Фартовые деньги

БУНТ В СУМАСШЕДШЕМ ДОМЕ

Наверняка почти каждый из тех четырех десятков людей, которые находились на поляне, окружавшей хутор, в момент начала стрельбы мог бы рассказать какую-то свою версию, объяснявшую это происшествие. Может быть, даже очень близкую к реальности. Хотя число тех, кто действительно запомнил, с чего все началось, было совсем невелико. Во-первых, потому, что людей, находившихся рядом с эпицентром событий, было немного, а во-вторых, потому, что большая часть из них не смогла ничего запомнить по причине смерти.

Одним из тех, кто все разглядел и остался в живых, был Механик. Он тихо сидел в мастерской, заложив дверь изнутри прочным деревянным брусом и выставив через дырочку в стене свой перископ-подглядыватель, состоявший из металлического гофрированного шланга с размещенной внутри системой линз и призм, никому не мозоля глаза, наблюдал за «басмачами». Строго говоря, никакого обострения обстановки Еремин не предвидел. За исключением трех шоферов из команды Казана, которых можно было заподозрить в сочувствии Борману, особых опасений у него никто не вызывал. Никто из «басмачей» не пытался подойти к Резаному и его товарищам по несчастью и, по крайней мере внешне, не проявлял к ним жалости или иных теплых чувств. Напротив, из рядов «басмачей» по их адресу слышались весьма ехидные и похабные шуточки-прибауточки и даже вполне серьезные угрозы.

Когда из избы выволокли Швандю, объявили «приговор» по его делу и прикрутили к козлам со спущенными штанами, в толпе «басмачей» возникло похабно-веселое оживление. Пошли дискуссии, нужно ли делать Швандю вечным пидором или гуманнее пристрелить. Однако даже среди тех, кто был сторонником опетушения, народ был с достаточно нормальной ориентацией и предпочитал возложить эту «гуманитарную миссию» на кого-нибудь другого. Скорее всего никаких гнусных вожделений Швандя со своей мохнатой «голубой луной» не возбуждал.

Потом, как известно, состоялось определение по «делу» Ухана, которого вывели во двор, приставили к затылку пушку и вышибли мозги через нос. Это резко сократило количество хихикающих, потому что выглядело не очень аппетитно и напомнило публике, что дела здесь творятся вовсе не шуточные. Началось глухое ворчание, что, дескать, хватит ерундой заниматься, а надо поскорее мочить Швандю и ехать по домам, в родной район.

Но тут внезапно появилась Юлька, вооруженная тем самым двуглавым прибором китайского производства, который они захватили весной в «Тайге» Васи Хряпа. Механик помнил, что он где-то завалялся, но где — понятия не имел. А Юлька его вытащила и решительно направилась к приговоренному. Она вовсе не собиралась спасать Швандю от смерти. Просто хотелось покрепче отплатить ему за свой разбитый нос и фингал под глазом. Епиха пытался ее удержать, но был обложен в три этажа и, устыдившись, скрылся куда-то в темноту. А к Юльке, несколько неожиданно для зрителей, присоединилась Нинка. Они в четыре руки ухватились за один конец прибора, а другой — калибром 40 миллиметров и сантиметров 30 в длину! — безжалостно задвинули Шванде, завизжавшему при этом так, что любая натуральная баба позавидовала бы.

Публика бешено зааплодировала, засвистела и заулюлюкала, не проявляя никакой мужской солидарности. Некоторые даже машины подогнали поближе, чтоб создать надлежащее освещение для этого порношоу. Хотя мероприятие всего лишь выглядело примерно так, как чистка орудия банником.

В общем, ничто особой беды не предвещало. «Басмачи» ржали над тем, как орудуют раздухарившиеся бабы, и, кроме «казанского» шофера, сбегавшего в избу доложить шефу, никто беспокойства не проявил. Кроме Резаного, по-прежнему лежавшего вместе с остальными восемью «ухановцами» в проходе между гаражом и мастерской.

Он поглядел на то, как разделались с Уханом, и имел возможность слышать вопли Шванди, которого подвергали насилию в особо извращенной форме. Резаному ужас как не хотелось ни того, ни другого. И он прекрасно понимал, что, если он будет просто так лежать на травке, ничего не предпринимая, то дождется в лучшем случае того, что стряслось с Уханом, а в худшем — окажется на месте Шванди.

Распутывать веревочку, стягивающую ему запястья, Резаный принялся еще после того, как пристрелили Ухана. Поскольку после начала экзекуции над Швандей фары машин, освещавших проход, где лежали пленники, повернулись на козлы, а рассвет еще не наступил, единственным источником освещения остался фонарик в руках одного из ларевских охранников, стороживших Резаного и остальных. Этого фонарика явно не хватало, чтобы осветить сразу всех девятерых. Поэтому охранник, державший фонарь, периодически посвечивал то на одну, то на другую группу «арестантов». Когда свет был направлен на Резаного, он не шевелился, а когда уходил — потихоньку распутывал веревку. И где-то через пяток минут он сумел ослабить путы настолько, что их можно было просто стряхнуть с кистей рук. Однако сразу делать это Резаный не стал, потому что охранники время от времени поглядывали за состоянием веревок. Он выбрал момент, когда один из них, стоявший всего в одном шаге от него, засмотрелся на то, что делали Нинка и Юлька со Швандей, и на какие-то секунды потерял бдительность.

«Пан или пропал!» — решил Резаный, стряхнул веревку и стремительно прыгнул на охранника сбоку. Бац! — удар ногой пришелся в пах не ожидавшего нападения стража, и Резаный одним рывком вырвал у него автомат. Второй охранник с автоматом, стоявшим на боевом взводе, находился метрах в пяти от первого, гораздо ближе к козлам, к которым был привязан Швандя, и к тому же стоял спиной, увлекшись «забавным» зрелищем, а третий, Гриша, держал в правой руке фонарь и не мог сразу отреагировать.

А вот Резаный действовал без промедления. Едва заполучив автомат, он тут же короткой очередью свалил засмотревшегося на «шоу» охранника, а затем одним прыжком сиганул через проход от стены мастерской к стене гаража и, совершив нечто вроде кульбита, влетел прямо в дверь. Растерявшийся Гриша за эти мгновения успел только бросить фонарь и веером шарахнуть из автомата по принципу «на кого Бог пошлет». Поскольку он торопился ударить Резаного, что называется «влет», то палил с одной руки, держа автомат за пистолетную рукоятку и не подхватив за магазин. И пули пошвыряло так, что в страшном сне не приснится. Одна из пуль тенькнула в затылок Гришиного коллегу, корчившегося у стены мастерской после удара Резаного, и разом избавила от боли в паху. Но еще больше натворили пули, вылетевшие из прохода на площадку перед домом и угодившие в толпу зрителей. После первой очереди, выпущенной Резаным, прошло не больше двух секунд, и далеко не все любители «клубнички» успели сообразить, что случилось. Первая очередь напугала только Юльку с Нинкой, которые какими-то сумасшедшими прыжками усигали в глубь двора и спрятались за поленницу, потому что над их головами свистнула пуля. А среди зрителей даже не все успели заметить, как свалился охранник. Некоторые даже подумали, будто кто-то стрельнул в воздух от полноты чувств, потому что, кроме охранника, первая очередь никого не задела. А вот от второй, Гришиной, попадало сразу человек пять зрителей. Все остальные либо залегли, либо попрятались за автомобили и тут же начали напропалую палить, не выставляя голов.

Какой-то умник заорал:

— Оттуда стреляли! — и зафинделил очередь в сторону избы. Вот это и вызвало тот ливень пуль, одна из которых отрикошетила в Бормана и заставила всех членов «трибунала» нырнуть на пол.

Но другая часть «басмачей», которая более четко разглядела, откуда летели пули, стала поливать не шибко прицельным огнем гараж, мастерскую и проход между ними.

Хуже всего пришлось тем, кто оставался в проходе, то есть соратникам Ухана и Резаного. После того, как началась пальба, Мотыль, Боцман, Губан и Быра, лежавшие ближе других к машинам, тут же угодили под огонь и превратились в решето. Лапоток с перепугу вскочил на ноги и тоже получил пулю. Штопор, Шпала и Ера сумели перекатиться к стене мастерской и замереть. Охранник Гриша видел, что они безоружны, и стрелять в них не стал, а пули, летевшие от машин, к ним не долетали — мастерская прикрывала.

Впрочем, внутри самой мастерской было вовсе не безопасно. Ее дощатые стены пули прошибали насквозь.

Механик очень быстро нырнул на пол вместе со своим «подглядывателем» и ползком перебрался за чугунную станину токарного станка. Поэтому то, что происходило дальше, он в течение некоторого времени воспринимал только на слух. При нем в мастерской имелся автомат с парой магазинов, пистолет с глушителем, захваченный у Карася, и пулемет, затрофеенный у Резаного, с заправленной лентой. Ну и кастет с сюрикенами, конечно, были рассованы по карманам. Но вообще-то Механик ни в какие разборки вмешиваться не собирался. Его только беспокоило, чтоб во время этой суматохи не зацепили Юльку или Епиху.

За остальных — то есть за Райку, Анюту и Шпинделя — он не переживал, потому что они находились в камышах, на лодке-«Казанке», примерно в полукилометре от места событий, куда перебрались еще до появления команды Ухана.

Поначалу Механику казалось, будто вся эта сполошная пальба закончится так же быстро, как и началась. Но не тут-то было.

Забравшийся за дверь гаража и укрывшийся за порогом Резаный, экономя патроны — у него был всего один магазин, — стал довольно точно всаживать пули в тех, кто стрелял со стороны машин. В ту же сторону, несколько неожиданно для самого себя, стал строчить охранник Гриша. Он убедился, что Резаного ему, не перекатившись через проход от угла гаража до угла мастерской, не достать, собирался было пробежать вдоль задней стены мастерской, обогнуть ее и, добежав до машин, объяснить «басмачам», отчего пальба началась и в кого, собственно, надо строчить. Но психологии стреляющих граждан Гриша ни фига не учел, они не знали, что человек с автоматом бежит к ним не убивать, а разговаривать. И едва он появился из-за угла, как по нему дали несколько очередей. Правда, не попали, но обозленный Гриша не нашел ничего умнее, как укрыться за углом мастерской и начать пальбу по машинам, фактически поддержав огнем Резаного. Причем тут же угодил в одного из «басмачей», стрелявшего по окнам дома.

Дело в том, что из избы тоже начали стрелять, потому что Витя Басмач подумал, будто пальбу по дому начали скрытые сторонники Ухана. Он вытащил свой «стечкин» и стал стрелять в своих собственных бойцов. Ларев, при котором был автомат, тоже не остался в стороне. Шура Казан оружия не имел и стрелять не стал, а, напротив, уполз в горницу, справедливо считая, что за двойными стенами как-то спокойнее.

Юлька с Нинкой, ничуть не пострадав, переползли от поленницы за угол дома. Здесь они чуточку отдышались.

— Через сад уходи! — сказала Юлька. — Там не попадут. И на речку беги!

— А ты?

— А я без Еремочки не пойду! — Епиха Юльке в это время был по фигу. Она тоже имела при себе автомат и, когда Нинка убежала за дом, открыла стрельбу по машинам.

Нинка далеко не убежала. Она тоже, после того, как у нее испуг прошел, вспомнила про своего Шурика. И, кряхтя, полезла в выбитое окно горницы, чудом не порезав руки и ноги об осколки битого стекла на подоконнике. Грузно соскочив на пол, она почти тут же споткнулась о Казана, зацепив ему раненую ногу, и Шура сгоряча обложил ее матерком. Это, кстати, сыграло свою полезную роль, ибо Басмач, услышав шум в тылу и стон Казана, уже хотел было пальнуть из «стечкина» по неизвестному супостату и остановился только потому, что среди Шуриного мата затесалось выражение: «Осторожней, корова неуклюжая!» Ну а потом, когда услышал, как Нинка кричит: «Это я, Шурик, не бойся!», совсем успокоился насчет опасности с тылу.

— Ты ранен, Шурик?! — спросила Нинка обеспокоенно.

— Конечно, ранен. В прошлый раз, — мрачно пошутил Казан. — Нет, дырок больше не прибавилось, не волнуйся!

— Шурик, я ничего не понимаю! — спросила Нинка. — Почему стрельба началась?

— Ты у меня спрашиваешь? Мы здесь, в доме сидели, никого не трогали. А ты на улице Швандю дрючила, что само по себе, конечно, попахивает «дуркой». Должна же была видеть, кто первый выстрелил…

— Ой, я так испугалась, что ничего не поняла…

— Короче, хрен поймешь. Бунт в сумасшедшем доме. Когда столько стволов вместе и народ на нервах — все может быть.

— Но ведь вы же все друзья вроде?

— Чего между друзьями не бывает… — вздохнул Шура.

Тем временем в перестрелку вступил еще один обладатель автомата — Епиха. Ужаснувшись тому, что Юлька в паре с ужасной Нинкой-садисткой подвергают Швандю гнусному издевательству, Лешка от общего разочарования хотел было даже уйти в лес и застрелиться. Впрочем, это оказалось не так-то просто. Едва Епиха приложил холодное дуло к подбородку, как тут же успокоился и подумал, что жизнь еще не кончена. Как раз в этот момент раздались первые выстрелы, и Епиха, с одной стороны, испытав тревогу за Юльку, с другой — охваченный чисто мальчишеским желанием в кого-нибудь пострелять, побежал было к месту побоища.

Его, конечно, запросто могли убить — хотя бы шальной пулей, которые залетали в лес и даже улетали за речку. Но, по счастью, одна из этих шальных бестий калибром 7,62, пролетев рядом с Лешкиной башкой, срезала с куста, через который пробегал Епиха, сразу несколько веток. Молодец сразу понял, что этак и убить могут, а потому плюхнулся наземь и пополз по-пластунски, благо еще лет пять назад играл с друзьями в войну и не забыл, как это делается. Неизвестно, насколько это соответствовало нормам боевого устава сухопутных войск — его Епиха и в глаза не видал, конечно! — но на практике получилось вполне прилично. Во всяком случае, Лешка благополучно дополз до какой-то ямки, находившейся в десяти метрах от ближнего к избе угла гаража. Перед ямкой, как перед настоящим окопом, имелся раздвоенный бугорок, похожий на бруствер. С этой позиции, через промежуток между гаражом и забором, ограждавшим сад, были неплохо видны машины, около которых то и дело сверкали вспышки выстрелов.

Епиха пристроил автомат между половинками бугорка, опустил флажок до упора — то есть на одиночный огонь — и нажал на спуск. Бах! — выстрел оказался неожиданно громким, Лешка аж зажмурился. Но через несколько секунд после этого там, у машин, вдруг гулко бухнул взрыв, а потом заполыхало пламя и послышались какие-то вопли.

Лешка и не подумал связать эту катастрофу со своим выстрелом. На самом деле именно он нес за это ответственность.

Дело в том, что пуля, выпущенная из Епихиного автомата, зацепила по руке одного из «басмачей», решившего бросить ручную гранату в проход между мастерской и гаражом, откуда изредка постреливал Резаный, внутренне удивлявшийся тому, что у него нашлось так много союзников. Если б граната туда попала, то крупные кусочки металла — это была мощная «лимонка» «Ф-1» с разлетом осколков в 200 метров — могли бы запросто достать и Резаного, и даже Механика.

Но раненный в руку «басмач» выронил гранату с выдернутой чекой прямо себе под ноги и заодно под бензобак «Тайги», из-за которой он собирался метать. Шарах! — невезучему гранатометчику искромсало ноги и живот, а другие осколки поразили тех, кто находился гораздо дальше от него. Причем одного — насмерть. И это было еще не все. Бензобак с 95-м фукнул, как свечка, горящий бензин плесканул на и без того искалеченного «басмача», мгновенно превратив его в живой факел. Дико вопя, он пополз по траве, потом стал корчиться и кататься, то ли пытаясь сбить пламя, то ли просто обезумев от боли. «Тайгу», конечно, тоже охватило пламя…

— Ну вот, блин! — выругался Ларев. — Подпалили чего-то! Не дай Бог на дом перекинется!

