Фантомная боль [СИ]

Иридония, 968 год после РР (3 год ВрС)

Красное солнце стояло в зените над разинутой пастью глубокого каньона. Раскаленное алое небо растекалось пламенным багрянцем по острым пикам черных гор и резным гребням холмов. Плотные черные тени змеями ползли по неровной земле, потрескавшейся от жара. Низина каньона, на самом дне которого шелестела пересушенная речушка, полнилась густым вязким туманом, из которого полчищем призраков между природных мостов поднимались скалы-останцы.

Долину, протянувшуюся перед расщелиной, пересекали двое мужчин-забраков. Оба крепкие, закаленные воины, сыны Иридонии, отмеченные знаками своей родины на всю жизнь. Только в этом суровом мире грубых изрезанных расщелинами и стремнинами ландшафтов, раскаленной почвы и змееподобных теней могли быть придуманы такие знаки, с которыми будто душа самой планеты впитывалась в сильные тела ее гордых детей.

Дарт Мол впервые посещал Иридонию. Еще недавно он думал, что ему совершенно ни к чему знать о родине. Но он оказался здесь по совету собственного учителя. Паломничество по местам славы ситхов было обязательным элементом обучения воинов Темной Стороны.

Молодой ситх, как подобало ему при его статусе, носил черные одежды. Он вырос — высокий забрак внушительной внешности с отменной выправкой. Безрукавка с капюшоном, приталенная широким кожаным поясом, отлично обрисовывала его идеальное тело. Дарт Мол был сложен крепко, но гармонично, держался гордо, движения его всегда были плавны и безукоризненны, отточены годами. В разговоре он был немногословен и сдержан, его речь никогда не сопровождалась жестами, что было несвойственно забракскому темпераменту. Говорил он четко и по делу, словно взвешивал цену каждого своего слова и каждого движения. Удивляло и то, что Мол во время даже самых яростных сражений не ронял ни звука, в отличие от воинов, которые имели привычку кичиться своей силой и опытом или пытались запугать врага боевым кличем. Он сохранял энергию, чтобы всю ее вложить в выпад и удар, единожды и абсолютно точно. Так он выходил победителем. И даже в битвах его дыхание было ровным, а сердца бились синхронно и размеренно.

Его провожатого звали Рор. Кожа у этого забрака была темно-серой, почти черной, и все же на ней четко читались традиционные татуировки. Глаза его были янтарно-желтыми. Точнее, один глаз: Рор практически лишился зрения на правом глазу в результате серьезного ранения, после которого глазное яблоко выглядело как кусок красного мяса. Также у черного забрака было сломано несколько рогов. Рор имел определенный талант в использовании Силы, но он и мечтать не мог сравниться с Молом. Впрочем, провожатый этого не знал: Мол показал ему лишь ту часть своих возможностей, которую считал уместным показать.

Дойдя до пропасти каньона, Рор остановился и кинул на землю походное снаряжение:

— Привал. Потом последний рывок — и ты увидишь это!

Черный забрак рассудил правильно, когда согласился показать Молу иридонийскую Академию Ситхов. Он решил, что такое событие должно быть подобно инициации, предшествовать которой будут испытания. Посему он отказался от поездки на спидерах, а вместо этого организовал многодневный поход через дикую местность Иридонии. Приходилось мириться с суровыми условиями планеты, ее денной жарой и холодными ночами, серными испарениями и кислотными водоемами, отравленными ливнями и опасными хищниками. Ситх преодолевал это легко, почти играючи, чем вызывал все большее восхищение своего спутника.

— Последний привал — повод дожарить последнее мясо. Мы, забраки, ведь хищники — этого у нас не отнять! — бросал воодушевленные реплики Рор, пока раскладывал костер.

