Время слепых влюблённостей прошло, и дальше нельзя любить свою родину с закрытыми устами и преклонённой головой.
Не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался.
Главный подбирает команду по принципу «глупее меня». При отсутствии нормального механизма смены власти новый руководитель может появиться только из этой команды. Он подбирает окружение по тому же принципу. Так происходит вырождение власти и появляются Брежневы, Черненки, Живковы, Хонеккеры, Чаушески… Чем ничтожнее — тем выше. Эта конструкция переходит из политики в экономику и культуру. Исключения редки, как Сахаров среди советских академиков.
Двадцать лет брежневщины — это время реставрации сталинизма в возможных после оттепели условиях, сталинизм без массовых репрессий. Но инакомыслящих сажали, по улицам Праги ползли танки, а «ограниченный контингент» шёл по долинам и по взгорьям Афганистана. Экономика была экономной для одних и щедрой для других.
Ползучая сталинизация сопровождалась тихим возрождением образа благолепного вождя. То, что было неловко делать политикам, передоверялось художникам. (Смотри фильм Бондарева, Курганова и Озерова «Освобождение», получивший Ленинскую премию.)
Сталин выслал чеченцев в Казахстан. В 60-е годы они получили возможность вернуться на родину. Но не все из них поехали. Старики ненавидели Сталина, но в новом поколении к нему относились лояльнее. Так, в будке одного сапожника висел его портрет. Это и гордость земляком-кавказцем, и некоторая фронда по отношению к нынешним руководителям.
В конце 60-х годов при появлении Сталина на экране в зале раздавались аплодисменты, хотя не так уж много в кинотеатре, отражающем социальную структуру средних слоёв общества, прямых сталинистов. В этом проявлялась романтичность молодёжи, понаслышке знающей о репрессиях и приверженной сильным личностям, и оппозиционность пожилых «нынешним».
Прошло двадцать три года со дня смерти Сталина. В Дагестане нет грузовика, такси, сапожной будки без портрета Сталина. Особенно любим групповой портрет: Сталин, его старая мать, Василий в форме генерала. Образовался доходный бизнес: торговля снимками.
В докладе, посвящённом 60-й годовщине Советской Армии, министр обороны СССР Устинов упомянул Сталина. Пять тысяч офицеров и ветеранов, сидевших в зале, устроили овацию.
В брежневское время армией руководил Гречко. Где-то за городом для него держали тройку и сани с пологом из рысьих шкур. В армии говорили: пережили кукурузу, переживём и Гречку.
Нескольких генералов уволили без пенсии за торговлю армейскими дублёнками, которые самолётами отправляли в Польшу.
Со второй половины 60-х годов центральным событием Отечественной войны становится битва на Малой земле, а фигурой, определившей победу, — политработник полковник Леонид Брежнев. Брежнев вполне по-сталински переписывал историю. Но если Сталин при этом теоретизировал: «Историю нельзя ни улучшать, ни ухудшать», то Брежнев делал это простодушно.
Вопрос анкеты: «Что вы делали во время войны: отсиживались в окопах Сталинграда или сражались на Малой земле?»
Мы живём в восточной деспотии. Время остановилось, и не пытайся уловить его движение.
В 1956 году, после XX съезда, появилась надежда, но после Будапешта и Новочеркасска она дала трещину. В 1968 году, после подавления Пражской весны, надежда исчезла. В 1979 году, после вторжения в Афганистан, ушла даже надежда на надежду.
Чином от ума избавлен.
Сахаров говорил: «Страной должны править не партийные, а умные люди».
Было притчей во языцех самодурство купцов. Теперь главный Самодур — чиновник. К нему перешла вся власть. Взамен одного диктатора в каждом отдельно взятом советском учреждении возник свой. Делает что левая нога хочет. При Хозяине боялся. Теперь некого бояться. Мышление чиновника знает только вертикаль. К высшим — предупредительность, к равным — зависть, к низшим — презрение. У него нет другого отношения к человеку кроме иерархического: он или заискивает, или похлопывает по плечу.
Когда рабочий Пупкин узнал, сколько стоит памятник, вставленный при жизни очередной гертруде, он сказал: «За такие деньги мог бы и сам постоять».
«Меня нет и не будет».
Разговор в высшем свете.
— Вы почему арбуз не едите?
— Ухи пачкает.
За тем стоит он у кормила,
Чтобы оно его кормило.
Рассказывал один из старейших кинематографистов Яков Райх.
После войны Райх был директором картины, снимать которую пришлось в Запорожье. Жильё и питание ему удалось организовать сравнительно легко, но вот транспорт можно было получить только с разрешения первого секретаря обкома. Им в те поры был Леонид Брежнев. Он принял членов съёмочной бригады радушно. Угостил и к слову рассказал историю: «Во время Парада Победы я стоял по правую руку от трибуны Мавзолея. Было прохладно, и я грелся коньяком, и так нагрелся, что меня швырнули в „эмку“ и доставили в гостиницу „Москва“. Решив вопрос с машиной, секретарь обкома сказал: „Каждый должен иметь возможность получить пользу от своего труда“ и вызвал директора филармонии. Указывая на заезжих киношников, Брежнев распорядился: „Два кассовых концерта на сумму пятьдесят тысяч“. Директор промямлил: „Но у меня Бейбутов…“
Бейбутова отодвинули, и московские кинематографисты уехали из Запорожья с пятьюдесятью тысячами.
В Большом театре завершалось торжественное заседание, посвящённое 33-й годовщине Октября. Все встали и запели „Интернационал“. Сталин взял под козырёк, хотя его на голове у него не было. Поскрёбышев прошептал: „Постарел наш вождь!“ После торжественной части состоялся концерт. Последним его номером было выступление молдавского танцевального коллектива, лихие пляски которого вызвали овацию. Когда концерт закончился, Сталин в сопровождении Поскрёбышева вышел из правительственной ложи. Навстречу шёл человек с широкими, густыми бровями. Сталин сказал:
— Молодци твои молдовьяни!
Человек смущённо улыбнулся, а Поскрёбышев сказал:
— Товарищ Сталин, это Брежнев — секретарь Днепропетровского обкома.
— Постарел ты, Поскрёбышев, стал отставать от жизни.
В тот же вечер Сталин распорядился избрать товарища Брежнева первым секретарём ЦК Молдавии.
Воевавший в одной армии с Брежневым Александр Аникст сказал: „Мы сочли бы сумасшедшим того, кто сказал бы, что этот полковник будет сидеть на месте Сталина“.
Брежнев стал Генсеком.
— Как вас теперь называть?
— Можете просто: Ильич.
Нет покоя у вождей
Долгими ночами:
Очень трудно всех людей
Сделать сволочами!
Анекдоты садятся и придумывают, вернее, сначала придумывают, а потом садятся.
Уценённый анекдот — тот, за который при Сталине давали десять лет, а при Брежневе — только три.
Одесситы обратились в ЦК с просьбой вернуть Хрущёва: „Лучше жить без хлеба, чем без анекдотов“. Решение ЦК превзошло ожидания: назначили Брежнева.
— Леонид Ильич, говорят, вы коллекционируете о себе анекдоты? Много собрали?
— Три лагеря.
Еврея вызвали в КГБ:
— Вы рассказываете анекдоты о Генеральном секретаре… При Сталине вас бы расстреляли. Идите и не болтайте.
Еврей вышел на улицу и сказал:
— У них уже и патроны кончились.
Ленин с соратниками обсуждают план вооружённого восстания. Подбегает маленький мальчик и говорит:
— Вооружённое восстание нужно провести 25 октября 1917 года!
Ленин спрашивает:
— Ты кто такой?
— Ленька!
Бровеносец в потёмках.
Бог спрашивает у Брежнева, когда в России перестанут притеснять церковь.
— Это будет не при моей жизни. Я, в свою очередь, хочу спросить вас: когда у нас наступит коммунизм?
— Это будет не при моей жизни.
Жискар д'Эстен показывает Брежневу изящную табакерку» с надписью: «Дорогому Жискару от любящей жены». Брежнев тоже хочет похвастаться и вытаскивает массивный золотой портсигар с надписью: «Великому князю Сергею Александровичу от графа Уварова».
Брежнев, Никсон и Жискар д'Эстен поспорили, кто сумеет заставить кошку съесть горчицу. Никсон попытался сунуть кошке ложку. Кошка вырвалась. Брежнев сказал: «Это насилие над личностью». Жискар д'Эстен намазал горчицей колбасу — кошка понюхала и отвернулась. Брежнев прокомментировал: «Это обман» — и намазал ей под хвостом. Издав дикое «мяу», кошка быстро слизала горчицу Брежнев сказал: «Ну вот! Добровольно и с песнями!»
Вчера Леонид Ильич Брежнев принял французского посла за английского и три часа беседовал с ним.
Из Индии Брежнев вернулся с красной точкой на лбу и объяснил: «Индира Ганди заявила, что я великий деятель, но тут, — он показал на свой лоб, — у меня чего-то не хватает».
Дипломатический приём. Брежнев читает:
— Уважаемая госпожа Тэтчер!
— Леонид Ильич, это Индира Ганди!
— Я и сам вижу, но тут написано «Тэтчер».
Принимая Никсона, Брежнев устроил ему телефонный разговор с адом. За разговор уплатили рубль. Приехав домой, Никсон попросил соединить его с адом ещё раз. Поговорил. Требуют сто тысяч долларов. Никсон возмутился:
— А почему Брежнев платил только рубль?!
— У Брежнева был местный разговор.
Парикмахер Брежнева во время стрижки всегда расспрашивал его о Польше. Брежнев поинтересовался:
— Вы что, поляк?
— Нет, просто когда вы говорите про Польшу, мне удобнее вас стричь — у вас волосы становятся дыбом.
Пасха. В кремлёвском коридоре чиновник встречается с Брежневым:
— Христос воскрес, Леонид Ильич!
— Знаю, мне уже докладывали.
Информационная программа «Время» эпохи Брежнева: «Всё о нём, всё о нём и немного о погоде».
— Это что? — спрашивают на советской таможне.
— Не что, а кто. Это Брежнев.
— Это кто? — спрашивают на израильской таможне.
— Не кто, а что. Это золотая рамочка.
Приехал провинциал из Москвы и рассказывает: «Говорят, в нашей стране всё для человека — и я видел этого человека!»
Брови Брежнева — это усы Сталина, поднятые на новую высоту.
Сталин был идолом народа, Брежнев — богом чиновников.
Из энциклопедии XXI века: «Брежнев — незначительный политический деятель эпохи Сахарова и Солженицына».
В Москве землетрясение — Брежнев уронил свой пиджак.
Разница между Лениным и Брежневым: Ленин из воров делал коммунистов, а Брежнев из коммунистов — воров.
— Что случится с медведем, если он съест Брежнева?
— Будет неделю испражняться орденами.
Брежнев спрашивает внука:
— Кем ты хочешь стать?
— Генеральным секретарём.
— А зачем нам два генеральных секретаря?
Брежнев спросил:
— Кому это памятник?
— Чехову.
— Это который «Муму» написал?
— Нет, Леонид Ильич, «Муму» написал Тургенев.
Армянское радио объявило премию за самое глупое лицо. Присудили премию Брежневу. Он отказался.
— Но вы же выиграли.
— Но я же не играл.
Брежневу представили Карлссона, который живёт на крыше. Брежнев поинтересовался: «А где Энгельсон?»