Вторую гранату «басмачи» кинули более удачно, угодив во двор мастерской, туда, где стояла «шестерка» Нинки и Шуры с разобранным мотором. У этой, правда, бак не взорвался, его только пробило, но зато взрывной волной и осколками повышибало все стекла. Кроме того, дверь мастерской сорвало с петель и отбросило на верстак.

Механик ужас как не любил, когда кто-то ломает то, что он лично построил, и буквально зверел в таких случаях. Передернув затвор пулемета и раскрыв сошки, он перескочил к порогу двери и затарахтел из «РПД» по машинам и тем, кто вокруг них находился.

Вообще-то Еремин заглядывал в коробку с лентой, но только сверху, чтоб убедиться в том, что в ленте есть патроны. А к самим патронам он как-то не присматривался. В смысле не разглядывал, есть ли среди них красноголовые зажигательные, черно-красные бронебойно-зажигательные или зеленоголовые трассирующие. Сверху, у железки, вроде бы были простые 7,62 образца 1943 года, а вот дальше Резаный насовал всяких разных, способных даже выводить из строя легкобронированную технику. Именно поэтому, когда Олег взялся мочить из пулемета по машинам, результаты стрельбы его даже озадачили. Первая очередь особого шороху не наделала, но после второй со звенящим гулом полыхнул бак еще одной «Тайги», а затем загорелся мотор «Судзуки-Самурая».

— Братва! — заорал кто-то. — Валить надо! Иначе пехом ходить будем!

— Патронов нет! Линяем!

Началась паника. Кто-то еще продолжал стрелять, другие уже заводили моторы уцелевших машин, а третьи поспешно прыгали по дверцам. Первым сорвался с места и, развернувшись, покатил к въезду на просеку «флагманский» «Лендровер» Басмача, хотя его хозяин в это время находился в доме. Затем заторопилась единственная уцелевшая «Тайга» и лишившийся братика второй «Самурай». «Шестерка», принадлежавшая покойному Ухану, заковыляла было следом на трёх колесах — четвертое пробило пулей, но потом водила бросил ее и бегом догнал «Самурая». Стрельба стихла, но тут со стороны просеки, куда вот-вот должны были выкатить «басмаческие» машины, послышался гул многочисленных моторов, засветили фары, а самое ужасное — замелькали сиренево-голубые блики «мигалок». Более того, в небесах, перекрывая автомобильные, со свистом затарахтел двигатель вертолета, откуда раздался могучий, прямо-таки не голос, а Глас:

— Внимание! Вы окружены! Остановить машины! Заглушить моторы! Выходить с поднятыми руками! При попытке к бегству и сопротивлению — оружие применяем без предупреждения!

Как раз в это время на востоке появился краешек восходящего солнца…

ОБЕД ИЗ ТРЕХ БЛЮД

— Это как понимать? — Витя Басмач, у которого в «стечкине» остался один патрон — как раз застрелиться, — вопросительно посмотрел на Ларева. — Откуда менты?!

— А ты думал, что такая стрельба со взрывами в Знаменске не слышна? — осклабился тот. — Вот мой райотдел и проснулся… Шуметь надо было меньше, спят Божьи люди.

— У тебя что, и вертолет в РОВД на крыше стоит?! — съехидничал Витя.

— Вертолет, должно быть, из области вызвали, — вздохнул Владимир Васильевич.

— Ну и что теперь будет? — пробормотал Басмач. — Повяжут нас всех или только моих?

— Не волнуйся, Витюша, все будет в порядке. Ты ж у меня в районе находишься. Документики при тебе?

— В смысле? Аттестат криминального авторитета при себе не ношу.

— Паспорт есть? Удостоверение на пушку?

— Паспорт есть, а пушка нетабельная, конечно.

— Значит, чуть дороже обойдется. Ты, главное, старайся поменьше говорить и не поправлять то, что я им сообщу. Ничему не удивляйся, веди себя скромно.

— И за два десятка трупов, стало быть, ничего не будет? — жутко недоверчиво произнес Витя, оторопело хлопая глазами, которые у него от недосыпа опухли и сузились, будто он и впрямь был басмачом из Средней Азии.

— Родной, если наш начальник РОВД покажет в сводке, что у него на территории разборки происходят с применением автоматического оружия и таким количеством участников, что одних трупов по двадцать человек остается, то он знаешь, где будет?

— Думаю, что в заднице… Но если не покажет, вообще сесть может, наверно?

— В другом районе — может быть. У меня — ни фига! Сейчас меня лично беспокоит другое. Лишь бы Олег Федорович ничего не отчудил…

В это самое время к избе подскочили пятеро бойцов в голубоватом милицейском камуфляже, бронежилетах, с автоматами и помповыми ружьями. В саду тоже что-то затрещало — перекрывали пути отхода.

— Эй! В доме! — рявкнул один из тех, кто находился у двери. — Выходить по одному, с поднятыми руками, оружие класть на крыльцо!

— Не надо шуметь! — сказал Владимир Васильевич очень громко и внятно, вешая автомат за спину стволом вниз, а затем неторопливо вышел к вооруженной публике. Его сразу узнали в лицо, и агрессивный тон сменился на заботливый.

— Владимир Васильевич, с вами все в порядке? А то эти козлы говорят, что вас там не то убили, не то в заложники взяли…

— Все нормально, Андрей, все в порядке. Только пиджак попачкал. А там, в доме, кроме одного нехорошего мертвого человека, все мои друзья. Кстати, хорошо работаешь, почти как настоящий мент. Пригласи сюда, пожалуйста, ихнего начальника. Он здесь?

— А как же? Сейчас свяжусь! — Андрей поднес ко рту рацию, нажал кнопку. — Корма, Корма! Я — Шплинт, как слышите?

— Нормально слышу, я — Корма, — захрюкало из эфира. — Шплинт, как Первый, отвечайте. Прием!

— У Первого все в порядке. Просит прибыть, я — Шплинт.

— Вас понял. Сейчас буду.

Действительно, через несколько минут к избе, аккуратно обогнув чудом не пострадавший при разборке «Ниссан», подкатил милицейский «уазик», из которого вылезли два офицера и, улыбаясь, подошли к Лареву.

— Рады видеть в добром здравии! — козырнул тот, что был с погонами подполковника. Ларев протянул руку, и граждане начальники весьма почтительно ее пожали.

— Волновались за вас изрядно, — произнес второй, с майорскими погонами.

— Прошу, товарищи, в дом! — радушно пригласил Ларев. — Извините, что не прибрано…

Менты нервно похихикали, ценя тонкий юмор, потому что в сенях все еще лежал убитый охранник, которого всего лишь оттащили с прохода и прикрыли какой-то тряпкой. В кухне, скорчившись, валялся Борман с расколотым лбом, напустив из-под себя лужу крови и мочи — мочевой пузырь напоследок сработал. Весь пол был завален битым стеклом, щепками, отколотыми от разбитых рам и мебели, осколками посуды, множеством стреляных гильз и прочим мусором. На лавке, тянувшейся вдоль стены, с явной опаской поглядывая на представителей закона, сидели Басмач, Казан и Нинка. Пистолет Басмача — он его даже протер наскоро кухонным полотенцем, чтоб отпечатки убрать, — валялся на полу. Дескать, я не я, и лошадь не моя. Подполковник и майор скромно скользнули взглядами по оружию и только приятно улыбнулись. Ежели б захотели, то быстренько сняли бы с Басмача рубашечку и отправили на экспертизу. А там сравнили бы пороховой нагар со ствола с тем, что осело на манжетах, и с гарантией доказали бы, что это он стрелял из «стечкина». Но зачем обижать хорошего человека, который вместе с заместителем районного главы чуть жизни не лишился?

— Присаживайтесь, товарищи офицеры! — Ларев пододвинул гостям в погонах два покорябанных пулями стула, а на третий сел сам. — Прошу любить и жаловать: начальник Знаменского РОВД подполковник Замятин Алексей Николаевич и его заместитель майор Золотцев Павел Петрович.

— Владимир Васильевич, — сказал подполковник. — У ваших друзей какие-либо документы, удостоверяющие личность, имеются?

— А как же! Не бомжи ведь, культурные люди.

Басмач, Казан и Нинка достали свои паспорта. Двое последних имели, если кто помнит, липовые ксивы и немного волновались. Шура даже свою медицинскую справочку достал на всякий случай, а Нинка — свидетельство о браке, которое тоже было липовое.

— Та-ак… — удивленно приподнял брови Замятин. — Басманов Виктор Иванович. Президент и генеральный директор «ПМК-билдинг», если я не ошибаюсь? Солидная контора. И качество строительства, по-моему, очень высокое. Мне мой коллега Иван Егорович из вашего района показывал свой домишко. Почти как в Европе. Честно скажу, позавидовал.

— Между прочим, — заметил Ларев, — Виктор Иванович со мной как раз на эту тему беседовал. У них в районе жилищный рынок узковат. Платежеспособность тоже низкая. Предлагал мне перенести свою деятельность на территорию нашего района. Конечно, неудобно вроде бы у строителей из своей области хлеб отбивать, но с другой стороны — себестоимость намного ниже, а качество вы сами оценили. А при свободном рынке и конкуренции, как известно, эти факторы определяющие. Тем более что наиболее респектабельным заказчикам Виктор Иванович льготные кредиты обещает…

Басмач, который четко помнил наставления Ларева ничего не опровергать и ничему не удивляться, солидно кивнул. Он вообще-то уже врубился, что и товарищ подполковник, и товарищ майор нуждаются в улучшении жилищных условий. Хотя бы до уровня Ивана Егорыча. Насчет льготного кредита Ларев, конечно, шутил. «Домишки» для знаменских ментов пришлось бы полностью оплачивать за счет Вити, да еще и налоги платить с несуществующей прибыли. Но чем парашу насиживать, уж лучше поделиться, как завещал товарищ Лившиц…

Подполковник вернул Басмачу паспорт, выразительно посмотрев ему в глаза, и открыл паспорт Казана.

— Пашинцев Александр Петрович… А мы с вами раньше нигде не виделись? Или я вас с кем-то путаю — уж извините. По-моему, у вас в соседней области родственник есть. Помнится, звали его так же, а фамилия другая. Казанков, кажется. Мы его на презентации автосалона «Викинг» видели. Очень солидный бизнесмен! А мы вот с товарищем майором прошлись по рядам, поглядели на все эти «Вольво», «БМВ» и «мерсы» — только облизнулись. Жалко, товарищ Пашинцев, что вы не господин Казанков. Может, продали бы по дешевке какую-нибудь некондиционную…

— Мечтать не вредно, — печально произнес майор, проглядывая Нинкин паспорт. — А вот у вас, гражданка, по-моему, в паспорте неувязочка. Фотография у вас на нынешний возраст вклеена, хотя вам сорока пяти еще нет по паспорту, а той, которую в двадцать пять лет приклеивали, что-то не видно.

— Так я паспорт меняла, когда замуж выходила! — нашлась «лохотронщица».

— Понятно. А вы в браке с какого времени состоите, Нина Михайловна?

Нинка раньше помнила, а теперь, за всей этой кутерьмой да стрельбой, позабыла и умоляюще поглядела на Казана, но тот тоже свою «легенду» позабыл…

— Ох, и въедливый вы, Павел Петрович! — вмешался Ларев, чтоб Нинка с Казаном по глупости чего не отчудили. — Увидел какие-то глупости и придираешься. Честные люди, простые скромные труженики, здоровая семья… А вот насчет бизнесмена Казанкова, которого Алексей Николаевич припоминал, так я слышал, будто автосалон «Викинг» в рекламных целях проводит лотерею с ограниченным числом билетов и разыгрывает в ней очень приличные иномарки. Мне обещал один друг привезти пару билетов… Может, рискнете? За тысячу рублей — «Мерседес» или «Вольво». Каково?

— Посмотрим… — понятливо улыбнулся Замятин. — Нашему брату-служивому и тысячу набрать — проблема…

— Так и быть, одолжу, — хмыкнул Ларев. — Еще есть вопросы к моим гостям?

— Да нет, все в порядке.

— Тогда, Виктор Иванович, Александр Петрович и Нина Михайловна, если не возражаете, посидите у меня в «Ниссане». Подремлите малость, ночь не спавши. Ключи у Нины Михайловны, по-моему?

— Да-да! — поспешно подтвердила Нинка.

— Ну вот и прекрасно. Подождите меня там, мне надо с правоохранителями о наших районных делах побеседовать.

Витя, Шура и Нинка спокойно прошли мимо пятерых парней в милицейской форме, топтавшихся у крыльца, и подошли к «Ниссану», который, как это ни удивительно, ни одна пуля не задела. Все горевшие машины уже были залиты из огнетушителей, козлы, к которым был привязан Швандя, куда-то исчезли, а поблизости от выезда на просеку менты или «ларевцы» — хрен их разберет, кто есть кто, все в одной форме, шмонали уцелевших «басмачей» и «казанов». А перед мастерской тихо матерящиеся бойцы выкладывали длинный ряд бездыханных тел. Сюда стаскивали всех — и тех, кто пришел с Борманом, и тех, кто пришел с Уханом, и тех, кого Басмач привез. Жутковатая картинка получалась, да и запашок уже тянуло.

Нинка открыла «Ниссан», и все трое влезли на заднее сиденье, мужики по краям, Нинка в серединке.

— Ну и влетели! — пробормотал Витя. — Если ставить два таких домика, как у нашего Егорыча, — это 200 тысяч баксов! А еще браткам на похороны, на лечение, на отмазы — уй-юй-юй!

— Скажи спасибо, что Ларев тебя за этот «рейд» вообще не пришиб! — проворчал Казан. — Если б мы ему не были нужны для чего-то, он бы тебя замочил уже за то, что ты сюда, в его вотчину, наехал. Ну а уж за то, что на золотишко Механика пасть раскрыл, — вообще. Ну и меня за компанию. Хотя я вообще-то ничем перед Ларем не проштрафился. А меня тоже с этой «беспроигрышной лотереей в рекламных целях» на 100 тысяч баксов наказали. Может, и больше, если господа менты по «шестисотому» себе пожелают.

— Ну, это вряд ли, — произнес Басмач. — Шибко стремно! По «трехсотому» с наворотами — еще куда ни шло. А «шестисотый» для начРОВД — это все равно, что «Волга» для бомжа. Светиться не захотят.

— Кто его знает… Тут у них порядки вообще лихие. Этот Ларь куда круче, чем я думал. Понимаешь, он не отстегивает ментам, как мы, а просто взял их под себя. И «собственная безопасность» их не колышет, и ФСБ у него в кармане, и налоговики, и области он не боится. Вон, вертолет прилетел, поорал в матюгальник и улетел. Оплачено! И в Москве у него крыша есть, покрепче Булкиной…

— Если не та же самая.

— Запросто!

Нинке было приятно сидеть между двумя здоровенными мужиками, уютно и спокойно. Даже возня с трупами неподалеку от машины ее перестала волновать, и Нинка, уложив голову на правое, здоровое плечо Казана, мирно засопела.

— Во, блин, кому я сейчас завидую! — произнес Басмач. — Ее на бабки не поставили… Что ты себе, помоложе не мог подобрать, а?

— Она меня с того света вывезла, понял? Я ж тебе говорил, е-мое!

— Да у меня уже мозги не варят с устатку. Забыл. Да мне-то чего? Твоя жизнь… А вот мы с тобой, братуха, влетели. И ведь Ларев нас еще не отпустил. Сейчас столкуется с ментами и за каждый труп отстежку потребует. А у него, по-моему, всех четверых охранников положили.