Дарт Мол присел у края пропасти, поставив ногу в массивном сапоге на самую грань каньона. На горизонте виднелась черная пирамида, манящая и вызывающая благоговение даже на солидном расстоянии. Ситх смотрел на нее; его огненно-желтые глаза выражали задумчивость, однако даже расслабленный и погруженный в свои мысли он был внутренне готов встретить любую внезапную опасность или пойти в атаку. Краснокожий забрак, облаченный в черное, хранящий молчаливое спокойствие, за которым таилась смертельная угроза, выглядел точно как вековая скала в горячих лучах иридонийского солнца. И насколько внешне безэмоциональным был Дарт Мол, настолько сильны были его скрываемые страсти. «Покой — это ложь». Каких усилий, какой боли стоило ему обуздание своих страстей! Как он истязал себя, высекая этот каменный облик! Никто, кроме него и его учителя, не знал об этом. Рор зачарованно смотрел на него через огонь.

— Я тотчас разгадал тебя, — обратился он к Молу, — ну, что ты чувствительный к Силе. Таких сразу видно — взгляд, осанка, говор… это оно! Хотя я думал, я знаю всех чувствительных к Силе иридонийцев.

— Я рос не здесь, — ответил ситх.

— Значит, возвращение к корням?

— Я долгое время не знал, выходцем с какой планеты являюсь: с Иридонии или с Датомира. Но я был на Датомире, и не чувствовал там ничего своего.

Около семи стандартных лет назад Молу повстречались эти бледные уродливые Датомирские ведьмы, которые доказывали ему, что он родился на их планете и принадлежал там к какому-то клану. Забрак не стал слушать их тогда — и не зря. Теперь, когда он путешествовал по древним ситхским мирам, как это делал в молодости его учитель, Дарт Мол побывал и на Датомире. Он через Силу прощупал всю эту планету и прочно убедился, что родни у него там нет. Видимо, тот ведьмовской трюк, что не прошел с ним, был задуман просто потому, что датомирки заинтересовались силой юного забрака. Сила всегда была в нем велика, и учитель предупреждал его о том, что многие могут пожелать использовать его потенциал.

— А на Иридонии — чувствуешь? — спросил Рор.

— Да, — бесстрастно, но твердо ответил ситх.

— Я так и знал. В прочем, иначе я бы не стал показывать тебе Академию Ситхов. На тебе наши воинские татуировки. Эта традиция тоже пересекалась с традициями ситхов. Это знатная связь.

Дарт Мол бесшумно вздохнул. Рор болтал слишком много, да и говорил о том, что Молу было известно лучше, чем кому-либо на этой планете. Хотя в начале их пути он не был так разговорчив, а сохранял настороженное молчание. Но чем больше он видел, как силен Мол в преодолении трудностей, чем больше росло его уважение к этому забраку, тем больше он говорил о ситхах и их влиянии на культуру и мировоззрение иридонийцев.

— На мне, как видишь, те же знаки, — продолжал провожатый, — когда черного больше, чем твоей нетронутой кожи. По этому сразу видно, кто мы. Я наследник этого места, мои предки когда-то учились здесь. Все чувствительные к Силе иридонийцы ведут свой род от тех, кто учился здесь. И твои родители тоже из потомков этих ситхов.

— Я не знаю своих родителей, — холодно возразил Дарт Мол.

— Это был не вопрос, а утверждение. Мне не нужно знать имена, чтобы понимать, кто они. Мне для этого достаточно взглянуть на тебя, — Рор оскалил зубы в хищной забракской улыбке.

Наконец-то этот болтун приготовил обед и снял с огня сковороду. Своя неповторимая прелесть была в таких походных трапезах. Жирное прожаренное мясо с острыми специями было сочным и обладало насыщенным вкусом. К нему хорошо подходило крепкое местное пиво, которое мужчины взяли с собой и приберегли для этого момента перед последним рывком к цели. Такая еда — то, что и было нужно перед опасным пересечением каньона, за которым ждала вечная черная пирамида.