Брежнев выступает по радио: «Распространяют ложные слухи, что говорю не я сам, а пластинка… пластинка… пластинка…»
Брежнев выступает по радио: «Империалистические круги распространяют недобросовестные слухи, что в машине вместо меня возят чучело. Официально заявляю, что на самом деле вместо чучела возят меня».
Встречает Брежнев бабушку русской революции.
— Здравствуйте, Леонид Ильич. Вы меня, наверное, не помните. Я — Крупская Надежда Константиновна.
— Как же, как же!
— А мужа моего Владимира Ильича помните?
— Как же! Владимир Ильич Крупский! Хорошей души был человек!
Навстречу Брежневу идут три бравых солдата. Брежнев говорит:
— Здравствуйте, молодцы! Как вас зовут?
— Иванов, Петров, Сидоров.
— Братья?
— Никак нет: однофамильцы!
Во время пресс-конференции для иностранных корреспондентов Брежневу должны были задать вопросы, на которые у него были написаны ответы. Первый вопрос должен был звучать так: «Господин Брежнев, можете ли вы ответить на вопросы?» Но корреспондент задал сразу второй вопрос: «Как вы себя чувствуете, господин Брежнев?» Заглянув в бумажку, Брежнев ответил: «Могу».
Это анекдот. А вот бывший вице-президент Янаев при выборах на этот пост на вопрос: «А как ваше здоровье?» — ответил: «Жена не жалуется».
Брежнев в Третьяковской галерее. Директор объясняет:
— Это Врубель.
— Можно дать и больше.
— А это Ге.
— А мне нравится.
Брежнев читает по бумажке:
— О, о, о… о… о… Подбегает референт:
— Леонид Ильич, это эмблема Олимпийских игр!
Брежнев выговаривает своему референту:
— Почему вы написали мне такой длинный доклад?
— Леонид Ильич, вы зачитали все четыре экземпляра.
Выступая в Азербайджане, Брежнев стал говорить о проблемах, не имеющих никакого отношения к собравшейся аудитории. Помощник делал ему знаки, но тот не замечал. Тогда помощник подскочил к трибуне и заменил текст. Брежнев сказал: «Я не виноват, товарищи!» — и начал новый доклад.
Космонавтов спрашивают:
— Есть ли жизнь на Луне?
— Есть. Только Брежневу не говорите, а то станет оказывать братскую помощь.
Политбюро обсуждает космическую программу. Выступает Брежнев:
— Мы должны догнать и перегнать американцев. Они высадились на Луне. Предлагаю послать наших на Солнце.
— Но они могут сгореть!
— Партия всё предусмотрела: полетят ночью.
— В чём разница между Богом и Брежневым?
— Бог безгранично милосерден, а Брежнев — немилосердно ограничен.
Введение
О табуретке заметки редки.
У нашей соседки
Есть две табуретки.
Глава I. Табуретка в свете идеала
Без места однажды я ехал в метро.
Вдруг — эврика! — даже руками
всплеснул.
Стул в идеале — это трон,
Табуретка в идеале — это стул.
Глава II. Социальный аспект проблемы
Сидящий на троне
Не ездит в метро,
А в личном вагоне
И в личном авто.
Заключение
Выводы наши крайне новы:
Трон — это место для антиголовы.
В итоге даётся формулировка закона:
Табуретка надёжней и выше трона.
Во время торжественной встречи космонавтов на Брежнева было совершено покушение. У въезда в Кремль с Каменного моста от толпы отделился молодой военный — потом выяснилась его фамилия — Ильин и сделал несколько выстрелов в пассажиров «Чайки». Шофёр был убит, космонавты ранены. Брежнева в этой машине не оказалось. Его везли через другие кремлёвские ворота. Техника импровизации маршрута была отработана ещё при Сталине. Телевидение транслировало встречу космонавтов на всю страну. Объектив камеры был направлен на приближающийся автомобиль. И вдруг в кадре замелькали стены домов, крыши, небо — это оператор молниеносно вскинул камеру За то, что телезрители не увидели инцидента, оператор был награждён. (Ленинградского рабочего, стрелявшего во время ноябрьской демонстрации 1990 года, увидел весь мир — критерии профессионализма журналистов изменились).
Ильина сбил подоспевший мотоциклист эскорта. Его арестовали. Говорили, что во время допросов он выказал большую эрудицию и блестящее знание трудов Маркса, Энгельса и Ленина. Его поместили в психиатрическую больницу, откуда он вышел только на пятом году перестройки.
Материалы об этом покушении были обнародованы незадолго до выстрелов 7 ноября 1990 года.
На Брежнева совершено покушение. Террориста схватили и стали разыскивать его брата, который сказал: «Мы пойдём другим путём».
— Почему стреляют?
— Салют. К нам в Прагу Брежнев приехал.
— Что, сразу попасть не могут?
Мать Брежнева приехала к сыну в гости, посмотрела и расплакалась: «А вдруг снова придут красные?»
Пришёл человек в ЦК и просит:
— Покажите мне «это».
— Что «это»?
— То, о котором поют: «И как один умрём в борьбе за это».
Бродячий сюжет времён крепостного права. Барин-самодур велит лакею заменить кашу. Приносит — не такая. Приносит ещё — опять не такая. «Ступай снова». Лакей: «Тьфу!» — постоял за дверью и вернулся. «Вот теперь такая!»
Один член-корреспондент Академии наук, бывший работник аппарата ЦК, рассказывал, как он писал текст доклада Брежнева. Передаёт ответственному лицу. Ответственное лицо возвращает без замечаний. И так шесть раз. Он плюнул и принёс первоначальный вариант — приняли.
Подгорный вешает Брежневу орден и шутит:
— Я тебя уколю.
— А я не боюсь. — Потом поворачивается к соратникам: — Ну как?
Все выражают восторг.
— Леонид Ильич, идём к коммунизму, а есть нечего!
— А в дороге кормить никто не обещал.
Выпустили марки с изображением Брежнева, но они не приклеивались к конвертам: одни так усердно лизали, что слизывали весь клей, а другие плевали, но не на ту сторону.
Брежнев — бормотуха «пять звёздочек».
Брежнев звонит по телефону: «Алло, с вами говорит дорогой Леонид Ильич».
Речи Брежнева печатали полным текстом многие иностранные газеты — за космические суммы нами покупались целые полосы, предназначенные для рекламы.
Во время доклада Брежнева поймали шпиона: он слушал.
Петька и Чапаев делегаты съезда. Слушают доклад и смеются. К ним подходит человек в штатском:
— Как вы себя ведёте во время доклада Леонида Ильича!
— Ой, а мы думали, это Райкин!
Брежневу представили список кандидатов в раввины московской синагоги. Он возмутился: «Одни евреи!»
— Папа, расскажи мне историю евреев.
— Сначала были фараоны и евреи. Фараоны стремились уничтожить евреев: фараоны исчезли, евреи остались. Потом были древние римляне. Они тоже хотели уничтожить евреев: Древний Рим исчез — евреи остались. Потом евреев преследовала инквизиция: инквизиция исчезла — евреи остались. Потом фашисты истребляли евреев. Фашисты исчезли — евреи остались. Теперь Брежнев притесняет евреев.
— Что это значит, папа?
— Что мы вышли в полуфинал.
Кремль — фешенебельный дом для престарелых.
Выступает Брежнев: «Предлагаю вывести товарища Пельше из Политбюро, потому что он сам себя не узнаёт, я ему говорю: „Здравствуйте, товарищ Пельше!“ А он отвечает: „Здравствуйте, Леонид Ильич, только я не Пельше“. А товарищ Громыко впал в детство: взял с моего стола резинового ослика. У всех членов Политбюро старческий склероз. Вчера на похоронах товарища Гречко — кстати, почему его нет? — когда заиграла музыка, никто кроме меня не сообразил, что нужно пригласить даму».
Брежнев говорит Суслову: «Андропов явно стукач».
Брежнев спрашивает у Суслова:
— Ты «Малую землю» читал?
— Да, читал, два раза. Очень понравилось.
— Надо и мне почитать.
Один хозяйственник попросил у Микояна триста тысяч для развёртывания работ. Микоян обиделся: «Если бы он попросил три миллиона — я бы дал. А триста тысяч — это не мой уровень!»
Косыгин задаёт Брежневу загадку:
— Кто такой: сын моей матери, но не я? Брежнев долго думает. Наконец признаётся:
— Не знаю.
— Мой брат.
Брежнев идёт к Подгорному и говорит:
— Отгадай загадку: кто такой сын моей матери, но не я?
— Не знаю.
— Дурак! Это брат Косыгина.
Косыгин принимает английского парламентария и спрашивает:
— Сколько получает английский премьер?
— Десять тысяч фунтов.
— Какая растрата народных денег! Вот наш руководитель — товарищ Брежнев — получает всего триста рублей.
— Да он и у нас не больше бы получал.
Здание ТАСС у Никитских ворот, решённое как башня должно было служить архитектурной доминантой бульварного кольца и рифмоваться с высотным зданием на площади Восстания и с силуэтом Кремля. Но вождь Москвы Гришин на стадии проекта урезал здание, и оно превратилось в уродливый обрубок.
Секретарь Ленинградского обкома Романов пришёл на заседание Политбюро в коричневой туфле на правой и в серой на левой ноге. Брежнев сказал, что неудобно в таком виде являться, и отправил переобуться. Романов вернулся в тех же туфлях и сказал: «Дома тоже одна коричневая и одна серая».
Романов гулял свадьбу своей дочери. Стол был сервирован царской посудой, взятой из Эрмитажа. Немало её расколотили развеселившиеся гости на счастье молодых. Старые ленинградские большевики написали в ЦК, что пора свергать ещё одного Романова.
Романов провёл дорогу на Охту по военному кладбищу 1812 года.
Романов пожаловал на концерт Пугачёвой. Исполняя «Всё могут короли», Алла Борисовна обращалась к «царской ложе». Романов покинул зал со словами: «Больше в Ленинград не пускать!»
На IV въезде Союза писателей Азербайджана присутствовал Алиев. Когда докладчик по поэзии Шамиль Салманов сказал: «Сложный и противоречивый путь прошёл лирический герой Расула Рзы…» Алиев вмешался: «В каком обществе жил этот герой, что его жизнь была противоречивой и сложной?!» И спросил у зала: «Кто говорит правильно я или он?» Раздались аплодисменты.
Рассказывали, что перед приездом в Баку Генерального секретаря Алиев позвонил директору ювелирного завода и потребовал лучший бриллиант. Директор спросил: «А как я его оформлю?» — «Как хочешь, это твоё партийное задание», — ответил Алиев. Бриллиант директор дал, но, не представляя, как за него отчитаться, покончил с собой.
Брежневу преподнесли перстень с великолепным бриллиантом. Он надел его на указательный палец левой руки и, сидя в президиуме торжественного заседания, любовно разглядывал. А Алиев через некоторое время стал членом Политбюро.
Подгорного сняли за то, что он не сразу догадался уступить Генсеку Брежневу место Председателя Президиума Верховного Совета. По другим сведениям — за то, что вместо «дублёнка» он произносил «дуб Лёнька». А ещё есть версия, что Подгорный сделал Брежневу некорректный комплимент: «Вы в свои семьдесят лет выглядите лучше, чем советская власть в свои шестьдесят».
