других видов мяса; поклоняться только Растафари, отвергая всех других богов, но с уважением относиться к представителям других религиозных движений; любить и уважать всех людей, живущих на Земле, но в первую очередь – братьев по вере; не поддаваться таким чувствам, как ревность, зависть, ненависть; не обманывать; не предавать и т. д.
Хайле Селассие I не делал ничего для развития этого движения, но и не пытался его подавить. Сам он продолжал оставаться православным и неоднократно призывал других принять православие. Однако это не помешало ему отделиться от Коптской (Египетской) церкви, под руководством которой в течение 15 веков находилась Эфиопская православная церковь, и отослать назад египетского архиепископа, который был прислан в Эфиопию. Кроме того, он выдвинул Александрийскому патриарху ряд требований, среди которых были и такие: архиепископ должен назначаться из эфиопских священнослужителей синодом Эфиопской церкви; представители Эфиопской церкви должны были участвовать в выборе патриарха и заседаниях синода Коптской церкви.
Однажды Хайле Селассие I, давая очередное интервью корреспонденту Франс Пресс, на вопрос о цели его правления ответил: «Пробудить в нашем народе понимание современности, вызвать в нем стремление к прогрессу, стимулировать желание улучшить условия своей жизни – такова задача, к выполнению которой мы стремились всю жизнь». И действительно, за годы его правления страна очень изменилась. В государство активно привлекались специалисты со всего мира: американцы получили разрешение на размещение на территории Эфиопии военных баз; взамен американцы неоднократно оказывали эфиопам военную помощь, которая в общей сложности составила около 140 миллионов долларов.
Императору при поддержке ООН удалось присоединить к Эфиопии мусульманское государство Эритрею. Благодаря этому внутреннее положение в Эритрее улучшилось, а Эфиопия получила выход к морю.
В стране были построены Эфиопский университет, политехнический институт; проведена земельная реформа, образованы профсоюзы, Национальный банк Эфиопии и Коммерческий банк Эфиопии. Советским геологам удалось обнаружить на территории Эфиопии залежи нефти.
При содействии СССР были построены нефтеперерабатывающий завод и теплоэлектростанция.
За время правления императора Хайле Селассие I и благодаря его инициативе произошло немало значительных общеполитических событий, самым важным из которых является образование Организации африканского единства (ОАЭ), главной целью которой являлось укрепление солидарности руководителей африканских государств и борьба с колониализмом на Африканском континенте.
Однако не все в государстве шло гладко. Императору постоянно приходилось сталкиваться с вооруженными выступлениями, которые он каждый раз жестоко подавлял. Одно из восстаний произошло в 1960 году. Офицеры имперской гвардии, пользуясь отсутствием императора, взяли столицу под свой контроль и провозгласили новым императором сына Хайле Селассие I, наследного принца Асфа Вуссена. Три дня спустя правительственные войска подавили восстание, и император вернул себе свой трон.
Хайле Селассие I простил своего сына, поверив тому, что он действовал по принуждению. Однако против зачинщиков неудавшегося переворота – Мэнгысту Ныуая и его брата Гырмаме – он предпринял жестокие меры. Он предал их суду, который вынес им приговор – смертная казнь. Мэнгысту был тяжело ранен во время подавления восстания. Его вылечили, а затем повесили на главной рыночной площади столицы.
Два года спустя в Эфиопии, чей правитель делал все для того, чтобы завоевать на международной арене репутацию миротворца, началась гражданская война. Ее причиной стало то, что Эритрея, которая поначалу вошла в состав Эфиопии как автономная единица с правом самостоятельно решать все внутренние вопросы, была преобразована в одну из провинций. Это положило начало развитию национально-освободительного движения, которое впоследствии превратилось в вооруженную борьбу за независимость Эритреи. В 1970 году был создан марксистский Народный фронт освобождения Эритреи (НФОЭ).
Кроме того, время от времени возникали конфликты на границе Эфиопии и Сомали. Основанием для них служило то, что правительство Сомали настаивало на присоединении пограничных территорий Эфиопии, большинство населения которых составляют сомалийцы.
В 1969 году также начались антифеодальные выступления в южных провинциях Эфиопии. Таким образом, к концу 1960-х годов около половины населения страны было охвачено недовольством. Положение усугубило то, что в начале 1970-х годов в Эфиопии случилось несколько жесточайших засух, из-за чего жители страны начали голодать. В частности, в результате засухи 1973 года от голода погибло 200 тысяч человек. На фоне этого активно развивались революционные движения и влияние НФОЭ, который способствовал началу партизанско-террористической деятельности во всех провинциях государства. Положение в стране ежемесячно ухудшалось, экономика пошатнулась. Началась инфляция, цены на товары резко выросли, все больше людей становились безработными. Но при этом правительство не принимало никаких мер для того, чтобы хоть как-то улучшить обстановку, а любые выступления против существующего режима подавлялись все с большей жестокостью. Таким образом, Хайле Селассие I, известный во всем мире как миротворец и демократ, почитаемый растафарианцами как Бог, для жителей своей страны стал кровавым тираном. Он не терпел никакой критики в свой адрес, не допускал инакомыслия и, самое главное, не переставал карать тех, кто посягал на его власть, которая становилась все более самодержавной.
В 1974 году произошло очередное выступление против существующего режима: во многих регионах страны состоялась всеобщая забастовка. Некоторые армейские части отказались применить силу к забастовщикам и фактически перешли на их сторону. Хайле Селассие I на этот раз был вынужден уступить и объявить о созыве конференции, на которой планировалось обсудить вопрос об ограничении власти императора. Был сформирован новый кабинет министров, Его Величество поднял жалованье военным. Эти меры были верными, но запоздалыми, и на этот раз императору не удалось сохранить власть.
В июне 1974 года военные захватили правительственные здания и радиостанцию, после чего страна перешла под контроль главнокомандующих армии. А 12 сентября того же года Его Величество император Эфиопии Хайле Селассие I был низложен и взят под стражу.
Очевидцы рассказывают, что в первые минуты после ареста бывший император держался довольно уверенно. Он спокойно выслушал заявление о своем свержении и тихо, но с присущим ему достоинством спросил: «Кто организатор восстания?». Услышав фамилию организатора, он произнес: «Мэнгысту? Не родственник ли тому, кто пытался свергнуть меня в 1960 году?». И сам же ответил: «Вряд ли, он не остался бы тогда в армии. В любом случае, когда я вернусь во дворец, я должен буду уничтожить это имя». Это заявление показывает, что 82-летний император все еще недооценивал грозящей ему опасности и был уверен, что и на этот раз мятеж удастся подавить и он сможет вернуться во дворец и продолжать управлять страной.
После свержения Хайле Селассие I власть в стране перешла к Временному военно-административному совету (ВВАС), образованному из 120 военных эфиопской армии. Фактически главой государства стал генерал Аман Михаэль Андом.
В стране началась борьба за власть. Генерал Аман был вынужден подать в отставку, но это все же не спасло его от смерти: в октябре 1974 года он был убит в результате вооруженного столкновения неподалеку от своего дома. После этого последовали казни еще 60 членов правления, в том числе принца, бывших членов кабинета министров, членов благородных семей и некоторых офицеров.
Когда об этих казнях стало известно за границами Эфиопии, руководители многих государств, опасаясь, что такая же участь ждет и императора, послали в Аддис-Абебу телеграммы, в которых просили помиловать императора.
В ответ на это члены ВВАС сделали официальное заявление, в котором задавали встречный вопрос, почему же руководители стран не вступались за тысячи эфиопов, казненных по приказу Хайле Селассие I и не просили его о милосердии, а теперь вдруг вступились всего за одну жизнь.
Но они все же не стали казнить императора: они отвезли его на территорию армейских казарм, где он и содержался под стражей до самой смерти, которая наступила 26 августа 1975 года. Смерть его была загадочной, но трагической. Долгое время считалось, что он умер естественной смертью. Такова была официальная версия, которую представили из Аддис-Абебы.
О месте захоронения тела императора ничего не сообщалось. И только 17 лет спустя его останки были найдены под одной из плит дворца. Была проведена эксгумация, в результате которой выяснилось, что император был задушен. Кто это сделал, так и осталось неизвестным. Скорее всего, Хайле Селассие задушили военные по приказу ВВАС. Временно его останки были погребены в мавзолее императора Менелика II. И только 8 лет спустя, в 2000 году, произошло его торжественное перезахоронение.
Траурная церемония была назначена на 6 ноября. Она прошла очень торжественно. В ней принимали участие монофизитский патриарх Эфиопии, епископы, воины в национальных костюмах, с львиными гривами на головах и вооруженные копьями и щитами. Кроме того, на церемонии присутствовали эфиопы, а также тысячи ямайцев. Приехали в Аддис-Абебу и высокопоставленные иностранные гости и родственники императора, проживающие в настоящее время в США и Европе. Ни одного официального лица правительства Эфиопии на церемонии не было. Руководство страны заявило, что признает право родственников похоронить императора со всеми почестями, но указало, что жестокое правление Хайле Селассие I «повергло народы Эфиопии в несказанную нищету».
Гроб с останками императора был задрапирован флагом Эфиопии с красной, желтой и зеленой полосами и покрыт его личным штандартом с изображением покровителя Эфиопии: святого Георгия, повергающего дракона. Последний император Эфиопии Его Величество Хайле Селассие I был похоронен в православном соборе Святой Троицы.
Далеко не все растафарианцы верят в смерть Хайле Селассие I. Многие посчитали процедуру его погребения кощунственной, так как были убеждены, что он является Богом и не может умереть. Многие верили, что он воскрес на третий день и вознесся на небо живым, как Иисус Христос.
Сегодня, в начале XXI века, в нашей стране многие забывают, а те, кто еще слишком молод, ничего не знают о кумирах прошедшего столетия. Как-то раз провели опрос: проходящим по улице людям разных возрастов показывали фотографии знаменитых деятелей прошлого и задавали вопрос: «Вы знаете, кто изображен на этих фотографиях?». Среди прочих был и Че Гевара, но несмотря на то что точно такая же фотография печатается на футболках, которые великолепно раскупают, многие не могли назвать его имя. Но и те, кто узнал Че Гевару, смогли сказать о нем немного. Вспомнили только, что он был революционером, принимал участие в революциях на Кубе вместе с Кастро, потом, кажется, что-то с ним не поделил и уехал делать революцию в Латинскую Америку. Люди постарше добавили, что там он был схвачен в плен, убит, а кисти его рук были отрезаны для идентификации; в настоящее время они являются предметом поклонения для тех, кто считает Че Гевару личностью мистической.
В энциклопедических словарях о Че Геваре также приведены довольно скудные сведения, например такие: «ГЕВАРА (Гевара де ла Серна) (Guevara de la Serna) Эрнесто (Че) (1928–67), латиноамериканский революционер. Родился в Аргентине. В 1959–61 президент Национального банка Кубы, с 1961 министр национальной промышленности. В 1965 покинул Кубу для участия в революционном движении народов Латинской Америки. В 1966–1967 руководил партизанским движением в Боливии; захвачен в плен и убит». В пяти с половиной строчках вся жизнь человека, который был кумиром многих людей не только в Латинской Америке, но и других странах мира. А для тех, кто знал его лично, он был вдохновителем, героем революции, которому беспрекословно подчинялись не потому, что боялись, а потому, что уважали, любили и восхищались им за храбрость, мужество и стойкость в убеждениях. Между тем в западных странах Че Гевара не забыт. Выходят художественные и документальные фильмы, в которых рассказывается о его жизни, издаются книги о Че, которые сразу же становятся бестселлерами, имеется немало посвященных ему интернетовских сайтов.