Переход через туманную расщелину с зеленоватой кислотной речкой на дне был последним, но не таким уж сложным испытанием. Так это было по ощущениям Дарта Мола: чем ближе он подходил к Академии Ситхов, тем больше Темная Сторона питала его. Словно Она сама прокладывала мост из черного камня перед его ногами. И шаг его был тверд — он сохранял достойный, гордый вид, хотя шел к наследию ситхов с нетерпением и бурным восторгом. Это чувство было до головокружения прекрасно, когда Мол поднял взгляд и увидел, как на него глядит отшлифованная черная пирамида, венчающая здание Академии. Дыра была пробита в ее лицевой грани, что и создавало это иллюзию. Молодой ситх шагнул под тяжелые грубые своды уверенно и степенно, оставив позади своего назойливого провожатого.

В заброшенном здании царили темнота и сырость, будто в пещере. Потолки местами обрушились, и дожди заливали руины, из-за чего стены и пол кое-где поросли красным мхом и серыми грибами трубчатой формы. Но были и помещения, оставшиеся в относительной сохранности. В некоторых из них на стенах можно было различить письмена, начертанные на древнем языке ситхов. Дарту Молу был известен этот язык. В основном здесь были цитаты из Кодекса или высказывания великих Лордов Ситхов того времени. Но все это было лишь внешней оболочкой. Истинная суть, истинные красота и величие этого места могли быть постигнуты только тем, кто знал Темную Сторону. В этих стенах Дарт Мол чувствовал себя просто опьяненным Ею. Она наполняла внутренней свободой и ощущением всемогущества. И это состояние достигало апогея, когда ситх стоял в центре главного зала Академии, точно под вершиной пирамиды. Рор по-прежнему следовал за ним, но уже в торжественном молчании.

— Вообще, на этой планете все прекрасно, кроме ее правительства, — внезапно удрученно проговорил провожатый. — Растратить такое наследие! Арх, лоз ной джитат!

— Что? — переспросил Мол.

— А, ты не знаешь забракских ругательств! — усмехнувшись, воскликнул Рор. — А! — прокричал он еще раз, вслушиваясь, как его крик отражается от каменных стен. — А! Хорошая акустика, да?

Дарт Мол сделал шаг вперед, подняв взгляд на дыру в пирамиде, венчающей здание. Там вверху пламенело алое небо Иридонии, что еще больше напоминало всевидящий глаз Темной Стороны. Этот образ казался Молу знакомым, как и ощущения, которые он приносил. Почему-то ситху захотелось уйти в тень. И в этот момент черный забрак за его спиной затянул напев. Вначале это был заунывный, хоть и с красивой хрипотцой вокализ, а потом зазвучали слова — резкие, горячие, с надрывом:

Дарт Мол вслушивался в эти слова, отчеканенные мощным забракским баритоном. Здесь Рор сумел завладеть его вниманием и даже впечатлить его. Это была красивая песня.

— Это твое творчество? — поинтересовался ситх.

Рор покачал головой:

— Эта песня гораздо старше этих стен. И написали ее настоящие воины, которые нюхали смерть…

— Тяжелый изотоп… — прокомментировал Мол в давно несвойственной ему манере.

Но провожатый не слышал его. Он присел на корточки, погруженный в свои мысли.

— Уже тогда они так говорили, — с придыханием вдохновенно изрекал он. — Почему два сердца? Одно из них всегда остается на родине, — Рор вздохнул, глядя на тусклый свет, льющийся через дыру в потолке. — Красиво.

После этих слов забраки провели какое-то время в зале молча. Каждый из них думал о чем-то своем.

Дарту Молу начинало казаться, что сила этого места напитана не только Темной Стороной. Здесь было что-то еще, что наделяло свободой, чему он пока не мог дать названия. Но это что-то несомненно привлекало, вызывало желание напиться им допьяна, срывало все ограничения, обещая невиданную усладу. Эти обещания были слишком хороши, чтобы быть чистой правдой. Потому молодой ситх все же оставил рассуждения на этот счет и сосредоточился только на Темной Стороне.

