Фантомная боль [СИ]

Иридония, 4 год ВрС

Вортан когда-то был развитым иридонийским городом, но во времена Мандалорских войн захватчики практически сравняли его с землей. Отстройка Вортана мало заботила правительство Иридонии, так как послевоенный город стал рассадником бандформирований и предателей. Спустя тысячи лет Вортан преобразился, но все же он оставался сборищем всякого отребья — преступников и неудачников. И даже самая приличная вортанская харчевня — Кантина 24 — была наполнена руганью, запахом пота, табачным дымом и мухами.

Появление в подобном заведении министра обороны Иридонии было более чем гротескным событием. Забрак-министр был дорого одет: на нем была расшитая черная рубашка с золотыми нитями и темная мантия из жесткой ткани, украшенная строгим красным орнаментом. В руке он держал жабоку высочайшего качества. Также министр отличался достаточно высоким ростом, мощным сложением и чинной осанкой, а взгляд его был гордым, решительным и проницательным. Все в его образе было исполнено величия, кроме ног, которых не было — их заменяли грубые протезы.

Почти год минул с тех пор, как Дарт Мол перебрался на Иридонию, занял там должность и начал новую жизнь. Но эхо набуанской трагедии постоянно звучало в его голове, как фоновый шум, повсюду было рядом, как часть вдыхаемого воздуха. Правда, ситх и не бежал от своего прошлого, не пытался ничего забыть: он учитывал свой опыт, как побед так и промахов, когда работал над собой, пытаясь восстановиться.

Частые поездки Дарта Мола в Вортан также служили этой цели. В кантинах этого города не совсем легально, но все же проводились поединки на жабоках, в которых нередко принимали участие бывалые наемники и подготовленные военные. Для ситха это была неплохая возможность упражняться с живыми противниками. Владелец Кантины 24 считал его участие не совсем честным, но Мол нашел с ним компромисс, не забирая себе ничего из денег, поставленных зрителями на тотализаторе. За свое участие ему было достаточно бесплатной выпивки, которой он никогда не злоупотреблял. Хозяину кантины оставалось только признать, что это было выгодно. Да и министр привлекал в его заведение баснословное количество посетителей.

Дарт Мол выходил один против нескольких противников. В этот день он провел три эффектных боя, но победил слишком быстро, не успев войти во вкус. Сработал датчик на его поясе, сигнализирующий о том, что нужно сделать очистку крови. Ситх был вынужден покинуть Кантину 24. Теперь ему нужно было выжать все из своего спидера, чтобы как можно быстрее добраться до Академии Ситхов. Прибыв на Иридонию, Дарт Мол выбрал это полуразрушенное здание в качестве своего убежища. Там были и просторные, нетронутые сыростью помещения, в одном из которых он устроил мастерскую, и вполне сохранный медкабинет, в котором нужно было лишь обновить оборудование, и ангар для «Лазутчика», и залы для тренировок, и даже печь для изготовления синтетических кристаллов для светового меча. Не говоря уже о том, что это место буквально дышало Темной Стороной Силы.

Подъезжая к «дому», ситх заметил, что у входа в здание Академии сидел на спидере низкорослый седовласый фаллиин. Забрак узнал его. Трезза! Единственный, кто выжил в той резне, устроенной Молом на Орсисе. Фаллиин сумел найти его, что было не очень-то удивительно. О Лорде Ситхов ходило множество слухов по всей галактике, когда он, не делая ничего противозаконного, спокойно расхаживал по землям нейтральной планеты Иридония.

Трезза, похоже, был в неплохом расположении духа и не держал никакого зла на бывшего студента. Скорее, ему было интересно узнать, как теперь живет Мол.

— Твои дроиды отлично справляются со свой задачей, — усмехнулся фаллиин, кивнув в сторону двух DRK-1 «Глаз Тьмы», охранявших вход в Академию. — Нет, Мол, не говори ничего, — добавил он, слезая со спидера. — Я не в жизни поверю, что ты мог промахнуться!

Забрак и не собирался что-то объяснять. Тогда, покидая кабинет директора Академии Орсиса, он сделал вид, что не заметил, что раненый Трезза, лежавший на полу с ножом в груди, был еще жив. Мол просто чувствовал, что ему не стоит убивать фаллиина. И сейчас он действительно обрадовался встрече с наставником и даже позволил старику обнять себя, хоть и безо всякой радости на лице.

— Ты говорил, что хочешь встретиться со мной при других обстоятельствах, — припомнил иридониец. — И ты сумел, будь ты проклят!

Трезза рассмеялся:

— Ну, и старый дряхлый ящер еще на что-то способен. Хотя такие испытания дроидами с оглушающими пушками уже не для меня.

Дарт Мол отозвал пару DRK-1 и впустил его в черное здание.

— Подожди меня минут десять, — проведя фаллиина в свою мастерскую, попросил забрак. — Осмотрись. Думаю, тебе здесь понравится.

Ситх оставил Треззу и ушел в помещение, которое было некогда медкабинетом Академии. «Глаза Тьмы» последовали за ним. Когда Мол лег на кушетку, рядом с ним появился еще один шарообразный дроид. Этот дроид, когда-то сконструированный им для допросов, теперь был перенастроен вгонять иглы в его левую руку, а после гемодиализа накладывать бактопластырь. DRK-1 охраняли вход в кабинет — Дарт Мол не мог допустить, чтобы хоть кто-нибудь увидел его в таком состоянии.

В это время фаллиин вместо того, чтобы изучать мастерскую, сел на стул и погрузился в задумчивость, оттененную печалью. Треззу не интересовало помещение, в котором он находился. В своих мыслях он оценивал новый облик Мола. Время наложило отпечаток. Черты лица огрубели, а рога заметно отрасли, и хотя Мол и раньше выглядел как воин, теперь он действительно заматерел. Но это был только первый слой изменений, произошедших с ним за время, которое они с Треззой не виделись.

Фаллиин невольно вспомнил свое первое знакомство с забраком. Когда он увидел, как этот мальчик для своего первого показательного боя самонадеянно выбрал себе противника, значительно превосходящего его по силе, и сумел, действуя храбро, упорно, напролом, победить его, сказать, что директор Академии Орсиса был удивлен, значило не сказать ничего. «Вы говорили, что Мол побывал в нескольких битвах, — обратился тогда Трезза к человеку в черном плаще с капюшоном, приведшему юного иродонийца на обучение в Академию Боевых Искусств. — Несколько — это как много?!». Но покровитель Мола ушел от ответа. Когда же этот загадочный человек удалился и оставил фаллиина и забрака наедине, Трезза взял мальчика за плечи. Иридониец несколько напрягся, ощущая, как ящер насуплено вглядывается в его лицо. «Я позволил тебе не проходить медосмотр, — пояснил Трезза, — но что у тебя с глазами? Дай-ка… Та-ак… Нет, двух парсеков здесь еще нет». Он так и не пояснил Молу, что именно он проверял, всматриваясь в его желтые глаза, но для себя тогда сделал неутешительный вывод. Трезза предчувствовал, что однажды увидит этого забрака с пресловутым взглядом на два парсека.

Старый фаллиин все же отогнал от себя удручающие мысли. Он огляделся по сторонам. По-видимому, Мол никогда не стремился к особому комфорту: его жилье было аскетичным, и в нем царил армейский порядок. Но была в этом помещении одна деталь, выбивающаяся из общего строя — черно-красная стена, расписанная сложным витиеватым узором, явно похожим на татуировки забрака.

