Две тени неслышно, скользя вдоль стен, преследовали одинокого путника, идущего по узкому темному переулку. Первая замедлила ход, в руке второй появился длинный острый клинок и она, сделав три быстрых шага, приблизилась к жертве. Кинжал взметнулся вверх, готовый опуститься на беззащитную спину человека. Лезвие уже почти коснулось плеча, когда мужчина нырнул под руку с ножом и убийца почувствовал, как сильные пальцы выворачивают ему кисть и он даже не успел закричать от боли, когда его собственный клинок вошел под нижние ребра, прошел вверх, легко вспарывая грудину, останавливаясь в области сердца. Крик так и остался на уровне горла, когда он бездыханным кулем упал на землю.
«Жертва» повернулась ко второй тени, растерянно застывшей и безмолвно глядящей на недвижимое тело своего подельника. Путник рывком вытащил окровавленный кинжал и уверено стал приближаться к оставшемуся преследователю.
Димостэнис знал, кто напал на него и знал, на что способны эти люди с татуировкой разбитого пополам сердца. Он уже не раз наблюдал подобную манеру сражения. Поэтому, когда парень вытащил широкий палаш с двухсторонней заточкой и бойко пошел на него, он был готов к тому, что произойдет в следующее мгновение. Эти ребята всегда уважали тяжелое оружие и молниеносные атаки. Ведение боя в стиле обучения Великих Домов.
Нападающий яростно рассек воздух клинком, не давая противнику приблизиться. Стремительный бросок вперед, резкий выпад. Острие клинка прошло вдоль правого бока Дима, распарывая куртку. Он полоснул парня кинжалом по руке, оставив длинную кровавую рану.
Татуированный зашипел от боли, но палаш держал все так же крепко. На пальцах левой руки сверкнула энергетическая формула и полетела во врага. Дим не видел нитей, но почувствовал выплеск силы и потянулся к спящему внутри него серебру. После боя с императором, Димостэнис в очередной раз понял, что принципы эта такая вещь, которая заметно усложняет жизнь. Он благоразумно решил забыть об обещании данном самому себе — не пользоваться своим истинным даром. Вернее, изменить его. Хьярт после ранения так и не отошел, и больше не чувствовался, а вот серебро в крови жило и заметно ощущалось. После некоторого раздумья Дим решил пойти на сделку. Он не отказался от серебра насовсем, но использовал его лишь в качестве защиты.
Парень уже не сдерживаясь, закричал от боли, когда, прорезав сумрак ночи, серебристые иглы вошли в плетение, разрывая по нитям и, врезаясь в плоть. Он метнулся вперед, намереваясь поразить противника рассекающим косым ударом. Димостэнис отступил. Немного — ровно настолько, чтобы клинок просвистел на расстоянии двух пальцев от его лица. После чего швырнул кинжал, от которого парень легко уклонился. Меченый оскалился, уверенный, что противник остался безоружен. Сделал шаг вперед, подняв палаш над головой, на втором — нанося удар. Прямой, сверху вниз. Без предосторожностей.
Из рукава куртки в левую ладонь скользнул нож. Дим отпрыгнул вправо, поравнявшись с парнем и воткнув клинок ему в плечо, перерезая сухожилия.
Палаш глухо звякнув, упал на камни. Димостэнис схватив врага за волосы, сильно ударил коленом под дых. Потом еще раз, для верности, отправляя напавшего на него убийцу в долгосрочный отдых.
Нет, все же этим татуированным всегда чего-то не хватает. То ли выучки, то ли породы, то ли учителей. Ведь не могут какие-то проходимцы сравниться с преподавателями в закрытых классах.
Дим почувствовал слежку за собой за несколько кварталов отсюда. Решил, что, если ему на людной улице не попробовали пустить болт в спину, значит будут вести до какого-нибудь переулка. Видимо, хотят наверняка.
Прикинувшись простачком, он уверенно вел убийц за собой. Пока те не угодили в расставленную им ловушку. Неужели они не знали с кем имеют дело?
Из подворотни послышался топот. Двое стражей выскочили в тесный проулок. Остановились, оценивая ситуацию.
Димостэнис подавил в себе тяжелый вздох. Начальник его личной гвардии — капитан Дарис решил, что новому наместнику северной квоты во что бы то ни стало нужна охрана. Уже несколько миноров они упражнялись в одном нехитром занятии — кто кого переупрямит. Дарис, который упорно раз за разом назначал новых людей, как он считал более опытных и смышленых, чем предыдущие, либо Дим, который с не меньшим упорством раз за разом легко уходил из-под опеки, устав переубеждать старого вояку, что он сам в состоянии о себе позаботиться.
Впрочем, чем не развлечение? Да и ребята успели вовремя.
— Вы в порядке, сэй? — вытянулись оба в струнку.
— Вашими молитвами, — хмыкнул подопечный. — Этого в камеру, — он кивнул на бесчувственное тело. — Второго на общий погост. И можете не беспокоиться — до дворца я доберусь сам.
Пройдя по пустынным коридорам резиденции правителя севера — своего нового дома, Димостэнис поднялся в личные покои. Наверняка Дарису уже доложили, чем закончился очередной его поход, значит, капитан с мены на мену будет здесь.
Не зажигая огневиков, опустился на кровать. Рука попала во что-то теплое и липкое. Дим замер, медленно поднеся испачканные пальцы к носу, уже понимая, в чем он испачкался, даже без характерного запаха.
Распахнулась дверь. С огневиком в руке зашел Дарис.
— Сэй Ила…, - капитан замер, переводя взгляд с Дима на окровавленное тело в его постели.
— О, Боги! — прошептал начальник личной гвардии.
Димостэнис смотрел на бледное лицо мальчика аров двенадцати.
— Твари, — с ненавистью произнес он.
— Вы его знаете?
— Познакомились несколько сэтов назад.
— Кто он? Откуда? Как попал сюда?
— Из приюта на окраине города, — Дим вытер окровавленную ладонь о простыни. Встал. — Остальное мы узнаем от того молодчика, которого притащили ваши ребята. Пусть спустят его в подвал. Скажите дознавателям, чтобы его хорошо подготовили.
После объявления помолвки Олайи и Аурино, Димостэнис заперся в своем доме на целое семидневье. Дни протекали вереницей. Бессмысленной, серой, унылой массой. Ему было абсолютно все равно, что происходит за пределами укрывших его стен, кто кого решил загрызть, у кого это получилось, а кто подавился своими амбициозными планами.
Среди всей этой никчемности и ничтожности существования в его душе ярким огненным бутоном цвел всего один вопрос. Что по-настоящему, искренне интересовало его.
ПОЧЕМУ?
Почему она сделала это? Почему отказалась от него?
Через несколько дней после своего добровольного заточения, Дим получил анонимный конверт. Белая лощеная бумага, отсутствие гербов, бешеный стук сердца. Безумная надежда, что там будет хоть пара строк объяснений, которые смогут облегчить его страдание, помогут принять случившееся и примириться. Или хотя бы понять. Серебряная лилия выпала к его ногам, и не единой строки.
Она не только не захотела совместного будущего, но и отказалась от всего, что у них было. Вместе с этой лилией вычеркнула из своей жизни, отослала ему. На хранение.
И он будет хранить. Потому что не сможет забыть биение сердца каждый раз, когда видел ее. Тот трепет и восторг, который охватывал его, когда прикасался к ней. Чувства, разрывающие душу. Нити, связавшие их среди голубых цветов и зеркальных озер, которые он не в силах был разорвать.
В конце семидневья Димостэнис получил новое письмо. Теперь оно было подписано, заверено печатями и украшено гербами. Его величество решил, что этих дней достаточно, чтобы его бывший главный советник насладился новыми ощущениями и прочувствовал всю глубину своих заблуждений.
В послании было сообщено, что новому наместнику северной квоты выделяется десяток карателей, столько же «летунов» для устранения возможных беспокойств, пять сотен солдат из регулярной императорской армии и сотня вольнонаемных, из которых он может взять себе нужное количество для формирования личной гвардии, остальных отправить в Эшдар, отстраивать крепость, укомплектовывать новый гарнизон и укреплять границы.
Письмо было как ушат холодной воды, вылитый на голову в морозный день и заставило задуматься над новым вопросом. Что собственного такого необычного произошло в его жизни, из-за чего он так убивается?
Его всего лишь предали.
Друг, с которым минула большая часть дней его прошлой жизни и любимая, с которой он хотел провести будущую.
В положенный срок новый наместник северной квоты и его сопровождение выдвинулись в сторону Рогдара[30].
— Приветствую, сэй! — Кладис почтительно приложил левую руку к правому плечу. — Рад снова быть под вашим командованием.
Дим в ответном приветствии кивнул головой.
— Где ваши лейтенантские нашивки? — он был удивлен, увидев офицера, приставленного всего лишь к десятку.
— Потерял в драке, — доложил ему «летун».
— Вам не хватило их в Эшдаре?
— Мне-то хватило. Видимо, другим скучно.
За дни, проведенные в дороге, Дим сумел рассмотреть и другие знакомые лица, что вызвало недоумение и рой домыслов, возникших в его голове. Когда же среди вольнонаемных он заметил и Дариса, то понял, что все его вопросы нуждаются в немедленных ответах.
— Капитан, что происходит? — он пригласил офицера в свою палатку, для прояснения некоторых моментов.
— Уже не капитан, — сверкнул воин единственным глазом, указав на отсутствие отличительных знаков. — Вольнонаемный Дарис, сэй! Списали из-за ранения.
— Это все из-за суда? — открыто спросил Димостэнис. — Из-за того, что вы дали не те показания?
Бывший капитан едва заметно усмехнулся.
— Помните, когда в первую кампанию, вы прививали нам понятие о войсковом товариществе? Об узах дружбы, доверия, единства. Что воин должен свято верить в того, кто стоит с ним плечом к плечу и доверять как самому себе. Это все из-за этого. Как можно сначала чувствовать это плечо, а потом предать?
— Дарис, поверьте мне, — Дим сдержанно улыбнулся, — большинство не обращают внимания на такие мелочи.
— Поэтому мы и не в большинстве. Вы знаете, тех, кто вернулся из нашего северного похода, расформировали и распределили по разным военным частям?
Нет, не знал. Однако в который раз вспомнил злые, невольно вырвавшиеся слова, которые он бросил императору. О том, как тот боится, что Дим может занять его место. Неужели Аурино всерьез думает, что ему это надо? Что он может претендовать на престол?
— Многие готовы служить под вашим началом. Люди уважают силу и тех, кто может защитить их. Если вы пожелаете…
— Никогда! — резко перебил его Дим. — Никогда не смейте произносить вслух, то что вы пытались сказать. Иначе вас уже никто не сможет защитить.
… Такие как вы умеют наживать себе врагов, но также умеют находить друзей. Те, кто раз поверит, больше не отвернутся, и готовы будут следовать до конца своих дней. Вам это знакомо, Димостэнис?..
Не к месту и не ко времени всплыли в памяти слова князя Эардоре.
Вот только насчет друзей и последователей это не к нему. Пока у него лучше всего получается соответствовать первой части высказывания. И прибыв на север, он вновь доказал это.
Правящий наместник и элита севера не были согласны с указом его величества. Почти десять суток держался осажденный дворец, и когда мятеж был подавлен, управляющий квотой и ближайший круг в сопровождении карателей были отправлены в столицу для того, чтобы предстать перед высшим императорским судом.
— Капитан, а вам непременно нужно ехать в Эшдар? — поинтересовался Дим в первый же вечер, как они заняли резиденцию и объявили об официальной смене власти.
— У меня контракт, сэй.
— Вы не хотите заключить новый? Мне очень нужен начальник гвардии.
Дарис приложил руку к плечу.
— Тогда приступайте немедленно. Завтра с самого утра возьмите Кладиса и еще кого-нибудь из «летунов», отправляйтесь в крепость. Узнаете, как обстоят там дела, а заодно доставите мне сюда Смайлса.
Пора начинать отстраивать этот мир заново. А заодно и свою жизнь.
Потом произошло несколько покушений, два, из которых закончились полным провалом, третье — небольшой царапиной на шее. Для самого Димостэниса, которого за последний ар столько раз пытались отправить к Вратам Зелоса, это были ничем не примечательные события. Для начальника личной охраны отправной точкой, чтобы забить тревогу и приставить к нему охрану.
Слегка разобравшись с первоначальными делами в новой должности, Дим решил, что пора заняться тем, что его так сюда влекло. Тайнами. Здесь он надеялся получить ответы на свои многочисленные вопросы.
Димостэнис нанес визит в один из трех приютов, о которых говорил ему Пантерри. На окраине Рогдара. Дом «Разбитых сердец». Правда, попав внутрь, он ни разу не встретил какого-либо упоминания об этом таинственном знаке.
Воспитанников приюта было не так много. В основном мальчики и девочки до четырнадцати аров. Около десятка младших. И несколько новорожденных.
— У нас не простые условия жизни, — пояснил ему управляющий приютом кир Кефари, — младенцев мы стараемся определить в другие квоты с более мягким климатом.
— А более старших подростков?
— Как только они вступают в силу Шакти, мы отправляем их Такадар на обучение.
— Как они появляются у вас? Кто их родители?
Кефари пожал плечами.
— По-разному случается. Чаще от нагулянных связей. Или же, когда оба родителя умерли, и родственников нет, а может просто не желают брать на воспитание сироту. Еще бывает, что приносят к нам, если ребенок болен или с отклонениями. За такого дитя нам выплачивают пособие раз в минор, и мы о нем заботимся.
Управляющий говорил ровно, спокойно, не затрудняясь с ответом. Дим очень старался уловить нотки фальши или какие нестыковки, но терпел полное фиаско. Ему абсолютно не было за что зацепиться.
— Я могу посмотреть документы? У вас же есть картотеки на ваших подопечных?
— Конечно, сэй, — легко кивнул головой собеседник.
— Что с вашими выпускниками?
— На то они и выпускники, чтобы раствориться в новой жизни. Редко кто возвращается, чтобы поговорить по душам.
— На них я тоже хочу посмотреть документы.
— Пройдемте, сэй, — Кефари вышел из комнаты и повел гостя к закрытой двери, за которой находилась лестница. — Будьте осторожны, здесь округлые ступени.
Дим пожал плечами, едва взглянув под ноги, и взял протянутый огневик. Спустился в небольшую комнату, заставленную шкафами и полками с бумагами. Подошел к ближайшему ящику, на котором были написаны несколько букв и ар. Вытащил, отнес на стол, приготовившись провести здесь столько времени, сколько будет надо, чтобы найти хоть какую-то зацепку.
Димостэнис разложил бумаги. На лестнице послышались легкие, словно крадущиеся шаги. По стене поползла маленькая худенькая тень, а мгновение спустя ее обладатель предстал пред строгими очами наместника.
Мальчишка аров двенадцати, не менее, внимательно изучал гостя, слегка склонив голову и не отводя глаз.
— Вы не прошли проверку, — наконец сообщил он.
— Какую проверку? — не понял гость.
— Про округлые ступени. Неужели эта фраза не показалась вам бредом?
Дим недоуменно покачал головой. Мало ли кто как выражается.
— Кир надсмотрщик всегда так общается с гостями, такими, — мальчик слегка запнулся, — такими, как вы. И всегда их общение заканчивается вот такой бессмыслицей. Если бы вы были посвященным, вы бы ответили что-то не менее глупое. Это пароль.
Димостэнис прикусил губу. Как лихо Кефари обвел его вокруг пальца.
— Что же происходит дальше? — спросил он. — С теми, кто проходит проверку?
— Кир Кефари дает им ключ комнаты, где они проводят какое-то время. Там тоже много бумаг. После они увозят кого-то из наших. Больше шансов у тех, кто младше.
— А тех, кого не забирают?
— Когда у кого-либо из нас проявляется дар, его увозят на границу с Мерзлыми Землями.
— Зачем?
— Там база, где они проходят обучение. И, наверное, посвящение. Этого я уже не знаю.
— Как можно получить этот таинственный ключ? Раз уж я не прошел проверку?
Мальчик сжал в пальцах край куртки.
— Я часто помогаю киру Кефари по хозяйственным нуждам. Я могу вам его достать.
— Чего ты хочешь за это?
— Заберите меня отсюда! — выпалил паренек и на его личике застыло отчаянное выражение.
Димостэнис слегка опешил.
— Мне уже четырнадцать. Вряд ли меня возьмут те, кто приезжают к киру управляющему. Я поэтому и подслушал ваш разговор, думал вы один из них. Через два, максимум три ара меня отвезут в Мерзлые Земли. Я не хочу! — взмолился он. — Я многое, что умею. Могу быть посыльным или на кухне помогать или в стойлах.
— Хорошо, — под таким напором Дим сдался. — Где я смогу найти тебя?
— Я сам к вам приду. Меня часто отсылают в город по разным поручениям.
Димостэнис спустился по темным ступеням и толкнул тяжелую окованную железом дверь. По стенам были расставлены огневики. Их свет выхватывал из сумрака многочисленные приспособления и орудия. В комнате стоял густой запах крови, горелой плоти, чего-то еще одуряющего. В центре на перекинутой через потолочную балку веревке висел пленник. Все его тело покрывали многочисленные бордовые рубцы, широкие кровавые полосы, глубокие следы от ожогов. Его голова беспомощно болталась, слипшиеся от крови волосы, закрывали лицо.
Дима передернуло. Нет, он никогда не сможет привыкнуть к этому и принять. Впрочем, он сейчас не у себя в штабе и за его спиной нет ресурсов созданной им службы. Придется работать с тем, что имеет. В конце концов, преступник пытался его убить. А в комнатах наверху лежит тело ни в чем неповинного мальчишки с перерезанным горлом.
— Он может отвечать на вопросы? — спросил Димостэнис у дознавателя.
Тот подошел к своей жертве и ткнул в бок железной палкой. Пленник застонал и с трудом поднял голову, сфокусировав взгляд на Диме.
— Мне нужно знать всего две вещи: кто вы такие и кто ваши хозяева?
Парень опять уронил голову на грудь.
— Я обещаю, что избавлю тебя от всего этого.
Несколько секунд ничего не происходило. Лишь тихий скрежет щипцов, которыми дознаватель перемешивал раскаленные угли в жаровне.
— Мы — оружие…, - прошептал татуированный, — нас учат убивать, выполнять любые поручения.
— Кто?
— В разных городах, разные люди.
— Кто забирает детей из приютов?
— Не знаю. Я остался там навсегда. Это наша судьба.
— Кто? — снова повторил свой вопрос Дим. — Мне нужно знать, кто стоит за вами?!
— Кир Кефари, — попытался усмехнуться пленник разбитыми губами, — он знает. Пригласите его сюда.
Наместник стиснул зубы.
— Что означает этот ваш знак?
— Семью.
Дим бросил взгляд на дознавателя.
— Продолжить? — поинтересовался тот, опуская железо в жаровню.
Димостэнис колебался. Всего лишь исполнители. Пантерри сказал, что он все узнает в приютах. Значит, ему надо попасть в тайную комнату и попытаться найти там ответы на свои вопросы.
— Мне он больше не нужен, — произнес он, — исполни мое обещание.
Дознаватель взял со стола длинный тонкий кинжал и пошел к жертве. Дим отвернулся, поставив ногу на первую ступень лестницы.
— Тебе повезло родиться в роду Палача, — донеслось до него сквозь предсмертные хрипы.
Иланди резко развернулся, в мгновение ока, оказываясь рядом с пленником. Однако тот уже обвис на веревке, уйдя за грань бытия.
Дим выругался, едва сдерживаясь, чтобы не пнуть безжизненное тело. Нашел, кого жалеть! Надо было выжать из него правду вместе с последней каплей крови. Он бегом поднялся по ступеням, чтобы скорее выйти на улицу, глотнуть свежего воздуха. Прислонился к холодным камням дворца. Тонкая рубаха, не выдержав единоборства с морозами севера, заледенела и встала колом.
— Сэй, — Дарис, появившийся почти сразу, накинул на плечи командира теплый плащ, — удалось что-либо узнать?
Дим покачал головой.
— Я не понимаю одного, — продолжил начальник гвардии, — зачем было подбрасывать тело этого мальчишки, если вас хотели убить?
Убийство наместника квоты — хлопотное дело. К тому же поднимет шумиху в обществе, и надо будет долго и усердно заметать следы. Вряд ли его хотели устранить насовсем. Врагов Дима устраивало его отдаление от столицы и императора. Скорее всего, ему лишь хотели показать, что он не должен совать нос туда, куда не следует.
— Капитан, — медленно произнес он, — возьмите законников и ваших ребят, отправляйтесь в приют на окраине города. Соберите все документы и принесите во дворец. Еще там есть некая тайна комната. Ее надо найти во что бы то ни стало. Бумаги, которые будут там, сложите в отдельные мешки и принесите в мой кабинет. Кира Кефари под арест.
Нет, он не привык, получив по одной щеке, подставлять другую. Все-таки он хозяин этого города и имеет право позволить себе кое-какие вольности.
Отдав распоряжения, Димостэнис вернулся во дворец, где его уже ждал посыльный из Эшдара от коменданта Смайлса.
— Восстановительные работы закончены. Гарнизон укомплектован. Оружие было доставлено в срок. Все отчеты я передал вашему секретарю, — молодой парнишка не сводил с него глаз.
Дим слегка вопросительно приподнял брови. Может, чего случилось, а он не знает.
— Для меня большая честь вновь видеть вас, сэй! — юноша почтительно поклонился.
Наместник слегка растерялся.
— Я один из поселенцев той самой деревни рядом с Эшдаром. Мы всегда будем помнить, кто спас нас и взял под свою защиту.
— Это долг любого командующего — защищать людей, вверенных ему.
Парнишка усмехнулся.
— Скажите это бывшему коменданту крепости.
Димостэнис развел руками.
— Сейчас он беседует с другими людьми. Думаю, императорские дознаватели сумеют объяснить ему, что такое присяга, верность, честь.
— Благодаря тому, что вы не забыли о нас и замолвили слово, с поселенцев сняты все прежние обвинения. Новый комендант предложил всем, кто может и хочет обучаться воинскому делу поступить на службу. Он сказал, что вы не будете против, если мы станем защитниками Эшдара.
— Крепости нужны опытные воины. Вы же знаете, что такое война не понаслышке.
От такой похвалы молодой человек залился краской.
— Служим его императорскому величеству! И вам, — выпалил он на одном дыхании и скрылся за дверью.
Дим тяжело вздохнул. Именно по этой причине он больше лично не ездит в Эшдар. Наместник северной квоты зашел в свои покои и опустился в кресло. Люди должны остыть и вспомнить, что присягать на верность можно лишь императору. И он такой же слуга его величества, как и все остальные. Непроизвольно зацепился глазами за серебряную лилию, лежащую на столе. Нет, сегодня он не будет думать об этом. На эту ночь проблем хватает с лихвой. Димостэнис потушил огневики и, погрузившись во тьму, откинулся на высокую спинку. Надо подумать, что делать дальше.
— Сэй, — Дарис возник в дверях его покоев ранним утром. — Когда мы прибыли на место, пожар уже догорал. Все документы уничтожил огонь. Кир Кефари найден в своей спальне сильно обгоревший.
Димостэнис, который большую часть ночи так и провел в кресле, и лишь под утро перебрался в кровать, где забылся тревожным полусном, устало глянул на докладчика.
— Что с воспитанниками?
— Тел много, но у нас нет никаких бумаг. Точно сказать пока не могу.
Димостэнис изо всех сил сдерживал проснувшуюся в нем ярость.
— Вы свободны, капитан. Спасибо за службу.
Когда за старым воякой закрылась дверь, Дим с силой сжал кулаки, удерживая бешенство внутри себя. Дальше напролом нельзя. Напрасных невинных жертв и так уже слишком много. Он не имеет права подвергать жизни окружающих его людей опасности. Пора менять правила игры.
Дим остановился у дверей личных покоев императора.
— Передайте его величеству, что я прошу его аудиенции, — произнес он одному из гвардейцев, дежурившему у входа.
Тот почтительно поклонился и исчез за высокими створками. Вернулся он довольно быстро.
— Его величество ждет вас, сэй Иланди.
Аурино сидел за столом, вертя в руках перо. Он то опускал его в чернильницу, то заносил над бумагой, то задумчиво замирал. Услышав шаги, он смял очередной лист, в раздражении швырнул на пол.
— Приветствую, ваше императорское величество, — Димостэнис остановился на почтительном расстоянии, приложив руку к хьярту, склоняясь перед своим императором. — Осветит Талла ваши дни, благословит вас и ваш Дом.
— Димостэнис, — Аурино приблизился к нему на несколько шагов, сокращая расстояние. — Я ждал тебя на Бал Цветов. Ты не получал моего письма?
— Сообщение с севером очень плохое. Известия редко, когда доходят туда вовремя. Или вообще не доходят. Ни туда. Ни оттуда.
Он лично разорвал приглашение на официальную помолвку правителя Астрэйелля и сжег дотла, развеяв пепел по ветру.
— Что там у вас? У тебя какие-то новости?
— Ваш приказ выполнен: Эшдар отстроен, гарнизон укомплектован, граница охраняется. Если в ближайшее время вы назначите нового наместника севера, ему не придется разгребать ворох проблем. Сейчас там все спокойно.
Император нахмурился.
— Я не понимаю, о чем ты? Разве я уже не назначил управляющего северной квотой?
Дим достал из внутреннего кармана сюртука лист бумаги свернутый в трубочку и перевязанный лентой, протянул правителю.
— Это прошение о моей отставке.
Аурино взял, медленно развязал ленту, смотря в глаза своему бывшему главному советнику, развернул, но не стал читать.
— Что ты намерен делать дальше?
Дим пожал плечами.
— Уеду в имение. Мама до сих пор обижается на меня, что я бросил ее одну со всеми делами.
Взгляд императора стал жестким. Он опустил глаза, быстро пробежался по строчкам. Бросил бумагу на стол.
— Хорошо! — всплеснул он руками. — Я признаю — это назначение было перебором. Мы повздорили, и я поддался эмоциям. Ты мне нужен здесь. Ты еще не ответил, что произошло на праздничном шествии, не предоставил отчет о Мюрджене, о том, что произошло на севере, откуда Астрэйеллю ждать нового нападения, в конце концов, ты единственный, кто может руководить этой махиной, которую сам создал. Без тебя все встало.
— Дом Иланди в лице его главы и первого наследника служит вам, ваше императорское величество. Я имею право распоряжаться своей жизнью, как хочу.
— Это тебе только так кажется, Димостэнис, — император отвернулся от него и отошел к окну.
Дим стиснул зубы, но ничего не ответил на выпад.
Аурино молчал. Повернулся, просверлил взглядом, сорвался с места и вернулся к нему.
— Она — обладает той же гранью дара, что и я! Той самой, которую ты для меня открыл. Ты представляешь, какой силой может быть наделен наш наследник?!
Димостэнис смотрел в пол. Только чтобы не встречаться с взглядом этих почти прозрачных глаз. Только не видеть в них пустоту. Не видеть холод и насмешку над его мечтами.
— Поздравляю, ваше величество, — глухо ответил он, — надеюсь, ваши ожидания оправдаются.
— Зря ты так, — неожиданно мягко проговорил император, — я предложил ей должность главного целителя. Что ты можешь дать ей? С ее ярким даром. Тем более сейчас, когда ты сам решил стать управляющим родовым поместьем. Глушь провинции?
— Она согласилась? — против воли поинтересовался Димостэнис. Ему хотелось еще хоть немного поговорить о ней.
— Ты думаешь, от такого можно отказаться?
Дим пожал плечами. Его Лала не нуждалась во всей это мишуре, а что надо Олайе Дайонте, будущей императрице, он не знал.
— Не так давно вы хотели сделать избранницей другую девицу. Готовы были даже рискнуть короной ради нее.
Аурино смерил его тяжелым взглядом.
— Агния сбежала от меня перед самым Балом Цветов, — неожиданно признался он.
— Видимо, ей не очень понравилось, что вы хотите заключить союз с другой.
— Она ослушалась меня. Сделала то, чего не должна была.
— Расстояние от вашей благосклонности до немилости всего маленький шажок, — едко проговорил Дим.
Император проигнорировал его замечание.
— Она носит моего ребенка. Я сказал, что он не должен появиться на свет.
— Вы знаете, чем это решение может обернуться для нее.
— Я знаю, чем ее ослушание может обернуться для меня, — резко произнес правитель Астрэйелля.
— Зачем вы все это говорите мне?
— Я хочу, чтобы ты нашел ее. И вернул.
Дим едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Неужели Аурино всерьез считает, что он будет что-то делать для него?
— Если ты сделаешь это, — правитель словно прочел его мысли, — я благословлю твой союз с Олайей. Как тебе такая сделка?
Димостэнис изумленно смотрел на человека, стоящего перед ним и не мог поверить, что это тот самый Аурино, которого он знал столько аров.
Тот самый Аурино, который пришел ночью в его дом, чтобы рассказать о несчастной любви и просить совета. Тот самый Аурино, который не так давно благодарил его за спасение своей жизни. Тот самый Аурино, который просил не бросать его наедине с пятью наставниками, не дающими ему свободно жить. Тот самый Аурино, который мальчишкой вытащил его едва живого из подвалов его собственного имения.
Тот самый Аурино, для которого он навсегда превратился в Серебряного.
— Благословит Талла ваши дни, ваше величество, — склонил он голову и покинул императорские покои.
Император сильно просчитался, что ему интересна эта сделка. Это Аурино привык к людям относиться как к вещам. Для него самого желание Олайи — закон. Она отказалась от него — значит, пусть будет так. Нет смысла бороться за то, что тебе не принадлежит.
Людей во дворце стало больше, казалось, на каждом шагу он встречал кого-то. Сейчас ему это было безразлично. Он знал, что последний раз идет по этим коридорам, что больше никакая сила не заставит его вернуться сюда. Ему не нужно больше копаться в грязи, оставленной императорскими прислужниками, не нужно заботиться о благополучии его величества и его подданных, раскланиваться с теми, кого он не желал видеть. Просто уйти и навсегда вычеркнуть из жизни все, что связано с хозяином этих мест. Теперь он принадлежит лишь самому себе.
Димостэнис свернул в один из боковых коридоров, ноги сами вынесли его сюда. Террасы на заднем дворе. Здесь можно было вырвать несколько мгновений у суеты проходящих дней и сплести пальцы в мимолетном прикосновении, сорвать быстрый поцелуй, коснуться волос.
Одно незаконченное дело у него все же осталось.
Дим вышел на балкон, облокотился на перила, стал ждать. Легкие шаги и тихий шорох платья подтвердили его правоту. Он знал, что она придет сюда. Сплетни по этим длинным коридорам разлетаются гораздо быстрее, чем ноги успеют вынести из всех переплетенных закоулков.
Димостэнис повернулся.
— Приветствую вас, сэя, — сдержанно произнес он. Держаться надо было не долго, лишь выполнить то зачем он сюда пришел.
Олайя зажмурилась, пальцы непроизвольно сжали ткань платья. Потом ресницы дрогнули, и ее взгляд остановился на его лице. На глазах, щеках, губах, спустились на шею, вновь поднялся к губам. Она здоровалась с ним, ласкала глазами, окутывала в ту нежность, которой всегда так щедро одаривала его.
— Благословит Талла ваши дни, — прошептала Олайя. Ее губы дрогнули, она попыталась улыбнуться. Черты лица исказило отчаяние. — Я… я хочу попросить вас вернуть, что принадлежит мне.
Упавшие слова разорвали плен, в который он попал, вновь увидев ее.
— Мою душу? — горько спросил Димостэнис. — Мое сердце? Всего меня?
Плечи девушки тихонько вздрогнули.
Зачем он говорит ей это? Ведь именно за этим он и пришел. Вернуть то, что она так неосмотрительно отдала ему.
— Простите, сэя. Я не позволительно веду себя.
Дим расстегнул сюртук, пальцы предательски дрогнули. Рванул платок, завязанный на шее, рубаху, нащупал шнурок, когда-то одетой ей самой.
— Нет! — воскликнула Олайя. — Нет! Нет! Нет! — она стремительно подошла к нему, положила ладонь на шнурок, останавливая. — Лилию. Я прошу вернуть мне лилию.
Они замерли. Ее пальцы опустились на грудь, лаская его, поднялись на шею, на лицо.
— Зачем, Лала? Зачем ты сделала это?
— Разве я что-то значила в вашей жизни? — горько усмехнулась она.
— Как ты можешь говорить такое?!
— Не вы ли признались императору, что я для вас всего лишь дочь Талла Дайонте и ключ к его книжному богатству.
Вот значит, как, ваше величество! В бою все средства хороши?
Дим пытался собрать разбежавшиеся мысли воедино.
— Ты поверила?
— Ты говорил?
— Говорил! Уже тогда у нас с ним были разногласия. Я не мог доверять ему и не хотел, чтобы тебя, наших отношений касалось то, что может их осквернить. Я хотел сберечь их только для нас.
Она, слегка отвернувшись от него, смотрела в сторону.
— Мне он сказал, что ты никогда не стала бы мой избранницей. Так как для тебя дороже положение в обществе, чем жить с изгоем и неудачником.
Он приблизился к ней. Потянул руку, касаясь волос.
— Я не поверил.
Олайя прикрыла глаза. Из-под закрытых ресниц предательски скатилась слезинка. Димостэнис коснулся ее губами.
— Родная моя, ангел, — он прижал ее к себе, — златовласка, что они сказали тебе? Чем напугали? Пообещали, что убьют меня?
Дим прикасался к ее щекам, носу, губам, подбородку беспорядочными, быстрыми, жадными поцелуями, понимая, что вдали от нее он не представлял даже десятой, нет сотой доли того, как он, на самом деле, соскучился.
Олайя положила руки ему на плечи, ее дыхание прерывалось, пальцы до боли впились в шею, губы терзали его. Она словно хотела вырвать его у обстоятельств, которые вдруг по каким-то нелепым причинам стали сильнее них.
— Помнишь, ты говорила, что мы можем сбежать? — Димостэнис мягко оторвал ее от себя, — давай сделаем это сейчас.
— Нет, — дрожащими губами прошептала девушка.
— Почему, Лала?! Там в пещере, в нашу последнюю встречу, ты говорила, что мы две половинки друг друга, что ты любишь меня, что ты только моя!
— Там в пещере, — Олайя решительным движением вытерла слезы, — я еще не знала, что могу стать императрицей!
Лучше бы его вправду убили. Как ему теперь дальше жить с этим признанием? Она всадила свои слова в сердце вернее всякой стали.
Олайя бросила на него последний взгляд и медленно пошла по длинному коридору.
Дим шел по белоснежным, строгим улицам столицы. Остановился, прислушиваясь к далеким, но все еще незабытым ощущениям. Сердце свела тоска, грусть от того, что уже никогда ничего не будет как прежде. Что уже ничего не вернуть. Бело-серебристых улиц, которые он привык не замечать, уютного дома, где его всегда ждал Хорун, величия дворца с его длинными прохладными коридорами.
Не вернуть Олайи. Ему не хватало Эфранора, потому что она была здесь. Жила в одном из домов, ходила по этим улицам. Он знал, что ему никогда не забыть золотых кос и веснушек. Царство голубых цветов и зеркальных озер. Как она закутанная в темный плащ с головы до пят каждый вечер проскальзывала в его дом. Ночи, проведенные без сна, невыносимость расставания с первыми лучами Таллы. Полеты на ярхе, когда она прижималась к нему, крепко обнимая за шею, и они взлетали под самые облака, отрываясь от всего мира.
Димостэнис повернулся лицом к дворцу. Там был тот, кто все это отнял у него. Каждый раз, когда он думал об этом, внутри него бушевала буря. Находясь в такой непосредственной близости, он почувствовал, как теряет контроль над запрятанной внутри себя силой. Как серебро вырывается наружу и больше он не властен над ним. Дим поднял глаза на дворец. Он весь состоял из нитей силы. Тысяч, десятков тысяч нитей, которые сияли и переливались, переплетаясь друг с другом, создавая энергетический щит.
Серебряный втянул в себя воздух, наполненный силой. Частицы стихий, живущие в нем, встрепенулись, ожили, потянулись к мощи, которую почувствовали. Он мог спасти свои мечты. Вернуть то, что у него отобрали.
Где-то очень далеко на краю сознания забилась мысль.
Это не поможет. Это не вернет. Она сама отказалась от него.
Димостэнис мучительно выдохнул. Как всегда, столь плотное соединение со стихиями отозвалось болью, вернувшей его в реальность. Перед ним вновь возвышалось всего лишь строение из бело-серебристого камня.
Димостэнис зашел в свой дом. Несмотря на его долгое отсутствие в нем не чувствовалось запустения. Теплый, ухоженный, блестящий чистотой и порядком. Увы, не живой.
Уже вечер и Дим к своему счастью мог побыть в одиночестве. Он быстрым шагом пересек гостевую комнату и поднялся на второй этаж в спальню.
Открыл дверь, постоял на пороге, обводя комнату глазами. В душе было так же пусто, как и в этих стенах. Он не чувствовал больше этот дом своим. Именно сюда он хотел привести будущую избранницу, именно здесь хотел выстроить свою дальнейшую жизнь.
Этот дом — часть его умершего прошлого. То с чем он распрощается, чтобы больше не вернуться. И не вспоминать.
На столе лежал конверт. Подойдя ближе, Димостэнис рассмотрел на нем герб своего Дома. Вскрыл. В послании была всего одна строчка, в которой сообщалось, что в ближайшие дни состоится помолвка между Элени Иланди и Ривэном Пантерри.
Замерев, Дим раз за разом перечитывал строки. Как будто от количества прочтений они могли измениться, обрести иной смысл, раствориться, превратившись в очередной дурной сон.
После ссоры с сестрой Дим больше ее не видел. Он много думал над словами Элени, вспоминал ее решительность, настрой, и ждал, пока она остынет. Ездил в Такадар, чтобы поговорить еще раз, но она отказалась, передав через своих воспитателей, что занята подготовкой к практическим занятиям. Так было несколько раз, и Дим оставил эти попытки, решив пообщаться с сестрой, когда та вернется домой на отдых.
Потом все закружилось: покушение на императора, поход, война, новый отъезд на север.
Димостэнис вышел на улицу, собираясь лететь в имение, не откладывая до завтра. Хоруна в стойле не было. Не имеющий доступ к хьярту, Дим не мог больше вызывать летуна, как обычно, и был вынужден ждать, когда тот вернется сам.
Это вызвало острый приступ раздражения. Когда же спустя лишь несколько сэтов, ярх расправив крылья, медленно приземлился во дворе, наездник был в полной ярости.
Хорун встал на лапы и подошел к нему, приветствуя, пытаясь ткнуться мордой.
— Я должен ждать тебя вечность? — холодно спросил Дим, отталкивая летуна.
— Уррр, — обиженно пророкотал ярх.
Однако крыло подставил, показывая всем своим видом, что не доволен тоном наездника. Дим, не обращая на это никакого внимания, как обычно, забрался на его спину и устроился в седельной части.
— Домой, — резко натянул поводья, показывая, что надо подниматься.
Маленькая любимая сестренка. Вряд ли она с радостью приняла такой поворот событий в своей судьбе. И все же ничего не смогла сделать против воли главы Дома. Почему мама не заступилась за свою любимицу?
Что вообще происходит?!
Жизнь рушилась. Кусочки, казалось когда-то единого крепкого целого, отваливались один за другим, угрожая превратиться в руины.
Хорун начал снижаться, Дим пригляделся и, на самом деле, увидел знакомые картины внизу. Земли, дома, родовое гнездо.
— Я не знаю, когда ты мне будешь нужен, — он слез с летуна. Потом сделал то, что еще ни разу не позволял себе с момента их первого общения — привязал ярха к стойлу, — но я не могу ждать тебя каждый раз, когда тебе вздумается нагуляться.
Димостэнис пошел к дому. Через пару шагов его заставило обернуться яростное рычание, треск ломающихся стоил и шуршание крыльев. Летун стремительно улетал в небо, унося за собой сломанный брусок, к которому был привязан.
— И лети! — заорал наездник ему в след. — Еще один предатель!
Холл родительского дома был пуст. Однако едва он зашел, появился прислужник, который почтительно кивнул ему, приветствуя, и удалился. Через несколько мен вышел отец.
— Димостэнис, рад тебя видеть, — приветливо произнес глава Дома.
— Чему именно вы рады? — едко проговорил тот. — Тому, что я здесь? Или, что меня нет на севере?
— Элени будет счастлива тебя видеть, — спокойно произнес Лауренте, не желая вступать в бой.
— С каких это пор, вас волнует такая мелочь — как счастье ваших детей? Вы когда-нибудь спрашивали, чего хочет Лиарен? Поверьте, сэй, вы очень удивитесь. О себе я молчу. Зачем же было Элени втягивать в ваши игры? Вам ее не жаль?
— Я не причиняю ей никакого вреда. Она — Иланди и ее союз должен быть полезен нашей семье. Это ее долг. Кстати, она не против.
— Ривэн Пантерри очень выгодная партия, — Дим вдруг понял, что очередной кирпичик знания встал в его кладку. Нет, на самом деле, он знал это раньше. Просто не хотел принимать, не позволял яду этого открытия проникнуть в душу.
— Твои комнаты готовы, — проговорил Лауренте, — спокойной ночи, Димостэнис.
Он развернулся, намереваясь уйти. Дим несколько громко раз хлопнул в ладоши, аплодируя.
— Браво, сэй! — дождавшись, пока отец обернется, он отвесил глубокий поклон. — Блестяще сыгранная партия!
— Ты о чем?
— О Бриндане Пантерри, конечно же! Вернее, об его убийстве.
— Какое же я имею к этому отношение, по-твоему?
— Самое что ни на есть прямое. Вы сами говорили, что Совет распадается и что между Великими Домами началась Великая грызня. Дайонте с Олафури объединились, а Элсмиретте пока тянет, но это ненадолго. Что, впрочем, не очень перевесит чашу весов в какую-либо сторону. Иланди с Пантерри тоже большая сила, с которой нельзя не считаться. Все бы ничего, но целитель вдруг решил уйти. Дом Иланди непредвиденно остается в меньшинстве. Элсмиретте присоединяется к коалиции. И главе Дома Иланди ничего не остается, как убрать главу Дома Пантерри, чтобы тот не срывал планы. Кому же поверит совсем молодой и наивный наследник? Конечно же доброму, старому другу отца, благородному Лауренте Иланди. Если же еще скрепить это доверие узами союза, то мальчишка и вовсе не соскочит. И вместо вечно сомневающегося, взбрыкивающего, очень хлопотного союзника, Дом Иланди получает мягкого, податливого, да и еще и благодарного вассала. Вся власть и сила двух Великих родов сосредотачивается в одних руках.
Лауренте молча выслушал эту пламенную речь, не сводя глаз с сына.
— Ты закончил?
Он не пытался отрицать, переубеждать в обратном, заверять в ошибочных суждениях.
— Спокойной ночи, Великий сэй, — Димостэнис снова поклонился и, не дождавшись от отца ни слова, пошел в свою башню.
Проснулся Дим рано. Открыл глаза, поднялся, дошел до окна, раздвигая плотные занавеси. На горизонте уже появились первые искры серебра, предвестники нового дня. Вышел из своих покоев и по переходу, соединяющему все четыре башни, дошел до владений сестры.
— Малышка, это я, — тихо постучался он, — открой, пожалуйста.
Несколько долгих мен ничего не происходило, потом он увидел, как поворачивается ручка и понял, что его просьба услышана. Он легко толкнул дверь и вошел в комнату.
Элени стояла у окна. Дим остановился. Холодные чужие глаз сестры не дали ему сделать больше ни шага.
— Мы не виделись ар, — он улыбнулся, — и я здесь уже целую ночь, а еще ни разу не услышал, как ты по мне соскучилась.
Девушка судорожно вздохнула. Выдохнула. И бросилась ему на шею.
Димостэнис обнял сестру, чувствуя, что ее тело уже начинает вздрагивать от рыданий, пока еще прятавшихся внутри нее.
— Пойдем, — он взял ее за руку и потащил из комнаты.
— Куда?
Он не ответил. Они бегом спустились по лестнице, пересекли огромный холл, выскочили на улицу. Дим остановился, вдыхая утреннюю прохладу полной грудью. Огляделся. Крыша дома уже начала сверкать серебром, сталкиваясь с первыми лучами Таллы, то тут — то там вспыхивали новые блики, перепрыгивали с башни на башню, заглядывали в окна. Верхушки самых высоких деревьев окутала серебристая дымка, и казалось, даже воздух весь звенит, наполненный первым светом звезды.
Элени счастливо засмеялась, забыв о своих горестях.
Димостэнис схватил сестру за руку, и они побежали по безлюдному саду. С каждым мгновением день все больше отыгрывал у ночи ее владения. Зеленые террасы, арки из цветов, фонтаны, ажурные мосты, клумбы с тюльпанами, большое озеро. Вот самый первый непоседа луч пробежался по траве и упал в воду, ломая ее зеркальную поверхность, и та вспыхнула сотнями искр.
Они бежали, пытаясь обогнать рассвет, еще хоть немного продлить волшебство этих мгновений. Элени хохотала, сжимая руку брата и стараясь не отставать. Наконец добежали до озера и вместе прыгнули в беседку. Глубоко дыша, стояли в свете взошедшей Таллы, смотрели друг на друга.
— Я по тебе безумно соскучилась.
— Это уже лучше.
— Я думала, ты все еще злишься на меня, — сестра смотрела на него цепким испытывающим взглядом.
Как же она повзрослела! Всего за один ар!
— Меня пригласили на твою помолвку.
— Я — представительница рода Иланди. Дочь самого Лауренте Иланди. Я должна соответствовать высокому статусу.
Научилась иронизировать.
— Этот союз, на самом деле, очень выгоден для семьи. К тому же Ривэн — хорошая партия. Он будет отличным избранником для тебя, — зачем-то повторил он слова отца.
Элени улыбнулась.
— Олайя Дайонте тоже будет хорошей избранницей для его величества?
Научилась делать больно.
Димостэнис отвернулся.
— Прости, — девушка прижалась носом к его плечу. Крепко обняла. Как много аров назад, когда совсем еще маленькая девочка прибивалась в компанию вечно хмурого и необщительного подростка и не уходила, несмотря на все попытки последнего прогнать ее. Когда зарождались узы любви, понимая, заботы, связавшие и сделавшими их по-настоящему родными. — Любимый мой братик. Тебе плохо. Тебе очень плохо. Я не заметила сразу. Прости меня.
— Наверное, не хуже, чем тебе, — он повернулся, посмотрел на сестру. — Это ты прости меня за эти слова. Они не мои.
— Я знаю, — Элени улыбнулась сквозь слезы. — Поэтому так и люблю тебя. У меня есть к тебе просьба.
Дим кивком головы показал, что слушает.
— Оставайся таким всегда. Не становись как они. Тем, кто считает, что можно сломать судьбу, разрушить жизнь только потому, что кому-то это может быть выгодно.
Димостэнис резко выдохнул. Он все еще не мог привыкнуть к общению с новой Элени.
— Каким бы я ни был, я всегда буду на твоей стороне. Ты это помни.
Сестра поцеловала его в щеку.
— Уже рассвет. Я должна идти. Ты же знаешь, у меня сегодня помолвка.
Дим вернул ей поцелуй, прикоснувшись губами ко лбу. Элени перепрыгнула на берег. Обернулась.
— Благословит Талла твои дни, любимый братик.
Димостэнис остался на озере, ощущая энергетику просыпающегося мира. Он хотел бы раскрыть хьярт и наполнить тело силой стихий, хотел вызвать Хоруна и взмыть к небу, слышать искренний смех маленькой сестренки, стоять посреди голубых цветов и прижимать к себе любимую женщину. Прошлая жизнь окончательно ушла в небытие. Будущая не имела ни смысла, ни целей.
Когда Дим вошел в дом, в гостевой комнате уже почти все были в сборе. Мама, Лиарен с Дианой, Ривэн Пантерри. Невесты пока не было. Отсутствовал и глава Дома. Он поприветствовал собравшихся и сел в одно из свободных кресел.
Тикали мены. Брат тихо разговаривал с избранницей. Она улыбалась в ответ на его слова. Он держал в руке ее ладошку и нежно перебирал тонкие пальчики. Они не были похожи на тех, кто вынужден терпеть друг друга только потому что за них решили их судьбу. Счастливые, влюбленные.
Жених, сжавшись в кресле, теребил полы сюртука. Явно он был счастлив не более Элени, но со своей участью смирился быстрее чем она. Впрочем, может и не мирился. Все же для него и его Дома этот союз очень выгоден. Защита, надежность и не надо самому думать о завтрашнем дне.
Есения Иланди смотрела в окно. Она не выглядела как счастливая мать счастливой невесты. И даже она не смогла помочь своей дочери избежать этого союза.
Послышались быстрые шаги. В комнату вошел хозяин дома. Чуть помедлил, потом ни на кого не глядя, прошел прямо к креслу, в котором сидел младший сын.
— Где она?
— Кто? — Дим поднял глаза на отца.
— Даже не смей мне здесь устраивать свои штучки! — зарычал Лауренте. — Где твоя сестра?
— Я не знаю.
Отец грозной скалой навис над Димостэнисом, тяжело положив руку ему на плечо.
— Я не буду терпеть все это! Я говорю с тобой, как глава Дома, к которому ты принадлежишь.
Дим, преодолевая силу отца, медленно поднялся с кресла.
— А не то, что? — тихо уточнил он. — Опять попытаетесь убить меня? Или для начала выкинете из своей Великой семьи?
— Как бездомного щенка, — разъяренно вскричал Лауренте, — лишу имени и покровительства Дома!
— Хорошие новости! — Димостэнис тоже повысил голос. — Тогда пусть все будут свидетелями: я отрекаюсь от рода Иланди. Прошу с этого мгновения не считать меня вашим сыном и лишить права называться вашим именем!
— Прекратите!!! — Есения все так же стояла у окна, зажав голову руками. — Прекратите оба! Что с Элени?
Глава Дома бросил еще один грозный взгляд на сына.
— Димостэнис? — мама тоже смотрела на него.
— Я не знаю, — ответил он ей, — около сэта назад мы с ней были в беседке на озере, разговаривали. Потом она ушла, сказав, что ей надо готовиться к празднику, — ехидно закончил он, бросив взгляд на отца.
Женщина обвиняюще посмотрела на избранника и, больше не сказав ни слова, покинула комнату. Диана последовала за ней. Меной спустя встал и Пантерри, видимо, решив, что будет лишним на семейном выяснении отношений.
— Что происходило здесь в последние дни? — спросил Дим, не обращаясь ни к кому конкретно. — Почему Элени вообще не в Такадаре? Учебный ар в разгаре.
Отец медлил, словно борясь с собой, чтобы начать разговор.
— В конце прошлого ара она заболела, и мы забрали ее домой. Оставался минор до конца ара, смысла возвращаться не было. Я привел ей преподавателя домой. Элени занималась здесь и довольно успешно сдала все экзамены. Она упросила нас с Есенией продолжить ее обучение в таком же ключе и далее.
— Как она себя вела?
Лауренте раздраженно пожал плечами.
— Как обычно.
— Все же, можно хоть немного подробнее? — Дим изо всех сил держал себя в руках.
— Она была счастлива. Когда Есения затеяла реконструкцию дома давала советы, активно общалась с архитекторами, художниками, мастерами по росписи.
Приехав в имение, Димостэнис, на самом деле, заметил перемены. У него не было времени ходить любоваться всем, что было сделано, но то, что попадалась на глаза — отметил и не мог не признать, что ему понравилось.
— Этот архитектор, — вдруг произнес Лиарен, — я его пару раз встречал в доме. Мне показалось его лицо знакомым, но я никак не мог вспомнить. Сейчас, когда связали с Элени… Это тот смертный, который пришел к тебе и сказал, что нашел сестру.
Дим почувствовал, что у него выбили почву из-под ног. На какое-то время он и в самом деле ощутил себя в невесомости, оглушенный, потерявший всякую ориентацию. Что-то еще говорил Лиарен, отец давал какие-то указания.
Очнулся лишь когда в дом привели незнакомого человека.
— Ты помощник архитектора? — спросил Лауренте.
Человек кивнул.
— Его имя? — выдавил из себя Димостэнис.
— Энтони Ингард, он работает в конторе кира…
— Я не спрашивал, где он работает! Где он сейчас?
— Я не видел его с самого утра. Розан, мастер по росписи сказал, что он какой-то странный был еще с вечера. Спешил закончить чертежи, давал указания, как будто собирался уходить.
Человека отпустили. В комнате повисла тяжелая гнетущая тишина.
— Смертный говоришь? — мрачно произнес глава Дома.
Он повернулся к младшему сыну.
— Ты знал, — даже не спросил, просто пригвоздил, как приговор.
— Теперь это имеет какое-то значение? — Димостэнис был раздавлен.
Разговор на озере с сестрой был прощанием. Он-то думал, что эта ее блажь осталось в прошлом.
— Ты во всем виноват. Ты обещал беречь ее. Ты взял ее под свою ответственность, — слова отца били сильнее любых формул, — но куда тебе? Ты же был занят! Совал свой нос куда не следует, забывая смотреть за сестрой!!!
— Отец, это случилось, когда Элени похитили, — вдруг вмешался Лиарен, — Димостэнис здесь не причем.
— С каких это пор ты за него заступаешься? — ярость главы Дома метнулась ко второму сыну.
— Я говорю, как было, — спокойно ответил тот.
Иланди старший зло выдохнул.
— Вы понимаете, что произошло в нашей семье? Элени обрекла себя на погибель. У нее нет шансов.
Димостэнис вздрогнул.
— Это ваш приговор?
— Это закон империи. Никто не властен отменить его, — жестко отрезал Лауренте. — Если у них родится ребенок?
Глава Дома в отчаянии схватил себя за голову.
— Ребенок, — тяжело повторил он.
Дим зажмурился. Истина, свалившаяся внезапно была насколько проста, насколько она была безжалостна и уродлива.
— Его всегда можно будет отдать, — он медленно-медленно открыл глаза, встречаясь взглядом с отцом, — в приют. Он там вырастет, сделает себе татуировку разбитого сердца, станет наемником-убийцей или поднимет бунт, как это уже было. Смешанные союзы не ослабевают дар.
Мощный выброс силы отбросил его к стене. Не готовый к нападению, он не успел дотянуться до своего серебра. Удар вышиб весь воздух из легких, сдавил грудь. Петля, наброшенная на шею, превратилась в удавку. Тонкой струйкой из носа пошла кровь.
— Тебе ничего не удастся изменить. Будь ты хоть трижды Изменяющим. Эта наша жизнь. Ее не исправить желанием лишь одного человека. Но сейчас это последнее предупреждение — не лезь в это дело. Никто, в том числе и я, не позволит тебе разрушить мир, который создавался десятками аров.
— Хватит! — Лиарен оттащил отца от брата. — Не хватало, чтобы это безобразие увидела мама! Нашли время выяснять отношения!
Лауренте тоже опомнился, распустил плетение, отошел от младшего сына.
Дим поднялся на ноги, слизывая кровь с разбитой губы. Прошел мимо отца и вышел на улицу. Остановился, пытаясь осмыслить произошедшее. То ли с вялым удивлением, то ли тихим ужасом понимая, что ничего не чувствует. Внутри все онемело или же душа, уставшая от бесконечной порки, сжалась в маленький нечувствительный комок и больше не отвечала ни на какие попытки причинить ей боль. Надо было что-то делать. Куда-то снова бежать, решать проблему, искать.
— Что ты намерен делать? — голос Лиарена за спиной.
— Найти своего ярха, — ответил Дим, только сейчас осознав, что стоит около стойла, где еще вечером попытался привязать Хоруна и сжимает в руках кусок отломанного бруска. — Похоже, он тоже меня бросил.
— Позови его.
— Не могу. Я не владею своим даром. Хьярт поврежден.
Внутри по-прежнему было глухо. Настолько, что не было даже сил что-то придумывать.
— Ты будешь искать Элени?
Димостэнис медленно кивнул.
— Как я могу помочь? — брат слегка поморщился, — впрочем, зачем тебе? У тебя всегда хватало помощников.
— Никого больше нет. Наверное, никогда и не было. Тридцать три ара пустоты.
Где-то еще совсем далеко натянулась первая струна боли. Наверное, онемение ему нравилось больше.
— Я верну сестру, не думаю, что они могли уйти далеко.
Милора услышала неторопливый стук копыт, выглянула в окно. На улице уже сгущались сумерки, поэтому различить нежданного путника было невозможно. Что ж! Может, еще и мимо проедет. Она не любила неожиданных гостей. Пятнадцать аров она жила в этой убогой деревеньке, казалось на краю земли, со своими детьми. Пятнадцать аров воспоминаний, тягостных раздумий, иногда сожалений.
Двадцать два ара назад ей казалось, что угроза, нависшая над двумя отступниками, обязательно обойдет стороной, что именно им повезет.
Ночь, стук в дверь, тревожный шепот.
— Вам надо уходить.
Самый родной ее человек. И не важно, что у него в груди. Одно сердца или два.
— А ты?
— Я присоединюсь позже.
Врал. Его глаза прощались.
— Нет.
— Мы знали, что этот день наступит. Семь аров, по-моему, не плохой срок для счастья.
Не плохой. Если не думать, что впереди могла быть целая жизнь.
Каждый день прошедших аров, как последний. Каждый день надежды, что все изменится, что настанут другие времена. Дали жизнь детям. Ростки веры в светлое будущее.
Ночь, лошадь, запряженная в повозку. Выросшая в деревне, она умела управлять не хуже любого мужчины. Пятилетняя дочка и полугодовалый малыш у нее в ручонках. Позади дом, очередной за эти ары, но уже успевший стать родным, впереди расставание и горечь разлуки, и в темноте маленький лучик. А может…
Старая хижина на краю города. Они давно приготовили это место. На всякий случай. У них всегда были такие места. В этот раз пригодилось.
Стук в дверь уже перед самым рассветом. Его друг.
— Вам надо уезжать.
— Но…
Яркие голубые глаза, с тонким синим ободком вокруг зрачка. В них молчаливый упрек.
— Он все сделал, чтобы не даться им в руки живым. Им больше нужны дети. Садитесь в повозку, я отвезу вас.
Несколько дней пути, смена лошадей, почти нигде не останавливаясь надолго.
— Здесь я вас оставлю, — он слез с повозки, отдал ей поводья. Расстегнул куртку и достал из-за пояса два увесистых кошеля с золотыми. — Этого тебе хватит на некоторое время.
— Куда же я пойду здесь?
— Мне лучше этого не знать. Поверь, это единственный способ спасти их.
— Ты вернешься туда?!
Он пожал плечами.
— Пойдем с нами.
Его лицо исказила гримаса. Она до сих пор ее помнит. Смесь брезгливости, ненависти и какого-то смирения. Он был хорошим другом и выполнил последнюю волю погибшего товарища. Однако ему было не все равно, сколько сердец в груди.
Женщина вздохнула. Зелос не пошлет человеку испытаний больше, чем он может вынести. Ей удалось пережить эту страшную ночь. Пустой перекресток, темный непроходимый лес, какая-то разбитая дорога, где-то вдали высился горный кряж.
— Завтра у меня выходной. Иду вон туда, — Норий махнул рукой в сторону одной из самой больших ферм в деревушке. — Пойдешь со мной?
— Не, — отмахнулся Дим, — я завтра ухожу, мой контракт заканчивается. Я уже договорился с другим хозяином. Ты знаешь, я собираюсь в храм Зелоса со своей избранницей. Золотые нужны.
— Жаль.
— А че там?
— Девчонка у меня есть. Классная.
— Зачем же ты меня зовешь?
Парень вскинулся.
— Дубина ты! У нее подруга есть. Которая тоже не прочь развлечься.
— Мне в храм Зелоса.
— Она, между прочим, из этих…
— Из кого? — замерев, не смея верить в то, что ему наконец повезло, спросил Дим.
— Одаренных.
— Врешь!!!
— Пусть Талла будет мне свидетельницей!
— Как же тебе удалось?
— Ты что думаешь, они не люди? Ну, — парень почесал в затылке, — не совсем люди. Но девчонки у них красивые. Я со своей в городе познакомился. На празднике цветов. Теперь к ней каждые выходные хожу.
— Ты даешь! И много вас таких?
— Кого?
Дим понизил голос.
— Людей и из этих. Ты же сам сказал, они не совсем люди.
— Я откуда знаю? Мы с ней тайком на сеновале, когда ее брат уходит со своей избранницей гулять, у нас есть пару сэтов.
Димостэнис едва подавил в себе вздох. Вот опять! Мало того, что приходится выслушивать, что он не совсем того, «нелюдь», так снова — мимо.
— У тебя когда-нибудь было? Я имею в виду с ними?
— Так ведь нельзя! — простодушно воскликнул Дим.
Собеседник расхохотался.
— Ну ты лопух! Тебе же не в храм Зелоса ее вести, как свою избранницу. Погулять, почему нет? — Норий чуть придвинулся к нему, повернулся. — Говорят, что избранник хозяйки той фермы, — он снова кивнул на соседей, — был шакт. Вот она такая и богатая — одаренный помер, ей все оставил, да еще двоих детей в придачу. К тому же к ней постоянно кто-то приезжает с пустыми телегами, а увозят полные мешки. Зерно, мука, другие продукты.
— Что здесь особенного?
Парень пожал плечами на заданный вопрос.
— Может, конечно, и ничего. Только вот зачем кому-то скупать зерно у нас? Куда они его везут? В Эфранор? — хохотнул парень. — Это не сельская ярмарка. Здесь даже товары оттуда можно купить! — он кивнул головой в сторону княжества. — Междугосударственный торговый тракт.
Дим с трудом сдержал свое раздражение. Он пять аров своей жизни потратил на борьбу с «междугосударственными трактами» и «товарами оттуда», а этот невежественный селянин рассказывает ему, как это здорово. Он даже не думает о том, что все эти тракты и товары запрещены законами Астрэйелля! Здешние земли были настоящим раем для таких, кто не хотел принимать правила страны, в которой они жили.
Мюрджен тараном проложил себе дорогу на земли империи и уже так просто не избавиться от его разлагающего влияния. Здесь нужны более радикальные действия. Например, резкая смена политического курса в государстве, который заставит людей встрепенуться и потерять интерес к запретному. Либо стереть княжество с лица Элиаса, чтобы больше никому повадно не было. Впрочем, в этом случае на смену обязательно придут другие свободные образования, которые посчитают, что они больше не подвластны великой империи и захотят вольной жизни.
Так или иначе его это больше не касается.
Почти два минора он провел в селениях и деревнях на востоке страны. Вопрос в какую сторону держать путь — даже не стоял. Страна большая только вот не на всех ее просторах одинаково вольготно. Запад, юг, даже юго-восток — большая часть этих квот — земли Великих Домов, со своим стражами, местными порядками, строгим надзором. Центр — территория знати и шактов. Север еще не скинул с себя гнет трагедии, разразившейся войны и на все смотрит очень подозрительно, к тому же наводнен карателями, законниками, усиленной гвардией наместника.
Было большой ошибкой считать, что догнать беглецов будет легко. Что он настигнет их еще на территории владений Иланди. Правда, первые сэты Диму даже повезло, он сумел выйти на след. В самом первом селении он узнал, что не так давно двоих путников забрала дорожная повозка. Что еще могли растерянная испуганная девчонка и обычный смертный? Сесть в первый экипаж, надеясь уйти от погони. Их можно снять еще в дороге.
Все надежды Димостэниса рухнули, когда он понял, что вместо обычного короткого маршрута из пункта отбытия в пункт прибытия, повозка свернула и проехала мимо транспортного-пересадочного узла, по которому в день проезжали десятки экипажей и путешествовали сотни пассажиров.
Пришлось поднимать на ноги гвардию Дома и стражей границ, прочесывать местность: селенья, дома, угодья. Однако это не дало никаких результатов. Сэты, которые были потрачены на выяснение отношений, дали беглецам хорошую фору, которой они грамотно воспользовались и сумели выскользнуть за очерченный круг. Бегство не было спонтанным выплеском эмоций на нежеланную помолвку, к нему тщательно и продуманно готовились.
Глава рода не проронил ни слова в сторону младшего сына. Лишь, когда все вновь собрались в гостевой, произнес куда-то в воздух, что он берет это дело в свои руки. Дим в долгу не остался: покидая дом, не глядя на отца, бросил, что ему надо два минора, и он вернет Элени. Не дожидаясь ответа, вышел в ночь.
Димостэнис был уверен, что это время Лауренте Иланди ему даст. Вряд ли он хотел громкой огласки и несмываемого позора на репутации Дома.
— Я пошел, — Норий не спеша поднялся, зевнул. — Если надумаешь, приходи.
Дим так же лениво кивнул.
— А что и вправду ферма принадлежит неодаренной, которая была в союзе с шактом?
Парень пожал плечами.
— Болтают.
Очередная деревня, в которой он остановился, была небольшим, забытым всеми Богами, поселением. С одной стороны, горный хребет сразу за которым начинались поселения Мюрджена, с другой — глухая стена леса, безжизненные скалы, река, впадающая в Скалистое море. Маленький уголок империи, закрытый со всех сторон. Видимо, именно это натолкнуло местных жителей на мысль, что здесь можно не боясь проворачивать свои противоправные делишки.
С приходом незаконной торговли в деревне началась другая жизнь. Разрослись старенькие таверны, построились новые, наладился быт. Сюда постоянно приходили и уходили обозы с разными товарами, сменяли друг друга сотни людей. Все это успешно прикрывалось лесодобывающей деятельностью и по документам торговцы вывозили строго дерево и опилки. Его бывший первый помощник неплохо контролировал эти земли. Интересно, сколько он получал за свое покровительство отступникам или он вредил лишь по идейным соображениям? Кто он — Ориф? Мучавшая мысль постоянно плескалась на краю сознания. Особенно после того, как тот помог ему на границе Астрэйелля и княжества. Как он узнал? Как смог успеть?
Каждый раз, подавляя бешенство, Дим напоминал себе, что все это осталось в прошлом.
Примечательным было то, что лес селяне не трогали. Нехорошая шла слава. Жители деревни считали, что там обитают темные силы и боялись к нему даже приближаться.
Этих сказок Димостэнис наслушался вдоволь и те так ему надоели, что он решил отложить посещение фермы на вечер, и наконец посмотреть, что за нечисть обитает среди этих мрачных зарослей. Лес, на самом деле, был густой, хвойный, дремучий, и лучи Таллы почти не проникали в него даже днем. Он весь исцарапался, порвал одежду, чуть не выколол глаз. Однако зашел достаточно далеко, чтобы все же удовлетворить свой интерес, и уже собирался возвращаться, когда наткнулся на четырех крупных волков. Не нечисть, но тоже неприятно, а если учесть, что все его оружие — два обычных ножа, то неприятная ситуация переходила в опасную.
Двое прыгнули почти одновременно, но за мгновение, как они впились в него зубами, Дим успел выставить ножи, и зверюги упали к его ногам скуля и суча лапами. Правда один все же зацепил, царапнул по плечу, прорвав одежду и оставив след на коже.
Пора было уносить ноги. Волки с угрожающим рыком начали наступать, манящий запах свежей крови затмевал им все другие инстинкты. Рядом зашевелились кусты. Дим бросил быстрый взгляд, увидел еще одну серую тень. Его окружали.
Он наклонился и выхватил ножи из валявшихся тел. С грозным рычанием бросился первым на одного из волков. Перерезав глотку и резко отступил, дал тварям понять происходящее. Однако смерть одного из своих не остудила хищников. Кровь уже пропитала рукав рубахи и стекала по пальцам. Дим сжал зубы, проклиная свою любознательность, инстинктивно сделав то, к чему так привык за последние ары своей жизни. Что так часто выручало его — потянулся к хьярту.
Непроизвольно сжался, чувствуя болезненное покалывание. Так бывало всегда, когда хьярт был пуст и давно не пропускал сквозь себя силу стихий. Дим замер. Он вновь ощущал свой хьярт!
Одаренный резко опустился на колени на землю, вонзив в нее пальцы. Нити силы поползли по кистям рук, растянулись по его коже, уходя под нее, напитывая кровь, соединяясь со «вторым сердцем». Хьярт начинал настраивать организм на работу под себя.
Сзади послышался легкий шорох. Дим выставил щит, не сильный, но и этого хватило, чтобы прыгнувший, казалось на беззащитную добычу, волк с визгом отскочил назад. Запахло паленой шерстью, мясом.
Следующего шакт встретил ударом, вложив всю силу, которую успел собрать к этому мгновению. Ком огня с диким воем помчался по лесу, распугивая остальных и прокладывая человеку дорогу к отступлению. Тот сделал шаг назад в образовавшуюся брешь. Волки не преследовали. Димостэнис отошел на безопасное расстояние, скрывшись из вида хищников и развернувшись, побежал к просвету, виднеющемуся среди деревьев.
Добравшись до опушки, он упал на землю, раскинув руки, вбирая в себя ее энергопотоки, наполняя тело долгожданной силой. Кровь из царапины на плече уже давно остановилась. Еще несколько дней и от нее не останется и следа. Вернулись звуки и цвета. Запах мира. Он снова все чувствовал. Он снова жил.
Димостэнис распахнул глаза, глядя в серое, сверкающее небо. Вокруг все было прорезано нитями силы. Серебро внутри свернулось в тугой комок и замерло. Так было раньше, пока он не разбудил его в себе, так было большую часть его жизни. Сейчас он не был против. У него снова была его сила. К той, к которой он привык. Та, которую он считал истинной. Он снова был хозяином.
Шакт улыбнулся. В первый раз за эти гнусные миноры, он был по-настоящему счастлив.
Стук в дверь вернул женщину из воспоминаний.
Она услышала шаги прислужника, звук открывающейся двери, незнакомый голос.
— Доброго вам вечера, — очень мягко, ненавязчиво, — простите, что беспокою вас в сэты отдыха. У моей лошади отлетела подкова. Может, ваш кузнец смог бы помочь мне?
— У нас нет кузнеца, — резко ответил ее человек, у них было не принято пускать незнакомцев в дом, — вам лучше спросить в деревне.
— Простите, — в голосе добавилось раскаяние. — Я здесь в первый раз. На улице уже темно. Я даже не знаю куда ехать.
— Это не мои проблемы…
— Нарил, — Милора подошла к двери, осматривая нежданного гостя. Молодой мужчина, в небогатой, но добротной дорожной одежде, в такой обычно ездят купцы средней руки, русоволосый, с серыми серьезными глазами.
Прислужник неодобрительно посмотрел на свою хозяйку, но не стал перечить.
— Мы же не можем бросить человека в беде ночью. Сходи за кузнецом, пускай посмотрит.
— Спасибо, ларри, — гость благодарно поклонился.
— Милора, — представилась женщина. — Отужинаете с нами?
— Право не стоит беспокоиться. Я могу подождать во дворе.
— Никаких беспокойств, — заверила его хозяйка дома. — Ужин будет через пол сэта. Я провожу вас в гостевую комнату, если вы хотите умыться, отдохнуть с дороги.
Гость еще раз поклонился. Милора пропустила его вперед себя, указывая направление. У мужчины была тяжелая походка, как у любого человека после трудового дня, а тем более если он провел этот день в седле, сутулые плечи и все движения резкие, дерганные. Женщина чуть успокоилась. Она была не против гостей. Не принимала лишь тех, у кого был дар, и кто мог это видеть в других.
Димостэнис упал на мягкую кровать. Что-то было не так в этом доме. Хмурый слуга, едва не прогнавший его, хозяйка, пристально разглядывавшая, как будто чего-то боялась, кузнец, которого то нет, то снова есть, укорительный взгляд прислужника. Чуть отдохнув, он встал, прошел в купальню, некрасиво было заставлять себя ждать.
К небольшой, круглой ванне был присоединен шланг для подачи воды. Ух ты! Какая роскошь для такой деревни. Несмотря на то, что речка протекала недалеко, здесь он это видел впервые. Даже в более приличных постоялых дворах воду возили бочками из реки. В этом же доме и в гостевой комнате есть. Он набрал немного воды, не удержался — согрел, с удовольствием умываясь и грея руки. После вынужденного купания в холодных еще по этому времени ару реках, это было истинным наслаждением.
Прошедшие миноры были не из легких. Приходилось останавливаться в дешевых ночлежках и обедать в нижних кварталах городов, проситься на ночлег в деревенские дома, даже наниматься в батраки. Собирать сплетни и слухи, втираться в доверие простым людям, искать лазейки, в которые могли протиснуться два отступника, бегущие по стране в поисках спасения и приюта.
Дим покинул гостевую, не спеша прошелся по дому. Большие окна, светлые комнаты, добротная мебель, шелковые занавеси, картины на стенах. На столе посуда из дорогого красивого стекла, серебряные приборы, вкусная, разнообразная еда.
Дети были разговорчивы и постоянно расспрашивали гостя, откуда он и чего видел. Мать постоянно одергивала их и корила за непристойное поведение. Дим смеясь, говорил, что ему ничего не стоит и рассказывал интересные истории.
У всех троих не было ауры. Все были обычными смертными. Тогда к чему вся эта настороженность? Или лишь показалось? В конце концов, люди не бегут с распростертыми объятиями к каждому незваному гостю.
«Говорят, ее избранник был шакт». Дим слегка прикусил губу, допустив одну догадку.
Он потянулся к хьярту, чуть приоткрыл, так чтобы искры немного окутали его кожу. Ни один смертный этого не увидит. Посмотрел на своих собеседников. Женщины все так же продолжали разговаривать, а мальчишка слегка напрягся.
Дим перевел взгляд на огневик, стоящий на столе. Огонь незаметно для обычных глаз дрогнул, и от него отделилась нить, закрутилась в спираль, свилась и змейкой потянулась к нему. Он положил нож на стол, подставляя руку тыльной стороной. Змейка свернулась в ярко-красный искрящийся клубок и легла к нему на пальцы. Димостэнис посмотрел на юношу, тот заворожено следил за его действиями. Женщины тоже стихли, они видели, что что-то происходит, но пока не понимали, что именно. Дим повернул руку, и шар перепрыгнул ему в ладонь. Он чуть подбросил его вверх и кинул мальчишке.
— Нет! — выкрикнула хозяйка дома, догадавшись, что он делает.
Было поздно. Сын уже рефлекторно протянул руку, стараясь поймать огненный шарик. Тот врезался в его ладонь, не повредив, но и не задержавшись, прошел мимо.
Димостэнис выпрямился и откинулся на спинку стула, смотря на хозяйку дома. Та тоже не отрывала от него глаз.
— Ваш сын — одаренный. Вы — нет, так же как и ваша дочь. Это означает только одно. Запрещенный союз.
— Вы — законник? — женщина не отводила взгляда от гостя, обернувшегося самым страшным злом для их дома. Как она могла не заметить? Как ему удалось это скрыть? Ведь сейчас он совсем другой. Это серебро, которое буквально плескалась в глазах, черты лица — строгие, надменные, колкие. Нет, он не законник. Кого прислали дьяволы в ее дом? — Кто вы?
— Я всего лишь путешественник. Ищу близкого мне человека. Вы можете мне помочь.
— Чего вы хотите?
— Я ищу тех, кто прячется от закона. Таких, как вы.
— Я ничего не знаю. Я живу здесь уже много аров и ничего не нарушаю.
— Ваш сын — живое подтверждение тому, что это не так. Вы такая же отступница, как и те, кого я ищу.
— Как вы смеете! — вдруг воскликнула девушка. — Вы пришли в наш дом. Вы сидели за нашим столом. Вы нас обманули! К тому же оскорбляете нашу маму!
— Стейлор! — воскликнула хозяйка дома. — Возьми брата, и выйдите из комнаты.
— Нет! — резко прервал ее Дим. — Они останутся. Вдруг они захотят мне что-то рассказать.
— Они ничего не знают, — быстро произнесла Милора.
— Значит, что-то есть такое, что знаете вы?
— Они ничего не знают, — повторила женщина уже более спокойно, — потому что у нас нет никаких тайн.
— Я уйду и навсегда забуду ваш дом, — пообещал гость, — и все, что здесь увидел и узнал. Вы мне только скажите, где они прячутся.
— Кто?
— Я не знаю, что стало с вашим избранником, но могу предположить. Прошло много аров, а законы не изменились. Ваш сын — рожденный от запрещенного союза, вы виновница того, а дочь — соучастница. Вас всех троих ждет казнь.
— Я ничего не знаю, — на этот раз ее голос был тверд. И все же именно сейчас Дим знал, что это не правда. На несколько мгновений в ее глазах мелькнула тень сомнений. Словно она ставила на разные чаши весов их жизни, а на другую тех, кого пыталась защищать.
— Вы не думаете о своих детях, — прокомментировал он, что увидел в ее глазах.
Женщина выпрямилась на стуле, смело вскинула голову.
— Вы не знаете, что это такое — всего один раз решиться сделать то, чего нельзя, а потом всю жизнь ждать, когда придет расплата. Вы сказали, что не знаете, что стало с моим избранником. Он не сдался в руки карателей, решив принять смерть, так как боялся, что не выдержит пыток и расскажет, где они, — она кивнула в сторону притихших детей. — Его лучший друг помог нам бежать, и скорее всего его постигла та же участь. Пятнадцать аров я живу в этом ожидании. За такой срок можно уже привыкнуть ко всему. Вы так не считаете? — Милора слегка прикрыла глаза, скрывая от него эмоции. — Я надеялась, что Боги сжалятся и не пошлют нам больше испытаний. Моя дочь, такая же как я. Сын унаследовал дар отца. Я знала это уже несколько миноров. Думала, подержу его еще недолго рядом, а потом отправлю в какой-нибудь большой город, где он сможет затеряться среди себе подобных. Ведь на шактов не смотрят сквозь увеличительное стекло, никто бы не знал, кто он и в каком союзе был рожден.
Юноша повернулся к матери, хотел что-то сказать, но не решился, резко встал, выбежал из комнаты. За ним побежала сестра. Дим не стал их больше останавливать.
— Я ищу свою сестру, — сказал он женщине. — Она ушла со смер…, - запнулся.
— Я знаю, что шакты людей без дара презрительно называют смертными.
— Да, — Димостэнис фыркнул, — нелюдь ушла со смертным.
Еще некоторое время назад шутка показалась бы ему забавной. Однако сейчас что-то не хотелось смеяться. Милора поддержала его грустной улыбкой.
— Мой избранник был одаренным, но я никогда не считала его нелюдью, как и своего сына.
— Я всего лишь хочу спасти сестру от той участи, которая постигла вас и вашего избранника, — неожиданно зло произнес Дим. — Что в этом плохого?!
— От чего спасти? От самой себя?
— Я еще пока не понимаю.
— Вы никогда не бывали в такой ситуации: когда стоишь перед границей и с этой стороны тебе все еще кажется родным и близким, а потом всего шаг — и ты уже далеко от всего. Вся жизнь осталась там, за чертой, и ты не хочешь, чтобы тебя спасали.
— То есть вы хотите сказать, чтобы я оставил ее в покое?
— Это вам решать.
— Вы мне не скажете?
Милора посмотрела на него с сожалением, может с раскаянием, но:
— Я ничего не знаю.
Дим понял, что больше ничего не добьется в этом доме. Милора подошла к двери, открыла, показывая, что он собственно и так знал. Ему пора уходить.
— У вашего сына очень редкий дар. Он — проводник.
Женщина нахмурилась, явно не понимая, о чем он.
— Он не рожден трансформировать энергии, может лишь видеть и проводить. Об этом даре мало кто знает, даже среди одаренных. Возможно, что никто этого не поймет до тех пор, пока он не наткнется на сведущего. Отправить его в большой город — обречь на верную смерть.
— Что же мне делать? — растерянно спросила хозяйка дома.
Дим горько усмехнулся.
— У вас есть выбор. Вы знаете, где в этой огромной стране существует приют для таких, как он.
Милора выглянула в окно, наблюдая за своим гостем. Он неторопливым шагом, словно давая ей время передумать, шел к лошади. Больше не было этой никчемной сутулости, отрывистости движений, сковывающей усталости. Легкая, словно скользящая походка, уверенность, сила. Он остановился у лошади, повернул к ней голову. Она даже не пошевелилась. Гость обвиняюще покачал головой и легко, грациозно забрался на спину скакуна. Все же они особенные. Так сильно отличающиеся от простых людей, родившихся без дара. Именно эта особенность и привлекла ее много аров назад к такому же молодому, красивому и совершенно непохожему ни на кого мужчине. Именно это не позволило ей быть больше ни с кем.
Она еще немного постояла у окна, пока гость не скрылся за поворотом, задернула занавеси и пошла в свои покои.
Димостэнис сидел на склоне холма. У подножия протекала река, а на том берегу сразу начинался лес и горы. В застывших голубовато-зеленых водах отражались верхушки деревьев. Тишина и покой. Возможность побыть с самим собой. Местные не любили эти места, и дальше конца деревни никто не заходил. Последние ночи он даже спал на этих склонах, завернувшись в теплый плащ, все лучше, чем в тесной коморке на грязной подстилке, называемой матрасом.
После разговора с Милорой Димостэнис облазил всю деревню, но не нашел не единой подсказки, указывающей на место, где могут скрываться люди, прячущиеся от закона. Здесь просто не было таких мест. Значит, эта ферма с ее хозяйкой всего лишь пункт, куда приходят странники, нуждающиеся в помощи. Дальше, если она сочтет их достойными, отправляет туда, где им могут дать приют или еще в какой-нибудь перевалочный пункт пока их не сочтут надежными и не откроют главную тайну. Сколько таких ферм, домов на отшибе, хозяйств по всей стране?
Дим откинулся на спину, положил руки на землю, расслабившись, позволяя стихии опознать его. Пальцы привычно кольнуло, по спине прошла дрожь. Одаренный закрыл глаза. Он уже привык к лишениям, почти смирился с тем, что приходится постоянно сутулиться, прихрамывать, сдерживать свои порывы, опускать глаза, но не мог без силы. Особенно после того, как она вновь вернулась.
Вода в реке пошла рябью, волны забились о подножие холма. Ему приятно было ощущать эти порывы. Словно встреча друзей, после долгой разлуки.
Как ему быть? Он не справится один. Сколько раз, лежа без сна на каком-нибудь постоялом дворе или сеновале, он думал, что его сестра может находиться здесь же рядышком, через стенку, или в соседнем домике, или в транспортном экипаже, несущимся мимо. Ему одному никогда не найти в огромной стране пару странников, бегущих с места на место в поисках своего счастья. Здесь, в этой деревне ему помог случай, вернее болтливость местного повесы. Как ему найти следующее место встречи? Где искать другую, возможно, более сговорчивую хозяйку? Впрочем, вряд ли такие как она будут помогать кому-либо вроде него. Для них он всегда будет нелюдем, «из тех, из них».
Ему нужны были люди, нужна была сила, та самая, которая еще не так давно была в его руках. Опутав страну своими сетями, он бы обязательно поймал рыбку, которая была ему нужна. Уже не в первый раз отчаяние выпустило свои когти. В такие мены он даже думал о том, чтобы вернуться. У него в рукаве есть несколько припасенных тайн, ради которых император согласится терпеть его с собой рядом еще какое-то время, поняв, что главный советник еще нужен и от него может быть польза.
Дим ударил кулаком по земле. Руку обожгло болью. Он зло выдохнул, оборвал свою связь со стихиями, встал. Если больше ничего не останется….
Ерах в тридцати от него сидел мужчина. Пусть Димостэнис видел его всего несколько раз в жизни, он был уверен, что не обознался. Не может быть! Он медленно закрыл глаза и снова открыл. Нет, не сон.
Иланди поднялся на ноги и мягкими, неслышными шагами приблизился к Энтони Ингарду. У того на коленях лежали листы бумаги, а в руках он держал рашкуль[31]. Дим заглянул художнику через плечо. На листе было нарисовано лицо девушки. Длинные прямые волосы, высокий лоб, слегка прикрытые глаза, прямой нос с тонкими ноздрями, губы, сложенные в упрямую полоску. Не хватало всего пару штрихов, чтобы они расцвели улыбкой.
Дим обошел человека и опустился перед ним на траву, принимая такую же позу, как у него. Мужчина поднял глаза и приветственно улыбнулся. Правда, спустя каких-то нескольких мгновений улыбка исчезла с его лица. Это было единственное, что изменилось в нем. Больше ни что не выдало его волнения, смятения или страха.
— Приветствую, благородный сэй, — Энтони слегка склонил голову.
— Ее ты тоже так называешь? — холодно поинтересовался Димостэнис.
— Кого? — совершенно искренне прозвучало в ответ.
Дим почувствовал, как внутри у него зарождается буря и желание утопить этого наглеца. Кстати, чем не решение проблемы? Элени сама домой вернется.
Он не стал размениваться на пустые слова. Сидел, смотрел тяжелым взглядом, ожидая ответ на свой вопрос. Иногда этого взгляда хватало почище любых допросов у дознавателей. Художник тоже молчал, с таким же искренним участием на лице, ожидая пояснений. Димостэнис быстрым, едва уловимым движением протянул руку и взял портрет сестры.
— Её.
Энтони пожал плечами.
— К сожалению, я ее не знаю, сэй. Просто красивая девушка, где-то видел однажды, вот и нарисовал. У меня хорошая память.
— Если я сейчас отволоку тебя в город и сдам в руки законников? Это прочистит твою память?
— За что? Рисовать у нас в стране не запрещено, — Энтони улыбнулся, скрывая ехидство, прозвучавшее в его голосе.
Дим почувствовал, что от такой дерзости у него сводит челюсти.
— За нарушение главного закона империи.
— У вас есть доказательства?
— Думаешь, мне не поверят на слово? Раз ты так хорошо знаешь какие у нас в стране порядки.
Художник поднял на него совершенно спокойные глаза.
— Ваша воля.
Дим почувствовал себя балаганным шутом. В последнее время он только и делал, что кидался угрозами, ни разу не приведя их в исполнение. Почему раньше достаточно было упомянуть законников или дознавателей, не говоря уже об обещании казни, и это быстро и надежно развязывало языки. А эти? Что Милора и ее отпрыски, что ее люди, вроде того старого прислужника, который даже не хотел впускать его в дом, что этот смертный. Им все равно. Они не сомневаются, что он это сделает. Однако не боятся. Сейчас он видел то же самое, что видел на ферме — этот смертный не скажет. И ничем его не запугаешь.
Димостэнис глубоко вздохнул. В грудь мягко толкнулось, по коже поползли серебряные искры с каждым мгновением уплотняясь и превращаясь в прочный контур, кровь зашумела в висках, разнося по венам притаившееся серебро. Даже мир стал виден сквозь эту серебристую прослойку. Он ударил. Не сильно, чтобы напугать. Однако даже этого было достаточно, чтобы мужчину отбросило на несколько шагов, швырнуло на землю, оглушило. Дим накинул на него серебристое покрывало, окутывая с ног до головы, сдавливая голову, грудь, живот. Такое давление выдержит не каждый шакт, а смертному осталось всего несколько мен, пока его внутренности не превратятся в кашу и легкой такая смерть не будет. Зато будет немного времени подумать, во что он ввязался и какую ошибку совершил.
— У тебя есть всего лишь несколько мен, чтобы передумать, — Дим склонился над своей жертвой, взяв за плечи и хорошенько тряхнув, чтобы тот открыл глаза и не смел уходить от реальности. Так просто он не отделается. — Ты не представляешь, что я пережил за эти миноры, не представляешь, что я вынужден был делать, чтобы найти вас. Найти тебя. Как ты посмел, смертный, даже взглянуть на нее? На нее — рожденную жить на вершине этого мира и вытирать ноги о таких, как ты! Как ты посмел приблизиться к ней? Как ты посмел заморочить голову глупой девчонке, которая жизнь-то еще не видела? Что ты собирался ей дать? Ничтожество! — Энтони захрипел, его голова беспомощно откинулась назад. Дим ударил его по щеке тыльной стороной ладони, вновь приводя в чувства. — Я уничтожу тебя. Сотру из жизни нашей семьи, как страшный сон, который развеется поутру. Она же через пару миноров даже не вспомнит тебя. Когда вернется в свою жизнь и найдет себе избранника, достойного ее, — с каждым словом Дим будто выливал все, что накопилось у него за эти миноры. Отчаяние, страх за сестру, обиду, даже свои мысли о возвращении. — Она никогда даже не вспомнит о тебе!
Пощечина была не сильной, да и вряд ли сейчас кто мог пробиться сквозь его щиты, но довольно обидной. Он разжал пальцы, держащие его жертву за воротник куртки, от неожиданности оступился и скатился на несколько еров вниз по склону холма.
— Отпусти его! — Элени стояла на коленях рядом со своим избранником, безуспешно пытаясь разорвать формулу Дима.
Он уже и сам опомнился. Отпустил Энтони, выдохнул, чувствуя, как возвращается в обычный мир, не наполненный звенящим серебром, где все вокруг подвластно лишь ему. Сестра положила голову мужчины себе на колени, поднесла флягу с водой к его губам, протерла лицо, гладила по волосам, что-то шептала, обнимая. На брата она ни разу не взглянула.
Вот и конец пути. Горький и безрадостный конец. Сейчас, найдя Элени, придя к своей цели, Димостэнис был от нее еще дальше, чем в самом начале своих поисков. Он понимал, как выглядел всего пару мгновений назад в глазах сестры, что он творил и что она увидела. Она не будет ни слушать его, ни разговаривать. Он спустился вниз к подножию холма. Здесь его помощь не нужна, да он ничего и не сможет сделать. К тому же и смертный уже пришел в себя, начал шевелиться и что-то отвечать на нежный шепот Элени.
Димостэнис сел у самой кромки воды, сложив руки на коленях и опустив на них голову. Чтобы он не делал в последнее время, все становилось только хуже.
Сестра чуть слышно подошла, опустилась на камни рядом с ним.
— Мне Милора сказала, что ты меня ищешь.
— Милора?! — удивленно воскликнул Дим. Этого он ожидал в последнюю очередь.
— В одном из селений недалеко отсюда, мы не смогли найти ночлег, и попали под сильный дождь. Было холодно, Энтони простудился, каждый день ему становилось хуже. Он еле держался на ногах, когда мы пришли сюда. Я выбрала самую большую ферму в этой деревне, решила, что хозяева — одаренные. Думала, скажу, что Энтони мой прислужник, придумаю что-нибудь. Выкрутимся.
Димостэнису снова захотелось утопить того, кто сидел на вершине этого холма. Потом силком утащить сестру и запереть дома. Поплачет, да перестанет!
— Хозяйка фермы оказалась обычной женщиной. Я увидела ее взгляд и растерялась, — Элени прервала свою исповедь, задумалась, — они ведь смотрят на нас с презрением и непониманием, как и мы на них. В ее глазах ничего подобного не было. Она не хотела пускать в свой дом одаренную, опасалась, но не ненавидела. Я расплакалась от бессилия и все ей рассказала. Мне было уже все равно что будет дальше, у меня было только одно желание — спасти его. Милора позвала своего старого прислужника, и он на повозке привез Энтони на ферму.
— Что будет дальше, сестренка?
Девушка робко улыбнулась, умоляюще смотря на него. Он тоже попытался. Лицо, словно застывшая маска не выдала ни одной эмоции.
— Зачем ты искал меня?
— Отец приказал.
— С каких пор ты исполняешь его волю?
— Он дал мне несколько миноров, потом будет искать сам, вернее натравит на вас законников, карателей, — Дим не стал скрывать от сестры правду. Пусть лучше знает настоящую жизнь. К тому же она сама ее выбрала.
— Я уже однажды сказала тебе: я хочу разделить с Энтони одну судьбу на двоих. Какой бы она не была. Прошу тебя, не разбивай мои мечты.
Дим погладил ее по щеке.
— Малышка моя.
— И не отлучай меня от своего сердца. Мне нужна твоя поддержка.
Димостэнис все же выдавил из себя улыбку. Ничего не изменить. Сестра не вернется с ним. Несмотря на все лишения и беды, она счастлива и останется со своим смертным.
— Я всегда на твоей стороне. Ты можешь на меня положиться.
— Ты вернешься в столицу?
Он покачал головой.
— Я оставил службу и отрекся от нашего Дома.
— Совсем разругался с отцом? Это все из-за меня?
— Скорее из-за себя.
— Что ты будешь делать?
— Не знаю, — Дим пожал плечами, — еще не думал. Я теперь человек вольный. Передо мной открыты любые дороги.
— Пойдем с нами, — вдруг произнесла Элени.
Он ошеломленно посмотрел на сестру.
— Куда?!
— Есть место, где живут такие, как мы. Мне Милора сказала. Сейчас ждем людей, которые помогут нам туда дойти.
— Где же находится эта волшебная, свободная страна? — грустно спросил Дим.
Момент истины. Тяжелое испытание для любых отношений.
Сестра пронзительно смотрела на него.
— Там, — девушка указала направление, — за лесом.
В первый раз за это вынимающее душу общение Дим по-настоящему улыбнулся.
Доверие — фундамент взаимоотношений. На него уже накладывают любовь и близость душ. Без него никогда ничего не выстроить.
— Я не хочу тебя терять навсегда, — прошептала Элени, — невыносимо думать об этом.
— Ты не потеряешь, сестренка. Только это не мой путь.
— Может и не путь вовсе. Всего лишь развилка, где можно остановиться, оглядеться и решить, куда идти дальше.
— Элени, — Димостэнис сжал ее пальцы. Чувствуя свое отчаяние, прорвавшееся в этом жесте. — Я так боюсь за тебя. Ты не понимаешь, на какую жизнь ты себя обрекаешь.
Она улыбнулась, освободила руку, стала подниматься на вершину холма, где ее ждала, выбранная нею самой судьба.
Путешествие было окончено. Цель достигнута. Только удовлетворения не было. Как и покоя. В самом начале своего пути Димостэнис надеялся, что все же сможет убедить сестру, что намаявшись, устав от тягот новой жизни она с радостью откажется от всего и пойдет с ним, что она всего лишь запуталась и не может найти дороги назад.
Правда, он еще не привык к тому, что его малышка — уже не та девочка, которая мечтала увидеть Эфранор и высунуть нос чуть дальше родительского дома. Молодая женщина, узнавшая что такое любовь, умеющая бороться за нее. Верить. В свои чувства, в себя, в своего избранника.
Должен он лишать ее этого? Имеет ли он право отобрать у нее то, чего так отчаянно хочет сам? Возможность самому решать свою судьбу и идти по выбранной дороге.
Второй удар ноги вышиб дверь. Дима Сильверов положил руку на кобуру, в которой лежал пистолет. Обвел глазами комнату. Помещение было пустым. Обшарпанные стены, облезшая краска. Когда-то здесь был Дом культуры. Сейчас притон для наркодилеров. В этой комнате находился кинозал. Порванный экран, неспешно покачивающийся на сквозняке, залетающим через пустые окна. Снятый паркет. Несколько рядов покореженных кресел.
Дима сделал шаг вперед. Заработала рация.
— Димыч! — голос коллеги разорвал гулкую тишину. — Дворняга ушел. Он идет в сторону шоссе.
Сильверов зло выругался.
— Что по остальным?
— Взяли.
Об этом подпольном цехе знали уже довольно давно. Однако не трогали. Пытались выйти на владельца «заведения» либо же на крупных перекупщиков, которые могли знать производителя.
Владелец ночных клубов по кличке Бульдог, был как раз одним из таких деляг и его заведения являлись основным каналом сбыта производимых наркотиков. Вечером капитану Сильверову стало известно, что Бульдог сегодня ночью будет в заброшенном Доме культуры.
Влетевший в комнату ветер прошелся по волосам, словно привлекая к себе внимание. Дима бросил взгляд через разбитое стекло. По заднему двору, стараясь остаться незамеченным, пригибаясь к кустам, бежал человек. Сильверов подскочил к окну, распахнул раму и перемахнул через подоконник. Он привычно сгруппировался. Коснувшись земли, перекатился, вскочил на ноги. Лодыжку обожгло болью. Обращать внимание на это было некогда. В двух шагах от него выскочил Бульдог. Дима выставил руку и тот со всего маха врезался об нее грудью. В следующий момент сильный удар в ухо отправил беглеца в нокаут.
Сильверов посмотрел на поверженного дельца. Длинный, тощий, несуразный, скорее не буль-дог, а хот-дог. В общем, дворняжка, как его обозвал один из оперов.
Послышался топот ног и лай собак. Из-за кустов показались бегущие оперативники. Увидев своего капитана и его добычу, остановились, как вкопанные изумленно переведя взгляд с одного на другого.
— Димыч, ты как здесь? — Юра посмотрел на второй этаж старого дома.
— Бэтмэн подсобил, — фыркнул Сильверов. — Забирайте этого. Увидимся в отделении.
— … и это считается приличным местом, — голос говорившей особы вонзился в уши, как только Сильверов вошел в кабинет.
Дима отбросил волосы со лба, бросив хмурый взгляд на посетительницу.
— Что вы делали в тот момент, когда у вас были украдены кошелек и драгоценности? — голос лейтенанта Михеевой звучал ровно и спокойно. Она брала показания с потерпевшей и записывала их в протокол.
— Что обычно делают в ночном клубе? — та недоуменно пожала плечами. — Кажется, я отошла к бару, заказала себе коктейль.
— Сумочку с кошельком и драгоценностями оставив без присмотра.
Капитан едва заметно покачал головой и прошел на свое место. Как обычно, дежурный свалил на молодую девчонку работу, с которой не хотелось возиться самому. Истеричную дуру, оставившую в ночном клубе без присмотра ценные вещи и явившуюся в полицию открывать дело. Надо будет поговорить с предприимчивым коллегой и объяснить, что его стажера может «обеспечивать» работой только он сам. Да и Лене пора научиться посылать всех с подобными просьбами и поручениями. Все же будущий оперативник уголовного розыска, а не выпускница института благородных девиц.
Дима еще раз окинул взглядом потерпевшую. Ухоженная, хорошо одетая, этакого богемного вида. Ее подруга, сидевшая рядом, была моложе и проще. И одета была в обычные джинсы и легкий свитер.
Девушка тоже чуть повернула голову и их глаза встретились. Дмитрий выдохнул и отпустил волосы, которые тут же упали на лоб. Уткнулся в экран компьютера.
Надо просто абстрагироваться и попытаться настроиться на нужный лад. В конце концов, все проходит и эти тоже уйдут.
— И не забудьте расспросить хозяина этого заведения, я уверена это он наводит своих людей, чтобы они обворовывали посетителей. Кто еще мог знать, что у меня в сумочке? — давала ценные указания потерпевшая Колесникова.
Михеева с серьезным лицом записывала ее слова и кивала головой.
Дима еще раз глубоко вздохнул.
Когда-нибудь все заканчивается.
— Сделать тебе кофе? — с улыбкой спросила Лена, когда за потерпевшими закрылась дверь. — А еще тебе полагается двойная порция торта за твое терпение и благодушие.
— Ты моя спасительница, — он устало улыбнулся в ответ. Не было сил никого отчитывать. — Сейчас на самом деле, не помешает подзарядка.
— Не считаешь, что перегнула палку? — спросила Алла у подруги, когда они вышли из здания полиции. — Может, не стоило давать им указания, что они должны делать?
Татьяна фыркнула.
— Я не давала указаний, я просто высказывала свое мнение.
Подруга пожала плечами.
— Тебе все же не следовало оставлять эти украшения без присмотра.
— Считаешь, что я вела себя неразумно?
Алла не ответила. Не хотела ругаться. Звонок подруги выдернул ее из сна, и она все еще пребывала в том противном состоянии, когда уже не спишь, но еще и не бодрствуешь. Ей ужасно не хотелось ехать в такую рань. Да и помочь она, чем могла? Опыта общения с полицией у нее нет. Доехать же Таня могла и на такси. Все же отказать подруге девушка не смогла.
— Ты видела того, второго? — спросила Татьяна. — Который все вздыхал и кидал на меня зверские взгляды. Наверняка, сидел и думал, что у него четыре нераскрытых убийств, пять изнасилований и десять грабежей, а тут еще работенку подбрасывают.
— По-моему, ты на него наговариваешь. У него лицо сильно уставшего человека, который провел ночь без сна.
— С таким украшением, как у него, любой будет выглядеть хмурым и усталым. По жизни.
Алла опять не ответила. Да, у него на левой щеке был шрам, начинающийся от верхнего края уха, пересекающий всю щеку и доходящий до верхнего кончика губ. Не яркий, не особо выделяющийся, нельзя было сказать, что он сильно уродовал его. Он просто был и все.
— Мне понравились его глаза, — все же сказала она. — Серые. Очень внимательные и серьезные. Такие, настоящие.
Таня закатила глаза.
— Он еще и хромой. Дорогая моя, здесь одними серьезными глазами не отделаешься. Этого слишком мало.
— Это ты с чего взяла? По шраму определила? — насмешливо посмотрела на подругу Алла.
Татьяна поцокала языком, отвечая на шутку.
— Видела, когда он зашел в кабинет.
— Может, он был ранен? У него работа такая.
Колесникова вздохнула и села в машину.
— Спасибо, что приехала, дорогая. Ужасная ночь. Так хотелось чувствовать поддержку близкого человека.
— Сильверов, заходи! — полковник полиции Суханов откинулся на стул, приветствуя вошедшего в его кабинет Дмитрия. — Садись, вижу, зацепило тебя.
Дима, прихрамывая, доковылял до стула, сел. Нога ныла все сильнее, и уже трудно было не обращать на это внимания.
Второй этаж — не высоко. Даже если это старое здание с высокими потолками. К тому же кусты смягчили прыжок. Все было бы хорошо, если не тот камень, который так неудачно попался под ногу.
— Объявляю тебе и твоим ребятам благодарность. У вас лучшее показатели по раскрываемости за последний квартал. Пока устно, чуть позже приказом.
— Может, лучше премию? — невинно поинтересовался Дмитрий. — Думаю, ребята ей больше обрадуются.
— Эх, Сильверов, нет в тебе должного трепета и почтения перед благодарностью начальства.
Капитан опустил глаза.
— Но премия тоже будет. Позже.
— Если не передумаем, — совсем тихо усмехнулся Дима. Так, чтобы начальство могло сделать вид, что не услышало.
— У меня к тебе разговор есть серьезный.
— Слушаю.
— Насчет стажера Михеевой. Что ты о ней скажешь?
Дима слегка пожал плечами.
— Глаза горят, азарт, сила воли есть. Целеустремлена, настойчива, способна отдаваться своей работе. Чуть опыта прибавит и станет настоящим опером.
Когда полгода назад молодая, только из института девочка пришла в их отдел, ее встретили с явным недоумением и обидой. Мол, они ждали крепкого мужика, с опытом и хваткой, а тут юная девица, которая трупы видела только по телевизору.
Четыре года назад его необщительного и замкнутого, колючего и резкого тоже приняли в штыки, хоть он был уже не молодой девицей и с немалым опытом за плечами. Пока не прошел боевое крещение, вытащив из-под пули одного из своих ребят и получив ранение в плечо.
— Вот скажи, что ты делаешь в выходные? Не пьешь, не куришь, с женщинами не встречаешься, — не отставал от него неугомонный Самойлов. — Ты не верь, Димыч, когда говорят, что это помогает здоровью. Здоровый секс и рюмка водки — вот он вечный двигатель.
Дима всегда только качал головой на такие попытки развести его. У него не было жены, подруги, даже временной любовницы, он не пил, и никогда не участвовал ни в каких сабантуях, если только в качестве собеседника и он уже очень давно научился не поддаваться ни на какие провокации.
Лейтенанта Михееву он взял под свою протекцию, брал ее с собой везде, обучал, выказывал полное доверие, как к коллеге. Они стали друзьями, хотя про их отношения упорно ходили слухи и называли их отнюдь не дружескими. Они уже привыкли и не обращали на это внимания.
Со временем у них таки сложился сплоченный и довольно дружный коллектив, где каждый помогал и поддерживал друг друга. Правда, Лена стала больше выделять его, благодаря за поддержку и понимание. Готовила ему чай, подкармливала вкусненьким. И имела свою личную жизнь, на которую он никак не претендовал.
— Ты же знаешь, кто ее отец?
Дима кивнул.
— Гордится, что дочь пошла по его стопам?
Суханов кивнул. Сильверов не совсем понимал такого подхода к воспитанию потомков. Зачем молодой и красивой девушке каждый день смотреть на трупы, кровь, посещать морги и слушать про изнасилования? Впрочем, своих детей у него никогда не было, как и желания углубляться в подобные вопросы. Просто он не был уверен, совпадает ли выбор Лены с выбором отца. Однако действовала она решительно, и уверенно шла к поставленной цели.
— Что от меня-то требуется?
— Она очень хорошо отзывалась о тебе, и сказала, что хочет служить под твоим чутким руководством.
— И? Мне человек нужен. Она стажировку почти закончила. Нареканий у меня нет.
Полковник покачал головой.
— Анатолий Алексеевич, — он снова замялся, — как бы тебе сказать, просит позаботиться о твоем молодом сотруднике. Конечно, мы все понимаем, что это уголовный розыск, а не детский сад, и ты не должен быть нянькой. Но если бы ты смог, какое-то время наставлять ее, как прежде, не бросать, так сказать, в свободное плавание, он будет тебе благодарен.
— Я понял.
— Очень на тебя надеюсь. И кстати, напишешь рапорт и можешь быть свободен на сегодня. Тебе явно не помешает отдых.
Это было неплохое пожелание. Отдых ему сейчас, на самом деле, не помешал бы. К сожалению, очередное закрытое дело не избавляло от других, которых было пруд пруди. И если бы не нудная, не дающая ни на чем сосредоточиться боль в ноге, он бы дотянул до конца рабочего дня, несмотря на бессонную ночь. Однако сейчас он признавал правоту полковника, поэтому сел на свой мотоцикл и поехал домой. Отсыпаться.
Обычно на нем все заживало, как на собаке, поэтому капитан Сильверов был уверен, что выспавшись и дав своему организму хороший отдых, он будет чувствовать себя гораздо лучше и завтра сможет более продуктивно заняться навалившимися делами.
Надо было лишь заехать в магазин по дороге, купить поесть, так как холодильник был пуст еще со вчерашнего утра, когда он уходил на службу. Пополнить же его было категорически некому.
Дмитрий оставил свою Хонду возле супермаркета и вошел внутрь. Боль в ноге становилась все невыносимее, и он уже понимал, что вряд ли это простое растяжение. Взяв все только самое необходимое, чтобы быстрее покончить с этой процедурой, мужчина вышел на улицу. Дохромав до мотоцикла, он встал, оценивая, как правильнее ему поступить, чтобы не повредить ногу еще больше. Лучше, конечно, было позвонить Самойлову и попросить взять запасной комплект ключей в ящике стола, забрать мотоцикл и поставить его в гараж.
— Извините, я могу вам помочь? — услышал он позади себя женский голос.
Дима обернулся. Эта была та девушка, которую он сегодня видел в отделении вместе со своей подругой. Она стояла рядом с большим черным внедорожником, отчего казалось совсем хрупкой и миниатюрной.
— Может, вас подвезти?
Он бросил взгляд на машину, на девушку.
— Не хотелось бы вас обременять. К тому же вы не зря приехали сюда.
— Я думаю, вам помощь нужна больше, чем мне йогурт.
— И что вы помогаете так всем страждущим? — несколько колко поинтересовался он.
— Нет, — с такими же интонациями ответила она, — только тем, кто еле ковыляет от магазина до своего мотоцикла в десять часов утра. Ваши параметры полностью совпали.
Потом открыла дверь автомобиля и кивнула ему головой. Дмитрий еще раз бросил взгляд на своего железного коня, прислушался к своему самочувствию и потащился к открытой двери. Сев в салон, он назвал свой адрес и позвонил Самойлову.
— Тяжелая была ночь? — сочувственно спросила девушка.
Он неопределенно пожал плечами. Если бы не тот камень, он бы сейчас не чувствовал себя последней развалиной.
— Тут еще мы со своей пропажей. У вас, наверняка, четыре нераскрытых убийств, пять изнасилований и десять грабежей, — зачем-то повторила Алла слова своей приятельницы.
— Вы еще и экстрасенс.
— По вашему лицу не сложно было догадаться.
— Ваша подруга поступила очень неразумно, оставив без присмотра свои вещи, — подбирая слова, очень мягко высказал он то, что думал на самом деле.
— Как вы заметили, она — подруга.
— Вы верите в дружбу?
— А вы нет?
Она на мгновение повернула к нему голову. Он успел заметить, что глаза у нее зеленые со светло-карими, словно золотистыми вкраплениями. И россыпь веснушек.
— Я верю только в то, что могу видеть и к чему могу прикоснуться.
— Ну, — насмешливо протянула она, — я могу к ней прикасаться, да и вижу я ее каждый день.
Дима покачал головой, но ничего не ответил. Она тоже замолчала. И он, откинувшись на спинку кресла, прикрыл глаза, стараясь расслабиться.
Он понял, что провалился в сон лишь когда машина остановилась. Мужчина открыл глаза, глядя в окно. Они стояли около его подъезда.
— Спасибо, — искренне произнес он и вышел из автомобиля.
— Приятно было с вами познакомиться.
Дима обернулся. Она, чуть приоткрыв окно, смотрела на него и улыбалась.
— Дмитрий.
— Алла.
Его начало колотить, как только он вошел в подъезд. До этого получалось держаться и перед самим собой делать вид, что он всего лишь подвернул ногу. Перед глазами поплыла серая пелена и тело уже привычно стало раздирать на куски. Дима с трудом открыл дверь и ввалился в квартиру. Его трясло. Он упал на колени, пытаясь совладать со своим телом. Кожа горела. Как будто ее облили раскаленным огнем. Цепляясь за остатки ускользающего сознания, он дополз до комнаты, упав рядом с телевизором. Нащупал пульт. Нажал на кнопку.
… под действие новой программы президента попали около восьмисот тысяч мигрантов, прибывших в страну без документов…
Не то.
… главнокомандующий поздравил командование российской военной группировки с очень важной стратегической победой над террористами.
Нет.
… в южной столице будет облачно, ожидается дождь, местами сильный, днем гроза…
Палец нажал очередную кнопку. Где-то внутри что-то оборвалось, будто одна часть тела отсоединилось от другой. Он до крови прикусил нижнюю губу. Еще не время. Он должен знать, что случилось.
… реставраторы в Санкт-Петербурге приступают к работе над восстановлением деревянного особняка…
… бывшего сенатора подозревали в причастности к покушению на убийство…
… следователи, однако, утверждают, что ноги, руки и голова, которые еще не были обнаружены, были отделены от тела умышленно…
Он застонал, не в силах более цепляться за сознание.
… извержение вулкана Фудзияма долгое время спавшего непробудным сном. Около десяти часов вечера произошел взрыв невероятной мощности, менее чем через час — второй, не уступающий ему по силе.
На высоту более семи километров поднялся столб пепла и обломков камней. Катастрофа привела к тому, что вечные снега и обширные ледники, лежащие на вершине вулкана, начали таять…
Пульт выскользнул из онемевших пальцев. Впрочем, Дима уже не чувствовал этого. Он погрузился в мир огня и разрушения. Мир, где раскаленный пепел плавил стекло. Где билась в агонии земля, а разъяренная вода расширяла свои границы. Мир, которому оставалось жить считанные мгновения.
Телефонный звонок заставил Диму открыть глаза. Все было, как и прежде. Квартира. Теплый южный ветер, шевелящий занавески на окнах. В нескольких кварталах от него дремало море, лениво перекатывая ластящиеся волны. Его все еще потряхивало. Но тело больше не разрывало на лоскуты. Скорее наоборот — оторванные части пытались воссоединиться и вновь стать единым. Он чувствовал себя живым. Вернее, восставшим из ада. Дима попытался облизать пересохшие губы, но язык будто присох к небу. Стакан теплой воды, а лучше какого-нибудь травяного напитка не помешал бы.
Эти приступы преследовали его уже семь лет. Любые изменения в мире: штормы, землетрясения, потопы, даже грозы он ощущал, как болячки. Его тело переставало быть лишь его — оно словно вплеталось в оболочку мироздания и становилось единым с ним целым. Не приятные, надо сказать, ощущения. Сегодня ему показалось, что он больше не вернется.
Дима опустил руку и нащупал пульт. Больше не надо было щелкать каналы. Везде одни и те же картинки. Бывшая когда-то белоснежной красавица гора. Столп пепла. Дым, огонь, разрушенные дома, тела людей.
… извержение вулкана вызвало девяти бальное землетрясение у восточного побережья острова Хонсю. Поднявшиеся вследствие взрыва гигантские волны, смыли города, селения, леса. Разрушили порты и дороги, оборвали связь. Вскоре взорвался и второй склон вулкана, извергнув пепел, засыпавший более половины острова. Сильно пострадала столица Японии. Количество жертв исчисляется сотнями тысяч. Пока рано говорить об окончательных цифрах…
Морской бриз теребил волосы и обвевал приятной прохладой. На лицо падали соленые брызги. Приятно расслаблял шум волн, разбивающихся о скалы. Димостэнис остановился у самой кромки воды, лаская взглядом бесконечную синюю даль. Эта идиллия продолжалась уже два семидневья, и ему почти удалось убедить себя, что это именно то, что ему сейчас нужно.
После холодов севера и Мерзлых Земель ненавязчивое тепло Жемчужного океана и восточных ветров казались настоящей манной Богов. Жаль конечно, что лучи Таллы не могли добраться до онемевшей души, растопить лед предательств и измен, горечи и потерь, заглушить сомнения и помочь ответить на вопросы беспрестанно мучавшие его. Прав ли он был, отпустив сестру разбираться один на один со своей судьбой? Или надо было остановить ее? Было ли хоть что-нибудь правильным из того, что он делал в последнее время? Стоило ли уезжать из Рогдара и отступать от своих поисков? Верное решение он принял, когда бросил все, чего он достиг за последние ары и даже не попытался бороться?
За каких-то несколько миноров он потерял все. Все что составляло его жизнь, что наполняло его, делало самим собой. Он даже внешне изменился. Не заковывался в щиты, укоротил волосы, которые теперь едва доходили до шеи, оставил в небытие черные одежды с росчерками серебра. Он уже не знал, как еще изловчиться, вывернуться, чтобы больше не вспоминать о том, что было. Чтобы прошлое оставило его в покое.
Самым болезненным было то, что даже находясь под гнетом этого неумолимого желания, он не мог не признавать, что ему не хватало всего того, что он еще совсем недавно имел. Своей службы, штаба, комнаты с простой обстановкой, заставленной стеллажами, разговоров с помощниками, загадок, головоломок. Ему нравилось быть в курсе событий, управлять ими, опережать, чувствовать, как много ему подвластно и знать, что эта ноша ему по плечам.
Тяжелее всего было по ночам. Когда он закрывал глаза и погружался в царство голубых цветов и зеркальных озер. Наполненные негой, сладкие, вынимающие душу сны, после которых он чувствовал себя еще более опустошенным и разобранным на куски.
Дим постоянно вспоминал последнюю встречу с Олайей в коридорах дворца. Ее глаза, ласкающие его, пальцы, до боли вцепившиеся в плечи, соленые щеки, дрожащие губы. Ей было не просто терять его. Может, стоило найти компромисс? Забываться в коротких встречах, теряться в сладком безумии, делать жадные глотки и изредка считать себя счастливым. Или, по крайней мере, живым.
Интересно, она бы согласилась? В конце концов, это не отменяет ее желание стать императрицей. Он бы мог сесть на ярха и вновь оказаться среди голубых скал. Спросить ее об этом. Почему-то он был уверен, что всегда сможет найти ее там.
Вот только летуна у него тоже больше не было. И это останавливало от губительных шагов, после которых он превратился бы в жалкую марионетку тех, кто считал, что может управлять его судьбой.
Димостэнис сжал кулаки и вонзил зубы в нижнюю губу. В лицо ударил порыв ветра, обдав брызгами. Он не сможет вернуться к тем, кто его предал. Никогда не сможет быть с теми, кто предавал его всю жизнь.
Он нарисует другую жизнь и впишет себя в эти черно-белые грубые штрихи. Несколько дней назад он уже сделал впервые шаги к новой судьбе — купил судоходную компанию и дом, решив обосноваться в Приморской квоте. Вынужденное безделье и отсутствие целей сводило с ума.
Дим поднялся по ступеням и сел за один из столиков, которые были расставлены по всей набережной. У появившегося в то же мгновение прислужника заказал чашку кафы. Горький черный напиток не снискал любви у жителей империи, зато в княжестве пользовался огромной популярностью. Именно там Дим сумел распробовать его и признать оригинальный бодрящий вкус.
— Позволите, сэй? — раздался над ухом вкрадчивый голос.
Дим с недоумением повернул голову в сторону наглеца, позволившего тревожить его покой. Перед ним стоял разодетый кавалер в довольно дорогом сюртуке, белой рубахе, поверх которой был пышно повязан шелковый платок, с тростью в руке. Последние веяния моды дошли из столицы даже сюда. Впрочем, если в эту на первый взгляд бестолковую палку вставить лезвия и скрытый механизм, наподобие моргенов, вышло бы неплохое оружие.
— Кого я вижу! — хмыкнул Дим. — Жизнь, как я гляжу, налаживается.
Он кивнул на соседний стул, приглашая щеголя присесть.
— Больше не бегаешь от карточных вышибал?
Мошенник, карточный шулер и один из лучших его агентов в этой части Астрэйелля. Однажды Дим спас парня от вышибал, которые чуть не вытрясли из того душу, пытаясь выбить долги, и взял под свое покровительство.
Лас с достоинством опустился на указанный ему стул, расправил полы сюртука, поставил трость.
— Я теперь человек порядочный, — сообщил он, — у меня дело свое есть. К тому же я собираюсь в храм Зелоса с дочерью одного очень уважаемого человека.
— Собираешься? — уловил Дим едва заметное ударение на нужном слове. — Очень уважаемый человек еще не знает, что скоро обзаведется новым родственником?
Собеседник озадаченно кивнул.
— Ищу весомый довод, чтобы получить его согласие.
Вновь словно из воздуха материализовался прислужник, взглядом интересуясь желаниями нового гостя.
— Бокал вина, красного, — произнес тот, не глядя на парня.
Дим еще раз усмехнулся про себя. Когда только успел этот прощелыга и мошенник превратиться в зажиточного и достопочтенного кира.
— Я искал вас. Несколько раз обращался к людям, обеспечивающими наши прошлые встречи, оставлял весточки в условных местах.
В последнее время было совсем не до этого.
— Какая-то срочность?
— Вы дали мне задание — выяснить, какие тайны скрывает княжество. — Вам это все еще интересно?
Нет. Дела империи больше не его проблемы и не его заботы. Мюрджен же пусть себе остается со своими тайнами.
— Успешно?
Конечно, его это уже не касалось. Но какой был соблазн окунуться в привычную атмосферу, тем более, когда не надо поступаться своими принципами и новыми убеждениями.
— Мюрджен имеет две хорошо вооруженных военно-морских базы. Одна на восточной границе с Астрэйеллем, другая на севере.
— Это не новость, — конечно Дим не видел всего того, что имела долина, но даже отрывков знаний хватило, чтобы понимать, что с вооружением у них там полный порядок.
— Северный флот меньше по своей численности, но помимо тяжелых боевых кораблей включает в себя эскадру совсем иных судов — не большого размера, легких, изворотливых, маневренных.
— Зачем они им?
— Чтобы преодолеть Скалистое море, обойти Восточный хребет, не сесть тяжелым брюхом на подводные скалы и выйти к Фельсеверу.
— Что это? — Дим сделал обжигающий глоток ароматного напитка. Терпкий, с легким послевкусием корицы.
— Государство, которое начинается сразу после цепочки Каменных островов. Да и сам Фельсевер — большой скалистый остров, с небольшими участками относительно ровной земли, где селятся люди. Суровый край, со своими обычаями и традициями. У них есть несколько городов, но в основном там живут небольшими поселениями, которые разделяются по роду деятельности.
Имперцы не раз устраивали экспедиции на загадочный далекий остров, расположенный за Скалистым морем и морем Айсбергов, оберегаемый со всех сторон скалами и неприступными Каменными островами. Подводные рифы, приливы, отливы, сильные шторма делали эту землю практически недоступными для подданных империи, несмотря на то, что Астрэйелль имел очень неплохой флот и опытных моряков. Всего лишь несколько раз возвращались жалкие остатки тех, что миноры назад выходили из портов грозными завоевателями и рассказывали, что на островах живут люди, говорящие на своем языке, по своим правилам и не желающие пускать чужеземцев в свои владения.
После того как Мюрджен объявил о своей независимости и очертил новые границы, в том числе и на воде, проход по более спокойному Скалистому морю стал и вовсе закрыт, поставив имперцев перед выбором. Либо отказаться и отступить, либо пробираться сквозь лед и айсберги.
Однако правителей редко, когда останавливала такая мелочь, как смерть людей, сотнями гибнувших в каждой экспедиции, а уже тем более потеря судов или сплетни о странных соседях. Остановилось это сумасшествие только при деде нынешнего императора. Проблемы сыпались на Астрэйелль одна за другой и временно стало не до загадочных островов.
— Ты там был? — потрясенно спросил Димостэнис.
— У меня внезапно открылась тяга к мореходству, и я устроился на одно из этих суденышек матросом.
— Кто живет на этих островах? Что за люди? Чем занимаются?
— В основном это сельское и лесное хозяйство. Знаете, климат там не очень. В период варны[32] у них обычно тепло и сухо, так как дождевые тучи с запада сдерживаются горным хребтом. Когда у нас миноры дождей у них очень холодно и вода часто превращается в лед. Основная растительность — леса, в долинах почти пусто, одна трава, они называют эти места степью. В горах добывают минералы, в основном уголь, еще несколько видов металлов.
— Какие отношения у Фельсевера с Мюрдженом?
— Торговые, какие еще у них могут быть отношения? Я уже говорил горцы — народ суровый, с ними не так просто найти общий язык. Из долины к ним везут те овощи, которые у них нельзя вырастить из-за их природных условий, фрукты, ягоды, некоторые виды крупы. Оттуда везут меха, редкую ткань, которую получают из шерсти высокогорных овец, и очень ценящихся в долине, некоторые виды минералов.
— Зачем Мюрджену меха и шерсть? С их-то климатом?
— Из них делают покрывала на полы и украшения для стен. Вяжут легкие накидки для прохладных вечеров поводня.
— Как можно попасть туда?
Лас развел руками.
— Никак, если у вас нет разрешения от правящего Дома. Все эти экспедиции возглавляют приближенные к князю доверенные лица. Матросы тоже проверенные и ходят на этих кораблях с самого начала, как только их спустили на воду. Мне потребовалась масса усилий, изворотливости и золотых, чтобы меня приняли за своего. Простите, сэй, но вы за матроса вряд ли сойдете.
Дим не стал оспаривать последнее замечание. В последнее время на кого ему только не приходилось походить. Он достал из кармана сюртука небольшой блокнот, вырвал лист, написал несколько цифр и скрепил своей подписью и печатью.
— Обменяешь в Сберегательном Доме на золотые, — протянул чек щеголю. — Устраивает?
Тот удовлетворенно кивнул.
— Вы всегда были щедры.
Иланди едва заметно усмехнулся. Когда-то его величество высоко ценил его службу. Теперь у него есть возможность не думать о хлебе насущном еще достаточно долгое время. Опять не думать. Так можно и вовсе разучиться это делать.
Погрязнув в своей меланхолии, Дим лукавил даже перед самим собой. Он не собирался отступать и прощать своих врагов. К тому же перед ним стояли две нераскрытые тайны: приюты и запрещенные союзы. Почему Великие Дома так неистово оберегают одно и неустанно навязывают другое?
Однако сейчас ему лучше сделать вид, что он сдался. Пусть его недруги потешат себя иллюзиями и уверуют в свою победу. Дим в задумчивости покусывая губы, смотрел в синюю даль.
— Если бы ты вдруг получил должность, так скажем, управляющего какого-нибудь предприятия, это было бы весомым доводом при разговоре с будущим родственником.
У Ласа блеснули глаза. Он даже подался вперед, почуяв нежданную, но верную наживу.
— Я тут совсем недавно приобрел судоходную компанию, — краешком губ улыбнулся Дим, — но, как назло, мне срочно надо отлучиться.
Собеседник отвесил учтивый поклон.
— Всегда готов сослужить вам службу.
Фельсевер. Новая земля, новые открытия, новые люди. Как заманчиво.
Надо же, как нельзя кстати у него образовалось некоторое количество свободного времени.
— У вас нет оружия, сэй Иланди. Вам помочь определиться с выбором?
Гард Лорик — главный страж и как упорно навязывало большинство сплетен, сердечный друг княжны Эйлин был самым ярым противником имперца, никогда не упускающим случай показать свое пренебрежительное отношение и открытой неприязни.
Димостэнис покачал головой.
— Как же вы будете участвовать в нашем небольшом развлечении? В отличие от ВАС, — он выделил это слово, и Дим понял, что сейчас тот имеет в виду имперцев, — в нашей компании есть люди без дара и мы не пользуемся силой Шакти.
— То есть, — Дим чуть прищурился, — когда в одно несчастное перепуганное живое существо вы всаживаете сразу с десяток болтов, вы не считаете, что превысили свои возможности?
— Зачем же вы пришли сюда, если не считаете наше времяпрепровождение достойным для благородного сэя?
— Я получил приглашение от Кари, — Дим чуть промахнулся, не стоило сейчас называть княжну по имени. Но было уже поздно.
Гард издевательски хмыкнул.
— Вы всегда делаете то, что вам велят женщины? Или только если они принадлежат к правящему дому?
Димостэнис внимательно посмотрел на своего собеседника. Слишком открыто тот напрашивался на драку. Он что перепил вина? Или на него так свежий воздух действует?
— Что вы этим хотите сказать? — спокойным, предупреждающим тоном спросил Иланди. — Я вас не совсем понимаю.
— Не получилось удержаться у вашего императора, решили попытать счастья с княжной Эйлин? Думаете с женщиной у вас больше шансов?
Вызов был брошен. Дим не стал расписываться о его приятии, он просто ударил. Наотмашь. Порыв ветра, яростный и негодующий — налетел, сметая обидчика из седла, закрутил в воздухе, швырнул на землю.
Гард поднялся на ноги, стирая кровь с разбитого лица. Скинул с себя разорванную куртку, выпустил щиты. Дим спрыгнул с Серебряного. Не из благородных побуждений быть наравне со своим противником — пожалел жеребца. За прошедшие дни они успели подружиться, и он не хотел, чтобы малышу нанесли увечье. Жеребец, радостно заржав, унесся прочь, почувствовав свободу. Дим едва заметно усмехнулся, сердце непроизвольно сжала грусть. Хорун всегда стоял рядом, до последнего, пока не исчезал любой намек на опасность его наезднику. Ничего, Серебряный еще слишком юн, научится понимать, что друзьям всегда надо прикрывать спину, даже если они об этом не просят.
Вот сейчас он посмотрит, на что способны шакты долины. Вопрос, который мучил его все то время, что он находился в Мюрджене. Ради этого стоило даже самому придумать ссору, если бы этого не сделал эсса[33] Лорик.
Гард владел всеми четырьмя стихиями, так же как и Дим. Удары сыпались один за другим, сплетались формулы, сверкали щиты, от энергии, щедро рассыпаемой вокруг все искрило. Мюрдженец был проводником и в открытую пользовался этой стороной своего дара, не трансформируя энергию в хьярт. Димостэнис который мог довольствоваться лишь тем, что имел, очень скоро понял, что еще немного и он останется один на один с переполненным силой Шакти недругом и его безграничной ненавистью.
Очередное плетение пробило защиту, больно ударило по хьярту. Не дожидаясь пока имперец придет в себя, Гард ударил снова. Дим полностью раскрылся, выжимая из себя все, что в нем было. Пора менять тактику. Иланди увернулся от очередного удара, падая на землю. Перекатился, вскакивая на ноги чуть в стороне от своего противника. Потянулся к серебру.