— Можно ведь и за наших стребовать, — кивнул Казан. — Вон их сколько, блин, уже девятнадцать лежит… Чтоб менты этого не заметили, двух коттеджей и двух «мерсов» мало будет.

— Да, — покачал головой Басмач, — дорого бы я дал, чтоб знать, о чем они там калякают…

А «калякали» в избе вот о чем.

— Вы почему так долго ехали? — строго спросил Ларев у подполковника. — Дорогу забыли?! Или кто-то посоветовал не торопиться?

— Да что вы такое говорите, Владимир Васильевич! — почти испуганно пробормотал Замятин. — Мы с максимальной оперативностью работали… Но дорога через лес, сами знаете, какая…

— Вы опоздали на полчаса, — жестко сказал Ларев. — Специально ждали, чтоб началась стрельба. И дали пострелять вволю! Чтоб побольше трупов навалили. И чтоб меня, желательно, тоже приложили.

— Владимир Васильевич! — теперь Замятин уже окончательно испугался. — Да я Богом клянусь — ничего такого и в мыслях не было!

— Я точно помню, когда звонил Соне. Вы должны были подъехать через час ровно. Плюс-минус пять минут — не больше и не меньше. Можно было придумать поломку мотора, прокол шины, бревно, упавшее на дорогу. Но все это вас не извиняет. Кому пришла в голову идея не спешить?

— Да ведь перестрелка-то случайно началась! — вмешался майор. — Мы же спрашивали, отчего стрельба была, — никто понять не может. Не могли же мы загодя знать?

Ларев немного смягчился, приняв это за весомый аргумент, но все же сказал:

— Если б вы на полчаса раньше приехали, ее бы вовсе не произошло. Ладно, мы еще все уточним… Сколько «басмачей» оприходовали?

— В машинах было девять. Трое из них легко ранены.

— По лесу разбежались?

— Нет, с вертолета никого не видели.

В это время заработала рация, висевшая на ремешке у Замятина.

— Корма, я Нос, ответьте!

— Нос, слушаю вас, я — Корма!

— Докладываю: двести — двадцать два, как поняли? Трое из охраны Первого.

— Тех, кто в доме, считали?

— Нет.

— Добавь два, как понял?

— Понял хорошо.

— Задержанных сколько?

— Двенадцать, трое триста, тридцать пять стволов, одиннадцать единиц холодного. «Дури» нет.

— Продолжайте прочесывание. До связи.

Ларев мрачно посмотрел на Замятина и сказал:

— У меня из-за тебя три парня погибло. Четвертого, который в сенях лежит, не считаю, но за этих — ты в ответе. Учитывая то, что вам сегодня удалось с Вити и Шуры выторговать очень приличную сумму натурой, я с тебя ее буду помаленьку списывать. Чтоб служба медом не казалась, некоторое время, в зависимости от качества работы, будешь получать только половину того, что имел. Это в том случае, если не найду умысла в твоем сегодняшнем опоздании. А я его найду, если он был. Ну а если найду — можешь догадаться, что будет. Лучше сам застрелись, понял?!

— Не было умысла, Владимир Васильевич!

— Это мне судить. Пока живи, если чист… Значит, так: всех «басмачей» — кто жив, конечно! — по-быстрому отпустишь с машинами. Оружие оставишь здесь, никаких актов, само собой, не составлять. Покойников оставишь тоже. Никакой отстежки за трупы не возьмешь — не заработал. С пушками вопрос сложнее, может, при хорошем поведении и подарю что-нибудь на бедность, хотя и не сразу. В общем, через полчаса ни «басмачей», ни твоих «кадровых» здесь быть не должно. Уловил, мент?! Не напоминаю об известном: «Ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу!» И за молчание каждого своего сотрудника — ты отвечаешь.

— Не беспокойтесь, непроверенных не держим…

— Да, вот еще что. Подготовь-ка сообщение по радиотрансляции района и нашему местному УКВ-вещанию, что сегодня ночью было проведено совместное учение оперативного состава РОВД и частных охранных предприятий района по отработке взаимодействия при задержании вооруженных преступников. То же самое объясняйте дедам и бабкам, если будут справляться, отчего была стрельба, взрывы и зарево.

— Все сделаем как надо, Владимир Васильевич. Не впервой…

СПРЯТАЛИСЬ…

Механик, конечно, при первых проблесках «мигалок» сообразил, что пора делать ноги. Поэтому он прекратил пальбу, подхватил пулемет, в котором еще пол-ленты оставалось, вырубил топором дырку в задней стенке мастерской и выполз наружу. Вылезал он неподалеку от того угла, где занимал позицию охранник Гриша. Правда, к этому моменту Гриша уже ничего не занимал, а, как пелось в любимой песне Механика, «лежал с пробитой головой». За поясом у него Еремин углядел полный магазин к автомату и прихватил с собой, чтоб добро не пропадало. Автомат у Олега был свой, так что лишнего железа он тащить не собирался и оставил Гришин на месте. Прищелкнув сошки к стволу «РПД», Еремин повесил пулемет за спину, а автомат взял на изготовку — так оно поухватистей.

Перебегать проход между гаражом и мастерской Механик решил с оглядкой, для начала осторожно посмотрел из-за угла, что там творится. Это он очень своевременно сделал, потому что Резаный, расстреляв все до последнего патрона, тоже увидел ментовские «мигалки» и решил драпануть. Штопор, Шпала и Ера, которые отсиделись в мертвом пространстве и кое-как смогли под шумок распутаться, услышали, что стрельба стихла, и тоже решили линять.

Механик к бойцам покойного Ухана отнесся без особого почтения. Тем более, что о том, что у Резаного пустой автомат, он как-то не догадался. Вести переговоры и объясняться с четырьмя хоть и безоружными, но шибко здоровыми жлобами Еремину не хотелось, тем более что он им до этого длинную лекцию прочитал. Ясно, что эти недоумки ничего не поняли и не осознали. Обстановка уже сильно изменилась, на сей раз никто не обязывал Механика брать их живьем. Поэтому Олег просто не пожалел полмагазина, чтоб все четверо приняли горизонтальное положение. И, не проверяя, всех ли отправил к Аллаху — хотя эти «басмачи» вроде бы православными числились! — дернул побыстрее к лесу.

Он успел нырнуть в елки еще до того, как над поляной появился вертолет и оттуда начали вещать в матюгальник. Примерно в ту же минуту совсем рядом от него затрещали кусты, и лишь природное хладнокровие Механика не позволило ему изрешетить Епиху, очертя голову влетевшего в лес с автоматом в руках.

— Лешка! Свои! — прошипел Механик, сильно опасаясь, что у юноши, в свою очередь, хладнокровия не хватит.

— Олег Федорович… — пропыхтел Епиха, бросаясь к Механику. — Юлька жива?

— Там увидим, — уклончиво отозвался Еремин, про себя отметив, что, видать, пацаненок крепко втюрился в эту дуру длинноногую. И, выходит, как ни крути, что они теперь с Епихой некоторым образом соперники.

В том, что Юлька жива, оба ее кавалера, и старый, и молодой, убедились очень быстро. «Кулема сибирская» тоже сообразила, что к чему, и дунула напрямки, через сад. Потом, с разгона, лихо перемахнула забор, ухватившись руками за верх досок, подтянувшись в упор и перекинув ноги — будто лет пять через полосу препятствий бегала! Ну а потом дунула вниз по тропке, к причалу.

Было уже достаточно светло, чтоб Механик с Епихой сумели разглядеть эту лосиху длинноногую через промежутки между ветками и выскочить ей наперерез.

— Не бегай по открытому! — Еремин сцапал Юльку за руку. — «Вертушка» мотается!

Вертолет, правда, в это время, описав круг над поляной, находился далеко от этого места, но Олег знал, что с этой штуки все хорошо видно. Правда, иногда обознатушки выходят.

Был у него в Афгане случай, когда он, отстав от своих, несколько суток мотался по горам, где днем камни раскалялись, как в духовке, — даже через истертые подметки припекало! — а ночью впору было о валенках и телогрейке мечтать. Тогда Механику выпала удача почикать финкой двух «духов», разжиться двумя автоматами и водичкой. А заодно прихватить с одного из моджахедов вонючую, но теплую жилетку из плохо выделанной овчины — дело было ночью, и у прапорщика Еремина зуб на зуб не попадал. Стриженной налысо голове тоже холодно было — незадолго до этого обалдался, подцепив где-то вшей. А кепку в темноте посеял, пока с «духами» возился. Одного, крупного, он сонным приколол, но тот чего-то каркнуть успел, и второй проснулся, помельче, почти одного роста с Механиком, но жилистый и прыткий. Вот с тем-то Еремину и пришлось покувыркаться, покамест удалось загнать финку в брюхо, а потом глотку перерезать… В общем, кепи куда-то запропало, а шарить по щелям между камнями в темноте — ниже среднего удовольствие. Запросто гюрзу нащупаешь или кобру. А без головного убора в тамошних местах очень хреново. Ночью-то ладно, хоть и холодно, но не Сибирь, уши не отмерзнут, а вот днем, когда солнышко припечет, — солнечный удар обеспечен. Поэтому Механик прихватил с бритой башки одного из бойцов Аллаха блинообразную шапочку, посчитав, что с лысого он много вшей не наберет. К тому же со вшами он уже имел дело, а вот солнечных ударов еще не получал. Всю ночь Еремин протопал в том направлении, где по идее должны были находиться братаны-шурави, и утром, уже при свете, стал перебираться через небольшую сопочку, прикинув, что где-то там, за ней, должно быть шоссе, а на шоссе — блок. Радовался — ужас как. Да еще услышал стрекот «вертушек». Целая пара «крокодилов» «Ми-24» тарахтела. И прямо на него. Конечно, радости еще прибыло. Правда, на «крокодил» вряд ли возьмут — они не для того предназначены, но, глядишь, сообщат, что по горам одинокий советский воин ползает. Только вот о том, что его душманская кацавейка и шапка-блин могут у вертолетчиков нездоровые эмоции вызвать, Еремин не подумал. И когда с «крокодилов» его начали поливать из курсовых пулеметов, Механик аж взвыл от обиды. Ну а заодно так глубоко залез в камни, как только мог. Но самое обидное, что он на этот огонь ответить не мог. Был бы настоящим душманом, так хоть огрызнулся бы… А тут только и осталось, что прятаться.

Вот и сейчас, много лет спустя, у Механика было похожее чувство. От своего, российского, вертолета надо в лесу укрываться. И стрелять в него как-то неприлично. Все-таки вертолетчикам в лице Андрюхи Белкина Еремин жизнью обязан.

Племянницу своего спасителя Механик благополучно утянул за елки. Юлька аж взвыла от радости и чуть ли не на ручки его подхватила, благо ей, акселератке чертовой, это было вполне по силам, даже учитывая, что на Еремине пулемет и автомат висели.

— Осторожней, дуреха! — отбрыкнулся Механик. — Автомат на боевом взводе!

Епиха надулся, на него Юлька посмотрела как-то менее нежно и вскользь.

— Так, — сказал Еремин, — пока «вертушка» далеко — вперед, за речку! Ежели менты с собаками — самое оно. След потеряют! Вы первые — я прикрываю. Бегом!

Но плюхаться в воду не пришлось. Механик как-то позабыл, что у причала могут оказаться резиновые лодки, которые были оставлены командой Бормана и Шванди.

В принципе запросто можно было в одну лодку всем поместиться — в каждой сюда по четыре здоровых мужика приплыло. Но Механик, как обычно, не хотел, «чтоб и люлька доставалась вражьим ляхам». Точнее, он прикинул, что, если менты найдут на берегу лодку, то, глядишь, начнут на воде искать чего-нибудь. Он выпустил из вида, что лодки уже могли с вертолета разглядеть. Но это особой роли не сыграло, потому что вертолет, отматюгавшись, улетел и больше не появился.

Так или иначе, поплыли на двух лодках: в одной Механик, в другой — Епиха с Юлькой. Сначала Еремин думал по-быстрому пересечь речушку и вылезти на другой берег. Но потом, когда стало ясно, что вертолет улетел капитально и, возможно, даже насовсем, решил не спешить и укрыться в протоке, за камышами. Там их можно было разглядеть только с воздуха, да и то не везде. На другой стороне протоки, на довольно большом острове, зажатом Сноротью и протокой, имелся узенький заливчик, отгороженный от протоки камышами. По берегам этого заливчика густо росли деревья, кроны которых прямо-таки переплетались над ним, как в джунглях на Амазонке. При ярком, высоко стоящем солнце, глядишь, с воздуха и можно было бы разглядеть под ветвями лодки, но утром, когда над водой стлался легкий туман, а деревья бросали на воду длинные косые тени, это было почти невозможно.

Именно поэтому вертолет, пролетавший совсем недалеко от этого заливчика, не засек укрывшуюся там «казанку», на которой еще перед приездом Ухана эвакуировались с хутора «женщины и дети», то есть Райка, Анюта и Шпиндель. Толку от них в операции по поимке Ухана и К° было никакого, и поэтому Механик приказал Райке загрузиться в лодку и, не включая мотора, на веслах уходить в заливчик и торчать там до тех пор, пока он, Еремин, туда не прибудет. А ежели вместо него, Епихи и Юльки туда доберется какой супостат — заводить мотор, открывать огонь из всего бортового оружия (туда с чердака перетащили весь оставшийся у Механика арсенал, кроме тола) — и идти на прорыв с песней «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“». Ежели удастся прорваться на Снороть, то переть как можно дальше — желательно по течению — и дальше действовать по обстановке.

Райка, приняв на себя капитанские полномочия, довольно успешно привела свое, суденышко в заливчик, используя в качестве двигателя Анюту, которая неплохо справилась с веслами. Шпиндель в этом переходе принимал участие исключительно в качестве пассажира, поскольку еще не меньше часа продолжал очухиваться после пребывания в яме. Но, так или иначе, доплыли куда хотели. Хотя сделать это в темноте было не так просто, потому что камыши стояли сплошной стеной и лесистый берег острова тоже не давал каких-то видимых ориентиров. Но лоцманская память у Райки оказалась на высоком уровне, хотя в заливчике она до этого была только раза три, не больше. В июне она с Механиком и Юлькой приезжала сюда на рыбалку. Похабница Юлька по поводу этих случаев цитировала старинный анекдот про Владимира Ильича с «удочками для конспирации», потому что, поймав по две-три рыбешки на рыло и приняв по сто грамм или чуть больше, веселая троица переходила к забавам более интенсивным, и перепуганная рыба в панике расплывалась в разные стороны от приплясывающей на воде «Казанки».

Конечно, когда со стороны хутора началась пальба, сохранять спокойствие было нелегко. Переживаний, охов и вздохов было много. У Райки и у Анюты было несколько моментов, когда им очень хотелось завести мотор и, не дожидаясь появления «супостата», выбросить в воду арсенал, сильно утяжелявший лодку, и рвануть по Снороти в каком-нибудь неизвестном направлении. Желания броситься на выручку с оружием в руках не появилось даже у Шпинделя. Особенно после того, как прогремело несколько взрывов и над лесом занялось зарево.

Поэтому появление из камышей резиновых лодок с Механиком, Юлькой и Епихой на борту было воспринято со вздохом облегчения. Все трое вновь прибывших перелезли в «Казанку».

— Так, — грозно напузырился Механик. — Ввиду того, что старший прапорщик инженерных войск приравнивается по числу звезд на погонах к полному, но не толстому, адмиралу ВМФ, командование флотом беру на себя. «Ура» и прочие выражения восторга — отставить. Соблюдать тишину, светомаскировку и радиомолчание. Последнее самое простое, поскольку рации у нас нет. Забыли на чердаке.

— А вот и нет, — возразила Анюта. — Я ее притащила.

— Все равно без батареек не сработает, — сказал Механик.