Так кем же на самом деле был Эрнесто Че Гевара, что сформировало его убеждения, за что он сражался и за что он отдал свою жизнь? Почему одни незаслуженно забыли его, а другие продолжают считать его чуть ли не Богом и поклоняются его отрезанным кистям?
О жизни Че Гевары, даже о его детстве, родителях и предках известно очень много. Это дает возможность подробно изучить условия, в которых он рос, для того чтобы понять, почему же он стал героем.
Эрнесто Гевара де ла Серна появился на свет 14 июня 1928 года в крупном аргентинском портовом городе Росарио, раскинувшемся на берегу реки Параны. Его отец Эрнесто Гевара Линч являлся архитектором. Мальчик был первым в семье Гевары и его жены Селии де ла Серны, поэтому его назвали в честь отца. После него у Эрнесто и Селии родилось еще четверо детей.
Селия происходила из древнего и родовитого рода, что было отражено и в ее имени. Среди ее предков был последний вице-король Перу. Родственники отца также добивались высоких должностей: в частности, его брат служил адмиралом и был аргентинским послом на Кубе. Отец будущего революционера не раз говорил: «В жилах моего сына текла кровь ирландских мятежников, испанских завоевателей и аргентинских патриотов…»
Маленький Эрнесто подрастал, и очень скоро стало ясно, что характером он пошел в мать. Селия была импульсивной, очень решительной и уверенной в себе женщиной и прославилась как одна из первых феминисток в стране благодаря тому, что чуть ли не первой из аргентинских женщин стала водить автомобиль. Она получила очень хорошее образование, знала несколько языков и любила читать.
В детстве Эрнесто ласково звали Тэтэ. Он рос болезненным, хилым мальчиком, а вскоре выяснилось, что он страдает астмой. Первый приступ этой страшной болезни у него случился в 2-летнем возрасте, когда мать повела его в бассейн, чтобы начать учить плавать (она сама очень хорошо плавала и хотела сделать пловца из сына). После того как врач произнес диагноз, Селия, собрав волю в кулак и притворившись беспечной, сказала Тэтэ: «Подумаешь, астма… Я тоже болела ею, когда была маленькой, а сейчас все прошло. И у тебя пройдет, когда вырастешь. Просто не бойся астмы и старайся не поддаваться болезни, и если не будешь обращать на нее никакого внимания, она не будет тебя мучить». Такие слова Селия повторяла сыну все время, и он поверил ей: бегал, лазил с другими мальчишками по деревьям, играл в футбол, в регби, в гольф, плавал.
Мать никогда не заставляла его сидеть дома и ни разу не показала, что на самом деле она понимает, насколько страшна астма, и очень боится за него. Родители делали все возможное, чтобы облегчить жизнь сыну: врачи посоветовали им сменить климат, и отец продал плантацию и переехал с семьей в Кордову. Из-за астмы Тэтэ не пошел в школу и первые два года занимался дома с матерью.
Но, несмотря на болезнь, Эрнесто с детства был очень активным, не мог усидеть на месте. Когда ему исполнилось 11 лет, он со своим младшим братом Роберто убежал из дома и отправился в путешествие. Мальчишки залезли в кузов грузовика, а водитель не заметил их, когда трогался с места. Эрнесто и Роберто проделали в брезентовом кузове грузовика дырки и смотрели на местность, мимо которой мчались. Через некоторое время путешественники, забыв запастись провизией, сильно проголодались, но Тэтэ мужественно терпел голод и требовал того же от брата, объясняя, что в книгах написано, что путешественники всегда голодают. Родители искали пропавших сыновей повсюду и наконец нашли их на другом конце страны – мальчики успели уехать за 800 км от дома.
Читать Эрнесто очень любил. Он перечитал всю библиотеку родителей и продолжал читать, уже став взрослым. Он читал художественные произведения, а затем и труды по психологии и философии, в том числе Зигмунда Фрейда, Карла Маркса и Фридриха Энгельса.
После окончания школы Эрнесто Гевара поступил в медицинский институт в Буэнос-Айресе, который успешно окончил в 1953 году, получив диплом хирурга. За годы учебы он успел повидать свет: в 1950 году он нанялся матросом на нефтеналивное судно и совершил плавание в Тринидад (остров в Карибском море) и Британскую Гвиану (небольшое государство на северо-восточном побережье Южной Америки).
С февраля по август 1952 года Гевара вместе с Альберто Гранадосом путешествовал по странам Латинской Америки. Они побывали в Чили, Перу, Колумбии и Венесуэле. Поначалу передвигались на стареньком мотоцикле, а после того как он сломался, бросили его и пошли дальше пешком.
В Перу молодые аргентинцы осмотрели развалины древнего индейского города Мачу-Пикчу. Они представили, как много лет назад на этом месте последний император инков воевал с конкистадорами. А затем Гранадосу пришла в голову оригинальная идея. Он повернулся к Геваре и предложил: «Знаешь, старик, давай останемся здесь. Я женюсь на индианке из знатного инкского рода, провозглашу себя императором и стану правителем Перу, а тебя назначу премьер-министром, и мы вместе осуществим социальную революцию!». Однако Гевара, по воспоминаниям Гранадоса, совершенно серьезно ответил: «Ты сумасшедший, революцию без стрельбы не делают!».
В дороге с ними случались самые различные происшествия. Об одном из них впоследствии вспоминал Гранадос: «Мы прибыли в Летисию не только до предела измотанные, но и без сентаво в кармане. Наш непрезентабельный вид вызвал естественные подозрения у полиции, и вскоре мы очутились за решеткой. Нас выручила слава аргентинского футбола. Когда начальник полиции, страстный болельщик, узнал, что мы аргентинцы, он предложил нам свободу в обмен на согласие стать тренерами местной футбольной команды, которой предстояло участвовать в районном чемпионате. И когда наша команда выиграла, благодарные фанатики кожаного мяча купили нам билеты на самолет, который благополучно доставил нас в Боготу». Оттуда Гевара вернулся в Буэнос-Айрес и продолжил учебу.
После университета Гевара вместе с Гранадосом отправился во второе путешествие по странам Латинской Америки: он побывал в Боливии, Перу, Эквадоре, Колумбии, Панаме, Коста-Рике, Сальвадоре. Они работали в лепрозориях, которых на континенте было очень много, и в одном из лепрозориев прокаженные подарили им плот, построенный собственными руками. На этом плоту Гевара и Гранадос спустились вниз по Амазонке.
В Гватемале Гевара впервые принимал участие в политических событиях. Обстановка в стране была очень напряженной, президент США Дуайт Эйзенхауэр организовал военную интервенцию против Гватемалы. Гевара выступил в поддержку правительства президента Гватемалы Гусмана Хакобо Арбенса, однако тот потерпел поражение. После этого Гевара покинул страну и обосновался в Мексике.
Он жил в столице и в первое время был вынужден браться за любую работу: был фотографом, затем продавал книги на улицах. Наконец, ему удалось устроиться по специальности – врачом, а затем попасть в Институт кардиологии. В Мексике он женился на Ильде Гадеа, которая вскоре родила ему дочку Ильдиту.
Казалось, что Эрнесто Гевара остепенился и всю оставшуюся жизнь проведет в Мексике со своей семьей, делая карьеру в институте, куда ежедневно ходил на службу. Но спокойная жизнь была не для него, и именно в этот момент он познакомился с братьями Кастро.
Кубинец Фидель Кастро окончил юридический факультет Гаванского университета, получил диплом адвоката и занялся адвокатской практикой. Параллельно он активно интересовался политической обстановкой в стране и даже принимал участие в революционных студенческих волнениях, а в начале 1950-х годов вступил в Партию кубинского народа и за короткое время стал одним из руководителей и лидеров ее левого крыла.
В 1952 году на Кубе произошел переворот: генерал Фульхенсио Батиста сверг правительство президента Карлоса Сакарроса. Кастро выступил против Батисты: сначала подал на него в суд, обвиняя генерала в нарушении конституции, но суд отказался рассмотреть его иск. Следующим шагом Фиделя стало вооруженное выступление: он организовал нападение на казарму Монкада в Сантьяго-де-Куба, но потерпел поражение. Фидель и его брат Рауль, помогавший ему, были схвачены и посажены в тюрьму. Три года спустя оба они были освобождены по амнистии и сразу же уехали в Мексику для подготовки очередного выступления. Именно в этот период пути братьев Кастро и Эрнесто Гевары пересеклись.
В Мексике братья Кастро организовали «Движение 26 июля», названное так в память о дне, когда они штурмовали Монкадо. Под Мехико они создали специальный военный тренировочный лагерь, где обучали новобранцев, которых им удалось завербовать в Мексике. Одним из новобранцев, причем единственным иностранцем в отряде, был и аргентинский доктор Эрнесто Че Гевара.
Братья Кастро планировали добраться до Кубы на яхте «Гранма». Перед самым отплытием «Гранмы» Гевару арестовала полиция: по какой-то причине он показался им подозрительным. Служители порядка обыскали его, но обнаружили в карманах только справку о посещении курсов русского языка, которая неизвестно откуда у него взялась. Ничего компрометирующего при Геваре не было, и полицейские были вынуждены его отпустить. Эрнесто поспешил в порт и едва успел подняться на борт «Гранмы», который уже собирался поднимать якорь.
Братьям Кастро опять не повезло: на Кубе их ожидала засада, и почти все бойцы отряда были перебиты. В живых осталось только 12 человек, среди которых был и получивший ранение Гевара. Эти 12 человек составили ядро повстанческой армии. Они ушли в горы Сьерра-Маэстра и развернули партизанскую войну. Местные жители поддерживали их, и за короткое время численность армии возросла до 800 человек.
За три года партизанской войны Эрнесто Гевара сильно изменился: он отрастил бороду; был назначен майором (команданте), что являлось высшим званием в повстанческой армии; и командиром четвертой, а затем восьмой колонны; был дважды ранен в боях и получил кличку Че, которую сегодня знает весь мир. Во главе восьмой колонны Че, несмотря на вооруженное сопротивление правительственных войск, прошел половину острова и образовал второй фронт в горах Эскамбрая. Первого января 1959 года войска под руководством Че взяли штурмом Санта-Клару – последний крупный город на пути к Гаване, освободив путь к ней повстанческим войскам. Второго января колонна Че вошла в столицу Кубы. Генерал Батиста тогда же бежал из страны.
Что касается прозвища Че, то так Гевару прозвали кубинцы, потому что он часто употреблял это междометие. В Аргентине все постоянно произносили «че», оно ничего не значит, а кубинцам оно показалось оригинальным, и они стали звать его Че Гевара.