Собранный внутри него комок стихий лениво трепыхнулся, словно прислушиваясь. Новое плетение прошло в двух пальцах от лица, обдав жаром.
— Как я вижу ваша важность и значимость сильно превышена, сэй Иланди, — презрительно скривился Гард. — Всегда считал вас пустышкой, умеющим лишь морочить головы. Смотрите, — он обратился ко всем присутствующим, — я покажу его истинную цену.
Сосредоточиться никак не получалось, Дим не мог открыть сущность, выпуская на волю свой главный козырь. Вновь отпрыгнул назад, припадая к земле. Собрать хоть крохи силы.
За спиной раздался топот. Серебряный на полном скаку несся к своему хозяину, подстраиваясь под его левую руку. Дим схватился за седло, уходя от очередного удара, заскочил на спину жеребцу, встал на ноги, схватился за ветку над его головой, подтянулся, оказавшись наверху. На мгновение замер, оценивая свое положение.
Оттолкнулся от ствола, прыгнул вниз, сделав кувырок через голову, оказавшись ровно за спиной у своего противника. Все произошло настолько быстро и неожиданно, что никто не успел ничего понять, когда он, приземлившись точно у Гарда за спиной, остатками своих сил смял щит врага, одной рукой с силой ударив по хьярту, сбивая с ритма управления энергиями, в сгибе другой руке фиксируя его шею.
Такому тебя не учили, дерзкий выскочка? Чтобы с тобой не случилось, сколько бы сил в тебе не осталось, где бы ни было твое оружие, ты сам, твое тело — совершенное, отточенное оружие, которое никогда не подведет.
— Если я сейчас оторву тебе голову, — спросил он, — что больше будут ценить? Стража без головы или все же мою победу? Одержанную голыми руками, без применения силы Шакти?
— Димостэнис, отпустите его, пожалуйста, — голос княжны заставил притихнувших людей вздрогнуть. — Я понимаю — он болван, возомнивший о себе невесть что, но он глава моей охраны, ему не так легко найти замену.
Дим склонил голову перед княжной и разжал руку.
— Эсса Лорик, — яростным, не менее чем ветер мгновение назад, голосом произнесла княжна, — думаю вам нужно извиниться перед сэем Иланди за вашу грубость и недостойное поведение и сказать ему спасибо, что вы отделались всего лишь несколькими царапинами и испугом.
При последних словах повелительницы Лорик зло фыркнул и вновь сверкнул глазами. Димостэнис не сводя с него глаз нарочито мягко улыбнулся, придав своему лицу выражение всепоглощающего внимания и великодушия.
Однако улыбка долго не задержалась на его лице.
Что-то повисло в воздухе. Стало тяжело дышать. Кожу обожгло жаром. Листья деревьев сжались и почернели будто опаленные огнем. Сильная ударная волна обрушилась на людей, сбивая с ног, разбрасывая по поляне. Там, где только что стояла княжна, вздымаясь в небо, горел столп пламени.
— Кари!!! — Гард первым успел подскочить к огню, но его защитное поле срикошетило от мощного плетения, и он отлетел на несколько шагов.
Кому-то не повезло так, как главному стражу и пламя перекинулось на людей, пытающихся спасти свою правительницу.
Димостэнис не до конца понимая, что он делает, закрыл хьярт. Самое главное, что он сейчас знал — время на игры больше не было. Он должен был спасти. На этот раз стихии откликнулись мгновенно. Мир подернулся серебряной дымкой и в этом мареве хорошо были видны нити чужих плетений.
Димостэнис сделал шаг к столпу пламени, с ужасом понимая, что тот не состоит из нитей. Единое полотно, точно такое же, как энергетика вокруг него. Искры превратились в тонкие клинки и вошли в основание энергетической вязи. Все же не целостное. Тесно скрученные между собой, горящие нити. Правда, менее жутко от этого не становилось. Если шакт или тем более шакты, соткавшие это плетение, сейчас на поляне и наблюдают за ними, вряд ли кому удастся спастись.
Кари стояла в самом центре, закрыв глаза. От жара, царящего внутри огненного кокона, невозможно было дышать. Как она могла держаться, беззащитная и открытая со всех сторон для жалящих укусов огня?
Впрочем, нити уже оставили следы на коже, опалили волосы.
Дим стянул с себя серебряное покрывало, накидывая на женщину. Она чуть встрепенулась и прижалась к нему. Незащищенную спину тут же лизнуло пламя. Димостэнис еще глубже ушел в себя, полностью отказываясь от хьярта. Серебро вонзилось в горящее плетение, подчиняя, гася своей мощью.
Серебристый пепел кружил по поляне, засыпая остатки пожарища, измученных, ошарашенных произошедшим людей. Пальцы ее высочества перестали так судорожно сжиматься на шее Дима, и она обмякла в его руках.
Надо отдать должное подданным княжны они пришли в себя довольно быстро. Лорик дал знак двум своим людям, и они втроем исчезли среди деревьев, в надежде перехватить того, кто устроил покушение на княжну. Остальные окружили, подхватили бесчувственную правительницу, уложили на траву, подстелив под голову скатанный в мягкий валик плащ.
Среди присутствующих был целитель, который, не теряя времени склонился над Кари, оказывая первую, необходимую помощь.
Дим отошел от толпившихся людей и приблизился к Серебряному, который слегка нетерпеливо перебирая копытами, стоял в отдалении, ожидая своего хозяина. Наездник похлопал жеребца по шее, благодаря за своевременную поддержку. Тело было ватным, перед глазами стояла пелена. В душе неприятный осадок от того, как быстро истощились его силы во время поединка со стражем княжны. Больше нельзя было обманывать самого себя и не признать, что его хьярт ослабел. Что он больше не может работать на том пределе, как это было раньше. Что изменения, произошедшие с ним после инициации со стихиями, а самое главное после истинного проявления дара в Мерзлых Землях становятся все заметнее и это все ощутимее бьет по нему самому.
Хьярт и серебро словно соперничали внутри него. И первый неумолимо проигрывал, а второе было слишком неуправляемо и своевольно, чтобы можно было по-настоящему на него рассчитывать. Как долго оно откликалось на его призыв во время боя с Лориком и как встрепенулось, когда надо было спасать княжну. А если бы было наоборот?
Дим, стараясь сделать это незаметно, прислонился к жеребцу, скрывая слабость. Не хватало только в обморок бухнуться на потеху Гарду и его приспешников.
— Сэй, вам нужна помощь?
Голос целителя был наполнен таким искренним уважением и восхищением, что Димостэнис еле удержался, чтобы не повернуться и не посмотреть, не стоит ли кто сзади него. Он отрицательно покачал головой. Спина довольно ощутимо зудела от соприкосновения с огнем, но лучше он обратиться в какую-нибудь обитель, когда вернется в город. Целитель поклонился и удалился. Точно так же как сделали и все остальные, покидая поляну.
Въехать в Мюрджен оказалось до скучного просто. Пригласительная грамота, врученная ему княжной Эйлин, открыла двери приграничной крепости и впустила в закрытый мир долины. Правда спустя нескольких сэтов приторно-сладкого общения с комендантом, обеда и вынужденного отдыха ему было сообщено, что он, как любой житель Мюрджена, должен получить разрешающие бумаги на право нахождения в стране и свободное передвижение.
— Я уже отослал запрос в столицу, — невинно доложил комендант, — вы можете ожидать здесь, что будет для нас высокой честью либо самому отправиться в столицу, я выделю вам провожатого.
Дорога до северного порта обещала быть долгой. Наверное, легче было добраться до Фельсевера через Таллу чем через Мюрджен, но так как подобного маршрута еще не проложили, пришлось принимать навязанные правила игры.
Дим остановился в крупном поселении перед самой Антаклией. Несколько дней он просто гулял по улицам небольшого городка изучая нравы и быт людей, подмечая, то чего он не успел увидеть в свое первое посещение.
Неприятности начались с появлением Серебряного. Нет, сам жеребец был необыкновенно хорош: красив, статен, породист, абсолютно черный с серебряными гривой и хвостом, за что и получил от нового хозяина свою кличку. Совсем молодой, с непростым пылким норовом, любящий подурачиться и поиграться. Единственным его минусом было то, что он был подарком княжны Эйлин, доставленным на постоялый двор, где остановился Дим.
К жеребцу прилагалась записка, в которой сообщалось, что ее высочество бесконечно рада, что он вновь посетил их страну и приглашение во дворец. Если конечно точное указание места и времени, когда и куда он должен прибыть, можно назвать приглашением.
Дальше все закрутилось как в дурном сне. Его представили всему сиятельному двору, причем не как-нибудь, а как потомка их предводителя и благодетеля, который «создал Благословенную Землю и вдохнул в нее жизнь». Никак иначе.
Так же объявили другом правящего дома и дорогим гостем, которого непременно надо любить и жаловать. Он стал желанным подарком для всех благородных домов, получал десятки приглашения на званые обеды, балы и благотворительные вечера. Его окружали девицы, пытающиеся привлечь его внимание и кавалеры, ищущие его дружбы. Он постоянно сопровождал Кари в ее выездах на природу, конных прогулках, всякого рода развлечениях. Увяз в заговорах, интригах, сплетнях. Так началась его новая жизнь, вернее плохая пародия старой. Так как в империи он смог контролировать и возглавлять этот процесс, здесь же он превратился в любимчика правящего дома, баловня судьбы и обычного прожигателя жизни.
Несмотря на всю мишуру и приторные улыбки отношение к нему тоже было разное. Причем те, кто относился к нему благосклонно, как к любимой игрушке ее высочества Эйлин, были в явном меньшинстве. Кто-то откровенно изучал, а кто-то просто не доверял, даже не скрывая этого. Большинство видели в нем имперца. Агента императора, соглядатая, в лучшем случае чужака. Были те, кто в открытую ненавидели и выказывали свое неприятие.
Правда всех объединяло одно: никто не видел в нем Серебряного, а значит и потомка Таурила Иланди, как не пытался правящий Дом навязать подданным это видение. Сам Димостэнис прилагал немалые усилия, чтобы это продолжалось и впредь.
На следующий день после случившегося на охоте Димостэнис получил приглашение явиться во дворец. У самых ворот его встретил гвардеец из личной стражи самого князя и попросил следовать за ним. Они миновали парадные двери, прошли по коридорам, свернули в менее людные галереи и поднялись по винтовой, закрытой лестнице. В этой части дворца Дим еще не был.
— Его светлейшее высочество ждет вас, — поклонился вельможа, встречающий его у закрытых дверей покоев.
Дим легким поклоном поблагодарил и зашел внутрь темного помещения.
Тяжелые плотные занавеси были закрыты, не впуская света Таллы. В нос ударил запах многочисленных настоек, стоящих на столе.
Князь выглядел так же, как и в их первую встречу. Невероятно болезненно худой, смуглая кожа словно сухой пергамент обтягивала лицо, изборожденное морщинами, длинные желтые пальцы безвольно лежали на подлокотниках глубокого кресла, голова откинута, глаза закрыты.
— Ваше светлейшее высочество, — Димостэнис почтительно поклонился.
Иасион открыл глаза.
— Сэй Иланди, рад видеть вас снова, — проговорил князь таким же неожиданно бодрым, звучным голосом, как и в прошлый раз поражая собеседника. Интересно, скольких трудов стоило этому явно умирающему человеку держаться с такой силой волей, принимать посетителей, просто говорить.
— Взаимно, ваше светлейшее высочество.
— К сожалению, я не смог приветствовать вас, когда вы вновь оказали нам честь и посетили наше княжество, но я сейчас редко, когда принимаю участие в многолюдных сборищах. Балы, званые обеды, прогулки в парках, увы, уже не для меня.
— Не думаю, что мой визит заслуживает такой чести, как ваше персональное внимание.
Князь выдавил из себя слабую улыбку, показывая, что на этом обмен любезностями окончен.
— Я пригласил вас сюда, чтобы поблагодарить за то, что вы сделали вчера для моей семьи и для меня лично. Кари рассказала, что вы спасли ей жизнь.
Дим снова поклонился.
— Как ее высочество себя чувствует?
— Пока еще приходит в себя после пережитого.
— Удалось выяснить, кто это сделал? Я видел, как эсса Лорик кинулся в погоню за преступниками.
— Увы, — уклончиво ответил Иасион.
Димостэнис едва заметно пожал плечами. Можно подумать, ему нужны их тайны.
Князь закрыл глаза, собираясь с силами.
— Там на столе, возьмите, будьте добры.
Дим сделал несколько шагов и взял в руки два листа бумаги. На одном был указ его светлейшего величества о присвоении ему подданства Мюрджена, а на втором дарственная на имение в Антаклии.
Иасион пристально смотрел на него. Иланди медленно оторвал глаза от бумаг и поднял на Иасиона, удерживая на лице невозмутимое выражение.
— Это меньшее, что я могу сделать для истинного наследника Таурила. Для любого жителя Мюрджена эта большая честь и радость.
Наследник едва удержался, чтобы не фыркнуть. Лучше бы его величество сказал это эссе Лорику и другим своим достопочтенным подданным. Судя по всему, о том, как они рады, их предупредить забыли.
— Это ни к чему вас не обязывает, — тихо проговорил князь, — но возможно когда-нибудь вы сможете считать долину своим домом.
Что они от него хотят? В какое болото тянут? Куда он влез в очередной раз?
Покидая дворец, Димостэнис понимал, что его на самом деле неуемное любопытство вновь загнало его в капкан. Стоило ему лишь чуть приподнять полог очередной тайны, как он стразу же оказался в плену чужих страстей и интриг, погряз в хаосе порочных желаний. Что он вновь опустил такую простую истину: чтобы идти только своей дорогой надо быть отрешенным от любой мирской суеты и безучастным, как облака, плывущие по небу.
Как теперь среди этого водоворота захлестывающих его событий найти свой путь?
Дим поднял глаза, смотря в бесконечное серое небо.
В этом мире, наверное, только оно все помнило и знало. Бескрайнее, мудрое, уставшее. Безмятежное и бесстрастное. Равнодушно наблюдающее сверху.
— Сэй Иланди, рад вас видеть.
Димостэнис обернулся. Лэрд[34] Эардоре был частым гостем во дворце и входил в небольшой круг доброжелателей «посланника императора».
— Ваша светлость, — Дим преклонил голову.
— Вы навещали Кари?
— Нет, меня пригласил его светлейшее высочество.
Князь слегка удивлено приподнял брови.
— Сегодня все только и говорят о вас, — перевел он тему разговора, — я здесь всего несколько сэтов, а уже наслышан о ваших подвигах.
— Подвигах?!
— О вашем мужестве, храбрости, о вашем истинном даре. Об умении пользоваться им.
Димостэнис прикусил губу, скрывая эмоции. Он так долго держал в узде свое серебро, не давая никому никакого повода видеть в нем Серебряного, что было безумно обидно растерять свои достижения меньше чем за сэт.
— Покушение на жизнь членов княжеского рода у вас обычное дело? — выплеснул он свое раздражение.
Лэрд Эардоре даже глазом не повел.
— Еще при нашей первой встрече я заметил, что вам не очень нравится ваше наследие. Вы словно хотите убежать от судьбы.
— Я лишь хочу быть самим собой и не примерять на себя чужой сюртук. Вдруг не придется мне впору?
— Что по мне — вы слишком самокритичны. Вам не избавиться от самого себя. И вчера вы это как нельзя лучше продемонстрировали.
— Я просто сделал, что был должен.
Эардоре тонко улыбнулся.
— Сэй Иланди, не хотите со мной отобедать? Как раз у меня уже должны подавать на стол.
— С удовольствием.
Заодно удовлетворит свой интерес.
Тьфу-ты!
Дом князя с первого мгновения показался пустым. Однако, как только они вошли он будто ожил. Засуетились, захлопотали прислужники, зазвенела посуда, заструился запах еды. В большой светлой гостиной, куда хозяин дома проводил Дима, стоял накрытый стол на одну персону. Да и вообще не похоже было, чтобы кто-то кроме прислуги и самого князя еще обитал в этом жилище.
— Вы живете один? — поинтересовался гость.
— Да, — легко кивнул Олгин, — моя избранница живет за городом в нашем родовом имении. Она терпеть не может суеты, шума города, многолюдность улиц и меня.
Димостэнис улыбнулся.
— А ваш сын? — именно это и вызывало больший интерес. За все время его пребывания в Мюрджене он еще не разу не видел младшего Эардоре. — Он тоже любитель свежего воздуха?
— Когда мы с его мамой определились с нашими потребностями и симпатиями, Янаур решил остаться с ней. Лишь в двадцать пять аров он прибыл в столицу и какое-то время жил здесь. Потом встретил свою будущую избранницу и все пошло кувырком. К счастью этот союз не состоялся, но даже столь недолгого времени хватило, чтобы эти отношения оказали не лучшее влияние на моего сына.
— Та самая неодаренная девица, о которой вы упоминали в одной из наших бесед?
Князь мрачно кивнул.
— Но право, сэй Иланди, я пригласил вас отобедать со мной, а не уморить голодом, рассказывая о своих проблемах. Прошу к столу.
— Вы, как всегда, любезны, — светским тоном поблагодарил Дим за проявленную о нем заботу.
В гостиной уже все было готово к трапезе. На столе стояли различные яства, напитки. Рядом почтительно застыли два прислужника.
Лэрд показал гостю на его место, сам занял на противоположной стороне стола. Прислужники отодвинули стулья, помогая устроиться, налили вино в бокалы. Хозяин дома знаком показал, что этого достаточно и те покинули зал.
— Не возражаете? — спросил он у гостя.
— Поверьте, вилку ко рту я могу поднести самостоятельно. У нас этому учат.
— С вами интересно общаться, сэй Иланди. Всегда находишься в тонусе.
— Не думаю, ваша светлость, что для вас это как-то необычно.
Олгин усмехнулся и покачал головой.
— Его высочество редко принимает гостей в последнее время, — перешел он к интересующей его теме. — Он хотел поблагодарить вас за спасение своей сестры?
Димостэнис спрятал улыбку за бокалом. Человек удивительное создание. У него всегда до всего есть дело, даже если оно его не касается. Особенно если оно его не касается.
— Его высочество оказал мне огромную честь и наградил подданством княжества.
Надо было отдать должное лэрду — он даже не перестал улыбаться. Выдали его лишь пальцы, несколько нервно отбившие дробь по поверхности стола.
— Что вы теперь думаете делать?
Дим бросил нарочито удивленный взгляд на собеседника.
— Вы, наверное, имеете в виду покину ли я вас, испугавшись такого внимания или продолжу отравлять жизнь подданных его высочества радостью от созерцания Серебряного?
Олгин уже взял себя в руки и слегка откинулся на спинку стула.
— Зря вы не верите нам.
Имперец отрезал кусок мяса и положил в рот, выказывая свое восхищение. В первый раз за все общение ему не пришлось играть. Утка была отменной.
— Можно задать вам откровенный вопрос, сэй Иланди? — князь пристально смотрел на него.
Дим сделал глоток вина. Превосходный напиток из черного винограда. Гордость княжества. И нескончаемой поток контрабанды в империю.
— Почему я здесь? — опередил он Олгина.
Собеседник развел руками и слегка наклонил голову, подтверждая правильность его слов.
— Тогда, ваша светлость, откровение за откровение, — усмехнулся Димостэнис.
Лэрд Эардоре чуть подался веред.
— Хочу выведать у вас секреты.
В глазах князя сверкнуло холодное раздражение.
— Хорошая шутка, — он почти искренне засмеялся. — Не могу вас не понять. Однако я никогда не причислял себя к числу тех, кто считает вас посланником императора.
— Я серьезно, — Дим пожал плечами. — Например, я хочу понять, почему в Астрэйелле запрещен союз между одаренными и нет. Вы мне сказали, что в свое время выбрали в избранницы девицу, рожденную от смешанного союза и что этим вы хотели наделить вашего сына новыми возможностями. Расскажите подробнее?
Олгин все еще смотрел на него недоверчиво, но видимо, поняв, что Димостэнис, на самом деле, не шутит, произнес:
— Все дело в крови, в генах. Кровь людей, не обладающих силой Шакти очень сильная и наделенная многими способностями, мало чем отличающаяся от крови одаренных. Проблема лишь в том, что они не имеют хьярт и их возможности не могут проявиться. Ребенок, родившийся от смешанного союза наследует хьярт одного из родителей и возможности второго. Чаще всего бывает, первое родившееся поколение не отличается какими-то сверхспособностями и даже не всегда видит все четыре стихии, но по прошествии аров этот человек вновь вступит в союз и перемешает свою кровь с кровью такой же полукровки или другим одаренным, и ребенок унаследует уже больше. Вы понимаете, что я хочу сказать, сэй Иланди?
Дим кивнул.
— Кровь людей, не наделенных силой Шакти такой же источник неиссякаемых возможностей для одаренных, как силы стихии для их хьяртов. Как это происходит в Астрэйелле?
— В империи союзы заключаются строго внутри каст. К тому же одаренные могут выбирать себе избранников только с той стихией, с какой могут работать сами.
— Что это дает?
— Доскональное изучение своих способностей. Классы делятся на группы и в каждой изучается лишь одна стихия.
Димостэнис откинулся на спинку стула, провел ладонями по лицу.
Как он раньше не додумался до этого. Сотни аров правящие Дома уничтожали в своих поданных истинную суть дара, обедняя кровь, разделяя людей на высшую касту и на тех, кого теперь искренне считают ущербными. Создали целую расу недомерков, видящих лишь то, что им позволено видеть.
Как же банально и незатейливо просто. Раздели единое сильное целое на части и каждому позволь взять лишь одно, строго поддерживая это на протяжении долгого времени. Разделяй и властвуй. Естественно не забудь поставить все под строгий контроль. Вот оно — одно единственное нерушимое правило.
Главный закон, по которому империя живет уже много-много аров. Кто нарушает — отступник.
ЗАЧЕМ?
Теперь Димостэнис понимал почему отец сказал, что открытие некоторых тайн не совместимо с жизнью. Ложь была настолько чудовищна и огромна, что стоит лишь немного потянуть покрывало, укрывающее ее, как тебя неминуемо раздавит под тяжестью правды.
За проведенные в долине миноры он не придвинулся к Фельсеверу ни на ер ближе. И пока он будет приковывать к себе интерес, он вряд ли туда доберется. Возможно, стоит повторить попытку еще раз, но позже. Более тщательно продумать ходы, чтобы вновь его не затянули в чужие игры.
Однако сказать, что он совсем в пустую провел время, тоже было нельзя. Он нашел ответы. Что такое, на самом деле, смешанные союзы и как они влияют на дар. Узнал истинную силу шактов Мюрджена. Нельзя сказать, что он вернется ни с чем.
Тихий стук в дверь прервал его размышления. Дим качнулся в кресле. Закрыл глаза. Неужели так сложно просто забыть о нем? Хотя бы на один вечер. Несколько сэтов и самим пожить в спокойствии и ему не отравлять существование.
Стук повторился. Он в раздражении встал. Пора и в самом деле покидать это гостеприимное место. Пока общительные хозяева своим радушием и заботой не свели его с ума.
— Мы с вами соседи, Димостэнис, — на пороге стояла княжна Эйлин.
Кто бы мог подумать? Какая неожиданность!
— Как вы себя чувствуете, Кари? — проглотив заготовленную остроту, Дим поклонился, пропуская гостью в дом.
Она вошла. Потерянная. Притихшая. Словно сама не понимая, чего она хочет. Так не похожая на саму себя.
Расстегнула застежку легкого плаща, бросила его на спинку кресла. Обычное платье, застегнутое почти до самой шеи, широкая юбка, серый неприметный цвет. Неуместное на фоне ее прежних шикарных нарядов.
Она поправила слегка растрепанные короткие волосы, опустилась в кресло.
— Наверное, я потревожила вас в столь поздний сэт?
— Я еще не спал.
Кари подняла глаза, бросая взгляд мимо него — на окно — сквозь стекло, в темноту ночи.
— Иасион хочет, чтобы я покинула страну.
— Как я понимаю тех, кто напал на вас, пока не нашли?
Княжна покачала головой.
— Я не смогла оспорить его решение. В первый раз за многие ары он непреклонен.
Димостэнис опустился в другое кресло, рядом с ней.
— Может, это к лучшему? Зачем вам рисковать собой?
Она поднялась, немного постояла, прошлась по комнате.
— Я будущая правительница. Я не могу выказывать страха или слабость.
— А здравый смысл? — спокойным голосом поинтересовался Дим.
Кари слабо улыбнулась.
— Как вы относитесь к морским прогулкам, Димостэнис?
Он пожал плечами.
— Не знаю. По Астрэйеллю я обычно передвигался на ярхе. Земли Иланди — юг, а за ними мертвые равнины. Последние же ары я жил в столице, которая также далека от моря.
— Мы нашли дорогу к стране за Скалистым морем, — просто произнесла княжна, — уже несколько аров Мюрджен дружит с Фельсевером. Мне кажется, вам там понравится.
Даже не надо был разыгрывать удивление. Ей удалось его ошеломить. Что бы значило это приглашение?
Дим рассеяно провел рукой по волосам.
— Мы будем там не больше минора, — она словно уговаривала его. — Официальный повод — приглашение князя Фельсевера на мою коронацию.
Димостэнис прикусил губу, пытаясь найти нужные слова.
Кари пошла к двери.
— Завтра мой человек заедет за вами. Если вы надумаете, он проводит вас в порт и посадит на корабль, где я буду вас ждать.
Очнувшись, Дим вспомнил о хороших манерах и пошел за гостьей. Он протянул руку, чтобы распахнуть перед ней дверь, когда вместо того, чтобы выйти, она повернулась к нему, замерев в полушаге.
— Я ваша должница, Димостэнис, — она не отрывала от него взгляда.
— Вы ни в коем случае не должны так считать, — искренне ответил Дим.
Благодарность правителей — штука очень переменчивая. А процесс переваривания оказанной услуги может быть тяжелым и затяжным. Вот и думай — усвоил не усвоил. И как тебе воздастся за деяния.
Княжна положила руку ему на предплечье.
— Хорошо в жизни найти сильное плечо, на которое всегда можно опереться.
В данный момент Димостэнис не совсем понимал, на что ему надо реагировать в первую очередь: на ее признание или довольно-таки непозволительную близость. Даже по меркам Мюрджена.
Кари еще несколько мгновений не сводила с него глаз.
— Надеюсь, вы все же примите мое предложение. Я буду вас ждать.
Дим с облегчением закрыл дверь за гостьей и прислонился спиной к двери.
Вот и новый поворот. Что ждет его на этой дороге?
… голубые цветы мягким ковром устилали камни, свет Таллы отражался в зеркальных водах. Серебряные пузырьки стаей взмыли вверх, прозрачные рыбки с посеребренными плавниками, едва заметные серебристые кораллы и голубые цветы на самом дне. Тысячи брызг взрывающие гладкую поверхность озера. Смех, как звон хрустальных колокольчиков.
— Почему Лала? Почему ты так назвал меня?
— Потому что ты — моя Лала…
Дим отшвырнул подушку и резко сел на кровати. За окном еще было темно, но первые лучи Таллы уже прокладывали путь сквозь ночную тьму. Значит, скоро утро. Значит, можно больше не ложиться и не видеть один и тот же уже сотни раз просмотренный сон. Значит впереди новый день. Он встал, собрался и вышел из дома. Пора в дорогу.
Корабль плавно скользил по гладкой поверхности воды. Команда умело справлялась с управлением легкого маневренного судна, направляя его по нужному курсу. Матросы расправляли и натягивали паруса, подставляя их попутному ветру. Одаренные в чьи обязанности входило следить за скоростью судна, направляли потоки встречного воздуха в нужное русло. Дим с интересом следил за их работой, открывая для себя новые познания в области мореходства. Шакты, кто ходил на шхуне, уверенно справлялись с двумя стихиями — воды и воздуха, и с легкостью уже проверенной опытом и временем манипулировали энергетическими потоками, ведя корабль сквозь волны навстречу их цели. Дим часто стоял на носу корабля, с наслаждением наблюдая, как вьются нити стихий, как переплетаются, как игриво следуют за разрезающим морскую гладь изящным судном.
Еще ранее в одной из своих многочисленных бесед с княжной Эйлин, Димостэнис поинтересовался, почему шакты долины не показывают свою ауру, словно скрывают ее.
— В Мюрджене не принято выставлять щиты или показывать свои силу. Это — показатель агрессии. К тому же признак плохого тона. Ведь в нашем государстве люди с даром и без него равны. Это всего лишь одна из способностей человеческого тела. Как, например, красивый голос или умение писать картины. Сочинять музыку или слагать баллады. Вкусно готовить и плести кружева. Уметь управлять энергетическими потоками. Это сродни тому, если бы повар вышел на улицу, обвешанный половниками или художник, разрисованный красками. Зачем выпячивать на показ то, чем природа наградила одних и не додала другим, — довольно высокомерно, словно отчитала его, ответила ее высочество.
Тогда Дим не стал оспаривать ее довольно субъективные суждения, но каждый раз замечал, что подданные, окружающие княжну всегда стараются словно бы спрятать свои способности и ни в коем случае не выказывать «признаки дурного тона».
Сейчас в закрытом пространстве корабля это было еще более заметно. Казалось, что даром обладают лишь моряки, ведущее судно. Да и он не отказывал себе в наслаждении ловить лицом шаловливый ветер или вовсе нырять с головой в омут силы разлитой по бескрайним просторам. Забываясь в удовольствии и разбрасывая сверкающие серебряные искры.
Больше всего Дим любил ночное время суток. Мир спал. Море словно уставший, наигравшийся за день котенок, ластилось к борту судна. Волны, окруженные тишиной, тихо плескались под тонким невидимым покрывалом. Их шелест дарил умиротворение и блаженство покоя, проникая, казалось, в самую душу.
— Мы почти приплыли, — в одну из таких ночей на палубу вышла Кари, — ждем Таллу, чтобы не наткнуться на рифы. Обогнем цепочку Скалистых островов и подойдем к берегу.
Она облокотилась на перила, смотря на воду.
— Как вам это удалось? — спросил Дим, воспользовавшись, что они одни и можно задать столь интересующий его вопрос. — Долгие ары империя стремилась к неизведанным землям. Попытки терпели неудачу одну за другой, и ни один корабль так и не зашел в эту неприветливую гавань.
Княжна слегка покровительственно улыбнулась. Будто Астрэйелль был взбалмошным маленьким ребенком, а Мюрджен все понимающим и знающим старшим братом, который запросто мог позволить себе вот такие жесты.
— Наших кораблей было всего два. У нас не было оружия, и мы не пытались войти без приглашения. Мы встали недалеко от рифов, которые надежно охраняют Фельсевер от любых посягательств со стороны моря и стали ждать, подняв белый флаг и всем своим видом давая понять, что мы пришли с миром. Через несколько дней за нами пришла лодка, и взяла троих представителей долины на берег.
— Вы были среди них?
Женщина покачала головой.
— Ту экспедицию возглавлял Янаур Эардоре. Он был первый. И несмотря на то, что он одаренный, смог наладить контакт с правителем Фельсевера. Ян пробыл там чуть более двух миноров, после чего они с князем стали хорошими друзьями. Это открыло нам дорогу в Скалистое государство.
— Вы сказали: «несмотря на то что, он одаренный».
Княжна тонко улыбнулась.
— Я не успела вам сказать, Димостэнис, в Фельсевере запрещен дар. Их закон запрещает использовать силу Шакти в Скалистом государстве.
Иланди какое-то время молчал. Пытаясь проникнуться смыслом ее слов.
— Как это? — недоверчиво уточнил он.
— Исключением являются некоторые отрасли хозяйства и быта, а также целительство, но все под строгим контролем и по специальным разрешениям. Что-то вроде лицензий для неодаренных в Астрэйелле, — закончила она, с вызовом глядя на него.
Вступать в бой он сейчас не собирался. Он все еще не мог победить свое ошеломление.
— Обладание силой Шакти — не прихоть. Как можно бороться с собственной сущностью?
— Я не заметила, чтобы они сильно страдали.
Димостэнис прикусил губу. Все же она начала выводить его из себя.
— Тем, у кого в груди не болит хьярт, требуя необходимой энергетической подпитки, словно огонь, сжигающий тебя дотла, этого не понять, — довольно жестко произнес он.
Кари вспыхнула.
— Люди живут и без хьярта. Таких — вы называете смертными. Разве вы одаренные — бессмертны?
Более глупого вопроса ему еще не задавали. Тем более было неожиданно услышать его из уст этой женщины. Впрочем, когда речь заходила о силе Шакти, даре, людях, им обладающих, княжна довольно часто теряла свое самообладание.
Не дождавшись ответа, она ушла, разорвав тишину ночи, гневным стуком каблуков.
Первое, что почувствовал на берегу Димостэнис — сила. Она не была разорвана на нити, а плотным ровным потоком окутала его с ног до головы. Как в Мерзлых Землях или в Голубых горах или подземельях его родового поместья. Там, где она не использовалась шактами. Она доходила до сердца, до самой души, проникала в его сущность. Убаюкивала, тянула за собой, манила обещаниями. Дим поддался ее чарующему зову, дотянулся до частиц стихий, дремлющих в его крови, и выпустил на волю серебро.
На него обрушился шквал разнообразных чувств. Мешанина красок, звуков, ураган новых ощущений. Дим зажмурился, едва не поддаваясь соблазну, закрыть руками еще и уши, чтобы хоть немного ослабить приветственный рев стихий.
Наконец какофония беспорядочно сменяющих друг друга эмоций улеглась. Пятая стихия вплелась в линии остальных четырех, проникая в них, давая проникнуть в себя. Чувствуя умиротворение мира, его слабости и силу, тревоги и спокойную уверенность. Необъятную, неоспоримую мощь. То, что ни один человек не в состоянии взять. Сломать, подчинить, использовать. То, что никому не подвластно.
Осталось сделать еще рывок. Смять последнюю преграду. Почувствовать пульс мироздания. Заставить в унисон с ним биться сердце. Тогда он сможет понять кто он. Сможет найти свой путь.
— С вами все в порядке, Димостэнис?
Возвращение было почти болезненным. Дим с трудом разлепил веки.
— Лучше, чем когда-либо, ваше высочество, — выдохнул он, оглядываясь. Смотря на мир не вырвавшимся на свободу даром, просто глазами.
— Вы странно выглядите? Не хотите разделить со мной экипаж?
— Благодарен за вашу заботу обо мне. Думаю, что мне лучше проехаться верхом.
Княжна кивнула.
— Тогда до вечера.
Димостэнис выдохнул. Восторг бил ключом. Пьянящее чувство торжества. Пусть он не смог пока сделать последний шаг и познать то, что для него все еще было скрыто под тонким покрывалом тайны, он ликовал. Его стремление попасть сюда не было ошибочным. Всего лишь миг незабываемого блаженства стоил миноров упорной борьбы, терпения, прилагаемых усилий.
Следующие несколько дней Дим был предоставлен самому себе. Кари и ее везери[35] были заняты государственными делами, и он вдруг оказался абсолютно свободен. Димостэнис с упоением пил этот новый неизведанный для него нектар под названием мир Фельсевера. Люди, их нравы, обычаи, быт, чем они живут и чем отличаются от имперцев или мюрдженцев, их особенности дара и почему здесь не принято им пользоваться. Самое главное — ему невероятно нравилось чувствовать силу здешних мест, пропускать сквозь себя, открывать новые грани дара, он первый раз искренне, каждой клеткой тела наслаждаться тем, чем одарила его природа.
Утро в Фельсевере было и вовсе чем-то невероятным. Закутанный в плащ, еще совсем потемну Дим садился на своего скакуна, и они уносились из города, где было открытое небо, нетронутая земля истихии нежно приветствовали, заигрывали, ласкались, вовлекая его в свои еще сонные игры. Это острое наслаждение полного слияния с миром невозможно было сравнить ни с чем.
В такие моменты можно было сбросить маску и быть неуверенным в себе, признаться в слабости и не умении пользоваться своими новыми способностями. Не изображать из себя всесильного Серебряного и просить у стихий помощи. Наконец преодолеть себя и сделать шаг, распахнуть последнюю дверь и познать свое собственное я.
С каждым днем Димостэнису нравился этот край все больше и больше. Казалось, скалистое государство полностью проникло в него, слилось с его мироощущением, и прочно, словно огромными узами-щупальцами сковало его сердце и подчинило себе. Он бы, наверное, хотел здесь остаться. Эта мысль, появившись однажды поутру, после обычных изматывающих снов о прошлом, с каждым днем все больше и больше владела его разумом. Здесь никого не интересовал Серебряный и он сможет потеряться среди скал и камней, найти свое место, где будет просто жить, наслаждаясь тем, что имеет и со временем прошлое разожмет свои когтистые пальцы и оставит его в покое, давая шанс на спокойное будущее.
Здравый смысл всегда вставлял ноту горечи в его сладкие мечтания. Его никто не отпустит. Пока его аура сияет серебром, он не сможет быть свободным.
Очередной камень взлетел в воздух. Не слишком большой. Были и пострашнее. Однако сил держать щит уже не осталось. Лана потянулась к хьярту и, кусая губы, залатала очередную прореху в защите. Камень врезался на уровне плеча, прорывая совсем тонкую ауру, и снял полоску кожи. Отчаяние когтистой лапой сжало сердце. Девушка оглянулась назад, на молодого человека, привязанного к дереву. Его тонкая, разорванная рубаха была пропитана кровью, все тело в синих и багровых пятнах, сильно рассечен висок и из него сочилась кровь, заливая, запрокинутое лицо, стекая по шее.
Лучи Таллы ласково проникали сквозь сочную листву деревьев. Поляна, залитая светом, запах душистых трав и цветов. Еще сэт назад они с братом до слез хохотали над очередным неудавшимся плетением, собирали превратившиеся в труху листья и кидали ее друг в друга. Казалось, здесь до сих пор звучит их беззаботный смех.
Злость придала силы, аура вспыхнула и стала прочнее. Два очередных брошенных камня упруго оттолкнулись и отлетели от нее. Это еще больше разъярило толпу, и они остервенением принялись шарить по дороге в поисках очередных снарядов.
Лана вскинула голову, ее растрепанные иссиня-черные волосы рассыпались по плечам, прикрыли полуобнаженные плечи и грудь. Она сняла защиту и связала остаток сил в один прочный ком. Все равно помощи ждать неоткуда, а камней на дороге гораздо больше, чем остатков силы Шакти. Очередной снаряд ударил по животу, сбивая дыхание. Перед глазами поплыли черные круги. Она замахнулась, собираясь ответить своим обидчикам. Сильный удар выбил из руки непрочное плетение, оно разлетелось по поляне бесполезными брызгами.
Раздался издевательский смех. Девушка выпрямилась. Еще раз оглянулась на брата. Тот пришел в себя и открыл глаза. Слегка пожал плечами. Словно говоря: «мы сами выбрали этот путь». Она улыбнулась. Очередной камень пролетел совсем рядом, задев бедро.
— Эй! — послышался позади толпы насмешливый голос. — Камушка не подбросить?
Лана широко распахнула глаза. Прямо за спинами ее палачей начал расти ком из пыли, песка, камней. Замер на одном месте, слегка покачиваясь из стороны в сторону, и покатился в поисках поживы. Люди, почуяв неладное, стали поворачивать головы. Недоуменно смотрели на взявшийся из неоткуда шар, разбрасывающий пыль дороги и опавшую листву. Кто-то догадался и бросил в него камень. Ком с глухим чавканьем втянул в себя угощение и прибавил скорость. Вскрики удивления, переросли в вопли ужаса, перемешанного с топотом ног и глухими ударами брошенных на землю камней. Сменились стонами боли и проклятий, когда смерч захватил их в свою воронку и поволок к обрыву.
Лана почувствовала, как волосы встают дыбом, когда ком из земли и людей пронесся рядом, едва не задев ее. Ее обдало горячим ветром, и она пошатнулась. Сильные руки уверено подхватили ее, закутали в плащ и опустили на траву. Хьярт свело болью, она распахнула глаза, пытаясь разглядеть своего спасителя. Не в силах ничего сказать, она лишь успела подумать, что даже за Вратами Зелоса будет помнить серые серьезные глаза с серебристыми искрами.
Димостэнис в последний момент перехватил ладонь своего ученика, окутывая их руки плотным щитом, и аккуратно погрузил в пламя. Нити поползли по кистям, обвили золотистыми искрящимися лентами, поднялись выше, ушли под кожу, не повреждая, напитывая хьярт. Юноша болезненно поморщился, но сдержался. Стоял, не шевелился, не прерывая контакт с энергопотоками.
— Стихию нельзя заставить, — произнес Дим, — но с ней можно договориться. Нужно показать свою силу, терпение, свое умение и что ты имеешь право быть на равных. Тогда она примет и подчинится. Только тогда ты сможешь в полной мере использовать свой дар обладания силой Шакти.
Он аккуратно, очень медленно, чтобы его подопечный видел и сумел сориентироваться, убрал свою руку, оставляя мальчишку наедине со стихией. Огонь все так же обвивал кисть, запястье, предплечье, но уже не причинял вреда.
— Когда захочешь прервать контакт, сделай это быстро, резко, на самом деле, рви. Или скажи «стоп» своему внутреннему я, которое отвечает за твое единение. Никаких сомнений или раздумий, иначе так и будешь ходить в бинтах.
Кари не преувеличила, когда сказала, что фельсвеверцы не пользуются силой Шакти. Дар был под запретом и подданные князя Аввара строго соблюдали это правило. Нарушившие карались законом, но часто бывало жители скалистой страны решали этот вопрос своими силами, как и произошло с его нынешними подопечными.
— Поедешь с нами? — спросил Рамир через день после происшествия в лесу, когда немного пришел в себя.
— Мы можем показать тебе Фельсевер, — улыбнулась Лана.
Молодые люди оказались словоохотливыми, отзывчивыми и, несмотря на свою молодость, интересными в общении. Они много и с гордостью говорили о своем мире, рассказывали о традициях, что они любят делать и что считают позором. Легко отвечали на вопросы гостя, увлеченно слушали, что рассказывал им Дим, искренне удивлялись, если что-то слышали впервые или если что-то резко расходилось с их понятиями о жизни. Из-за легкости общения и отличного понимания друг друга их времяпрепровождение было необременительным и сводилось к постоянному общению на разные темы, где среди всего прочего они изучали мир и те возможности, которыми были наделены люди, управляя его стихиями.
— Вы очень хорошо говорите на нашем языке, — одобрительно заметил Димостэнис.
— Мы несколько раз в ар бываем в Мюрджене, — Лана поправила прядь волос, довольная похвалой. — Мы с Рамиром жили там в течение нескольких аров.
— В княжество может поплыть любой, у кого есть на это золотые. Учиться в их классах. У нас многие юноши и девушки из знатных семей уезжают на обучение в Мюрджен. Учат язык, обычаи, перенимают опыт обрабатывания земли, некоторые навыки в сельскохозяйственной деятельности. Мы долгое время жили закрытой жизнью, и нам очень не хватает знаний.
Димостэнис уже не раз убеждался, что судьба свела его с не простыми детьми, и их общение только подтверждало его догадки. Однако они не спешили представляться, а ему в общем-то было безразлично кем являются его спутники. Он здесь всего лишь гость и покинет это место, как только закончится его время.
— В конце прошлого ара наш князь договорился с княжной Мюрджена и в Фельсевер приезжают учителя, которые будут работать в наших классах.
Слушая их наперебой звучащие голоса, Димостэнис мысленно аплодировал Кари. Вырастить целое поколение молодых фельсеверцев на своих традициях, заставить думать, как подданных княжества, смотреть в одну сторону, жить одними понятиями! Какой верный шаг! Сильный, продуманный, который принесет уже в ближайшем будущем хорошие плоды.
— Историю Астрэйелля вы тоже изучаете?
Рамир важно кивнул. Губы имперца насмешливо изогнулись.
— По книгам княжества?
Брат с сестрой переглянулись. Лана залилась краской.
Путешествуя по скалистому государству, Димостэнис вдоволь наслушался рассказов об империи, как о самом страшном зле Фельсевера. Его они не задевали, как человека здравомыслящего и помнящего, что Астрэйелль прекратил попытки своих завоевательных походов более сорока аров назад. Однако они помнили, ни на мену не переставая считать империю своим главнейшим врагом, даже не помышляя о возможных взаимоотношениях. Кто-то очень старательно и настойчиво, и что важно — ненавязчиво не давал им этого забыть. Впрочем, здесь даже не приходилось сомневаться, кто был этим «кто-то».
— Почему у вас не признают силу Шакти? — Дим сжалился над молодыми людьми и перевел тему. — Поведайте мне ваш главный секрет. Что произошло тогда в лесу? Почему вас хотели убить?
— У нас считают, что человек должен добиваться всего в жизни тем, что дала ему Талла и всемогущие Боги. Силой. Трудолюбием. Бесстрашием. Добродетелью. Пользоваться же, как вы это называете, силой Шакти — слабость, порок, внушаемый нам из Бездны.
Дим ошарашено замер, подавляя в себе эмоции, вызванным столь неожиданным признанием.
— Получаете, что рожденные без дара — святые? Раз Бездна не тронула их своим дыханием?
Рамир пожал плечами, подумал, потом кивнул.
— В прошлой жизни они делали больше добра, чем зла, и Боги наделили их теми качествами, благодаря которым они смогут прожить свою жизнь, не оскверняя себя пороком.
Димостэнис начисто сбился с мыслей. Все же трактовка Фельсевера была полностью противоположностью тому, чем жили в империи.
— И что делают те, кто все же родился с хьяртом? Как избавляются от своей ничтожной сути?
— Стараются никогда не прибегать к темной стороне своей души, не пользоваться возможностями, дарованными им Бездной, и Боги, видя их смирение и покорность, очищают их, — на полном серьезе ответила Лана. — Те люди, которые напали на нас, решили, что страданиями телесными мы можем очистить душу. Они хотели нам помочь.
— Вы сами тоже так считаете? — Дим перевел взгляд с одного на другую.
Рамир вздохнул.
— Если не пользоваться даром, то он пропадает. Я не знаю, как тебе это подробнее объяснить, но я, на самом деле, знаю людей, рожденных с хьяртом, которые не пользовались своими способностями, часто ходили в молитвенные дома, вели правильный образ жизни и перестали владеть силами Бездны. Я клянусь, это не выдумка! — горячо воскликнул юноша, а потом тяжело добавил. — Я, наверное, много делал не так в прошлой жизни.
Димостэнис подавил рвущийся наружу хохот.
Чудеса Богов! Да и только! Если не пользоваться хьяртом, не подпитывать его постоянно силой стихий, не тренировать, он закрывается, сжимается, перестает реагировать на любые попытки призвать его. Отмирает. Это как обруч бессилия, только надетый добровольно и самостоятельно поддерживаемый. И если его не снимать слишком долго, то хьярт уже не восстановить.
— Да ты и в этой не против потакать Бездне, — поддел Дим мальчишку.
Рамир помрачнел. Лана упрямо сжала губы.
— Наша мама, первая благоверная, благословенная половина нашего отца, имела дар и не захотела отказываться от него. Долгое время она скрывала это от других людей. Когда князь узнал, он попросил в молитвенном доме развода и сослал ее в далекое горное селение, где она сейчас живет с небольшим количеством верных ей людей, поехавших за ней в эту ссылку.
— Нам он тоже запрещает с ней видеться.
Вот они где корни трагедии! Не просто акт протеста и нежелание подчиняться устоявшимся правилам, но еще и желание поддержать близкого им человека.
— А ваш отец?
— Он отказался от дара еще в юности, когда понял, что Боги не были милостивы к нему.
Димостэнис тяжело вздохнул. Невыносимо было осознавать, что судьбы многих людей, их внутренние миры ломаются из-за чьей-то глупой прихоти.
Дим попрощался с молодыми людьми через несколько дней у въезда в столицу Фельсевера. Брат с сестрой сообщили, что вынуждены вернуться, так как их уже ждали дома и они затянули с возвращением. Неожиданно расставание вышло грустным, но к сожалению, неизбежным. Юные спутники возвращались в свою жизнь, в свой мир, а Дим свернул на другую дорогу, решив, что вряд ли кто его ищет и у него еще несть несколько дней, чтобы насладиться своей свободой.
Вернувшись в комнаты, которые ему были предоставлены на время пребывания в Скалистом государстве, Димостэнис нашел несколько записок от княжны Эйлин, в которых она сетовала, что скучает по его обществу. Скрепя сердцем, он был вынужден оповестить о своем возвращении, о чем поведал Кари в ответном письме. Однако на его послание в этот же вечер он получил приглашение от правящего князя Фельсевера.
Резиденцию правителя сложно было назвать дворцом в привычном понимании этого слова. Скорее это был комплекс, состоящий из множества зданий и занимающий добрую половину города. Главным и самым высоким, в два этажа был дом, где жили сам князь, его благоверная половина и, не вступившие в семейные союзы дети. Еще был отдельный дом собраний, где решались государственные дела, дом увеселений, где проходили балы, праздники, званые обеды, дома для гостей, бытовые постройки.
Димостэнис шел за прислужником по коридорам княжеского дома. В своих поездках по Скалистому государству он бывало останавливался на обед или даже ночлег в домах фельсеверцев и уже знал, что в таких жилищах, особенно если хозяева были состоятельными людьми, на первом этаже были большие хозяйственные помещения или комнаты для слуг, покои же господ находились на втором этаже, куда вела узкая, довольно крутая, без перил лестница.
Прислужник, почтительно поклонившись, распахнул перед ним дверь с высоким порогом, за которой начиналось жилое пространство для князя и его избранницы. Помещение не отличалось от всего того, что Дим уже успел повидать, но поражало своей роскошью и обилием дорогих вещей, которые, казалось, напирали со всех сторон и давили своей драгоценной тяжестью. Здесь были и лампы, вправленные в золотые оправы, и старинные книги в кожаных переплетах, тесненные золотом, расставленные в нишах стен, и посуда из необычайно тонкого разноцветного стекла, напольные вазы и сосуды. Пол был устлан великолепными коврами и многочисленными подушками различной величины среди которых утопали сам князь и его гости.
Димостэнис учтиво поклонился присутствующим. Умело скрыв удивление, увидев, что двое из присутствующих были его недавние юные знакомые.
— Приветствую вас, сэй Иланди. Рад, что вы приняли мое приглашение.
Князю Фельсевера было аров сорок, может чуть больше. Невысокого роста, крепкого телосложения, с открытым, энергичным лицом, острым пронизывающим взглядом и клинообразной черной бородкой. Одаренный. По его еле читающейся ауре было понятно, что обращается к дару он не часто, либо же хьярт слабый. Однако сказать, что князь совсем не использует свои способности, было нельзя. Его избранница, сидевшая с ним рука об руку, была намного моложе его — аров двадцати, с огромными черными глазами, длинными пушистыми ресницами, придающими ее взгляду томное очарование.
— Это большая честь для меня, ваше высочество.
Дим устроился среди подушек, встретился взглядом с княжной. Ее глаза чуть более положенного времени задержались на его глазах. Губы тронула едва заметная улыбка.
— Княжна Эйлин поведала мне на днях, что мою страну посетил один из подданных Астрэйелля.
Взгляды брата и сестры метнулись к нему. Да, он тоже не раскрыл всех своих тайн при их недолгом общении. Просто не хотел, чтобы они смотрели на него, как на ожившую страшилку из их детских сказок.
— Сэй Иланди, — чуть нараспев, как она это любила делать, произнесла княжна, — с недавнего времени является подданным князя Мюрджена, а также хорошим другом Дома Эйлин.
— Насколько я знаю сэй — обращение к человеку из высшего сословия Астрэйелля, — произнес Аввар, изучая своего гостя, — а Иланди — Дом, глава которого является одним из членов Совета.
Димостэнис отметил, что тот неплохо был осведомлен о традициях и жизни империи.
— Вы не ошиблись, ваше высочество, мой род, на самом деле, приближен к трону, а его глава является одним из Советников.
Князь, чуть сощурив глаза, смотрел на него, потом перевел взгляд на Кари. Та легко улыбнулась, следуя правилам только ей известной игры.
— Если княжна Эйлин считает вас другом, то двери и моего дома открыты для вас. Приветствую вас, гость из империи.
Димостэнис еще раз учтиво поклонился, отмечая, что князь неплохо говорил на их языке, иногда ошибался в ударениях, иногда неправильно выговаривал то или иное слово, но в общем, очень четко и доступно.
— Лейя, душа моя, — обратился князь к своей второй половине, — налей вина нашим гостям и нам.
Девушка грациозно приподнялась, взяла кувшин, стала разливать напиток по бокалам. Дим наблюдал за легкими, словно порхающими движениями изящных рук, гибким тонким станом. На нее трудно было не смотреть. Она притягивала взгляд своей совершенной необыкновенной красотой. Гладкая нежная кожа, огромные глаза, коралловые губы, и запах… Он вдохнул этот тонкий ни на что не похожий аромат.
На мгновение прикрыл глаза.
Или все же похожий
… золото волос, словно шелк расползается под его пальцами. Он пытается заплести их в косу. И везде этот запах. Голубых цветов…
— Спасибо, госпожа[36], - Димостэнис улыбнулся.
Она стрельнула в него глазами и быстро отвернулась.
— Это то самое вино из ваших личных виноградников, князь? — спросила Кари, делая небольшой глоток.
— Для дорогих гостей все самое лучшее, — ответил тот, посмотрев на Дима. — Вы не пьете, сэй Иланди? Вам не нравится?
— Оно великолепно, — он, на самом деле, лишь пригубил, ощутив невероятный вкус напитка, и поставил бокал на пол. — Весь организм одаренно подчинен работе хьярта. Любое одурманивающее вещество распознается как яд, и он начинает с ним борьбу.
Князь презрительно фыркнул.
— Вы настолько зависимы от своего, так называемого, дара?
Иланди изумлено приподнял брови.
— Зависимы?! — переспросил он. — В том мире, где я родился, вырос, прожил всю свою жизнь, дар обладанием силой Шакти является благословением Богов и нашей прародительницы Таллы, мы благодарим Небеса за любую вспыхнувшую искру.
— Однако не можете подчинить свое тело работе без какого-то там ненужного отростка.
Дим легко улыбнулся. Аввар пытался всеми силами показать свою непричастность к людям, имеющим дар, но его аура сейчас была хорошо видна. Князь пытался работать с энергией огня, очень неуклюже скрывая следы и выставляя защитные барьеры. Дим не понимал, зачем ему это было надо. Щиты от него? Так он их даже не почувствует, задумай он причинить правителю Фельсевера какой-либо вред.
— Не не могу, — очень мягко поправил имперец, — а не хочу. Я получаю удовольствие от того, чем меня одарил этот мир.
— У вас необычная аура. Я такой еще никогда не видел.
— Так все же вы способны видеть мою ауру? — Димостэнис спрятал улыбку за бокалом вина. То и вправду было отличным. Даже обходило на пару очков знаменитое мюрдженское, и Дим с удовольствием смаковал вкусный напиток. И естественно преувеличивал действие хьярта на свой организм. Он мог легко отказаться от него на какое-то время, закрыть, однако сейчас не желал позволить себе такую роскошь — расслабиться.
Князь не ответил на его вопрос. Прищурил глаза, отчего его взгляд стал еще более недоверчивым, холодным.
— Мне Рамир с Ланой рассказали, — он слегка повернулся к притихшим молодым людям, которые на все время общения так и просидели истуканами, почти не шевелясь и не произнеся ни одного слова, — что вы спасли им жизнь, когда на них напали разбойники.
— Да, им немного не повезло.
— Как я понимаю, сейчас вы сказали о разбойниках? — усмехнулся Аввар.
Шутка немного сняла напряжение. Лейя вновь наполнила бокалы.
— У них изменилась аура, — произнес князь, сделав несколько глотков. — После общения с вами. Вы обучаете их владению даром?
Веселье разом улетучилось. Дим заметил, как вскинулась вторая половина, как напряглась Кари.
— Отец, — Рамир расправил плечи, — Дим, простите, сэй Иланди делал это по нашей просьбе.
Атмосфера накалялась с каждым мгновением. Князь недобро усмехнулся.
— Не сомневаюсь. Сэй Иланди, видимо, мои своенравные отпрыски забыли сказать вам, что у нас это не принято. Мы не считаем то, что вы называете даром, подарком небес. В Фельсевере это карается законом.
Князь пронзительно смотрел на своего гостя.
Дим бросил взгляд на Рамира, прочитав в его глазах отчаянную решимость, на Лану, одетую в красивое дорогое платье, превратившее ее из смешливого сорванца-подростка в трепетную нежную красавицу с томным взглядом под бархатом черных ресниц, на которых сейчас застыли едва сдерживаемые слезы.
— Право, ваше величество, — Димостэнис спокойно выдержал тяжелый взгляд темных как омуты глаз, — вы зря считаете своих детей столь легкомысленными. Конечно же они рассказали мне о ваших традициях.
— Все же вы пошли против? — еще более резко спросил Аввар.
Дим отрицательно покачал головой.
— Я дал им всего лишь силу знаний. Чтобы они смогли познать себя. Кто они и что могут взять у этого мира. Я не учил их пользоваться даром, я всего лишь показал, что это такое.
— Вы здесь — чужак и не имеете права разрушать наши устои. Мы не для этого столько аров строили наш мир и защищали его, чтобы первый же пришлый имперец попытался нас уничтожить.
Димостэнис стиснул зубы. Серебро начало затапливать сознание. Как это обычно бывало, когда он терял над собой контроль, и оно брало вверх. За последнее время он только и слышал в свой адрес слова: чужак, пришлый, имперец. Он устал от них. Устал от пустоты и холода, которые они несли за собой. Устал от презрения и недоверия. Ему безумно надоело оправдываться и делать вид, что его это не касается.
Почему они все решили, что он отказался от своего наследия? Что им можно помыкать и постоянно тыкать носом за то, что он не совершал, наказывать за грехи, которые не на его совести.
— Отец! — вскинулся вновь Рамир, но князь осадил его властным поворотом головы. И вновь повернулся к гостю.
— Они понесут заслуженное наказание за свою строптивость, — по его тону было понятно, что подобная участь ждала бы не только молодых людей, но он был вынужден соблюдать законы гостеприимства.
Дим вернул князю тяжелый, наполненный яростью взгляд.
— Я спас ваших детей с помощью своего дара. Кому я этим навредил? Ваш сын едва не остался без рук, так как его запястья почти до самой кости были перерезаны стальной проволокой, которой его привязали к дереву. Если бы не его хьярт, ускоривший регенерацию тканей, заражение крови, которое у него уже началось, было бы ничем не остановить. Разве это грех? Я несколько дней отпаивал их обоих настойками и мазал раны мазью, которые сделала одна целительница, владеющая сильным даром, возвращать к жизни даже от самих Врат Зелоса. Вы это называете дыханием Бездны? Кто более безумен и порочен? Те, кто забивает детей камнями, пытаясь очистить их от своей сути или те, кто пытается за нее бороться даже ценой собственной жизни? Вы уверены, князь, что ваш сын или дочь завтра не найдут свой конец на дне пропасти, в которую они прыгнут, решив испытать себя? Или не шагнут в костер, не думая о последствиях. Сколько раз они это уже проделывали?
Аввар медленно опустил глаза. Видимо, вопрос задел за наболевшее. Лейя тревожно посмотрела на своего избранника.
— Я не хочу менять ваш мир, — проговорил Димостэнис, — да и вряд ли у меня это получится. Я случайно столкнулся с вашими детьми. Если вы запретите, мы больше не увидимся. И все же мне кажется, что они достойны большего.
Он поднялся, отвесил учтивый поклон проявителю Фельсевера и покинул его дом. Идти в покои желания не было и Дим медленно шел по княжескому парку. Правильно ли он поступил, что вмешался в жизнь этих молодых людей? Пошел против законов государства, где был всего лишь гостем. Однако он все еще хорошо помнил и искусанные до крови губы, и обожженные, переломанные конечности, и злость, и безнадежность, когда ты не можешь взять то, что по праву должно принадлежать тебе. Ощущение полной никчемности и ничтожности.
И Бездна его забери, если он отступит от своих взглядов на жизнь.
Димостэнис сел на деревянные качели, слегка оттолкнувшись ногой от земли.
Он и так многого лишился, чтобы еще потерять самое ценное. Свою сущность.
— Вы не перестаете удивлять меня, — раздался позади него голос княжны Эйлин.
— Что затеял ссору с правителем Фельсевера, — усмехнулся Димостэнис, — и меня едва не выгнали отсюда?
— Позволите мне присесть рядом? — улыбнулась женщина.
Дим учтиво указал рукой на место рядом с собой.
— Я знаю Аввара уже довольно давно, — произнесла Кари. — Его тяжело заставить переменить свое мнение, если он принял решение.
— Князь пользуется даром, но пытается всех переубедить в обратном. Зачем?
— Как думаете вы?
Димостэнис немного помолчал. Он уже не раз пытался найти ответ на этот вопрос.
— Каждому правителю необходимо доказывать свое превосходство над остальными, чтобы удержать свою власть. Если у тебя этого нет, то надо создать условия, чтобы непременно было.
— Разве в империи правители не делают того же?
Иланди прикусил нижнюю губу. Ее высочество настроена сегодня повоевать.
— А в Мюрджене?
Ее брови иронично приподнялись.
— В чем же мое отличие? Я обычная смертная. У меня нет даже способностей, какие имеют большинство моих подданных.
— Если бы это было так, вряд ли род Эйлин столько аров оставался правящим.
Княжна положила ладонь на его руку. С таким невинным выражением на лице, как будто он разрешал ей делать это.
— Лэрд Эардоре рассказывал вам о происхождении наших семей?
— Да.
— Дом Эйлин долгие ары пытался возродить истинное наследие нашего великого предка. Вы понимаете, о чем я?
— О серебряной ауре?
Кари кивнула.
— Нам казалось, что мы делали все, как велел он. И все же ошиблись.
— Его светлость сказал мне, что он, чтобы усилить способности своих потомков, создал семью с женщиной, рожденной от смешанного союза. Правда, так и не объяснил, что он имел в виду.
— Эардоре консерваторы и ортодоксы. Они чуть ли не единственные, кто никогда не смешивал свою кровь с неодаренными. Олгин поступился своими правилами. Его сын Янаур — сильный одаренный, владеющий всеми четырьмя стихиями, к тому же проводник, что, впрочем, неизбежно при смешанном союзе. Однако то чего так хотел добиться его отец, ради чего сломал устои своей семьи, не случилось. В его крови тоже нет серебра.
Димостэнис нахмурился.
— Что значит, неизбежно при смешанном союзе. Умение проводить энергии как-то зависит от того, кто твои родители?
Кари бросила на него недоуменный, слегка раздраженный взгляд. Словно обвиняла в том, что в такой ответственный момент он отвлекается на столь несущественное.
— У двух одаренных не может быть потомков, обладающих даром проводника. Это только в крови обычных людей. Они не могут этим пользоваться сами, но умеют передавать.
Димостэнис замер, пытаясь осознать, что только что услышал.
— Но ведь импер…
Он оборвал себя. Вряд ли княжне Мюрджена стоило знать, что Аурино — проводник. Он сам открыл для него эту грань дара и в последнюю их встречу ясно видел, что император осознанно и умело этим пользуется.
— Вы уверены?
Кари горько улыбнулась.
— Вы не представляете сколь высокую цену, род Эйлин заплатил за эту уверенность.
Игры в искренность сыграли с ее высочеством не самую лучшую шутку. Она явно прибывала в расстроенных чувствах и замешательстве. Пальцы княжны сжали его руку.
— Еще вчера мне казалось, что вы сильно изменились. Вы перестали быть похожи на того человека, которого я в первые увидела в центральном парке Антаклии. Того благородного сэя, привыкшего на все смотреть сквозь призму величия своего дара. Надменного, снисходительного, уверенного лишь в своей правоте.
Дим скривил губы. Зачем она говорит ему это?
Ее ладонь поднялась вверх по его предплечью, остановилась слегка поглаживая.
— Я ошиблась. Это все осталось в ваших глазах. И от этого вы не стали менее непредсказуемым. И… притягательным.
Пальцы скользнули вверх по плечу, по шее, задержались на щеке.
— Может, просто надо чаще смотреть людям в глаза? — Дим взял ее руку и прикоснулся губами к кончикам пальцев. — Спокойной ночи, Кари.
Иланди пересек парк и скрылся в доме.
Стук в дверь стал ознаменованием начала нового дня. Дим открыл глаза — за окном едва-едва обозначился рассвет.
— Доброго утра, — на пороге, опустив глаза, стоял Рамир.
Димостэнис едва заметно улыбнулся и пропустил раннего гостя в комнату.
— Я хочу попросить прощения за своего отца и за наше с Ланой поведение.
— Тебе не за что извиняться. Правитель Фельсевера имеет право негодовать на того, кто нарушает законы его страны.
— Наша встреча на той поляне не была случайностью, — понуро произнес юноша.
Дим удивленно приподнял брови.
— Вот как?
— Мы знали кто ты и следили за тобой. Мы думали, — Рамир прервался, подбирая слова.
— Думали, что раз я имперец, то с радостью начну попирать ваши правила и разрушать сложившиеся устои? — безжалостно уточнил Дим.
— Что поможешь нам, так как не знаком с нашими представлениями о жизни.
— Может стоило просто попросить, — язвительно бросил Иланди.
— Ты бы согласился? — вскинул голову юноша.
— Вряд ли.
— Вот видишь! — как за спасительную соломинку вцепился в его ответ Рамир. — Мы видели, как ты поехал в деревню и знали, что твой путь будет лежать через ту поляну и ждали тебя, тренировались в плетениях, которые мы умели делать. Потом пришли эти люди. Дальше ты все знаешь сам.
Димостэнис молчал.
— Я понимаю, — наследный принц Фельсевера поднял на него глаза, — что нельзя обманом заставлять людей делать то, к чему они не готовы или просто не хотят. Поэтому прошу у тебя прощения.
— Прощаю — сухо произнес Дим.
Рамир уныло повесил голову.
— За эти несколько дней ты изменил нашу с Ланой жизнь. С тобой вдруг все стало по-другому. У меня появился даже не друг — старший брат. Все понимающий и поддерживающий. Я бы хотел, чтобы все так оставалось и дальше.
Молодой человек тяжело вздохнул.
— Я всегда мечтал видеть такого друга в отце. Ты не представляешь, как это, — он прервался, погрузившись в собственные мысли, подыскивая слова.
— Жить в ожидании признания, — тихо, за него проговорил Димостэнис. — Чувствовать себя неумехой, подражая, стремясь, быть хоть немного похожим на него. Идти наперекор, только чтобы тебя наконец заметили. Протестовать, напоминая о своем существовании.
Юноша резко обернулся.
— Откуда ты это знаешь?
Дим грустно улыбнулся.
— Мир гораздо больше, чем тебе кажется. Мы все повторяемся в нем по многу раз. Попробуй посмотреть на все другими глазами. Чаще мы сами создаем себе проблему, потом начинаем судорожно искать ее решение. Совершаем одни и те же ошибки. Думая при этом, что жизнь нас чему-то учит.
— Как делать правильно?
— Чаще всего решение проблемы находится в самом начале, когда ты только ее создаешь. Остановись на этом этапе и спроси себя: «зачем?» «мне это надо?» Половина наших бед от головы. Людям вообще нравится страдать.
— Сам-то ты как? Следуешь тому, что сейчас мне сказал? — недоверчиво хмыкнул Рамир.
Димостэнис задумался, наблюдая за одиноким лучом Таллы, робко скребущимся в темные занавеси. Он резко, широким жестом распахнул окно, впуская в комнату свет нового дня.
— Я заменяю слово проблема на слово приключение и жизнь расцветает новыми красками.
Собеседник ошарашено хлопнул ресницами. Дим не выдержал и улыбнулся.
— Если бы я умел, как сказал тебе, — он вновь стал серьезным, — то я бы…
Не гонялся бы за неизведанным.
Не пытался раскрыть спрятанные под гнетом аров тайны.
Не шел наперекор всему миру.
Смирил свою гордыню.
— Это княжна Эйлин рассказала отцу о наших занятиях.
Дим слегка прищурился, выдавая свое удивление и интерес.
— Лана призналась, что рассказала ей о нашей встрече. Она хотела расспросить о тебе. А вышло все наоборот.
— С чего ты взял, что ее высочество передала разговор с твоей сестрой вашему отцу? — уточнил Димостэнис.
— Я не рассказывал и Лана тоже. Остаются два человека — либо ты, лицо княжна Эйлин.
Имперец задумчиво прикусил нижнюю губу. Интересно Кари хоть когда-нибудь отдыхает от своих интриг? Какую игру она ведет сейчас? Зачем ей надо было так демонстративно ссорить его с правителем Фельсевера?
— Я хотел тебе кое-что показать, — оторвал его от раздумья голос Рамира. — Если ты конечно не против нашего дальнейшего общения.
— У меня есть еще несколько дней и куча свободного времени, — улыбнулся Дим.
Дорога ровно ложилась под ноги лошадям. Через несколько сэтов путники прибыли к высокой горе, у подножия которой располагалось большое селение.
— Это была моя идея, — гордо произнес Рамир, — у нас климат тяжелый, а природные блага распределены неравномерно. Здесь же такая необходимая вода для полноценного жизнеобеспечения деревни уходит в никуда. Мы выкопали глубокую яму, обрушили горные породы, сделали плотину, перекрывающую их уход. Получилось небольшое, но глубокое озеро, в которое постоянно будет набираться вода, необходимая для орошения земель в долине.
— Очень рискованно, — Дим задрал голову. Оттуда, где они стояли, был виден лишь пик горы.
— Вода будет стекать по склонам в положенном ей месте.
— Как ты собираешься этого добиться?
— Расчищу здесь, — юноша показал рукой на то место, о котором он говорил, — вода пойдет по нужному направлению, чуть внизу уже есть разветвление, куда она будет течь дальше, ниже еще больше ответвлений и так далее до самой долины.
— Я впечатлен, — искренне произнес Дим. — Ты — молодец! Твой отец, наверняка, гордится тобой.
Рамир фыркнул, но было видно, что его приятно зацепили слова друга.
— Ты чувствуешь? — спросил Иланди. — Какая здесь невероятная сила стихий?
— Я чувствую, что здесь стало тяжело дышать. Раньше такого со мной не было. Наверное, из-за большой влажности.
Дим покачал головой. Нет, дело было не во влажности. Здесь просто зашкаливало от невероятного напряжения и концентрации огромной мощи. Он постоянно оглядывался, всматривался в камни, вершину горы, пытался понять, проникнуть в суть.
Он закрыл свой хьярт, чтобы лучше видеть холст мироздания, его целостную картину. Лучше не стало. Только перед глазами — марево из плотного тумана, который окутывал пик и расползался по всему хребту.
— Я вот, что еще хотел, — голос Рамира прозвучал неуверенно.
Дим вопросительно посмотрел на молодого человека.
— У нас в Фельсевере есть традиция — братание кровью. Если два человека смешивают свою кровь, они становятся братьями. И эти узы сильнее родственных.
Он достал из-за пояса два кинжала.
— Ты меня совсем не знаешь, — серьезно произнес Димостэнис.
— Для любого фельсеверца братание важное решение. Когда мужчина достигает аров своей самостоятельности, отец дарит ему два ритуальных кинжала. Они могут использоваться только один раз. Кровных братьев не может быть много. Это как крик сердца, когда оно указывает на близкого человека.
Рамир достал из ножен один кинжал и провел остро заточенным лезвием себе по ладони. Протянул его Диму.
— Это моя сторона души. Ты можешь ее принять и не отдавать взамен свою. Я все равно буду тебе братом. Ты же будешь свободен от любых обязательств. Или, — юноша пожал плечами, пытаясь скрыть волнение, — сделать как я. И мы будем связаны с тобой кровными узами.
Димостэнис прикрыл на мгновение глаза.
… - Дим, — тихий шепот заставил его вернуться в реальный мир. Все тело ломило, мышцы, суставы, болела даже кожа. Воздух будто состоял из раскаленных игл, и каждый вздох причинял боль.
— Дим, — зов повторился.
Пришлось открывать глаза. Аурино склонился над ним, пытливо разглядывая.
— Ты как?
— Ужас, — еле шевеля губами, произнес он.
— Пантерри сказал, что ты чуть не умер. В подземелье слишком большая концентрация энергии. Ты повредил себе хьярт.
— Знаю.
— Зачем ты сделал это?
— Тебя бы убила ловушка.
Будущий император положил ладонь на его руку.
— Я никогда этого не забуду. Теперь ты мой брат. Там в подземелье мы смешали нашу кровь и эти узы сильнее любых родственных. Мы с тобой теперь навсегда вместе…
Димостэнис вложил кинжал в ножны и заткнул его за пояс. Медленно взял из рук юноши второй и провел по своей ладони. Рамир протянул ему руку. С ладони будущего правителя Фельсевера капала горячая кровь, орошая землю. Дим вложил в нее свою, крепко сжимая.
— Эти узы нерушимы, — торжественно произнес молодой человек.
Иланди улыбнулся.
Время покажет. Как обычно все расставит по своим местам.
Вдали показалась большая кавалькада, ехавшая по направлению к горе. Скоро можно было разглядеть всадников.
— Сегодня я решил представить свое творение отцу, — произнес Рамир, проследив за взглядом Дима, — но я рад, что ты увидел это первым.
— Спасибо, за оказанное доверие. Однако сейчас, думаю, мне лучше оставить тебя, чтобы ты смог подготовиться ко встрече с друзьями.
Димостэнис сел на коня и поехал в долину. Первыми ему встретились молодые люди, среди которых он увидел Лану. Юная княжна отделилась от друзей и направила свою лошадь к нему.
— Приветствую, принцесса, — мужчина слегка склонил голову. Девушка зарделась и смущенно улыбнулась.
— Тебе Рамир рассказал?
Дим кивнул.
— Это я виновата, что отец сердится на тебя. Я не думала, что так получится! — Она умоляюще сложила ладошки.
— Что ты хотела узнать? — поинтересовался он. — Почему не спросила у меня?
Лана засмущалась еще больше.
— Я… я для тебя всего лишь ребенок?
Димостэнис замер. По меркам империи она и в самом деле была еще ребенком, да и по традициям Фельсевера не достигла еще аров своей самостоятельности.
— Вот! — прочитав ответ на его лице, она что-то быстро сунула ему в руки, — время быстро бежит.
Натянув поводья, девушка поспешила за своими друзьями. Дим опустил глаза на подарок. Это был шейный платок, искусно расшитый цветами. Символ союза по традициям Астрэйелля. Он бросил взгляд в том направлении, куда уехала девушка, повернул голову, смотря на приближающуюся компанию всадников, ища глазами княжну Эйлин. Этим-то она чего хочет добиться?
Князь со свитой поравнялись с ним. Димостэнис поклонился правителю Фельсевера, тот едва заметно кивнул головой и проехал мимо.
— Ваше высочество, — Дим дождался пока к нему подъедет Кари, — я удивлен вашими знаниями традиций Астрэйелля.
Бросив на него величественный взгляд, княжна задрала подбородок и проехала мимо. Дим задумчиво посмотрел ей в след, потом переместился в самый конец процессии, закрыл глаза, позволяя себе погрузиться в дурманящий мир силы. Здесь ему было легко ощущать стихии и безболезненно соединяться с ними, не теряя связи с реальностью. Мир Фельсевера принимал его как равного и ему нравился этот почет. Первый раз за все время, как он узнал правду о своем даре, он чувствовал удовлетворение и покой.
Протяжный стон разрушил его умиротворение. Он резко открыл глаза, осмотревшись вокруг. Все было по-прежнему. Слышались голоса, смех, ржание лошадей, стук копыт по камням. Ярко светила Талла. Впереди высилась красавица гора.
Укутанный белесым маревом пик. Лучи звезды, доходящие до первых клубящихся колец тумана, застревали в его непроходимой гуще, ломались, погибая в неравном бою, разбрасывая серебристые всполохи.
Димостэнис тряхнул головой, отгоняя наваждение. Новый крик заставил его вздрогнуть. Он резко повернул коня, и поехал назад, тревожно пробегая глазами заросли густого орешника, заглядывая между деревьями. Стон повторился. Ударил в спину.
Чувствуя, как по коже поползли мурашки, Дим медленно повернулся.
Это гора. Это она стонала. Кричала. Взывала. К нему.
Его глаза остановились на белом тумане, почти скрывшим величественный пик, на беспомощно тонувших в нем искрах затерявшихся лучей Таллы. Всем своим существом он потянулся к этому серебру, нырнул в бескрайнее облако силы, оголяя истинное — свою пробудившуюся сущность. Зов о помощи захлестнул его, щупальцами пробравшись под кожу, переплелся с каждым нервом, наполнил каждую клетку.
Он чувствовал, как чужие, уже не его пальцы сжимают, изо всех сил дергают поводья. Как конь становится на дыбы, обиженно заржав. Как из-под копыт летит пыль, перемешанная с осколками камней, ошметками земли, травы.
— Что происходит? — изумленный голос сзади. По властным нотам, звенящем в каждом звуке он узнал князя Аввара.
— Гора, — выдавил он из себя, — ей плохо. Она больше не выдержит.
Изумленные крики. Серебро, заливающее все вокруг. Это он источник этого света.
— Кари, — произнес он в искрящуюся пустоту, в надежде, что она сможет понять, — забирай князя, людей. Уходите.
— Там Рамир и Лана! — первый голос. Теперь дрожащий от страха и волнения. — Я без них не уйду!
Он больше не мог говорить. У него больше не было связок, гортани, рта. Он весь растворился в пучине зова, он наконец стал собой.
Серебряный подхлестнул скакуна, заставляя его почти лететь. Тот хрипел, из последних сил исполняя волю наездника. Впереди показалась цепочка людей, ехавших друг за другом.
— Ты решил присоединиться…? — молодой звенящий голос, наполненный радостью, сменившийся на бескрайнее удивление. — Что с тобой?
Ладонь заныла. Второе «я» попыталось вернуться.
— Гора, — просипел Дим, едва выдавливая из себя слова, — она больше не выдержит. Надо уходить.
На лице Рамира застыла маска непонимания.
— Плотина. Слишком много воды. Большая тяжесть.
— О, Боги! — прошептал молодой человек. — Там внизу люди. Их надо предупредить.
Дим покачал головой. Уже не успеть. Он чувствовал, что осталось совсем мало времени.
— Уходите. Я попробую.
Он слез с коня, отправив его за уходящими людьми. Рамир стоял, не спеша выполнять его приказ.
Серебряного со страшной силой тянуло туда, наверх, где все уже началось. Это было сильнее его. Он не мог этому противостоять. Лишь подчиниться и исполнить то, для чего он был создан этим миром.
Кап…
Первая капля полетела в пустоту. Ударилась о камень.
Кап… кап… кап…
Как будто по его телу. Если бы у него были глаза, он бы смог увидеть на коже свежие кровоподтеки.
Тонкий ручеек потек вниз, извиваясь быстрой змейкой. Как слезы по несуществующему лицу, оплакивая то, что неминуемо должно случиться.
Стук камней, перемешанный с шуршанием воды. Стук сердца, готового разорваться от переполнявшего его мучения.
Крик. Стон. И…
Его перестало пригибать к земле невыносимой тяжестью. Стихии отпустили.
Теперь он ясно ощущал содрогание земли, удары огромных глыб, запах трения камней друг о друга. Шум бил по ушам, мешая хоть как-то сосредоточиться. Разрушив поработившую ее плотину и сметая на своем пути преграды, падала вода, смешавшись с грязью, камнями, вырванными деревьями. Неумолимо и беспощадно поток несся на селение, собираясь стереть его с лица земли, вместе со всем живым.
И только он стоит на его пути. Он один, даже не знающий кто он, на самом деле.
Человек поднял руку, словно в защитном жесте. С ладони слетели капли крови. Упали на камни, разбиваясь серебряными искрами. Уходя под землю.
«…нужны чтобы чувствовать возмущение природы и успокаивать, знать, что надо делать и уметь договариваться. Остановить новые вспышки огня из недр гор, успокоить штормы, возвращать воды в свои берега…»
Знать, что делать.
Жаль, что он так и не успел ничего узнать.
Серебряный нырнул назад в еще не закрывшуюся дверь. В не стихнувший до конца зов. Рванул к ускользающим нитям, успел схватить за самые концы.
Стихии попытались оттолкнуть его. Им больше не нужна была помощь. Однако сила зова была неодолима. Дим крепко держал ускользающие нити. Накрутил на запястья, пуская под кожу, связывая нерушимыми узами.
Тело свело судорогой. Он выстоял. Потянул на себя объединенную энергию мироздания, ставшую ему доступной, ударил, вколотил ее у самого подножия горы. Земля возмущенно взревела, поднялась на дыбы. Опала, оставив насыпь из камней, песка, глины. Он снова потянулся к источнику силы и снова ударил.
Поток воды с диким грохотом рухнул вниз, продолжая свое разрушающее шествие. Наткнулся на воздвигнутую преграду, угрожающе зашипел, впился камнями-зубьями, пытаясь отодвинуть, продавить, уничтожить. Пробить себе дорогу.
Земля дрогнула, прогнулась, но не отступила. Лавина замедлила свой бег, завязла в битве с землей, остановилась, превращаясь в грязную жижу, которая стекала в выдолбленную яму, заполняла ее.
Пять стихий обнялись в миротворной ничьей. Сомкнули благодатные объятия, погружаясь в тишину и покой.
— Добрый день. Я хотела узнать, как вы себя чувствуете.
Алла держала в одной руке пакеты из знакомого Диме супермаркета, а во второй — букет ярко желтых цветов.
— На улице конец сентября, — сообщила она ему, — солнце и очень тепло. А вы сидите дома. Я подумала, что эти цветы напомнят вам о мире вокруг.
Скорее он хотел о нем забыть.
Дима уверенный, что за дверью увидит Михееву, которая за несколько дней его отсутствия закидала его сообщениями и звонками, замер в некотором ступоре.
— Могу я войти?
Он сделал шаг назад, пропуская свою гостью.
— Вы, наверное, хотите узнать, как я вас нашла? — Алла вручила ему цветы и поставила пакеты на пол. — Капитанов полиции по имени Дмитрий не так уж много в вашем доме. Точнее — вы один. Мне старушки около подъезда открыли тайну вашего места проживания. И не только.
— Так вы детектив? — он уже пришел в себя.
— Скорее — любительница сериалов.
Он совсем не понимал, что должен делать дальше. Если бы к нему в дом вломился злоумышленник, было бы в сто раз легче, а так совсем ничего не понятно.
— Я решила, что должна выполнить до конца свою миссию. Надеюсь, я вам не очень помешала?
Он вздохнул.
— Я застала вас врасплох? Могу подсказать выход из сложившейся ситуации.
— И?
— Предложите мне чашку чая. Впрочем, выглядите вы не очень. Я могу заварить его сама.
Дима растерянно улыбнулся. Какая интересная девочка.
— Есть кофе. Я не очень люблю чай.
— Он у вас теперь тоже есть, — Алла показала рукой на пакеты
Она сделала вкусный напиток с душистыми травами. Он достал конфеты и остатки печенья. Говорили о погоде, о прекрасной осенней поре, о листьях, которые устилают аллеи парков.
— Когда последний раз вы шуршали осенними листьями? — спросила она, улыбнувшись.
Мужчина неопределенно пожал плечами.
Гостья ушла через полчаса.
— Мне пора.
— Спасибо за участие.
— Вы можете мне позвонить, если вам нужна будет помощь.
С этими словами она положила листок бумаги с номером телефона.
Дима закрыл за ней дверь. В квартире царствовал запах душистых трав.
Большая гостиная дорогого загородного особняка была наполнена людьми. Оперативники, следователи, криминалисты, медэксперты, вышестоящее начальство для дачи указаний. Посреди комнаты лежало тело хозяина, накрытое простыней.
— Что скажешь? — к Сильверову подошел Михаил Южарин, следователь с которым они часто работали вместе.
Тот скривил губы.
— Устал человек. Успешный бизнес, стабильный, высокий доход. Жена, две любовницы, одна из которых живет заграницей, где он купил ей дом. Дети учатся в Европе. От такой жизни кто угодно в петлю полезет.
Миша тяжело вздохнул.
— Ты как всегда, Димыч, не ищешь легких путей. Не веришь, что сам?
— Мотив? — Дима внимательно посмотрел на коллегу. — Ты представляешь какой мощная должна быть причина, чтобы вот так все нелепо оборвать?
— Может любовница бросила или в бизнесе проблемы какие. Вот и загрустил. Выпил лишнего. Кто-нибудь еще был в доме в эту ночь?
— Жена вернулась под утро. Она и нашла его, — Дима в очередной раз поднял глаза на высоченный потолок комнаты, откуда свисала толстая прочная веревка, прикрепленная к разбитой люстре, — упорный был малый. Разбил люстру, чтобы освободить себе крюк. Потом дотянулся до него, заранее приготовив веревку, выдержавшую вес тела. Сколько огня, выдумки, задора! А сколько усилий! Представляешь, как ему надо было подпрыгнуть, чтобы попасть в эту петлю? Я попытался найти в комнате стул, на которой почивший смог бы спокойно встать после того как накинул себе петлю на шею. И не нашел.
— Он что-нибудь оставил?
Дима покачал головой.
— Нет.
— Что говорит супруга?
— Вдова, — поправил товарища Сильверов. — Пока разговорить ее не удалось. Она очередные тридцать капель коньяка для успокоения нервов принимает.
— Попробую поговорить, — Южарин бросил еще один взгляд на покойного и пошел в соседнюю комнату. — Тебе еще долго?
— Не-а, — поморщился Сильверов, — ребята уже почти закончили. Сейчас этого заберут, и я в отделение.
— Я тебе позвоню.
Голова раскалывалась. Сильверов устало потер лицо и вновь опустил глаза на бумаги, лежавшие перед ним на столе. По всеобще устоявшемуся мнению, развитому благодаря многочисленным сериалам — работа в полиции одна сплошная романтика — погони, перестрелки, поимка преступников. Дима вздохнул — везет им там в телевизоре. А тут еще кучу рутиной работы выполняй. Бесконечные протоколы, справки, заявления, объяснения.
— Димыч, у меня тут для тебя кое-какая информация есть по делу Тереховского, нашего самоубийцы, — прозвучал в телефоне загадочный голос Южарина.
— Слушаю.
— Я завтра на неделю в отпуск ухожу. Могу рассказать в баре за кружкой пива. В семь тебя устроит?
Капитан посмотрел на часы.
— Да, успею. Называй адрес.
— Димыч, тебе послание, — Юра влетел в кабинет, крутя в пальцах конверт. — Любовное. От девушки.
Дмитрий нахмурился. Самойлов сделал еще шаг, приближаясь к нему.
— У тебя сегодня свидание? Ты наконец решился? Больше не злишься на ту подлую вертихвостку, отобравшую у тебя совочек в песочнице?
Дима, не глядя, протянул ладонь. Юра достал запечатанный конверт из-за спины, держа его на вытянутой руке.
— Может, сразу в вещдоки? Вдруг она злоумышленница? Посягает на вашу честь, Дмитрий?
И не успел заметить, как конверт оказался в руках капитана.
— Кость, бери этого шута, езжайте на опрос свидетелей. Я тебе говорил сегодня с утра.
Дима опустил глаза на конверт, который держал в руках.
— Лен, я сегодня…, - продолжил он, читая первые строки послания.
"Здравствуйте, Дмитрий. Не могли бы вы со мной встретиться? Около входа в центральный парк в семь вечера. Я буду вас ждать".
Мужчина бросил взгляд на окно. Скривил губы. В семь у него назначено рандеву с Южариным, пока тот не уехал. Еще эта девчонка! Вот почему она так его обхаживала эти дни. Ей нужна помощь. Он покачал головой, сел на свое место. В общем, он не обязан ей помогать, тем более в такой форме.
В центральном парке уже не было так людно. Начало октября. Многочисленные туристы разъехались, и теперь можно было спокойно гулять по его тихим аллеям.
Дима прибыл к месту назначенной встречи на десять минут раньше. Осмотрелся.
— Добрый вечер, — услышал он голос позади себя. — Я так рада, что вы откликнулись на мое приглашение.
Сильверов обернулся. Девушка не выглядела запуганной или хотя бы расстроенной.
— Я вас слушаю. Какие у вас проблемы? Чем я могу помочь?
Алла хлопнула ресницами несколько раз.
— Проблемы? У меня? Скорее у вас. Вы ведь даже не смогли вспомнить, когда в последний раз гуляли по осеннему парку!
— Вы издеваетесь? — хмуро поинтересовался Дмитрий. Прикидывая в уме, где он сможет пересечься с Мишей в городе и все же успеть поговорить, не откладывая это дело до его возвращения.
— Нет, — искренне ответила девушка. — Мне захотелось сделать вам приятное.
Он глубоко втянул в себя в воздух. По-хорошему она не понимает. Что ей вообще от него надо?
— Что тебе от меня надо, девочка? — решил он выяснить этот вопрос. И закрыть его навсегда.
Алла чуть прищурила глаза.
— Мне между прочим двадцать пять лет, и я не девочка. У меня высшее образование и я знаю три языка. Я работаю в сфере искусства. Организовываю и провожу различные художественные выставки, творческие вечера. Встречаюсь с разными деятелями искусства, как российскими, так и из других стран!
Она закончила свою пылкую речь и с вызовом смотрела на него. Потом повторила.
— Я не девочка!
Дима тяжело выдохнул.
— А мне сорок один. Я работаю оперативником в уголовном отделе. До девяти вечера, и до десяти, и по выходным. Мне некогда ходить на романтические свидания и любоваться звездами. Перешвыривать с одного места на другое желтые листочки и восторженно замирать от их шелеста. Да и желания на это тоже нет. Так же, как и выполнять капризы взбалмошных девиц. Даже с высшим образованием и знанием трех языков, — он посмотрел на часы. — Надеюсь этого обстоятельного знакомства достаточно для того, чтобы его больше не продолжать? Мы все узнали друг о друге?
Девушка подняла на него глаза, открыто встречаясь с ним взглядом.
— Нет, не все! Ты еще не знаешь, чем я увлекалась в детстве.
— ….!?
— Ежиков приучала.
— И как? — язвительно поинтересовался он.
— Узнаешь.
Осенние листья падали на землю, украшая аллеи парка. Они успокаивающе шуршали под ногами. В этом умиротворенном шуршании было что-то очаровывающее, волшебное, слегка окрашенное легкой грустью. Уходящее солнце раскрашивало золотом кроны деревьев. Кое-где листва еще зеленела, но ее уже вытеснил багрянец кленов и золото берез. Хотелось закрыть глаза и, расслабившись, выбросить из головы все мысли.
… голубые цветы мягким ковром устилали камни, свет Таллы отражался в зеркальных водах. Серебряные пузырьки стаей взмыли вверх, прозрачные рыбки с посеребренными плавниками, едва заметные серебристые кораллы. Сотни брызг взрывающие гладкую поверхность озера. Звонкий смех и едва ощутимые прикосновения.
— Мы с тобой связаны. Ты — это я. Две половинки всегда примут друг друга.
— Я не смогу без тебя.
Голубые цветы поникли. Дождь прибивал их к земле. И никаких ориентиров. Только вода, падающая с неба.
— Я не могу без тебя!!!
Я не могу без тебя. Я даже не знаю, кто я. Где выход из этой темноты.
Прохладные пальцы коснулись лба, опустились на щеки. Он чувствовал мерное покачивание, запах моря, шум ветра, запутавшегося в парусах. Чем-то влажным и холодным провели по лицу, остановились на губах. Вода. Он облизнул губы.
Все та же прохладная рука осторожно приподняла его голову, и он почувствовал прикосновение холодного к своим губам. Сделал несколько глотков. Открыл глаза.
Лицо Кари склоненное над ним. Ожидающее, встревоженное.
— Димостэнис, — выдохнула она, — как же вы нас всех напугали.
Он откинулся на подушки, вновь закрыл глаза.
— Мы плывем назад? В Мюрджен?
— Уже третий день пути. Вы четыре дня были без сознания. Никто не знал, что делать. Я вспомнила, как вы однажды сказали, что мир Фельсевера притягивает вас, и вы по-другому себя чувствуете там. Я подумала, что возможно вам станет легче, если вас оттуда увезти.
— Четыре дня, — повторил Димостэнис, прислушиваясь к себе. Прошлый раз он провалялся без сознания четырнадцать. — У меня получилось?
Он не уточнил, но княжна, естественно, поняла, о чем он спрашивает.
— Вы остановили тот обвал и спасли много жизней. Я никогда не видела ничего более невероятного и потрясающего.
— Вы должны были уйти.
Она опустила глаза.
— Я знала, что вы не отступите, — тихо произнесла женщина. — Я верила в вас.
В отличие от него самого. Интересно, если бы она знала, как все было на самом деле, она бы была так уверена?
— Вы чего-нибудь хотите? — спросила Кари.
— Воды.
Она налила из кувшина и протянула ему стакан.
— Что-нибудь еще?
Дим помотал головой.
— Прийти в себя. В голове какой-то шум.
Княжна улыбнулась.
— Я оставлю вас. Чуть позже принесут ужин.
Когда за Кари захлопнулась дверь, Димостэнис осторожно поднялся, пробуя свои силы, дошел до купальни. Там стояла ванная, наполненная водой. Он дошел до зеркала, тяжело облокотился на тумбу, поднял глаза на свое отражение. Осунувшееся лицо с заострившимися чертами, нити серебра в волосах, которых раньше не было, глаза все еще серебрящиеся даже в свете огневиков. Потянулся к хьярту, уже зная, что не почувствует его.
Дим подошел к ванной, опустил руку, вода была холодной. Звать на помощь не хотелось. Слегка поколебавшись, стянул с себя одежду, залез в воду, погружаясь с головой. Пора приходить в себя. Вопреки ожиданию, он не испытал никакого дискомфорта от прикосновения холодной влаги к коже. Он осторожно выпустил воздух из груди, и сделал вздох.
Вода наполняла силой его тело, и ему не нужен был хьярт, чтобы брать ее. Сейчас он может навсегда изменить свою жизнь, надо только принять это тяжелое решение. Чтобы быть ближе к природе, чувствовать ее, дать ей чувствовать себя, брать все, что есть в этом мире и быть его полноправной частью, ему надо перестать пользоваться хьяртом. Не рвать больше мир на куски, а поддерживать и признавать его целостность и тогда он станет тем, кем должен быть, кем он родился.
Тяжелое решение. Пока он был не готов. Вода все так же приятно ласкала, дарила свою поддержку. Дим в какой-то мере почувствовал себя предателем. Он не готов был становиться равным, он все еще чувствовал себя хозяином.
Через несколько сэтов, когда он посмотрел в зеркало, перед ним предстала уже более привычная картина. Да и чувствовал он себя несравнимо лучше. Единственное, что напоминало о случившимся — мысли, непрерывным потоком, грохочущие в его голове.
Димостэнис постоянно возвращался к тем менам, когда чуть не произошла трагедия. Он еще чувствовал в себе отголоски зова, на который не мог не ответить. Ощущение полного растворения в стихиях. Этому невозможно было противиться. Талла призвала на служение, и он откликнулся.
Он мог стать повелителем Элиаса, имей он возможность призвать такую мощь по своему желанию. Вот оно то — чего все так боятся. Из-за чего его предал Аурино, ненавидят советники, Кари пытается перетянуть на свою сторону.
Серебряный горько улыбнулся. Они все, знающие о его даре гораздо больше, чем он сам, изучающие, наблюдающие, разыгрывающие свои блестящие партии, не знали самого главного.
Он не может распоряжаться этой силой по своему усмотрению.
Этого не было в записях Вольмира, не упоминалось ни в каких других летописях и воспоминаниях. Это понимали лишь те, кого мироздание одарило этим даром (или проклятием). Познавали, когда приходило время. В какой-то мере Аурино был прав. Сила Серебряных — миф. Легенда, придуманная ими самими. Для своей защиты.
Когда он зашел в комнату, на столе стоял ужин, горели лампы, огневики, расточающие глубокий, сладковатый аромат. Он знал этот запах ярко-желтых бутонов с большими мягкими лепестками, выращиваемых в долине, из которых делали цветочный благоухающий экстракт. Его добавляли в воду, мазали на тело, обрызгивали волосы или делали масло, которым пропитывали фитили огневиков.
Сильный и чувственный запах расслабляюще кружил голову. Мужчина втянул его в себя, на мгновение прикрыв глаза. Еще роза, мускус и немного ириса. Димостэнис удивился, как легко он различал каждый оттенок сложного букета по отдельности, и это было еще острее и четче чем, когда хьярт выступал главным органом в его организме и был пропитан силой. Перевел взгляд на Кари, сидящую в кресле.
— Я подумала, может, вы хотите есть, — тихо произнесла она.
Он сделал еще один глубокий вдох.
— Когда я хочу поднять себе настроение и избавиться от тяжести какого-нибудь груза, я всегда использую это цветочное масло. Простите, вы выглядели ужасно, я подумала, что это сможет вам помочь. Впрочем, сейчас вижу, что вам гораздо лучше. Я могу затушить.
Дим помотал головой.
— Мне нравится, — он прошел и сел в кресло напротив, с другой стороны стола. — Спасибо вам за заботу, выше высочество. Я ужасно голоден. Вы разделите со мной ужин?
— С удовольствием.
Он и в самом деле жутко хотел есть и поэтому первое время просто отдавался своему нехитрому желанию. Княжна потягивала вино из бокала, смотрела на него.
— Вы теперь герой всего Фельсевера, — произнесла она, — о вас будут складывать легенды.
— Как же их законы? Я должен быть объявлен исчадием Бездны и сожжен на костре.
— Героев не сжигают, под них пишут новые предания. И другие правила.
— Что князь? — Димостэнис положил салфетку на стол и откинулся в кресле.
— Правитель Фельсевера, как и тысячи его подданных увидели истинное величие силы Шакти. Бездна не может наделить человека даром, который уберег от ужасной кончины столько невинных жизней. Все меняется.
— Скажите это Рамиру и Лане, которых чуть не забили камнями, — фыркнул он.
— Всему свое время. Если старый мир разрушить резко, без жалости, до самого основания, то начнется паника. Люди испугаются. Начнут бить в набаты, кричать о трагедии, свергать правителей и придумывать новых Богов. Если это делать постепенно, по кирпичику, разбирая стены старых традиций, то никто и не заметит, что перемены уже вошли в их жизнь. Оглянутся и решат, что так всегда и было. Никакой суеты и ненужных потрясений.
Что тут можно было возразить? Жаль только, что те, кого сожгут на кострах, замучают в пыточных или забьют камнями уже не смогут оглянуться и насладиться новым миром.
— Спасибо, ваше высочество, за ужин, — произнес Дим.
Она не ответила. Прогорел один огневик и погас. Комнату окутал полумрак.
Димостэнис встал, отвернувшись от княжны, зажег новый. Потушил лампу с цветочным маслом.
— Зачем вы рассказали князю Аввару о моей встрече с его детьми, — прямо спросил он.
Княжна слегка пренебрежительно выгнула одну бровь.
— Не думала, что вас может это как-то задеть.
Неужели она всерьез думает, что он будет терпеть все ее выходки?
— Спокойной ночи, ваше высочество, — Дим демонстративно посмотрел на выход.
Кари вздернула подбородок, резко встала, дошла до двери.
— Я видела, как вам понравилось там, — тихо произнесла она, не оборачиваясь, — я испугалась.
— Чего?!
— Что вы захотите там остаться, — последние слова она не сказала, скорее выдохнула. Еле слышно.
Димостэнис медленно повернулся. С лица женщины сошли все краски. Губы дрожали. Дим первый раз видел княжну в подобном состоянии.
— Вы мне нужны. Я хотела, чтобы вы стали моим избранником.
Что он говорил Рамиру? Решать проблемы, когда они только зарождаются? Выпрыгнуть что ли в окно сейчас? Сколько там еще осталось до Мюрджена?
— Вы мне нужны, — повторила она, кладя ладонь на ручку двери.
— Вам нужен наследник с серебряной аурой, — резко произнес он, разрывая сладкую паутину ее слов. — Только вы не думали, что ваша миссия может несколько затянуться? Между мной и Таурилом прошло ни много ни мало четыреста аров.
Она едва заметно покачала головой.
— Ваш дар — он словно стоит между нами. Мешает. Вы никогда не сможете доверять мне.
— Доверие не строится на пустом месте.
Она молчала. Тяжело вздохнула и вернулась к нему.
— Вы же видели Иасиона? Понимаете, что ему осталось недолго?
— Что у него за болезнь?
— Недуг съедает его изнутри, и от него нет спасения. Он уйдет за Врата Зелоса не дольше, чем через ар. Наш отец умер от этой же болезни. Иасион был всего лишь на несколько аров моложе, чем я сейчас, когда на его плечи легла забота о княжестве, обо мне, обо всех нас. Я росла, взрослела, и перед моими глазами всегда был он. Его самоотверженность, сила воли, его желание восстановить Мюрджен, сделать жизнь людей лучше. Он так и не обзавелся семьей. Везери сходили с ума, каждый день, твердя ему о том, что стране нужен наследник. Он говорил, что позже, что нет времени, но я знала, что он просто боится. Он знал о своей болезни уже задолго и не хотел, чтобы его сын страдал, так же как он.
На ее ресницах показалась первая слеза. Она смахнула непрошенную гостью.
— Я всегда чувствовала его сильное плечо и знала, что у меня есть тот, на кого я могу положиться. Это очень важно. Не правда ли? Иметь в жизни опору.
— Кари, — неуверенно произнес Дим.
Она положила руки ему на плечи, открыто смотря в глаза.
— Я хочу, чтобы ты был со мной, потому что в тебе я вновь нашла того, на кого могу положиться.
Слова потеряли свое значение. Остался лишь ее голос, перешедший в шепот.
Потом он не помнил, чьи губы были первыми. Как его ладони, ощущая тонкую ткань платья, скользили по ее спине, заставляя еще сильнее прижиматься к нему. Как легкие, словно пробующие друг друга на вкус поцелуи превратились в требовательные, настойчивые, жадные. Как набат в голове, отбивающий всего одно слово: «смертная», стихает, исчезая в звуке стучащих по полу пуговиц.
Просто забыться. Расслабиться. Не вспоминать. Он больше никому ничего не должен. Даже хранить верность. Нырнуть с головой в мягкие объятия шелковых простыней и слегка прохладных рук. Почувствовать себя свободным.
Дни до возвращения в долину они провели, закрывшись в каюте.
— Как на это смотрит твое сопровождение? Как твоя репутация?
— Я ухаживаю за героем.
— То есть мне из каюты лучше не выходить. И изображать из себя немочь.
— Достаточно будет просто не выходить.
Дни, наполненные чувственностью, желанием, сладким ароматом, царящим в воздухе. Жаркие, душные, тягучие, они связывали и затягивали в свою трясину.
— Димостэнис, — прошептала Кари, — ты часто пользуешься своим даром? Я имею в виду, как тогда? Когда случился обвал?
Пальцы, скользящие по ее спине, едва ощутимо вздрогнули и замедлили свой бег. Она не заметила его напряжения и ткнулась носом в плечо.
— Если для тебя это так тяжело, то, — она замялась, подняла глаза, — то лучше бы его вообще не было.
— Как же наследие вашего прародителя? Подвиги во спасение мира? Величие Изменяющего?
В его голосе звучало неприкрытое веселье.
Кари лукаво улыбнулась.
— Пусть тогда следующий через четыреста аров и совершает подвиги.
Дим кивнул в ответ на ее слова, бальзамом пролитые на его душу.
Дни, сплетающие в его жизни новую веху, отделяющие от прошлого и как ему казалось вытеснившие из памяти голубые цветы и зеркала озер, возле которых златовласая девушка расплетала свои косы.
Первое, что Димостэнис почувствовал, проснувшись очередным утром, что он был один и что его больше не качало. Он еще немного подождал, встал, оделся и вышел из каюты, в первый раз за все дни их путешествия.
На палубе была лишь команда. Он посмотрел на пристань, на роскошные экипажи, которые ждали своих хозяев. Увидел Гарда верхом на лошади рядом с одной из карет, на которой был выбит герб правящего Дома. Морской прохладный ветерок пробежал по лицу, взъерошил волосы, остудил желания. Кари сбежала даже не попрощавшись. Ей тоже был необходим этот ветер?
Подошел человек, подвел под уздцы Серебряного. Дим улыбнулся, погладил жеребца по морде.
— Здравствуй, дружок! Как ты тут без меня?
Тот попытался ткнуться в него носом в знак приветствия.
— Все! Все! — Димостэнис, как обычно, отвел его морду и, взяв под уздцы, медленно пошел по набережной.
Спешить было некуда.
Пора обдумать, что делать дальше. Неожиданное предложение Кари открыло перед ним новые дороги. Конечно же он понимал, что все равно это не его путь, но тот по которому он хотел пройти был безвозвратно потерян, а любые другие одинаково не представляли никакой ценности.
Ветерок на пристани остудил не только разгоряченную кожу, он охладил дни, проведенные в тесном плену объятий и жаркой страсти, и они перестали владеть им. Вернулись сны, наполненные голубыми цветами и дни, разъедающие душу тоской и горечью невосполнимой потери.
— Ты изменился, — старец Иофар сам встретил его у входа в свое жилище. — Рад, что ты вновь пришел ко мне.
Это было место, где он мог спокойно подумать. Хозяин дома не мешал. Не докучал вопросами, не лез в душу. Все дни Димостэнис проводил на террасе, не сводя глаз с бесконечной синей глади.
Ему нравился этот дом. Наверное, он когда-нибудь хотел иметь такой же. Наполненный силой, живой, который можно чувствовать. Впрочем, кого он сможет привести в тот дом?
— Ты изменил мнение о своем даре? Смог познать себя?
Спросил Иофар в один из вечеров. Серебряный пожал плечами.
— Со мной кое-что произошло, но я все еще не уверен, что это мое. И хочу ли я этого.
— Ты мне расскажешь?
Дим медленно кивнул.
— Ты очень рисковал, — старец внимательно выслушал его, не перебивая.
— У меня не было выбора. Могло погибнуть много людей.
— Ты познал, что в первую очередь защитник? Твой дар позвал тебя?
Димостэнис устало прикрыл глаза.
— Все видят во мне лишь мою ауру. Для кого-то — я угроза, для кого-то — желанная цель. Так или иначе меня постоянно пытаются использовать.
— Все ли? — недоверчиво посмотрел на него Иофар. — Может, ты просто выбрал не тех людей по дороге своей жизни? Вспомни.
Не тех людей?
Димостэнис горько усмехнулся. Где же тогда они, те?
— Ты пришел, что-то спросить у меня?
Гость кивнул.
— В империи всегда были запрещены союзы людей с даром и без? Есть это в ваших книгах?
— В летописях было упоминание о том, что после большой войны для укрепления мира вождь шактов взял себе в избранницы обычную женщину без дара. И повелел своим потомкам поступать так же. Чтобы показать, что ары ссор и раздоров в прошлом, теперь они одно целое, один народ. Так было несколько поколений подряд.
— Что же случилось потом?
— Вот этого я не знаю. Все изменилась очень давно и истинная суть вещей потеряна и забыта.
Когда-то много аров назад кровь Эллетери смешивалась с кровью обычных людей, не наделенных силой Шакти. Прошло столько времени с тех пор как это прекратилось, что вряд ли те давние союзы сыграли значительную роль в формировании дара у нынешнего поколения. Кари сказала, что проводники могут рождаться только в смешанных семьях.
Кто становился избранницами Эллетери? Все те, кто вступали на трон и давали империи законного наследника? Все без исключения — девицы из благородных родов с чистой кровью и нужными генами.
Как род Дайонте, например. Если перетряхнуть родословную Дома Дайонте? Он сомневался, что там будет упоминание о запрещенных союзах. Однако Олайя — проводник. Как в семье двух благородных, потомственных шактов мог родиться ребенок с такими способностями? Девочка. По возрасту подходящая в избранницы молодому императору.
Один из прадедов Аурино сделал императрицей племянницу начальника караула. Можно во всем винить его? Вернее, ее? Что в ее крови была сильная доля чистой неодаренной крови, которая дала империи столько могучих правителей. Слишком много времени прошло.
Где теперь искать ответы на все эти вопросы? Что так тщательно скрывает правящий Дом Эллетери? Чего так боится Совет Пяти?
Может, ему просто выкинуть весь этот мусор из головы? Зачем ему теперь это все? Попытка вновь вступить на свой путь? Понять и вернуть то, что у него отняли?
… - тогда я еще не знала, что могу стать императрицей…
Сердце, как обычно болезненно сжалось. Вернуть можно лишь того, кто хочет вернуться сам.
Неслышно ступая за спиной стража первых ворот, Димостэнис успел свернуть в тень большого раскидистого дерева в том самый момент, когда гвардеец повернулся и пошел назад. Дим замер, глядя на даггер, который едва не мазнул его по бедру и чуть поддался назад.
Холодный свет звезд осветил участок стены, увитый цветущей лианой. Он уже почти покинул свой приют, когда рядом на освещенный участок аллеи вышел еще один стражник. Димостэнис вжался спиной в мощный ствол, затаив дыхание. Едва очередной хранитель порядка прошел мимо, ночной гость нырнул в небольшой темный проем между стеной и живой изгородью.
Дим прикусил губу, наблюдая в небольшой просвет между ветвями за перемещением стражи. Сегодня ночью на территории дворца было неожиданно много охраны. Ему потребовалось почти полсэта, чтобы добраться до вторых ворот. Ночь вступала в свои права.
Вернувшись домой, он нашел послание от Кари, где игривым тоном было сообщено, что по нему соскучились и приглашают на свидание в любое время, как только он вернется. Внизу приписка: «ты мне нужен».
Странная это была записка. С одной стороны, легкое приглашение на встречу, с другой — скрытый призыв о помощи. Конечно, он ничего ей не обещал, но уже чувствовал себя обязанным.
Дворец был пуст. Прибыв в княжескую резиденцию Димостэнис встретил лишь нескольких придворных, которые осторожно перешептывались по углам и многозначительно закатывали глаза на любые вопросы. Попасть к Кари тоже не удалось. Стражи, дежурившие у ее покоев, сообщили, что княжна занята и что ее высочество принимает только тех кому назначена аудиенция. Назвать официальным приглашением записку довольно-таки фривольного содержания, он не мог, поэтому отказался от своих попыток и покинул дворец.
Улицы Антаклии были так же пусты. Лавки закрыты. Не прогуливались дамы под ручку с кавалерами, томно обмахивая себя веерами. Торговцы не предлагали товар. В таверне в самом центре города, где обычноон ужинал, сидели за столиками всего несколько посетителей. Хозяин обрадовавшийся новому гостю и возможности посплетничать, лично обслуживал его столик, а когда Дим предложил составить ему компанию выпить по бокалу вина, ваджи[37] Мизаритэ принес бутылку «Черной Лозы» за счет заведения и начал изливать свое горе благодарному слушателю.
Помимо того, что уважаемый трактирщик терял золотые каждый сэт, проведенный в пустой таверне и веру в будущий день, Дим узнал, что обстановка в Мюрджене сильно изменилась. После попытки убийства ее высочества по всем крупным городам княжества прокатилась серия покушений на представителей знати. Членов благородных Домов убивали, грабили, запугивали на улицах, в тавернах, в театрах. Однако под расправу попадали не все, а лишь те, кто поддерживал правящий род. На улицах бунтовали, устраивали погромы, стычки с законниками.
Как оказалось, все со дня на день ждали отречения Иасиона от престола и коронации нового правителя. Однако не все подданные долины на троне видели княжну Кари. Вторым кандидатом был молодой лэр Эардоре. Правда, все эти дни Эардоре старший поддерживал Иасиона и объявил о том, что несмотря ни на какие разногласия, произошедшие между их двумя родами, и он сам и его сын всегда буду поддерживать род Эйлин и его право на престол. Что, впрочем, не очень успокоило подданных князя. Народ не верил в правителя, который не смог их защитить.
У Дима от таких новостей закружилась голова.
— Где же сам лэр Эардоре? — поднял он саму интригующую его тему. — Может, это он устраивает волнения?
Мизарите осуждающе посмотрел на гостя.
— Вы не знаете, лэра Янаура, сэй. Те ары, когда он занимал должность первого везеря у его высочества князя Иасиона, были самими спокойными в Мюрджене. Многие ждали, что они заключат союз с княжной Эйлин.
Дим скрыл удивление за вежливой улыбкой. Так вот кто несостоявшаяся кандидатка в избранницы молодого лэра! О которой ему не раз говорил Олгин Эардоре. Вот почему лэрд был так против этих отношений. Не потому что она неодарённая, а князь борец за чистоту крови, а потому что случись этот союз и род Эардоре навсегда останется вторым. Если еще и кровь Эйлин возьмет вверх, то наследники Эардоре станут появляться на свет без дара.
— Так где же лэр? — уточнил он.
— Уже почти как пол ара назад князь Янаур был заключен в темницу.
Дим наблюдал как по широкой аллее, вдоль которой росли исполины-тополя, по вымощенной каменными плитами дорожке, шли стражники. Он вытащил нож, ловко отделив лиану от стены в нескольких местах и продолжил свой путь под зеленым прикрытием.
Что такого сотворил молодой Эардоре, что его уже столько времени держат в темнице? За что князь Иасион наказал своего бывшего первого везеря? Или правящий Дом настолько боится конкуренции в лице лэра Янаура, что даже в преддверии такого важного события не желает изменять свои решения?
Справа от аллеи находилась гигантская галерея, образованная каменными колоннами, поддерживающими ее свод. Внутри стояли статуи богов, рождая своими величественными фигурами целое царство теней. Дим подождал, когда очередной патруль пройдёт мимо и скользнул под прикрытие Зелоса, восседающего на троне и благосклонно взирающего на свои создания. Легко скользя среди темных гулких колонн и сливаясь с многочисленными тенями, Димостэнис добрался до огромного арочного входа в одно из помещений дворца.
У первой двери стоял страж. Дим на мгновение остановился, оценивая ситуацию. По тому как человек подпирал стену можно было сделать вывод, что-либо та очень шаткая и вот-вот должна была рухнуть, либо хранитель порядка беззастенчиво спал на своем посту. Незваный гость покачал головой. В несколько прыжков преодолел пространство до дверей и встал позади стража. Надо было отдать служивому должное, он успел что-то почувствовать, встрепенулся, невнятно всхлипнул, когда его отправили досматривать свои сны.
Дим оттащил бесчувственное тело в галерею, заботливо прислонив к колонне. Зашел внутрь. Здесь было темно и пусто. В передних помещениях дворца слышались голоса, и виднелись отблески света.
Димостэнис развернулся и уже почти не таясь побежал по длинным темным коридорам. Невероятно, когда в стране происходят такие события, огромная часть дворца даже не контролируется. Главный страж ее высочества явно был лишним на своей должности. Имперец добрался до открытой террасы, выходящей на хозяйственные постройки, осторожно выглянул. Свет в домиках уже нигде не горел. Подождал пока приблизятся шаги патрулей и вновь удалятся, подпрыгнул, хватаясь за перила балкона, ловко забравшись на второй этаж. По карнизу перешел до следующего балкона и ушел в коридор.
Здесь уже более отчетливостали слышны голоса, шаги, шорохи, которым дворец был наполнен даже в этот сэт ночи. Димостэнис скользя вдоль стен дошел до очередного окна. На третьем этаже, прямо над ним находились покои княжны.
Стражи неспешно чеканя шаг ходили вдоль террасы, на которой Дим с Кари когда-то курили аргиле. Он осторожно вынул со стены огневик и швырнул его в кусты роз, росших в саду. Сухая трава вспыхнула, привлекая внимание охранников. От стены отделились еще четверо и тоже устремились к источнику огня.
Димостэнис подпрыгнул, ухватившись за каменные выступы, подтянулся на руках, перебрасывая тело через витые прутья, упал на пол, перекатом уходя за самую большую статую то ли Бога, то ли княжеского предка и замер.
Внизу послышался встревоженный шум голосов. Дим нащупал в кармане записку от Кари, в которой она приглашала его на свидание, не поднимаясь и стараясь не выдать себя стал передвигаться ко входу в покои.
Резко распахнулась дверь и на террасу вышел Гард Лорик. Гость вжался в стену, сливаясь с вазами цветов, расставленных по полу.
— Что там? — грозно спросил глава охраны.
— Эсса Лорик, тут какие-то хулиганы бросили огневик через забор. Я отправил двоих за стену. Еще четверо осматривают сад и территорию за ним.
Гард пробормотал под нос ругательства и вернулся в комнату. Димостэнис проводил его взглядом. Свидание обещает быть томным.
— Совсем обнаглели, — раздраженно буркнул Гард уже в комнате.
— Разве это не ты должен был следить за тем, как развивается ситуация? — ответил ему жесткий голос Кари. — Прикрыть меня, когда мне это было так необходимо! Ты — моя опора. Где ты был все эти дни? Я словно узница в своем дворце!
— Мы взяли след заговорщиков.
— Что-то удалось узнать?
— Нет, — резко выдохнул Гард, — их главари надежно обеспечили свою недосягаемость.
Несколько мен тяжелого молчания.
— Я знаю, — уже более спокойно произнесла княжна, — вы были против моей поездки в Фельсевер. Так же как и Иасион.
Димостэнис иронично скривил губы. Если уж свидание не удалось, то хотя бы послушает какой он самодовольный, самовлюбленный, недалекий ишак!
— Его светлейшее высочество считает, что вы должны были быть здесь, чтобы успокоить народ, когда все только начиналось. Он сам слишком слаб.
— Я заключила военный союз со Скалистым государством, — по словам четко разделяя слова, произнесла княжна. — Ни мой брат, ни Янаур не смогли сделать этого! Так что и сама поездка, и все мои действия, связанные с ней, полностью себя оправдали.
— Князь Аввар мог вас даже на порог не пустить из-за имперца, — не сдавался Гард.
— Пустил же, — фыркнула княжна, — тем более все шло ровно по моему сценарию. Иланди даже не попробовал обуздать свое высокомерие и гордыню. Что для имперцев чужие законы и правила?! Представляете, он стал обучать наследников князя владению своим даром! Это после шумного развода, бесконечных ссор, побегов Рамира из дома! Аввар был в бешенстве. Естественно, я тоже не упустила повода — подлила масла в огонь, он должен был собственными глазами увидеть то, о чем мы говорили ему столько аров. Империя — зло! Преддверье Бездны!
— Странно, что этого еще кто-то не знает, — произнес третий голос, который показался Димостэнису знакомым.
— Тем более все же случилось нечто, что чуть не сорвало ваши планы, ваше высочество, — глава охраны просто из шкуры вон лез, чтобы доказать свою правоту. Лучше бы он так ретиво исполнял свои непосредственные обязанности.
— Ты — болван Лорик, — осадила зарвавшегося стража княжна, — то что случилось в горах — провидение Небес. Имперец, наконец, показал себя во всем своем великолепии и мощи. И мои подданные видели это. Даже если наше представление, разыгранное в лесу, когда мы вынудили его раскрыть свои способности, не убедило кого-то, что он наследник Таурила, теперь вряд ли кто осмелится сказать, что я зря притащила его сюда.
— Что князь?
— Князь был так впечатлен, что подарил гостю перстень со своими инициалами.
— Но ведь это значит…, - растерянно протянул Гард.
— Это значит, что князь считает имперца членом своей семьи и тот навсегда желанный гость в Скалистом государстве. Вы же знаете их дикарские обычаи! Сильнее этого только братание кровью. Увы, до это не дошло. Тогда бы Аввар уже точно никуда не делся.
От столь неожиданного известия, Димостэнис дернулся, едва не сбив ногой вазу. Поднял руки перед собой, осматривая их. Шрам от кинжала Рамира, пересекающий его ладонь, еще был заметен. А вот перстенька не было.
— Получается, что теперь имперец — спаситель. А империя — страна ангелов? — раздраженно буркнул Гард.
— Империя — обитель зла. Ведь они преследуют бедного сэя Иланди, вынужденного искать пристанища на нашей земле. По крайне мере, пока он был без сознания, я убедила правителя Фельсевера именно в этом. И что мы положим головы наши, чтобы защитить истинного посланника Таллы. Естественно, Аввар не мог не поддержать своего новоявленного родственника и сказал, что в случае нападения империи, он пришлет нам свои войска.
— Вы уверены, ваше высочество, что ваш истинный посланник Таллы не вернется назад в Астрэйелль. Вы смогли узнать, что заставило его прийти к нам?
— Сей Иланди скоро станет моим избранником, — самодовольно бросила княжна.
— Что?! — слились воедино два голоса собеседников.
Димостэнис едва сдержался, чтобы не присоединиться к этому возмущенному хору.
— Потрудитесь, эсса Лорик, сделать так, чтобы эта новость разлетелась не только в нашем княжестве, но и за его пределами. Серебряный должен понять, что дороги назад у него больше нет, а молодой Эллетери и Совет Пяти почувствовать в этом угрозу. Мы больше не можем допускать прошлых ошибок. Сейчас Мюрджен готов, как никогда, и пока нам дует попутный ветер, мы должны действовать.
Димостэнис зло выдохнул сквозь стиснутые зубы. Как он жалел, что не свернул шею ее высочеству еще в свой первый визит в долину, когда так страстно этого желал. Все же с проблемами не стоит затягивать.
— Князь Иасион хочет, чтобы я выпустила Янаура, — произнесла Кари. — Он считает, что это может успокоить народ, особенно тех предателей из знатных родов, которые разбежались словно крысы с тонущего корабля.
— Лэр Эардоре всегда пользовался успехом, что у вашего брата, что у его поданных. Только как отреагирует на него ваш будущий избранник? — в голосе Гарда послышалась издевка.
— Это будут проблемы Яна. Он пошел против меня, выбрал Серебряного. Пусть теперь сам выкручивается. Я прикажу освободить его к нашей помолвке.
— Ваше высочество, — снова вступил в разговор третий собеседник, — позвольте мне напомнить вам, что тот дар, который вы так восхваляете, уничтожил почти десять тысяч ваших поданных за несколько мен. Он заковал в слой льда наших солдат, уничтожил корабли. Он — самое большое зло, которое создал этот мир. Исчадие Бездны!
Дим почувствовал, как от желания сжать пальцы на рукояти меча у него сводит руку. В лицо ударил студеный ветер севера. Воздух, переполненный криками отчаяния и стонами умирающих. Пропитанный кровью снег. Горящее ненавистью лицо Виррона Диксеритти.
Димостэнис закрыл глаза. Вот он и нашел то, чего так долго искал. Правда сама со звоном стали, морозной вьюгой, пропитанной смертью, оглушающим рокотом разбуженных волн пришла к нему. Встала рядом, требовательно заглядывая своими беспощадными глазами прямо в душу. Звал? Вот она я: горькая, злая, неудобная. Вся твоя! Что ты теперь будешь делать?
Холодная жгучая, как льды Мерзлых Земель, ярость затопила сознание.
— … что тогда скажут ваши подданные, — сквозь пелену гнева донесся голос Диксеритти, — когда узнают, что это не несчастный случай, не прихоть природы устроила землетрясение и шторм на море, а ваш избранник! Что их будущий князь, если ему вдруг что-то не понравится может разрушить половину Мюрджена и утопить вторую!
— Откуда же люди могут узнать, что на самом деле произошло на северных границах с империей? — вкрадчивый голос княжны остановил поток протеста. — Выживших на том единственном корабле было не так много. И далеко не все поняли, что за катаклизм там случился и кто в этом виноват.
— Простите, ваше высочество, — тихо произнес Виррон, — я просто проговаривал возможные варианты.
— Возможности Серебряного — это то, что изменит наш мир. И в выигрыше останется тот, кому эта сила будет служить.
Воцарилась тишина. Которую спустя несколько мгновений нарушил звук удаляющихся шагов.
— Всегда знал, что я тебе не ровня, — тихий голос Лорика, — и смирился с тем, что Янаур будет тебе нужным избранником. Он — князь, его любит Иасион, да и все остальные тоже.
— Ты всегда знал, что я принадлежу только Мюрджену.
— Я никогда не смогу принять твоего выбора. Имперец — он чужак, он пришлый. Что в нем такого есть? Всего лишь его кровь, в которой вспыхнули искры серебра?
— Ты сам ответил на свой вопрос.
— Кари! — отчаянный полушепот.
— Ты смиришься и примешь все то, что я скажу тебе, — отстранено произнесла княжна.
— Кари, — умоляющий стон.
— Я устала, Гард. Мне нужно побыть одной.
Кари закрыла глаза, с удовольствием погружаясь с головой в горячую воду. Она была довольна собой. Даже Иасион, несмотря на свое недовольство, не смог не признать, что ее, как он это всегда называл, безумная затея удалась. Долгожданная дичь попала в силки, теперь лишь надо ее не спугнуть, затянуть сети потуже, а уже потом ему и самому некуда и незачем будет бежать.
Женщина задержала воздух в легких, наблюдая, как тонкая цепочка пузырьков устремилась вверх. Попыталась вынырнуть, одновременно ощущая, как чьи-то сильные пальцы легли ей на плечи, мешая сделать это. Она дернулась, но лишь нахваталась воды, наполняя тело смертельной тяжестью, а душу — животным ужасом. Уже, когда в глазах начало темнеть, она почувствовала себя свободной и рванула на верх из губительного омута. Согнулась, откашливаясь и выплевывая воду, делая жадные глотки воздуха. Попыталась повернуться, но те же пальцы легли ей на шею, мешая сделать это.
— Знаешь, какое было мое самое сильное желание, когда я впервые попал в вашу гостеприимную долину? — вкрадчивый голос над ухом.
Кари непроизвольно вздрогнула, чувствуя, что долгожданный триумф победительницы ускользает из ее рук, как несколько мгновений назад воздух из легких.
— Свернуть вам шею, ваше высочество. И могу заметить, что с тех пор мои стремления не изменились.
— Помнится совсем недавно, ты испытывал совсем иные желания, — огрызнулась женщина.
— Я тоже бываю непостоянным.
— Ты давно здесь?
— Достаточно, — усмехнулся Димостэнис, — чтобы получить ответы на многие свои вопросы. Как оказывается полезно ходить в гости по ночам. Кстати, твой Лорик- отвратно несет службу. Я прошел от северных ворот до самых твоих покоев, меня даже никто не заметил. В связи с этим, что мешает мне сейчас осуществить свое желание?
Его пальцы слегка сжались, но этого хватило, чтобы липкий животный страх вернулся, оставив сонм мурашек на ее коже. Дим тоже заметил это и удовлетворенно хмыкнул.
— Наверное, потому что ты знаешь, что тебе нужны союзники, — Кари упорно цеплялась за остатки самообладания.
— Союзники, — задумчиво повторил Димостэнис, — расскажи мне о новом оружии, моя дорогая избранница, с помощью которого было совершенно покушение на правителя империи.
— Я не понимаю, о чем…, - она закашлялась от резкой нехватки воздуха и замолчала, решив не испытывать судьбу.
— Виррон Диксеритти — твой агент. Несколько аров он пытался развалить империю на две части, втянуть в междоусобную бойню одаренных и обычных смертных.
— У тебя тоже были агенты, засланные к нам. Ты следил, узнавал наши тайны, строил козни. Такова была наша жизнь. Мы с тобой были по разные стороны.
— Я не развязывал войну на ваших границах. Вы же вторглись в Астрэйелль.
Княжна насколько ей позволяла ее не самая выигрышная ситуация, расправила плечи.
— Разве нельзя все это отнести к прошлому? К тому самому прошлому, когда мы не были друзьями.