Дарт Мол вернулся в мастерскую.

— Сам красил? — осведомился у него Трезза, продолжая с любопытством рассматривать черно-красную узорную вязь на стене.

— Да, — подтвердил иридониец.

— Солидно. Ты рисовал когда-нибудь раньше?

— Только кровью, — ответил Мол.

И он говорил далеко не образно. Фаллиин ощутил, что забрак дал самый прямой ответ, приправленный мрачными воспоминаниями о его суровом прошлом. И сейчас он марал стены в немом протесте против своего деспотичного учителя.

— Я уже давно живу здесь, — добавил ситх, чтобы разрушить тишину, которая плодила тяжелые мысли. — Это ведь место сосредоточения Темной Стороны. А ночую в кабине звездолета. Привычка. К тому же, теперь мне наиболее удобно спать в сидячем положении.

— Я тебе привез кое-чего! — вспомнив, оживился Трезза, и открыл походную сумку, с которой приехал. — Во-первых, инструменты для работы, — фаллиин усмехнулся, извлекая на свет образцы изысканного холодного оружия. — Я, знаешь ли, уже старый дряхлый ящер, так что нужно оставить на кого-то это богатство. Ты-то уж найдешь этому применение. А это… — он несколько замялся, достав дорогое гобеленовое покрывало ручной работы с изображениями традиционных для Фаллиена сюжетов, — так… раз ты живешь здесь… В общем, будешь укрываться, чтобы было… тепло. Еще у меня был амулет из чешуйки таозина. Я не знаю, надо тебе или нет…

Порывшись в вещах, Трезза все же нашел обточенный сверкающий острый кусок бежево-коричневого хитинового шипа.

— Сам добыл? — поинтересовался Дарт Мол.

— Ну, да, — без лишней гордости ответил фаллиин.

— Я тоже сталкивался с таким однажды, — поведал ситх. — На Корусанте.

— Не знал, что их можно там встретить, — удивился и призадумался ящер. — Век живи, как говорится…

Трезза ожидал, что за все это Мол разозлится на него, восприняв эти «подачки» как знак своей слабости. Однако забрак отнесся к подаркам совершенно спокойно, и это насторожило его бывшего наставника. Неужели в нем теперь не было прежней гордости, не было стержня? Теоретически жизнь могла его сломить, он ведь верил в идеалы, нарисованные учителем-ситхом, как малолетний пацан в сказки. И что с ним стало, когда иллюзии рухнули — кто знает?

— А ты часто гоняешь на спидере? — решил спросить Трезза у иридонийца.

— А что должно мне мешать? — как-то довольно резко воскликнул Мол, но тут же смягчился: — Предлагаю сейчас поехать в Столицу. Я покажу тебе свое нынешнее место работы. На благо планеты, понимаешь ли.

Иридония была независимой планетой. Ее нейтралитет был еще одной, хоть и далеко не основной причиной, почему Лорд Ситхов теперь жил здесь. Но сейчас Иридонии был нужен представитель в Сенате. И Дарт Мол собирался занять эту должность и тем самым доказать учителю, что способен не только на работу диверсанта и убийцы. Сенаторская неприкосновенность и процветание коррупции позволили бы ему безнаказанно разгуливать на глазах джедаев, которые не смогут сделать ему ничего. Как тогда на Набу, когда он ходил перед алым заслоном, жаждущий недосягаемой добычи. Но теперь они поменяются местами.

— Ты же министр обороны? — уточнил Трезза.

Мол вздохнул, скаля зубы в отвращении или досаде:

— Мне не нравится название должности. Но министерств нападения не существует.

Трезза даже не понял, что это была шутка. Это была слишком невероятная неожиданность, нелепость, оксюморон. От такой личности шутки не сулили ничего хорошего.

Ситх прошел в ангар, сел на свой излюбленный спидер и подъехал к входу в Академию Ситхов, где его как раз ожидал фаллиин.

— Ну, прыгай! — крикнул ему Мол.

Трезза оседлал свой агрегат и поравнялся с забраком. Дорога предстояла долгая, и у наставника могла быть возможность спросить о многом из того, что ему было интересно. Но Дарт Мол говорил только о своей новой работе: том, как он реформировал, усиливал армию Иридонии, применяя знания, которые по большей части дал ему именно Трезза. Фаллиину как бывшему преподавателю и директору Академии Боевых Искусств было приятно это слышать. Бесспорно, он был горд за своего студента, но ощущал, что это совсем не то, чем Мол хотел бы заниматься.

Столица Иридонии по своему индустриальному развитию практически не уступала верхним уровням Корусанта, и притом имела свой особый национальный колорит. Многоуровневые здания с мостами и шпилями напоминали острые горы и крутые каньоны планеты или поднятое к небу оружие многотысячного войска. Многие фасады были украшены традиционными витыми орнаментами. Мол и Трезза остановили спидеры на столичной площади перед зданием правительства — роскошным дворцом с позолотой и отделкой из красного камня на стенах. Министр обороны распорядился, чтобы фаллиина пропустили в его кабинет.

Рабочее место Мола было сдержанным, но производило солидное впечатление. Строгое убранство кабинета, выдержанное в темных тонах, было выполнено с чувством стиля — минималистического, военизированного, мужского. Стены украшало традиционное и современное оружие забраков, среди которого контрастным пятном привлекала к себе особое внимание красивая, дорого украшенная кветарра.

— А ты что, умеешь играть? — удивленно спросил Трезза.

Мол замялся с ответом:

— Это просто традиция. Уважающий себя иридониец обязан иметь такие вещи.

Фаллиин вопросительно уставился на него:

— И ты уважающий себя… иридониец?

— Я уважаемый, — гордо ответил ситх. — Поэтому члены правительства преподнесли мне этот подарок. Статусная вещь. Вообще, Кейсил Вервуд — председатель Совета Министров — предлагала мне переехать сюда. Сказала прямо: «Что Вам за интерес жить в развалинах? Перебирайтесь во дворец». Ну, я спросил: «Комната с окном?». А она ответила: «Во всю стену». Окно! Во всю стену! Представляешь?

Трезза не знал, что ответить на необъяснимый, не имеющий видимого повода восторг Мола по поводу комнаты с окном. Странное, порой даже нелогичное поведение забрака начинало его пугать, но старик держал свои эмоции в узде.

— Значит, тобой здесь восхищаются? — вернул он беседу в менее напряженное русло.

Ситх отрицательно покачал головой:

— Боятся до сих пор. Но уважают. Это уже прогресс: сначала они вообще брезговали. Ну, что такое живая половина тела? Сам понимаешь. Но теперь уже привыкли, так что все нормально.

Фаллиин сглотнул горький ком, вставший поперек горла. Он не представлял, через какие душевные терзания пришлось пройти его бывшему студенту.

— Ты сожалеешь о том, что все сложилось так? — решился он все же спросить Дарта Мола.

— Ты что! — воскликнул забрак. — Ситхи не сожалеют! Мне вообще повезло. После такого не выживают! А я твердо стою на ногах, я могу сражаться, и я не чувствую фантомной боли. Нет, я, конечно, зависим от гемодиализа, но если я все же стану Сенатором, это будет не так важно. К тому же, я засекал, как долго смогу продержаться после того, как датчик покажет, что нужно чистить кровь. Чистый час! Потом становится как-то дурно, но чистый час! И это резерв именно моего организма — без обращения к Силе. С Исцелением Силы я пока еще не засекал.

— А почему ты говоришь: «Если стану Сенатором»? — поинтересовался Трезза. — Тебе кто-то мешает в политике?