Гевара любил шутить, что у него, как у кошки, 7 жизней, и после того как поправился после второго ранения, послал родителям письмо: «Дорогие старики! Самочувствие отличное. Израсходовал две, осталось пять. Однако уповайте, чтобы Бог был аргентинцем. Крепко обнимаю вас всех, Тэтэ». Письмо пришло к ним незадолго до победы партизан, а еще неделю спустя Гевара отправил за своими родителями самолет, на котором они смогли прилететь на Кубу. Они не видели своего сына и почти ничего не слышали о нем с тех пор, как он вступил в отряд Кастро. Встреча Эрнесто с родителями состоялась в аэропорту и прошла очень тепло. Селия неожиданно расплакалась, и Че Гевара с удивлением понял, что он видит ее слезы впервые.
О своей жене, оставленной в Мехико, Гевара и не вспоминал. Еще во время войны он встретил Алейду Марч, которая так сильно влюбилась в него, что даже записалась в партизанский отряд, чтобы не расставаться с Геварой. Эрнесто написал Ильде письмо, в котором сообщал, что между ними все кончено и что он женился на другой. Ильда отнеслась к этому вполне спокойно и даже не препятствовала дочери поехать на Кубу к своему отцу, когда тот пригласил ее. Алейда Марч тоже родила Эрнесто детей. Одну из дочерей он назвал Селией, в честь бабушки.
Через несколько дней после победы революции Че Гевара принимал у себя Сальвадора Альенде, будущего президента Чили, который находился на Кубе проездом и захотел познакомиться с Че. Вот как Альенде вспоминал об этой встрече: «В большом помещении, приспособленном под спальню, где всюду виднелись книги, на походной раскладушке лежал голый по пояс человек в зелено-оливковых штанах, с пронзительным взглядом и ингалятором в руке. Жестом он просил меня подождать, пока справится с сильным приступом астмы. В течение нескольких минут я наблюдал за ним и видел лихорадочный блеск его глаз. Передо мной лежал скошенный жестоким недугом один из великих борцов Америки. Он без рисовки мне сказал, что на всем протяжении повстанческой войны астма не давала ему покоя».
После окончания войны Фидель Кастро стал премьер-министром революционного правительства Республики Куба. А еще несколько дней спустя он издал декрет, согласно которому Эрнесто Че Гевара был провозглашен «гражданином Кубы с правами урожденного кубинца». А еще 4 месяца спустя состоялось его бракосочетание с Алейдой Марч (до этого они жили в гражданском браке).
После этого Че Гевара на некоторое время остепенился и забыл о войнах. Кастро очень ценил его, просил помочь кубинскому правительству завоевать авторитет в мире и часто назначал его главой различных дипломатических делегаций. Так, в 1959 году Че Гевара по поручению кубинского правительства посетил Египет, Судан, Пакистан, Индию, Бирму, Индонезию, Цейлон, Японию, Марокко, Югославию и Испанию. В следующем году во главе экономической миссии он ездил в Чехословакию, ГДР, КНР и КНДР. Еще год спустя он представлял страну на конференции Межамериканского экономического совета в Пунта-дель-Эсте (Уругвай) и т. д. Немало Че Гевара поездил по Африке. В то время многие страны этого континента продолжали бороться за независимость, и он стал свидетелем той борьбы.
Несколько раз Че Гевара посещал Советский Союз. В первый раз он приехал сюда в 1960 году, затем в 1964 году, когда он прибыл во главе кубинской делегации на празднование очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции и выступал в Доме дружбы на собрании Общества советско-кубинской дружбы и т. д.
Таким образом, он по поручению правительства Кастро активно занимался налаживанием связей с социалистическими странами и со странами так называемого третьего мира, делал все для того, чтобы упрочить положение Кубы на мировой арене, и особенно укреплял дипломатические отношения с Аргентиной и Бразилией.
Кроме того, Че Гевара последовательно занимал должности начальника Департамента промышленности Национального института аграрной реформы; директора Национального банка; министра промышленности и по совместительству члена Центрального совета планирования. Че Гевара подписал экономическое соглашение с СССР.
В свободное время Че Гевара изучал высшую математику и написал книгу «Партизанская война», где изложил теорию и практику революции и привел случай из собственной жизни. Он находил время читать, любил играть в шахматы.
В этот период Че Гевара встречался с крупными политиками и известными людьми. Так, в 1960 году он познакомился с А. И. Микояном, который приезжал в Гавану на открытие советской Выставки достижений науки, техники и культуры; а год спустя принимал на Кубе Юрия Гагарина.
За время его жизни на Кубе Че Геваре не раз приходилось участвовать в военных действиях: в частности, в 1961 году он возглавлял войска, когда на остров вторглись американские наемники и атаковали портовый город Плайя-Хирон. Тогда Че был назначен главнокомандующим войсками провинции Пинар-дель-Рио.
Кубинский период Че Гевары можно описывать бесконечно, перечисляя должности, которые он занимал; экономические и другие договоры, которые он заключил для Кубы; страны, которые он посетил с дипломатическими миссиями и где прочитал сотни докладов о том, как надо делать революцию.
В декабре 1964 года Че Гевара по поручению правительства Кубы во главе кубинской делегации отправился в Нью-Йорк, на 19-ю сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Его выступление произвело очень сильное впечатление на всех присутствующих благодаря манере Че Гевары говорить, держаться, с юмором отвечать на вопросы, его искренней улыбке, внешнему виду, и, конечно, самой речи. Несмотря на оживленные споры, которые она вызвала, все сошлись во мнении, что в этот день с трибуны ООН выступал выдающийся человек, личность, и многие предлагали назвать этот день днем Че Гевары в ООН.
Кроме того, в этот же день произошло еще одно событие, едва не ставшее трагическим для Че Гевары: покушение на его жизнь, организованное кубинскими контрреволюционерами, которое, к счастью, не удалось.
Многие присутствующие на сессии впоследствии оставили свои впечатления о Че Геваре, о его выступлении и обо всем, что произошло на сессии. Одно из описаний принадлежит Виктору Исраэляну, представителю СССР в ООН, которое он оставил спустя 25 лет после происшедших событий, когда Гевары уже не было в живых.
Он так же, как и многие другие, с восхищением писал о Че. Его статья начиналась словами: «Мне довелось участвовать в работе 25 сессий Генеральной Ассамблеи ООН, присутствовать на многих и многих выступлениях государственных и политических деятелей нашей планеты. Но и сейчас, по прошествии четверти века, я без колебания отдаю предпочтение одному из них… Он уже тогда был живой легендой, одной из популярнейших политических фигур Латинской Америки и всего мира.
Далее Исраэлян приводит описание внешности и поведения Че: «Молодой – было ему тогда 36 лет – невысокого роста брюнет с широким открытым лицом, окаймленным небольшой бородкой, с живыми добрыми глазами, Че Гевара поразил всех прежде всего необычной для деятелей столь высокого ранга манерой держаться, простотой. Хотя к нему были прикованы все взгляды и он, очевидно, это чувствовал, вел себя Че исключительно непринужденно, без тени рисовки. Запомнились его молниеносная реакция на многочисленные вопросы, которые ему задавались, где бы он ни появлялся, его четкие, ясные ответы (без какой-либо дипломатической „многозначительности“), остроумные реплики. Че Гевара часто улыбался, шутил. Вместе с тем помнится и сосредоточенность, напряженность на его лице, когда он слушал выступления представителей других делегаций.
Одет Че Гевара был в оливково-зеленый военный костюм майора кубинской армии. Из верхнего кармана его кителя, как правило, виднелась сигара, которую он перед курением тщательно, не торопясь, обрезал специальным ножичком. Ходил он в невысоких сапогах, твердой, уверенной походкой».
11 декабря, после того как Че было предоставлено слово, он вышел из зала и направился к трибуне. Его появление сопровождалось как восторженными, так и враждебными выкриками. Враждебные реплики принадлежали контрреволюционерам, которым удалось пробраться в зал. Че Гевара начал говорить, и очень скоро его темпераментное выступление так сильно увлекло всех присутствующих в зале, что никто не обратил внимания на какой-то необычный звук, напоминающий взрыв или выстрел. Как выяснилось впоследствии, контрреволюционеры, для того чтобы пронести оружие в зал, решили отвлечь полицейских, охранявших входы, проведя обстрел здания ООН с противоположной стороны. Кроме того, в одно из помещений Секретариата ООН была заложена бомба, которая должна была взорваться во время обстрела. Кубинцы рассчитали, что полицейские бросятся к тому месту, где начнется стрельба, оставят без охраны входы, и им удастся беспрепятственно войти в зал и застрелить Че.
Однако кубинским контрас не удалось привести план в действие. Заложенная в здании ООН бомба была обнаружена еще перед началом заседания и обезврежена. Обстрел также провести не удалось: кубинцы выпустили в сторону здания снаряд из базуки, но он не долетел около 70 метров и упал в реку, где и взорвался, образовав фонтан примерно в 5 метров высотой. Именно этот звук и был слышен во время выступления Че, но так как взрыв произошел с противоположной стороны здания, никто из присутствующих в зале не обратил на происшедшее никакого внимания. Напротив, в зале Совета Безопасности, располагающемся именно на этой стороне, выстрел был очень хорошо слышен, и министр иностранных дел Бельгии П. Спак, в то время читавший речь в защиту колониальной политики западных государств на территории Африки, был вынужден прервать ее.
Тем временем Че Гевара продолжал выступление, в котором, по совпадению, также касался колониализма, но довольно активно протестовал против данного явления. В этот момент группа контрас (примерно 50 человек) предприняла попытку прорваться в зал, но была задержана. У одной из участников группы, женщины по имени Молли Гонсалес, был найден нож, которым она, по ее собственному признанию, собиралась зарезать Че, если бы ее товарищам не удалось его застрелить. Таким образом, покушение не удалось, никто не пострадал. Но сам факт покушения на Че произвел на многих не менее сильное впечатление, чем его речь.
Сам Че Гевара проявлял спокойствие и с улыбкой отвечал на задаваемые ему вопросы. Так, его спросили, как он относится к взрыву снаряда у здания ООН, и получили такой юмористический ответ: «Что же, это придало моему выступлению особое звучание». После того как ему сообщили о намерении Гонсалес зарезать его, Че с улыбкой произнес, что прощает ее и добавил: «Лучше погибнуть от ножа женщины, чем от пули мужчины». Разумеется, пытались его спрашивать и о том, почему же его хотели убить, но он довольно сухо произнес: «Задайте этот вопрос человеку, который стрелял. Меня это не интересует».
Однако о покушении стало известно только через некоторое время. Настоящий «эффект разорвавшейся бомбы», как пишет Исраэлян, произвело само выступление Че. В нем «…с присущим ему революционным пафосом и страстью Че Гевара призвал к деловому рассмотрению серьезных мировых проблем. Наиболее жгучей из них он назвал проблему мирного сосуществования государств с различными социальными системами. Вместе с тем он подчеркнул, что как марксисты, мы придерживаемся того мнения, что мирное сосуществование между государствами не предусматривает сосуществования между эксплуататорами и эксплуатируемыми, между угнетателями и угнетенными».
Уничтожающей критике подверг Че Гевара агрессивную политику США в отношении стран Юго-Восточной Азии, Африки, Латинской Америки. Особенно подробно он остановился на враждебных акциях США против Кубы, на подготовке американским правительством агрессии против острова Свободы. «Как может претендовать на роль защитника свободы страна, – заявил он, – которая убивает собственных детей и ежедневно проводит среди них дискриминацию на основе цвета их кожи, страна, которая позволяет оставаться на свободе убийцам негров, защищает их и наказывает негров за то, что они требуют уважения своих законных прав, прав свободной человеческой личности?