— Из фонарика можно взять, — заметил Епиха. — Правда, они не влезут…

— Дельная мысль! — одобрительно произнес «адмирал», вытащил свой рюкзачок и принялся орудовать. Через десять минут, подключив к рации негабаритные батарейки с помощью зажимов типа «крокодил» и изоленты, Механик привел средство связи в рабочее состояние и почти сразу же наехал на волны, где переговаривалась милиция, а потом и Ларев. Рация была выведена на минимум громкости, и ее слышал только сам Еремин. Однако информация интересовала весь личный состав «эскадры», и все постарались, насколько это было возможно в маленькой лодке, подсесть поближе к Механику.

Из радиообмена, который Механик подслушивал, он выцедил достаточно много интересного, но, пожалуй, слишком мало утешительного. Ведь то, что было в эфире, очень слабо отражало реальную картину событий. Особенно неприятной Механику показалась фраза: «Продолжайте прочесывание!», которую произнес Замятин. Перед тем было достаточно много цифр, подводящих предварительные итоги «бунта в сумасшедшем доме», которые хоть и вуалировались немного, были понятны любому дураку. Еремин сильно беспокоился насчет того, что прочесывание вызвано исключительным желанием ментов отловить его лично и остальных не охваченных милицейской заботой граждан, то есть тех, кто сидел сейчас в «Казанке». А раз так, то мог снова прилететь вертолет и появиться какой-нибудь катер, который начнет рыскать по протоке.

Но потом, к величайшему удивлению Механика, в эфире зазвучали команды, свидетельствующие о том, что опергруппа РОВД сворачивает свою бурную деятельность и покидает место происшествия. Олег ушам не поверил. По его разумению, после мероприятия такого масштаба, где одних «двухсотых» больше двух десятков, сюда должна была прибыть как минимум «область», а потом и следственная группа МВД и Генпрокуратуры. Потому что уж больно крупное нарушение общественного порядка просматривалось… Или Ларев действительно в своем районе выше Господа Бога, или вся эта болтовня насчет свертывания — провокация, рассчитанная на то, что Механик подслушает и вылезет из своего убежища.

Еремин почти однозначно склонялся ко второму варианту, его не убедил даже удаляющийся гул машин и отблески «мигалок», которые были заметны из-за деревьев на том берегу протоки. И уж тем более не убедила тишина, которая воцарилась и в воздухе, и в радиоэфире.

Тем не менее Механику до ужаса захотелось пробраться на хутор и посмотреть, что там происходит. Например, не реквизировала ли милиция его автопарк, не сгорела ли мастерская с оборудованием и, наконец, не добралась ли законная власть до атаманских кладов. Поэтому он еще полчаса вслушивался в эфир, но ни хрена на прежних волнах не слышал. Напрямую с хутора тоже почти никаких звуков не долетало.

Наконец Еремин не вытерпел и сказал:

— Вот что. Надо провести разведку. Всем сидеть здесь, не цапаться, не лаяться и жить мирно. Со мной никому не проситься. Райка, остаешься за старшего.

Олег разделся до плавок и не взял с собой никакого оружия. Если там менты, то оружие все равно не поможет, а безоружный и голый человек особых подозрений не вызовет, будет меньше поводов его задержать.

В общем, Механик, не жалея своего больного организма, плавно, без плеска, окунулся в очень прохладную утреннюю воду и медленно поплыл через камыши в протоку.

МАЛЕНЬКИЙ ЗЕЛЕНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК

Механик не стал заплывать в устье речушки и выбираться на берег там, где размещался лодочный причал. Он проплыл по протоке намного дальше и вылез из воды метров на сто выше устья речки. После этого нагреб из прибрежных камышей серо-зеленого ила и вымазался им с ног до головы, чтоб не шибко сверкать кожей среди зелени. Любой мирный гражданин, поглядевший на него после этой процедуры, либо тут же побежал бы докладывать в ФСБ о прибытии летающей тарелки с маленькими зелеными человечками на борту, либо срочно вступил в общество «анонимных алкоголиков», сообразив, что уже допился до чертиков. Если учесть, что по ходу движения Механика через лес в направлении хутора к его илистой обмазке налипло немало травинок, сухих листьев, иголок и всякого прочего, то его можно было принять и за какого-нибудь реликтового гоминида (не подумайте чего плохого!) типа йети или каптара, сообщения о которых время от времени еще появляются в газетах. Ну а самые простые граждане и старушки просто решили бы, что это лешак или кикимора болотная.

Но Еремину было по фигу, на кого он похож, лишь бы его не заметили раньше времени. Перемещаясь где шагом, где ползком, он добрался к просеке, примерно в двадцати метрах от выезда на поляну, где располагался хутор, Олег уже собрался было перескочить на другую сторону дороги, укрыться в кустах, а затем подползти к краю поляны и как следует разглядеть, что и как, оценить обстановку. Но в это самое время он заметил двух бойцов в голубовато-серых камуфляжках, с помповыми ружьями на изготовку, которые двигались по дороге в сторону от хутора. Олег затаился, и «менты» — он почему-то не сомневался, что эти мальчики находятся на госслужбе — спокойно проследовали мимо него.

Механик подождал немного, посматривая в ту сторону, куда удалились бойцы, и, убедившись, что они его не заметят из-за изгиба просеки, мягко ступая босыми пятками, перешел через дорогу, после чего, стараясь поменьше шелестеть ветвями, проскользнул сквозь кусты. И тут его ухо уловило тарахтение мотора. Похоже, по просеке в направлении хутора катил какой-то колесный трактор. Чуть позже, когда трактор приблизился, Олег расслышал легкое бряканье и треск — видать, нависающие над просекой ветки колотились и ломались о поднятый бульдозерный нож. Ну а еще позже хрустнула какая-то большая ветка в нескольких метрах над землей. Из этого Механик тут же сделал вывод, что на тракторе и стрела с ковшом имеется.

Действительно, через некоторое время мимо притаившегося в кустах Еремина проехал «МТЗ-80» с ковшом и бульдозером — почти такой же, на каком Механик зимой ездил по просекам и льду озера Широкое. В кабине трактора, кроме тракториста, сидели те самые парни в милицейском камуфляже. То ли они его охраняли, то ли дорогу показывали.

Пропустив мимо себя этот могучий механизм, Олег не спеша переполз к краю поляны и смог обозреть хутор, так сказать, в самом общем плане.

В принципе Механик не нашел каких-либо особо уродующих пейзаж разрушений. Кроме, естественно, четырех изуродованных машин. Две «Тайги», «Судзуки-Самурай» и «шестерка» придавали местности колорит Прохоровского поля. Но дом стоял, гараж и мастерская — тоже. Никакие курятники-крольчатники внешне не выглядели поломанными.

Но что больше всего удивило Олега, так это то, что нигде трупы не наблюдались. Неужели менты все двадцать с лишним штук уже осмотрели, сфотографировали, задокументировали и так далее, а потом погрузили навалом в грузовик и повезли в морг? Что-то не верилось. С одним жмуром по нескольку часов возятся, а тут целая куча…

В это время в поле зрения Механика снова попал трактор, который выкатился с просеки и, тарахтя, направился в сторону гаража. Еремину минуты не понадобилось, чтобы понять: экскаватор с бульдозером пригнали для того, чтоб раскопать бугор с лопухами, под которым лежат сундуки с золотом.

Когда трактор поравнялся с домом, у которого Механик разглядел ларевский «Ниссан-Патрол», на крыльцо вышел человек, в котором, несмотря на неблизкое расстояние, легко было узнать Владимира Васильевича. А из «Ниссана» выбрались три человека, два мужика и баба. Их Еремин тоже опознал в один момент: Шура Казан, Витя Басмач и Нинка.

Не было никаких признаков, что все эти граждане, включая Ларева, находятся под конвоем или хотя бы под контролем правоохранителей. Напротив, после того, как трактор остановился, все, кто сидел в кабине, вылезли и с явным подобострастием стали выслушивать какие-то ЦУ от Владимира Васильевича. А Басмач, Казан и Нинка делали какие-то потягивания — похоже, что они часок продремали в кабине и никто их не потревожил. К сожалению, ветер тянул с реки и уносил разговоры в сторону от Механика, к тому же он, как известно, был слегка глуховат и расслышать, что говорится там, в нескольких сотнях метрах от него, не мог.

Затем трактор проехал через проход между гаражом и мастерской, развернулся и вгрызся ковшом в бугор с лопухами. Механик порадовался за свою прозорливость. Вместе с тем он почувствовал необходимость перебраться поближе к месту событий. Потому что ему ужас как интересно было посмотреть, что там происходит.

Конечно, можно было, наверно, не мудрствуя лукаво, просто вернуться на протоку, смыть свою камуфляжную грязь и честно-благородно подойти к Владимиру Васильевичу. Механик с ним не ссорился и не имел каких-либо рациональных оснований подозревать в чем-то нехорошем. Но все-таки легкое опасение у Олега было. Как-никак, клад, лежащий в бугре, вещь более чем серьезная. Может быть, Казан и Басмач уже объяснили Лареву, что Механик похитил в соседней области клад Федьки Бузуна и тем самым обокрал участников «чик-чириковского соглашения». Конечно, то, что зарыто в бугре, — из другой оперы и даже из другого века. В тех мешках, которые лежали сейчас на дне заполненного водой навозосборника в недостроенных коровниках у села Самсонова, не было ни одного империала с портретом Николая II. Там были цехины, динары, дирхемы, дукаты и алтыны какие-нибудь — Механик в нумизматике был почти полный профан, но отличить николаевские монеты от гораздо более древних был все же способен. Так что доказать публике, что клад в бугре и клад Федьки Бузуна — две большие разницы, Лареву было бы нетрудно. Но тогда встал бы вопрос: если это «не тот», то где «тот»? А ну, подать сюда Механика, Вова, иначе дождешься! А Вове надо во имя чьих-то высоких интересов всемерно защищать «чик-чириковцев». Ведь их сегодня можно было всех прихлопнуть — и «басмачей», и «казанов». Но нет-с, Ларев их, похоже, даже от ментов отмазал. И стоит им только намекнуть, что они, допустим, найдут пути-дорожки к этому загадочному Клобуку, а потом сговорятся с ним, как Володя будет готов на все услуги. В том числе и на то, чтоб выдать Механика. Кто он такой, этот Механик? Кто его видел? Поджарить ему пятки паяльной лампой, пусть колется, куда рыжевье заныкал. Ну и прочую мелочь типа Юльки, Райки, Епихи, Шпинделя, Анютки — тоже. Если сам Мех терпеливый, глядишь, своих баб пожалеет… Ну а когда расколется — в яму его и бульдозером заровнять. Благо машина уже на месте, копает вовсю…

Механик опять, в который раз уже, ощутил неимоверную ярость к тем, кто может посчитать его жизнь мелкой разменной монеткой в своих крупных играх больших людей. Хотя, еще раз надо повторить, никаких прямых доказательств не имел. Просто у него было много таких случаев по жизни. И Гера с Серым в Бузиновском лесу, и барыга Делон с Валерой Гнедым в Москве, и Булкины «ремонтники», и Шмыгло, и Шкворень с Конем, и Швандя с Медведем… Ну всякой скотине так и хотелось с ним, маленьким, слабым и больным разделаться. Придавить, как вошку, хотя это не совсем справедливое сравнение. Ведь вшей давят за то, что они кусаются. Механик, если б его все время не пытались раздавить, мухи бы не обидел. Ведь прожил же он здесь, на хуторе, с апреля по июль мирно и спокойно, никого не обижая. Трудился, как честный крестьянин, вел натуральное хозяйство, любил своих баб в меру возможности и дружески беседовал о жизни с тем же Ларевым. А потом пошла вся эта история…

Злись не злись, изменить что-либо в прошлом ходе событий Механик не мог. Но повлиять на их будущее развитие был в силе. И не собирался действовать по чужому сценарию. Нет уж, выкусите, господа!

Но для начала надо было все же оценить, что тут, на хуторе, делается и много ли здесь народу. Пока в поле зрения попали только Ларев, Шура, Витя, Нинка, два парня в ментовском камуфляже и тракторист, он же бульдозерист и экскаваторщик.

Механик стал неторопливо передвигаться вправо, вдоль края поляны, время от времени поглядывая в сторону хутора. Как раз в это время там появилось еще несколько человек в камуфляже, которые вытащили какой-то мешок из гаража. Впрочем, Олег почти сразу же сообразил, что это не «какой-то» мешок, а именно тот, что наполнили золотишком Резаный со товарищи. Потом они забрались в подставленный им Механиком «Чероки», где сработала система противоугона О. Ф. Еремина. То есть при «несанкционированном» нажатии на педаль газа срабатывал баллон с газом типа CS и блокировались двери. Потом, через некоторое время, на этот же мешок, будто на живца, попались и братки во главе с самим Уханом, но уже на «Паджеро». Механик сработал как психолог. Мешок тяжелый, на руках семь километров через лес тащить не захочется. А в гараже стоят машины, причем у одной из них даже дверь не заперта. Какую выберет человек, желающий побыстрее смыться с богатой добычей? Ясно, что ту, которую взламывать не надо, да еще и с ключами в щитке… В первый раз открыл «Чероки» и запер «Паджеро», во второй раз — наоборот. И все попались живьем, так, как хотел заказчик Ларев. Правда, теперь все они — трупы. И может быть, это определит судьбу Механика на переговорах Ларева с Басмачом и Казаном…

Мешок тем временем подтащили к «Ниссан-Патролу», около которого Ларев разговаривал с «гостями». Механик передвинулся уже метров на сто вдоль края поляны, примерно туда, куда ночью вышел Ухан со своей компанией, и находился теперь гораздо ближе к хутору. Теперь Олег мог даже слышать то, что говорил Ларев, потому что ветер со стороны реки не уносил звуки речи в сторону, а как бы пододвигал их к ушам Еремина.

— Вот, — заявил Ларев Басмачу, когда парни в камуфляже развязали горловину мешка. — Видишь, как ребята упрели? Тут больше ста кило золота и серебра царской чеканки. Сколько тут на доллары, сказать затрудняюсь — не считал. Вот это тебе компенсация за покойников, за машины и за услуги ментам. А заодно и за то, чтоб ты отвязался от Механика. Из того клада ты все равно почти ничего не получил бы, даже если б честно вернул его Булке. Не вернул бы — Булка и Кныш тебя не пожалели бы и забрали бы все. Но это — война, разборки и прочее. Мне такого не надо. Я ваш ангел-хранитель, понятно?!

Витя завороженно смотрел на золотые профили Николая Кровавого и двуглавые орлы, тускло блестевшие на солнце. Попадались и серебряные рубли, намного крупнее по размеру, чем золотые империалы. Ларев вынул одну такую блямбу, показал Вите:

— Видишь? Юбилейная 1913 года, к 300-летию династии Романовых выпущена. Тут не один Николашка, но и пращур его Михаил Федорович изображен. Дороже стоит небось.

Вите это было по фигу. Да, ему очень хотелось бы все это получить. Он ничуть не сомневался, что сможет реализовать содержимое мешка и крепко на всем наварить даже с учетом всех «непредвиденных расходов», которые на него навалились. Но этот мешочек все же слишком мал по сравнению с теми, что упер Механик. Даже чисто по весу. Там — 350 кило. И не царских монет начала XX века, а всякой всячины из середины XVII. Вещичек, которые уже за одну старину и уникальность намного выше ценятся. Там, говорят, и камней до фига, каждый из которых по сотне тысяч баксов пойдет… Нет, не очень хотелось Вите отказываться от всего этого за такую «компенсацию». Больше того, у него жар по крови шел при мысли о том, что всего в нескольких десятках метров от него, под бугром, там, где работает экскаватор, лежат еще ценности, которые, может быть, и в десять таких мешков не влезут. Володя просто ему по-барски косточку со стола кинул — на, пес, все равно мне уже рыгается с пережору! Но он, Витя Басмач, не пес. Он сам себе хозяин…

Но тут, у Ларева на хуторе, выступать было нельзя. За гаражом валяются 28 трупов. Борман, Ухан, Швандя, Резаный, Мотыль и так далее. Среди них восемь бойцов из команды Казана, четверо ларевских, а все остальные — его, Вити, люди. И если Витя сейчас честно и благородно объявит, что манал он эту «компенсацию», то присоединится к общей куче. Уже есть договоренность, что всех мертвецов зароют в яму, из которой достанут «атаманский клад». Места там хватит всем и даже останется. Например, для него, Басмача, если он поведет себя как дурак. Но Витя — не дурак. Он примет этот мешочек и простится с Ларевым, как старый друг. А дальше — видно будет…

— Тебе тоже надо отстегнуть, Шурик, — произнес Ларев. — У тебя тоже беда, верно?