Звонок. Брежнев подходит к двери. Долго роется в карманах. Наконец находит бумажку, читает:
— Кто там?
Человек за дверью тоже роется в карманах, достаёт записку:
— Это я, Подгорный.
Четыре периода развития России: допетровский, петровский, послепетровский и днепропетровский.
Карьера будущего лидера Молдавии Бодюла началась женитьбой на секретарше Брежнева.
В 1952 году бывший комсомольский работник Николай Месяцев по поручению Сталина собрал досье на Берия. Но Сталин умер, и досье не пригодилось. Сразу после переворота 1964 года Месяцев стал руководителем Гостелерадио. Когда в начале 70-х годов геронтологическая группа руководителей, возглавляемая Брежневым и Сусловым, почувствовала у себя на затылке горячее дыхание «комсомолистов», их раскидали кого куда, Месяцев попал послом в Австралию. Здесь он имел неосторожность развлечься с заезжей хористкой и был лишён партбилета и всех своих регалий.
Мы живём не для того, чтобы есть, а едим для того, чтобы жить.
Слесарь решил купить машину. Оставался после звонка, перекуров не делал, обедал пятнадцать минут, ввёл рационализацию. В первый же месяц дал три с половиной плана. Пришёл за деньгами и получил сверх обычного тридцатку. Кинулся к бухгалтеру. Тот сказал: «Дорогой, фонд зарплаты рассчитан на сто двадцать зарплат плюс премиальные. Из них-то я тебе и дал тридцать рублей. А если начислить тебе три зарплаты, то двоих надо уволить. Если все начнут вкалывать, у нас безработица будет».
— Почему ты начал курить?
— Поступил на работу. Вижу: или кури, или работай. Если работать, коллеги возмутятся, воспримут как выпад против коллектива, как подхалимство перед начальством, короче — не поймут. Решил курить.
Ложась на операцию, милиционер даёт врачу взятку. Когда врачу понадобится прописать родственника, он вернёт её милиционеру. Никого не обогащая, взятка циркулирует в обществе как знак доверия или переходящее Красное знамя.
Спросить бы у наших идеологов, как это без руководящей роли партии разгромленные Германия и Япония поднялись до экономического процветания, а мы под её чутким и мудрым руководством дошли до того, что есть нечего? Ложен тезис Маркса о переделке мира. Насилие над природой, обществом и мышлением губительно. Куда важнее этого тезиса Маркса заповедь Гиппократа: не навреди.
Что такое итальянская забастовка, хорошо известно. Что такое русская забастовка, не знает никто, хотя все знают её результат — нищета и развал страны. При тоталитарной системе забастовки сурово караются. Пример — Новочеркасск времён Хрущёва. Низкая зарплата, жалкий быт, коммуналки, бараки, очереди, бюрократическое хамство при решении любого вопроса в сочетании с запретом на социальный протест вызвали к жизни невиданную в мире русскую форму забастовки: перекур длится дольше, чем работа, с предприятия выносят всё, что можно поднять и дотащить, пьянство заменяет радость труда и заработка. Забастовку никто не объявлял, но она длится многие годы.
Приехал на наш завод специалист из США. Видит, у одних целый день перекур, другие во время работы бегают по магазинам, и обратился к коллективу: «Уважаемые господа, прошу меня извинить, но я не являюсь членом вашего профсоюза и не смогу принять участия в вашей итальянской забастовке».
— Почему не хватает туалетной бумаги?
— У нас учёт и планирование ведутся по головам, а задниц оказалось больше.
Конгресс ларингологов. Врачи из разных стран предлагают свои оригинальные способы лечения гланд. Русский говорит: «А у нас гланды вырезают через задний проход». Конгресс оживился: «Расскажите, как это происходит?» — «А у нас всё через задний проход делается».
— Здесь живёт Рабинович?
— Нет.
— А вы кто?
— Рабинович.
— Так что же вы говорите, что вы здесь не живёте?
— А разве это жизнь?
— Можно ли прожить на зарплату?
— Не знаем, не пробовали.
В технике, технологии, в военной и космической промышленности под видом достижений мы часто засекречивали наше отставание, чтобы скрыть от потенциальных противников меру нашей некомпетентности.
Инженер сделал изобретение, а несколько времени спустя его отстранили от этого изобретения по причине отсутствия допуска к секретной работе.
Если бы все те усилия, которые потрачены у нас на борьбу с нетрудовыми доходами, были направлены на создание нормального хозяйственного механизма, мы были бы процветающим государством. Считал ли кто-нибудь, сколько за годы советской власти посажено продавцов? В обыденном сознании уже, кажется, продавец — значит вор.
Потому что все знают: нельзя прожить на сто рублей в месяц. Но вместо того чтобы дать людям возможность получать по труду…
В середине 70-х годов в Грузии началась борьба с нарушителями социалистической законности.
Директор одного небольшого предприятия собирает рабочих и спрашивает:
— Хорошо ли вы живёте?
— Спасибо, не жалуемся, Арчил Диомидович…
— Вы свою зарплату аккуратно получали?
— Да, аккуратно.
— Сверх этой зарплаты получали ещё две-три зарплаты в месяц?
— Получали.
— Так вот, теперь настали трудные времена. Мне нужно, чтобы полгода-год вы поработали без зарплаты, а может быть, даже понадобится вносить одну зарплату в месяц в кассу.
— Согласны, Арчил Диомидович.
— Может, кто-нибудь не в состоянии? Тогда я буду платить ему зарплату всё время.
— Нет, все могут.
— Спасибо. Обещаю, что снова наступят хорошие времена.
Как говорится,
Ну а новый лишь ставки повысит,
Потому что повысится риск.
— Как тебе работается на заводе?
— Трудно, но выносимо.
Рабочий завода, выпускающего детские коляски, целый год таскал домой детали. Стал собирать. Как ни прилаживает — всё равно пулемёт получается!
Наша страна самая богатая в мире: семьдесят лет разворовываем и никак не разворуем.
Секретарша спрашивает:
— Товарищ директор, у вас в расписании на сегодня записан «сексуальный час». Неужели теперь это будет длиться целый час?
— Нет, вы не так поняли. Это меня в райком вызывают.
В расфасованной картошке покупатели обнаружили визитные карточки одного профессора, которого посылали на овощебазу. Профессора вызвал директор его института. Выслушав директора, профессор разъяснил: я привык отвечать за свою работу и потому всегда фиксирую своё авторство. Этот фольклорный сюжет использован в фильме «Гараж».
Пойдём, Манька, погуляем,
На дворе така жара.
Пусть картошку убирают
Из Москвы инженера.
Колхозу выдали фанеру.
— Может, в коровнике крышу залатаем?
— Лучше построим аэроплан и улетим отсюда к такой-то матери!
Причёска для лысых имени колхозного урожая.
Мой приятель приехал на курорт в город Саки, остановился у знакомого инструктора райкома. Утром хозяева ушли на работу. Звонок в дверь. Привезли из колхоза ящик битых гусей. Через полчаса снова звонок. Из другого колхоза — мешок яблок и живого гуся.
Секретарь райкома прикрепил ко всем колхозам аппаратных работников. Это феодально-ленная зависимость колхозов от партбюрократов. Гуси не только Рим спасли, но и спасают председателя колхоза от разноса и инструктора райкома от Продовольственной программы.
Однажды писатель Борис Ямпольский оказался на профсоюзном собрании ткацкой фабрики. К концу собрания появилась вахтёрша и что-то шепнула сидящей с краю женщине. Та — соседке, соседка — дальше. Когда собрание закончилось и зал опустел, под каждым стулом лежали нитки. На проходной ожидалась проверка.
Приехал Елисеев из Парижа в Москву. Зашёл в бывший Елисеевский гастроном и удивился: «Здесь всегда стояла бочка с чёрной икрой. Кому она помешала?»
Колбаса — пережиток капитализма.
Встретили Капитализм и Коммунизм старичка с авоськой — Социализм.
— Становитесь, милые, в очередь, там колбасу дают!
— А что такое очередь? — спросил Капитализм.
— А что такое колбаса? — спросил Коммунизм.
— Что такое: длинное, внутри мясо, пахнет чесноком?
— Колбаса?
— Поезд «Москва — Тула».
Пропагандистские крики о наших успехах не сняли проблемы продовольствия: сколько ни говори «халва» — во рту слаще не станет. Когда стало ясно, что сельскохозяйственная политика партии провалилась, была разработана Продовольственная программа. Она широко рекламировалась и давала легковерным надежду на сытую жизнь. «Мы должны гордиться. Наша страна единственная в мире имеет Продовольственную программу!» — заявлял студентам преподаватель политэкономии одного из вузов.
— Что будет, когда мы выполним Продовольственную программу?
— Перепись оставшегося в живых населения.
Мяса не хватает, а ещё и пост отменили. Ни в одном заведении общепита не найдёшь вегетарианского обеда — невыгоден.
Сталин решал проблему нехватки продовольствия кардинальным способом: чем больше вымрет народу, тем больше достанется оставшимся в живых. Брежнев выполнял Продовольственную программу по Щедрину, который писал о подобных реформаторах: «Они сидели и думали, как своё убыточное хозяйство превратить в прибыльное, ничего в оном не меняя».
Президент Америки спрашивает у Брежнева:
— Как вам удаётся организовать снабжение такой огромной страны?
— Всё везём в Москву, а оттуда сами развозят.
Вождь собрал своих подданных и заявил: «У меня для вас есть два сообщения — плохое и хорошее. Сначала плохое: в стране нечего есть, кроме дерьма. Теперь хорошее: зато дерьма много».
Радио сообщает о наших успехах. Чтобы накормить семью, достаточно включить холодильник в радиосеть.
Собрание колхоза обсуждает экономическую программу. Выступает председатель: «У нас недовыполнение плана по мясу. Мы получили указание разводить кроликов. За каждого дадут тридцать копеек. Второй вопрос повестки дня — рекомендация бухгалтеру Рабиновичу для отъезда в Израиль. Рабиновичу следует дать рекомендацию, потому что колхоз получит за него три тысячи рублей». Дед предлагает: «Давайте вместо кроликов разводить евреев».
Чего у нас только нет! Мяса, сыра, сахара…
— Мяса у вас нет?
— У нас нет рыбы. Мяса нет в магазине напротив.
— Мне бы сервелата, или краковской, или докторской.
— Память у тебя, бабушка, великолепная!
— Что было раньше: курица или яйцо?
— Раньше было и то, и другое.
Объявление в магазине будущего: «Сегодня в мясе потребностей нет».
— Может ли корова дойти от Севастополя до Москвы?
— Нет, её съедят в Туле.
«Хлеборобы Канады и штата Айова! Накормим советский народ отличным хлебом!»
Где мы будем покупать хлеб, если в США построят коммунизм?
Говорит рязанское радио: «Товарищ Серёгин спрашивает, что такое сольфеджио? Отвечаем: товарищ Серёгин, в стране жрать нечего, а вы вы…тесь».
— Почему у нас постоянно засуха?
— Потому что двести пятьдесят миллионов воды в рот набрали.
В городе Жданове (ныне, слава богу, Мариуполе) уменьшили расценки оплаты труда, и рабочие устроили забастовку. Только один продолжал работать. Он извинялся: «Ребята, войдите в моё положение, я только что вернулся со съезда, я был делегатом…» Требования рабочих были удовлетворены. А делегату простили штрейкбрехерство — вошли в положение.