Димостэнис разжал пальцы, мысленно зааплодировав. Она умела восхищать. Он обошел купель и сел в кресло подальше от «союзницы». Не стоит больше искушать судьбу, а то вдруг он все же не сможет остановиться.
— Ты убил более десятка тысяч моих поданных. Я же не велела тебя казнить, как особо опасного преступника, — избавившись от тисков, давящих на шею, Кари почувствовала себя уверенней.
— Подданных Астрэйелля, — жестко отрезал Дим, напоминая, кто хозяин данной ситуации, — почти все те, кто пришел с вами на тех кораблях, были имперцами. Те самые, которых вы вербовали и вывозили на свои острова, которые обустроили под учебные базы.
Он сказал это наугад, проверяя ее реакцию. И не ошибся. Княжна нервно передернула плечами.
— Между княжеством и империей никогда не было мира! Ты этого не знал?
— Ты приказала меня убить и устроила засаду на выезде из Мюрджена.
Кари сверкнула глазами, вновь не став отрицать очевидное. Долгое время он думал, что это сделал Аурино или Советники, но тогда как бы Ориф успел прибыть так вовремя на место западни?
— Ты использовала меня в борьбе за трон. Покручивала свои делишки в Фельсевере за моей спиной. Прикрылась моим именем, чтобы заключить военный союз со Скалистым государством. Всеми способами пыталась разругать меня с Авваром, даже использовала эту невинную девочку, Лану, следуя своим извращенным планам.
— У тебя нет никаких доказательств!
— Мне они не нужны, — Димостэнис иронично выгнул бровь. — Я всего лишь хотел решить эту головоломку. Не люблю не раскрытых тайн.
Он встал, опять приближаясь к ней и усаживаясь на бортике купели, на расстоянии вытянутой руки. На Кари это подействовало удручающе, но она сдержалась.
— Однако самое интересное началось бы потом, не так ли? — Дим зловеще улыбнулся. — Поговорим о твоих далеко идущих планах, дорогая? Я становлюсь твоим избранником, нарушая основной закон Астрэйелля. В своей стране — я предатель и изгой и назад дороги у меня больше нет. Дальше, я уверен, что в твоей голове засела уже не одна мыслишка, как воспользоваться нашей враждой с императором и подставить меня перед ним, натравливая нас друг на друга. И когда возмущенный Аурино Эллетери, подгоняемый Советом пришел бы под стены Мюрджена с целью наказать предателя и защитить себя от дальнейших посягательств, я был бы вынужден защищать как минимум свою жизнь, как максимум жизнь всех вверенных мне людей.
Кари все же фыркнула, выказывая свое отношение к его словам. Однако на Димостэниса это не подействовало.
— Ты не учла лишь одного, — презрительно произнес он.
В ее хищных глазах застыл вопрос.
— Ты так и не держишь поводок от моего ошейника в своих руках.
Уже не таясь, Димостэнис вышел из покоев княжны, прошел через все комнаты и свободно покинул дворец, ловя на себе удивленные взгляды стражей.
Он сумел обуздать свою ярость. Все же он тоже был игроком и понимал, что в его глупом и безнадежном проигрыше виноват только он сам. Он так сильно увлекся своей мнимой свободой и уверенностью, что способен сам выбирать свои дороги, что расплата стала неминуемой. Впрочем, вряд ли Кари будет чувствовать себя столь уверенно и непобедимо, когда он исчезнет и ей придется доказывать свою состоятельность перед усомнившимися поданными, оправдываться перед Иасионом, придумывать очередную ложь князю Фельсевера.
Дим вышел за ворота, тихо свистнул, призывая жеребца, гуляющего где-то неподалеку.
Астрэйелль погряз в собственной заносчивости и чванливости.
… благородный сэй, привыкший на все смотреть сквозь призму величия своего дара. Надменный, снисходительный, уверенный лишь в своей правоте…
Кари дала точное определение. Именно такими видят жители долины имперцев. Высокомерными зазнайками. И пока они отворачивали свои высокородные носы от «затерянной земли», пренебрежительно фыркая и борясь с контрабандой вина и запрещенных книжонок, мюрдженцы играли по-крупному.
Едва не создали отдельное государство для неодаренных, развалив Астрэйелль на две кровоточащие части. Начали военные действия на севере. А покушение на императора на праздничном шествии?
Дим прикусил нижнюю губу. Он все валил на Совет Пяти, считая их самым большим злом. Почему? Потому что он, как и все не считал Мюрджен достойным внимания врагом. Да по сравнению с княжной советники — белые и пушистые овечки, невинно преследуемые беспощадным и жаждущим их крови злодеем в его лице!
Димостэнис спешился возле своего дома, отпустил Серебряного.
Оставалось неясным почему Кари и ее собеседники в своем разговоре Янаура Эардоре и его упоминали как знакомых. За все время своего пребывания в Мюрджене он так ни разу не видел лэра. Правда из всего услышанного о нем, Дим пришел к выводу, что князь — личность неординарная и многогранная. Второй кандидат на престол, первый везер, избранник Кари, любимец Иасиона и Аввара, надежда своих подданных.
Димостэнис остановился у самого порога дома, пригвожденный внезапной догадкой.
Дверь внезапно распахнулась и из темноты вылетел кулак, врезаясь ему в скулу. Он мотнул головой, чувствуя, как из глаз посыпались искры, причем отнюдь не серебряные. Увернулся от второго удара. Кулак нападающего ушел в пустоту. Дим ударил по вытянутой руке, послышался хруст кости и стон, наполненный болью.
Едва успел отклониться от нападения сзади. Острое лезвие рапиры вспороло рубаху. Димостэнис стремительно повернулся. В грудь ударило мощное плетение, сбивая дыхание. Он успел выставить защиту и сталь отлетела, не причинив вреда.
Неужели ее высочество так быстро сумела отреагировать на их спонтанное свидание? И все-таки решила избавиться от него? Быстро она меняет свои решения! Он был прав — ни в коем случае нельзя брать в избранницы такую ветреную особу.
Краем глаза успел заметить третью фигуру, выходящую из-за деревьев. Потянулся к хьярту. Тугая сеть, переплетенная из энергопотоков всех четырех стихий, обрушилась на него. Нити врезались в кожу, безжалостно сминая его щиты и разрывая связанные звенья силы. Высвобожденная энергия ударила изнутри, вкручивая от боли мышцы, кости. Дим, упал на колени, лишившись возможности управлять своим телом. Сильный удар в живот опрокинул его на землю.
Шакт использовавший против него неизвестное плетение, уже стоял рядом. Ошейник бессилия врезался в кожу. На эту ночь это было последнее неприятное ощущение.
Шею сдавливал тугой железный ошейник, который тут же жестко врезался в подбородок едва Димостэнис попытался пошевелить головой. Вокруг стояла кромешная тьма. Он поднялся на ноги и сделал несколько шагов вперед. Резкий рывок заставил его отступить назад. Он поднял руку нащупывая толстую цепь, присоединенную к ошейнику и вмурованную в стену.
Дим вернулся на прежнее место и снова сел, анализируя свое состояние. Прошло несколько мен, чтобы понять, что под железными оковами на нем все еще оковы энергетические. Его сила Шакти сдерживалась обручем бессилия.
Оставалось лишь сидеть и ждать. Раз его не убили сразу, значит он по-прежнему нужен. Значит, скоро должен прийти переговорщик и сообщить о его дальнейшей судьбе. Дим прислонился к стене и слегка откинул голову, стараясь смягчить боль от давящего на шею железа.
Он не знал сколько прошло времени, когда дверь темницы распахнулась и на пороге показался темный силуэт, освещенный неярким светом огневика. Человек зашел внутрь, прикрепив огневик к стене.
— Приветствую, сэй Иланди, — произнес Олгин Эардоре.
— Ваша светлость, — иронично произнес Дим, — простите, но в этот раз не могу сказать, что рад вас видеть.
— Мне невыносимо жаль, что я вынужден так поступать с вами. Однако мой долг — забота о мире, в котором мы живем и о том, какое будущее нас ожидает. Ничего личного, Димостэнис.
Пленник непроизвольно дернулся. По шее тонкой струйкой от пореза ободом потекла кровь. Он выдохнул сквозь сжатые зубы и вернулся назад.
— Я могу снять с вас эти железяки, если вы дадите мне слово чести, что не будете предпринимать попыток к побегу.
— Слово чести — вам? — презрительно фыркнул Дим. — Я слишком ценю свою честь, чтобы тратить ее на разбойников.
Князь даже бровью не повел.
— Это для вашего же блага, — пожал он плечами, — покинуть нас вам не удастся даже без ошейника, но за каждую попытку побега условия вашего пребывания здесь будут ужесточаться. Впрочем, если вам нравится сидеть на цепи — ваша воля.
— Где же ваше почтение к памяти великого предка? — язвительно спросил Дим.
— Вы — не Таурил.
— Вот и я вам всегда об этом говорил.
— Лучше бы ваши слова не расходились с делом. Пока вы не показывали ваших способностей, вы были лишь прихотью, игрушкой ее высочества. Впрочем, вы не сильно-то и сопротивлялись. Как быстро вы оказались в ее постели. Я был о вас лучшего мнения.
— Вы что огневик держали?
Олгин фыркнул.
— Избавьте! Мне достаточно того, что эта тварь соблазнила моего сына и втянула его в свои авантюры, а он исполнял любые ее желания. Потом она взялась за вас. Ее предел — Гард Лорик. Уличная девка!
Князь прервал самого себя. Видимо в таком ключе о своей будущей повелительнице он мог говорить долго.
— После того как вы показали свои способности, спасли ее высочество, все словно с ума сошли. Книги с историей образования Мюрджена, древние фолианты стали продаваться в лавках с утроенной силой, все вновь поверили в Серебряного и его дар. Что самое главное — все поверили в княжну Кари, ее способности управлять страной и стать для своих подданных достойным правителем. Ведь она смогла вернуть то, что было давно утрачено. К тому же вновь появился шанс, что в долине родится свой Серебряный. Не удивлюсь, если то покушение в лесу она сама и организовала.
— Вы абсолютно правы, ваша светлость. Вместе со эссой Лориком.
— Какая хитрая мерзавка! — в голосе Эардоре послышались восхищенные нотки. — Мы с ног сбились искать тех, кто это устроил. Думали найдем в их лице единомышленников.
— Как я понимаю — ваша цель не дать Кари зайти на престол.
Олгин фыркнул.
— Вы не замечали в ее поведении некую особенность?
Дим на мгновение задумался.
— Она ненавидит одаренных. И имперцев.
— Если позволить ей прийти к власти, она загонит в резервации первых и развяжет длительную войну со вторыми.
— Так вы не просто разбойник, — язвительно произнес Иланди. Железный обод пережимал горло, говорить становилось все труднее, — вы из-за идейных соображений? Еще один борец за справедливость.
— В Мюрджене почти не осталось семей, где вступают в союзы только шакты. Их потомки никогда не достигнут никаких высот. Быть с чистой кровью в последнее время стало чуть ли не позором. Это началось еще при бывшем правителе, отце Иасиона. Как бы невзначай стали уделять внимание тем, кто смешивал кровь. Якобы для того, чтобы возможности одаренных сияли всеми гранями. Под этим же предлогом — стали вытеснять, изгонять, лишать власти и каких-либо привилегий тех, кто придерживался старого образа жизни. Иасион почти не продолжал эту политику. Он всегда был мудрым и умелым правителем. Когда он отдал бразды правления Кари — все не только вернулось на круги своя, но и ухудшилось. Теперь лучшие места при дворе, должности, полномочия отдаются только истинным детям долины. Так стали звать тех, кто заключает смешанные союзы. Что, мол чистая кровь одаренных — отголоски имперского прошлого. Пройдет не так много времени, когда она всех, кто имеет дар, загонит в резервацию или просто уничтожит. Так же как когда-то род Эйлин уничтожил дар в своей крови.
— Все же так можно? Смешанные союзы не всегда во благо?
— Вы видели шактов долины и знаете на что способны шакты империи. Скажите откровенно: чьи возможности выше?
Димостэнис пожал плечами.
— Сначала я был поражен сколько у вас одаренных, владеющих всеми сторонами дара, в том числе и умением проводить энергии. Однако вы растрачиваете свои возможности в пустую. Вы просто не знаете, как ими пользоваться. Да, вы многогранны, но не опытны. Мало добыть алмаз, его еще надо огранить, чтобы он по-настоящему сверкал. Понимаете, о чем я говорю?
— Вы хотите сказать, что имперцы сильнее?
— В Астрэйелле одаренный владеет одной стихией, иногда двумя, но он знает об этой стихии все. Он досконально изучает то, чем наделила его природа. Долгих семь, а то и все десять аров. И эта грань дара уже сверкает как брильянт. Правда, у вас тоже есть умельцы, — Дим вспомнил то неизвестное ему плетение, которое ему продемонстрировали совсем недавно.
— Конечно, есть, — самодовольно усмехнулся Эардоре, — у нас есть общества, которые мы не афишируем, закрытые классы, в которых, если говорить вашими словами, ограняют дар. Мы не согласны с тем, чтобы одаренных рано или поздно ограниченная самовлюбленная дрянь задвинет на задворки.
Продолжать разговор стоило только из-за того, чтобы послушать какими еще эпитетами князь наградит ее высочество.
— Какого же вы мните на ее место? Уже не себя ли?
Олгин покачал головой.
— Я уже стар. Зачем мне эти проблемы? Мой сын — вот достойный кандидат в правящие князья.
Приходилось прилагать все больше усилий, чтобы не показывать свою боль.
— Он тоже участвует в вашем заговоре?
— Янаур никогда не пойдет против этой гадюки. Уж не знаю, что она такое сотворила с ним. Однако он очень расстроится, когда узнает, что ее больше нет. И ему ничего не останется, как согласиться на просьбы верных подданных занять престол. Род Эардоре в состоянии дать величие своей земле и без пришлых чужаков.
— Величие на крови? Чем ваш Дом и Дом Эйлин отличается от правящих Домов Астрэйелля? Может быть ваш прародитель и закладывал в основу новой жизни свободу, человеколюбие, толерантность, но вы уже давно похоронили истинную суть его помыслов под грузом ваших амбиций, жажды власти, утоления своих собственных эгоистичных желаний.
Князь задумчиво смотрел на него.
— Я оставлю вам огневик. Зря вы не согласились на мое предложение. Все же ошейник доставляет вам немало неудобств. Правда мучиться вы будете не долго. Уже завтра Иасион подписывает отречение от престола.
Когда за князем закрылась дверь, Димостэнис сел на каменный выступ и прижался к стене, стараясь облегчить давление обода.
Шаги эхом раздавались в замершем зале. Приглашенные гости в растерянности застыли, даже музыканты перестали играть. Десятки людей, одетые в черные длинные плащи и закрывающие лица капюшоны, вошли в зал, где в скором времени должна была состояться коронация нового правителя Мюрджена. Обнаженные мечи блеснули в свете сотен ламп, расставленных по стенам. С некоторых клинков на пол стекали капли крови.
Женский крик разорвал растерянную гнетущую тишину. И тут же прервался, всхлипнув, булькнув, осев на пол. Новая кровь окропила мраморные плитки дворца. Из-за закрытой двери уже явственно слышались сдавленные крики и песнь клинков.
Вскоре створки, сдерживающие основной натиск заговорщиков распахнулись и в зал хлынул поток сражающихся людей. Онемение, царившее в зале, разбилось, разлетелось вдребезги, поднимая вихрь хаоса и разрушения. Мечи вступили в свой смертоносный танец. Клинки со звоном бились друг о друга. Сталь ударялась о сталь, высекая искры. Теплая кровь, разлетаясь брызгами, обагряла шелк нарядов.
Сплетались энергетические формулы, усиливая возможности противников. Яркие вспышки оседали на разгорающихся огневиках. Ярче вспыхнул огонь в лампах. Кое-где треснули стекла, и освобожденная энергия выплеснулась, найдя пристанище на бархате оконных занавесей. На кончиках клинков мерцали искрящиеся плетения, разгораясь от каждого удара. Оружие, сыпавшее с лезвий вспышки разящих искр, источало сияние будто продолжение рук своих хозяев.
Гвардейцев оттеснили от входа, освобождая проход для основных участников, устроенного кровавого представления. Семь фигур, также закутанных в плащи, вошли в залу. По сторонам от них шли вооруженные стражи, обеспечивающие безопасность. Заговорщики поднялись по лестнице. Несколько защитников дворца, объединив усилия сплели мощную формулу нападения, сотканную из энергии огня уже во всю властвующего в зале, и швырнули во врага. Идущий в центре человек выставил щит, накрывая своих подельников и ослабляя мощь плетения. Замер, подчиняя себе энергетические потоки, упругими плетями, обвивающиеся вокруг него и ударил по перилам, огораживающим выступающий балкон второго этажа. Куски мрамора, смешиваясь с пылью полетели вниз на еще недавно беззаботно веселящихся людей. Проделавший все это одаренный даже не оглянулся, он шел к своей цели.
— Вот и все, — изможденный, истощенный долгой болезнью человек, больше похожий на высушенную мумию, откинулся на свое ложе, — я рад, что наконец могу скинуть этот груз. Он больше мне не по плечам.
Он положил перо на стол, рядом с документом, гласящим, что князь Иасион из рода Эйлин отрекается от престола и передает власть своей сестре княжне Кари из того же рода.
— Нам будет не хватать вашей мудрости и света, который вы проливали на всех нас, — почтительно произнес один из присутствующих везерей.
Он и еще трое его коллег склонили голову перед бывший правителем. Иасион слабо улыбнулся. Четверо самых близких, самых преданных ему людей. Долгие ары они были вместе. Теперь ему пора уходить, а у них еще найдется дело. Князь перевел взгляд на сестру. Она стойкая и упрямая, амбициозная и целеустремленная, она справится. Однако ей все равно понадобится опора, хотя бы на первое время. Долина нуждается в сильном правителе.
— Ваше светлейшее высочество, вам надо поставить здесь и свою подпись, — тот же везер повернулся к княжне. Сегодня он взял на себя обязанности главного.
Должность первого везеря всегда была за князьями Эардоре. Олгин уже давно отказался от этих обязанностей, а его сын…
Иасион болезненно прикрыл глаза. Если быть честным с самим собой, только перед самим собой, Янаур был бы лучшим правителем для Мюрджена. В нем жил здравый смысл, терпение, умение принимать правильные решения даже в самых тяжелых ситуациях, он не рубил с плеча и что самое ценное — его никогда не интересовала власть в чистом виде, он не упивался ею, не ставил самой целью и ему никогда не была безразлична судьба княжества и людей, живущих в нем. Наследие Таурила ярко жило в этом молодом человеке, пусть в крови и не было серебра.
Жаль, что Кари так и не увидела в нем этого.
Без пяти мен законная правительница Мюрджена протянула руку и взяла перо.
— Коронация будет проходить в тронном зале, — вновь произнес везер.
— Это вряд ли, эсса Галаттэ.
Дверь распахнулась и в комнату вошли семь фигур, закутанных в плащи. Одна из них закрыла дверь на замок, подперев стулом.
— Что происходит?! — Галлатэ поднялся со своего места, но тут же осел назад, хватаясь за рукоять длинного ножа, торчащего у него из груди.
Трое заговорщиков отделились от вошедших. Хладнокровно обнажив острые клинки, пригвоздили растерянных везерей к стульям, на которых они так и остались сидеть.
Кари вскочила на ноги. Ее грудь высоко вздымалась в такт дыханию, глаза расширились. Она сжала кулаки, словно пыталась удержать в них свое хладнокровие.
— Сейчас сюда ворвется моя охрана, — жестко произнесла она, — вы вряд ли успеете насладиться содеянным.
Из-под двери расползалась лужа крови. Один из заговорщиков перехватил взгляд княжны, направленный на дверь, на красное пятно под ней.
— Вряд ли вам кто поможет, ваше несостоявшееся высочество, — усмехнулся один из убийц, — даже он.
С этими словами мужчина подошел к одной из фигур, стоящих позади и сдернул капюшон. Кари чуть отступила назад. Ее самообладание дало сбой. В глазах сверкнула паника. Она встретилась взглядом с Димостэнисом. Тот неопределенно пожал плечами.
Что он еще мог сделать?
Железный обод, в котором он просидел более суток и теперь не мог двинуть даже головой, так как шея распухла и невыносимо болела, заменили тяжелыми кандалами, одетыми на запястья и соединенными между собой короткой толстой цепью. Двое шактов, стоящих рядом, контролировали каждое его движение. Прикосновение их готовых плетений он постоянно чувствовал на своей коже, и любая попытка соприкоснуться с хьяртом была бы тут же пресечена.
— Удивлены, ваше высочество? Что вы еще хотели от имперца? Он посланник императора и прибыл сюда, чтобы разрушить нашу жизнь. Обескровить нас, лишить долину ее правителей, посеять хаос. В последнее время об этом все забыли, но, когда его найдут рядом с вашим трупом, вновь вспомнят, кто наш главный враг и что вы, ваше высочество, виноваты в том, что пустили его так далеко.
— Спасителем будете вы, ваша светлость? — презрительно скривила губы Кари, — можете снять капюшон, лэрд, я все равно вас узнала.
— Зачем, Олгин? — тихо простонал Иасион со своего ложа.
— Я всегда готов был служить тебе, — резко ответил тот, — но не ей.
По примеру своего предводителя остальные тоже открыли свои лица. Двоих заговорщиков Дим хорошо знал. Часто видел во дворце. Один из них был главой старинного знатного рода, второй наследник не менее благородного Дома. Правда, вот его родители были недавно убиты, когда неизвестные преступники запугивали правящий Дом и расправились с преданными короне людьми. Невероятно странное совпадение.
Димостэнис скосил глаза сначала на одного своего конвоира, на второго, перевел взгляд на стоящего у окна. Этих троих он видел впервые. Совсем еще юные, возможно старшему аров двадцать три — двадцать пять. Скорее младшие сыновья с не менее известными именами, чем их подельники и чьи более старшие, но менее удачливые члены семьи стали жертвами мятежников. Как легко эти юнцы разделались с безоружными и беззащитными людьми. Далеко пойдут мерзавцы!
Дим перевел взгляд за окно. Ветер легко шевелил листья старых каштанов, растущих в княжеском саду. Он знал, как это — легко, невесомо дотрагиваться до гладких плодов, скользить среди разросшихся ветвей, слушать шепот листвы. Он уже был ветром. Помнил легкость приветственных, игривых объятий. Никакая сила подвластная людям не сможет почувствовать восторг от встречи двух стихий.
— Мне придется убить предателя, — Олгин повернулся к Димостэнису, — к сожалению, я не успею спасти вас, ваше высочество, но после того, как я отомщу за вашу гибель, мне ничего не останется, как взять судьбу княжества в свои руки.
Никто не заметил, как листья за окном перестали легкомысленно шуршать. Воздух замер. Он слушал зов. Слабый, неумелый, едва обозначившийся на едином полотне мироздания. Один из его братьев нуждался в помощи.
Губы Серебряного дрогнули в едва заметной улыбке. Листья деревьев сорвались с ветвей, поднялись вверх, на миг затмив свет Таллы. Обиженно вздыбились в миг обедневшие кроны. Окно треснуло, будто в него со всего маха ударили невидимым кулаком. Брызнули осколки стекла, в комнату ворвался ветер. Заплясал огонь в лампах.
Заговорщик, стоявший ближе всего к окну, коротко вскрикнул. Схватился за голову. Из его глазницы торчал острый осколок. Парень упал на пол, беспомощно суча ногами и затих. Под его головой медленно-медленно образовывалась блестящая темно-бордовая лужа. Застывшие люди неотрывно смотрели как она текла, смешиваясь с разлитой по полу кровью везерей. Наверное, те еще не успели далеко уйти за Врата Зелоса. Впрочем, вряд ли на том свете убийцы и жертвы ходят одними дорогами. Это только в этом мире возможно.
Воспользовавшись тем, что про него на какое-то время забыли, Димостэнис сблизил руки, достав пальцами правой руки большой палец левой и с силой дернув, вытащил его из сустава.
На теории он знал, как это делается, чтобы вот в таких довольно безнадежных случаях как сейчас освободиться от оков. На практике же…
Как же это было больно! Бездна вас всех забери!!!
— Убить его! — сквозь слегка замутившееся сознание, Дим услышал голос лэрда.
Он резко выбросил руку, на запястье которой болтались кандалы и тяжелым кольцом ударил с права стоящего от него заговорщика в висок. Хрустнула кость, и парень кулем осел на пол. Димостэнис упал на него, уклоняясь от рассекшего над головой воздух меча второго конвоира. Пнул ногой, попав по коленной чашечке и тут же перекатился, уходя от очередного удара. Схватил клинок убитого и вскочил на ноги.
На уровне груди замерло плетение, растворившись в едва заметном серебристом мареве. Дим вновь попробовал сформировать зов. Стихии не откликнулись. Видимо решили, что больше в их помощи он не нуждается.
Иланди отразил несколько молниеносных колющих ударов оставшегося в живых конвоира. Не помешал бы второй меч. Однако с выбитым суставом он вряд ли сможет держать оружие. Поэтому Дим не нашел ничего лучшего, как стащить с себя плащ и накрутить его на вторую руку наподобие щита.
Отбил несколько ударов, сделал короткий выпад. Противник легко парировал его атаки и так же быстро перестраивался, уходя в защиту. Времени возиться с мерзавцем не было. Еще мгновение, другое — опомнятся остальные. Имперец, не жалея сил, нанес два сокрушительных рубящих удара. Первый пришелся на подставленный клинок, второй все же зацепил ребра. Мюрдженец отскочил назад. Рубаха под плащом была распорота, из глубокого разреза потекла кровь.
Вскрикнула княжна. Дим оглянулся. Иасион прикрыл сестру, давая ему еще несколько мгновений. Острие вражеского меча вспороло воздух возле самого горла. Он выставил руку с импровизированным щитом и в следующие мгновение сделал выпад. Его клинок пронзил мюрдженца насквозь, погрузившись в грудь почти до середины лезвия.
Сделав два огромных прыжка Димостэнис оказался возле стола и схватив тяжелую мраморную чернильницу, швырнул ее в голову врага. Тот пошатнулся и выронил меч. В следующее мгновение Дим уже стоял возле княжны, загнав ее глубже в угол и закрывая собой. Она была единственная, кто сможет подтвердить его непричастность к заговору. Иначе все его усилия пойдут прахом. Вину за смерть княжны так или иначе возложат на него. Кто захочет выносить сор из избы? Тот же Иасион укажет на него, чтобы не порочить имя Эардоре и других знатных изменников.
Заговорщики, взяв их в полукруг, медленно приближались. Было видно, что они напуганы и ошарашены таким поворотом событий. Устроенная им бойня всего за несколько мен уменьшила их состав в половину и явно породила в их благородных головах горькие мысли о том, что не стоило его втягивать в их черные делишки. Однако дело было сделано и отступить они уже не могли.
Защита приняла на себя удары вражеских плетений. Дим знал, что долго она не продержится. Эардоре сделал длинный выпад, направив меч ему в грудь. Одновременно с ним напали и двое других. Имперец отбил один за другим два атаки, приняв третью на плащ, замотанный вокруг предплечья, развернувшись так, чтобы клинок ударил плашмя. Рука онемела и безвольно повисла вдоль тела. Дим скинул ненужную тряпку, стараясь попасть во врагов. Плащ упал на клинок одного из противников и тот слегка замедлился, избавляясь от помехи. Димостэнис не упустил момент, коротким отточенным движением выбил меч и нанес сильный удар. Парень подставил кинжал, зажатый во второй руке и клинок Дима пришелся всего лишь по плечу, перерубив плоть до самой кости.
Любоваться поверженным противником времени не было. Он с трудом отбил новый выпад лэрда и едва успел увернуться от сокрушительного рубящего удара второго противника. Видимо Эардоре в более ранние ары был неплохим бойцом, теперь все же сказывался возраст, делая его менее проворным и медлительным. Его же молодой подельник оказался отличным мечником с отменной выучкой, быстротой реакции и судя по ведению боя, немалым опытом.
От очередного плетения как мыльный пузырь лопнула защита. В пылу сражения никто не обратил на это внимание, кроме него самого. Пора бы гвардейцам ее высочества вспомнить за что они получают свои золотые и начинать спасать свою правительницу.
Дим едва увернулся от клинка, промелькнувшего перед глазами. Сделал шаг вперед, обрушивая всю мощь своего удара на лэрда. Князь отразил его атаку, но не смог удержать меч. Тот со звоном упал на мраморные плитки. Молодой рубанул по ногам. Имперец опустил меч, пытаясь отбить неожиданный выпад. Парень, быстро крутанувшись вокруг себя, ударил снова и лезвие его клинка, распоров рубаху, оставило на груди Дима длинную резаную рану.
С той стороны в дверь что-то бухнуло. С такой силой, что от энергетического выплеска, откатившегося в комнату, у Дима волосы встали дыбом. Треснули створки. От одной отщепилась тонкая длинная жердь и накренившись повисла в воздухе. Второй силовой импульс выбил тяжелую доску, и та с грохотом рухнула на пол.
В проеме, сверкая горящим пламенем в глазах стоял… Ориф. Бывший помощник быстрыми шагами пересек комнату и встал между Димостэнисом и Олгином Эардоре. Взял руку лэрда, в которой тот держал меч, поднял, направил острие клинка себе в грудь.
— Давай, — тихо произнес он, — только так ты сможешь заставить меня занять седалище, которые все с придыханием называют троном.
— Это для блага княжества! — взревел князь.
Его сын покачал головой.
— Благо не может прививаться насилием. Я никогда не одену корону, вымазанную в крови. Впрочем, ты можешь сделать это сам. Правда, тогда тебе придется все же это сделать! — он чуть поддался вперед, надавливая на меч. — Я не хочу видеть, как честь нашего рода умирает вместе с миром, который создавали наши предки. Я не хочу знать, что Эардоре стали причиной того, что наша земля перестала быть благословенной и превратилась в пристанище рабов, которыми правят лишь жажда власти и собственные низменные амбиции.
В дверь ввалились стражи во главе с Лориком. Гард был весь залит кровью и заметно хромал, впрочем, другие мало чем отличались от своего старшего.
— Пошли вон, — Эардоре даже не глянул на подоспевших стражей. Однако от его голоса все стражи так же ретиво удалились, как несколько мгновений назад появились. Остался лишь глава охраны княжны.
— Эсса Лорик, вы проявили себя безответственно и непрофессионально, просмотрев готовящийся заговор.
Гард поднял голову, бросив на князя взгляд, который не оставлял никаких сомнений в царящих между мужчинами взаимоотношениях.
— Постарайтесь хотя бы схватить заговорщиков, если ни на что более не способны.
— Тогда позвольте, ваша светлость, я арестую главного преступника, — с вызовом произнес Лорик, глядя на Эардоре старшего.
— Вам не повезло, — сухо оповестил его Янаур, — здесь уже я. Вы опять опоздали.
Гард, играя желваками, покинул комнату.
Молодой Эардоре некоторое время просто стоял, опустив голову. Сделал глубокий вздох и медленно повернулся, встречаясь взглядом с глазами имперца.
— Ваша светлость, — отвесил тот глубокий поклон, — какая честь наконец-то познакомиться с вами.
Янаур взял у отца ключи от кандалов и снял оковы с Дима.
— Прости, — тихо произнес он.
— Никакая она не благословенная — твоя земля, — едко произнес Иланди. — Такое же скопище мерзавцев, властолюбцев, лжецов и убийц. Однако, видимо, лэр Эардоре, вы настолько долго гостили в чужом доме, что упустили нечто важное в своем.
В звенящей тишине он пересек комнату и вышел за дверь.
Горы и все вокруг в серебряном мареве, будто сама Талла опустилась на землю. Серебро было везде, казалось, можно протянуть руку и потрогать его. Не все выдерживали этой мощи. Кто-то потерял сознание. Кого-то скрутила боль от пронизывающей энергетики, бьющей вокруг. Кари видела струйку крови, текущую по лицу Аввара. Помнила, как ее пальцы до судороги сжимали поводья. Лавина воды, падающая вниз. Дрожь земли, встающей на дыбы. И одинокая фигура, стоящая на пути.
Княгиня тяжело вздохнула, выныривая из омута воспоминаний. Нет, злить его она и в правду больше не будет. Открылась дверь. Тихие легкие шаги. Пора начинать новую игру. Или скорее приступить за старую, но до конца не отыгранную партию.
— Приветствую, ваше светлейшее высочество! — Янаур Эардоре склонился в почтительном поклоне. — Я еще не имел возможности поздравить вас с коронацией. Позвольте выразить, как я бесконечно рад…
— Ты все еще обижаешься на меня? — тихо спросила Кари.
Мужчина чуть прищурившись смотрел на взъерошенные пряди волос, которые она постоянно поправляла, тонкие пальцы, чуть выдающиеся высокие скулы, от чего ее черные глаза казались слегка раскосыми.
… - Ты такой сильный, такой надежный, я никогда не встречала таких, как ты. Моя опора. Ты мне нужен, — шептали ее губы. О, Боги, а что вытворяли ее руки! Что она позволяла вытворять с собой…
— За то, что ты нашла более сильного, надежного и крепкого? Какие мелочи! С кем не бывает?
Кари закрыла лицо ладонями.
— Я не об этом, — прошептала она.
Янаур прошелся по комнате и опустился в кресло.
— О том, что ты на целых пол ара заперла меня в темнице, по причине того, что я помешал твоей прихоти и не позволил ему умереть?
— Темница! — фыркнула княжна. — Ты имел все что ни пожелал бы. Разве что твоих бесконечных девок не было!
— Не было же, — невозмутимо парировал мужчина.
— Ты все еще злишься на меня за то, что я отправила тебя в Астрэйелль!
… - Только ты сможешь сделать это, — ее глаза умоляюще смотрели на него, — ты сможешь вывести его из крепости и войти к нему в доверие.
— Я думал, что нужен тебе здесь. Нужен тебе.
— Нужен, — женщина нежно взяла его лицо в свои ладони, — ты мой будущий избранник. Но ты же знаешь, Ян, я никогда не смогу принадлежать только тебе. Мюрджен всегда в моем сердце, мыслях, душе. Я должна думать о нем, заботиться о его благе. У нас есть шанс познать, что такое этот дар, кто этот человек, обладающий им, проникнуть в самую сущность Астрэйелля. Если ты не согласишься, Иасион отдаст приказ казнить его. Я буду тебя ждать, сколько бы не пришлось…
— Ты сказала, что тебе это нужно и я сделал этот ради тебя. Мне было нелегко расстаться с тобой. Поменять свои планы.
— Я не просила тебя оставаться там на целых пять аров!
— Сколько бы не пришлось, — повторил Янаур когда-то сказанные слова, — впрочем, твое сколько бы не пришлось длилось не дольше нескольких миноров. Ты перестала нуждаться во мне. Тебе нужны были лишь сведения, которые я передавал. Правда девицы, которых ты присылала в наше условленное место вместо себя были очень даже неплохи. Так что я не в обиде.
Кари резко отвернулась.
— Как ты освободился?
Он многозначительно хмыкнул.
— Это стоило мне больших денег. Главный поверенный моего отца запросил нескромную сумму за наше общение. Так же, как и капитан стражи, который дежурил в ту ночь.
— Ты обо всем знал?! — ее глаза пылали гневом, когда она вновь повернулась к нему. — Знал! И ничего мне не сказал?
— Рядом с тобой был тот, кто мог тебя защитить. Разве ты не этого хотела? Проявить его возможности, доказать своим подданным правильность своего выбора. Зачем мне было вмешиваться?
Правительница Мюрджена закрыла лицо ладонями.
— Ты был прав, Ян! Во всем, что ты говорил — ты оказался прав. Я жалею, что не послушала тебя. Так жалею! — она опустила руки. — Как мне исправить свою ошибку?! Помоги мне, Ян! Не бросай меня.
Мужчина подошел, обнял за плечи.
— Что это вы раскисли, ваше высочество? Сейчас, когда достигли главной цели своей жизни.
— Мне не хватало тебя, — она положила голову ему на плечо.
— Ты должна отменить все казни.
— Ты в своем уме, Ян? Я не могу спустить такое! Меня не будут уважать.
— Ты — правительница Мюрджена, а не перепуганная девчонка, горящая жаждой мести. Воспользуйся ситуацией. Вей из них веревки. Много заговорщиков было убито во дворце. Многие Дома потеряли своих наследников. Во многих семьях произошел раскол. Возроди старые традиции. Напомни чья кровь течет в тебе. Почему именно род Эйлин занимает престол и имеет на это все права.
— В последние ары это стали забывать, — горько произнесла она.
— Теперь самое время объявить себя законной наследницей Таурила и зарубить на корню все сомнения.
— Советы первого везеря? — робко спросила Кари, с надеждой взглянув на мужчину.
— Я хочу, чтобы ты освободила отца.
— Он едва не убил меня! Ты просишь его отпустить?
— Не отпустить — посадить под арест в каком-нибудь дальнем поместье без права возвращения. Я не хочу, чтобы он умер в темнице.
Она молчала.
— В последнее время мы все натворили много ошибок, — мягко напомнил Янаур.
— Только ради тебя.
— Я уеду на несколько дней, — мужчина поцеловал ее в лоб и отстранился, — провожу отца, приведу в порядок мысли.
— Только не долго. Мы без тебя не сможем.
— Мы?
— Я и Мюрджен, — она улыбнулась и обняла его за шею, прислонившись щекой.
Эардоре разъединил ее руки.
— Я вернусь и вновь займу место первого везеря, — он тяжело вздохнул. — Моя голова, рука, сердце будут принадлежать тебе и княжеству. Свою личную жизнь я оставлю себе.
Кари с досадой отвернулась.
— Я помню, как однажды ты сказала мне, что полностью можешь принадлежать лишь Мюрджену. Я не хочу делить свою душу на троих.
Не оглядываясь мужчина вышел из покоев правительницы, тихо закрыв за собой дверь.
Собиралась гроза. Дышать стало трудно. Тяжелые мрачные тучи опустились, казалось, до самой земли. Дима сидел в комнате перед открытым балконом, наблюдая за хмурившимся небом. Кожа, волосы, одежда были наэлектризованы, словно еще чуть и он сам начнет искрить. Именно по этой причине он так рано ушел с работы. Опасался очередного приступа. После того землетрясения все чувства будто обострились. То ли природа еще не пришла в себя, то ли его организм не успел восстановиться.
— Привет, — бодрый голосок прозвучал во внезапно зазвонившем телефоне: — Чем занимаешься? Не хочешь составить мне компанию?
Они шли вдоль набережной. Черное неспокойное море билось о камни, яростно накатывая и вновь отступая.
— Ты никогда не думал о том, что весь наш мир состоит из силы? — девушка повернула к нему голову, увидела непонимание на его лице. — Нет, правда! Когда на море шторм, он топит могучие корабли, людей, которые считают себя венцом создания, но против силы, которая создала наш мир, человек ничего не может сделать. Когда ураган несется, уничтожая все на своем пути, сколько в нем непреодолимой мощи? И эта энергия она здесь, разлита в воздухе, бьется в ветре, в волнах. В солнце, которое каждые новый день восходит на небе. Ты представляешь, сколько в нем энергии?
— Ну, да, ученые это подсчитали, — насмешливо произнес он, но Алла, увлеченная своим рассказом, не обратила на это внимания, либо же не пожелала вступать в драку.
— Человек не может видеть этого, к сожалению.
Она смотрела на него, ожидая реакции на свои слова.
— Ты любишь море, — констатировал он, сделав вид, что не понял, о чем она говорит.
— А ты?
Очередная волна ударилась о берег.
— Если дать жизнь твоей теории, — вдруг произнес он, — то сила воды может быть не только в море. Представляешь, сколько ее может быть в реке? Горной. Когда вода бежит по крутым склонам, прокладывая себе дорогу через скалы, а утренний свежий воздух звенит от избытка чистой энергии, которую принес новый день. Вода чистая, хрустальная, и сила в ней такая же. И ты можешь не просто ее видеть, но и брать.
Он досадливо прикусил нижнюю губу и отвернулся от девушки, которая только что рот не раскрыла от удивления.
Алла обошла его и встала так, чтобы они могли смотреть друг на друга.
— Сверкает уже совсем рядом. Сейчас начнется ливень, — произнес Дима, разрывая тишину.
Они немного не успели добежать до машины. Дождь намочил ее волосы, и они влажными прядями падали на лоб, прилипали к лицу.
— Не против, если я напою тебя чаем или кофе? — спросила Алла. — Я живу рядом, мы могли бы просто дойти, если бы не дождь.
Дима медленно протянул руку, убрал мокрый локон, который все время падал на лицо. Девушка замерла. Однако сделав это, мужчина вернулся на свое место и стал смотреть в окно.
Они не сказали ни слова за всю их недолгую дорогу. Не проронили ни звука, когда заходили в подъезд. Молчали, когда она нажала на кнопку последнего этажа в лифте.
Дима внимательно изучал пол кабины, упорно не поднимая глаз. Алла расстроено убрала непослушную прядь, которая намокнув, упрямо не желала ложиться на место и все время падала на лицо. Девушка в отчаянии бросила взгляд в зеркало. Может, ему просто не нравятся рыжие?
Его сводили с ума ее волосы. С самого первого раза, как он увидел ее ранним утром в своем кабинете, он постоянно думал об этих косах цвета расплавленного золота. Или солнца. Он понимал, что это безумие. И все равно никак не мог сосредоточиться на чем-то другом и взять себя в руки. Выбросить ее из головы. Столько долгих лет, семь полноценных, трудных, полностью изменивших его жизнь лет. Для чего? Что бы она однажды ворвалась в его судьбу, как в тот кабинет солнечным лучиком, освещая серость его существования?
Вот что она молчит? Сказала бы какую-нибудь глупость. Развеяла все к чертям собачьим! И он наконец смог бы вздохнуть полной грудью.
Ее пальцы мягко легли ему на губы.
— Хватит, — прошептала она, — ты ее откусишь. Оставь хоть немного мне.
Алла в коротком легком халатике, едва завязанным на тонкий поясок, стояла около плиты.
— Ты что моешься в ней? — насмешливо приподняла она бровь, увидев его после душа вновь в наглухо застегнутой рубашке.
Дима серьезно кивнул головой.
— Заодно и стираю.
Девушка закатила глаза.
— У меня есть картошка и котлеты. Хочешь есть? — под халатиком больше не ничего не было. Впрочем, полупрозрачная ткань этого не скрывала и раньше.
— Хочу узнать, где у тебя спальня.
Миша Южарин заказал очередную кружку пива. Перед Сильверовым тоже стояла кружка для придания нужного колорита. Он пил воду из пластиковой бутылки, стоявшей рядом. Они встретились в баре, после возвращения следователя из отпуска, как тот и обещал. Сидели не спеша, разговаривая о делах, о службе, иногда даже о личном. Миша всегда с удовольствием рассказывал о своих двух дочерях.
— Помнишь дело об убиенной старушке Астаровой? — перешел он к работе.
— Которую якобы загнал в гроб племянник с целью получения наследства.
— Точно. Во что ты тоже не особо веришь.
— Подставили его грамотно. Уголовник, год назад, вышедший из тюрьмы. Рецидивист, опасный человек. Что ему старушку замочить?
Южарин кивнул.
— Только вот он женился полгода назад, — покачал головой Дима, — и вряд ли хотел назад в тюрьму.
— Конечно, не хотел. Думал, приберет участочек с домиком и будет жить припеваючи.
Капитан бросил на собеседника ироничный взгляд.
— Ты сам-то во все это веришь?
— Я верю в факты.
— Зачем тогда все это мне рассказываешь? Дело закрыто. Виновные понесли заслуженное наказание.
— Затем, что убиенная старушка работала главным бухгалтером у Тереховского почти с самого создания компании. За несколько месяцев до произошедшего события купила себе дом с землей на берегу моря. Наверное, работа бухгалтера неплохо оплачивается. Только участок этот стоил таких денег, что ей три раза надо по столько же работать, и во столько же раз больше зарабатывать.
— Ушлая оказалась старушка, даром, что убиенная, — хмыкнул Сильверов.
Миша залпом допил пиво.
— За несколько недель до своего самоубийства, Тереховский лишился своего бизнеса.
— О как бывает!
— Он подал заявление в прокуратуру, что у него был украден портфель с акциями его предприятия.
— Какого цвета говоришь был портфель? — Сильверов иронично выгнул бровь.
— Ему примерно так и сказали. Однако Тереховский не успокоился и стал доказывать, что протокол об избрании нового генерального директора — фальсификация. На что ему на полном серьезе обещали разобраться и послать проверку в налоговый орган, где, скорее всего произошла досадная ошибка.
— В налоговой тоже люди работают. Все могут ошибаться.
— Гражданка же Астарова уволилась, когда началась эта заварушка. И по словам Тереховского унесла с собой все подлинные документы.
Дима скривил губы.
— Плахов говорил, что Астарова была чем-то напугана в последние дни и собиралась уехать из города.
— После того, как у предприятия Тереховского появился новый директор, его объявили убыточным, сообщили о банкротстве и быстренько распродали все имущество другой фирме буквально за копейки. Та перепродала снова. В итоге, как понимаешь, конечный собственник — добросовестный приобретатель, чуть позже ликвидировавший фирму, из которой ранее было выведено все имущество. Наш же самоубийца узнал обо всем лишь когда сотрудники ЧОПа уже пришли выселять его из кабинета.
— И?
— Потом на него было совершено два покушения. Так как он очень громко стал кричать о том, что не согласен с тем, что его лишили бизнеса. Что реестр акционеров был подделан, что решения собраний новых акционеров неправомерны, что банкротство липовое. И что его главный бухгалтер гражданка Астарова похитила настоящие документы, заменив их на поддельные.
Дима выдохнул.
— И кто же стоит за всем этим?
Южарин покачал головой.
— Кто бы не стоял. Дело закрыли несколько дней назад. Впрочем, думаю ты без труда сможешь сложить два плюс два. Сильных фигур в нашем городе, которые могут провернуть такое дельце не так много. Вернее, совсем не много. Вернее — один.
— Солонский, — почти не задумываясь произнес Дима, — ему под силу провернуть подобное. Да и репутация у него не самая лучшая.
— Сейчас он метит в политики. Ему не с руки мараться в подобном деле.
— Если я смогу договориться с женой Плахова, убедить ее, что полиция в состоянии ее защитить, она поможет нам выйти на того, кто заплатил Астаровой за подделку документов. Мы сможем возобновить дело об ее убийстве.
Следователь молчал. Барабанил пальцами по столу.
— Оно в следственном комитете.
Дмитрий, не мигая, смотрел на Южарина. Тот тяжело вздохнул, подтянув к себе кружку собеседника.
— Сколько мы с тобой знакомы?
— Уже больше трех лет.
— Не плохой ты мужик, Димыч. Только словно не здешний. Мне иногда кажется, что ты вообще из другого мира к нам прибыл, — он сделал несколько больших глотков. — Паршивцы!
— Кто? — не понял Дима.
— Те, кто тебя сюда послал.
Сильверов откинулся на спинку стула.
— Согласен, — слегка прикусил он губу, — мерзавцы.
Дима остановил мотоцикл через дорогу от подъезда дома, где жила Алла. Наверное, стоило позвонить. Он медленно снял шлем. Утром, после их ночи она накормила его вкусным завтраком, и просто сказала «до свидания». Он тоже ушел, даже не спросив, может ли еще позвонить.
Интересные ощущения. После стольких лет добровольного заточения своего «я» вновь чувствовать себя просто человеком. Мужчиной. Не жить в ожидании приступов. Проживая дни от одного к другому. Расплачиваясь за ошибки прошлого.
Около подъезда стояла дорогая машина. Рядом молодой парень, такой же, под стать своему автомобилю. Дорого одетый, ухоженный, лощенный. Из дома вышла Алла. В короткой юбке, туфлях на высоком каблуке, в одной руке она держала сумочку, на сгибе локтя другой висела тонкая курточка.
Парень подошел к ней, положил руки на талию и поцеловал в щеку, задержав губы у ее лица, дольше, чем, если бы это был дружеский поцелуй. Она засмеялась и что-то ему сказала. Дмитрий не расслышал слова, но хорошо слышал и голос, и интонации, звучавшие в нем.
Дмитрий скривил губы, надел шлем. Сам виноват. Его здесь никто не ждал. Она не его.
Он ничего не знал о ней. Дорогая машина, роскошный пентхаус на крыше высотки, стоящей на берегу моря, работа искусствоведа в частной картинной галерее. Конечно, за несколько часов он смог бы узнать о ней все. Зачем? Она — солнечный зайчик, промелькнувший на руинах его жизни. Надо уметь ценить даже мимолетные мгновения счастья.
Те полчаса, которые он спал, ему снились золотые листья, шуршащие под ногами. Из этого вязкого, не приносящего удовольствия сна, его выдернул дверной звонок. Дима рефлекторно бросил взгляд на часы. Уже за полночь.
На пороге стояла Алла, обнимая себя руками и клацая зубами от холода.
— Что случилось? — он посторонился, пропуская ее в дом. — Почему ты мокрая?
Ее волосы липкими прядями падали на плечи, на спину.
— Ты не можешь не задавать вопросов? Или у тебя это профессиональное, опер?
Дима развернулся, ушел в ванную за полотенцем. Алла стала промокать волосы, смотря на него обвиняющим взглядом.
— Для тебя это не имеет никакого значения? — спросила она.
— То, что ты вламываешься ко мне, когда тебе заблагорассудится?
— То, что было между нами. Та ночь. Я только и думаю о ней. Самой лучшей ночи в моей жизни. И о мужчине, с которым я ее провела. Тебе все равно?
— Нет, я хотел…
— Заткнись! — Алла швырнула в него полотенцем. — Не желаю слушать больше твоего спокойного менторского тона.
Он хлопнул глазами, проглотил уже приготовленные слова и подумал, что может, ее выставить за дверь. Не хватало ему только истерик посреди ночи.
Она вся дрожала, ее одежда была такой же мокрой, как и волосы. Алла подошла к нему, прижалась. Ему ничего больше не оставалось, как подхватить ее на руки и отнести в спальню.
— Никогда! Никогда! Никогда! — шептала она, пока он снимал с нее юбку, кофточку, чулки. — Никогда больше не приду к тебе.
— Я еще ничего не сделал! — возмутился Дима, перехватывая ее руки, которые уже потянулись к его рубашке и, прижимая над головой к простыням, — а уже не угодил.
— Вот именно! И пока что-нибудь не сделаешь, чтобы я была рядом, не приду к тебе больше.
— Ты — маленький сумасбродный рыжик.
— А ты — невыносимый ежик.
— Ты же вроде говорила, что ты гроза и укротительница всех ежей?
— Но я не говорила, что меня не ранят колючки.
Утром Дима пил кофе, когда она пришла заспанная, вся взъерошенная, встала, облокотившись на косяк.
— Я ужасно себя вела вчера. Прости.
— Прощаю, — великодушно произнес он.
— Мы были в клубе, я выпила пару коктейлей.
— Пару?
— Тебе нужно знать точное количество? — ее глаза с вызовом сверкнули.
Дима поднял руки вверх, показывая, что он не собирается воевать.
Она стояла, переминаясь с ноги на ногу.
— Можно в душ?
Мужчина кивнул. Чуть поколебался, вытащил ключи из кармана джинсов, положил на стол.
— Это тебе. Если вдруг еще захочешь быть со мной, можешь приходить в любое время. Я буду ждать и всегда буду рад тебя видеть.
Алла молчала, не отрывая глаз от ключей. Дима начал нервничать. Он и так уже опаздывал на службу, первый раз за многие годы. И она молчит. И он не может уйти, пока она не скажет, что обязательно еще придет.
— Этого достаточно? — несколько резко спросил мужчина. — Это подходит под твое определение что-нибудь сделать, чтобы ты снова пришла?
По ее губам расползалась довольная улыбка.
— Пока да.
— Димыч, я кое-что узнал по твоему делу, как ты меня просил, — Южарин позвонил через неделю после их разговора в баре.
— И?
— За несколько дней до своей смерти потерпевший обратился с запросом аж к самому губернатору края. У него были знакомые, которые обещали помочь.
— А пока суть да дело, на всякий случай решил повеситься.
Миша вздохнул.
— Он был пьян в ту ночь.
— Весомый повод. Особенно если вспомнить, что ждет с утра.
— Димыч, не будь занудой. Это не в моей компетенции. Самоубийство подтверждено, дело закрыто. Остальное это уже не наша забота. Пусть с этим ОБЭП, прокуратура разбирается.
— Что его жена? Она же должна знать о делах мужа?
— Ей-то что? Она его первая наследница. Счета, недвижимость, автомобили, все получит она. К тому же отношения у них были не очень в последние годы. Помнишь, что она сказала, когда мы приехали на вызов? Что он был со своей шлюхой в ту ночь. Вот ее и допрашивайте.
— Только вот никаких доказательств ее словам нет. С девушкой той так и не удалось поговорить.
— Она не обязана с нами разговаривать. Ты же не можешь доказать, что она там была. Значит, и к делу ее не пришьешь.
— Ты знаешь, что любовницей Тереховского она стала за месяц до произошедших событий? А еще месяц тому назад она была любовницей Солонского.
На этот раз в трубке задумчиво молчали.
— Давно узнал?
— Нет. Стал собирать информацию по этому делу. Вот и накопал.
— И что? Эти девицы так и кочуют всю жизнь от одного богатого папочки к другому. Была с одним, потом с другим. Что здесь необычного?
— Сам знаешь. В таких делах не может быть слишком много совпадений. Это не мыльная опера, где все можно свалить на случайности.
— Даже если так, у тебя нет оснований, чтобы возобновить дело. Тереховский покончил жизнь самоубийством, жена подтвердила, что, когда тот пил был склонен к необдуманным поступкам, Солонский разбогател еще на несколько миллионов. Только это все не наше дело.
— Я понял. Спасибо, Миш, — Сильверов положил трубку. Встал, прошелся по кабинету. Достал из ящика стола дротики, начал методично запускать их в мишень. Один за другим. Ровно в центр.
Что он, на самом деле, прицепился к этим разборкам. Один денежный мешок не поделил что-то с другим. Только один оказался умнее, изворотливее и удачливее. Второй не смог вовремя смириться. Его какое дело?
Дротик с силой врезался в мишень. Так, что та чуть не соскочила со стены. Дима отошел еще на несколько шагов, пока окончательно не уперся в противоположную стену.
Ну, не может он спокойно смотреть на белые нити, которые так и торчали со всех сторон из этого дела! Никогда не мог. Характер его дрянной постоянно кричал об этих нитях. Мешали они ему. Выстроить баланс. Тот самый хрупкий баланс справедливости, без которого нельзя спокойно жить в этом мире. Да и ни в каком другом.
Солонский — крупный бизнесмен, меценат, покровитель искусства и науки, а еще некоторых видов спорта, развивающегося в их городе семимильными шагами. Руководитель благотворительного фонда. Такой улыбчивый и приветливый на всех глянцевых страницах.
Только вот не раз уже проскакивало его имя в том или ином деле. Не раз адвокаты заминали скандальные стороны жизни известного благодетеля.
Что сейчас? Парня этого посадили за убийство собственной тетки, старушку замочили, Тереховского повесили. Еще эта девочка, его любовница, с которой тоже ничего не понятно, вдруг исчезла. Дима очень хотел поговорить с ней. Однако найти не смог.
Да и само дело так быстро замяли, что никто ничего не успел понять. Раз, два — самоубийство. Три, четыре — все хвосты отдали следственному комитету. Пять, шесть — убрали всех свидетелей. Семь, восемь — все чисто, деньги попилены, все чистоплюи в белом. Что еще? Ах, да! Девять, десять — запретили им совать свои любопытные носы.
Без вас все стало совсем не так. Мы все время ждали, что вы вернетесь и все будет по-прежнему. Прошло уже столько миноров, что уже вряд ли можно в это верить. В Эфраноре все больше ходит слухов вокруг вашего исчезновения. Самая частая и обрастающая многими подробностями сплетня, что вы уехали в Мюрджен и скоро станете избранником княжны Эйлин.
Его величество в бешенстве. Он требует, чтобы мы вас нашли. Совсем недавно он отдал приказ, как только вы пересечете границу Астрэйелля доставить вас к нему. Будьте осторожны, особенно при въездах в крупные селения и города.
К письму прилагаю документы на имя Димоника Тайгетте. Возможно вам они пригодятся.
Еще я хочу, чтобы вы знали: я всегда помню кто дал мне возможность чего-то добиться в этой жизни, кто помогал, наставлял, был примером. И кому я благодарен за предоставленный шанс. Если вам нужна будет помощь, я готов служить вам и дальше. Без разницы на какой стороне баррикад вы находитесь.
Клит.
Дим задумчиво смотрел на исписанный лист бумаги. Новости не радовали. Кари все-таки успела исполнить первую часть своего плана, и он теперь нежелательная персона в собственном государстве. Конечно он мог бы лично предстать перед императором, покаяться, рассказать о том, что узнал и заверить в своей преданности и желании служить лишь на благо Дома Эллетери.
Иланди перевернул лист. На обратной стороне оказалась небольшая приписка.
«Не знаю насколько вам это интересно: на ваше место его величество назначил Симаса Олафури».
Димостэнис презрительно фыркнул, настолько это известие было неожиданным. Олафури младший — повеса, любитель молодых девиц, вина и развлечений. Сильный одаренный, но явно не стремящийся ни к каким обязанностям. Головная боль своего отца, который был самым старшим в Совете и уже через несколько аров готовился передавать полномочии своему непутевому отпрыску. Правда, того это нисколько не смущало, и он не считал нужным забивать свою жизнь скучными и отягощающими делами.
Зачем Аурино сделал это? Лишний раз доказал, что служба имперской безопасности и ее бывший глава настолько незначимы и бесполезны, что справиться с этой должностью может любая бездарь?
Так или иначе империя ему больше не дом. Так же, как и Мюрджен. Закрытые двери. И вновь входить в какую-либо из них Димостэнис не собирался. Покинув княжество, он остановился в крупном портовом городе на юге Астрэйелля недалеко от границ с владениями Пантерри. Именно в этом городе находился один из территориальных штабов его бывшей службы и пересыльный пункт, который он когда-то использовал, если уезжал из столицы и нужно было поддерживать связь.
Нет, он не ждал никаких известий, но привычка все проверять и не пускать на самотек взяла вверх. Послание от Клита было полной неожиданностью, однако если верить бывшему помощнику, то он на грани крупных неприятностей. Что имел в виду Аурино под «проводить к нему» было не понятно. И как он сам воспримет, если его попытаются задержать, тоже непредсказуемо.
К имению подъехали три всадника. Тихо спешились. Тихо постучали. В доме так и не зажглись окна, когда вышел прислужник и впустил поздних гостей.
Какая эта была уже ночь? Десятая, как Дим покинул портовый город на юге и девятая, как он наблюдает за домом Милоры.
Меньше чем через сэт гости вышли из дома и прошли в задние постройки. Они нагрузили лошадей и выехали со двора. Дим тихо скользил среди спящих домов. Ночь была его помощницей. К тому же посетители Милоры тоже не шли протоптанными дорожками. Почти сразу свернули к реке. Там сели на плот и ушли вниз по течению.
Димостэнис выругался, поминая всех жителей Бездны. Поодиночке и всем скопом.
Он бежал, следуя течению реки, продираясь сквозь кустарники и деревья. Река петляла, то прибавляла ход, то замедляла свое течение, то неслась вниз, то снова поднималась вверх. Дим даже не подозревал, что эта река может быть такой длинной. К тому же он потерял плот из вида, и оставалось лишь ориентироваться на свою интуицию, а еще надеяться, что небеса все же воздадут за его упорство.
Небеса не торопились. Дим в отчаянии пнул очередную корягу и остановился. Нет смысла без цели бегать по лесу. Он их потерял.
Выдохнул. Ничего, он попытается еще раз.
Димостэнис уже хотел возвращаться, когда увидел плот, медленно движущийся назад. Он сел на землю и стал ждать. Через несколько сэтов он вновь увидел плывущее судно.
В этот раз Дим сумел продвинуться дальше в своем преследовании, а когда плот проскользил мимо него в третий раз он наконец нашел то место, где они причаливали к берегу.
Там их ждали еще четверо. Быстро, без шума перегрузили мешки с лошадей на телегу, спрятали плот и пошли в лес.
Дим тихо свистнул. Через пару мен в плечо ткнулся Серебряный.
— Ну что, дружок, ты со мной? — он кивнул на ровную сейчас, спокойную гладь воды.
Конь фыркнул, посмотрел на хозяина и первым пошел в реку.
Телега оставляла следы, догнать путников не составляло труда. Правда идти ночью по незнакомому лесу было нелегко. Боясь заблудиться и отстать, Димостэнис подошел к людям достаточно близко. Они шли медленно, продираясь сквозь густые ветви деревьев, объезжая бревна, завалы, большие колдобины. Однако делали они это уверенно, не наугад, знали куда ступать и следовали хорошо известным им путем.
У каждого был неяркий огневик, освещающий дорогу, а сам обоз был защищен энергетическим полем. Очень интересные плетения. Дим таких еще никогда не видел.
Один из путников, самый молодой в их компании, насторожился. Его лошадь повела ушами, тихонько заржала. Димостэниса обдало холодом. Он резко повернулся к Серебряному. Однако тот стоял спокойно, всем своим видом демонстрируя полное безразличие.
Парень всматривался вглубь леса. Дим замер и остановился. Обоз удалялся, а он все стоял на месте. Когда процессия ушла достаточно далеко, он, уже не опасаясь быть замеченным, потянулся к своему истинному дару. Чем глубже он проникал в лес, тем сильнее ощущал его. Чувствовал скрип веток, мягкий шорох листьев, энергетику людей, идущих впереди. По крайней мере тех, кто имел дар. Или возможно он чувствовал те охранные линии, которыми был закрыт обоз. Так или иначе, этого было достаточно, чтобы не потерять след и оставаться незамеченным.
Дим уверенно шел за людьми, легко обходя трудные места и уворачиваясь от веток. Лес сам помогал ему. Небо стало светлеть. Еще немного и Талла покажется на небосклоне. Его любимое время суток.
Безмятежность, как это бывало уже не раз, прорезали острые нити. Яркие, сочные, живые они отделялись от полотна, безжалостно истончая его и калеча. Тревога, злость, ярость. Что-то вывело из равновесия идиллию этих мест. Оно возмущалось, звало его на помощь.
Зов.
Дим снова услышал его, почувствовал всей кожей. Он должен был узнать, что происходит. Он стал приближаться к путникам. На поляне, где те остановились полсэта назад, было тихо. Димостэнис осторожно раздвинул ветви деревьев и замер.
Девять крупных зверей стояли перед людьми. Лобастые головы, мощные лапы, длинные мускулистые тела, сильные, покрытые, как броней толстой шкурой, которую не пробить ни арбалетным болтом, ни проткнуть ножом.
Ласы.
Ласы, Бездна их задери! Дим чуть ли не в первый раз в своей жизни не поверил своим глазам. Раньше он видел этих существ только на картинках, когда им рассказывали теорию Большого Энергетического взрыва. Одни из выродков прошлого мира, мутанты, выжившие после катаклизма, как ярхи или лайяны[38]. Однако летуны сумели успешно адаптироваться в новом мире и установить связь с их главными обитателями, а вторые навсегда ушли в глубину морей и превратились скорее в легенды, чем в живых существ. Ласы же, приверженцы земной стихии, живущие как раз вот в таких трудно проходимых чащобах, так и не признали главенство людей и представляли собой реальную угрозу.
Хищники стояли, не двигаясь, словно чего-то ждали. Зазвенела тетива лука. Стрела, ударившись о толстую, как броня шкуру, отскочила, не причинив животному никакого вреда.
Следующим был энергетический удар. Очень схожий по стилистике с охранными линиями. Дим покачал головой. Для ласов, как и для ярхов были необходимы энергопотоки стихий, чтобы подпитывать свой организм. Обработанная шактом энергия являлась для них лакомым кусочком. Убить их выбросом силы было практически невозможно. Они дети этого мира и мать-природа хорошо позаботилась о них.
Вспыхнула яркая нить, ударилась о морду ласа, прошлась по шкуре и растаяла, уходя под кожу, не причинив ни малейшего вреда. Это бы не вызвало удивления для тех, кто общался с ярхами. Летуны точно так же поглощают энергию всем своим существом, но путники вряд ли имели в своей жизни возможность общения с такими существами, у них просто не выдержали нервы.
На ласов посыпался град стрел и энергетических формул. Впрочем, не принося тем никакого вреда. Хищники угрожающе выступили вперед, приблизившись к людям. Стали отчетливо видны уродливые, покрытые броней морды со страшной пастью, мощные, мускулистые тела.
От этих тварей не спастись: не убежать и не победить.
Димостэнис глубоко вздохнул. Освободил хьярт — тот больше ему был не нужен. Опустился на землю, положив на нее руки, закрыл глаза. Пробрался сквозь завесу нитей, на которые были разодраны стихии, почувствовал их боль, как свою. Нащупал пульс земли.
Каждое новое слияние с мирозданием становилось более легким и безболезненным. Вот и сейчас он ощутил дружеские объятия земли, и они не были не приятны или болезненны, как в первые разы его единения со стихиями. С ним здоровались, как со старым другом.
Последний вдох человека и он вновь стал вселенной. Наполняясь восторгом своего бытия и могущества. Он просил о помощи. Пульсирующие точки на поверхности земли. Биение сердец. Их много. Они предоставляют угрозу. Их надо уничтожить.
Тело скрутила боль.
Стихии разгневанными фуриями набросились на него. От бешеного давления, казалось, лопнет голова. Он уже почти не ощущал себя, не мог сделать даже вдоха.
Что пошло не так?! Он просто хотел помочь людям! Он хотел защитить!
Дим открыл глаза, его трясло. В самом прямом смысле этого слова — он лежал на телеге, которая ехала по густому лесу. Грудь болела. Он повел глазами в разные стороны, пытаясь рассмотреть, что происходит вокруг него.
— Не стоило его брать с собой, — тот самый молодой парень, которого Дим приметил с самого начала.
— Энтони за него поручился, — мужчина без дара, аров шестидесяти. Высокий, большой, крепкий. — Это брат его избранницы.
— Их мы тоже не особо знаем, — буркнул первый.
— Он, между прочим, нас спас, — тихо протянул здоровяк.
— Брать его с собой не разумно.
— Пусть Конн решает.
Дим приказал себе расслабиться. Сдержанность и смирение. Вот две опоры его будущей жизни. Разве он не этого хотел? Чтобы его оставили в покое и не ждали от него каких-либо свершений, не использовали, не смотрели сквозь призму его необычного дара. Быть равным среди равных, не брать на себя никакую ответственность, ни о чем не заботиться, не контролировать. Трястись в телеге среди пыльных мешков, наполненных зерном и ни о чем не думать.
Сзади послышался протяжный вой.
Всадники стали подстегивать лошадей. Однако животные, и без того перепуганные сами, неслись сквозь лес. Вой усилился и пробирал до самых внутренностей, заставляя животных гнать через заросли и кусты, не разбирая дороги. Трещали и ломались ветви, ветер бил по ушам, тоскливо сливаясь с протяжным завыванием. Телегу трясло.
— Волки, — произнес кто-то из путников.
Это было понятно. Ласы не умели так протяжно стонать. Впрочем, радостнее от этого не становилось. Дим помнил тех зверюг, которые напали на него при знакомстве с лесом.
Сзади послышался топот.
— Это еще что? — обернулся молодой.
Громкое ржание стало ему ответом. Димостэнис улыбнулся и сел. Терпение — это конечно полезная штука, но от такой тряски у него уже все тело ломило. Он встал на телеге и перепрыгнул на спину своего жеребца.
— Привет, дружочек, ты как всегда вовремя.
Дим быстро огляделся. Поймал взгляд художника. Не самый дружелюбный.
— Держи своего жеребца прямо. Все время прямо, — посоветовал здоровяк, — а то он себе ноги переломает.
Дим кивнул с благодарностью. Он и сам это прекрасно понимал, поэтому все время натягивал поводья, сдерживая Серебряного, похлопывая по морде, успокаивая.
Наконец лес закончился, и они все оцарапанные, с изодранной одеждой выскочили на широкую прогалину, где их встретили первые лучи восходящей Таллы. Обоз остановился. Люди стали спешиваться, облегченно улыбаясь друг другу. Мокрые, взмыленные лошади тяжело дышали.
Надолго останавливаться не стали. После всего пережитого задерживаться в лесу не хотелось никому. Они пересекли поляну, прошли через небольшой проселок и вышли в поселение.
Первые дома стояли довольно далеко от леса. Небольшие, деревянные, недалеко стоящие друг от друга. На маленьком пятачке земли, среди хлипких построек, собрались жители деревни, радостно встречая вернувшихся домой. На Дима смотрели с удивлением и некой настороженностью. Однако улыбок и приветствий хватало и ему.
Он увидел здоровяка, который говорил с худощавым, седым мужчиной аров шестидесяти, может чуть больше. Рядом стоял их молодой предводитель с хмурым лицом.
Седой подошел к нему.
— Мое имя Конн. Я старейшина этой деревни.
— Дим. Я ищу свою сестру. Она мне сказала, что вы помогаете всем, кто нуждается в этом.
— В чем же твоя нужда? — староста окинул его взглядом с ног до головы. — Мужчина. Одаренный. Молодой. Неодаренной или хотя бы не соответствующей по рангу спутницы нет. В чем твои проблемы?
В том, что он бывший друг императора, который его всегда боялся, считал своим врагом, но никогда не стеснялся использовать в своих интересах. В том, что его любимая, считает его неудачником, а скоро станет императрицей, и у него нет никаких шансов добиться ее. В том, что он сам едва не стал правителем княжества, но теперь его будущая избранница спит и видит, как уничтожить его. В том, что он бывший всемогущий и всесильный советник, в руках которого были все нити управления сначала одним государством, потом вторым, теперь изгой и такой же отступник, как они все, кто прячется за этим лесом. Что кроме одной малышки, которая оказалась сильнее его и смогла отбросить условности и предрассудки и следовать по своему пути, у него никого больше нет.
Что он устал жить среди людей, которые смотрят на него сквозь призму его дара. Стараются навязать свои правила игры или посадить на цепь. Что ему нужно время, чтобы решить, что ему делать и как распорядится своей жизнью. Привести в порядок свои чувства, эмоции, мысли и набраться сил, чтобы идти дальше по дороге, которую он выберет сам.
А еще тихое спокойное место, чтобы пережить бурю и спрятаться от ищеек императора.
Правда произносить всего этого вслух Дим не стал.
— В том, что я не согласен, как устроена наша жизнь. И не хочу больше жить среди тех, кто этого не видит.
Конн бросил на него задумчивый взгляд.
— Мартан сказал, что ты их всех спас. Энтони поручился за тебя.
Дим едва удержался, чтобы не фыркнуть. Поручитель, Бездна его забери. Думает, он теперь будет считать себя его должником?
— Дим, я поверить не могла, — Элени вихрем налетела на него, едва не сбив с ног. Повисла, крепко обняв за шею. — Ты пришел. Я не могла поверить, когда Энтони сказал, что встретил тебя в лесу.
Она разжала руки, сделала шаг назад.
— Ты ужасно выглядишь!
— У вас здесь весело, — только и сказал он, слегка пожав плечами, — ласы, волки, непроходимые чащобы.
— У нас не принято говорить о нашем поселении кому попало, — резкий голос прервал минуты их радости.
Дим в раздражении прищурился. Этот молодой выскочка уже начал выводить его из себя.
— Вы недолго тут живете со своим избранником, но с правилами всех знакомят в первые дни. Ты забыла? — это уже было обращено к Элени.
Сестра недоуменно посмотрела на парня.
— Ждан, — одернул того Конн, — все устали с дороги. Тем более сэты были не легкие. Кто бы ни был наш гость, у нас не принято выгонять и отказывать в помощи. Элени позаботится о своем брате. Вы с Мартаном расскажите мне, что произошло.
Конн и его сопровождающие скрылись в доме. Сестра вновь повернулась к Диму и счастливо улыбнулась. Затем окинула его еще одним внимательным взглядом.
— Тебе надо отдохнуть и поесть. И переодеться. Ты можешь подождать меня на этой поляне, здесь сейчас никого не будет. Я принесу все необходимое.
Не помешало бы. Бессонная ночь давала о себе знать. Тем более он постоянно изводил себя вопросом, что все же произошло. Почему стихии ополчились на него?
Когда сестра ушла, Дим перебрался в тень развесистых деревьев и разморенный уже довольно жаркими лучами Таллы и усталостью, уснул.
Проснулся он от ощущения чужого присутствия рядом с собой. Открыл глаза, резко сел.
— Я искал тебя, — Мартан опустился на землю рядом с ним. — Хотел сказать спасибо за то, что спас нам жизнь.
Димостэнис был удивлен его словами. После не самого теплого приема, он вряд ли ожидал услышать в свой адрес что-нибудь хорошее.
— Ждан явно так не считает, — не удержался он.
— Он еще слишком молод. И не понимает, что человеколюбие — это именно то качество, которое помогало нам выживать все эти долгие ары. Мы не можем быть зверьми. Иначе в нашем тесном мирке мы все перегрызем друг друга.
— Что случилось в лесу? Я ничего не помню.
— Сначала вспыхнул яркий серебристый свет. Как будто Талла взошла на небо. Твари притихли стали крутить своим башками. А потом словно вросли в землю. Или земля не пускала их. Они не могли пошевелиться. Ты был без сознания, когда мы нашли тебя. Энтони сказал, что ты брат его избранницы и не враг нам. Мы подобрали тебя, положили в телегу и стали уносить ноги.
Дим не помнил ничего.
— Мы живем на востоке, — произнес Мартан, глядя на реку, — но климат у нас — не пожелаешь никому. Во время поводня река растекается, затапливая все вокруг на многие еры. Бывали ары, когда она едва не доходила до селения, приходись переселять людей в более безопасное место. Несколько семей ютились под одной крышей. Еще дует ветер. Порой настолько сильный, что срывает крыши и выворачивает вбитые в землю столбы. Лес становится врагом. Земля, в которой вязнут ноги, стена дождя, темень. Не пройти. Мы заперты со всех сторон и эти миноры самые трудные. Держимся на том, что сумеем запасти. Когда деревня была меньше и людей, желающих жить с нами не такое количество, было легче. Хватало того, что давала земля. Сейчас же надо выкручиваться. Вот и ходим через лес. Но не все походы удачные, как этот. Гибнут люди. Лес собирает все больше и больше жертв.
— Что происходит?
— Мы не знаем. В первый раз это случилось несколько аров назад. Тогда походом руководил сын Конна. Никто не вернулся. Мы нашли лишь изорванные остатки тел, а чуть дальше еще трупы сожженные, изуродованные и никаких следов. Все боятся ходить туда. Однако без этих походов нам не выжить.
Мартан улыбнулся.
— Я рассказываю тебе от этом, чтобы ты не сердился на нас за не слишком теплый прием. Конн тридцать аров на себе все это тащит.
Димостэнис присвистнул.
— Тридцать аров?! Здесь?!
— Тридцать аров, — задумчиво протянул собеседник, — нам самим еще не было тридцати. Тогда нам казалось, что мы стоим перед дверью в новый мир. Все так и говорили: начало новой эры, новой империи. Его величество Стефан дал всем надежду. И уже многим начинало казаться, что, во славу всех Богов, нашелся тот, кто по-настоящему сможет положить конец распре между одаренными и нет. Его правление как первый минор варны, когда света становится больше и начинает теплеть.
Дим почувствовал, как у него от удивления отвисает челюсть, и он в нетерпении подался чуть вперед, ожидая продолжения рассказа. Мартан заметил его реакцию, усмехнулся.
— Ты молод еще, тебя и не было, наверняка, когда все это происходило. Либо совсем еще малый был, не помнишь этого. Да и где тебе знать? За сто еров видно — благородный. Вряд ли твою семью коснулись эти изменения. Люди без дара начали поднимать головы и расправлять плечи. Неофициально, но уже разрешались смешанные семьи.
Димостэнис покачал головой. Такого не могло быть. Ложь.
— Кончено, открыто никто не вступал в такие союзы. Разрешение на них не могли быть подписаны ни одним писакой. И все же таких людей не третировали, не загоняли, как диких собак, не убивали и не отнимали детей. За те ары что правил Стефан, люди с даром и без притирались друг к другу и стала понемногу стираться граница. Столько сотен аров вражды — все устали. Все хотели мира и спокойствия.
Мартан запустил пальцы в землю, набирая полные кулаки песка.
— Потом его убили. И в этом обвинили нас, чернь, — горько произнес здоровяк, — смертных, как нас принято называть у одаренных. И все, кто уже почти стал друзьями или даже не почти, а стал, даже с кем успели породниться и жили душа в душу, поверили. Слишком хрупки были зародившиеся отношения, не успели покрыться прочной коркой доверия. На всех углах стали кричать о коварности и неблагодарности смертных, забыв, что мы первые кто больше всех нуждался в таком императоре и что с его смертью мы только проигрываем. И к власти пришли эти твари.
Диму показалось, что даже воздух сгустился от той ненависти, которая прозвучала в голосе говорившего.
— Пять кровожадных выродков, которые не стали щадить свой народ. Одних объявили врагами, других натравили на первых, залили все государство кровью, страхом и ненавистью. Убивали всех, кто жил в неравных семьях, без всяких сожалений и скидок, даже на происхождение, детей отбирали, вычеркнули все что было, даже запретив упоминать об этом. Те же, кто пережил эти страшные времена, забились в норы и до сих пор боятся высунуться. Мы тому пример.
Димостэнис почувствовал, что его начало мутить. Голова кружилась, в мыслях царил мрак и нагромождение догадок, правда, которая тяжелым кулаком стучалась и требовала, чтобы ей отворили. Он уже давно знал эту правду, но был к ней не готов.
Он ее не хотел.
— Может, новый император пойдет по стопам своего отца, — произнес Мартан. — Как знать. Кто-то же должен остановить эту ненависть. Кто-то должен положить конец распрям и дать начало новой жизни.
Аурино слишком погряз в своих распрях с Советом, чтобы обращать внимание на что-либо еще.
— Ходили даже слухи, что бывшая императрица, жена императора Стефана была смертной. Или, по крайней мере, с кровью неодаренных.
Последняя фраза выдернула Дима из его невеселых мыслей.
— Этого не может быть, — глухо произнес он. — Избранниц императора всегда проверяют. Весь их род, каждого по одной и другой линии. Такого никто не допустил бы.
Мартан пожал плечами.
— Я же говорю — слухи. Кто теперь это узнает?
Дим молчал. Здоровяк тяжело поднялся.
— Почему ты все же не оставил меня в лесу? Я одаренный, и как ты сам сказал — из благородных. Вы же должны ненавидеть таких, как я? Ждан даже не скрывает этого.
— Ты был без сознания, кто там тебя поймет благородный ты или нет, — хохотнул Мартан, а потом серьезно добавил: — Зачем тебе было рисковать жизнью ради нас? Презренных отступников, чья жизнь все равно ничего не стоит? Я уже сказал тебе, парень — человеколюбие вот что нас спасет. Ты это, видимо, понимаешь, а может, просто чувствуешь. А Ждан пока нет.
Талла едва-едва показалась из-за небосклона. Первые лучи дотронулись до земли, пробежали по крышам домов, посеребрили верхушки деревьев. Свет шел к реке, осталось совсем чуть-чуть, когда Талла установит здесь свою власть.
Димостэнис повернулся на живот и поплыл подальше от этого света. Тот словно почувствовал, что его хотят обмануть, шел следом, не отступал. Дим упорно плыл вперед. Река стала петлять, и течение усилилось. Он начал уставать. Закрыл глаза и ушел под воду, устремляясь вглубь. Стало еще тяжелее. Вода не пускала его в свои пределы. Одаренный упорно сделал еще несколько гребков. Стихия сжала свои тиски, в ушах заломило, грудь сдавило болью.
…Серебряные — защитники. Они не могут идти против своей сути. Сама природа не позволит им…
На свежую голову всплыли в памяти слова Иофара, а с ним и понимание того почему стихии чуть не уничтожили его вчера и до сих пор не желают принимать. Он хотел убить других детей этого мира, он хотел изменить его не в лучшую сторону.
Серебряный понял урок. И принял к сведению.
Вода разжала жесткие объятия, и он почувствовал ее мягкое игривое касание. Дим открыл глаза. Здесь почти на самой глубине было тихо и безмятежно. Мелкий песок, водоросли, цветы, множество рыб. Сила. Он напитывался ею, купался в ней, заполняя каждую клетку тела. Вынырнул, поднимая брызги на поверхность.
Сегодня настроение было гораздо лучше. При свете Таллы деревня не выглядела такой серой и унылой. Возможно он еще сможет на все посмотреть другими глазами. Димостэнис вышел из воды. Натянул одежду прямо на мокрое тело. Стоял самый жаркий минор ара, и уже с самого утра чувствовалось предстоящее пекло.
К берегу подошла молодая женщина. Босая, светлые волосы заплетены в косы и высоко подняты, видимо, чтобы не замочить. Дим остановился как вкопанный, глядя на нее. Она наконец заметила его и тоже встала в двух шагах, широко распахнув глаза. Зеленые. С широким бирюзовым ободком. Водница. И судя по тому, что идет к воде в такое время, знает особенности своего дара и умеет пользоваться им.
Когда-то говорили, что сам император благоволит ей. Правда, это было уже давно. Больше трех аров назад. Потом разразился страшный скандал. Девушку уличили в тайной связи с одним из отпрысков такого же благородного, приближенного к трону Дома. Однако кавалер не захотел признавать своих ошибок и вступать в законный союз. Ее Дом обратился с просьбой к императору урезонить нахала, его Дом, чтобы скорее замять скандал и ослабить гнев его величества дал согласие на союз. Вот только девушка исчезла. Законники с ног сбились, но не смогли найти ни одного следа. Аурино тогда даже попросил его, но Дим сказал, что у него полно и своих забот, чтобы отвлекаться на взбалмошных девиц.
— Привет, — она слегка нервным движением вытащила подол юбки из-за пояса, поправляя ее, приводя себя в порядок. — Я обычно одна в такое время прихожу к реке. Не ожидала никого здесь встретить.
— Я уже ухожу. Извини, что помешал тебе.
Они быстро шагнули каждый в свою сторону, стараясь, как можно скорее избавиться от общества друг друга. Отойдя на несколько шагов, Дим не выдержал, обернулся. Она стояла на берегу, тоже смотрела ему в след. Все интереснее и интереснее. Какие еще секреты хранит это затерянное поселение на самом краю империи?
Димостэнис подошел к дому старейшины. Конн открыл дверь и пригласил его войти. Здесь все было еще более скромно, чем он ожидал. В углу стояла кровать, рядом стул, стол с письменными принадлежностями и стопкой листов, видимо, какая-то отчетность. В другой части комнаты еще один стол, на нем чашка и тарелка, накрытая полотенцем. Длинные лавки по двум сторонам. Еще лавка у самого входа, у двери. Вот собственно и все, что было в этом доме. Людей, кроме самого старейшины тоже не было.
Хозяин заметил его изучающий взгляд.
— Не по душе, что сестра выбрала такую жизнь? Хочешь убедить ее оставить своего избранника? — глава поселения смотрел на него тяжелым взглядом.
Димостэнис ожидал чего-то подобного.
— Не по душе, но попытки вернуть ее я уже оставил. Теперь лишь хочу убедиться, что с ней все будет в порядке.
Староста развел руками.
— Мартан и Ждан рассказали, что произошло в лесу. Как ты справился с этими тварями, — перевел тему разговора Конн. — У тебя странный дар. Никогда не слышал о таком.
Дим с трудом подавил в себе вспышку раздражения.
Никогда не слышал о таком! Этот смертный, который все свою жизнь проторчал в этом забытом всеми Богами месте, что он вообще может знать? Думает, собрал разношерстную кучку отступников, управляет ими и что-то из себя представляет? Или считает, что кроме его проблем больше других в этом мире нет?
Димостэнис опустил глаза в пол, чтобы не выдать своих эмоций.
— Да, он очень редкий, — все же произнес он.
Староста молчал, внимательно смотрел на него, изучал.
— Тебе сестра, наверное, сказала, что каждый житель нашей деревни работает на общее благо, находит себе занятие по своим умениям. Чем занимался ты?
Был советником императора по любым государственным вопросам. Создал целую службу для того, чтобы ловить подобных отступников и тащить к палачу, дабы не разлагали основы жизни, принятые в стране.
Новая вспышка раздражения.
Дим стиснул зубы. К чему все это? Разве он не знал, куда шел?
— Несколько лет я управлял родовым имением. Я неплохо разбираюсь в выращивании зерна и разведении скота, знаю, как решать проблемы, связанные с этим. Десять аров я учился владеть своим даром, воевать и защищать. Я могу нести охранную службу, наверняка, она у вас есть. Могу сопровождать обозы. Впрочем, ваши люди видели меня в деле. Думаю, вам виднее, какую пользу я могу принести деревне.
Он наконец поднял глаза на собеседника, чуть успокоившись. Старейшина кивнул, пребывая в своих мыслях.
— У тебя будет несколько дней, чтобы осмотреться и освоиться. У нас есть парочка свободных домов. Как я говорил, в последнее время у нас были потери. Ты можешь выбрать любой дом, сестра покажет тебе.
Димостэнис медленно шел между домов, наблюдая за людьми, знакомясь с новой жизнью. В воздухе витала атмосфера деловитости, организованности, когда каждый знает, что ему надо делать, но в то же время она не была тяжелой или угрюмой
Люди выходили из домов и шли по своим делам. Ему кивали, с ним здоровались, подходили, знакомились. Он снова увидел Бренну, она держала за руку совсем еще маленького мальчика. Стала понятна причина ее внезапного исчезновения несколько аров назад. К ней подошла женщина аров пятидесяти, забрала ребенка. Дим проследил за ней взглядом. Та подошла к еще одной женщине, вокруг которой уже собрались пятеро таких же малышей. Там же он увидел Элени, которая что-то весело щебеча, наклонилась и взяла одного малыша. Увидела его, помахала рукой, но не подошла, кивнула на свое окружение. Он понял — это была ее работа на общее благо деревни.
Женщины занимались здесь хозяйством, посевами, следили за полями, за скотиной, более пожилые и совсем молодые, как его сестра, присматривали за детьми. Мужчины выполняли более тяжелую физическую работу, такую как поливка полей, накачивание воды из реки, валкой леса и заготовками материала для построек. Были те, кто ходил с обозами, но чаще это были одаренные, чтобы могли охранять и защищать, если возникнет надобность. Ночью были установлены дежурства около загонов и полей для защиты от непрошеных гостей из леса.
Димостэнис прошел вдоль поля, осматривая колосья. В это время ара они уже должны быть другими, более наполненными, крупнее зерна. Почве не хватало влаги. Несмотря на титанический труд жителей деревни пропитать землю водой в достаточном количестве не получалось и поля не давали нужного количества урожая, чтобы прокормить деревню. Поэтому и приходилось ездить через лес и надеяться на милость Милоры.
Димостэнис наклонился, взял в руки небольшой ком земли, задумчиво растер между пальцами. Подняв глаза, заметил Ждана. Тот бросил на него хмурый взгляд и прошел мимо. Дим пожал плечами и погрузился в свои раздумья насчет полей.
Дим встретил Элени уже вечером на пороге дома, в котором ночевал. Сейчас там шло какое-то собрание.
— Я не успела показать тебе дома, а уже скоро Талла уйдет с небосклона, и мы ничего не сможем посмотреть.
— Ничего, я переночую здесь. Завтра с утра ты просто отведешь меня туда, где тебе нравится.
Девушка покачала головой.
— Знала, что ты так скажешь. Хорошо, только сейчас я отведу тебя к нам домой на ужин…
Дим, не дав ей договорить, покачал головой.
— Прости, малышка, но не думаю, что мы с ним готовы к общению.
— Но Дим!
— Давай я просто доведу тебя до дома и посмотрю, где ты живешь. А тихие семейные посиделки отложим на… — он запнулся, пытаясь подсчитать срок, который ему нужен, чтобы принять избранника сестры, — отложим. На потом.
Элени понуро кивнула, но больше не стала спорить.
— Чем занимается твой избранник? — Поинтересовался Дим пока они шли к ее дому.
— Он предложил поставить водное колесо, чтобы легче было орошать поля. Сейчас он с теми, кто работает в лесу. Они делают заготовки.
Дим едва сдержал ироничное фырканье. Водное колесо. Они это серьезно?
Дом сестры выделялся среди остальных. Даже в сгущающихся сумерках можно было увидеть вырезанные на ставнях и дверях узоры и каменное крыльцо, что было необычно для этой деревни.
— Энтони несколько ночей выкладывал, — тепло улыбнулась Элени. — Хотел мне приятное сделать.
В окне мелькнула силуэт, но тут же исчез. Дим успел обратить внимание, что окна были завешаны занавесями, из того дешевого бросового шелка, которым изобилуют поселения, приближенные к границе c Мюрдженом, но все же вносившие в интерьер частичку роскоши.
Элени заметила его взгляд.
— Как ты уже знаешь, Энтони, как и многие мужчины нашего поселения, ходит с обозом в деревню. Он привез мне подарок.
— Почему он помог мне? Вряд ли он сильно рад моему появлению здесь.
Сестра снова бросила на него укоризненный взгляд. Он слегка сжал ее ладошку и пошел к своему дому.
Деревня утонула в темноте. Только звезды на небе кое-как освещали путь. Видимо, в миноры дождей здесь совсем хмуро и безнадежно. Он вздохнул. В окнах домов горели тусклые огни, такие же как в доме Элени. Факелы и несколько огневиков.
Сестра сказала, что каждый вечер люди собираются на площади, общаются, придумывают себе развлечения. Как можно развлекаться в этой кромешной тьме?
Димостэнис зашел в дом, закрыл дверь. Душно. Он провел рукой по влажным волосам. Надо немного освежиться и ложиться спать. Отодвинул занавесь, воды не было. Чтобы она была, ее надо было принести. Выругался.
В дверь постучали.
На пороге стоял Энтони.
— Я знаю, зачем ты сюда пришел, — произнес тот. — Уговорами не получилось, силой ее не взять, решил сыграть на ее сентиментальности, на воспоминаниях, на ее чувствах к тебе. Решил, что сможешь так увести ее? Так знай, у тебя ничего не получится. Я ее тебе не отдам.
— Самоуверенно, смертный, — хмыкнул Дим. — Впрочем, нет. Если бы ты был в себе уверен, ты бы не прибежал ко мне посреди ночи.
— Просто люблю ее и не хочу, чтобы она страдала. Она не будет счастлива, если мы будем тянуть ее словно одеяло каждый в свою сторону.
— Ты думаешь, она счастлива здесь с тобой? Думаешь, разрисовал дом, повесил дешевые занавеси, рассказываешь сказки и делаешь ее счастливой? Или надеешься, что она счастлива тем, что она забыла, кто она есть? Или тем, что благодаря тебе она как пленница в этой никчемной клетке? Это счастье, по-твоему?
Энтони сжал губы. Несколько мгновений смотрел на него, изучал.
— Ты сам-то, благородный, знаешь, что такое счастье? С чего ты взял, что можешь решать за других?
Димостэнис захлопнул дверь перед его носом.
Прошел в комнату, упал на кровать лицом вниз.
… ты знаешь, что такое счастье?..
Дим зажмурился, с силой сжав подушку.
Это голубые цветы, и зеркальная гладь озер, и златовласая девушка, обнимающая его за шею, и ее губы, складывающиеся в простые слова, от которых каждый раз сладко замирало сердце.
Он в бешенстве швырнул подушку, послав импульс силы вдогонку, от чего та разлетелась на перья, медленно кружащиеся по комнате. Резко сел.
Счастье — это то, что у него отняли.
С самого утра Элени повела его смотреть дом, который выбрала для него.
— Чем занимается Ждан? — поинтересовался Димостэнис по дороге.
— Он здесь что-то вроде главного по нашей безопасности. Обычно проверяет тех, кто приходит, наблюдает за ними, устанавливает правила. Ходит с обозами. Он довольно сильный одаренный. Я бы сказала самый сильный среди нас. Не знаю, что помогает ему, то ли его способности, то ли везение, но, если он идет с обозом, тот всегда возвращается. Люди знают, что могут на него положиться.
Дом стоял немного на отшибе, у самой опушки светлой лиственной рощи, рядом с небольшим пригорком. Добротный, прочный, с хорошо подогнанными бревнами. Все было просто, строго, сдержанно, но в то же время продуманно. Видно было, что прежний хозяин не любил утруждать себя излишествами, но и не чурался комфорта.
Дим обошел дом. Его взгляд упал на стену, на которой было развешено оружие. Большая коллекция всевозможных ножей. Все клинки были заточены, вычищены, хотя и не были новыми. У некоторых рукояти были затерты сильнее, некоторые выглядели новее. Было видно, что бывший хозяин любил оружие и явно умел им пользоваться.
Чуть дальше от ножей висели несколько арбалетов и луков. На первые Димостэнис лишь бросил мимолетный взгляд, отмечая комплектацию и сборку. Его внимание привлекли луки, отличной работы, сделанные из двух пород древесины, гибкие, упругие, дающие хорошую дальность и точность стрельбы.
— Он умел пользоваться оружием, — произнесла Элени, до этого времени молчавшая. Давая ему время, чтобы он смог оглядеться.
— Я это понял, — Дим отошел от стены. — У него есть семья? Дом не заброшен.
— Здесь никто не живет. У него здесь была избранница, но у нее ребенок и она осталась в своем доме.
Вечером, когда только-только начало смеркаться в центре деревни на основной площади стали собираться люди, в основном молодые, расставили факелы по окружности, везде слышались веселые голоса, бренчание лиры, не очень умелое, но судя по смеху, который звонко разносился по притихшей деревне, было весело. Более старшие жители поселения обходили круг стороной, направляясь в дом совещаний.
Димостэнис прошел мимо. Он был не готов к общению и к тому, чтобы решать чужие проблемы.
Утром, как обычно, когда Талла еще не взошла на небосклон, Дим вышел из своего нового дома. Воздух был пропитан силой, и он с наслаждением вдохнул его полной грудью
Димостэнис подошел к бочке с водой. Помня о печальном опыте прошлой ночи, после расставания с сестрой, он успел ознакомиться с окрестностями. Нашел едва приметную тропинку, ведущую в пролесок, а там наискосок вышел к реке, чуть в стороне от деревни, где течение было более сильное и вода довольно холодной даже в жаркий минор хэлла. Он натаскал себе большую бадью, которую нашел на улице рядом с домом, и видимо, предназначенную именно для этих целей. Поэтому сейчас вылив на себя несколько ведер прохладной воды, приступил к утренней разминке.
Как обычно упражнения, чтобы размять мышцы и подготовить тело к работе с энергиями, затем упражнения с энергопотоками, пока они еще так явственно прорезают мир и их можно использовать по своему желанию.
Не останавливаясь, не прерываясь Димостэнис чередовал упражнения для тела с формулами, плетениями, которые он знал, которые придумывал сам для защиты, для нападения, для усиления щитов. Потом пришло время оружия. Он заранее приготовил ножи из богатого арсенала их бывшего владельца, решив, что раз они столько времени висят никому не нужные, он может ими воспользоваться. Упражнения на меткость, полагаясь лишь на свое тело, твердость руки, зоркость глаз без применения сил стихий.
Когда кровь уже громыхающим потоком стучала в висках, мышцы горели от нагрузки, а сердце безудержно колотилось о грудную клетку и серебро плотным контуром лежало на его коже, он сел на землю, всем своим телом ощущая мощные потоки, идущие из недр. Воздух охлаждающим покрывалом окутал с ног до головы, свежесть реки порхнула в лицо мягкими приветственными поглаживаниями. Одаренный, не открывая глаз, всем своим существом потянулся к нескольким факелам, которые он выставил во дворе. Энергия огня взметнулась ввысь, дополняя содружество стихий.
Это было главное чего он желал добиться. Уметь управлять своим основным даром. С тех пор, как Дим познал его по-настоящему, он старался как можно реже рвать полотно мира на нити. Он научился закутываться в него, как в дружеские объятия и ощущать себя еще одной его частью.
Серебряный слушал мир и больше не противопоставлял себя ему. Он прикасался к душе мироздания, сливался с ним, чувствовал себя одним целым и это больше не пугало его, не вызвало отторжения и не приносило боли, как в первые дни, когда он познавал себя. Ему нравилось, что не надо копить в себе энергии или закрываться щитами, он сам был частью всего этого и мог безраздельно пользоваться всем, чем одарил его мир.
Однако и это было не все, он знал, что это не предел. Димостэнис хотел научиться погружаться на полную мощь своего необычного дара, не терять себя в стихиях, не нуждаться в том, чтобы его вытаскивал проводник. Каждый раз, приступая к единению, он уходил чуть глубже, чуть дальше, чуть сильнее связывал себя, каждый раз ощущая свои новые возможности и радуясь тому, что он может прикоснуться к этому могуществу.
Дим почувствовал сгусток энергии недалеко от себя. Открыл глаза, не разрывая контакта, оценивая обстановку. Недалеко от него стояла Бренна.
— Привет, — произнесла она. — Я помешала?
Он равнодушно пожал плечами.
— Мне сказали, что это уединенное место.
Девушку не смутила его реакция. Она все так же не сводила с него глаз.
— Я догадывалась, что Элени не из простой семьи. И все же вряд ли могла предположить такое.
Как же хотелось снова закрыть глаза и вернуться в состояние расслабленной неги, в котором он пребывал до ее появления.
— Ты тоже девица не промах, — нарочито грубо ответил он, — тебя с ног сбились искать. И твой Дом, и Дом твоего избранника, даже его величество не остался равнодушным.
Бренна фыркнула.
— О, да! Он не был равнодушен. Предложил мне свое покровительство и то, что меня больше никто не будет доставать в обмен на более близкое знакомство.
— Насколько я знаю, девицы с радостью соглашались на подобные предложения.
— Считай, что знаешь, как минимум первую, кто рад не был.
— Какая печаль, что меня увлечения его величества больше не интересуют, а то я предложил бы тебе еще задержаться.
— Прежний хозяин был более вежлив, — девушка вернулась на дорожку, по которой пришла.
— Жаль, что его здесь больше нет.
Бренна порывисто обернулась, видимо, хотела сказать ему что-то резкое. Ее глаза были такими беззащитными и очень несчастными.
— Ты даже не представляешь, как мне жаль.
Дим подождал, когда она скроется за поворотом, и продолжил свое занятие. Ему не нужны чужие проблемы.
Он шел вдоль реки, как и все предыдущие дни, изучая деревню и стараясь понять, что можно сделать, чтобы улучшить здешний быт. Чуть вниз по течению он увидел группу людей, увлеченно общающихся друг с другом. В центре стоял Энтони. Дим поморщился. Тогда при сестре он сдержался. Сейчас же подошел ближе, чтобы понять, действительно ли все так плохо.
Его заметили, поздоровались. Димостэнис любезно поинтересовался их проблемами. Художник не отреагировал. Лишь чуть сузил глаза и слегка напрягся. Дим бросил взгляд на чертежи.
— Знаете, в некоторых селениях я видел такие забавные сооружения. Мельницы называются. С помощью них еще и муку можно молоть, — произнес он, обращаясь ко всем, но глядя на Энтони. — Мне говорили, что ты талантливый архитектор.
Он видел, как заиграли желваки на лице художника
— Была у нас мельница, — ответил один из парней, — давно уже. Старенькая была, да камни истерлись. Потом ее ветер сломал. Мельницу поставить не проблема, проблема камни эти найти. Сейчас же муку молят с помощью устройств, — он почесал макушку, пытаясь вспомнить их название, — ну те, которые работают от энергии стихий. Но это не по нам. Если же колесико это поставим, хоть землю поливать нормально сможем.
— Ты может, тоже что подскажешь, раз ведающий такой, — послышался еще один голос. — А то мы тут никак решить не можем.
Дим остался, но общения не получалось. Люди настороженно смотрели на него, и иногда ему казалось, что они вообще разговаривают на разных языках. То ли тому виной было, что он не здешний, и его никто еще не воспринимал, то ли Энтони, который обращался к нему не иначе, как «благородный», а он не мог сдержаться и в ответ называл его «смертный». К тому же жутко раздражала вся эта ситуация: он не привык доказывать свою правоту и что если он что-то говорил, то его обычно слушали. В деревне же люди не принимали подобного и его резкие суждения приходились не по вкусу.
— Я считаю, — в очередной раз высказался Энтони, — что лучше его ставить там, где более сильное течение, чтобы потом не пришлось крутить вручную.
Дим в раздражении поморщился. Почему ему все приходится объяснять, растолковывать, разжевывать, доказывать элементарные вещи.
— Там поля, — протянул он руку, — а туда дальше можно их расширить. Если поставить колесо так далеко, то вода необходимая для посевов будет уходить в землю еще задолго до того, как она поступит в основные борозды.
— Ты слишком далеко замахнулся. Нам некуда расширяться. Там река сужается и в миноры дождей часто выходит из берегов и затапливает землю еров на сто. Ни одни посевы столько не выдержат.
— Жаль, что твои познания не заходят далее создания элементарного колеса. В этом мире есть и другие вещи. И есть растения и культуры, которым вода нужна гораздо больше. Впрочем, откуда тебе знать?
— Я не занимаюсь посевами, благородный, — тут же отреагировал собеседник. — У меня свои задачи.
— Даже не сомневаюсь, смертный. Тогда просто слушай!
Энтони отступил на шаг назад. Люди, которые стояли недалеко тоже потупили глаза. В воздухе повисло всеобщее отчуждение. Дим чувствовал это всей своей кожей. Энергию, холодную и неприветливую, которая шла от каждого, соединялась в единое полотно и становилась частью мира, окружающего его.
— Что ты за человек такой? — почти спокойно проговорил Энтони. — Элени мне столько рассказывала о тебе. Я ей верил. Думал, почему в семье, где выросла такая, как она, добрая, чуткая, отзывчивая, не может быть еще кого-то похожего на нее. Для меня большая загадка за что она тебя любит!
Дим медленно повернулся, не отрывая глаз от избранника сестры, пытаясь понять, что все же она в нем нашла. Светло-каштановые кудри, синие яркие глаза, светлые ресницы и брови, четко выраженный подбородок, широкие плечи, крепкий. Не может же Элени поддаться только на внешнюю оболочку? Что еще в нем есть такого? Дим вспоминал их нечастые встречи.
Колючий, язвительный, за словом в карман явно не лезет, самоуверенный, по всей видимости, знает себе цену.
— Не поверишь, — со всем своим ехидством ответил он, — для меня это тоже загадка. Только в отношении тебя.
— Значит, все же признаешь, что она меня любит? — невинно поинтересовался избранник сестры.
Сдерживать себя становилось все сложнее.
— И это именно то, что тебя бесит! — словно угадав все то, что в нем сейчас творилось, произнес Энтони. — Вы всегда были близки. Всегда она поддерживала тебя. Любила, — с каждым словом в его голосе прорезалось все больше превосходства. — Ты же ее любимый братик! Вот только, несмотря на все это, она выбрала меня! Бросила тебя ради меня. И это тебя бесит больше всего! — закончил он уже не так тихо, как начал.
Дим оглянулся. Теперь в курсе их отношений будет вся деревня, свидетелей хоть отбавляй. Самым же плохим было то, что в двух шагах на берегу стояла Элени. И судя по выражению ее лица, слышала весь их разговор. Энтони проследил за его взглядом, тоже увидел ее. Тихо выругался. Начал вылезать из воды.
Художник успел первым, подошел к девушке, взял за руку. Она хмуро посмотрела на своего избранника, перевела взгляд на Дима.
— Вы два эгоиста, — не дала она никому открыть рта. — Которые не могут любовь поставить выше своих амбиций и претензий. Вы ничем не лучше один другого. Вам даже плевать на меня. Да я вам и не нужна! Вам лишь нужно каждому доказать свое превосходство! Вы даже ни разу не подумали, каково мне разрываться между вами!
Оба подавленно молчали, не поднимая глаз на рассерженную девушку.
— Не желаю ни с кем из вас общаться. Ни с тобой, благородный, — она бросила взгляд на одного, — ни с тобой, смертный! — перевела на второго.
Элени вырвала свою руку, развернулась и ушла.
Димостэнис вылез из грязи, куда он вынужден был залезть, чтобы доказать, что здесь лучшее место, чтобы соорудить плотину. Он был взбешен. Он не обязан нянчиться ни с кем. Даже с сестрой, тем более, когда она постоянно доказывает, что взрослая и сама умеет принимать решения. Он не обязан терпеть этого художника, который постоянно лезет на рожон. Он не обязан таскать воду день и ночь, чтобы поливать эти убогие поля, которые все равно ничего не дают, не обязан питаться скудной, однообразной едой, не обязан улыбаться каждому смертному, не обязан изобретать колесо, Бездна его побрала бы, когда оно уже давно изобретено.
Причем в самом прямом смысле — изобретать колесо! И этим он вынужден заниматься!! ОН!!!
Уйти — вот единственно правильное решение. Выйти за пределы этой мрачной обители отшельников и навсегда забыть это место. Он ошибся. Это место не для него.
Дим вышел из деревни, спустился вниз по реке и дошел до границы с Мюрдженом. Следом, словно его продолжение увязался Серебряный. Единственный, кто принимал своего хозяина безоговорочно, каким бы тот ни был.
Димостэнису Иланди ничего не стоило пересечь границу соседнего государства, как его подданному. Однако он был уверен, что с его уходом Кари не успокоилась, и как только он вновь появиться в пределах долины, ей тут же это будет известно. Лишнее же внимание к своей персоне ему было совершенно ни к чему. Он просто хотел найти свою дорогу и жить, как сам того пожелает.
Вечером того же дня Димоник Тайгетте пересек границу Мюрджена, заплатив определенное количество золотых. Это оказалось даже легче, чем он предполагал.
Сложнее было придумать, куда себя деть. Он проезжал поселение за поселением, наблюдая за жизнью людей. Ведь как-то они живут? Находят избранников, рожают детей, строят дома. Без государственных интриг и заговоров, не решая мировые проблемы и изобретая свое собственное колесо каждый новый день, ниспосланный им Зелосом.
В одной из деревень Дим наткнулся на заброшенную, полуразрушенную мельницу. Он долго стоял в лучах уходящей Таллы, смотря на прогнившие доски и покосившееся колесо.
Когда Димостэнис зашел в дом совещаний, народу было совсем мало. Лишь Конн, Мартан и еще несколько человек.
— Я кое-что привез, — он аккуратно положил на стол перед старостой мешок, — если позволите.
— С каких это пор ты начал спрашивать позволения? — хохотнул Мартан. — Судя по тому, что мы успели увидеть, для тебя это в новинку.
Дим сдержанно улыбнулся.
— С тех пор как решил задержаться здесь на некоторое время.
Он достал две лампы и поставил на стол, включил. Помещение озарилось ровным, мягким светом, который рассеял тени, разогнал сумрак по углам, осветил удивленные лица людей.
— В долине такие в каждом доме, там почти не пользуются даже огневиками, только если на улицах.
— Ты был в Мюрджене? — удивился Мартан. — Мы пытались несколько раз пройти через границу, но каждый раз это заканчивалось неудачей.
— Я проложу этот путь, и вы сможете ходить туда с обозами. Это немного дольше по времени, но безопаснее чем через лес. Да и покупать продукты в долине выгоднее.
Старейшины переглянулись. Димостэнис достал горсть семян из небольшого мешочка.
— Мартан сказал, во время поводня река выходит из берегов и затапливает земли, а вниз по течению, где она сужается, так и вовсе образуются топи.
— Вода разливается, стоит минорами, а потом постепенно уходит, превращая почву в глину. Или говоря иначе, — кивнул здоровяк, — кроме как бесполезными эти места назвать нельзя. Ни засадить, ни застроить, скотину не выпасти.
Именно это Дим и ожидал услышать.
— Не поймите меня неправильно, но вы живете на идеальной земле. Просто абсолютно не пользуетесь ее ресурсами.
Видно было, как Мартан отдалился от него после этих слов, да и другие стали смотреть с осуждением.
— Не пойми нас неправильно, — хмуро сказал Конн, — но что ты можешь знать об этой жизни? И о том, что каждый день, посланный Зелосом, надо просто выживать? Идеальная земля? Нас сюда загнали, мы ее не выбирали.
О, да! Дим это помнил. Только не жалеть, не нянчиться он больше ни с кем не собирался.
— Это риза, — он снова привлек внимание к зернам в своей руке. — Ее почти не выращивают в Астрэйелле, но люди уже успели познать это зерно, и спрос на него растет. И ей нужна именно такая земля!
Старейшины на этот раз молчали.
— Это большой труд, и нужно будет много людей.
— Ты знаешь, что все поселение работает на полях.
— На ваших мертвых полях? — язвительно уточнил Димостэнис. — Этой земле нужен отдых, она больше не может давать урожай. И вы это знаете не хуже меня. Мы засеем там бросовое зерно, будет чем кормить скотину.
— Чем будем кормить людей? — спросил Конн. — Грядут миноры дождей. Мы не можем сменить место жительства, если ты заметил.
— Меня и вправду интересует этот вопрос. Что у вас есть на сезон поводня? Как вы собирались его пережить? Что вы делали в прошлые ары?
Его вопрос, как показалось, привел старосту в замешательство. Он переглянулся с Мартаном. Здоровяк чуть заметно пожал плечами.
— Мы тридцать аров жили вот так! По-разному было. Были сезоны поводня, когда земля ничего не давала, еле выживали, бывало лучше. Бывало, клубни вместе с очистками ели, а бывали ары, когда запасали мясо. Мы обрабатывали земли, таскали ведрами воду, мололи муку в ступках и жгли факелы, если было масло, чтобы они горели. И каждый ар одно и то же. Мы не знаем другого, но все равно выживаем. Ты предлагаешь оторвать людей от привычного, от того над чем мы всю жизнь работали и то, что позволяло нам выжить. Если же не получится? Нам отступать некуда.
Димостэнис усмехнулся. Провел рукой по волосам.
— Вы считаете, что другие ничего не знают о жизни, только потому что не жили в этом замкнутом мирке? У каждого своя клетка. И свои шипы. Только кто-то пытается избегать их, а вы получаете удовольствие каждый раз колоться о них, напоминая самим себе о ничтожности вашего существования. Всегда есть повод для жалости к себе несчастным и ненависти к остальным счастливчикам. Может просто взглянуть на жизнь другими глазами? Вы не захотели жить, как вам указывали, и выбрали свой путь. Вы нашли это место, каким бы он не было, создали семьи, растите детей. Тридцать аров! Это ваш дом! Может уже надо просто полюбить его? Полюбить себя. И вместо того, чтобы есть очистки, хоть что-то сделать?!
Дим больше не дал им ничего сказать. Он вышел из дома, который за время их разговора уже наполнился людьми.
— Я думала, ты больше не вернешься, — Элени ждала его на улице. Ее глаза, на самом деле, испуганно, тревожно смотрели на него. — Тебя не было шесть дней. Прости, я не должна была говорить того, что наговорила у реки.
— Возможно, — он пожал плечами. — Только ты была права. Я ревную и злюсь, что ты выбрала его. Я, конечно, знал, что ты когда-нибудь уйдешь, но мне всегда казалось, что у меня еще много аров в запасе. Все произошло слишком неожиданно.
— Ты всегда занимал и будешь занимать особое место в моем сердце.
— Так же, как и ты в моем.
Дим увидел Энтони, стоящего недалеко в ожидании Элени.
— Передай своему художнику, что я привез камни для мельницы.
Она кивнула.
— И еще вот это, — он взял сестру за руку и повел на площадь перед домом собрания. — Скоро начнутся темные миноры. Думаю, это не помешает.
— Это же огневики, Дим! — девушка восторженно провела рукой по одному из трех больших огневиков, которыми обычно освещают парки, площади, улицы городов в Астрэйелле, и до сих пор еще в Мюрджене.
— Справишься? Это будет пробным экзаменом перед началом наших занятий.
Он улыбался, наблюдая за восторгом сестры. Пускай она и дальше говорит, что ей ничего не надо из прошлой жизни.
Димостэнис уже шел к своему дому, когда его догнал Ждан.
— Нам надо поговорить, — произнес тот.
— Слушаю.
— Ты не имел права выходить из поселения без моего разрешения, — резко произнес парень. — Тем более не согласовав свой маршрут и цель похода.
— Обсуди это с Конном. У нас был длинный разговор, пусть он сам расскажет тебе о моих действиях.
Ждан положил руку ему на плечо.
— Конн отвечает здесь только за определенные дела, а что касается обозов и походов вне, здесь решаю я. Ты должен спрашивать меня, прежде чем что-то делать. Я хочу, чтобы ты это понял и запомнил.
Дим снял его руку, задерживая кисть в своей руке. Парень вздрогнул, когда первая иголка ушла под кожу и медленно поползла вверх, вторая, третья… Не смертельный прием, и даже не самый болезненный, но заставляет забыть о неких своих амбициях.
Вот и сейчас Ждан расширенными глазами, не отрываясь, смотрел на Дима.
— Единственный человек, которому я буду докладывать о своих действиях и которого буду о чем-либо спрашивать — это Конн.
Иглы дошли до хьярта. Еще мгновение и они вонзятся в него. Вот это будет действительно больно. Дим отпустил несостоявшегося самоубийцу, освободив от своего плетения.
Ждан сделал судорожный вдох полной грудью.
— Если я чем-то тебя не устраиваю, — холодно добавил Димостэнис, — просто держись от меня подальше.
Сделав несколько шагов, он заметил Бренну, стоящую в тени дома и наблюдающую за ними. Дим прошел мимо, не взглянув на девушку.
— Привет.
Димостэнису уже не надо было открывать глаз, чтобы понять, кто перед ним. К тому же ее ауру и энергетические потоки, которыми она обменивалась с окружающим миром, он почувствовал уже давно. Еще он чувствовал смятение, неуверенность, а самое главное боль.
Бренна стояла на тропике у дома.
— Кристиар был твоим избранником? — Дим решил прояснить некоторые моменты. После вчерашних разбирательств с Жданом ему не хотелось подобного еще с кем-либо.
— Да. Мы собирались идти в храм Зелоса меньше чем через минор.
— Тебе неприятно, что теперь я живу здесь?
— Нет. Наоборот это, как новая жизнь, — Бренна запнулась, — хотя бы для дома.
Она перевела глаза на мишень, которую он соорудил на дереве.
— Мы любили соревноваться с ним. Он меня научил. Ты используешь силу? — она оценила расстояние.
— Нет. Какой смысл использовать то и другое одновременно? Одно должно заменять другое, чтобы не оставалось уязвимых мест.
Девушка натянуто улыбнулась.
— Никогда раньше не видела такой техники, как у тебя. Закрытые классы обучения Великих Домов?
У каждого благородного рода были свои знания и опыт, накопленный долгими арами, который он передавал потомкам в закрытых классах, отдельно от других, впрочем, с ней он не собирался обсуждать и это.
— Если тебе надо, ты можешь приходить сюда, заниматься. Мишени всегда на месте. Оружие ты знаешь где.
Не дожидаясь, пока она ответит на его предложение, Дим ушел в дом, оставив девушку наедине со своими воспоминаниями.
Староста сам пришел к нему ближе к обеду. Сказал, что люди готовы работать, делать, что он скажет. Для начала Дим стал прокладывать путь в Мюрджен. Нашел самую безопасную дорогу, по которой могли проходить обозы из их поселения. Придумал легенду, чтобы поездки туда-сюда ни у кого не вызывали удивления и ненужного любопытства. Установил контакты со стражами, которые уже узнавали его и не задавали лишних вопросов.
Димостэнис уезжал в Мюрджен на три четыре дня, иногда больше, объезжал мелкие деревни с их стороны реки, смотрел, чем живут люди, и какое хозяйство ведут, что им помогает выжить в похожих условиях.
Через некоторое время Дим понял, что ему нужен толковый напарник, которого он мог бы брать с собой в поездки. Он уже знал, что обычно все общение во время вылазок из поселения сводилось к встречам с Милорой и еще парочкой купеческого люда и как таковое заканчивалось. Путешествие в Мюрджен было более серьезной вылазкой, тем более предстояло посещать крупные поселения, возможно даже города, общаться со многими людьми, не растеряться и всегда помнить о легенде.
— Ты выглядишь как управляющий имением некого обеспеченного ларри, — смеясь, охарактеризовала Элени его новый облик. — В одежде с хозяйского плеча, причем сам хозяин этой одежды раза в три зажиточнее тебя.
Диму понравилась характеристика. Он тщательно прорабатывал и продумывал, как он должен выглядеть. Одежда добротная, из хорошей довольно дорогой ткани, не новая и, на самом деле, на несколько размеров больше, которая надежно скрывала от посторонних глаз оружие, а еще походку, осанку, оточенные арами движения и пластику воина.
— Ты прячешься от Аурино?
Здесь сестра попала в самую точку. Он хотел потеряться. И пусть он сейчас на самой окраине двух государств и приграничные города — не Антаклиа и не Эфранор, но даже здесь могут быть случайности, которые сумеют разрушить планы и помешать его делам. Правда вопрос Элени заставил его внутренне сжаться, и он едва не застонал. Зачем было знать сестре во что, на самом деле, превратилась его жизнь.
— Понимаешь, малышка, у твоего любимого, доброго, отзывчивого и абсолютно безобидного братика, — Дим обезоруживающе улыбнулся. У Элени не смотря на всю свою ее серьезность и строгость губы тоже стали расползаться в улыбке, — в последнее время появилось много врагов. И чем реже мы будем напоминать друг другу о своем существовании, тем легче и приятнее будет жизнь каждого.
— Я слышала разговор Конна с Жданом. Он сказал, что тебе нужен напарник.
Бренна сегодня пришла чуть ранее обычного. Вообще, Дим и сам не понял, как сначала перестал раздражаться ее появлению, потом стал чаще выходить к ней, когда она метала ножи или стреляла из лука, потом разрешил присутствовать на его тренировках, а потом и вовсе как-то совершенно незаметно для него девушка стала партнером в их импровизированных боях. Или ученицей. Или то и другое сразу. Она, на самом деле, была не плохо физически подготовлена. Гибкая, сильная, ловкая, с хорошей реакцией и неплохими навыками.
Бренна призналась, что всегда мечтала обучиться мастерству боя, и что тайком делала это после окончания обязательных классов, так как отец был против.
— Возьми меня.
Дим внимательно посмотрел на девушку. Перебирая в уме возможных кандидатов из числа, которых ему предложил Конн и кого он знал сам, он никогда не думал, что это может быть женщина.
Впрочем, почему нет? Они нормально ладят друг с другом, она умеет общаться, да и в городе не растеряется.
Он окинул ее взглядом с головы до ног еще раз.
— У тебя есть приличное платье?
— Отлично выглядишь, — оценил Дим на следующее утро, — не ожидал такого, напарница. Как раз что надо.
— А как надо?
— Как зажиточная помещица в глуши.
Платье, некогда бывшее роскошным, сейчас было заметно потерто. Кое-где кружева поменяли цвет, а где и вовсе были видны более яркие пятна, которые островками выделялись на общем фоне.
Бренна недовольно фыркнула.
— Что есть. Ты бы мог что-нибудь нормальное сказать?
— Я и сказал, — невозмутимо ответил Дим, — у нас тобой не свидание, а дело. И именно для этого дела, ты выглядишь как надо. Садитесь, ларри.
Дим подал ей руку, Бренна едва коснувшись, взлетела в седло и выпрямилась, глядя на него сверху вниз.
— Все же странные у нас в стране обычаи, не находишь? — спросила она.
— Ты о чем конкретно?
— Нельзя подать девушке руку, чтобы помочь сесть на лошадь. При этом никто из мужчин не думает, как это карабкаться на спину существу, которое выше тебя, путаясь в юбках, и только и думать о том, как бы не свалиться на голову кавалеру, который стоит рядом и участливо смотрит.
— По тебе не скажешь, что тебе нужна чья-то помощь.
— Приходилось тренироваться, чтобы все выглядело легко и не весомо, как перышко, а то плюхнешься вот так на кавалера сверху всем своим весом, и тебя сразу обвинят в непристойном поведении.
Дим улыбнулся, залез в повозку, взял в руки поводья.
Бренна призналась, что очень волнуется оттого, что они едут в Мюрджен. Правда, держалась она молодцом, и оправдала возложенные на нее надежды. Димостэнис был доволен, что у него появился толковый помощник.
Каждый новый день приносил кучу новых забот. Один сэт незаметно перетекал в другой, и так день за днем. Первые утренние сэты пока Талла еще не освещала деревню и не выгоняла людей из своих домов, Димостэнис по обычаю уделял себе. Даже не себе, а своему дару. Каждый день он познавал себя, каждый день его умения становились прочнее, каждый день он продвигался вперед до намеченной для себя цели. Он познавал гармонию, и не только этого мира, но и внутри самого себя. Самое главное он понял, что надо перестать бороться с самим собой, такие победы не изменят сущности и никогда не приведут к созвучности с окружающим миром.
Димостэнис другими глазами начал смотреть на людей вокруг него и место, в котором он жил. Он пытался научиться принимать то, чего он уже имеет, желать этого. И перестать хотеть того, чего он был лишен.
Через какое-то время Дим начал замечать, что люди больше не избегают его. Наоборот, стали приходить к нему сами, спрашивать, что надо делать и как лучше быть в том или ином случае. Его слушали, и больше никого не надо было заставлять и навязывать свое мнение.
Бренна как-то сказала, что он сильно все изменил, когда привез огневики в деревню. Димостэнис надеялся, что все же это не так. Иначе это была бы самая легкая победа в его жизни. Легкие же победы слишком часто оборачиваются поражением.
После того как Талла начинала разбрасывать серебро по верхушкам деревьев, приходила Бренна, и они начинали их занятия, чуть позже присоединялась Элени. Потом оживала деревня, которая с каждым днем приобретала всю большую схожесть с растревоженным сонным ульем. Распахать поля в долине у реки, удобрить землю, увеличить поливы созревающей пшеницы, готовиться к предстоящему поводню и следующими за ним тяжелым минорам. Еще мельница, которая занимала много места в жизни каждого жителя деревни. Потому что, если у Энтони все получится, это станет настоящим прорывом и намного облегчит быт.
Все же дело не в огневиках. В надежде и в той движущей силе, без которой, как в этом часто убеждался Димостэнис, редко можно что-то изменить. Если же применить рычаг и указать направление для верности, то все очень даже начинает получаться.
С избранником сестры они больше не общались. Нет, виделись, конечно, каждый день. Вряд ли можно было этого избежать в маленьком поселении, но лишь издалека, кивая друг другу при встрече, но так и не обменялись больше ни словом.
Правда, все же было одно, что не давало ему жить спокойно. Не давало полностью забыться и погрузиться в свой мир, что тянуло назад. Димостэнис никак не мог перестать желать самого главного, чего его лишили.
Олайи.
Он не мог забыть ее. Чем больше он очищался от всей шелухи, чем больше обретал самого себя, эти чувства не тускнели, а наоборот, как драгоценные камни все ярче сияли в его душе, раня душу и сердце своими острыми гранями. Они не были наносными, поверхностными, нити, связавшие их, прошившие их души все так же были крепки, и все так же не отпускали его.
Дим постоянно представлял ее рядом с собой. Как было бы, если она была с ним. Как они жили в своем доме, каждый день рядом, каждую ночь вместе. Как она восприняла бы эту жизнь? Смогла бы быть счастлива в этом закрытом мирке? Может, выращивала бы свои лилии, о чем она всегда мечтала, а может, возилась с малышами, а может занималась целительством и обучала других.
А может, ей здесь стало бы тесно, и она захотела бы другой жизни? Он бы и это смог ей дать. Все чего бы она захотела. Если бы только она верила в него. Если бы только не вычеркнула из своей жизни. Если бы только не отказалась.
Если бы… если бы… если бы…
Как он хотел, чтобы она была с ним!
Димостэнис почувствовал, как его переполняет энергия. Тяжелая, злая, он не мог с ней совладать. Она скрутила и полностью подчинила себе. Такое уже бывало раньше. Когда еще совсем свежи были раны, когда он только учился себя контролировать.
Вокруг него уже начал заворачиваться серебристый смерч. Нельзя дать ему волю. Иначе быть большой беде. Он собрал самого себя, свою волю, силу в кулак. В один большой ком. Смерч взметнулся вверх, освещая верхушки деревьев, уходя далеко в небо.
Дим почувствовал себя обессиленным и совсем пустым, зато стало легче. Он опустился на траву, чувствуя спокойную надежную энергетику земли. Лег, приходя в себя.
Он не сможет выкинуть воспоминания о ней из своей головы, избавиться от нее. Значит, все же надо просто смириться.
В этот раз ехали в крупный город. Поездка должна стать завершающей перед поводнем. Дальше, если что и надо будет, то по мелочам, и можно будет уже поехать одному и приобрести необходимое в приграничных поселках.
Дим доверил Бренне контролировать весь процесс. За те вылазки, которые они совершили вместе с ней за последнее время, она очень преуспела в купеческом деле и обзавелась деловой хваткой и нужными навыками. В этот раз она сама отбирала людей, раздавала задачи, составляла список первоочередных товаров, которые им будут нужны, чтобы пережить миноры дождей.
Бренна много рассказывала о своей жизни. Почему она ушла и как жила, об арах, проведенных в бегах и что домой она возвратится, если только ее будут тянуть на аркане. Судя по тому, что она говорила, обучение новому ремеслу, новый опыт и знания будут для нее в самый раз, чтобы начать новую жизнь.
Она поведала ему о Кристиаре, о том, что тот был одаренный, хоть и рожденный от запрещенного союза, об их знакомстве и планах на будущее, и даже о том, что они собирались покинуть селение и затеряться где-нибудь на просторах их большого государства. За минор до того, как им уйти, он пошел сопровождать очередной обоз и больше не вернулся. Тогда нашли полу сожженные тела нескольких участников похода совсем недалеко от поселка. Среди них был и Кристиар.
С тех пор Бренна осталась в деревне, так как не смогла выбросить полюбившегося ей мужчину из головы и сердца.
— Я уже привыкла. И к размеренности жизни и к лишениям. Все уже давно стало моим, как будто так всегда и было. Я только не могу привыкнуть, что нет купален с горячей водой.
— Особенности дара? — легко понял ее Дим.
Бренна кивнула. Она изменилась за прошедшие миноры, стала более уверенной в себе и раскованной. После нескольких поездок Дим предложил сменить девушке ее неудобное и уже не такое солидное как ранее платье на более подходящую одежду, которая была актуальна в это время ара и удобна для их поездок.
— Ты издеваешься?! — орала Бренна, когда в первый раз надела эти вещи. — Как я выйду в этом на улицу? Да я выгляжу как… как…, - она запнулась, подбирая слова, более подобающие для приличной девушки.
Дим еще раз оглядел ее с ног до головы.
— Как состоятельная жительница княжества. Или жительница империи, живущая у границы и знакомая с местной манерой одеваться. Впрочем, — он посмотрел на тяжелые косы льняного цвета, осанку, горделиво вздернутый подбородок. — Сейчас ты больше похожа на саму себя — на благородную сэю, но никак не на селянку, пусть даже зажиточную.
— О! — язвительно откомментировала девушка, так как все еще была зла на него, но уже были слышны довольные нотки в голосе. — Комплимент! От тебя! Что я слышу?
— Так как мы с тобой по-прежнему не на свидании, то слышишь ты констатацию факта, мешающую нашему делу.
Пришлось заставить ее распустить волосы, а еще надеть на шею и на руки дешевые, довольно вычурные украшения, чтобы уменьшить ее привлекательность и все остальное, чем так щедро одарила ее природа.