Уже смеркалось, когда забраки покинули здание Академии Ситхов. Сумерки Иридонии имели цвет красного бархата. В бордовом небе восходили две яркие луны. Дарт Мол смотрел на небо, когда Рор снова обратился к нему:

— Если ты все же захочешь узнать что-то о своих предках, знаешь ли, в ходе медитации ты можешь вспомнить. Но только здесь — где сама земля подскажет.

И провожатый как-то картинно медленно сделал шаг с пятки на носок, оставляя на земле след ботинка, пытаясь погрузить подошву глубже в грунт, чтобы ощутить эту связь с землей. Дарт Мол, посмотрев на свои ноги, решил, что ему хватит пыли на сапогах, собранной с самых суровых земель Иридонии. Он прошагал их с поднятой головой, как достойный сын забракского народа, верный носитель величайших традиций иридонийцев, воплощение их национальной гордости.

Теперь перед мужчинами вновь лежала дорога. Им нужно было взять приличный темп, чтобы до наступления ночи добраться в ближайший город — Вортан. И забраки шли быстро — сил у них было больше, чем раньше. Уже вскоре на их пути стали попадаться отдельные дома, проходя мимо которых можно было услышать разговоры или музыку.

Около очередного дома на предгорье Рор остановился.

— Послушай, — прошептал он, закрыв глаза.

Он имел в виду порывистую, драматическую с оттенком сплина мелодию, которую исполняла пара музыкантов, сидя на свежем воздухе. Парень играл на волынке, женщина перебирала струны кветарры.

— Вот! — показательно заметил Рор. — Это настоящая музыка Иридонии — та, что они играют для себя. Под настроение, от души. Да, мелодии кветарр и волынок могут показаться заунывными, но поверь мне: в сочетании с барабанами или же мощным мужским вокалом они поистине величественны. Потрясающая гармония!

Он подошел к паре музыкантов, присел рядом и начал отбивать ритм просто по грязной сковородке, на которой недавно жарил мясо. И, на удивление, это звучало музыкально. И по-мужски сурово. Дарт Мол вновь молча слушал, глядя на две луны в иридонийском небе. В голове даже звучал напев Рора об этих лунах и двух сердцах забраков. И все это было для него непривычно, странно, но пленяще. Ситх был погружен в размышления о том, что происходило в его душе, когда перед ним возникла молодая женщина. Та самая, что играла на кветарре. Музыка закончилась. Исполнительница стояла перед Молом и смотрела в его глаза, готовая раствориться в их янтарной бездне.

Этой забракской женщине было чуть за двадцать стандартных лет. Ее кожа имела цвет отшлифованной кости, а глаза ее были оранжево-желтыми, наполненными живым огнем. Узоры кобальтового цвета на ее теле состояли из плавных, но строгих линий. Густые волосы женщины были собраны в косу, доходящую до низа спины. Небольшого роста, стройная, аккуратно сложенная, она двигалась с грациозной легкостью и плавностью. Парень, игравший на волынке, был ее братом — это можно было прочесть по сходным линиям его синеватых татуировок. Он был явно моложе сестры. Этот худой зеленоглазый забрак с длинными растрепанными волосами стоял на пороге дома рядом с Рором.

Женщина так легко и быстро подошла к Молу, но рядом с ним, когда она встретилась с ним взглядом, ей стало сложно сохранять решительность. Ей понадобилось какое-то время, чтобы озвучить то, с чем она пришла:

— Мы с братом приглашаем вас на ужин.

Дарт Мол ответил ей кивком головы и последовал за ней к дому.

Кухня Иридонии пришлась ему по вкусу не меньше, чем ее песни, еще неоднократно прозвучавшие за столом во время этого ужина. Кроме этого, продолжалось обсуждение всевозможных достижений расы забраков и их связи с древними ситхами и Темной Стороной. В этих разговорах Рор — пламенный патриот своей родины — удерживал твердое первенство, хотя Дарт Мол смог убедиться, что все забраки были почитателями своей земли. Сам он предпочитал молчание.