— Вервуд, — удрученно произнес Дарт Мол. — Она позвала меня в Совет Министров, и теперь она же встает между мною и Сенатом. Договориться с ней невозможно: она принципиально против меня, потому что боится. Не меня самого, а моих реформ. И еще она выбрала себе беспроигрышную роль защитницы угнетенных и обездоленных, так что у нее всегда будет поддержка населения. Я не могу убрать ее с дороги… самым прямым способом. Только народная воля может решить все.

— Тебе надо заполучить поддержку населения, — заключил фаллиин.

— У меня есть непревзойденный вариант, — признался Дарт Мол. — Восстановить здесь Академию Ситхов. Ведь все чувствительные к Силе забраки Иридонии — потомки тех, кто обучался там. Для них это будет событие тысячелетия. Я смогу обучить их путям Темной Стороны, темной механике и еще много чему. И тогда у меня будет и место в Сенате, и личная гвардия.

Трезза выслушал его с восхищением. План и вправду был превосходным.

— Достойная идея. Почему бы тебе не сделать это? — спросил он.

Лицо ситха помрачнело, он понурил голову:

— Я еще не готов учить их. Мне еще самому надо восстановиться.

— Я могу подсобить и с этим, и с Академией, — предложил Трезза. — Сколько хватит моих сил.

— Да? — удивленно переспросил забрак.

Его бывший наставник обнажил зубы в искренней улыбке:

— Видеть своего студента Сенатором — первым Сенатором от Иридонии — это гордость! Еще какая!

Да, фаллиин улыбался, говоря это, но глаза его оставались печальными. Задумавшись чуть глубже над идеей Дарта Мола, он пришел к очередному нехорошему выводу. Мол был готов легко разбазарить ситхские знания, за право обладать которыми платил кровью и болью! Он обесценил их, а с ними и свой опыт, а, значит, и самого себя. Потому он никогда не будет готов к действию, он уже никогда не станет вновь непоколебимо уверенным в себе. И восстановление Академии Ситхов произойдет лишь в мечтах Мола — он не решится на это.

— Я думаю, где бы взять пару дюжин дроидов-убийц, — проговорил ситх. — И найти укромное место, где можно с ними поразминаться.

— Орсис, — моментально ответил Трезза. — Там все условия для этого. Я и сам не откажусь снова там побывать.

Когда он произнес это, во взгляде забрака что-то резко поменялось. Фаллиину показалось, что Мол боится возвращения на Орсис. Под любым предлогом.

— Я могу сказать тебе то, что не говорил никому, — внезапно произнес ситх, задумчиво уставившись в одну точку. — Если есть планета, на которую мне когда-либо действительно хотелось вернуться — так это здесь. Иридония.

И это признание также показалось ящеру странным и настораживающим. Мол, не склонный к воспоминаниям о своих корнях или еще каким-либо сантиментам, вдруг впал в какую-то ностальгию? Трезза не верил…

И тут он увидел то, что боялся увидеть больше всего — тот самый взгляд на два парсека! Опустошенный, безжизненный, призрачный.

— А теперь я предпочел бы поехать в Вортан, — все так же отрешенно говорил забрак. — Мы бы посидели в моей любимой кантине…

— Ты же только внутривенно… — недоуменно проронил фаллиин.

Мол резко дернул головой, словно выйдя из оцепенения, в которое его погрузили мысли об Иридонии или о чем-то еще.

— Ну, это есть мне теперь нельзя, а пить пока еще можно, — пояснил он.

Трезза натянуто улыбнулся, по-прежнему скрывая свою печаль:

— Музыка там хорошая?

— Тяжелый изотоп… Хотя какая тебе разница — старый глухой ящер! — вновь пошутил иридониец, совершенно не меняясь в лице.

Он снял богатые министерские одежды и надел уже заношенную ситхскую накидку. Дарт Мол всю жизнь носил только строгое черное облачение и не мог привыкнуть к этой роскоши, хоть и был в ней уже почти год. Только жабока — символ власти у забракских политиков — была ему по душе.

Забрак и фаллиин покинули дворец и вновь уселись на спидеры. В дороге до Вортана Трезза все же распытал Мола о событиях на Набу. Но они приехали в Кантину 24 раньше, чем ситх смог объяснить, как с ним случилось то, что случилось.

Дарт Мол выбрал привычный для себя стол в тени, но недалеко от эстрады, где играла живая музыка. Юная официантка поторопилась обслужить его.

— Вам как обычно? — спросила она.

— Нет, — забрак указал на Треззу: — сегодня приехал друг.

— Друг издалека? — поинтересовалась девушка.

— С Фаллиена, сектор Долдур, — ответил ей ящер.

— И какие же вкусовые предпочтения у фаллиинцев?

— Я полагаю, что сходные с таковыми у забраков, — сказал Дарт Мол. — Ты не ошибешься, если принесешь ему офицерский обед. И мы, пожалуй, начнем с эля, а потом уже «как обычно».

Официантка приняла заказ и ушла. Пока было время, ситх решил закончить с тяжелым для него разговором, начатым в дороге:

— Так вот, я сам не знаю, что произошло. Сила… словно играла со мной. Отвернулась от меня…

Его бывший наставник пожал плечами и горестно сдвинул брови:

— Я не знаю, что тебе сказать. Не так много я понимаю в Силе.

Мол, опустив глаза, тягостно вздохнул:

— Ты просил меня не говорить ничего. Но я все-таки скажу. Я предчувствовал, что ты будешь мне полезен. Сможешь дать пару советов.

Трезза не ожидал это услышать. Он считал этого забрака неспособным переступить через свою гордыню и попросить совета и был уверен, что эта черта его характера уж точно никогда не изменится.

— Думаешь, я сгожусь? — иронично спросил он.

— Ты живешь значительно дольше меня. Ты еще шутил, что я не доживу до шестнадцати, — Мол усмехнулся.

Трезза не знал, что ответить на это. Точно не правду, что состояние забрака вряд ли похоже на нормальную жизнь.

— Сейчас, я так понимаю, нужен совет? — уточнил он.

— Был вопрос, — растягивая паузы между фразами, начал объяснять ситх — говорить ему явно было непросто. — Уже давно… У меня бывает такое ощущение, что все вокруг — не реально. Будто я нахожусь в осознанном сне. И не могу проснуться. Точнее, я и не хочу просыпаться — мир вокруг меня устраивает, но я чувствую, что он не реален. Ума не приложу, что это может значить.

Трезза задумался.

— А есть что-то, о чем бы ты мог сказать, что хотел, чтобы оно было нереальным? — осведомился он.

— Мое поражение, — тут же ответил Дарт Мол.

— До поражения ты оступался?

— Нет. Никогда.

Бывший наставник с сожалением развел руками:

— Ну, прости, тогда я не знаю. Может, ты просто устаешь, а, может, сходишь с ума.

— Усталости не существует, — заявил Мол.

— Или это ты так думаешь? — подметил Трезза.

— Но я бы быстрее поверил в свое безумие, — сознался забрак. — Теперь мне кажется, что это не моя жизнь, что мою жизнь кто-то украл, что кто-то живет ее вместо меня… Я ведь умер там, на Набу. Нет, не то, чтобы я так думал — я просто пытаюсь описать ощущения.

В это время официантка принесла заказ. Иридониец взял пивной бокал и отпил сразу половину. Фаллиин же только неподвижно сидел и смотрел на него. Наставник очень хотел помочь, но не знал, как.