— Почему вы так бедно живёте? У вас много иждивенцев?
— Да, у меня на иждивении жена, дочь, Эфиопия, остров Свободы и ограниченный контингент в Афганистане.
У американцев страна богатая, а государство бедное. У нас наоборот.
— Дорогие ленинградцы, скоро настанет изобилие.
— Пережили блокаду, даст бог, переживём и изобилие.
— Мерзавцы!
— Кто?
— Романовы. Не могли за триста лет заготовить продуктов на какие-нибудь семьдесят!
— Завтра, в день вашего рождения, Владимир Ильич, мы проводим коммунистический субботник.
— Как, Леонид Ильич, в стране до сих пор разруха?
Брежнев едет по Москве с американским гостем. Видят толпу.
— Что там? — спрашивает гость.
— Обувь выбросили.
— У нас такую обувь тоже выбрасывают.
Войны не будет, но будет такая борьба за мир, от которой может погибнуть весь мир.
У Черчилля спросили, как он относится к тому, что Хрущёв стучал башмаком по трибуне ООН. Черчилль ответил: «Спокойно. И в английском парламенте страсти накалялись порой до такой степени, что даже я получал по физиономии, а в Латинской Америке, случалось, депутаты затевали перестрелку. Но когда Хрущёв пришёл на заседание ООН в тёмно-синем костюме и жёлтых туфлях — это было ужасно».
С неба звёздочка упала
Прямо милому в штаны.
Хоть бы всё там разорвало,
Лишь бы не было войны.
Глава первая «Классики марксизма-ленинизма о слонах». Глава вторая «Россия — родина африканского слона». Глава третья «Роль слонов в борьбе за мир».
Хрущёв. Не пугайте нас войной — мы не боимся войны.
Генерал Эйзенхауэр. А я очень боюсь.
Агрессия — нападение одного государства на другое без разрешения СССР.
Американские агрессоры во всех регионах мира вмешиваются во внутренние дела Советского Союза.
Немец, француз и русский попали к туземцам. Вождь распорядился всех съесть, но разрешил выполнить последнюю просьбу. Немец попросил пива. Француз захотел женщину. А русский говорит: «Я хочу, чтобы мне дали по морде». Дали ему по морде. Он вытащил автомат и одной очередью уложил всех туземцев. У него спросили: «Что же ты раньше не стрелял?» — «А мы мирные люди. Нас не тронешь — мы не тронем».
Советские войска вошли в Чехословакию: дружба не знает границ.
Чехи говорят русским: «Мы с вами не друзья, а братья: друзей выбирают».
Танк — карета неотложной братской помощи.
Чехи не вмешиваются в свои внутренние дела.
Русский и американец обсуждают проблемы транспорта. Я, говорит американец, по городу езжу на метро, поскольку на автомобиле неудобно — проблема паркинга замучает. За город езжу на машине, а за рубеж летаю на самолёте. А я, говорит русский, по городу езжу тоже на метро, на дачу — на электричке, а за рубеж — на танке.
— Эксплуатирует или содержит СССР восточноевропейские страны?
— Эксплуатирует, но как-то глупо, поэтому приходится содержать.
— Почему в Венгрии к русским относятся лучше, чем к американцам?
— Потому что русские помогли венграм освободиться от немцев, а американцы не помогли освободиться от русских.
Студент отвечает на экзамене: «Есть любовь французская, армянская, лесбийская, а ещё есть любовь Чехословакии к Советскому союзу».
— Почему наши войска послали в Афганистан?
— Начали по алфавиту.
— С кем граничит наша страна?
— С кем хочет.
Почти полвека прошло после окончания второй мировой войны. За это время было свыше ста войн, в которых погибли не менее двадцати миллионов человек.
Жить при развитом социализме трудно, а умирать и подавно.
Умер директор Института мировой литературы Академии наук Борис Сучков, и оказалось, что похоронить его так же трудно, как простого человека. Институт обратился за помощью в ЦК КПСС. Там отказали в захоронении на Новодевичьем, так как некролог подписан не самыми высокими именами и опубликован не на самом почётном месте в газете. В Моссовете отказали в Ваганьковском, поскольку Академия наук имеет всесоюзное подчинение. Проблема похорон не разрешалась, несмотря на усилия целого академического института. Прошло около недели, а покойнику ждать, как известно, ещё труднее, чем живому. Когда отчаяние учёного коллектива достигло критической точки, один неуч нашёл гениальное решение — обратился к могильщику, и тот, определив экономический эквивалент сложности проблемы, организовал похороны на немецком кладбище.
Объявление: «Перевожу с немецкого, армянского, еврейского на Ваганьковское».
Уезжая из Парижа на родину, армянин договорился с родственниками, что если ему там будет плохо он даст знак: напишет письмо зелёными чернилами. Родственники долго ждали. Наконец получили письмо из Еревана: «Здесь всё замечательно. Недостатки мелкие: невозможно, например, достать зелёных чернил».
При приёме в партию кандидатам задавали вопрос: какова разница между коммунизмом и капитализмом? Тех, кто не знал, приняли. Тем, кто пытался отвечать, посоветовали походить ещё в кандидатах. Тех, кто ответил чётко и ясно, посадили.
Рабинович уехал в командировку в США и прислал на родное предприятие телеграмму: «Я выбрал свободу». На предприятии созвали общее собрание и выгнали Рабиновича из партии, из профсоюза, с работы… В разгар собрания вошёл Рабинович и спросил: «Почему вы так странно поняли мою телеграмму?»
Украинец получил посылку из Израиля. Его вызвали в КГБ и потребовали разъяснений. Он сказал:
— Я прятал еврея во время немецкой оккупации Киева.
— Предусмотрительно, но не стыдно ли вам получать жидовские подачки? Подумайте о своём будущем.
— Я подумал. Сейчас прячу китайца.
Самая большая страна — Украина: граница — в Карпатах, столица — в Москве, пшеница — в Канаде, а тюрьма — в Сибири.
Советские люди живут в раю: ходят голые, едят фиги.
По случаю столетия Ленина Брежнев прибыл в Симбирск. Посетил дом-музей Ульяновых. В просторной комнате гид сказал:
— А здесь Ульяновы обедали.
— Надеюсь, не за казённый счёт? — пошутил Брежнев.
Местное руководство отменило назначенный банкет, и целую неделю магазины Симбирска торговали отличной выпивкой и превосходной закуской.
Перед штурмом Берлина Жуков докладывает Сталину план операции. Сталин говорит: «Позовите полковника Брежнева, я хочу с ним посоветоваться».
— Рабинович, почему вы не вступаете в партию?
— Зачем? Обязанности у меня будут как у коммуниста, а права как у еврея.
Докладчик сообщает: «В Криворыльском районе прорыт канал, введена в строй мощная электростанция, задута новая домна, спущен на воду атомоход». Инженер Иванов присылает записку: «Неделю назад был в Криворыльске и ничего подобного не видел». Докладчик говорит: «Товарищ Иванов, вместо того чтобы шляться по командировкам, читали бы лучше газеты!»
Брежнев пригласил Александра Македонского, Цезаря и Наполеона посмотреть парад. Александр Македонский сказал: «Были бы у меня такие танки, я покорил бы весь мир». Цезарь сказал: «Были бы у меня такие ракеты, я покорил бы весь мир». Наполеон сказал: «Была бы у меня такая пресса, никто бы не узнал, что я потерпел поражение при Ватерлоо».
Разносчик газет кричит: «„Правды“ — нет! „Советская Россия“ — продана! Остался „Труд“ за четыре копейки!»
Газета полезнее радио: в неё можно завернуть селёдку.
Человек зашёл в общественный туалет на окраине города и встретил там уборщицу, многие годы работавшую в аналогичном заведении в центре.
— Мамаша, как вы здесь оказались?
— Эх, милок, всюду интриги…
Учительница спрашивает:
— Кто твой отец?
— Мой папа официант.
— Хорошо. А твой?
— Мой папа завмаг.
— Очень хорошо. А твой?
— Мой папа ювелир.
— Замечательно! А твой?
— Мой папа инженер.
Дети смеются.
— Ребята, нехорошо смеяться над чужим горем.
На работе как в лесу: начальник — дуб, заместитель — пень, документы — липа, отдел — болото, секретарша — ягодка. Дома как в сказке: жена — ведьма, тёща — баба-яга, тесть — кощей бессмертный, зато соседка — Василиса Прекрасная.
— Вопрос на пятёрку: я ваш преподаватель — как меня зовут?
Молчание.
— Вопрос на четвёрку: как называется предмет, который вы мне сдаёте?
Молчание.
— Вопрос на тройку: какого цвета учебник по этому предмету?
В аудитории ропот:
— Вот валит, гад!
Одесское проклятие: «Чтоб твой сын поступал в институт!»
Чудо-юдо — еврейский мальчик, принятый на физмат.
Коммуналка — несколько семей в одной квартире — бессрочная каторга, только без колючей проволоки.
Жилица подбросила своим соседям спичечную коробку, в которую были терпеливо и аккуратно собраны клопы.
Соседка собирала жир с бульонов, которые варила другая соседка. Та однажды подлила в бульон касторки. Испытав бурное действие этой жидкости, первая соседка заявила в суд, что её отравили.
Коммунальная жизнь рождает не только комедии, но и трагедии. Соседки К. и М. не ладили. Было заведено, что каждая пользуется своей конфоркой. Однажды, когда К. не было дома, М. поставила на чужую конфорку выварку с бельём. К. вернулась, сбросила выварку с плиты и обварила пятилетнего ребёнка М., пробегавшего мимо. М. ворвалась в комнату К., подхватила её четырёхлетнего сына и выбросила в окно с шестого этажа. На суде оба отца, выступая в качестве свидетелей, просили приговорить их жён к расстрелу. Суд дал им по пятнадцать лет.
— Соседка плеснула в наш суп керосин.
— Плесни теперь в её керосин этот суп.
Людочка была миловидна и беззащитна. Жила в общежитии университета. Пока молодой журналист Вадик гулял с ней, как говорится, без серьёзных намерений, его мамаша смотрела на это снисходительно: дело молодое. Вскоре выяснилось: Людочка беременна. Вадик с испугу втайне от мамаши расписался. Когда тайна раскрылась, огорчению мамаши не было предела: «Ты хоть бы на ноги встал! Где вы жить-то будете — у нас одна комната в общей квартире! У неё общежитие!» Но делать нечего. И стали они жить в одной комнате коммунальной квартиры.
Больше всех эту историю переживал Сергей — Людочкин однокурсник.
Сидит Людочка дома, приданое младенцу вяжет. А свекровь её пилит: загубила и свою жизнь, и Вадика, и зачем нищего на свет рожать — ни кола ни двора. И Вадик, чувствуется, с мамой солидарен. Терпела-терпела Людочка и сбежала в общежитие. Узнал об этом Сергей и говорит: люблю, буду твоим мужем и отцом будущего ребёнка. И уговорил. Вадик и мамаша свободно вздохнули.
Родила Людочка в срок, и когда счастливый Сергей прибежал узнать, кого, медсестра встретила его многозначительной улыбкой.
— А вы кого хотели?
— Мальчик — хорошо, да и девочка неплохо.
— Ну что же, поздравляю — оба ваши желания исполнились.
— Двойня? — обрадовался Сергей.