Мы понимаем, что сегодня Ассамблея не в состоянии потребовать ответа за эти акты, однако следует со всей ясностью установить, что правительство Соединенных Штатов не является защитником свободы, а скорее увековечивает эксплуатацию и угнетение многих народов мира и многих из своих собственных граждан».
Далее Че коснулся судьбы жителей Латинской Америки, большинство из которых имеют один язык и одну культуру, но при этом продолжают эксплуатироваться правительством США. Че с воодушевлением говорил: «На равнинах и в горах Америки, на склонах предгорий, в долинах и лесах, в пустыне и в суете городов, на побережье океана и на берегах рек в храбрых сердцах латиноамериканцев начинает созревать горячее желание умереть в борьбе за свое достоинство, завоевать и сохранить свои права, которые попирались в течение почти 500 лет». По мнению оратора, страны Латинской Америки начинает захлестывать революционная война, направленная против интервенции Соединенных Штатов.
В заключение Че воскликнул: «Новый строй континента, новый строй Америки поднимается и воплощается в категорическом заявлении нашего народа о своей непреклонной решимости бороться против бронированного кулака интервенции и отвести его. Наша твердая решимость находит понимание и поддержку у всех народов мира, и особенно у народов социалистических стран. Родина или смерть!».
Сегодня некоторые положения речи Че Гевары, например упоминание о революционной борьбе и намерение найти поддержку у социалистических стран, производят совершенно иное впечатление, чем в середине 1960-х годов, но главная идея выступления – необходимость в стремлении многих стран противостоять «агрессивной политике США» – в какой-то мере не потеряла актуальности и по сей день.
Как уже упоминалось выше, речь Че произвела очень сильное впечатление на всех присутствующих в зале, но для многих это впечатление было не положительным, а отрицательным. Следовало ожидать ответных выступлений, в которых, вероятно, будут выпады на речь Че. Так и произошло. После обеденного перерыва выступили представители делегаций Коста-Рики, Никарагуа, Панамы, Венесуэлы, Колумбии (то есть стран, сотрудничавших с Соединенными Штатами) и США. Все ораторы за время перерыва подготовили речи своих выступлений, но они были недолгими – по 5–7 минут. Практически все речи были похожи: в них ораторы отрицали свое соучастие в антикубинских акциях, действие на территории их государств различных контрреволюционных группировок и выступали с обвинениями Кубы во вмешательстве во внутренние дела других стран Латинской Америки. Некоторые позволяли себе и выпады против самого Че. Так, один из ораторов с сарказмом заметил, что «внешняя политика Кубы пишется теперь по-русски, а произносится по-испански, с аргентинским акцентом».
Длинную речь произнес только последний оратор, американец Э. Стивенсон. Он, сверяясь с бумагой, на которой написал свою речь во время перерыва, довольно долго развивал те же мнения, что и предыдущие ораторы, и в заключение откровенно заявил, что политический режим на Кубе «несовместим с принципами и целями межамериканской системы».
В общем, речи оппонентов не вызвали интереса у присутствующих: их более интересовало, как ответит и ответит ли вообще на выпады Че Гевара. Аргентинец внимательно слушал выступления, делал заметки на листе бумаги, изредка переговаривался с коллегами по делегации. Однако никто не ожидал его скорого выступления.
Он мог проигнорировать выступления оппонентов, мог выступить с критикой их речей в любое время, даже через несколько дней. Правда, за это время присутствующие могли забыть и саму речь выступающего, и отклики оппонентов. Кроме того, он мог выступить сразу же после того, как выскажутся все оппоненты. Этот вариант, как указывал Исраэлян, был самым сложным, так как не было времени внимательно изучить речи оппонентов и подготовить текст выступления. Кроме того, речи многих выступающих приходилось слушать в синхронном переводе, который нередко бывал и неточным, при этом нельзя было ни на минуту отвлечься и подготовить текст своего выступления, так как можно было пропустить важный аргумент оппонента. Еще сложнее, по мнению Исраэляна, было отвечать сразу на несколько выступлений. «Такое по силам только человеку, обладающему широким диапазоном знаний, даром импровизации, глубоко верящим в правоту своего дела, в совершенстве владеющим ораторским искусством», – писал он.
В связи с этим многие были удивлены, когда после окончания выступления Стивенсона Че взял слово и объявил, что собирается ответить своим оппонентам по всем пунктам. Разумеется, у него не было листка с подготовленным текстом, он лишь изредка заглядывал в свои заметки. Он действительно ответил, даже с юмором, на все выпады, даже на такие, как наличие аргентинского акцента, заметив, «что надеется, что никто не уловил в его произношении североамериканского акцента, что было бы действительно смешно». Он говорил очень уверенно, свободно и раскованно и закончил свою речь словами: «Когда придет время, и если это будет необходимо, я с готовностью отдам свою жизнь за освобождение любой из латиноамериканских стран, ни у кого ничего не прося, ничего не требуя и никого не эксплуатируя».
Как писал Исраэлян, в кулуарах ООН еще долгое время обсуждали оригинальное и живое выступление Че Гевары. Никто не подозревал, что оно станет одним из последних.
Вернувшись из США, Че в декабре вылетел в Алжир, а с января по март посетил КНР, Мали, Конго (Браззавиль), Гвинею, Гану, Дагомею, Танзанию, Египет и снова Алжир, где принял участие в IX Экономическом семинаре афро-азиатской солидарности.
14 марта 1965 года Че Гевара вернулся в Гавану, а на следующий день выступил перед сотрудниками министерства промышленности с отчетом о длительной зарубежной командировке. Это было его последнее публичное выступление на Кубе. После него Че совершенно перестал появляться на публике.
1 апреля 1965 года Че Гевара написал прощальные письма Фиделю Кастро, своим родителям и детям. В течение последующих полутора лет его никто не видел и не слышал. Журналисты выдвигали самые различные предположения: Че болен, возможно, арестован или убит или бежал с Кубы. Только в ноябре 1965 года прощальные письма Че стали достоянием гласности. Письма родителям и детям были направлены адресатам, письмо Кастро сам Фидель зачитал на учредительном заседании Центрального комитета Коммунистической партии Кубы. В нем говорилось: «Я официально отказываюсь от поста министра, от звания майора, от кубинского гражданства… Меня ничто больше не связывает с Кубой, кроме связей особого рода, от которых я не могу отказаться, как отказываюсь от своих постов».
Родителям Че писал: «...Я вновь чувствую своими пятками ребра Росинанта, снова, облачившись в доспехи, я пускаюсь в путь... Многие назовут меня искателем приключений, и это так. Но только я искатель приключений особого рода, из той породы, что рискует своей шкурой, дабы доказать свою правоту. Может быть, я пытаюсь сделать это в последний раз. Я не ищу такого конца, но он возможен... И если так случится, примите мое последнее объятие. Я любил вас крепко, только не умел выразить свою любовь. Я слишком прямолинеен в своих действиях и думаю, что иногда меня не понимали. К тому же было нелегко меня понять, но на этот раз – верьте мне. Итак, решимость, которую я совершенствовал с увлечением артиста, заставит действовать хилые ноги и уставшие легкие. Я добьюсь своего.
Вспоминайте иногда этого скромного кондотьера XX века...
Крепко обнимает вас ваш блудный и неисправимый сын Эрнесто».
Своим детям Че Гевара написал: «Дорогие Ильдита, Алеидита, Камило, Селия и Эрнесто! Если когда-нибудь вы прочтете это письмо, значит, меня не будет среди вас.
Вы мало что вспомните обо мне, а малыши не вспомнят ничего. Ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и, несомненно, жил согласно своим убеждениям.
Растите хорошими революционерами. Учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет властвовать над природой. Помните, что самое главное – это революция, и каждый из нас в отдельности ничего не значит. И главное, будьте всегда способными самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самая прекрасная черта революционера.
До свидания, детки, я надеюсь еще вас увидеть.
Папа шлет вам большущий поцелуй и крепко обнимает вас».
В чем же была причина того, что Че так поспешно отказался от своего кубинского гражданства и от всех занимаемых им постов, и чем он занимался в течение почти полутора лет? Некоторые считают, что не последнюю роль в этом сыграло покушение, которое было совершено на него в Нью-Йорке. Однако была еще одна, более важная причина. По всей вероятности, Че начал конфликтовать с Кастро.
Формирование религиозных взглядов Че Гевары произошло еще в Гватемале и позднее, в Мексике, и во многом – под влиянием его первой жены Ильды Гадеа. Еще до встречи с нею Эрнесто прочитал труды Карла Маркса, Михаила Бакунина, Петра Кропоткина, а также сочинения Максима Горького и Джека Лондона. Он очень любил и блестяще знал работы Сартра. Правда, убежденным марксистом он себя пока еще не считал. Именно Ильда развивала мысль, что новое общество необходимо строить именно на основании теорий Маркса, и со временем Эрнесто с ней согласился.
Живя в Мексике, Гевара являлся уже убежденным революционером, марксистом и коммунистом, и его знакомство с Кастро и согласие Гевары вступить в его повстанческий отряд отнюдь не были случайными. Однако сам Кастро в ту пору еще не определился со своими политическими взглядами. По его собственному признанию, он пытался было прочитать «Капитал» Маркса, но оставил это занятие на 370-й странице. Как-то Кастро откровенно признался: «Че имел более зрелые, по сравнению со мной, революционные взгляды. В идеологическом, теоретическом плане он был более образован. По сравнению со мной он был более передовым революционером». Че, вероятно, произвел на Кастро (как и на многих других) очень сильное впечатление, поэтому ему и удавалось долгое время играть одну из главных ролей на Кубе. Александр Тарасов, ведущий эксперт Центра новой социологии и изучения практической политики «Феникс», в своей статье «44 года войны ЦРУ против Че Гевары» писал: «Судя по всему, Че должен был показаться Фиделю „теоретиком“ – знатоком Сартра и Маркса, и вызвать огромное уважение. Похоже, что Че сыграл выдающуюся роль в идейной эволюции Фиделя Кастро и „Движения 26 июля“ вообще».
Далее о причинах разрыва Кастро и Че Тарасов пишет: «Че, оставаясь как бы в тени Фиделя Кастро, становится подлинным теоретиком Кубинской революции, методично сдвигающим „Движение 26 июля“ на марксистские позиции – пока, после американской агрессии 1961 года на Плайя-Хирон, Кастро не решает, что теперь терять уже нечего, и провозглашает Кубинскую революцию социалистической. Сам Че в этот период углубленно изучает классические произведения марксизма и одновременно знакомится с практикой „реального социализма“. Но ни югославский, ни советский „реальный социализм“ не вызывают у него восхищения – они кажутся Че „слишком капиталистическими“. О Югославии это можно сказать прямо, но от позиции СССР зависит, возможно, существование самой Кубы – и Че вынужден вести себя осторожно».
Ведь в то время Куба активно искала поддержки СССР и даже дала разрешение разместить на территории острова советские ядерные ракеты, направленные на США, что спровоцировало развитие так называемого Карибского кризиса в октябре 1962 года. А в 1965 году была создана Коммунистическая партия Кубы (КПК), а Фидель Кастро стал первым секретарем ЦК КПК и во внутренней политике начал следовать примеру других социалистических стран.