Трезза поймал себя на мысли, что общаться, сидя за столом, им было проще — так он видел только торс Мола, живой и, как прежде, крепкий.

— А знаешь, — произнес ящер, — так даже и не заметно, что с тобой что-то не так. Ты выглядишь хорошо.

— Да, я же после госпиталя заметно осунулся, — поведал иридониец. — Но, как со мной это было всегда, теперь я физически еще сильнее. Но моя проблема в том, что тот стиль боя, что я изучал всю жизнь, я больше не могу применять. Мне нужно самому менять свой стиль. И я должен справиться без моего учителя.

Трезза, несмотря на твердость в голосе ситха, ощутил в этих словах всю его трагедию. Дарт Мол был изящным бойцом, думающим филигранным фехтовальщиком. И потеря этих непревзойденных навыков была невосполнимой утратой, после которой Мол был лишь тенью прежнего себя. Но главное, он потерял свою свободу.

— Да, без наставника это сложно, — понимающе ответил фаллиин. — Я сам учил — знаю…

Сказав это, он понял, что его самого одолевают воспоминания и сожаления. Это было неизбежно.

— Я ни в чем тебя не виню, — сказал он Молу на всякий случай, — но эти мысли неминуемы: вот бы как прежде. И чтобы все наши живы… А ей ты что-нибудь обещал? — наконец, решился Трезза заговорить о Килинди Матако.

Забрак потер пальцами серьгу в своем ухе:

— Что буду помнить.

Тем временем пиво сменилось кортигским бренди. Ящер так и не притронулся к элю, но маленькую рюмку с кашиикской выпивкой он взял и, встав со своего места, произнес:

— За Килинди. Стоя.

Мол последовал его примеру.

— За ее вечные семнадцать, — добавил иридониец. И для него эта фраза значила большее, чем для кого-либо еще.

Трезза, махом выпив порцию бренди, оскалился от боли. Напиток, казалось, обжег всю ротовую полость и пищевод.

— Ебануться, что пьют вуки! — прорычал он.

Дарт Мол, также махом осушив рюмку, сделал лишь глубокий вдох и резкий выдох.

— Я люблю вот так — чтобы все внутренности обжигало, — сказал он, вновь садясь за стол. — Чувствовать, что во мне осталось хоть что-то живое…

Тут его взгляд упал на фаллиина, неподвижно сидящего перед полным бокалом пива и нетронутой тарелкой свежайшей ароматной еды.

— А ты чего не ешь? — спросил забрак. — Еда здесь совершенно нормальная, и меня ты не смущаешь — я уже давно перестал чувствовать голод. Давай, кушай.

Трезза положил кусок мяса в рот и начал медленно, совершенно без удовольствия жевать. Еда не лезла в горло даже после дико крепкой выпивки.

Мол выпил еще кортигского бренди. Фаллиин заметил, что один из датчиков на его поясе светился красным. Иридониец отследил его тревожный взгляд.

— Показывает, что мои показатели крови не в норме, — объяснил он ящеру. — Интоксикация. Но я-то еще ни в одном глазу.

— Все точно в порядке? — переспросил Трезза.

— Конечно. Причина более чем ясна, — забрак поднял рюмку с бренди. — По-хорошему Камф вообще советовал мне раз в год ему показываться. Но пошел он! Его экспериментом я не стану!

— Это тот, кто тебя оперировал? — спросил фаллиин.

— Нет, — ответил Дарт Мол, — он был ассистентом. Резал другой забрак — Зан Янт. Истинный врач. Его операционная медсестра, Триз… — ситх усмехнулся, вспоминая ее. — Когда я собрался покинуть их заведение, она на меня так набросилась! Предлагала пожениться, чтобы я остался на Талусе.

— Женщины тобой интересуются, несмотря ни на что, — внес ободряющее примечание Трезза.

— Только я ими — нет, — явно раздраженно бросил иридониец. — Я не чувствую ни фантомной боли, ни фантомного оргазма!

Старик несколько растерялся. Он никак не хотел трогать такие проблемные темы, задевать какую-либо болезненную струну. Но, раз уж так вышло, нужно было как-то выпутываться.

— Ну, ты не зарекайся, — нетвердо сказал фаллиин. — Не все же сводится…

— Это всегда лишние проблемы, — перебил его ситх. — Мне они ни к чему.

— Это верно, — вздохнув, согласился Трезза. — Я в свое время с этим поспешил. А зря.

— Ты был женат? — удивился забрак.

Фаллиин с тоской усмехнулся:

— Очень давно. А еще я отец, — зачем-то сообщил он, но не стал продолжать, понимая, что Молу вряд ли будет это интересно. — А ты не пытался найти здесь свои корни?

— Нет, — безразлично ответил иридониец.

— И ни разу не задавался вопросом…

Дарт Мол взглянул на него исподлобья:

— Вообще-то, мой учитель был мне за отца. И другого не было нужно.

— Но жизнь тебе дал не он, — заметил Трезза.

— Жизнь сама по себе — еще не ценность, если ты ничего собой не представляешь, — прозвучал ответ ситха, вновь опечаливший его бывшего наставника.

— Ты хоть бы раз вспомнил о родителях, — настоял фаллиин. — Кем бы они ни были, это благодаря ним в первую очередь ты такой, какой есть.

— Без учителя я ничто, — поставил точку в этой беседе Дарт Мол. — Тема закрыта.

Трезза, угрюмо оскалившись, опустил голову. Он мог бы понять такие слова Мола восемь лет назад, но не сейчас.

— Он хорошо тебя выдрессировал, — проговорил фаллиин с горечью.

Ситх насторожился, встретив такое замечание в штыки:

— Это ты к чему?

— Твой учитель дал тебе реально хоть что-то? — попросил его задуматься бывший наставник. — Или не он — Темная Сторона? Пока, я так вижу, Она только отбирает.

— Но Сила освободит меня, — Мол непоколебимо стоял на своем.

— И как она это сделает? — скептически поинтересовался Трезза.

Забрак отвернулся от него:

— Тебе не понять.

— Конечно, — с печальной иронией ответил фаллиин. — Куда уж мне — старому дряхлому ящеру. Что такого в том, что я прожил жизнь, воевал, любил, учил других…

— Я могу сказать тебе, почему меня уважают, — заносчиво проговорил Дарт Мол. — Потому что никто не может обучить так, как ситх. Никто не умеет воевать так, как ситх! И никто не умеет любить так, как ситх! Потому что любовь ситха — она всегда до гроба!

Такая двусмысленная фраза. Было ли это объяснением насчет Килинди, или это было о чем-то другом — Трезза знал, что не спросит его об этом.

Над столом повисла тишина. На эстраде солист группы — долговязый чисс со взъерошенными волосами — начал новую песню. Низким, загробным голосом он чеканил строчки, звучащие как заклятие:

Услышав знакомые слова, Дарт Мол встал из-за стола. Тяжелым прыжком оказавшись возле чисса, он положил руку на струны его ксанты.

— Молчи, — приказал ситх музыканту.

— Что? — недоуменно проронил чисс.

— Тебе не нужно петь эту песню, — строго пояснил забрак.

— Но я специально по случаю Вашего присутствия…

Иридониец надменно смерил солиста взглядом:

— Ты думаешь, что знаешь, о чем поешь?

— Чисс может понять это, — ответил тот.

— Но какое право ты имеешь чувствовать так же?!

— В смысле?