Однако даже в таком виде она вызывала некий ступор у большинства дельцов, с которыми они общались. Когда же она это поняла и начала умело пользоваться, их выгода стала расти прямо пропорционально увеличению ее умения.
Оставив своих сопровождающих на постоялом дворе на самой окраине города, Дим с Бренной весь день ходили по лавкам и купеческим домам.
— Устала, — девушка вымученно улыбнулась, — даже есть не хочу. Лечь и спать до самого утра.
— Ты заслужила отдых и покой. Пойдем.
Бренна послушно шла за ним по улицам города. Свернув в несколько проулков и пройдя несколько кварталов, они вышли к большому постоялому двору.
Дом был большой — в три этажа, с красивой вывеской и необычной росписью, садом, где росли розы, орхидеи, тюльпаны. Роскошные экипажи, стоящие у ворот, осанистые кавалеры и дамы в дорогих нарядах, важные прислужники деловито шныряющие туда-сюда. Все это говорило о статусе и высоком уровне этого заведения, а также не менее высоких ценах за услуги, которые гостевой дом предоставлял своим постояльцам.
Дим, оставив девушку на скамейке среди цветов, зашел внутрь.
— У нас еще встреча? — спросила Бренна. — Ты мне не сказал.
— Нет, — он легко улыбнулся. — Зато здесь есть купальня с горячей водой, нагретой, как ты скажешь, расшитое постельное белье и цветочная вода на выбор.
Девушка нахмурилась.
— Я подумал, что раз уж мы застряли здесь на ночь, то почему бы…
Пощечина с вложенной в этот удар силой стихии была оглушительной. Дима отшатнуло на шаг, а еще от неожиданности он прикусил язык, так что во рту почувствовался соленый привкус крови.
— Кем ты себя возомнил, Димостэнис Иланди? Думаешь, я не помню тебя? Думаешь, по-прежнему можешь все? Можешь использовать меня, если я оказалась в такой ситуации? Ах, мы не на свидании, не на свидании, — передразнила она его, — решил не ждать больше, пока я приглашу тебя на свидание?
Дим стоял, опустив голову.
— Я думала мы с тобой друзья, напарники. А ты! Ты…
Пока она запнулась, выбирая каким еще эпитетом его наградить, рядом смущенно кашлянули. Дим с Бренной обернулись.
— Прости, если помешал, — к ним подошел Лари, один из их парней, — ты сказал, чтоб мы подошли сюда. Ребята ждут, — он показал рукой. Чуть в стороне стояли еще двое.
Димостэнис перевел взгляд на растерянную девушку.
— Нет, не помешал. Просто Бренна сегодня чуток заработалась, перегрелась. У нас же с вами еще не закончены все дела. Мы сейчас сходим в пару мест, а потом пойдем к телегам, будем ждать товар, который через пару сэтов по договоренностям начнут подвозить. Загрузимся и пойдем на постоялый двор, на котором остановились. Ты можешь выбирать, что ты будешь делать дальше. Можешь пойти сюда, там хозяин проводит тебя в твою комнату, можешь пойти к обозу, можешь на наш постоялый двор. Встречаемся утром в условленном месте.
И оставив смущенную напарницу, пошел за Лари. Правда, через несколько шагов Дим все же обернулся.
— Раз — меч — та — ла — сь, — ехидно протянул он.
Бренна спустилась по лестнице на первый этаж. Таких невероятных, сладких, потрясающих сэтов у нее не было уже давно. Огромная комната, стены, обитые шелком, мягкие ковры под ногами, везде лампы, из тонкого, разноцветного стекла, на которые она не могла насмотреться. Купальня с большой круглой ванной.
— Эсси, — хозяин дома почтительно поклонился, — как прошла ваша ночь? Вы выспались? Вы довольны?
— Да, спасибо. Все было хорошо.
— Желаете утреннюю кафу и свежие булочки прямо из печи? За счет заведения — дорогим гостям.
Девушка бросила взгляд за окно. Талла еще только появилась на небосклоне. Перевела глаза на большие часы, висевшие на стене в общей зале, еще есть в запасе мены, чтобы успеть выпить кафу. Побаловать себя еще раз.
— Только если быстро, — строго произнесла она, — у меня мало времени.
— Вы не успеете дойти до столика, а кафа и булочки будут ждать вас, — заверил ее хозяин, — проходите, эсси.
Бренна последовала за мужчиной в другой зал, выбрала глазами один из столиков, села.
Конечно, было то, что портило всю сладость этих сэтов и острыми коготками вины скребло душу. Предстоящая встреча с Димом.
Во-первых, она в запале нарушила один из основных запретов — назвала его настоящее имя. Его Дом один из тех, кого ненавидит и проклинает любой житель деревни.
Во — вторых, пощечина и все те гадости, которые она ему наговорила.
Ведь он дал ей шанс начать все сначала. Изменил ее жизнь. Научил ремеслу, и теперь она более уверено чувствует себя и когда решит уйти из деревни, сможет найти себе занятие, начать все сначала и больше не цепляться за призраки прошлого.
Девушка поправила блестящие, до сих пор пахнущие цветами волосы, закинула длинные пряди за спину. Что надо сделать, чтобы он простил ее?
С такими невеселыми мыслями она протянула руку и взяла чашку кафы.
— Ух ты, какого я вижу! Здравствуй, дорогая!
Дим бросил еще один взгляд на небо. Уже вышли все сроки, как им надо было отправляться в дорогу, а Бренны все еще не было.
— Что будем делать? — Лари стоял у одной из лошадей. Все остальные были на своих местах. — Уже время.
Дим и сам это прекрасно знал. Еще насколько сэтов и сменится патруль на границе, и у них будут проблемы. Бренна эту ситуацию знала, как никто другой, и от нее он не ожидал подобной безответственности, и того что она вдруг начнет вести себя как избалованная маленькая сэя, которая чтобы не творила всегда считает себя правой.
— Лари, сбегай в тот дом, где мы ее вчера оставили, скажи, что мы больше не можем ждать.
И когда парень уже сорвался с места, с досадой щелкнул пальцами, вновь окликая его. Не хватало и его еще потерять. Судя по восторженно горящим глазам и тому, как тот вертел головой весь вчерашний день, это его первая поездка в город. Не дай Боги и этого еще куда-нибудь занесет.
— До границы доедете сами? — спросил Дим у самого старшего из их компании.
Заодно поговорит с Бренной с глазу на глаз, выскажет ей и по поводу вчерашнего, и о том, что она сегодня вытворяет, поставив под угрозу выполнение всей их миссии.
Дав все нужные распоряжения, он поспешил на постоялый двор, где оставил напарницу. Служащий гостевого дома, который радушно встретил его, сообщил, что эсси пьет кафу в обеденном зале, и что Дим сможет найти ее там. Едва контролируя свое бешенство, он повернул туда.
Бренна нашлась за одним из столиков почти в самом центре зала. Рядом сидел Симас Олафури. Дим сжал кулаки, сдерживая себя, выругался.
Девушка соблазнительно улыбалась собеседнику, кокетливо смотрела, хлопала длинными ресницами. Они сидели совсем близко друг от друга, что в империи было бы не позволительной роскошью. Однако в Мюрджене эти двое могли не стесняться такого поведения.
Бренна бросила на него мимолетный взгляд. Подняла руку, поправить волосы, рассыпанные по плечам. На ее запястье Димостэнис увидел браслет, состоящий из переплетений двух энергетических потоков. Воды и воздуха, стихии, которыми в совершенстве владели представители Дома Олафури.
Дим едва не взвыл. Лучше бы они, на самом деле, кокетничали. По-прежнему оставаясь в дверях, чтобы не привлекать к себе внимания, он еще раз оценил обстановку, свое положение, поведение Олафури — младшего, отчаяние Бренны, которое едва уловимой тенью скользнуло в ее глазах. Стиснул зубы. Все дьяволы Бездны!!!
Димостэнис подошел к столику, где сидела парочка, остановившись всего лишь в одном шаге и замер, ожидая пока на него обратят внимание. Симас едва повернул голову, не видя, смотря чуть выше груди посмевшего потревожить его покой.
— Я ничего не заказывал, — пренебрежительно ответил он.
— Я ничего не подаю.
Благородный сэй поднял взгляд на наглеца, посмевшего потревожить его покой. В его глазах отразилась непонимание, растерянность, которые, впрочем, сменились озарением узнавания и бескрайним удивлением.
— Димостэнис Иланди! — воскликнул он и пробежался глазами по лицу старого знакомого, по недорогой, нелепой одежде, вновь поднялся к лицу. — Выглядишь не очень, — сделал он свои выводы.
— Ничего, — натянул улыбку на губы Дим, — ты не девица красная, как-нибудь переживу твое порицание.
— В Эфраноре только и говорят о том, что ты избранник княжны Эйлин, и уже ждали тебя как князя Мюрджена. А ты оказывается в подавальщики устроился. Что и из второго дворца выгнали?
— Негоже благородным сэям слухам верить. Тем более на твоей службе.
— Возможно. Только это больше не твоя забота. Как ты верно выразился — моей службе.
Дим пропустил этот укол мимо себя, так же, как и предыдущие. Зря этот благородный ишак думает, что его могут тронуть такие мелочи. Дела давно ушедших дней.
— Вот и отлично, — усмехнулся он. — Иллюзии вещь интересная, главное суметь вовремя от них избавиться. Собственно, я пришел за ней.
Симас повернулся к Бренне, потом снова к нему.
— Вы что вместе?
Дим кивнул. Олафури издевательски засмеялся.
— Здесь ты тоже остался не у дел. Прекрасная сэя только что мне обещала свою благосклонность и, если бы ты не перебил нас, она бы уже доказывала мне это в комнате наверху. Зачем такой девушке нужен неудачник вроде тебя?
Бренна страдальчески закатила глаза. Дим понял, что Олафури не лжет. Судя по кокетливым взглядам и соблазнительным улыбкам, которые она ему расточала не так давно, так оно и было. Разорвать плетение, состоящее из силы двух стихий, у нее не было возможности. И хоть у Бренны хороший потенциал, и она прирожденный боец, но ее сил не хватит, чтобы противостоять одному из самых сильных шактов в империи. Видимо, она решила прибегнуть даже к таким методам, чтобы попытаться сбежать от столь навязчивого кавалера.
— Ты же знаешь, что не имеешь право надевать на нее этот браслет. Она не преступница, к тому же достигла аров своей самостоятельности и может делать, и жить, где она захочет и как захочет.
— Однако ее Дом будет благодарен, если я приведу их блудную дочь. Мне важно иметь влиятельных союзников.
С этим не поспоришь. Да и кто обвинит Олафури в том, что он превысил свои полномочия? Разве что сама Бренна. Вряд ли ее будут слушать.
— Как мне будет благодарен его величество, когда я приведу во дворец тебя. Он давно уже хочет тебя видеть.
Тут уж Дим не удержался и фыркнул.
— У меня своя дорога.
— Все же думаю нам по пути.
Димостэнис почувствовал, как открылась дверь, обернулся. Шесть человек из элитного подразделения гвардейцев его императорского величества. Каратели.
Отлично обученные, сильные шакты, получившие навыки в боевых классах.
Дим медленно повернулся к Бренне. Поймал ее взгляд. Едва заметно прикрыл глаза. Вот и настало время узнать, как они научились понимать друг друга.
Девушка откинулась назад и выставила руку с браслетом, так чтобы хорошо была видна энергетическая нить, связывающая ее с Олафури. Димостэнис ударил по ней, легко оборвав их связь и освобождая пленницу.
Бренна резко упала на спину вместе со стулом, перекувырнулась через голову, уходя в сторону от своего конвоира и ударила его одной из своих сильных боевых формул. Олафури вскрикнул и отлетел в сторону, отвлекаясь от Дима.
Тому же сейчас было не до них. Каратели сначала слегка опешившие, быстро пришли в себя и готовились выполнить приказ. Верные псы императора, неукоснительно выполняющие его распоряжения. И по тому как те плавно освободили моргены[39] из защитных чехлов, прикрепленных за спиной, этот приказ Аурино на самом деле отдал. Доставить его во дворец.
Пусть Клит уже предупредил Дима об этом, принятое его величеством решение было неприятно, к тому же, как оказалось, доставляло много лишних хлопот. Вступать же в бой с шестью представителями лучшего боевого подразделения, которые помимо превосходного владения оружием, являются еще и сильными одаренными, было даже не хлопотами, а настоящей проблемой. К тому же за спиной остался Олафури, которого Бренна пока еще отвлекает, но долго это не продлится.
Выбора не было. Его не учили, как правильно пользоваться своим даром. Все, что он умел, узнал сам, опытным путем. Спотыкаясь и набивая шишки. Как слепой щенок. Наугад, по наитию вместо знаний. Используя чутье там, где нужны были навыки и опыт.
Дим закрыл свой хьярт, отрезая себя от энергопотоков, не видя их и не чувствуя. Воздух был густ от скопившейся в нем силы. Нити, нити, нити, десятки нитей, которые вились в клубки формул. Плетения, как сеть, раскинутые в тесном зале. Как обычно, Димостэнис растворился в этом буйстве стихий, видя все вокруг сквозь призму серебра. Аккуратно потянул сеть за один конец, соединяя нити, набрасывая их на людей. Резво отпрыгнул в сторону, когда один из них все же понял, что творится что-то не ладное и попытался разорвать ставшим вдруг вязким воздух.
Поздно.
Дим уже сделал это. Поймал их в ловушку. Энергетические нити плотным коконом связали шестерых противников, не давая им двинуться. Эффективно, но не долговечно. Пока он может держать концы сети и удерживать стихии в связке. Однако, как только он потеряет контроль, капкан распахнется, и он останется один на один с шестью разъяренными противниками.
К тому же за спиной остался главный враг.
Димостэнис успел в тот момент, когда Бренна попыталась атаковать очередной раз, но Олафури плавно ушел от удара, словно играя с ней, крутанув в руке жезл похожий на моргены карателей. Только его шест был односторонним и заканчивался не заточенным острием, а невзрачным, неказистым камнем.
Девушка стремительно повернулась, вновь переходя в нападение, открылась, неудачно подставившись под удар. Дим видел, что сейчас произойдет, но уже ничего не успевал сделать, и Симас со всей силы ткнул ее навершием моргена в живот. Именно той стороной, где у него был камень. Бренна пролетела по всему столу, с грохотом сшибая посуду и опрокинув стул, упала на пол и затихла.
Дим прыгнул вперед, запустив во врага, приготовленной формулой и привлекая его внимание к себе. Тот принял удар на морген и вся энергия, которую Димостэнис направил на человека, была погашена камнем.
Симас больше не стал тратить силы на девушку, списав ее со счетов. Повернулся к новому противнику. Дим успел заметить его изумление, когда он увидел карателей, словно застывших мух в вязкой паутине.
— Я повторяю свое предложение, — Димостэнис попытался понять, что с Бренной, но ее из-за стола не было видно, — как ты видишь, помощи тебе не будет. Я заберу девушку, и мы уйдем.
Олафури перехватил удобнее свой жезл. Его глаза горели азартом, и Дим понял, что тот не отступит, и даже не потому, что так стремится выполнить волю его императорского величества. Он хотел победить его. Одержать вверх, и как боевой трофей притащить в столицу.
Симас был сильным одаренным и опытным воином, а Дом Олафури всегда славился своими боевыми классами. Только вот Димостэнис сумел поставить себя выше остальных. Всегда окруженный своей необычной аурой, возможностями четырех стихий, невозмутимой самоуверенностью и превосходством, которое он никогда не забывал демонстрировать окружающим. Естественно плюс его положение при дворе и расположение к нему императора.
И сейчас Олафури горел желанием опровергнуть миф о его непобедимости и исключительных способностях. Он швырнул в соперника формулой, так ничего серьезного, обычная проба сил. Димостэнис легко отразил ее.
— С каких это пор такое рвение на службе? — насмешливо спросил он, не торопясь нападать. Зачем зря разбрасываться силой? Тем более, когда часть ее уходила на удержание карателей в сети. — Когда тебя перестали волновать девицы да выдержка вин в подвалах вашего Дома?
— Как я гляжу, ни меня одного жизнь покорежила.
— В последний раз предлагаю разойтись и идти своими дорогами.
— Ты забываешься, Иланди, ты больше не во дворце и за твоей спиной никто не стоит.
Сколько времени в прошлом ему пришлось потратить, чтобы доказать, что он имеет все основания смотреть свысока не только потому, что он рос с императором в одном доме.
В одно мгновение Дим оказался рядом со своим врагом. Удар кулаком по хьярту, в живот и челюсть, добавил сильное плетение, состоящие из четырех энергопотоков. Аура противника вспыхнула бледно голубым и приняла на себя силу его стремительных атак.
Олафури вскинул на него глаза, но Дим уже ушел вправо, вновь нанося удары: голова, шея, грудь, вкладывая в них силу стихий, желая ослабить его мощный щит, пробить защиту. Олафури резко отклонился, хлестнув противника плетью, сплетенной из двух сильных энергетических нитей.
Димостэнис решивший не тратить силу на защиту, выставил вперед руки, ловя эти потоки, направленные на него. Рванул, обрывая.
Симас слегка покачнулся, отступил на полшага назад. Дим замер, оценивая свое положение и положение противника. Ладони горели, будто с них сняли кожу. Олафури был силен. Димостэнис уже и забыл, когда по-настоящему вступал в бой с таким соперником.
Проба сил была окончена.
Симас провернул в руках морген, направляя его на Дима. Каждый раз таким выпадом приближаясь и норовя хоть немного зацепить. Димостэнис чувствовал эманации силы, идущие от камня. И судя по тому, что случилось с Бренной, лучше было не позволять Олафури дотянуться до него этой пока непонятной штуковиной.
Дим сплетал формулу одну за другой, но все они вязли в прочной защите или разбивались о камень, который Симас проворно подставлял под его удары. Отвечать ответными атаками тот не успевал. Однако его защита была идеальной, и Димостэнис никак не мог найти никакой лазейки, чтобы пробить ее.
Олафури прыгнул, взлетев в воздух, уходя от очередного выброса силы, и приземлился совсем близко на расстоянии вытянутой руки, отразил удар и попытался достать врага своим жезлом. Дим прогнулся назад, и камень прошел совсем рядом, едва не задев его. Грудь обожгло. Димостэнис непроизвольно схватился за шнурок, на котором висел его талисман, подарок Олайи, вытаскивая его. У Симаса расширились глаза от удивления.
— Иланди, откуда у тебя амулет? Их всего два осталось с прежних времен, настоящих.
Камень был раскаленный, пекло даже через рубаху.
Олафури воспользовался этой заминкой и перешел в наступление. Он швырялся плетениями, чередуя их попытками достать противника жезлом. Выпад, отскок, силовой импульс, жезл. Теперь уже Диму пришлось уйти в глухую оборону, раз за разом отбивая стремительные атаки и следя за быстрыми перемещениями, чтобы не подставиться под очередной удар.
— Глава рода передает амулет своему наследнику или наследнице, когда тот вступает в свою силу.
Димостэнис упал на пол, резко выбросил ногу, лишая противника равновесия, вновь взвился в воздух, успев уже приготовленным плетением, в которое он вложил большую часть оставшихся у него сил, нанести продольный удар по защите Олафури.
Симас отскочил, наспех латая дыры. Дим не дал ему времени на восстановление и снова атаковал. Противник крутанул морген, делая молниеносный выпад. Димостэнис резко выбросил руку, защищаясь от камня. Тот прошел мимо, но уже в следующее мгновение, обратной стороной жезла Симас подцепил шнурок, на котором висел его амулет и с силой дернул. Подарок Олайи улетел в сторону.
Бессилие навалилось на плечи, придавливая к полу. Он едва сумел отскочить от Олафури, нащупал что-то тяжелое под рукой, швырнул. Глиняный кувшин, разлетелся на осколки от соприкосновения с жезлом.
— Ты самоуверенный безмозглый тупица, Иланди. Кто же вешает такие вещи всего лишь на тонкий шнурок? Не могу поверить! Он у тебя не был ничем защищен. Просто обычный кожаный шнурок!
Откуда ему было знать, что это за камешек такой! Олайя ничего не сказала. Видимо, она и сама не знала, что у нее в руках. Источник силы. Он бросил взгляд туда, куда закатился его амулет. Олафури тоже его видел. Не даст ему даже приблизиться.
Димостэнис был полностью опустошен. Зал после их сражения был выжжен, здесь не было даже крупицы живой силы, которой он мог бы воспользоваться. Ему надо выйти отсюда. На чистом воздухе он сможет призвать стихии. Он чувствовал, как начинают рваться нити, из которых была сплетена сеть.
Пришлось идти на крайние меры. Он закрыл хьярт от контактов с окружающим миром, оставив открытым канал лишь к своему телу. Не имеющий возможности получить подпитку извне, хьярт будет тянуть силу из него. Из его крови, мышц, из плоти, которая еще была пропитана энергией стихий. Позже он с лихвой поплатится за это, но сейчас у него не было другого выхода.
Дим прыгнул, отталкиваясь от стула, ударив коленом по зубам противника, отбрасывая того в сторону, и приземлился за его спиной. Остался еще один рывок. Последний.
Очередная атака Симаса вышвырнула его на улицу вместе с дверью. Его протащило по шершавому песку, сдирая пуговицы с рубахи, кожу со щеки и ладоней. Димостэнис оперся руками о землю, пытаясь хоть немного набраться сил. Сильный пинок ногой в живот перевернул его на спину.
Олафури больше не стал размениваться на пустые слова. Занес морген чуть выше головы и опустил его на своего врага, целясь в хьярт. Димостэнису не оставалось ничего, как вновь выставить руку, пытаясь смягчить удар. Амулет лег в ладонь, щедро одаривая его своей силой. Он почувствовал, как организм с благодарностью отзывается на этот нежданный подарок.
Двумя ногами он пнул Олафури, отталкивая от себя. Тот отлетел, все еще сжимая жезл в руках. Дим поднялся.
— Но как?! — казалось, Симасу было все равно, что происходит с ним, настолько он был потрясен. — Камень отзывается только на кровь предков. Тех, кто когда-то вложили в него силу и запечатали ее для своих потомков. Поэтому он передается по наследству. Никто другой не может воспользоваться этим. Как ты смог?
Димостэнис тоже больше решил не тратить время на разговоры. Он стремительным движением оказался около противника, сделал сильную подсечку, повалив того на землю. Симас, оставшись без камня и без сил, которые он выплеснул на бой, не смог оказать ему существенного сопротивления, хоть и пытался хватать крупицы силы из воздуха, чтобы подпитать свой хьярт.
Дим сел на него сверху, одной рукой схватил за волосы, приподнимая голову, пальцы второй руки положил на горло, медленно, доставляя удовольствие себе и боль врагу, провел по шее, запечатывая на ней сильнейшую формулу.
Спасибо его величеству, что когда-то тот был щедр и поделился с ним некоторыми своими секретами.
Олафури стиснул зубы, стоически перенося все те неприятные ощущения, которые дает ошейник бессилия. Дим повернул его лицо к себе, пальцами надавливая на щеки так, чтобы Симас зафиксировал свое внимание на нем.
— Потому что я — Серебряный! — четко проговорил он. — Передай своему повелителю, чтобы он оставил меня в покое. И тогда может, я тоже забуду о его существовании.
Он встал. Несколько мгновений смотрел на поверженного врага. Потом вытащил пояс из штанов и связал тому ноги, а потом вторым поясом, уже его собственным — руки.
Дим вернулся в таверну. Каратели почти освободились из сети, которая заметно растянулась и больше не могла сдерживать натиск своих пленников. Серебряный без труда стянул концы своего плетения, сейчас сил хватало на многое, скрепив его серебряными скобами. Улыбнулся и подбросил трофей в своей руке. Нашел амулет, который подарила ему Олайя, опустил в карман.
Бренна лежала все там же на полу. Закрытые глаза, спутанные волосы, восковая кожа. Он положил пальцы ей на шею, нащупал едва различимое биение пульса. От его прикосновений девушка открыла глаза.
— Вот вы задали жару, — прошептала она. Улыбнулась. — Где Олафури? Что ты с ним сделал?
— Нацепил ошейник, пусть немного остынет. Мы пока пойдем по своим делам.
Ее руки все еще лежали на животе. Дим осторожно развел их, чтобы понять, как ей можно помочь. Он ожидал увидеть страшную рану, кровь, но ничего не было. Он нахмурился.
— Сначала было больно, — Бренна поняла, чего он хочет. — Сейчас уже ничего не чувствую. Ни боли, ни своих внутренностей, ни конечностей. Едва сил хватает, чтобы языком ворочать.
Сэт от сэта не легче. Здесь нужен целитель и как можно скорее, так как судя по тусклым глазам и мертвенной бледности, которая все больше и больше покрывала ее кожу, дела совсем плохи.
Дим аккуратно приподнял ее за плечи одной рукой, а вторую положил под колени.
— Что ты делаешь? — прошептала она.
— Как что? Пользуюсь твоим беспомощным положением и собираюсь тебя хорошенечко потискать, пока ты опять драться не начала. Надо же поддерживать свой образ коварного соблазнителя и сердцееда.
Она смущенно улыбнулась. Облизнула губы.
— Я свяжу тебе руки, Дим. Судя по тому, что сейчас было, тебя в столице хотят видеть гораздо сильнее, чем меня. Что со мной будет? Папенька поругает. Запрет меня в каком-нибудь отдаленном имении. Лишит всех радостей. Минор-другой и страсти улягутся, контроль ослабнет, и я вернусь за сыном.
— Я не знаю, как будет вести себя твой папенька, но очень хорошо знаю, что такое делать то, чего ты не хочешь и следовать чужой воле. Поэтому, напарница, держись. Мы слава Богам в довольно большом городе, я найду целителя. Только еще чуть потерпи, нам сначала надо отсюда выбраться.
В таверне было безлюдно. Даже подающего за стойкой уже не было. Димостэнис с девушкой на руках вышел во двор, где все так же лежал связанный Симас Олафури.
— Счастливо оставаться, — буркнул Дим и скрылся за поворотом. Затем он свернул еще раз и еще, уходя в нижние районы города, чтобы потеряться. Хотя они и опережали своих врагов, но их преимущество не будет долгим. Как только он отдалится, плетение, держащее карателей, ослабнет, и они легко с ним справятся. Освободят Олафури. Конечно, ошейник ему сможет снять только сам император, но тот и без сил Шакти приложит все свое рвение, чтобы не упустить свою добычу.
Бренна безвольно висела у него на руках, ее дыхание было еле слышным. Сзади послышались шаги. Дим нырнул в арку между двумя домами. Здесь был небольшой дворик. Он аккуратно положил свою ношу на траву, прижался к стене, готовый напасть первым на любого.
— Сэй Иланди, это я, — услышал он приглушенный голос. — Я один. И хочу помочь вам.
Дим осторожно выглянул из своего прикрытия. Человек на самом деле был один. Стоял, ждал его решения.
— Приветствую тебя, Клит. Что происходит? Олафури, отряд карателей, ты.
— Как я заметил, вашей спутнице нужен целитель. Я провожу вас в укромное место и найду того, кто сможет ей помочь.
Дим колебался. Вроде оснований не верить Клиту у него не было, но и особо доверять — тоже. Однако Бренне нужен целитель и это склонило чашу весов в пользу предложения бывшего помощника.
— Идите за мной.
Димостэнис опять подхватил девушку на руки и пошел вслед за Клитом. Тот уверено шел по улицам города, которые уже начали просыпаться и стали появляться люди. Проводник свернул на одну улицу, затем еще на одну, прошел вдоль небольшого сквера.
Наконец они подошли к небольшому особняку, в два этажа, без вывесок и других опознавательных знаков. Лишь название улицы и номер дома.
— Я снимаю комнату здесь, — пояснил Клит, — хозяин, чтобы не платить налоги не афиширует, чем он занимается. Хорошее место, чтобы побыть в тишине и вряд ли кто тебя найдет, если ты сам не захочешь.
Дом был не новый, но внутри все блестело чистотой, пахло свежей выпечкой и кафой. Они поднялись по лестнице на второй этаж. Клит открыл комнату ключом и пропустил своих гостей внутрь.
— Вот, положите ее здесь, — он указал рукой на кровать. — Я пойду за целителем.
Димостэнис кивнул, и когда бывший помощник исчез за дверью, встал около окна, наблюдая за ним, пока тот не скрылся из вида. Если Клит предаст, придется, ох как, не сладко. Однако прорываться из города, когда он был уверен, что уже перекрыты все выходы, да еще с почти бездыханной Бренной на руках, тоже будет нелегко. Взвесив все за и против, он пододвинул один из табуретов и сел все так же у окна, отслеживая, что происходит на улице.
Клит вернулся с целителем не более чем через полсэта. Мужчина деловито подошел к лежащей на кровати пациентке. Чуть приподнял веко, одно, второе, взял за руки, слегка встряхнул, ожидая реакции. Положил кончики пальцев на шею, пощупал пульс, спустился вниз до груди, остановился на хьярте, послушал сердце. Покачал головой. Медленно провел пальцами до живота. Замер.
— У нее разрушен канал, по которому проходят энергопотоки, идущие от хьярта по всему телу. Если говорить проще — хьярт не получает нужную силу извне и берет ее у тела и у всех органов. Если учесть, что хьярт у нее сильный и в момент повреждения, судя по тому, что я вижу, работал в полном объеме, энергии ему требуется много.
— Что теперь делать? — даже не особо разбираясь в целительстве, Дим понимал, что дела плохи. Да и Бренна уже почти не выглядела живой. С серой кожей, синими губами и тенями, залегшими под глазами. Лишь приглядевшись, можно было увидеть, как едва заметно поднимется грудь в такт ее неровному дыханию.
— Я попробую восстановить каналы. Мне нужна полная тишина и покой. Вам лучше покинуть комнату.
Дим не хотел оставлять напарницу одну с незнакомым человеком, пусть даже целителем. Однако Клит уже открыл дверь, показывая, что все же им лучше выйти.
— Он хороший целитель? — спросил Димостэнис, когда они устроились за одним из отдаленных от входа в залу столов и пили травяную настойку.
— Он лучший в этом городе, — уверенно ответил Клит.
— Ты так хорошо знаешь Джарду?
— Я здесь уже пятый день и успел много чего узнать.
— Что-то случилось? Столько имперцев на земле Мюрджена. Олафури, каратели.
— Еще чуть ли не целый взвод законников, — добавил Клит.
Это была плохая новость. Будет непросто уходить.
— Некоторое время назад мы вышли на целое производство по добыче железа здесь в Джарде. Они отсюда, представляете, вывозят во все города княжества. Мы накрыли несколько крупных заводов в Астрэйелле. У них там была тонкая схема разработана. Почти два ара железо вывозилось из империи незаконным путем.
— Зачем княжеству столько железа?
— У них здесь оно широко используется в быту. Однако в долине нет крупных месторождений этого металла.
Дим скривил губы. Неплохо. Мюрджен по дешевке скупал железо, и его смело можно было пускать на подводку воды, на бытовые нужды, на оружие.
— Что с акилоровской сталью? Что с теми шарами со взрывчаткой? Ты узнал? — все же не выдержал, поинтересовался он.
— А вы? — Клит остро взглянул на него.
Димостэнис недоумевающе развел руками.
— Я?! Мне-то теперь это зачем? Меня не интересуют дела ни одного правящего Дома, ни второго.
Клит едва заметно усмехнулся.
Не поверил. Что ж! Однако Дим не собирался говорить ему о том, что знал сам. Не потому, что был на стороне Кари и ее княжества. Раз Аурино посчитал, что теперь может без него, предал, изгнал, да еще устроил на него травлю, пусть теперь сам разбирается со своими проблемами. Его, Дима они больше не интересовали.
— В этот ар его величество собирается устраивать праздничное шествие в честь становления династии? — спросил он о нейтральном, чтобы больше не углубляться в политику.
— Башни отстроены, — кивнул Клит. — Как главную интригу народ ждет появление будущей императрицы.
Бывший помощник понял его маневр и тоже ушел от скользкой темы.
— В чем тайна? Разве его величество не представил свою избранницу на балу цветов?
— В этом и есть главная головоломка. После официальной помолвки ее больше нигде не видели. Она не присутствовала ни на одном празднике, в том числе и праздновании в честь императора, во дворце ее тоже не бывает.
— Где же она? — безразличным тоном поинтересовался Дим. — В чем причина такого поведения?
Бывший помощник пожал плечами.
— В том-то и дело — никто не знает. Народ недоумевает, а заодно радостно придумывает все новые и новые слухи. В основном, что будущая императрица тяжело больна, что император ее прячет, много чего говорят.
— А ты? Ты знаешь?
— Я знаю, что она в семейном имении. И все. Но самый главный слух, и чем дальше время, тем он больше похож на правду, что избранница его величества уже ждет наследника.
— Что??? — Дим аж подскочил, настолько неожиданной для него оказалась эта новость.
Клит едва не выронил чашку из рук.
— Не зря же его величество перенес дату скрепления союза на целый минор позже. Самое время, чтобы ей родить, а потом сами знаете, как это бывает.
Знал. Не первый случай. Императрица дает императору и стране наследника, чуть позже они скрепляют союз, и она уезжает куда-нибудь в глушь на несколько миноров, «поправить здоровье», а возвращается уже с ребенком на руках. Кто будет разбирать, какого он возраста, тем более слухи неугодные императорской семье всегда быстро пресекались.
Димостэнис отставил чашку. Мрачно откинулся на спинку стула. Этот день, начавшийся и без того паршиво, стал самым паскудным в его жизни.
Нет, конечно, он понимал, что это все равно должно было произойти. И какая разница сейчас или несколько миноров спустя. Беспощадная боль скрутила, как тогда, в первый раз, когда она отказалась от него, выбрав себе в избранники другого. Так и теперь, когда он во второй раз потерял ее. Когда она перестала быть лишь его.
— Я закончил, — к ним подошел целитель, — восстановил поврежденные ткани. Теперь ей нужен отдых.
— Сколько? — хмуро поинтересовался Дим.
— Сейчас она спит. Это продлится еще четыре-пять сэтов. Как минимум, ее не надо будить.
Бренна лежала укрытая одной простыней. Он встал, прошелся по комнате, пытаясь забыться, отогнать на себя нахлынувшее наваждение. Немного постоял у окна, наблюдая за прохожими на уже ожившей улице.
«Тебе и не надо будет быть без меня. Я только твоя».
«Будущая императрица уже ждет наследника».
Когда он открыл глаза, Бренна сидела на кровати, прижавшись спиной к стене, подогнув под себя ноги. Ее голова была запрокинута, глаза закрыты.
Дим тоже сел. Девушка услышала, посмотрела на него.
— Не подумай, что у меня начался новый приступ распутства, но эта кровать здесь единственная, а оставлять тебя одну я опасался.
Бренна умоляюще посмотрела не него.
— Прости меня, Дим! Я сама не знаю, что на меня тогда нашло.
Он встал, подошел к окну. Они были в ловушке. Законники, каратели, люди из службы имперской безопасности. Все будут искать их. Для такого маленького городка это чересчур много. Еще Олафури. Уж он-то постарается сделать все, чтобы отыграться за свое поражение, а главное — вернуть камешек.
— Ты как себя чувствуешь? — не глядя на девушку, спросил Димостэнис.
Она размяла плечи, руки, наклонилась из стороны в сторону.
— Вроде ничего. Слабость еще есть, но думаю, что скоро пройдет. Что это такое было?
— Старый и очень сильный артефакт. Твоя энергетика не выдержала контакта с ним.
Бренна подошла ближе.
— Что будем делать? Как мы вообще попали сюда? Как ты нашел это место?
— Мне помог один человек.
— Он выведет нас из города?
Дим покачал головой.
— Мы не можем так рисковать. На нас слишком большая ответственность. Никто не должен догадываться, куда мы идем. Ты же помнишь главное правило — никто не должен знать о поселении.
Он опять бросил взгляд за окно. Покачал головой.
— Их слишком много.
— Как ты видишь? — Бренна пыталась разглядеть за стеклом, то что видел он.
— Вон, вон и вон, — он ткнул пальцем, — это только на этой небольшой площади и только те, кто в форме.
— Дим, — девушка повернулась к нему, — я же видела, что ты вчера сделал. Ты держал в ловушке шестерых человек. — Я не могу так всегда, — разочаровал он ее, — это требует большой концентрации и постоянного контроля.
— Мы можем драться, — воинственно задрала нос напарница. — Такого бойца как ты я еще не видела. Это было даже круче, чем на твоих тренировках.
— Мы не можем драться с таким количеством человек. Это привлечет внимание. И тогда придется убивать. Мы не должны этого допустить.
— Почему? — искренне, недоумевающе спросила Бренна.
Дим усмехнулся.
— Тебя разве не учили девяти правилам, которые ниспослал нам великий Зелос? И одно из них как раз гласит — не убивай ближнего своего.
Она фыркнула.
— Я серьезно!
Он тоже был абсолютно серьезен. Сейчас пока он не нарушил никакого закона, не совершил ничего такого, что может вызвать резкое осуждение у общественности, он играл на своей стороне доски и по своим правилам. Аурино мог лишь приглашать его к себе на аудиенцию, пусть даже в такой недружелюбной форме. Однако, как только он преступит эту черту, у его императорского величества будут развязаны руки, он со всеми основаниями сможет уже официально объявить на него охоту.
После вчерашних же новостей у него осталось еще меньше желания возвращаться назад.
— Жди меня здесь. Я сейчас приду, — сказал он Бренне и вышел из комнаты.
Вернулся Димостэнис довольно быстро, положил на кровать свою добычу. Это было платье, простенькое, совсем дешевое, уже немного выцветшее. Соломенная шляпка с широкими полями, украшенная огромным бантом и плетеная корзина с кренделями и сладкими бубликами.
— Здесь протекает большая река. В нее впадает другая, та самая, что течет мимо нашей деревни. Если мы сможем добраться до утеса на краю города, мы спустимся в эту реку и по ней вернемся домой, — он показал ей рукой на вещи. — Вдвоем мы более заметны. Одну тебя вряд ли кто узнает. Тем более продавщицу сладостей. Ты открыто пойдешь по площадям и улицам, улыбаясь, кокетничая и продавая свой товар.
— А ты?
— Я всегда буду рядом. Не переживай. Только не оглядывайся и не ищи меня. Как вычисляют всех воров и прочих нарушителей? Ведь нельзя знать каждого в лицо. По тому, как он ведет себя — не у каждого хватает нервов спокойно разгуливать под носом у законников. И выигрывает более наглый и дерзкий. Поняла?
Бренна кивнула.
— Переодевайся, — он отвернулся и сел за стол. Нашел бумагу, перо, написал всего лишь одно слово: «спасибо».
— Я все, — услышал Дим сзади.
Повернулся, внимательно осмотрел девушку с головы до ног.
— Как тебе удается даже в таком наряде выглядеть самой собой? — спросил он, вытаскивая несколько прядей из аккуратно заплетенных кос, придавая ее виду больше небрежности.
— Как тебе удается даже приятные вещи говорить так, что хочется тебя ударить? — отразила она его «комплимент».
— Я много тренировался, — заверил Димостэнис.
— Не сомневаюсь.
Бренна вышла первой. Повесив корзину на запястье правой руки, она уверенно пошла по улице, выкрикивая название своей продукции и предлагая ее встречным людям. Иногда Дим переходил ей дорогу, чтобы она могла видеть его и не терять спокойствия. Один раз она даже окликнула его и продала бублик. Пару раз он натыкался на патруль законников. Еще несколько раз встречался с карателями. С раздражением отмечая, что это уже перебор рвения со стороны Олафури. Он не сбежал из-под конвоя и не преступник, чтобы устраивать на него такие масштабные облавы.
Бренна первая достигла черты города. Трое охранников перегородили ей дорогу.
— Пропуск! — нарочито громко сказал один из них, видимо, желая произвести впечатление на смазливую горожанку.
Та сбилась с шага, приложила ладонь к груди.
— О, Зелос Всемогущий! — воскликнула она, кокетливо стреляя глазками. — Какой пропуск? Я тут каждый день хожу, и не надо было никакого пропуска.
— А сейчас надо!
— Может, все-таки пропустите? — она игриво намотала прядь волос на тонкий пальчик. — Я вам бубликов дам.
— Зачем тебе? — все же поинтересовался второй. Им было скучно стоять здесь уже который сэт, и они не против были пообщаться с симпатичной девчонкой, которая к тому же угощала свежей булкой.
Бренна опустила глаза.
— С милым встречаюсь, — она хихикнула. — Мы каждый день с ним видимся. Здесь. На берегу реки.
Стражи хохотнули.
Дим покачал головой. Одно дело поболтать, скоротать время, поесть бубликов, а другое нарушить приказ. Здесь нужна сила мощнее, чем красивые глаза Бренны.
— Это и есть твой кавалер? — спросил один из них, и тут же захлебнулся криком, хватаясь за разбитый нос, второй удар ребром ладони по шее вырубил его, и он упал на землю. Второго Дим уложил пинком ноги в живот и локтем в челюсть. Повернулся, когда напарница уже деловито и без лишнего шума разделалась с третьим.
— По-моему, здесь беспечно мало охраны, — фыркнула девушка.
Они выбежали на широкий обрыв, под которым еров сто пятьдесят, может чуть дальше безмятежно текла река. Больше не было ничего. Это место было само по себе надежной ловушкой для всех, кто пожелал бы незаконно скрыться из города.
Обрыв. Река. И город, оставшийся за спиной.
— Ты про этот утес говорил? — спросила Бренна, оглядываясь.
Димостэнис кивнул, внимательно наблюдая за ней.
— Мы сделали это?! — девушка радостно засмеялась. — Как будем спускаться? Ты сказал, что мы спустимся к реке и по ней сможем добраться до нашей деревни.
Она стояла в двух шагах от края обрыва, осторожно смотря вниз. Дим встал рядом, чуть ближе к краю, чем она.
— Иди ко мне, — мягко произнес он.
— Что? — рассеянно спросила Бренна, посмотрев на него.
— Иди ко мне, — повторил он и улыбнулся.
Она сделала полшага и встала рядом с ним, спиной к пропасти.
— Я хочу сказать тебе, что ты молодец, — Димостэнис протянул руки, обнял ее за талию. — Ты очень смелая, решительная, дерзкая. Ты настоящий напарник. Я рад, что не ошибся в своем выборе.
— Спасибо, — она смутилась, думая, что еще можно ему сказать.
— Обними меня.
Бренна напряглась. В ее глазах проскочила непонимание, потом борьба.
— Просто обними.
Она выполнила его просьбу. Положила руки ему на шею. Он еще сильнее сжал свои объятия, прижав ее к себе.
— Дим, — девушка смущенно попыталась отодвинуться от него. — Ты, правда, очень милый. И хороший. Так мало времени прошло, — прошептала она. — И…
— Тсс, — прошептал он, — больше ничего не говори. Просто держись за меня.
— Держаться? — переспросила она.
— Крепко держись.
— Я не понимаю, — она напряглась. — Зачем держаааааааааааа…
Времени на уговоры не было, да и не понятно было, как она отреагировала бы на его предложение спуститься таким образом. Судя по визгу, который почти оглушил его, она вряд ли согласилась бы добровольно.
Естественно, за те мгновения, что они летели вниз, она забыла, кто она и для чего ей природа дала дополнительные возможности. Вода внизу переливалась прозрачными, голубыми, серыми нитями силы, но Бренна так ничего и не сделала, чтобы хоть как-то воспользоваться ими.
Дим и не ждал. Он не стал тратить свои силы на то, чтобы обеспечить комфортное падение, потратив их на мягкий прочный щит в самом конце, который смягчил удар об воду и в первое время обеспечил возможность нормально дышать, когда волна накрыла их с головой.
Однако и этого было мало. Бренна нахваталась воды, потеряла всякую ориентацию и безвольно стала уходить на глубину. Он схватил ее за шиворот платья и потянул наверх.
Пока девушка отфыркивалась и отплевывалась, он держал ее, ожидая, когда она придет в себя.
— Забудь о том, что я тебе сказала там наверху! — заорала Бренна, как только перевела дыхание. — Ты — НЕНОРМАЛЬНЫЙ! Я тебя ненавижу! Я чуть не умерла со страху. Мне никогда! Слышишь!? Еще никогда не было так страшно! Не-на-ви-жу!
Она нырнула, вновь уходя под воду, теперь уже осознано вбирая в себя энергию, собираясь с силами.
Вышли из реки, когда совсем стемнело.
— Мы почти на месте, — произнес Димостэнис, оглядываясь на местности, — это уже наша река, мы вышли чуть ниже деревни.
Девушка не ответила, обессилено опустилась на песок. Она тяжело дышала, и рука опять лежала на животе.
— Тебе плохо? — тревожно спросил он.
Бренна ответила не сразу.
— Слабость. Хорошо хоть здесь есть эта река, без воды я вряд ли смогла так долго продержаться.
— Ты — молодец! — снова похвалил он ее.
— Когда ты так говорил в прошлый раз, мы прыгнули с обрыва, — она отвернулась и закрыла глаза.
Дим чуть прикусил губу.
— Предлагаю перемирие. И чтобы тебе легче было принять положительное решение, еще раз объясню, почему я так поступил. Даже если бы мы вступили в бой и попытались прорваться, как предложила ты, мы бы оставили много следов и нас бы все равно нашли. Была бы одна граница, потом вторая, мы бы не смогли так легко исчезнуть. Здесь река, и все следы растворятся в ней.
Бренна скептически фыркнула.
— Перемирие, — покладисто произнесла она, — но, если ты будешь считать, что мы квиты за вчерашнее. Там, у гостевого дома.
— Из тебя получился хороший делец, — усмехнулся мужчина.
Он разжег огонь и помог ей перебраться поближе, чтобы она смогла быстрее просушить одежду.
— Я попробую раздобыть нам ужин. Надо поесть и немного поспать. Думаю, после отдыха тебе станет легче.
Он стянул с себя мокрую рубаху, положив сушиться ее около огня, и вновь полез в воду. Улов был небольшой, но его хватило, чтобы им двоим утолить голод. К тому же в его мешке была фляга с водой, а еще бублик, который он купил у Бренны. Правда, после купания тот превратился в раскисшую кашу, и ни у кого так и не возникло желания полакомиться угощением.
За то время пока они ели, вещи успели чуть подсохнуть, и Дим отдал своей мешок Бренне под голову, а рубаху предложил ей, чтобы она закуталась и немного согрелась, так как девушку ощутимо знобило, и она пыталась не упустить тепло, обхватив себя руками.
Сам же он, устроившись чуть в стороне, призвав стихии и укутавшись в них как в мягкое одеяло, долго еще не мог уснуть под тихий шелест реки, раз за разом прокручивая в голове все события прошедших дней.
— Дим, — тихо позвала Бренна.
— У, — отозвался он.
— Это правда, что сказал Симас?
Напряженная тишина стала ей ответом.
— Насчет княжны Мюрджена и тебя? — уточнила она.
— Да, — Димостэнис тяжело вздохнул, ожидая очередных расспросов.
Бренна хихикнула. Потом еще раз.
— Веселый ты парень, — смеялась она. — И жизнь у тебя насыщенная.
Империя. Княжество. Закрытые двери. Какая теперь разница, если окончательно захлопнулась дверь в тот единственный мир, где он хотел быть. Голубые цветы, и гладь озер, и трепетная девушка с золотыми веснушками, которые он так и не успел сосчитать, теперь это навеки останется лишь царством его снов.
— Сам себе завидую, — буркнул он и отвернулся, показывая, что разговор окончен.
Утром Бренне на самом деле стало лучше. Дим отдал ей остатки воды из фляги, и они пошли в деревню. Правда, по дороге ее силы стали таять и лучи Таллы, которые вновь со всей своей беспощадностью жгли все вокруг, приносили девушке невыносимые мучения.
Она несколько раз опускалась около воды, чтобы набраться сил, и они шли дальше. Под конец дороги, несмотря на ее протесты, Дим взял ее на руки. Так они появились в деревне.
Их заметили, окружили несколько мужчин и женщин. Димостэнис сдал Бренну им на руки, кратко объяснив, что происходит. Он очень надеялся, что ей просто нужен отдых и покой, чтобы набраться сил, как сказал целитель из Джарды.
Еще он заметил, как посмотрели на него встретившие их и какие взгляды бросали, когда он шел по деревне. У него внутри все похолодело. Неужели парни остались в Джарде? Неужели с ними что-то случилось? И он стал виновником еще одной трагедии.
Дим свернул к дому старосты, узнать, что случилось. Однако сделать ему это не дали. Элени буквально налетела на него, схватила за руку и потянула за собой.
— Что происходит? — спросил он. Больше всего его встревожило, что сестра как обычно не бросилась его обнимать и говорить, как она переживала и как боялась, что с ним что-то случилось. Конечно, ему не нужны потоки ее слез каждый раз, когда он где-то задерживался, но ненормальность поведения сильно пугала.
— Вся деревня на ушах! — воскликнула девушка. — Он появился ночью, никто не заметил. Утром же, когда вышли к реке, вот тут и началась настоящая паника. Люди побросали все и стали прятаться у себя в домах. Всё остановилось. Я сначала не поняла, что произошло, а когда картина стала вырисовываться, пошла на реку. И, естественно, сразу узнала его. А он — меня. Мне удалось уговорить его переместиться к твоему дому, чтобы так не нервировать народ.
— Кто появился, Элени? — взревел Димостэнис сбитый ее пламенной, но совершенно беспорядочной речью. — У меня сейчас голова взорвется! Кого ты узнала?
Сестра наконец остановилась, отпустила его руку.
— Ярха твоего! Не знаю, как он тебя нашел. Ты мне сказал, что вы поругались.
Дим ее уже не слушал, он мчался к своему дому.
Хорун вальяжно разлегся на поляне возле его жилища, сложив крылья и вытянув шею, всем своим видом выказывая расслабленность и умиротворение. Однако Димостэнис хорошо знал, что вот из такого положения летун за считанные мгновения превращается в опасного и могучего зверя, готового нападать, готового защищаться, готового выполнять любые приказы своего наездника.
Дим, пока его еще скрывал дом, соорудил небольшой энергетический шарик и швырнул его в морду ярха. Там, где защитные пластины тоньше, и энергия легко уходила под кожу, насыщая кровь и давая силы.
Летун встрепенулся, чуть поднял голову. Димостэнис подражая его вальяжности, степенно вышел из своего укрытия и остановился в ерах десяти.
— Здравствуй, старина. Рад тебя видеть.
Потом не выдержал, подбежал к ярху, опустился на колени и обнял того за морду.
— Хорун! Дружище! Где тебя носило?! Ты увидел мой зов?
Конечно, ярх не мог понять каждое его слово, так же, как и Дим его не менее довольное «урр-урр-уррр», но эмоций хватало для того, чтобы передать ту гамму чувств, которые сейчас бушевали в них обоих. Наездник делился с летуном своей силой, открыв хьярт, позволяя летуну вновь почувствовать себя, принять, признать своим.
Хорун откинул крыло.
— Уррр?
— Спрашиваешь?! — воскликнул Дим.
Он запрыгнул к нему на спину, привычно устроившись в седельной части. Ярх взмыл ввысь, уходя как можно выше, под самые облака, где они могли вдвоем наслаждаться свободой полета. Дим раскинул руки и откинулся на спину. Ветер хлестал по лицу, запутывался в волосах, забирался под одежду. Здесь все было по-другому. Здесь все искрило от чистой, никем не тронутой силы. Здесь властвовали стихии. И здесь был его дом. Все то, что он, казалось, навсегда потерял и уже не надеялся обрести вновь.
— Ух, ты! — Самойлов зашел в кабинет. Дима, как это часто бывало, когда ему надо было о чем-то подумать или, когда он был сильно раздражен, кидал дротики в мишень на противоположной стене. — Все хочу спросить, как ты это делаешь?
Он дошел до мишени, вытащил несколько дротиков, встал около капитана, прицелился, кинул. Дротик, не долетев до цели, безжизненно упал на пол.
— Целюсь и кидаю, — ответил Дима и сел на свое место. — Где остальные? Я здесь уже два часа, никого нет.
— Гордеев еще на вызове. Лейтенант Михеева вернулась со мной, но решила зайти в магазин, ей надо покормить одного своего любимого ненаглядного капитана.
Последний растянул губы в улыбке.
— Вот скажи мне, Димыч, как ты это делаешь? — Юра чуть понизил голос, придав ему доверительные оттенки. — Самые лучшие девушки сохнут по тебе. С твоим-то женоненавистническим отношением и хмурой физиономией.
Собеседник вскинул на него глаза.
— Нет, правда, — не обратил внимания на его возмущение Самойлов. — Ленка наша. Всегда у нее для тебя есть что-то особое — пирожные, тортики, кофе сваренный. Она даже кофеварку для этого притащила.
— Ты тоже ею неплохо пользуешься.
— Для меня она бы явно так не старалась. Эта фифа из информационного отдела. Дмитрий то, Дмитрий се.
Юра сел на стул рядом с Димой.
— А та рыженькая? Я видел, как она подвозила тебя на своем железном коне.
— Самойлов, — строго произнес капитан, — иди-ка на свое рабочее место. Давай, давай, — добавил он, видя явное нежелание сотрудника подчиниться его указаниям. — Теперь садись на стул. И завидуй молча. У меня куча дел. Да и у тебя тоже, насколько я знаю, не мало. Тебе еще рапорт писать о сегодняшнем деле.
— Ух ты! — через некоторое время произнес неугомонный коллега. И судя по заинтересованности в его голосе, вряд ли его так увлек недописанный рапорт. — В Китае произвели испытание нового сверхмощного оружия. Они, конечно, отрицают, но главы многих стран уже послали возмущенные послания.
— Успешно? — саркастически поинтересовался Дима.
— Как минимум феерично, с размахом, — усмехнулся Юра, — вскоре после произошедшего по северным провинциям прошлись ураганные ветры, которые разрушили несколько деревень, вызвали наводнение и прочие неприятности. Экологи всего мира утверждают, что это произошло из-за грубого вмешательства в природную среду. И что предполагаемые эксперименты могли вызвать и другие катастрофы, случившиеся в мире за последние десять дней.
Дима потер ноющие виски. Теперь хотя бы понятно откуда взялась это непрекращающаяся головная боль.
Их разговор прервало появление Лены. Девушка поставила пакет на стол и убрала мокрый зонт.
— Опять дождь? — спросил Юра.
Она фыркнула.
— Я уже не помню, когда его не было. Такое впечатление, что он не закончится никогда.
Сильверов потянулся в ящик за таблеткой. Не хватало только нового приступа. Этого он боялся больше любого наводнения или землетрясения. Впрочем, одно от другого в его случае неотделимы.
К сожалению его надеждам не суждено было осуществиться. Он уже не чувствовал своих рук, когда немеющими пальцами провернул ключ в замке и едва передвигая ноги, ввалился в прихожую. Перед глазами стояла мутная пелена. Дима прислонился к стене, пытаясь перебороть надвигающуюся катастрофу.
— Димка! — радостный голос Аллы сменился на удивленный, а потом и вовсе тревожный. — Дима? Что с тобой? Димка!
Как обычно его начало колотить, и он сполз на пол.
— Я сейчас вызову скорую, — словно сквозь вату он услышал голос девушки, едва успевая поймать ее за запястье.
— Нет, — прошептал он, — послушай меня. Все нормально. Я потом тебе объясню. Не надо врачей.
Дима спал. Алла сидела рядом, держа за руку. Уже почти ничего не напоминало о том, что случилось несколько часов назад. Лишь иногда он беспокойно ворочался и по телу пробегала дрожь. Девушка подняла руку и убрала волосы с его лица. Сейчас мужчина лежал к ней неповрежденной щекой, и она в который раз смотрела на его строгие, красивые черты лица.
Он всегда словно прятался. За волосами, за одеждой, и только дома он становился другим. Чуть более открывался. Правда, она еще никогда не видела его полностью обнаженным. Он всегда ходил дома либо в футболке с длинными рукавами и закрытым воротом, либо в наглухо застегнутой рубашке. Все ее попытки заставить его раздеться, оборачивались крахом. Сейчас же одежда была вся мокрая от пота и явно доставляла ему дискомфорт. Алла осторожно расстегнула пуговицы и распахнула полы, замерев от неожиданности. Все его тело было в шрамах. Толстые, вздутые, пересекающие кожу крест-накрест. Тонкие, словно змейки, ползущие от самой шеи к животу. От ожогов, глубоких порезов, чего-то еще. Она не знала, чем еще можно так изувечить тело. Плечи, грудь, живот.
Самым выделяющимся был шрам, пересекающий грудную клетку, от самого ее основания до конца ребер. Широкий, темно-бордовый, неровный рубец. Словно он несколько раз расходился, и его снова зашивали. Он и сейчас казался воспаленным и причиняющим боль.
Алла сглотнула вставший в горле комок и плотно зажмурила веки, чувствуя, как слезы щиплют глаза.
Первый раз Дима чувствовал себя так комфортно после приступа. Он лежал на кровати, укрытый одеялом и Алла, свернувшись калачиком, прижималась к боку, отдавая свое тепло. На душе же было так паршиво, что хотелось выть. И дело было даже не в том, что очередной кусок земли где-то затопило, разрушило, погребло под грудой камней. Сейчас его это почти не волновало. Он совершил ошибку, пустив Аллу в свою жизнь. Зачем ей нужны его припадки, шрамы, срывы? Дима аккуратно встал, стараясь ее не разбудить и вышел из комнаты. Он даже представить не мог, как сможет ей все объяснить. Он принял душ, оделся и, сварив кофе, включил компьютер.
… Америка сотрясается от гнева урагана, который воистину считают самым сильным за последние столетие. Кажется, стихия разрушает все до чего может дотянуться, не останавливаясь ни перед чем. Во Флориде уже появились первые жертвы катастрофы. Ураган безжалостно превратил райские уголки нашей планеты в мрак и руины. Высота волн в материковой части штата достигла четырех с половиной метров, начался потоп. Однако это не все беды, которые могут обрушиться на материк. Ученые предсказывают, что в самом ближайшем будущем возможны…
Легкие шаги заставили Диму оторваться от описания произошедшей катастрофы.
— Сбегаешь? — Алла остановилась перед ним, скрестив руки.
— Кофе пью, — он слегка приподнял чашку, — новости читаю.
— Пять пятьдесят пять. Утра, — девушка выразительно посмотрела на часы.
Дмитрий не ответил. Не был никаких сил на пустые препирательства. Не эмоциональных, не физических. Девушка слегка покачала головой, подошла к нему и устроилась на коленях.
— Какой же ты дурак! Думаешь, теперь сбегу от тебя куда глаза глядят прямо в тапках и твоем халате?
— Если бы я был такой же маленькой и хрупкой девочкой, я бы так и сделал.
— И не мечтайте, товарищ капитан. Как только я вас увидела, вы сразу же были осуждены и приговорены к пожизненному пребыванию в моей компании.
— Лала, — Дима мягко улыбнулся, — сумасбродный мой рыжик.
Мужчина уткнулся носом в ее плечо.
— Откуда у тебя эти шрамы?
Он молчал несколько долгих минут. Собираясь с духом. Он не любил рассказывать о себе.
— Это случилось семь лет назад. Автомобильная авария, в которой погибло тринадцать человек и вся моя семья. Меня же от удара выбросило из машины и это спасло меня. Очнулся я в реанимации после того как врачи вскрыли грудную клетку и прямым массажем сердца вернули меня к жизни. Первое время я ничего не помнил и меня отправили в реабилитационный центр, где я проходил курс восстановления. После чего я закрылся в квартире родителей и год жил, не вылезая на улицу. Просто спал, ел, смотрел телевизор и хотел остаться там вечно.
— Что заставило тебя изменить свою жизненную позицию?
Дима пожал плечами.
— Я не знаю. Память о родителях, наверное. Семье не нравился мой образ жизни, они переживали, что со мной может что-то случится и очень хотели, чтобы я взялся за ум и занялся каким-то серьезным делом. И я решил все изменить. Продал все имущество какое у меня осталось в наследство от моих родных, приехал сюда, купил квартиру, стал думать, чем мне заняться. Нашел объявление о том, что местному отделению требуются сотрудники. Я служил в армии, проблем с трудоустройством у меня не возникло. Параллельно стал учиться. Через год меня порекомендовали в отдел уголовного розыска. Моя кандидатура была одобрена, и я тоже согласился. Окончил учебу, меня повысили до старшего, дали новое звание.
Алла провела рукой по его щеке.
— Это все последствия той аварии?
Он кивнул.
— А приступы? Они часто у тебя бывают?
— По-разному. Я не могу их предугадывать или останавливать.
— Что говорят врачи?
Дима покачал головой.
— Я не обращался в больницу по этому вопросу. Чем бы не были эти приступы они не совместимы с моей службой. Я не хочу ее терять.
— Никто не знает? — удивилась девушка.
— Теперь ты знаешь.
— Если это случится во время работы? В какой-нибудь совсем неподходящий момент? Ты же можешь погибнуть!
Она довольно ощутимо ударила его кулачком в плечо.
— Этого всегда случается, когда я предоставлен самому себе. За все годы — приступы ни разу не происходили на службе.
Алла возмущенно выдохнула и вновь обняла его.
— Жалеешь? — прямо спросил Дима.
— Жалею? Тебя!? — новый всплеск возмущения. — Впрочем, если быть честной, ночью — да, жалела. Я даже пообещала себе, что не буду с тобой вредничать, спорить и говорить колкости. Но тебя жалеть — себе дороже.
— Нахалка рыжая! Что же ты будешь делать?
— Любить тебя.
— Обещаешь? — но тут же фыркнул: — Хотя что тебя спрашивать об обещаниях, ты даже данные самой себе не держишь. Столько гадостей с самого утра уже наговорила.
— Тогда не буду обещать. Живи и мучайся в неопределенности.
— Хорошо, — Дима наконец обнял ее, уткнувшись в теплое плечо. — Буду жить.
Утро рабочего дня началось с очередного оперативного совещания. Суханов собрал весь личный состав, выслушал доклады о происшествиях и преступлениях, на которые опера выезжали, поставил задачи на день.
— Сильверов, это твое, — полковник протянул ему листы со свежими сводками, — отправишь своих ребят. На этом все. Всем за дело.
Вернувшись в кабинет, Дима сел за стол и уткнулся в сводки. Самойлов, как обычно, засунул наушник в одно ухо, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
— Досыпаешь? — спросила его Лена, которая очищала кофеварку от отходов. — Бурная ночь?
Тот неопределенно кивнул головой.
— Когда еще заниматься личной жизнью? Это только наш Дмитрий Серебряный может сидеть с таким бодрым видом с самого утра.
— Самойлов, улица Чкалова дом шестнадцать. Поступил звонок от соседей, что там кого-то убивают. И уже как несколько часов не могут дозвониться. Никто не открывает дверь. Вперед.
— А кофе? — тот проследил за действиями Лены.
— Там попьешь, — Дима бросил на него взгляд исподлобья. — Будет тебе стимул быстрее добраться.
Юра, пробурчав что-то себе под нос, взял куртку и вышел из кабинета.
— Не забудь созвониться с участковым, — напутствовало его вслед начальство.
— А мы? — спросила стажер. — Кофе делать или нет?
— Конечно. Десять минут нас не утянут. Сегодня мы с тобой вдвоем.
— Это ты из-за Серебряного? — догадалась Лена.
Уже давно Юра проявил свои недюжинные познания в иностранных языках и заметил, что сильва — это по английскому серебро, а Сильверов — Серебряный. Не то что Диму это очень задевало, но и никаких кличек за собой он тоже не хотел закреплять. Поэтому иногда ненавязчиво приходилось встряхивать чересчур умных и неуемно болтливых коллег.
В квартире все уже были в полном сборе — Южарин, эксперт-криминалист, участковый. Сильверов с Леной на этот раз приехали последними. Дима прошел в комнату, поздоровался за руку с Мишей, кивнул остальным, кто был в помещении, чтобы не отвлекать от работы. Осмотрелся.
Посреди комнаты лежал труп еще молодой женщины, с отрезанными конечностями. Судя по виду ран и количеству крови, жертва расчленялась, когда еще была жива. На полу рядом с ней лежала девочка лет восьми-девяти с колотыми ранами по всему телу. На кровати еще один ребенок чуть младше тоже весь в крови и ранах. На крючке, который свисал с потолка вместо люстры, висел мужчина.
— Что здесь? — спросил Дима.
— Судя по всему этот псих, — криминалист поднял глаза на висевшего, — убил детей на глазах у матери, пока держал ее связанной. На запястьях явные следы от веревок, — Сильверов перевел глаза на обрубки рук. — А потом принялся за нее.
Дима бросил мимолетный взгляд на своего стажера. Лена стояла, прислонившись к стене, широко открытыми глазами наблюдая происходящее. Иногда ее глаза перебегали от изуродованного тела женщины к девочке, потом на кровать, где лежал второй ребенок, снова на женщину. Южарин осуждающе посмотрел на Сильверова. Тот лишь едва заметно пожал плечами.
— Вчера вечером нашли любовницу Тереховского, — тихо произнес Миша.
— Она что-то сказала?
— Некоторое время назад, гражданка Жаравлева написала заявление о пропаже своей дочери и дала ее особые приметы, совпавшие с теми отметинами, которые были у трупа, найденном в озере. Сегодня она опознала и подтвердила, что это ее пропавшая дочь.
— Еще одно самоубийство? — язвительно поинтересовался Дима.
— При вскрытии в ее легких не было обнаружены воды.
— То есть она уже была мертвой, когда попала в воду.
— И произошло это примерно в те же дни, когда Тереховский совершил самоубийство.
— И что теперь? — капитан выжидающе смотрел на следователя.
Южарин задумался.
— Ты слышал о проекте, который наш президент разработала совместно с Министерством внутренних дел? О создании спецподразделений, которые будут заниматься особо важными делами?
— Да. Только зачем ты мне это говоришь?
— Ходят слухи, что в нашем городе уже создали такое подразделение и дело Тереховского передали им.
— С чего бы это?
Южарин пожал плечами.
— Пока все очень неопределенно. Я просто сказал тебе, чтобы ты прекратил забивать этим делом голову. Ты все равно здесь больше ничего не выловишь.
Дима прикусил губу.
— Спасибо, Миш.
Он надел перчатки, собираясь приступать к осмотру места происшествия.
— Пойду, поговорю с соседями, теми, кто позвонил. И других попробую найти, — произнес Южарин.
— Стажера моего возьмешь? — Дима вновь посмотрел на все стоявшую около стены Лену. — Пускай у тебя поучится, как общаться с гражданами.
До начала сезона дождей оставалось не так много времени. Основное они уже заготовили и многое успели сделать. Оставались мелочи. Вход в Мюрджен пока был закрыт. Конечно, Дим мог не идти туда сам, отправив вместо себя кого-нибудь их тех ребят, кто ходил с ним в последний раз, но рисковать и привлекать к себе лишнее внимание не стали.
— В самом конце минора Ждан с ребятами сходят через лес, — сказал ему Конн, когда Дим пришел к нему обсудить предстоящие дела. — Там возьмут то, чего еще не хватает. К тому же у Милоры, наверняка, есть что-нибудь для нас. А может быть и кто-нибудь.
Димостэнис теперь почти каждый вечер участвовал в общих собраниях. Говорил, какие он видит перспективы на будущий ар и что они могут сделать, вносил свежие идеи. Иногда Конн не присутствовал на этих встречах, ссылаясь на здоровье, и тогда ему приходилось разбирать еще и жалобы, рассматривать бытовые неурядицы, решать обычные человеческие проблемы.
Он все больше чувствовал себя как дома. Здесь не было интриг, склок, заговоров, в этой деревне на краю большой земли, в забытом всеми Богами месте, где казалось, и жизни никакой не может быть. Здесь ценили любовь, самоотверженность и веру друг в друга. Он принял всех этих людей наивных, отзывчивых, умеющих видеть чужую беду, живущих в своей реальности, в своем времени и по своим правилам.
В его силах было пусть немного, но изменить их жизнь, помочь, облегчить нелегкое существование изгоев. Его терзало чувство вины, за свою семью, за всех тех, кто окружал его в прошлой жизни, за самого себя. Ведь если бы не случайный поворот в его судьбе, он никогда не узнал эту сторону жизни, и никогда не встретил этих людей и навсегда остался одним из главных гонителей.
Сколько еще таких поселений в империи, сколько людей, пытающихся выжить среди жестоких законов их мира? Он не сможет помочь всем. Это не в его власти и не в его силах. Будь он хоть трижды Серебряным. Ему одному никогда не сдвинуть и даже не остановить эту махину под названием Великая Империя Астрэйелль. Во главе с главным рулевым — Советом Пяти.
Сейчас, отдалившись от суеты дворцовой жизни со всеми ее заботами и проблемами, он смог взглянуть со стороны и найти в себе силы признать эту правду.
Не зря Аурино так отчаянно пытался ослабить их власть и влияние на жизнь империи. Они главные кукловоды, их предшественники и те, кто был до них. Если же молодой император будет чересчур сильно упираться и мешать, как это делал предыдущий правитель, то с ним тоже может произойти несчастный случай. Главное, чтобы остался наследник. Которого можно будет воспитать благодарным могучим наставникам, а самое главное послушным.
Жители деревни тоже приняли его, и он стал своим. Все чаще к нему приходили просто так, поговорить, поделиться проблемами, спросить совета, как «к человеку с большой земли».
Димостэнис стал замечать, что селяне не всегда ставили в известность своего старосту, принимая какое-то решение, советуясь лишь с ним. Он перенаправлял по адресу, однако получал в ответ лишь искреннее удивление. Когда Дим решил прояснить этот момент со старейшиной, тот спокойно пожал плечами и сказал:
— Ты молодой, у тебя больше сил, чтобы выслушивать, поддерживать и давать советы. Мне же ты потом все рассказываешь! Только очень коротко и по сути, даешь отдых моим уже старым мозгам, а самое главное нервам.
Димостэнис хотел тогда сказать, что ни на что подобное он не соглашался, но Конн так ловко перевел разговор на другую тему, что ему ничего не оставалось, как смириться и понять, что он вряд ли уже это изменит.
Было невероятно жаль, что нельзя как раньше, пользоваться преимуществом быстрого и удобного перемещения. Наездник на ярхе очень заметен, и он бы не смог легко потеряться в любом поселении. Да и воздушные границы теперь тоже были для него закрыты и все разрешения на полеты в черте любого города империи аннулированы.
Сам же летун все еще вызывал у людей страх, но к нему уже начали привыкать и все чаще испуг сменялся восторгом, когда огромный ярх, расправив крылья, медленно парил над деревней.
— Ждан сильно повредил ногу, когда он с ребятами был в лесу. Рана довольно серьезная, — Конн пришел в дом Дима с самого утра. — Уже совсем скоро ему надо сопровождать обоз, но сдвигов во врачевании нет. Теперь вся надежда на тебя.
Староста тяжело вздохнул и опустил глаза.
— Ты же знаешь, какую плату собирает лес за свою охрану? Я не вправе заставлять тебя идти туда, ты и так много делаешь для нас.
Дим спокойно пожал плечами.
— Мне лишь нужно, чтобы в обозе как минимум двое хорошо знали лес и все возможные ходы-выходы из него.
К вечеру к нему в дом пришла Бренна.
— Я слышала, ты собираешься вести обоз вместо Ждана?
— Хочешь предложить свою помощь?
Девушка смотрела на него серьезным, словно испытывающим взглядом.
— Так всегда бывало.
— Что? — не понял Дим.
— Когда обоз пропадал. Изначально его должен был вести Ждан, а потом с ним что-то обязательно случалось, и все гибли. Так было и с Кристиаром. В то утро Ждана вообще не могли найти. Все уже были собраны, и Крис сказал, что он возьмет это на себя.
— Где же был Ждан?
— Его нашли в лесу, якобы на него кто-то напал, когда он поправлял охранные нити. Ты знаешь, те самые, что он ставит там, где дорога из леса выходит прямо на поселение.
Дим кивнул. Видел он эти нити. Абсолютно бесполезные, слабые, неумело сплетенные формулы. Возможная защита только от хищников, но те так близко к деревне вряд ли подойдут. Любой мало-мальски обученный шакт империи разорвет их, даже не заметив препятствия. Он хотел на это указать еще давно, но не стал лишний раз раздувать огонь ссоры между ним и парнем, который и так тяжело переносил его присутствие в деревне.
— Кристиар не вернулся. И другие обозы тоже.
— Что ты хочешь сказать? — жестко оборвал ее Дим. — Что в этом виноват Ждан?
— Я знаю это! Конн хотел предложить Кристиару стать старостой, а Ждан уже давно спит и видит себя на этом месте. Так было с другими, кто мешал ему. Кто-то был сильнее его, как одаренный, кто-то еще чем-то перебежал дорогу. До твоего прихода он был первым на место Конна. Об его походах уже сложили легенду и считали героем. Он неплохо поработал над своим образом. Просто уничтожай те обозы, которые не ведешь сам. Те же, которые с ним всегда возвращались целыми и невредимыми. Я знаю, что это он, Дим!
Он покачал головой, задумавшись над ее словами.
— Я просто не могу доказать это. Я не знаю, как вывести его на чистую воду. Когда я увидела вашу ссору в самом начале твоего пребывания здесь, я подумала, что ты тот, кто сможет мне помочь.
Лицо собеседника застыло. Однако Бренна этого даже не заметила.
— Сейчас ведь то же самое. Ты перечеркнул все его подвиги. Его походы стали не нужны, люди тебе в рот смотрят, только о тебе и говорят.
— Ты поэтому стала приходить в мой дом? Напросилась в напарники. Рассказывала о своем избраннике, о себе. Ты хотела сблизиться, чтобы изучить меня, — он задумчиво потер подбородок, — посмотреть на что я способен.
— Я просто подумала, что ты по-настоящему сможешь помочь.
— Пошла вон.
— Что? — ошарашено спросила девушка.
— Убирайся из моего дома, — охотно повторил, Дим четко и ясно отделяя каждое слово друг от друга, чтобы у нее больше не осталось сомнений в его пожеланиях.
Она вконец растерялась.
— Меня часто спрашивают, что я забыл здесь? Знаешь, тебе я отвечу. По дружбе, — язвительно выделил он последнее слово. — Меня всю жизнь окружали люди, которые считали, что я должен помогать им, удовлетворять их желания. Меня всегда использовали, дергали за нити, как марионетку и постоянно говорили, что я должен делать то или иное. Искренне веря в то, что они мои кукловоды. Что я не могу жить той жизнью, которую выбрал сам.
Димостэнис прикусил губу.
— Ты тоже посчитала себя великим мастером интриг? Решила, что сможешь манипулировать мной? Моими руками отомстить тому, до кого не можешь дотянуться сама?
Он стиснул зубы, овладевая своими эмоциями.
— Неужели так сложно просто сказать: «помоги»?
— Дим, я ни в коем случае не хотела обидеть тебя. Но ведь погибло много людей, неужели ты оставишь это просто так? А те, с кем ты собрался идти? Нежели ты не считаешь себя ответственным за их жизни?
Дим подошел к гостье, взял за талию, поднял, пинком открыл дверь, поставил девушку за порог и захлопнул дверь перед ее носом. Подумал и поставил еще силовую защиту, чтобы она не смогла зайти обратно, если вдруг все же решится на это.
Следующий день почти весь ушел на сборы и подготовку. Вечером он решил навестить Ждана. Тот объяснил, куда они должны заехать, с кем встретиться и как проверять новых людей, если найдутся желающие идти с ними в деревню.
— Как твоя нога? — спросил Дим, уже собираясь уходить.
— Не очень. Но думаю, скоро все наладится.
— Давай посмотрю, — с самым невинным видом предложил Димостэнис.
— Да ты еще и целитель? — не менее бесхитростно удивился Ждан.
— Нет, но я в свое время знал хороших целителей. И знаю, как задействовать все силы своего организма, чтобы процесс исцеления проходил быстрее и как можно безболезненнее.
— Спасибо. Конн недавно был, мне уже легче. Тебе лучше отдыхать и не тратить свои силы на меня. Когда вернешься, если мне не станет лучше, я воспользуюсь твоим предложением.
— Я обязательно вернусь, — многообещающе улыбнулся Дим. — И тогда посмотрим, что с тобой делать.
Ждан слегка прищурился.
— Думаю, к тому моменту все мои проблемы будут улажены.
Димостэнис прокручивал в голове мысли о том, что поведала ему Бренна. И был готов к тому, чтобы пройти через этот лес, Бездна его забери, и узнать какие тайны он хранит, почему гибнут люди и правда ли то, что в этом виноват Ждан или еще кто-то из жителей деревни.
К сожалению, у него совсем не было времени, чтобы суметь выяснить все более подробно. Если бы Бренна не возомнила себя мастером интриг, он бы смог лучше подготовиться, взглянуть на эту проблему со всех сторон, выявить суть. Теперь же придется действовать наугад, рискуя жизнями людей.
Вернувшись домой, Дим лег спать. Так или иначе силы ему понадобятся. Правда его намерения пошли прахом, когда через несколько сэтов его разбудил приглушенный вскрик, звук падающего тела и тихий стон.
Он вскочил, зажигая огневики. На полу лежала Бренна.
— Что это было? — простонала она, пытаясь встать.
— Моя защита.
— От кого?
— От ненормальных девиц, вламывающихся ко мне посреди ночи. Честь свою берегу!
Хорошо, что стихии, с которыми он уже научился не разрывать контакт в любое время суток, не почувствовали в ее действиях агрессии. В ином случае парой шишек и легким испугом она вряд ли отделалась бы.
— Будешь рассказывать, как тебя сюда тянет, и ты всего лишь проходила мимо? — резко спросил Дим.
— Помоги мне, — вложив все свое смирение в голос, произнесла Бренна. — Я тебя прошу.
Он скривил губы. Хорошая девочка, быстро выучила урок. Жаль, что поздно.
— Незачет.
Девушка зло выдохнула.
— И хорошо. Без тебя обойдусь.
С этими словами она покинула его жилище, хлопнув дверью.
Димостэнис раздосадовано покачал головой и подошел к окну, посмотреть, что она будет делать. Однако не увидел ее и это удивило. Когда же Бренна не появилась по прошествии еще нескольких мен — встревожило. Ругаясь на нее, а больше на себя за то, что идет на ее поводу, и вместо того, чтобы спокойно отдыхать, он вынужден бегать ночью за одержимой идеей мести девицей, Дим вышел на тропинку, ведущую к поселению. Однако напарницы там тоже не было. Он вернулся назад к дому, прощупывая энергетику, пытаясь зацепиться за ее ауру, понять, куда девушка пошла. Это оказалось не сложно и почти не заняло времени, Бренна была переполнена силой.
Стараясь остаться незамеченным, Димостэнис пошел за ней, близко не приближаясь, чтобы она не смогла его почувствовать, но и далеко одну не отпускал, чтобы смог успеть, если вдруг она решит сотворить какую-нибудь глупость.
В лесу примерно там, где были растянуты защитные нити, явно ощущался сильный всплеск энергий. Бренна уверенно шла туда. Немного не дойдя до линии защиты, остановилась и спряталась за густыми зарослями кустов.
Димостэнис специально несколько раз хрустнул веткой, чтобы привлечь ее внимание и не испугать. Девушка обернулась, увидела его, несколько мгновений пристально рассматривала и снова перевела взгляд поверх кустов.
Дим слегка раздвинул колючие ветви, желая увидеть, за чем наблюдала Бренна.
Чувствуя, как его брови от удивления неконтролируемо ползли вверх, он несколько раз закрыл и открыл глаза, не веря в то, что видит перед собой. Хотя, такие эманации силы нельзя было пропустить мимо. И не каждый день такое встретишь.
Шакт, наделенный невероятной силой, которая с лихвой компенсировала отсутствие опыта, навыков, долгих аров обучения. Ждану этого было не надо, он брал щедро разлитую в воздухе энергию, грубо разрывая ее на части, и плел энергетический барьер.
Дим не без восхищения смотрел, как сплетаются нити, такого метода он не видел ни в империи, ни в долине. Парень вплетал противоположные по своей энергетике нити одну в другую, но не гася их протест, а наоборот оставляя в той точке, где сопротивление оставалось наивысшим, и они начинали искрить от переполнявшего их напряжения.
Любого, кто не знает о ловушке, испепелит на месте. Далеко не каждый шакт сможет выставить защиту такой силы, тем более, когда не ожидает подвоха. Об неодаренных даже говорить не приходилось.
Его размышления прервало шевеление сбоку. Он повернулся к напарнице, о которой на эти мгновения просто забыл, настолько было велико его изумление. Нахмуренные брови, расширенные ноздри, плотно сжаты губы, аура, переполненная силой.
Димостэнис успел поймать ее всего за мгновение до прыжка вперед. Схватил за лодыжку и рванул на себя. Бренна упала лицом вниз, не успев даже пикнуть. В следующий миг он уже сидел на ней, одной рукой заламывая ей руки за спиной, чтобы она не сильно дергалась, а второй вжимая ее голову в землю, плотно, чтобы не смогла издать даже звука. Не задохнется, но земли наестся. Может, заодно успокоится и придет в себя. Истеричка!
Ждан подвесил еще «светлячков», чуть пригасил их сияние мутной дымкой и, оставшись доволен своей работой, вернулся в деревню той дорогой, по которой пришел.
Выждав, пока тот удалится на необходимое расстояние, Дим отпустил свою пленницу. Несколько мгновений Бренна лежала, пытаясь прийти в себя, чуть повернув голову и хватая воздух. С явным трудом развела руки, сначала вытянув их вдоль тела, а потом вперед себя, разминая мышцы. Ей было больно. Он знал, что растянуты связки, сухожилия и еще несколько дней она будет вспоминать их совместный поход. Хотелось добавить еще несколько оплеух, чтобы выбить из нее всю дурь, но Дим сдержался.
Бренна медленно поднялась сначала на колени, стараясь не помогать себе руками, а потом на ноги. Повернулась к нему. Вся помятая, растрепанная, перепачканная грязью с головы до ног.
— Знаешь, что я с тобой сейчас сделаю? — прошипела она, выплевывая землю.
И на самом деле швырнула в него самой настоящей боевой формулой, которой же он ее и научил. Димостэнис выставил отражающий щит. Тот, ослабив силу плетения, отбросил его назад, и оно вернулось к своей создательнице. Ударило по зубам и швырнуло на землю. Бренна, сверкая безумными глазами, снова вскочила на ноги, забыв о боли и снова повторила попытку. Это повторилось снова и снова. Она швыряла в него плетениями, получала по зубам, падала, вставала, отплевываясь уже не землей, а кровью из разбитых губ и снова пыталась его достать.
Дим давал ей это делать, надеясь, что с силой закончится и истерика, но первое закончилось довольно быстро, а вторая была в самом разгаре.
— Ты ему помогаешь, да? — заорала она, на полном серьезе решившись наброситься на него с кулаками. — Или ты его испугался? Трус!!!
Дим схватил ее в охапку, прижимая спиной к себе, не давая вырваться из его рук.
— Ведь это он! Он все сделал! — орала Бренна. — Он убил Криса! Ты помогаешь ему!!!
Он видел, как по его коже расползается плотный серебряный контур, и ему все сложнее становилось себя сдерживать.
— Ты его испугался? Так иди, попроси его не посылать тебя в поход! Пускай все завтра сдохнут. И кстати, твоя сестренка пострадает первой, так как Энтони завтра тоже идет с этим обозом!
Терпение закончилось. Димостэнис резко развернул ее к себе лицом, хватая за ворот рубахи.
— Если бы ты сейчас пошла туда, от тебя, как и от других осталась бы лишь кучка пепла. А если ты еще раз откроешь рот, — видя, что она собирается продолжить свои обвинения, остановил он ее, — то очень сильно и долго об этом будешь жалеть. Я тебе обещаю. Ты не думаешь ни о ком. И тебе все равно, сколько осталось в этом лесу и сколько еще может сгинуть. Тебе важна только твоя месть, — от наплывающих на него волн ярости, Дим терял контроль над своим даром и перед глазами уже плясали серебряные искры. — Он не может все это делать один! Если бы я убил его, о чем ты мечтаешь, то мы так и не узнали бы кто его сообщник, а может, даже сообщники. И жертв будет становиться все больше! Потому что ни мотивов, ни целей мы тоже не знаем. Даже если отбросить такие несущественные для тебя мелочи, то нас вряд ли кто понял, придя мы с бездыханным телом Ждана в деревню. Без доказательств. Только потому, что тебе этого захотелось!
Бренна смотрела на него испуганными глазами, она уже тоже была вся в серебре, как и все вокруг них. Стихии сплетались одна в другую, ластились к нему. И весь мир был как будто на ладони.
— Нельзя убивать просто потому, что тебе этого хочется. Нельзя уравновесить баланс между справедливостью и подлостью, принося в мир еще больше боли. Мы должны защищать. Мы должны следовать по тонкой нити равновесия. Природа дает жизнь каждому и каждому указывает путь, но пройти его надо так, чтобы не разрушить ни себя, ни его.
Бренна вскрикнула. Нити, которые завязал Ждан в свои смертоносные плетения стали развязываться, отделяться одна от другой, освобождаясь и сливаясь в единый поток свободной энергии, который тянулся к Диму, признавая своим хозяином и готовый служить как преданный пес.
«Серебряные — защитники. Они приходят в мир, чтобы противостоять бедам и разрушением. Они приходят защищать. Им не надо одерживать ярких побед. Баланс должен быть сохранен.
Они — защитники».
— Понял я! Понял! — заорал Дим, хватаясь за голову, закрывая уши, пытаясь избавиться от этого навязчивого жужжания, поселившегося в его голове. — Хватит!!!
Все исчезло. Вернулся обычный лес. Темный, ночной, не освещенный сиянием Таллы. Не было защитных линий, не было «смертоносного роя», лишь тишина, потоки чистой силы и умиротворение. Такое явное, что ощущалось даже кожей.
— Что это было? — нервно сглотнула Бренна. — Как ты это сделал?
Дим подошел к тому месту, где Ждан установил свои ловушки. Остались лишь небольшие эманации силы, но если не знать, что здесь было, то вряд ли что почувствуешь.
— Не надо меня выводить из себя, — произнес он, глядя на девушку. — Это единственное, что ты должна помнить.
Бренна нервно поправила волосы.
— Ладно, — покладисто произнесла она без тени недавней истерики.
Димостэнис бросил на нее еще один взгляд и пошел к тропинке, ведущей из леса.
— Что мы будем делать дальше? — услышал он деловитый голос позади себя.
Он развернулся так резко, что Бренна не ожидавшая такого, отскочила назад, на всякий случай, держась от него подальше.
— Первое, что сделаю я, — охотно начал объяснять ей Дим, — избавлюсь от истерички напарницы, которая своим неадекватным поведением поставила всю операцию под угрозу срыва. Что я буду делать дальше, тебя больше не касается, по причине только что озвученной.
Впрочем, вопрос был хороший. Что делать? Рискнуть жизнями людей, которые положились на него и ждут защиты или рассказать обо всем Конну? Если второе, то что сделает староста? Естественно, пойдет к Ждану и потребует объяснений. Тот, несомненно, их придумает, такие, что опровергнуть их будет нельзя. Весомых доказательств у Дима нет. Ждан затаится, и какое-то время все будет тихо. И за спиной у него всегда будет враг. За себя он не опасался. Несмотря на всю силу этого бесспорно талантливого самоучки, тому с ним не справится. Только есть еще Элени и Энтони. Бренна, которая все равно не успокоится. И еще почти двести человек, за жизни и судьбы которых, он сам того не желая взял ответственность и теперь должен о них заботиться.
На тропе у леса, с которой начинался поход, Дима уже ждали шесть человек. Трое одаренных, двое из которых обладали способностью управлять стихией земли, довольно средние по силе, а третий — совсем еще молодой мальчишка, недавно вступивший в свою силу, хоть и проводник, как и все, кто родился и вырос в этом поселении, но ничего не знающей о своем даре и не умеющий им пользоваться. Трое без дара — двое возниц, а третий, как и сообщила ему Бренна, Энтони.
Вот, что им понадобилось в этом походе? Мальчишка, этот сопливый, случись что, будет лишь обузой, художник. Торбочку свою взял. Картинки малевать будет. Чтоб его!..
Дим поприветствовал всех собравшихся, бросил на избранника сестры хмурый взгляд. Приветливая улыбка Энтони при виде его сменилась удивленной. Потом он и вовсе отвернулся, и замкнулся в себе, больше не обращая на предводителя похода никакого внимания.
В последние дни их отношения заметно выровнялись. Они спокойно общались, не задирали друг друга при встрече, убрали обращения «смертный» и «благородный», правда, по-другому тоже друг друга не называли, лишь Дим иногда позволял себе называть Энтони «художником», но это никого не обижало.
Димостэнис запрыгнул на телегу, где сидел избранник сестры и они поехали. Энтони всю дорогу молчал, да и хмурый вид Дима, погрузившего в свои невеселые мысли не вызывал никакого желания общаться.
В другой телеге двое приятелей тихо переговаривались друг с другом, мальчишка с азартом крутил головой вокруг, словно пытаясь рассмотреть опасность, которая как ему, наверное, казалось, таилась под каждым кустом. Правда сейчас освещенный утренним светом Таллы лес выглядел вполне дружелюбно и совершенно не пугающе.
Доехали до той точки, где обычно оставляли телеги. Дальше дорога заканчивалась, и начинались труднопроходимые дебри, через которые можно было пройти лишь пешком. Надели куртки, защищающие от хлестких ветвей и колючек, распрягли лошадей, взяли их под уздцы и пошли в поселок.
У реки сели на плот, спрятанный в густой траве, и спустились вниз по реке. Возницы были уже опытными ходоками и уверенно вели всех хорошо известной им дорогой. В поселок, как и планировали, вышли к обеду.
Небольшой отдых в несколько сэтов, затем купить все необходимое и когда стемнеет перетащить мешки к обозам, опять небольшой отдых и с предрассветными лучами тронуться в путь, назад в деревню.
Под предлогом того, что он первый раз участвует в такой вылазке, Дим переложил обязанности старшего на Корина, самого опытного и не раз ходившего в такие походы. Сам же за всем внимательно наблюдал, смотрел по сторонам, слушал любые разговоры своих людей, пытаясь не упустить никакой мелочи. Из рассказов жителей деревни он знал, что обычно беда случалась с людьми уже на обратной дороге. Значит, что-то должно было произойти здесь, в этом поселке за лесом.
Хозяйка встретила их радушно, чуть выказала удивление при виде Дима, но больше не проявляла своей старой неприязни. После сытного обеда приступили к делам. Корин деловито давал указания кому что делать, и работа быстро спорилась.
— Я совершила ошибку, — Милора все же подошла к Димостэнису, видимо, совсем у нее наболело, и надо было высказаться. Или попросить совет. — Отправила сына в город, чтобы он обучался управлению своим даром.
— Зачем? Как вам вообще пришло в голову подобное? — возмущенно воскликнул Дим.
— Мой сын сдружился со Жданом. Вы знаете, он часто приходил к нам сюда. Он и посоветовал отправить его учиться в классы. Что, мол, если сын не будет говорить, кто его родители, ему ничего не грозит.
— Если бы все было так легко, то нашей деревни не было бы!
Димостэнис вздохнул.
— Я же предупреждал вас! С ним что-то случилось?
— Едва не произошло несчастье. Управляющий того учебного заведения, в которое я его отправила, удивился его необычной способности и доложил законникам. Он вовремя сумел узнать и сбежал.
— Благодарите Богов, что мальчику так повезло.
— Что же мне делать теперь? Оставить здесь, чтобы он всю жизнь прозябал в этом забытом всеми Богами месте? Моя дочь в начале следующего ара едет в город учиться. Что делать ему?
— Если вы родили и вырастили ребенка от запрещенного союза, уже поздно плакаться, — жестко оборвал ее начавшуюся истерику Димостэнис. — Надо все время быть начеку, а главное думать. И все будет в порядке. Он сможет быть как все, сможет учиться в классах в любом городе, но сначала он должен понять свой дар, обучиться его граням, уметь контролировать, а самое главное скрывать ото всех.
— Где же такому обучают? — горько спросила она. — У дознавателей?
Димостэнис пожал плечами.
— У меня.
На самом деле, в их поселке встала острая проблема нового поколения молодых людей, родившихся от смешанных союзов. Многие из них умели проводить энергии, большинство владели возможностью управлять больше, чем одной стихией. Однако никто никогда не учил их, как правильно это делать. И, естественно, они могли привлечь к себе ненужное внимание, которое могло обернуться большими бедами. Удерживать же их в деревне было жестоко и несправедливо. В их поселении счастьем было, если ребенок рождался без силы Шакти, тогда он мог вырваться из клетки и жить в большом мире, не привлекая к себе ненужного внимания.
Дим уже говорил на эту тему с Конном и предложил свою помощь. За миноры дождей он обязался дать молодым людям знания, которые им помогут не выделяться в большом мире и правильно пользоваться дарованными им возможностями. После такого обучения они смогут пойти учиться в классы и начать жить полноценной жизнью.
— Простите, что перебиваю, — в комнату зашел Энтони, — Милора, не подскажите мне, где найти сына травника?
— Зачем тебе? — резко спросил Дим, вызывая удивление у обоих.
Избранник Элени показал мешок, который держал в руках.
— Меня Ждан попросил передать ему вот это.
— Что это?
— Ракушка из реки. Этот парень собирает разные такие штуки, и Ждан иногда передает ему, если находится что-нибудь интересное.
Димостэнис взял мешок из рук художника, достал большую волнистую раковину, повертел ее в руках, рассматривая со всех сторон.
Травник жил рядом с имением, идти пришлось недолго. Дверь дома открыл молодой парень. Одаренный. Несильный, не так давно вступивший в силу Шакти и его аура едва отсвечивала легкой бирюзой, так же как и глаза.
— Нам нужен Хозис, сын травника, — произнес Энтони.
— Это я.
— Ждан просил передать тебе, — художник протянул ему мешок.
Парень открыл, вытащил содержимое и несколько мен внимательно рассматривал.
— Отличная! Передайте Ждану мои благодарности. Я ему должен.
В следующее мгновение посетители уже стояли на улице, перед закрывшейся дверью. Дим смотрел на нее, кусая губы, погрузившись в раздумья.
— Ты идешь? — поинтересовался Энтони. — Тебе, что ракушка так понравилась?
— Самая обычная, — ответил Дим, — ничем не примечательная. В реке таких полно. Нужно только выйти на берег.
— Тогда зачем Ждан ее передавал?
Димостэнис пожал плечами. Он бы очень хотел знать ответ на этот вопрос. Однако спросить пока было не с кого. Не пытать же этого травника за то, что он собирает обычные ракушки.
Перед самым отъездом Дим был напряжен как никогда. Он все время ждал, что сейчас что-то должно произойти, но все шло, как было запланировано. Перевезли груз в три ходки на плоту, потом все уплыли. На берегу остался лишь он сам, ожидая, когда вернется Корин с лошадьми, чтобы вернуть их Милоре. В последний раз обошли поселок, высматривая людей, которые могут нуждаться в их помощи. Уже у самого плота Димостэнис все время вертел головой, старясь высмотреть опасность, которая их может поджидать.
— Что-то не так? — Корин заметил его поведение.
— Все нормально. Лишние предосторожности.
К их приходу телеги были загружены, можно было отправляться в путь. Талла только начинала всходить на небосклон, поэтому в лесу было еще достаточно темно и мрачные тени скользили от одного куста к другому, трещали ветки, цикады, ухала сова, а еще заунывный вой волков. Где-то довольно далеко, но вспоминая тех агрессивных тварей, которые напали на него в прошлый раз, Дим каждый раз морщился. Сейчас абсолютно все действовало ему на нервы.
Самый молодой участник похода, свернулся калачиком между мешков и делал вид, что спит, но Димостэнис видел, как тот вздрагивает каждый раз, когда где-то ухало или какая ветка ломалась под ногами лошади.
Быстрее бы уже Талла разогнала все тени. Все были слишком напряжены, и эта нервозность ухудшала обстановку хлеще любой темноты.
— Может, выставить защитные линии? — Корин повернулся к нему.
— Пока не вижу смысла, — ровно ответил Дим. — Вы можете отдыхать, я все держу под контролем.
Он на самом деле чувствовал, что происходило в лесу. Энергии стихий ненавязчиво окутывали его, поддерживали, придавая уверенности. Он как умел, распространял это вокруг себя, передавая людям свое спокойствие.
Энтони сел к нему ближе. Раскрыл ладонь, на которой лежало кольцо.
— Подарок для Элени. Мы не можем официально скрепить наши отношения в храме Зелоса, я подумал, что кольцо может стать нашим символом. Ведь что-то нужно делать.
Дим взял украшение, вертя в пальцах, внимательно рассматривая его. Кольцо было с изящной белой розой, которую со всех сторон окружали языки пламени. Оставалось только восхититься тонкой работой мастера, который так филигранно переплел лепестки цветка с языками пламени и сумел передать суть.
Хрупкая белая роза в горящем пламени.
— Красиво, — честно сказал он.
— Она необычная девушка.
— Это по твоим эскизам? — догадался Дим.
— Хотел сделать что-то достойное ее, — Энтони чуть смущенно улыбнулся. — Что могу.
Это действительно нельзя было не заметить. Трепетное отношение Энтони к своей избраннице. Заботу, любовь, готовность делать все, чтобы она была счастлива. Димостэнис бросил еще один взгляд на перстень и вернул его хозяину.
— Знаешь, я иногда думаю, что мы здесь все для того, чтобы открыть новую страницу мироздания, — Энтони аккуратно заворачивал кольцо в мягкую тряпицу. — Дверь в будущее.
Брови Дима удивленно поползли вверх.
— Мы заново изобретаем колесо, учимся выживать, не знаем, что такое свет и где его найти. Чтобы открыть эту дверь и войти в мир, где люди не будут больше ненавидеть, изводить, уничтожать друг друга только за то, что у одних есть дар, а у других нет.
— Так ты еще и философ, художник? — усмехнулся Димостэнис, чувствуя, как на него накатывает злость.
Она была не внутри него, а с наружи, словно иголками прошлась по коже, впилась в голову. Злость перешла в агрессию и жажду убивать. Он зажмурился, отгоняя наваждение. Стихии плотным кольцом сжались вокруг него, отражая его настрой. Дим спрыгнул с телеги, остановился, замер.
— Что случилось? — Энтони напряженно смотрел на него.
Встрепенулся Корин, его приятель тоже сел, осматриваясь по сторонам.
Одна лошадь заржала и резко остановилась.
Тревога приближалась. Стихии давили, кричали об опасности.
Еще одна лошадь встала на дыбы. Наездник едва удержался в седле. Потом спрыгнул, пытаясь удерживать ее за поводья.
— Всем встать возле телег, — отрывисто произнес Дим, слушая себя, что говорит лес.
— Что происходит?
— Пока не знаю. Но что-то очень нехорошее.
Раздался вой. Совсем близко. Ферт, мальчишка вздрогнул и прижался к телеге. Дим ободряюще улыбнулся ему.
— Ты одаренный, не забывай. В этом твоя сила.
Знать бы кто отправил этого ребенка в поход.
И снова протяжный, жадный вой. Совсем близко.
Возничие один и другой сняли заплечные мешки, доставая из них луки, очень похожие на те, что были в его доме. Стрелы аккуратно положили на телеги, чтобы удобно было их брать.
Дим выставил защитный контур, отрезающий их неровным кругом от внешнего мира.
Непрекращающийся вой ввинчивался в уши.
Первая серая тень метнулась и с жалобным скулежом отлетела назад. Вторая повторила ее судьбу.
Волки кидались один за другим. Контур держал, защищая людей.
Оскаленные морды, пена, падающая из пасти, горящие глаза. Несмотря на то, что один зверь падал за другим, желающих добраться до желанной добычи не убывало. Их окружили плотным кольцом. И с каждой меной становилось ясно, что только на одной энергетической защите не продержаться.
Словно в подтверждение этому с одной стороны плетение все же прорвалось, и серая тень метнулась на желанную добычу. Пущенная стрела, вошедшая в ухо, остановила зверя и тот упал на землю. Дим обернулся. Энтони уже клал новую стрелу на тетиву, и очередной визг был доказательством того, что он вновь попал в цель.
На удивление времени не было.
Посыпались стрелы, энергетические формулы. Корин помимо силы защищался и атаковал еще ножом. И все же этого было недостаточно.
Плетения часто не достигали нужной цели или не в той степени, чтобы остановить насовсем и скоро поднявшийся на ноги волк, продолжал свое наступление на людей.
— Да, что с ними такое?! Бездна их забери! — взревел Энтони. — У меня несколько стрел осталось.
Луки приносили куда больше пользы, чем атаки одаренных. Однако запас стрел, как только что подтвердил Энтони, был не бесконечен.
— Они как будто одержимы. Они даже не замечают своих потерь!
Вскрикнул Ферт.
Дим резко обернулся. На парня набросились сразу два волка. Одного он успел отбить, второй пропорол мальчишке куртку, рубаху и его когти прошлись по спине, вдоль лопатки, оставляя глубокие борозды.
Димостэнис прыгнул, вытаскивая нож, вонзил его в горло зверя, оттаскивая от своей жертвы. Поймал мальчишку, положил на землю.
— Его надо перевязать, — сказал он, полосонув ножом, вскрывая брюхо очередному волку. — Кровь еще больше приманивает их.
Волки уже даже не выли. Они визжали и хрипели, нападая и нападая на людей, стремясь к одной только им известной цели.
Взметнулось пламя. Твари взвыли, но все же отступили. Дим окружил всех прочной стеной огня, давая людям небольшой передых. Долго держать такой мощный огненный щит у него просто не хватит сил. Устало провел рукавом по лицу, стирая кровь. Похоже, какая-то гадина все же зацепила. Огляделся.
Все были в крови, ошметках плоти, царапинах. Куртки, спасавшие их от ветвей, клочьями весели, а кое-кто и вовсе сбросил ставшими уже ненужными лохмотья.
Энтони обходил тела волков, вытаскивая стрелы. Ему помогал Глорил, еще один стрелок. Димостэнису казалось, что он видит избранника сестры впервые. Он-то был уверен, что у того в торбе бумага и карандаши.
— Что с Фертом? — он подошел к телеге, где с парнем возились Корин и третий стрелок. Одного взгляда на рану было достаточно, чтобы понять, мальчишка вряд ли снова сможет полноценно владеть рукой. Из плеча торчала голая кость, порванные связки и сухожилия.
Вновь взвизгнул волк, запахло паленой шерстью и мясом. Эти твари и вправду вели себя не как обычно. Конечно, возможно они были сильно голодны, но инстинкт самосохранения должен все равно присутствовать.
Силы уходили. Хьярт уже был почти опустошен. Стихии в тесном выжженном пространстве больше не чувствовались. Если он сейчас пойдет на более глубокий контакт у него не хватит сил, чтобы вернуться. Впрочем, на это у него не хватит даже времени. Если он закроет хьярт, уберет защитный контур, волки тотчас накинутся на них.
— Энтони, — он подошел к избраннику сестры, который распределив стрелы между всеми стрелками, ждал начала очередной атаки. — Передай Бренне, что она была права. Правда, у меня по-прежнему нет доказательств. Пусть пойдет к Конну, все расскажет.
Художник не стал задавать глупых вопросов. Почти.
— А ты?
— Нам не прорваться. Я возьму лошадей, возьму мясо, которое мы везем. Это должно их отвлечь. Огонь еще какое-то время вас защитит. Потом уходите в противоположную сторону. Куда хотите, хоть назад в поселок.
— Я с тобой. Тебе одному будет тяжелее справиться.
— Нет! — резко ответил Дим.
— Это еще почему? Может, оставишь свою благородную заносчивость? Ты же видишь, я смогу тебе помочь!
Дим подошел к нему вплотную, краем глаза отмечая, как один волк уже сунул морду и уже почти прорвался сквозь стену огня, когда метко выпущенная стрела остановила его.
Время для споров и убеждений не было.
— Да потому что Элени тебя ждет. Потому что она будет страдать, если ты не вернешься. Потому что каждое свое предложение, каждый ответ на любой вопрос она начинает со слов: «потому что у меня есть Энтони». Не смей подводить ее, смертный!
— Если ты не вернешься, она тоже будет страдать.
Димостэнис покачал головой. Этот художник просто не может не оставить за собой последнее слово.
— Не надейся, — фыркнул он.
Энтони упрямо сжал губы. Однако сделал шаг назад, отступая назад к остальным. Дим пошел к лошадям, отстегивая одну от телеги. Он не собирался оставаться в этом лесу, у него было еще одно незаконченное дело. Хотя, это конечно, как получится.
Он вернулся к телеге, выбирая нужный ему мешок. Уши буквально пронзила тишина. Димостэнис понял, что уже несколько мен не слышит ни воя, ни визга, ни скулежа. Никто не пытался больше прорваться сквозь стену огня. Слышно было лишь тяжелое дыхание Ферта.
Димостэнис обернулся на своих людей. Те тоже вертели головой, стараясь понять, что происходит.
Неожиданно волки жалобно заскулили. И в этом протяжном тоскливом завывании отчетливо слышался страх.
Из-за стены огня не было видно, что происходит. Зато хорошо были слышны вой, взвизги, скулеж, шум возни, драки, и иногда редки глухие подтявкивания, которые издавали не волки. Вскоре все снова смолкло, и лишь сухой треск ветвей под множеством лап, который с каждой меной удалялся, пока не затих вовсе.
Люди крепко сжимая в руках оружие, встали тесно спиной друг к другу, смотря на окружающий их круг огня. Из языков пламени проступила лобастая голова, потом еще одна, мощные лапы и длинные мускулистые тела. Они молча без особых помех преодолели круг и сели по его периметру.
Девять ласов. Истинные хозяева леса.
Стало совсем тоскливо. Дим пробежался взглядом по лицам своих боевых товарищей. Вспыхнувшая было надежда, сменилась отчаянием и безнадежностью. Теперь у них и вовсе не было никаких шансов.
Ласы сидели, будто чего-то ждали. Люди тоже не двигались.
Димостэнис связал энергопотоки, идущие от пламени, потянул к себе. Хьярт наполнился силой, по телу разлилось привычное тепло. Он тихо опустился на колени, опуская руки на землю, пытаясь собрать еще немного силы. Двое одаренных, следуя его примеру, тоже припали к земле, напитываясь ее энергетикой.
Дим окутал людей плотным серебристым коконом, обеспечивая прочную, к сожалению, недолгую защиту. Вытащил ножи, удобно устраивая рукояти в ладонях. Двоих, может, если повезет, троих он возьмет на себя. На большее надеяться нет смысла.
Может, хоть кто-то сумеет прорваться в деревню.
Дим повернул голову. Рядом стоял Энтони. Сосредоточенный и собранный. Чуть прищуренные глаза, лук держит наизготовку, беря пример с него. Сердце словно сжало железным обручем с острыми шипами. Бедная малышка. Что будет с ней, если никто не вернется из этого похода? Особенно, ее любимый Энтони. Почему он не оставил того в деревне?!
— Чуть пониже ушей, — тихо сказал Дим, — у них открытые места, можно зацепить этих тварей. — Он глянул на других лучников, те тоже слышали, кивнули.
Никто не двигался первым. Все ждали.
От ласов отделился один, сделал несколько шагов вперед.
Дим сильнее сжал рукояти ножей.
Энтони натянул стрелу.
Лас взял зубами тело одного из валяющихся волков и, сделав еще несколько неторопливых шагов, положил свою добычу к ногам Димостэниса.
Люди, все как один медленно опустили глаза на труп волка, подняли на древнего хищника, на самого Дима.
— Я, кончено, не знаю, — тихо произнес Энтони, медленно сглотнувший стоявший в горле ком, — что в голове у этих тварей, но, по-моему, так принято приветствовать своих вожаков.
Димостэнис и сам это понял. Только…
— И что мне теперь делать? — нервно передернул он плечами. — Прикусить со второй стороны?
— Что-нибудь сделай, — сквозь зубы, еще тише попросил художник, — вдруг они твою растерянность, примут за обычное зазнайство. Кто вас знает благородных.
Дим скосил на него глаза. Медленно наклонился, поднял окровавленного волка и положил на телегу, показывая, что он принимает дар.
Лас все так же стоял не двигаясь. Димостэнис сделал шаг вперед, опустился перед ним на корточки, очень аккуратно высвободил свою энергию, закручивая ее спиралями в серебристый шар, и легко бросил в зверя как это обычно делал для ярха. Серебро покрывалом окутало толстую шкуру и ушло под кожу.
Лас чуть наклонил голову, благосклонно смотря на человека. Тот повторил все заново. Зверь опустился на четыре лапы, положив на них голову. Как преданный пес.
Дим прикрыл глаза. В памяти всплыла картинка из старой книги, которую ему дал Иофар. Почти выцветшая, трудноразличимая, размытая и стертая как само прошлое. На ней был изображен человек с такой же аурой, как у него, один из первых, а рядом стоял вот такой зверь. Тогда еще Дим подумал, что это собака или прирученный волк и забыл.
Сейчас это отчетливо всплыло в памяти. Ласы признавали Серебряных своими хозяевами.
В прошлую их встречу они тоже пришли поприветствовать его. Он не понял и так обошелся со своими новыми друзьями.
Хорошо хоть они не настолько обидчивы как, например, его будущий родственник.
— Все по своим местам. Мы уходим, — Дим встал на ноги и медленно отвернулся от ласа.
Дьявол! Лошади, которую он отвязал, не было. Не выдержала, убежала.
— Привяжите телеги одна к другой, всем идти рядом.
Через несколько мен все было выполнено, как он сказал. Возничие взяли, оставшуюся лошадь под уздцы с двух сторон, и они медленно двинулись в путь. Ласы, выстроившись по каждую сторону обоза, сопровождали их. Один лишь вожак шел рядом с Димом. Так они прошли через лес, пока не вышли на уже знакомую прогалину.
Обоз остановился. Вожак ласов несколько раз глухо тявкнул и остальные стали уходить в лес. Остался лишь один, стоял возле человека, которого признал своим хозяином.
Дим не знал, что он должен сделать. Он вложил всю свою благодарность, которую испытывал к древним хищникам в стихии, в воздух, землю, в свет Таллы, струящийся по зеленой листве. Понял, что зверь почувствовал это, когда лас довольно завилял хвостом, как самая настоящая собака, коротко тявкнул и ушел вслед за своей семьей.
Димостэнис на короткое время прислонился к телеге, прикрыв глаза. Его дар вновь подбросил неожиданный сюрприз. Помог выйти победителем из очередной неприятной ситуации. Самое главное вытащить людей, доверившихся ему.
— Как Ферт? — спросил он у Корина, стоявшего рядом с парнем.
Тот покачал головой.
— Плохо. Большая потеря крови.
Дим подошел к раненному, убрал куртку, которой тот был укрыт, посмотрел на повязку на плече, пропитанную кровью. Ферт дышал рвано и очень тяжело.
Димостэнис потянул на себя энергетику стихий так, чтобы его кожа искрилась от переполняющей силы, и плотный серебряный контур был хорошо виден.
— Ферт, — позвал он, — посмотри на меня.
Мальчишка открыл мутные от боли глаза.
— Что ты видишь?
Раненный молчал.
— Видишь энергию? Силу вокруг меня?
Тот едва заметно кивнул.
— Попробуй взять ее.
В глазах все та же пустота и непонимание.
— Ты можешь. Просто возьми, как будто ты берешь от стихии, не копи в себе, проводи ее сквозь свое тело, напитай его этой силой. Кровь остановится. Тебе будет легче.
Ферт закрыл глаза. Дим понял, что он пытается, когда серебряные искры поползли по коже мальчишки. Те, кто мог это видеть, пораженно смотрели на них, да и другие тоже понимали, что происходит что-то необычное.
Действия Ферта становились все увереннее. Димостэнис положил руку ему на грудь и почувствовал ровную силу его хьярта. Тот уже мог действовать самостоятельно и брать силу от своей стихии.
— Вот и молодец, — Дим аккуратно разорвал их связь. — Ты как, герой?
— Лучше, — дыхание мальчишки, на самом деле, выровнялось и даже губы чуть порозовели.
— Мы скоро уже будем дома. Ты главное продолжай это делать. Пропускай энергию сквозь себя, не останавливайся, пусть твой хьярт всегда будет на пределе, тогда процесс регенерации пойдет быстрее.
Измученная лошадь, тяжело таща обоз, медленно плелась среди деревьев и кустов. Люди, подавленные и усталые, молча шли рядом с телегой, все еще переживая потрясения прошедших сэтов. На мешках дремал Ферт, тихо постанывая, когда телега подпрыгивала на неровной дороге.
Возничие почти не управляли их вялой лошадкой, и та едва передвигая ноги, шла по хорошо известному ей пути.
— Лошади одни и те же запрягаются в телеги? — спросил Дим, видя, как та хоть и медленно, но верно идет к тому самому месту, где Ждан развесил свои ловушки.
— Да, — ответил Корин как самый словоохотливый из всех, — они знают дорогу, в случае чего могут сами вывести обоз.
В случае чего. Например, когда обезумившие от страха лошади вырвутся от взбешенных волков, то будут нестись, не различая дороги туда, где их ждет спасение. И даже если кто сумеет уйти от одуревшего зверья, просто сгорит, запутавшись в энергетических плетениях.
Корин пересек место, где ранее висел смертоносный рой. Ощутил слабые эманации силы, которые все еще были здесь. Покрутил головой, пытаясь понять, поморщился и пошел дальше.
Дим почувствовал уже почти забытый ком ярости внутри себя. Тот разрастался и заполнял его всего, отражаясь на коже серебристыми искрами.
Ему не надо больше доказательств. Нельзя и дальше оставлять такое безнаказанным. Неизвестно, что этот мерзавец придумает в следующий раз и кто станет его жертвой. Он его просто уничтожит. Перед этим, правда, хорошо с ним поговорит, и тот расскажет о своих сообщниках и о том, зачем ему это надо.
Димостэнис Иланди еще очень хорошо помнил, как это делается.
Из-за того, что произошло в лесу в деревню вышли с большим опозданием, в самый разгар дня. Люди наверняка уже закончили обеденный отдых и принялись за свои дела. Однако их ждали. Избранницы Глорила и Корина, мама Ферта, уже взрослая дочь Мартина, одного из возниц и Элени.
Димостэнис видел, что их заметили, видел, как вспыхнули радостью лица, как побежала навстречу сестра. Видел, как дернулся, сделал шаг вперед Энтони, остановился, повернулся к нему. Дим покачал головой и отстал на шаг. Художник слегка улыбнулся и тоже побежал к своей избраннице. Видел, как Элени повисла у него на шее, слышал смех и слезы, перемежающиеся с поцелуями. Видел, как она повернулась, ища глазами его.
Однако сейчас ему было не до этого.
Дим шел по деревне, где-то в глубине сознания отмечая, что та была пуста. Он чуть замедлил шаг, пытаясь понять, куда ему идти. Сейчас он хорошо чувствовал все, любые эмоции, переживания, желания, любой всплеск силы.
Как обычно все собрались у реки. Дим шел по тонкой нити, которая с каждым шагом, с каждым пройденным ером становилась все толще, насыщеннее, наполнялась энергетикой десятков людей, собравшихся там.
И все они кого-то или чего-то ждали. Кто стоял по парам, кто в одиночестве, кто в единой толпе, но он явно чувствовал напряженное ожидание. И что-то еще — то ли обиду, то ли разочарование, смешанное со смятением и тревогой.
Его стали замечать, поворачиваться, испугано отступать, уступая дорогу. Дим не мог видеть себя, но понимал, что выглядит он на самом деле страшно. Весь в крови, в своей и чужой, поцарапанный, в изодранной одежде, и аурой, серебристым вихрем кружившейся вокруг него.
Тот, кого он искал, стоял в самом центре. Рядом Конн, Мартан и еще несколько человек, которые обычно присутствовали на каждом собрании и всегда активно принимали участие в жизни деревни.
Впрочем, Диму сейчас было все равно. Ему нужен был всего лишь один. И он явно чувствовал его среди остальных. Его самодовольство и почему-то радость победителя.
Мир сузился до всего лишь одного биения сердца.
Еще он помнил боль Ферта и его кровь на своих руках, обреченность людей, приготовившихся умирать, оскаленные морды волков, которые не оставляли ни единого шанса на спасение. Он не мог помнить, но сейчас ярко представил других, кто шел через лес и больше не вернулся. Кучка людей, перед разъяренной стаей диких зверей, подавленных, измученных, теряющих своих товарищей одного за другим, пытающихся до конца отстоять свое право на жизнь и вернуться к тем, кто их ждет. Чувства тех, кто сумел вырваться из этой ловушки, чтобы угодить в новую и сгореть заживо. Сколько в тех обозах было таких же молодых и совсем не знавших жизнь, как Ферт? Сколько детей и избранниц не дождались возвращения тех, кого любили? Сколько еще таких как Бренна, до сих пор живущих этой болью?
— Какие высокие гости к нам пожаловали? — услышал он сквозь пелену серебра издевательский голос. — Сам сэй Иланди.
Дим сделал еще несколько шагов вперед и остановился. Донесшееся издалека, знакомое, уже полузабытое имя, слегка охладило его, вернуло в реальность. В мир стали возвращаться краски. И глумливые, полные торжества глаза его врага.
— Это правда? Это твои вещи?
Дим повернулся к Конну, который задал эти вопросы. В руках у старосты были печатка с инициалами и гербом Дома Иланди, а также письма Клита и документы на его новое имя.
— Ты думал, что сможешь морочить нам голову? — опять взял слово Ждан, и его голос звонкий, уже празднующий свою победу, разносился над притихшими людьми. — Думал, мы здесь отрезанные от большого мира и совсем ничего не знаем? Ты — Димостэнис Иланди, сын одного из тех, кто убивал наших родителей, друзей, братьев. Ты — ближайший соратник и друг императора. Ты — главный каратель и гонитель, таких как мы. Из-за кого мы вынуждены всю жизнь бежать и прятаться.
Каждое слово находило подтверждение в глазах притихших людей, напитываясь их эмоциями. Одной, общей силой, которая сейчас была против него. Вмиг он остался совсем один, против толпы, которая считает его врагом. Как быстро он из «своего парня» превратился в гонителя и карателя. Как быстро все были готовы взвалить на него ответственность за все свои беды, когда еще совсем недавно они готовы вверить ему свои жизни. Как быстро все отвернулись от него, не дав сказать ему ни слова.
Дим поднял глаза на Ждана. Неужели тот думает, что теперь в безопасности?
— Ты что-нибудь хочешь сказать? — снова спросил Конн.
Димостэнис покачал головой.
— Я никому из присутствующих здесь не сделал ничего плохого. Я не считаю нужным оправдываться.
— Зачем благородному оправдываться? Перед кем, перед обычными смертными? Перед нарушившими основной закон империи? Какое наказание ты придумал для нас? — распалял толпу Ждан.
— Только для тебя, — недобро прищурился Дим.
Однако селянин проигнорировал его ответ. Он считал, что ему уже ничего не может грозить. Кто теперь будет слушать Димостэниса Иланди? Кто поверит в то, что он скажет?
Ждан взял из рук старосты письма.
— Без вас все стало совсем не так, — издевательским тоном начал он читать письмо Клита. — В Эфраноре все больше ходит слухов вокруг вашего исчезновения. Самая частая и обрастающая многими подробностями сплетня, что вы уехали в Мюрджен и скоро станете избранником княжны Эйлин. Его величество в бешенстве.
Дим прикусил нижнюю губу.
— Вот ответ на вопрос почему он здесь! — торжественно возвестил Ждан. — Он поругался с императором и желает любой ценой получить его прощение. Ценой наших жизней, например. Сколько здесь отступников? Какой заговор он может сразу раскрыть. Думаю, его величество будет доволен.
Димостэнис едва сдержал усмешку. Чтобы помирить их с Аурино одной деревеньки на краю земли явно будет маловато. Ждан сильно преувеличивает их значение в жизни империи.
— Не кажется тебе, что слишком уж хитроумный у него план? — хохотнул голос из толпы. — Столько миноров тратить на нас время и силы, чтобы потом сдать законникам?
Хоть у кого-то еще работает здравый смысл. Дим узнал этот голос — Лари. Они постоянно общались. Парень часто помогал ему, особенно если что-то нужно было организовать и быстро, слаженно сделать.
Дим почувствовал, что круг отчуждения дрогнул, начал таять. Люди словно очнулись, и уже было больше смятения, чем жесткого порицания.
— На самом деле, Ждан, он пахал с нами наравне все эти дни. Зачем это нужно благородному сэю?
— Он помог нам.
— Сколько раз он выходил из деревни?
— У нас нет имен и прошлого. Мы живем настоящим и судим по делам.
Этих голосов становилось больше. Дим чуть расслабился, бросил короткий взгляд на Конна. Тот улыбался краешком губ, не вмешиваясь, давая людям самим принять решение. Лицо же Мартана, стоявшего рядом, превратилось в застывшую маску. Вот он вряд ли сможет принять того, кто имеет какое-либо отношение к Совету Пяти.
Димостэнис обвел глазами собравшихся людей, пытаясь найти среди них Элени. Не увидел. Не смог почувствовать ее.
— Вы что глухие? — взревел Ждан. — Не слышали, что я вам прочитал? Он, — парень ткнул в Дима пальцем, — вступил в отношения с врагом империи, с Мюрдженом! Император в бешенстве. Чтобы вымолить прощения нужно что-то больше, чем кучка отступников. Ему нужны нити, разбросанные по всей стране. К теми, кто остался там в большом мире. Кто поддерживает нас, разделяет наши взгляды. Ваши семьи и друзья. Ваши дети, которые выросли и успели уйти. Ведь заразу, чем они считают нас, надо вырывать с корнем. И он искал эти корни, успешно претворяясь своим парнем.
Ждан прервался, обвел всех негодующим взглядом.
— Кто из вас не болтал с ним по душам? Думаете, зачем ему это было надо? Думаете, ему интересно слушать про ваши беды? Ваше нытье? Сколько раз вы рассказывали о своем прошлом, где жили раньше и с кем общались? Часто он спрашивал вас об этом?
Вообще, нет. Вернее, он не спрашивал. Люди сами, на самом деле, начинавшие говорить о какой-то проблеме, не могли остановиться и рассказывали ему о чем-то своем, сокровенном. В том числе и своих прошлых жизнях. Кто-то хотел просто пожаловаться. Кто-то спросить совета, как быть и что может грозить их близким. Кому-то были интересны новости и как живут те или иные города и люди в них.
Холод вернулся. Еще с большей силой. Люди вновь отстранились и замкнулись.
Это все? Димостэнис чуть прищурив глаза, смотрел на Ждана. Это все, что ты можешь? Выложил все свои козыри?
Было неприятно. Безумно тяжело. Ведь он уже привык чувствовать себя здесь своим. И вновь очередная дверь захлопнулась перед ним.
Тот Димостэнис Иланди, который умер во дворце почти ар назад, после того как от него все отказались: семья, друг, возлюбленная, возможно, не стал бы больше бороться за людей, которые его предали. Тот Димостэнис Иланди так же гордо развернулся бы и ушел, оставив их всех разбираться со своими проблемами и жить с тем, кого они выбрали.
Однако Дим, стоявший сейчас на берегу реки, познавший совершенно другую жизнь за несколько миноров и сумевший понять и принять ее, не мог бросить всех этих людей в беде. Пусть даже им больше ничего от него не надо.
— Как твоя нога? — спросил он.
— Какая тебе разница? С каких это пор высокородных сэев волнует судьба простых смертных? — ехидно ответил Ждан, уходя от ответа.
— В том-то и дело, что не простых, — Дим сделал небольшой шаг, приближаясь к нему. — Одаренных. При чем сильных, кого не должны волновать такие мелочи, как обычные царапины. Может, все же покажешь?
— Не перед тобой мне отчитываться!
— Не передо мной, — спокойно согласился Димостэнис и еще чуть приблизился к своему врагу, — но перед ними.
Ждан снова ничего не заметил, стоял, презрительно вскинув голову, уверенный в своей победе. Дим сделал два резких стремительных шага вперед, почти неуловимую подсечку, швырнув парня на песок. Хорошенько дал локтем в зубы, чтобы не мешал. Вытащил нож, разрезал штанину, обнажая уже почти полностью затянувшийся шрам, полоснул острым лезвием, вновь открывая рану.
— Ты ведь так делал? — спросил он. — Каждый раз, когда надо было отчитываться перед врачевателем.
Ждан заорал, руками зажимая рану.
— Так у него было? — Дим выпрямился, повернулся к такому же, как и все остальные, ошарашенному Конну.
— Ах ты гадина высокородная, — взревел Мартан и прежде чем Димостэнис успел понять, что здоровяк собирается сделать, ударил его кулаком в лицо. Он отлетел на несколько шагов, зажимая разбитый нос и губы. Хлестала кровь, которая текла сквозь пальцы, на подбородок, на шею, капала на остатки рубахи.
— Ты думаешь, можешь все? — Мартан снова замахнулся. Дим выставил щит, поселенец взвыл, хватаясь за обожженную руку. — Ты здесь не дома! И не можешь творить беззаконие, к которому привык!
Кровь все еще текла, но Дим уже убрал пальцы, открыто встречаясь глазами с разъяренным мужчиной. Во взгляде того горела ненависть. И не только к нему, ко всем, кого Мартан сейчас видел в его лице. Ко всем, с кем он его олицетворял и кого так ненавидели в этом маленьком мирке.
Это чувство было настолько сильным, что затмило собой все остальные. Люди поддались его губительному зову, и оно как огоньки вспыхивало в глазах одного за другим.
Дим огляделся вокруг себя. Круг окружавших его людей сузился. На песке по-прежнему скулил Ждан. Этот вой, это безумие в глазах, оскаленное злое лицо Мартана напомнило ему остервенелую стаю волков, которых так же умело подвели к той черте, где терялся всякий здравый смысл и забывались инстинкты.
О, Боги! Конечно! Как он не понял этого сразу?! Как мог упустить это из вида?!
— Пропустите! Пропустите! — послышался женский голос, а потом появилась и сама его обладательница. Она пробилась сквозь круг людей, вышла в круг, подошла к Диму.
— Спасибо! — заплакала она, уткнувшись ему в плечо. — Спасибо. Спасибо. Ты спас моего сына.
Вслед за женщиной из расступившейся толпы вышли те, кто пришли с ним из последнего похода. Они встали около него, хмуро, осуждающе смотря на людей. Не было лишь Энтони, и вновь в душе кольнуло острыми шипами плохих предчувствий.
Последним вышел Глорил, таща за собой за хвост труп того самого волка, которого Дим забросил в телегу, но о котором в суматохе последних сэтов забыли.
Эта последняя деталь привлекала к себе все взгляды.
— Что это? — спросил Мартан, зло смотря на всех тех, кто вставал рядом с его врагом.
— Взбешенные полчища этих тварей напали на нас в лесу. Их было сотни, и они растерзали бы нас, если бы не Дим.
— Кстати, Мартан, разве не ты рассказывал, как он спас тебя в лесу несколько миноров назад? — звонкий голос заставил всех обернуться.
Дим встретился взглядом с Бренной. Девушка слегка улыбнулась. С разбитыми после их выяснения отношений губами, с поцарапанным лицом она смотрелась не так эффектно, как обычно, но довольно красочно. Теперь и он сам будет выглядеть не лучше в ближайшие три-четыре дня.
— Она с ним заодно, — прохрипел Ждан, с усилием приподнимаясь и садясь на песке. — Разве вы не видите? Она его пособница.
Бренна смерила его уничтожающим взглядом.
— Заодно? — девушка иронично приподняла одну бровь. — В чем же? В желании сделать нашу общую жизнь лучше? В стремлении помочь? Тогда да! Я с ним заодно!