— Не знаю… — произнес Казан каким-то странным, не свойственным для себя тоном. Он и сам не очень понимал, что в душе творится. С одной стороны, он видел то, о чем ему рассказывал Батя, эдакую ожившую и воплотившуюся в благородный металл легенду. Может, надо было порадоваться за себя, за свое везение и за то, что сейчас — скажи «да», — и добрый дядюшка Ларев велит своим молодцам принести еще один стокилограммовый мешок из-под картошки, набитый николаевским золотом. Который наверняка перетянет все расходы на бесплатное обеспечение иномарками знаменских ментов. Шура не собирался устраивать отпевание ни Борману, ни тем, кто с ним сюда приперся, а уж тем более — ставить им памятники за счет братвы. Правильно, под бульдозер их, и заровнять гадов! Так что навар у него с этого мешка был бы неплохой.

Но Казан увидел в мешке одну маленькую вещичку, на которую не обратили внимание ни Ларев, ни Витя. Золотую зубную коронку, помятую, должно быть, какими-то клещами. То есть выдранную изо рта у мертвого, а может, и у живого человека. И эта самая коронка вдруг вызвала в Шуре бурю противоречивых и путаных чувств.

Шура вспомнил рассказ Егорыча про то, как Орел и Федор грабили поезда, шедшие на юг в 1918 и 1919 годах. Кто в них ехал? Курортники? Да ни хрена подобного — беженцы. Кто пробирался к белым, а кто просто стремился доехать до тех мест, где хлеб еще есть. Может, эти самые десятки и пятерки долгие годы копили в чулке на черный день, и, когда он настал, решили взять с собой, чтоб выжить на новом месте. Чека не нашла, а Федор и Орел вытрясли.

И вот только теперь до Шуры дошло. Да, может быть, папаша Бати Егорыча, который тогда был совсем пацаном, пил, гулял, грабил, убивал, девок портил. Но атаман его бизнес делал. И Федор тоже казну копил. Должно быть, и тот, и другой своей братве объявили, что надо не все пропивать, а давать атаману в общак. Тогда, наверное, как-нибудь по-другому этот финансовый институт назывался, «общий котел» или еще как-то. «И глядишь, когда все утрясется — каждый от меня свою долю получит и благодарить будет, что не дал пропить!» — так небось Орел объяснял. Опять же, наверно, говорил, что ежели кого убьют — то доля на братву разойдется. В общем, получалось у них что-то вроде «пирамиды».

Конечно, может, поначалу и Орел, и Федор считали, что за мужика бьются. Орел-то уж точно, если правда то, что рассказывал Егорыч насчет его борьбы против злоупотреблений уездной продовольственной комиссии. И может быть, даже верил в то, что, когда война кончится, раздаст эти деньги мужикам по справедливости. Но потом, когда сундуки наполняться стали, алчность Орла заела. Поэтому он и от белого мятежа откололся. Потому что, если б белая власть установилась, то и впрямь у него бы землю отобрали, которую в 1917 году хапнул. А заодно, глядишь, нашлись бы людишки, которые в суде на него показания дали за грабежи. Ну а красные, как он считал, «экспроприировать» не дураки. Главное — вовремя показать, что ты за Советскую власть… Ну а если еще и с Ермолаевым удалось столковаться — все в порядке. Кто его знает, может, он этому предревкому тоже отстегнуть пообещал? Впрочем, если б белые все-таки войну выиграли, Орел к ним наверняка успел бы переметнуться. Но судьба решила по-другому. Кто этого Орла теперь помнит? Даже имени не осталось — одна кличка. И деньги эти награбленные так и пролежали тут без толку с 1919 года. Всю советскую историю и всю постсоветскую. Хотя, наверно, могли бы пригодиться и на хлеб для Поволжья, и на танки-самолеты во время войны, и на еще что-нибудь полезное. Сам не гам, и другому не дам — вот что получилось.

Казан, глядя на монеты и на коронку, испытал что-то похожее на муки совести. Он тоже хапал, хотя и другими способами, опять же по большей части не в баксах. Но суть та же — Шуре хорошо, только когда кому-то плохо.

Наверное, Казан мог бы сказать, что ему тошно брать это золото, потому что на нем крови и слез, горя и мук — до небес. Где-то в башке у него такие оценки сформировались. Но произносить эти слова не стал. Уж кому-кому, а ему морали читать не пристало. Да и на фига обижать Ларева? Мужик, в общем, вполне приличный. Если б не он со своим Механиком — была б эта ночка последней для Казана и Нинки.

И все же брать золото Орла Шура не стал. Когда Ларев после того, как Казан рассеянно произнес «Не знаю…», очень удивился, Шура пояснил:

— Извини, Васильич, мне чего-то влом халяву брать. Возни с реализацией этого много, а время — деньги. Я лучше на чем-нибудь другом наварю.

— Как знаешь… — хмыкнул Ларев. — Сам понимаешь, два раза предлагать не стану. Мне лично оно тоже не помешает.

— Ну вот и решили вопрос, — улыбнулся Казан. Нинка, конечно, посмотрела на него как на психа. Ей бы хоть горсточку таких монеток — уже бы прибалдела.

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА КРУГИ СВОЯ

Механик читать мысли на расстоянии не умел, и потому то, что происходило в душе Шуры Казана, для него оставалось загадкой. Он только услышал отказ принять щедрый дар от Ларева. Истолковал Олег этот отказ по-своему. Насчет того, что властелин Знаменского района потребовал у Басмача в обмен на мешок отказаться от мести Механику, Еремин все хорошо понял. И ежели Витя согласился взять мешок, то как бы расписался в том, что никаких претензий по поводу Васи Хряпа с братками (их вообще-то не Механик, а Юлька и Райка расстреляли), Медведя и всех прочих не имеет. Что же касается Шуры, то ему лично Механик никакого вреда не сделал, окромя того, что спас от скурвившегося Бормана. Соответственно, Казан, по разумению Олега, сам чувствовал себя в долгу и считал, что ни в каких компенсациях не нуждается. Механик сразу проникся к Казану большим уважением. А заодно понял, что хорониться ему в принципе больше незачем, ибо вопреки его самым мрачным подозрениям Ларев, Казан и даже Басмач оказались вполне приличными людьми.

Однако вылезать из кустов в своем нынешнем виде Еремин не стал. Не все правильно реагируют на внезапное появление «маленького зеленого человечка». Фиг его знает, может, у кого сердце слабое, еще кондрашка хватит. Тем более, что в таком виде Механика даже мама родная не узнала бы.

Поэтому Олег продолжил свое скрытное передвижение вдоль края поляны, обогнул ее и выбрался в ту часть леса, которая отделяла поляну от речушки. Отсюда было совсем близко до гаража и мастерской, а также от бугра, где орудовал экскаватор.

Профессионализм механизатора Механика приятно порадовал. Он подозревал, что «Беларусь» попытается просто своротить бугор бульдозером, в результате чего обрушит «купол» на пятиметровую глубину, да еще и сам загремит в эту ямину вместе с трактором. Но Ларев, должно быть, хорошо проинструктировал этого товарища, и тот, повернув трактор задом к бугру, дотянулся ковшом до самой макушки бугра. Надо заметить, что ковш у него был установлен в положение «обратная лопата», то есть для того, чтоб загребать грунт на себя, в сторону трактора (есть еще «прямая лопата» — она от себя загребает). Поэтому экскаваторщик, подцепив ковшом грунт с верхушки бугра, почти ничего не обрушил в яму, а очень удачно стащил к подножию бугра и, повернув «лопату», отвалил в сторону. В общем, он постепенно и достаточно осторожно вскрывал и растаскивал «купол», который в тот момент, когда сюда подобрался Механик, уже напоминал по внешнему виду вход в какое-то подземное сооружение, замаскированный грунтовой обсыпкой и дерном.

Убедившись, что с ямой все будет в порядке, Олег двинулся дальше и вскоре выбрался к тропе, ведущей от хутора к причалу. Вылезать на тропу он не стал, потому что увидел троих парней в сером камуфляже, шедших со стороны речки.

— Может, еще поищем? — произнес один из них. — Шеф ругаться будет…

— Где искать-то? Они небось на лодке в Снороть уплыли, мотор врубили и угнали куда подальше. Мы и так уже весь берег облазили. Видно, Механику без нашего шефа спокойнее живется.

Третий поддакнул:

— Ну, удрал и удрал. В конце концов, нам ведь его просто предупредить надо было, чтоб не волновался…

— Во-во, — поежился тот, что утверждал, будто Механику без Ларева спокойнее. — А то он от своих волнений еще постреляет нас тут для страховки.

Механику стало смешно, и он сказал, не высовываясь из-под елочек:

— Юноши, я, конечно, очень извиняюсь, вы не меня ищете?

Парни покрутили головами, не очень поняв, откуда звуки исходят, и, тот, который опасался, что Механик их постреляет «от волнения», неуверенно спросил:

— Это кто?

— Человек-невидимка, — хмыкнул Механик. — Высоко сижу, далеко гляжу. Короче, передайте Лареву, что мы минут через двадцать подъедем. Почетного караула с оркестром можно не выстраивать.

— Может, вы покажетесь, гражданин невидимка? — ухмыльнулся камуфляжник. — А то, может, мы вас с кем-то путаем?

— Это совершенно необязательно, — сказал Механик. — Топайте спокойно, с чистой совестью.

— Ну ладно, как скажете… — Парни еще раз покрутили головами, так и не сообразив, что Еремин сидел всего в четырех метрах от них, а потом стали подниматься к хутору.

Олег подождал, пока они отойдут подальше, — просто так, чтоб игру не портить, и направился к речке. Здесь, у причала, никого не было, и Механик быстренько окунулся в воду и поплыл вниз по течению. Пока плыл, маскировочная грязь с него помаленьку смывалась, и до заветного заливчика, где стояла его «эскадра», Олег добрался уже почти в нормальном загорелом виде. Публика, которая ждала его, в явном волнении устремила взгляды на хмурую щетинистую рожу — после вчерашнего бритья Механик уже здорово оброс.

— Так, — строго спросил он, подплывая к лодкам, — вице-адмирал Мартынова, почему команда не построена? Где доклад по всей форме? Почему старший гальюнщик Шпиндель носом шмыгает?

— Ладно тебе кривляться! — проворчала Райка. — Мы тут сидим трясемся из-за него, а он в игрушки играет! Что там, на хуторе? Не пожгли его?

Механик понял, что Райку сейчас, после того, как Механик вернулся благополучно, беспокоят главным образом такие вопросы, как целость избы, добра, которое по большей части лично ее, Райкино, а также коровы, поросят, кур и кроликов. И не придется ли все это бросать и плыть хрен знает куда на этих лодочках.

— Все нормально! — объявил он, забираясь в «Казанку». — Поднять сигнал: «Эскадре следовать в базу!»

— Как дите! — покачала головой Райка. — Шпиндель и то серьезней смотрится.

— Ну дайте мне немного в моряка поиграть! — каким-то обиженно-детским тоном произнес Еремин. — Ужас как хотел когда-то в морфлот попасть. А мне говорят: с таким ростом самое место — танковые войска. И что меня в детстве мало за уши тянули?! Был бы сейчас ростом с Юльку, может быть, уже и капитаном первого ранга стал…

— Вы же вроде говорили, Олег Федорович, что в инженерных войсках служили? — напомнил Епиха.

— Это потом, когда прапорщиком стал. А срочную я в танковых отслужил, механиком-водителем «Т-62». Сначала съездил домой, немного покрутился — и решил проситься обратно в армию. Ну, мне и предложили в инженерные войска. В школу прапорщиков. Для боевых машин разминирования народу не хватало. А потом в Афган…

Механик вздохнул. Права Райка, уже поздновато играми тешиться, жизнь-то помаленьку заканчивалась, и ничего уже невозможно было переиграть…

Резиновые лодки сдули, свернули и положили в «Казанку». Механик завел мотор и на малом ходу протиснулся сквозь камыши на протоку. Еще минут пять — и моторка, свернув в устье речки, подошла к причалу, где уже стоял, улыбаясь, Владимир Васильевич Ларев.

— Привет! — сказал он. — Хорошо покатались?

— Как смогли, — ответил Механик. — Я вот, например, еще и искупался.

— Не холодно?

— Теплынь! — бодро отозвался Олег, с удивлением отметив, что действительно не замерз и даже не закашлялся ни разу.

— Ну ладно, — посерьезнел Ларев, — выгружайтесь побыстрее. Надо будет очень серьезно поговорить и заняться восстановлением народного хозяйства.

— Скот там у нас не растащили? — побеспокоилась Райка.

— Нет. Даже кролики с курями целы, — хмыкнул Ларев. — Посуды, правда, много побилось, пару кастрюль прострелили. Но телевизоры в порядке и холодильник только покорябало. Печку пощербило, окна повышибали, но это дело поправимое.

Мотор, весла и резиновые лодки запрятали в сарай, а остальную поклажу потащили в дом. В основном это было оружие, и компания смотрелась ужас как воинственно.

— Гости твои уехали? — спросил Механик.

— Басмача я велел отвезти на «Ниссане», а Казан с Ниной остались. Им в другую сторону.

— Охрану-то для Виктора Ивановича выделил? — невинно спросил Еремин. — Мешочек тяжелый, не надорвался бы…

— Подсматривал, значит? — ухмыльнулся Ларев. — Я так и знал. Мне мои орлы все пытались доказать, будто ты смылся отсюда. А я им говорю: «Ищите! Не ушел он отсюда, где-то ползает!»

— Надо было покричать «ау!». Я бы сразу вылез, — с серьезным видом произнес Механик.

Так, за болтовней, и дотопали до избы. Когда проходили мимо гаража, Анюта отчеливо охнула, увидев два десятка трупов. Шпиндель тоже глянул и сразу отвернулся. Райка только вздохнула и перекрестилась. Юлька демонстративно хмыкнула: дескать, я бывалая, мне это по фигу! А Епиха вдруг подумал, нет ли среди этих людей кого-то, в кого он попал? Хотя во время перестрелки пальнул всего раза два и только одиночными. Но там действительно лежал тот, кто был на его совести: обгорелый до черноты человек с изуродованными ногами и животом. На него Епиха и не подумал…

— Ничего, — успокоил Ларев, — сейчас мы их в ямку — и заровняем. Не укусят!

— Это что же, — воскликнула Райка, — они у нас тут за гаражом гнить будут? Без гробов и без креста?!

— Обойдутся, — отмахнулся Ларев. — Своих я забрал, их в Знаменске похоронят, а Витя и Шура своих изменников с почестями погребать не собираются.

— Удружил, нечего сказать! — проворчала Раиса. — Значит, мы тут теперь на кладбище жить будем?

— Ну и что? — спокойно произнес Механик. — Не беспокойся, они оттуда не вылезут. А на тот случай, ежели привидения все-таки бывают, я с ними наших собачек уложу. Сторожили нас живыми — посторожат и после смерти. Сказать по правде, для меня они из тех, кто в этой могиле лежать будет, — самые приличные существа. Вот кого жалею так жалею — Казбека и Лаймочку! Жалко, они так щенят и не принесли…

— Нехристь ты! — буркнула Райка.