Но дальнейших разъяснений этого непонятного нападка не последовало. Вместо того, чтобы что-то объяснять, Дарт Мол ударил чисса ногой по колену. Удар был даже не в полную силу, но те, кто стоял рядом, могли отчетливо услышать хруст костей. Музыкант упал со стоном, запрокинув голову назад, он корчился от боли, но боялся даже прикоснуться к травмированной ноге. Другие участники группы — битх, наутолан и пара забраков — попытались помочь ему. Никто из них не сказал ни слова Лорду Ситхов, который вернулся к своему столу как ни в чем не бывало. Он стал напротив Треззы, чешуйчатая кожа которого сменила цвет с зеленого на красный. Фаллиин почти инстинктивно выделял феромоны, пытаясь унять нервное напряжение забрака.

— Думаю, я уже достаточно набрался, — заключил Мол. — Я пойду отсюда.

— Я еще посижу, — ответил Трезза.

Ему предстояло многое осмыслить.

Ситх направился к выходу из кантины. Фаллиин встал из-за стола и подошел к окну, провожая его взглядом.

Мол изменился — в этом у Треззы не было сомнения. Но его нынешнее поведение… за этим наверняка скрывалась глубокая черная печаль.

Что доставляло Молу удовольствие от жизни? Его тело, его работа, одобрение его учителя-ситха. Он потерял все это! Искалеченный. Преданный. Выброшенный. Он точно проклинает своего учителя, но не посмеет занести над его головой световой клинок.

Молодой ситх умел прятать мысли, но интуиция Треззы… Фаллиин ощущал, что грядут еще большие перемены, куда более тяжкие. И самое страшное, что в мыслях о будущем, на фоне печали Мол предвкушал, что ему станет как-то особенно хорошо. Он весь был словно клубок нервов в предвосхищении чего-то великого, где его судьба будет определена, но в этом не было ни одной ноты восторга. Трезза остро чувствовал это состояние. Это давило на него непосильным грузом.

Фаллиин, стоя у окна, видел, как его бывший студент запрыгнул на спидер и вскинул вверх кулак в знак прощанья и уважения. Трезза также поднял кулак в ответном жесте. Конечно, Дарт Мол по-прежнему мог выглядеть внушительно. Все те, кто замирал перед ним в благоговейном страхе, наверняка не знали его возраста, и они бы ни за что не поверили, если бы узнали, что этому забаку было немногим за двадцать. Лишь умудренный седой фаллиин всегда мог видеть что-то дальше горящих глаз и устрашающих татуировок. Трезза с первой встречи видел его настоящего: мальчика, в глазах которого гнев вытеснил боль, верящего в боевого отца-ситха, рвущегося повоевать. Сейчас это был тот же юнец, но уже искалеченный своей войной, постаревший мальчик со взглядом на два парсека. Фаллиин прожил долгую жизнь и видал виды, он знал несчастных юношей, рвущихся в бой и возвращавшихся из боя с этим взглядом.

Дарт Мол, сам того не ведая, сказал истину: он умер там, на Набу.

— Блядь, — проронил Трезза, ударив кулаком в стену. — Блядь! — повторил он громче. — Бля-а-а-ади!

Он начал неистово, яростно лупить кулаком по стене.

— Бля-а-ади! Бля-а-а-ади! — орал он, сколько хватало его дыхание. Утомившись, он затих, но с каждым хриплым выдохом он шепотом повторял: — Блядь! Блядь. Блядь…

Наконец Трезза умолк и застыл, припав к грязной стене, закрыв глаза и продолжая рычать, протестуя в немом бессилии против грядущего кошмара.

В выходной день на Столичной Площади всегда прогуливались беззаботные иридонийцы. Поодиночке, парами или компаниями они слонялись здесь, рассматривая красивые постройки, кидая мелочь уличным музыкантам и приветствуя военных в увольнении. Статные забракские мужчины в черной униформе охотно улыбались в ответ зевакам, но улыбки исчезли с их лиц, когда мимо пронесся ситхский спидер. Они отсалютовали министру обороны.

Военные напрасно пытались расшаркаться перед ним: Дарт Мол не обращал на них внимания. Он остановился перед дворцом и слез со спидера. На площади перед величественным зданием гулял молодой забрак с сыном. Его ребенок был совсем мал: без татуировок, с бугорками на черепе, едва обозначившими узор будущих рогов — не больше года от роду. Отец поставил его на землю и, отойдя на пару шагов, присел перед ним на корточки. Его дитя училось ходить. Маленький забрак чуть ли не после каждого шага спотыкался и падал на четыре кости, но не плакал. Он сопел, но поднимался, потирал ручками ушибленные коленки и снова пытался идти. Отец не пытался поднять его, а лишь подбадривал словами. И когда чадо, дойдя до него, оперлось ладошками на его колено, ощутив надежную опору, и улыбнулось, забрак-отец невероятно нежно взял сына на руки и прижал к себе. Его татуированное лицо лучилось счастьем.

Наблюдая за этим, Мол тряхнул головой и оскалился с отвращением. И это будущий воин?! Сколько раз он упал, пока дошел до отца?! И отец не наказал его за это, а порадовался?! Это суровое иридонийское воспитание?!

Что еще мог думать ситх, забывший свое прошлое, не знавший родительскую любовь? Сколько раз он сам падал, пока научился ходить? Лишь один?

Совет Министров Иридонии не проводил в этот день заседания. Но у Дарта Мола было дело — он продолжал обивать пороги кабинета Кейсил Вервуд, настаивая на назначении новых лиц на основные должности. Он вошел в свой кабинет. В обстановке появилась некоторая новизна: оружие, подаренное Треззой, заняло почетные места на стенах. Амулет из чешуйки таозина, также преподнесенный бывшим наставником, забрак прикрепил к министерской мантии, повесив его на обведенный вокруг плеча красный шнур. Дарт Мол сменил повседневную одежду на официальное облачение, забрал необходимую документацию и направился к Вервуд.

— Очередная попытка от нас избавиться? — бросил ему один из членов Совета Министров, столкнувшись с ним в коридоре.

Ситх презрительно и высокомерно взглянул на него:

— Я думаю, мне не нужно объяснять, кто я такой. И кто такие вы по сравнению со мной. Увы, бюрократия поставила нас на один уровень. Поэтому я вынужден обсуждать это с Вервуд.

— А тебе не кажется, что это как-то низко, Высочество? — сострил министр.

— Да мне вас жалко, — с еще большим снисхождением ответил Мол. — Вы же иридонийские неудачники. Решили собраться и порассуждать о жизни рядовых забраков. Которые вас завтра поднимут на жабоки за то, что вы делаете. Или, точнее, за то, чего вы не делаете.

Оппонент ушел, недовольно закатив глаза. При всем возмущении он рассудил, что лучше не продолжать перепалку с Лордом Ситхов.

Дарт Мол подошел к кабинету Кейсил Вервуд. Он услышал, что она смотрела последние новости Галактики. «…Ровно год назад в этот день произошло сражение на планете Набу между войсками Торговой Федерации и Королевскими Силами безопасности Набу в союзе с Великой армией гунганов, — доносились из-за закрытых дверей отрывки репортажа. — Кризис завершился победой объединенных сил Набу. В результате, народ Набу и гунганы сблизились как никогда прежде. Этому событию ныне посвящен масштабный праздник, который станет ежегодным…».

Не выдержав, Дарт Мол расхохотался. Праздник! Наверняка его учитель там. Скалит зубы, стоя рядом с королевой и боссом гунганов! Что за дату празднует он? День, когда тот, кого он растил девятнадцать лет, был искалечен?! Неужели ему всегда было настолько все равно?!