В доме, куда его пригласили на ужин, ситха больше всего заинтересовало оружие. Очевидно, кто-то из этой семьи обучался военному делу. Как оказалось, это была женщина. Возможно, только этот факт вызвал у Дарта Мола некоторое уважение, и потому он запомнил ее имя — Никса.

Не так давно начинающая воительница приобрела ездового риика. Никса показала ситху этого зверя, загоном которому служила скальная пещера, закрытая решеткой. Риику уже нанесли татуировки — по древней традиции, согласно которой так устанавливалась связь между животным и его хозяином. Но трехрогий монстр еще был необъезженным. К удивлению Никсы, Мол бестрепетно вошел в загон и схватил разъярившееся животное за два боковых рога. В мускулистых руках краснокожего забрака была такая сила, а ноги его так прочно упирались в землю, что риик не мог сдвинуть его с места. Удерживая голову чудовища практически неподвижно перед собой, Дарт Мол немигающим суровым взглядом смотрел ему в глаза, и в этом взгляде было больше напора, чем в его руках или даже во всех мышцах его тела. Постепенно риик перестал пытаться вырваться, рычать и яростно раздувать ноздри. И когда забрак отпустил его, животное смирно стояло перед ним. Риик безропотно позволил ситху оседлать себя. Дарт Мол проехал на нем пару кругов вокруг дома, после чего подогнал риика к Никсе и подал ей руку. Прежде, чем принять его жест, женщина накинула на плечи накидку цвета спекшейся крови и повесила на плечо свою кветарру. И когда она тоже взобралась на спину покоренного ситхом зверя, Мол изо всех сил ударил риика ногами в бока, и тот тяжелым галопом помчался в пустынную местность у предгорья.

Уехав достаточно далеко от дома, забрак в черном остановил риика. Пара слезла со спины животного и присела на камнях на берегу бурлящей реки, спускавшейся с гор.

— Когда ты подошла ко мне, ты испугалась говорить со мной? — спросил Дарт Мол.

— Нет, — поборов растерянность, ответила Никса. — Просто ты очень высокомерный, даже по меркам забраков.

Это был смелый ответ.

— Есть разница между высокомерием и умением держаться в соответствии со своим статусом, — пояснил ей Мол.

Конечно, он был невероятно гордым. Но он имел на это право. Ситхов всегда может быть только двое. И единственный учитель-ситх во всей галактике выбрал из тысяч одаренных представителей сотен разных рас в сотнях разных миров одного-единственного ученика — его. Может ли быть честь, сравнимая с этой?

— Это заметно, — задумчиво произнесла Никса. — Даже не могу объяснить. Как другой уровень, что ли.

Мол казался ей очень загадочной личностью. Он прекрасно говорил на забракском, даже более грамотно, чем многие иридонийцы. Но это был скорее литературный язык, чем разговорный — такие слова он употреблял, так строил предложения. Его движения имели какой-то оттенок властности и высокого статуса. И при этом он имел армейскую выправку. Но он был слишком молод, чтобы предполагать, что он мог быть военным офицером.

Забракам всегда был свойственен живой интерес к миру, к бескрайнему неизведанному космосу. Наверняка и в роду Никсы были путешественники, первооткрыватели или исследователи. Поэтому молодой забрак в черной одежде так привлекал ее. Мол для нее был как тот же темный космос, который изучать и покорять придется годы, годы и годы. Неизвестность манила ее блуждающим огнем.

— Кто же ты такой? — заинтересованно заглядывая в его глаза, спросила она. — Какой работой ты занимаешься?

Дарт Мол прикусил губы, раздумывая, что он мог ей на это сказать.

— Джен'ари, — тихо произнес он.

— Что это значит?

— Когда придет время — ты об этом узнаешь, — заверил Мол. И только ему было понятно это обещание.