— Пожалей, пожалей их! — поддела Юлька. — В церковь съезди, свечки поставь. Между прочим, если б они дознались, кто Васе Хряпу прибор отстрелил, то тебе бы много удовольствий доставили…

— Ладно, — оборвал Механик, — вопрос ясен, и ссориться не будем.

Райка первым делом побежала осматривать хлев и прочие курятники, Юлька с Анютой направились в комнаты — прибираться, а Механик собрался было с Епихой и Шпинделем затащить на чердак оружие, принесенное с лодки. Но Ларев остановил его:

— Мальцы с этой работой сами справятся. Я им пару парней в помощь дам. А мне надо с тобой поговорить. Дело более чем серьезное. Пошли вон туда, где сгоревший «Самурай» стоит. Лишние уши не нужны.

Ларев подозвал двух своих бойцов, и они стали руководить Епихой и Шпинделем в части того, как надо разряжать оружие и проводить всякую чистку-смазку после «эксплуатации». А потом Владимир Васильевич с Механиком залезли в подбитый японский джип, стоявший довольно далеко от забора, закурили и завели свой серьезный разговор.

— Значит, насчет того, что я твою душу у Вити Басмача выкупил, ты в курсе? — спросил Ларев.

— Да кое-что слышал, — хмыкнул Механик.

— Как ты думаешь, стоит ему поверить?

— Наверно, можно, — пожал плечами Олег. — Хотя я, если откровенно, его плохо знаю.

— Вот! — поднял палец Ларев. — А я знаю его получше. И когда посмотрел на его морду, то понял: ни хрена ему верить нельзя. И если я дал ему сегодня уехать живым, то это по одной причине: те люди, которые за мной стоят в столице нашей Родины, считают, что он, как и Шура Казан, должны пребывать на этом свете. Сегодня днем у меня будет разговор с Москвой, где мы все определим окончательно. Но пока могу тебе сказать, что дальнейшее ваше пребывание здесь создает угрозу для интересов моих московских друзей.

— Приятно слышать, — сказал Механик, не побледнев. — Мне только самому застрелиться или баб с пацанами тоже перестрелять?

— Не мели языком! — строго сказал Владимир Васильевич. — Пацанишек в принципе можно хоть сегодня к мамам-папам отправить. Шура Казан на них зла не держит, Нинка им всыпала по задницам — и довольно. Тем более что деньги к Шуре все-таки попали, он с кем надо расплатился, свою долю получил и никаких проблем по этой части уже давно не имеет. Анютку я уже сегодня с собой увезу и отправлю домой. В Москве ей ничто угрожать не будет — там об этом позаботятся. Что касается твоих баб, то тут вопрос сложнее…

— А чего сложного? — хмыкнул Механик. — Юльку — в Новосибирск, а Райку — в родной дом по адресу: село Самсоново, деревня Стожки. Ну а меня — вон туда, в яму. С Казбеком и Лаймой в компании поверх оглоедов этих.

— Будь посерьезней! — совсем нахмурился Ларев. — А то и впрямь подумаю, что так проще… Насчет отправки Юльки в Новосибирск забудь и думать. Во-первых, это кошка, которая гуляет сама по себе и писает где вздумается. Во-вторых, эта кошка тебя, козла старого, за что-то жутко любит…

— Хотя с Епихой трахается, — хмыкнул Механик.

— Ну, это она со злости. Потому что у тебя, кроме нее, Райка есть. Сам аморальщину развел — вот и получил.

— Это точно, — кивнул Еремин.

— Ну и, наконец, третье. Витя мне сказал, что ты какой-то Клад припрятал, пожалуй, подороже того, что мы здесь, на хуторе, нашли. И полагает, что о том, где он сейчас лежит, знают только ты и твои бабы. Может, он врет, а?

Механик посмотрел на Ларева и произнес довольно спокойным тоном:

— С этого бы и начал, гражданин начальник! А то все намеками, намеками… Нет, не врет он. За исключением одного — я знаю, а бабы — нет.

— Ладно, — произнес Ларев. — Хорошо хоть вообще не стал врать, будто ничего не брал и ничего не знаешь, тогда бы я тебе, пожалуй, и доверять перестал.

— Так тебе что, всего лишь этот клад нужен? — сказал Механик. — Запросто отдам. Тебе, Басмачу, Булке — кому хошь. Мы его с Есаулом когда первый раз угнали с болота — жутко радовались! А потом оказалось, что и продать-то толком не сумеем. Зато врагов нажили — пол-России. Если б знать, что после этого от нас отвяжутся, — тут же отдал бы. Но ведь не отвяжутся, верно? И Булка поканала бы, и Шмыгло, и Басмач. Потому что им такой мелкий человек, как я, ну прямо-таки жить мешал. Вот поэтому я и бегаю, и не один десяток людей перестрелял. Я человек, понятно, хилый, маленький, туберкулезный, но человек. И подыхать раньше времени не собираюсь. И так недолго жить осталось…

— Не кипятись, а? — миролюбиво и даже добродушно произнес Ларев. — Не собираюсь я тебя убивать. Мамой покойной могу поклясться, что нет ничего такого и в мыслях. Наоборот, я бы, если б моя воля, Басмача ликвидировал, чтоб проблему решить. Но нельзя. Надо тебя отсюда вывозить вместе с обеими красавицами, да заодно и с парнишками. Потому что Витя даже с Шурой Казаном завестись может, если тот Епиху со Шпинделем под крыло возьмет.

— И куда же это ты нас вывезти собираешься? — недоверчиво прищурился Механик. — В страну Тю-тю?

— Поближе, но за кордон. В России и даже в СНГ вас найти смогут. И искать будет не Витя Басмач, а кое-кто покруче. Те, что стоят за этим таинственным Клобуком… Впрочем, я думаю, что к вечеру уже буду знать о нем малость побольше, чем один телефон, который назвал Борман.

— А с чего это вдруг этот самый Клобук за меня возьмется? — спросил Механик. — За Ухана и Бормана мстить будет?

— Хотя бы и за них, — мрачно произнес Владимир Васильевич, — но главное даже не в этом. После всей этой заварухи я сильно боюсь, что у Вити Басмача появится желание навести к нему мостик.

— Он же Витю мочить собирался, — недоуменно заметил Механик, — с чего бы им корешиться?

— Жизнь, как известно, сложна. Клобук хотел, завалив Шуру и Витю, усадить на их места Бормана и Ухана. Витя, по-моему, смекнул, что у него есть шанс законтачить с Клобуком и самому вместо Ухана к нему пристроиться. Дураком он, конечно, будет, если на это решится, но логику понять можно. Он потерял почти половину людей, пока новых наберет, его голос среди «чик-чириковцев» будет на уровне какого-нибудь Коли Бегемота. Ну а раз так, то многие совместные дела будут решаться не совсем так, как ему надо. А Клобук — это шанс укрепиться. Хотя бы ценой жизни старого друга Шуры Казана… Не говоря уже о Кныше, Зубре и прочих. Алчный человек, куда денешься. Боюсь, что он и со мной, несмотря на то что я его спасаю, рассчитаться захочет.

— Чем твои московские друзья думают? — подивился Механик. — Если Басмач такая погань, его надо придавить поскорее…

— Понимаешь, братуха, пока все то, что я тебе сказал, — версия. Возможная, но неподтвержденная. В ближайшие два-три дня все станет ясно. Возможно, в Москве найдут способ добраться до Клобука раньше, чем это получится у Басмача. И Витя, оставшись с носом, сохранит верность «чик-чириковскому соглашению». Не понадобится никаких новых смен руководства, и будет тут по-прежнему тишь, да гладь, да Божья благодать.

— И уезжать никуда не потребуется? — спросил Еремин.

— Увы, нет. Потребуется.

— Это почему же?

— А потому, что работать против Клобука скорее всего придется тебе.

ТАКИЕ ЛЮДИ — И ПОД ОХРАНОЙ

Механику очень не понравилось почти все, что сказал Ларев. Уж слишком свежи были воспоминания о весне, когда Шкворень при посредничестве Коня подписывал его на «работу» против Крюка. Причем тогда, несмотря на то что Олег кожей чувствовал, что его кинут на этом деле, у него все-таки было больше уверенности в благоприятном исходе. Потому что он не мог поверить, будто Конь поплохел со времен Афгана. А Конь действительно поплохел и даже просто скурвился, предложив Еремину «работу», за которую собирались расплатиться смертью. Неужели и Ларев такая же падла? И даже хуже, потому что если бы минувшей ночью, когда Борман с друганами взяли всех тепленькими, Механик повел себя по-другому, то лежать бы Лареву в яме. Рядом с Казаном и Басмачом, возможно. Неужели у Володи даже меньше совести, чем у Шкворня с Конем?

Нет, Еремин, конечно, понимал, что торопится с выводами, но к этим самым выводам его подводили не только всякие эмоции и воспоминания, но и простая житейская логика. Раз речь зашла сперва о переселении Механика с хутора, потом — о бузиновском кладе и, наконец, о «работе» против Клобука, то сомнений не оставалось — Ларев хочет выжать из Олега все, что можно, а затем спровадить в отвал. Может быть, даже не по своей воле, а по воле тех воротил столичных, которые велели ему любой ценой спасать Шуру Казана и Витю Басмача, хотя Ларев прекрасно знает, что Витя — сволочь.

Наверно, Еремин от всех этих выводов мог бы наговорить Лареву лишнего. Или даже чего-нибудь сделать. Но в это самое время к подбитому «Самураю» подошел один из камуфляжников и доложил:

— Владимир Васильевич, верхушку сняли. Надо посоветоваться, как поднимать…

— Не хочешь поглядеть? — поинтересовался Ларев у Механика. — Может, подскажешь чего толковое?

— Я попозже подойду, ладно? — вяло пробормотал Еремин, который вдруг ощутил жуткую усталость и слабость во всем теле. Как-никак, он всю ночь не спал и все утро пробегал, держал себя в напряжении, ни на секунду не позволял расслабиться. И подошел к пределу своих не самых мощных возможностей. В общем, организм сам решил, что Механику пора отдохнуть, и погрузил его в сон. Причем так резко, что Олег даже подумал, будто помирает. В этот момент у него, как это ни удивительно, ни тени страха в душе не промелькнуло. Наоборот, было какое-то светлое и счастливое чувство: ну вот, все само по себе решилось, и можно ни за что больше не волноваться…

Поэтому, когда он очнулся и открыл глаза, то испытал едва ли не разочарование. Нет, оказывается, ничего еще не кончилось. Он по-прежнему находится на этом свете со всеми вытекающими из этого положительными и отрицательными последствиями.

Правда, проснулся Механик уже не на сиденье японского джипа, а на кровати в горнице, куда его, судя по всему, притащили на руках, так и не сумев разбудить. Рядом сладко похрапывала Райка, тоже небось притомившаяся. В горнице все было прибрано, даже осколки стекол из рам были вынуты. Только следы пуль кое-где просматривались, но их в горнице отметилось не так уж много.

Еремин чувствовал себя неплохо, только жрать хотел. Вылез, оделся, вышел в кухню.

Тут тоже успели навести порядок, подмели, пол отмыли. В печке обнаружилась сковородка с макаронами по-флотски, в самоваре — кипяток, в эмалированной кастрюле — почти целая буханка хлеба. Должно быть, народ недавно пообедал и отдыхал. Шпиндель дрых на печке, Анютка посапывала у себя в комнатке-чуланчике, а Юлька и Епиха, должно быть, на чердаке устроились.

Что происходило за стенами избы, Механика поначалу не интересовало. Он взялся за еду и не оторвался до тех пор, пока не очистил сковороду от макарон с тушенкой. Попил чайку, вспомнив старую поговорку: «Чай не пил — какая сила? Выпил чай — совсем ослаб». Но на самом деле вовсе не разморился. Наоборот, ощутил сытость, успокоенность и кое-какую уверенность в себе. Вышел на крылечко, закурил и осмотрелся.

Пейзаж заметно изменился. Все разбитые и сгоревшие машины откатили или оттащили за гараж, туда, где прежде лежали трупы. Сами трупы, должно быть, уже сбросили в яму, находившуюся под бывшим бугром, и уже успели ее заровнять. Трактор с навесным оборудованием уже укатил, закончив свои труды, из чего следовало, что пять сундуков с тем, что награбили Орел и Федор, были уже извлечены, погружены в соответствующий транспорт и отправлены туда, куда требовалось господину Лареву.

Ни самого Ларева, ни Шуры Казана с его подругой Олег не приметил. Не было и «Ниссан-Патрола», на котором Ларев отправил домой Витю Басмача с мешком «компенсации». То ли он все еще не вернулся из «ПМК-билдинг», то ли уже вернулся и снова уехал, забрав своего хозяина в Знаменск. Может, и Шуру с Нинкой прихватили зачем-то. Поскольку, выйдя на свежий воздух, Механик убедился, что дело близится к вечеру, предполагать второе было предпочтительнее.

Однако парни в серо-голубых камуфляжках никуда не исчезли. Более того, их полку явно прибыло, и они, похоже, устраивались здесь надолго. Поблизости от мастерской появилась большая армейская палатка, в которую при желании можно было человек 40 поселить. Год назад Механик, мародерничая в Бузиновском лесу, проживал в такой же, правда, более комфортабельной, поскольку стояла осень и было холодно. Там для палатки сколотили дощатый каркас с двойными стенками, засыпанными для тепла песком и опилками, настелили пол из досок, установили две печки-«буржуйки». Здесь палатку просто растянули на колышках для защиты от дождя и ветра. Отверстия в крыше, через которые положено выводить печные трубы, были закрыты брезентовыми клапанами — значит, печек тоже не устанавливали. Однако во дворе мастерской стояла полевая кухня, а неподалеку от нее два штабных автомобиля-кунга на базе древних, но вполне свеже выглядевших трехосных грузовиков «ЗИЛ-158». Механик догадался, что эти кунги, едва сойдя с конвейера в 60-х или даже в 50-х годах, угодили в какую-либо кадрированную часть, которую предполагалось развернуть в полнокровную при начале широкомасштабной войны, и встали на консервацию. Причем им повезло, и они попали не на открытую площадку хранения, где техника помаленьку ржавела и растаскивалась на запчасти, а в теплые и уютные боксы, к тому же хорошо охраняемые и проверяемые. Поэтому и после 30–40 лет хранения были как новенькие. Хоть сейчас в бой. Однако пришла пора конверсии, и господин Ларев очень выгодно купил эти кунги по остаточной стоимости. Скорее всего, эту самую остаточную стоимость для вполне здоровеньких кунгов исчислили наравне с теми несчастными машинками, которые по тридцать лет «консервировались» на открытых площадках. То есть на два порядка ниже. И Ларев не прогадал, и те чины с большими звездочками, которым он денежки отстегнул за «комиссию». А Механика, блин, когда-то за продажу списанного движка посадили, не посмотрев на орден, медали и прочие боевые заслуги! Хотя тот движок по идее должен был в мартен уйти!

Старая обида, всплыв из памяти, опять нарушила равновесие в душе Механика. Да и на всех этих ларевских подручных он посмотрел другими глазами. Они, похоже, взяли хутор под контроль. А значит, и его, Механика, вместе со всеми остальными контролируют. Пока неназойливо, так, чтоб в глаза не бросалось. Но со стороны тропы к речке — голоса доносятся. Значит, приглядывают, чтоб они опять на лодке не уплыли. У выезда на просеку пара фигур маячит. У гаража тоже двое прохаживаются. В саду разговор слышен. Короче, обложили. А на одном из кунгов антенна просматривается, связь держат небось с боссом. Уже, должно быть, доложили, что Механик проснулся и покуривает на крыльце. А хозяин, вероятно, уже дал ЦУ на дальнейшие действия…

Словно бы в подтверждение этих предположений Механика железная дверца в задней стенке кунга с радиостанцией открылась, и по лесенке на травку быстро спустился еще один парень в ментовском камуфляже. Он быстрыми шагами подошел к Еремину и вежливо объявил:

— Олег Федорович, Владимир Васильевич с нами связывался и просил, чтоб вы со своими домочадцами никуда не отлучались от дома. Он сам минут через пятнадцать приедет и все вам объяснит.