Поведение Дарта Сидиуса было совершенно типичным для ситха. Не думая ни о ком другом, кроме себя, он выберет себе новое средство для достижения своих целей, холодно и эгоистично. Именно так поступают истинные ситхи — умом Дарт Мол понимал это, но принять отказывался до сих пор. Этот человек был для него слишком значим.

И теперь в состоянии отчаяния Мол хохотал до боли в груди и спине, до влаги в глазах, как никогда в жизни.

Восстановив дыхание и взяв себя в руки, ситх вошел в кабинет председателя Совета Минстров Иридонии.

— Опять ты? — увидев его, устало произнесла Вервуд — красивая иридонийская женщина с бледно-персиковой кожей, покрытой татуировками терракотового цвета, подчеркивающими красный цвет ее выразительных глаз.

— Мои… рекомендации по-прежнему актуальны, председатель, — сообщил Дарт Мол, бросив документацию на ее стол.

— Ты думаешь, ты один хороший? — возмутилась Кейсил. — Ты же постоянно ошиваешься в Вортане. До какого состояния ты там вчера нажрался? Говорят, сначала ты устроил драку, а потом тебя выворачивало прямо на пороге кантины.

Мол недовольно оскалился. Ну да, его вывернуло. Ведь с Треззой он выпил слишком много — больше, чем могло принять то, что осталось от его пищеварительного тракта. За год практически полного бездействия его желудок сжался, и это была нормальная реакция на то количество пива и бренди. Это не значило, что он был пьян! Но кто такая Вервуд, чтобы оправдываться перед ней.

— Мое свободное время — это мое личное дело, — заявил он. — А они не справляются с работой. Идти в Сенат нужно не с этими недомерками, а с надежной командой.

Кейсил Вервуд вздохнула:

— Ты уже видишь себя Сенатором. Но ты не будешь им.

Дарт Мол, опешив, пронзил ее взбешенным взглядом:

— Ты же сама говорила, что видишь меня там, когда предложила мне должность! Почему сейчас ты становишься у меня на пути?

— Я бы не делала так, если бы ты думал об Иридонии, — ответила Кейсил. — Но ты с первого дня просто рвешься в Сенат. Ты сделал для планеты хоть что-то? Кроме, извини за выражение, тупого наращивания военной мощи? Ты ведь втянешь Иридонию в какие-то страшные события. Какие? Что ты задумал?

— Не задавай вопросов, на которые ты не хочешь знать ответы, — предупредил ситх. — Я знаю, что делаю.

Вервуд отвернулась от него, глядя в окно. Свет иридонийского красного солнца, ложась на ее лицо, делал ее особенно красивой.

— Если бы, Мол. Ты хорош как министр обороны, я не спорю. Но твои знания в военном деле и умение красиво говорить еще не делают тебя хорошим Сенатором.

Дарт Мол подошел к ней вплотную и взял ее за подбородок. До чего же прекрасны были ее глаза — светло-алые, цвета неба на рассвете! И такие бесстрашные!

— Я не остановлюсь. Ты знаешь, — угрожающе произнес он.

Во взгляде Кейсил ничего не дрогнуло.

— Молодец. Не останавливайся, — саркастично ответила она.

Она не боялась ситха, как бы ему ни хотелось верить в иное. Неужели в нем больше не было видно одного из тысяч обличий Темной Стороны? Неужели что-то ушло из него вместе с потерянной кровью и прочим?

После очередной безрезультатной беседы с председателем Совета Министров, Дарт Мол без раздумий отправился в Вортан, в Кантину 24. Живой музыки там больше не было — понятно, почему. Вместо этого на эстраде две пары вытанцовывали под резкую, быструю, как боевой марш, мелодию, чем-то похожую на «Танец с жабокой» талусской диаспоры. На переднем плане в густом табачном дыму извивалась бледнокожая танцовщица, напоминавшая на ту девушку, что научила ситха играть на кветарре, чтобы станцевать для него, только для него. Никса? Так ее звали? Мол так давно не вспоминал о ней.

Теперь Дарт Мол не мог смотреть на женщин. Кейсил Вервуд уже вывела его из равновесия сегодня, а эта танцовщица усугубляла ситуацию. Они были красивы, желанны, но это и было плохо. Ситх не мог ничего почувствовать, кроме страсти, которая не находила разрядки. Впервые, в противовес идеологии Темной Стороны, его страсти уже не давали ему силы. Они яростными червями пожирали его изнутри, точнее, то, что от него осталось.

Дарт Мол чувствовал, что за ним кто-то следит. Не первый день. Кто-то не чувствительный к Силе. Может, Вервуд начала собирать компроматы? Что ж, придется прекратить запои и бои на жабоках. Но путь в Сенат это все равно вряд ли проложит. Кейсил не отступится. Ее не обойти и не уничтожить…

В этот день в Кантине 24 собрались иридонийские офицеры. Ситх знал многих из них. Зур Каан, уже довольно длительное время знакомый с Молом, пригласил его к себе за стол:

— Вы составите нам компанию, господин министр? Мы и угостим Вас.

Дарт Мол без лишних слов согласился и сел рядом с Зуром. Каан подозвал официантку.

— Как обычно? — увидев ситха, спросила девушка.

— Нет, чай, — попросил тот.

Это несколько удивило офицеров.

— Я могу угостить Вас табаком? — предложил Зур Каан.

— Я не курю, — сообщил Мол.

— Я тоже. Этот жуют.

Министр обороны задумался. Последний раз он баловался табаком в Академии Орсиса. Но это был хоть какой-то аналог опьянения. Поэтому он принял угощение Зура.

— Вы будете сегодня биться? — поинтересовался офицер.

— Нет, — ответил Дарт Мол.

— Жаль, — протянул с досадой Каан. — Я бы вышел против Вас. Это бесценный опыт.

— Мы все бы у Вас поучились, — подтвердил длинноволосый крепкий офицер, постоянно дымящий сигарой.

Его, кажется, звали Сар Омант, и он был в прекрасной форме — бой с ним мог бы выдаться интересным. Омант поднял бокал пива:

— Мы же все за Вас! В Сенате! — обратился он к Молу и выпил за него. — И никого другого там нам не надо! — Сар припечатал бокал об стол. — Иначе я вообще нахрен разочаруюсь в этой планете!

Ситх вновь задумался над своим положением дел. Он мог бы получить пост, организовав по примеру учителя какую-то масштабную провокацию. Но для такой операции нужны были связи с кем-то, кроме забраков. И, чтобы обрести их за пределами независимой планеты, нужно было иметь официальную защищенность, твердую почву под ногами — то есть, быть Сенатором. Порочный круг… И оттого слова иридонийских офицеров только раздражали его, а не льстили ему.

Дарт Мол провел на посту министра достаточно времени, чтобы понять: политика не была его делом. Не было ни хватки, ни интереса. Но как отказаться от этого, как признать, что ты никогда не стал бы истинным ситхом, подобным своему учителю?

Ни от своего прошлого, ни от своего будущего, Молу бежать было некуда. Как идти в Сенат, когда все знают твое лицо? Один против Ордена Джедаев, даже не один, а половина… Но если у него будет личная гвардия обученных чувствительных к Силе иридонийцев… Нет! Есть тот, кто не позволит это! Тот, кто знает, что он не имеет права учить!

Возможно, молодой забрак мог бы пойти по своему собственному пути, возрождая из руин наследие Иридонии. Но как признаться себе, что жил в иллюзии всю жизнь, и тот, кого ты любил как отца, кинул тебя, как сломанный клинок?