Однако, несмотря на это, Че Гевара в том же году, выступая на II Экономическом семинаре афро-азиатской солидарности в Алжире, в своей речи обвинил социалистические страны в «империалистической эксплуатации» стран третьего мира. Тарасов пишет: «Судя по опубликованной теоретической работе Че „Социализм и личность на Кубе“ (1964), Че оказался перед выбором: либо заявить, как наши советские „реформаторы“ эпохи Горбачёва, что классики ошибались и социализм – вовсе не бестоварное, бесклассовое и безгосударственное общественное устройство, либо признать правоту классиков – и, судя по работе, Че склонялся ко второму. Но это означало, что Че со временем неизбежно должен был прийти к выводу, что „реальный социализм“ – вовсе не социализм. Может, так бы и случилось, но времени этого у него уже не было – в марте или апреле 1965 года он, „человек № 3“ (или даже „№ 2“) на Кубе, исчезает с острова, чтобы в ноябре 1966 появиться в Боливии…»
В ноябре 1966 года Че Гевара прибыл в повстанческий лагерь в Боливии. О том, где он находился с апреля 1965 по ноябрь 1966 года, практически ничего не известно. Среди официальных версий наиболее подтвержденными являются четыре, согласно которым это время Че провел в Бразилии, Аргентине, Парагвае и Конго.
В Конго Че с другими кубинцами сражался на стороне Лорана-Дезире Кабилы, который являлся сторонником Пьера Мулеле, правителя Конго после убийства Патриса Лумумбы, произошедшего в 1961 году. Однако, несмотря на богатый теоретический и практический опыт ведения партизанских войн и организации революций, в Африке он не добился успеха: конгодзийцы были лишены военного духа, и если им приходилось стрелять из автоматов, зажмуривали глаза от страха.
Наконец он потребовал, чтобы Кастро отозвал кубинские отряды из Конго, заявив, что жители этой страны «по развитию не вышли из родоплеменных отношений, и ни о какой социалистической революции в Конго не может быть и речи». Тем и закончилась для Че революция в Конго.
В странах Латинской Америки он, как полагают, изучал обстановку и реальность возникновения партизанских войн. По всей вероятности, Че с Кастро планировали разжечь в Латинской Америке партизанскую войну еще в 1962 году, после Карибского кризиса. Тогда же началась подготовка к «континентальной герилье», или очередной партизанской войне, и причиной этого было ухудшение отношений между СССР и Кубой и стремление последней найти противников США в близлежащих странах. В 1963 году кубинцы начали организацию «континентальной герильи» и основной базой для этого выбрали Боливию. В Боливии все это время работали доверенные люди: Инти и Таня. Сегодня их псевдонимы стали в Латинской Америке легендой. Инти – настоящее имя Гидо Альваро. Передо Лейге являлся одним из руководителей организации «Коммунистическая молодежь Боливии», затем секретарем столичного обкома компартии, членом ЦК. Его задачей являлось создание боливийской группы поддержки кубинцев. Приказ был передан ему через связного Че – Рикардо (известного также как Чинчу и Мбили), в действительности – капитана Хосе Марии Мартинеса Тамайо, участника боев Сьерра-Маэстры, Конго и инструктора гватемальских партизан. Инти работал вместе со своим братом.
Таня – настоящее имя Айде Тамара Бунке – еще более легендарная личность. Она была немкой, но родилась в Аргентине, где ее родители спасались от гитлеровцев. Они были убежденными коммунистами и, приехав в 1935 году в Аргентину, принимали активное участие в подпольной борьбе. В 1937 году на свет появилась Айде Тамара, а в 1952 году семья вернулась в ГДР. В Аргентине она с отличием закончила школу, а в Европе поступила в Лейпцигский пединститут, а затем в Берлинский университет имени Гумбольдта на факультет философии и литературы.
Бунке была красива, хорошо образована, превосходно говорила на трех языках: испанском, немецком и русском (русскому языку ее обучила мать, Надя, имевшая русские корни), играла на фортепиано, гитаре, аккордеоне, превосходно пела, танцевала и занималась спортом. Подпольную кличку Таня Бунке выбрала себе сама, объяснив, что это псевдоним известной русской партизанки Зои Космодемьянской.
С Че Геварой Бунке познакомилась в 1960 году в ГДР, где он находился в составе очередной дипломатической миссии, а она была приставлена к нему в качестве переводчицы. Благодаря его вмешательству год спустя она в составе балетной труппы приехала в Сантьяго-де-Куба и выбрала страну постоянным местом жительства. Она поступила в Гаванский университет на факультет журналистики и получила работу в Департаменте просвещения.
Весной 1963 года Бунке прошла подготовку по программе разведчика и в апреле 1964 года была направлена в Западную Европу на подпольную работу. В ноябре того же года она с документами на имя Лауры Гутьеррес Бауэр, аргентинки немецкого происхождения, приехала в столицу Боливии, Ла-Пас. В ее задачу входило создание городского подполья, обеспечение информации и разведывательная работа в правительственных сферах. Таня превосходно справлялась со своими обязанностями: она получила боливийское гражданство и установила контакты в правительстве (с министром внутренних дел и юстиции Антонио Аргедасом Мендиетом, пресс-секретарем президента Гонсало Лопеса Муньоса и даже с самим президентом Рене Баррьентоса Ортуньо). Под видом этнографической экспедиции она ездила по всей стране и налаживала нужные контакты. Она даже устроила выставку индейского традиционного костюма, а после смерти Тани выяснилось, что она действительно собрала уникальную коллекцию индейского фольклора. Наконец, Таня начала работать на радио, благодаря чему получила возможность держать связь с отрядом Че.
Многое в организации базы в Боливии не выяснено до сих пор. Например, так и осталось неизвестным, какое задание было возложено на Режи Дебре, француза, леворадикально настроенного автора книги «Революция в революции», работавшего под псевдонимами Француз и Дантон. Он ездил по стране в 1963–1964 годах, а затем вновь приехал в Боливию и сражался в отряде Че. Не выяснены и многие другие детали. И сама герилья, которую развернули на территории Боливии, проходила на редкость неудачно и закончилась полным провалом и смертью Че, Инти, Тани и многих других.
В чем же причина полного провала такого опытного революционера, как Че? Причин было очень много, но еще больше в последней операции Че неточностей, неясностей, несостыковок и вопросов, ответов на которые нет до сих пор.
Герилья продолжалась целый год, и в течение всего этого времени Че ежедневно записывал все произошедшие с ним события в красную записную книжку. Когда Че был взят в плен, книжку нашли в его походном рюкзаке. Эти записи, получившие название «Боливийский дневник», были впоследствии переведены на многие языки, в том числе и на русский. В нем Че со всей откровенностью и присущим ему реализмом описывает все, что происходило в отряде: неделя за неделей, месяц за месяцем. Из него можно узнать, что отряду приходилось очень тяжело в незнакомой местности, что люди нередко страдали от укусов насекомых, боли, голода и жажды, но, несмотря ни на что, не сдавались и не теряли уверенности, что сражаются за правое дело.
Че Гевара прибыл в Боливию, в лагерь, расположенный в долине Ньянкауасу, инкогнито, под именем Адольфо Мены Гонсалеса. К тому времени его лицо знал весь мир, но Че так хорошо замаскировался, что ни в самолете, ни в аэропорту никто не признал в грузном, побритом, подстриженном, седоватом мужчине в очках с толстыми линзами и строгом костюме с белой рубашкой и галстуком легендарного Эрнесто Че Гевару, которого весь мир привык видеть подтянутым, длинноволосым и бородатым, в мундире майора кубинской армии, с неизменной сигарой. Однако на земле Боливии фортуна окончательно отвернулась от него. Создавалось впечатление, что все обстоятельства обернулись против. У него не оставалось ни малейшего шанса выжить.
Причинами провала и гибели почти всего отряда Че и его самого были неподходящая политическая обстановка в Боливии, отсутствие поддержки со стороны местных партий и самого населения страны, которое не хотело принимать участия в революции, незнание местных языков (большинство боливийцев были местными индейцами и не знали испанского языка), нехватка опытных проводников, которые бы хорошо знали местность, где планировалось сражаться, а также наличие незначительного по численности отряда хороших бойцов. Имелось и множество других причин.
Партизаны попытались вступить в контакт с местными оппозиционными силами: с представителями Коммунистической партии; с Мойсесом Геварой Родригесом, лидером шахтеров; с Хуаном Лечином Окендо, руководителем Рабочего центра, лидером Левой национально-революционной партии (ПРИН) и бывшим вице-президентом страны; с Национальным революционным движением (МНР) свергнутого президента Виктора Паса Эстенсоро. Результаты переговоров были неутешительны: первый секретарь ЦК КПБ Марио Монхе прибыл в лагерь, разговаривал с Че, но разошелся с ним во взглядах на предстоящую войну. По поводу этой встречи Че записал в своем дневнике: «В 7 часов 30 минут пришел врач и сказал, что появился Монхе. Я пошел туда с Инти, Тумой, Урбано и Артуро. Встреча была сердечной, но натянутой, в воздухе висел вопрос: „Что ты хочешь?“. Проблемы, возникшие с Монхе, могут быть сведены к следующему:
– он откажется от руководства партией и добьется от нее по меньшей мере нейтралитета, и некоторые члены выйдут из ее рядов, чтобы присоединиться к борьбе;
– военно-политическое руководство борьбой будет принадлежать ему, пока революция будет разворачиваться в боливийских условиях;
– он должен установить отношения с другими южноамериканскими партиями, стараясь убедить их стать на позиции поддержки освободительных движений.
Я ответил ему, что первый пункт зависел от него как секретаря партии, хотя я и считаю его позицию ошибочной. Она – колеблющаяся, вся из компромиссов и старается оправдать для истории роль тех, кого надо заклеймить за предательскую позицию. Время покажет, что я прав. По третьему пункту я не был против, чтобы он постарался сделать это, но все было обречено на неудачу… Что касается второго пункта, то я не мог никоим образом согласиться с ним. Военным руководителем буду я и не потерплю никакой двусмысленности».
МНР запретила своим членам вступать в отряд Че и отказалась сотрудничать с ним. Правда, ПРИН и Мойсес Гевара дали согласие сотрудничать. Гевара завербовал 20 хорошо обученных бойцов. Но из-за потери времени все расстроилось: в Боливии начался двухнедельный карнавал, в котором принимали активное участие все жители страны. Гевара не мог собрать солдат и был вынужден завербовать других, первых попавшихся, которые не имели никакого опыта военных действий и никакого представления о планирующейся вооруженной партизанской войне. Че, увидев их, пришел в ужас, но делать было нечего, людей было слишком мало, и пришлось принять их в отряд.
Правда, очень скоро Че пожалел об этом: двое новобранцев сразу же сбежали; один из них, как выяснилось, являлся полицейским агентом. Эта досадная оплошность привела к тому, что рухнула вся городская сеть поддержки, подготовленная Таней: дезертиры видели ее, и теперь она не могла вернуться в столицу. Еще четыре человека оказались совершенно неспособны воевать, им нельзя было даже доверить оружие.