Вот и настал ее сэт. Тот самый, которого она так долго ждала. Теперь она пойдет до конца. Дим был в этом уверен. До смерти. Или ее врага. Или своей.
— Не там вы видите источник своих бед. Не в том ищете врага. Неужели вы, никто из вас, ни разу не задумывался о невероятной везучести вот этого? — она ткнула пальцем в Ждана.
— Потому что я могу все правильно организовывать, потому что я знаю лес, потому что я умею вести людей за собой, — сдавлено произнес тот. Его лицо было перекошено от боли, а рана на ноге все еще кровоточила.
Дим зло стиснул зубы. Вокруг Ждана не было его ауры одаренного, он не работал с энергопотоками, пытаясь помочь себе, и это, несомненно, замедляло регенерацию тканей. Парень понимал это и осознанно пользовался.
Бренна не обратила на слова своего недруга никакого внимания.
— Каждый, я уверена, помнит те дни, когда в поход уходили их близкие, чтобы никогда не вернуться. Вспомните, в те дни что-то обязательно случалось вот с ним, — она опять ткнула пальцем в Ждана. — А потом приходила беда. Конн, вы ведь, наверняка, помните тот день, когда ушел ваш сын?
Лицо старосты исказила гримаса старой муки, а потом застыло. Он ничего не сказал.
— Ночью перед тем как ушел Дим со своими людьми, Ждан поставил в лесу смертельную ловушку.
По толпе пробежался приглушенный ропот.
— Мы с Димом видели это!
— Только вы? — ехидно протянул Ждан. — Может, вы всё это придумали, чтобы оправдать себя? Чтобы очернить меня в глазах друзей и близких. Вы можете ее показать?
— Дим ее уничтожил, — Бренна задрала подбородок, не собираясь сдаваться. — Она была недалеко от защитных линий. Там, где обычно проходит обоз, на самом выходе из леса.
— Подождите-ка! — нахмурился Корин. — Там и в правду что-то было! Когда мы шли, я почувствовал, будто меня что-то кольнуло. Не сильно, но неприятно. К тому времени уже столько всего произошло, я решил, что это мелочи.
— Это было рассчитано на то, чтобы люди, вырвавшиеся из западни с волками, — пояснил Дим, — не ожидая ничего плохого у самого дома, попадали в очередную ловушку. Обожжённые трупы, которые вы находили — последствия этого плетения.
Ждан фыркнул.
— Я обычный одаренный. Мы не учимся в ваших высокородных классах. Может, ты сам расставил эти ловушки? Мы все знаем, на что ты способен. Это больше похоже на твои силы и твои знания.
Димостэнис недобро усмехнулся. Навряд ли этот негодяй знает, на что он способен.
— Ты еще скажи, что я волков на вас натравил.
— Натравил, — подтвердил его слова Дим.
— Тебе не кажется, что в попытках выгородить себя ты зашел слишком далеко? — пренебрежительно скривился Ждан. — Как же я это сделал?
— С помощью вот этого!
В центр круга вышли Энтони и Элени. Дим почувствовал, как камень падает с души и становится легче. При виде его на лице сестры отразилось изумление, которое сменилось негодованием. Она свела брови и стала смотреть на всех, словно пытаясь понять, кто это сделал.
— Что это? — спросил Мартан. Он взял на себя обязанности главного, так как Конн замкнулся в себе и, казалось, больше ни на что не реагирует.
Энтони развязал мешок и достал горсть травы.
— Люди называют ее волчанкой, — ответил он. — Это безобидное растение почти не имеет запаха для людей. Волков же приводит в бешенство, и они перестают себя контролировать.
— У нас росла такая трава, — один мужчина вышел из толпы, подошел к мешку, взял несколько уже пожухших стеблей, — когда я еще жил в своей деревне. Мы постоянно выдирали ее и закапывали глубоко в землю, иначе волки не давали жить. Нападали днем и ночью на людей и скотину. Задирали. Их было не остановить.
— Влажная она еще больше распространяет свой гадский запах, — сказал кто-то еще, — мы в детстве так собак дразнили, они тоже с ума сходят.
— Утренний лес богат росой и влагой, которая пропитывает мешки, — Энтони высыпал всю траву назад в мешок, плотно завязал.
— И что? Я здесь причем? — в голосе Ждана уже слышалась нервозность.
— У него в поселке есть пособник, — произнес Дим, — он посылает тому сигнал, в виде невинного подарка, который передает с одним из тех, кто идет с обозом. И случается беда. Я думаю, Конн, следующий несчастный случай произошел бы с вами.
Воцарилась тишина. Ушла ненависть и злость. Люди были опустошены, подавлены, растеряны, как бывает, когда вышибают опору из-под ног.
— Ваша деревня перестала обеспечивать себя сама. Уже не первый ар. Все что вы имеете, вам дает Милора, не так ли? Снабжает продуктами, даже деньгами, которые вы, якобы, выручаете с продажи зерна, — Дим понял это сразу. Того скудного урожая, который собирали с полей, не могло хватить надолго, а уже тем более на то, чтобы продавать и выручать за это какие-то деньги. — Милора давала вам все, что вы имели в последние ары. Она тянула вас, не давая умереть с голоду.
Волна удивления пробежала по людям. Они посмотрели на рассказчика, перевели взгляд на своего старосту. Дети. Которые не желают видеть реалий жизни. Спрятались. Закрылись. И ничего не хотят менять. Только Конн и самые близкие к нему люди знали эту правду. И что они собирались делать дальше? Как жить?
— Ждан тоже знал. Молодой. Сильный одаренный. Зачем ему прозябать в глуши? Для полного удовлетворения своей жизнью ему не хватало лишь золотых. Все соперники устранены. Осталось лишь дождаться выборов нового старосты. Они ведь совсем скоро, правда? Конн уже не хочет брать на себя ответственность. Кого бы выбрали вы? Того, кто молод, удачлив, бесстрашен, кому вы привыкли верить. Ждан неплохо поработал над своей репутацией. Стать старостой, войти в полное доверие к Милоре. Кстати, недавно с ее сыном чуть не случилась беда. Она послушала совет Ждана и отправила юношу жить в город, хотя я предупреждал, что этого делать категорически нельзя. Слава Зелосу, мальчишка оказался смышленым и вовремя вернулся. Но ты бы еще что-нибудь придумал, правда, Ждан?
— У тебя нет доказательств. Не единому твоему слову!
Дим повернулся к нему.
— Мне они не нужны. Ты забыл? Что нам благородным сэям до простых смертных? Одним беззаконием больше, одним меньше, — он подошел к своему врагу, схватил того за шиворот рубахи и рывком поднял на ноги, — я даже силу на тебя тратить не буду, — вытащил нож, — просто прирежу, как бешеного волка. Моей репутации это все равно уже не повредит.
Димостэнис видел, как вспыхивает аура Ждана, именно этого он добивался. Однако драться он не собирался. Устраивать дуэли с мерзавцами?! Он накинул на врага сеть-ловушку, лишая противника возможности двигаться и пользоваться своим хьяртом. Тот дернулся, раз, второй, но высвободиться не получилось.
Дим какое-то время наблюдал, как Ждан пытается яростно разорвать его плетение, потом тихо произнес:
— С выздоровлением.
Его тихие слова были услышаны всеми. Рана Ждана больше не кровоточила и уже начала затягиваться. Это было последним, но самым весомым доказательством правоты Дима.
Только вот легче никому от этого не стало. Легче было бы если врагом все же оказался чужак, пришелец из большого мира, высокородный. Тогда бы они знали, что делать. А что делать с тем, с кем они жили бок о бок все эти ары, кого считали своим, кому верили?
Что им теперь делать?!
Вопрос повис в воздухе, и все ждали, что кто-то даст ответ, найдет выход из сложившейся ситуации, возьмет на себя ответственность.
Элени порывисто подошла к брату, обняла.
— Ты как? — она аккуратно погладила его по лицу.
— Нормально.
— Что теперь? — сестра слегка испуганными глазами смотрела на него.
— Все нормально, — повторил Дим.
Нет, он не собирался брать на себя эту ответственность, это больше не его дом.
Димостэнис еще раз ободряюще улыбнулся Элени и, отстранив ее от себя, начал выходить из круга собравшихся. Однако, не пройдя и несколько шагов, почувствовал выплеск силы. Злой, холодной, очень неправильной, изломанной. Точно так же было в лесу, когда они с Бренной следили за Жданом.
Тот же смертоносный рой сейчас окружал Элени. Создавший плетение одаренный стоял рядом, не позволяя ей шевельнуться. Как же быстро он освободился! Какой самородок! Что было бы если он прошел обучение в классах и умел правильно пользоваться своей силой? Если бы знал мощные формулы и получил опыт, накапливаемый многими арами.
К счастью Ждан не обладал ничем из выше перечисленного, лишь своим огромным потенциалом. Димостэнис краем глаза увидел, как дернулся Энтони и выставил преграду на его пути. Избранник Элени натолкнулся на нее, попытался прорваться, естественно не смог, увяз в ней, бросил на Дима разъяренный взгляд. Нет, художник — это не твоя война. Да ты и ничего не сможешь сделать. Сгоришь, едва пересечешь контур, который держал Элени.
Сестра тоже ничего не могла сделать, даже ее энергетика одной из представительниц Великого Дома была слишком слаба, чтобы противостоять такой силе.
— Как же вы ушли от волков? — спросил Ждан. — Что ты такого сделал?
Дим не ответил. Он уже погрузился в мир, где властвовали стихии, соединялся с их энергопотоками, просил помощи.
— Я тебя спрашиваю, — повторил Ждан, и в его голосе послышались угрожающие ноты.
Димостэнис почувствовал страх, а еще боль. Бросил короткий взгляд на сестру. Нити плетения были так близко к ее коже, что на ней оставались яркие красные отметины.
— Нам помогли ласы, — выкрикнул Энтони, упорно пытаясь прорваться через барьер. Он тоже видел ожоги, и его отчаяние полыхало огнем.
Стихии откликнулись, Димостэнис явно слышал их ответ на свой призыв.
— Ласы. Ты можешь ими управлять, я видел это еще в прошлый раз.
Для Серебряного привычный мир уже перестал существовать. Он видел лишь сгусток изломанных нитей, они причиняли ему боль. Он чувствовал дрожь воздуха и возмущение воды, которые не могли высвободиться. И от этого напряжение лишь нарастало. Слишком неестественное, слишком злое, еще чуть-чуть и оно выйдет из-под контроля того, кто его создал.
— Ты проведешь меня через лес, — выдвинул свои требования Ждан. — Мы пойдем втроем.
Он еще сильнее сжал нити.
— Если не будешь делать глупостей, мы прекрасно поладим.
С этими словами плетение чуть ослабло, все еще подчиняясь приказу своего хозяина. Который не видел, что это уже последние капли терпения.
Вихрь налетел неожиданно. Только что стояла духота жаркого дня, как вдруг ветер прошелся по воде, соединяясь с ее энергетикой, оставил столп пыли на песке, ворвался в круг людей, вызывая вскрики недоумения, закружил вокруг пленницы.
Дим рванул в образовавшийся проход, схватил сестру, укутывая в одеяло из серебристых искр, притянул себе. Она прижалась к нему, судорожно всхлипнула.
— Все, — прошептал он единственное, что смог.
Ветер все еще кружил вокруг, предлагая свою помощь, ожидая указаний.
Дим отстранил сестру от себя и вытолкнул ее во все еще не закрывшийся проход, туда, где был Энтони. Тот почувствовал, что свободен, бросился к избраннице, подхватывая на руки.
Димостэнис медленно повернулся к своему противнику. Сейчас он стоял, окруженный смертоносным плетением и Ждан воспользовавшись этим, еще сильнее сжал нити, уже предвкушая свою победу. Однако пленник даже не противился этому. Напротив, он дополнял плетения своей силой, заполнял серебром, насыщая своей энергетикой, успокаивая, показывая, кто их настоящий враг.
Ждан почувствовал, что что-то не так, что он уже не контролирует энергопотоки, когда стало слишком поздно. Когда он уже не мог разорвать их связь. Напряжение в нитях возросло. Дим защищенный стихиями, знал, что произойдет в следующее мгновение.
Парень испуганно прижал руку к хьярту. По груди пробежала полоса огня, потом еще одна. Огненные полосы охватили руки, плечи, перешли на голову. Мена и человек вес был опоясан этими нитями, сжигающими его. Он закричал и упал на песок, пытаясь сбить пламя. Не в этот раз. Огонь шел изнутри, его не остановить такими простыми действиями.
Дим смотрел, как его враг корчится на земле. Тому не стоило играть в столь опасные игры с тем, чего он не мог понять. Расплата неминуема.
Ждан, пожираемый пламенем, вскочил на ноги и побежал к реке. Упал в воду, надеясь там найти облегчение своим страданиям. Напрасно. Пока стихия не уничтожит того, кто посмел так грубо и неумело управлять ею, ее ничем не остановить.
Люди, не отрывая глаз, следили за тем, кто еще совсем недавно был одним из них. Крики стали стихать, огненные всполохи уменьшаться, пока не превратились в искры и не ушли под воду насовсем, вместе с горсткой пепла, который унесла река.
Дим аккуратно разорвал свою связь со стихиями. Теперь уже точно он сделал, все что мог. Он оглянулся на сестру. Элени сидела на песке в объятиях избранника, обвив его шею руками и спрятав лицо у него на груди. Энтони нежно гладил ее по волосам, по плечам, что-то тихо шептал.
Димостэнис нашел глазами Конна. На лице старосты лежал отпечаток вины и дикой усталости. Столько аров он тянул все это на себе. Выстроил этот мир, защищал, заботился. И не смог уберечь от беды.
Только вот больше это не проблемы Дима.
Он вышел из круга, люди в такой же тишине расступались, пропуская его. Дошел до реки. Немного постоял, подставляя лицо легкому ветерку, сделал шаг, второй, нырнул, уходя под воду. Хотелось освежиться, смыть с себя кровь, грязь, хотелось хоть немного забыться.
На крыльце дома его ждали Элени, Энтони и Бренна. Димостэнис улыбнулся, приветствуя друзей, открыл дверь, приглашая их войти. Ему было интересно узнать, что произошло во время его отсутствия и почему у Ждана были его вещи.
Как оказалась, Бренна после их ухода стала следить за Жданом, чтобы знать, что он еще замыслит и успеть предупредить в случае новой опасности. Она видела, как ночью он забрался в дом Дима и был там какое-то время. Она хотела ему рассказать об опасности, но не успела.
Энтони пересказал Бренне и всем остальным, кто был рядом, что узнал от Дима о Ждане еще в лесу, когда на них напали волки. Мартин вдруг стал перебирать мешки, которые они привезли с собой, и нашел один, набитой волчанкой. Мужчина рассказал, что такая трава росла у них в лесу, и как она действует на волков.
Сомнений больше не оставалось, кто виноват в смерти остальных жителей деревни.
— Ты отлично разделался с этим негодяем, — торжествующе произнесла Бренна.
— Он сам с собой разделался. Я лишь чуть ускорил этот процесс, — едва заметно покачал головой Дим. Он бросил короткий взгляд на сестру, которую Энтони держал за руку, ни на миг не отпуская. На ее коже ярко выделялись следы ожогов.
— Ты отличный стрелок, — он перевел взгляд на художника. — И луки у вас отличные. Такие же, как и у Кристиара. Работа мастера — сразу видно. Откуда они здесь?
— Это я их сделал, — Энтони улыбнулся. И все же не удержался: — Когда заняться было нечем между точением карандашей.
Димостэнис провел рукой по лицу.
— Энтони Ингард, — он наконец понял, почему это имя всегда казалось ему смутно знакомым. — Мариш Ингард — твой отец?
Художник кивнул.
Мариш Ингард известный на всю страну оружейник. Лучший за многие ары. Они жили в Маракоэйре, в крупном промышленном городе, где отец имел свое собственное производство. Мама Энтони — известная художница, чьи картины украшают стены многих богатых Домов Астрэйелля. Их семья была известна, богата и пользовалась уважением. Все изменилось, когда погиб Стефан Эллетери. На труд Мариша наложили лицензию, и теперь он был обязан работать на империю, то есть отдавать свои работы и получать за это гроши. Либо же пригрозили обвинить его в создании подпольного течения и заговоре против погибшего императора.
Мастер не растерялся, он уже давно, как только началась смута, был готов к решительным шагам. Мариш продал свой завод одному шакту за очень хорошие деньги со всеми заготовками и чертежами и вместе с семьей переехал жить в другое место.
Отец стал обучать Энтони своему мастерству, но тот больше любил работу с живым материалом — бумага, дерево, карандаши, к тому же его больше волновали работы мамы. Он уехал учиться в Эфранор, где уже выбрал ремесло архитектора и стал этим зарабатывать себе на жизнь.
— Что случилось с твоими родителями? — спросила Элени.
Дим уже приготовился выслушать очередную грустную историю, когда Энтони, пожав плечами, спокойно ответил:
— Ничего не случилось. Они живут в том же городке. Благо у моей семьи достаточно золотых, чтобы позволить себе жить, как они хотят. Отец еще долгие ары делал арбалеты, к тому же продавал чертежи оружия тому дельцу, который купил его производство.
Димостэнис был рад слушать, что с семьей Энтони не произошло ничего плохого. К тому же вдруг понял, почему судьба не развела его с Элени.
Выросший в талантливой семье, всегда имевший дом, родителей, Энтони не знал бед и трудностей жизни. Такой же талантливый, как и его родители, умный, ироничный, открытый он не видел в одаренных врагов.
Элени же девочка, выросшая в изолированном от любой бури мире, наивная, любопытная, тянущаяся ко всему интересному, не успела увидеть, что окружающая ее реальность гораздо сложнее и живет по своим строгим правилам и законам.
Встретившись, эти двое по своему обыкновению просто не увидели преграды, которая стояла между ними.
О, Боги! Какое оказывается полезное и замечательное умение — просто чего-то не видеть!
Димостэнис вышел из дома. Проходя мимо знакомых мест, вспоминал последние миноры своей жизни, стремления и надежды, приобретения и новые разочарования.
Людей он увидел у дома собраний. Дверь была настежь распахнута, так же, как и окна. На сегодняшний вечер там было слишком мало места для всех желающих. Значит тот, кого он ищет внутри. Надо было идти туда.
Он выпустил серебряные искры, и они надежным щитом расползлись по коже. Больше он не допустит прежних ошибок — не будет открыт и доверчив.
Дим приблизился к дому. Его заметили, стали расступаться, давая ему пройти. Конн сидел как обычно за столом, рядом осунувшийся, бледный, все еще не пришедший в себя Мартан.
— Я хочу забрать свои вещи, — произнес Димостэнис, остановившись в двух шагах от старосты.
— Вот, — Конн указал на край стола, на котором лежала его печатка и бумаги.
Дим надел цепочку на шею, положил письма в карман штанов. Люди все так же молча наблюдали за его действиями, будто чего-то ожидали. Он огляделся вокруг. Наверное, следовало что — то сказать. Сейчас, не связанный со стихиями, он не мог так явно чувствовать настрой толпы, ее помыслы. Как ему показалось, уже не было той враждебности и отчужденности, которые давили на него на берегу реки. Скорее ожидание и возможно чувство вины. Впрочем, может ему все это лишь показалось.
— Мы сегодня провели выборы, — произнес вдруг Конн, разорвав замкнутый круг тяжелого молчания.
— Поздравляю, — сухо ответил Дим.
— Обычно у нас несколько кандидатур и люди выбирают одного из них. Сегодня же не было названо никаких имен. Каждый мог написать имя того, в кого он верит и хочет видеть своим предводителем.
Дим вежливо кивнул, ему было все равно.
— Вот посмотри, — Конн кивнул на большой глиняный горшок, в котором лежали маленькие полоски бумаги.
Димостэнис подошел, взял одну из них, развернул, прочитал. Бросил на стол. Взял второй. Третий…
— Можешь мне поверить, там везде будет одно и тоже имя, — заверил его староста. Бывший староста.
— Зачем все это?
— Ты же сам сказал, люди выберут того, кто молод, удачлив, бесстрашен, кому хотят верить.
— Верить? — язвительно усмехнулся Дим. — Мне? Вы забыли? Я — Димостэнис Иланди! И-лан-ди. Высокородный мерзавец, каратель и гонитель. Творящий беззаконие и втершийся к вам в доверие, чтобы притащить на плаху. Я ничего не забыл?
С каждым словом выплескивалась обида. Он и сам не мог представить, что ее так много. Как за эти несчастные несколько миноров он сумел настолько привязаться к этим людям? Сейчас, когда высказался, вроде чуть полегчало.
Со своего места поднялся Мартан. Подошел к Диму, остановился в нескольких шагах. Поднял руку, демонстрируя сильный ожог на запястье.
— Я обжег о тебя руку, — обвинительно произнес тот.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Обжег руку! Дим начал смеяться. Ар назад если бы смертный посмел поднять на него эту самую руку, то ожог был бы манной небесной. В лучшем случае он остался бы без руки. Да, о чем он думает? Ар назад он даже представить не мог, что кто-то вообще посмеет поднять на него руку. Тем более обычный смертный.
О, Боги! До чего он докатился?
О, Боги! Ему это нравится!
Нравится жить той жизнью, которую он сам выбрал. Которую ему никто не навязывает. Быть свободным. Быть самим собой. Назло тем, кто сомневается в этом его праве.
Мартан положил руку ему на плечо.
— Мы обидели тебя. Я прошу прощения за всех и в первую очередь за себя. Ты пойми, все случилось слишком быстро. Мы столько аров барахтались в этом болоте. Мы разучились жить. Только пережить поводень, только не загнуться с голода, опять посевы, опять поливы, нет просвета. Ты пришел и за два минора сделал то, чего еще никто не делал. Ты нас изменил. Ты показал, что даже здесь можно жить по-другому. И все же мы привыкли бояться. Этого леса, того, что за лесом, людей, окружающих нас. Привыкли ненавидеть тех, кто загнал нас в это болото. Слишком много перемен, слишком все стремительно.
Здоровяк тяжело вздохнул, досадливо отвернулся, пошел на свое место.
Дим проводил его взглядом.
— Я такой же изгнанник, как и вы. Я даже не могу жить под своим именем. Я потерял все, что было мне дорого когда-то и составляло мою жизнь. Поэтому я и пришел сюда, в надежде отдышаться и понять, что мне делать дальше. Поэтому я и не могу взять на себя ответственность за ваши жизни, потому что еще не знаю, что мне делать со своей.
— Если ты уйдешь, мы никогда не сможем себе этого простить.
Дим прикусил губу, сдерживая эмоции.
— Мы неплохо поработали, — произнес он, — вы легко переживете эти миноры поводня. За это время я сумею разобраться в себе и своей жизни. И обещаю, с приходом нового ара я вернусь.
Димостэнис вышел из дома, дошел до непривычно пустой площади. Запустил в воздух несильный импульс, подзывая Хоруна.
— Дим! — Элени подбежала, бросилась ему на шею. — Не уходи!
— Это ненадолго.
— Я боюсь, что ты не вернешься.
— Присмотри за Серебряным. По-моему, ты ему понравилась.
Димостэнис хлопнул ярха по шее и он, с силой оттолкнувшись от земли, стал подниматься ввысь.
Более тридцати аров он жил, как ему было положено. Делал, что ему было положено, общался, с кем ему было положено, не задавал ненужных вопросов, как ему было положено. И стоило сделать всего лишь шаг в сторону от положенного пути, вакуум, в котором он находился, лопнул как мыльный пузырь. И то, что он так долго искал, хотел понять и познать: себя и свой необычный дар, стало само приходить в его жизнь.
Теперь, когда у него открыты глаза, когда он познал себя и то, чем его одарил мир, познал свою сущность и свое предназначение, теперь он точно знает, что ему надо делать, с чего начинать строить свою новую жизнь.
Этот план созревал в его голове постепенно. Жизнь в этой деревне — не выход из создавшейся ситуации. О чем он на самом деле думал? Что сможет жить в этом замкнутом пространстве? А Элени и Энтони? Молодые, талантливые, горящие. Сможет этот маленький мирок удержать их, пусть даже он обещает им защиту? Временное пристанище. Все эти люди, сколько они еще смогут продержаться? Девушки, для которых не было избранников, молодые люди, тоскующие по девичьим улыбкам. Бренна, Лари, Корил, желающие перемен. Тридцать аров назад их отцы и матери, бежавшие от неминуемого наказания, нашли это место и спрятались здесь от жизненных невзгод. Их дети, желающие видеть краски жизни, не знающие реальной опасности, будут стремиться улететь из клетки. Как мотыльки на пламя. Либо останутся здесь и начнут поедать друг друга, что тоже неизбежно. И случай с Жданом лишь печальное доказательство этому.
Заново вспаханными полями и огневиками тут не помочь.
Правитель Фельсевера считает себя обязанным ему. Настало проверить насколько длинная память у князя Аввара. Государство за Скалистым морем может принять беглецов и дать им шанс на новую жизнь. Земли Фельсевера пустуют, а людям необходимая новая кровь. Дим был уверен, что жители страны с радостью примут даже имперцев.
Только вот все подходы к морю строго контролировались правящим домом Мюрджена. Вряд ли княжна Эйлин настроена помогать ему. Значит, нужно ее обойти, как досадное препятствие и найти другой путь. Ему был нужен кто-нибудь из самого Фельсевера, чтобы передать весточку Аввару, а еще лучше Рамиру. А еще лучше найти самого Рамира. Молодой человек говорил ему, что в поводень они с сестрой обычно гостят в долине. Значит, у него есть все шансы исполнить задуманное.
Поэтому Дим и ушел из деревни, чтобы найти тех, кто ему нужен, чтобы понять, может ли он все еще рассчитывать на их помощь. Когда он разберется с этим, он вернется и предложит всем, кто захочет, кто поверит — пойти с ним.
Однако он должен сделать еще кое-что. Прежде чем навсегда уйти из Астрэйелля, начать по-настоящему новую жизнь, он должен разорвать нити, все еще державшие его.
Давно уже пора сделать это. С возвращением Хоруна задача упростилась, и он мог бы выполнить задуманное уже давно.
Мог, но так и не набрался решимости. Каждый день, придумывая себе новую отговорку.
Последние дни были тяжелыми, выматывающими, слишком много потрясений и эмоций, больше не было сил держать в себе еще и это. Эта ночь должна стать решающей.
Там на берегу зеркальных озер он все же сделает это — разорвет связь, которая до сих пор держала крепко и не давала чувствовать себя свободным.
— Ты где? — Алла легонько толкнула мужчину в бок.
Они шли по набережной вдоль моря. Как всегда, в последнее время моросил дождь.
— С тобой.
— Нет.
— Я просто очень быстро подумал об одном деле, — шутливо оправдался он. — Все я уже вернулся.
— Ты бы лучше обо мне думал.
— Лала, — Дима остановился, взял ее за руку. — Я думаю о тебе весь день пока не вижу. Сейчас же, когда ты рядом, дай мне хоть немного расслабиться и подумать о другом.
Она легонько дернула его за ухо.
— Что с тобой делать? Ты даже комплимент умудряешься говорить так, что не знаешь, как после этого вести себя, не уронив своей чести.
— Действий, которые надо совершать, не так уж и много, — он ей подмигнул. — В общем, ты сама их хорошо знаешь.
— Я уезжаю в понедельник на несколько дней, — Алла выполнила одно из них, приподнявшись на цыпочки и поцеловав. — Помнишь, я говорила тебе?
— Помню, — Дима кивнул. — Расскажешь подробнее?
— В нашей галерее скоро будет проходить большая выставка современной живописи. Будут художники из разных городов и несколько из других стран. Но творческие люди очень капризны и непостоянны. Сегодня они соглашаются, завтра отказываются. Нам так и не удалось договориться с некоторыми по телефону и с помощью интернета. Надо будет ехать, попытаться договориться лично с глазу на глаз.
— Тогда у тебя все обязательно получится.
— Почему ты так думаешь?
— Кто откажет такой маленькой красивой девочке? Грозе всех ежиков.
Алла засмеялась.
— Все же ты мастер говорить комплименты. Придешь к нам на вечеринку после закрытия выставки?
Дима едва заметно скривил губы.
— Что прикидываешь, как сделать так, чтобы быть дежурным в этот день? И плюс-минус еще суток трое?
Мужчина опять не ответил, но Алла заметила, что он, как обычно, закрылся и начал отдаляться от нее.
— Я оставлю тебе приглашение. Буду очень рада тебя видеть, если ты решишься. И обещаю, что больше ни разу об этом не напомню.
Дима вздохнул и обнял ее.
— Прости, Рыжик. Я тебя предупреждал, что моя компания не самая лучшая для таких солнечных зайчиков как ты.
— Ты тоже прости, но я сама решаю в какой компании мне быть.
— Вызывали, Николай Михайлович? — Дмитрий зашел в кабинет Суханова.
Однако полковника на своем привычном месте не было. За его столом сидел высокий, уже немолодой, черноволосый мужчина с волевым лицом и внимательным, словно испытывающим взглядом. Это лицо он часто видел и на синем экране, и не раз читал интервью с ним в газетах, да и просто на фото на стендах в их участке.
— Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
В общем не узнать начальника главного управления по всему краю генерала Михеева было невозможно.
— Капитан Сильверов, заходите! — глаза генерала озорно блеснули, — рад наконец приветствовать человека, который заочно поселился в моем доме уже более полугода.
Дима застыл около двери, не зная, как реагировать на последнюю фразу.
— Простите, товарищ генерал?
— Моя дочь только и говорит о вас. Дима то, Дима се, Дима сказал это, Дима считает так. Все ваши слова и фразы не подлежат никакому сомнению и принимаются как руководство к действию.
Дима прикусил губу.
— Теперь буду более осторожен в высказываниях.
Генерал пристально посмотрел на него.
— Присаживайтесь, капитан, — наконец произнес он, сбитому с толку, а потому все еще стоящему в дверях Сильверову. — Что вы знаете о спец оперативных подразделениях?
Генерал сразу перешел к делу.
— То, что по приказу Министерства внутренних дел они пока в качестве эксперимента создаются во многих крупных городах нашей страны.
— Уже несколько месяцев я собираю людей для создания подобного департамента в нашем крае. Наш город называют южной столицей, пора и нам иметь защитников.
— Как же полиция?
— Сотрудники этого подразделения имеют несколько более расширенные полномочия и иную направленность работы. Мы имеем право забирать в свое подразделение особо важные дела, касающиеся безопасности страны, терроризм, незаконный оборот оружия, но самое основное, что входит в наши обязанности — раскрытие политических преступлений. То есть противозаконные действия, направленные против существующего в государстве политического строя, а также против внешней безопасности государства.
Капитан слегка скривил губы. Новые цепные псы власти.
— Причем здесь я? — хмуро спросил он.
— Подчиняться департамент будет мне. Мне же нужен начальник оперативного отдела. Я собирал о вас информацию. Вы признаны лучшим оперативником за годы службы в вашем отделении, а ваша группа самой успешной в раскрытии преступлений. Полковник Суханов написал о вас положительный отзыв. Решительный, волевой, азартный, через-чур смелый, как выразился один из ваших коллег.
— Это как?
— Вообще он сказал: «без тормозов» и настоящий фанатик своей работы. Я адаптировал.
Дежурство вне очереди Самойлову обеспечено. Штуки три, как минимум.
— С такими данными вы явно засиделись на своем месте. Вам необходимо повышение в звании и по должности.
Дима молчал.
— Я знаю вы интересуетесь делом Тереховского. Теперь наш отдел будет заниматься этим расследованием, — если генерал и был удивлен его молчанием, то не подал виду. Он разговаривал так, как будто его предложение уже было принято.
— Расследованием самоубийства? — иронично уточнил Сильверов.
— С вашим опытом, умением думать и сопоставлять факты, вы же наверняка догадались кто стоит за этим происшествием.
— Если вы берете это расследование под свой контроль, то мне больше не о чем беспокоиться. Уверен, вы докажете вину преступника, и он понесет заслуженное наказание, — твердо произнес капитан. — У нас же и без этого дел хватает.
— Вы отказываетесь от моего предложения?
— У меня есть своя работа и она меня стопроцентно устраивает. Да и ребят своих не хочу бросать.
На лице Михеева отразилось недоумение и явное разочарование.
— Не скрою, я удивлен вашим ответом, — медленно произнес он, — все же хороший опер должен быть еще и амбициозен.
— Вот видите, не так уж я и хорош. Значит не подхожу для службы в вашем департаменте, — спокойно ответил Сильверов. — Я могу идти?
— Да, вы свободны, капитан.
— До свидания, товарищ генерал-майор.
— Дмитрий, — Михеев что-то писал на небольшом листе бумаги, — если в течение нескольких дней все же передумаете, перезвоните мне.
Год назад полковник Суханов предлагал ему должность своего заместителя. Дима и тогда отказался. Его устраивало то место в жизни, которое он занимал. Плащи супергероев, спасающих мир, пусть примеряют другие.
Ярх парил под ночным небом. Его наездник ни разу не пошевелился за все время полета. То, что он должен был сделать давило на него, сковывало, он даже не мог вздохнуть полной грудью.
Летун приземлился на том месте, где обычно обитали ярхи. Сейчас здесь никого не было. Пусто. Темно.
Димостэнису не нужен был свет, чтобы помнить. Каждую тропу, каждый поворот, каждый куст. Он неторопливо шел, глубоко вдыхая свежий, холодный воздух. Здесь уже сказывалось скорое наступление поводня, было холодно, моросил мелкий дождь.
Наконец. Царство его снов. Зеркало озер. Спокойная, величественная гладь воды, блестевшая в ночной хмури. Голубые цветы. Лишь златовласой хозяйки здесь не было.
Димостэнис закрыл глаза. Это не мешало чувствовать ее. Нити, когда-то связавшие их, налились силой, набухли, пронзая сердце. Живые, единственно настоящие во всем безумии и хаосе, в которые превратилась его жизнь.
…серебряные пузырьки стайкой взмыли на поверхность. Прозрачные рыбки с посеребренными плавниками. Едва заметные серебристые кораллы. Голубые цветы на самом дне. Хрупкое, трепетное тело в его руках…
Дождь набирал силу. Мокрые волосы падали на лоб, лезли в глаза. Тонкая рубаха промокла, липла к телу.
… Ты весь промок. Я согрею тебя…
Он прикусил и без того ноющую губу. Позвал Хоруна, спустился вниз. Туда, где златовласый ангел в первый раз спустился в его грешный мир и безвозвратно завладел душой.
… Мы с тобой связаны. Ты — это я. И наоборот. Две половинки всегда примут друг друга…
Половинки. И на самом деле весь прошедший ар он жил лишь наполовину. Его вторую часть оторвали от него, осталась лишь кровоточащая рана и нити, которые вопреки всему не давали ей зажить.
Дим опустился на холодные камни пещеры. Его трясло. То ли от промокшей насквозь рубахи, то ли от пронзающего холодом ветра, то ли от воспоминаний, от которых он никак не мог избавиться. Здесь ар назад они были вместе. Здесь в последний раз он был счастлив.
Димостэнис разжег огонь у входа. Языки пламени отсекали дождь и не давали ветру проникать внутрь. Он снял рубаху, положил рядом с огнем, просохнуть.
Грудь разрывало отчаяние и боль. Вдали от нее он думал, что смог справиться с разъедающими его чувствами. Здесь даже в пронзающей тишине, он слышал ее голос, видел ее, чувствовал в каждом дуновении ветра, каждой капле дождя. И понял, что никогда не сможет разорвать эту связь и стать свободным от царства голубых цветов и зеркальных озер.
Посреди пещеры лежал довольно большой камень. Дим поставил на него ногу и с силой толкнул, изгоняя чужака со своей территории. В пещеру проник ветер. Подхватил, закружил в воздухе листы бумаги. Играя с ними, весело шурша, разбросал по углам.
Письма.
Димостэнис нетерпеливо ловил их, складывал, жадно пробегая глазами.
Послания. Написанные ему.
"Милый мой, родной, единственный. Тебя нет рядом. Столько длинных дней и ночей, столько невыносимых сэтов и мен я уже живу без тебя. И это единственное место, где я чувствую тебя, прикасаюсь к тебе, дышу тобой. Здесь все напоминает о тебе и тех счастливых мгновениях, что мы были с тобой вместе. Каждый цветок, каждый камень, каждая капля воды. Даже воздух пропитан тобой. Я закрываю глаза и каждое прикосновение ветра, словно твои ласковые пальцы на моей коже.
Я помню твои губы нежные и ненасытные, твое возбужденное дыхание на моем лице, твои глаза внимательные и серьезные. В них растворялся мой мир, и единственное, что я хотела, всегда быть в них, ловить их завороженный блеск. Я все время представляю, что ты рядом. Разговариваю с тобой. Рассказываю тебе, что происходит в моей жизни.
Помнишь, прозрачных рыбок и серебристые кораллы? Пузырьки, убегающие от нас вверх, и голубые цветы на самом дне? Нет ничего более трепетного, но одновременно надежного, чем твои объятия. Кольцо твоих рук.
Наверное, мне уже не суждено увидеть тебя. Слишком мало осталось времени. Я хочу сказать тебе, что ты навсегда останешься единственным и самым близким моим человеком. И этого не изменить. Это как жить. Как дышать. Быть только твоей".
Димостэнис опустил руку с письмом. Казалось, он только сейчас первый раз выдохнул с того момента, как начал читать. В зажмуренных глазах стояли буквы, слова, они складывались в строчки. Строчки признания в ее любви.
«Я потеряла твою лилию. Я не знаю, как это могло произойти. Когда тебя не было, она была вместо тебя. Самой большой ценностью в моей жизни. Ее нашел отец и сказал что, если я не соглашусь на предложение его величества, он обвинит тебя в поругании чести нашего Дома. В том, что ты соблазнил меня и превратил в гулящую девицу, в том, что опозорил четь всего рода Дайонте. К тому же нарушил один из законов Астрэйелля. Он пригрозил, что потребует для тебя обруч бессилия на многие ары, отречения от тебя твоего Дома и изгнания.
Тогда весь Совет был против тебя. Арест, суд, твоя ссылка. Тот, кого ты считал другом, отвернулся и предал. Ты был ранен и твой дар не мог помочь тебе. Зная тебя, я понимала, что ты не отступишь. Будешь сражаться за меня, за нашу любовь. Они бы убили тебя. Ты всем им был лишь помехой. Это был отличный повод устранить ее.
Я стала такой же предательницей как они. Мне пришлось внести в твою жизнь еще больше боли. И знать, что ты никогда не простишь и не вернешься. Сердце до сих пор не может принять этого. Я не могу поверить, что это происходит с нами. Я словно в кошмаре и никак не могу очнуться. Пожалуйста, разбуди меня. Я хочу открыть глаза и понять, что это всего лишь страшный сон. Я хочу открывать глаза и всегда видеть тебя».
Каждое письмо было наполнено ее любовью и мукой. В каждом письме она звала его. В каждом слове он видел ее слезы.
Дим растеряно стоял посреди пещеры. Мысли лихорадочно кружили в его голове. Какой же он глупец! Как он мог уйти от нее? Как мог поверить ее безумным словам? Как не почувствовал, что скрывалось за ними?
Энергетическое поле дрогнуло. Пламя чуть уменьшилось, будто кто-то брал его силу, таяло, истончалось. Димостэнис поднял глаза. Тонкий, хрупкий силуэт на фоне входа в пещеру. Он потянул нити к себе, открывая проход.
Маленькая, промокшая фигурка вступила под своды его убежища. Капюшон плаща упал с ее головы, золотые пряди беспорядочно падали на лицо, хрупкие плечи, струились по спине.
Олайято ли вздохнула, то ли всхлипнула, сжимая руки. Ее глаза не отрывались от его лица. Девушка укоризненно покачала головой. Подошла. Положила теплые пальцы на его разбитые губы.
Как же ему не хватало этого!
Целительница провела ладонями по щекам, по вискам, дотронулась до лба. Успокаивая. Даря ощущение спокойствия и неги. Опустила руки на его обнаженные плечи. Хотела, как обычно, приложить ладонь к груди, хьярту, но почему-то не решилась.
— Вы хозяйка этих мест? — тихо спросил Димостэнис.
Олайя кивнула, кусая губы.
— Если вы захотите, — ее голос дрожал, — я могу разделить его с вами.
— Это очень щедрый дар, — он попытался улыбнуться.
Он не мог насмотреться на нее. Его глаза ласкали ее лицо. Ее глаза, скулы, щеки, губы. Все то, к чему он когда-то с наслаждением прикасался. Что безраздельно было лишь его.
— Мой ангел. Моя Лала. Моя златовласка, — прошептал он, не смея произнести это вслух.
Димостэнис опустился перед ней на колени. Обнял. Прижался лицом к ее животу. Он видел, как упал плащ на камни.
Олайя опустилась рядом. Такая близкая и родная.
Такая же невыносимо родная.
— Я ждала тебя все эти миноры. Каждый день, каждый сэт, каждую мену. Невыносимо долгие мгновения без тебя.
— Я заблудился, — с тихим отчаянием произнес Дим. — Я потерял свой путеводный маячок, который освещал мне путь. Я потерялся, Лала.
Она подавила всхлип. Подняла руку, погладила его по щеке.
— Дим, — ее губы дрожали. Она хотела сказать что-то еще, но получилось снова лишь: — Дим.
Он задержал ее руку у себя на лице. Олайя провела второй рукой ему по волосам, прильнула к нему. Им больше не нужны были слова.
Они стояли на берегу озера. Талла медленно выплывала на небосклон, и серебряные зайчики лениво прыгали по ровной глади воды. Небо было чистое, утро обещало быть теплым и нежным.
Димостэнис обнимал Олайю за плечи. Остаток ночи им было не до разговоров. Как он мог думать, что она его не любит? Не ощущать силу ее чувства даже находясь далеко от нее.
— Я проснулась посреди ночи, — рассказала ему Олайя, — и почувствовала, что мне обязательно надо сюда. Сейчас. И нельзя терять ни мены. Я вскочила с кровати, второпях оделась, села на Молнию. Я всегда чувствую тебя, Дим.
Какое счастье, знать, что она его любит. Это согревало душу и заставляло сердце биться ровнее.
Ты меня любишь.
Это было важнее всего. Быть уверенным в ее любви. Знать, что она его не забыла.
— Твой хьярт. Я снова ощущаю его силу. Пусть даже ты им почти не пользуешься.
— Это мой истинный дар, Лала. Моя сила и моя слабость. То чего я не знал ар назад. Сейчас многое изменилось. Мне не нужен хьярт, чтобы пользоваться энергетикой мира.
Олайя непонимающе посмотрела на него.
— Никогда не слышала о таком.
— Теперь ты знаешь. Только ты и я.
Она улыбнулась, провела рукой по его коротким волосам.
— Ты очень изменился.
Ее пальчики пробежали по его виску, щеке, задержались на губах.
— Мой благородный сэй.
— Я больше не такой.
— Знаю. Ты — моя стихия. Я могу проводить твою энергетику сквозь себя и подпитывать хьярт. Так и раньше было, я этого просто не понимала, а сейчас отчетливо ощущаю.
— Ты меня любишь, — не хотелось больше думать ни о чем, лишь повторять это бесконечное количество раз.
— И ты меня.
Вместо ответа, он притянул ее к себе.
— Хороший день, — Олайя сидела, опустив ноги в озеро, высоко задрав юбку. Ее тонкая блузка была расстегнута почти до груди, и она ничего не делала, чтобы это исправить. И Дим был ей очень благодарен за это. — Уже больше десяти дней здесь шли дожди.
— Там, — Димостэнис указал рукой на восток, — все еще очень тепло. До поводня есть немного времени.
— Ты принес с собой свет Таллы, — улыбнулась девушка и начала заплетать косы.
Он подошел, перехватил золотистые пряди из ее пальцев.
— Можно?
Олайя убрала руки, пододвинувшись к нему чуть ближе.
— С удовольствием.
— Соскучился по твоим волосам. По твоим косам.
— А они по твоим рукам.
Димостэнис с наслаждением чередовал пряди, накладывая их одна на другую. Олайя закрыла глаза, подставляя лицо под теплые лучи Таллы, перебирала ногами в воде.
— Тот камень, который ты мне подарила. Ты знала, что он из себя представляет?
Девушка едва заметно покачала головой, чтобы не мешать ему.
— Отец отдал мне его, когда я закончила обучение и вступила в свою силу. Сказал, что это талисман, который передается по наследству. Что камень чувствует наследников по крови.
— А его особенности?
— Я его вообще не ощущала. Обычный. Его ведь так и называют камень последнего желания. Наверное, мне было рано его чувствовать.
— Не совсем так, ангел мой. В нем заключены энергопотоки стихий. Очень мощные, которые подпитываются от внешних источников. Он становится почти неиссякаемым колодцем для того, кто имеет право его носить. Я удивляюсь, почему он не откликнулся на тебя. Ведь ты очень сильный целитель, а еще проводник, ты должна была почувствовать его мощь.
— Он с тобой?
— В пещере с моими вещами. Он очень помог мне. Как оказалось, похожий амулет был у Симаса Олафури. Ты знаешь, у каких Домов есть подобные вещи?
— Нет, — Олайя пожала плечами. — Я ведь не наследница. Может, поэтому камень меня не чувствует? Или я его?
— Симас сказал, что он откликается на зов крови.
— Дим, — она положила ладонь поверх его руки. — Мне так жаль, что это случилось. Что тебе пришлось сделать это. Только теперь все стало совсем плохо.
Он нахмурился, не понимая, о чем она говорит. Олайя не видела выражения его лица, поэтому продолжила.
— Олафури, естественно, в ярости. Он требует от императора, чтобы тот наказал убийцу своего сына.
— Симаса убили?! — воскликнул Димостэнис.
Олайя резко повернулась к нему, из-за чего уже почти заплетенная коса вырвалась из его рук.
— В этом обвиняют тебя.
Его брови изумленно поползи вверх.
— Я не убивал его. Если, конечно, он не умер от ошейника бессилия.
— Он умер от кинжала в сердце, — серьезно произнесла Олайя.
Дим тяжело вздохнул, провел рукой по своим волосам.
— Я его не убивал, — повторил он.
— Я верю, милый, — она мягко улыбнулась. — Только теперь между пятью Великими Домами готова вспыхнуть настоящая война. Олафури требует, чтобы тебя доставили в Эфранор, и император вынес тебе наказание. Дом Дайонте поддерживает его. Твой отец говорит, что пока нет точных улик и доказательств твоей вины, никто не имеет право называть одного из рода Иланди — преступником.
Дим поднялся на ноги, пнув несколько мелких камушков в воду.
Вот почему была такая облава. Ловили убийцу высокородного сэя. Если бы он дождался Клита, то узнал бы это еще тогда.
— Что другие Дома?
— Пантерри на стороне твоей семьи. Элсмиретте, как всегда, выжидают. Конлет говорит, что ты должен сам прийти и предстать пред судом его величества. Что если ты не виновен, тебе нечего бояться.
— Бояться?! — Дим едва удержался, чтобы не фыркнуть. — Как ловко у него получилось!
— Ты о ком?
— Об Аурино, конечно же. Вряд ли стоит сомневаться кому на руку эта грызня Великих Домов.
— Ты думаешь, это он виновен в смерти Симаса?
— Я думаю, он знает, что я невиновен.
— Я не бываю во дворце. Отец говорит, что император скорбит по утрате сразу двоих представителей благородных Домов. Потере Симаса и твоей. Однако пока ничего не предпринимает.
— Кто бы сомневался! Настал сэт его величества, он теперь постарается выжать из этой ситуации по максимуму. Может, Великие Дома все же сцепятся не только на словах, и тогда он будет скорбеть еще по кому-нибудь. Так авось и ослабит обруч давления, а если повезет — избавится от кого-нибудь из Совета.
Олайя подняла на него глаза. Вздохнула, стала заплетать вторую косу.
— Прости, златовласка, — Дим опомнился, опустился рядом с ней, снова перехватил волосы из ее рук. — Все несколько ошеломляюще.
Во второй половине дня стал накрапывать дождь, и они вернулись в пещеру. Олайя доставала из большой корзины продукты, раскладывая на импровизированном столе, который Дим соорудил из камней.
— У меня всегда здесь запасы еды на несколько дней. Так я могу вообще не возвращаться.
— Отец тебя не ищет? — он был удивлен ее признанием.
Олайя покачала головой.
— Тогда нам будет еще легче, — довольно улыбнулся Димостэнис. — Мы улетим на восток. Туда, где тебя никто не найдет. Там мы переждем миноры поводня. Потом я найду одного человека и мы, как я планировал, уплывем в Фельсевер. Лала, родная моя, ты не представляешь, сколько всего мне надо тебе рассказать, — он запнулся.
По ее щекам безудержно текли слезы.
— Златовласка, — Дим пододвинулся к ней, осторожно вытирая влагу с ее лица, — что не так?
Олайя протянула ему руку, на которой было надето обручальное кольцо императора. Какое-то время он просто сидел, не смея шевельнуться. Жуткая догадка лишала сил. Дим осторожно снял символ союза с ее пальца, под холодом метала, ощущая энергетическое плетение.
— Формула союза, — безжизненным голосом произнес он.
Она уткнулась ему в плечо и зарыдала.
Формула союза. Два слова тяжелым молотом стучали в его голове, разрушая вновь возродившиеся мечты. Избранник одевает ее вместе с кольцом, и та как любая вязь уходит в хьярт.
— Как часто он подпитывает ее?
— Каждые семь дней.
Он в отчаянии положил пальцы на плетение, чувствуя его ровные сильные нити. Ему не разорвать эту вязь. Слишком силен ее создатель.
— Прости меня, — прошептал он. — За то, что сомневался в тебе. За то, что оставил. За то, что тебе пришлось пережить все это.
Олайя замотала головой.
— Тебе не за что просить прощение. Я сама выбрала этот путь.
— Я слабее его как шакт. А мой дар…
Стихии не хотели слышать его. Они затаились, и он никак не мог ощутить их силу. Причин для формирования зова не было. Конечно, что миру до счастья всего лишь двоих!
— Сегодня был просто замечательный день, — Олайя вытерла бегущие по лицу слезы. — Я снова почувствовала себя счастливой и свободной. Я больше не вернусь туда.
— Сколько еще дней?
Она легкомысленно пожала плечами.
— Не помню. Зачем мне теперь это?
— Если формула союза не будет подпитываться, она вберет в себя всю силу хьярта, иссушит его, а потом начнет тянуть из организма. Ты умрешь — если он не насытит плетение.
— Зачем ты говоришь мне это? Его величество сам соизволил объяснить. Так что я знакома со своей участью.
Его пронзила боль от ее горьких слов.
— Я поэтому писала тебе письма. Думала, что, если Зелос не будет ко мне так милостив и не пошлет мне встречу с тобой, ты хотя бы прочтешь их и будешь знать, что я тебя не предавала и всегда любила.
— Не говори этого, Лала. Ты вернешься домой и дашь продлить ему формулу. Я буду здесь. Я буду ждать тебя. И мы обязательно что-нибудь придумаем.
— Что ты говоришь?! — Олайя возмущенно посмотрела на него. — Ты не можешь меня просить об этом!
— Я умоляю тебя, — прошептал Дим.
Она обняла его, запрокинула голову, подставляя шею под его губы.
— Пожалуйста, целуй меня. Больше не хочу ни о чем думать.
— Это неправильно, Лала.
— А что правильно?! — вдруг закричала она и вырвалась из его рук. — Вернуться назад? Забыть, что было? Снова видеть их? Подчиниться?
Дим поднялся на ноги.
— Ты куда? — встрепенулась девушка, смотря на него расширенными глазами.
— Лечу во дворец — вызову его на дуэль.
— Ты не можешь! — Олайя схватила его за руку. — Ты сам сказал, что слабее его.
— У меня нет другого выбора. Ты думаешь, я буду спокойно смотреть, как ты умираешь?
Она снова заплакала. Уткнула ладони в лицо и горько рыдала. Димостэнис опустился рядом с ней, обнял, притянул к себе.
— Я провела много времени в хранилище книг. Любую формулу можно обойти. Только надо знать как и уметь создавать нужные плетения, — наконец произнесла она.
— Можно обойти формулу союза?
Олайя слегка отстранилась от него. Нежно поцеловала. Прижалась щекой к его щеке.
— Обруч бессилия.
Димостэнис осмыслил услышанное.
— Он заставит хьярт закрыться, и формула союза больше не сможет брать силу внутри него.
— Ты сможешь сделать это?
— Все не так просто, — Дим покачал головой. — Его нельзя будет снять, пока обруч не иссушит хьярт полностью. Только так формула союза больше не будет властвовать над тобой.
— Так ты можешь?
— Ты не поняла, Лала, — еще настойчивей повторил Дим. — Это уничтожит твой дар. Ты больше не сможешь владеть силой Шакти.
— Это ты не понял, милый. Если такова расплата — я готова. Мне не страшно, если ты будешь рядом.
— Я не могу убить твою сущность.
— Сущность — это то, что ты чувствуешь, чем живешь. Потеряв свои способности, я не перестану быть собой. Я не перестану любить тебя.
— Я не смогу, Лала, — простонал Димостэнис, отступая на шаг.
Девушка приблизилась, обняла, пылко зашептала в самое ухо. Как будто боялась, что, если ее услышит кто-то и что-то еще, слова не будут иметь такого значения. Это было только для него.
— Моя жизнь — это ты. Что в ней будет еще, мне не важно.
— Обруч очень болезнен, — прошептал он в ответ, закрывая глаза, — весь твой организм будет словно перемалываться, перенастраиваться на работу без хьярта.
Она поцеловала его. Димостэнис обнял ее, прижал к себе. Открыл хьярт, потянулся к энергопотокам стихий, собирая силу. Провел кончиками пальцев по ее лицу, шее, плечам, остановил руку с уже готовой формулой на хьярте.
Как часто она сама делала так, принося своими прикосновениями облегчение его страданиям, успокоение. Он же вынужден причинить ей боль. Олайя вздрогнула, но даже стона не сорвалось с ее губ. Лишь пальцы сильнее сжали ворот его рубахи.
— Прости. Прости. Прости, — шептал он, гладя ее по волосам. — Как только ты скажешь, я сразу сниму его. Оно иссушает хьярт не сразу. Ты можешь в любое время передумать.
— Никогда.
Димостэнис закутал ее в плащ, вынес из пещеры, позвал Хоруна. Они покидали царство голубых цветов и зеркальных озер, на берегу которых они любили, были счастливы и страдали.
Уже стемнело, когда Дим, бережно прижимая свою ношу к груди, постучал в дверь хорошо знакомого ему дома. Им нужно было надежное, но в тоже время комфортное удобное место, где Олайя сможет прийти в себя. К тому же Димостэнис не смирился с подобным выбором и надеялся уговорить ее переменить свое решение и найти другой выход.
Дверь открыл старый Норил, но за ним Дим уже видел хозяйку дома.
— Приветствую. Могу я остаться у вас на эту ночь?
Прислужник отупил, пропуская поздних гостей в дом. Капюшон упал с головы Олайи, открывая ее бледное лицо, спутанные, мокрые волосы.
— О, Боги! — воскликнула Милора, подходя к ним. — Бедная девочка! Нужен целитель?
Димостэнис покачал головой.
— Идите за мной, — хозяйка дома проводила их в большую комнату. — Вы можете оставить ее здесь. Норил проводит вас в гостевую.
— Мы вместе, — Дим положил Олайю на постель, развязал завязки плаща.
— Она без сознания?
— Спит, но ей очень плохо. Ей нужен покой и отдых. Простите, что побеспокоил вас в столь поздний сэт, но ваш дом единственное пристанище сейчас, где я могу дать ей то, что необходимо.
— Если вам что-то понадобится — говорите. Если нужен целитель — я пошлю за ним в любое время.
— Спасибо.
— Вы может оставаться у меня столько, сколько вам будет нужно.
С этими словами женщина вышла, оставив их вдвоем.
Олайя открыла глаза. Свет не пробивался сквозь плотные занавеси, но были видно, что за окном яркий погожий день. Грудь разрывало от боли, казалось, в хьярт возились тысячи иголок и разрывают его на части. Вчера она смогла использовать свой дар, которым она все еще могла владеть, облегчить свои страдания и уснуть под стук его сердца.
«Прости. Прости. Прости».
Девушка зажмурилась.
Она не лукавила, говоря, что ни в чем его не винит. Она не могла себе позволить рисковать его жизнью и сделала свой выбор. Теперь она хотела лишь одного — открывать глаза и всегда видеть человека ради которого была готова пожертвовать чем угодно. Своей жизнью, свободой, а уж тем более даром.
Олайя повернула голову. Димостэнис сидел в кресле около окна, смотрел вдаль, сосредоточенно о чем-то думая. Она знала, что он не смирится с ее решением и будет упрямо искать другие выходы из создавшегося положения.
— Доброе утро, милый, — несмотря ни на что девушка улыбнулась. — Просто обещай мне, что каждое наше утро будет таким.
Стояли последние теплые дни варны и долгие сэты они проводили на берегу реки. Олайе, как и Диму нравились голубовато-зеленые воды, лес, который начинался сразу на том берегу, горы, виднеющиеся из-за верхушек деревьев, суровое великолепие окружившие их и дающее им самое сейчас необходимое — покой и возможность быть только друг с другом.
Димостэнис рассказывал о последних минорах своей жизни. О Мюрджене, Фельсевере, людях с которыми он познакомился, об Элене и ее избраннике, о поселении за лесом, о своих замыслах.
Скоро поводень начал сказываться и в их краях. Быстрее темнело, дули холодные ветра, моросил дождь. Теперь они больше времени проводили в доме. Общались с хозяйкой, Дим, как и обещал, начал учить ее сына познавать свой дар. Олайя всегда присутствовала на занятиях и внимательно наблюдала за ним.
Конечно же больше времени они проводили у себя в комнате. Это были их мены счастья.
— Сколько времени прошло, как он должен был подпитать формулу?
— Двадцать.
Олайя сидела около окна, смотрела на улицу, как усилившийся дождь барабанит по стеклу.
— Он не успокоится? — она повернула голову к Диму.
— Нет.
Девушка вновь вернулась к своему занятию.
— Ты говорил, что тебе надо найти наследного князя Фельсевера. Тебе надо в Мюрджен?
— Еще есть время. Хочу, чтобы тебе стало лучше.
Он с досадой выдохнул, одергивая самого себя.
— Если, конечно, это слово вообще применимо.
— С каждым днем мне становится легче, — соврала Олайя.
Димостэнис сделал вид, что поверил.
Все эти дни он видел ее боль, прячущуюся за каждым движением. Как она стискивала зубы, гася стон улыбкой. Тонкую струйку пота, текущую по виску, каждый раз, когда непроизвольно делала что-то резкое. Как она рукой, не замечая этого, проводит по груди, словно пытаясь освободиться от стесняющих ее оков.
Самыми тяжелыми были ночи. Когда Олайя переставала себя контролировать и тело требовало того, чего было так безжалостно лишено. Во сне она искала силы стихий, металась по подушкам, стонала, жалобно всхлипывала. Ее то бил озноб, то начинался жар. Дим поил ее водой, протирал лоб, щеки мокрым холодным платком, то закутывал в одеяло, пытаясь унять дрожь тела. Пока она не затихала от усталости, проваливалась в тревожный сон.
— Прошу тебя, Лала, давай прекратим это безумие, — не выдержал он после очередной подобной ночи, видя ее потухшие глаза и изможденное, уставшее лицо, — я больше не могу видеть твоих страданий. Твоей боли. С ума схожу. Я обещаю, я найду другой выход. Найду нашу дорогу. Где ты не будешь страдать. Где тебе не придется уничтожать себя.
Олайя как обычно нежно улыбнулась.
— Ты думаешь я не замечаю, как ты смотришь на меня все эти дни? Только я не великомученица и быть с тобой — не жертвоприношение. Я счастлива и не отступлю.
— Дим! — Милора окликнула его, как только они вошли в дом после прогулки. — Могу я попросить вас уделить мне несколько мен?
Он кивнул. Олайя извинившись, ушла в комнату.
— Несколько сэтов назад в моем доме появилась молодая женщина. Очень усталая, изнеможенная и она вот-вот должна родить ребенка. Она сказала, что уже много миноров скитается по стране, скрывается.
— От кого? Она одаренная?
— Да — она шакт. От кого именно скрывается, она не сказала. Ей было очень плохо, она еле держалась на ногах. Скорее всего она прячется от отца своего ребенка.
— Как она нашла вас? — нахмурился Димостэнис.
— Она не искала именно меня или нашу деревню. Она хочет уйти в Мюрджен, думает, что там ей будет спокойнее. Норил ездил на рынок, там и нашел ее. Она потеряла сознание и лежала на земле в какой-то луже. Он не смог проехать мимо. Подобрал, привез сюда. Бедная девочка. Видимо, не сладко ей пришлось эти миноры. Мы переодели ее, уложили спать.
— Что вы будете делать?
— Об этом я и хотела вас спросить. Я не знаю про нее ничего. Отправить ее в поселение — рискованно, да и она в своем положении вряд ли сможет осилить такой переход. Оставлять ее здесь, когда у моего сына проявился дар и пока он все еще живет в доме тоже опасно. Поговорите с ней, может после вы сможете мне посоветовать, как быть.
— Хорошо, — кивнул головой Дим, — когда она придет в себя, сообщите мне.
— Я думаю, это случится к ужину. Как раз хорошее время, чтобы пообщаться.
Когда Дим зашел в комнату, Олайя уже спала. Она быстро уставала, и ей постоянно требовался отдых. Он накрыл ее одеялом, сел рядом, аккуратно, чтобы не разбудить, взял ее руку в свою, целуя пальчики, ладошку. Удовлетворенно закрыл глаза, откинувшись на высокую спинку кровати, наслаждаясь тем, что она с ним, оберегая ее покой и сон.
Вечером, как он и обещал Милоре, они вышли в общий зал к ужину. В мягком кресле среди подушек и одеял сидела молодая женщина. Димостэнис замер.
Прошедшие миноры сильно изменили ее. Белокурые блестящие локоны были больше похожи на паклю, тусклую и серую. В огромных голубых глазах больше не было той восхитительной наивности и задора, лишь усталость и обида. Впалые щеки, остро выступающие скулы, пухлые губы страдальчески изгибались. И все же не узнать ее было нельзя.
Так же, как и она не могла не узнать его. Глаза девушки остановились на нем. В них ярким пламенем разгоралось отчаяние.
— Нет! — она вскочила с кресла, с надеждой смотря на дверь за его спиной. — Нет! Нет! — отступать ей было некуда, и она забилась в угол. — Пожалуйста! Не заставляйте меня возвращаться. Нет!
Потом ее ноги подогнулись, и она сползла на пол, закатив глаза.
Все произошло так быстро, что никто не успел ничего предпринять. Девушка распласталась по полу, беспомощно ударившись головой.
Первой опомнилась Олайя. Ее сущность целителя не могла не отреагировать на такое. Она подбежала к потерявшей сознание, приподняла ее голову. Тут уже подоспела Милора с подушкой и одеялом. Целительница положила ладонь на лоб страдалице, опустила на виски, на грудь, послушала, как бьется сердце, и в каком состоянии хьярт. Ощупала живот.
— У нее начинаются роды, — произнесла она. Снова вернула руки на живот. Нахмурилась, покачала головой. — Ей нужна будет помощь. Без хорошего, полноценного целителя здесь не обойтись.
Хозяйка дома, естественно, не поняла, что Олайя имела в виду под «полноценным целителем», но не стала терять времени на лишние вопросы. Повернулась к прислужнице, которая накрывала на стол:
— Скажи Норилу, пусть пошлет за целителем. Немедленно.
Та кивнула и убежала.
— Милора, — опять заговорила Олайя, — нам нужны будут одеяла, простыни, вода. — Она стала расстегивать пуговицы платья на девушке, освобождая ее от давящей тяжести. — И, мужчины, выйдете, в конце концов, из комнаты!
Димостэнис дошел до лестницы, не видя, куда он идет, споткнулся о ступеньку, тяжело опустился на нее.
… Если ты вернешь мне Агнию, я благословлю твой союз с Олайей. Как тебе такая сделка? …
Эти слова звучали в голове Дима с того мгновения, как он увидел беглянку. Он никак не мог от них избавиться, заставить замолчать этот самодовольный, уверенный в своей правоте и безнаказанности голос.
Сэт проходил за сэтом, ничего не менялось. В комнату постоянно входили — выходили люди: целитель, Милора, прислужницы. Выносили грязные простыни, приносили воду. Димостэнис все так же сидел на ступеньке лестнице, борясь со своими мыслями. С самим собой.
В очередной раз открылась дверь, и вышла хозяйка дома с врачевателем. Их лица выражали крайнюю степень печали, они были расстроены, о чем-то тихо переговариваясь.
Дим зашел в комнату. Олайя сидела на полу, рядом с роженицей. Ее лицо, одежда было перепачкано кровью, как и все вокруг. Агния лежала с закрытыми глазами, укрытая простыней.
— Она без сознания.
Дим кивнул, подошел к ней, опустился на колени. Она посмотрела на него мутными от усталости и собственной боли глазами.
— Ничего не получается. Она слишком измождена и устала, у нее не хватает сил. И ребенок не хочет помогать.
— Они умрут?
Олайя неопределенно пожала плечами.
— Есть один маленький шанс.
Она с болью посмотрела на него. Дим почувствовал, как у него сжимается сердце. Он опустился на пол.
— В нашу последнюю встречу с Аурино, — начал он, глядя в никуда, в пустое пространство перед собой, — он сказал мне, что женщина, с которой у него были отношения ждет ребенка, что он против и тот не должен родиться на свет. Ему не нужны проблемы, — он сглотнул вязкий комок, вставший в горле. — Он сказал, что отдаст мне тебя, если я найду ее и верну, — Дим перевел глаза на роженицу. Посмотрел на Олайю.
Она беззвучно плакала. По ее щекам текли слезы, размывая кровавые полосы. Он не отрываясь смотрел на нее.
— Все что мы делали в последнее дни — безумие. Мы можем все изменить. Сейчас.
Дим потянулся к ней. Девушка отвесила ему пощечину. Порывисто прижалась, гладя по щеке, по которой ударила.
— Лала, — он даже этого не заметил, — мы можем изменить нашу судьбу. Поменять наше счастье на…, - он запнулся.
— Наше счастье в обмен на их жизни, — договорила Олайя за него, кивнув головой в сторону Агнии. — Счастье — на жизнь. Ты сможешь жить с этим?
— Я люблю тебя. Ради тебя я готов на все.
Она еще сильнее обняла его.
— Ты — не он, — прошептала она, — тебе не безразличны чужие несчастья. Ты готов сражаться за тех людей в деревне, хотя прекрасно понимаешь, что их судьбы капля в море несправедливости и страданий, в котором живут люди в Астрэйелле. Ты готов создать новый мир только чтобы твоя сестра была счастлива. Ты будешь искать дорогу, по которой мы обязательно снова встретимся. Но ты не убийца! Ты не будешь причинять боль только для того, чтобы самому быть счастливым. Ты не такой как все. Ты особенный. И я люблю тебя больше жизни.
— Ты сама сказала, что они умрут!
— Я могу сделать ей операцию и вытащу ребенка. Мне хватит на это силы и времени.
— Если я сниму обруч бессилия, формула союза наберет свою силу и это будет уже необратимо.
— Если я не сделаю то, о чем говорю — они оба будут умирать долгой мучительной смертью.
Дим запустил пальцы ей в волосы.
— Каждый день без тебя — хуже смерти. Мучительная пытка.
— Я буду тебя ждать, — Олайя прижалась, спрятала мокрое от слез лицо у него на груди. Он чувствовал, как ее тело сотрясается от рыданий.
— Я всегда буду возвращаться к тебе.
Димостэнис положил ей руку на грудь, чувствуя нити своего плетения. Невыносимо больно отказываться от своей самой сокровенной мечты, стоя от нее всего лишь в шаге.
— Ты меня любишь.
— И ты меня.
Обруч бессилия распался, уходя свободной силой в ее кровь. Она глубоко вздохнула. Подняла голову, расправила плечи.
— Позови Милору и еще женщин, которые были. Мне нужна будет помощь, — Олайя опустилась перед роженицей.
Он стоял, не двигаясь, не смея уйти от нее, не смея больше не смотреть на нее.
Она повернула к нему голову.
— Уходи! Прошу тебя. Ты думаешь, тебе одному больно?
Димостэнис закрыл глаза, медленно отступая вглубь комнаты. Наткнулся спиной на дверь, открыл.
Всего в одном шаге!
Милора вышла из комнаты чуть меньше чем через сэт.
— Все закончилось. Ребенок жив. И его мама.
Дим не ответил. Ему было все равно.
— Целительнице, — это слово женщина произнесла с глубоким почтением, — стало плохо. Она отдыхает.
Он рванул в комнату. Распахнул дверь.
Олайя сидела в кресле. Голова запрокинута, руки безвольно лежат на подлокотниках. Она была без сознания. Дим отнес ее в комнату. Бережно положил на кровать, оттер с лица и рук кровь. Позволил себе сесть рядом, еще раз дотронуться до губ. Ее дыхание было едва слышным, а ладони ледяными. Дим понимал, что времени осталось совсем чуть-чуть. Подошел к окну, послал сильный импульс.
Олайя в себя так и не пришла, когда он, закутав ее в плащ, вышел из дома, где их уже ждал Хорун.
Они едва долетели до границы центральной квоты, когда встретили первый патруль. Обычно гвардейцы контролировали воздушное пространство лишь над Эфранором, но сейчас едва он опустился в зону видимости, как их окружили сразу пять летунов с наездниками.
Однако их не тронули, лишь сопровождали на почтительном расстоянии. Пока они не долетели до следующей границы и конвой не сменился. Дима это устраивало, лишь бы никто не отнимал у него драгоценного времени. У границы Эфранора патруль усилился. Появились каратели. Их по-прежнему не трогали.
Здесь поводень уже был в полной своей силе. Из-за стены дождя сложно было различить что-либо на расстоянии вытянутой руки. Вода заполняла собой все пространство от небес до земли. Порывы промозглого холодного ветра превращали крупные капли в кусочки льда, которые больно впивались в кожу, раня ее, особенно на такой высоте. Димостэнис выставил защиту, огородив их троих серебряным щитом, в котором стихии вязли, растворялись, наполняя дополнительной силой.
Наконец в этой дождливой хмури Дим смог различить шпиль Эллетера, разделяющую стену, дворец. Он начал снижаться. Ярх приземлился на заднем дворе, где не было лишних свидетелей и любопытных глаз. Каратели еще кружили в небе, когда он спешился, поправил на Олайе сбившийся плащ и скрылся во дворце.
Коридоры были пусты, каждый шаг гулким эхом разносился по стенам, отражался в его сердце. Позднего гостя никто не остановил, не преградил дорогу, не мешал. Димостэнис дошел до покоев его величества. Здесь тоже никого не было. Он толкнул тяжелую дверь и вошел. Комнаты были пусты, лишь в самой дальней, в спальне он увидел свет огневиков.
Аурино сидел в кресле, в его руках была книга, которую он с интересом читал. Димостэнис прошел мимо, положил Олайю на огромное белоснежное ложе. Прядь волос выбилась и лежала на ее лице. Он не сдержался, убрал ее, в последний раз позволив себе, на доли мгновения прикоснуться к ней.
Грудь сдавило. Боль от предстоящего расставания он ощущал физически. И это было хуже любой пытки.
Что император ждет от него сейчас? Дим посмотрел на Аурино, все так же не отрывающего взгляда от книги, как будто ничего не произошло. Что надо сделать, чтобы он отдал ему Олайю?
Упасть перед ним на колени. Покаяться во всех своих грехах. Присягнуть на верность и заверить, что будет снова преданно служить ему.
В это жуткое мгновение Димостэнис понял, что готов сделать это.
Рассказать, что знает о Мюрджене, о Фельсевере, даже о поселении. Рассказать об Агнии и о ребенке.
Огневики торжественно и зловеще освещали недвижимую фигуру императора. Тени от них застыли на стенах и потолке.
… И ты обязательно найдешь дорогу, на которой мы снова встретимся …
Дим сделал шаг вперед.
Чем не выход? Просто склониться перед своим императором. Ведь так изначально было положено. Он был рожден, чтобы служить. Чтобы быть верным и все свои силы отдавать на благо своего властителя.
Еще один шаг. Обернулся на Олайю. И когда она откроет глаза, она вновь увидит его. Как она хотела. Что ему вся Вселенная, если он сможет сделать счастливой ее!
Всего лишь склонить голову и быть покорным.
Еще одни шаг. Он уже совсем рядом.
… Ты — не он. Ты особенный ….
Дим глубоко вздохнул, обрывая нити силы, пленившие его. Мощь дара Эллетери откатила, разомкнула свои губительные объятия. Дышать стало легче. В голове прояснилось. Он выставил щиты, серебро второй кожей окутало его.
Аурино захлопнул книгу, повернулся к нему.
— Почти получилось, — он слегка раздосадовано поморщился и окинул Димостэниса взглядом с головы до ног. — Я гляжу, ты тоже зря время не терял. И честно говоря, смог удивить меня. Я ждал вас гораздо раньше.
В его светлых, почти прозрачных глазах, светилось самодовольство и превосходство победителя.
Сейчас Диму хотелось его убить. Вызвать на поединок и уничтожить, стереть с лица Элиаса, чтобы даже воспоминания не осталось. Однако даже если у него получится, Олайя переживет его всего на несколько сэтов. Если бы формула скрепления союза распадалась со смертью ее создавшего, Дим бы уже давно попытался сделать это.
— Ты мог бы быть великим, как твой отец, — медленно проговорил Димостэнис, — который не побоялся выступить против всесильных помощников и пойти им наперекор, который показал кто на самом деле правит Астрэйеллем. Ты мог бы, как и он, попытаться изменить ход истории и создать новую империю. Ты всего лишь слабое, безвольное ничтожество.
Император скривил губы. Усмехнулся.
— А ты? Всемогущий мой советник. Ты вершил судьбы, даже моя и то была в твоих руках.
— И ты испугался! — презрительно воскликнул Дим — Что Серебряный займет твое место?
Аурино проигнорировал его замечание.
— Кто ты теперь? Изгой и отступник. Один против всех. Ненавидимый Великими Домами, гонимый теми, над кем раньше имел власть.
— Меня не волнует мнение обо мне людей, которых я не считаю достойными этого. Тем более всему, что ты перечислил, способствовал именно ты. И новый виток ненависти Великих Домов ко мне тоже ты спровоцировал. Тебе нужны союзники против меня. Ты же знаешь, что я не убивал Олафури.
— Знаю. На нем был ошейник. Ты слишком благороден, мой серебряный друг, чтобы использовать и его и кинжал. Скажу больше — я даже знаю, кто это сделал. Ты всегда был лишь оружием в моих руках. Моей ширмой. Моей тенью. Как хочешь!
Император издевательски рассмеялся.
— Тебе надо было всего лишь признать мою волю. Признать меня своим повелителем. Тогда ты не превратился бы в гонимое ничтожество.
— Слишком высока цена была, — Дим кинул взгляд в сторону Олайи.
— Она все равно моя.
— Я тебе ее не отдам. Я больше не отступлю.
— Ты бросаешь мне вызов, Серебряный? — пренебрежительно фыркнул Аурино.
Димостэнис стиснул зубы, держа себя в руках.
— Да.
— Считал тебя умнее. Какой же ты глупец, думая, что сможешь выстоять один против меня. Против силы! Против всей империи!
— Чтобы сила на тебя работала, сначала убедись, что она тебе принадлежит, — не преминул наступить на больную мозоль бывший главный советник.
— Жаль, что твои советы мне больше не нужны!
Их взгляды скрестились. Последний поединок, на кону которого стоит судьба, да и жизнь тоже.
— Пусть победит сильнейший, — принял вызов Эллетери.
Дим подошел к окну, распахнул. В комнату ворвался холод и тьма. Хорун спланировал сразу же, повиснув в воздухе, ожидая дальнейших действий своего хозяина. Тот перепрыгнул на его спину, бросил последний взгляд в комнату. Аурино медленно подошел к кровати, склонился над Олайей.
Димостэнис проводил дни, закрывшись в комнате в доме Милоры. Ему оставалось лишь ждать. Того момента, когда Аурино снимет с Олайи формулу союза перед тем, как богослужитель обручит их и соединит их жизни печатью Зелоса. Рокового мига, когда в его руках будут их с Олайей судьбы.
Права на ошибку у него больше нет.
В дверь тихо постучались. Дим не отреагировал. Обычно стучали, когда приносили еду, чтобы он знал, и уходили, оставляя поднос перед дверью. Однако стук повторился. Он встал, подошел к двери, распахнул ее перед нежданным визитером. На пороге стояла Агния. Сейчас она выглядела намного лучше, чем при их первой встрече. Лицо чуть поправилось, ушла изнуренная худоба и черные тени под глазами, волосы были заплетены в короткую косу и уже не выглядели растрепанной паклей. Хотя конечно до утонченной яркой красавицы, которая гуляла по набережным Эфранора, ей было далеко.
— Доброго вам дня, — она замялась, не зная, как его назвать.
— Вы, как я погляжу, оптимистка, — Дим не стал ей помогать, и общаться у него желания не было. Однако посетительница не собиралась уходить, пришлось отступить в комнату, чтобы не разговаривать на пороге.
— Я слышала ваш разговор с целительницей, — Агния испытывающе смотрела на него.
Если она думает, что он раскаивается, то зря. Олайя рисковала своей жизнью ради нее и ее ребенка, и Дим не считал это равноценным обменом.
— Это правда? — спросила она.
— Что? — сухо уточнил Димостэнис.
— Что Стефан хочет убить нас.
— Кто? — с раздражением переспросил он.
Она досадливо поморщилась.
— Аурино.
Димостэнис осмыслил ее путаницу. Пренебрежительно фыркнул.
— Вы еще скажите, что не знали, с кем имеете дело.
Девушка сжала губы.
— Сейчас речь не об этом, — тихо ответила она. — Я хочу помочь Олайе.
Мужчина зло усмехнулся.
— Знаете, я ненавидела ее. Когда скиталась, перебиралась с одного дешевого постоялого двора на другой, шарахалась от каждой тени, мне казалось, что это она во всем виновата, она разлучница и ради нее он нас бросил. Той ночью поняла, какие страдания и боль стоят за этим союзом.
— В этой истории счастлив, по всей видимости, только один Стефан! — язвительно воскликнул Дим.
— Так это правда? — Агния не обращала на его сарказм и злость никакого внимания.
— Он сказал, что ребенок — проблема. А они ему не нужны, — он не собирался щадить ее чувств.
Девушка вздрогнула. Ее глаза наполнились слезами, но она сумела взять себя в руки. Сжала пальцы, так что побелели костяшки, распрямила плечи.
— Я помогу вам. Отвезите меня к нему.
— Вы думаете, что спланированным актом самоубийства сможете как-то помочь Олайе? Скорее тогда уж Аурино.
Агния сняла с руки браслет, протянула ему.
— Этим я смогу помочь?
Димостэнис сразу узнал украшение, хотя сейчас в нем не было ни одного камня. Та роскошная вещь, которую император подарил своей фаворитке на балу цветов. Он повертел его в руках, не понимая, как это уже потерявшее свою былую красоту украшение сможет им всем помочь. Его пальцы нащупали какую-то надпись на обратной стороне браслета, он перевернул. Это был родовой знак Дома Эллетери, наложенный на герб семьи Агнии и скрепленный печатью Зелоса.
Дим замер. Медленно поднял глаза, на стоящую перед ним императрицу. А за стеной в своей люльке спал законный наследник империи.
О, Боги! Как Аурино мог пойти на это? Что им двигало? Чем он думал!
Все дьяволы Бездны! Как он сам просмотрел это?!
— Я все равно не поведу вас в Эфранор. Если вы хотите умереть, то без моего участия.
— Он не причинит мне вреда. Лично он. Поэтому я и прошу вас проводить меня, чтобы я имела возможность увидеть его, поговорить.
— Что вы ему предложите? Публично перед всем народом признаться, что он тайно заключил союз с девицей, которая никак не может быть его избранницей? Что он почти целый ар морочил всем голову? Если вы хотели быть с ним, вам не стоило уходить. Возможно, у вас был бы шанс.
— Вы его не знаете! — с ноткой превосходства воскликнула она, задрав подбородок. Будто соперничала с ним.
— Я?! — изумился Димостэнис. — Большую часть наших с ним жизней мы были самыми близкими людьми. Он не колебался, когда решил сломать мою судьбу. И не задумывался, когда пытался убить.
— Вы говорили Олайе, что любите и будете искать дорогу, по которой сможете идти рука об руку, — использовала она последний довод.
— Вас это не касается, — зло ответил он.
— Вы доведете меня до Эллетера в тот день, когда служитель Зелоса должен будет соединить их союз.
Дим прикусил нижнюю губу. Если этот союз будет расторгнут по вине Аурино, то Олайе ничего больше не будет угрожать. Она будет невинной жертвой, обманутой и отверженной. Она будет свободной и сможет жить, как захочет. Ее жизнь будет принадлежать лишь ей самой.
Возможно, ради этого стоит попытаться сделать то, что предлагает эта безумная. Возможно, не так уж она и безумна. Если она прилюдно объявит себя избранницей императора и предъявит доказательства этого, ее жизни больше ничего не будет угрожать. Его же величество будет поставлен в крайне неприятное положение. Он вынужден будет оправдываться перед Советом Пяти за ослушание и необдуманные поступки, перед народом за ложь и вероломство, за свою слабость и неумение контролировать ситуацию.
Что будет происходить в государстве потом? Собственно, его это уже не будет волновать, но какое-то время ни Совету, ни самому императору будет ни до него и Олайи.
— Вы выдержите этот путь? — резко спросил Дим. — Я выезжаю через несколько дней. Дорога будет сложной, погода сейчас, как вы видите не очень, дожди и дороги размыты. На экипажи и долгие остановки у нас не будет времени.
— Я согласна, — быстро проговорила Агния, словно боялась, что он передумает.
— Если за это время не перемените своего решения, я возьму вас с собой.
Она не переменила и в назначенное время уже ждала его у ворот дома. Димостэнис бросил на нее быстрый взгляд и передал поводья от лошади. Они не общались. Лишь иногда он коротко докладывал своей спутнице, где они едут, где будут ночевать и когда выезжают снова.
— Я, на самом деле, не знала, кто он, когда мы с ним познакомились, — для Агнии общение с ним было еще одним испытанием. Или наказанием за ее неправедный образ жизни. Она и сама не знала уже за что, но в какой-то момент просто больше не могла молчать. Разорвать эту гнетущую тишину, наполненную его отчуждением и осуждением стало необходимостью. — Я всего семидневье назад приехала из Приморской квоты, где жила большую часть своей жизни со своей тетей после смерти мамы. Отец решил, что я уже достаточно выросла и решил забрать меня к себе в столицу. Мы встретились со Стефаном в средней части города на берегу пруда. Я каждый вечер приходила кормить туда уток, мне это напоминало о доме, а он просто проводил там время. Это было его место для уединения, когда ему нужно было сбежать от всех проблем и людей, окружающих его. Его личный мир, где он мог спрятаться. Правда в первое время он не верил, что наша встреча была случайностью и считал, что меня подослали к нему вы.
Димостэнис за все время ее монолога, не проронивший ни слова, лишь скривил губы. Он не считал Аурино врагом, поэтому никогда не следил за ним и не приставлял своих людей, хотя возможности такие, естественно, были. А на то, чтобы заботиться о личной жизни императора и поставлять ему новых девиц у него времени не было.
— А я просто наслаждалась каждой нашей встречей. Я еще ни разу не общалась ни с кем подобным ему. Мы разговаривали и молчали. Любовались кувшинками и кормили уток. Ходили по берегу пруда или прятались в тени деревьев. Он мог быть хмурым и озабоченным, и на его лице, словно сгущались тени забот и проблем всего мира. Однажды я сказала ему об этом. Его это сильно развеселило.
Агния прервалась. Дим украдкой бросил на нее взгляд. Девушка задумчиво смотрела перед собой и слегка улыбалась, словно не тряслась сейчас в седле под промозглым дождем, а стояла на берегу маленького прудика и смотрела на любимого мужчину.
— Он называл меня инопланетянкой и говорил, что я создала для него его личную Вселенную, о которой он всегда мечтал и просил меня быть хранительницей этого мира. А потом мой отец получил приглашение на Бал Цветов. Это было невероятное событие в нашей жизни. Мы не принадлежим к знатному роду и это было огромнейшей честью для нас. Отец позволил заказать мне платье у одного из лучших портных города, у которых обычно одевались благородные дамы. Я еще никогда не чувствовала себя такой счастливой и очень надеялась, что Стефан увидит меня во дворце, по приглашению самого императора, в этом шикарном наряде.
Она пытаясь сделать это незаметно, быстро смахнула слезу со щеки.
— А потом я увидела императора и моя жизнь, мои надежды, мечты разбились вдребезги в одного мгновение. Я всегда мечтала о том, что Стефан окажется младшим сыном из какого-нибудь не очень знатного рода и у меня есть хоть небольшой шанс стать его избранницей. Я убежала из дворца. Я даже не помню, как оказалось на берегу этого пруда и просидела там всю ночь. Меня словно больше не существовало. Очнулась от того, что кто-то сел рядом. Это был Стефан. Не император Астрэйелля, которого я совсем недавно видела в блеске его величия, славы, искрящихся стен, прекрасных дам и благородных сэев, а мой Стефан. Такой же родной и близкий. Он протянул мне браслет и сказал, что хочет, чтобы я стала его избранницей. Я ответила, что я ему не ровня и нам никогда не разрешат заключить этот союз.
Агния задумчиво кусала губы.
— Вы конечно же знаете, эту особенность его дара — умение чувствовать эмоции других и предавать свои?
Димостэнис как обычно ничего не ответил.
— Меня буквально захлестнула его злость, непримиримость, обида, старые переживания. Его величие и чувство собственного достоинства, понимания собственного я, властность. Его желание доказать свое право на принятие любых решений. Я чувствовала каждую его эмоцию как свою. Стефан сказал, что он правитель всех живущих под этим небом и он сам решает судьбу своих подданных и свою в первую очередь. И ему не надо спрашивать разрешения. И я как обычно не смогла противостоять его воле и своим чувствам.
Дим помнил эту ночь, когда Аурино пришел к нему за советом, но даже предположить не мог, что после тот пойдет и заключит семейный союз с девицей, о которой он говорил.
— В это же утро мы зашли в храм Зелоса в одном небольшом селении в пригороде Эфранора. У Стефана было письменное согласие на заключение союза с подписью императора, а на браслетах выгравированы наши имена. Их осталось лишь скрепить печатью Зелоса. Храмослужитель, который получил щедрое вознаграждение за свои услуги сделал все быстро и четко. Он даже не смотрел, куда он собственно ставит печати, видно оказывал услуги такого рода не впервые. Мало ли пар, которые спешат заключить союз, не называя своих имен, не окруженные толпой близких, не имеющих благословения отцов своих. Главное было разрешение с подписью императора. А потом было праздничное шествие императора по улицам Эфранора и его ранение. Эти ужасные дни, когда я сходила с ума, не имея возможности быть с ним. Я даже не знала, как он и увижу ли я его когда-нибудь снова. Но он поправился и пришел ко мне. Мы больше не расставались. Он сказал, что хотел объявить обо мне народу после шествия, но сейчас все изменилось и что он сделает это немного позже. Что мне надо чуть-чуть подождать и больше никто не сможет сказать слово против его воли.
Дим стиснул зубы. Те самые дни, когда Аурино воевал с советниками и думал, как избавиться от него.
— Мне было все равно. Главное мы были вместе, и я не сомневалась в его чувствах. А потом я поняла, что беременна и сказала ему об этом. Но он был резко против. Говорил, что сейчас не время и что ребенок все усложнит и испортит. Тогда я не поняла, что может испортить ребенок, но думаю, он испугался, что ему придется делить нашу Вселенную еще с кем-то.
Димостэнис едва удержался, чтобы не фыркнуть. А еще его величество испугался, что представить народу непонятно откуда взявшегося ребенка и объявить его законным наследником будет уже перебором даже для лояльно в тот момент настроенной знати. Аурино еще мог придумать красивую историю для появления избранницы, подделал бы ее происхождение, свалил бы на поверженный Совет Пяти еще одно злодеяние и попросил бы у своих подданных право на счастье. Но наследник — это будущий правитель Астрэйелля. Его кровь должна быть подтверждена и родиться он может только в законном и признанном всеми союзе. Человек в чьих жилах течет непонятно какая кровь не может быть властителем великой империи. Это каждый имперец впитывает с молоком матери. Это крах династии Эллетери.
— Мне пришлось уйти. Я не могла потерять это дитя. Это как предать все то, что между нами было.
Дим резко повернул к ней голову.
— А то, что вы предаете мужчину, который ради вас и так совершил невозможное, вы не подумали?
Агния поджала губы. Больше она ничего ему не сказала. Замкнулась в себе и молча терпела тяготы пути.
— В Эфранор нам с вами не войти. Сейчас стража усилена и проверяют всех с особой тщательностью и рвением.
Димостэнис спрыгнул с лошади около небольшого постоялого двора недалеко от дороги.
— Как же мы туда попадем?
Агния сползла со спины животного, схватившись за подпругу, чтобы не упасть. Дорога была долгой. Она еще никогда не проделывала такой большой путь верхом. К тому же после рождения сына она еще не пришла в себя. Девушка разжала пальцы, чувствуя, как ноги разъезжаются по грязи. Она взмахнула руками, ловя лишь пустоту, не чувствуя никакой опоры, и упала прямо на руки мужчины, которого она еще мгновение назад видела у своей лошади.
— Я же просил вас оставаться дома, если вы еще не пришли в себя, — прошипел Дим ей на самое ухо, склонившись так, чтобы со стороны это смотрелось, как заботливые объятия.
Он взял ее за руку, чуть повыше локтя и потащил за собой. Дождь и ветер хлестали прямо в лицо и, в общем, она была ему благодарна даже за такую поддержку.
— Доброго вам вечера, кир, — хозяин постоялого двора любезно вышел из-за стойки, поклонился мужчине, потом его спутнице, — кира.
— И вам, — Димостэнис вежливо улыбнулся. — Мы с избранницей хотим снять у вас комнату на несколько дней.
— Буду рад услужить вам. У меня есть замечательные светлые комнаты. Ах! — смущенно поправил самого себя мужчина. — Какой свет в это время ара? Но у нас есть огневики, вам будет комфортно.
Агния ощутимо оперлась на руку своего спутника, когда они поднимались по лестнице вслед за прислужником. Дим вынужден был подхватить ее за талию и буквально дотащить до комнаты.
— Я отлучусь на какое-то время. Мне нужно найти человека, который нам поможет. Вы не должны выходить из комнаты. Еду будут приносить сюда и все необходимое, что вам может понадобиться. Чем меньше вас будут видеть, тем лучше.
Подождав мену, чтобы она могла ему ответить, Димостэнис пошел к двери.
— Знаете, — донесся вслед ее голос, — вы очень похожи со Стефаном.
Он резко развернулся, сверля ее взглядом.
— Если вы считаете, что сказали мне что-то приятное, вы очень ошиблись.
— Нет, правда, — она оперлась руками на кровать. — Я заметила это, когда еще в первый раз увидела вас. Вы даже разговариваете одинаково — приказами. Как будто не может существовать другого мнения.
— Вы можете мне что-то сказать? — язвительно фыркнул Дим. — Вы знаете, что нам надо делать? Куда идти? Как попасть в город? Я вас с удовольствием выслушаю.
Она какое-то время еще смотрела ему в глаза, потом не выдержала, отвернулась.
— Вы меня ненавидите?
— Мы не столь близки с вами, чтобы я испытывал к вам такие сильные чувства, — он вышел за дверь.
Димостэнис ее ненавидел. Аурино и вправду совершил невозможное ради нее. Ей надо было всего лишь немного подождать. Но в этот сложный период, она бросила его, не поддержала, оставила одного на распутье. Хотя уже была его законной избранницей, той, которая в храме Зелоса дала клятву идти рука об руку по дороге жизни, несмотря ни на какие трудности. И сделала это добровольно.
В тот момент она решила судьбу их всех. Свою, Аурино, его самого, Олайи.
Насколько Дим знал своего императора, тот не умел прощать предательство. На что она надеется? На то, что как она считает, знает Стефана?
Диму было ее не жаль.
Он все время думал о том, что Олайя решила не продолжать жить пленницей. Что она готова была умереть, лишь бы не быть избранницей императора. Больше всего Димостэнис боялся, что, если он ничего не придумает или опоздает, она все же исполнит свое желание.
Дим не просто проводил время в доме Милоры, он ждал. Он знал, что ему не пройти в Эфранор, даже с документами на другое имя. В преддверии своего праздника Аурино сделает все, чтобы он не попал в город. Не просто закроет воздушное пространство и усилит стражу на постах — спустит на него тех, кто знает его лично. Тех, у кого будет четкий приказ — не дать ему пройти. И, по крайней мере, тайком он точно не попадет в столицу. Какой тогда толк от того, что он там будет?
Помочь сейчас ему мог лишь один человек. Один, который все еще был предан ему, несмотря на то, что он потерял свое положение и стал обычным изгоем, а теперь еще и преступником. Дим послал весточку Клиту с просьбой о встрече. И неспроста прибыл в этот городок всего в двух сэтах езды от Эфранора в этот день и остановился на этом постоялом дворе.
К воротам столицы Дим подъехал уже к вечеру. В это время ара было уже темно, а постоянно хлещущий дождь уже буквально в несколько шагах делал все неразличимым. Здесь было много народа. Повозки, отдельные всадники, пеший люд, все те, кто хотел попасть в столицу в эти дни, до того момента, когда она окончательно не будет закрыта. Здесь легко было затеряться среди массы людей и быть незамеченным, пока не войдешь в первую черту стражников, проверяющих каждого прибывающего гостя.
Димостэнис не спешиваясь, пристроился в хвост толпы, некоторое время ехал так, потом слез с лошади и не спеша повел ее к ближайшему дереву, привязал, немного постоял и вернулся в толпу.
— Доброго вечера, — услышал он мен через десять знакомый голос. Повернул голову, встретился глазами со своим бывшим помощником.
— И тебе.
— Вам надо попасть в Эфранор?
Дим усмехнулся.
— Верно подметил.
— Как только я получил весточку от вас, я сразу понял, чего вы хотите. Я думал об этом все прошедшие дни. Все входы-выходы строго контролируются карателями, законниками и нашей службой. Мы смотрим за людьми и друг за другом. Каждый такой отряд возглавляет кто-нибудь из личной гвардии императора. У них есть строгий приказ — не впускать вас в город. Даже в пригороде идут всеобщие проверки. Вы должны быть осторожны. Потому что в случае сопротивления вас не будут пытаться задержать. Есть четкий приказ.
Дим иронично выгнул брови. Даже так? Его величество так боится Серебряного?
— Нет совсем никаких шансов?
Клит чуть прищурил глаза.
— Я же вам сказал, что думаю над этим уже несколько дней. Довольно большой срок, чтобы найти выход. Вернее, вход, — чуть улыбнулся он. — Вы ведь сами всегда говорили, что наша служба должна отличаться от всех именно этим. Знать то, чего не знают другие, быть там, куда не может войти никто.
— Я не один.
Помощник замер.
— Вы этого не говорили.
Дим пожал плечами. Клит тяжело вздохнул.
— Завтра вечером я буду у вас. Будьте готовы выходить.
Димостэнис вернулся на постоялый двор уже под утро. Зашел в комнату. Агния не спала, она вся дрожала, забившись в угол кровати и выглядела испуганной.
— Что-то случилось? — тревожно спросил он.
Девушка помотала головой.
— Я испугалась, что вы не вернетесь. Вас так долго не было.
Дим не ответил, взял один из огневиков, висящих на стене.
— Везде полно законников, — произнесла она, — на улице, здесь. Я даже не стала открывать дверь, когда стучали.
— Скорее это был прислужник с едой, — все же ответил ей Димостэнис. Огляделся в поисках подноса с посудой, — вы сегодня хоть что-нибудь ели?
Агния покачала головой. Мужчина тяжело вздохнул.
— Я принесу вам ужин.
— Подождите, — окликнула его девушка. — Я не голодна. Могу я попросить вас об одолжении?
Дим нахмурился.
— Вот, — она протянула ему браслет, — я хочу, чтобы он был у вас.
— Почему?
— Так будет надежнее.
— Вы же говорите, что не боитесь Стефана.
— До него далеко. Есть много других людей, которых я боюсь.
Агния бросила на него умоляющий взгляд.
Дим протянул руку, взял украшение, положил его в карман плаща. Девушка вновь укуталась в одеяло и легла. Он пошел в купальню. Закрыл дверь, разжег огневик, достал браслет, еще раз осмотрел печать Зелоса на нем. Тяжело вздохнул и вновь положил в карман.
Плащ был весь в грязи, как штаны и обувь. Относительно чистой оставалась лишь куртка. В такую погоду защитить себя можно было лишь с использованием силовых барьеров либо подчинением стихии, если тебе это подвластно. Дим не мог пользоваться своей силой, поэтому приходилось защищаться от непогоды как обычный человек.
Он стянул с себя грязную одежду, положил в предназначенный для этого короб, нагрел воду в ванной почти до горячей, чтобы согреться и с наслаждением погрузился в ее приветливое тепло.
Димостэнис спустился вниз по лестнице, зашел в обеденную залу, глазами нашел нужного ему человека.
— Приветствую, — Клит был собран и деловит.
Дим кивнул в ответ.
— Сегодня утром на одной из хлебопекарен недалеко от столицы был пожар, — тихо произнес помощник. — Было много жертв, пострадавших везут в столицу в обители. Обоз остановится около постоялого двора. Некоторых, менее нуждающихся в помощи высадят здесь, и другими повозками они будут доставлены к местным врачевателям.
Димостэнис слушал, не перебивая.
— В этой телеге останутся только те, кто пострадал сильнее всего. С сильными ожогами по всему телу и лицу, которые будут перемотаны тряпками. Вряд ли кто на границе попросит их размотать, чтобы проверить.
Клит снял крышку с глиняного кувшина, стоящего на столе. Оттуда пошел пар и соблазнительные запахи.
— Желаете? Я уже второй заказал, чтобы горячий был к вашему приходу, — он показал на свою кружку, которая была наполовину пуста.
— Что за пожар? — тихо спросил Дим.
Клит в это время наливавший напиток во вторую кружку, осуждающе поднял на него глаза.
— Не думаете же, что я его устроил? — он обескураживающе развел руками. — Я бы просто не успел.
Дим взял кружку, положил на нее ладони, согреваясь. В зале было довольно холодно.
— Там уже давно намечалось что-то подобное. Люди были недовольны устоявшимися правилами. Вот и подняли мятеж. Власти были готовы, успели вовремя остановить. Пострадавших не так много. Изначально у меня был другой план, а тут, в общем, нам повезло.
Дим подумал, как отреагировали бы обожженные люди, которые сейчас трясутся в этом обозе на подобное замечание. Клит всегда был довольно циничен, даже по меркам бывшего руководителя службы. То ли издержки ремесла, то ли последствия тяжелого детства и молодых аров жизни.
— Что ваш путник?
— Это женщина. Она будет готова, как только ты скажешь.
Дим вдохнул терпкий аромат имбиря и корицы, сделал обжигающий глоток. Имбирь забивал вкус, но тепло, которое приятно разлилось по телу, убрало этот недостаток, и он сделал еще несколько глотков.
Все же странно, что он ничего не слышал о пожаре. Единственная хлебопекарная фабрика, которую он знал в этом районе, была совсем близко, в небольшом поселении, находящимся меньше чем в сэте езды от приграничного городка, в котором они остановились. И все же он ничего не слышал. Ни разговоров других постояльцев на эту тему, ни рассказа трактирщика, который вряд ли упустил возможность посплетничать.
У Клита на воротнике куртки была пришита эмблема: серебряное око с длинными острыми как мечи ресницами. Помощник заметил его взгляд.
— Его величество оставил наш знак. И официально назвал службу — Оком императора.
Дим попытался глубоко вздохнуть, чтобы убрать некую скованность, охватившую грудь. Тело было будто ватное, а кончики пальцев, которые обычно покалывало от соприкосновения со стихиями, онемели и были ледяными. Он прислушался к себе. Такие далекие, но не забытые ощущения.
Яд, проникший в его кровь вместе с согревающим напитком, был знаком его организму. От его смертоносного воздействия Пантерри едва смог спасти его и сейчас он снова владел им, отнимал силы, мутил сознание.
Димостэнис поднял глаза. Клит внимательно следил за ним.
— Только нет руководителя, — медленно проговорил бывший помощник.
— Он пообещал тебе это место? — тихо спросил Дим, чтобы растянуть силы.
— Если я найду вас, и устраню проблему.
— Почему ты не сделал это раньше? У тебя были благоприятные моменты, — он пытался понять, что можно сделать.
— Его величество сказал, что возможно вы будете искать женщину, которая ему нужна. А тут вы появились и, на самом деле, кого-то искали. И я подумал, что, если чуть подожду, выиграю вдвойне.
Дим пытаясь делать это незаметно, схватился за край стула, на котором сидел. Грудь, где был хьярт, скрутило болью. Все же через желудок яд действовал куда медленнее, чем, когда попадал сразу в кровь. Тем более его хьярт уже несколько дней был опустошен, и только это еще давало ему сил держаться.
— Документы, которые ты мне сделал. Ты следил за мной?
Клит был настороже, следя за каждым его движением. Он кивнул.
— Я хотел, чтобы вы спокойно передвигались по стране, а я всегда бы знал, где вы. Все же вы исчезли, и я уже начал волноваться. А потом этот случай в Джарде. Снова увидеть вас — было чистым везением. Олафури, видимо, получивший от императора то же задание, что и я, решил, что сэя Аллара та самая, кого ищет его величество. Он чуть не спутал мне все карты.
— Это ты его убил? — догадался Дим.
Бывший помощник скупо улыбнулся.
— Вы очень помогли мне. Если бы не путы, которыми вы его связали, я вряд ли когда смог сделать это.
— Император знает, что это не я.
— Скажу вам больше, — вдруг самодовольно хмыкнул Клит, — он знает, что это я. И заверил, что, если вслед за сэеем Олафури я и вас отправлю к Вратам Зелоса, он не будет на меня злиться.
Волна бессилия накрыла с головой. За ней пришла другая, более мощная — волна отчаяния. Как он мог забыть главное правило — верить можно лишь себе. Димостэнис откинулся на спинку стула, чувствуя холодный липкий пот, покрывший его с головы до ног.
Клит очень внимательно смотрел на него.
— Мне правда жаль, что вы перешли на другую сторону. Вы были отличным учителем, и многое в меня вложили. В том числе, что человек никогда не исчезает в никуда и, если он потерялся, значит просто нашел место, где смог не наследить. Я очень долго искал ваши следы в той реке. И все же нашел.
Дим почувствовал, как от ужаса и чувства безысходности у него стынет кровь в жилах.
Элени…
Очередная волна бессилия накрыла с головой, он перестал сопротивляться и позволил ей затянуть себя в свой темный омут.
В дверь постучали. Агния уже давно была готова и ждала, когда ее спутник придет за ней. Как всегда, сердце боязливо сжалось при неожиданном стуке, она ничего не ответила.
Стук повторился, а потом повернулась ручка, и дверь открылась. На пороге стоял незнакомый ей человек.
— Доброго вечера, сэя, — учтиво поклонился он.
Она не ответила, сжалась, смотря за его спину, надеясь, что следом зайдет тот, кого она ждет.
— Простите, что напугал вас.
— Где Димостэнис? — все же спросила она.
— Он ушел. И просил передать вам, что вы можете мне верить. Я провожу вас туда, куда вы шли.
Агния замотала головой.
— Я никуда не пойду с вами.
Мужчина сжал губы, исподлобья смотря на нее.
— А со мной пойдешь? — услышала она знакомый голос.
Незнакомец, повинуясь едва заметному кивку головы вошедшего, покинул комнату.
— Стефан! — девушка встрепенулась, вскочила со стула, бросилась ему на шею. — Стефан! Я так скучала по тебе.
— Ты ушла от меня, Агния, — он не поднял рук, чтобы обнять ее. — Ты меня бросила. Я потерял свою Вселенную.
— Нет! — она взяла его руки в свои ладони, — я сохранила ее для тебя. Все так же, как и было. Я люблю тебя.
На лице императора застыло сожаление и разочарование.
— Зачем ты вернулась? Почему пришла именно сейчас?
— Ты решил сделать своей избранницей другую. Я не хочу терять тебя.
— Если бы это было так, ты бы не сбежала от меня.
— Я хотела спасти нашего ребенка.
— Ты обещала идти со мной одной дорогой. Перед самим Зелосом.
— Стефан, — заплакала она. — Я не предавала тебя.
— Где ребенок? — спросил Аурино.
— Ты хочешь убить его?
Его глаза застыли.
— Где он?
Агния закрыла лицо руками и зарыдала. Она опустилась перед ним на колени.
— Я прошу тебя, не будь таким жестоким. Ты не можешь так поступить со мной.
— Я просто хочу знать, где ребенок. И браслет. Я ничего не сделаю тебе.
Она покачала головой.
— Агния, не заставляй меня причинять тебе боль. Я этого не хочу.
Девушка подняла на него глаза, смотря снизу-вверх. Его лицо было словно маска, на которой не было видно ни одной эмоции. Она молчала.
— Ты не оставляешь мне выбора.
Аурино отошел от нее на шаг, несколько раз стукнул костяшками пальцев по двери. Через несколько мгновений в комнате появилось двое мужчин. Девушка поднялась на ноги.
Император бросил на нее последний взгляд и вышел из комнаты. Дверь за ним закрылась. Агния перевела взгляд с одного незнакомца на другого. Она вдруг вспомнила, где раньше их видела. На городской площади во время казни какого-то уличного вора. Девушка рванулась за своим избранником, но путь к двери был закрыт.
— Стефан!!!
Димостэнис открыл глаза и попытался сделать вдох. В нос, рот тут же полилась мутная жижа, перемешанная с грязью. Он попытался выплюнуть ее, но получилось только хуже. Легкие уже начало разрывать от боли. Он оттолкнулся от склизкого дна и сделал гребок руками. Наверх. Туда, где осталась жизнь.
Вынырнул на поверхность, жадно хватая ртом холодный свежий воздух. Хлесткий дождь бил по голове, лицу, плечам. Дим доплыл до берега, цепляясь за камыши, вылез на размытую землю и упал, тяжело дыша. Вода сплошным потоком падала с небес, он жадно поставлялся под ее струи, хватая ее чистую энергию, напитываясь ею.
Кругом был лес и топи. Его бывший помощник решил, что покончил с ним, и дно болота будет самым надежным местом, чтобы скрыть следы.
Поторопился мерзавец. Пока жизнь еще теплилась в нем, стихии чувствовали его. Они приняли его, создали защитный кокон и пока вновь не стал ощущать себя, давали ему свои силы, помогая вернуться к жизни.
Он не просто одаренный. Он — Серебряный. Мир не даст ему так легко уйти. Только откуда Клиту было знать это? Как и то, что этот яд, которым он его опоил, единожды попав в кровь, вырабатывает в ней защиту от самого себя. Хотя, конечно, зацепило его сильно. Сколько же Клит добавил этой дряни в напиток?
Дим все еще чувствовал, как дрожат руки и слабость во всем теле. Однако серебро уже разливалось по коже, потому что ярость, которую он испытывал, была сильнее любого яда, и заряжала сильнее, чем энергии стихий.
Димостэнис вышел на проезжий тракт уже почти к полудню. Хотя из-за серой хмари, которая затянула все вокруг до самого небосклона, трудно было понять точное время. По скользкой размытой дороге идти было тяжело и не получалось быстро, но он старался, понимая, что лишних мен у него нет.
Увидев его, всего промокшего, с ног до головы покрытого грязью, хозяин открыл рот, замерев, потом подскочил к нему, горестно причитая.
— О, Боги! Кир! Как же так? Что с вами сделали? А ваша избранница! — он прискорбно качал головой. — Ваша несчастная избранница!
— Что с ней? — Дим почувствовал дрожь во всем теле.
— О, кир! Ее нашли на тракте на обочине. О, Боги! — он опять начал причитать.
— Где она?
Мужчина опустил глаза.
— Мне так жаль, кир. Она в обители. Как обычно по всем правилам, если бы не объявились родственники, ее похоронили бы на общем погосте.
Дим медленно пошел к выходу.
— Кир! — снова окликнул его хозяин постоялого двора. — Куда же вы? Вам надо переодеться. Ваши вещи в комнате, я оставил ее за вами. Ждал.
Димостэнис поднялся в свою комнату. На кровати лежали его чистая одежда. Он прошел в купальню, смыл с себя грязь, вернулся к своим вещам, начал одеваться. Брюки, рубаха, куртка, плащ. В одном из карманов он почувствовал тяжесть, опустил туда руку, достал браслет.
Димостэнис откинул простыню с тела, лежащего на каменной скамье. С ней явно работали дознаватели его величества. Дима передернуло. Он вновь вспомнил вечер, когда император пришел к нему за советом, и страдание в его глазах.
О,Боги! Чуть ли не взвыл Дим. Милора… Вряд ли Агния смогла умолчать. Теперь эта женщина и все люди, живущие с ней подвержены опасности. Он выбежал из обители, послал серебряный импульс, ожидая ярха.
Хорун опустился перед своим наездником. Его крылья были опалены в нескольких местах, повреждена шкура. Димостэнис погладил верного летуна, добавляя к своим прикосновениям нити силы. Ярх благодарно заурчал. Дим вскочил ему на спину, окружил их двоих прочным серебряным щитом, и они рванули вверх.
В небе выстроенные кордоны стражей на ярхах, преграждали им дорогу. В отличие от Клита его величество знал, что этот яд его не убьет.
— Пора дружище, — тихо произнес Дим, — настал момент показать, чего мы с тобой стоим в реальной жизни.
Стражей было много. Их взяли в плотное кольцо. Никто не стал размениваться на пустые предупреждения и уговоры. Его не пытались задержать. Защитники воздушных границ выполняли приказ.
Импульсы всех четырех стихий врезались в щит, нанося в ней серьезные прорехи. Хорун взвыл, когда новый удар достиг цели и вырвал кусок мяса у основания крыла. Дим залатал прореху в защите, отдавая большую часть своих сил летуну. Стражи были подготовлены на славу — они даже знали формулы, которыми можно было пробить броню ярха.
Димостэнис ответил одним из своих собственных плетений, выбивая двух бойцов из седел. Резким движением сбросил куртку, открывая себе доступ к оружию. К сожалению, его было немного, но пара ножей молниеносными движениями, запущенными один за другим уменьшили количество врагов еще на двое.
Дим сжал колени на спине ярха и тот безошибочно исполнил волю хозяина. Нырнул вниз, уходя в острое пике и повергнув противника в замешательство. Растерявшиеся стражи кинулись за ним, когда, не давая им опомниться и прийти в себя, ярх вновь рванул вверх, обходя их стороной и выныривая за спинами.
Сверкая серебристыми искрами энергетическое лезвие снесло голову одному из стражей и задело еще двоих, руша попытки выстроить строй и взять отступника в кольцо.
Хорун вновь ушел вниз, изматывая противника. Вслед полетела боевая формула, которая ударила по наезднику, сминая остатки его защиты. Димостэнис пошатнулся. В глазах потемнело, он едва успел схватиться за основание крыла, чтобы не слететь с ярха. Над головой почувствовался новый энергетический выплеск.
Летун взвился из последних сил, принимая на себя новый удар, закрывая хозяина. Дим почувствовал, как нечто плотное и вязкое накрывает их со всех сторон. Ярх бил крыльями, пытаясь удержаться в воздухе.
Нападающие перестроились и сомкнули круг. Их осталось чуть больше половины, но для истекающего кровью летуна и обессиленного наездника этого было более чем достаточно.
— Держись, старина, — прошептал Дим, — сейчас мы им покажем.
Он распустил остатки своей защиты, вбирая нити в себя, подпитывая хьярт. Мощные, боевые плетения, неслись со всех сторон. Остановились, будто наткнулись на невидимую преграду. Замерли, ожидая. Закрутились в вихрь. Вобрали в себя человека, пытаясь смять, раздавить.
Дим с трудом преодолевая накатившиеся бессилие, подвесил не самую сложную формулу, усиливая и без того бешеное давление внутри воронки. Чужие плетения вспыхнули, заискрили, обдавая жаром людей и рассыпались серебряным дождем.
Эту зрелищную формулу Димостэнис придумал еще в поселении на одной из тренировок с Бренной. Энергоемкая, сжигающая силы, и больше эффектная, чем действенная, рассчитанная на то чтобы вывести противника из равновесия, заставить потерять уверенность в себе, напугать.
Сработало, как надо. Стражи оттащили своих летунов от обжигающих искр и усилили защиту, тратя немалое количество сил впустую. И в этот момент Димостэнис ударил действительно мощной боевой формулой. В линии нападавших образовалась дыра.
— Давай! — бросил резкий приказ Дим, призывая ярха собраться в последней, отчаянной попытке. Летун устремился вверх, ударом крыла отшвырнув одного из своих сородичей, пытающегося преградить ему путь. Охранники границ остались внизу. Хорун рвался ввысь и скоро они скрылись в первом слое облаков.
Хьярт пронзило словно молнией. От боли Дим на какое-то время потерял ориентацию в пространстве. Слишком была велика мощь, властвующая здесь. Наездник со стоном распластался по спине летуна. Из носа, ушей хлынула кровь. Ярх тяжело дышал. Долго им не продержаться на такой высоте.
Шакт похлопал летуна по шее, уводя в нужном направлении. Последний раз повернулся туда, где среди белесого тумана и завесы дождей виднелся величественный пик Эллетера. Его ангел оставался там. А судьба безжалостно и неумолимо влекла к совершенно иным дорогам.
Староста обвел глазами пылающую деревню. Пламя поднималось ввысь и тянулось от одного дома к другому. Он не мог видеть истинную суть разбушевавшейся стихии, но понимал, что дождь не сможет остановить огонь, а порывы яростного ветра лишь усиливают его мощь.
Все жители были согнаны на главную площадь перед домом собраний, окруженную людьми с нашивками карателей на рукавах форменных курток. Их старший стоял чуть поодаль, одетый в темно-бордовые одежды с гербом своего Великого Дома на плаще. Именно он поднял в небо первое пламя, именно он сломил сопротивление защитников деревни, вернул детей и молодых женщин, которых они пытались спасти, организовав их побег в ближайшее поселение Мюрджена.
Конн скосил глаза на реку, там ярче всех остальных построек горела недавно отстроенная мельница. Словно поминальный костер по всем их надеждам и вере в лучшую жизнь.
Сейчас благородный сэй зачитает им законы империи, которые они нарушили, и объявит приговор. Потом их свяжут и как животных поведут через деревни и поселения, и в ближайшем крупном городе сдадут на руки законников, где приговор приведут в исполнение.
Жаль было детей и тех, кто еще ничего не успел повидать на их коротком пути. Весь свой путь длинной в целую жизнь, он создавал этот мир, давал приют людям, нуждающимся в защите. Теперь пришла расплата в лице этого высокородного сэя, высокомерно, но в то же время равнодушно, без капли сочувствия или понимая смотрящего на них. Для него они все лишь кучка отступников, преступивших закон.
— Именем императора, — начал тот, — я объявляю людей, скрывающихся в этом поселении виновными в нарушении основного закона Астрэйелля и ослушании воли его императорского величества. Всех вас ждет суровое наказание в соответствии с порядками, установленными в государстве. Да свершится воля его императорского величества!
— На этой земле не властвуют законы императора! — звенящий от ярости голос заставил всех людей повернуть головы в его сторону.
Димостэнис вошел в круг и встал между карателями и жителями деревни. За ним шли девять ласов, которые, как только он остановился, легли рядом, положив лобастые головы на лапы, и замерли. Летуны карателей забили крыльями и гневно заурчали. Их наездники сделали шаг назад, чуть отступая от опасных созданий, которых многие уже считали тенями, ушедшими в прошлое.
Дим глубоко вздохнул, чуть прикрыв глаза, лишь частично соединяясь со стихиями, открыв себя для них. Огонь вздрогнул и замер. Стал уменьшаться. Нити истончились, вспыхнули сонмом искр, расползаясь по земле, исчезая в ней.
Каратели вытащили моргены, держа их наизготовку, усилили защитные плетения, отчего ласы угрожающе зарычали и стали медленно, тяжело вилять хвостами.
— Что ты себе позволяешь? — гневно выпалил старший. Он единственный кто не отступил, остался стоять на своем месте. — Что ты творишь?
Димостэнис открыто посмотрел на Лиарена. Обвел глазами, пришедших в деревню людей. Наткнулся на Кладиса и другие знакомые лица. Тех, которые когда-то встали на его сторону перед дверьми покоев раненного императора, обороняя от Совета Пята. Тех, с кем он бок о бок встречал смерть на стенах Эшдара. Тех, кто встал на его защиту в зале позорного судилища.
Они понуро молчали. В глазах боевых товарищей стоял укор, потрясение, обида. Отчуждение, идущее от них, било не хуже боевых плетений. По обе стороны стояли люди, которые поверили в него и сейчас он так или иначе должен предать кого-то из них.
Дим оглянулся на сидящих на траве защитников деревни, связанных по рукам и ногам. У многих были серьезные раны, кое-как перемотанные уже пропитанными кровью тряпками, а кто и вовсе был оставлен без помощи. Дим разрезал путы на руках Бренны и отдал ей нож. Мельком пробежался по измученным лицам. Он увидел не всех.
В воздухе явно ощущался запах гари. Запах беды. Боли. Невозвратимых потерь.
Нетерпеливо тявкнул вожак ласов, оглянувшись на человека. Забили крыльями ярхи. Щелкнули затворы моргенов.
Что хочет от него бывший друг? Тот, который так хорошо его знал. Что он не будет терпеть? Не выдержит? Как загнанный в ловушку зверь начнет убивать всех, кто встал на его пути? Прилюдно распишется в том, что он отступник, предатель, лжец. Оттолкнет, всех кто в него верил?
Он еще раз оглянулся на неподвижно лежащие тела. Остановил взгляд на пятнах крови, пропитавшие песок.
Стиснул зубы, сдерживая клокочущую в нем ярость и боль.
Воздух едва заметно дрогнул. Серебристый луч прорезал мглу. Над деревней образовался защитный купол, сотканный из энергий всех четырех стихий. Прочная стена, мерцая, переливаясь серебряными всполохами отделила одних людей от других. Каратели ударили силами всех четырех стихий. Преграда вздрогнула, пошла рябью. Втянула в себя энергетику ударов.
Димостэнис прошел сквозь стену, встал рядом с бывшими соратниками.
— Где Элени? — спросил он старшего.
В глазах Лиарена зажглось непримиримое пламя.
— Как ты смеешь даже произносить ее имя? Ты втянул ее во все это!
Аура брата вспыхнула. Он ударил, целясь в слабые места, в свежие раны. Прыгнул лас, забирая на себя большую силу энергетического выплеска. Однако того, что досталось Диму было достаточно, чтобы сбить его с ног.
Грозно затявкали ласы, выдвинувшись в сторону людей. Димостэнис напрягся, словно дергая за невидимые поводки. Звери остановились, но не вернулись на свои прежние места. Угрожающе замерли, повинуясь зову Серебряного.
— У меня есть приказ — доставить тебя в столицу, — зло произнес Лиарен. — И я исполню его во что бы то ни стало. Твои твари меня не остановят.
Он снова ударил. Легкий щит, который Дим выставил почти не смягчил удара. Его протащило по песку. Швырнуло об стену. Из последних сил он держал поводок, не давая сорваться ласам. Каратели застыли, держа на пальцах готовые плетения.
Очередная атака брата почти лишила сознания. Потемнело в глазах. Ласы жалобно скуля окружили его, защищая, не смея ослушаться приказа.
Дим попытался вытереть кровь с лица. Поднялся на колени, опираясь руками о землю. Лиарен с силой толкнул его в раненное плечо. Рука не выдержала подвернулась, он вновь упал на песок.
— Что ты творишь?! — в крике брата больше не было злости. Отчаяние. — Защищайся! Ты же можешь! Я вызываю тебя на дуэль!
Димостэнис покачал головой.
— Я не буду с тобой драться, — он опять попытался подняться. Лиарен недвижимо стоял рядом. Дим чувствовал волны силы, идущие от него. — Ни с кем из вас.
Он обвел взглядом потерянных людей, ощущая их боль.
— Потому что дорожу вашей дружбой и доверием. Но я не буду больше играть по чужим правилам. Вся наша жизнь и так — театр марионеток. Мы забыли, что значит — выбирать. Самим принимать решения, отвергать чужую волю, жить, так как мы сами этого хотим. Эти люди за моей спиной виноваты лишь в том, что они позволили себе выбор. Пусть даже между возможным и нет. Кто-то должен быть первым. Должен все изменить!
Лиарен закричал и швырнул очередной импульс силы. Энергия прошла над головой Дима и врезалась в стену. Полыхнул огонь, и преграда скрылась в пламени.
— Ты — не Зелос!
— Хуже, — еле слышно прошептал Дим, — я — Изменяющий!
Судьба накрыла его своим плащом. И жутко было осознать, что тот пришелся как раз впору.
Он шагнул назад в горящее пламя, возвращаясь за серебристую стену. Ласы подняли морды, тявкнули, величественно переставляя лапы, пошли за своим хозяином. Ярхи замерли, будто к чему-то прислушиваясь. Расправили крылья и взмыли вверх, подчиняясь известному только им приказу. Купол вздрогнул и распался. Вернулся дождь, заливая людей, горячий песок, смывая кровь.
— Перенесите раненных под крышу, — слегка обернувшись на жителей деревни, произнес Димостэнис.
Повернулся к карателям. Оставшись без своих верных летунов, люди растерялись. С опаской смотря на человека, который в одно мгновение оставил их без тех, с кем они были связаны казалось прочной нерушимой нитью. Дим бросил последний взгляд на брата.
— Я знаю, ты чувствуешь тоже, что и я. В нас живет одно наследие.
— Я не такой как ты, — с вернувшейся ненавистью процедил Лиарен.
— Разница лишь в том, что ты можешь отказаться от своей сущности, а я уже нет.
Дим протянул руку к вожаку ласов, благодаря его за службу.
— Они выведут вас из леса.
Уверенный, что все его приказы будут выполнены, он пошел вглубь деревни. Димостэнис искал сестру. Ему указали на дом, где обычно проводили собрания.
Дверь была заперта на замок, и больше никаких запоров. Он с силой ударил по ней ногой, вышибая.
Элени испуганно вздрогнула, но тут же вскочила на ноги, прикрывая собой мужчину, лежащего на полу. Ее волосы были в запекшийся крови, на лице глубокие царапины, рукав рубахи порван и на руке окровавленная повязка. Увидев его, она вся обмякла, затряслась.
Он бросился к сестре. Обнял, прижал к себе.
— Малышка моя.
Элени зарыдала.
— Дим, — она уткнулась в него и плакала, плакала, плакала. — Лиарен — он хотел убить Энтони. Я вступилась за него. Он сказал, что притащит меня домой, к отцу. Пусть тот решит мою судьбу.
И снова зарыдала.
— Родная, не плачь, — Энтони, опираясь на руки, с трудом сел. — Просто скажи, что у тебя больше нет братьев. Очередную встречу с твоими родственниками я уже вряд ли переживу.
Элени оставив брата, кинулась к своему художнику.
Димостэнис вышел из избы, чувствуя накатывающее бессилие. Все мышцы, тело выворачивало от нечеловеческого напряжения. Кровоточили множественные раны. Он лег на песок, раскинув руки, неподвижными глазами смотря вдаль. Он был полностью опустошен. В небе парило тысячи белых голубей. Даже показалось, что стало светлее.
— Что это? — услышал он чей-то голос. — Откуда эти птицы?
— Никогда не видел столько сразу, — сказал кто-то еще.
Дождь лился с небес. Димостэнис медленно поднял руку, вытирая с лица лишнюю влагу.
— Это старинный обычай — выпускать в небо белых птиц, — услышал он голос сестры совсем рядом. Почувствовал, как она сжала его руку. — Когда в правящем Доме происходит пополнение. Рождается наследник или приходит императрица.
Половина домов почти полностью была уничтожена. Так же как и добрая часть всех запасов еды. Немногочисленная скотина разбежалась или сгорела в огне. Людей расселили по уцелевшим домам. Врачевать в деревне кроме Конна особо никто не умел, но люди помогали друг другу. Перевязывали раненных, поили отварами, устраняли завалы, пытались понять, что еще можно спасти. К ночи разошлись по своим новым жилищам.
Все они были обречены. Дим знал, что у него осталось совсем немного времени. Ему не выстоять одному против тех сил, которые Аурино кинет против него. Он ничем не сможет помочь ни всем этим людям, ни спасти сестру, ни самого себя.
Покидая деревню в эту страшную ночь, Димостэнис знал, что у него есть всего лишь один выход. Он должен был стать тем, кем создал его этот мир. Его дорога ясно лежала перед ним. И он должен был пройти свой путь.
— Просто великолепно, милая моя! Все просто чудесно!
Алла просияла улыбкой, отвечая на похвалу. Татьяна невысокая, слегка полноватая шатенка с короткой стрижкой, богемного вида, в длинном платье, невероятной шляпке и томным взглядом была ее подругой и боссом одновременно. Эта она была владелицей галереи, где работала Алла уже почти год.
— Я очень волновалась. Все было как-то не так с самого начала.
— Напрасно. Ты отлично справилась.
— Спасибо, что дала мне попробовать себя в этом деле. Мне очень нравится.
— Что ты, дорогая, — Таня приобняла девушку за плечи, — какие могут быть благодарности среди подруг? Кстати, дорогуша, а где ты пропадаешь в последнее время? Тебя почти не видно. Кирюша наш так вообще с ума сошел.
— У него было с чего сходить? — легко засмеялась девушка.
— С чего-то там явно сошел. Все время говорит только о тебе.
— Просто так получилось, я очень увлеклась одним человеком и много времени провожу с ним.
Таня широко распахнула глаза.
— И я ничего не знаю? Кто он?
Алла замерла, пропустив последний вопрос подруги мимо ушей. У одной из картин стоял Дима, изо всех сил делая вид, что с интересом рассматривает шедевр современного искусства. Он был весь в черном: костюм, рубашка, галстук, и словно несколько капель серебра — запонки на манжетах рубашки и заколка для галстука. Сдержанно, просто, изыскано. Очень элегантно. И почти неузнаваемо. Совсем неузнаваемо.
— Прости, — перебила она Таню. — Я отойду.
— Ты подстригся, — Алла зачаровано смотрела на мужчину. Еще не веря, что это на самом деле он.
— Ты три раза прошла мимо меня в двух шагах, полностью игнорируя. Я уже начал думать, что я опять что-то натворил.
— Прости, — она еще раз пробежала по нему взглядом с головы до ног и взяла за руку. — Больше не отпущу. Такого мужчину явно нельзя оставлять без присмотра.
— Ловлю тебя на слове, — Дима чуть сжал ее пальчики. — Здесь столько людей!
— Они не кусаются, — слегка наклонившись к нему, доверительным тоном произнесла Алла.
Он растянул губы в улыбке, отвечая на ее остроту.
— Мне интересно было посмотреть, чем ты занимаешься. Ты так переживала за эту выставку.
Девушка вдруг задорно улыбнулась.
— Что? — с настороженностью спросил он.
— Все-таки приятно оказываться правой. Тебе очень идет быть самим собой.
Дима закатил глаза.
— Спасибо, что был со мной в этот вечер, — серьезно произнесла Алла, когда они вернулись домой.