— Будет сделано! — ответил Механик. — В сортир сходить можно?

— Да что вы! — улыбнулся парень. — В пределах забора — куда угодно. А вот в лес и на реку — нежелательно.

— Ясно, — кивнул Еремин и отправился в помянутое заведение.

Ларев появился даже раньше, чем обещал. Механик только-только выбрался из «скворечника», как со стороны просеки к дому подкатил «Ниссан-Патрол», из которого вылезли Ларев, Шура Казан и Нинка.

— Как самочувствие? — спросил Ларев с легкой озабоченностью.

— Спасибо, облегчилось, — ответил Механик с полной серьезностью на морде. — Правда, такое впечатление, будто я под домашний арест попал…

— Это не арест, а охрана, — нахмурился Ларев. — Мне неохота, чтоб еще раз кто-нибудь налетел сюда и всех похватал, как вчера Борман. Теперь, к тому же, тут лакомый кусочек лежит…

— А ты его еще не вывез? — скромно спросил Механик.

— Нет, — ответил Владимир Васильевич, — жду, когда ты мне привезешь остальное. А потом всему этому долгий путь предстоит.

— И когда же мне ехать прикажешь?

— Как стемнеет. Я тебе дам четверых пареньков для погрузки, для охраны и вообще. Эта задача на сегодня основная. Поедешь на одном из своих джипов, так что, пока время есть, проверь и подготовь машину как следует. Ну а я лично уже сейчас заберу Анюту и отвезу на станцию. Там ее встретят другие люди и сопроводят до Москвы. Давай готовься!

Механик не стал задавать вопросов. Пошел в гараж и в задумчивости посмотрел на машины. С озера Широкого он сумел вывезти клад на «Чероки», из заброшенной деревеньки Выселки — тоже. Везучая машина, может, и еще раз повезет…

Хотя что именно будет входить в понятие «везение», Механик толком не понимал. Да и вообще смутно представлял себе свои действия. Юлька, Райка и пацаны остаются здесь, у Ларева, и фактически попадают в заложники. Владимир Васильевич хоть и не говорил об этом напрямую, но ведь и без слов догадаться нетрудно. То есть ежели Механик каким-то непонятным образом сумеет уделать этих четырех жлобов, которых с ним пошлет Ларев, и снова угонит злополучный клад, то может считать, что своими руками убил Юльку, Райку, Епиху и ни в чем не повинного Шпинделя. В принципе для совсем бессовестного бандита, каким бы вполне мог быть по жизни Механик, такие заложники вовсе не сдерживающий фактор. 350 кило антикварного золота, за которые можно, при желании и умении, несколько миллионов баксов выручить, для достаточно алчного человека вполне перевесят и привязанность, и дружбу, и даже любовь. А кто такие, если рассудить без предвзятости, Юлька, Райка, Епиха и Шпиндель? Чем они дороги Механику? Ну, бабы — сожительницы, Райка нечто среднее между женой и любовницей, а Юлька — между любовницей и непослушной дочкой. Да, с ними приятно в постельке, но проблем от них — не меньше, чем удовольствий. Любой нормальный блатняга давно бы избавился от них сам, а уж в заложницы отдал бы без колебаний. Ну а пацанята — эти вообще для Механика никто, одна потенциальная опасность, строго говоря. И от разгильдяйства ихнего, и от легкомыслия, и от трепа, который особенно сильно у Шпинделя отмечался, хорошего ждать не приходилось. Да еще вон Епиха с Юлькой роман закрутили. Пацаненок в эту стервочку очень сильно влюбиться успел. А ну как ему когда-нибудь ревность подскажет убить Механика? Ума хватит в затылок пальнуть или ножиком подколоть…

Но все эти не самые беспочвенные аргументы шли мимо денег. Механик хорошо знал, что съездит и привезет сюда те пять мешков, что покамест лежат в яме под коровником. Если, конечно, ребята Ларева не получат приказа оставить его там, в той же яме, до Страшного Суда. Правда, это малость не сходилось с тем, что Ларев вроде бы намечал для Механика «работу» против Клобука, но фиг его знает, что Володя говорит с толком, а что для блезиру…

В общем, Механик взялся готовить «Чероки», а поскольку копаться в моторе и прочих механизмах для него было четвертым по приятности наслаждением после любви, выпивки с закуской и курения «Беломора», то он как-то помаленьку пришел в хорошее расположение духа и особо не терзался сомнениями.

Тем временем Анютка расцеловалась с Юлькой, помахала ручкой всем остальным и уселась в «Ниссан-Патрол» рядом с Ларевым и тремя охранниками.

— Да уж, — вздохнул Ларев, когда машина уже покатила по просеке, — веселые ты себе каникулы устроила!

— А я уже привыкла, — легкомысленно произнесла генеральская дочка. — В этих местах со мной всегда что-нибудь этакое происходит. Ну и что? Зато эти острые ощущения я запомню на всю жизнь. Хотя, конечно, буду все это держать при себе и даже маме не расскажу.

— Очень правильно поступишь, — кивнул Владимир Васильевич. — Хотя в нынешний раз виноват оказался я. Пригласил отдохнуть без всяких задних мыслей, а тут вон как все повернулось… Поэтому мне за это гостеприимство сделали из Москвы очень и очень большой выговор. Известное дело: хотел как лучше, а получилось — как всегда. Великие слова Виктор Степанович сказал! Это через века помнить будут.

До станции Лузино добрались вполне благополучно. Водитель подогнал машину почти вплотную к перрону и всего за пять минут до подхода поезда.

— Такие люди — и под охраной! — услышала Анюта знакомый голос. К «Ниссану» подошли три неплохо одетых парня с кейсами в руках. Одного из них Анюта прежде знала как корреспондента газеты «Красный рабочий» Никиту Ветрова.

— Нам опять по пути? — спросила Анна Андреевна, напустив на себя некую искусственную холодность.

— Даже больше того — опять в одном купе, — усмехнулся Ветров. — А это мои товарищи — Миша и Сева.

Эти мальчики были заметно крупнее и намного постарше Никиты. Если тот, кого представили как Мишу, имел на лице следы давно утраченной интеллигентности, то второй, Сева, при росте два метра и весе за сто с лишним килограмм этой болезнью с рождения не страдал.

— Вот эти мальчики будут вас сопровождать до Москвы, — сообщил Ларев с некоторым опозданием. — Они ребята надежные и очень вежливые.

Как раз подкатил поезд, и вежливые мальчики прямо-таки внесли свою спутницу в вагон.

Ларев подождал, пока поезд тронется, перекрестил его мелким крестиком по габаритным огням хвостового вагона, влез в «Ниссан-Патрол» и произнес с легким облегчением, как бы обращаясь к самому себе:

— Даст Бог, довезут — будет у нас самолет…

СНОВА КОРОВНИКИ

Механик и четверо сопровождающих его лиц, то есть бойцов Ларева, выехали с хутора сразу после заката, не дожидаясь возвращения хозяина со станции. Так оно, должно быть, и было задумано, потому что бойцы сами напомнили Еремину, думавшему, будто Владимир Васильевич успеет вернуться до темноты, о том, что надо ехать.

Путь по просекам преодолели без приключений, хотя ларевцы, должно быть, ждали каких-то неприятностей и ждали в лесу засады. Механик, напротив, на пути «туда» никаких засад не ждал. Куда рациональнее, с его точки зрения, было подловить «экспедицию» непосредственно на «объекте» или на обратном пути. Но для этого, даже если у Ларева в команде был какой-то осведомитель, работавший, допустим, на Витю Басмача или даже на Клобука, требовалось худо-бедно отследить, куда же Механик поедет. То есть скорее всего на каком-то этапе за «Чероки» должен был увязаться «хвост». И пока такового не наблюдалось, Механик чувствовал себя вполне спокойно.

Напряжение, однако, стало нарастать по ходу того, как машина пересекла границу области и покатила по району, где считал себя хозяином Витя Басмач. Ларев, конечно, убеждал своих бойцов, что сегодня Витя будет заливать тоску-печаль и братва его, деморализованная после вчерашней ночи, тоже будет не настроена на поддержание суверенитета, но все же волнение и ожидание неприятных неожиданностей все больше охватывало знаменских братков. Постепенно оно передалось и Механику, правда, уже после того, как «Чероки» миновал поворот на Самсоново. Дело в том, что там, у поворота, Механик разминулся с небольшим «Опелем», который покатил в сторону райцентра. В этот момент он очень пожалел, что с ним не поехала Раиса. Гражданка Мартынова наверняка подсказала бы ему, чей это «Опель» и как к нему следует относиться. В том, что такая, даже не очень дорогая, машина-иномарка явно не по карману простому селянину, Механик не сомневался. Большинство личного автопарка в Самсонове составляли либо грузовики, приватизированные из колхоза, либо «Запорожцы» инвалидов войны. А на «Опеле», по идее, мог ездить только владелец бывшего сельпо, превращенного в частный магазин «Липочка», грузин… Фамилия его у Механика выскочила из головы. Впрочем, непосредственно по поводу владельца «Липочки» Механик не беспокоился. Он, по Райкиным данным, контролировался некогда бригадой Васи Хряпа, то есть стоял под конторой Басмача. В общем, относился скорее к эксплуатируемым, чем к эксплуататорам. И то, что «Чероки» его не тормознул, по идее мог считать счастьем великим.

Однако на этом же «Опеле» могла оказаться и та бригада из конторы Басмача, которая приняла дела от покойного Хряпа. И им было вовсе не по фигу, что за тачка сворачивает в направлении Самсонова. Так что Механик немного волновался, не развернется ли «Опель» и не потянется ли за «Чероки». Когда убедился, что «Опеля» на хвосте нет, успокоился, но не совсем. Во-первых, «Опель» мог минут за двадцать докатить до «ПМК-билдинг» и проинформировать Басмача, а во-вторых, ребята могли связаться с Витей непосредственно из машины. Однако Механик считал, что при надлежащей оперативности ему и ларевцам удастся все провернуть до того, как Витя доберется до коровников. К тому же, он прикидывал, что Басмач, ежели что, постарается перехватить «Чероки» у выезда на шоссе с Самсоновской дороги. Но Механик еще весной разведал лесную дорожку, ведущую от коровников совсем в другую сторону, и рассчитывал обойти возможную засаду.

В общем, Еремин погнал джип к повороту на коровники.

Аналитические выкладки Механика, которые он делал в уме, оказались довольно близкими к реальности. «Опель» действительно принадлежал владельцу магазина «Липочка» (и секретного ликеро-водочного завода, размещавшегося на его территории) Георгию Луарсабовичу Дзобладзе, которого, несмотря на не очень юный возраст, в «ПМК-билдинг» именовали просто Гоги. И он действительно достаточно регулярно вносил нужный процент отчислений в карман Вити Басмача. Однако Механик не учел того, что весной, после трагической гибели Васи Хряпа, наехавший в Самсоново Швандя подверг Гоги профилактическому мордобитию и, передав ему наилучшие пожелания от Вити Басмача, пообещал, что если Дзобладзе не будет своевременно оповещать руководство «ПМК-билдинг» о появлении на территории бывшего сельсовета разных неопознанных джипов, то ему отвинтят голову и отправят в Грузию ценной бандеролью. Гоги это очень хорошо запомнил и, едва увидев, как мимо него по направлению к Самсонову пронесся черный «Чероки», тут же набрал на мобильнике номер Вити Басмача.

К телефону, однако, подошел Буня — вечный «оперативный дежурный» по конторе. Кроме него и двух охранников, в офисе «ПМК-билдинг» никого не было. Витя с горя распорядился бойцам отдыхать и сам направился домой в неурочное время, велев отвечать всем добивающимся его персоны, что гендиректор взял два дня отпуска по семейным обстоятельствам. Наиболее малозначащих граждан Буне было приказано просто и элементарно посылать на хрен. К этой категории граждан относился и Гоги Дзобладзе.

— «ПМК-билдинг», — сняв трубку, ответил Буня, который вообще-то надеялся сегодня подремать, поставив телефон на автоответчик, а факс на автомат.

— Буня! Дорогой, здравствуй! — забормотал Дзобладзе. — Будь добр, Витю позови, а?!

— Витя отдыхает, — важно объявил «дежурный». — У тебя ум есть, кацо? Рабочий день кончился, завтра звони.

— Очень срочно надо, понимаешь?

— Короче, — чувствуя себя очень большим начальником, строго произнес Буня, — быстро излагай, что за проблемы, или пошел на хрен!

— Хорошо, пожалуйста. Какой-то джип в Самсоново проехал. Чужой, понимаешь? Мне Витя давно сказал: «Как чужие наедут — мне звони!» Вот, звоню, пожалуйста…

— Какой джип, марку назови! — потребовал Буня.

— «Чероки», а какой точно — «Гранд» или «Ларедо», — не разглядел.

— Сам ты где, в «Липочке»?

— Не-ет, я на дороге, в километре от поворота на Самсоново. Остановился у бровки. Я к вам в контору собирался, по другому делу. Разминулся с ними, понимаешь? Очень за магазин переживаю, шени генацвале!

— Стало быть, ты на мобильном, да?

— Конечно.

— Ладно, стой, где стоишь, — почесал лоб Буня. — Через десять минут позвоню, сообщу, что делать.

Гоги остался ждать в превеликом волнении. Он очень боялся, что неизвестные ночные гости, не обнаружив на месте хозяина и не получив ясного подтверждения, что он стоит под крышей Басмача, разнесут и «Липочку», и куда более доходный водочный заводик… Потом, возможно, Витя и разберется с этим наездом, но Гоги придется все убытки компенсировать из своего кармана. Да еще и по морде надают. Нет, надо сворачивать здешний бизнес. Слишком мало земляков в этой области осталось после того, как Дато убили и всем пришлось под русских вставать… Вай мэ!

Буня тем временем минуты три решал — звонить или не звонить. С одной стороны, насчет того, что чужой «Чероки» поехал в Самсоново, Басмача уведомить следовало. С другой стороны, сам по себе факт этот еще ничего не говорил. Может, к кому-то из дедов здешних сынок-банкир на лето детей привез, может быть, парочка какая-нибудь решила с большой дороги съехать, чтоб потрахаться в спокойной обстановке. Наконец, какой-нибудь лох просто не туда свернул по ошибке. За ложный шухер, конечно, Витя не похвалит, но если не доложить вообще, а наезд окажется настоящим, разнос будет уже не словесным…

В общем, он позвонил Вите домой. Но там никто не отозвался — Басмач уже капитально нажрался и плюхнулся отсыпаться, выдернув стационарный телефон из розетки и выключив сотовый.

В принципе Буня мог рискнуть и скатать к нему домой. Но это было и вовсе чревато неприятностями. Поэтому Буня принял решение сам и позвонил на мобильный телефон Дзобладзе. Гоги тут же отозвался:

— Слушаю.

— Значит, так, Гоги, заводи тачку и катись обратно, в «Липочку». Если там у тебя гости шуруют, поинтересуйся, кто такие, скромно объясни, что у тебя крыша есть. Будут выступать, не упирайся. Постарайся запомнить, что за рожи, номер машины, короче, все приметы. Понял, цхели-мутели?

— Понял, да… — вздохнул Дзобладзе.

— Ну, тогда чхара, бичо! Езжай туда по-быстрому и постарайся, чтоб тебя не убили, ладно?

— Плохо говоришь, Буня, — поморщился Гоги, но деваться ему было некуда. Он развернулся и на самой малой скорости покатил в сторону поворота на Самсоново…

Механик в это время уже подруливал к ближайшему от дороги коровнику, тому самому, где с апреля месяца покоился клад.