Итак, всего отряд Че насчитывал 53 человека: сам Че, которого в Боливии называли Рамоном, Фернандо с отрядом из семи боливийцев, прошедших военную подготовку на Кубе, и еще 15 солдатами, также имеющими боевой опыт, кроме того, в отряд вошел Моис Гевара и семеро солдат, которых он завербовал вначале, и еще шестеро, которых он с такой же поспешностью уговорил вступить в отряд впоследствии. В отряде также находился Режи Дебре, две женщины (Таня и боливийка Лойола Гусман), два аргентинца, три перуанца и др. С таким маленьким отрядом Че планировал развернуть партизанскую войну против Боливийской армии.
Че постоянно занимался воспитанием своих солдат, пытался укрепить в них моральный дух. Так, он постарался сделать лагерь как можно более комфортабельным. Под его руководством были построены склады с продовольствием, наблюдательная вышка, даже маленькая электростанция. Он и другие наиболее образованные бойцы проводили с остальными занятия, преподавая историю Боливии, политическую экономию и грамматику. В качестве факультативных занятий по вечерам Че давал бойцам уроки французского. Разумеется, он учил их и тактике ведения боя, а некоторых даже обращению с оружием.
Моральный дух армии рос, но бойцов было слишком мало. Надежды Че на привлечение местного населения не оправдались. Между тем время шло, проходили месяцы. Че терял своих людей (один из них, например, утонул во время переправы через реку).
Между тем лагерь герильерос был обнаружен: местные власти заподозрили, что в нем занимаются производством кокаина, и совершили вооруженный налет. Партизанам удалось спрятаться в джунглях, но один из них выстрелил и убил боливийского солдата. После этого Че уже не мог рассчитывать на внезапное нападение: боливийская армия стала наступать первой. Об этом в отряде Че узнали из радиопередач: «Сегодня новость взорвала и полностью заполнила эфир и спровоцировала многочисленные коммюнике и даже пресс-конференцию Барриентоса (президента)… Ясно, что дезертиры… заговорили, не ясно только окончательно, что они сказали в точности и как они это сказали. Судя по всему, Таня раскрыта, потеряны два года хорошей и кропотливой работы».
День спустя, 28 марта, он записал: «Эфир продолжает быть перенасыщен сообщениями о герильях. Мы окружены двумя тысячами человек на участке в сто двадцать километров, и окружение сжимается, дополняемое бомбардировками с напалмом… Француз с чрезмерной настойчивостью высказался, насколько он был бы полезен вне отряда».
Режи Дебре предпринял попытку пробраться сквозь оцепление и выехать за пределы Боливии. Че также желал этого, рассчитывая возложить на него задачи по подготовке сил поддержки. Но Дебре попал в плен и был осужден на 30 лет.
Из-за многочисленных накладок Че и его отряд оказался в оцеплении, отрезанным от всего остального мира, не имея связи ни с Кубой, ни с городом. Новобранцы в отряд не приходили. Таким образом, шансов победить у Че не было никаких, даже выбраться из оцепления живым ему, по всей видимости, не удалось бы. В живых из всего отряда осталось только трое.
Численность армии противника увеличилась до 4800 человек. Боливийцы не знали, кто является организатором герильи: поначалу они подумали было, что организатор и руководитель – Дебре, но затем им удалось выяснить, что в лагере находится Че.
Че водил отряд по Боливии, между тем как кольцо окружения продолжало сжиматься. Постепенно они потеряли один за другим склады с продовольствием и медикаментами. Солдаты страдали от голода, отеков и укусов тропического насекомого бора, которое оставляло под кожей человека личинки. Последние месяцы существования отряда в джунглях Боливии были поистине ужасны.
При чтении «Боливийского дневника» Че, в котором подробно описываются все тяготы и лишения, которые пришлось пережить солдатам, невольно вспоминается другой дневник – англичанина Роберта Скотта, с таким же слепым упорством шедшего к Южному полюсу, невзирая на трудности, с сильной верой в победу. С таким же упорством и мужеством Че и его солдаты старались выжить и победить в джунглях Боливии.
Вот выдержки из дневника Че, где он описывает трудности, с которыми ему пришлось столкнуться: «23-е февраля. Черный день для меня. Стискиваю зубы, так как чувствую себя очень усталым… В полдень, под солнцем, которое, казалось, расплавляло камни, мы тронулись в путь… Решили спускаться по проторенному месту, хотя и очень крутому, чтобы достичь ручья, который ведет к Рио Гранде и оттуда на Роситу…
4-е марта. Охотники убили двух маленьких обезьянок, попугая и голубя, мы их съели… Моральный дух низок, и физическое состояние ухудшается со дня на день; у меня начинаются отеки на ногах.
23-е июня. Начинает серьезно угрожать астма, очень маленький запас лекарства…
24-е июня. Радио передает сообщения о борьбе на рудниках. Астма усиливается.
26-е июня. Черный день для меня... Мы оказались свидетелями странного спектакля: в полной тишине под солнцем лежали на песке четыре солдатских трупа. Мы дождались ночи (чтобы взять их оружие). Почти сразу же услышали выстрелы с двух сторон... ранение Тумы, разорвало ему печень и вызвало кишечную перфорацию, он умер во время операции. С ним я потерял неразлучного товарища всех последних лет, испытанной верности, у меня ощущение, что я потерял сына».
В конце каждого месяца Че подводил итоги. И если в начале он пытался делать оптимистичные предположения, то с каждым месяцем тон его дневника становится все более пессимистичным, однако он все еще продолжает надеяться на помощь местного населения.
Президент Боливии Баррьентес тем временем ввел в пяти провинциях страны военное положение и запросил военную и техническую помощь у США. Эта бессмысленная, безнадежная борьба продолжалась до осени. Подводя итоги августа, Че записал: «(Без всякого сомнения – все плохо...) Потеря тайников с документами и медикаментами, которые там находились, тяжелый удар, особенно в психологическом плане. Потеря двух человек в конце месяца и последовавший за этим трудный переход с едой из конины деморализовали людей… Отсутствие контактов с внешним миром и с отрядом Хоакина и то, что заговорили те, кого схватили, несколько деморализовало отряд. Моя болезнь посеяла у некоторых сомнения… Наиболее важные характеристики:
– мы по-прежнему лишены каких-либо контактов и не имеем надежды установить их в ближайшем будущем;
– мы по-прежнему не добились присоединения к нам крестьян. Это логично, принимая во внимание то, что в последнее время у нас с ними было мало встреч;
– моральный дух бойцов понижается, но, надеюсь, временно;
– армия не действует более эффективно и напористо.
Но надеждам Че на улучшение обстановки не суждено было сбыться. Сентябрь стал для партизан последним месяцем: в первых числах октября маленький отряд, сокращающийся с каждым месяцем (некоторые умерли от ранений, другие дезертировали, попали в плен и выдали своих недавних товарищей), был окончательно разгромлен.
Еще раньше, в последние дни августа, был разбит отряд Хоакина. Он организовал его еще в апреле, назначив руководителем майора Вило Акунья Нуньеса, участника Сьерра-Маэстры, начальника школы командос в Матансасе, члена ЦК КПК. В этот отряд вошли 13 человек, в том числе Млейс Гевара и Таня. Оба отряда разделились, и больше им уже не удалось встретиться. Подводя итог августа, Че еще не знал, что отряд Хоакина был разгромлен. Он услышал об этом только в начале сентября, слушая радио.
Последний бой герильерос с боливийскими войсками состоялся 8 октября в урочище Юро. Горстке уставших, голодных и больных партизан пришлось сражаться с тремя тысячами боливийских солдат и американских рейнджеров. Че был ранен и взят в плен. Как только солдаты убедились, что им удалось взять в плен самого Че Гевару, они, желая избежать суда над знаменитым революционером, застрелили его. В тот же день о его смерти было сообщено по радио всему миру.
Тело Че было выставлено на всеобщее обозрение, чтобы все желающие могли убедиться, что он действительно мертв. После этого, согласно указаниям боливийского военного руководства и резидентуры ЦРУ, с лица Че сняли восковую маску и отрубили кисти рук для идентификации отпечатков пальцев.
Многие кубинцы не поверили в смерть Че Гевары, к тому же никто не знал, где он был похоронен, что давало его поклонникам надежду на то, что Че жив и через некоторое время снова даст о себе знать, как это уже было однажды, когда он исчез с Кубы. Но вскоре Фидель Кастро официально объявил о смерти Эрнесто Че Гевары. Однако это был далеко не конец. Начался новый период – период культа Че Гевары, продолжающийся до сих пор. Местные жители срезали локоны волос с головы Че, когда его мертвое тело было выставлено на всеобщее обозрение. По прошествии многих лет они продолжают помнить его и поклоняться ему. Они передают друг другу легенды о Че, рассказывают, что он был неуловим и растворялся в воздухе, когда враги настигали его и открывали огонь. Отрезанные руки Че также являются для многих символом поклонения. На Кубе Че Гевара был канонизирован.
Скорые смерти всех солдат, принимавших участие в ликвидации Че, Тани и Инти или предавшие их, дали некоторым возможность заявить, что над ними тяготеет проклятие. И действительно, многие из них окончили свою жизнь трагически. Крестьянин Онорато Рохас, выдавший боливийцам отряд Хоакина, в 1969 году был убит выстрелом в лицо. Капитан Марио Варгас, расстрелявший Таню и получивший за это звание майора, через некоторое время сошел с ума и закончил свои дни в сумасшедшем доме. Роберто Кинтамилья, убивший Инти и после окончания герильи назначенный боливийским консулом в Гамбурге, был застрелен там в 1971 году. Полковник Сентено Анайя, взявший Че в плен и получивший за это звание генерала, был застрелен в Париже в 1976 году. Младший офицер Марио Уэрта, охранявший Че в плену, погиб еще раньше – в 1970 году, и тоже был убит.
Подполковник Андрес Селич Шон, как рассказывают очевидцы, издевавшийся над раненым и связанным Че, через некоторое время был арестован по обвинению в заговоре против военного диктатора Боливии генерала Уго Банеса и сам погиб по время допроса под пытками. Президент Баррьентос, отдавший приказ расстрелять Че, погиб в 1969 году в автокатастрофе.
Правда о месте захоронения Че раскрылась только три десятилетия спустя после его смерти. Солдаты, принимавшие участие в ликвидации Че, признались, что сам знаменитый революционер и шестеро других партизан были похоронены в братской могиле в окрестностях поселка Валье-Гранде на взлетно-посадочной полосе. Могилу сровняли с землей и залили асфальтом, скрыв все следы захоронения. В конце 1990-х годов могила была разрыта и останки партизан были доставлены в Гавану. Один из скелетов принадлежал Че.
На Кубе состоялись торжественные похороны Че Гевары и других партизан. Их похоронили в городе Санта-Клара, где Че одержал свою главную победу. В стране был объявлен семидневный траур. В октябре 1997 года полированный гроб с останками Че перенесли в специально построенный мавзолей. На траурной церемонии присутствовали известные и высокопоставленные люди, в том числе аргентинский футболист Диего Марадона и вдова французского президента Франсуа Миттерана. У места захоронения Че был зажжен вечный огонь.
В России этого человека многие вспоминают в связи с Московским университетом Дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Кроме того, он был правителем Конго, боролся за независимость этой страны и умер довольно молодым, в возрасте 36 лет. Его смерть была страшной: даже в сухих энциклопедических статьях нередко пишут «злодейски убит». Кто же и почему так ненавидел этого африканца?