Сегодня он был совершенно другим. Серьезным и внимательным. Заботливым и чувственным. Не было иронии и колкостей. Не было отчуждения.
— Надо же мне хоть иногда не разочаровывать тебя.
— Все же ты очень необычный.
— Может, тогда я достоин чести стать твоим рыцарем? — невинно поинтересовался Дима, решив воспользоваться благоприятным моментом.
— Только когда расскажешь мне сказку, — подстроившись под его интонации, произнесла она и упала на кровать, раскинув руки.
Дмитрий снял пиджак, повесил его на стул, ослабил узел галстука и лег к ней.
— Сказку? — протянул он, слегка прищурившись.
— Только настоящую. С волшебством. С принцем и принцессой. Без халтуры. А то не посвящу, — пригрозила Алла.
Мужчина задумался.
— В некотором царстве, в некотором государстве, — начал он, — а может на другой планете или в параллельном бытие есть мир, где рождаются люди с иными возможностями.
— Маги? — тут же уточнила поклонница фэнтези.
— Хорошо. Назовем их магами. Они могут видеть энергию мира и пользоваться ею на свое усмотрение. Земля. Огонь. Воздух. Вода. Кто-то одну стихию, кто-то несколько. Кто-то слабее, кто-то сильнее.
— А все четыре?
— Нет, — Дима слегка покачал головой. — Это дано лишь одному человеку — императору. Он могущественный и всесильный маг. В той истории, которую я хочу тебе рассказать, император был молод. Он не так давно занял трон и вступил в свою полную силу.
— Это и есть главный герой? Принц?
— Да, возможно он и есть главный герой. Но не принц. Он — император! Не забывай. Принц — его друг. Так случилось, что император потерял всю свою семью и рос в приемной, где был другой мальчик, его ровесник. Они дружили долгие годы, пока взрослели, пока учились, пока вступали в свою силу. Потом император попросил принца помочь ему. Он был молод и неопытен и не знал, как управлять империей.
— Принц же тоже был молод?
— Да, такой же, как император и также не разбирался в государственных делах. Да ему и не надо было. Он же не был рожден для этого. Однако они были вместе. Им этого хватало, для того чтобы справляться с трудностями. В общем, жили они не тужили. Император правил. Принц служил. Он, как и император мог управлять всеми четырьмя стихиями, и ему казалось, что цель его жизни усовершенствовать свои способности. Что он постоянно и делал, пока не встретил принцессу.
— Все же принцесса есть? — Алла повернулась к нему, поцеловала в щеку, в лоб, в волосы.
— Конечно. А как же без нее? Ты же сказала, что иначе не примешь меня в рыцари. И вот принц встретил принцессу и влюбился в нее. Всем сердцем, всем разумом, всей душой. Да так, что забыл обо всем. О своей силе, возможностях, способностях. Она единственная стала для него всем — смыслом, целью, главным достижением.
— А она?
— Она тоже любила. И вот принц решил просить у императора руки свой любимой принцессы. Он хотел сделать ее своей избранницей и прожить с ней всю свою жизнь. Однако, когда он сказал об этом императору, тот отказал ему.
— Почему? — удивилась слушательница.
— Потому что он тоже выбрал ее себе в избранницы.
— Как же их дружба?
— К тому времени принц сумел познать себя и свой дар. Да не только познать, но и продемонстрировать его окружающим и императору. Тот испугался, что принц теперь сильнее и захочет занять его место. Он взял ее в заложницы. Как щит, чтобы закрыться ею от старого друга.
— Она же не вещь, — неуверенно произнесла Алла, слегка отстранившись от него.
— Принц обещал, что если правитель отдаст ему принцессу, то он уйдет и император больше никогда его не увидит.
— Тот ответил, что не его, мол, принцево дело указывать, что делать Великим.
Мужчина сел на кровати. Какое-то время молчал. Потом тяжело провел рукой по волосам.
— Принц все же ушел. Один. Он сходил с ума без принцессы. В один миг он потерял все: свое государство, свой дом, близких людей. Самое страшное — он потерял ее. Он не знал, что ему делать и куда девать свою жизнь. Он стал скитаться по миру, колесить дороги, на которых смог бы вновь найти себя, пока окончательно не понял, смысл его жизни в ней. Тогда он решил бороться за принцессу. Он же был уверен в своих силах. Считал, что он о-го-го, какой умелец! Что сможет выстоять против императора, империи, против всего мира. Один. Сможет взять свое счастье силой, если судьба не желала ему отдавать его просто так.
Дима встал, прошелся по комнате.
— Что с ним случилось? — тихо спросила Алла.
— Что обычно случается со всеми бунтарями, идеалистами и отступниками? — жестко усмехнулся он. — Его казнили.
— Как это? — оторопело переспросила девушка. — Ну и сказки у тебя! Совсем? Я имею в виду насмерть?
Теперь пришла очередь удивляться ему.
— Бывает по-другому?
— Я имела в виду, может ему просто отрубили руку. Например, как вору, который пытался посягнуть на чужое.
— Вору?! — нахмурился он. — Это у него украли. Все что он имел. Из чего состоял.
— Я образно.
— Этот принц не успокоился бы. Он возвращался бы каждый раз, пока у него не оттяпали бы все конечности. И император это тоже знал. Решил сразу одним махом.
Он подошел к темному проему окна.
— Что же принцесса? — не унималась неугомонная почитательница фольклора.
— А что принцесса? — Дима слегка повернул голову.
— Что сделала она? Она попыталась спасти его? Или хотя бы пошла с ним на плаху?
Он фыркнул.
— Слава Богу, нет! Да он и не хотел, чтобы она разделила с ним его участь.
— Хоть что-нибудь она сделала?
Дима кивнул головой.
— Она его предала.
— Почему? — тихо спросила Алла. — Она же его любила.
Мужчина поднял глаза на ночное небо. Где-то там вдалеке зажигались маленькие точки звезд. Наверное, среди них есть та, которая освещает одну-единственную планету своим серебристым холодным светом.
— Наверное, принц был не такой уж замечательный. А может просто не любила его никогда.
Он почувствовал легкое прикосновение теплой ладони к своей щеке. Повернулся.
— Выйдешь за меня замуж?
— Конечно.
— Так кто тот таинственный незнакомец, с которым ты провела весь вечер? — Татьяна откинулась на спинку кресла.
— Ты не узнала? — девушка лукаво улыбнулась.
— Должна была?
— Ты его видела в то утро, когда я тебя привезла в полицию после клуба.
— Тот хмурый опер, который кидал на нас зверские взгляды? — удивленно протянула Таня. — Никогда бы не узнала.
— Дима — не хмурый, — запротестовала Алла, — он очень необычный.
— Как бы там ни было, — подруга как-то пренебрежительно махнула рукой, что неприятно задело Аллу, — Рома весь вечер не отводил от вас взгляд. Ты сумела задеть его.
— Какая ему разница? Он не имеет к моей жизни никакого отношения. К тому же Дима сделал мне предложение вчера ночью.
Татьяна поставила чашку чая на стол. Скривила губы.
— Как романтично! Жаль, что ты не можешь его принять.
— Почему? — Алла слегка напряглась. Ей все больше не нравились насмешливые, высокомерные нотки в интонациях подруги.
— Хотя бы потому, что у нас в стране запрещено многоженство. Впрочем, как и многомужество.
Девушка резко встала со стула и почти выбежала из кабинета.
— Доброго вам дня, Димостэнис. Какой неожиданный сюрприз в обычный серый ненастный день.
Княгиня сидела за большим столом в своих рабочих покоях. При появлении гостя она откинулась на высокую спинку стула и чуть прищурила глаза.
К сожалению, даже Изменяющему нужны были союзники. Ни в каких летописях подобного не упоминалось. Герои должны быть непобедимы, независимы, всесильны и крушить все вокруг. Вот и думай: то ли из него герой не очень, то ли другие чего-то недоговаривали.
Димостэнис не ожидал, что она примет его всего через пол сэта, как он появился во дворце и доложил о своем желании видеть правительницу Мюрджена. К удивлению, его проводили в приемные комнаты, где со всем почтением предложили горячий травяной напиток, разнообразные сладости и немного подождать.
— И вам, ваше светлейшее высочество. Рад видеть вас в добром здравии.
— Так уж и рады? — ее губы изогнулись в ироничной усмешке.
— Рад, — серьезно кивнул посетитель. Он немного замялся, делая вид, что смущен и растерян. — В нашу последнюю встречу я был нескончаемо груб и несносен. Тогда я испугался, что вы перестали быть мне другом. Терять друзей всегда неожиданно и больно.
Кари насмешливо выгнула бровь.
— Что же заставило вас передумать? — она даже не скрывала сарказма. Понимала, что не просто так он пришел к ней и не хорошая жизнь заставила его сделать этого шаг.
Княгиня не предложила ему сесть. Не предложила вновь называть ее Кари. Не заверила в своей бесконечной дружбе и всепрощении. Лишь ее глаза хищно блестели, когда она, не отрываясь, смотрела на него, ожидая дальнейших действий.
— Со временем я понял, как тягостно стало без вашей дружбы. И что ваша помощь бесценна.
Правительница Мюрджена рассмеялась.
— Вам нужна моя помощь, Димостэнис? — в ее голосе было столько удовольствия от происходящего, что хотелось искренне за нее порадоваться.
— И еще нескольким людям, которых вы смогли бы спасти от неминуемой кары, грозящей им, если они попадут в руки представителей закона Астрэйелля.
Княжна покачала головой.
— Нескольким?
— Нескольким сотням, — Димостэнис обескураживающе развел руками. — Все больше людей не согласны с законами и правилами жизни в империи.
— В последнюю нашу встречу вы назвали меня жестокой и бездушной, глубоко ранив меня в самое сердце. Наш правящий Дом всегда готов помогать людям, нуждающимся в помощи и защите.
Дим склонил голову, всем своим видом выказывая согласие с ее словами.
— Только вот, к сожалению, и вы сами это знаете, долина переполнена людьми. Приютить у себя двести душ невыполнимая задача для нас.
— Я и не прошу у вас о такой милости. Это было бы чересчур непосильной ношей, которую я не посмею возложить на вас.
Кари прикрыла глаза в знак благодарности за его понимание.
— Я прошу вас всего лишь помочь мне переправить их на землю за Скалистым морем.
— Димостэнис, — воскликнула княгиня с нотками недоумения, — князь Аввар даже близко не подпустит такое количество имперцев к своим землям!
— Возможно, ваше светлейшее высочество, вы не потеряли то кольцо, которое князь передал мне, заверяя в своей дружбе?
Дим позволил небольшой иронии прорезаться в его голосе.
Кари встала из-за стола, пристально смотря на своего гостя. В ее глазах не было даже намека на раскаяние. Пробил ее сэт. То, к чему она так упорно стремилась. Долгожданная добыча сама вернулась в расставленные сети.
— Я искренне хочу помочь вам, Димостэнис. Поверьте, ваша забота об этих несчастных трогает меня до глубины души, — она порывисто прижала руки к груди. Сняла тонкий шарф с шеи, как будто он душил ее. — Я всего лишь слабая женщина. Которая одна управляет целым государством. На мне в первую очередь лежит забота о благе моего народа. Что я буду делать, если всемогущий император Астрэйелля узнает о том, что я помогла стольким людям, которые попали под его гнев? Что если он обвинит меня в нарушении договора о нейтралитете между нашими государствами? Что если захочет наказать строптивого соседа? Как я смогу противостоять его мощи? Я одна. Мне не на кого опереться. Не у кого попросить защиты. У меня даже нет избранника.
Естественно, Дим понимал какую цену она запросит. Знал, что его жизнь вновь совершит поворот, уводя его от той дороги, на которой будут голубые цветы и златовласая девушка. И все же не мог не свернуть с этого пути. Дело было даже не в тех людях, которые ждали его помощи в сожженной деревне. Во всех, кто страдал и погибал в огромной стране. Чьей кровью утоляли жажду власти. Кого приносили в жертву те, кто считал, что они вправе распоряжаться чужими судьбами.
Будь трижды проклят его дар!
Конечно же он не мог заткнуть собой все дыры мироздания. Возможно, лишь сдвинуть первый камень, чтобы рухнули остальные, погребая под собой уже давно прогнившие основы их жизни.
— Наверное, это слишком самонадеянно с моей стороны, — медленно начал он, — но, если в вас осталось хоть капля былого расположения ко мне, и вы позволили бы мне, я бы мог стать вашим защитником. Вашим избранником.
Правительница Мюрджена поднялась со своего места, подошла к нему. Набросила шарф ему на шею.
— Будете моим защитником? — чуть потянула концы шарфа. — Моим избранником? — обернула тонкую ткань несколько раз, связав концы. — Будете со мной? — пальцы жестко держали ошейник, который она завязала на его шее. — И поддержите меня, если я вдруг решусь пойти против несправедливости и вседозволенности моего грозного соседа? Поможете мне свергнуть гнет и тиранию, правящую этим миром?
Княжна потянула концы платка, заставив его склонить голову. Она думала, что может как-то задеть его. Возможно Димостэниса Иланди это смогло бы тронуть, возможно он даже вспыхнул бы, возможно даже осуществил свою давнюю мечту и свернул шею этот дерзкой смертной. Однако у Серебряного был свой путь и свои цели.
— Да.
Кари отпустила его и отошла.
— Что же там за люди такие, ради которых вы пришли даже ко мне?
Дим пожал плечами.
— Самые обычные, — он не хотел, чтобы она знала больше, чем ей полагается. — Вы должны понимать, что дело не только в них.
Княгиня обошла стол и вновь села на свое место.
— Я должна понимать, что движет тобой, Димостэнис, — жестко произнесла она. — Должна быть уверена, что ты не развернешься и не уйдешь, если вдруг опять тебе не понравятся мои методы или наши взгляды на те или иные вещи разойдутся.
— Тогда я должен знать, чего добиваешься ты.
Женщина иронично фыркнула.
— По-моему, это ты пришел просить о помощи. А уже ставишь свои условия.
Димостэнис, не отводя глаз, смотрел на нее.
— Совет Пяти всегда был угрозой для нас, — все же ответила Кари, — молодой Эллетери не стал исключением и решил ничего не менять. Мюрджен никогда не будет знать мира и мой народ никогда не будет жить спокойно, пока Астрэйелль остается прежним. Я хочу свергнуть правящую династию, и всех, кто с ним. Хочу уничтожить императора и Совет Пяти. Хочу создать новую империю, с которой нам не будет тесно.
Димостэнис криво улыбнулся.
— Тогда нам с тобой по пути. И уже даже не важно какие у каждого из нас мотивы, главное какая цель. Она же у нас с тобой одна.
— Значит, союзники? — правительница Мюрджена хищно улыбнулась.
Серебряный кивнул. Естественно, он не верил ей. Однако пока их желания совпадали, союзники из них могут и получиться.
— Мне нужен залог, — произнесла княжна, — наш союз должен был скреплен в храме Зелоса.
— Сегодня я получил печальные известия, — Аурино Эллетери сжал подлокотники своего кресла и обвел глазами, собравшихся людей. Членов Совета Пяти, императрицу, большой круг собрания — новая коалиция, состоявшая из представителей благородных семейств, поддерживающих молодого императора. — Я окончательно потерял близкого мне человека. Моего друга, моего брата, того, кто был мне близок целую вечность. Тот, кто долгое время был моей главной опорой и защитой, заключил союз с нашим врагом.
— Сегодня счастливейший день для тех, кто собрался под сводами этого храма, — служитель храма в праздничных одеждах обвел глазами всех собравшихся и остановил взгляд на двух людях, которые стояли перед алтарем, склонив головы. — Мы становимся свидетелями зарождения новых отношений, новой семьи. Пусть Зелос благословит их выбор и те чувства, которые скрепили их сердца.
— Димостэнис Иланди пытается разрушить основы жизни, которую мои предки, вы, ваши предки так долго выстраивали. Он забыл, каким идеалам он должен служить. Забыл про то, что арами создавалось и бережно хранилось всеми нами. Забыл, чья кровь течет в нем.
— Димостэнис и Кари готовы ли вы идти по вашему выбранному пути рука об руку всю вашу жизнь? Помнить ваши клятвы и кому вы отдали самое ценное, что у вас было? Готовы ли вы хранить и умножать вашу любовь и передать ее вашим потомкам? Помнить, что для вас превыше всего? Быть верными себе и друг другу?
— К моему глубокому прискорбию я вынужден назвать того, кого всю жизнь считал другом — предателем и отступником. Лишить моего покровительства и всех привилегий и отлучить от Великого Дома. Покрыть забвением имя его.
— Правом данным мне Богами я скрепляю ваш союз. Великий же Зелос благословением своим будет беречь ваши судьбы. Идите выбранной вами дорогой и пусть она будет усыпана лишь лепестками роз.
— Правом данным мне при рождении я, Аурино Эллетери, законный правитель Астрэйелля объявляю Димостэниса Иланди вне законов империи. Ибо нет больше для него обратного пути.
Император откинулся на спинку кресла. Его тонкие ноздри трепетали, а лицо перекосило горечь и чувство горькой утраты.
Лауренте Иланди поднялся со своего места, снял с шеи тяжелую цепь с эмблемой своего Дома и знаком Совета, положил на кресло и вышел из залы. Через некоторое время за ним последовали и остальные.
Аурино бросил взгляд на застывшую у окна фигурку своей избранницы. Тихо подошел, остановился за ее спиной в полушаге. Она не шевельнулась. Лишь одинокая прядка на тонкой изящной шее, выбившаяся из прически чуть подрагивала от его дыхания.
Он помнил, как гордо она вскинула подбородок в ту ночь, когда пришла в себя и как бесстрашно ответила на его взгляд.
— Теперь я могу быть свободна от вас хотя бы на некоторое время?
— В пределах этого дворца, конечно, — он был удивлен ее поведением. Он ожидал слезы, мольбы, истерики. Однако единственными эмоциями, которые она позволила себе проявить были лишь непреклонная холодность и надменная отстраненность
Все эти дни он наблюдал за ней и видел ее силу. Она была одной из самых сильных целителей их времени. Сам Бриндан Пантерри когда- то признал это. Ее дар был велик и Аурино уже сам понимал необходимость их союза. Она даст достойного наследника его новой империи.
— Вы как-то сказали мне, что я — не он, — мужчина почти коснулся губами ее кожи, но сдержался. Сейчас нельзя ничего испортить. — И мне никогда не стать им, — Аурино слегка усмехнулся. — Теперь-то я думаю, вы убедились, что мы с ним все же похожи? — он поднял руку, притронулся пальцами к тонкому локону. — Дар — вот, что единственно ценно для него. И те люди, которые смогут ему помочь обрести истинную силу. Разве вы сами не знаете этого?
Избранница никак не отреагировала на его слова.
— Я знаю, терять близких всегда тяжело. Он занимал много места и в моем сердце. Думаю, вам лучше побыть одной эту ночь, — с этими словами император покинул свою избранницу и вышел из залы.
Только когда шум его шагов стих, Олайя позволила себе открыть глаза и посмотреть в ночное небо. Ничего не изменилось в ней. Лишь дрогнули пальцы, и из раскрытой ладони к ногам упала засохшая ветка с голубыми цветами.
Его величество император Астрэйелля прошел в свои покои. Остановился около высокой резной спинки стула, облокотился на нее, бездумно смотря перед собой.
… - Я так больше не могу, Аурино! — Димостэнис стоял на краю скалы и лишь небольшой шаг отделял его от пропасти. — Я сделаю это. Я должен овладеть своим даром.
— Это дорога в никуда, — он подошел к другу, бросил взгляд вниз. Его слегка покачивало. То ли от выплеска силы, то ли от адреналина, звенящего в крови, то ли от безумия, которое они творили.
Дим по обыкновению задрал подбородок.
— Шаг в пустоту, — с вызовом произнес он. Порыв ветра откинул волосы с лица. Его глаза горели серебром. — Кто знает, что за ней? Либо поражение, либо победа. Только моя, личная, собственная. Либо я подчиню себе стихию, либо…
Димостэнис шагнул вперед. Аурино до конца не верил, что он сделает это…
Шаг в пустоту — первый совет от тогда еще будущего главного советника. Так или иначе его всегда приходится делать. Он должен был разорвать эти путы, ставшие вдруг невыносимыми. Должен был избавиться от помощи, о которой сам же когда-то просил, от опеки, от советов. От своего второго я.
Димостэнис был везде, его вдруг стало слишком много, он заполнил собой все аспекты жизни.
— Ты сам просил меня об этом.
Фраза, которая выводила молодого императора из себя.
Последней каплей стало то, что, когда Аурино пришел в себя после ранения на праздничном шествии, он понял, что его долгое вынужденное отсутствие никак не сказалось на жизни империи. Не было паники, растерянности, истерик, хаоса и беспорядков, как он ожидал. Как было, например, после гибели его отца. Тогда пятерым советникам понадобилось довольно продолжительное время, чтобы взять управление империей под свой контроль. Сейчас же все тихо и спокойно шло своим чередом. Казалось никто даже не заметил, что на троне теперь другой.
— Нет! Это не я твоя тень. А ты моя.
Аурино отлично помнил свои ощущения, когда стоял в башне и чувствовал Димостэниса за спиной. Как его сущность проводника потянулась к мощному источнику, который был рядом, и он утонул в нем. Он погружался в это могущество и не чувствовал дна. Стихия. Неподвластная и неуправляемая. Именно в тот роковой день он понял, как опасен может быть носитель такого дара. Что если тот, кто сейчас стоит за спиной, защищая его, вдруг решит пойти против, занять его место, выпустит на свободу свои способности, он ничего не сможет противопоставить ему. И их короткий, но безнадежно проигранный им бой во дворце был лишь подтверждением тому.
Однако император помнил, как потухло в глазах серебро, вытесанное отчаянием, когда он объявил о своей помолвке с Олайей Дайонте. Его бывший друг всего лишь человек и у него есть свои слабости. Теперь в его руках был ошейник, сдерживающий Серебряного. И щит, которым он всегда сможет закрыться.
Димостэнис открыл дверь, ведущую в зал совещаний. Маленький, в легких светло-зеленых тонах с мягкими диванами и низкими столиками. Скорее — комната отдыха в стиле княгини Эйлин. Напитки и сладости, аргиле и множество подушек, разбросанных по полу.
— Приветствую, — сухо произнес он двоим присутствующим в зале людям. Правительнице Мюрджена и ее первому везерю. И не дожидаясь ответа, сообщил: — сегодня вечером я уезжаю. Мне надо попасть в Астрэйелль.
— Поясни, — Кари удивленно приподняла брови.
— У меня там осталось одно незаконченное дело.
— Я думала, все твои дела теперь в первую очередь будут касаться интересов княжества.
— Напрямую, моя дорогая избранница, — криво усмехнулся Димостэнис, — мои дела непосредственно связаны с главной тайной империи, которую император и его советники так рьяно охраняют, что я не смогу оставить этого без нужного внимания.
— Какая выгода от этого Мюрджену?
Дим стиснул зубы.
— Думаю, далеко не всем по вкусу придется правда, которую скрывали от своих поданных правящий Дом и Совет Пяти. Зная даже небольшую ее часть, я понимаю, насколько важно открыть ее людям. И поверь мне, Кари, я пытаюсь это сделать не ради светлых идеалов. Война — это не только металлические шары со взрывчаткой и количество оружия. В первую очередь это верные ходы, которые будущий победитель просто обязан сделать первым.
По выражению лица правительницы Мюрджена было видно, что ее не совсем удовлетворили услышанные доводы.
— Ты собираешься идти один? — все же она нашла в себе силы не спорить дальше.
— Боишься, что сбегу? — фыркнул Дим, не скрывая сарказма.
— Не успела насладиться нашей искрометной семейной жизнью, — не осталась Кари в долгу, — не хочу остаться вдовой. Раньше времени.
Они друг друга ненавидели, даже не скрывая своих истинных чувств. Однако так было даже приятнее. Не надо было выслушивать лживых заверений в вечной дружбе и скрывать то, что их связывает только холодный расчет и временная необходимость в союзничестве.
— На границе Астрэйелля повышенная активность, — вступил в диалог лэр Эардоре, — усилены посты, в поселениях, тянущихся вдоль нейтральных зон увеличено количество стражей, подтягиваются войска. Пока они действуют спокойно и довольно ненавязчиво. И вряд ли готовы выступить первыми, но ситуацию контролируют. Просто так там не пройти.
— Несомненно ваша осведомленность превыше всяких похвал, ваша светлость, — язвительно протянул Димостэнис, — однако кто вам сказал, что я рассчитываю на легкий поход?
— Я должен был вас предупредить, ваше светлейшее высочество, — невозмутимо ответил везер.
Дим метнул в лэра яростный взгляд. Кари тоже не особо понравилось, что она должна делить свой долгожданный титул еще с кем-то. Впрочем, она сама сделала его князем. Теперь, как говорится из союза слов не выкинешь.
— Что ты предлагаешь, Ян? — поинтересовалась княжна.
— Это зависит, куда именно хочет его высочество.
Кари повернулась к Диму.
— На север, — нехотя ответил тот.
Янаур слегка присвистнул.
— Быстрее и легче морем. Однако из-за сезона дождей спускать корабли на воду сейчас опасно.
Димостэнис сдержал очередную остроту. Лэр поднял на него глаза, но не дождавшись ответной реплики, отвернулся и стал мерить комнату шагами.
— Если идти сквозь Скалистое море и попытаться проскользнуть, например, в Фельсевер между цепью Скалистых островов и Восточным хребтом, согласен опасно, — проговорил Дим.
Погода внесла свои коррективы в его планы. Второй минор поводня давал о себе знать. Лил дождь, выли ветра, море штормило так, что даже речи о том, чтобы спустить на воду суда не могло и быть. Элени и все жители поселения до сих пор оставались в деревне. Единственное, что пока смог сделать для них Дим — обеспечить едой, теплой одеждой, самое главное — охраной.
— Однако, чтобы дойти до Мерзлых Земель не нужен такой сложный маршрут. Всего лишь пройти по самой кромке Скалистого моря, там, где подводных скал почти нет и выйти в Льдистое.
— И попасть под какой-нибудь айсберг, который разотрет любое судно в ледяную пыль.
— Ар назад военные корабли Мюрджена это не остановило, — зло напомнил Димостэнис. — Тяжелые, груженные оружием, они прошли сквозь шторма и без проблем встали у северных границ Астрэйелля.
— Подойти к границам империи на военном корабле! — воскликнула Кари. — Это прямое объявление войны!
Димостэнис повысил голос.
— Разве вы не этого хотите?! Разве не для этого ар назад напали на Астрэйелль? Разве не для этого ее высочество заключила военный союз с Фельсевером? Не для этого сделала меня своим избранником? Вот, я выполняю свою миссию!
— Наша миссия не напасть на империю, а победить агрессора.
— То есть сделать вид, что не причем и не выпачкать в крови белоснежные одежды?
— То есть не идти на напрасный риск только ради того, чтобы ты смог достигнуть своих целей!
— Боишься, что опережу тебя на финише?
— Без меня ты к нему просто не дойдешь!
— Куда именно на север тебе нужно? — тихо спросил первый везер.
Дим с Кари повернули к нему головы.
— Мне надо пройти вглубь Мерзлых Земель и там найти ответы.
— Я дам тебе свои корабли.
Правительница Мюрджена недобро прищурила глаза.
— Ты сама хотела, чтобы с тобой рядом был Изменяющий, — Эардоре сдержанно улыбнулся, — теперь, когда твои мечты сбылись, может стоит к нему прислушаться?
Княгиня гневно сжала губы и порывисто поднявшись с кресла, вышла из залы.
Оставшись вдвоем, мужчины какое-то время молчали.
— Что ты хочешь за свою помощь? — прервал тишину сухой голос Димостэниса. — Тебе тоже что-то надо изменить в судьбе? Не стесняйся — проси! У меня есть специальный дневник — я записываю.
Его сарказм не смутил собеседника.
— Я всего лишь хочу, чтобы ты мне верил.
— Верил?! — изумился Дим. — Нельзя вступить в одну и ту же реку дважды.
— Ты сказал мне, что я для тебя никто и никогда не был кем-то больше. Почему же ты до сих пор злишься? — бросил вызов Янаур.
— Я не злюсь, — спокойно возразил Димостэнис, — лишь следую простому правилу выживания — не подпускать к себе людей, которые однажды предали. Они не меняются.
Везер отступил на несколько шагов.
— Ты принимаешь мою помощь?
— Я должен понимать, что ты хочешь взамен.
— Я пойду с тобой до самого конца, до твоей цели. Я хочу узнать то, за чем идешь ты.
Дим усмехнулся.
— Это уже лучше.
— Мюрджен — мой дом. И я приложу все свои силы, чтобы в нем было спокойно и уютно.
Иланди подошел к двери. Ему надо было подумать. Принять предложение Янаура было самым простым и верным способом добраться до северных границ империи. Однако было в душе что-то, что мешало ему сделать этот шаг. Он на самом деле, когда-то считал этого паршивца своим другом, но тот, как и все остальные всего лишь использовал Серебряного как разменную монету, превратив его жизнь в череду предательств и лжи.
— Я согласен, — не оборачиваясь произнес он. В конце концов, все его личные переживания — шелуха, главное — цель. — Ты волен ставить свои условия, я вынужден их принять. Ты только мне не мешай.
Дим проснулся от сильного толчка. Едва удержавшись, чтобы кубарем не скатиться с кровати, он рывком сел и зажег лампу. Прислушался. За дверью слышался топот ног, какая-то возня непривычная для этого времени суток, крики. Стремительным шагом он покинул каюту. Порывистые холодные касания ветра разогнали остатки сна.
В грудь со всего маха ударила сила стихии. Жгучая энергетика льда. Димостэнис почувствовал, как от хьярта по всему телу расползаются нити, заковывая его в ледяной панцирь.
Ветер, еще вчера бушевавший в этих краях и несший их корабль навстречу северным границам Астрэйелля спал и стихающие волны лениво качали за бортом рассеянные обломки ледяных полей. Тучи спешно сбегали с просыпающегося небесного свода, унизанного гаснувшими звездами, и долгая северная ночь, свернув границы своих владений, уступала место шедшему навстречу ей утру. Дим поднял глаза на чистое серое небо. Казалось даже оно выглядело более прозрачным от холода, царившего вокруг, словно огромный застывший кристалл льда. Медленно величественно поднималась Талла. Впереди, сквозь еще не развеявшуюся ночную дымку, закрывая небосклон, маячила белая завеса.
Команда меняла положение парусов. Работали быстро и слаженно. В воздухе стояла паника. Она прорезалась в морозном воздухе не слабее стужи и заставляла ежиться от мурашек, противно ползающих по телу в предчувствии беды.
Димостэнис прошел на самый нос, где разглядел неподвижно стоящую фигуру князя Эардоре.
— Что происходит? Почему убираем паруса?
Янаур медленно повернулся, бросил какой-то отрешенный взгляд, словно в первый раз его увидел и заново отвернулся. Дим посмотрел в ту же сторону, что и он. И наконец понял: то что он поначалу принял за снежную завесу, была огромная глыба льда.
На корабль на скорости мчался гигантский айсберг.
— Из-за тумана его увидели не сразу, — голос Эардоре звучал глухо, — как только заметили, стали сворачивать паруса. Часть команды на веслах, пытаются сдать назад.
— Почему не работают водники? Течение воды может помочь.
— Здесь стихия воды почти не подвластна, — покачал головой лэр. — Ты же чувствуешь. Здесь все застыло, как эта глыба, несущаяся на нас. А с ее появлением стало еще тяжелее. Ветра тоже почти нет.
Луч Таллы посеребрил верхушку, разогнал тени, высветил масштабы бедствия, надвигающегося на них.
— Сейчас надо чуть отойти и ударить по этому куску льда, — словно издалека донесся голос Эардоре, — ребята уже готовятся. Это наш единственный шанс.
Димостэнис не отводил глаз от ледяной глыбы, сверкающей миллионами отполированных граней. Нечто неподвластное и непосильное для него затягивало как в воронку. Энергетика смерти. Застывшая и недвижимая, уверенная в своем непоколебимом величии. Такая же, как лед Мерзлых земель. Первобытный ужас перед неизбежным. Пальцы помнили, как плавилась под ними застывшая масса воды, превращаясь в то, чем когда-то была.
Димостэнис почувствовал, как ледяной панцирь стал оттаивать и острые когти стужи, сковавшие все внутри него, мягко отпускают. Не только он помнил…
Они знали друг друга. Они уже встречались… в вечности.
Тело скрутила боль. Как будто в него врезались тысячи острых клинков, разрывая на куски. Дим с криком упал на палубу. Открыл глаза, смотря как очередное плетение рушит целостное полотно энергии, которым был окутан айсберг. Боевые шакты, сверкая всеми гранями своего дара рвали на части мир, заставляя его прогнуться перед их силой.
— Что вы делаете?! — закричал он, пытаясь привлечь к себе внимание.
Очередное копье, сотканное из звеньев четырех стихий, врезалось в верхушку горы, калеча холст мироздания. Уничтожая тесно сплетенные нити.
Превозмогая слабость, Димостэнис поднялся на ноги. Встал спиной к айсбергу, словно пытаясь защитить его от людей. Серебристый луч ударил в нескольких ерах от ноги первого, стоявшего шакта. От него ушла в стороны и вверх сотканная из искр стена и вобрала в себя очередные плетения.
— Что вы наделали? — яростно заорал Дим, когда люди повернули головы в его сторону. — Я же уже почти договорился!
От края ледника с громким треском отломилась огромная глыба и полетела в воду, упав рядом. Поднявшаяся волна накрыла корабль. Людей сбило с ног и окатило ледяной водой.
— Что вы наделали? — в отчаянии прошептал Дим, когда его, как и всех сбило с ног и протащив по палубе ударило о борт.
Следующая глыба упала в воду совсем рядом с носом и судно накренилось вперед. Под порывом налетевшего ветра сломалась одна из мачт. Куски льда сыпались один за другим. Корабль швыряло из стороны в сторону, волны с грохотом разбивались об острые грани ледяных полей.
Огромная масса отломившейся ледяной горы то поднималась высоко из воды, то вновь ныряла, скрываясь из виду. Льдины со страшным треском наползали друг на друга. Это все повторялось и повторялось. Казалось бесконечное количество раз. Куски айсберга несдерживаемые больше ничем, отламывались и падали в море.
Когда грохот стих, люди стали поднимать головы. Несмотря на пережитый ужас в душах распускался цветок надежды. Их судно все еще держалось на воде. Чей-то негромкий крик прервал умиротворение. Прямо перед ними среди многочисленных белых обломков высилась голубая гора, словно душа прекраснейшего существа, освободившаяся от плоти и воцарившаяся посреди этого первозданного хаоса.
Только вот если душа — это нечто нематериальное, не имеющее возможности причинить вред любому живому организму, то ледник был вполне себе реален, к тому же полным ходом мчался на корабль, грозя уничтожить его.
— Всем на весла! — громкий крик шкипера вывел людей из оцепенения. — Обойдем эту проклятую ледышку! В пасть ее к морскому дьяволу!!!
Матросы бросились вниз, выполнять приказы командира. Через несколько мен потрепанное судно, надрывно кряхтя качнулось на воде и стало медленно поворачиваться. Не надо было обладать большими познаниями в области мореходства, чтобы понять, они не успеют даже толком повернуться, прежде чем их раздавит айсберг, не то чтобы благополучно разминуться.
— Я же просил — не мешать мне, — прошипел Димостэнис, застывшему рядом князю.
— Ты бы огласил все фокусы из своего арсенала, — зло огрызнулся тот, — откуда мне было знать, что ты можешь?
Серебряный вспыхнул всей своей аурой, освещая сумрак утра. Сделал угрожающий шаг навстречу к собеседнику. Говорят, перед смертью можно просить о любом желании. Так он не будет никого просить, сам выполнит, то чего желает. Что уже давно надо было сделать. Покончит с этим дерзким мюрдженцем и уже ни перед кем не надо будет оправдываться.
— Пересаживай людей в лодки, — процедил он сквозь сжатые зубы, обуздывая свое бешенство, — сейчас это единственный шанс. Хотя и мизерный.
Янаур тоже выдохнул и распустил плетение уже висевшее на пальцах.
— Капитан! — крикнул он, — отдать команду…
Корабль вдруг подбросило вверх, будто кто-то снизу поднял его гигантской рукой и протащил по воздуху. Люди, не удержавшись на ногах, покатились по накренившейся палубе. Судно вновь швырнуло на воду и окатило волной. Ледник остался с боку, угрожающе нависая над самой кормой. Однако даже этого столкновения будет достаточно, чтобы потрепанный корабль развалился на куски. Кто-то вновь подхватил судно под дно и вытолкнул вперед. Яростный порыв ветра взвизгнул над мачтами, глыба со скрежетом прочертила борт и прошла мимо.
Ошалевшие от всего произошедшего люди, не могли до конца поверить, что им удалось спастись.
— Что это было? — прошептал Янаур, поднимаясь на ноги и находя глазами Димостэниса.
Словно отвечая на его вопрос из воды выпрыгнуло нечто огромное и исполнив изящный пируэт вновь скрылось в море.
— Это что еще за чудище? Разрази меня Бездна?! — заорал шкипер, бросаясь к борту и пытаясь рассмотреть какая новая напасть может грозить его многострадальному судну.
И едва не поплатился за это жизнью, когда гигантский зверь вновь показалась из воды только на этот раз гораздо ближе. Все туловище чудовища было покрыто жестким пластинчатым панцирем, большая удлиненная голова, острый гребень по всей спине и мощному хвосту, широкие длинные плавники. Разинув пасть существо замерло над кораблем, давая людям рассмотреть себя. Оно было огромно. Ему и в самом деле ничего не стоило вынести судно на своей спине, отведя от погибели. Как и играючи затянуть за собой в пучину.
Приглушенный крик раздался с кормы. Еще одно чудовище выпрыгнуло из воды и вновь скрылось. Его первый собрат, вторя ему ушел на глубину, подняв волну. Корабль беспомощно качнуло и опасно накренило. Еще несколько пируэтов неизвестных тварей и они все пойдут ко дну.
Димостэнис шатаясь и скользя по мокрой палубе подошел к борту. Сквозь соленные брызги он видел грациозно скользящее внизу мощное тело лайяны.
Повинуясь зову, Серебряный перемахнул через ограждение и прыгнул в море. Чудовище послушно подставило спину и, замерев на несколько мгновений, ушло под воду со своим наездником.
— Комманданте Смайлс, — адъютант вытянулся перед начальником гарнизона, — мы получили сообщение с корабля.
Несколько дней назад со стороны Льдистого моря показалось судно. Оно обошло цепочку опасных островов, состоящих из айсбергов и отойдя от плавающих глыб, встало довольно далеко от берега. Как они вообще прошли эту опасную, а в сезон холодов почти непроходимую зону, оставалось загадкой. Как и их цели. Первые сутки судно просто стояло, слегка покачиваясь на воде, будто чего-то ждало. Ждали и защитники Эшдара. Своего флота на северных границах Астрэйелля никогда не было. Промысловые лодки для ловли рыбы недалеко от берега, вот собственно и все их суда. С такими водами выходить в море для других целей было бы полным самоубийством.
— Они хотят встретится с вами, — продолжил адъютант, — завтра утром если вы будете согласны, мы должны поднять белый флаг и к вам прибудут их переговорщики.
— Если я не буду согласен?
— Их посланник очень настойчиво повторил, что встрече хорошо бы состояться.
Комендант кивнул.
— Спасибо, лейтенант, я вас понял. Сообщу о принятом решении чуть позже.
— Что ты думаешь? — спросил капитан Дарис после того, как за молодым офицером закрылась дверь.
— Здесь есть, о чем думать? — удивился его вопросу Даджир. — Завтра утром встречусь с их посланником и узнаю, кто они и чего хотят.
— Ар назад похожие корабли пришли со стороны моря и устроили бойню. Сейчас это может быть ловушкой.
— Ар назад нас застали врасплох. Сейчас Эшдар укомплектован и готов принять на себя удары врагов.
Оба замолчали. Разговор опять заходил в опасное русло.
— Ар назад сюда пришел тот, кто вытащил нас из этого омута смерти, где мы все должны были сложить головы.
Защитник, которого в крепости до сих пор почитают как Бога. Только вот теперь в империи упоминание о нем считается признаком дурного тона. Правда, им далеко до блистательного общества Эфранора. Здесь на севере жизнь вообще другая. Тем более в военном гарнизоне. Люди до сих пор помнят ледяное дыхание смерти и человека, который вновь распахнул им дверь в жизнь.
— Давай сейчас не будем об этом, — отрезал Дарис.
— Я все равно не верю, — упрямо повторил Смайлс.
Капитан горько усмехнулся. Молодость горяча, не обуздана и не умеет смиряться. Походив вдоволь по дороги жизни и, закалив душу в превратностях судьбы, понимаешь, что все может быть. И что рука, однажды протянутая для помощи, может сжаться в кулак.
— Ты можешь оповестить наместника, — перевел тему Дарис, — пусть это будет его головной болью.
Комендант фыркнул.
— Единственное решение, которое может принять управляющей северной квотой — послать письмо его величеству. А если те, кто пришел на корабле не дождутся ответа и решать напасть на нас? — Смайлс поднял глаза на капитана. — Помнишь, Дарис: «Чтобы не случилось Эшдар — наш рубеж и мы должны его удержать». Я выполню свой долг.
Ранним утром, едва только Талла осветила небосвод, комендант Эшдара стоял у окна центральной башни и наблюдал, как отряд вооруженных людей под предводительством его адъютанта сопровождают двоих посланников, прибывших с таинственного корабля.
Первым шел черноволосый мужчина, закованный в броню четырех стихий, плотно переплетенных между собой. Сначала Смайлс просто не поверил глазам и даже обернулся на Дариса, наблюдающего из соседнего окна.
— Четырехстихийник! — озвучил он свое изумление.
Капитан лишь развел руками и вновь перевел пристальный взгляд за стекло. Мужчина шел уверенной походкой, внимательно смотря по сторонам. Его аура играла цветами силы от почти прозрачной воздушной, плавно перетекающей в бледно голубой, отсвечивая мягкими переливами воды, в которой начиная с мелких вкраплений словно разгорался жар огня, переплетенный с тяжелой энергетикой земли.
— В первый раз такое вижу, — все же произнес, стараясь казаться равнодушным Дарис. — Глупо было посылать за ними этот отряд. Вряд ли он их заметит, случись вдруг какая оказия.
Второй переговорщик был закутан в плащ с плотно надвинутым капюшоном. Однако это не смогло скрыть четкий упругий шаг, расправленные плечи, высоко поднятую голову.
Смайлс вздрогнул и повернулся к капитану, но тот стоял, не отрывая глаз от окна, наблюдая за человеком, идущим по мокрой траве в сторону крепости.
— Мы должны обыскать вас на наличие оружия, — произнес офицер, когда они переступили порог комнаты, где их ждал комендант.
— Давайте, — насмешливо фыркнул черноволосый и податливо поднял руки. Его аура даже не дрогнула. Лейтенант растеряно посмотрел на начальника гарнизона.
— Оставьте, — произнес тот, — благодарю за службу, вы можете быть свободны.
— Но, — попытался возразить адъютант.
— Когда вы мне понадобитесь, я вас позову.
Подождав пока за офицером и его людьми закроется дверь, Смайлс посмотрел на человека в плаще.
— Вас трудно не узнать, сэй Иланди, даже в этом одеянии.
Слегка помедлив, гость скинул капюшон.
— Ар назад вы тоже пришли сюда, только с другой стороны, — тихо произнес Дарис.
— И так же как ар назад я вам не враг, — Димостэнис открыто посмотрел на старого вояку.
— Друзья не приходят с земель неприятеля, да еще на военных кораблях.
— Корабль всего один, и он не подойдет ближе к берегам Астрэйелля, чтобы не произошло.
— Его величество объявил вас предателем и преступником и назначил за вашу голову хорошее вознаграждение. Не боитесь, что ваше судно так и сгинет в пучине Льдистого моря, не дождавшись своего хозяина?
Смайлс резко повернулся к капитану.
— Дарис!
— Я пришел просить вас о помощи, — Димостэнис сделал вид, что не обратил внимание на неприкрытую агрессию. Слишком много в ней было боли и горечи, чтобы принимать слова бывшего боевого товарища за чистую монету.
— В империи все чаще ходит слух, что вы сами все это устроили, — не услышал его капитан.
— Что именно?
— Что вы уже давно прокручивали за спиной императора свои делишки. Что воспользовавшись его бедственным состоянием здоровья после покушения, позволили войскам своего союзника напасть на Астрэйелль, и под предлогом того, что идете освобождать границы империи от захватчика, просто контролировали ситуацию, давая погибать нашим воинам. Только вот не смогли предугадать случившегося землетрясения, а следом за ним наводнения и все ваши планы были разрушены природными катаклизмами. Именно поэтому вы не повели людей домой прямой дорогой, а пошли в обход через перевал, чтобы ближе подойти к границам Мюрджена и уйти к своим друзьям.
В единственном глазу Дариса сверкнул вызов.
Эардоре присвистнул.
— Неплохой ход, — откомментировал он услышанное. Лэр наконец сменил боевой раскрас своей ауры на более привычный бледно-голубой и теперь больше походил на обыкновенного воздушника.
Дим бросил на него раздраженный взгляд. Однако не мог не признать правоту его слов.
Обвини противника в том, чем грешен сам. Кто же решит, что столь бессовестное извращение фактов можно просто выдумать? Потом пока никто не опомнился, навешай на обвиняемого больше ярлыков — отступник, предатель, захватчик. И чтобы ты не делал в дальнейшем эта грязь будет лишь наслаиваться и уже никто не задумается, как там было на самом деле.
— Чему верите вы? Чему верят люди, которые глотали морозный воздух на стенах Эшдара, не давая пройти врагу, кто замерзал на снежных равнинах, кто готов был умереть, отстаивая мою честь под стенами Мюрджена?
Дарис со Смайлсом переглянулись.
— Чего вы хотите от нас? — спросил комендант.
— Мне надо попасть в Эшдар в подземные ходы, которые ведут в Мерзлые земли. Это моя цель.
— Кто ваш спутник, сэй?
Димостэнис слегка помедлил с ответом, но все же произнес.
— Один из приближенных к правящему Дому Мюрджена.
— Вы предлагаете открыть нам проход в самое сердце главной защитной крепости севера вражеским лазутчикам?! Вы служите им! А еще называете ложью то, что про вас говорят.
— Я никому не служу, — спокойно отверг Дим очередные обвинения. — И прекратите называть меня сэй. Вы же сами сказали, что его величество лишил меня своей милости.
— Как же вас теперь называть?
— Не так давно я заключил союз с правительницей княжества. Ее поданные теперь называют меня его светлейшим высочеством.
Комендант с капитаном ошарашенно смотрели на него. За спиной тихо простонал Янаур.
— Однако для старых друзей можно просто Димостэнис.
Первым отошел Дарис. Он провел рукой по лицу и беззлобно, облегченно расхохотался.
Тяжелая дверь закрылась за спинами двух путников, погружая их в темень подземелья. Димостэнис помнил дорогу и ему не нужна была карта, чтобы уверенно идти по узким тоннелям. Молча проходили коридор за коридором, освещая себе путь светом огневиков.
— Здесь огонь лучше притушить, — прошептал Дим, повернувшись к спутнику, — иначе летучие мыши не дадут прохода.
Эардоре все так же, не говоря ни слова, сделал то, что ему сказали.
Димостэнис оказался прав, когда за агрессией и злостью, увидел лишь боль и горечь. И несмотря на то, что Янаур до сих пор укорял его за лишнюю откровенность перед бывшими боевыми товарищами, Дим не сомневался в правильности своего выбора.
Переодевшись в обычную форму защитников гарнизона, прибывшие из Мюрджена вместе с комендантом и капитаном Дарисом отправились в крепость Эшдар.
— Посадите двоих проверенных людей в лодку, — сказал Дим Смайлсу, — пусть они отправляются на корабль вместо нас. Можете не беспокоится с ними ничего не случится. Когда мы вернемся, они под предлогом новых переговоров высадятся на берег, а мы назад на корабль. Это отведет от вас подозрения.
Даджир махнул рукой.
— Эшдар далеко, а новый наместник не особо интересуется нашими делами. Я отсылаю ему отчеты в установленное время о жизни в гарнизоне, и он спокоен. Здесь мы живем своей жизнью.
Дим покачал головой.
— Вы не можете отвечать за всех.
Коменданта не до конца убедили его слова, но все же он прислушался к совету и отправил на судно двух своих людей.
В крепости их снабдили провизией и всеми необходимыми вещами для похода.
— Ваше путешествие не из легких, — произнес Смайлс, — вам нужны люди, которые помогут вам и в случае чего смогут защитить. Меньше чем за сэт я сформирую отряд.
Димостэнис отрицательно покачал головой.
— Либо мы пройдем вдвоем, либо там полягут все. Этим мертвым занесенным снегом долинам без разницы скольких они заберут себе.
— Позвольте хотя бы мне пойти с вами, — вступил в разговор Дарис, — пусть глаз у меня один, но видит он хорошо, да и рука тверда.
Дим повторил свой жест. Он не хотел приносить в жертву своим целям людей, которые в очередной раз поверили в него. Не хотел забирать их жизни. Пусть даже они сами безоглядно и безоговорочно отдавали их в его руки.
— Мы все время ждали, когда вы нас оставите, — сказал капитан уже у самой двери в подземелье. — Даже ставки делали первые дни. Зачем вам было рисковать своей головой? Вы могли сесть на ярха и улететь. Но вы оставались с нами. Сэт за сэтом, день за днем. Это у нас не было выбора, а у вас он всегда был.
— Вы так считаете, Дарис? — Дим иронично приподнял брови.
Старый вояка уверенно кивнул.
— Поэтому готов идти с вами куда скажете, — повторил он уже однажды сказанное, — и не только я один.
Янаур осторожно встал на самый край чернеющего провала колодца, стараясь рассмотреть, что там на глубине.
— Там внизу протекают сточные воды, — учтиво сообщил ему Димостэнис. — Однако если его светлость не желает макаться в… гм… в общем, вы поняли во что, вы можете повернуть назад. Уверен дорогу вы найдете без труда.
Эардоре вернул ему не менее светскую улыбку.
— Если его светлейшее высочество не считает ниже своего достоинства макаться в… гм… в общем, вы сами поняли во что, я последую за ним.
Обменявшись любезностями, князья спустились вниз. Первым пошел Дим. Следующий за ним Янаур, слегка помедлил прежде чем разжать пальцы, отпуская веревку и становясь в мутную жижу. Димостэнис удовлетворенно улыбнулся, когда все же услышал едва различимые ругательства. Для того, чтобы приподнять себе настроение иногда достаточно сущего пустяка.
Дальнейший путь продолжился без приключений: узкие тоннели, темные комнаты, пещеры, лестницы то вверх, то вниз. Все это уже когда-то было. Узкий лаз, зажатый скалой с двух сторон, с застоявшейся нетронутой силой стихии. Небольшое плато и прозрачное озеро, спрятавшееся между камней.
Искупавшись в ледяной воде и сменив одежду, путники расположились на привал.
— Надо развести огонь, — поеживаясь от холода, произнес Янаур, — у меня зуб на зуб не попадает. Ну и холодина!
Димостэнис с немалым удовольствием наблюдал за попытками лэра. Стихия огрызалась, кусалась, то вспыхивала оранжевым столпом, то разлеталась на искры. Аура одаренного вспыхивала разными цветами. Напряжение возрастало. Олгин не зря старался — дар его сына воистину был велик. Оставалось в лишний раз удивиться, как тому удавалось скрывать такую одаренность на протяжении пяти аров.
Наконец Янаур устав от безрезультативных попыток, и в очередной раз ругаясь и потряхивая обожженной рукой, закрыл хьярт, мрачно смотря перед собой на голые камни, на которых так и не вспыхнул огонь.
Дим демонстративно небрежно сплел на ладони серебристый шарик, сворачивая энергетическое полотно пещеры так, чтобы ни в коем случае не разорвать его целостность. Потянулся к спящим внутри себя частичкам стихии и позволил ей соприкоснуться со сгустком энергии на руке.
— Здесь нельзя рвать энергию мира на нити. Эти места не терпят подобного, — произнес он, не отрывая глаз от огня, расправляющего свои оранжево-красные лепестки, между ним и лэром. — Если решишь проверить мои слова, делай это как можно дальше от меня.
Эардоре не отрываясь, наблюдал за танцем огня.
— Я хочу извиниться перед тобой, — произнес он, убедившись, что пламя не распадается на части и вряд ли он сможет управлять его энергопотоками.
— За что? — сухо уточнил Димостэнис.
— За произошедшее на корабле. Мы тебя не поняли.
— Конечно, я всего лишь пришлый имперец.
— Зачем ты так? — с укором произнес Янаур. — Это в Астрэйелле не помнят историю своих предков, похороненную под грудой лжи. Мы чтим память того, кто создал наш мир, не пожалев своей жизни. Для жителей долины Серебряный не пустое слово.
— О, да! — саркастически воскликнул Дим. — Ты, наверное, имеешь в виду князя Иасиона, который приказал меня убить, как только я оказался в вашей крепости или может быть его первого везеря, который оставив дом, будущую избранницу помчался выяснять кто из нас сильнее, ловчее, умнее. Или может быть его отца, который посадил меня на цепь в подвале, как взбесившегося пса. А уж о ее высочестве, даже говорить не приходится. Во истину ее любовь к Серебряному не знает границ!
— Когда ты перестанешь считать Мюрджен своим врагом?
Димостэнис подождал, когда лэр посмотрит ему в глаза.
— Никогда. Ведь именно вы сломали мою жизнь.
Сколько раз он думал об этом. Ведь если бы княжество не напало на Астрэйелль, он бы не ушел на север и не был бы вынужден провести там долгие миноры. Возможно, сложись все по-другому, и останься он в Эфраноре рядом с Аурино, смог бы предотвратить пожар недоверия и ненависти, который вспыхнул в груди старого друга. Смог бы встать между ним и советниками, которые, Димостэнис был в этом уверен, и приложили все свои силы, чтобы это случилось. Смог бы успеть, пока не стало слишком поздно, доказать императору, что его дар для того не страшен и ему не нужна его власть, корона, трон. Смог бы уберечь самое ценное, что подарила ему судьба. И сейчас бы ему не пришлось колесить дороги жизни, чтобы вернуть это.
— Ты уверен, что это была твоя жизнь? — Янаур спокойно встретил его взгляд.
Не испытай он все трудности своего изгнания, он никогда бы не узнал силу притяжения Фельсевера и не обрел бы кровного брата, не встретил бы людей, которые несмотря на всю вынужденную ничтожность их существования и свое бессилие сумели выстроить свое счастье, никогда бы не признал и не принял выбор сестры, не научился говорить «неодаренный» вместо презрительного «смертный».
— В той осталось то, что мне дороже всего. И этого ничем не изменить.
Князь бросил на него недоуменный взгляд.
— Это все ради того, чтобы что-то вернуть?!
Димостэнис горько усмехнулся.
— Это вы навешали на меня ярлыки: Серебряный, Изменяющий, Защитник. Долгие ары я ничего не знал о своем даре, а когда наконец открыл завесу тайны, не обрел долгожданной радости. Я отрицал то, чем меня наградила судьба, и все же вынужден был смириться. Потом стал учиться жить с этим и познавать нового себя. Наверное, я даже научился находить в этом покой и умиротворение. Однако разве это может заменить счастье?
Янаур опустил глаза за яркие языки пламени. Он молчал довольно долго, Дим уже успел обрадоваться, что тот больше ничего не скажет.
— Целительницы, которых ты однажды попросил меня найти, — наконец произнес Эардоре. В его распахнутых глазах горел пожар озарения. — Одна девица из того списка не так давно стала императрицей.
Ориф всегда был умен, наблюдателен, догадлив. Умел думать и сопоставлять факты, даже те, которые его не касались. Поэтому Дим в свое время считал его почти незаменимым. Впрочем, почему почти? Отрицать это, тоже самое, что отрицать его догадку.
— Я обычный человек, — сухо произнес он в ответ на очередную демонстрацию проницательности своего бывшего помощника, — со своими слабостями и желаниями. В этом мире есть несколько дорогих мне людей, которые искренне любят меня, и я люблю их не меньше. Я — не Зелос. Я испытываю такие же чувства, как большинство живущих под светом Таллы. Не люблю боль и когда меня предают, не доверяю лжецам и буду бороться за свое счастье.
Он прервался, поправил огонь, который чувствуя растущую в нем бурю, стал разгораться.
— Я не стремлюсь к власти и ко всем тем благам, которые она дает. Мне не нужно вселенское могущество и возможность управлять миром, чего так боятся Аурино или Кари. Чего так беззаветно они желают для себя.
Янаур скривил губы в усмешке.
— Поэтому природа наградила серебром тебя. Будь по-другому и эти двое отправили бы наш мир в Бездну.
Димостэнис лишь пожал плечами. Несмотря на все неожиданные откровения, он не собирался говорить собеседнику о зове и об истинном предназначении своего дара.
Раскинувшиеся под ногами двух спутников, сияли, переливались в серебристых лучах Таллы Мерзлые земли. С трех сторон огороженная цепью гор, заснеженная долина хранила в себе вековой холод, накопленный долгими бесконечными арами. Зло взвизгнул ветер.
Янаур поежился. Поглубже натянул капюшон.
— Куда теперь?
— В прошлый раз, когда я спускался сюда, жители этих земель нашли меня сами. Я не знаю точной дороги. Направление — запад. Там должно быть поселение Вольных.
Эардоре обвел рукой бескрайние белые просторы на много еров выглядевшие абсолютно одинаково в какую сторону не посмотри.
— Направление — запад! — Фыркнул он. — Мило.
Дим пожал плечами. Что он мог знать об этих землях? Что здесь безумно холодно, гибельно, здесь живут остатки тех, кого когда-то перебили императорские войска во главе с его отцом. Однако самое главное здесь есть то, что поможет ему победить в его нелегкой борьбе. Приюты и их смертельно опасные тайны.
— Нам надо выйти на поселение местных. Думаю, дальше мы разберемся, как найти тех, кого они охраняют.
— Это твой план? — Янаур резко обернулся. Порыв ветра подхватил пригоршню снега и швырнул ему в лицо. — А! Все Дьяволы Бездны! Как ты с таким планированием дожил до своих аров, да еще с твоим то образом жизни?!
Он достал из мешка широкий шарф и по примеру Дима замотал им лицо, оставив открытыми одни глаза.
— Я тебя не звал с собой, — отрезал Димостэнис и пошел вперед.
Кружа огромные вихри снега, выла вьюга. Путники молча шли по заснеженным просторам, следуя своей цели. Студеный ветер, дующий сквозь горные проходы, замедлял и без того небыстрый шаг. Мороз кусался не хуже дикого зверя, оголодавшего по свежему мясу.
Безмолвно опустилась ночь. Связала путников по рукам и ногам. Идти дальше по ровной снежной долине безо всяких ориентиров, еще и в темноте стало невозможно. Да и силы закончились.
— Ты сможешь разжечь здесь огонь, как в пещере? — спросил Янаур, снимая походный мешок.
— Я не фокусник, — зло огрызнулся Дим, — я только учусь.
Эардоре не стал отвечать на выпад. Молча достал спальный мешок и бросил на снег.
— Странное место, — все же нарушил он тишину. — Здесь все переполнено энергией, недоступной для хьярта. Не понимаю, как себя здесь вести. Она давит, затрудняет дыхание, бьется в грудь, но как ее использовать я не знаю.
Димостэнису этого не надо было объяснять. Он познал все «прелести» Мерзлых земель еще в свой первый поход на север. Нетронутая вселенная. Как в Фельсевере или в подземельях семейного поместья. Только там она была податливой и уязвимой. Здесь же словно все скованно нерушимыми цепями неприступности. Вечный саван для того, что уже никогда не сможет стать живым.
— Здесь царит мертвая энергия воды. В том состоянии, который мы привыкли называть льдом. Так же как застывшее царство огня в Мертвых пустынях на юге Астрэйелля. Или недвижимый воздух под самыми облаками. Природа таким образом защищается от тех, кого сама же создала, кто бездумно и ненасытно привык пользоваться ее дарами. Мало кто может подчинить себе здешнюю энергетику.
— Ты имеешь в виду таких как ты?
Дим покачал головой.
— Мне тоже сложно пробиться сквозь отчуждение.
— Те люди, которых мы ищем обладают такими способностями?
— Навряд ли. Те, кто нам нужны и твои старые знакомые тоже. Помнишь татуировку в виде разбитого пополам сердца и закрытые приюты?
Удивленное восклицание стало ему ответом. Собрав эмоции в твердый кулак, Димостэнис начал свой рассказ:
— Все началось с того, когда я сжигаемый жаждой знаний, полез в дом Дайонте, чтобы найти хоть что-то, что помогло бы Аурино в борьбе с Советом Пяти. Там-то я наткнулся на книги учета и узнал о приютах, даже не представляя ценности того, что случайно попалось мне на глаза. После чего случились два нападения: на штаб и мой дом. Так впервые появились люди, имеющие эти загадочные татуировки.
— Ты еще говорил, что они что-то искали у тебя.
— Дайонте натравил на меня весь Совет, сказав, что я взял эти книги из его дома. Потом было похищение Элени и нападение на меня на пустыре.
— И опять эти меченые, — в голосе Эардоре послышались нотки азарта.
— Долгие ары отцу служил один парень. Он был у него поверенным в делах, оруженосцем, помощником. Его звали Мрат. Это его вы сняли, когда он стоял над моим бесчувственным телом. Отец приставил его ко мне в качестве охраны.
— У него была татуировка, я помню. Поэтому мы тогда решили, что он один из убийц.
— Да, — тяжело вздохнул Димостэнис, — а когда вы сказали, что ваше расследование привело вас к дверям приюта, одного из тех, что упоминался в книгах учета Дайонте, я уже без сомнений начал связывать концы всех этих происшествий в единую путеводную нить. Свой немалый вклад в мое расследование внес Пантерри, когда рассказал мне об этих заведениях. Советник сказал, что они хранят тайны, которые могут полностью изменить сложившийся строй жизни в империи.
— Он раскрыл тебе секреты?
Иланди развел руками.
— Не успел. Его убили. Дальше началась война на севере, и я вынужден был прервать свое расследование. По крайней мере я так думал. Однако и там это настигло меня. Попав в плен к аборигенам, я узнал, что случившийся тридцать аров назад бунт на северных границах Астрэйелля подняли не они. Что однажды к ним пришли люди и обещали дать им свободу, а самое главное вернуть земли, отнятые у них, в обмен на их помощь.
— Неужели это были все те же меченные? — удивленно воскликнул Янаур. — Уже тогда?
— Я думаю, они появились еще раньше, только у них все равно не было шансов против объединенной армии императора. Мятеж был жестоко подавлен, а нарушивших мир Астрэйелля уничтожили. Так по крайней мере эту историю знают подданные его величества. Однако это не так. Лауренте Иланди сохранил жизнь людям севера, которые не поддались влиянию бунтарей и оставил их в Мерзлых землях. Они — стражи. Они охраняют людей с татуировками.
Эардоре тихо присвистнул.
— Оказавшись на севере в должности наместника, я снова занялся расследованием по делу этих приютов. Один из них как раз находился на окраине Рогдара. Однако я совершил роковую ошибку и после моего визита учреждение было уничтожено, сожжено вместе с надсмотрщиками и детьми, которые в нем содержались.
— Неплохая история.
— На выходе же мы имеем: тайную, неуловимую организацию, члены которой сильные одаренные, к тому же владеющие боевыми навыками закрытых классов Великих Домов и Совет Пяти, который готов убить любого, кто посягнет на их тайну. Возможно, они втянули в свои опасные игры и императора. Правда, точными сведениями на этот счет я не располагаю.
— Если это так, то все усложнится в десятки раз.
— Теперь-то ты понимаешь, почему мне так надо было попасть сюда? Я должен узнать, что это за приюты, кто там воспитывается, как они туда попадают и зачем это вообще надо. Сейчас я уже не сомневаюсь, что Пантерри не лгал мне, когда сказал, что тайны, скрытые там изменят наш мир.
— Судя по твоему рассказу, уж кому как не ему было это знать.
Выговорившись, Димостэнис завернулся в спальный мешок и отвернулся от собеседника.
— Спасибо, — серьезно произнес Янаур за его спиной, — когда знаешь ради чего рискуешь головой, становится легче идти к цели.
— Это моя часть сделки, — сухо ответил Дим, — ты выполнил свою — помог мне добраться до Мерзлых земель. Я выполняю свою.
— Интересно, здесь когда-нибудь что-нибудь меняется? — простонал Янаур, когда на следующее утро взглядам путников предстала все та же сверкающая белоснежная равнина.
— Ты чего ожидал? Что откроешь глаза, и здесь цветы будут расти? — не удержался от колкости Димостэнис.
— Или у тебя настроение изменится. Может чуть теплее стало бы.
— Оно у меня все разное. Ты просто не замечаешь.
Эардоре фыркнул.
— Чередуется — плохое с отвратительным.
— На компанию из двух человек достаточно и одного шута. Впрочем, что по мне так даже это перебор.
— Все кажется гораздо хуже, чем оно на самом деле есть, когда ты не в настроении. Поддерживаю в себе оптимизм.
Дим натянул шарф на лицо и пошел вперед.
Мороз крепчал, и казалось, что сегодня еще холоднее, чем вчера. Однако в первые утренние сэты путники шли довольно бодро. Талла стояла высоко в небе и, хотелось думать, что под ее серебристыми лучами становится немного теплей. По крайней мере, ее свет помогал не сбиться с заданного курса и это было самое главное в этом белоснежном однообразии.
К обеду идти стало сложнее. Поднялся ветер. Решили сделать небольшой привал, перекусить и набраться сил. С неба начал падать снег. Чуть отдохнув путники продолжили свой путь. Однако идти стало еще тяжелее. Усилилась метель. И белые хлопья теперь падали не только с неба, но поднимались с земли, кружились в воздухе, били в лицо, хлестко ударяя по самым незащищенным местам.
Дим почувствовал небольшой всплеск силы и повернул голову к своему спутнику. Вокруг Янаура едва заметно переливался защитный контур. Димостэнис такого себе позволить не мог. Еще в самом начале пути он сделал выбор. Закрыл хьярт и использовал только свое серебро, если это было надо. Однако сейчас уже и сам не знал, правильно ли он поступает. Возможно аура хоть немного защищала бы его от проявлений разгулявшейся непогоды. Ноги с трудом преодолевали каждый следующий ер и хотелось только одного: упасть на сверкающее покрывало и забыться в его мягком манящем плену.
Снежная пелена уже скрыла Таллу и потерялись все ориентиры. Осталась только непроходимая белая хмарь, которая затмевала собой все пространство от земли до самого неба. Даже Таллу уже не было видно. Вьюга злилась, выла, угрожала, непроходимой стеной поднимаясь на пути людей.
Все же они прошли. Метель отступила. Мороз разжал свои объятия. Снова стала видна Талла. Правда на этот раз она уже готовилась уходить за небосвод. Несмотря на столь тяжелый путь идти стало легче, будто скинули невидимый груз.
Димостэнис остановился, отодвигая с глаз капюшон и опустил шарф. Посмотрел на небо, пытаясь пока не ушло светило, определить направление. Замер.
— Опять скала по форме напоминающая голову ярха или какого-то древнего ящера, — произнес Янаур, — вчера, когда останавливались на ночлег, я приметил похожую. Я же говорю, что здесь все однообразно, даже…
— Она не похожа, — мертвым голосом произнес Дим и обернулся на своего спутника.
Тот не отводя глаз, смотрел вперед. На гору, с которой они вчера спустились.
— Эта та же самая скала, — прошептал Эардоре и застонал, — мы прошли по кругу и вернулись.
Он обессиленно опустился на снег.
— Что будем делать?
— Переночуем здесь. С утра выдвинемся тем же маршрутом. Будем искать ориентиры еще и на земле, чтобы снова не сбиться.
— Ты умеешь отличать один снег от другого? Других примет я здесь не увидел.
— Куда же делось твое настроение? — ехидно поинтересовался Димостэнис.
— Оно у меня всегда есть, — мрачно ответил лэр, — только сейчас очень паршивое.
— Мы попали в метель, она сбила нас с дороги. Не думаю, что она будет постоянно. Здесь сильные ветры, за ночь ее снесет в сторону или она просто развеется.
Вьюга не отступила. Казалось стала даже жестче и злей. Или сказывалась усталость, а ночь, проведенная на холодном снегу, не придавала сил. Порывы снежного ветра сбивали с ног. Несколько раз путники теряли друг друга в этой буре, но упорно шли вперед.
Остановились лишь когда снег начал немного стихать.
— Я думал это никогда не закончится, — выдохнул Янаур.
— Это и не закончилось, — сквозь стиснуты зубы произнес Дим, кивком головы показывая туда, где виднелась их знакомая гора. — Мы опять идем в обратном направлении.
Они обернулись. В двух шагах от них бушевала метель. Прошли несколько еров и вновь оказались в ее губительном плену, почувствовав всю тяжесть зимней бури. Отошли назад.
— Силовое поле! — воскликнул Янаур.
— Два безмозглых ишака! — с раздражением протянул Димостэнис, злясь в первую очередь на себя. — Как я сразу этого не почувствовал?
— Его энергетика притягивает снег. Мы бы долго ждали пока закончится эта метель.
— Зато теперь мы точно знаем, что шли по верному пути.
Оба не отрывали взглядов от стены снега, преграждающей им дорогу.
— В прошлый раз как ты обошел это препятствие?
Дим покачал головой.
— Я не знаю, я был без сознания. Нас нашли собаки, а потом местные жители притащили в свое поселение из-за того, что я Иланди. И ясно дали понять, что второй раз не будут столь щедры и милосердны.
— Плохо, — покачал головой Янаур.
— Плохо, — согласился Димостэнис. — Жуткое место. Здесь все разодрано на куски. Я не могу почувствовать ровную энергию стихии. Не могу пробиться сквозь эти ошметки.
Он болезненно поморщился.
— Тогда давай попробую я, — аура Эардоре слегка вспыхнула. По рукам поползли узоры формулы.
Что он собирается делать, Дим спросить не успел. Сгусток энергии сорвался с пальцев одаренного и полетел в сторону вихря, который словно почувствовав угрозу, взвизгнул и стал закручиваться в спираль. Плетение ворвалось в его бестелесное нутро, сковывая и начиная разрывать плотно связанные нити.
Сложно было рассмотреть, что происходило внутри бушующей вьюги. Дим видел лишь то, как толстые жгуты, которые сотворил Янаур стали расплетаться и раздваиваться на концах, и каждая новая плеть раздваивалась заново, пока они полностью не исчертили все пространство враждебного плетения и стали втягивать в себя его силу, набухая и разрастаясь.
Димостэнис потянулся к энергии стихий и успел чуть сгустить воздух, который принял на себя первую мощь взрыва.
Крупные белые хлопья падали на ресницы, нос, губы. Дим, не открывая глаза, зачерпнул горсть снега и провел по лицу, остужая пылающие щеки. В ушах звенело. Он тряхнул головой, отгоняя уже успевший надоесть звук. Однако ничего не изменилось. Пришлось открывать глаза.
Вьюга успокоилась. Взору вновь открылась белоснежная равнина, искрящаяся в лучах Таллы. Замерзший океан простирался до самого небосвода, сливаясь с такими же белоснежными облаками, плывущими по яркому серому небу.
Димостэнис поднялся на ноги и сделал несколько шагов вперед к переливающейся холодной голубизной стене. Протянув руку, он почувствовал тихое спокойствие и умиротворение стихии.
— Первый барьер был всего лишь завесой, — прошептал он.
Тихий стон стал ему ответом.
— Что теперь? — Янаур шипя и ругаясь, поднялся на ноги, держась за хьярт.
Дим потянулся к затаившимся частичкам стихий. На кончиках пальцев запрыгали серебряные искры. Он провел рукой вдоль препятствия, оставляя на нем едва заметный серебристый след. Раздался хрустальный перезвон нитей, сотворенных изо льда. Стена замерцала и от нее повеяло стужей. Слишком чужая, неукротимая, надменная в своей неприступности. Но все равно стихия. Значит не сможет не услышать зов.
— Дим, — тревожный голос Янаура развеял безмятежность. — Ты вот этих существ называл собаками?
— Не мешай мне, — едва слышно прошептал Серебряный, — и главное не используй силу Шакти.
Всплеск возмущения ответом прошелся по коже и больше Дим не счел нужным отвлекаться на то что происходило во время его общения со стихиями.
Надоедливый, въедавшийся в мозг хрустальный перезвон, менялся. Превращался в песню льда. Переливающуюся и искрящуюся, как верхушки айсбергов под лучами Таллы. Хрупкую, как узор инея на стекле. Вечную, скованную из обрывков прошлого и снов о будущем. Чистая, какой может быть лишь сама стихия.
… земли на юге — Мертвые пустыни, оставшиеся после извержений вулканов. Он часто приходил туда, сам не зная, что его так манило. Наверное, он боялся признать себя сумасшедшим, но он слушал рассказы пепла. Горячий шепот, затухающий углей. Яростный рокот лавы. Горькие признания остывших камней. Он позволял каждой истории проникнуть в сердце. Пропускал сквозь себя. Не скупясь отдавать что-то взамен
Через четыре ара они собрали первый урожай с переродившихся земель…
Песнь оплела душу, распуская свои ростки внутри него. Она искала отклик на свои переживания, познавая его, открывая для себя новую стихию, тая, позволяя быть равным. Серебристая вязь ровно струилась по светло-голубым, прозрачным нитям. Пальцы все меньше ощущали холод. Пока твердость льда не сменилась на привычное тепло серебра.
Димостэнис разомкнул контур, открывая проход в заснеженное царство. Распахнул глаза. Везде алели пятна крови, превращая снег в красное полотно. Схватил Янаура за капюшон куртки и вытолкнул в открывшийся проем, вновь закрывая барьер, скрепляя ледяные узоры плотными нитями серебра. Бросившийся за беглецами пес попал под силовой удар. И все же он успел схватить свою жертву за плечо, когда энергетический барьер разделил его на две половины. Князь сбитый с ног полетел на землю, придавленный тушей животного.
— Какая мерзость! — проскрипел его светлость, сбрасывая с себя остатки собаки и обессиленно растянувшись на снегу. В одной руке он держал даггер, во второй длинный кинжал, залитые кровью. Да и сам был больше похож на мясника на живодерне, чем на благородного лэра.
— По мне — так половина этого животного смотрится гораздо симпатичнее целого, — небрежно заметил Димостэнис.
Янаур бросил на него ошарашенный взгляд. Зачерпнул в ладони снег и отер лицо, руки, помотал головой, пошатываясь, поднялся на ноги.
— Я понял, — наконец произнес он, — ты так шутишь.
— Лекция о хорошем настроении подействовала, ваша светлость.
За все так же переливающейся голубоватой стеной на красном снегу валялось еще несколько туш убитых собак. Пять шарообразных фигур, закутанных в толстые шубы и шапки, выстроились в полушаге, замерев.
Стало тяжелее дышать.
— Они плетут формулу, — Янаур отступил на шаг назад, оглядывая серебряные линии, замыкающие защитный барьер, — это выдержит?
Дим покачал головой.
— Не долго.
Эардоре оглянулся на белоснежную равнину за спиной.
— Уходим, — Дим отвернулся от Вольных.
Князь не стал спорить, и они довольно резво помчались вперед, несмотря на то, что снег был по щиколотку и ноги постоянно проваливались.
Показались скалы.
— Нам надо успеть туда, — кивнул головой в сторону укрытия Димостэнис, — там будет легче защищаться, а может и вовсе сумеем оторваться.
Янаур оглянулся и остановился. Дим вынужден был тоже притормозить.
— Что еще?
Князь, тяжело дыша, согнулся, оперившись ладонями на колени. Несколько мгновений отдыха. Потом его аура вспыхнула и энергетический выплеск прорезав снег, поднял снежную завесу, не хуже той, в которой они блуждали несколько суток.
— Это немного их остановит, — он стиснул зубы, сдерживая стон боли.
Он первым пошел вперед. Димостэнис в который раз удивился способностям лэра подпитываться силами стихий в этом месте. Здесь, где полотно не было разорвано на нити и не поддавалось на грубое вмешательство.
— Здесь какая-то пещера, — воскликнул Янаур, резко сворачивая и останавливаясь около темного прохода. Устроенная им метель почти улеглась и в спину стали все отчетливее доноситься собачий лай и голоса преследователей, — легче будет обороняться.
— Обороняться? — хмыкнул Дим. — Ты хочешь перебить всех аборигенов? Империя с этой проблемой уже десятки аров справиться не может.
Снежное копье ударило в защиту Эардоре. Узоры чужого плетения инеем повисли на энергетическом поле князя и застыли, мешая ему восстановиться. Он поморщился и его аура, вспыхнув, все же поглотила чужую энергетику. Димостэнис заметил, как тот побледнел, а ободок вокруг зрачка увеличился и стал серым, затмив почти всю радужную оболочку.
— Я смогу какое-то время держать защиту. Даже хватит сил на несколько атак. Потом снова надо будет восстанавливаться.
— Три псины и пять дикарей, — покачал головой Дим. И лед. И снег. Неисчерпаемой энергией которых коренные жители севера могут бесконечно пользоваться.
— Уходим! — отскочил он от того места, где стоял, увлекая за собой Янаура. Еще три копья врезались совсем рядом, подняв столп снега.
Пещера разветвлялась на множество подземных ходов, круто уходящими на многие сотни еров вглубь, темными пропастями.
Беглецы растеряно остановились.
— Здесь можно остаться навсегда, — прошептал Янаур, — согласен, идея была не очень.
— А там попасть на ужин к собакам, — Дим решительно сделала шаг в один из тоннелей. — Оторвемся и, если не найдем другого выхода, вернемся назад.
В проходе показалась оскаленная собачья морда. Не останавливаясь, она прыгнула вперед, выбрав жертву. Димостэнис хладнокровно вытащил даггер из ножен и вспоров псине живот, увернулся от падающего тела. Совсем рядом раздались голоса.
На разговоры и препирательства времени не осталось. Путники бросились в темный коридор и помчались вперед. Мелькали перед глазами похожие стены, одни проходы сменяли другие, которые разветвлялись и уходили лучиками-трещинами в разные стороны.
Вскоре хаотичность поворотов и неожиданных спусков и подъемов сменилась монотонностью длинных переходов, а потом стали все чаще стали попадаться ровные площадки, от которых отходили прямоугольные тоннели, поворачивающие под прямыми углами.
— Тебе ничего это не напоминает? — спросил Янаур. Благодаря формуле света, которую он постоянно держал активированной, они не переломали себе ноги в этих катакомбах.
— Похоже на лабиринт.
— Отстроенный людьми. Уж очень все ровно и выверено.
— Жившими тысячу аров назад, — фыркнул Димостэнис. Пока ничего хорошего он во всем этом не видел.
Наконец очередной коридор вывел их в гигантскую залу. Абсолютно пустую, из гладкого, словно отшлифованного камня. Не сговариваясь, оба в изнеможении опустились на землю. Сил хватило лишь на то, чтобы быстро перекусить и провалиться в сон.
Янаур открыл глаза и сел. Хьярт болезненно ныл. Он уже знал какие последствия его ожидают, если в скором времени он не сможет его полноценно подпитывать всеми силами стихий. Впрочем, здесь надо было радоваться тому, что имеет. Князь усилил ауру вокруг себя и дотянулся до потухшего огневика, разжигая, освещая пещеру. Его спутника не было. Лэр раздраженно поморщился. Естественно, кто он такой, чтобы тот оповещал его о своих планах.
Димостэнис появился не скоро. Остановился, досадливо вздохнул и с раздражением произнес:
— Ты можешь хотя бы временно не пользоваться даром. Ты меня сбил своей энергетикой.
И скрылся в противоположном тоннеле.
— Извините, ваше светлейшее высочество, — не менее зло бросил ему вдогонку Янаур, — вы меня не посвятили в свои очередные грандиозные замыслы.
— Огневик тоже погаси.
Лэр сделал, о чем его просили и поежившись, завернулся в плащ. Вряд ли ему вновь удастся приблизиться к Изменяющему как уже было однажды. Впрочем, он довольно давно понял, что что-то изменить можно лишь самому. И возможно, когда-нибудь в другой жизни он бы так и поступил. Сделал бы все по-другому. Однако в этой на нем лежит слишком большая ответственность, чтобы поступать так как велят собственные желания. Остается лишь мириться и идти выбранным путем. Князь Эардоре закрыл глаза. Не всегда дороги выстланы одними лишь розами.
— Кажется, я нашел выход, — бодрый, довольный голос выдернул его из сна.
В пещере горел огонь. На раскаленных камнях лежала, подрумяненная рыба, рядом фляги с водой.
— Заодно озеро с чистой пресной водой. И едой. А пока ваша светлость изволили потчевать и не светить аурой я смог прощупать энергетику этих мест.
— Что с ней? — Янаур пододвинулся к огню. Здесь под землей было не так холодно, как наверху, но чувствовать жар пламени было невероятно приятно.
— Она здесь вся разная. Есть просто мертвая, сквозь нее не пробиться, я там чуть не заблудился. Есть тоннели, переполненные силой стихии. Невероятная мощь. Нетронутая, цельная энергия земли. После того, как я побыл там, я стал лучше чувствовать дух пещер. Как будто я здесь уже тысячи аров.
Князь оторвал взгляд от огня и перевел глаза на собеседника. Тот и вправду весь светился серебром. Янаур улыбнулся и незаметно приложил руку к хьярту.
— Наконец, я нашел коридоры, в которых чувствовалась энергетика людей, — тем временем продолжал Дим.
— Живущих тысячу аров назад? — с самым серьезным выражением лица уточнил лэр.
— Если ты мне не веришь, — подражаю тону своего спутника, ответил Димостэнис, — можешь остаться здесь.
Вместо ответа князь потянулся к огню, в который раз упрямо пытаясь разорвать его на нити. Стихия огрызнулась и ужалила, восстанавливая свою неприступность.
— Как ты это делаешь? — вырвалось у него.
— А ты? — тоже не смог удержаться Димостэнис от давно мучавшего его вопроса.
— А я что? — искренне удивился Янаур.
— Как у тебя здесь получается пользоваться силами стихий? Здесь, где они не делятся на нити. Где их можно чувствовать, но не брать. Где, хьярт почти невозможно заставить работать. По крайней мере так полноценно и мощно, как это делаешь ты.
Эардоре бросил на него внимательный взгляд и отодвинулся, весь подобравшись.
— Я не могу работать со стихиями, — он выделил последнее слово, — только с одной. Та, которая всегда рядом и ее энергия легко доступна для меня.
Взгляд Димостэниса стал более тяжелым и в нем вспыхнули искры серебра.
— Ты только не психуй, — Янаур примиряюще поднял руки и поднялся на ноги, отойдя на несколько шагов. — Я даже предположить не мог, что ты не знаешь. Для проводника — Серебряный такая же стихия, как и четыре остальных. Для проводника же, участвовавшего в инициации — еще и доступная сила.
— Что происходит во время инициации?
— Сущности проводника и Серебряного сливаются, точно так, когда одаренный в первый раз познает мир и открывает для себя энергию стихии. Во время инициации хьярт проводника открывается еще для одного канала энергопередачи. Эту связь уже нельзя разрушить. Когда Изменяющий рядом он всегда будет доступным источником.
— Только когда рядом?
— Нельзя воспользоваться энергией потухшего огня или пересохшей реки. Стихию нужно ощущать.
— Если я поставлю щит?
Янаур покачал головой.
— Если только перестанешь дышать.
Димостэнис сокрушенно молчал. Не все знания доставляют удовольствие.
— Как ты думаешь, почему, когда появлялся Серебряный его проводниками всегда становились либо сам император, либо приближенные к нему особы?
Дим бросил злой взгляд на князя.
— Это все описано в книгах, — спокойно продолжил тот, — не я устроил тот пожар на пустыре, когда тебе понадобилась помощь. Я всего лишь оказался рядом. Да я сначала и не понял. Теория есть теория, а когда приходит время практики все совершенно по-другому. Я просто пытался понять, что с тобой, а потом меня словно в воронку затянуло. И сколько бы ты не злился, я все равно благодарен судьбе за то, что смог испытать подобное.
Иланди фыркнул и отвернулся. Потянулся к потоку огненной стихии, текущий в его крови, слегка прикрыв глаза и уходя в себя. Огонь дрогнул и погас, забирая с собой тепло и свет. Янаур не отрываясь следил за действиями Серебряного.
… Ты — моя стихия. Я могу проводить твою энергетику сквозь себя и подпитывать хьярт. Так и раньше было, я этого просто не понимала, а сейчас отчетливо ощущаю…
Олайя часто говорила, что рядом с ним становится сильнее. Дим не придавал значения ее словам. Вернее, придавал, но наделял их несколько иным смыслом. Теперь понятно почему советники так боялись сближения Аурино с ним и всячески препятствовали этому.
Димостэнис медленно поднялся на ноги.
— Я всегда буду слабее своего проводника? — прямо спросил он. Если уж знать правду, то до самого конца.
Янаур беззлобно усмехнулся.
— Разве кто-то может быть могущественнее стихии? Какой бы силой не обладал шакт, он всего лишь человек, одаренный определенными способностями. Как вообще твой хьярт уживается с серебром? Они разве не противоположны по своим функциям?
Его бывший соратник всегда умел работать с информацией, сопоставлять факты, делать правильные выводы.
— Пора идти. Мы теряем время, — перевел Дим тему разговора. Догадливость лэра не входила в его планы. Он не собирался разбрасываться тайнами, которые возможно однажды могут спасти ему жизнь.
Путники, собрав остатки еды в свои дорожные мешки, отправились в дорогу. Все оказалось несколько сложнее, чем Димостэнис рассказывал. Вскоре закончились лабиринты и вновь потянулись разветвленные ходы, в которых терялись любые следы. Шли медленно, так как неяркий свет огневика — все, что себе могли позволить, чтобы не сбивать энергетику здешних мест. Приходилось часто останавливаться и слушать, что говорят стихии. Серебряный подолгу стоял, прислонившись к холодным камням или садился на землю, иногда уходил и возвращался обессиленный, не в состоянии ничего ощущать и воспринимать окружающий мир, а через несколько сэтов сна, вновь продолжали путь.
Дорога стала уходить вверх. Идти стало сложнее, но зато вновь стала ощущаться энергетика живых существ, которые он почувствовал еще в лабиринтах. Вскоре уже и Янаур мог чувствовать след, и они разожгли огневик, облегчая себе передвижение. Наконец вдалеке стал различаться неясный свет. С каждым шагом он приближался, и путники увидели выход из пещеры.
Они стояли почти на самой вершине горы. Под ногами раскинулось ущелье, на склоне которого расположилось селение. Димостэнис обвел глазами каменные постройки, окруженные скалистыми горами с остроконечными вершинами. Задержал глаза на бурной реке на самом дне. Обернулся назад. Там, словно за чертой остались застывшие воды. Мерзлая земля закончилась. Считалось, что их территория простирается до самого Белого океана и в этих местах не может быть жизни.
Тихо присвистнул Эардоре.
— Здесь целый город. Сколько же их?!
Талла высоко стояла в небе и внизу хорошо было видно село и его жителей. Люди, которые не существовали для остальной части империи, живущие в мире, о котором никто не знал.
— Что будем делать? Вряд ли то, что нам нужно, лежит в главном здании под вывеской библиотека, — вновь произнес князь, так как его спутник молчал, не отрыва глаз от оживленного, словно муравейник, поселения.
Димостэнис перевел глаза на спутника. Задумчиво осмотрел его с головы до ног.
— Ты случайно не прихватил с собой пару своих белоснежных рубах?
Янаур стянул с себя дорожный мешок и, присев на корточки, стал копаться в содержимом.
— Болты для арбалета, ножи, фляга с водой, остатки еды, моток веревки, шарф, — он поднял глаза на терпеливо ждущего спутника, — ты бы в Антаклии предупредил, что тебе понадобится.
— Так и знал — никакой от тебя пользы.
Дим представил, как они оба выглядят со стороны. Подавил тяжелый вздох.
— Давайте спускаться, ваша светлость. У меня есть кое-какая задумка.
Их заметили, как только они начали спускаться. Пока нежданные гости шли по длинному горному серпантину внизу уже собрались люди. Молодые женщины, дети, подростки. Вскоре навстречу им вышел небольшой вооруженный отряд. Высокие, крепкие, с колючими цепкими взглядами. Одной их них была женщина. Однако хватило всего пару взглядов на походку, осанку, на обманно небрежное положение рук на массивных рукоятях мечей, чтобы понять, что все — хорошо обученные воины. И никаких сомнений, что под куртками у каждого можно найти татуировку разбитого пополам сердца.
— Кто вы? И зачем сюда пришли? — спросил молодой мужчина, аров тридцати.
Димостэнис медленно вздернул подбородок.
— Посмотреть, как Талла просыпается на востоке и уходит спать на запад. Говорят, у вас здесь все наоборот.
В глазах молодого разгорелся костер понимания. Которое тут же вытеснила ненависть. Как вспышка огня среди ровного пламени. Стерлось отчаянием. И вновь сменилось безразличием, покорностью.
— Мы не ждали столь высоких гостей так рано, — произнес мужчина, — тем более с гор.
— Не ждали с гор? — надменно переспросил Димостэнис. — Потому что думали, что вы одни знаете этот путь?
Собеседник опустил глаза.
— Мы хотим посмотреть бумаги. Надеюсь, все последние записи были сделаны?
— Прямо сейчас?!
Дим кивнул, не обременяя себя ответами на бестолковые вопросы.
— Эдвира, проводи гостей, — мужчина повернул голову на воительницу, стоящую за спиной.
Женщина чуть вышла вперед, помедлила, в открытую рассматривая чужаков. В ее глазах горела неприкрытая вражда. Вспыхнула аура переплетением всех четырех стихий.
— Эдвира!
Она пошла вперед, не утруждая себя какими-то словами. Идти пришлось недолго. Вскоре путники зашли в самый обычный с виду дом, такие же, как все остальные. Эдвира подвела их к одной из дверей, не запертой ни на какие засовы. Распахнула.
— Вниз по ступенькам, — она холодно, с ожиданием смотрела на двоих мужчин.
Димостэнис резко выкинул руку, останавливая Янаура. В голове вновь звенела песнь льда.
— Покажешь дорогу? — спросил он у проводницы.
— Это приказ? — хищно оскалилась она и ее рука легка на рукоять меча.
— Пошла вон.
Женщина, помедлив, с явным сожалением отступила.
— Какая страстная особа, — князь проводил ее взглядом. — Здесь снова этот барьер?
— Ты тоже почувствовал?
Янаур покачал головой.
— Понял по твоим действиям. Он такой же как в Мерзлых Землях?
Плетение и в правду было похожим. Однако помимо уже знакомой песни льда, чувствовалась тяжелая сила земли и горящего пламени. Дим аккуратно разомкнул бледно голубые, звенящие линии. Эардоре, стоящий рядом и наблюдающий за его действиями, очень вовремя подхватил оставшиеся части узора и осторожно, чтобы не разрушить его целостность, сплел со своей энергетикой, пропуская сквозь себя, истончая чужую вязь.
Дим в очередной раз восхитился его филигранным мастерством владения своим даром.
— Здесь вновь чувствуются силы всех стихий, — Янаур сделал вид, что не заметил, как спутник наблюдал за его действиями.
— Да, — неопределенно пожал плечами Серебряный.
Здесь серебро вновь ушло на задний план. Затаилось. Ожидая очередного своего сэта. Вот только это не помешало энергетике льда пройти сквозь кожу, когда он прикоснулся к плетению, и свободно войти в кровь. Как будто была там всегда.
— Откуда ты знал пароль? — спросил Янаур, когда они спускались по лестнице.
— Когда я был в приюте Рогдара, мне сказали, что надсмотрщики всегда так общаются с гостями, которые посвящены в тайны. И всегда их общение начинается или заканчивается вот такой бессмыслицей. Это и есть пароль.
Шаги за спиной стихли.
— То есть ты хочешь сказать, что просто наобум ляпнул эту глупость про Таллу? Это и был твой план?!
— У тебя был лучше?
— В следующий раз, когда ты будешь что-нибудь планировать, напомни мне держаться от тебя подальше.
— Надеюсь, что следующего совместного раза у нас с тобой не будет, — сухо отрезал Димостэнис и толкнул тяжелую дверь в хранилище бумаг.
Взглядам обоих мужчин открылась небольшая комната, уставленная стеллажами и полками. Не сговариваясь, они пошли в противоположные углы, чтобы быстрее найти то за чем они сюда пришли. Какое-то время работали молча, прерывая тишину лишь шелестом перелистываемых страниц.
Чаще это были листы, прошитые нитями и объеденные в папки под каким-либо общим названием. Несколько столбцов с датой рождения, усыновления, именем Дома. Несколько сот аров страданий, боли, криков младенцев и слез матерей. Впрочем, слезы последние проливали не долго. На отступников не тратили много времени. Нарушил основной закон империи — плаха.
— В этой части дела прошедших аров, — произнес Янаур, закрывая очередную папку. — Нам нужна более свежая информация.
Голос лэра заставил Димостэниса понять, что он уже некоторое время смотрит на одну и ту же страницу, поймав глазами всего одно имя. Он оставил книгу учета на столе и отошел от стеллажей. Уткнулся в небольшую нишу в стене, прислонившись спиной к холодному камню. Ноги почему-то не держали, и он сполз по прохладной стене вниз на пол.
То, что творили люди много тысяч аров назад, когда убивали подобных себе, только со вторым сердцем, было против законов мироздания. То, что творят потомки выживших в той бойне тоже против всех правил бытия. Так не должно быть. Нельзя запрещать природе творить своих детей, такими какими она хочет их видеть, такими какими они ей нужны.
Димостэнис тихо застонал и уткнул лицо в колени, раздавленный тяжестью своих мыслей. Вся история Астрэйелля выстроена на отчаянии и страхе, на возвеличивании одних над другими, на крови. И этими багряно-красными арами выложена дорога на самый верх тех, кто решил поставить себя выше Богов.
Кто они? Их истинные создатели?
Палачи.
Те, кто судил, приговаривал и казнил собственный народ.
— В последние тридцать аров количество рожденных от запретных союзов детей значительно возросло, — вновь прокомментировал Янаур свои находки. — Можно даже проследить появление очередного приюта именно в это время.
Нельзя запретить людям самим выбирать свою судьбу. Кто-то готов всю жизнь провести за закрытой границей. Где его будут поить, кормить, давать возможность размножаться. Взамен требуя лишь одного — послушания. Однако всегда будут и такие, кто изо всех сил будет рваться из-за черты только лишь за право выбора, за возможность принятия самостоятельных решений, за стремление достичь чего-то большего.
— Ты это видел?
По голосу Эардоре Дим понял, что тот дошел до оставленной им книги.
— Двадцать шесть аров назад Талал Дайонте удочерил девочку. Если учесть, что ребенок в его семье всего один, значит именно она недавно стала избранницей императора.
Послышались его шаги и восторженный голос почти над самым ухом.
— Представляешь, Дим?!Императрица — ребенок из приюта, в котором растут дети от запрещенных союзов!
Димостэнис медленно поднял голову. Он знал это уже давно. Олайя — сильный проводник, к тому же ни у кого из семьи Дайонте никогда не было такого особенного дара, как у нее. Лэр поймал его взгляд и отошел.
— Прости, — смущенно произнес он, — я забыл. Ты знал?
— Догадывался, — глухо ответил Иланди. — Аурино Эллетери тридцать пять аров. Его матери было двадцать восемь, когда он появился на свет. Ее родовое имя — Анэйтисс.
Янауру не надо было объяснять дважды. Какое-то время в комнате опять воцарилось молчание да быстрый шелест бумаг.
— Есть! — наконец воскликнул князь. — Дом Анэйтисс отмечен в этих списках и именно теми датами, о которых ты говоришь.
Дим не ответил. Да и что тут можно было сказать? В его руках оказались тайны, которые могут спасти Элени и жителей селения, помочь многим другим людям, перевернуть слаженную арами жизнь. Или… вернуть его златовласого ангела. Он может просто обменять их на Олайю.
Выбирать — бремя не для слабых. Иногда лучше иметь возможность избежать выбора, чем его сделать.
— Нам нужны книги учета за эти ары. Начиная от упоминания Дома Анэйтисса и удочерения им девочки, ставшей впоследствии императрицей, до сегодняшних дней, — Димостэнис тяжело поднялся на ноги. — Этого будет достаточно, чтобы утопить Совет и правящую династию.
Так и поcтупили. Нашли нужные дневники положили в заплечные сумки и пошли на выход. Дим обессиленно переставлял ноги по ступеням. Путь наверх казался невыносимым. Как будто там внизу оставались не бездушные бумаги, хранившие в себе мрачные тайны, а живые люди со своими страданиями и болью, не отпускающие его. Молящие его… отомстить? Исправить, прекратить эту жестокость.
Серебряный прислонился пылающим лицом к холодным мокрым стенам. Зачем? Зачем все это было сотворено? Почему нельзя было позволить людям свободно жить? Не выдумывая свое превосходство. Без ненависти и насилия, которых и так полно в этом мире?
Порыв ветра из открытой двери вернул его в реальность. На выходе их уже ждали. Их новая знакомая Эдвира и еще один мужчина.
— Илий велел мне вас проводить, — словно сквозь туман услышал Дим голос женщины.
— Илий — это тот, кто с нами разговаривал при встрече? — уточнил Янаур.
— Да.
— Он ваш главный? — послышалось удивление. Впрочем, вполне понятное. Слишком молод тот был, и на фоне других более зрелых мужей, да той же Эдвиры, показался нерешительным и слабым.
— Да! — сверкнул вызов. — Мы сами его избрали! Вот ваш дом.
Помещение было небольшим, но уже хорошо прогретым горевшим камином, освещенный огневиками и с накрытым столом.
— Очень все странно, — произнес Янаур, когда они остались вдвоем, — не находишь?
Не дождавшись ответа, тот продолжил.
— Улица пуста, как будто в домах никого нет. Да и когда мы пришли, нас вышла встречать горстка людей и то больше подростков и детей. Домов же достаточно много. Где все? Где мужчины?
Димостэнис тоже об этом думал.
— Меня удивляет больше завеса, которой было скрыто поселение, — нехотя произнес он. — В империи уже многие ары считается, что за Мерзлыми Землями ничего нет. Лед, снег, постоянные метели. Стражи, которые охраняют неприкосновенность этих мест. Здесь что-то есть еще, помимо странных татуировок и книг учета отобранных детей. К тому же на приют это вообще не похоже.
— Как хорошо, что мы пришли только за бумагами, — благоразумно изрек Эардоре. — Ждем захода Таллы и уходим так же как пришли. Как раз есть пару сэтов, чтобы подкрепиться и отдохнуть.
Дим налил себе воды из графина и вновь отошел к окну, наблюдать за происходящим на улице.
— Вот ведь если задуматься, — Янаур расположился за столом, — зачем природа сотворила нас такими разными? Не обычными смертными без всяких отклонений в виде хьярта и не всех поголовно одаренными. Значит мы дополняем друг друга. Как две половины одного целого. Даем миру то, что ему необходимо, чтобы терпеть нас. Мы столько аров убивали друг друга, ненавидели, старались привыкнуть, постоянно живя во вражде. Интересно, а что было бы, если мы стремились бы друг к другу, а не противились воле Богов?
Иланди не ответил. Не хотелось ни говорить, ни даже думать, а уж тем более вести философские беседы с лэром. На какое-то время воцарилась тишина. Видимо воспитание не позволяло его светлости разговаривать с набитым ртом. Теперь Дим знал, как минимум, один способ, чтобы заставить князя помолчать.
— После смерти Таурила Мюрджен был разрушен. Долгие ары люди не могли прийти в себя и вернуть утраченное. Однажды кому-то в голову пришла светлая мысль, что ничего не получается из-за того, что нет Серебряного. Что основатель совершил свой подвиг не потому что он был сильным, решительным, смелым, а лишь потому, что в крови у него была энергия Таллы. Решили по этому поводу предки двух родов Эйлин и Эардоре во что бы то ни стало дать долине нового предводителя с серебряной аурой. Что мол если у них по-отдельности не получается, надо попробовать совместными усилиями. Стали заключать союзы между собой. Однако счастье никак не хотело стучаться в двери. Проходили ары, сменялись поколения, но Серебряного так и не рождалось. Что только они не творили. История всего не скажет, она умеет хранить свои тайны, но даже то, что дошло до наших дней — впечатляет. Меняли жен, благо тогда детей в семьях рождалось помногу и можно было сменить одну сестру на другую, если первая не родила нужного наследника. Те подсыпали друг другу яд, чтобы устранить соперниц, братья резали друг друга на дуэлях чести, умерщвлялись дети, чтобы в очередной раз не расписываться в неудаче. Безумие. Ладно бы если они все это делали в тесном семейном кругу. Однако они так были увлечены восстановлением былого величия Мюрджена с помощью грядущего мессии, что собственно забыли о самой стране и ее народе. Экономика на нуле, казна пустая, люди голодают. Бунты, заговоры, разворовывание того, что осталось. Страна сотрясалась в мучительной агонии. В те ары княжеству не нужны были никакие внешние враги, его правители самостоятельно почти уничтожили страну. И вот однажды у князя из рода Эйлин и его избранницы из младших дочерей Эардоре родился первый наследник. Без хьярта. Как такое могло случиться никто толком и не понял, а задумываться было некогда, да и не хотелось вовсе. Ясно было одно — неодаренный уж тем более Серебряным не станет. Ребенка убили и захоронили под яблонькой в княжеском саду, дабы скрыть позор, а опечаленная княгиня родила нового наследника. Без хьярта. Не буду тебя дальше мучать перечислениями очередных безумств, скажу лишь одно — в семье Эйлин больше не рождалось детей, наделенных силой Шакти. В Доме Эардоре, в котором старший сын никогда не участвовал во всех родственных скрещиваниях, продолжали рождаться одаренные наследники. Назревала междоусобная война между Эйлин и Эардоре. Первые испугались, что теперь их родственники будут иметь больше прав на престол. Однако мои далекие предки подписали документ, в котором отказались от наследования трона, если на него претендует хоть один из представителей рода Эйлин. Правда за это получили право вето и созыва полного собрания везерей, если в государстве назревают серьезные проблемы. К примеру, мой отец воспользовался этим правом, когда Иасион отдал Кари все полномочия на управление государственными делами. Однако его не поддержали, так как не было никакой угрозы для существования Мюрджена и не нарушались основные законы.
— Вы же тоже с княжной Эйлин хотели заключить союз? — не отрывая глаз от окна, спросил Дим.
Князь усмехнулся.
— С тех далеких времен много воды утекло. За прошедшие ары мы настолько разбавили нашу кровь, что родственным этот союз уж точно назвать было нельзя. Не правильно взваливать на себя ответственность за то, что совершили твои предки. Обвинять себя в чужих грехах. Мучаться тем, чем не обременена твоя совесть. Если можешь изменить — попробуй. Если нет — просто не совершай их ошибок, уже сделаешь верный шаг.
— Не совершать былых ошибок, — медленно проговорил Иланди. — Ты поэтому вернулся на должность первого везеря? Кари безумна в своей идеи дать княжеству наследника с серебром в крови. И уничтожить империю.
— Меня попросил Иасион перед смертью. Он недолго прожил после той попытки переворота. Он сказал, что я нужен Кари и Мюрджену.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — с таким же вялым равнодушием произнес Димостэнис.
— Просто, — Янаур пожал плечами, подбирая слова, — как… другу.
— Мы с тобой не друзья!!! — вспыхнул Дим.
— Наконец-то! — лэр закатил глаза и покачал головой. — Слава Богам! С возвращением. Если ты ничего не желаешь, — он показал рукой на стол, — давай думать, как будем уходить.
Димостэнис обвел глазами комнату, как будто в первый раз ее увидел. Отошел от окна.
Звон бьющегося стекла заставил его обернуться. На полу среди осколков, переливаясь своими гладкими серебристыми боками, замер стальной шар.
— Это что еще за черт? — Эардоре сделал к нему шаг.
— Не подходи! — рявкнул Дим. — Бери бумаги и проваливай отсюда.
— Но…
Времени спорить не было. Димостэнис поднял руку, огораживая князя, который потянулся за сумками, серебряной завесой. В это мгновение шар разлетелся на куски. Взвились к потолку языки пламени. Взрывной волной Янаура вышвырнуло в окно, а Дима ударило об дверь. Пытаясь восстановить щит, он потянулся к серебру, когда услышал глухой стук об пол. Он нащупал засов и потянул в сторону, пытаясь уйти от нового облака огня. Пламя настигло, лизнуло, накрыло с головой. Горячий воздух ударил в грудь, выкидывая из дома. С силой швырнул о камни, разбросанные по земле. В мутнеющем сознании Димостэнис успел увидеть огонь, тянущийся за ним своими жадными щупальцами. Он провалился в себя, отыскивая частичку стихии, живущую в нем.
Серебристые искры пробежали по коже, сливаясь с пламенем. Дима накрыло огненной стеной, и он перестал ощущать себя. Защищенный от огня серебряной преградой, он сгорал изнутри, не в силах разорвать связь со стихией. Слишком неожиданно все случилось. Он еще не научился перестраиваться так быстро.
Мощный удар разрушил связь огня и серебра. Рывок назад. Переплетенные между собой в затейливом узоре четыре стихии вошли в хьярт. Освобождая. Дим распахнул глаза и повернул голову, туда, где он еще ощущал силу спасшего его плетения. Энергетическая цепь, протянутая от Янаура к нему, истончалась, вливаясь в ауру своего создателя.
Димостэнис распластался на камнях. Внутри все горело. Странное ощущение — быть стихией. Его человеческая сущность растворилась в ней всего за несколько мен. Если бы не проводник, он бы так и остался в ее сжигающем жерле.
Серебряный почувствовал шевеление воздуха возле своего носа и перекатом ушел в право. Рядом с ухом в землю вошел острый клинок. Вскрикнул Янаур. Энергетическая вспышка осветила сгущающиеся сумерки вечера.
Димостэнис отклонился от очередного удара и со всей силы пнул врага по голени. Противник замешкался на несколько мгновений, замедлив очередную атаку. Этого времени Диму хватило, чтобы перекатиться по камням и вскочить на ноги.
Илий сжимая в руках длинный тяжелый меч уже стоял рядом. Дим нырнул под занесенный клинок и ударил по коленям сзади. Противник едва не упал, но выровнялся и резко развернувшись, рубанул мечом. Димостэнис пригнулся и клинок прошел над самой головой.
Глава поселения нападал в полной тишине. Не произнося ни слова. Со злой решимостью и отчаянием во взгляде. Краем глаза Дим успел захватить Эдвиру, плетущую сильную формулу и энергетическое поле князя в его полной боевой раскраске. Он упал на землю, уходя от очередного удара. Собрал в пригоршню мелких камней и швырнул в противника, заставляя того отступить на полшага. Наклонился, доставая нож, прикрепленный под штаниной. Единственное оружие, которое у него осталось при себе.
Молниеносно брошенное лезвие точно вошло в незащищенною кисть руки, в которой Илий держал меч. Тот стиснув зубы, перекинул оружие в здоровую ладонь, вновь намереваясь атаковать. Однако мастер боя уже стоял рядом. Он ударил в нос, ощущая, как ломается тонкая кость. Следующий удар пришелся по уху и по незащищенному затылку, когда противник, потеряв сознание стал заваливаться на землю. Димостэнис перехватил меч из ослабевших пальцев и хладнокровно вытащил свой клинок. Повернулся к Янауру.
Князь весь взъерошенный и до невозможности злющей, с горящем в глазах пламенем, вытер сочащуюся кровь из пореза на щеке. Эдвира лежала рядом, спеленатая огненной сетью с острыми шипами, входящие в плоть жертвы.
— Жива? — Дим внимательно посмотрел на женщину.
В ответ та тихо застонала и попыталась разорвать путы.
В окнах домов начал загораться свет. Серебряный обостренными чувствами после слияния со стихией хорошо почувствовал вспышки эмоций, окрасившие холодную ночь.
Начали распахиваться двери и из них выходить вооруженные люди. Димостэнис с Янауром переглянулись и попятились друг к другу, прислонившись спинами. Серебряный накрыл их обоих прочным куполом, тесно связывая искрящимися цепями своей истинной силы. Князь неуверенно крякнул и напрягся. Дим удовлетворенно отметил про себя пределы его возможностей.
— Сможешь потерпеть? — спросил он.
— Попробую, — прошептал тот.
Круг людей постепенно сужался.
— Нам надо всего лишь прорваться и попытаться уйти к горам. Защита поможет, но ненадолго. Здесь слишком мало нетронутой энергетики Элиаса. Чем дальше от поселения, тем будет легче.
В воздухе ощущалась разрастающаяся с каждой меной уверенность. Так бывает, когда хватаешься за оружие, не зная еще что с ним делать, а почувствовав его тяжесть, начинаешь осознавать, что отступать некуда. Димостэнис отдал Янауру отвоеванный меч, оставив себе нож. Никто не спешил нападать первым. Зашкаливало сытое удовлетворение кота, загнавшего мышку в ловушку. Долгожданный восторг, смешанный с бесшабашной смелостью. Неестественная тишина. Две фигуры, укутанные мерцающим серебром. Огневики, бросающие на землю зловещие тени.
— Корабль! — молодой тоненький голос донесся словно из другого мира. — Там корабли!!!
Это разорвало круг оцепенения. Схлынула, откатила волна пьянящего безумия. Оставив после себя следы страха и застаревшей обреченности.
Раздвигая людей и прокладывая себе дорогу в центр вышел Илий, прижимая к себе раненную кисть.
— Это я во всем виноват, — четко произнес он, глядя на Дима. — Наказывайте меня.
Он опустил руку, с пальцев которой стекала кровь, капая на землю.
— Я сам все решил, — он судорожно вздохнул и опустился на колени, словно подставляя голову под удар меча. — Просто они еще слишком маленькие. Мы договаривались, что вы будете позже. Все были против моего решения.
— Я не была, — раздался из задних рядов голос Эдвиры.
— Накажите лишь меня, — повторил глава поселения. — Никто этого не хотел!
Димостэнис слегка ослабил защитное поле. Янаур глубоко вздохнул и вновь стала чувствоваться его энергетика.
В их тесный кружок прорвалась молодая женщина. Не дойдя несколько шагов, она остановилась, сжимая в руках какую-то тряпку. Дим глянул на ее лицо, словно вылепленное неумелым скульптором, с изломанными, неправильными чертами. Несколько мгновений ушло, чтобы понять, что так бывает, когда неправильно срастаются кости, после многочисленных травм или побоев. Она смотрела на преклоненного мужчину бездонными синими глазами полными слез.
Неодаренная, такая же как и Илий. То, что это его избранница сомнений не было. И не от одного из них он не чувствовал энергетики шакта.
— Встань, — повинуясь страшной догадке, озарившей его, Дим поднял кинжал и резким движением разрезал рубаху на главе поселения, обнажая грудь. Там, где должен быть хьярт ярко выделялся большой набухший рубец. Чувствуя, как по спине пробежался холодок, покрывая кожу мурашками, Иланди отступил на несколько шагов.
— Перевяжи ему руку, — обратился он к женщине, не в силах поднять глаза на них обоих. Что же этим двоим пришлось испытать на их еще довольно коротком жизненном пути? Что за дорога привела их сюда? Димостэнис медленно обвел взглядом собравшихся людей.
— А теперь я хочу знать, кто вы все такие? И что, дьявол побери, здесь происходит?!!
Дима остановил мотоцикл на стоянке возле своего дома, включил сигнализацию и пошел к подъезду.
— Здравствуйте, Дмитрий.
Он обернулся. На лавке сидела женщина.
— Вы узнаете меня?
Он кивнул. Это была жена Плахова, того самого, которого обвинили в убийстве его тети, гражданки Астаровой.
— Вот, — женщина протянула ему пакет. — Это те самые документы, которые Лида забрала, уходя из фирмы.
Женщина горько усмехнулась.
— Она говорила, что они ей еще не раз помогут. Но только сгубили ее.
— Скорее ее жадность. Она собиралась шантажировать заказчика?
— Вы поможете моему мужу? Эти документы очень важные. Из-за них Лиду убили.
— Почему вы раньше их не отдали?
— Я боялась.
— А теперь?
Женщина перешагнула с ноги на ногу. Было видно, что она и сейчас боится.
— Паша сказал, что вы сможете помочь. Что он в своей жизни столько ментов перевидал, что всех видит насквозь. Ой! — опомнилась она. — Простите, я хотела сказать милиционеров.
— Тогда уж полицейских, — хмыкнул «мент».
— Вы поможете?
— Я не работаю с этим делом, его передали в другой отдел. Я дам вам телефон, вы можете обратиться туда.
Женщина отступила на шаг назад.
— Нет, — быстро произнесла она, — Паша сказал только вам. Да и я больше никуда не пойду.
Она развернулась и уже собралась уходить.
— Давайте сюда ваши бумаги, — остановил Дима, — я их посмотрю. И сделаю, что в моих силах.
Хотя вариантов того, чего он может сделать было немного. Всего один — отдать в тот самый отдел, куда его недавно зазывали на службу. Так как ему все равно ничего не дадут сделать. То же самое ему сказал Южарин, которому он рассказал и о бумагах, и о предложении Михеева.
— Не понимаю я тебя, — голос коллеги и в самом деле звучал обескуражено, — это же твое! Разве ты не любитель таких вот дел? На мой взгляд лучшей кандидатуры не найти. Да и тебе с полномочиями и возможностями, которые дала бы новая должность, явно легче было бы шашкой размахивать.
Дима фыркнул в трубку. Да, он часто добровольно взваливал на себя и свой отдел самые сложные происшествия. Именно такие хитросплетенные и неоднозначные дела сделали ему репутацию лучшего опера и признание его профессиональных качеств среди коллег. Самое главное это приносило удовлетворение ему самому, подогревало азарт и пробуждало желание идти дальше. Ради цели.
— Не хочу служить власти, — коротко ответил он.
На том конце то ли кашлянули, то ли подавились.
— Ладно, еще созвонимся, — выдавил из себя Южарин, — оригинал ты наш.
Этим же вечером Сильверова ждала еще одна неожиданная встреча. А что двое неизвестных ему мужчин, стоявших недалеко от его подъезда ждали именно его, он не сомневался. Интуиция редко, когда его подводила. Незнакомцы были в костюмах, белых рубашках и при оружии. Оно небрежно торчало из-под полурасстегнутых пиджаков и придавало им немалую уверенность в себе и своих правах. Один худощавый, жилистый, судя по всему подвижный и неплохо владеющий своим телом. Второй большой, широкоплечий, накаченный, гора мышечной массы. Типичные охранники. Даже гадать не надо.
— Господин Сильверов? — вежливо спросил тот, который худощавый.
Дима неопределенно покачал головой.
— Типа того.
— Господин Солонский просит вас перестать лезть в его личную жизнь и оставить в покое его жену. У них временные проблемы в отношениях, а ваше вмешательство только оттягивает их затянувшееся перемирие.
Если первая часть фразы вызвала у Димы некое замешательство, то вторая и вовсе привела в ступор.
— Какую жену?
— Аллу Валерьевну, — худощавый усмехнулся, — она вам, наверное, забыла рассказать некие подробности своей личной жизни.
Лицо Сильверова окаменело.
— Передайте господину Солонскому, что он может идти в ж…. Пусть благодарит, что не послал его дальше. И вы отправляйтесь туда же. Господа.
Он уже собирался продолжить свой путь дальше, когда здоровяк положил ему руку на плечо.
— Тебя же по-хорошему попросили. Вежливо. Зачем хамить?
Дмитрий Сильверов просто терпеть не мог, когда так грубо влезали в его личное пространство, а тем более распускали руки. Он взял кисть, лежащую у него на плече, и резко вывернул, несколько мгновений наблюдая, как у противника расширяются глаза от боли. Жестко, без замаха вмазал по носу. И не давая шкафообразному прийти в себя, вырубил кленом в пах. Нырнул под несущийся кулак второго и резко выпрямившись двинул тому локтем по уху. Худощавый отлетел на несколько шагов, тряся головой. Выхватил оружие, направляя на Диму. От сильного рывка, что-то выпало на траву из кармана брюк.
— Тогда уже стреляй, — произнес Сильверов, делая шаг навстречу.
Еще один шаг. Нападавший не ожидавший такого, замешкался. Выстрел совпал с ударом по руке. Отчего пуля прошла выше, вспарывая куртку и разрезая кожу на плече. Второй удар пришелся в челюсть, отправив охранника в долгосрочный нокаут. Дима отбросил ногой пистолет как можно дальше и достал телефон.
— Капитан Сильверов. Вооруженное нападение на сотрудника полиции. Попытка убийства. В общем приезжайте, они уже готовы покаяться.
Дима положил телефон в карман куртки, оглядел место происшествия. Ныло плечо, он поморщился, скосил глаза, пытаясь увидеть, что там. Царапина, но достаточно глубокая, чтобы уже и рукав рубашки, и легкой ветровки пропитались кровью. Отлично, будет что медикам фиксировать. Все же нападение на сотрудника полиции, да еще групповое, да еще с использованием огнестрельного оружия — дело не шуточное. Придется господину Солонскому себе других охранников подыскивать.
Глаза зацепились за блестящий предмет, лежащий в траве. Дима аккуратно поднял его, держа двумя пальцами. Складной нож. Дорогой, с красивой рукоятью удобно лег в его ладонь. Нажал на кнопку, освобождая лезвие. Длинное, острое, из хорошо проработанной прочной стали. С инициалами.
Дима глубоко вздохнул. Сложил вновь, задумчиво подбрасывая в руке.
Дверь со всего маха ударилась о косяк. Да, именно не хлопнула, как бывает при сильном сквозняке, а ударилась с тревожным, противным звуком. Алла вздрогнула. Она, как обычно, вышла в коридор, встречать своего капитана.
Он стоял, прислонившись спиной к двери, которая только чудом осталась на месте, и смотрел на нее. Девушка непроизвольно замедлила шаг, таких глаз у него она еще никогда не видела.
— Ты ничего не забыла? — жестко, грубо поинтересовался он.
— Что? — еле слышно спросила она.
Ее взгляд зацепился за его плечо. Порванную и испачканную кровью куртку.
— Боже мой, Димка! — Алла все же подошла к нему, — что случилось? Кто это сделал?
— Посланники твоего мужа.
Девушка замерла.
— Долго ты собиралась еще молчать? Пока не помирилась бы с ним?
— Мы разводимся. Я подала документы. Я боялась тебе сказать.
— Все три месяца?!
Ее глаза наполнились слезами.
— Позволь я все тебе объясню, — она протянула к нему руку, но он не позволил к себе прикоснуться.
— Уже поздно, — сухо произнес Дима, — поэтому сейчас уйду я. Утром оставь ключи на столе и просто захлопни дверь.
— Дима!!!
Он открыл дверь.
— А ты?! — закричала она ему в спину. — Ты!!!
— Что я? — мужчина с недоумением повернулся.
— Та сказка, которую ты мне рассказал. Ты думаешь, я не поняла, что ты о себе? О своем друге и женщине, которую ты любишь. Которые оба тебя предали и бросили. Поэтому ты не веришь ни в дружбу, ни в любовь! Моя Лала! Моя Лала! Она всегда рядом. Это ее ты ласкаешь, ее волосы заплетаешь, ее любишь! Только я — не она! Не она! Не она! Понял?!!
Звук захлопнувшейся двери стал единственным ответом на брошенные обвинения.
Дима не помнил, как провел эту ночь. Пытаясь понять, кто он, где находится, в каком мире существует, и что дальше ему делать. Лишь под утро он забрел в какой-то отель, чтобы привести себя в порядок и поехать на службу. Где его уже ждал адвокат господина Солонского, Леонид Игоревич Ашорин.
— Дмитрий? — мужчина внимательно посмотрел на вошедшего в кабинет начальника отделения капитана. — Я адвокат господина Солонского Романа Владиславовича. Он попросил меня защищать интересы его людей — Эдуарда Зарянского и Тимура Ковалева.
Сильверов бросил вопросительный взгляд на полковника. Тот глазами показал ему на стул.
— Какая забота о ближних своих, — ехидно заметил Дима, садясь на предложенное ему место.
— Действительно, Эдуард Викторович является начальником охраны Романа Владиславовича и ему хотелось бы разрешить возникшие трудности у его людей.
— Начальник охраны?! — удивлено воскликнул капитан. — Вы это серьезно?
Адвокат сделал вид, что не заметил иронии в голосе собеседника.
— Как я уже сказал, Роман Владиславович хотел бы загладить произошедшее недоразумение.
— Нападение на сотрудника полиции, к тому же с отягчающими последствиями я бы не стал называть недоразумением. И по закону нашего государства карается лишением свободы до пяти лет.
Ашорин даже бровью не повел.
— Понимаете, Дмитрий Дмитриевич, это всего лишь ваше видение. Эдуард Викторович же настаивает совершенно на другом.
— Интересно послушать, — Дима чуть прищурил глаза.
— Господин Солонский попросил доверенное лицо передать своей жене, которая в данный момент сожительствует с вами, что он хотел бы с ней встретиться и переговорить об их временных неурядицах в отношениях. Вы же вместо того, чтобы свободно дать состояться этой встрече, накинулись на людей Романа Владиславовича и избили их. Теперь прикрываясь вашим служебным положением, пытаетесь обелить себя и обвинить Зарянского и Ковалева в преступлении, которого они не совершали.
Дима усмехнулся.
— То есть, я один, без оружия напал на двух вооруженных людей и избил.
Суханов кашлянул. Адвокат не отреагировал на этот выпад.
— К тому же, когда возникает необходимость уладить неполадки в отношениях, люди обычно не посылают доверенных лиц, а приезжают сами. Солонский же не выразил желания лично поговорить со своей бывшей женой. Значит, я считаю, что акция все же была спланирована против меня, как человека по каким-то причинам ему неугодному. Может, его не устраивает какое-то дело, которое я веду или вел? Может, это попытка запугать сотрудника полиции при исполнении его прямых обязанностей? Тогда это уже даже не пять лет. У вас еще есть что сказать?
— Зырянский и Ковалев подадут на вас ответное заявление.
— Только не забудьте предупредить их, что подача заведомо ложных показаний еще больше отягчает вину и увеличивает срок.
Адвокат ушел.
Некоторое время Суханов хмуро смотрел на своего подчиненного. Потом полез в ящик стола и достал глянцевый журнал. Открыл на нужной странице, где писалось о последнем светском мероприятии, произошедшем в их городе. На некоторых фотографиях Дима увидел себя и Аллу.
— Что у тебя за история с женой Солонского? — хмуро спросил Суханов.
— У оперов тоже бывает личная жизнь, — язвительно парировал Дима, выделяя последние слова.
— Конечно. Только ты можешь быть уверен, что твоя личная жизнь завтра вновь не станет личной жизнью Солонского? Брильянтовое ожерелье или дом на Лазурном берегу мало кого не заставляли менять и не такие решения. Что будет, если вдруг дамочка решит, что жизнь с олигархом ей более мила, чем с обычным ментом, и в суде она даст показания, что ты коварно соблазнил, потом насильно держал в своем доме, не давал мириться с мужем и напал на этих несчастных, которые пытались спасти ее из неволи.
Сильверов исподлобья смотрел на своего начальника.
— Не нужны мне твои испепеляющие взгляды, капитан. Я — за личную жизнь. Только ты уже взрослый мужик, и должен понимать, что наша жизнь вся состоит из таких вот неожиданных ходов. Сегодня ты на коне, и во всеоружии, на сто процентов уверенный в своей правоте. Завтра тебя под суд за насилие и превышение полномочий. И то что ты заслуженный и уважаемый никого не тронет. В лучшем случае вытурят с полиции, в худшем — получишь срок. К сожалению, предательство даже самых близких людей не редкое явление в наших жизнях.
Каждое слово полковника, словно кол в сведенное от боли сердце. Это было похлеще любых приступов.
— Молчишь, понимаешь же, что я прав, — выдохнул Суханов, — ладно, вот тебе сегодняшние сводки. Работай.
Напитанный морской соленной влагой ветер, трепал волосы. Лауренте Иланди стоял на носу корабля, пристально вглядываясь в показавшийся вдали берег. Более сорока аров назад он впервые прибыл на эти земли. Глава Великого Дома усмехнулся самому себе. Именно здесь, в этом забытом всеми Богами месте, он нашел свою дорогу. И всю жизнь уверенно шел по ней, не свернув, не изменив ни себе, ни своим целям. Только тогда все казалось совсем не так…
… Это был не обычный мятеж аборигенов. Ими управляли. Хорошо обученные воины, сильные одаренные, мастера боя, созданные своими хозяевами, против которых они и восстали. Это даже не было войной. Избиением. Тех нескольких тысяч с которыми молодой наследник Дома Иланди прибыл, чтобы подавить очередное восстание. Лютый мороз. Снег. Метели. И шакты, умеющие использовать эту силу. Подпитывающие свой хьярт энергией, которую они черпали из неиссякаемого источника. Их научили как им пользоваться и отправили в бой.
Его люди гибли один за другим. Дикари, наученные плести формулы боя, основанные на спящей силе, вытеснили их за стену, и они были вынуждены отступить вглубь земель. Тогда-то он и приказал начать строить вторую крепость, чтобы сдержать натиск нападающих. Лауренте знал, что его призыв о помощи был услышан и к ним уже выдвинулась армии Великих Домов.
Только подмога еще далеко, а они здесь. И их убивают. На чем держалось его войско Иланди иногда и сам не понимал. На упорстве, на неумении отступать, а еще на воле их полководца.
В одну из таких жутких ночей он проснулся от холода. Лауренте казалось, что он уже привык к нему за время его пребывания здесь. Однако сейчас он студил кровь, замораживал воздух, причиняя боль при каждом вздохе.
В двух шагах от него стояла девушка. Из-за инея, укрывавшего ее волосы, кожу, одежду она казалась вылепленным из снега изваянием. Королева льда. Принцесса Севера. Единственно живыми были лишь ее ярко голубые глаза, неотрывно смотрящие на него.
Лауренте с трудом преодолевая сковавшую его стужу, сел на кровати. Стараясь не представлять, что стало с его стражей, стоящей у дверей.
— Что ты хочешь? — спросил он. С его губ сорвалось облачко пара.
— Убить тебя, — ответила она.
— Вам все равно не выстоять. Армия на подходе.
— Мы дойдем до Рогдара. Это наша земля.
— Не успеете, — покачал головой полководец, — а даже если и успеете, против целой армии вам не выстоять.
— Ты этого все равно не узнаешь. Так как умрешь сейчас.
Она сузила глаза, словно уходя внутрь себя, концентрируясь. Только сейчас Лауренте заметил, что энергетика вокруг нее не рвется на нити. Все вокруг словно вылеплено изо льда одной сплошной стеной. Он не мог пробиться сквозь нее. Единственное, что он смог — выставить защитное поле вокруг себя, которое не позволяло холоду проникать в него. Правда, он не знал насколько хватит его сил. У нее их явно было больше.
— Ты переживешь меня ненамного. Вас всех убьют.
В ее глазах промелькнули эмоции. Все же она была слишком молода, чтобы не бояться смерти.
— Мы можем помочь друг другу, — он сделал несколько шагов и взял ее за руку. Которая оказалась на удивление теплой.