— Нет, — говорит медсестра. — Два мальчика и две девочки.
От счастья Сергей растерялся.
— Что же делать? Нас в общежитие не пустят!
Медсестра снова улыбнулась и сообщила: горсовет с профсоюзом выделили новую трёхкомнатную квартиру.
И потекла бы, наверное, жизнь многодетной семьи беспокойно, но радостно. Только вот в Вадике вдруг проснулись отцовские чувства и стал он уговаривать Людочку вернуться. Людочка отказалась. Тогда Вадик подал в суд.
На суде Вадик и мамаша держались уверенно, напирали на законное желание разделить тяготы воспитания детей. И когда судья спросила, какая у Вадика зарплата, он уже не сомневался, что преимущества на его стороне — конечно же детям лучше с ним, молодым журналистом, получающим двести пятьдесят рублей плюс гонорары. Наконец решение зачитали. Суд расценил поведение Сергея как заслуживающее одобрения и не усмотрел никаких препятствий для его совместной жизни с Людочкой. Вместе с тем суд не мог не учесть законного желания Вадика участвовать в воспитании детей и постановил взыскивать пятьдесят процентов заработка Вадика в пользу детей до их совершеннолетия.
Женщина моется в ванной, сосед подсматривает.
— Ну что, голой бабы не видел?
— На кой чёрт ты мне нужна! Я смотрю, чьим ты мылом моешься!
Советский человек говорит иностранцу: «У меня тоже есть столовая, спальня, кабинет и детская, только без перегородок».
При Сталине началась застройка того района, который ныне занимает Кутузовский проспект. Позже здесь поселились Брежнев и другие руководители. Дома строились на месте кладбища и захоронений жертв репрессий. При закладке фундаментов экскаваторы вынимали тысячи черепов.
К министру приходит женщина.
— Дайте мне квартиру. Я с вами спала.
— Когда?
— На XXVI съезде. Вы — в президиуме, а я — в пятом ряду.
Каким должен быть горшок в малогабаритной квартире? Ручкой внутрь.
Может ли у собаки быть инфаркт? Может, если будет жить по-человечески: в коммуналке.
О чём мечтает муж, ложась спать в однокомнатной квартире?
Чтобы тёща и дети уснули раньше, чем жена.
Что нам стоит дом построить!
Нарисуем — будем жить.
— Советская медицина самая бесплатная в мире.
Того она и стоит.
Чтобы лечиться, нужно иметь хорошее здоровье.
Он зарезал двух народных артистов, одного космонавта и ещё многих. Это не был разбойник. Это был хирург. И люди — неисповедима душа больного — вручали свою хрупкую жизнь и жизнь своих близких именно ему.
— Мадам, вы, наверное, знаете мой тариф? Я поручу вашего ребёнка моему ассистенту. Это обойдётся вам много дешевле.
— Нет, профессор, — женщина сжала руки. — Серёжа мой единственный сын. Я хочу, чтобы операцию делали вы.
— Хорошо, мадам. Кстати, моего любимца тоже зовут Серёжа!
— У вас сын?
— Нет, у меня попугай Серёжа.
Женщина растерянно кивнула, а врач продолжил:
— Я не знаю английского, но специалист уверял меня, что у птицы кембриджское произношение.
Попугай жил в больнице, и санитары относились к нему не лучше, чем к больным. Оба Серёжи погибли в один день. О смерти мальчика академику сообщили, и он устроил разнос за «послеоперационный недосмотр». Про попугая доложить не осмелились. Из него сделали чучело, а академику объяснили, что попугай погрузился в зимнюю спячку. А до весны или чучело научится говорить, или академик разучится, или виновных не сыщешь.
Аптекарша гонится за человеком:
— Мужчина, это вы купили аспирин?
— Я по ошибке дала вам цианистый калий!
— Но я его уже принял.
— Тогда быстрее доплатите двадцать копеек!
Американский врач говорит:
— У нас иногда бывает: лечат от одной болезни, а пациент умирает от другой.
Советский врач говорит:
— А у нас от чего лечат, от того и умирает.
Блаженны гонимые за правду, ибо их есть царствие небесное.
Эта история произошла в середине 80-х годов.
Во МХАТе шла пьеса Михаила Шатрова «Так победим!». По ходу действия демонстранты эпохи революции шагали по сцене с лозунгами. Оказалось, что лозунги не читаются с галёрки, и режиссёр Олег Ефремов распорядился отнести их на переделку.
Рабочий сцены — мулат, дитя одного из молодёжных фестивалей — взвалил на плечи два транспаранта «Да здравствуют свободные профсоюзы!» и «Да здравствует свобода фракций в партии!» и неспешно пошёл по Тверскому бульвару, а потом по улице Горького. Прохожие с опаской смотрели на странную фигуру. Образовалась группа зевак. Это начало напоминать небольшое шествие, и лозунги обрели крамольный смысл. У памятника Долгорукому наперерез демонстрантам ринулись милиционер и два человека в штатском. Мулата задержали. По документам он оказался Василием Ивановым. Демонстранты рассеялись. КГБ начало расследование. Дело прекратили, когда вмешался Олег Ефремов и дал объяснения.
Была страшная стужа. Воробей замёрз и упал на землю. Шла корова, уронила лепёшку и накрыла воробья. Воробей отогрелся и зачирикал. Услышала кошка, сцапала его. Мораль: не тот враг, кто тебя в дерьмо посадит, не тот друг, кто тебя из дерьма вытащит, а если попал в дерьмо, то сиди и не чирикай.
Мне семьдесят лет. Присудили десять. Хрен я им доживу!
Возвращался Гена из ресторана. Попросили какие-то ребята, тоже в большом подпитии, довести очень пьяного человека, ему, мол, в твою сторону. А человек этот через несколько шагов умер — до смерти избитый оказался. Провожавшие, наверное, его и избили. Когда Гену в милиции допрашивали, в протокол про этих ребят всё было занесено. Протрезвев, Гена ничего не помнил. В милиции стали разрабатывать версию, что убил Гена — немотивированное преступление. Следователь вызвал его мать и сказал: «У вас двухкомнатная квартира. На одну — это много. Сыну вашему или высшую меру, или пятнадцать лет дадут. Не хотите ли поменяться на однокомнатную?» Мать — женщина малограмотная, — расплакалась, да и всё. А потом ей объяснили, что следователю нужно три тысячи передать. Большие это для неё деньги, но нашла бы, да побоялась: хуже бы не было. А что уж хуже: сыну семнадцать лет, а суд решил: сидеть ему почти столько, сколько он прожил — мол, много несовершеннолетних среди преступников, поэтому следует им наказания ужесточить. Сыграло роль и отягчающее обстоятельство: экспертиза установила, что избиение было зверское — у погибшего ни одного неповреждённого органа не осталось.
Суд не учёл, что, когда Гену задержали, он стоял над лежащим на тротуаре человеком и не пытался скрыться. До невменяемости пьян? А как же придумал версию про пьяную компанию? Концы с концами у суда не сходятся. Им дело надо было закрыть.
Рабинович спрашивает у пропагандиста:
— Куда делось мясо?
На следующем политзанятии Иванов спрашивает:
— Куда делся Рабинович?
Вопрос анкеты: «Были ли вы репрессированы, а если нет, то почему?»
— А ты, петух, за что сидишь?
— За политику: пионера в жопу клюнул.
Заповедь лагерников: «Не жди, не бойся, не проси».
Судье звонят сверху:
— Нужно осудить телеграфный столб.
— Хорошо, осудим за то, что окопался, завёл связи и — поскольку на него клеют объявления о купле-продаже — за спекуляцию.
После Сталина судопроизводство улучшилось: перестали расстреливать до вынесения приговора, но сажают в психбольницы до начала следствия.
— Имею ли я право?
— Имеете.
— Могу ли я?
— Не можете.
Сахаров — диабет советской власти.
Диссиденты делятся на три группы: досиденты, сиденты и отсиденты.
Купить честного человека нельзя, но продать можно.
В любом революционном движении тьма провокаторов. Близкий Ленину большевик Малиновский оказался осведомителем охранки. В разное время подозрение падало на Сталина, Каменева, Дзержинского и других. Если провокатор остаётся неизобличенным, победа революции становится его победой. Они играют беспроигрышно, в две лузы. Не обошлось без них и правозащитное движение.
Профессор Леонид Столович сказал:
— Я должен оппонировать диссертацию «Художественный образ как процесс».
Профессор Юрий Лотман спросил:
— Это что, о Синявском?
У профессора Тартуского университета Юрия Лотмана в начале 70-х годов был обыск, так как его дом посещала одна поэтесса-диссидентка. В соответствии с новыми правовыми веяниями при обыске был наведён идеальный порядок. Лотман радовался: «Наконец я могу найти у себя любую рукопись!»
Долгие годы профессор Тартуского университета Юрий Лотман был невыездным. За это время он получил массу всевозможных приглашений со всего света. Юрий Михайлович хранил их в отдельной папке, названной им: «Письма русского путешественника».
В начале брежневского правления ителлигенция пыталась воздействовать на правительство коллективными письмами против реставрации сталинизма, в защиту Даниэля и Синявского и другими. Профессор Столович сказал: «Это всё равно что жаловаться Гитлеру на гестапо».
Писатель Александр Кривицкий предостерегал меня: «Никогда не подписывайте коллективные письма. После них начинаются массовые расстрелы».
У Шадра есть скульптура «Булыжник — оружие пролетариата». Огромный, мускулистый, но не просветлённый мыслью человек вывернул из мостовой булыжник и готов запустить им во врага. Сегодня пролетариат уже не нуждается в таком орудии: у государства есть управа на любителей уличных боёв, да и пролетариям в мире уже есть что терять, кроме своих цепей. Булыжник — это из нашего 1905 года. А у интеллигенции в ту пору было своё оружие — честь. Она защищала личность от оскорбления извне и от разрушения изнутри. Чтобы сохранить честь, становились к барьеру, а потерявшему честь не подавали руки. Хотя в наше нещепетильное время это стало чепухой.
В середине 60-х годов состоялся судебный процесс над Синявским и Даниэлем. Писательская организация не только не выступила в защиту собратьев. Но даже выделила из своих рядов общественных обвинителей — Аркадия Васильева и Зою Кедрину. Они-то и стали рупором писательского возмущения отщепенцами, опубликовавшими за рубежом пасквили на наш строй. Среди литераторов произошёл раскол: одни громко поддерживали обвинителей, другие шёпотом возмущались. Судилище было проведено по-сталински, но времена были уже не те, и суровый приговор — пять и семь лет заключения — оказался мягче, чем был бы прежде.
И вот в этой ситуации я решил применить к общественным обвинителям оружие интеллигенции — принцип чести. Я перестал здороваться с Аркадием Васильевым и Зоей Кедриной. Не знаю, наказал ли я их, но себя насилием над своим естественным поведением обрёк на страшные муки. При этом вокруг меня вполне приличные люди как ни в чём не бывало общались с нарушителями кодекса интеллигентской чести. Прошло года два, и я сдался.
В 1956 году, после того как на съезде КПСС Шолохов резко осудил тех, кто выразил протест против ареста Синявского и Даниэля, ко мне пришёл мой отец. Он сказал: «Асфальтовым катком история переехала мою жизнь. Ты должен сделать не сделанное мной. Никогда больше не подписывай никаких политических обращений. Не прикасайся к политике. Иначе ты убьёшь меня и мать». Отец не успокоился, пока не добился моего честного слова.