— Ты можешь хоть что-то рассказать о себе? Что тебе нравится?

Что он мог ей рассказать? Какую часть правды? Какая-то банальная ложь была ниже его достоинства. Всю жизнь ситх наслаждался тем, что умел: своим телом, которым он владел в совершенстве, работой, которую он выполнял для Темной Стороны, и Силой, которую чувствовал в себе.

— Мне нравится все, что мне удается делать, — не спеша начал он отвечать на вопрос женщины, — а мне удается все, за что я берусь. Мне нравится знать это. Я живу одним днем. И если мне чего-то хочется, то я тут же добиваюсь этого, не откладывая до лучших времен. В то же время я ничего не совершаю необдуманно. Поэтому мы здесь.

— Ты самовлюбленный?

— А кто не самовлюбленный? Тот зря живет.

Какое-то время Никса просто смотрела в его глаза. Потом протянула ему кветарру. Дарт Мол вопросительно взглянул на нее снизу-вверх. Ответ был в ее глазах. Ситх взял кветарру из ее рук. Никса поднялась, стала ему за спину, ее руки направляли его руки, показывая, как зажимать струны и делать переборы. Мол на удивление быстро схватил принцип, и когда он смог сам уверенно играть, Никса взметнулась перед ним. С распущенными волосами, с красной накидкой в руке, она пустилась в неистовый танец. И красноватый песок вихрями вздымался под ее сапогами. Она была алым лучом, продолжением света двух лун, когда танцевала перед ситхом на пустынном берегу. Она плясала все более порывисто, все более страстно, не теряя контакта с его янтарными глазами, пытаясь разгадать его. И он почему-то чувствовал себя легко. Его переполняла энергия, и ее давала уже не Академия Ситхов вдали.

Но в воздухе между ними повисла тревога. Его работа, его жизнь… Никса осознавала, почему он принимает решения быстро — у него может не быть второго шанса. И у нее тоже. Она может больше не увидеть его никогда!

За ее легкими движениями и быстрыми глазами — дрожь. Она вся — нерв, натянутый звенящий нерв. Это страсть на порядок выше первобытного влечения.

Мол не был тем, кто часто отдавался страсти. Он вообще не пробовал разделить страсть с кем-то после Килинди. Вся его энергия уходила в тренировки и сражения, а свободное время он не посвящал поиску банальных воинских утех. Он, как хозяин своих страстей и прекрасно вышколенный воин, никогда не позволял себе расслабляться.

Но не эта неспособность расслабиться помешала ему в первый раз. Страх, паранойя заставляли чувствовать, будто черная фигура стояла тогда за его спиной. Не его учитель, которого, он, конечно, не хотел бы разочаровывать, а сама Темная Сторона. Она имеет тысячи обличий, тысячи воплощений, и никто никогда не знал, чего можно от Нее ожидать.

В итоге Дарт Мол испытал облегчение, когда убил юную наутоланку. Его чувства к ей были слишком противоречивыми. Сейчас же забрак не испытывал сомнений. Что ж, может, теперь, на исторической родине все сложится, как надо, и он сполна познает страсть? Если сейчас он испытывал в отношении кого-то влечение, нерв — он мог оказать честь этой особой женщине. Ему не составит труда заполучить ее. И забыть тоже. Да, именно так будет с Никсой. А почему должно быть иначе? Даже если все выйдет, он забудет ее.

Нерв. Один натянутый звенящий нерв…

В ту ночь она сполна ощутила настоящего воина — такого крепкого, большого, сильного. С ним приходило тепло, восторг и какая-то защищенность.

И как ей не приходилось знать такую силу, так ему не приходилось знать нежность. Такого идеального слияния можно искать всю жизнь. Его грубость и мощь подчеркивали ее утонченность и грацию, ее нежность и изящество — его силу и мужественность. Белый с синим и красный с черным. Вода и пламя! Это все же было возможно!