На следующее утро ворота в крепость отворились в условленное время. Это был знак. Значит, полководца больше нет. Растерянные же и обессиленные остатки его войск уничтожить будет не сложно. Восставшие мятежники ринулись в открывшийся проход, где их ждал все такой же живой Лауренте Иланди во главе своих построенных в боевом порядке воинов с оружием на изготовку. Защищенные голубоватым слегка мерцающим силовым полем, отражающим любые формулы, состоящие из энергии льда.
Нападающие растерялись. Защитники крепости, уставшие от многочисленных поражений и горящие желанием отомстить за смерть своих боевых товарищей накинулись на них с новыми силами, уничтожая в первую очередь носителей редкого, но такого опасного дара.
Мятежники дрогнули и стали отступать. Однако их уже ждали. Часть войск, оставленных за первой стеной и ледяной барьер, который оставшись в меньшинстве дикари не смогли разорвать.
Лауренте Иланди одержал блестящую победу. Пленных в этой битве не брали.
Однако молодой наследник Великого Дома выиграл в этой войне гораздо больше, чем кто-либо это мог предположить. Он наконец понял, что энергия льда — не уснувшая или как ее еще было принято называть мертвая сила, а часть нетронутой энергетики Элиаса. Люди, родившиеся и живущие в подобных местах, научились управлять ею. Если бы кто-то мог жить над облаками, под землей или в жерлах вулканов, то носителей такого дара было был гораздо больше. Однако зачем ему было думать о несуществующих мифических существах? Когда-то существовали одаренные, которые могли соединить в себе все части недосягаемой силы. Шакты, имеющие необычный цвет ауры. Его далекие предки.
В этот же вечер, когда Снежная Принцесса вновь вернулась к нему за оговоренной наградой он уже выстроил перед собой дорогу, по которой намеревался продолжить свой жизненный путь.
— Наши договоренности в силе? — спросила она.
— Нет, — качнул головой будущий глава Дома Иланди. — Есения, я хочу, чтобы ты стала моей избранницей. И родила мне наследника с Серебряной аурой.
Лауренте сделал знак своим людям остаться в шлюпках, сам ступил на сушу. Впереди, в нескольких ерах от него мерцала, переливаясь искрами серебра защитная стена, протянутая вдоль береговой линии. Пройдя несколько шагов, остановился. Дальше идти было сложно, не пускала сила, идущая от барьера. Глава Дома усмехнулся про себя. Бойтесь мечт — они сбываются. Жаль, что часто не так как хотелось.
— Мне было столько же аров как тебе, когда я вернулся героем, одержав победу на северных границах, — обратился он к человеку одиноко стоящему за стеной.
— Ценой предательства.
— Победителей не судят.
Собеседник неопределенно пожал плечами. Может и не судят. Только ответ за свои поступки все равно держать каждому.
— Ты достиг гораздо большего. Как ты мог отречься от самого себя, Изменяющий?
— Серебряные не убийцы. Мы — защитники.
— О, Боги! — горестно воскликнул Лауренте. — Кого ты здесь собрался защищать, Димостэнис?!
— Людей.
— Он не люди. Отступники. Нарушившие законы империи. Их участь одна — смерть. Они должны благодарить Богов за отсрочку, данную им.
— Вы придумали эти законы, чтобы оправдать свою жестокость, — хлестко произнес Димостэнис.
— Что ты знаешь об этом? Империя приходила в упадок. Шакты вырождались. От могущественного рода Эллетери осталась лишь тень с безвольным наследником. Смертные набирали силу и уже готовы были скинуть власть одаренных вместе с их правителем. Император собирался признать свое поражение и уступить власть. Каждый высокородный Дом начал тянуть одеяло на себя. Осталось совсем немного до того, как все бы рухнуло. Мир был на грани большой катастрофы — новой войны шактов и смертных. Только в этот раз у одаренных не было шанса. Они убивали друга в междоусобных войнах. Император Стеллар понимал это. Он был слабым шактом, но мудрым правителем. Пять Домов поклялись ему, что сохранят династию Эллетери и он отдал власть нашим семьям.
— Доверился стервятникам?
Лауренте провел рукой по лицу.
— Один император сменял другого. Смертные жили в резервации. Одаренные теряли свои способности, — он задумался, — наверное все началось с Эллетери, который связался с той девкой и тайно заключил с ней союз.
— С племянницей начальника караула?
— Не была они никакой племянницей! Пришлось придумывать эту легенду, так как его величество просто объявил ее своей избранницей. Как выяснилось, ее отец был смертным, а мать шактом. И их ребенок родился сильным, здоровым и, наконец, полноценно одаренным. Советники быстро поняли в чем дело и подобрали будущему императору правильную избранницу. Как ты думаешь, почему женщины — шакты не могут рожать много детей? Да потому что погрязли в родственных связях, чтобы сохранить чистоту рода. Дети рождались мертвыми, либо умирали едва родившись, они почти не чувствовали энергий стихий, не видели, не могли брать. Именно с тех времен был издан закон о заключении союзов только с позволения императора. Были запрещены связи даже между далекими родственниками, карались любые отношения вне законных союзов. Надо было возрождать империю!
— Так вы оказывается спасители! — издевательски протянул Димостэнис. — Отдавать в знатные семьи детей, рожденных от запрещенных союзов! Браво. Если бы меня сейчас не тошнило от вас и ваших деяний, я бы даже восхитился. На одних надеть цепи, на других узду, а самим забраться на вершину мира!
— Только строгий контроль поможет одаренным не исчезнуть с лица Элиаса. И кому-то надо об этом заботиться.
— Заботиться?! — Дим аж задохнулся от такого определения существующих правил. — Сотни аров одни люди обрекали других на страдания! Почему вы так боитесь тех, у кого нет дара?
— Димостэнис, подумай, что будет, если люди узнают правду. Они поймут, что мы не такие могущественные, как кажемся. Что наша сила без них — миф. Что венец природы не мы. Они. Именно они главные на этой планете. Мы же просто, — отец пытался подобрать нужное слово, — вырождающиеся отродье. Если мы покажем свою слабость, свою зависимость, сами очень скоро окажемся в резервации.
— Вы думаете, это может продолжаться вечно?
— Мне не нужно вечно. Я уже в конце своего пути. Даже ты не сможешь помешать мне.
— Путь Палача?
— Величия! Я всю свою жизнь посвятил тому, чтобы наш Дом, великий род Иланди занял место, причитающееся ему по праву сильного.
— Ты сошел с ума? — жалостливо поинтересовался Дим.
— Как только я увидел силу здешних мест и понял, что миф про наследие нашей семьи — может стать правдой, я начал прокладывать свою дорогу. Когда же родился ты — я точно знал, что все осуществимо. Дальше же все шло, как будто небеса благословляли меня. Гибель Стефана…
— Убийство императора Стефана.
— А! — махнул рукой Лауренте, — он сам напросился. Захотел все разрушить. Дать волю смертным, пустить их в верхние города, разрешить смешанные союзы. Ты очень вовремя сумел подстроить под себя Аурино. Ты уже в детстве мог изменять ход событий. Юному наследнику грозила обитель для неполноценных детей, а ты смог вернуть его к нормальной жизни.
— В чем же здесь твоя выгода? Почему было не убить его сразу?
— Тогда наш Дом был еще не готов. Мы бы просто погрязли в войне с остальными родами. Вряд ли Дайонте или Олафури добровольно согласились бы отдать нам корону. Мне пришлось ждать пока мое основное преимущество войдет в свою полную силу.
— Зачем ты мне сейчас это говоришь? — Димостэнис неожиданно почувствовал болезненный укол, голос дрогнул. — Ты всегда скрывал от меня возможности моего дара.
— Сталь должна закалиться, прежде чем пускать ее в ход. Ты был слишком юн и просто сгорел бы, растратив свой огромной потенциал. Ты должен был стать сильным, уверенным в себе, пройти испытания. Твое назначение главным советником было последним шагом на пути к намеченной мной цели. Я так гордился тобой! Ты показал во всей красе величие и могущество нашего Дома. Мне осталось всего лишь немного помочь тебе.
— Убить еще одного императора.
— Это было бы в идеале, — развел руками Иланди старший. — Ты же смог вернуть его даже от Врат Зелоса.
Дим стиснул зубы. Он всю голову сломал в поисках ответов на свои вопросы. Кого только он не обвинял в покушении на императора на праздничном шествии. Все встало на свои места лишь здесь, когда он вновь увидел эти взрывающиеся шары.
— Ты разочаровал меня, — обвиняющим тоном произнес Лауренте. — Твоя слепая вера в вашу дружбу и то, что он ценит это, превзошла мои самые худшие опасения. Чем он отплатил тебе?
— Пусть это будет на его совести, не на моей!
— Совесть — отговорка для слабых. Ты оказался не так силен, как я думал. Ты простил ему предательство, когда он бросил тебя подыхать на стенах Эшдара, унижение в зале суда, позорную ссылку. Ты отдал ему свою женщину. За тобой стояла армия, Димостэнис. Ты просто сбежал! Для чего?! Чтобы защищать убогих? Так и будешь бегать от одного поселения к другому, пытаясь прикрыть всех своих серебристым щитом?
Лауренте зарычал от ярости. Огненные всполохи отделились от его ауры и ударили по преграде. Ее создатель лишь сжал кулаки в кармане куртке, слегка покачнувшись и незаметно выправил поврежденные нити.
— Как тебе удалось скрыть все это, — Димостэнис обвел руками вокруг себя, — от остальных?
— Я не скрывал, — самодовольно хмыкнул глава Дома, — просто остальные особо не совали сюда свой нос, считая это ниже их достоинств. Еще мой отец спихнул на меня эту обязанность — следить за северными приютами. После же моей победы над мятежниками, я пришел к выводу, что уничтожать всех — глупо и бессмысленно. Разбитые сердца всегда были отличными воинами. В конце концов их обучали в закрытых классах Великих Домов и в них многое вложено. Из них состоят элитные отряды армии Дома Иланди. Сотники, тысячники, даже старшие офицеры имеют эту татуировку.
— Люди, отмеченные этим знаком — дети, когда-то отобранные у родителей и не отданные в новые семьи, — за прошедшие несколько сэтов Дим успел узнать многое. — Долгие ары все происходило по одному и тому же сценарию. Детей отнимали у родителей, отдавали в приюты. Там их распределяли и каждому писали новую судьбу. Кто-то становился великим сэем, кто-то верными помощниками своих хозяев, кто-то компаньонами знатных отпрысков. Тех, кто не подошли ни туда и ни туда, свозили сюда.
— Ты прав. Здесь собраны все неудачники, слабаки или бунтари, которые не прошли ни один отбор.
Таким был Марк. Однажды подающий большие надежды юноша отказался выполнять задание своих хозяев. Уже более пятнадцати аров он живет здесь, запертый Мерзлыми Землями, выполняющий работу надсмотрщика. Или Эдвира, которой ее очередной любовник перерезал горло, когда понял, что она лишь подставная девица, которую приставили к нему, чтобы выведать определенные тайны. Теперь у нее жуткий шрам, пересекающий шею и стойкая ненависть ко всем благородным выродкам.
— Здесь живут не только татуированные.
— Отступники, приговоренные к казни. В какой-то момент я пришел к выводу, что глупо разбрасываться таким материалом. Ведь большинство из них — отпрыски знатных семей.
— Еще одна удавка для знатных родов.
— Более десяти аров назад один из моих воспитанников открыл, что слегка сероватое белесое кристаллическое вещество, которого в избытке в здешних горах, если его смешать еще с несколькими составляющими, имеет свойство взрываться. Были произведены десятки экспериментов, как ты понимаешь довольно опасных и не всегда совместимых с жизнью. Постоянно нужны были люди. Воинов было жалко. Слишком много труда в них вкладывается. Приговоренные же на смерть свою участь заслужили.
— Удалить хьярт под гипнозом целителей или погрузив в сон, — тихо произнес Димостэнис. — Это не убьет, а рабочие руки останутся. Если откажутся всегда есть возможность манипулировать ими.
Глава поселения как раз был одним из тех, с кем поступили подобным образом. Они с избранницей сумели спрятать ребенка, но сами не смогли спастись. Семья Илия имела достаточно денег, чтобы выкупить непутевого отпрыска, но он пожелал остаться со своей женщиной. Над ней издевались несколько дней, а когда показали ему, он не выдержал и рассказал, где их сын. Впрочем, подобные истории в этих местах не редкость.
— Что ты теперь будешь делать? — открыто спросил Дим.
Однако глава Дома и не собирался этого скрывать.
— Теперь у меня достаточно сил, чтобы довести свой план до конца.
— Лиарен в курсе того, что ты творишь?
Лауренте опустил глаза.
— Я собирался передать ему символы советника. Пришло его время. Однако он сказал, что никогда не желал быть в Совете Пяти и ушел.
Димостэнис почувствовал будто с души сняли тяжелый груз.
— Тогда для чего тебе это все? Что ты будешь делать с империей, даже если у тебя получится? Долго ты будешь наслаждаться своей победой? Рода Иланди больше нет. Тебе даже некому будет передать корону.
— У Лиарена недавно родился сын. Если он узнает, кем тот может стать, вряд ли он лишит своего наследника такой судьбы. Твой брат всегда был разумен и умел думать без влияния эмоций.
Кто-то легонько коснулся плеча. Димостэнис обернулся.
— Мы закончили, — тихо произнес Илий.
Дим кивнул и ничего более не говоря отцу, развернулся и пошел вслед за главой поселения.
— Эй! — раздался голос позади них. — Эй! Как тебя там?
Мужчины остановились, не оборачиваясь.
— Передай своим, — произнес Лауренте. — Тех, кто будет на берегу, когда сюда высадятся мои люди, я пощажу. Для всех остальных пощады не будет. Ни для кого.
Последние слова были для сына. Тот чуть помедлил, потом все же подошел к отцу. Так близко, как позволяла стена, разделившая их.
— Ты не понимаешь одного, — тихо произнес Серебряный, — этот мир создал нас настолько разными потому что мы нужны ему именно такими. Мы не сможем друг без друга. Они — не убогие. Они — пока единственные, кто понял это или почувствовал. И именно они смогут остановить этот мир на краю Бездны, куда вы так упорно его загоняете.
Димостэнис догнал Илия.
— Ты будешь говорить людям о предложении?
Глава поселения кивнул.
— Мы здесь не лжем друг другу. Одно из основных правил нашего бытия.
— Ладно, тебе решать.
Дим уже успел признать ошибочным свое мнение о неопытности и слабости старейшины. Илия выбрали сами поселенцы, добровольно и единогласно. Несмотря на свой возраст, а главе деревни не было еще и тридцати аров, он был дальновидным предводителем, предприимчивым, сообразительным, не боящимся опасностей. Он сумел примирить между собой два лагеря: татуированный и ссыльных, так они себя раньше называли. Одни были всегда сильнее и доставляли немало дополнительных неприятностей вторым. Илий объединил два селения, доказав, что они не враги друг другу и вместе им легче будет противостоять трудностям. Сумел договориться с хозяевами о некоторых послаблениях их жизненных условий. Самое главное — нашел подземные лабиринты и организовал их исследование, найдя выход за границы Мерзлых Земель.
— Ты думаешь, мы никогда не пробовали? — Илий резко повернул голову в сторону Димостэниса. — Нас достаточно много, мы сильны, злы и нам надоело это рабство. Мы убивали посланников, поднимали бунты, противились воле хозяев. Их все равно больше и даже если они отступали, всегда возвращались и побеждали. Наказание было суровым. Пять миноров двадцать один день назад нас всех выстроили вдоль деревни и перерезали горло каждому двадцатому, не важно кто это был — младенец, подросток едва вошедший в свою силу, женщина. А вокруг стояли арбалетчики, хладнокровно всаживая болты в каждого, кто пытался защитить своих близких.
Дима передернуло.
— Зачем вы пытались убить нас? Если знали, что наказание неминуемо?
— Я пытался. Еще Эдвира знала. Даже Малика не была в курсе. Я думал, вы пришли за новорожденными детьми. Мы договорились, что их будут забирать хотя бы через ар.
— У тебя родился ребенок? — догадался собеседник. Вот что заставило пойти главу деревни на такой опасный поступок. — Вы нашли выход через горы. Тебе нужно было время.
Тот кивнул головой и вдруг сделал шаг в сторону, преграждая дорогу Диму.
— Я пытался тебя убить, — произнес Илий, глядя в глаза.
Димостэнис вопросительно приподнял брови, ожидая продолжения.
— Тебя это беспокоит? — спросил он, когда такового не последовало.
— Я хочу знать, насколько это беспокоит тебя.
И Дим понимал причины. Для всех жителей поселения он был врагом. Врагом по неизвестным для них стечением обстоятельств, перешедшим на их сторону.
— По непонятным для меня самого причинам это желание я вызываю в людях чаще всего, — усмехнулся он. — Можешь не переживать, ты меня не удивил.
Сам же он постоянно прокручивал в голове одни и те же тяжелые мысли. И слова отца легли пророщенным зерном на хорошо подготовленную почву.
…Так и будешь бегать от одного поселения к другому, пытаясь прикрыть всех своих серебристым щитом…
Фельсевер явно не выдержит такого наплыва желающих начать новую спокойную жизнь подальше от оков империи. Сколько еще подобных поселений встретится на его пути? Сейчас он должен принять, наверное, самое тяжелое решение в своей жизни. Признать, что поиск дорог окончен. Перед Серебряным расстилалась одна единственная, на которой ветер судьбы уже расправил знамя перемен. Ему осталось лишь покрепче перехватить древко и призвать всех, кто желает встать под его сень, следовать за ним.
Шлюпки почти бесшумно одна за другой подходили к берегу. Талла освещала кромку земли и блестящие от воды большие валуны. Ее лучи весело искря и переливаясь скользили по серебристой стене, протянутой вдоль береговой линии. Люди недоуменно хмурясь, смотрели на неожиданную преграду.
Воины высаживались по пояс в студеную воду и без всякого противодействия выходили на сушу. От барьера веяло холодом. Который заставлял ежиться и замедлять шаг. Самым необычным было то, что стена казалось гладкой, без единого изъяна, словно совершенное полотно, сотканное руками мастера.
Командующий высадкой остановился на расстоянии, на которую подпустила его сила, идущая от барьера. Как обычно заныла более десяти аров назад срезанная вместе с плотью метка с разбитым пополам сердцем. Эрг уже давно не считал это место своим домом, а людей, оставшихся здесь — семьей. Он был из тех кому повезло. Хозяин заприметил его еще совсем юным парнишкой и взял с собой. Природа щедро наделила его даром обладания силой Шакти, а опытные учителя помогли стать отменным бойцом.
— Все очень странно, — проговорил один из помощников, стоящий по правую руку.
Они уже не в первый раз приходили сюда с разными поручениями. Тревожила даже не эта стена. А что было за ней. Пустота. Не было видно ни одного человека.
— Мятеж, — процедил Эрг сквозь сжатые зубы. — Этим глупцам было мало в прошлый раз.
В составе карательной экспедиции они высаживались на этот берег около шести миноров назад. В этот раз они шли с другими целями — забрать оружие, уничтожить все доказательства существования этих мест и набрать пополнение для армии Дома. Не зря сам глава рода прибыл с ними. Лично выбирать лучших.
— Что будем делать с этим? — спросил первый сотник, кивком головы указывая на стену.
Старший еще раз внимательно посмотрел на преграду.
— Сносить, — резко произнес он. — Разбей всех на группы, так чтобы в каждой воины в совокупности управляли всеми четырьмя стихиями. Это всего лишь плетение. Если ты не его создатель, значит должен давить силой. Проломим его.
Потянулись сэты. Мены, цепляясь за мены, разменивали время. От стены все так же продолжало веять холодом. Иногда Эрг ловил усталые взгляда помощника, бессильно разводящего руками. Он уже не знал сколько прошло времени, когда преграда наконец подернулась, пошла рябью и полотно стало делиться на нити. Нехотя, сопротивляясь, стало расслаиваться, поддаваться влиянию шактов.
— Эрг, — сотник встал рядом, — она слабеет.
— Я вижу, — старший удовлетворенно потер руки, — уберите ее. Нам пора продолжать путь.
— Люди измотаны. Сил Шакти почти ни у кого не осталось. Это порождение дьявола вытянуло все силы из наших, и выжгло все на несколько еров вокруг. Люди не могут быстро восстановиться.
— Сэт, — скупо произнес командующий, понимая правоту слов помощника.
И тут появились они. В полной тишине, плотным клином, с оружием наизготовку. Впереди шел их главный, прикрытый плотным энергетическим щитом. Это было самое неприятное во всей этой операции. Глава Дома предупредил о том, кто будет руководить мятежниками и изъявил свою четкую волю. Однако же — кто его знает. Может, просто осерчал отец на непутевого сынка, дал в сердцах приказ, а потом будет виноватых искать.
Предводитель мятежников обнажил тяжелый меч и прошел сквозь остатки преграды. Стена сверкнула серебром и осыпалась на песок маленькими кристаллами очень похожими на осколки льда…
Их план удался на славу. Все пошло как было запланировано. За те почти полные три сэта, которые держалась стена, они успели проговорить план сражения, подготовить оружие, пройти по хорошо известным поселянам горным тропам, выйти незамеченными в стороне почти у самой кромки моря и перестроиться в боевой клин. Их было меньше почти в три раза и лишь половина имела дар и воинское образование, остальные в лучшем случае умели держать оружие в руках.
Они делали ставку на обессиленность врага, его растерянность в момент внезапного удара и на то, что победа им нужна больше.
Во вражеском лагере тревожно взметнулся в небо глас трубы, играя сигнал боевой тревоги. Однако было уже поздно. Разбитые Сердца на самом острие атаки, ударили боевыми плетениями. Первые ряды, начавшего было выстраиваться противника разбросало по земле. Песок окрасился красным.
Выдвинулся вперед левый фланг, состоящий из лучников. Запели стрелы, собирая урожай. Однако захватчики были опытными воинами и стойко выдержали удар. Их предводитель собрал всех, у кого еще остались силы Шакти и несмотря на первую растерянность, они сумели загородиться энергетическими щитами и следующие атаки не принесли существенного урона. Однако построиться в боевой порядок все же не успели и им пришлось встречать мятежников отдельными группками.
Поселенцы двинулись вперед, сминая остатки первых рядов. Враг тоже время не терял. Эрг начал сплачивать вокруг себя бойцов, выстраивая их тесными рядами. Его воинство почти пришло в себя и начали контратаку. С учетом численного перевеса, это могло переломить ход сражения.
Димостэнис, понимая опасность такого поворота событий, устремился к предводителю нападающих. Илий и еще несколько воинов из Разбитых Сердец увидели маневр и сомкнули полукруг за его спиной, круша противников, уже устремившихся им наперерез. Мастер боя шагнул в самую гущу, нанося страшные удары. Рубанув одного из врагов между шеей и ключицей, он резко дернул мечом и одним движением обезглавил следующего. Словно танцор, слитый воедино со своим обагренным кровью клинком, исполняя неистовый танец смерти.
Эрг тоже заметил суету вокруг себя и сильнее сжал рукоять секиры. От этих отступников он не ожидал подобной прыти. Тех, кто умел по-настоящему сражаться в этой деревеньке было мало, а остальные не в счет. Теперь он понимал, что приказ главы Дома не был спонтанным решением, тот знал, чего стоит его сын и без него вряд ли это взбунтовавшееся отребье продержится долго.
Димостэнис видел, как предводитель посланных убийц сделал знак двоим своим людям и те встали рядом. Краем глаза успел увидеть, как Илия и тех, кто шел с ним, оттеснили, уводя в сторону, не давая возможности им вновь воссоединиться.
Трое одновременно бросились к нему. Дим усмехнулся, отец явно дал четкий приказ — избавиться от надоевшей проблемы. Только вот, как всегда, забыл предупредить с кем они имеют дело. Он сделал стремительный рывок вперед, навстречу. Пригнулся, уходя от удара тяжелого топора, отбил мечом клинок второго нападающего, отпрянул, резким ударом назад, достал второго, обходящего его со спины.
Эрг стер пот, перемешанный с кровью, заливающий глаза. Всего мгновение передышки, перед тем как клинки вновь скрестились, высекая искры. Отступник был невероятно быстр. Даже несмотря на тяжелый меч в его руках, который совсем не замедлял движений. Его выпады были молниеносны и легки. Эрг чувствовал кровь, стекающую по груди. На земле все еще корчился, зажимая распоротый живот один боец из его личного окружения, второй лежал рядом с перерезанным горлом. Вновь блеснули мечи, со скрежетом встречаясь в воздухе. Удар, еще удар.
Илий стряхнул с меча тело врага. Огляделся. Рядом Димостэнис расчетливо и хладнокровно вел бой с предводителем наемников.
— Стой! — вскинулся он, бросаясь вперед и перехватывая удар меча Эрга на свой клинок. — Отдай его мне.
Дим едва успел изменить траекторию полета своего клинка, чтобы не перерубить главу поселения пополам. Глаза Илия горели огнем мщения. Настолько неистово, что, если не дать ему выхода, он сожжет своего обладателя дотла. Дим медленно кивнул, отступая, понимая, что совершает глупость. Даже измотанный Эрг был сильнее и опытнее поселенца. Еще одно безумие в этой отчаянной безумной битве.
Димостэнис шагнул в сторону, перехватывая двух воинов, бегущих на подмогу своему предводителю. Плавным движением нырнул под секиру первого и ударом снизу-вверх всадил лезвие меча тому живот. Перехватил его руку с занесенным топором и швырнул, со свистом рассекая воздух и проламывая череп второму.
Огляделся. Кругом шел ожесточенный бой. Марк, старший у Разбитых Сердец, защищенный плотным энергетическим щитом, нападал на врагов с одним небольшим топориком в руке. На него кинулось сразу пять захватчиков.
Один из поселян, здоровенный молодой парень, бросился на вражеского сотника, пытающегося собрать вокруг себя своих бойцов и снес ему полголовы ударом могучей дубины. В следующее мгновение он сам пал, пронзенный насквозь ударом меча в спину.
Волна сражения катилась по берегу, заливая песок потоками крови.
У самой кромки моря все пылало и сверкало от энергетических выплесков. Это Янаур плел свои смертоносные узоры, сдерживая натиск врага. Его отряд состоявший из десяти человек, из ссыльных поселян, без дара, вооруженных всего лишь мотыгами и ломами должны были зайти за спину неприятеля, подобраться к пустым лодкам и испортить их, чтобы не дать захватчикам вернуться на корабли.
Рядом с князем стояла Эдвира, которая оказалась лучшим боевым шактом у Разбитых Сердец. Правда было видно, что ее силы на исходе, как и у многих других, кто в начале битвы, не жалея своего хьярта, выжимал из него до последней капли энергии стихий. Даже Эардоре, чьи плетения были еще точны и довольны весомы, помогал себе мечом, отбиваясь от усиливающегося наплыва врага.
Димостэнис вытер мокрые от крови ладони об остатки рубахи и ринулся в бой.
Эрг не мог поверить, что смерть разжала свои когтистые пальцы на его горле и дала ему еще один шанс. Когда он увидел, как мастер боя расправился с двумя его людьми всего за несколько мен, он понял, что его мгновения в этом мире сочтены. Однако этот мальчишка с горящими местью глазами вряд ли когда держал оружие в настоящем бою.
— Я помню тебя, — ощерился Эрг, — ар назад ты уже пытался воевать. Думаешь, дорос до настоящего меча? Не пройдет и сэта, как вы все будете стоять как бараны на бойне. Но только в этот раз я возьму с вас за каждого убитого моего бойца.
Илий не ответил. У него не было лишних сил, чтобы тратить их на слова. Возможно, это было безумием, но он знал, только так он сможет избавиться от кошмаров, наведывающихся к нему каждую ночь. Эрг не давал ему ни мгновения передышки. Острие его клинка все чаще оставляло порезы на одежде и коже. Пот заливал глаза. Ноги вязли в песке. Он ушел в глубокую оборону и едва успевал парировать либо уклоняться от атак. Пропустив один из ударов над головой, Илий собрав все свои силы бросился вперед, боднув противника головой в живот. Не устояв на ногах, тот упал на песок, выставив вперед меч и пнул наемника в колено. Поселенец отшатнулся, потеряв драгоценные мгновения. Эрг откатился от него и вскочил на ноги. Вновь сошлись клинки.
Предводитель захватчиков наносил удары один за другим, не давая противнику ни мига передышки. Илию все сложнее было держать оружие, с каждой меной, становившееся тяжелее. Он понимал, что любой удар может стать для него последним. И прекрасно видел злое торжество победителя в глазах своего врага.
Эрг замахнулся, вкладывая в атаку все свои силы. Илий споткнулся о тело лежащего воина и не удержавшись, упал на спину. Наемник не ожидавший подобного, по инерции рубанул пустоту, сделав несколько шагов вперед. Отчаянным движением глава поселенцев ударил мечом назад поверх своего плеча, попав противнику по ноге, перерубив колено. В следующее мгновение его клинок вошел в тело Эрга почти до самой рукояти.
Эдвира вскрикнула. Острое лезвие вспороло ей бедро от паха до самого колена. Она успела ударить по врагу приготовленным плетением и упала возле самой кромки воды, пытаясь зажать рану ладонями и остановить хлынувшую кровь. Янаур сплел тонкую сеть и накинул на воительницу, защищая ее от энергетических атак. Подмигнул, подбадривая.
— Так отныне будет со всеми! — звучный голос торжествующе разнесся над местом сражения.
Илий держал за волосы отрезанную голову Эрга.
— Со всеми, кто решит, что может распоряжаться наши жизнями! Мы больше никогда не будем рабами, отданными на заклание!
Сотни голосов слились в один раскатистый рев. Страстное желание поселенцев воздать за свои мучения было настолько сильно, что они, сплотившись в одно единое слитное целое просто смяли врага неудержимым порывом. Их внезапное, яростное нападение, растерянность неприятеля, смерть предводителя, трофей Илия, как доказательство их правоты и силы вызвали панику у наемников. Несмотря на численное превосходство они начали отступать к лодкам. Бросая оружие, спотыкаясь о тела мертвых, кубарем скатываясь к воде, захватчики покидали поле боя, оставляя его за теми, кого еще не так давно считали беспомощными жертвами.
Янаур смахнул со лба упавшую прядь волос. На них неслись основные силы отступающего противника. Пальцы сильнее сжали рукоять меча. Руки подрагивали от сверхчеловеческого напряжения. Хьярт был почти пуст. В воздухе сверкнул перепачканный кровью клинок. Князь встретил его своим, дал немного уйти вбок, стремительным обратным движением рассек плечо, заставив нападавшего выронить оружие. И едва успел отвести еще один выпад неприятеля, который пытался уколоть его в бок. Резко ушел вниз, спасаясь от летящего навстречу меча, парировал скользящий удар сверху, ткнул острием лезвия кого-то в лицо. Отпрянул от атаки сразу двоих наемников, пропустив короткий кинжал, запущенный сбоку. Чиркнув его по щеке, острый клинок, увяз в едва заметном серебристом мареве, упал, едва не воткнувшись в ногу.
Лэр замер, медленно повернув голову. Димостэнис сидел на песке, положив на него ладони. Его меч лежал рядом.
— Я не удержу долго, — скупо, не тратясь на эмоции, произнес он. — Бери людей и уходите.
Строительство стены далось ему слишком тяжело. К тому же на берегу почти не осталось силы стихий. Хьярт огрызнулся болью, но все же отреагировал, позволив своему хозяину выстроить пусть не самый прочный, но все же необходимый щит, чтобы дать людям немного времени и шанс на спасение.
Он медленно поднялся и пошел к самой кромке моря, где все еще держались на воде полузатопленные, испорченные лодки. Облокотившись на одну из них сидела Эдвира. Услышав его шаги, она открыла глаза.
Димостэнис оторвал единственно оставшийся целый рукав от рубахи и опустившись на колени, приложил его к ране.
— Надо остановить кровь. Держись.
Разорвалось плетение. Одновременно Серебряный почувствовал выплеск силы.
— Сзади, — прошептала Эдвира.
Однако Дим уже понимал, что ни его быстрота, ни реакция не спасут от удара. Он видел, как вспыхнула аура вокруг воительницы. Слишком поздно. Да и ее сил не хватит, чтобы сплести что-нибудь по-настоящему способное на защиту двоих. Он бросился к женщине, прикрывая ее собой, давая ей возможность закончить формулу.
Полыхнуло огнем. Спину обожгло. Димостэнис выгнулся, зашипел от боли, упав на Эдвиру, придавливая ее к песку.
— Нашли время! — раздался над ухом возмущенный голос.
И Дим понял, что его светлость можно убить только за необычайное чувство юмора. Он вскочил на ноги, оборачиваясь. Рядом стоял Янаур, бледный как полотно. В шаге от него лежал обугленный наемник с обнаженным мечом.
— Почему ты не со своими людьми? — резко спросил Димостэнис.
— Ты же знаешь, что по-настоящему целым я себя чувствую только рядом с тобой, — парировал князь. Иланди еще раз утвердился в своем желании. Янаур подхватил Эдвиру на руки.
— Прикроешь?
Дим кивнул, выжимая из себя остатки силы Шакти. Им навстречу мчались Марк и еще двое воинов.
Впрочем, отступающим наемникам было не до них. Подпираемые разгоряченными битвой поселенцами, они запрыгивали в уцелевшие лодки, пытаясь сбежать от неминуемой смерти.
Димостэнис нашел глазами Илия.
— Давай, — произнес он одними губами. Однако глава поселения понял без слов. Он дал знак и люди стали слаженно и четко отступать, открывая проход к берегу своим боевым товарищам, толкающим впереди себя четыре катапульты. Рядом аккуратно ступая по песку еще несколько человек несли тяжелые металлические ящики.
Первые снаряды долетели всего лишь до песка, даже не задев удирающего врага. Орудие было легким и имело совсем небольшую дальность выстрела. Раздались взрывы и берег заволокло дымом.
— Подтаскивайте ближе, — отдал приказ Илий, — или они уйдут.
Следующие шары упали в воду, сотрясая ее поверхность и раскачивая переполненные шлюпки. Послышались крики. Две катапульты подтащили ещё ближе, когда как другие продолжали обстрел. Наконец снаряд попал в цель. Раздался вопль и люди стали спрыгивать в море. Однако это их не спасло. Раздавшийся взрыв разнес лодку на части и разметал останки людей.
Снаряды падали один за другим. Вскоре не было слышно ни криков, ни ударов весел по воде. Лишь свист, рассекаемого воздуха, когда снаряд вылетал из своего гнезда, короткий всплеск и приглушенные волнами взрывы.
Остановились лишь когда закончилось содержимое ящиков. Едкий черный дым стоял над водой, переползая на берег. Закрывая собой тела павших товарищей, небо, горизонт и стоящие вдалеке корабли. По ушам ударила воцарившаяся тишина. Люди, не отрывая глаз смотрели в даль, словно в будущее, пытаясь сквозь едкий чад от затухающих пожарищ рассмотреть ответ на единственно важный сейчас вопрос. Что будет дальше?
— Корабли! — раздался приглушенный возглас.
И на самом деле, когда смог начал рассеиваться, на море стали видны корабли под всеми парусами, приближающиеся к берегу.
— Хорошо идут! — Марк сплюнул на песок и вытащив свой меч из ножен, стал очищать его о песок. — Что делать будем?
— Вопрос, что собираются делать они, — хромая, подошла Эдвира, которой целители оказали первую помощь и перевязали бедро.
Димостэнис, не отрывая глаз, смотрел как два фрегата словно белые огромные птицы, расправив крылья-паруса скользили по едва колышущимся волнам.
— Откуда у Дома Иланди корабли? — спросил вдруг Янаур.
Дим смерил подошедшего князя взглядом с ног до головы и отвернулся к морю. Хотелось его послать. Только вот вряд ли тот будет задавать ненужные вопросы в такой момент.
— Это корабли Ривена Пантерри. Который со дня смерти своего отца является главой Дома лишь формально.
— Насколько я знаю — суда Пантерри и Олафури представляют собой боевой флот Астрэйелля. А значит они не только укомплектованы необходимым количеством воинов, шлюпок, но и…
— Тяжелым, дальнострельным орудием, — договорил за князя Димостэнис.
Люди притихли, слушая их разговор.
— Как часто они забирали готовые снаряды?
— Первую партию мы загрузили на корабли — чуть более ара назад, — ответил Илий. Дим кивнул, отвечая собственным мыслям. В это время как раз случилось покушение на императора на праздничном шествии. — В целом за это время мы отдали им семьдесят девять коробов по пятнадцать снарядов в каждом.
— Не плохо, — откомментировал Янаур. — Этого хватит, чтобы разрушить пол империи. Сколько имеется в нашем распоряжении?
— Было восемнадцать. Сейчас осталось четырнадцать.
Было бы на пару ящиков больше. Если бы не поддались истерии и не израсходовали снаряды в пустую, запуская их в уже потопленные лодки. Дим подавил тяжелый вздох. Что теперь думать об этом? Он дал людям выплеснуться. Теперь надо выкручиваться с тем, что имеют.
— Илий, пускай все женщины, дети уходят в горы. Организуй их отступление. И всех раненных, кто может самостоятельно передвигаться.
Они знали на что шли, когда решили выступить против своих хозяев. И знали, что назад дороги нет. Однако безмолвное отчаяние, опустившееся на людей, было страшно.
Остановившись от суши на безопасном расстоянии, корабли начали разворачиваться.
— Уходим! — отдал приказ Димостэнис.
Поселенцы молча отступали.
И тут по берегу одна за другой ударили баллисты. Разрывающиеся снаряды падали на песок, сея панику и страх. Люди с криками убегали вглубь берега, надеясь там найти спасение. Однако вскоре стало ясно, что тяжелые корабли не смогли достаточно близко подойти к суше из-за боязни сесть на мель. Их обстрел сеял хаос, но особого урона нанести не мог.
— Они спускают шлюпки, — сквозь сжатые зубы выдохнул Илий.
Под прикрытием непрерывного обстрела на воду спускались лодки, груженные не только людьми, но и баллистами и дальнострельными многозарядными арбалетами. Стала ясна задумка врага. Высадить на берег бойцов с тяжелым вооружением, которые без помех расстреляют поселение с дальнего расстояния, не подпустив к себе неприятеля на расстояние выстрела.
— Надо уходить в горы, — произнес Марк, — там они нас не достанут.
— Мы не успеем так быстро, — опроверг его предложение старейшина. — Они будут знать куда мы ушли и пойдут за нами. И сами не спасемся и других погубим. Нам надо держать их здесь. Сколько сможем.
— Как держать?! Чем?! У нас нет ни оружия, ни достаточного количества воинов.
Серебряный чуть отошел от остальных, чтобы люди не мешали ему своей энергетикой. Лишь один из них понял, что он собирается делать.
— Может не стоит сейчас? — тихо спросил Янаур. — Стена была тяжелым испытанием. Я едва ощущал тебя при слиянии с миром. У тебя может не хватить сил, чтобы вернуться.
Димостэнис не ответил, втянул в себя пропахший огнем горячий воздух. Поймал порыв ветра и нырнул в стихии, словно в волны. Его приняли как своего. Им больше не надо было долгих приветствий, чтобы узнавать друг друга. Зов сформировался быстро и уже он чувствовал ритм Элиаса, как дыхание огромного существа. Его человеческая сущность терялась, исчезала в этой силе. Пятая стихия вплелась в энергетику мира, растворяясь в ней, отбрасывая ненужное.
Удавка, накинутая на шею, выдернула его из сладкого плена. Он вновь стал инородным телом. Человеком, которому необходимо было сделать глоток воздуха. Неподатливыми пальцами Серебряный потянулся к затягивающемуся узлу, пытаясь ослабить его хват. Губы жадно пытались втянуть воздух, но почему-то в рот набивался лишь песок. По ушам ударил звук очередного взрыва.
— Я вернулся, — прохрипел он из последних сил, — вернулся.
Давление ослабло. Плетение разорвалось и скользнуло свободными нитями под кожу, подпитывая хьярт.
— Еле достучался до тебя, — Януар лежал рядом, раскинув руки и смотря на затянутое дымом небо. — Каждый раз все труднее.
На море поднялся шторм. Волны вздымались, с силой сталкиваясь друг с другом. Свирепо бились о борта кораблей, обливая их пеной. Перевернулась лодка, зацепившись за другую, потащила ее за собой, сбрасывая в море всех, кто там был. Остальных подтягивали на палубу, спасая от взбесившейся стихии.
Его зов был услышан. Однако каждый раз становилось все труднее возвращаться в себя. Стихии не терпели его человеческой сущности, пытаясь избавиться от нее. Словно хотели отделить от оболочки и дать ему другое начало. Только вот он сомневался, что оно у него будет, если все же мирозданию удастся добиться своего.
Поднявшийся шторм заставил захватчиков прекратить обстрел и отойти дальше от берега, где море оставалось спокойным.
— Расскажите мне об этих шарах, — голос Янаура вывел людей из оцепенения. — Вернее о том взрывчатом веществе, которое в них.
— Это кристаллы, которые мы добываем в горах, — произнес один из поселенцев, махнув рукой в стороны скал, тянущихся вдоль берега, — они чувствительны к любому толчку, любому резкому движению. Там же у нас испытательная комната. Мы смешиваем добытые кристаллы в определенной пропорции еще с несколькими веществами и полученный продукт заливаем в шары. В первое время много наших полегло, пока не научились с ними обращаться.
Димостэнис прикусил нижнюю губу. Человеческий ресурс в этом месте использовался в полной мере. Сколько же сюда сгонялось отступников, людей, преступивших закон? Палачи не щадили живота своего, работали изо всех сил «очищая общество от отбросов» и «заботясь о подданных его величества».
— Много у вас осталось исходного материала?
— Кристаллы постоянно образовываются в глубине этих гор. Там из земли идет какой-то ядовитый газ, опасный для жизни. Он смешивается с солью и оседает на стенах пещер. Надо лишь подождать определенное время пока они вырастут до нужного размера.
— Ясно, — Янаур отстегнул ножны с мечом и положил на песок. — Это нельзя просто так оставить.
Он снял куртку, завязав рукава и полы. Подошел к ящикам и переложил в свой импровизированный мешок несколько готовых снарядов.
— Этого хватит? — спросил он у того селянина, который отвечал на его вопросы. Лэр не говорил, что собирается делать, все было понятно и без лишних объяснений.
Мужчина кивнул головой.
— Более чем, — произнес Илий, — только ты не понимаешь. Кристаллы даже от простого удара взрываются моментально. Но чтобы до них добраться надо спуститься вниз.
— Вот ты мне и расскажешь.
Димостэнис сделал несколько шагов. Встав так, чтобы перекрыть князю доступ к его суме.
— Что это вы удумали, ваша светлость? — угрожающим тоном спросил он.
Лэр слегка улыбнулся кончиками губ.
— Не просите, ваше светлейшее высочество, вас с собой не возьму. Вы нужны людям.
— Ты — недалекий ишак! — не выдержал Дим. — Для тебя все забавы?
— Нет, — вдруг серьезно произнес Янаур, — есть еще ответственность и обязанности, которые на мне лежат.
Он обошел собеседника, затянул рукава куртки потуже и взял в руки свою ношу.
— Что ты так разволновался? С чего бы вдруг такая забота?
— С того, — сухо ответил Димостэнис, — что если я вернусь в долину без их обожаемого князя Эардоре вряд ли я смогу наладить нужные мне взаимоотношения с со всеми везерями, знатью и вообще людьми княжества. К тому же, несмотря на все твои выкрутасы с тобой общаться гораздо легче, а что самое главное продуктивнее, чем с ее высочеством. Так что, ваша светлость, как сказал мне однажды ваш отец: «ничего личного, соблюдаю свой шкурный интерес».
— Я пойду с тобой, — произнес селянин, который рассказывал о кристаллах, — я уже несколько аров там работаю и знаю ходы и выходы. Помогу, чем смогу.
Князь кивнул.
— Хорошо.
Бросил взгляд в сторону Дима.
— Можно еще один вопрос?
Тот, борясь со своим раздражением, закатил глаза. Как будто если он скажет: «нет», лэр его не задаст.
— Тебе обязательно всегда быть таким паршивцем? — не замедлил Янаур подтвердить его мысли.
— Только когда общаюсь с подобными, — оставил Димостэнис за собой последнее слово и отвернулся.
В конце концов хочет заделаться в герои — пусть. Не связывать же его теперь. Есть и другие возможности прийти к взаимопониманию с Мюрдженом.
Наверное.
… - Уже совсем скоро я уйду за Врата Зелоса, — начал Иасион без предисловий, когда за его первым везерем закрылась дверь, — нам надо поговорить.
Янаур прошел в кресло, на которое указал ему князь, внутренне сжавшись. Не нравилось ему такое начало разговора.
— Я написал завещание, — правитель Мюрджена протянул бумагу своему молодому советнику, — я хочу, чтобы ты стал моим наследником.
— Как же Кари? — лэр поморщился. Предчувствие его не подвело.
— Моя сестра не всегда думает во благо княжества. У нее много личных амбиций.
— Дом Эардоре уже много аров назад отреклись от престолонаследования если на трон претендует хоть кто-нибудь из рода Эйлин.
Иасион усмехнулся.
— Твои предки поступили очень мудро. Зачем им нужно было править государством, которое разваливалось на глазах. Они очень ловко спихнули эту обязанность на нас, прикрываясь благородными мотивами. Однако не забыли взамен выторговать себе право вето, по которому могут в любое время оспорить принятое правителем решение, вплоть до закона престолонаследия.
Янаур опустил глаза. Эардоре выбрали себе роль наблюдателей, с правом вступить в игру в любой удобный для себя момент.
— Очень многое зависит от тебя, Ян. Везери и знать поддержат тебя. Скажу больше — они ждут именно этого. Ты станешь лучшим правителем за многие ары.
— Ваше светлейшее высочество, — попытался перебить правителя везер.
— Ты, как и я знаешь, чтобы быть истинным наследником своего великого рода — не обязательно иметь в крови серебро.
— Ваше светлейшее…
— Я хочу быть спокойным.
Янаур в отчаянии провел руками по волосам. Взял документ из рук князя. Разорвал.
— Если я сделаю по-другому, рано или поздно это приведет к гражданской войне. Кари никогда не смирится. Я не хочу, чтобы наша земля перестала быть благословенной…
Если Лауренте Иланди свергнет правящую династию и избавится от конкурентов в виде оставшихся членов Совета Пяти, ему нужно будет доказывать людям, что он более достоин своего предшественника. Сильнее, умнее, победоноснее. И куда обратится его взор? Конечно же в сторону строптивого соседа, которого бывший император так и не смог одолеть.
И князь Эардоре не хотел, чтобы Мюрджен был возложен на алтарь чьего-то тщеславия.
— Здесь начинается спуск, — произнес Ларис, — нужно быть более осторожным.
Каменные ступени вели в темноту, и по мере продвижения вниз переходили в хорошо уложенную тропу. В нос ударила вонь. Дышать стало тяжелее. От тяжелого резкого запаха кружилась голова.
— Справа и слева огневики.
Янаур осторожно потянулся, нащупывая источник света. Все стены, пол, потолок пещеры были покрыты белесо-сероватыми кристаллами разного размера.
— Почти готовы, — прошептал Ларис, оглядывая смертоносные наросты. — Обычно мы посыпаем их порошком, который нам привозят с большой земли. После чего они гаснут и их можно перетащить наверх.
Лэр передал ему свою импровизированную суму, взяв из нее один снаряд. Осторожно положил на кристаллы. Второй, третий…
— Поднимайся наверх, — произнес он, держа в руках последний шар.
— Но, — попытался возразить селянин.
— Спасибо за помощь, здесь и вправду без опытного проводника было бы трудновато. Ты свою миссию выполнил.
Мужчина еще немного поколебался, но все же начал подниматься вверх по ступеням.
Янаур повернулся лицом к пещере. Сделал несколько глубоких вздохов-выдохов. Дыхание перехватило. Зато нервы чуть успокоились.
Да и поздно уже было нервничать.
Он подождал пока стихнут шаги его проводника. Поднял руку и со всего размаха швырнул шар о стену пещеры.
Странно, но картинки с самыми запоминающимися моментами жизни в глазах не замелькали. Как это все время обещают служители храмов, когда рассказывают о судном дне перед Вратами Зелоса.
Огонь. Он разливался по стенам пещеры, отражаясь в зрачках. Энергия стихии ударила в лицо. Настоящая, живая, разорванная на нити. О, Боги! Как же он устал от этого целостного полотна, к которому нет возможности прикоснуться. Одаренный раскрыл хьярт, вбирая в себя силу. Окружая себя плотным щитом. Успел сделать несколько шагов наверх, когда ударная волна от мощного взрыва, сотрясшего пещеру, швырнула его на несколько ступеней вверх, вынося из самого эпицентра пожара. Янаур приземлился почти у самого выхода из тоннеля, ударившись всем телом о каменные ступени. Какое-то мгновение лежал, хватая воздух ртом, чувствуя себя тряпичной куклой.
Черный дым поднимался снизу, заполняя собой пространство. Земля тряслась. Начали осыпаться камни. Князь, цепляясь за выступы, подтянулся и встав на четвереньки пополз к выходу. Новый взрыв сотряс пещеру. Нога соскользнула. От потолка оторвался булыжник и с угрожающим ревом покатился на него. Янаур разжал пальцы, уходя вбок. Лестница рассыпалась, и он упал вниз.
Лэр медленно открыл глаза. Сколько он пробыл без сознания, он не знал. Вокруг все по-прежнему горело, тряслось, сыпалось. Он лежал внизу, ощущая довольно значимые толчки земли. Рядом чернел провал какого-то хода. Упал раскаленный камень, чиркнув его по плечу. Еще один. Следующий ударил по спине. Собрав все силы, Янаур нырнул в темную неизвестность.
Здесь был более чистый, прохладный воздух. Дышать стало легче. Зато и нити стихий почти не виднелись. В отчаянии выругавшись, он пополз вперед. Гора сотрясалась. Одаренный чувствовал вибрацию всем своим телом. Опять что-то ухнуло сзади. Его хорошенько подбросило, приложив о стену. Посыпались камни. Янаур едва успел прикрыть голову руками, когда очередной булыжник упал на него сверху. Помогала энергетическая защита. На сколько ее еще хватит? Воздух стал более сырым. Князь протянул руку, собирая влагу со стенки тоннеля. Приложил мокрые пальцы к губам. Почувствовал соль. Где-то совсем недалеко было море.
Он сделал рывок вперед с каждым ером ощущая морскую прохладу. Новый толчок подбросил его вверх. Что-то тяжелое упало на ногу, лишая подвижности.
— А! Дьявол! Дьявол! Дьявол!
На ноге лежал огромный валун, вдавливая конечность в землю. Лэр вывернулся, пытаясь дотянуться до него, но смог лишь немного качнуть в сторону, причиняя себе лишь большую боль. Ругаясь сквозь сжатые зубы, он несколько раз повторил свои действия. Однако лучше не стало. Янаур убрал щиты, возвращая всю энергию, которая у него оставалась в хьярт и, собрав остатки силы, сплел формулу разрушения, ударив по камню. Тот треснул, разваливаясь пополам, освобождая свою жертву из ловушки. Энергия удара отразилась от стенок тоннеля и ушла вверх, проламывая потолок. Посыпались камни.
Его беспощадно трясли. От каждого толчка в голове взрывались искры и впиваясь, казалось в самый мозг, причиняли невыносимую боль. Если это Бездна, то все же надо было задуматься о более праведном образе жизни. Янаур слегка приоткрыл глаза, стараясь сфокусировать взгляд на причине своих мучений.
— О, Зелос Всемогущий, — простонал он.
— Вынужден тебе разочаровать, — иронично произнес экзекутор, однако руки убрал и даже немного отошел, — это всего лишь я. Извини, если отложил вашу встречу. У меня на тебя свои планы.
— Ты говорил, — лэр попытался дотянуться до воды, стоящей на столике. — Я учел.
Димостэнис подал ему флягу.
— Над тобой поработали целители. Переломы срастили. Идти сможешь.
— Как я оказался здесь?
Янаур пошевелил ногой. Движение отдало болью.
— Мы увидели энергетический импульс недалеко от берега. Поняли, что это ты и вытащили тебя с парнями.
Князь сел, осматривая себя. Одна нога была сильно забинтована. Он попытался встать. Больно. Но на самом деле шагать получалось.
— Вот, — Дим кинул на кровать его заплечный мешок. — Это документы, за которыми мы сюда пришли. Ты должен вернуться на корабль и увезти их в Мюрджен. Думаю, ты сможешь ими распорядиться верно.
Лэр ошарашенно уставился на собеседника.
— Я попросил Марка, он подберет тебе провожатого из своих, — Димостэнис сделал вид, что не заметил его взгляда. — Пойдете через лабиринт. Поселенцы знают несколько выходов из него. Выйдете недалеко от Эшдара. Главное дойти. Эти бумаги — оружие помощнее, чем то, что ты уже уничтожил. Впрочем, ты сам это знаешь.
— А ты?
— У нас еще здесь остались дела, — Дим пошел к двери, — счастливого пути, ваша светлость.
Остановился, слегка помедлил.
— Я все же задам вопрос, который меня мучает. Вот скажи мне, зачем тебе все это надо? Ты же — гордость своего отца, надежа поданных, любимец женщин. У тебя все есть. Что тебе не хватает в жизни, что ты готов все бросить и рисковать своей головой?
Янаур скривил губы. Поднялся с кровати. Неуверенной походкой дошел до Дима.
— Женщина заключила союз с другим, отец отправлен в ссылку за попытку свергнуть правящую династию, подданные считают предателем за то, что не пошел на поводу их желаний. Чтобы ответил ты на свой вопрос?
Димостэнис почувствовал, как у него сводит челюсти от злости. Что этот паршивец возомнил о себе? У них не одна дорога. Не желая поддаваться на любые дальнейшие провокации, он вышел за дверь.
Нос к носу столкнувшись с Эдвирой.
— Мне Марк сказал, что у тебя есть ко мне задание.
— Он сказал какое?
Воительница кивнула.
— Ты согласна? — зная вспыльчивый характер женщины, Димостэнис был удивлен, что она так спокойно реагирует на попытку старшего отправить ее подальше с поля предстоящего боя. Он конечно же понимал, что Марк прав — с такой раной она много не навоюет, помочь же Янауру сможет, но вот для гордости воина это большое испытание.
— Зачем ты это сделал? — спросила она.
— Что именно? — уточнил Дим. Сложно было угадывать мысли каждого.
— Спас мне жизнь.
— Не надо было? Ты бы раньше сказала.
Эдвира усмехнулась.
— Ты бы мог уйти в воду и успеть ответить на удар.
— Тогда бы не успела ты.
— Я — твоя должница.
Димостэнис едва подавил в себе тяжелый вздох. Прикрыть на поле сражения боевого товарища — не одолжение. Впрочем, пусть думает, как хочет. Ему это даже на руку.
— Доведешь его светлость до Эшдара, считай, что мы квиты.
Взрывы в горах вызвали землетрясение по всему побережью. Поднятые им волны разошлись по морю, грозя потопить корабли и вынуждая их отойти еще дальше от берега. На несколько десятков еров все кругом заволокло черным удушливым дымом. Пользуясь тем, что скрыты этой завесой от глаз врагов, поселенцы начали подготовку к предстоящему бою.
Оставшиеся у них снаряды были разложены по всей линии подступа к поселению и слегка присыпаны песком. На расстояние выстрела из катапульт стали строить стену. Разбирали дома на камни и возводили защитное сооружение.
— Море успокаивается, — Илий забрался на груду камней, на которой стоял Димостэнис, смотря вдаль.
Порывы, поднявшегося ветра, развеяли дым и вновь стало видно море.
— Значит скоро они вернутся.
Дим кивнул.
— Ты думаешь, они не поймут, что стена — это ловушка?
— Они слишком уверены в себе и в своем оружии. Нам главное не растеряться и сделать все, как мы задумали.
— Все равно не могу понять тебя, — резко произнес Илий, — ты так спокойно говоришь о победе над врагом, об их уничтожении, а ведь среди них твой отец.
Димостэнис повернулся к нему, не скрывая своих эмоций, глаз.
— Я думал, что Лауренте Иланди перестал быть мне отцом в двенадцать аров. Сегодня же я узнал, что он никогда им и не был. Я для него, как и все вы здесь, всего лишь неудавшийся эксперимент.
Глава поселения поежился.
— Ты не заметил: стало холоднее?
— Я не знаю, как у вас здесь обычно.
— Мерзлота почти не трогает нас здесь. Теплое морское течение защищает от большего количества снега и льда в течение всего поводня.
— Тогда ты прав, ветер довольно холодный.
— Может опять поднимет шторм на море? — грустно усмехнулся Илий.
Димостэнис пожал плечами.
— Вряд ли стоит ждать особых чудес от природы. Обычно она всего лишь безучастно смотрит за происходящим, предпочитая не вмешиваться в дела людей.
Поселенец не решился задать вопрос. Дим не стал на него отвечать. Он не умел повелевать ветрами и водами морей. Полотно же мироздания, разодранное на куски, не позволяло воспользоваться своим истинным даром. Слишком измучены стихии, чтобы услышать зов. Продираться сквозь ошметки было слишком рискованно, а самое главное не оправдано. И проводника, который мог бы ему в этом помочь тоже больше не было. Все эти дни он пользовался хьяртом, как все одаренные, пытаясь хоть частично вернуть ему былую силу и свои утраченные способности.
Тревожный трубный глаз разорвал предрассветный сумрак. Встрепенулись часовые на своих постах, стали распахиваться двери домов и на улицу выбегали разбуженные люди. Порывы ветра гоняли пыль, безжалостно жаля глаза, ударяя по лицу. С тяжелого свинцового неба падали хлопья снега.
— Что? — спросил Дим у вестника. Изо рта вместе со словами вырвалось облачко пара.
— Дикари! Они идут сюда!
Послышался лай собак.
— К оружию!
Воины в спешке возвращались в свои дома, хватая мечи, топоры, арбалеты. Времени на то, чтобы организовать оборону не было. В первый ряд выстроились все те, кто владел силой Шакти, плетя защитные барьеры, окружая ими своих товарищей без дара. За их спинами встали лучники и арбалетчики.
Аборигенов было много. Они шли не спеша, уверенные в своей несокрушимости. Защищенные сверкающими щитами, распространяя вокруг себя холод Мерзлых Земель. Впереди, захлебываясь лаем бежали их страшные звери.
— Не тратьте на собак силы Шакти, — произнес Дим, вытаскивая меч. — Они нам понадобиться позже.
Татуированные послушались и последовали его примеру. Взвился в воздух собачий визг. На землю пролилась первая кровь, превращаясь в ледяную корку. Песнь льда врезалась в уши. Димостэнис с трудом преодолевая ее силу, открыл хьярт, освобождая энергию.
— Усилить щиты! — закричал он. — Закрыться!
Удар был силен. Сверкающие копья врезались в защиту, застревая в ней, ломая барьеры. Поселенцы дрогнули, но все же сумели выровняться и выстоять, сбрасывая с себя чужие плетения. Второй удар прорвал контур. Вновь в атаку бросились четвероногие твари.
Димостэнис сильным ударом вспорол брюхо одной, полоснув кинжалом по шее второй. Нос к ному сталкиваясь с ее хозяином. Стена холода обрушилась на него, сбивая дыхание. Воздух заледенел. Серебряные искры ощерились в иглы, руша плотно сплетенную ауру дикаря, разрывая ее на нити. В льдистых глазах вспыхнуло удивление. Дим развернулся, усиливая свой удар поворотом корпуса и снес ему голову. Это приободрило его людей и слегка приостановило аборигенов.
— Рвите их ауру, — крикнул он, — она не едина.
Поселенцы, которые поначалу не могли понять, как вести бой с людьми, чью защиту они считали нерушимой, быстро сориентировались и, разделившись в группы по несколько человек, начали теснить своих врагов. Один обязательно был одаренный — он рвал защиту, второй действовал мечом. Дикари отступив было под таким напором, достали оружие и началась кровавая бойня.
Яростно звенели мечи, нанося и отбивая удары. Сталь встречала сталь. Поле боя наполнилось скрежетом и стуком металла, чередующихся с энергетическими выплесками, которые становились все слабее. Даже воздух стал теплее. Впрочем, воины, горящие огнем битвы, вряд ли заметили это.
Вольные оказались неплохими бойцами, примерно равными в своем мастерстве с татуированными. Смело нападали, легко предугадывали движения друг друга, прибегали к обманным уловкам. Дим уже не раз встречался с подобным стилем боя. Тяжелое оружие, молниеносными атаки и всякое отсутствие защиты. Лучники без устали натягивали тетиву, выпуская стрелы одну за другой. Правда, целились они больше по собакам, лишая хозяев льда своих страшных помощников.
Димостэнис вытер чужую кровь с лица. Еще не так давно он и не подозревал, что вся его жизнь превратится в череду сражений и убийств. Он никогда не хотел войны. Однако та уже стояла на пороге и не впустить ее вдруг стало невозможно. И он сам тоже не мог свернуть с этого пути. Чем больше он боролся за свое право выбирать, тем теснее становились рамки, и его дорога все более и более напоминала узкую колею, с которой никак нельзя было сойти.
— Шлюпки!
Как и ожидалось корабли, воспользовавшись тем, что шторм успокоился, подошли к берегу и уже, спустили на воду лодки. К сожалению, это видели не только поселенцы, но и дикари. Их атаки стали более слаженнее и сильнее. Вновь повеяло холодом. Дим видел, как его люди один за другим попадали под точные удары мечей и топоров.
— Они прошли первую линию, — рядом возник Илий. — Я успею.
Он зло сверкнул глазами и бросив меч на землю, рванул к берегу. Димостэнис почти не глядя рубанул мечом, перерубая чью-то плоть, едва успел поймать того за рукав куртки.
— Ты это куда собрался? — рявкнул он.
— Песок мокрый, замерз от этого холода. Наши ловушки не сработали. Нельзя им дать перейти вторую линию, тогда их уже ничем не остановить!
Краем глаза Дим уловил движение справа от себя. На мгновение отвлекся, взмахнул мечом, защищаясь. Клинок встретил стремительный размах секиры.
— Стой! — закричал он Илию, который воспользовавшись этим, вырвался и побежал к берегу. — Это приказ! Мальчишка пустоголовый!
В разные стороны брызнули снопы искр. Тяжелый топор работал быстро и слажено. Махать таким оружием не легко. Пользуясь этим, Дим вкладывал в удары все свои силы раз за разом обрушивая меч на своего врага, пытаясь скорее разделаться с ним и успеть остановить Илия. Неожиданно дикарь изменил направление атаки. Его секира рухнула плашмя и клинок оказался зажат между скругленным лезвием и мощным топорищем. Обеими руками вцепившись в рукоять, он попытался выкрутить руку врагу, заставив выронить оружие. Димостэнис неожиданно разжал пальцы и меч со звоном упал на камни. В следующее мгновение он нырнул под руку аборигена, который начал делать очередной замах и оказавшись за спиной, полоснул кинжалом по горлу.
Илий уже был около зарослей кустарника, в котором стояли припрятанные катапульты и пару снарядов, оставленных на всякий непредвиденный случай.
— Куда этот тупица понесся? — услышал он рядом с собой голос Марка, переполненный тревогой и отчаянием. — Останови его.
Дим и сам уже бежал следом.
Первый снаряд упал на песок, под ноги первому идущему наемнику. Слегка покачнулся на мягкой поверхности и замер. Второй упал на камень.
Никто не успел сделать и шага, когда первый взрыв поднял вверх фонтаны песка и камней. Раздался второй, третий. Вскоре они сплелись в один оглушающий рев, вобравший в себя все живое до чего мог дотянуться. Пламя взметнулось, казалось, до самых небес. Взлетали и падали в разные сторону части тел, обломки оружия. Огонь словно большое ненасытное животное расползался по земле.
Единый крик ужаса наполнил поля боя. Собаки скуля и подвывая убегали в сторону Мерзлых Земель. Их хозяева, побросав оружие, разбегались в разные стороны. Вряд ли когда они видели что-то подобное, способное в считанные мгновения забирать десятки жизней.
— Марк! — пытался переорать Дим этот гвалт, — давай сюда людей. Под стену!
Однако поселенцы и сами уже пришли в себя и бросились под защиту возведенного им сооружения. Димостэнис опустошая хьярт накрыл людей спасительным куполом. Все, у кого еще остались силы Шакти присоединились к нему, укрепляя его плетение, спасая себя и своих друзей.
Мощный импульс снес стену. По лицам, рукам, неприкрытым частям тела ударило палящим жаром. Огонь споткнулся о серебристый барьер и потек дальше, собирая богатую жатву, плавя лед и растапливая снег. Все вокруг заволокло черным дымом.
Поняв, что опасность миновала, люди попадали на землю, кашляя и выплевывая прогорклый воздух, еще не веря, что им удалось остаться в живых. Димостэнис обвел всех глазами. Как же мало их осталось! Он повернул голову в сторону моря, но из-за пелены дыма ничего не было видно.
С Мерзлых Земель послышался топот многочисленных ног и бряцанье оружия. Однако по-настоящему это никого не взволновало. Вряд ли кто-то из них сейчас был способен на новый бой. И все же Димостэнис, нащупав чей-то брошенный меч, поднялся на ноги. Следом за ним последовал Марк и остальные татуированные. Все они были воинами.
— Сэй Иланди! Сэй Иланди! — послышался знакомый голос из-за черной завесы. — Димостэнис!
Некоторое мгновение спустя появился и его обладатель. Когда-то бывший начальник личной гвардии нашел единственным глазом своего подопечного и довольно улыбнулся.
— Я же говорил, что вам понадобится моя помощь.
— Капитан, вы даже не представляете на сколько вы вовремя!
— Князь со своей проводницей появились у стен Эшдара чуть более суток назад, — докладывал Димостэнису обстановку комендант Смайлс. — Он был в ужасном состоянии. Залеченные переломы на ноге вновь открылись и, как он дошел остается загадкой. У него началось заражение крови и несколько сэтов он пробыл без сознания, пока целители пытались вернуть его к жизни. Первое что он сказал, когда пришел в себя, что вас пытаются убить и что, если наше предложение о помощи еще в силе, нам надо поспешить.
— Мы собрали людей и пошли вас выручать, — добавил Дарис. — Правда, увидев стену огня, обрушившуюся на берег, решили, что опоздали.
— Как вы нашли других?
Едва войдя в крепость, Димостэнис увидел женщин и детей из поселения, которых они, спасая от неминуемой гибели от рук наемников, спрятали в горах. Он видел избранницу Илия и многих других, которые напрасно ждали своих близких в ту ночь. Он прошел мимо, стараясь ни на кого не смотреть. У него не было сил принять их боль. Оставшись наедине с собой в комнате, куда проводил его комендант, он упал на кровать, проваливаясь в черный колодец, где не было криков, стонов, лязганья стали и визга тетивы.
— Эдвира сказала, что знает где выход из лабиринта. Она всех и привела.
— Что с князем?
— Его переправили на судно, он уплыл в Мюрджен, оставив здесь оружие и большую часть своей команды, — медленно произнес Смайлс.
Димостэнис замер.
— Сказал, что как только доберется до княжества, отправит сюда корабли для защиты границ, — добавил капитан.
— Что он еще вам сказал? — Дим прикусил губу, уже зная ответ на свой вопрос.
— Он показал нам бумаги, ради которых вы пошли в Мерзлые Земли, о людях, которые там жили и зачем вы все это делаете.
Оба поднялись на ноги, приложив правую руку к левому плечу.
— Мы готовы встать под ваши знамена и служить вам. Также, как и все, кто ждет вас во дворе крепости.
Изменяющий медленно вышел за дверь. Он шел темными коридорами шаг за шагом приближаясь к своему предназначению. Неужели это и есть та самая дорога, которую он так долго искал? Остановился, отбирая у судьбы последние мгновения. Момент, чтобы осознать, что жизнь больше не вернется в старое русло и он сам больше не будет прежним.
Глаза упали на какую-то белую тряпку, запачканную кровью. Димостэнис наклонился, поднял ее. Обвел глазами собравшихся. Здесь были защитники крепости, поселенцы, мюрдженцы, все с кем они так или иначе боролись за свои идеалы, свободу, жизни. Проливали кровь свою и чужую. Отвоевывая у судьбы то, что она не додала им или хотела отобрать. Сражались за надежду и веру. За право полной грудью вдохнуть ветер перемен.
— Мы все потеряли что-то очень ценное, — медленно произнес Дим. Сейчас каждое произнесенное им слово имело значение, и он не имел права раскидываться ими, не взвесив, не проверив на значимость, — потеряли, еще не успев родиться. Свободу, возможность выбора. Теперь мы вынуждены отстаивать свое с оружием в руках, доказывая, что имеем на это право. Теряя еще больше. Наших друзей, близких, избранников. С каждой пролитой каплей крови мы становимся злее, жестче, забываем ради чего мы взяли в руки оружие. Поэтому я не буду призывать вас к мести. Мы не такие как они. Не убийцы, уничтожающие подобных себе, ради власти и своего возвеличивания. Наша цель — перемены. Надежда, самоотдача, единство — вот за что мы будем держаться, чему будем следовать. И платить своей кровью. За право изменить наши жизни.
Димостэнис вытащил меч и намотал на рукоять тряпку, которую он все еще держал в руках. Воткнул, найдя расщелину между камней.
— Вот оно — знамя перемен. Все что есть в нас — самое чистое, нетронутое. То, за что мы готовы и дальше проливать свою кровь. И каждый, кто по-настоящему хочет именно этого, найдет свое место под сенью наших знамен.
— У них есть свой девиз — надежда, самоотдача, единство. И белая, измазанная кровью тряпка, которую они называют знаменем перемен.
Император медленно поднял голову, отрывая взгляд от стола.
— И? — ровным, но явно не предвещающим ничего хорошего, голосом спросил он.
— Простите, ваше величество? — глава службы имперской безопасности вытянулся в струнку, хотя несколько мен назад казалось, что больше растянуться уже невозможно.
Правитель Астрэйелля подавил в себе тяжелый вздох. За все это время он так и не смог привыкнуть к неоправданно огромному количеству глупых вопросов. Бывший глава службы такого себе никогда не позволял.
— Я спрашиваю, что вы сделали для того, чтобы устранить эту проблему?
— Весь север оцеплен мятежниками. Со стороны западных скал за Мерзлыми Землями они возвели защитную крепость, укрепленную мощным оружием, которое им предоставил Мюрджен. К тому же у них имеются те самые снаряды, которыми была обстреляна башня более ара назад во время вашего шествия по Эфранору. С помощью них они потопили один наш корабль, когда мы попытались высадиться на берег.
— И сколько у них этого взрывного вещества?
— Мы не располагаем такими сведениями. Это хранится в строжайшем секрете. А со стороны Льдистого моря их защищают военные корабли Мюрджена.
— Княжество объявило нам войну?
— Нет, — покачал головой глава службы, — они не подходят к берегам Астрэйелля. Они просто совершают учебные проходы, ничем не нарушая наши договоренности.
Аурино сцепил пальцы рук. Вернее всего было бы послать туда войска и размазать всех этих бунтарей по Мерзлым Землям вместе с их предводителем. Только вот большая часть его новоиспеченной армии застряла на юге, сдерживая натиск войск Иланди и Пантерри. Именно эти два Дома дольше всех тянули с расформированием своих армий, а потом под предлогом того, что идут на новую базу, двинулись к столице. И эта угроза на данный момент более существенна, чем взбунтовавшийся север. Пусть даже под предводительством его бывшего друга.
— В умах моих подданных действия Иланди старшего и младшего должны быть связаны. Дом Иланди восстал против своего законного правителя. И Димостэнис никакой не спаситель и ни защитник. Он всего лишь помогает своему отцу отобрать у меня корону. Все началось с тех взрывов в центре Эфранора, когда погибло много людей. Именно Дом Иланди виноват в этом. Ты должен вбить это в головы моих подданных. Не спаситель и не защитник. Все это прикрытие для одной единственной цели — захватить власть.
— Да, ваше величество, но…
— Но…? — тонкие ноздри императора побелели от бешенства. — Ты все это должен делать сам! Для этого существует служба имперской безопасности! Это ваша задача!
— Вы правы, ваше величество. Мы уже работаем в этом направлении. В последнее семидневье людей, желающих присоединиться к бунтарям стало меньше. Реже стали стычки на границе северной квоты. Я хотел сказать, что сэй Иланди…
— Он не сэй, — раздраженно перебил император, — отступник, разбойник, предатель — как угодно, но не сэй.
Клит склонил голову.
— Простите, ваше величество. Отступник всегда был мастером холодной войны и у него явно есть какой-то сильный козырь, который он пока не афиширует.
Конечно есть! Аурино не удержался и вскочил на ноги. Когда армии Иланди и Пантерри встали пред центральной квотой, смяв защитников Элсмиретте и передовые отряды императорской армии, советники наконец решились рассказать ему правду. О своих деяниях, о приютах, о детях, которых они отдавали в приемные семьи и почему Димостэнис так стремился на север и что он там искал. Как только его бывший главный советник обнародует бумаги, которые оказались в его руках, от старой империи не останется и следа. Благородные Дома никогда не простят такого позора и унижения. Ха! Благородные! Благодаря стараниям Совета Пяти в Астрэйелле не осталось чистокровной знати. Полукровки, рожденные неизвестно от кого. Впрочем, как и он сам.
Аурино уже не один день думал, как ему выйти с наименьшими потерями из сложившийся ситуации. Димостэнис по каким-то причинам пока не обнародовал эти бумаги, так как само собой разумеется, у него есть свои личные мотивы. Не верил император Астрэйелля в бескорыстный героизм. Возможно теперь они смогут договориться. Значит, ему нужно иметь что-то, а лучше кого-то, чтобы предложить старому другу в обмен на эти чертовы книги учета.
— Слабости, — проговорил он вслух, — у него, как и у всех нас есть слабости. Будь он хоть трижды Серебряным, Изменяющим, деварой или как его называют?
— Девэра[40], - вставил глава службы.
Император сверкнул глазами.
— Я расскажу тебе, что надо делать.
Девэра. Димостэнис понимал с чьей легкой руки, вернее болтливого языка получил подобный титул. Не то чтобы после этого он захотел прикончить лэра Эардоре еще сильнее, но на одну причину сделать это, стало больше. С другой стороны, такое обращение было лучше, чем «ваше светлейшее высочество» или «сэй Иланди», но он был не против если к нему обращались бы просто по имени. Однако Дарис, Смайлс и другие старшие из назначенных им командиров подразделений были «за» такое обращение. Как сказал капитан, люди должны чувствовать силу, способную защитить их, за кем они готовы идти в бой. Веру же надо постоянно укреплять. Девэра — не просто титул, это то, кого люди в нем видят.
Стук в дверь прервал его мысли.
— Да, — тихо ответил Димостэнис. Ночью он вернулся в Антаклию из Эшдара, в котором провел целых два семидневья.
В комнату едва заметно прихрамывая, вошел князь.
— Приветствую, — бросил он цепкий оценивающий взгляд, — мы ждали тебя.
— Слишком много дел, — скупо произнес Дим. Если бы не бумаги, о судьбе которых он ничего не знал, он бы вряд ли вернулся так скоро.
— Как там дела? Что удалось сделать?
— Укрепляем западные границы, пока это наше самое слабое место. Оружие, которое ты оставил очень помогло. Марк с ребятами раскопал несколько чудом не взорванных шаров, и они потопили ими один из императорских кораблей. Теперь у нас есть какое-то время пока агенты его величества ломают головы, пытаясь выяснить: каким количеством взрывчатки мы располагаем, а самое главное где ее храним.
Янаур улыбнулся.
— Как я понимаю, ты не мешаешь им делать свое дело?
— Пусть ищут, — фыркнул Дим, — нам нужно время.
— Что аборигены?
— Они напуганы тем, что произошло на берегу. Огонь растопил лед, и они теперь чувствуют себя беззащитными. К тому же лишились большей части своих тварей. Они сказали, что не будут выступать против нас. Большой огонь, который опять полыхал на море несколько дней назад утвердил их в этом решении. Они готовы даже уйти в глубь Мерзлых земель, лишь бы мы оставили их в покое.
— Что ты решил?
— Моя мама когда-то была одной их них. Их способности — часть моего дара. Я оставлю их сейчас в покое, чтобы они поняли, что мы не враги. Чуть позже я снова поговорю с ними. Попробую убедить их встать на нашу сторону. У меня есть, что им предложить.
— Земли у западных скал?
Дим кивнул.
— Разбитые сердца не захотят там остаться, так же, как и поселенцы. Это все равно, что добровольно вернуться в тюрьму. Аборигены же будут защищать полученное с удвоенным рвением. Они сильные одаренные. От такого козыря не стоит отказываться.
Князь пожал плечами, как бы говоря: тебе виднее.
— Что с кораблями, которые проводят учения в Льдистом море? Сколько еще они смогут так продержаться?
Столь мощная поддержка и защита Мюрджена была необходима повстанцам, вселяла надежду и уверенность в их действиях.
— Княжество не нарушает мирные договоренности с Астрэйеллем.
Конечно же, вооруженные до зубов военные корабли Мюрджена, курсирующие туда-сюда мимо берегов империи, «не нарушали мирные договоренности с Астрэйеллем». Ощерившись тяжелыми дальнострельными баллистами, они просто совершали учебные проходы. Им очень повезло, что связанный бунтом внутри своей страны, император не может выставить против них армию и флот. Как бы странно это не звучало, но в какой-то мере они должны были быть благодарны Лауренте Иланди за такую своевременную попытку переворота в стране. Пусть даже стремления и цели его самого приравняли к действиям отца и обвиняли в заговоре против императора и желании отобрать у того корону.
— Я хотел спросить у тебя — что с теми бумагами? Как вы собираетесь ими воспользоваться?
Пора было пускать их в ход.
Янаур положил на стол заплечную сумку.
— Они же твои. Вот сам и решай.
Димостэнис какое-то время неверяще смотрел на мешок. Открыл, убедившись, что там на самом деле те книги учета, которые они забрали из поселения. Поднял ошарашенный взгляд на князя.
— Я думал они у Кари.
— А она, что они у тебя, — хмыкнул лэр. — Так что есть вдруг решишь избавиться от меня на долгое время, расскажи ей правду.
— Зачем? — вырвалось у Дима.
— Что зачем? — собеседник сделал вид, что не понял его вопроса.
Димостэнис поднял на него глаза.
— Почему ты помогаешь мне?
Эардоре пожевал губы. Вздохнул.
— Я и в самом деле верю, что наша земля благословенная. Я приложу все мои силы, чтобы так было и впредь. И извините, ваше светлейшее высочество, что отвечу вам вашими же словами, но вы для меня союзник более верный, чем Кари. Ничего личного — шкурный интерес.
Конечно же лэр чего-то не договаривал. Однако сейчас было важно, что бумаги у Дима, а значит он может свободно действовать по своему усмотрению. Позже он узнает, что хочет от него князь Эардоре. И был уверен, что ему все равно придется платить пусть пока по непредъявленным счетам.
— Я хотел тебе все рассказать, — вдруг неожиданно произнес Янаур.
— О чем? — Дим иронично дернул бровью.
— Правду о себе, и о Мюрджене. Все с самого начала. О нашем спланированном побеге и зачем мне все это было надо. Хотел, чтобы ты пришел к нам. Сам, добровольно. Без ловушек и обманов. Посмотрел, как мы тут живем, что мы не вырождающееся отродье, которые заключают союзы со смертными, но и не подданные его величества. Хотел, чтобы ты сам все увидел. Глазами Изменяющего.
Князь увидел, как губы Дима изогнулись в саркастической усмешке, но не дал себя перебить.
— Это удивительное свойство твоего дара. Все эти ары ты в первую очередь менялся сам, а вместе с тобой менялось все вокруг. Люди, события, жизнь. Разве ты этого не видишь?
— Люди сами хотят перемен.
— Им нужен тот, кто покажет им путь. Те жители деревни, которые ждут пока стихнет непогода, чтобы начать новую жизнь в новом краю. Могли они мечтать об этом? Марк, Илий вышли бы они с мечом в руках против своих хозяев, чтобы отстоять то, что им дорого?
— Илия больше нет.
— Как и многих других. Сколько еще прольется крови? Все ары, что я пробыл в Астрэйелле я пытался понять, что надо сделать чтобы мы наконец-то смогли найти точки соприкосновения.
— А они есть? — пряча за насмешливостью свою боль, поинтересовался Димостэнис.
Янаур покачал головой.
— Пока нет.
Возможно ли они вообще в принципе? Сколько еще человеческих жизней надо положить на алтарь дружбы и взаимопонимания?
— Так почему не рассказал? — вернулся Дим к началу разговора.
— Знал, что ты не примешь и труды многих аров пойдут насмарку, — честно ответил лэр.
Иланди слегка прищурил глаза, стараясь крыть вспышку бешенства, которое каждый раз в нем пробуждалось, когда он думал об этих «трудах».
— Такие как мы с тобой личные привязанности, симпатии, желания отодвигаем на второй план. Надеясь, что близкие люди когда-нибудь поймут и простят.
Димостэнис отвернулся. Слова князя задели за живое. Он невольно положил руку на грудь, нащупав под рубахой амулет Олайи. Сможет ли она понять и простить его когда-нибудь? Ведь все что он делает в последнее время все дальше уводит его с той дороги, на которой ждет она. Конечно, он обязательно придет туда, но каждый его жизненный шаг лишь удлиняет этот путь.
А ведь он может его сократить.
Взгляд упал на сумку с бумагами. Димостэнис усмехнулся и перевел глаза на Янаура.
— Зачем ты мне сказал все это именно сейчас? — Жестко спросил он.
Эардоре выдержал его взгляд.
— Нам надо идти. Нас уже давно ждут.
— Я хочу знать почему до сих пор не выполнена моя просьба и люди из деревни не отправлены в Фельсевер? Поводень уже закончился и море позволяет спустить корабли на воду.
Кари не пожелала встречаться с ним лично, поэтому приходилось выносить подобные вопросы на обсуждение на общей встрече. Помимо самой княгини и первого круга ее везерей, в большом зале Совета собрались главы знатных, приближенных к трону Домов Мюрджена и командующие армией и флотом княжества.
— Для того чтобы что-то требовать, — холодно ответила Кари, — надо сначала выполнять свои обязательства.
— Что я, по-твоему, делаю? — Дим старался держать себя в руках, но упрямое серебро, чувствуя его настрой, тоже пыталось вступить в бой и сдерживать его внутри себя становилось все сложнее.
— Занимаешься своими личными делами. После того, как ты нашел, что искал в северных землях, ты должен был вернуться сюда. Мюрджен находится на грани войны с империей, ты должен защищать свой народ, а не пропадать неизвестно где, удовлетворяя личные амбиции. Мне приходится рисковать частью своего флота.
— Все мои действия как раз и направленны на защиту людей.
— Мы должны объявить войну империи — пришло время! — княгиня ударила кулаком по столу, подтверждая свои слова.
— Объявить войну империи?! — вскричал Димостэнис, едва не подскочив со своего места. — Ты в своем уме? — раз она сама решила устроить этот всеобщий сбор и выяснять отношения в таком составе, он тоже не собирался церемониться. — Ар назад вы уже пытались. У вас что-то получилось?
Серебряный почувствовал холодное отчуждение, идущее от людей. По губам Кари мелькнула самодовольная улыбка.
— Теперь ты с нами, — растягивая слова, певуче произнесла она, — мы надеемся на нашего девэру.
Дим стиснул зубы.
— Мы объявим войну империи, — справившись с эмоциями произнес он, — но не так как этого хочешь ты. Мы будем воевать не оружием — информацией, нашими идеями. Я на самом деле нашел то, что так долго искал. То, что уничтожит прежнюю империю вернее любого вооруженного столкновения. Советники много аров обманывали свой народ. Ближайший круг императора, знать, сам Аурино Эллетери, — он слегка запнулся, — и его избранница — полукровки, рожденные от запрещенных союзов. Люди не простят подобного обмана и издевательств. Это уничтожит Совет Пяти и правящую династию. На это нужно больше времени, но…
— Не будет Эллетери — будет кто-то еще. Ненавидеть внутри своей страны будет уже некого и тогда снова нужен будет внешний враг. Люди не любят правды. С чего ты взял, что они будут благодарны? Им нужно будет найти виновного.
Княгиня поднялась со своего места. Обвела глазами всех присутствующих.
— Мои мудрые везери, благородные эссы, бесстрашные генералы, я собрала вас сегодня для того, чтобы мы вместе решили нашу дальнейшую судьбу. То, что предлагает князь не имеет под собой никакой реальной почвы. Кто бы не пришел к власти в империи, ему нужно будет закрепиться на своем троне, доказать людям, чего он стоит. Будет ли это Аурино Эллетери — а его шансы остаться на троне достаточно велики — он всего лишь обманутая жертва.
— Он напоминание для людей — как с ними поступили. Самое же главное подданные больше не будут видеть в нем великого Эллетери. Значит нет смысла больше поддерживать правящую династию. Империя ортодоксальна. Людям нужны символы и традиции.
Димостэнис видел, как серебряный контур ровно лег на кожу, разгораясь сверкающими искрами.
— Может на трон придет твой отец, — как ни в чем не бывало продолжила Кари. Она-то не могла видеть, что происходит с ним, а вот одаренные присутствующие в зале, переводили тревожные взгляды с него на свою правительницу. — Тогда он тем более захочет отомстить тебе и доказать свою силу очередным военным походом.
— Никто не поддержит советников. Этот трон ему никогда не занять.
— Или, о чем упорно говорит нам наш девэра, корона перейдет еще в чьи-то руки. С чего мы должны быть уверены, что новый правитель будет благосклонен к нам и встанет на путь дружбы?
— Потому что не будет смысла придерживаться навязанной вражды. Мы раскроем правду в том числе и о том, как и кем была основана долина. Мы разрушим устои. Люди растеряются и с радостью примут руку помощи. И тогда под влиянием Мюрджена будут закладываться фундаменты новой империи. То чего ты хотела. Разве не этого? Или может быть ты сама хочешь занять этот трон? — выдвинул он свои главные обвинения.
Кари молча прошлась по комнате. Пауза затягивалась, накаляя обстановку еще больше.
— Мне жаль, что ты так обо мне думаешь, — с надрывом произнесла она, — у меня есть свой. И он мне дороже любого другого. Потому что, только находясь на своем месте, я могу заботиться о своих подданных.
Ее слова были услышаны. Высокое собрание ответило правительнице благодарными кивками.
— Сейчас, когда ты, Димостэнис, отвоевал у империи кусок земли, император даже не может толком ответить на такую дерзость. Он связан по рукам и ногам междоусобной войной. Наши корабли уже стоят на границе с империей. Сейчас как никогда мы должны не упустить свой шанс. Начать новую жизнь без давления со стороны нашего могущественного соседа. Возможность доказать, что мы выросли, стали самостоятельными и имеем все права на спокойную и счастливую жизнь!
Димостэнис смотрел на лица людей. Ощущал энергетику, идущую от них. Чувствовал, как слова правительницы находят отклик в их душах.
— Я объявляю войну империи, — княгиня повернула голову в сторону избранника. В ее глазах горело торжество победительницы. — С завтрашнего дня мы введем военное положение в стране и начнем подготовку к походу на Эфранор. Мы не должны упустить столь долгожданный момент!
Генералы в едином порыве преклонили головы перед ее высочеством, засвидетельствовав, что они принимают ее призыв. Мгновением позже к ним присоединились главы благородных Домов.
— Ваше светлейшее высочество, разве наш князь не поддержит свой народ? Разве вы не выступите нашим защитником? Тем, кого мы так долго ждали.
В глазах Кари застыла откровенная издевка.
— Мои многоуважаемые везери? — княгиня слегка удивленно приподняла брови. Видимо ее слегка задела заминка с этого конца стола. — Янаур? Что скажешь ты?
Князь не проронивший за время встречи ни слова, поднял голову. Посмотрел на Кари, на собравшихся.
— Я хочу воспользоваться правом вето.
Кари резко обернулась. Ее глаза метнули молнии в своего главного советника.
— Конечно, лэр Эардоре, — она по-особому выделила слова лэр. — Вы несомненно могли бы воспользоваться правом данным вашей семье, если бы вы не были всего лишь наследником вашего Дома. Однако пока ваш статус не позволяет вам сделать это.
Янаур достал из лежащей перед ним папки лист бумаги и положил на стол, так чтобы любой желающий мог с ним ознакомиться.
— Вчера мой отец отрекся от своего Дома и имени, — его голос слегка дрогнул, но князь смог быстро взять себя в руки. — Теперь я являюсь главой рода.
Лэрд встал, дошел до Кари, остановившись в шаге от своей повелительницы.
— Ты забыла кое-что, — произнес он, не отрывая от нее глаз. — Девэра означает защитник.
Князь повернулся к застывшим людям.
— Таурил был защитником. Он не стал посылать людей, доверившихся ему, на убой. Он просто ушел. Ушел, чтобы начать все заново. Не всегда отступление — проявление слабости. С тех пор наша долина многое повидала, а люди многое пережили. Но мы всегда стремились к одному. Адмирал Мэйрисс, ваша семья потомственные военные. Одиннадцать поколений.
— Десять, ваша светлость.
— Вы скромничаете, ваш внук — лучший выпускник высших офицерских классов, ваша гордость. Он явно идет по стопам своего прославленного деда и, зарекомендовавшим себя доблестным воином, отца.
Адмирал поклонился, пряча довольную улыбку.
— Генерал, — Янаур повернулся к самому старшему из присутствующих офицеров, — ваша жизнь не была легкой, и вы проделали огромный путь до своего звания, своим трудом доказав, что достойны всех ваших наград и почестей. Эсса Лекран, мудрый и достопочтимый везер, который начинал свой путь еще с отцом ее светлейшего высочества. Я обращаюсь именно к вам, так как вы своей достойной жизнью уже достигли того статуса и положения, когда мы молодежь прислушиваемся к вам и внимаем вашим мудрым советам. Я хочу спросить у вас: что всегда вам говорили ваши отцы, деды. К чему всегда стремились жители долины?
Старейшины слегка смутились.
— Сделать нашу землю благословенной, — продолжил князь. — Многие ары мы работали над этим. Наши предки положили свои жизни для того, чтобы долина носила именно это название. Мюрджен.
Димостэнис прикусил нижнюю губу. Как Кари со своей амбициозностью и расчетливостью могла допустить подобное? Когда лэр взял слово про нее просто все забыли, как будто ее и не было. Когда объявил себя лэрдом ему простили и его попытку отстраниться от власти, уход с должности главного везеря, долгое отсутствие дома и открыв рты внимали истинному правителю княжества. Когда-то ее светлейшее высочество допустила огромную ошибку отказавшись от этого мужчины. Или просто не устранила его.
— Не надо считать империю слабой, — продолжал тем временем Янаур, — возможно они погрязли в своих варварских традициях, зазнайстве, чванливости, но они не глупы и не слабы. Ни наша наращенная военная мощь, ни союзники не помогут одержать нам быстрой победы. Против кого мы введем свои войска? Против Аурино Эллетери, который воюет с бунтарем за свою корону. Или против Лауренте Иланди, который пытается занять трон императора. Здесь не тот случай, когда враг моего врага мой друг. Война всех против всех. В которой мы проиграем.
— Вы недооцениваете мой народ, — фыркнула Кари. — Может быть потому что лэрд так долго жил в империи, что теперь Астрэйелль считает своим домом? — попыталась она выправить положение.
— Мы проиграем, — князь едва заметно покачал головой, но не стал отвлекаться на провокации, — потому что, ввязавшись в войну отбросим все наши достижения на много аров назад. Убьем землю, разрушим экономику, заберем мужчин с полей. Что будет с долиной? Как вы думаете, почему император не может покончить с бунтом и уничтожить мятежника? Я видел это оружие собственными глазами и его разрушительную мощь. Нам нечего противопоставить ему. Зачем лезть на рожон? Я не могу не поддержать Димостэниса, потому что он как никто другой знает, что значит правящая династия для имперцев. Но когда народ поймет, что крови Эллетери в императоре уже давно нет, и что будущий наследник всего лишь наполовину смертный полукровка, кто поддержит такого императора? Кто пойдет за Советом или за Лауренте Иланди, когда будут знать, что они и их предки творили все эти ары. Люди измучены. Империя, устав от застаревших язв на своем теле, как любой организм, борющийся за выживание, сама уничтожит причину заболевания. Мы не будем в стороне. Нашей задачей будет повести их по нужному пути. Мы сделаем то, что хотели многие ары — победим империю. Не разрушив долину и не пролив крови ее жителей. Кто согласен с моими доводами, прошу голосовать.
— Они все проголосовали за, Гард, — Кари подняла глаза на своего охранителя. — Все до одного. Как будто меня и не было.
Лорик зашел за княгиней в ее покои, когда увидел в каком бешенстве она возвращалась с Совета.
— Почему ты не настояла? Ты же правительница Мюрджена, а не Эардоре.
— Он воспользовался правом вето и его поддержали безоговорочно все. Я не могу отменить это правило.
— Зачем ты вообще его терпишь? Он постоянно переходит тебе дорогу? — раздраженно выдохнул Гард. — Зачем ты вернула его на должность первого везеря?
— Это было нужно, чтобы успокоить всех недовольных. Чтобы показать всем, кто был против моего правления, что Эйлин и Эардоре заодно.
Эсса Лорик прошелся по комнате.
— Я могу сделать так, что его просто не будет.
Кари покачала головой.
— Мне никто этого никогда не простит. Станет только хуже. Как же я его ненавижу! — женщина сжала руки в кулаки, стараясь таким образом удержать свой гнев. — Больше него я ненавижу только этого заносчивого, высокомерного, неуправляемого имперца! — Она не сдержалась, вскочила на ноги. — Он прибежал ко мне просить, молить о помощи! За какую-то горстку отщепенцев! Сейчас же ведет себя так как будто этого вовсе и не было. Делает только то, что считает нужным.
Княгиня пнула столик, стоящий рядом. Посыпались на пол бокалы, звон стекла наполнил комнату. Гард от неожиданности вздрогнул.
— Он должен объявить войну империи и выступить против Аурино Эллетери! Именно из-за этого я заключила с ним союз. Потому что, если мы проиграем — виноват будет он. Если победим — то я соберу заслуженные лавры. Именно я привела его в княжество и сделала своим избранником.
— Прости, Кари, но я все же не понимаю, с чего ты взяла, что он должен обязательно выиграть в этой войне?
— Помнишь, что он сделал с нашими войсками на северных границах?
Лорик резко отвернулся. Он не любил вспоминать это. Самый большой провал в его жизни.
— Ты не видел, что он творил, когда остановил лавину воды, сходящую с гор. Его дар способен стереть с лица Элиаса пол империи. Сейчас самое время сделать это! Я столько аров ждала. Я не хочу, чтобы все было впустую!
Ее ощутимо трясло. Мужчина сделал несколько шагов навстречу и обнял за плечи, притянув к себе.
— Кари, успокойся! — он поцеловал ее в висок, щеку, опустился на шею.
Она попыталась вырваться.
— Нет! — упрямо топнула ногой. — Я хочу, чтобы имперец выполнил свои обещания — объявил войну Астрэйеллю и выступил против императора.
Гард продолжал ее целовать, лаская плечи, спину. Резко отстранился, посмотрев в глаза.
— Ради тебя я готов на все, — твердо произнес он, — я тебе обещаю — ты получишь, что хочешь.
— Астероид, упавший на европейскую часть материка стер с лица земли сразу несколько городов. Во многих странах он вызвал сильные цунами и землетрясения. Большинство жителей городов, предупрежденные об опасности, сумели спастись и остались в живых, потеряв свои дома. Однако ученые дают неутешительные прогнозы. Пыль, вызванная падением метеорита, поднялась в атмосферу и в скором это может привести к масштабным пожарам. К тому же, нагреваясь от солнца, она снизит уровень озона и ускорит химические реакции в стратосфере, что в свою очередь уменьшит количество солнечного света, доходящего до поверхности нашей планеты…
Стояла глубокая ночь. Дождь усилился, и из уже привычно монотонно-моросящего превратился в ливень, сводящий с ума своей серостью и безнадежностью. Дима медленно шел к подъезду. Тело все еще не отошло от вчерашнего приступа и мышцы выкручивало от боли. Новая катастрофа, уничтожившая очередной кусок земли.
— Привет, — хрупкая промокшая фигурка поднялась с лавочки и нерешительно сделала шаг к нему. На ней было тонкое платье, липнувшее к телу и открытые туфли, явно не по погоде. — Мне больше некуда идти.
Дима сбросил оцепенение и сняв с себя куртку, накинул на плечи девушки. Потом подхватил на руки и понес в квартиру.
— Я была студенткой, когда вышла за него замуж, — Алла сидела на кровати, укутанная в одеяло. Дима напротив нее в кресле, слушая исповедь. — Он был старше, опытнее, увереннее и очень красиво ухаживал. Он еще не был таким успешным бизнесменом как сейчас. Это все пришло позже. Деньги, дорогие увлечения, любовницы. С последним я мириться не захотела и ушла. Именно в это время Рома начал задумываться о политической карьере. Он попросил отсрочить наш развод, как минимум на полгода, ему не нужна была подобного рода огласка. Я согласилась, так как, в принципе он никогда не делал мне ничего плохого и несмотря на его постоянные измены, мы не были с ним врагами. Тем более от меня не требовалось многого: иногда посещать с ним какие-то мероприятия, ходить вместе на встречи с нужными людьми и не раскрывать нашу тайну. Он оставил мне квартиру и машину, так как его жена должна соответствовать определенному статусу. Я согласилась, жить мне все равно было негде, и крыша над головой мне тогда не помешала. Однако строго оговорила, что это только на время нашей сделки. От денег я отказалась и стала искать работу. По образованию я учитель иностранных языков, но встретила Таню, и та сказала, что как раз ищет в свою выставочную галерею подобных специалистов.
Алла тяжело вздохнула и попыталась сильнее закутаться в одеяло.
— После встречи с тобой, я сказала Роме, что подаю документы на развод. Он согласился, но все время оттягивал. То срочно куда-то уезжал, то у него были еще дела. После той выставки Таня сказала мне, что он был расстроен, увидев меня с другим мужчиной.
Девушка закрыла лицо руками.
— Я назначила ему встречу на квартире. Хотела отдать ключи и сказать, что больше он не имеет к моей жизни никакого отношения. Он начал издевательски смеяться и говорить, что я ничего не значу без него, что даже зарплату платит мне он через свои фонды. Что я ничего не заработала сама. Я сказала, что мне ничего от него не нужно. Тогда, — ее голос сквозь ладони звучал совсем глухо, — он сорвал с меня одежду, сказал, что мол, это я тоже не заработала и выставил из квартиры.
Наконец она зарыдала.
— Я общалась с одной девушкой в доме. Она дала мне одежду и деньги на такси.
Дима попытался разжать сведенные до хруста зубы. Поднялся с кресла и пересев к ней на кровать, притянул к себе. Алла уткнулась ему лицом в грудь.
— Меня никогда еще так не унижали. Никогда не чувствовала себя так ужасно.
Он поднял руку, гладя ее по волосам.
— Не прогоняй меня, Димка. Я не могу жить без тебя. Я люблю тебя.
— Ты мне очень дорога, Алла. И я хочу быть с тобой. Я прошу тебя лишь об одном. Не надо мне врать, скрывать от меня что-либо или прятать меня за своей широкой девичьей спиной. Просто верь мне, а самое главное в меня.
На светофоре Сильверова обогнала дорогая иномарка. Он уже собрался ее объехать, когда дверь со стороны пассажира распахнулась, полностью преграждая ему дорогу. Из машины вышел светловолосый мужчина чуть старше него самого, лет сорока трех-сорока пяти. Хотя и без всяких предположений он знал, сколько лет Роману Солонскому. Тот был выше Сильверова на полголовы, крепкий, подтянутый, в дорогом костюме и при галстуке.
— Добрый день, Дмитрий, — произнес бизнесмен. — Могу я вас так называть?
— Это мое имя.
— Мы могли бы с вами поговорить?
— О чем? — хмуро поинтересовался Дима.
— Не здесь же! Давайте поедем куда-нибудь, пообедаем. И поговорим в спокойной обстановке.
— Можно в отделении. Там спокойно.
Солонский чуть прищурил глаза на выпад собеседника.
— И все же?
Сначала охранники, потом хозяин. Дима прикинул в уме сложившуюся обстановку.
— Когда? И где?
— Прямо сейчас, — Солонский махнул рукой на свою машину. — Садитесь.
— Я доеду сам. Назовите адрес.
Сильверов приехал чуть раньше и ждал бизнесмена в назначенном месте.
— Что же вы стоите на пороге, Дмитрий? Здесь не соблюдают дресс код. Либо же просто назвали бы мое имя.
Дима не отреагировал на эти слова и пошел следом за Солонским.
— Что будете? — спросил тот, устроившись в мягком кресле и листая меню. — Здесь отличное фирменное блюдо. Рекомендую.
— Я уже обедал.
— Что будете пить? Коньяк, виски? Красное вино? Аллочка его очень любит. Может, за ее здоровье?
— Воду.
Дима едва заметно усмехнулся. Его собеседник очень старался вывести его из себя. Этот местный князек, на самом деле, думал, что сможет это сделать.
— Я вас слушаю, Роман Владиславович.
— Не надо этих помпезностей. Чувствую себя стариком. Просто Роман. И знаете, я очень рад нашей встрече. Очень хотел пообщаться с вами лично.
— Могли бы это сделать раньше. Вместо того, чтобы своих псов на меня спускать.
— О! Вы об этом недоразумении? Поверьте, ни в коем случае не хотел вас обидеть. Я всего лишь хотел поговорить со своей женой. Мои люди иногда чересчур ретиво исполняют свои обязанности.
Сильверов фыркнул.
— Ваш адвокат может попытаться протащить эту версию в суд.
Подошел официант, принес бутылку красного вина и воду. Открыл, разлил по бокалам.
— Не хочу хвалиться, но обычно от меня женщины сами никогда не уходили. Алла всегда была очень необычной девочкой.
Дима чуть прищурился.
— Как же Лиза Жаравлева? Она ведь тоже ушла от вас к Тереховскому? Или может она не по своей инициативе?
Солонский «переключил» выражение лица на грустное и тяжело вздохнул.
— Вы об этом деле? Бедная девочка. Так глупо окончить свои дни.
— Откуда вы знаете что с ней?
— Я общался с ее мамой.
Сильверов кивнул головой.
— И часто вы общаетесь с матерями своих бывших любовниц, которые уходят от вас к другим?
Взгляд бизнесмена стал более колючим.
— Нет, не часто. Я же уже сказал, что от меня редко кто уходит.
— И что бывает за ослушание?
— Вы сейчас из личных интересов спрашиваете?
Дима откинулся на спинку кресла.
— Вы мне угрожаете?
Роман примиряюще поднял руки вверх.
— Что вы, Дмитрий! Я просто хотел узнать вас. И поверьте, не жалею о нашей с вами встрече. Вы интересный. Вы ведь не так давно в нашем городе? Всего пять лет. А перед этим жуткая авария, потеря близких, депрессия, психушка.
— Реабилитационный центр.
— Ах, да! Конечно. Вам виднее, — усмехнулся бизнесмен. — Вы ведь любили мотоциклы, гонки, разного рода любительские соревнования. И вдруг уголовный розыск. Неужели в этом вашем реабилитационном центре так вправляют мозги?
Дима молчал, ждал продолжения.
— В той жуткой аварии погибло много людей. Я читал. Наверное, когда проходишь через такое начинаешь на мир смотреть заново. Тем более сама судьба дает второй шанс, — Роман прервался, глянул на собеседника, который все так же молчал, прикусив нижнюю губу. — Новая жизнь, новые документы, новые возможности.
Солонский достал из тонкого кожаного портфеля папку, положил ее перед собеседником.
— Знакомьтесь — Дмитрий Дмитриевич Сильверов.
Дима открыл папку, в ней лежало всего несколько фотографий. Молодой паренек — лет семнадцати в форме, с обритой головой, худой, невысокого роста. Он потратил большую часть довольно-таки приличного состояния, которое ему досталось от родных Дмитрия Сильверова, чтобы фотографий последнего нельзя было больше найти.
— С тех пор вы сильно изменились, не только так сказать нравственно. Возмужали, раздались в плечах, подросли почти на голову, обзавелись волосами, шрамами. Да и что говорить, столько лет прошло. Люди еще и не так меняются. Все же я позволил себе усомниться и стал копать глубже. Изрыл все, что только можно и ничего, кроме того, что вы Сильверов Дмитрий со всей вашей уже пересказанной биографией, я не нашел. Откуда вы взялись? — Роман деланно вздохнул.
— С другой планеты, — вдруг серьезно ответил капитан, — прибыл в ваш мир, чтобы искоренять зло и восстанавливать справедливость.
— А что, — подстраиваясь под его интонации, поинтересовался Солонский, — на своей планете уже со всем разобрались?
Дима неопределенно взмахнул рукой.
— Не совсем. Видимо, ссылка за особое рвение.
Бизнесмен рассмеялся. На этот раз почти искренне.
— Нет, вы правда мне нравитесь. Не хотите поработать на меня? Подождите! Подождите! — воскликнул он, не дав ответить собеседнику на свой вопрос. — Я не предлагаю вам ничего порочного. Вы могли бы занять место моего начальника охраны. Вы же сами посоветовали мне заменить его. Я хорошо плачу. Больше чем вы получаете в органах. У вас ведь изменения в личной жизни. Жена, потом и детишки пойдут. Да и Аллочку я привык баловать. Машины, драгоценности, дорогие курорты.
— Тронут вашей заботой. И все же откажусь, — Дима язвительно фыркнул, — от столь щедрого предложения.
— Идейные соображения? — сочувственным тоном спросил Роман.
— Личное. Не люблю блондинов.
Солонский подозвал официанта. Тот налил вина в бокал и снова удалился.
— Что же, тогда мне нужен мой начальник охраны. Не позже следующего понедельника я хочу его видеть рядом с собой.
— С чего бы это?
— Скажите, Дмитрий, вы ведь любите Аллу? Хотите, чтобы она жила долго и счастливо? Вы ведь позаботитесь о ней?
Дима встал.
— Думаю наш разговор окончен. Следующий раз если захотите поболтать увидимся в отделении.
— Послушай меня, мент, — глаза Солонского стали холодными и злыми, — не надо переходить мне дорогу. Ты же не хочешь всю оставшуюся жизнь участковым работать, старушек через дорогу переводить? Не лезь в мои дела и мою личную жизнь.
Сильверов развернулся и вышел из ресторана. Он остановился у своего мотоцикла, чувствуя, как каждая клетка тела буквально вибрирует от бешенства. Мужчина до крови прикусил нижнюю губу.
Не так давно он рассказал Алле историю, которая на самом деле могла бы быть у Димы Сильверова, если бы тот выжил в аварии…
— Ты переживаешь, моя маленькая сэя?
Элени всегда смешило, когда Энтони так ее называл. Сейчас она тоже не смогла сдержать улыбки.
— Ты знаешь. За Дима. Я не видела его уже несколько миноров. Не знаю, что с ним и в какие неприятности ввязался. Это все из-за меня.
Избранник покачал головой.
— Не думаю, что он так считает.
Девушка вздохнула.
— Мне было бы спокойнее, если бы я увидела его перед отъездом.
— Почему вы так близки с ним? — спросил Энтони, чтобы хоть как-то отвлечь ее от тяжелых дум. — А ваш старший брат?
Элени задумалась.
— Он всегда был слишком далеко. Он всегда был старшим. Дим однажды спас меня от грозы.
— От грозы?
Она легко засмеялась.
— Он всегда думал, что это я его спасла. На самом деле, он. С ним мне не было одиноко. И никогда страшно. К нему можно прикоснуться, несмотря на все его щиты.
Энтони протянул руку и притянул ее к себе.
— Я всегда буду рядом.
— Знаю. С тобой мне тоже уверено. Я люблю тебя.
— Каждый день я благодарю за это Богов и молю, чтобы так было всю нашу жизнь. До последнего вздоха.
— Так и будет. Я тебе обещаю.
— Нам надо идти, а то за нами сейчас прибежит охрана. Или твое желание исполнится и появится твой любимый братик и будет мне выговаривать, что я безответственный смертный, не могу одну девицу до корабля довести.
Как только Энтони произнес эти слова, в дверь постучали. Они замерли. И захохотали, глядя друг на друга. Элени побежала открывать дверь с замиранием в сердце, ожидая, что слова избранника окажутся правдой.
На пороге стоял незнакомый человек. Весь с ног до головы закутанный в мокрый плащ.
— Приветствую вас, — он коротко склонил голову. — Вы Элени?
— Да, — девушка насторожилась, обернулась на избранника. — Мы уже идем.
— Ваш брат прислал меня за вами.
— Дим?! — взволнованно воскликнула она. — С ним что-то случилось?
— Вам лучше пойти со мной.
Элени уже сделала первый шаг.
— Стойте, — остудил ее порыв Энтони. — Как мы можем знать, что вы говорите правду?
— Если бы я был врагом, как бы я попал сюда? Территория охраняется.
Энтони едва заметно пожал плечами. Незнакомец был прав, но все же ему ужасно не нравилась эта незапланированная встреча. В последний раз, когда он разговаривал с Димостэнисом тот сказал:
— Вы никому не должны верить. Ты должен увезти ее отсюда, чтобы не случилось.
— С ней бывает трудно спорить.
— Она никогда меня не слушалась. Но тебя — да. Пообещай мне.
И, естественно, он обещал. Так как и сам понимал, что ставки в игре слишком высоки, а одна «маленькая сэя» всего лишь разменная монета в ней.
Элени уже подхватила свой плащ и готова была бежать. Избранник поймал ее за руку.
— Мы пойдем на корабль, — твердо произнес он. — Дим знает, что мы сегодня будем там.
— Но, Энтони, — повернулась к нему девушка, — если ему нужна помощь?
— Единственное, что ему нужно, чтобы ты села на этот корабль, — Энтони на мгновение отвел глаза от незнакомца.
Никто из них не заметил, как в руке нежданного гостя сверкнул нож, и он точным движением всадил его в сердце того, кто мешал его планам.
Элени задохнулась.
— Энтони, — выдохнула она. — Энтони.
Его яркие синие глаза еще мгновение смотрели на нее, когда он медленно начал оседать на пол.
— Энтони.
Девушка попыталась схватить его, помочь, но это было не в ее силах. Глаза опустились на нож, точащий из груди. Она поняла, знала, чувствовала, что он ее больше не слышит.
— Энтони!!!
Одаренная почувствовала, как в груди что-то свернулось в тугой комок. Воздух сгустился. Тяжелые тягучие жгуты обвились вокруг тела, сами легли, упали на пальцы. Злой, жгучей, тугой спиралью закручиваясь в венах. Элени резко поднялась и повернулась. Убийца уже стоял рядом. Их взгляды встретились. Рванулось пламя из огневика. Частичка стихии встрепенулась в ней, стала расти. Огонь полыхнул в глазах, рванулся наружу. На мужчине вспыхнул плащ, пламя перекинулось на волосы, кожу.
Виррон Диксеритти преодолевая боль сделал шаг вперед. Он ненавидел шактов и умел их убивать. Девчонка, стоящая перед ним, была молода и неопытна. Она не была стоящим противником, но была врагом, как и все подобные ей. Он исполнит приказ.
Димостэнис опустился на землю возле пристани, от которой несколько сэтов назад ушел первый корабль с жителями поселения в Фельсевер. Сейчас шла посадка пассажиров на второй корабль.
— Приветствую! — Дим подошел к хрупкой фигурке в короткой плотной куртке с накинутым на голову капюшоном, бойко руководящей процессом.
Бренна радостно обернулась на его голос.
— Дим! Как я рада тебя видеть! — она сделала шаг навстречу, явно собираясь его обнять, но смутилась, — мы все рады тебя видеть.
На палубе стали собираться люди, приветственно махать ему. Он знал, что во время ожидания переселения обязанности старосты делили между собой Бренна и Энтони. Вот и сейчас она помогала людям здесь на берегу, а сестра с избранником оставались до последнего человека в поселении, контролируя процесс переезда. Конечно, ему было бы спокойнее, если Элени согласилась бы провести все эти миноры в более укромном месте, о котором никто не знал, но Энтони не мог покинуть деревню, а она даже слушать не стала никакие доводы.
Девушка улыбнулась.
— Спасибо тебе. От всех нас, — она все же дошла до него, порывисто обняла, но также очень быстро отстранилась. — Люди пытались поблагодарить тебя, но ты совсем перестал бывать у нас.
— Не стоит. Вы просто не растеряйте все то, что у вас было. Используйте свой шанс.
— А ты?
— У меня еще здесь остались некоторые дела.
Бренна чуть отвернулась.
— Ты вернешься? — еле слышно спросила она.
Дим взял ее руку. Женщина подняла на него глаза, но тут же опустила, так как почувствовала тяжесть в своей ладони.
— Что это? — спросила Бренна, разглядывая красивые ножны с вложенным туда кинжалом.
— Как прибудете в Фельсевер, найди Рамира. Он отличный юноша. Покажи ему этот кинжал и скажи, что вы мои друзья, он вам обязательно поможет.
— Хорошо, — она чуть нервно облизала губы. — Я сделаю.
— И еще, — Димостэнис подобрался. — Я хочу попросить тебя о личном одолжении.
Ее брови удивленно поползли вверх.
— Конечно. Все что скажешь!
— Учил, тебя учил, — тяжело вздохнул Дим, — так дела не делаются. Не стоит разбрасываться опрометчивыми обещаниями.
— У друзей не могут быть обещания опрометчивыми, — упрямо задрала она подбородок.
Димостэнис распахнул плащ, под которым уютно устроившись, спал младенец.
Бренна выдохнула.
— Все же тяжело с тобой. То обрывы, то ласы, то младенцы.
— Я хочу, чтобы ты взяла его себе. Но никто не должен знать, откуда он у тебя.
— Он твой?
Димостэнис покачал головой.
— Понятно. Иначе ты бы точно знал, что дети из воздуха не появляются.
— Скажи, что тебе его дала Милора, что его мать умерла, и что ему нужна забота.
— Это правда? Я имею ввиду его мать? А его отец?
— Женщина, которая родила его, умерла, ценой своей жизни спасая его.
— Ее убили?
Дим кивнул.
— Отец младенца? — догадалась Бренна.
Еще один кивок.
— Ты мне скажешь кто он? Я его знаю?
Димостэнис несколько мгновений раздумывал над ее вопросом.
— Не знаю, имею ли я право отвечать на твой вопрос. Но так, по крайней мере, будет честно, — с этими словами он протянул ей браслет.
Девушка взяла украшение в руки, не понимая, вертя его в пальцах. Потом перевернула, увидела печать Зелоса, прочитала имена. На какое-то время замерла.
— Это?.. — она сглотнула комок, вставший в горле. — Это… наследник империи? — прошептала она последние слова.
— Законный. Тот, который по прошествии аров будет иметь полное право вступить на престол.
— О, Боги! Но как?..
Дим внимательно смотрел на ее побледневшее лицо.
— Ты можешь отказаться. И лучше подумай об этом сейчас. Назад уже дороги не будет.
Бренна сделала глубокий вздох. Протянула руки и взяла ребенка.
— Я сделаю все, как ты скажешь.
— Он будет расти как твой сын. Но когда он войдет в свою полную силу, когда познает свое могущество, ты отдашь ему браслет и все расскажешь. Он сам решит, как ему быть.
Девушка опустила голову.
— Я поняла, — с каким-то надрывом произнесла она. — Я тебя ненавижу.
Дим растерялся.
— Почему ты как все нормальные люди просто не можешь сказать, что все будет хорошо? Что ты сам вырастишь этого ребенка и все ему расскажешь. И сделаешь как надо. Почему ты не говоришь, что будешь с нами?
— Так я это и имею ввиду, — стараясь выглядеть убедительным, закивал он головой.
Бренна посмотрела поверх его плеча.
— Смотри-ка эти двое — из нашей охраны. Кого-то ищут. Тебя, наверное.
— Сейчас узнаем, — Дим повернулся. Его заметили, подошли.
— Ваше светлейшее высочество, — человек остановился на расстоянии в несколько шагов. Видно было, что он огорчен и потерян.
— Что? — спросил Димостэнис, чувствуя, как у него холодеет внутри. Он в который раз посмотрел туда, откуда должны были появиться его сестра и Энтони.
— Ваша сестра исчезла. Ее избранник мертв. Его нашли в их доме.
Ахнула Бренна, прикрыв рот ладонью, расплакался разбуженный младенец. Мир сузился до понимания этих страшных слов и замер.
— И еще вот это, — тихо добавил человек и протянул ему несколько листов из печатного издания, на которых обычно сообщаются новости и распространяются среди населения.
— Как это могло случиться? — мертвым голосом спросил Димостэнис, не глядя на протянутые листы.
— Мы не знаем. Мы никого не видели чужих на территории деревни.
Страж отступил на шаг.
— Простите.
— Убирайтесь, — закрыл глаза Димостэнис, стараясь обуздать свое бешенство. — С глаз моих долой.
Он пытался контролировать себя. Но серебро уже было везде. На его коже, перед глазами, весь мир начал тонуть в этом мареве, даже Талла стала светить ярче. Налетел порыв ветра, смешанный с пылью. Разлохматил волосы, сорвал плащ. На море поднялись волны. Плакал, надрывался ребенок.
— Дим!!! — голос Бренны.
Димостэнис запустил в небо серебряный вихрь. Хорун, который доставил его до пристани, кружил где-то недалеко, поэтому опустился перед своим наездником всего через несколько мен. Серебряный запрыгнул на подставленное крыло и забрался в седельное углубление. Ярх, чувствуя настроение хозяина, рванул в небо, оставляя на земле растерянных, испуганных людей.
Дим толкнул дверь и вошел в дом, где еще недавно царило счастье. Теперь здесь гостевала смерть. Художник лежал на полу. Нож все еще торчал из его груди. Дим опустился перед ним на колени.
— Энтони, — прошептал он, не отдавая себе отчета, что в первый раз назвал избранника сестры по имени. Большего сказать он все равно сейчас был не в состоянии. Димостэнис положил руку на сжатую ладонь мужчины, прощаясь. Нащупал что-то твердое. Разжал пальцы и обнаружил свою печатку. Ту самую, которая пропала после того, как Клит пытался его отравить, а потом утопить в болоте.
Завеса серебра, которая все это время была перед глазами, стала плотнее. Он попытался положить кольцо в карман, но наткнулся на смятые листы, которые дал ему страж на пристани. Достал, расправляя.
"Объединенная армия империи подавила мятеж, поднятый против своего правителя Лауренте Иланди. Его величество император Астрэйелля Аурино Стефан Эллетери обвинил Великие Дома Иланди и Пантерри в измене. Было проведено расследование и предъявлены неоспоримые доказательства того, что именно эти два Дома организовали покушение на его Императорское Величество на праздничном шествии.
Высокий суд признал все улики действительными и вину неоспоримой. И приговорил преступников к смертной казни на рыночной площади через повешение, как принято поступать с всеми убийцами и покусителями на главные человеческие ценности.
Его величество император проявил величайшую милость и отменил приговор судьи. Казнь произойдет согласно благородному происхождению рода и древнейшим традициям".
Димостэнис вышел из дома, поднял глаза в серое бездонное небо. Он просил помощи. У Таллы, у стихий. Он — один из них. Ему нужна была сила. Та безраздельная сила, которая есть в этом мире, которой наполнена каждая капля и каждая искра. Сила, которой он сможет управлять. Сила, которая поможет ему спасти.
Спасти. Это было одно единственное желание, которое целым океаном бушевала внутри него. Оно переполняло его и уходило в мир, наполняло все вокруг одним смыслом.
Стихии откликнулись на его зов. Вокруг все искрило от энергии, чистое нетронутое полотно, которое мир отдавал в его полное распоряжение, делился с ним. Человеческая сущность упала в эту искрящуюся силой бездну. И он смог это взять.
Хорун был рядом. Ярх жалобно урчал и просил помощи. Для него было трудно вынести все то, что происходило вокруг. Серебряный ослабил давление стихий. Создал защитный кокон, в который закутал своего верного друга. Они поднялись в воздух. Всем что осталось внутри него, всем, чем он мог чувствовать и желать, он желал лишь одного — успеть. Успеть. Успеть. Успеть.
"Согласно благородному происхождению и древнейшим традициям". Благородных не казнили на рыночных площадях и не одевали веревку на шею. Это происходило в их доме, в том, который считался родовым гнездом. Потом предавали огню вместе с жилищем, так чтобы не оставалось даже памяти, только ветер развеивал прах.
Никто не стоял у него на пути, когда он спустился на землю около своего родового поместья и вошел в дом. Он знал, что это ловушка и что его здесь ждут. Что все и было сделано для того, чтобы заманить его сюда.
Только вот его величество император Астрэйелля Аурино Стефан Эллетери плохо знал возможности Серебряных и их силу, раз думает, что сможет помешать ему. Дим пообещал себе, что обязательно восстановит это пробел в его знаниях. Только сейчас надо успеть.
Дом встретил тишиной. Неестественной и пугающей. Димостэнис остановился на пороге, пытаясь услышать хоть что-то, почувствовать.
Пусто. Тихо. Мертво.
Он ошибся? Здесь никого нет? Его ждали в другом месте?
Дим быстрыми шагами пересек залу и поднялся на второй этаж в ту половину дома, где были покои его родителей. Открыл дверь спальной.
Они лежали на кровати, рядом друг с другом. Отец был весь в черном, их родовой цвет. На маме было красивое светлое платье, на котором явно проступали два маленьких красных пятнышка. От тонких стилетов, которые входят одновременно в хьярт и в сердце. Древний обычай их предков. Мгновенно. Без боли, без страдания, не успев почувствовать свой переход за Врата Зелоса.
Он подошел к их ложу, опустился на колени перед мамой. Могла ли она тогда, много аров назад поступить иначе? Молодая девчонка, которая не хотела умирать. Она выбрала жизнь. Пусть Боги судят. На отца не взглянул. Вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Перешел на другую сторону дома, там, где гордо высились над остальными частями жилища четыре башни. Они возводились каждый раз, когда в доме появлялся ребенок. И у каждого были свои покои, свой маленький мирок, где он мог быть полновластным хозяином.
Дим открыл дверь северной башни. Самой первой, построенной, когда в роду Иланди появился наследник, старший сын. Взбежал по лестнице, сердце бешено стучало. Отец сказал, что брат уехал. Резко распахнул дверь. Уехал… Как будто кто-то из них мог бы уйти просто по своему желанию.
Лиарен так же лежал на кровати рядом со своей избранницей, а рядом в люльке их ребенок. Дим посмотрел на малыша, которого он так и не узнал, на совсем молодую женщину, держащую за руку своего избранника, на брата.
Кто был первый? Лиарен? Или на его глазах убили сначала ребенка? Потом любимую женщину? Или они были не вместе, и он не видел, как уходили из жизни дорогие ему люди.
Дим подошел к брату, преклонил голову, как было положено перед старшим из своего рода. Тот так и не смог побороть себя, не смог встать на сторону врага, не смог принять помощь от брата — изменника. Они никогда не были близки. А искры взаимопонимания, которые иногда вспыхивали между ними, не смогли зажечь истинное доверие и согласие.
Прощай.
Еще одна башня. Долгие ары она была его настоящим приютом. То, что он считал своим домом, памятью детства, то куда он стремился в минуты радости и грусти. Когда возвращался после очередного ара в классах или просто нужно было отдохнуть от дел, он всегда стремился именно сюда. Не в свою часть дома, где были его комнаты, а сюда. Где ждал его задорный лучик, освещающий дорогу жизни.
«О, Боги, Дим! Как же я скучала по тебе!»
Димостэнис замер у закрытой двери. Пока еще он ее не открыл, пока глаза не увидели, пока сердце не приняло окончательный приговор, еще есть надежда. Прислонился лбом к холодному дереву. Мертвому, как и все вокруг.
… непогода разошлась не на шутку. Яркие молнии прорезали мрачное небо, гремел гром, ветер грозно завывал за окнами. В их жарком, душном климате такие явления были не редкими и уже никого не пугали ни раскаты грома, ни вспышки, освещающие все вокруг на много еров. Но сегодня он проснулся от непривычного монотонного глухого стука в дверь. И тут же ударило в окно. Так, что он от неожиданности чуть не подпрыгнул, а в дверь заскребись с новой силой. Он прислушался. В коридоре кто-то рыдал.
Дим вскочил с кровати. На пороге свернувшись калачиком, обхватив голову руками, сидела маленькая девочка и жалобно то ли скулила, то ли плакала. Он наклонился и взял сестру на руки.
— Малышка, ты что?
Она вцепилась ручонками ему в шею и дрожала.
— Это всего лишь гроза.
Девочка замотала головой и прижалась еще сильнее. Словно собиралась задушить его. И откуда взялось столько сил в этом маленьком создании?
— Мне страшно, — прошептала она, — не прогоняй меня.
Он закрыл дверь и понес ее к себе в комнату.
— Хорошо, — он в нерешительности поднял руку и погладил ее по волосам. — Можешь остаться.
Дим завернул ее в одеяло и положил на кровать, устроившись рядом.
— Это всего лишь разряды энергии. Наш мир устроен так. Ему надо разряжаться, каждый раз, когда ее скапливается слишком много. Это и наша сила тоже. Ты поймешь, когда вырастешь и сможешь ее чувствовать.
— А пока ты побудешь со мной? — она уже почти перестала дрожать, хотя ее руки все так же крепко держали его рубаху.
— До того момента не обещаю, но пока не закончится гроза — это точно.
Она подкатилась к нему ближе, прижалась и какое-то время просто лежала. Через некоторое время он откинул русые длинные волосы с лица и посмотрел на малышку. Он уже спала. Он, сам не ожидая от себя ничего подобного, поцеловал ее в мягкую круглую щечку.
Девочка чуть заерзала, вновь закинула руку ему на шею.
— Ты мой самый любимый братик…
Она была в той же одежде, в чем обычно ходила в деревне. Простая рубаха из грубого плотного хлопка, похожие штаны. Только вот рукава были сожжены, и все было в крови. Он посмотрел на рану на ее груди. Длинный рваный порез в области хьярта.
… день после грозы был хмурым, и в воздухе ощущалась сила. Но он ее не видел. Его дар, как обычно, куда-то исчез, и он мог чувствовать лишь слабые отголоски энергий, которые наполняли мир вокруг него.
— Можно я побуду с тобой? — раздался тихий голосок сзади.
Дим резко обернулся. Обычно в такие тяжелые для него моменты он уходил, прятался там, где его не смогут найти. Вот и сейчас он сидел на поляне далеко от дома, среди высокой травы, считая себя оторванным ото всех.
— Как ты меня нашла? — для него сестра всегда была еще одним ребенком в доме, который постоянно был окружен няньками, сиделками, беготней, визгом и улюлюканьем. Он так и не понял, почему она именно к нему пришла ночью. Наверное, со страху заблудилась и стала стучать в первую попавшуюся дверь.
— Я шла за тобой, — просто ответила девочка.
— Зачем? Грозы больше нет.
— Мне с тобой не грустно.
Он неопределенно дернул плечом. Поляна большая.
Малышка подошла, села к нему на колени и прижалась щекой к груди.
— Я тихонько. Я не буду мешать.
Ее пушистые волосы щекотали шею. Руки теперь были заняты, и он почти не мог пошевелиться. Не мог продолжить свои занятия. Еще он думал, что зол и раздражен и что надо отцепить от себя эту маленькую прилипалу. Но необычное тепло было неожиданно приятно.
И он позволил ей остаться…
У нее была теплая кожа. Такая же, как всегда. Дим провел кончиками пальцев по руке. Казалось, что она спит и вот-вот откроет глаза.