Несчастна страна, нуждающаяся в героях. Когда нормальное поведение требует героизма — это ужасно. Совесть моя требовала хотя бы пассивного сопротивления злу, но и это было очень опасно. И когда отец заставил меня дать слово, я, к моему стыду, испытал облегчение.
В тяжёлые годы Грузия оказывала поддержку Пастернаку и Шкловскому. Здесь на русском языке нелегально выходили книги Солженицына и статьи Сахарова.
На дачу к Ростроповичу, где нашёл приют Солженицын, прибыл офицер милиции. Ростропович сказал: «Если вы можете из дома лауреата Ленинской премии выселить лауреата Нобелевской премии — действуйте». Милиционер ретировался.
Тогда к делу подключился министр культуры СССР, кандидат в члены Политбюро Демичев. Он пригласил Ростроповича к себе. Входя в просторный министерский кабинет, Ростропович, опережая хозяина, заговорил: «Пётр Нилович, я благодарен за приглашение и с интересом с вами побеседую, но если вы собираетесь говорить со мной о том, что у меня на даче живёт писатель Солженицын, то разговора не получится. Он мой друг и будет жить в моём доме столько, сколько ему понадобится».
Официозные службы распространяли слух, что настоящая фамилия Солженицына — Солженицер, а Сахарова — Цукерман. Лучшего средства компрометации власти не знали. Возникла частушка:
Арон Давыдыч Цукерман
Нацелился в премьеры.
Как говорят, держи карман…
Арон Давыдыч Цукерман,
Скажи, какой ты веры?
В интеллигентской среде человек никогда не оценивался с точки зрения его национальности и вероисповедания. Между прочим, академик Мигдал когда-то рассказывал, что Сахаров из русских дворян и что по этой причине у него были трудности с поступлением в вуз.
Президент Академии наук Александров сказал на заседании президиума:
— Сегодня нам предстоит решить беспрецедентный вопрос о выводе Сахарова из членов академии.
— Почему беспрецедентный? — не согласился академик Капица. — В своё время Гитлер лишил звания академика Эйнштейна.
— Переходим к следующему вопросу, — объявил Александров.
Утверждают, что это легенда, а на самом деле состоялось голосование, и академики проголосовали против исключения Сахарова.
В зал суда пускали по специальным приглашениям, слушалось дело о попытке угона за рубеж самолёта. Суд вынес смертный приговор. Зал аплодировал.
Эх, подружки, ё-моё,
Пропою страдания.
Было раньше бытие,
А потом сознание,
А теперь пошло битьё,
А потом признание.
— Не знаете ли вы адрес Иванова?
— Это тот, который жил напротив тюрьмы и любил рассказывать анекдоты? Теперь он живёт напротив своего дома.
Генерал КГБ сказал диссиденту: «Вы всё печётесь о народе, а вот мы отправим вас в лагерь, и вы узнаете, какая это сволочь!»
В начале 50-х годов Глеб Семёнов прочитал Леониду Столовичу эпиграмму на отца и сына Воеводиных:
Чувствуешь ли, родина,
Нестерпимый зуд,
Когда два Воеводина
По тебе ползут?
Потом появилась ещё одна эпиграмма:
Взирая на своё творенье исподлобья,
Сказал Господь, стирая хладный пот:
«Ну, если он мой образ и подобье,
То я последний идиот».
В 60-х годах адресат этой эпиграммы Евгений Воеводин стал общественным обвинителем на процессе Иосифа Бродского.
Исходя из личного опыта, Иосиф Бродский дал оригинальное определение: тюрьма — это недостаток пространства, компенсируемый избытком времени.
— Итак, у вас есть дача…
— Разве это плохо?
— …машина…
— Разве это плохо?
— … норковая шуба у жены.
— Разве это плохо?
— А ваша зарплата всего сто рублей.
— Разве это хорошо?
И я испортился с тех пор, Как времени коснулась порча.
После смещения Хрущёва началась ликвидация разгула махровой демократии. Но на своём очередном пленуме кинематографисты ещё по инерции бунтовали против председателя Госкино Романова. Чего только о нём не говорили: и невежда, и зажимщик, и дуболом… Наконец вышел старейший кинорежиссёр Герасимов и сказал: «Всё, что здесь прозвучало в адрес товарища Романова, — абсолютная правда. И я мог бы ещё многое прибавить. Но снимать Романова нельзя». Зал взревел и затопал ногами. «Снимать Романова нельзя, — твёрдо повторил Герасимов. — Я в кинематографе сорок лет, и я хорошо знаю, что каждый последующий руководитель хуже предыдущего».
Романова всё же сняли. Его преемник действительно оказался хуже, хотя бы тем, что проводил политику партии умнее.
Вольтер очень хотел стать академиком. Он был уже в зените славы, его знал весь мир, лучшие люди Европы ходатайствовали за него. Но академия была непробиваема. Но Вольтеру устроили аудиенцию у любовницы короля.
Пятнадцать минут провёл Вольтер у неё и стал академиком.
И он сказал: «Любовница короля может больше, чем сто томов моих сочинений!»
Но что такое любовница короля в сравнении с нашим родным ЦК. По его указанию корпус академиков из года в год пополнял свои ряды особо отличившимися чиновниками.
Философа академика Марка Митина называли Мраком Мутиным.
Американский писатель Стейнбек гостил в Москве. Однажды на улице на него набросились два мужика и потащили в пивную, как оказалось, выпить на троих. Несмотря на то, что Стейнбек не говорил по-русски, как и мужики — по-английски, он остался доволен общением и сделал вывод: в России не могла возникнуть философия экзистенциализма, здесь нет и не может быть проблемы одиночества.
На встрече с молодыми писателями Стейнбек сказал:
— Где вы? Я не вижу вас среди бунтарей против тоталитарной системы!
Один из участников встречи ответил:
— Вправе ли вы требовать от нас борьбы с тоталитарной системой? Ведь бунтарей против неё ждёт лишь смерть, борьба с ней — самопожертвование. Пойти на это можно только по внутреннему императиву, а не по подначке человека, находящегося вне опасности.
Знаменитый дом, описанный Юрием Трифоновым, называли домом предварительного заключения.
Андрей Синявский рассказывал: «С Кожиновым мы были на „ты“. Мы оба занимались Маяковским. Однажды он мне говорит: „Нужно сделать смотр наших войск: пересмотреть, обновить этот марксизм. Мы устраиваем вечер. Соберётся человек пятьдесят, приходи“. А я уже вовсю Терцем занимался. Это было за год до моего ареста, и я ответил: „Меня марксизм не интересует. Я вообще политикой не занимаюсь. Я литератор“. Кожинов посмотрел на меня удивлённо и произнёс фразу, которую я потом много раз вспоминал в Лефортовской тюрьме: „Мы пойдём в лагеря, а ты будешь отсиживаться в башне из слоновой кости“.»
Опережая слухи, прогрессивный драматург Р. сообщил собрату по перу:
— Я только что из Министерства культуры. Там было совещание по делу Синявского и Даниэля. Ну как можно печатать за границей всякую пакость о своей стране?!
Собрат по перу ответил:
— Хором с полицией писатель не имеет права кричать даже «Да здравствует солнце! Да здравствует разум!».
Союз писателей на три четверти состоит из неписателей. Но не вздумайте производить чистку, ибо эти три четверти легко вычистят немногочисленных писателей.
Вся литература социалистического реализма напечатана на бумаге, изготовленной из древесины лагерного лесоповала.
Рассказывал литературовед Макогоненко.
«Юрий Бондарев входил в литературу как хороший писатель-антисталинист. Но во второй половине 60-х годов изменил себе и создал положительный образ Сталина. Так начался процесс его падения. Я спросил его:
— Почему ты стал писать так плохо и так реакционно?
Он ответил:
— Мне надоело быть нищим».
Борьба «Октября» с «Новым миром» формировала всю литературную ситуацию 60-х годов. Когда Кочетов победил и остался один, он стал не нужен, он потерял своё литературно-политическое значение и в этой ситуации покончил с собой. Сейчас патриоты борются с евреями. Что будет с ними, если все евреи уедут?
Социалистический реализм — восхваление советских властей на доступном им языке и в доступной форме.
Правительство приняло постановление о всеобщем сечении. Оно организованно проводится в жизнь. Вдруг шум, гам. Брежнев спрашивает:
— В чём дело?
— Это наши писатели рвутся без очереди.
Достоевскому поставили памятник, и на постаменте написали: «Ф. М. Достоевскому от бесов».
Главная проблема творческого процесса: пройти через рецензента, редактора, цензора, сохранив остатки смысла.
Когда-то Блок ухаживал за гимназисткой. Потом она стала известным критиком и клевретом директора Института мировой литературы Анисимова. Существовала эпиграмма:
Ах, до чего же жизнь жестока!
Какой восход — какой закат.
Вначале были губы Блока,
Теперь анисимовский зад.
Это не о женском непостоянстве. Это о судьбе нашей интеллигенции.
На всесоюзном семинаре молодых критиков присутствовало много русских патриотов. По окончании семинара был устроен банкет. Члены национальных делегаций чувствовали себя оскорблёнными иерархией наций, выстраиваемой патриотами, и собирались уйти. Тогда один из критиков старшего поколения предложил тост:
— Я хочу выпить за великую Россию как её понимали классики русской литературы: за её всечеловеческую сущность, за страну, которая слышит не только стук своего сердца, но и полифонию мира, и которой «внятно всё: и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений». Я пью за ту Россию, которая не разделяет, а соединяет народы и в которой ни один народ не сирота. За страну, которая победила фашизм и которая победит любой национал-социализм.
Наступила пауза. Патриоты нахмурились. Но руководитель семинара, сидевший во главе стола, сказал:
— Выпьем за Россию.
И все выпили.
О мёртвых или говорят хорошо, или молчат. О Корнейчуке редко молчат и ещё реже говорят хорошо. В конце 40-х годов он был первым секретарём Союза писателей Украины. Его заместитель Илья Стебун однажды утром прочитал в газете, что он антипартийный критик-космополит. Жена Стебуна, известная певица Лариса Руденко, бросилась к Корнейчуку. Корнейчук ответил: «Илье помочь уже нельзя. Подумай о себе». Нелепость ситуации заключалась в том, что выступления Корнейчука дословно повторяли главные положения работ Стебуна, который, помогая своему шефу, из принципа экономии мышления отдавал ему свои материалы.
Марк Поляков готовил украинский раздел речи Александра Фадеева на XIII пленуме Союза писателей СССР. Перед пленумом Фадеев согласовал этот раздел с Корнейчуком и высказался в защиту Стебуна. А в перерыве Поляков стал убеждать Корнейчука, что Стебуна проработали неверно и что об этом нужно сказать с трибуны. Корнейчук пообещал, однако с пленума сбежал и пожаловался Сталину, что Фадеев пересматривает линию ЦК Украины по борьбе с космополитизмом.
Лет через двадцать после этой истории, уже в брежневское время, Стебун так же ни за что проработал в печати человека, имевшего репутацию диссидента.
Гертруды поссорились: Герой Труда Катаев написал памфлет на Героя Труда Чаковского.
Писатели Герой Труда Чаковский и Герой Труда Шолохов выступили по телевидению с одобрением входа советских войск в Прагу.