Патрис Эмери Лумумба родился 2 июля 1925 года в небольшой деревне Оналуа в провинции Касаи, которая в то время входила с состав государства под названием Бельгийское Конго. Его родители были бедными крестьянами.
Когда мальчику исполнилось 11 лет, родители отдали его в католическую миссионерскую школу. Отец мечтал видеть сына служителем церкви. Дядя Патриса, сержант колониальных войск, также принимавший активное участие в его воспитании, настаивал на военной карьере и обещал на первых порах способствовать ему в этом. Но мальчик уже тогда проявил решительность: проучившись в школе всего два года, он бросил ее и поступил на курсы санитаров. Благодаря стремлению к знаниям Лумумба попал в число «эволюэ», что в переводе с французского означает «развитый». Этим словом бельгийцы называли чернокожих жителей колонии, которым удалось получить начальное или среднее образование. Будучи «эволюэ», Патрис получил возможность принимать участие в собраниях, на которых обсуждались проблемы международной политики, культуры и дальнейшего развития колонии. Такие собрания в 1940-х годах поощрялись бельгийским правительством и проводились довольно часто. В них могли принимать участие как бельгийцы, так и коренные жители страны.
Однако, несмотря на благие намерения, собрания далеко не всегда проходили спокойно. Патрис Лумумба впоследствии признавался: «На каждой встрече, в ходе каждой дискуссии чувствовался расизм, готовый вот-вот прорваться в выступлениях как европейцев, так и конголезцев».
Но, несмотря на напряженную обстановку, эти собрания многое дали ему, и он понял, какое важное значение для карьеры имеет образование. В 1946 году Лумумба, которому уже исполнился 21 год, переехал в столицу Леопольдвиль (ныне Киншаса) и поступил в школу почтовых служащих. После ее окончания он получил работу почтового служащего и писаря в Восточной провинции. В свободное от работы время Лумумба готовился к поступлению в юридический институт и занимался изучением политической экономии, новейшей истории Африки и юриспруденции. Через несколько месяцев его труды увенчались успехом: он поступил на заочное отделение Антверпенского юридического института. Примерно с этого же периода началась активная общественно-политическая деятельность Патриса Лумумбы. Он вступил в Содружество почтовых работников и в Ассоциацию конголезского персонала для Восточной провинции, а через некоторое время стал руководителем этих организаций. Кроме того, молодой специалист начал писать книгу о своей стране, которую назвал «Конго: земля будущего под угрозой?». Кроме того, он писал статьи, в которых развивал идею создания «Бельгийско-конголезского общества».
Переломным моментом его жизни следует назвать один из дней июня 1955 года, когда Лумумба встретился с бельгийским королем Бодуэном, совершавшим трехнедельную поездку по колонии. Он был представлен королю как один из молодых журналистов и общественных деятелей Конго и даже получил возможность побеседовать с ним. В ходе беседы Лумумба высказал мнение, что в Бельгийском Конго, по примеру соседних британских и французских колоний, пора разрешить официальную деятельность различных общественно-политических организаций.
Беседа осталась без последствий, но молодой и активный конголезец произвел на короля благоприятное впечатление, и через год ему было направлено приглашение посетить Бельгию. Лумумба привез королю в подарок рукопись своей книги, содержащей анализ политического, экономического и социального положения в стране и проблемы расовой дискриминации.
Встреча с Лумумбой, проблемы, которые он затрагивал, и, конечно, рукопись не могли не повлечь за собой последствий. Вероятно, молодой африканец показался королю слишком активным, угрожающим его собственной власти. Когда Лумумба вернулся в Конго, его уже ждали и арестовали прямо в аэропорту, обвинив в растрате государственных денег. Такое обвинение, разумеется, ставило крест и на его карьере почтового служащего, и на карьере юриста. Патрис очень тяжело переживал арест и впоследствии признавался: «Я думал, что умру от стыда». Ему пришлось некоторое время провести в заключении.
Но примененные к Лумумбе репрессии только усилили интерес к нему. Многие, особенно те, кто его хорошо знал, не верили в правдивость предъявленного обвинения. В связи с этим арест и тюремное заключение отразились на его общественной деятельности скорее положительно.
Выйдя из тюрьмы, Патрис Лумумба объявил о том, что его идея создания «Бельгийско-конголезского общества» является утопической, не применимой к жизни, и заявил о необходимости образования общенациональной партии. Такая партия была в скором времени создана и получила название НДК – Национальное движение Конго. Главным пунктом ее программы было предоставление Конго независимости. В октябре 1958 года Патрис Лумумба был избран ее руководителем.
Влияние НДК в стране быстро росло, что вскоре начало настораживать правительство Бельгии. Оно понимало, что партия приобретает все большее влияние только благодаря активности ее лидера, и вскоре Лумумба снова оказался в тюрьме. В конце октября 1959 года, после окончания конгресса НДК, сопровождавшегося массовыми демонстрациями, Лумумба был арестован «за подстрекательство к общественным беспорядкам» и приговорен к 6 месяцам заключения.
В январе 1960 года началась Брюссельская конференция круглого стола, в которой принимали участие представители бельгийского правительства, лидеры главных политических партий и вожди Конго. Главной задачей конференции являлось определение направления, в котором должна была развиваться колония в будущем. Однако члены НДК отказались принимать участие в конференции по той причине, что их лидер находится в тюрьме. К ним присоединились многие представители других партий Конго, и правительство Бельгии было вынуждено пойти им навстречу: Лумумбу освободили и на самолете доставили в Брюссель.
В ходе конференции было принято решение о провозглашении независимости Конго, с которым правительство Бельгии было вынуждено согласиться. Провозглашение независимости было назначено на 30 июня 1960 года. Однако между самими конголезцами произошел раскол по вопросу будущего устройства независимого Конго. Лумумба и члены его партии считали наиболее оптимальным унитарное, при котором территория Конго была бы разделена на административно-территориальные единицы. Оппозиция, представленная лидером региональной партии «Конакат» Моизом Чомбе, при поддержке бельгийцев высказывалась за федеративное устройство, при котором каждая административно-территориальная единица имеет свою конституцию, а также органы законодательной, исполнительной и судебной власти. После долгих споров участники конференции приняли точку зрения Лумумбы и представителей его партии: Конго решено было объявить унитарным государством, но предоставить провинциям широкую автономию, то есть право самостоятельного управления, закрепленное конституцией. При этом Бельгия оставляла за собой право выступать в роли арбитра во внутренних конфликтах Конго и координировать военную помощь, которую она обязалась предоставлять государству. Таким образом, несмотря на провозглашение независимости Республики Конго, Бельгия имела возможность по-прежнему оказывать сильное влияние на внутреннюю политику страны.
В июне того же года Патрис Лумумба был избран премьер-министром правительства. Однако в состав правительства вошли и многие оппозиционеры, в частности министром финансов стал Бомбоко, представитель партии «Конакат». Главой Конголезской национальной армии (КНА) оставался генерал Янсенс, бельгиец. Президентом страны стал Жозеф Касавубу, лидер этническо-региональной партии «Абако», выражавшей интересы партии народности баконго (преобладающей в стране).
Все эти люди по-разному представляли себе будущее Конго, что не могло не привести к внутренним проблемам в правительстве. И проблемы возникли очень скоро. Лумумба сместил генерала Янсенса, но ему было некого поставить на его место: в то время офицеров конголезцев в стране еще не было. По приказу премьер-министра главой армии был назначен сержант, которому присвоили звание генерала. Начальником штаба тоже стал конголезец, сержант Жозеф Дезире Мобуту, получивший звание полковника (его он заслужил за то, что во время круглого стола в Бельгии показал себя активным сторонником Лумумбы). Вообще, в армии были произведены многие перестановки, конголезцам были присвоены офицерские воинские звания, что привело к волнениям: офицеры-бельгийцы, занимавшие эти посты ранее, не желали покидать армию.
Стремление изгнать из страны бельгийских офицеров стало ошибкой Лумумбы, которая привела к плачевным результатам: в ночь с 7 на 8 июля бельгийские войска при поддержке белых наемников начали военные действия против правительства Конго. 11 июля Чомбе ввел в провинции Катанга чрезвычайное положение и объявил эту местность независимым государством, а Лумумбу обвинил в том, что он является «агентом международного коммунизма».
В тот же день во внутреннюю ситуацию в африканской стране вмешалось правительство СССР. В заявлении говорилось о тяжелой ответственности, которая ложится на руководящие круги западных держав, развязавших вооруженную агрессию в Конго, и выдвигалось требование ее немедленного прекращения.
Правительство Конго в лице президента Касавубу и премьер-министра Лумумбы обратились к Генеральному секретарю ООН Хаммаршельду с просьбой оказать военную помощь, что стало второй ошибкой. В Конго были направлены «голубые каски», которые, вместо того чтобы помочь правительству подавить военные выступления, потворствовали бельгийским военным.
В этот период, невзирая на сложную внутреннюю обстановку в Конго, Патрис Лумумба получил приглашение приехать в Соединенные Штаты, на которое ответил согласием. Но в Америке ему был оказан очень странный прием. Так, поездка началась с посещения ООН, но его секретарь ограничил свое общение с премьером лишь завтраком, после чего вылетел в Конго, даже не обсудив с Лумумбой план действий войск ООН в этом африканском государстве.
Затем премьер провел переговоры с госсекретарем США Гертером и его заместителем Диллоном, но они не принесли желаемого результата. По поводу переговоров Лумумба, давая интервью газете «Франс суар», заявил: «Они считают меня коммунистом, потому что я не позволил империалистам подкупить себя». Вероятно, во время переговоров Лумумбе было предложено следовать политическому курсу, выгодному Соединенным Штатам. Но премьер Конго не захотел принять точку зрения американского правительства, заявив, что он добивается только полной независимости для своей страны.
Патрис Лумумба был патриотом, а благодаря своему стремлению к независимости стал национальным героем не только Конго, но и других стран Африки. Многие конголезцы уважали его как ученого человека, восхищались им, любили его, называли «наш Патрис». По всей стране цитировали его стихи, которые он писал, еще будучи юношей.
Пусть испарятся в солнечных лучах
Те слезы, что твой прадед проливал,
Замученный на этих скорбных Нивах!
Пусть наш народ, свободный и счастливый
Живет и торжествует в нашем Конго,
Здесь, в самом сердце Африки великой!
Мог ли Патрис Лумумба оставаться на своем посту, не противясь тому, чтобы Конго фактически попало под экономическое и политическое влияние США, и не имея других союзников, которые также неизбежно стали бы вмешиваться во внутреннюю и внешнюю политику страны?
Через полтора месяца после возвращения из США, 5 сентября, Лумумба по приказу президента Конго был смещен с поста премьер-министра. Вместо него был назначен «более лояльный по отношению к Западу» Жозеф Илео. Парламент назвал действия президента антиконституционными и выступил в поддержку законного премьера. Это показало, насколько Лумумба популярен в стране, и от него решили избавиться, применив силу. Через пять дней полковник Мобуту начал разоружение сторонников Лумумбы, а еще через несколько дней, 14 сентября, он совершил военный переворот и захватил власть в стране.