— Прошу тебя, — произнес он, — посмотри на меня. Скажи, что я во всем виноват. Что не уберег твоего любимого Энтони. Кричи. Ругайся. Плачь. Только не бросай меня, сестренка.
Он сел рядом и притянул сестру к себе, сжав в объятиях. По его коже ползли серебряные искры, переходя на ее руки, волосы, лицо.
— Если в нашей семье и появился Изменяющий, то это ты, Элени. Ты изменила меня. Научила любить и радоваться теплу близкого человека. Ты самого меня сделала человеком. А когда я забыл и стал уходить с этого пути, ты вновь открыла мне глаза на настоящую жизнь. Заставила увидеть мир, понять, кто я есть и обрести себя.
В груди что-то зарождалось, еще неизведанное ранее. Вся безысходность и горе тяжелым тягучим комом поднимались вверх. Скребли душу, сдавливали горло, пролились на щеки жгучей влагой.
— Я так увлекся спасением мира, что упустил самое важное. Ты же всегда прощала меня и понимала. Не бросай меня сейчас, Элени. Мне нужна твоя поддержка.
Дим сжал ладонь сестры, ощутив, что в ней что-то есть. Он осторожно разжал ее пальцы, чувствуя, как замирает сердце. В руке лежал кулон. Прозрачный кристалл, с едва заметной трепещущей дымкой внутри. Амулет мамы, с которым она никогда не расставалась. По спине поползли колючие мурашки. Последний подарок уже навсегда ушедшей дочери.
Димостэнис не знал сколько он так сидел, обнимая сестру. Он уже ничего не чувствовал, кроме отчаяния, нестерпимой боли, безнадежности. Везде был один мрак. Черный, беспросветный. Жуть, пробирающая до самых кончиков волос — от того, что уже ничего не вернуть.
— Вот и все, — Дим резким движением руки вытер лицо. На ладони остались следы слез и крови из прокушенной губы. Положил подаренный мамой кулон обратно в ладонь сестры. — Тебе пора. Твой художник уже заждался тебя.
Димостэнис встал, медленно отдаляясь от сестры. Шаг за шагом, не отворачиваясь. Пока не наткнулся на стену. Протянул руку, повернул ручку, открыл дверь.
— Ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце.
Димостэнис быстрым шагом спустился вниз. Резко распахнул дверь и вышел на улицу. Его ждали.
Рядом с домом выстроился отряд людей, одетых в черное. Дим присмотрелся — это были не каратели. Он подошел к их главному. Поверх куртки на груди у него висел золотой медальон в виде разбитого пополам сердца. Так же, как у остальных, кто стоял рядом. Все встало на свои места, как мозаика, которая наконец собралась, когда нашелся последний элемент.
— Что его величество пообещал вам? — спросил он у старшего офицера, который много аров служил Лауренте Иланди.
— Свободу, — ответил тот.
При последней встрече отец, сказал, что победителей не судят. Наверное, не судят. Но расплата за предательство всегда неизбежна.
— Свободен лишь тот, кто никому не служит.
Татуированный зло ухмыльнулся.
— Месть сладка.
Димостэнис отступил на шаг. Он точно не знал какого вкуса его месть, но она горела в нем, сжигала его душу, переплетаясь с силами стихий, срастаясь с ними.
За мечеными стояли законники, чуть дальше каратели. Почетный эскорт, ничего не скажешь! Аурино хочет проверить на что он способен? Вперед вышел один из законников с отличительными знаками старшего.
— Димостэнис Иланди, вас приказано задержать и доставить во дворец. Его императорское величество хочет говорить с вами.
Земля вздрогнула. Не сильно. Никто особо и не понял ничего. Пока не тряхнуло еще раз. Кони вздыбились, заржали, стали валиться с ног, сбрасывали своих наездников. Всадники ошарашенные, оглушенные старались удержать животных, но противостоять вдруг разгневавшейся стихии они не могли.
Все стихло внезапно. Так же резко и неожиданно, как началось. Земля успокоилась и вновь стала твердой и незыблемой.
— Задержать? Меня? — произнес Дим, обводя глазами помятое воинство. — Но вам повезло — мне как раз во дворец. Я тоже желаю говорить с вашим императором. Мне надо всего лишь несколько мен.
Никто не спешил выполнять его просьбу.
— Я прошу вас, не заставляйте меня повторять. Я не хочу ни с кем сражаться. Мне просто надо немного времени. Я хочу побыть со своей семьей, — отчаяние сквозило в каждом его слове. И злость. Уже почти не оставалось сил сдерживать себя. Он понимал, что никому не справиться с теми силами, которые сейчас подвластны ему. А в его душе вряд ли осталось то, что обычно отвечает за жалость и сострадание. Он был вымотан и опустошен. Единственное, что он хотел, как можно быстрее добраться до того, кто все у него отнял. И наказать.
Взвыл ветер. Рванул. Как будто хотел освободиться от его власти. Однако сейчас Серебряный был сильнее. Это он позвал, а стихии откликнулись. Дали ему силы, и пока он сам не отпустит их, не освободит, они будут служить ему. Таковы особенности зова. Пока его создатель не будет удовлетворен — он властитель мироздания. Поэтому сейчас никто не сможет указать ему на то, что зов формируется только для защиты. У него свои цели. И он в полной мере использует то, чем наградила его природа.
Воздух зло гудел вокруг. Земля мелко вибрировала, словно ей было тяжело держать его. Однако их злость и возмущение были бессильны. В то время как его собственные желания и эмоции наливались первозданной, необузданной мощью.
Серебряный сформировал на ладони небольшую воронку и не глядя швырнул ее на землю. Стихии подхватили, напитали силой, раздули до настоящего вихря, отрезающего его от всех людей, мешающих ему.
Оставшись один за этой прочной стеной, Димостэнис повернулся лицом к дому, закрыл глаза, опустился на колени. Он прощался со всем, что было ему когда-то дорого. Со своим детством и воспоминаниями о неуправляемом даре, со своими переживаниями и новыми открытиями. С окном в южной башне, где маленькая девочка всегда ждала его и встречала. С самой девочкой. С братом, с которым они никогда не замечали друг друга. С мамой, с которой он не захотел найти общего языка. С отцом, который бросил его на произвол их общей судьбы. С другом, с которым многие ары шли рука об руку и клялись в вечной верности.
Камни дрожали, осыпались мелким крошевом, рвались крепления, кренились башни. На глазах превращая оплот его жизни в жалкие развалины. В считанные мены прочный и, казалось, нерушимый замок превратился в груду камней, ставшей вечной могилой для его семьи.
Димостэнис опустил ярха на площади перед дворцом. Стражи, стоящие у ворот, растерялись. Вряд ли те, кто его ждал, думал, что он придет сам. Однако после того, как в течение нескольких мен замок сравнялся с землей, ни у кого больше не возникло желания приближаться к нему. Посланные за ним люди все время держались на почтительном расстоянии, как и на самом деле, почетный эскорт.
Да и кто его мог остановить? Те силы, которые сейчас были в нем, вокруг него, подчинялись ему, были непреодолимы. Дим зашел под бело-серебристые своды дворца. Как всегда, народа было много. Его узнавали, шарахались в сторону. Хотя, он уже никого не видел. Управлять такой мощью было тяжело, и Серебряный почти растворился в стихиях. Перед глазами была плотная завеса серебра, и он чувствовал остальных лишь как сгустки энергии. И лучше всех ощущал того, за кем пришел. Поэтому безошибочно следовал по длинным коридорам.
… «Как ты это сделал, Дим? Ты даешь! Там такая мощь!
— Я сам не понял. Просто хотел тебя спасти.
— Спасибо. Я этого никогда не забуду…
… - Я хочу вернуть свои силы, Аурино, я не могу без них. Ты мне поможешь?
— Этот прыжок — безумие, Дим.
— Ты мне поможешь?
— Да, я буду рядом. Мы же с тобой вместе…
… - Я как в бездну спустился, Димостэнис. Никогда не думал, что это будет так сложно. Ты поможешь мне? Останешься со мной?
— Ты знаешь, я в этих государственных делах, дворцовых интригах тоже не особо силен. Вряд ли из меня выйдет толковый помощник.
— Ты все можешь, за что берешься. Мы же с тобой всегда были вместе» …
Голоса из прошлого звенели в его голове. И он уже точно не понимал, были ли они его собственными воспоминаниями или навязанными хозяином этого дома. Ведь они были их, общими.
Стены дворца содрогнулись. Послышались испуганные вскрики. Треснули окна, цветные витражи осыпались на пол, засыпая осколками все вокруг. Люди разбегались. Больше никто не желал видеть, как император покарает отступника.
Стихии хлесткими плетями бились вокруг, безжалостно жаля всех, кто попадался на их пути. Камни дрожали, энергия, заключенная в них, отзываясь на зов своего хозяина, высвобождалась. Разбуженные силы, арами покоившиеся в этих неприступных камнях, скрученными спиралями взмывали в воздух. Все вокруг искрило, смешивалось с серебром, сливалось в одно целое. Сзади загрохотало. Не выдержала одна из построек. Наконец Серебряный понял, кто когда-то много сотен аров назад запечатал энергии в эти камни, создав их для защиты своих обитателей. Кто создал неприступную цитадель Эллетери. И почему стены имели серебристый оттенок.
Не касаясь, Дим толкнул тяжелую высокую дверь. Император был за ней, он чувствовал его мощную энергетику. Он стоял один посреди залы, в своих щитах, собранный, готовый к бою.
Чуть в стороне — советники, их сильное поле тоже хорошо ощущалась, и Димостэнис чувствовал каждого из них. Как и стражей, стоящих по всей окружности зала.
Димостэнис остановился в шаге от своего врага. За спиной кто-то сделал шаг, видимо, пытаясь спасти своего повелителя, и еще кто-то сбоку. Наткнулись на плотные энергетические нити, которыми он окружил себя и Аурино. Это только их бой.
Они стояли друг от друга в нескольких шагах. Оба молчали. Что они еще могли сказать? Да, Дим и не смог бы. Он был до краев наполнен злостью и ненавистью. И желанием уничтожить. Он растворился в стихиях, насытив их своей волей.
Серебро окутало правителя Астрэйелля, но сейчас оно не было мягким и ласкающим. Оно хотело лишь одного — убить. Пленник всей своей мощью боролся с ним, пытаясь разорвать душивший его кокон. Димостэнис ощутил всплеск силы сбоку, кто-то хотел помочь своему императору. Аурино дрогнул, его силы заканчивались, а брать их больше было неоткуда. Вся энергия этого места принадлежала Серебряному, и тот отлично чувствовал боль и страх своего врага.
Димостэнис растворялся в могуществе и всесилии, еще несколько мен и он насладится своей победой и совершенной местью. Он уже наслаждается ею. И даже где-то далеко стучавшая в голове мысль, что это ничего не вернет, не отравляла мгновения его торжества.
Человек, заключенный в стихии не выдерживал. Тело, казалось сейчас разорвет на куски от столь высокой концентрации энергии. Серебряный терял контроль над разумом, чувствами, воспоминаниями. Он уже даже не понимал, кто он. Лишь одна мысль все еще пульсировала в его сознании, поддерживая его — уничтожить. Стереть с лица Элиаса. И насладиться этим. Пусть даже всего несколько мгновений.
Новый порыв ветра чуть освежил лицо. Хлопнула дверь. Безмолвный крик боли прорезал комнату, зацепился за его измученный рассудок. Димостэнис дрогнул. В замутненном, опьяненном силой сознании промелькнули золотистые волосы и ореховые глаза.
О, Боги! Вся его человеческая сущность, еще не успевшая окончательно слиться со стихиями рванулась на этот крик. Дим потянулся к нему, выныривая из серебряного омута, разрывая связь со стихиями, отрывая их от себя, как кожу.
Вихрь прошелся по комнате, разрушая все то, что еще можно было разрушить. Смял щиты, закрутил беззащитных людей, взметнулся вверх, уничтожая на своем пути преграды, и разъяренные стихии распались на серебристые искры, уже никому не причиняя вреда.
Олайя лежала на полу. Дим бросился к ней, упал на колени.
— Лала, — прошептал он, — ангел мой.
Он протянул было руку, чтобы дотронуться до нее, понять, жива ли она, но сильный удар по лицу отбросил его назад.
Димостэнис поднял глаза на стоящего рядом, пылающего ненавистью Аурино. В следующее мгновение в грудь врезался обруч бессилия. Он попытался сделать вдох. Его придавило к полу, так что он не мог двинуться, чтобы хоть как-то ослабить это давление. В отчаянной попытке Серебряный вновь потянулся к стихиям. Позвал их. Глухая тишина была их ответом. Он задыхался, перед глазами плясали разноцветные пятна, которые, впрочем, с каждым мгновением темнели, превращаясь в одну большую темную дыру, куда он и провалился.
— Димостэнис Иланди, — произнес император, — ты, как и весь твой род обвиняешься в измене и будешь казнен, но…
Очнулся Димостэнис в тесной каменной клетке, в которой можно было лишь сидеть, поджав ноги, а головой упираться в потолок. Он знал это место — каменный мешок. Так же как понимал, что сидеть он здесь будет небольшое количество времени. Аурино, напуганный его проявлением силы, не даст ему долго оставаться на этом свете, а обруч бессилия и ошейник, все еще сдавливающие его грудь и шею, не давали в этом усомниться.
— Ты называешь подлое убийство казнью?! — не стал слушать его дальше Дим.
Он не ошибся, прошло не так много времени, как его привели в зал, где восседал император с императрицей и три советника. Сердце забилось сильнее, когда он увидел Олайю. Последние сэты были самыми мучительными в его жизни. Он винил себя в том, что причинил ей боль. Ее слабая аура целительницы не в состоянии была выдержать ту концентрацию энергии, которая обрушилась на нее, как только она вошла в залу. Он боялся, что она умерла. Что он виновен в этом. Последняя, единственная, кто еще есть в его жизни.
— В чем же оно подлое? Вина Дома Иланди была полностью доказана. В имении были найдены снаряды, наполненные взрывчаткой, с помощью которых было организованно покушение на меня. К тому же глава Дома не скрываясь использовал это оружие в поднятом бунте.
— Глава Дома — не весь род. Лиарен и Элени не участвовали в этом заговоре.
— Лиарен Иланди вместе со своей семьей был арестован на границах с северной квотой, недалеко от Эшдара. Зачем законопослушному подданному империи ехать в разбойничий притон? Передать послание от своего преступника отца — предателю брату? — глаза Аурино горели злостью и ненавистью.
Впрочем, смысл его слов заглушал все эмоции, идущие от него. Лиарен ехал в Эшдар. Он хотел защиты? Для своей семьи. Понимал, что в империи они не смогут быть в безопасности.
— Твоя сестра нарушила главный закон империи и опять-таки же находилась на оккупированных Мюрдженом землях Астрэйелля, — тем временем продолжал император, — если же говорить о твоих подвигах, то боюсь мы задержимся здесь надолго. Поэтому я оглашу лишь суть.
Все это время Димостэнис постоянно бросал взгляды на Олайю. Она выглядела очень необычно для него, непривычно. Волосы причесаны в сложную, роскошную прическу, диадема с гербом Дома Эллетери, тяжелые украшения на шее и запястьях, дорогое, изысканное платье. Настоящая императрица.
Она уже была близка с Аурино?
Дьявол! О чем он думает сейчас? Хотя, о чем ему еще думать, как не о ней? Не об императоре же и его обвинениях.
— Димостэнис Иланди, ты обвиняешься в заговоре против своего императора, в преступном союзе со злейшим врагом империи, попытке сменить власть. И, кстати, в нарушении основного закона.
Дим перевел глаза на Аурино. Вокруг него плотным щитом лежала аура. Император цепко и внимательно следил за каждым его движением.
— Ваше величество, — язвительно произнес обвиняемый, — осмелюсь вам напомнить, что вы сами отлучили меня от своей милости, Дома, лишили своего покровительства и всех благ и изгнали из Астрэйелля. Поэтому я не обязан блюсти ваши законы.
— Ты преступил черту еще будучи подданным своего императора.
— Что вы называете чертой, ваше величество? — спросил Димостэнис, — ту самую грань, которую преступники с символами власти вроде тебя и Совета Пяти определи для людей, загнав их в рамки малопригодные для жизни, лишив воли, свободы, права выбора, а потом назначили наказание, если они вдруг пресекут дозволенные границы?
Он сам не знал, зачем говорил все это. Наверное, чтобы потянуть время. Еще немного задержаться здесь и видеть своего златовласого ангела. Пусть даже она ни разу не взглянула на него.
— Я не буду больше спорить с тобой, — холодно отрезал Аурино, — я и так оказал тебе честь, общаясь с тобой после всего что ты и твоя семья сотворили. Ты отступник, лжец и предатель. Своими преступными действиями ты оттолкнул от себя всех, кто когда-то верил тебе, любил и ждал.
Димостэнис знал, что его бывший друг видел, как он бросает взгляды на Олайю и знал для кого он сказал свою последнюю фразу. Только вот здесь тот был не властен.
— Тех, кто тебе верит, любит и ждет невозможно оттолкнуть до тех пор, пока ты сам веришь, любишь и ждешь. Невозможно перечеркнуть и выкинуть из своей головы, из своей сущности то, что вас единожды связало. Мены и сэты трепетного счастья и незабываемого восторга. От самой первой встречи и до последнего вздоха. И даже смерть, — он слегка запнулся, не желая делать ей больно, — всего лишь временная разлука.
Император откинулся на спинку своего трона, повернул голову в сторону избранницы, словно ожидая ее ответа. Олайя все так же сидела, опустив глаза на свои руки, не проронив ни слова.
— Ты не разделишь участь своей семьи. В назидании для всех, кто еще вдруг может подумать, что власть императора слаба и ее легко разрушить, ты получишь сполна за все свои прегрешения. Тебе будет удален хьярт, как нарушившему основной закон империи, после чего ты будешь казнен на общей площади. Как любой разбойник. Кем ты собственно говоря и являешься.
Аурино повернулся к стражу, стоящему у двери.
— Позовите целителя, — велел он, — он уже ждет.
— Я это сделаю, ваше величество, — неожиданно произнесла императрица. — Я сама проведу казнь над изменником.
В зале воцарилась ошеломленная тишина. Даже Аурино изумленно повернулся к своей избраннице.
— Я буду вам благодарен, если вы найдете в себе силы, исполнить мою волю.
— За любым преступлением следует кара. Предатели должны получать по своим заслугам.
Олайя изящным движением подобрала юбку и приблизилась к Димостэнису.
Он отступил на шаг назад. Отчаянно потянулся к своему хьярту, пытаясь разбудить его. После такого единения со стихиями, тот закрылся и не отвечал. Серебряный попытался вновь призвать силы мироздания, но они были глухи к его зову. Он уже обманул их, когда использовал свои возможности не на защиту, а на уничтожение. Он был бессилен и беззащитен и ничего не мог сделать, чтобы остановить это безумие. Оставалось лишь одно — смириться.
Дим больше не пытался бежать, позволил Олайе встать рядом. Она наконец, подняла на него глаза. Ореховые омуты больше не были родными. Она никогда раньше так не смотрела на него. Холодно и отчужденно. Его сердце болезненно сжалось. Даже среди того, что с ним уже произошло, сейчас это было по-настоящему страшно.
— Я не предавал тебя, Лала, — тихо, только ей одной произнес он, — я искал нашу дорогу. Я просто не успел.
Олайя положила руку ему на хьярт.
— Пожалуйста, — прошептал Дим, — прошу тебя, только не ты.
Ее теплые ладони легли ему на лицо, на виски. Он, как всегда, непроизвольно поддался ее теплу. Такому сейчас обманчивому, но для него неизменно родному. Ее ладони стали горячими, он чувствовал эти волны, которые проникали в него, мутили сознание.
Целительница сложила руки вместе и положила ему на лоб. В последней вспышке исчезающей действительности он успел заметить, что ее пальцы слегка дрогнули.
Димостэнис медленно приходил в себя. Он не хотел выныривать из этой спасительной темноты, но его неумолимо тянуло к свету. Он прислушался к себе. Спина затекла от долго лежания на камне. И все. Больше он ничего не чувствовал. Там, где был хьярт, ничего не болело. Еще совсем недавно это было бы невозможно принять и смириться, а сейчас он был совершенно спокоен. Он уже так много потерял в своей жизни, что эту потерю даже не замечал.
Наверху открылась дверь, и кто-то начал спускался по лестнице. Остановился рядом. Дим разомкнул ресницы и наткнулся на внимательный, изучающий взгляд светло-серых глаз. Скривил губы, но ничего не сказал.
Аурино расстегнул ремни, приковавшие его к камню. Сел напротив.
— Больше не боишься? — Димостэнис тоже сел. — Серебряного не стало. Можешь жить спокойно?
— Я говорил тебе, что ты будешь служить либо мне, либо никому. Я не отпущу тебя.
— Ты сам прогнал меня, — напомнил узник.
— Когда ты перешел все возможные границы. Ты начал указывать мне, что я могу делать, а что нет, — холодно произнес Аурино.
— Я никогда ничего не делал, чтобы навредить тебе или обмануть. Я никогда не играл против тебя.
— Ты стал неуправляем.
— Когда я возмутился твоим предательством? — уточнил Димостэнис.
— Ты всегда делал то, что считал нужным, — продолжил император.
— Ты неплохо этим пользовался.
— Ты слишком далеко зашел. Ты был везде. У тебя на все было свое мнение, и ты самостоятельно принимал многие решения. Иногда мне казалось, что есть только ты!
Вот они истинные обвинения Аурино. То, что он не сказал бы ни в одном суде. Вот в чем растворилась их «вечная» дружба, их нерушимое «вместе». Димостэнис поднял на него недоуменные глаза.
— Ты сам просил меня об этом!
— Хватит!!! — рявкнул Аурино. — Не могу больше это слышать. Ты загораживался этим как щитом и творил свои дела за моей спиной.
— За твоей спиной? — тоже заорал Дим. — За твоей спиной?! Это ты закрывался мной как ширмой, ты затыкал мною любые дыры, отдавал на растерзание советникам и был не против, что я разгребаю весь хлам, который скопился за эти ары!
Он встал. Прошелся по камере. Остановился у стены, прислонившись к ней спиной. Аурино встал рядом. Впервые за очень долгое время они посмотрели друг на друга. Просто стояли и смотрели. Словно пытаясь понять, что с ними случилось, найти этот важный ответ в глазах напротив.
Где потерялся тот, который ценой своей жизни был готов спасти друга, попавшего в смертельную ловушку? Что стало с тем другим, который истекая кровью, тащил своего названого брата по всему подземелью, рискуя навсегда остаться под этими мрачными сводами? В каких лабиринтах они потерялись? Где разминулись и перестали видеть друг друга?
— Что с Пантерри? — первым нарушил молчание Димостэнис.
— Я отпустил мальчишку, без права пользоваться своим именем и даже рядом показываться со столицей и ее окрестностями, — не стал делать из этого тайну император. — К нему у меня нет особых претензий. Главное, что двух Великих Домов больше не существует. Они все ответят за смерть моих родителей и мои унижения.
— Узнал?
Аурино мрачно усмехнулся.
— Твой отец мне сказал, когда выдвинул ультиматум. Я должен сдаться и отречься от престола, признав его своим повелителем, а род Иланди более могущественным и великим. Он сообщил мне, что они убили моего отца ядом, который изобрел Пантерри. У него же самого есть более совершенное оружие и что мне не выстоять.
Он тяжело выдохнул.
— Признаюсь, в какое-то время я правда начал думать, что проиграл. То, что сотворил Лауренте на самом деле — мощь, которой пока трудно противостоять. За несколько дней я потерял треть армии. Половина имений Эллетери выжжена, частично земли Дайонте, даже центральной квоте порядком досталось. Он почти дошел до Эфранора.
— Как тебе удалось договориться с татуированными?
— Я предложил им новую жизнь, в которой они будут иметь все, что не имели раньше. Деньги, любые женщины, положение.
Димостэнис осмыслил, что сказал бывший друг и покачал головой.
— Ты говоришь о простом подкупе. Это не сработало бы.
Император поцокал языком.
— Я уже почти отвык от нашего общения. Тебя так просто не проведешь красивыми словами. Я предложил им стать моей личной гвардией, наделенной властью, которой ни у кого до этого не было. Даже у тебя и твоей службы. Они будут моими ушами, глазами, искоренять предателей и наказывать недовольных. Раскрывать заговоры, судить и казнить. И будут подчиняться и нести ответ лишь передо мной.
— Ты предлагаешь им еще большее рабство, чем то, в котором они были до этого. Их возненавидят, и они полностью будут зависить лишь от твоей воли и милости. Как они могли согласиться на такое?
— Советники вряд ли когда дали бы им подобное. И они это понимают.
— Не правильнее было бы дать людям свободу и разрешить просто жить?
— О, Боги! — всплеснул руками император. — Димостэнис, в кого ты превратился?! Ты на самом деле считаешь себя девэрой? Я не могу разбрасываться такой силой. У меня слишком много врагов!
Узник устало опустился на пол. Согнул колени, положил на них руки, опустил голову. Он не хотел больше продолжать этот ненужный разговор. Да и о чем им еще было говорить?
— Я хочу, чтобы ты отдал мне бумаги, которые нашел в Мерзлых Землях.
Пленник даже не шевельнулся.
— Тебе они больше не нужны.
Дим все также сидя в этой позе, пожал плечами.
— У меня их нет, — глухо ответил он. — Я их отдал.
— Кому? — неверяще спросил у него Аурино. — Ты мне врешь.
— Когда я шел сюда, я понимал, что исход нашего поединка может быть разным. И решил, что если не вернусь пусть они хотя бы защитят единственного близкого человека, который у меня остался.
Император неуверенно усмехнулся.
— Я тебя не понимаю.
— Олайя тебе всегда была нужна лишь как защита от меня. Ты ее использовал. Что будет с ней?
— Тебе-то какая разница? — фыркнул правитель Астрэйелля.
— Я хочу, чтобы с ней все было в порядке. Чтобы она жила и была счастлива. И пока так будет, эти бумаги никогда не увидят свет Таллы. Но если вдруг с императрицей что-то случится, книги учета уйдут в Мюрджен. Думаю, тебе не надо объяснять, что сделает моя смертная избранница, когда эти бумаги будут в ее руках.
Аурино ошарашено смотрел на него. Тряхнул головой, будто пытаясь отогнать от себя наваждение.
— Ты забыл, что она сделала? — он ткнул пальцем в свежий ярко бордовой рубец на груди собеседника. — Она предала тебя. Ты после этого хочешь заботиться о ней? Ты еще скажи, что до сих пор любишь!
Бывший друг бил в самое больное. Нет, не в то место, где был хьярт. Операция была проведена успешно. Сердце же вырвано безжалостно и без всякого обезболивания. И там горело немилосердно.
Однако Олайя все же ошиблась, когда говорила, что любят сердцем. У него его больше не было, но он все равно любил ее. Любил глазами, которыми мог смотреть на нее, губами, которыми мог целовать, руками, которыми прикасался. Всей своей сущностью, каждой клеточкой своего тела, своей души. Это как дышать. Как жить.
Она смогла найти выход — разорвать эти нити и разлюбить, а он не смог. Даже после того, как ее чужие глаза смотрели на него, а губы назвали предателем. Ни на каплю, ни на искру, ни на йоту… О, Боги! В каких единицах можно измерить любовь?
— Олайя! Олайя! Олайя! — раздраженно воскликнул Аурино. — Слишком много страстей вокруг одной наполовину смертной простолюдинки.
Димостэнис поморщился.
— Если уж говорить о чистоте крови, то стараниями наших предков мало кто может ей похвастаться. Твоя не особо благороднее будет.
Аурино побледнел, но сдержался.
— Димостэнис, отдай мне эти бумаги.
Тот зло усмехнулся.
— А ты меня заставь.
— Заставлю, даже не сомневайся. Но ты можешь до этого не доводить. Ты мне отдашь, что я хочу и будешь казнен, согласно традициям своих предков и присоединишься к своей семье. Если не захочешь добровольно, то после разговора с дознавателями ты все равно сделаешь это, только тебе уже не будет пощады. И ты не закончишь свои дни, как благородный сэй. Тебя истерзанного и скулящего от боли, протащат по всему городу, а потом казнят на рыночной площади. И сейчас, на самом деле, как ты этого всегда хотел — можешь сам выбрать свою судьбу.
— Ты угрожаешь мне своими мясниками? — пренебрежительно фыркнул Дим. — Им только туши на рынке разделывать. Они даже слабую девушку не смогли заставить сказать правду.
Император опасно сузил глаза. Его аура стала более тяжелой и отчетливо ощущалась в маленьком замкнутом пространстве.
— Мне всего лишь надо было знать, где ребенок. Я так и не понял, зачем она упиралась, скрывая, что тот мертв. Зачем терпела все это. Я обещал, что лично ей не причиню вреда.
— Она терпела, чтобы спасти своего сына. Молчала, чтобы ей поверили. И сумела солгать. Я сам передал наследника в приемную семью. Как это у нас положено? Будет ребенок расти, не зная своих истинных корней. Только вот у этого мальчика есть браслет с инициалами его родителей, скрепленных печатью Зелоса. Когда же он вырастет, войдет в полную свою силу, он придет и спросит с тебя за то, что ты сотворил с его матерью, с его жизнью, и возможно даже попросит тебя освободить место, которое по праву будет принадлежать ему.
Император Астрэйелля молча глядел на своего врага. Раздавленного, но не побежденного. Он позволил своей ауре вспыхнуть, метнуться к узнику, сжать в тиски.
Шрам на груди вспыхнул болью. Дышать становилось труднее, голова, казалось, взорвется от такого давления, из носа, ушей текла кровь. Сейчас Димостэнис мог в полной мере ощутить, что такое мощь одаренного, когда не имеешь возможности защититься, закрыться, прекратить или хоть как-то ослабить это. Края раны стали расходиться. Он стиснул зубы, стараясь держаться из последних сил.
Все закончилось так же внезапно, как и началось.
Дим сделал вдох полной грудью, оттер кровь с лица и отвернулся к окну. Он все сказал и больше не хотел видеть того, кого большую часть жизни считал другом. Оставалось всего несколько сэтов до полного ухода Таллы за небосклон. Еще последнее предсумеречное серебро освещало улицы.
— Я не убивал Элени, — произнес Аурино. — Мне она была нужна живой, чтобы обменять ее на бумаги. Я послал Клита за ней, но он опоздал. Она уже была мертва. Он вложил печатку в руку того смертного, чтобы ты решил, что она у меня и пришел сам. Ты точно уверен, что те на чью сторону ты встал тебе друзья или хотя бы верные союзники?
За императором захлопнулась тяжелая дверь. Димостэнис закрыл глаза позволяя себе в последний раз почувствовать мир. После того, как он сам призвал стихии и воспользовался их силой для уничтожения, он разрушил их установившуюся прочную связь. Сущность Элиаса откликнулась на его зов, но как только почувствовала предательство, отвернулась. Отвергла.
Имеет ли он права снова просить о помощи? Услышат ли стихии его зов?
А зачем?
Даже если Аурино сказал правду и не он убил сестру, что это меняет? Его малышка мертва. Ему нет прощения. Он совершил роковую ошибку, не просчитав все возможности и стремления своих врагов. Поддался эмоциям и предал людей, которые доверились ему. И больше никого не осталось, ради кого стоило даже попытаться начать все заново. Ни друзей. Ни семьи. Ни его малышки. Златовласого ангела. Он — шакт без хьярта. Человек без сердца.
Димостэнис отвернулся от окна, отвергая этот мир. Он больше не желали видеть Таллу и ее холодных серебристых лучей.
Он плавал в океане боли. Это было все, что он мог сейчас чувствовать. Все последние сэты, когда дознаватели были с ним, он не позволял ей брать над собой вверх. Он не замечал раскаленного металла, хруста собственных костей, плетей, снимавших с него кожу. Он сбегал от боли в пустоту. Его возвращали. Раза за разом. Все повторялось вновь и вновь. По бесконечному кругу.
А потом все закончилось. Будто лопнула доселе сдерживающая его преграда и он провалился в серебристое нечто. Обрел себя. Нашел своей дом. Бренная оболочка в руках дознавателя была лишь тонкой связывающей нитью с этим миром. Но он больше не подчинялся ее чувствам.
Правда сейчас, когда он остался один, хотелось выть и орать, позволить себе то, что не позволял все предыдущие сэты.
Теплая ладонь легла на то место, где был хьярт. Чуть задержалась, спустилась на живот, он выгнулся, попытался отстраниться, убрать ее, но у него не получилось. Дим снова провалился в темноту.
Следующий раз, когда он стал чувствовать себя, боль как будто притупилась. Он попытался разлепить слипшиеся от крови ресницы. Застонал. Немилосердно горела щека.
— Дим, — тихое, как дуновение ветерка в тихий безоблачный день.
Золотые локоны, ореховые глаза, лицо в веснушках склоненное над ним. Он попытался улыбнуться. Она всегда будет с ним. Не та холодная и безразличная, чьи губы назвали его предателем, а родная и нежная, с теплыми ладонями. Он был пропитан ею, как когда-то силами стихий. Любовью к ней, воспоминаниями, она всегда будет владеть его чувствами, мыслями, даже снами. Даже такими безобразными как сейчас.
— Лала, — прошептал он.
— Милый мой, — она прислонилась к его щеке, на которой он не чувствовал боль.
— Больно, — пожаловался он ей, как всегда делясь с ней тем, что чувствовал. Только с ней одной.
— Я знаю, родной мой. Я пытаюсь помочь. Но всего слишком много. Почему он так с тобой? Чего он хотел добиться?
Дим облизал пересохшие губы. Говорить было тяжело. Но не говорить с ней он не мог.
— У меня есть кое-то, что перевернет весь уклад жизни в империи, — он едва слышно застонал, — императора больше не будет. Совета Пяти не будет.
— Да разве это стоит твоей жизни?! — вскричала Олайя, сквозь душившие ее рыдания.
— Это стоит твоей жизни, — попытался улыбнуться он. — Пока он не знает где документы, ты будешь в безопасности. Я не успел найти нашу дорогу, но защитить тебя смог.
Она закрыла лицо ладонями. Ее плечи беспомощно вздрагивали.
— Прости, — ее лицо исказило отчаяние, — я хотела уйти. Убежать, как только ты пришел во дворец. Я знала, что он использует меня как щит. Мне не дали даже выйти за ворота дворца. Я такая слабая! Я ничего не смога сделать, чтобы защитить тебя.
Димостэнис попытался поднять руку, прикоснуться. Успокоить.
— Нет, нельзя, — она опомнилась, аккуратно вернула его на место. — Тебе нельзя двигаться. Кости должны срастаться. В тебе очень много энергии. Я все поставила на место, а твое тело завершит процесс. Но тебе нельзя делать никаких движений. Немного еще потерпи.
Целительница аккуратно взяла его правую руку. Каждый палец, словно перебирая, ставя на место все, что было повреждено. Каждое ее действие отдавало болью.
— Поцеловать меня ты можешь?
Она склонилась над ним, дотронулась до губ, до кончика носа, до неповрежденной щеки, прошлась губами по глазам.
— Ты меня любишь?
Она оторвалась от него, всхлипнула.
— Не спрашивай меня об этом. Никогда не спрашивай! Ты должен просто знать это. И никогда не сомневаться.
— Хорошо не буду. Только ты не плачь.
— Не буду, — также покорно согласилась она. — Мы теперь всегда будем вместе. Я больше не отпущу тебя.
— Нет, — он слегка улыбнулся, — тебе туда еще рано.
— Глупый! — сердито воскликнула она. — В этом мире! Мы уже все придумали.
Это было невероятно. Среди всей этой грязи, крови, боли его златовласое видение обещало ему то, к чему он безнадежно стремился все последние ары. Быть с ней вместе.
— Обещаешь? — в этом безумии можно было говорить обо всем. Во снах все еще может сбыться.
— Обещаю. Но тебе надо спать. Тебе нужны будут силы на завтра.
— Хорошо, — только не сопротивляться и не спорить, чтобы не спугнуть.
Олайя снова взяла его правую руку чуть выше кисти и продолжила свои манипуляции. Ее заметно качнуло, она на мгновение прикрыла глаза.
— Лала, — прошептал он снова. — Иди ко мне.
Она выполнила его просьбу. Вновь склонилась над ним.
Только вот почему-то вопреки всем законам сновидения, он и здесь чувствовал убивающую его боль. Он не мог двинуться, не мог дотянуться до нее, не мог обнять, как он хотел, прижать к себе.
— Поцелуй меня. Как ты всегда это делала. Я хочу помнить только это. Я бы сам с удовольствием сделал. Боюсь, что сейчас не получится.
Ее губы были сладки, и даже соль слез не могла испортить их вкуса. Димостэнис снова почувствовал свежий ветер на своем лице, увидел зеркало озер, поддернутый дымкой энергий, прозрачные пузырьки, стремящиеся вверх и стайкой взмывающие на поверхность, едва заметные серебристые кораллы на самом дне. Ярх взмывающий в небо, и любимая женщина, доверчиво прижимающаяся к его груди. И везде голубые цветы. Их запах везде. Он даже проник в этот подвал, заполняя собой все, как и ее губы.
— Я хочу сказать тебе, — собирая последние силы, произнес он. Их почти не осталось. Пусть она говорила, что их еще много и что надо только отдохнуть. Здесь в его реальности он знал, что их нет, но он должен обязательно сказать ей. То чего не успел. Не сумел донести. То чего она так и не узнала. — Мой дар, моя сила, все мои способности ничего не имело значения, с тех пор как я встретил тебя. Ты — самое ценное и дорогое, что было у меня в жизни.
— Я знаю, — она всхлипнула, щеку обожгло болью, когда на нее упали слезы. Ее руки легли ему на виски, и Димостэнис провалился в сон. Другой, более глубокий, где больше не было никаких видений.
Он открыл глаза. Вновь вспомнился вчерашний сон, или бред, или видение. Золотистые волосы, скользящие по его лицу, склоненное над ним заплаканное лицо и тепло, которым она всегда могла согреть его. Даже, когда он почти умер, ее образ не оставлял его. Он не мог расстаться с ней, пока еще бьется сердце. Как же больно. И боль в его растерзанном теле не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось у него внутри.
Как он смог пережить эту ночь? Что будет дальше? На потеху, в назидание его протащат сквозь толпу, демонстрируя народу, что происходит с предателями? Аурино не успокоится, пока не доведет до конца весь свой дьявольский план. Слишком много усилий он вложил в этот спектакль, чтобы не выжать из этой ситуации все до последней капли. Что у него еще припасено для своего старого друга?
Дим застонал. Тело все так же горело в огне, и боль была адская. Он попытался пошевелить пальцами рук, чтобы понять, что с ним сделали. К его удивлению у него получилось. Было мучительно больно, но он сделал это. Правой руке досталось больше. Кусая губы, чтобы сдержать крик, он все же согнул пальцы. Цепляясь за лавку, на которой лежал, преодолевая боль и слабость Димостэнис сел. Задохнулся от этих действий, закашлялся, выплевывая кровь.
Как?! Как он смог сделать это? Неужели той силы, которая осталась в его теле, даже после того, как он выплеснул ее на поединок с Аурино, после того, как ему удалили хьярт, после этой жуткой ночи хватило на то, чтобы исцелять его? Это было невероятно, но это было так. Дим опустил голову, изучая себя. Сорвал с себя лоскуты рубахи. Шрам на груди начинался от самой грудины и заканчивался у последнего ребра. Темно-бордовый, воспаленный рубец. Странно, но это было единственное в его теле, что не болело. Вырезанное уже не может болеть.
Димостэнис поднял руку, ощупывая себе лицо. Левую сторону нещадно пекло от уха до самого подбородка. Да и все тело было покрыто порезами, ожогами, впрочем, из-за липкого слоя крови и грязи всего этого почти не было видно.
Открылась дверь. Димостэнис поднялся на ноги, наперекор желанию всех тех, кто сотворил с ним все это. Он сам дойдет, поднимется по лестнице и на своих ногах встретит все то, чтобы его ни ждало. Дим обернулся. На самом верху лестницы стояло шесть человек в форме карателей.
Это что еще за последние почести? Отголоски все еще не осевшего страха? Дим почувствовал, как внутри у него что-то забулькало, пытаясь прорваться наружу. Это был смех. Горький, противный, тягучий. Шесть человек, шесть шактов, наделенных большими способностями на него одного. Без силы, без хьярта, растерзанного и изломанного. Как же Аурино жил все эти ары, если до сих пор так его боится? Терпел, держал рядом, контролировал каждый шаг. Куда глядел он сам? Кому служил, отдавая всего себя и ничего не требуя взамен, считая это своим долгом?
Что им приказано? Приволочь его на рыночную площадь? Привязать ошейник и как провинившегося пса тащить, слушая, как он жалобно скулит? Вроде это ему обещал его императорское величество?
Дим медленно шаг за шагом подошел к лестнице. Поднял голову, открыто встречаясь взглядом со своими конвоирами. Когда-то всесильный главный советник, отпрыск благородного Дома и один из самых сильных шактов, недостижимый и неуязвимый теперь предатель, и отступник, сверженный на самый низ, беззащитный даже для презрительных взглядов и плевков.
Димостэнис поставил ногу на первое возвышение, его пошатнуло, он попытался схватиться правой рукой за стену, но онемевшие пальцы не почувствовали опоры, и он чуть не упал.
Он выдохнул, собирая силы и восстанавливая равновесие. Верхняя ступень казалась недостижимой целью. Неужели не так давно он мог за мимолетные мгновения оказываться наверху, не считая шагов?
Навстречу протянулась рука. Дим медленно поднял глаза. Знакомые лица. Люди, которых он хорошо знал в той, прошлой жизни.
— Я вам помогу.
Димостэнис прикусил губу.
— Нет ничего постыдного в том, чтобы опереться на руку дружбы в тяжелый момент жизни, — произнес знакомый голос.
— Кладис, — прошептал Дим, — как вас занесло под эти мрачные своды?
— Кому-то же нужно вам помогать, — усмехнулся летун.
Дим протянул руку и начал свой последний путь наверх. По глазам резануло серебро взошедшей Таллы, утро Эфранора. Заканчивался поводень. День обещал быть ясным и теплым.
День. Один из множества, которые должны были быть у него впереди. Прекрасное утро. Белый город в брызгах серебра и ветер, треплющий волосы. Словно заигрывал.
Серебряный не поддался на эту провокацию. У него больше нет причин жить. У него больше ничего не осталось. А самое главное — никого.
На рыночной площади народу было много. Еще по дороге Дим успел заметить вереницу экипажей, тянущихся от самой верхней части города. Не часто благородные сэи так массово посещают нижние районы. Да и не каждый день им предлагали подобное зрелище В центре стоял возведенный эшафот с виселицей. Все как Аурино и обещал. Димостэнис привычно вздернул подбородок.
Тень закрыло серебро Таллы. Большая, быстро приближающаяся, она заставляла людей недоуменно хмуриться и задирать головы. Она все росла, и уже через мгновение Хорун встал перед своим наездником, опустив крыло. Общий недоуменный возглас пронесся над толпой. Сильный толчок в плечо заставил Дима упасть на крыло ярха, который закинув его себе на спину, стремительно взмыл вверх.
Тревожные голоса, скрежет стали, звон тетивы, его собственный крик боли заглушили хлопанье крыльев. Хорун рванул ввысь, оставляя внизу и друзей, и преследователей. Димостэнис захрипел. Его тело разрывало на части, похлеще любой пытки. Сейчас он не мог выносить такого давления. Легкие горели, он не мог дышать. Не мог шевельнуться, не мог объяснить летуну, что он больше не выдержит.
— Больше не могу, — прошептал он, понимая, что ярх его не услышит. Да и как тому было понять, что прежнего хозяина больше нет. С кем они поднимались к самым облакам и резвились, наслаждаясь тем, что они могли брать у природы. — Не могу.
Мир начал сужаться до шелеста крыльев и тихого урчания, а потом и вовсе исчез.
Димостэнис пришел в себя, когда стал ощущать, что снова может дышать и его не разрывает на части теперь невидимая ему сила. Как мог, обвел глазами пространство вокруг себя. Он лежал на берегу озера. Того самого, которое стало частью его жизни. Дим подполз ближе к самой воде и опустил туда руку.
Это место — скалы, цветы, озеро, было переполнено силой. Той силой, которая была ему так необходима сейчас. Той силой, которую он больше не чувствовал и никогда не сможет распорядиться. Той силой, которая больше не принадлежала ему.
Он вспомнил свое первое погружение в воды этого озера и восторг, который переполнял его. И златовласую девушку, которая на этом берегу стала его.
«За любым преступлением следует кара. Предатели должны получать по своим заслугам».
— Я не предавал тебя, Лала, — он застонал и попробовал перевернуться на спину. Боль вновь ворвалась в его истерзанное тело.
«Я могу это сделать. Я проведу казнь над изменником».
И горячая ладонь на его лице…
Все же без хьярта он смог бы жить дальше. Жить без сердца не имеет смысла.
Тогда почему!? ПОЧЕМУ, все дьяволы бездны, так больно?! Почему оно все еще стучит, и каждым своим ударом разрывает грудь на куски?! Ни один палач не смог бы придумать такой пытки.
Тихо подошел летун. Встал над ним, наклонился, предлагая помощь. Дим схватился за него, вставая на ноги. Обнял ярха.
— Мой единственный оставшийся друг. Ты один не предал меня, — Дим прижался к мощному телу, в последний раз. Благодаря. — Теперь у тебя своя жизнь. Нам больше не по пути, я не смогу быть с тобой.
Хорун недовольно заурчал. Ткнулся носом в грудь.
— Уходи, — снова прошептал Димостэнис. — Я не хочу, чтобы еще и ты пострадал из-за меня.
Их все равно найдут, он это знал. Неуправляемого ярха легко отследить, а Аурино не допустит, чтобы в этой истории не была поставлена финальная точка. Это вопрос времени. Очень короткого промежутка времени. И он должен успеть правильно распорядиться отсрочкой.
Хорун стоял рядом, явно не собираясь выполнять распоряжение хозяина. Дим собрал последние силы. Он больше не вернется в подвал и под презрительные взгляды толпы.
Водопад ревел. Здесь все было, как и раньше. Первозданная сила, не потревоженная никем, живущая по своим законам. Димостэнис встал на самом краю, делая вдох полной грудью. Первый раз за многие сэты он перестал чувствовать боль.
Это место было особым. Здесь Серебряный познал свое первое единение с миром. Здесь ему приоткрылась тайна, что он может быть кем-то большим. Здесь было положено начало его новой жизни.
Здесь он навсегда покончит с ней.
Брызги падали на лицо, обдавая своим жаром. Всего один шаг и он в объятиях вечности, растворяясь в этом величии, сливаясь с ним. Всего один шаг и он в сердце мироздания, возвращаясь на круги своя, откуда пришел, становясь тем, кем всегда был. Рожденный этой силой, он снова должен стать ею, вернуться к источнику, к основам, избавиться от тесной оболочки, в которой был вынужден существовать.
Это как жить. Только по-настоящему. Жизнью, которая станет вечностью.
Еще один шаг. Раскинуть руки и подставить лицо ветру.
— Дим!
И ее голос. Здесь все было пропитано ею. Он не мог ни чувствовать ее, ни слышать, но ее образ всегда был с ним.
Прощай, златовласый ангел.
Эти нити были единственными, что могло заставить его бороться за жизнь. Но она их оборвала, его больше ничего здесь не держит.
Димостэнис сделал решительный шаг вперед. Ветер взвыл в ушах.
— Дим!!!!
Водопад ревел. Водопад оглушал. Водопад неистовствовал. Вода заливала глаза, рот, нос. Разрывала и так уже истерзанное тело. Дим не противился. Он хотел этого. Хотел умереть в этом безумии и больше никогда не видеть света Таллы.
Однако к его ужасу он начал понимать, чем меньше он противится, тем ему становится легче. Он перестает чувствовать удары и тычки, перестает задыхаться, перестает теряться в водяном неистовстве. Он вновь начал ощущать энергию, как свою вторую кожу, напитываться ею, растворяется в ней. Он не желал этого. Ему больше не нужен был этот мир. Дим начал сопротивляться. Отталкивать стихию, срывать с себя ее успокаивающие объятия.
Ногу обожгло болью. От неожиданности он взвыл, получил новую порцию воды, захлебнулся. Потянулся рукой к источнику внезапной боли. Из кармана штанов вытащил камень. Тот самый, который когда-то дала ему Олайя. Удивляться сил не было.
Камень был раскаленный. Он прожигал ладонь и не давал раствориться в стихии.
Камень последнего желания. Димостэнис закрыл глаза. Он желал никогда больше не видеть этот мир. Он желал больше не видеть света Таллы.
Где-то рядом почувствовалась другая энергия. Сильный источник. Необузданная, всепоглощающая, властная энергетика огня. Боли. Смерти. Эту силу ни с чем нельзя спутать. Дим закрыл глаза и потянулся к ней. Он чувствовал ее, но не мог никак полностью слиться. Словно ему мешал какой-то барьер. Препона. Он никак не мог пробиться.
Дим собрался на последний рывок. И даже не смог закричать, когда он наконец упал в колодец силы. Его скрутило и смяло. Все тело будто разорвало на мелкие кусочки, и он больше не был единым целым. Кожа на ладони оплавилась. И он с какой-то извращенной радостью успел сознать, что все же это конец.
Все вокруг горело. Груды метала, какие-то незнакомые конструкции. Везде кровь. Стоны боли, крики отчаяния. Смерть.
Он лежал на спине, едва чувствуя свое тело. Это была его персональная Бездна? Что там говорили служители Зелоса? Каждый получает то, чего заслуживает.
Рядом кто-то приглушенно стонал. Дим, прикладывая невероятную силу, повернул голову на этот звук. Совсем рядом лежал мужчина. Он был весь в крови. Лицо, шея, руки все были изрезаны и представляли собой одну сплошную рану. Рядом была разлита лужа какой-то темной, вонючей жидкости. Парень изо всех сил старался выползти из нее. Как будто сейчас для него это было жизненно необходимой задачей.
Дим приподнялся на локтях и смог перевернуться на живот. Потянул парню руку. Может, теперь это его работа длиной в целую вечность? Спасать людей. Отрабатывать свои грехи.
В его ладонь был вплавлен камень, словно вторая кожа. Рядом громыхнуло. Пролетел и совсем недалеко от них упал искореженный кусок металла. И снова взрыв. Парня подбросило в воздухе и швырнуло ближе к нему. Он смог дотянуться до капюшона и заплечной сумки бедолаги, которая странным образом держалась на плечах на двух лямках.
Капля огня упала в тонкий темный ручеек. Полыхнуло. Пламя бежало по ручейку к луже, рядом с которой лежал парень. Тот безнадежно замычал и начал еще проворнее отползать. Огонь был быстрее. В считанные секунды нашел свою жертву и окутал в свои сети.
Дим собрал все свои силы и дернул за сумку, пытаясь вытащить парня из этой лужи. Ремни, опаленные огнем, не выдержали и с треском оторвались. Он забылся, с досадным стоном потянулся к огню, пытаясь остановить его. Огонь огрызнулся. Больно укусил за руку.
Что-то ударило по голове. Сознание с радостью перестало цепляться за действительность, и он провалился в темноту.
Когда Димостэнис вновь открыл глаза, Талла только-только восходила на небосклон. Она была рыжей. Он, не моргая, смотрел на небесное светило. Это его персональное наказание в вечности? Или он окончательно сошел с ума? Интересно, в Бездне можно сойти с ума?
Дим огляделся вокруг. Он лежал на кровати в довольно большом помещении, рядом стояли еще кровати, занятые людьми. У него самого в вену была вколота тонкая металлическая спица, через которую в его тело поступала какая-то жидкость. Ладонь была перетянута белой повязкой. Он уже было поднял вторую руку, чтобы вытащить это из себя, но передумал. Зачем? Все равно от этого уже не спастись.
В помещение вошли люди, стали подходить к лежащим на кроватях. Они были одеты в форменные костюмы темно зеленого цвета. Настала и его очередь. К нему подошла женщина аров пятидесяти, села рядом, участливо глядя на него. Что-то сказала. Дим не понял. Она повторила. Он все равно ничего не понимал. Голова, казалось, сейчас взорвется. Выражение лица женщины сменилось на тревожное, она встала и ушла. Вернулась через несколько мен в компании мужчины, одетого точно так же как она. Он тоже что-то говорил, но Дим не мог разобрать ни слова. Он молчал, так как знал, что его тоже вряд ли поймут.
Ему суждено сходить с ума в одиночестве, смотря на Таллу золотистого цвета.
Мужчина взял в руки какую-то прозрачную колбу с длинной тонкой спицей на конце, наполнил ее жидкостью из маленького стеклянного сосуда и проколов ему вену, вылил в прокол все содержимое колбы. Тело наполнилось легкостью, а веки начали тяжелеть и закрываться.
На следующий день все повторилось. Только мужчина протягивал ему какие-то бумаги, скрепленные между собой твердой обложкой, и что-то спрашивал. Дим взял сильно обгоревший, незнакомый ему предмет, исписанный неизвестными ему буквами. Повертел в руках. Мужчина показал ему заплечный мешок, который был у того парня и остался в руках Дима после взрыва. И все равно это ничего не объясняло.
Димостэнис Иланди искушенный и опытный, несмотря на все свои знания и умения, никогда еще не чувствовал себя таким ничтожным, слабым и потерянным. Беспомощным, потерявший веру в собственные силы. Веру в себя — ту самую энергию, которая всегда жила в нем. Благодаря которой он всегда шел вперед, преодолевал преграды, спотыкался, даже падал, но умел подниматься.
В тот момент он решил, что единственный выход — просто закрыться. Если бы он мог убежать от этого, он бы сбежал. Пусть даже это было бы трусостью. Пусть даже в первый раз в своей жизни. Однако у него не получилось. Несмотря на все происходящее, его ум был тверд и никак не хотел расставаться с ним. И он замкнулся. Ни на что не реагировал, ни пытался вступать в контакт, ничему не противился. Терпел. И ждал. Может быть этим он сможет расплатиться за свои грехи. И все наконец закончится.
В очередной свой визит мужчина в костюме протянул ему камень. Покореженный, оплавившейся, но Дим сразу же узнал его. Он молчал, не двигаясь, как обычно. Мужчина показал на его забинтованную ладонь, снова на камень. Димостэнис и так понял его — тот принес сувенир на память, который достали из его руки.
Интересное у них здесь чувство юмора. Если бы та железяка, которая его вырубила, снесла бы ему голову, ее бы поставили на пустующее место? На память?
Однако скоро любопытство и жажда деятельности, которые редко, когда оставляли его заставили все же прислушаться к окружающему миру. Заставили его открыть глаза и начать видеть.
Когда его оставляли в покое Дим все время думал, как сумел попасть в этот мир. В том, что это не Бездна и не фантазии его поврежденного разума он уже не сомневался. Он все время вспоминал преграду, в которую бился и которую ему все же удалось преодолеть. Огонь, взявшийся из ниоткуда, посреди ревущего водопада. Два мира, соединенные в одной точке. Сильный источник в одном и выброс энергии в другом. И безусловно камень, который среагировал на его смерть.
В том, что он умер, Димостэнис тоже не сомневался. Камень оплавленный, вплавленный в его тело, отдал ему свою энергию, чтобы вернуть к жизни. Сработал бы он, если Дим не попал в эту воронку между мирами, где энергетическое поле зашкаливало от бушующей в нем силы? На это ответа не было.
Его тело восстанавливалось быстро. Зарубцовывались шрамы, срастались кости. В остальном же он был все так же беспомощен, как и впервые его дни пребывания в этом мире. В реабилитационном центре его учили читать и писать, пользоваться простыми предметами обихода. Он с жадностью поглощал любую информацию, старясь как можно скорее выбраться из этой ямы.
Одна молодая девочка, практикантка, помогала ему по всем. Дим не понимал, чем он ей приглянулся, но она взяла его под свое чуткое покровительство. Уделяла больше внимания, постоянно разговаривала, помогла в его учебе. Показала такую чудную вещь как компьютер и не менее чудную, чем интернет.
— Это легко, — говорила она ему, — ты все вспомнишь. Тебе надо зайти в социальные сети, уверена по фотографиям найдешь своих друзей и узнаешь их.
«Друзей» он так и не нашел, но был ей бесконечно благодарен за заботу и помощь.
— Не влюбилась ли ты, девонька?
Однажды Димостэнис неожиданно стал свидетелем разговора между своей покровительницей и ее старшей коллегой.
— В Диму? — удивленно переспросила девушка. — Мне его жалко. Ты же видела. Эти его ужасные шрамы! — в его голосе явно слышалось жалость и неприязнь одновременно. — Страшно даже смотреть. А еще с головой не все в порядке. Может, хоть как-то смогу облегчить его участь.
Императорские дознаватели постарались на славу, когда уродовали его тело. И эту девочку нельзя было не понять. Для него самого это не имело никакого значения. Физически он восстановился, и это было важнее того, как он теперь выглядел. Со временем к нему вернулись его сила, ловкость, реакция, сноровка. Это замечали и люди в белых халатах, которые никак не могли взять в толк, что происходит с их странным пациентом.
— Последние анализы и исследования показали, что вы в полном порядке. Вы здоровы. А то, что творится в вашей голове — ложная амнезия. Вы не хотите вспоминать, что с вами произошло, и противитесь этому.
Дим уже научился понимать, что говорили вокруг, и мог сам кое-как общаться.
— Я понимаю, это большая трагедия. И все же вы должны вернуться к жизни. Пока вы были здесь, мы искали ваших родственников. Ваша бабушка, мама вашего отца, умерла несколько лет назад. Других членов семьи мы найти не смогли.
Так он стал владельцем трехкомнатной квартиры почти в центре города, двух автомобилей, мотоцикла, загородного дома и приличного счета в банке.
Дим заперся в своем новом жилище на целый год. Целый год добровольного одиночества и затворничества. Целый год его он общался лишь с компьютерами — их в этой квартире было аж четыре штуки. Мир, его история и география, страны и народы, конфликты и войны, государство, в котором он теперь жил, язык и разная литература.
Он вливался в этот мир, отрывался от своего прошлого, от своего имени, от своей сущности. Изменял себя, чтобы ничего не напоминало о том, кто навсегда доложен был остаться в этом водопаде. Забывал все то, что было когда-то, становился тем, кем теперь ему суждено было быть.
Единственный вопрос, который постоянно бился в его голове: зачем? Зачем мирозданию нужны были эти игры? Чего от него хотят? Что он должен сделать в этом новом, неизвестном для него мире? Он! Который и в своем-то не очень преуспел. Не смог себя понять, не смог ответить на все важные вопросы. Что он должен здесь делать? Нести заслуженное наказание? Чему-то научиться? Кого-то спасти?
Димостэнис много времени проводил в комнате человека, чье место в этом мире ему отдала судьба. Вернее, злой рок. Судя по фотографиям и обрывкам информации, которую он находил, парень не очень любил веселиться и шумные компании. Он не нашел упоминания о возлюбленной или близких друзьях. Зато все вокруг пестрило мотоциклами и все, что связано с ними. У него было несколько наград за какие-то соревнования, куча литературы, журналов на эту тему. Фото из разных уголков мира, где он, видимо, успел побывать.
Железный друг на двух колесах, скорость, ветер в лицо. Не плохо.
Наверное.
Через год Дмитрий Сильверов вышел на улицу. Он продал квартиру и все то, что у него осталось от его погибшей в аварии семьи. И уехал жить в другое место. Все вновь было в его руках. Его судьба, будущее и попытка начать жизнь заново.
Дима достал телефон из кармана куртки.
— Анатолий Алексеевич, добрый день! Если ваше предложение еще в силе, я его принимаю.
В закрытом элитном клубе вечером как всегда было много народа. Дорогие панели из красного дерева в классическом стиле, зеркальные ниши и витражи, современные светильники на стенах, потолках. Мягко открылась входная дверь. Лицо администратора, встречавшего гостей у ресепшена осветилось приветливой улыбкой доброжелательности и благоволения. Впрочем, увидев трех вошедших посетителей, явно не соответствующих ни одному из критериев их дорого заведения, сменило выражение на вежливую, но неприкрытую скуку.
Идущий впереди мужчина с приметным шрамом, пересекающим левую щеку не дал ему сказать ни слова, раскрыв перед носом удостоверение в неприметной серой корочке и подождав пока тот прочтет все что там было написано, сухо произнес:
— Нам нужен владелец клуба. Я знаю, что он здесь. И потрудитесь сделать так, чтобы без моего разрешения никто не покинул заведение.
Он обернулся на входящую дверь, в которую стали заходить вооруженные люди, одетые в камуфляж и с закрытыми масками лицами.
— Впрочем, о последнем можете не беспокоиться.
Поколебавшись, администратор все же кивнул головой и пригласил непрошеных гостей следовать за собой.
В комнате было просторно и уютно одновременно. Приглушенный, рассеянный свет, ненавязчивая музыка, витражи из синих деревянных панелей на стенах и потолке создавали атмосферу расслабленности. Двое мужчин в дорогих костюмах, без галстуков, две гламурного вида девицы, потягивающие коктейли, о чем-то лениво переговаривающиеся между собой.
— О! Капитан, — один из мужчин поднял голову, презрительно сложив губы в усмешку, — вы выиграли пригласительный билет в лотерее?
Она из девиц хихикнула.
— Не знал, что мы занимаемся благотворительностью.
Дима никак не отреагировал на оскорбление. Лишь легко дернул плечом останавливая сзади стоящего человека.
Генерал Михеев перед тем как представить ему его будущий отдел, сказал:
— Ребята у нас подобраны серьезные. Многие побывали в горячих точках, участвовали в военных действиях, работали в спецподразделениях по борьбе с терроризмом. Шутить они не любят и очень не любят, когда шутят относительно них. Думаю, вы сработаетесь.
Банда отморозков во главе с ним, майором Сильверовым, видимо по представлению генерала достойным предводителем. И все это под красивой вывеской оперативно-сыскной отдел особого подразделения.
— Роман Владиславович Солонский, — спокойным, без всяких эмоций голосом начал обычный ритуал Сильверов, — против вас возбуждено уголовное дело за распространение наркотиков, в том числе тяжелых синтетических и кокаина. У нас имеется ордер на обыск вашего клуба.
— Солонский сам по себе мелкая сошка. И бизнеса его еще не так давно не было. Такого, как сейчас. Ни офисов, ни секретарш, ни дорогих костюмов. Особо не бедствовал, но и звезд с неба не хватал, — генерал Михеев крутил в пальцах ручку, смотря на собеседника.
Переход Сильверова в другое подразделение был оформлен быстро. За несколько дней уладили все формальности и в новом звании и должности он приступил к своим обязанностям.
— Его рост в серьезные предприниматели случился довольно быстро и непредвиденно. У него появились деньги и солидная строительная фирма. Подряды, контракты, тендеры. Солонский начал получать все самые лакомые куски, перейдя дорогу тем, кто уже давно был в этом бизнесе и занимал лидирующие позиции.
— Например Тереховскому, — вставил свое слово Дима.
Генерал кивнул.
— Впрочем, Тереховский птица иного полета. Его брат работает в столице. Большая шишка. Однокурсник же брата крупный чиновник в аппарате губернатора, тот самый к кому и обратился Тереховский, когда на него наехали и отобрали бизнес.
— Как такое вообще могло произойти? Слишком высокие у того были покровители.
— Главное даже не то, как могло произойти. Что ими двигало?
— Жажда быстрой наживы?
Анатолий Алексеевич покачал головой.
— На первый взгляд все так. Только вот, кто стоит за всем этим преследует совсем иную цель. В последние месяцы своей жизни Тереховский активно готовился к политической карьере. Он собирался участвовать в выборах губернатора края. Уже совсем скоро должна начаться предвыборная гонка.
Дима задумчиво усмехнулся.
— Солонский в последнее время тоже метит в политики. Только в отличии от Тереховского у него нет ни денег, ни репутации.
— Не было, — поправил своего подчиненного генерал. — В него начали вливать деньги и делать из него человека. Благотворительность, культурная жизнь, бизнес. То, о чем мы только что говорили. Тогда он и попал под прицел нашего внимания.
— Внимания службы, которая занимается безопасностью и сохранностью существующей власти, — без лишних экивоков произнес Дима, — вы подозреваете, что в Солонского вкладывают деньги те, кто хотят навести здесь новые порядки?
— Сменить власть, — кивнул Михеев, — отобрать лакомый кусок земли. Наш новый президент недавно заняла свой пост, и многие стали считать, что мы стали слабее. Если сейчас новоизбранный губернатор нашего края вдруг начнет менять политический курс и захочет, например, свободы, а еще покажет, что имеет на это силу и деньги, то, казалось бы, уже давно потухший пожар вспыхнет с новой силой. Вспомнятся старые обиды, недовольства. Начнется новая война.
Сильверов скривил губы.
— Знаю, майор, наслышан о твоих жизненных позициях, — вдруг жестко произнес генерал, — но кто-то все равно должен служить власти и охранять ее. Не верю, что ты думаешь, что множественные убийства и смута, которые могут разгореться в любой момент будут лучшим исходом для нашей земли. Катастроф хватает и без нас. Нужна ли еще одна кровоточащая язва нашему измученному миру?
Продолжая жевать свою многострадальную губу, Дима думал, что мог бы многое рассказать своему собеседнику о страданиях изнеможенного мироздания, только вряд ли кто может это по-настоящему понять, не прочувствовав эти мучения ежедневно на своей собственной шкуре.
— Как я понял от нас требуется мягко и ненавязчиво убрать Солонского с политического олимпа, — произнес Сильверов, возвращаясь к делу, — так чтобы у тех, кто стоит за ним не было никаких шансов сказать, что у нас попирают демократию и задвигают реальных кандидатов, не дав людям шанс на счастливое будущее. Нового претендента уже сделать не успеют. И у нашего края останется прежний хозяин.
Михеев удовлетворенно кивнул головой.
— Работай, майор.
Работать, когда не вставляют палки в колеса и не тормозят на каждом шагу, было довольно легко, а самое главное продуктивно. Не связанный больше по рукам ничьими запретами и наделенный довольно широкими полномочиями, Сильверов вытягивал из давно закрытого и похороненного дела Тереховского одну белую нить за другой, сшивая из него саван, в котором можно было похоронить и самого Солонского, а тем более его мечту на политическое будущее.
Бумаги Астаровой, которые ему передала жена ее племянника, доказывающие, что банкротство Тереховского было умело сфабриковано и его бизнес подвергся рейдерскому захвату. Эксгумация тела убитого бизнесмена, в результате которой в тканях покойного было обнаружено сильнодействующего снотворное, которое вряд ли позволило ему залезть в петлю самостоятельно. Удалось разговорить маму погибшей Жаравлевой. Женщина призналась, что после смерти дочери к ней приходил один тип и угрожая здоровьем и жизнью сына потребовал от нее молчания относительно отношений ее дочери с Романом Солонским, а также крупной суммы денег, которая появилась на счету той незадолго до ее смерти. По фотографиям женщина узнала в приходившем к ней человеке Эдуарда Зарянского.
— Капитан!
Дима обернулся. Поздно вечером он заехал в супермаркет, в котором обычно покупал продукты.
— Узнаешь меня? — перед ним стоял плечистый, невысокого роста мужик, с коротко стрижеными волосами. Тот самый Павел Плахов, который после пересмотра дела об убийстве Астаровой, был выпущен пол подписку о невыезде.
— Узнаю, — сухо ответил Сильверов.
— Хочу спасибо сказать, что помог.
— Пожалуйста, — пожал плечами Дима. Не говорить же тому, что это собственно получилось само собой и его освобождение, так сказать, побочный эффект от возобновления дела Тереховского.
— Это же я тетку с Солонским свел.
— Денег захотели срубить? Больших и по-быстрому.
— Кто же не хочет? — оскалился Плахов.
— Если бы все, кто захотел иметь деньги, шли по тропе убийств и грабежей, весь мир превратился бы в одну большую камеру или зону.
Собеседник зло сплюнул себе под ноги.
— У вас ментов одна правда.
— Так что там с Астаровой? — Дима не стал углубляться в ненужные дебаты.
— Я долгие годы знал Эдика, мы с ним не раз одни и те же дела прокручивали вместе.
— Эдик, это Эдуард Зарянский? — уточнил он. — Глава охраны Солонского?
— Можно и так сказать, — фыркнул Плахов. — Оружие он всегда любил и никогда не медлил, чтобы им воспользоваться. Особенно ножи. Зверюга. Вот Рома его и взял к себе на хозяйство, когда сам подниматься начал. Это он сейчас Роман Владиславович, костюмы носит, да искусству покровительствует. Начиналось все с мошенничества, грабежей и подвала, где они с Бульдогом свои таблетки фасовали.
Сильверов замер, словно боясь спугнуть удачу, присевшую на прилавок с пирожными.
— Бульдогом? Какое отношение имеет Солонский к, так сказать, бизнесу Владимира Чернышова?
— Володька — он химик. Со школы любил разные эксперименты проделывать, вот и смастерил пилюльки, от которых крышу сносило со страшной силой. От кокаина так не перло. Они, когда это смекнули, начали продавать, не плохие деньги заколачивали. Потом стали распространять в притонах, которые Ромка открыл. Это сейчас у него сеть элитных клубов, раньше все проще было.
— И ты все это сможешь повторить в отделении?
Плахов посмотрел на него как на умалишенного.
— Не-а, капитан, ты из меня самоубийцу не сделаешь. Это же Эдик тетку мою грохнул. Она, конечно, дура, что сохранила эти документы, да еще и заикнулась о них, но все же тварь он. Мы же с ним столько лет друг друга знали! А он меня так подставил. Паскуда!
Дима хмыкнул.
— Если я тебя под программу защиты свидетелей?
Плахов демонстративно заинтересованно изучал полки с тортами и прочими сладостями. Наконец протянул руку, взял упаковку бисквита и пошел к кассам.
Впрочем, справились и без официальных показаний Плахова. В ходе проверок пяти элитных клубов, принадлежащих Солонскому, было подтвержден факт о хранении и распространи там наркотиков. Ошалев от своей безнаказанности и вседозволенности их владелец даже не пытался особо маскировать следы своей деятельности. Так же, как и его гости, завсегдатаи клуба — представители бизнес-элиты, политики, чиновники, дети высокопоставленных родителей, Солонский был уверен, что в любом случае сумеет уйти от ответственности перед законом. Арест предпринимателя был шумным и зрелищным. «Неизвестно» откуда взявшиеся журналисты придали этому делу широкую огласку. Смотря со стороны на ругающегося и сыплющего угрозами Романа Владиславовича, на которого сотрудники особого подразделения вынуждены были надеть наручники и почти тащить до машины, Дмитрий Сильверов думал о том, что скорее всего тот благодаря адвокатам и своим связям уже через несколько дней выйдет на свободу и будет давать красивые оправдательные интервью, однако на карьере политика если и не поставлен крест, то жирный знак вопроса — это точно.
Алла, прижимаясь к своему мужчине, крепко обнимала его сзади за талию, стараясь одновременно спрятать замерзшие руки у него под курткой. Вечером воскресенья они возвращались домой с прогулки. Она аккуратно приподняла его свитер и засунула руки, как можно глубже. Наткнулась на пуговицы рубашки, хихикнула про себя и, расстегнув одну, прислонила несколько пальцев к животу. Мышцы непроизвольно напряглись, но больше он никак не отреагировал. Она расстегнула еще пуговицы, собираясь прижать целую ладошку к его горячей коже.
— Что ты творишь?
Алла довольно захихикала.
— Тискаю тебя, пока ты не можешь мне ответить.
— Как сейчас отпущу мотоцикл, — Дима сделал вид, что отрывает ладони от руля.
Однако девушка вместо того, что проникнуться его грозными словами, все же запустила одну руку ему под рубашку и прижалась еще сильнее.
— С тобой мне все равно ничего не страшно.
— Нахалка рыжая, — мягко произнес он, улыбаясь.
— Мне мама звонила.
— Как дела?
У него пока так и не получилось познакомиться с ее семьей, но Дима знал, ее родители — фермеры, владеющие большой территорией земли, где в основном выращивали виноград, еще немного разводили скотину и делали домашний сыр на продажу. Помимо родителей и семьи старшего брата на хозяйстве работали наемные сотрудники, а не так давно, отучившись в институте, из столицы вернулся младший брат, чтобы влиться в семейный бизнес.
Алла вытащила руку и чуть отстранилась от него, едва держась за куртку.
— Знаешь, я…, - она замялась, — сказала, что мы собираемся пожениться. Ну, что ты мне сделал предложение и все такое.
— И вроде ты даже согласилась.
— Ты, наверное, считаешь меня болтушкой?
Он чуть задумался для вида.
— Ни в коем случае. Ты самая молчаливая девушка, которую я когда-либо знал.
Алла легко ткнула его кулаком в бок.
— Я серьезно.
— И я.
— Я хотела бы познакомить тебя с родителями.
— Когда? Ты хочешь увидеть брата?
Алла кивнула.
— Тысячу лет его уже не видела. Да и вообще по своим соскучилась. Я едва не вернулась к ним, когда встретила тебя и решила остаться. Когда уезжала не думала, что буду скучать, а сейчас постоянно думаю о них. О доме, о полях, о том, что там гораздо проще жить.
— Значит, пора в гости.
— Мы могли бы вылететь в пятницу вечером, а потом в понедельник рано утром вернуться или в воскресенье. Как тебе удобно.
— Да, Рыжик, — он почувствовал, как ее ладони вновь вернулись на свое место. — У тебя руки как лед. Ты у меня совсем замерзла. Предлагаю выпить горячего чая.
— Согласна.
— Сейчас будет кафе. Давай зайдем хотя бы туда — согреемся.
Неприметное одноэтажное здание, возле которого они остановились, кафе можно было назвать с натяжкой.
— Н-да, — фыркнула Алла. — Может, я еще померзну?
— Обычная дорожная забегаловка.
— Может, ты просто принесешь что-нибудь горячего, а я пока маме позвоню, скажу, что мы едем?
Дима кивнул. Рядом повернула «шестерка». Вся забрызганная грязью, с почти неразличимыми номерами. Чуть проехав, машина затарахтела, фыркнула несколько раз и заглохла.
— Я пошел. В следующий раз, вместо шлема возьмем тебе шапку ушанку и валенки.
Он не удержался, легко провел ладонью по ее волосам.
— Мне иногда кажется, что ты любишь только их, — то ли шутя, то ли на полном серьезе выдвинула девушка свои обвинения.
— Тогда бы мне легче было купить рыжий парик и повесить где-нибудь в комнате. Тишина, покой и ванную никто по два часа не занимает.
Алла закатила глаза, но в телефоне уже прозвучал голос, и она не ответила ему.
Дима пошел к кафе. Перед глазами снова возникли номера, забрызганные грязью, совсем неразличимые. Он резко остановился, повернулся и уже сделал несколько шагов назад, когда раздался взрыв и на месте, где только что стоял мотоцикл, взметнулся столп пламени.
Он рванул в огонь, понимая, что уже поздно. Он опять не успел.
Дима пустыми глазами смотрел на подъехавшую полицейскую машину. Следователь, с которым не раз пересекались по работе, оперативник, эксперты, даже кинолог с собакой. Как все странно, он уже второй раз за короткое время оказывается по другую сторону.
Что опять происходит с его жизнью? Куда его опять несет? Почему он снова не смог отделить главное от несущественного?
— Ты можешь рассказать, что здесь произошло? — следователь задавал вопросы, которых Дима иногда просто не слышал. И тому приходилось повторять по несколько раз.
— Я пошел в кафе. Как только отошел, раздался взрыв. Рядом стояла девушка.
Он закрыл глаза. Огонь, хруст телефона под ногой, рыжие волосы в крови.
— Что-нибудь еще?
— Была еще машина, шестерка с заляпанными номерами. Она уехала, когда рвануло.
— Н-да! — протянул следователь. — У тебя есть версии, что это было? Несчастный случай? Халатность? Покушение?
Дима медленно пожал плечами.
— Ты сам как? У тебя ожоги. Давай тебя в больницу?
— Да, — он кивнул. — Мне надо в больницу.
На белых простынях ее рука казалась совсем бледной и худой. Дима сел рядом, взял ее пальчики в свою ладонь.
— Зайчик мой солнечный, — он положил голову на ее руку.
— Димка, ты пришел.
Он поднял глаза, встречаясь с ней взглядом. Царапины на лице, повязка на голове, гипс на руке.
— Меня сразу не пустили. Как ты, Рыжик?
— Голова болит, — Алла на мгновение закрыла глаза. — В общем нормально.
— Врач сказал, что у тебя сильное сотрясение мозга.
— Это хорошо, — задумчиво протянула девушка.
— …? — она сумела ввести его в ступор.
— Есть чему сотрясаться.
Дима застонал.
— Помолчи, а! Не нарушай трагичности момента. Ты же видишь, я страдаю!
Алла фыркнула.
— Ты еще минуту молчания по мне объяви.
— Хорошая идея, — и пока она ничего не добавила, легко приложил пальцы к ее губам.
— Димка, ты заберешь меня домой?
— Кончено, родная. Доктор сказал две недели. И я тебя сразу заберу.
— Две недели?!!! — заорала Алла.
Ее соседка по больничной палате вздрогнула и заворочалась на кровати.
— Ты не можешь оставить меня здесь на две недели, — зашептала она, вцепившись в его руку. — Ты так со мной не поступишь. Я же знаю — ты хороший.
Дима наклонился к ней, легко обнял.
— Я знаю тебе тяжело. Я больше не дам тебя в обиду. Буду пылинки сдувать, холить, лелеять, сказки рассказывать. Ты только потерпи.
Где-то в глубине ее глаз он смог уловить тревогу и немой вопрос. Однако вслух она так ничего и не спросила. Это ее безграничная вера в него заставляла чувствовать себя еще больше виноватым и еще сильнее понимать, что теперь главное в его жизни.
— И как это понимать?! Твою …!!! — заорал Суханов, едва Дима переступил порог кабинета полковника. — Мне сегодня звонил Михеев и рассказал о твоих выкрутасах.
Он бросил на стол бумаги.
— Что это, черт тебя побери, такое?! И что теперь? Ты хоть понимаешь, что теперь? Теперь ты еще один ментяра, безнаказанно нападающий на мирных граждан, которых ты должен защищать и не калечить. Я тебе такую характеристику отгрохал!
Полковник выдохнул.
— Простите, — тихо произнес Дима. — Я вас подвел.
— Ты себя подвел! — набравшись сил, по новой завелся Суханов. Он схватил бумаги, которые бросил на стол. — Так, я майор оперативно-розыскного отдела особого подразделения Д.Д. Сильверов признаю, что превысил свои служебные полномочия, и первый напал на гражданина Зарянского и…, ты хоть понимаешь, что они выдвинут против тебя ответные обвинения. Зачем?! Ответь мне, зачем ты это сделал.
— Это получилось случайно, Николай Михайлович. Они подошли, мы поговорили, потом один положил мне руку на плечо. Терпеть этого не могу. Вот меня и понесло.
— С должности тебя твоей понесли и звания ты лишился! Михеев сказал, что ему такие придурки не нужны. Я предупреждал — не связывайся ты с бабой Солонского. Поимели тебя как мальчишку сопливого.
Сильверов и сам это знал. Правда, генерал лично говорить с ним не пожелал. Отделался рапортом, который Дима нашел на своем рабочем столе, где говорилось, что он отстранен от всех дел и переведен в отделение полковника Суханова.
— И зачем вам это надо? — спросил он.
— Под словом «это» ты имеешь в виду себя? — язвительно уточнил полковник. — Если не хочешь служить в полиции можешь писать рапорт, уговаривать не буду.
Дима едва заметно кивнул головой.
— Пока думаешь, — Суханов достал из стола папку, — вот тебе сегодняшняя сводка, распределишь по своим. Все, иди, служи, Сильверов!
Служба. Долг. Верность. Этим он жил всю свою жизнь. Это было делом чести. К чему это его привело? Кому это было надо? Кроме его собственного самолюбия и гордыни. Сколько прошло времени на зализывание ран после верной службы? Сколько лет он не позволял себе жить? Пока не встретил одну задорную самоуверенную девчонку, которая решила, что им по пути.
Может, это и есть тот самый путь? Та самая дорога, которую он так упорно искал?
И что опять? Баланс справедливости ему не дает покоя. Мантия супергероя и венец мессии.
Да плевать он хотел с самой высокой колокольни на всю эту мишуру. И на свое самолюбие и гордыню в том числе. Есть истинные ценности и именно им нужно служить.
Это и есть долг.
Уже знакомая машина остановилась перед самым входом на территорию больницы.
— Я ненадолго задержу вас, Дмитрий.
Дима навещал Аллу каждый день. Он приходил сюда вечерами, и они подолгу разговаривали, держались за руки, гуляли.
Сильверов остановился, стиснул зубы, посмотрел на приоткрывшуюся для него дверь автомобиля. Поколебавшись, он все же сел на заднее сидение, рядом с Солонским.
— Я вас слушаю.
— Я тебя предупреждал, чтобы ты не лез в мои дела и не совал нос туда, куда тебе не следует. Ты что думал, сможешь мне серьезно навредить?
Дима молчал. Впрочем, от него и не требовалось поддерживать разговор. Он должен был слушать.
— Однако, как я вижу, — Роман Владиславович кивнул на переднее кресло автомобиля, где сидел его начальник охраны, — ты все же не безнадежен. Поэтому я дал вам с Аллой второй шанс. Да и она девочка хорошая, я бы не хотел по-настоящему делать ей больно.
Капитан, опустив глаза, смотрел на кожаную обивку сидения. Когда-нибудь все заканчивается, и этот этап жизни останется позади. Он это знал. Надо просто держать себя в руках. Не сорваться в последний момент.
— Если так пойдет и дальше, можешь быть уверен, с ней ничего не случится. Тебе надо будет лишь оказывать мне небольшие услуги, — и не дождавшись реакции со стороны своего молчаливого собеседника, Солонский продолжил: — Даже на твоей должности ты сможешь мне быть полезным. Зная твои принципы, денег предлагать не буду. Хотя, я и так отдал тебе достаточно, — он выразительно посмотрел через окно на здание больницы.
Дима перевел взгляд на собеседника. Они глядели друг на друга в звенящей, напряженной тишине.
— Можешь быть свободен, — Солонский отвернулся, откидываясь на спинку сидения. — Когда понадобишься, Эдик свяжется с тобой.
Сильверов вышел из машины, аккуратно закрыл дверь. Очень тихо. И очень аккуратно.
В здании больницы уже зажигались окна. Где-то за одним из них его ждали. Он лишь стоял и смотрел на эти окна, понимая, что изменчивая дорога вновь сделала поворот, уводя его от главной цели.
Дима развернулся и быстрым шагом пошел прочь.
Дверь открыл хозяин дома. Нахмурившись, смотрел на посетителя, скривив губы.
— Можешь ударить, — любезно предложил Дима.
— Тебя бить себе дороже, — язвительно протянул Южарин. — Ты же у нас опасная личность. На людей и по меньшим поводам бросаешься.
Сильверов тяжело провел рукой по волосам.
— Все так сложно стало вдруг, — неожиданно произнес он.
— Расскажешь?
Да, расскажет. Именно за этим он сюда и пришел. Ему нужна помощь, ему нужна информация, ему нужно, чтобы его прикрыли в случае чего. Конечно, было странно и до дрожи неприятно полагаться на кого-то еще, снова попытаться довериться. И цену предательства он хорошо знал. Однако и что такое быть одному против всех, считая себя центром мироздания, он тоже знал. И не хотел бездарно растратить второй шанс, подаренный ему судьбой.
На столе стояла бутылка водки, нехитрая закуска, которой хозяин дома потчевал гостя, закрыв дверь кухни, чтобы не беспокоить семью.
Дима в полголоса рассказывал ему о первой личной встрече с Солонским, о предложение работать на него, отказе и последующих угрозах. О том, что не сомневается, что покушение на Аллу возле кафе имело цель не убить, а именно напугать, показать, что с ним не собираются шутить. И о самой своей последней встрече с бизнесменом.
— Меня отстранили, ты знаешь, но мне нужна информация. Твое ведомство не может не быть в курсе происходящего.
Следователь покачал головой.
— Зачем тебе это сейчас? Что ты будешь делать?
— Не знаю, — хищно прищурился Дима. — Смотря какая будет информация.
— Ты уверен, что тебе надо лезть в это болото? Я предупреждал тебя, что тылы у тебя ненадежные. Надо было думать, что ты хочешь: посадить Солонского за решетку или шашни крутить с его женой. Ты же не пацан безмозглый, чтобы не просчитывать последствий.
Миша разлил по рюмкам, поднял свою, выпил.
— Ты уж извини за прямоту.
— Я не знал, что она жена Солонского, — в голове непривычно шумело. Дима тряхнул ею, словно пытаясь скинуть с себя этот дурман. — Она просто маленькая девочка, которая попала в нехорошую историю. Я хочу защитить ее.
Хотя этот шум позволял делать и говорить, что обычно у него вряд ли получилось бы.
— Только ее, Миш. На остальное мне плевать. К тому же если пауки в банке передушат друг друга, кто будет об этом жалеть?
Южарин тяжело вздохнул.
— Никто из людей Солонского не подал на тебя обратного заявления. За клевету, за нападение на них. Что ему стоило вытурить тебя из органов? Такого резвого? И как оказалось ты ему нужен — подчищать хвосты. Что дальше, Димыч? Тебя либо убьют, либо посадят. Тебе что больше нравится?
Дима покрутил рюмку, поднес ко рту, чуть помедлил, но все же выпил.
— Жить, — мрачно произнес он. Потом добавил, четко выделяя каждое слово, — той жизнью, которую я сам себе выбрал.
Южарин достал сигарету, молча прикурил, вертя зажигалку в руках.
— Не так все гладко у Солонского, как он попытался тебе преподнести. Тот громкий арест и обвинение в содержании наркопритона сделали свое дело. В списках кандидатур на пост губернатора он больше не значится.
Это Сильверов и сам это знал.
— Но? — протянул он, понимая, что старый товарищ чего-то не договаривает.
— Несколько дней назад стало известно, что Солонский общался с губернатором. Тот имел долю в бизнесе Тереховского, и видимо, наш Роман Владиславович тоже готов делиться своими доходами, чтобы втереться в доверие. Может после выборов губернатор возьмет его в свою команду. Кто знает?
Это, конечно не та политическая карьера, о которой мечтал Солонский, но пути к целям бывают разные.
— Что брат Тереховского? Если его однокашник будет теперь «работать» с тем, кто виновен в смерти его родственника?
Миша фыркнул.
— Видимо, когда речь заходит о шестизначных числах в иностранной валюте, моральные ценности уходят на надцатые места. Тем более, на сколько я знаю, Солонскому так и не были выдвинуты официальные обвинения в смерти Тереховского. Так или иначе Роман Владиславович на несколько дней снял клуб недалеко от города. Закрытая зеленая зона, парк, сосны, птички. У него там встреча с одним важным человеком. Как ты думаешь, что такого должно случиться, чтобы нужной сделки для осуществления амбициозных планов Солонского не состоялось? Если только у последнего денег не хватит. В чем я сильно сомневаюсь. Вот такие дела, Димыч!
Повернулся ключ. Открылась входная дверь.
Сидя в кресле в комнате, Дима ждал. Каждый звук, каждый неуверенный легкий шаг, каждое движение отчитывались ударами его сердца. Мгновение — и оно замерло. Вспыхнул яркий свет.
— Привет.
Алла стояла в проеме двери. Растерянная, маленькая, несчастная.
— Тебя не было все последние дни. Что случилось?
Он пожал плечами.
— Дела, — равнодушно ответил. — Ты же знаешь, какая у меня служба.
— Ты не отвечал на звонки. Я написала тебе вчера, что меня выписывают.
— Да, я видел. Ты знаешь, транспорта у меня больше нет. На такси ты и сама смогла доехать, — грубо произнес он и встал.
— Димка, — Алла сглотнула уже подступившие слезы, — что происходит? — она потерянно обвела глазами комнату. — Что это?
Он тоже бросил взгляд на чемоданы, стоящие возле двери.
— Это твои вещи. Думаю, что я все собрал. Если нет, позвонишь, я тебе вышлю.
Она дошла до кресла и села.
— Я не понимаю. Я ничего не понимаю.
— Ты как-то обвинила меня, что я называю тебя именем другой женщины, — Дима слегка прикусил нижнюю губу. — В общем, ты была права. Я всегда любил ее. Несколько дней назад мы встретились и решили, что поспешили с расставанием. Мы снова вместе. Ты теперь лишняя.
Как же мерзко. Говорить гадости единственному близкому в жизни человеку. Она лишь глотает слезы и молчит. Сказала бы что-нибудь в ответ. Ударила бы.
— Ты хотела поехать к родителям. Вот я купил тебе билеты, — он достал билеты из ящика тумбочки, подошел, небрежно бросил их ей на колени.
Алла встала. Медленно подошла к нему. Остановилась в шаге.
— Почему ты не смотришь мне глаза? — она взяла его двумя пальцами за подбородок, поворачивая к себе, заставляя смотреть на нее. — Теперь сможешь все это повторить?
Дима перевел на нее взгляд.
— Я, — голос неожиданно дрогнул. Он откашлялся, — встретил…
— Хватит! — резко перебила она его и ударила кулачками по груди. — Хватит! — она заплакала и, обняв за шею, уткнулась в него. — Хватит. Я тебе все равно не верю. Зачем ты это делаешь? У тебя неприятности? — Алла подняла на него глаза. — Ты не хочешь, чтобы я была рядом?
— Тебе пора, — Дима попытался отстраниться от нее.
— Расскажи мне. Мы же с тобой вместе, — но она вновь уткнулась в него, не давая ему освободиться.
Она обнимала его и плакала. У него больше не оставалось сил продолжать делать ей больно.
— Это все из-за Ромы? — вдруг вскинулась Алла. — Да? Его охранники. Этот взрыв там на трассе. Все из-за этого? Скажи мне!
Дима разъединил ее руки.
— Я все тебе сказал, — снова грубо ответил он. — Такси уже заждалось. Сейчас уедет, снова придется вызывать.
Он поднял билеты, взял ее чемоданы и вынес из квартиры.
В лифте Алла не смотрела на него. Она не задавала вопросов и даже старалась не плакать. Он не мог оторвать глаз от ее профиля, золотистых прядей, падающих на лицо, от хрупких плеч, предательски вздрагивающих, тонких рук, которыми она обнимала себя, словно пытаясь огородиться от всего того, что с ней происходило. Защищать любимых, причиняя им боль. Раньше он так и не смог с этим смириться. Сейчас готов был на все, лишь бы уберечь ее.
Дима положил чемоданы в багажник автомобиля. Алла стояла около двери, все так же молча, наблюдая за ним.
— Я знаю, что ты мне врешь, — произнесла она, когда он на мгновение задержал на ней взгляд, прежде чем уйти, — вижу, что тебе так же больно, как и мне. Но если ты решил, что так будет лучше, я тебе верю. И сделаю, как ты хочешь. Когда же ты со всем разберешься, возвращайся, — Алла села в машину. — Никогда не забывай — я тебя жду.
Дима зашел в квартиру, закрыл дверь, прислонившись к ней спиной. Казалось, что сердце так и не начало биться во время всей его встречи с Аллой. Новый толчок, как реанимация, как надежда, что не все еще потеряно дали лишь ее слова.
«Возвращайся — я буду ждать».
Оставшись один, Дима буквально каждой клеткой ощущал, как проходят мимо холодные, унылые, дождливые дни и ночи. Даже его приступы оставили и больше не отравляли жизнь. В мире все так же бушевали ураганы и происходили наводнения, испытывалось оружие и шли войны. Каждая новая катастрофа отдавалась фантомной болью. Словно что-то было сломано, уничтожено безвозвратно, но не отпускало, заставляло помнить и чувствовать без всякой возможности восстановить, вернуть назад. И он уже не знал, что было лучше кратковременные приступы, после которых он возвращался и все же чувствовал себя живым, либо это постоянное гнетущее чувство невозвратимой утраты.
Дима поежился и отошел от стола, за которым просидел половину ночи. Бросил взгляд в окно. Как всегда, на хмуром небе не было видно ни одной звезды. Задернул шторы. Все раздражало. Он бросил взгляд на чистый лист бумаги, перед которым сидел уже ни один час.
Перед глазами в которой раз возникли гаражи. Обкуренный отморозок, направляющий пистолет на Костю. Лена, стоящая сзади с поднятым оружием и широко раскрытыми остановившимися глазами. Выстрел. Его сотрудник с раной в груди, падающий на землю. Щелчок затвора. Черное дуло, направленное уже на девушку. Он сам, не успевающий ничего сделать. Почти ничего. Тело отреагировало само. Ладонь ударилась о холодную рукоять пистолета. Рывок. И почти без замаха точный бросок. Хруст проломленного черепа. Выстрел, ушедший в пустоту…
Звонок в дверь отвлек от вновь и вновь просматриваемой картинки. На пороге стояла Лена. Красные заплаканные глаза, искусанные губы не оставляли ни каких сомнений чем она занималась последние часы.
— Ты меня презираешь? — всхлипнув, спросила девушка.
Дима покачал головой. Она переступила через порог и опустившись на маленький пуфик, стоящей возле двери, зарыдала.
— Ты был прав! Я не должна была, не должна была, — ее голос постоянно прерывался и иногда сложно было понять, что она говорит.
— Пойдем, — Дима помог ей снять куртку и провел на кухню.
— Я все время вспоминаю, — убитым голосом вновь заговорила Лена, пока он, отвернувшись к столу, делал чай, — как он держал на прицеле Костю. А я…я… ничего не сделала. Если бы я была настоящим опером… я бы смогла выстрелиииить.
Он сел рядом, сунув ей в руку чашку.
— Выпей, — твердо, приказным тоном, произнес мужчина, — Костя жив. Ничего приятного в его ранении нет, но и не самый тяжелый случай, через несколько дней будет на ногах.
— Да! Но если бы не ты, то ни его, ни меня уже не было бы! Ты прав! Нельзя делать что-то лишь потому, что хочешь кому-то понравиться. Это не моя дорога!
В том-то и весь казус. Именно поэтому он не мог написать рапорт столько времени. Конечно же, она совершила непростительную ошибку, растерялась там, где должна была действовать. В их профессии нельзя быть нерешительным в такие моменты. С другой стороны, у нее были все задатки опера, и чем больше она работала над собой, тем лучше у нее получалось.
— Убить человека не так-то просто. Всадить нож или спустить курок. Даже когда ты переступишь эту черту, каждый раз это будет оставлять зарубки в твоей душе. Иначе никак.
Лена подняла на него заплаканные глаза.
— Ты так говоришь будто за тобой горы трупов.
Дима взял пустую чашку из ее рук и поставил на стол. Девушка слегка приподнялась и когда он вновь сел рядом, обняла за шею и начала целовать. Жадно. Торопливо. Истерично. Не замечая его реакции. Вернее, ее отсутствия. Прервалась, не удержавшись от судорожного всхлипа и хотела продолжить, когда он положил пальцы между ее губами и своими.
— Это не наша с тобой история, — тихо произнес он.
Лена отпрянула, почти отпрыгнула, закрыв лицо ладонями.
— Прости, прости, прости, — повторяла она, — ты такой чуткий, внимательный, ты всегда понимал меня, и я всегда чувствовала себя уверенно и спокойно рядом с тобой.
— У меня сестра была, — вдруг сказал он. — Она была мне очень дорога. Ты напоминаешь мне ее. Такая же открытая и веселая. Дерзкая и непосредственная. Не отступающая от принятых решений.
— Почему была? — девушка опустила ладони.
— Ее убили мои враги, когда решили, что так они смогут добиться от меня того, чего они хотят. Я не смог ее уберечь. Я думал, что, помогая тебе, смогу хотя бы частично загладить свою вину перед ней. Впрочем, вряд ли это возможно.
Дима встал.
— Уже совсем поздно. Через несколько часов начнет светать. Я постелю тебе в комнате. Тебе надо хоть немного отдохнуть.
— А ты? — она все так же не двигаясь сидела на диване, смотря на него снизу-вверх.
— Мне и здесь будет хорошо. Тем более я все еще не написал рапорт.
Лена медленно поднялась и пошла в комнату. Дима быстро достал белье из шкафа, полотенце.
— Ванная там, — показал он рукой, — будь как дома. Считай, что меня нет. Я доделаю дела и тоже лягу спать. — Спокойной ночи.
— Я уверена, ты был хорошим братом, — догнал его в дверях ее голос. — Она не винит тебя ни в чем.
— Конечно нет, — жестко произнес он, — она же умерла. Мертвые не умеет винить.
Дима сделал себе кофе и сел за стол. Лучше сидеть над чистыми листами бумаги, ни о чем не думая или смотреть в хмурое небо. Лишь бы не закрывать глаза. Лишь бы не видеть снов.
В первый раз за несколько месяцев серой, вечно плачущей осени не шли дожди. На темном ночном небе горели звезды и ярко светила луна. Хорошее время для прогулок. Однако человеку, бесшумно скользящему среди деревьев, вряд ли были в радость подобные подарки природы. Скорее непредвиденной помехой. Мужчина остановился, повернул голову к невысокому, сияющим светом зданию, замер. Он уже давно был здесь и успел понять расположение охраны, кто что контролирует и за какой сектор отвечает. Высмотрев, что ему надо, сделал еще несколько шагов, нашел подходящее дерево и ловко забрался, усевшись на ветке.
С этой высоты ему хорошо были видны окна и мелькавшие тени за ними. Он достал фонарь из кармана куртки, включил, привлекая к себе внимание. У него получилось — одна фигура отделилась от здания и пошла к деревьям.
Мужчина усмехнулся, убрал фонарь. Тот, кого он ожидал, появился совсем быстро. Невысокий охранник настороженно шел среди деревьев, выискивая источник света, промелькнувшего среди деревьев. Пропустив темную быструю тень, мелькнувшую среди ветвей, которая бесшумно соскользнула вниз за его спиной. Он попытался повернуться, но был слишком медлителен для тени. Успел почувствовать лишь сильную точечную боль почти у самой шеи и провалился в темноту.
Напавший вытащил из кармана складной нож. Нажал на кнопку, лезвие аккуратно вышло, блеснув в свете луны. Мужчина нагнулся, взял руку своей жертвы и прижал пальцы к рукояти. Оставив неподвижно лежащего охранника, он пошел к зданию. Остановился у последнего дерева, сливаясь с ним в темноте и оставаясь незаметным. Наконец на террасу вышел тот, кто ему был нужен.
Рукоятка ножа удобно легла в руку, затянутую в перчатку. Мужчина уверенно замахнулся и метнул. Нож вошел ровно в цель. Впрочем, тот, кто его бросил, не сомневался в этом. Он даже не взглянул на результаты своей работы. Вновь накинул капюшон на голову и так же бесшумно, оставаясь незамеченным, покинул территорию заповедника.
Встретить Южарина в кабинете у полковника Суханова, Дима не ожидал, поэтому бросил на него короткий слегка удивленный взгляд.
— Садись, Сильверов, — полковник указал взглядом на стул. — Вчера вечером был арестован Эдуард Зарянский за покушение на убийство гражданина Ермакова, — без предисловий начал полковник, пристально смотря на своего подчиненного.
Тот пожал плечами.
— Ничего, у него адвокаты хорошие, всегда сможет доказать, что пострадавший сам дурак.
— Пострадавший — Ермаков Геннадий Викторович первый заместитель губернатора нашего края.
Дима проникся важностью сообщения и кивнул, видя, что подобные жесты действуют на полковника как соль на свежую рану.
— Вечером двадцать седьмого Ермаков встречался с Солонским и другими бизнесменами в закрытом клубе на территории соснового бора недалеко от въезда в город. Там проводился благотворительный вечер.
Снова кивок головой. Миша, от которого реакция Суханова тоже не осталась незамеченной, бросил в его сторону укоризненный взгляд.
— Когда в очередной раз Ермаков вышел покурить на открытую террасу, в него кинули нож. Ермаков был увезен работниками скорой помощи, а его охрана, которая прочесывала бор в поисках злоумышленника, наткнулась на Зарянского, выходившего как раз с той стороны, откуда было совершенно покушение. Естественно, парни Ермакова накинулись на него, но подоспела охрана Солонского, которая спасла своего шефа от неминуемой расправы. Приехала полиция, Зарянского арестовали.
— И? — Дима поддался чуть вперед, всем своим видом демонстрируя, как ему интересно продолжение.
Суханов скривился.
— Зарянский отрицает свою причастность к покушению на Ермакова. Он говорит, что в одной из зон, контролируемой им, он заметил, что что-то происходит. Пошел проверить, но тут кто-то набросился на него и вырубил.
— Есть следы насилия?
— Нет. Никаких следов, что естественно не добавляет достоверности в его рассказ. Зарянский говорит, что почувствовал острую точечную боль в области шеи, а потом потерял сознание и больше ничего не помнит. Когда очнулся никого рядом уже не было, он пошел к своим, где на него накинулись охранники Ермакова.
Суханов прервался, пристально смотря на Диму.
— Нож, который извлекли из раны Ермакова, на самом деле принадлежит Зарянскому. Именной нож с его инициалами. А самое главное с его пальчиками.
— Я еще раньше говорил, что охрана у Солонского так себе. Кто же устраивает покушение таким оружием?
— Ножик у Зарянского отличный. Такие ножички в обычном магазине не купишь. Твердая сталь, удобная рукоятка, надежная фиксация, отличная балансировка. Редко, когда складной нож отвечает все этим параметрам. Скорее и сделан был на заказ под своего владельца. Правда вот инициалы были очень старательно затерты и сталь отполирована. Очень мастерски.
— Хоть это сообразил сделать.
— Нож этот хорошо знают. Зарянский любил им похвастаться. Потрясти перед носом у слабонервных особ. И владел он им очень хорошо, и этому есть свидетели.
Суханов отбил пальцами дробь на столе.
— Он не отрицает, что нож всегда был при нем. У него даже разрешение имеется на его ношение.
— О, да! — не удержался Дима от иронии. — Он же законопослушный гражданин.
— Также он утверждает, что потерял свое оружие еще несколько недель назад. Он точно помнит, что, когда его арестовали после нападения на тебя и изымали вещи, ножа среди них не было. Зарянский обвиняет тебя в том, что ты присвоил себе этот нож и что именно ты устроил покушение на Ермакова и подставил его.
— Что еще он утверждает? — холодно спросил Сильверов. — Он может это доказать? Может, он меня лично видел?
— Ловкий, быстрый, хорошо владеющий своим телом, так описывает Зарянский человека, напавшего на него, и отличной бросающий любые метательные предметы. Что не раз было тобой продемонстрировано.
— Как я понял из вашего рассказа, то что на Зарянского кто-то напал ещё надо доказать.
— К одному из охранников Ермакова в больнице подошел неизвестный тому мужчина в кепке и очках, закрывающих лицо, невысокий, крепкий и передал для пострадавшего документы, которые доказывают причастность Солонского к наезду на фирму Тереховского.
— И? Я вроде не подхожу под описание. Да и мое украшение, — Сильверов провел по шраму на щеке, — никакими очками и кепками не скрыть.
— Не подходишь, — согласился Суханов. — А вот Паша Плахов очень даже.
— Причем здесь я?
— Именно жена Плахова дала тебе эти бумаги, и именно ты отмазал самого Плахова от очередного срока. У урок тоже есть чувство благодарности и долга. Свое, конечно, но есть. Что ему стоило отнести эти бумаги? И тебе должок вернет и с обидчиками своими поквитается.
Дима не ответил.
— Солонский изо всех сил старался, обелял свою репутацию перед губернатором. Очень ему нужно было для его политической карьеры.
Сильверов развел руками, но в этот раз решил оппонировать начальству.
— С другой стороны если убрать Ермакова, то место первого заместителя будет свободно, ни перед кем отчитываться за смерть Тереховского, остается лишь договориться с губернатором.
Полковник грозно потряс пальцем у него перед носом.
— Ты прав, Сильверов — весы замерли. И всего один прилетевший неизвестно откуда ножечек решил, в какую сторону склонится одна из чаш.
— Крупные интересы, сложные игры, — тяжело вздохнул Дима. — Только зачем вы мне все это рассказываете? Это давно уже не мое дело.
— Где ты был тем вечером, Сильверов?
— Я?! — чуть не подпрыгнул от возмущения тот. — Я? Я офицер полиции! Я должен искать алиби всякий раз, когда какой-нибудь уголовник будет в меня пальцами тыкать?
— У тебя сильная мотивация.
— Думаю, я здесь не одинок.
Суханов тяжело вздохнул.
— Может, хватит ершиться, Дим? — вдруг неожиданно вступил в разговор Южарин. — Что ты вечно, как еж колючий?
Сильверов чуть прищурив глаза, посмотрел на следователя.
— Михалыч тебе не враг. Он просто интересуется. Ты думаешь, адвокаты Солонского не поднимут этот вопрос? Ты не можешь просто сказать, что со мной был? — Миша возмущенно выдохнул, а потом чуть тише добавил: — Водку мы с ним глушили.
— Чего делали? — опешил Суханов, глядя на Диму. — Вы еще скажите, что со шлюхами в бане парились.
Южарин укоризненно посмотрел на полковника.
— На кухне у меня. Катюха моя тоже подтвердить может, если и моего слова недостаточно.
Мелкий дождь противно моросил с небес. Словно не было вчерашней звездной ночи и ясного неба. Дима поднял воротник куртки и поежился. Холодно.
Подошел Южарин, встал рядом.
— Спасибо, — произнес Дима.
Тот молчал.
— Знал я, что ты не отступишь, — наконец произнес Миша. — Только вот скажи, если те, кто должны служить закону, не верят ни в него, ни в правосудие, то как быть остальным людям? Правильно ли все это?
Сильверов не ответил.
Вера в правосудие — безусловно очень трогательно. Жаль, что в нем уже давно нет никакой веры.
— Суханов на твоей стороне, — сказал Южарин перед тем как уйти. — И мое алиби в отношении тебя принял безоговорочно. Только вот тем, кому ты перешел дорогу на него плевать. И вряд ли теперь Солонскому нужно от тебя что-нибудь еще, кроме твоей головы. Желательно отдельно от тела.
Дима и сам это понимал. Ждал. И был готов. Чувство опасности буквально взвыло в один из вечеров, когда он переходил дорогу недалеко от своего дома. Он успел обернуться и увидеть несущийся на него автомобиль с выключенными фарами. Вверх взяла интуиция и старое не раз спасавшее его правило: не бежать и не сопротивляться. Расслабиться и шагнуть навстречу опасности.
Сильверов с силой оттолкнулся от земли и прыгнул на капот машины. Залетел в салон вместе с осколками лобового стекла. Успел поймать ошарашенный взгляд водителя и не дожидаясь пока тот воспользуется оружием, которое держал в руках, саданул локтем по уху. Однако парень тоже оказался шустрым и быстро пришел в себя. Успел уклониться от следующего удара, и рукоятью пистолета двинул капитану в переносицу. Диму отбросило назад на сиденье. На мгновение все поплыло перед глазами. И прежде чем он что-то успел сделать, почувствовал, как на шею накинули удавку.
Он выгнулся, облегчая свое положение, пытаясь пальцами ослабить давление шнура. Водитель жестко ударил по животу. В глазах потемнело, и Дима начал терять нити, связывающие его с реальностью. Зашарил рукой по сиденью. Пальцы наткнулись на осколок стекла, которыми был засыпан весь салон. Собрав остатки сил, он замахнулся и ткнул наугад, пытаясь попасть в своего душителя. Послышался негромкий вскрик, и удавка чуть ослабла. Дима сделал судорожную попытку вздохнуть. Окровавленными пальцами выдернул осколок и снова нанес удар теперь уже более точно, понимая, где его враг.
Водитель больше не стал ждать, когда его напарник закончит свое дело, потянулся за пистолетом. Сильверов извернулся и пнул того ногой, выбивая оружие. Парень нагнулся, шаря рукой по полу, на какое-то время, перестав следить за дорогой. Этих секунд Диме хватило, чтобы освободиться от шнурка на шее и, дотянувшись до руля, резко, до упора вывернуть его влево.
Водитель вскинулся, стал выправлять положение, но автомобиль уже несло. Они вылетели с трассы и на полном ходу врезались в столб. Водителя со всего маха приложило о приборную панель, и он отключился.
Дима откинулся на спинку сиденья. Длинный осколок торчавший в его боку, причинял немалую боль и сбивал дыхание. Он стиснул зубы, закутал руку в куртку и рванул стекло из себя. Зажимая рану ладонью, Сильверов достал телефон и набрал номер генерала Михеева.
Генерал-майор разговаривал по телефону, не сводя пристального взгляда со своего подчиненного. Сильверов, которого этот факт нисколько не смущал, спокойно ждал, пока начальство закончит общаться. Тем более речь шла непосредственно о нем самом. Анатолий Алексеевич рассказывал, что его человек, работая под прикрытием, провел блестящую операцию по изобличению опасного преступника и что родной край теперь может спать спокойно.
Дима позволил себе легкую усмешку. После того, как Солонского через день после ареста выпустили на свободу, и его адвокаты доказали, что на их клиента был возведен чудовищный поклеп его недругами, а СМИ, которые еще вчера обливали грязью наркодельца и опасного преступника, взахлеб начали писать о подлогах и грязной работе органов, Дима понял, что, действуя напрямую и дальше, они вряд ли смогут многого достичь, даже имея расширенные полномочия и статус службы особого подразделения. Силы все равно были не равны. А после покушения на Аллу у него созрел окончательный план действий. В тот же вечер он встретился с генералом и поделился своими идеям. Михеев особо не противился, но и открыто поддерживать не стал.
— Помогу чем могу, — сказал он в ту встречу, — у Солонского оказалась более крутая крыша чем мы предполагали. Теперь после его освобождения, мы не можем больше открыто наезжать на него. Иначе нас самих обвинят в превышении полномочий, предвзятом отношении, нарушении закона. И прикроют к чертям собачим. От нас ждут подобных действий. Нашим недругам будет достаточно любого неверного шага. В общем, что я тут перед тобой дифирамбы пою. Не маленький, сам все понимаешь, майор.
Конечно, понимал. Только вот в отличие от генерала ему на свою репутацию, а уж тем более звание и должность было плевать. Именно его идеей было перевести майора Сильверова назад в уголовный розыск и посадить на прежнее место. Освобожденный от дела Солонского и списанный своими врагами со счетов, он посвятил все эти дни сбору компромата на бизнесмена. И благодаря своим связям, наработанными за годы службы, опыту и что очень важное — помощи генерала, несмотря на словесное отречение от него, весьма преуспел в этом деле.
Михеев положил трубку.
— В общем, ты все слышал, майор. Повторяться не буду.
Дима кивнул.
— От себя скажу лишь то, что восхищен твоей целеустремленностью. Не каждый готов, как ты с такой же легкостью распрощаться со своей репутацией, званием, должностью ради дела.
— Служба превыше всего, — с самой серьезной физиономией заявил Сильверов, зная, как подобные высказывания действовали на полковника. На генерала они произвели похожее впечатление, поэтому дальше распространяться на эту тему тот пожелал.
— Я все же не понимаю одного, — произнес Михеев, не отводя глаз от собеседника, — как Солонский, зная, что поставлено на кон, допустил такую ошибку. Зачем ему было устраивать покушение на Ермакова?
Дима с легкостью выдержал этот взгляд и едва заметно пожал плечами.
— Думаю Солонский решил ускорить процесс и освободить лакомую для него должность, как можно быстрее. Быть заместителем губернатора гораздо инетерснее, чем просто чиновником средней руки. Когда еще до верха дойдешь. А тут и время, и место были выбраны идеально. Видимо вседозволенность и уверенность в своей неприкосновенности сыграли с ним злую шутку.
Анатолий Алексеевич криво усмехнулся и опустил глаза.
— Победителей не судят, — он отбил пальцами на столе что-то похожее на барабанную дробь, — Солонский обвинен в убийстве Тереховского. Ермаков тоже не отстал, обвинил нашего незадачливого бизнесмена в покушении на свою персону, а также натравил на него все службы, которые только мог. И ОБЭП, и прокуратуру, и налоговую. Как оказалось, Роман Владиславович оказался еще и неплательщиком налогов, и растратчиком государственного имущества, а еще ворюгой, мошенником и взяточником. Светится во всех новостных лентах, где развенчиваются все мифы об его ангельском прошлом и безупречной репутации. Видимо Ермаков думает также как ты и очень обиделся на бизнесмена за то, что тот решил занять его место.
— Что с Зарянским?
— Его босс еще до того, как взялись за него самого, заплатил огромную сумму денег, чтобы того выпустили под залог. Теперь оба в бегах. Но мы тоже вовремя начали действовать. Все выходы из города перекрыты, вряд ли им удастся долго продержаться. Будь осторожен, думаю они снова попытаются убить тебя.
— Многие пытались, — глухо ответил Сильверов, — а я вот здесь, перед вами.
В его лице что-то неуловимо изменилось. Генерал непроизвольно дернул плечом и перевел глаза на лежащие на столе бумаги.
— Тебе еще нужны дни на восстановление или ты уже готов выйти на службу?
— Я в порядке, — слегка замялся Дима, — только вот…
— У тебя какие-то проблемы?
Сильверов покачал головой и положил на стол генерала лист бумаги, который все это время держал в руках. Генерал протянул руку, подтянул бумагу к себе.
— Рапорт об увольнении? — хмуро произнес он. — И можно узнать причины?
— Просто, — тихо проговорил Дима, растягивая слова. — Это все больше не мое.
Солонский — мерзавец, который перешел дорогу не тем людям. Сколько таких же, как он только угодных власти? Преступников, но в законе? И в чем будет заключаться его дальнейшая служба? В том, что он по команде: «фас» будет охотиться на неугодных власть предержащим, а по команде: «фу» отпускать подобных, но имеющих правильных покровителей. Вряд ли это его путь.
— Думаю, тебе просто нужен отдых, — генерал взял его рапорт в руки.
В кармане Сильверова завибрировал телефон.
— Давай сделаем так, — продолжил Анатолий Алексеевич.
Телефон надрывался и это жужжание, казалось, заполнило собой весь кабинет. Бросив извиняющийся взгляд на начальство, Дима достал телефон и посмотрел на имя, светившееся на экране. Лена. Он нажал на кнопку отбоя и вновь опустил аппарат в карман.
— Ты отдохнешь….
Жужжание возобновилось.
— Ответь уже, — раздраженно буркнул генерал.
— Простите, — Дима снова достал телефон и приняв звонок, приложил к уху. — Я слушаю.
— Здравствуй, любимый. Ты совсем забыл меня, — томный голос Лены долетел до него из динамика.
От удивления он оторвал телефон от уха и вновь поднес к глазам, еще раз посмотреть на абонента.
— Ты пьяна? — единственно, что пришло ему на ум.
Михеев поморщился. Терять свое время пока его починенный наговориться с пьяными девицами у него вряд ли было желание.
— Почему ты не приходишь ко мне, после того, что у нас было? — все так же томно ворковала девушка.
Дима прикусил нижнюю губу. Интуиция встрепенулась.
— Что происходит?
— Я жду тебя, любимый. Приходи прямо сейчас. Ты мне нужен, — в воркующем голосе прорезались истеричные ноты. — Приходи ко мне.
Чувство опасности взорвалось. Дима почувствовал, как волосы становятся дыбом, а по спине поползли мурашки.
— Называй адрес, я сейчас буду.
Выслушав ответ, он отключил телефон и посмотрел на генерала.
— Анатолий Алексеевич, у нас серьезные неприятности.
Дверь квартиры генерала Михеева открыл Зарянский. Впрочем, другого Дима и не ожидал.
— Ромео примчался, — хмыкнул тот и пропустив гостя вперед, приставил дуло пистолета к затылку. — Шагай и не делай ненужных движений.
Они прошли длинный коридор и свернули в одну из комнат. Судя по обстановке — это был рабочий кабинет. На диване сидел Солонский, прижимая к себе Лену. Девушка бросила испуганный виноватый взгляд на Диму. Все ее лицо было в слезах и черных потеках туши.
— Ты говорил Алла, Алла, — вновь проговорил Зарянский, обращаясь уже к боссу, — зачем ему нужна твоя бывшая жена, когда сама дочь генерала к нему благоволит. Не зря я следил за его домом. Просто так девки среди ночи не приходят.
— Да, мент, не ожидал я от тебя такой прыти, — хмыкнул Солонский.
— Может, уже отпустите ее, раз мы с вами прояснили некие моменты. Я пришел. Машина с мигалкой и нужными номерами под окном. Ваши новые паспорта у меня в кармане. Я провезу вас через границу. Лена вам не нужна.
Эдик с силой ткнул дуло пистолета ему в скулу.
— Это ты нам не нужен. Я предлагал пристрелить тебя, как взбесившегося пса, но Рома считает, что ты еще пригодишься. Раздевайся.
— Зачем? — спокойно спросил Сильверов.
— Чтобы знать, что у тебя нигде не припрятано сюрпризов.
— У меня нет оружия.
Вместо ответа Зарянский надавил сильнее, раня щеку, оставляя на ней порез.
— В кармане паспорта, — Дима осторожно опустил руку, собираясь достать документы из куртки.
— Руки! — повысил голос Эдик.
Он боялся. Сильверов чувствовал его страх. Слишком тот был напряжен и делал много ненужных движений.
— Я сам, давай сюда куртку.
Дима сделал то, что ему приказали и начал расстегивать рубашку. Бросил ее на пол, поднял руки.
— Повернись, — Зарянский отошел на шаг, доставая документы, но все так же держа майора под прицелом.
Сильверов медленно повернулся, давая осмотреть себя со всех сторон.
— Красавец, — хмыкнул Эдик, рассматривая его шрамы.
— Да, — задумчиво проговорил бизнесмен, — все же у женщин бывает очень специфический вкус.
Его помощник издевательски захохотал.
— Ничего ты не понимаешь, Рома. Шрамы украшают мужчин.
— Дальше раздеваться? — сухо спросил Дима. — Или этого достаточно?
— Давай-давай, — совсем уже развеселился Зарянский, — полюбуемся еще.
Руки Сильверова легли на пряжку ремня. Он подбадривающе подмигнул беззвучно рыдающей и кусающей губы Лене. Эдик на мгновение оторвал глаза от его рук, проследив за взглядом. Этих секунд Диме хватило на то, чтобы достать спрятанные за ремнем остро оточенные металлические пятиугольники и точным движением пальцев метнуть в охранника Солонского. Один снаряд вошел ровно в кадык, второй попал в артерию. Зарянский захрипел и схватился за шею, из которой фонтаном била кровь.
Лена вдруг двинула локтем чуть ослабившему хватку Солонскому. Тот увернулся и третье лезвие, не достигнув цели и оставив кровавую полосу на виске, ушло в обивку дивана. Сильверов выругался сквозь зубы. Это был весь его запас оружия, которого он был уверен, что хватит. Дима резко ушел на пол, пытаясь поднять оружие Зарянского, который еще бился в конвульсиях, зажимая раны на шее, но уже не представлял опасности.
— Стоять, — рявкнул бизнесмен, вскакивая с дивана с направленным на Диму пистолетом. — Тварь!
Он вскочил с дивана, отпуская заложницу. Та рванула к столу, где в ящике у отца всегда лежало оружие.
— Бросай оружие! — приказала она Солонскому.
Пистолет в руке Лены нервно подрагивал. Ее палец лежал на крючке. Глаза широко раскрыты и казалось, что каждая ее клетка мелко вибрирует. Это было заметно, и Дима уже понимал, что это означает. Он стиснул зубы.
Солонский тоже имел опыт в подобных делах. Он мерзко ухмыльнулся и отвернулся от девушки. Поднял руку, щелкая затвором.
Раздался выстрел.
Бизнесмена откинуло на диван. Он удивленно прижал руку к расползающемуся красному пятну на рубашке. Вторая пуля вошла ровно в лоб.
Лена бросила взгляд на Сильверова и аккуратно положила пистолет назад в ящик.
— Ты прав, это не легко. Но если начинать, то с таких подонков.
Дима кивнул и подошел к девушке, крепко обняв.
— Я не могла позволить, чтобы он убил тебя.
— У тебя все будет хорошо. Береги себя, малышка.
Сильный шум раздался в коридоре и через несколько секунд дверь комнаты слетела с петель. В кабинет ворвались вооруженные люди, следом за ними сам генерал-майор. Увидев отца, Лена бросилась к нему. Анатолий Алексеевич поднял на Сильверова взгляд полный искренней благодарности. Дима кивнул и пройдя мимо них, вышел на улицу.
Дом окружал высокий забор. Дима нажал на кнопку звонка и стал ждать. Через несколько минут калитку открыла женщина лет пятидесяти, в переднике и косынке, повязанной на волосы.
— Добрый день, — поздоровалась она и вопросительно посмотрела на визитера.
— Здравствуйте, — чуть помедлив ответил тот. — Могу я видеть Аллу? Она здесь?
— Она в доме, — кивнула женщина и пропустила его внутрь, — я ее сейчас позову.
Женщина ушла по вымощенной камнем дорожке, а Дима остался стоять у калитки. Спустя некоторое время из двери вышла Алла, поежилась, кутаясь в большой толстый шарф. Увидела его, счастливо улыбнулась и побежала навстречу. Мужчина поймал ее в объятия и прижал к себе.
— Димка, — выдохнула она, — я так тебя ждала!
Он был слишком опасен для своего мира. Со своим неуправляемым и смертоносным даром. Необузданным характером. И завышенными требованиями. Имея такой огромный потенциал, он расходовал его лишь на разрушение. С чего он взял, что тому миру нужны перемены? Потому что ему надо было себя куда-то деть? Доказать всем, что он какой-то особенный? Что право имеет?
Как когда-то сказал Янаур Эардоре, что, если бы этот дар достался Аурино или Кари они бы уничтожили Элиас. Только он ничем не лучше. Ему не нужны была власть и могущество. Но его гордыня и непримиримость еще большее зло.
И как особо опасный преступник он был осужден и наказан. Мироздание сыграло с ним в отличную игру. Показало, кто он на самом деле есть. Выбросило в чужой мир, как ненужную щепку. Заперло в клетке, из которой нет выхода. Оставив лишь воспоминания и ночные кошмары.
Научило смирению. Терпению. Пониманию того, что он всего лишь пылинка на ладони у мироздания.
Сейчас же чувствуя на своем лице ее слезы, слушая сбивчивый прерывающийся шепот, он думал о том, что все-таки смог сделать то, чего он него хотели. И наконец нашел свой путь. Не заблудился, не пропустил нужный поворот, не потерялся на перекрестках. Ощущая ладонями хрупкие плечи и вдыхая аромат солнечных прядей он не сомневался, что долгие поиски окончены и его дальнейшая дорога по жизни наконец определена.
Соленый ветер с моря щекочет ноздри. Теребит влажные волосы и нежно поглаживает разгоряченную, почти обожженную кожу, оставляя от своих ласковых прикосновений ощущение прохлады.
Теплые игривые волны накатывают на берег, образуя после себя широкую, влажную полоску на гладком песке. Кажется, что у ног лежит огромный зверь и мирно дышит, шелестя прибоем.
Рябь на воде становится сильнее, поднимая в воздух белые «барашки» пены. Бурлящие волны подкатывают к берегу и вновь, словно нехотя соскальзывают назад, оставляя на берегу мелкие камешки. Ласкают щиколотки.
Воздух, пропитанный запахами морской воды, песка, водорослей. И небо — чистое, сильное. Такое невозможно голубое.
На лицо упали прохладные брызги. Дима открыл глаза. Алла стояла над ним покрытая блестящими каплями воды и смеясь трясла мокрыми прядями волос.
— Русалка моя вернулась, — он мягко улыбнулся и сел.
— Не думала, что ты у меня такой лежебока.
— Я сам не думал, — честно признался мужчина, — наверное, по солнцу соскучился.
После бесконечных дождей и серости уехать хотя бы на несколько дней туда, где светило солнце было настоящим счастьем.
Алла села к нему на колени, прижимаясь всем телом, намочив его тонкую светлую рубашку.
— Таким ты мне нравишься еще больше, — прошептала она ему в губы, слегка касаясь и игриво отстраняясь каждый раз, когда он хотел поцеловать, — никуда не убегаешь, не торопишься, никто тебя не дергает и не отвлекает от самого важного в твоей жизни.
— Это от чего же? — Дима сделал вид, что не понял.
— От меня, — девушка захохотала и поднялась на ноги.
— Пойду за коктейлями.
— Давай я схожу.
— Лежи уже, — она нежно поцеловала его в волосы, — я скоро вернусь.
Дима вновь откинулся на песок.
— Кстати, — произнесла Алла, накинув на бедра широкий тонкий платок, — вчера чайки с ума сходили. Сегодня такая тишина. Они, наверное, как и ты сегодня отлеживаются.
Лучи дневного светила лениво прятались за склоны гор. Смех, визги детей, неспешные разговоры, расслабленные движения. Море по-прежнему, словно игривый щенок ластилось у ног. Нет ни сил, ни желания прерывать эту пусть даже несколько затянувшуюся негу. Дима открыл глаза. И вправду, над морем не парило ни одной чайки.
Он сел. Огляделся вокруг, словно первый раз видел место, где он был. Нет, не первый. Это все уже было. И ласковое море. И солнце, обжигающие кожу. Голубое небо. Дима почувствовал, как по коже пробежался мороз и в лицо ударил студеный ветер. Он задохнулся. Вскочил на ноги. Он наконец все понял. Ответы на многочисленные вопросы сами пришли в голову, улеглись на свои места, создавая целостную картину. Мир не уснул, как он решил, прекратив ощущать их связь. Этот мир умер. И все что было в последнее время, его фантомные боли — агония умирающей природы.
Земля подпрыгнула и больно ударила по ногам. Дима не удержался и упал на песок. Солнце закрыла гигантская тень. Вдруг стало темно. Мужчина медленно обернулся назад. Море вздыбилось. Там, где только что нежный послушный зверек ласково лизал ступни, поднялась разгневанная стихия. Закрыла небо, лишая возможности любоваться бескрайней синевой. Огромная волна, разгоняясь, неслась, набирая скорость. На мгновение замерла, впитывая в себя беспомощные крики и ужас обреченных людей.
В Бездну смирение! Пора сбрасывать маски. Он — Димостэнис Иланди! Серебряный! Никто не заставит его отказаться от самого себя. Он…
Вода встретила жестко. Ударила по груди, животу, вышибая воздух из легких, наполнила рот, нос. Грудь обожгло. Немеющими пальцами Дим потянулся к своему талисману. Единственное напоминание о прошлой жизни, с которым он так и не смог расстаться.
Он закрыл глаза. Опять ошибся? Когда это все уже закончится? Он больше не желал быть ни чьей игрушкой.
«…наверное, перед смертью всегда чего-то хочется больше всего. Самого истинного, самого настоящего, что не успел, боялся, откладывал…»
Он вообще ничего не успел. Ни в одной жизни, ни в другой. У него все не так.
Хочу вновь почувствовать силу. Как она наполняет тело изнутри, как бежит по венам, как взрывает кровь. Хочу вновь ощутить это могущество.
Вода давила, не давая сделать вдоха. Невыносимая тяжесть.
"… истинного желания, что ты хочешь больше всего …»
Хочу отомстить. За мою семью. За мою малышку. За мою исковерканную жизнь. Хочу стереть ухмылку победителя с лица того, кто этого не достоин.
Грудь разрывало от боли. Сознание мутилось. Дим попытался поднять руку, дотронуться до камня, сорвать с себя. Наконец оторваться от прошлого. От жизни. Не было смысла больше ни за что цепляться.
Мысли ушли, сознание померкло.
Хочу еще хотя бы раз увидеть ее.