Все, что делал Дарт Мол, было не из ненависти к джедаям. Сейчас они вовсе стали ему безразличны. Нет, все было ради Сидиуса, ради одобрения, уважения этого могучего великого человека! И если бы Мол решился убить его… он сделал бы это не одним ударом, чтобы имеет возможность задать последний вопрос: «Учитель, Вы гордитесь мной?».

Оставалась лишь одна альтернатива: найти средство выжечь эту землю, бросить к ногам Дарта Сидиуса, к ногам Темной Стороны безжизненную опустошенную Иридонию! Показать, что в нем есть воля уничтожить то, что он полюбил, что он достоин быть учеником, следуя древним правилам ситхов. Но будет ли принята эта бессмысленная жертва?

Как бы Мол ни убегал от этой мысли, она настигала его всегда. Выход для него был только один: убийство учителя. Бесполезно доказывать что-либо холодному идолу, добровольно обрекая себя на жизнь в его тени. И нечего ждать момента — никто не скажет, не даст команды, когда ученик должен будет убить учителя. Здесь нужно твердое решение — только его личное.

С этим ситх покинул Кантину 24, расплатившись за все, игнорируя ненужную щедрость Зура Каана. За стенами питейного заведения его ждали. Как всегда.

— Так Трезза был прав? — спросила его Килинди Матако.

— Нет! — заявил Дарт Мол. — И никаких отговорок, что я не готов! Я должен его убить!

В его голосе было столько горечи, сколько не было никогда. Сможет ли он уничтожить этого идола, этот запас ситхской мудрости, этого темного гения? Хватит ли ему мужества поставить под угрозу тысячелетний Великий план Ордена Ситхов ради эгоистичной возможности отстоять себя? Но ведь эгоцентризм — это суть ситха!

Дарт Сидиус говорил, что страшно жить, не оставив следа. Но умереть в забытьи — еще хуже. Нет, это не полная истина! Важно, как тебя запомнят.

Дарта Мола посетила неожиданная мысль: а не готовил ли Сидиус перед самым важным заданием в жизни ученика еще одно испытание для него — испытание Иридонией? Испытание, которое молодой ситх не прошел? И после этого, предвидя, как все обернется, он уже тогда, на Корусанте махнул рукой на своего подопечного!

Но если так, тогда почему он сохранил Молу жизнь? Может, Сидиус все же хотел посмотреть, справится ли он сам? Может, это он и подослал шпиона? Вдруг он по-прежнему наблюдает за своим вкладом? Это была надежда…

— А ты уверен, что это именно то, чего хочешь ты? — прозвучал вопрос Килинди, которая все еще была рядом.

— Двадцать три, — отрешенно проговорил Дарт Мол, глядя в пространство, на два парсека вперед. — Я не хочу всю жизнь сражаться. Я хочу жить в комнате с окном, спать в теплой постели, слушать тяжелый изотоп. Я хочу остановиться между сражениями хотя бы на пять минут, отдышаться и посмотреть на звезды. За двадцать три — разве я не заслужил?

— Мы все этого хотели, — неотзывчиво сказала наутоланка.

Ситх обернулся к ней и взглянул на нее со снисхождением:

— Это то, что ты хотела услышать?

Молчание. И черная пустота в ее глазах.

— А ты еще помнишь море Орсиса? — непонятно, к чему, спросила Килинди.

Дарт Мол не ответил ей. Его заботили не воспоминания.

— Если я что-то могу — то я обязан. Я был избран. Я ситх. И Сила, одна лишь она, освободит меня.

Мол все же хотел вернуть расположение Дарта Сидиуса, хотел продолжать учиться у него, хотел быть ситхом — сохранить для себя эту честь, которой он удостоился. Первый забрак за тысячу лет. И это и был бы его лучший вклад в историю.

Он снова вспомнил свое последнее испытание, после которого стал ситхом. О том, как тогда его мир был на грани краха. Об ощущении ненависти к учителю, о вкусе его крови на своих губах. И о том, как потом его реальность латала трещины.

Реальность или иллюзия? Мир, выстроенный в сознании Мола, сейчас рушился, и чем бы он ни пытался закрыть пробоины в своих иллюзиях, реальность рвалась внутрь, наводняла собой его разум. И впервые за долгие годы он снова почувствовал страх.

Учитель не готовил трона для него! Это была истина, ощущение которой Дарт Мол принимал за ощущение нереальности мира, настолько он опасался в нее поверить! Темная Сторона пыталась его отрезвить, но он прозрел слишком поздно. И теперь борьба за себя с Дартом Сидиусом не имела смысла — Сила будет всецело на стороне ситха-учителя, более сильного, более самодостаточного.

Вдруг Мол почувствовал, что кто-то собирается его атаковать. Он выхватил световой меч и отразил бластерные выстрелы, которых еще даже не видел. Продолжая защищаться, он обернулся к противнику. Брат Никсы был тем, кто на него напал. Возмужалый, с собранными волосами, в серых доспехах из грубой толстой кожи риика. Судя по узору, того самого риика, на котором ездила его сестра.

— Что же ты за идиот… — покачав головой, прошептал Мол.

Когда заряды в бластере кончились, брат Никсы выхватил вибронож. Ситх же отключил световой меч, убрал его на пояс и бросился на забрака с голыми руками — так было честно. Он быстро одолел незадачливого посягателя на жизнь министра.

Дарт Мол не горел желанием разбираться в произошедшем. Он просто отдал Намрада — так звали брата Никсы — Службе Безопасности Иридонии. Но для протокола офицер Иридонийских Сил Безопасности Дебб Хасан попросил его ответить на пару вопросов.

— Значит, Мол, Вы знаете эту женщину? — указывая на изображение Никсы на экране в своем кабинете, спрашивал офицер. — Если да, при каких обстоятельствах вы познакомились, в каких отношениях состояли.

— Никса, — задумчиво, действительно с долей ностальгии отвечал ситх. — Я встретил ее здесь перед битвой за Набу. Между нами было то, что и должно быть между мужчиной и женщиной.

— Подробности? — попросил Хасан.

— Я имею право их опустить, — заметил Мол.

— Конечно, Ваше право. Больше вы с ней не встречались? После Набу?

— Нет, — опустив взгляд, произнес министр. — Мне это уже не было интересно.

— А что Вы делали сегодня в Кантине 24? — осведомился офицер.

— Отдыхал. Я каждый вечер там бываю.

— Ну, это подтверждают свидетели. Еще они говорят, что вчера Вы там избили одного чисса. Сломали ему ногу…

— Я планировал сломать ему обе ноги, — оскалившись, честно сказал Дарт Мол. — Ему повезло, что фаллиин меня успокоил.

— Какой фаллиин? — спросил Дебб Хасан.

— Трезза, мой друг, — ответил ситх.

Офицер задумался, подперев рукой голову и склоняясь над столом.

— Знаете, Мол… — нерешительно начал он, — мне, конечно, плевать на чиссов и прочих, но такая слава нашему народу ни к чему. Понимаете?

— Да, вот только забраки — гордый самобытный народ, — резко произнес Дарт Мол. — Им не нужны музыканты из других миров в кантинах. И Служба Безопасности, кстати, тоже. Они не нуждаются в искусственно созданной безопасности.

— Вы заботитесь о том, что нужно Иридонии? — с неким скепсисом поинтересовался офицер.