Трижды Герою Труда Георгию Маркову поставили при жизни памятник.
В 60-х годах Игорь Губерман писал:
У писателей ушки в мерлушке
И следы от еды на бровях.
Им у дуба построят кормушки,
Чтоб не вздумали рыться в корнях.
В «Литературной газете» была рубрика «Что бы это значило?»: читателям предлагалось дать название какому-либо странному фото. Один читатель прислал сразу двадцать названий к фотографии полового акта, списав заголовки статей в «Правде»: «Нерушимое единство», «Они были первыми», «Планы партии — планы народа», «Партия сказала надо — комсомол ответил есть», «Ударный коммунистический труд», «Её зовут Магнитка».
Пришёл автор в издательство и говорит:
— Я написал исторический роман.
Редактор стал читать:
— «„А не испить ли нам кофию“, — сказал граф графине. „Отнюдь“, — ответила графиня». Хорошее начало. Но для усиления читательского интереса следует внести в завязку элемент секса.
Через день автор принёс продолжение первой сцены: «Граф и графиня расположились на подоконнике и стали любить друг друга».
— Теперь много лучше, — сказал редактор, — однако уже в завязке следует наметить производственную тему.
Автор вписал: «В это время во дворе ковали что-то железное».
— Замечательно, — похвалил редактор. — Не хватает только перспективы, устремлённости в будущее.
Автор задумался и вписал: «Кузнец отложил молот и сказал: „А ну его…, завтра докуем!“».
Доработанный благодаря замечаниям редактора роман был включён в план издания. Так делается большая, актуальная, нужная народу литература.
— Что такое телеграфный столб?
— Хорошо отредактированная сосна.
«Паровоз» — это ударное, официозное произведение, помещённое в конце или в начале сборника с целью вывезти к читателю неортодоксальные произведения.
Литературный коктейль-ёрш: Шолохов — Синявский.
Жена писателя Ардова актриса Нина Ольшевская рассказывала:
«Конечно, Анна Андреевна была больна и срок её был измерен. Но жизнь её могла ещё продлиться, если бы — я уверена — не одна публикация в „Правде“. Я везла Ахматову из больницы. Она раскрыла газету и вдруг увидела статью памяти её гонителя — Жданова. Ахматова очень испугалась. Она решила, что время откатывается назад».
Великий бог с седою бородой,
Несчастья отведи от Бородая!
Не дай ему ты жить недоедая,
В конфликте с окружающей средой.
Пусть неарийцев режет Бородай,
Пусть полукровок бьёт он, пламенея,
Ты, главное, на крест за ахинею
Через райком взойти ему не дай.
Я с детства не любил овал,
Я с детства угол рисовал.
А я любил овал за то, что он такой законченный…
«Вышли мы все из народа». Давно пора вернуться.
«Добро должно быть с кулаками» — эта афористичная формула из стихов Станислава Куняева. Злые языки приписывают её авторство учителю Куняева — Светлову. Правда ли — не знаю. Кто бы ни был её автор, чести ему эта большевистская строчка не делает. По-христиански следует подставить другую щёку, если тебя ударили по одной.
Герострат не может быть поэтом, он может быть только поджигателем святынь.
Литератор Тельпугов,
Что ты сделал для веков?
Ничего векам не сделал —
Прославлял большевиков.
Слышал я и другой вариант:
Здравствуй, Вася Росляков!
Что ты сделал для веков?
Ни… ты, брат, не сделал,
Прославлял большевиков!
Крупнейший философ и филолог XX века Михаил Михайлович Бахтин избежал лагеря, но долгие годы был выключен из культурного процесса и жил в ссылке в Саранске. И вместо того чтобы повышать уровень нашей академической науки, писал в стол, вернее, в большой сундук, который в конце концов оказался полон ценнейших трудов. Я познакомился с Бахтиным в доме творчества в Переделкине. Он подолгу жил здесь, на первом этаже коттеджа, выходящего окнами на дачу Кассиля. Я взял на себя добровольно обязанность по утрам выносить Михаила Михайловича в кресле в сад, а вечером заносить обратно. Эту обязанность делил со мной тогда ещё совсем молодой литературовед Чудаков, специально для этого приезжавший из Москвы на велосипеде. Михаил Михайлович стеснялся своей немощи и того, что он, как ему казалось, обременял нас. Видимо, из благодарности и, может быть, из потребности в общении он всякий раз что-нибудь рассказывал или просто о чём-нибудь рассуждал. И было горько понимать, что это ничтожная часть того, чем он мог бы поделиться.
Например, он говорил о множестве глубинных пластов смысла в «Гамлете» Шекспира. Особенно многозначен центральный монолог «Быть или не быть». Смерть непонятна. Загадочна её необратимость и загадочно состояние человека после смерти. «Какие сны в том смертном сне приснятся?» — это размышление Гамлета похоже на концепцию сансара, перевоплощения, жизни после смерти. Можно предположить, что это результат влияния культуры Индии. Ведь Англия в это время уже стала на путь колониальных завоеваний.
О драматургии Островского Бахтин говорил: «Это бытописательная драматургия, слабая, лишённая философического содержания».
Бахтин считал, что мир, из которого ушёл Христос, никогда уже не будет прежним миром.
Брат Михаила Бахтина был членом английской компартии. Когда он умирал в 50-х годах, над его изголовьем висели портреты Ленина и Сталина.
Шкловский был потенциально гениален. Он стоял у истоков той литературно-критической методологии, которая позже развилась на Западе и получила название структурализма. Его мышление предвосхищало монтаж, ставший — через кинематограф — одним из общехудожественных средств XX века. Он одним из первых оценил значение модернизма в искусстве. А в жизни этот человек был, как и многие, далеко не равен себе. Любя Зощенко, он осудил его, потому что этого требовали инстанции, и до конца своих дней избегал его. Не случайно автор книг о Тынянове и Олеше — Аркадий Белинков, задумавший трилогию о трагедии художника в тоталитарном государстве, в качестве третьей фигуры выбрал Шкловского.
Возможно, именно по причине своей неполной осуществленности Шкловский всегда нуждался в аудитории, легко принимая за таковую любого человека, желающего его слушать. Вот мой конспект одного из его монологов.
«Хорошие слова говорят после смерти. Жаль. Их нужно говорить при жизни, тогда писатели будут жить долго.
Первый признак посредственности — отсутствие умения удивляться.
Не верьте, что литература ухудшается. „В наше время глубокого упадка литературы…“ — так писали журналисты в год вхождения в литературу Достоевского. „„Казаки“ — опять лишний человек“, — писала пресса. А книга жива и сегодня и всё время впереди.
Судьба героя должна лежать на карте истории. Без этого нет большого художника.
Писать надо длинно — договаривая вещь: договаривая додумываешь. Лучше всего думать с карандашом в руках. Писать нужно много. Писарев писал до 50 листов в год. И нужно уметь зачёркивать. Нужно раз в несколько лет менять мебель в голове.
В „Гамбургском счёте“ я не касался творчества Маяковского. Оно разрушило бы мою конструкцию. Это недостаток книги: нельзя обходить трудное.
Писатель должен много знать, менять знания, понимать, что мир изменяется. Иначе будешь осознавать и себя, и мир, как та девушка, которая плакала: мамку за папку выдавали, а меня за чужого мужика.
Античный художник делал идеального человека, подражая натуре. Не так средневековый. Даже если он хорошо знал своего героя, образ создавался абстрактным, неузнаваемым.
„Степь“ Чехова. Люди гибнут оттого, что родина больше их».
Один редактор издательства «Советский писатель», рассказывал Шкловский, отверг его рукопись по той причине, что в ней «много сведений и фактов, которые даже я не знаю».
Шкловский говорил: «Я прожил долгую жизнь только потому, что никогда не читал рецензий на свои книги».
Обсуждались проблемы развития кинокомедии. Одни говорили: нужно усмешнять сценарии. Другие — повышать мастерство режиссёров. Третьи — создавать советских Чарли Чаплинов. Четвёртые — учить зрителя смеяться. Шкловский сказал: «Советской кинокомедии не будет, потому что нельзя одним фильмом рассмешить двадцать инстанций».
В Тбилиси проходила конференция, посвящённая Гегелю. На заключительном заседании выступало много ораторов — местные и приезжие, профессора и академики. И все говорили, какой Гегель великий, сколь значителен его вклад в мировую культуру. В первом ряду сидел пожилой грузин и одобрительно кивал головой. Когда заседание подошло к концу, он встал и сказал: «Вы замечательно отметили моё восьмидесятипятилетие. Такого юбилея у меня ещё не было. Только один маленький поправка: я не Гегель, Гегелия моя фамилия, и я не диалектик, а дегустатор. Остальное правильно. Большое спасибо».
В наше историческое время только провокатор мог открыто и безбоязненно говорить правду. Свободомыслие было профессиональным качеством доносчика, игравшего роль подсадной утки.
Гегель говорил: «Свободный человек совсем не завистлив. Он с радостью принимает великое». В нашем обществе столько зависти, что не нужно быть Моцартом, чтобы на тебя нашёлся десяток Сальери.
Сложился целый пласт языка, вернее янтиязыка — средства человеческого разобщения: «На нас возложено…», «Нам выпала честь…», «Нам предписано…», «Нам поручено…», «Мы выполним и перевыполним…», «Берём на себя повышенные обязательства…» и так далее.
Один поэт хвастался, что его переводили Боря Пастернак, Ося Мандельштам, Саша Межиров…
— А Нюшка тебя не переводила?
— Какая Нюшка?
— Ну Ахматова!
Нейгауз сидел рядом с Шостаковичем на концерте английского пианиста, исполнявшего произведения Шопена. Нейгауз наклонился к Шостаковичу и шепнул:
— Как ужасно играет.
Шостакович согласился:
— Да-да, прекрасно играет!
— Нет, я сказал, что он ужасно играет.
— Да-да, ужасно играет, — поддержал Шостакович.
Таких историй о Шостаковиче рассказывают много. Некоторые объясняют это беспринципностью, другие — уверенностью мастера в том, что слова, сказанные о музыке ничего не значат. Видимо, здесь много и от стеснительности, такта, нежелания огорчать собеседника возражениями.
Два советских скрипача поехали на международный конкурс. Один занял второе место, другой — сто первое. Тот, кто занял второе, убивается:
— Если бы я занял первое место, мне разрешили бы сыграть концерт на скрипке Страдивари!
— Подумаешь, поиграть на чужой скрипке!
— Ты не понимаешь. Для меня поиграть на скрипке Страдивари — всё равно что для тебя пострелять из маузера Дзержинского!
Жена Шаляпина, известная балерина, ехала поздно вечером на извозчике.
Времена были революционные, и извозчик, остановив лошадь, стал приставать к барыне.
Барыня ударила его ногой так, что он перелетел через свою лошадь.
Похожая история была с Майей Плисецкой.
Когда она гастролировала в Америке, один красавец миллионер стал оказывать ей знаки внимания и сообщил прессе, что пользуется взаимностью. Когда на следующий день после того, как газеты сообщили сенсацию, он с букетом роз заехал за Плисецкой в отель, она ударом ноги спустила его с лестницы.
— Мама, Онегин убил Ленского за то, что он плохо пел?
Малый театр — Большой после зарубежных гастролей.