Между тем Америка не ограничилась простым смещением Лумумбы со своего поста. В Америке его считали чрезвычайно опасным, а его политику – представляющей угрозу США. Директор ЦРУ Аллен Даллес как-то назвал Лумумбу «вроде Кастро или даже похуже». В связи с этим в США приняли решение, что наилучшим выходом из сложившейся ситуации будет физическая расправа над Патрисом Лумумбой.
Лумумбу и его семью – жену Полин и четверых детей – держали под домашним арестом на вилле в Леопольдвиле. Вилла находилась под охраной войск ООН. В то же время руководство ЦРУ занималось подготовкой его убийства. Решено было отравить Лумумбу сильнодействующим ядом, так чтобы симптомы смерти напоминали симптомы одного из распространенных в Конго заболеваний – таких, как оспа, бруцеллез, венесуэльский конский энцефалит и некоторые другие. Биохимик С. Готтлиб подготовил яды и направил их в Конго, объяснив, что их можно впрыснуть в пищу или нанести на зубную щетку Лумумбы. В Конго начали готовить человека, который смог бы выполнить эту операцию, но за это время яды начали терять свои свойства. От отравления пришлось отказаться. После этого начали рассматривать вариант покушения с использованием огнестрельного оружия.
Тем временем Лумумба отправил троих детей – сыновей Патриса, Франса и дочь Жюлиану – в Каир. Жена и младший сын Ролан остались с Лумумбой на вилле. В декабре Полин родила дочь Кристину. Роды были преждевременными, и ребенок умер. Лумумба обратился к властям ООН с просьбой разрешить похоронить дочь по местным обычаям, для чего просил позволения покинуть виллу и отправиться в места, откуда он был родом. Однако он получил отказ.
Несмотря на это, Лумумба и Полин решили рискнуть и под предлогом похорон покинуть виллу. В ночь с 27 на 28 ноября во время сильного тропического ливня Лумумба с женой и ребенком бежали из виллы на машине. Чтобы их было сложнее отыскать, они ехали с погашенными фарами. Лумумба направлялся на восток, в Стэнливиль, где он работал в молодости и где ждали своего часа его сторонники. Объединившись с ними, он планировал начать борьбу против Мобуту и Касавубу.
Отъехав на значительное расстояние от виллы, Лумумба продолжал передвигаться по стране открыто. Он делал остановки, беседовал с населением, организовывал митинги, проводил агитационную работу, а также сделал официальное заявление для прессы, в котором объяснил свой отъезд с виллы смертью дочери.
В действительности у Лумумбы были более важные причины для того, чтобы попасть в Стэнливиль. Бывший заместитель по кабинету министров Антуан Гизенга, сторонник Лумумбы, образовал там оппозиционное правительство. Кроме того, ему удалось установить связь с правительством СССР. Он направил телеграмму председателю ЦК КПСС СССР Н. С. Хрущёву, в которой просил советское правительство оказать срочную помощь. В телеграмме говорилось: «Посадка ваших самолетов в Стэнливиле будет обеспечена. Предупредите нас о дне и часе прилета. Просим обеспечить по возможности внеочередное рассмотрение этой просьбы. Просим ответить нам в Стэнливиль не позднее чем через два дня, иначе попадем в плен». Телеграмма была направлена 14 декабря 1960 года, когда Лумумба еще находился на свободе. Советское правительство откликнулось на просьбу и начало оказывать помощь правительству под руководством Гизенга.
СССР поддерживало режим Лумумбы и выступало против президента Конго, который стремился проводить в стране политику Запада. Однако этой поддержки оказалось недостаточно. Американцы уже проиграли на Кубе, когда к власти пришел Фидель Кастро, и не хотели, чтобы то же самое произошло в Конго. Они решили действовать быстро и сделать все возможное, чтобы Лумумба не устроил в Конго вторую Кубу.
Таким образом, у Лумумбы оказалось множество врагов: американское правительство, опасавшееся влияния Лумумбы, бельгийцы, не желавшие терять свои рабочие места в Конго, и сам президент страны, не согласный с политикой Лумумбы.
Противники Лумумбы сделали все, чтобы поймать его. Войска, подчинявшиеся Мобуту, выследили его и попытались арестовать прямо во время митинга. Лумумба попытался бежать, но был схвачен вместе с двумя сторонниками – председателем сената Окито и министром по делам молодежи Мполо.
Полин и Ролану удалось остаться на свободе. Лумумбу, Окито и Мполо отвезли в военный лагерь «Арди» в Тисвиле, где они находились под арестом до января 1961 года. Затем из-за волнений среди военных их перевели в Катангу.
Перед отправкой Лумумба сумел передать письмо для жены, больше напоминавшее обращение к своим товарищам по партии, в котором Лумумба не удержался от того, чтобы еще раз показать свою жизненную позицию: «Моя дорогая жена, пишу тебе эти строки, не зная, получишь ли ты их и буду ли я еще жив, когда ты их будешь читать. Единственное, что мы хотели для своей страны, – это право на достойное человека существование, на достоинство без лицемерия, на независимость без ограничений. Ни жестокости, ни издевательства и пытки не заставят меня молить о пощаде, потому что я предпочитаю умереть с поднятой головой, с несокрушимой верой и твердой надеждой на лучшее будущее нашей страны, чем жить покорным и отрекшимся от священных для меня принципов. Не плачь обо мне, жена. Я знаю, что моя многострадальная страна способна защитить свою свободу и независимость. Да здравствует Конго! Да здравствует Африка!».
Лумумбу и двух его сторонников Мполо и Окито доставили на самолете в город Моанду, расположенный на побережье Атлантики. Там их пересадили на другой самолет и отвезли в Катангу. Во время полета пленных избивали. Наконец, самолет совершил посадку в аэропорту Луано в Элизабетвиле. Вот как описывает дальнейшее один из шведских офицеров войск ООН, находившийся в здании аэропорта и рассматривавший происходившее в аэропорту в бинокль: «…Неизвестный самолет подрулил прямо к ангару военно-воздушных сил Катанги. Его окружила цепь бронемашин, грузовиков и джипов. Бронемашина, стоявшая напротив самолета, навела пушку на его трап.
Дверь отворилась, и на нее вытолкнули троих с повязками на глазах и со связанными за спиной руками. У одного была бородка (бородку носил Лумумба). Когда они спускалась, их били прикладами, затем посадили в джип. В это время один из заключенных испустил пронзительный крик. Кавалькада машин с моторизованной охраной выехала через заранее проделанную в ограде аэродрома дыру».
Тринадцатого февраля власти провинции Катанга опубликовали официальное заявление, в котором говорилось, что Лумумба, Мполо и Окито бежали из заключения и были убиты местными жителями.
Однако эта официальная версия не соответствовала правде. В последующие десятилетия было проведено несколько расследований, целью которых было установить обстоятельства гибели Патриса Лумумбы. Комиссия ООН провела расследование, в ходе которого было установлено, что Лумумбу действительно убили 17 января, через несколько часов после того, как самолет совершил посадку в Элизабетвиле. В 1965 году в журнале «Жен Африк» была опубликована фотокопия приказа Чомбе от 17 января 1961 года, в котором говорилось: «С получением сего приказа капитан Жюльен Гат в европейский состав первой роты полиции, находящийся в настоящее время в Колвези, должен немедленно прибыть в Элизабетвиль. Они привезут трех политических заключенных – Лумумбу, Поло и Кито и без промедления казнят их. Это должно быть сделано в государственных интересах».
Таким образом, было установлено, что Патрис Лумумба и его соратники были убиты по приказу Чомбе, захватившего власть в провинции. Но кто стоял за ним – правительство Бельгии или ЦРУ? Долгое время считалось, что в смерти Лумумбы виноваты американцы, и их косвенно обвиняли в этом.
И только в последние годы появились новые данные, подтверждающие, что на самом деле в Чомбе действовал по указанию Брюсселя. Фламандский социолог Лудо Де Витте издал книгу «Убийство Патриса Лумумбы», в которой называл главной виновницей всего происшедшего именно Бельгию. После выхода книги в Брюсселе началось подробное расследование обстоятельств смерти конголезского премьер-министра, в ходе которого предположения Витте подтвердились. Вероятно, в скором времени правительство Бельгии официально возьмет на себя ответственность за смерть первого премьер-министра независимого Конго Патриса Лумумбы. Более того, власти настолько боялись Лумумбу, даже мертвого, что отдали приказ растворить его тело в серной кислоте. Таким образом они пытались избежать паломничества к месту его захоронения и поклонения его останкам, так как Лумумба сделался национальным героем. Сведения об этом также стали известны совсем недавно, в 2000 году, почти четыре десятилетия спустя после его смерти. Один из исполнителей данной процедуры, бельгийский полицейский Жерар Соэте, признался в этом.
В 1960 годах Соэте служил в полиции Конго, где занимался организацией национальной полиции Катанги. Он знал о приказе Чонга и об убийстве на территории провинции Лумумбы и его товарищей. После этого он по приказу вышестоящего начальства перевез тела убитых на расстояние 220 километров от места расстрела и закопал в муравейник. Однако вскоре он получил приказ от министра внутренних дел Годфруа Мунонго уничтожить тела так, чтобы от них не осталось никаких следов. После этого он вернулся к муравейнику, извлек сильно изъеденные муравьями тела троих убитых и растворил их в серной кислоте.
В 2000 году Cоэте исполнилось уже 80 лет, он доживал свои дни в городе Брюгге на севере Бельгии. Что заставило его признаться в содеянном? Сам он уверял, что все это время он не переставал думать о том, что ему пришлось совершить в 1961 году, когда он служил в Конго. Соэте пытался оправдать себя, заявлял: «Это требовалось для того, чтобы спасти тысячи жизней и сохранить спокойствие во взрывоопасной ситуации, и я думаю, что мы поступили верно».
Убив Лумумбу, бельгийские власти рассчитывали сохранить Конго в сфере западного влияния. Однако первый премьер-министр был так популярен, что его смерть вызвала массовые демонстрации протеста по всему миру. Поспешили высказать свое мнение и многие коммунистические страны. Наиболее активно проявили свое отношение к случившемуся в СССР. В Москве Лумумбу объявили героем и назвали его именем институт Дружбы народов.
В СССР была крылатой фраза: «Ленин умер, но дело его живет». Так произошло и с Лумумбой: он умер, но спокойствия в стране не наступило. Его последователи продолжали бороться за власть. В стране шла гражданская война. В 1964 году в провинции Квила на юго-западе страны началось вооруженное восстание, во главе которого стоял бывший министр образования в правительстве Лумумбы Пьер Мулеле. Несмотря на пост в правительстве, который ему приходилось занимать, Мулеле являлся опытным воином: он имел практику ведения партизанской войны в Китайской социалистической республике.
На стороне Мулеле в течение нескольких месяцев активно сражались кубинские отряды под руководством легендарного революционера Эрнесто Че Гевары. Но, несмотря на богатый боевой опыт Че, хорошую подготовку Мулеле и военную поддержку, которую ему оказывал Китай, им не удалось одержать победу. Восстание было подавлено.
Но оно было не последним. Власть в Конго еще неоднократно менялась. Во главе правительства оказывались то приверженцы коммунизма, то люди, проводящие политику Запада. Это происходило до тех пор, пока социалистический режим в СССР, а затем и в других странах, окончательно не рухнул.