Ситх бросил на него дерзкий взгляд:

— Иначе я бы не был в Совете Министров Иридонии!

— Ну, мы тоже здесь не просто так сидим. Не спросите, что случилось?

Мол пожал плечами:

— Вы сами все расскажете.

Дебб Хасан сглотнул ком, появившийся в горле. Новость, которую он собирался озвучить, была траурной:

— Никса… умерла год назад, — произнес он. — Убийцу мы до сих пор не нашли. Она была задушена, но орудие убийства установить не удалось — никаких характерных следов нет. Есть только надпись на стене в ее комнате.

Офицер включил голотранслятор и показал запись, сделанную в доме Никсы.

— Вот, оперативная съемка, — Дебб Хасан указал на крючковатые символы, выцарапанные на стене: — Вам известен этот язык?

Мол был шокирован. Ситхский. Конечно, ситхский! Но он никогда не видел, чтобы на великом языке ситхов писали такую похабень.

Тем не менее, на его лице не дрогнул ни один мускул, и он твердо ответил:

— Нет, не известен.

— И нам тоже, — признался офицер. — Необычное дело, не так ли?

— Вы полагаете, это сделал кто-то, чувствительный к Силе? — уточнил свои догадки ситх.

— Это… версия, — задумчиво ответил Дебб.

— В день ее смерти я находился на Талусе, — посчитал нужным сообщить Дарт Мол, — лежал в военном госпитале. Без ног.

— Я Вас не подозреваю, — тут же встревожено пояснил Хасан. — Я просто рассказываю. Нармад утверждает, что слышал Ваш… специфический говор. Возле своего дома, несколько дней подряд. Потом… Никса стала пропадать по вечерам. И он якобы выследил ее и ее мужчину. Он утверждает, что это были Вы.

Для Мола все это звучало, как полнейший бред, если опираться только на здравый смысл. Но его чувства настораживали его. Однако ситх достойно держал себя в руках:

— То есть, я без ног мотался с Талуса на Иридонию? И даже не один раз?

— Конечно. Конечно, нет, — начал отчаянно открещиваться офицер, понимая чистейшую нелепость такой версии. — У него нет доказательств, у меня нет доказательств, ни у кого нет доказательств. Еще раз говорю: я просто рассказываю. Дело ведь необычное. На следующий день Намрад поднял всех: он расспрашивал о Вас, пытался выведать хоть что-то. И пока за выпивкой в Кантине 24 все смеялись над ним, понимая, что он описывает Лорда Ситхов, кто-то убил его сестру.

Дарт Мол почувствовал себя так, словно находился у самого края пропасти абсолютного сумасшествия. Вновь накатывала необъяснимая и непреодолимая тревога, и с ней потеря контроля над реальностью. Ему казалось, что то, о чем рассказал Дебб Хасан, произошло потому, что ситх упустил что-то из виду, посчитал не опасным что-то, что на деле оказалось опасным… И все же он изо всех сил собирал волю в кулак, чтобы не выдать свои безумные мысли.

— Проверьте числа, — предложил Дарт Мол. — Или свяжитесь с Дреллом Камфом — он тоже видел мою историю болезни. Даже Ситх'ари не способен быть одновременно в двух местах.

— Я понимаю весь абсурд ситуации, — напряженно сжав руки в кулаки и кусая губы, признался Хасан. — И оснований для обвинения это не дает. Я сам люблю факты. Факты. Может, Намрад сам убил сестру, а потом сочинил историю. Все же он готовил свою месть долго, упорно — учился драться и обращаться с оружием, соорудил доспехи… Хотя, это все равно абсурдно — надо быть ненормальным, чтобы пойти против Вас.

— Безумие — хорошая теория, — отметил Лорд Ситхов.

— Да, — согласился Дебб. — Но я люблю факты. Его сестра…Вы были близки с ней?

— Один раз.

— Все же примите мои соболезнования, — сказал офицер, положа руку на грудь. — Обещаю Вам, мы найдем убийцу.

«Не найдете», — в своих мыслях ответил ему Мол. Он это чувствовал. Хотя его чутье опять рисовало перед ним абсурдную картину.

Вода и пламя не могут быть едины. Забрак прокручивал в голове эту мысль всю дорогу, пока ехал «домой», в Академию Ситхов.

Дарт Мол стремился обладать Никсой, поглотить ее целиком, как черная дыра поглощает свет, который уже никогда не сможет из нее вырваться. И каким-то образом ему это удалось. Какая-то часть его смогла убить эту женщину, которую нельзя было разделить ни с кем.

«Это потому, что с ней…» — помыслил он и получил ответ:

— У тебя получилось не с ней — у тебя получилось с Иридонией.

Он обернулся и увидел серо-зеленый силуэт на фоне черно-красной стены мастерской. Килинди смотрела на него сочувственно: теперь он должен был все понять.

И Дарт Мол начинал понимать. Темная Сторона не простила ему той измены с Иридонией — планетой, о которой он думал постоянно, в которую влюбился, едва ступил на ее иссушенную почву. Или это произошло еще раньше, в младенчестве. Или любовь к родине была в его крови, как в крови любого забрака, рожденного иридонийской женщиной от семени иридонийского мужчины.

Год назад на Корусанте, за бокалом вина Дарт Сидиус дал Молу довольно ясный намек на это, но ученик не захотел тогда его услышать. Нет, Иридония не была испытанием учителя. Сидиус вовсе никогда не испытывал Мола — по-настоящему это делала только Темная Сторона! И когда он засомневался в Ней, Она покинула его в самые важные моменты, бросив ему вызов: «Ну, покажи, чего ты стоишь! Справься без меня!». А потом пошла еще дальше…

— Килинди! — гневно вскричал Мол, пронзая глазами призрачную наутоланку. — Я же просил! Часть меня! Ты не нашла ее, не уничтожила! Я же предупреждал.

— Я хотела по-хорошему. Но ты ничего не понял. Кого ты просишь уничтожить? Разве часть тела? И кто дал ей жизнь? Разве джедай?

Дарт Мол схватил нож и бросился к расписанной стене. Он больше не мог смотреть на черно-красные узоры. Он неистово скреб ножом стену, счищая краску, в шалом, саморазрушительном исступлении.

Его прозрение высвободило в нем столько силы, которую он не мог направить никуда. Больше всего он сейчас ненавидел красный цвет. Цвет его крови, цвет его клинка, цвет Темной Стороны. Дойдя до пика напряжения, Мол ударил ножом в стену несколько раз, пока не сломал клинок — и лишь тогда наступила катарсическая разрядка. Он обессилено отступил назад и, прислонившись к двери мастерской, осел на пол, уставившись на исполосованную стену.

Темная Сторона не прощает сомнений. От Нее невозможно уйти, и если только ты допустил такую мысль, Она заберет у тебя ноги, чтобы ты понял это.

Дарт Мол рассмеялся. Знал бы юный джедай, что помогло ему победить, что за сила была с ним, когда он испытал гнев и отчаяние, когда применил Сай Ток!

Наконец-то молодой ситх обрел ответы.

Он вышел из мастерской и поднялся на самую высокую точку здания Академии, взойдя вверх по грани черной каменной пирамиды. Дарт Мол окинул взором предзакатный пейзаж Иридонии, медленно, даже вдохновенно, будто прощаясь. И после этого он направился в ангар. «Лазутчик» раскрыл свою красную пасть, приглашая его подняться на борт. Сила звала Мола на Орсис — туда, где все началось, где он впервые был счастлив, и где клинок сомнения впервые разделил надвое его душу.