Новые названия картин в Третьяковской галерее: «Боярыню Морозову везут на выборы». «Медведи на лесоповале». «Запорожцы подписываются на заём». «Иван Грозный оказывает сыну первую помощь».
Когда бульдозерами ликвидировали выставку авангардистов, милиционер сказал: «Стрелять вас надо, только патронов жалко».
Брежнев в Третьяковской галерее.
— Это что за картина?
— Это зеркало, Леонид Ильич.
— А, Тарковский — знаю.
Валентин Катаев приехал из Парижа, рассказывал: «Познакомился с Шагалом. Он так и остался евреем из Витебска. Он мне сказал: „Я фантазёр, романтик, но в детстве копировал Левитана и с тех пор его люблю“.»
Хазанов вступает в партию. Его спрашивают:
— Кто такой Брежнев?
— Начальник лагеря.
— Какого лагеря?
— Социалистического.
— Кто такой Подгорный?
— Тот, который вешает.
— Кого вешает?
— Ордена.
— Кто такие большевики?
— Те, кто Ленина живым видели.
— А беспартийные?
— Те, что видели его в гробу.
Социалистический реализм — формалистически-натуралистически-абстракционистское искажение реальности.
Регистан и Михалков названы заслуженными гимнюками Советского Союза.
Говорят, Бабеля арестовали по доносу коллег Якова Эльсберга и Льва Никулина.
Во МХАТ пришёл новый заведующий художественной частью — из комсомольских деятелей — и разослал актёрам приглашение зайти к нему познакомиться. Зашли все кроме Бориса Ливанова. Заведующий литчастью повторил приглашение, но Ливанов не являлся. Как-то они столкнулись в коридоре.
— Товарищ Ливанов, почему вы не заходите в литчасть?
— Художественное целое не может входить в художественную часть.
В преддверии XXV съезда в газете уволили редактора юмористического раздела: «Опять двадцать пять».
— Ж-ж-ж-ж, ту-ту-ту…
— Что вы делаете?
— Заглушаю в себе «Голос Америки».
В 60-х годах наступил год нового великого перелома: середняк пошёл в науку.
Как посмотришь вокруг, так…твою мать, а как подумаешь — а и…с ним!
Колонна демонстрантов проходит мимо трибуны. Человек кричит: «Пламенный привет Брежневу! Пламенный привет Суслову! Пламенный привет Гришину! Пламенный привет Черненко!» Сослуживец интересуется: «Вы что, их так любите?» — «Не могу же я кричать: „Чтоб вы все сгорели!“»
Мальчик спрашивает: «Папа, Ленин хороший?» — «Хороший». — «А Сталин плохой?» — «Плохой». — «А Брежнев?» — «Не приставай: умрёт — узнаешь».
8.00. Реанимация. 9.00. Подъём. 10.00. Вливание завтрака. 11.00. Гримировка к торжественному обеду. 12.00. Торжественный обед. 13.00. Раздача орденов. 14.00. Получение орденов. 16–17.00. Перезарядка батарей. 17.00. Гримировка к торжественному ужину. 18.00. Торжественный ужин. 20.00. Клиническая смерть. 8.00. Реанимация.
Брежнев говорит:
— Я хотел бы после смерти лежать в Мавзолее. Подработайте этот вопрос.
На следующий день над буквой «е» появились две точки: «Лёнин».
— Что такое: четыре ноги, сорок зубов?
— Крокодил.
— А сорок ног, четыре зуба?
— Брежневское Политбюро.
На поминках по Суслову выступает его лечащий врач:
— Наш главный враг склероз вырвал из рядов строителей коммунизма лучшего сына отечества!
— Наш главный враг — недисциплинированность, — ворчит Брежнев, — мы уже час сидим, а Суслова всё нет.
Брежнев умер давно, однако ни врачи, ни соратники не говорили ему об этом.
Жена Брежнева вернулась с кладбища и говорит:
— До чего же могила Хрущёва загажена, что будет с твоей могилой?
— Ничего. К тому времени гадить будет нечем.
Брежнев стоит на трибуне и читает по бумажке:
— Сегодня наша страна провожает в последний путь выдающегося деятеля международного коммунистического движения, Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Маршала Советского Союза Леонида… Ильича… Брежнева.
Недоуменно смотрит на бумажку в руке, потом окидывает взглядом свою одежду:
— Извините, товарищи, я снова надел пиджак товарища Андропова.
— Как здоровье Леонида Ильича?
— Прекрасно. Он почти живой.
— Брежнев умер!
— Лично?
Иностранный корреспондент спрашивает у рабочего:
— Что вы делали во времена Брежнева?
— Валял дурака.
— Валяли, валяли, а не свалили — сам умер.
Почему-то жаль не покойника, а мальчиков-солдат, сопровождающих лафет с гробом и идущих трудным шагом, вытягивая вперёд прямую ногу и держа винтовку в вытянутой руке. Даже крышке гроба отдаются высшие почести Диктор говорит: «Руководители партии и правительства несут гроб с телом Леонида Ильича Брежнева». На самом деле — гроб несут военные, престарелые же руководители держатся за гроб, чтобы не упасть. Весь ритуал полно выявляет военно-бюрократический характер общества.
Хоронят Брежнева много военных и людей с военной выправкой в штатском с суровыми и навек мрачными лицами. Идут и люди совершенно штатские — это высшее начальство, которому подчинены и военные, и штатские с военной выправкой. У начальства лица недовольные всем миром. Они как бы повторяют про себя: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья. А зачем?» Народ мрачен и равнодушен, чуточку любопытен. Брежнев был в целом человеком незлобным, и, вероятно, мы ещё помянем его. Жалеть его всё же не приходится. Он своё пожил и взял от жизни больше, чем заслужил, и совершил много зла. При нём расцвели психушки, и были гонения на диссидентов, и Чехословакия, и Афганистан, и ссылка Сахарова, и высылка Солженицына, и суд над Синявским и Даниэлем, и общий зажим культуры, и ползучая реабилитация Сталина, и развал хозяйства.
У КПСС два вождя: один — вечно живой, другой — вечно больной.
Брежнева спрашивают после смерти, куда он хочет, в рай или в ад.
— Дайте взглянуть.
Ему показали. В раю сидят праведники и ангелы им «Правду» читают. А в аду веселье: женщины, выпивка.
— Хочу в ад.
Схватили его и в котёл бросили. Брежнев вопит:
— Вы мне другое показывали!
— А это наш агитпункт был.
После смерти Брежнева поступило предложение Ленинград переименовать в Лёнинград.
Еврей пришёл к раввину:
— Ребе, что делать? У меня большая семья, и всё же мы живём в одной каморке.
— У тебя коза есть?
— Есть.
— Приведи её домой.
Через несколько дней еврей прибегает:
— Ребе, совсем невмоготу!
— А ты выведи козу.
Вывел еврей козу, и жить стало лучше.
Андропология — раздел советологии.
«Члены Политбюро, проголосовавшие за Андропова, могут опустить руки и отойти от стенки!»
Андропов предложил переименовать ЦК КПСС в ЧК КПСС.
Андропов: «За мир и госбезопасность во всём мире!»
Задачи сельского хозяйства: сажать, сажать, сажать.
Андропова спросили, почему в его кабинете висит портрет Пушкина. Андропов ответил: «Он первый сказал: души прекрасные порывы!»
Андропова выбрали Генсеком потому, что у него был самый плохой анализ мочи, а Черненко потому, что у него была самая плохая кардиограмма.
Вместо «Малой земли», «Целины» и «Возрождения» в школах изучают книгу Андропова «Мои встречи с диссидентами».
Андропов позвонил Брежневу на тот свет:
— Ну и наследство ты мне оставил.
— Это не телефонный разговор. Прибудешь — поговорим.
Россия от Рюрика до Юрика.
Многие дела Юрия Андропова спрятаны в тень истории. Документы о них могут никогда не появиться, поэтому предания при всей неполной достоверности и даже сомнительности должны быть сохранены. Одно из преданий говорит, что известный литературный переводчик с русского и английского на венгерский работал на переговорах Андропова с Надем, Кадаром и другими лидерами во время событий 1956 года. Видимо, в этих переговорах было что-то опасное для репутации Андропова, потому что, когда он пришёл к власти, переводчик трагически погиб. Он отлучился с работы и исчез, потом его тело нашли в Дунае. Причиной смерти был признан сердечный приступ. Его сын, высказавшийся в том духе, что отец слишком много знал, но он, сын, тоже кое-что знает, — вскоре тоже был найден мёртвым, и экспертиза установила самоубийство. Его мать, вдова переводчика, попала в сумасшедший дом, где и умерла.
По Андропову, для выполнения Продовольственной программы сажать нужно круглый год.
Андропов больше всего любил камерную музыку.
Андропов открыл новый закон физики: скорость стука превышает скорость света.
— Что было положительного в правлении Андропова?
— Кратковременность.
Похороны Брежнева были генеральной репетицией похорон Андропова и Черненко.
Семидесятидвухлетний Черненко восстановил в партии девяностолетнего Молотова: готовил преемника.
Встретились на том свете Брежнев и Андропов и захотели выпить, но подумали и решили подождать третьего (Черненко на подходе).
— Товарищ Андропов, прибыл польский посол!
— Введите!
Принёс Андропов машинистке «Войну и мир».
— Зачем? Ведь есть книга!
— Внуки ничего кроме самиздата не читают.
Политбюро приняло решение из двух пунктов: 1. Назначить товарища Черненко Генеральным секретарём ЦК КПСС. 2. Похоронить товарища Черненко на Красной площади.
Черненко выступает перед четырьмя микрофонами. По первому подают кислород, по второму суфлируют, на третий он опирается, в четвёртый говорит.
Террорист приблизился к Черненко и выстрелил в упор. Упор упал. Сопровождающим лицам удалось удержать Генерального секретаря в вертикальном положении.
Константин Установим Черненко в первой половине 60-х годов заведовал секретариатом Президиума Верховного Совета СССР и был большим мастером организации всех видов весёлого времяпрепровождения Леонида Ильича за что звался Буфетчиком или Кучером.
— Почему Брежнев встречал иностранных представителей в Кремле, а Черненко встречает в аэропорту?
— Брежнев подпитывался от сети, а Черненко — от батареек.
Сегодня в 9.00, не приходя в сознание после тяжёлой и продолжительной болезни, Генеральный секретарь ЦК КПСС Константин Устинович Черненко приступил к руководству страной.
Нашей страной управляют полтора человека: вечно живой Ленин и полуживой Черненко.
Рабиновичу поручили нести на демонстрации портрет Черненко. Рабинович отказывается:
— На позапрошлой демонстрации я нёс портрет Брежнева — и Брежнев умер, на прошлой — Андропова, и он тоже умер.
— Товарищ Рабинович, у вас золотые руки!
Пятилетка в четыре гроба.
При Ленине жили как в туннеле: вокруг темно, впереди свет. При Сталине — как в троллейбусе: один ведёт, некоторые сидят, и все трясутся. При Хрущёве — как в самолёте: всех тошнит, а выйти некуда. При Брежневе — как в цирке: один говорит — все смеются. При Андропове и Черненко — как в кино: все ждут, чем кончится.
Один за другим ушли из жизни Косыгин, Брежнев, Суслов, Гречко, Устинов, Андропов, Черненко. На похороны одного из них прискакал Чапаев.
— Ваш билет!
— У меня абонемент.