Осветив фарами красно-кирпичную торцевую стену здания, «Чероки» аккуратно вкатился в ворота и притормозил неподалеку от балка, в котором прежде обитали Механик с Юлькой. Олег опасался, что в него на летний период вселятся бомжи, но таковых, по счастью, не оказалось. Видно, не добрались сюда.

Все пятеро выбрались из джипа. Механик прихватил с собой рюкзачок с инструментом и раскладной подъемник с лебедкой, сделанной из немецкой телефонной катушки. К сожалению, веревки от этой лебедки, если сразу установить подъемник над люком, до отстойника явно не хватило бы. Поэтому Еремин решил, что вытаскивать клад придется в два приема.

— Так, — объявил Механик своим спутникам, которым явно не нравилось здешнее, весьма мрачно выглядевшее, помещение. — Двоим надо покараулить, а двое со мной пойдут.

Возражений это не вызвало. Фары «Чероки» Механик потушил, опасаясь, что их свет могут заметить со стороны дороги через окошки коровника. Взамен их зажгли карманные фонарики. Олег уверенно подошел к канализационному люку, выдернул из своего рюкзачка крючок, согнутый из толстой арматурной проволоки, и, с некоторым усилием отколупнув приржавевшую крышку, сдвинул ее с люка. Пахнуло сыростью и плесенью. Механик посветил вниз, убедился, что на дне колодца в кирпичной трубе воды почти нет, и не спеша стал спускаться вниз. Складной подъемник с блоками он оставил рядом с колодцем, а катушку с намотанной веревкой и закрепленным, чтоб не болтался и не цеплялся, крючком надел за спину на ремень, так, как их носят полевые телефонисты.

Ларевские бойцы после некоторой заминки последовали за ним. Ясно, что в трубе они себя чувствовали совсем неуютно. Механику только пригибаться приходилось, а этим детинам нужно было почти на четвереньки становиться. Да фиг его знает, куда этот коротышка заведет? Он-то тут небось все излазил, а им, если отойдут от люка подальше и начнут по здешним трубам вправо-влево ползать, пожалуй, и заплутать недолго. Даже с фонарями. Да и застрять где-нибудь можно…

Но Механик уверенно, хотя и не спеша двинулся к тому месту, где вбок уходила наклонная труба, за которой находился затопленный отстойник.

— Ну, блин, и местечко… — пробормотал один из бойцов.

Еремин подумал, что ежели им еще и сказать, что тут уровень радиации выше нормы, то они прямо-таки дунут отсюда бегом.

— Вы тут еще весной не были! — хмыкнул он, снимая с себя лебедку и рюкзачок с железяками. — И сыро, и сквозняки гуляли — не то что сейчас, когда теплынь… Короче, сейчас я полезу в трубу. Буду там, внизу, цеплять мешки вот на этот крючок, а вы — вытягивать его вот этой веревкой. Не забудьте мешки подальше от трубы к колодцу оттаскивать. Причем не перед колодцем в трубе ставьте, а обязательно протолкните по трубе мимо колодца. Не забудете, ладно? А то весь ход забьете, и нам не вылезти будет.

— Ясно, все поняли… — отозвались ларевцы, а Механик, натянув свои непромокаемые «колготы» из крепкой полиэтиленовой пленки, которой теплицы покрывают, и обвязав вокруг пояса веревку с крючком, ногами вперед медленно сполз в наклонную трубу. Да, спускать мешки весной было гораздо проще — в трубе ледок был, полиэтиленовая упаковка хорошо скользила. Вполне хватило их с Юлькой силенок, чтоб все быстро спихнуть в яму. А вот обратно вытаскивать посложнее. Крючок прямо за полиэтилен цеплять нельзя — не выдержит пленка вес в 75 кило. Значит, надо продевать крючок и через пленку, и через мешковину, а это в темноте непросто сделать, тем более что фонарь Механику придется в зубах держать, обе руки будут заняты. К тому же, сколько в яме воды, Еремин еще не знал. Весной она при своей пятиметровой глубине заполнилась на два метра, а погруженные в нее мешки подняли уровень еще на полметра, не меньше. Конечно, сейчас, когда несколько дней подряд дождей не было, воды должно было быть поменьше, но не следовало забывать, что Механику при его росте и полтора метра глубины — выше носа. А прогреться в этом бетонном колодце вода выше 10 градусов никак не могла. Нырять и плавать в ней Олегу очень не хотелось.

Воды оказалось по пояс. Это было еще терпимо, поскольку «колготы» можно было аж до подмышек размотать, что Механик и сделал, прежде чем страховавшие его ларевцы, вытравив еще несколько метров веревки, опустили его на залитое водой дно ямы. Холод этой подземной водички Олег почуял почти сразу, несмотря на то что ни капли воды через «колготы» не просочилось и на нем была вполне сухая одежда. Но зато Механик почти тут же ощутил рядом с ногой один из мешков. Взяв фонарь в зубы, Еремин закатал рукава почти до плеч и сунул руки в воду… Брр! В колодце, из которого на хуторе брали, вода была куда теплее. Тем не менее Олег ухватил руками скользкую полиэтиленовую упаковку мешка и довольно легко — Архимедова сила помогала! — поставил мешок на попа, слегка зажав коленями. Потом отвязал от себя веревку с крючком, на ощупь проколол полиэтилен, вдавил крючкок в мешковину проколол ее, протянул острие крюка через ткань, а затем вновь легко проткнул полиэтилен. После этого взял фонарик в руку и освободил рот.

— Вира! — скомандовал Механик. — Тяни!

Знаменские братки потянули, а Олег, опять подвесив кольцо фонарика на зубы — благо, еще были кое-какие крепкие! — помог подтолкнуть мешок. Конечно, он здорово волновался. Черт его знает, выдержит ли веревка и не полетит ли этот мешочек весом в три четверти центнера обратно, прямо по башке Еремину? Площадь ямы всего 2x2 метра — особо не увернешься. А получить по голове что 75 килограммами золота, что тем же весом чугуна — однохренственно, из лечебных учреждений примет только морг.

Была опасность, что мешок застрянет на обрезе трубы, что веревка перетрется, что у братков руки соскользнут и так далее. Тем не менее ничего такого не случилось, и когда ларевцы дружными усилиями с пыхтением и матерком втащили мешок в трубу, а затем утянули его вверх, Механик впервые подумал, что, может быть, сегодня все еще обойдется успешно.

В этом убеждении его укрепило и то, что после подъема первого мешка уровень воды в яме заметно понизился и обнажилась верхушка одного из мешков, который, когда его спихнули в яму, навалился на другие. Глядишь, когда дойдет очередь до последнего, тут и вовсе по щиколотку воды останется. Ученый мужик был Архимед, однако!

Наверху в это время слышался хруст и шорох полиэтилена, пыхтение и матюки — братки тащили мешок по горизонтальной трубе к колодцу. Минут через пять пришли и крикнули:

— Лови! — После чего вниз полетел крючок с веревкой.

Механик по проверенной методе прицепил груз — тот мешок, что торчал из воды, и по команде «Вира!» ларевцы стали вытягивать второй мешок. Воды еще убыло, и из-под поверхности показались еще два мешка, тоже наискось навалившиеся на третий, самый маленький и легкий, 50-килограммовый, который весной первым сбросили в яму.

Олег померз еще немного, дожидаясь, пока ему скинут веревку, а потом снова взялся за работу, стал готовить к подъему третий мешок. Чем ниже опускался уровень воды, тем больше повышалось у него настроение. Он даже начал верить, будто Ларев, заполучив в довесок к золоту бандитов гражданской войны антиквариат времен Стеньки Разина, не станет после этого отправлять Механика на тот свет, а даже отстегнет чего-нибудь от щедрот своих…

«МЫ СТРАННО ВСТРЕТИЛИСЬ…»

Гоги Дзобладзе, пока Механик с ларевцами доставал мешки из затопленной ямы, добрался до Самсонова и очень удивился тому, что никакого «Чероки» там никто в глаза не видел.

— Как не видел, слушай? — удивлялся Георгий Луарсабович. — Я идиот, да? У меня глюки наплывают, да?

Но ни ночная смена самогонного заводика, ни ночной сторож «Липочки», ни алкаши, еще шатавшиеся по селу с песнями, ни бабки, чаевничавшие допоздна, обсуждая деревенские сплетни, никакого «Чероки» не видели.

Конечно, Дзобладзе не хотел выглядеть идиотом, но все-таки тому, что никто в «Липочку» не наезжал, немало порадовался. Хотел было даже позвонить Буне и успокоить, но потом решил, что время уже близится к полуночи и надо ехать домой, в областной центр. А утро, как известно, вечера мудренее.

В общем, Гоги вновь уселся в «Опель» и покатил от Самсонова к выезду на шоссе. Справа от него промелькнул поворот к коровникам, и вот тут-то Дзобладзе впервые подумал, будто черный «Чероки» мог ехать и не в село.

Конечно, он краем уха слышал, что место это очень дурное, хотя бы потому, что весной тут убили Васю Хряпа и трех его товарищей, а до этого Шкворня с братками и любовника Райки Мартыновой — Аркашу Величко. Широкие народные массы Самсонова об этом даже не знали. Большинство жителей Стожков, видевших через щелочки в шторах некоторые эпизоды, были убеждены, что Райка переехала к Аркану в город, более осведомленные утверждали, будто она уехала на иномарках с бандитами и все хозяйство вывезла. Само собой, нашлись бабки, которые утверждали, что эту оторву — то есть Райку, со всем добром украли чеченцы и продали в Турцию. Заодно и на бедного Дзобладзе косились — дескать, он тоже кавказский человек, небось посредничал в этом бизнесе, поскольку все были в курсе, что он с Райкой пару раз переспал, прежде чем определить ее в ресторан «Кахетия» к земляку Малхазу Царцидзе. Участковый пару раз наведывался, интересовался, пришлось лишние отстежки делать…

Тем не менее Гоги все-таки решил, что надо краем глаза посмотреть, нет ли кого в коровниках. Конечно, не вылезая из машины, не отпуская рук от баранки и не снимая ноги с педали газа.

Развернувшись, он покатил в горку, выключив дальний свет, и «Опель» довольно быстро добрался до того самого ближнего коровника, в котором трудились Механик и его сопровождающие…

Оба знаменских братка, услышав шум приближающейся машины, тут же напряглись, взяли оружие на изготовку и погасили фонарики. Но Дзобладзе уже заметил отблески света в окошках, и ему стало ясно, что там, в коровниках, находятся какие-то люди. Знакомиться с ними Гоги не собирался. Он помнил, что в коровниках уже не раз прятали трупы, и ему очень не хотелось перейти в эту уважаемую категорию раньше времени. Поэтому он круто развернулся и вдарил по газам.

— Блин! — проворчал один из ларевцев. — Уехал!

— Ну и хрен с ним… — благодушно произнес второй. — Подумаешь, мужик какой-то не туда свернул. Увидел, что в тупик заехал, и погнал обратно. Что мы его, ловить будем? Все равно он внутрь не заезжал, нас не видел.

— Мог фонари разглядеть. Стукнет сдуру ментам…

— Да брось ты! Тени собственной боишься. Ерунда! «Мы странно встретились и странно разойдемся…»

Внизу тем временем Механик подцеплял на крюк уже четвертый мешок. После того, как его извлекли из воды и начали втаскивать в трубу, уровень воды в яме опустился до колен, и стал виден пятый, как уже говорилось, самый маленький и легкий мешок. Именно от этого мешка Еремин почему-то ожидал наибольших неприятностей. Наверно, потому, что зимой, когда Олег и Юлька вывозили клад с озера Широкого, с этим мешком произошло наибольшее количество приключений. То Юлька, пытаясь выдернуть этот мешок, примерзший к обледенелой трубе, съехала вместе с ним в канализационный коллектор бывшего немецкого бункера, то этот мешок захватили братки Серого, которых Механику пришлось убивать, то Юлька и Анюта вместе с этим мешком чуть бандитам не попались…

А Гоги Дзобладзе, время от времени поглядывая в зеркало заднего вида — нет ли погони? — уже выезжал на большую дорогу и поворачивал в сторону областного центра. Нет, никто за ним не гнался.

Конечно, ни сообщать в милицию, ни звонить Буне Георгий Луарсабович не собирался. За свой объект он ответит, а что там, в коровниках, делали люди, приехавшие на «Чероки», — не его епархия. Если они притырили труп на территории Басмача, Витя сам разберется, когда проспится. Можно спокойно ехать домой, в город, и ложиться спать. Утром можно позвонить Вите и сообщить, что «Чероки» приезжал в коровники. Правда, самого джипа Гоги не видел, но был убежден, что никакой другой машины тут быть не могло.

Гоги совсем успокоился, даже насвистывать стал — на душе полегчало. И уже перенесся в мечтах прямо в свою уютную городскую квартиру, к доброй, послушной, хотя и чуточку располневшей Хатуне, к милым детишкам Нодарчику, Зурабчику и крошке Тамрико. Все страхи казались пустыми и беспочвенными.

Даже показавшаяся справа у обочины машина ГАИ — к неудобоваримому названию ГИБДД Гоги еще привыкнуть не успел — настроения ему не испортила. Правда, поста в этом месте раньше не было, но ничего необычного в том, что дорожные стражи порядка сшибают деньги с водителей, Дзобладзе не видел. Недаром в Грузии еще в советское время надо было платить две тысячи рублей для того, чтоб приняли на работу в эту уважаемую инспекцию даже в каком-нибудь глухом районе. А в Тбилиси или Кутаиси цены повыше были. Все понятно, время сложное, денег много никогда не бывает. У гаишников тоже дети, тоже кушать надо. Разве Гоги жалко 250 рублей для тех, кто не может прожить на одну зарплату? Нет, не жалко.

Светящийся жезл требовательно указал: к обочине! И Гоги послушно притормозил, немного не доехав до гаишного «жигуленка».

У левой обочины стояли еще две машины — джип «Тойота» и маленькая «Нива». Около них тоже находился гаишник с жезлом, вроде бы разговаривал с двумя водителями.

Гоги, взяв права, техпаспорт и 250 рублей, вылез из кабины. Гаишник уже подходил к нему, поигрывая жезлом. Приложил руку к козырьку, вежливо представился:

— Инспектор ГИБДД старший лейтенант Малюгин Алексей Иванович. Ваши права, пожалуйста!

— Вот… — Гоги подал права, придержав техпаспорт с купюрами.

Малюгин посмотрел, посветив на права фонариком, улыбнулся:

— Та-ак, Георгий Луарсабович. А общегражданский паспорт ваш можно поглядеть?

— Конечно, уважаемый. Всегда при себе! — Гоги уже давно сделал себе постоянную прописку в городе, благо это было намного легче, чем в Москве, и не беспокоился.

Старлей поглядел «серпастый-молоткастый», согласно которому Гоги все еще числился гражданином СССР, полюбовался на вкладыш с орлом, удостоверявший, что Гоги уже полноправный российский гражданин, сверил плохо бритую физию с фотографиями, глянул на графу «прописка» и вернул паспорт. А вот права возвращать не торопился, еще раз посмотрел.

— По-моему, гражданин Дзобладзе, с правами у вас какой-то непорядок… — задумчиво произнес Малюгин. — По-моему, надо съездить в отдел и проверить.

Гоги похолодел. Права у него, мягко говоря, были купленные. Правда, он уже давно с ними ездил и никаких нареканий они не вызывали. Тем более если он, строго по здешней таксе, при каждом предъявлении вкладывал в них по 250 рублей.

— Зачем в отдел, а? Нормальные права, товарищ старший лейтенант! — И Гоги торопливо выдернул из техпаспорта те самые купюры.

— Та-ак! — прямо-таки просиял Малюгин. — Дача взятки должностному лицу при исполнении служебных. Авдюхин! Марцев! Есть 291-я!

Гоги ахнул: что делать, а? Честные, что ли, попались?! Вай мэ-э! И так растерялся, что даже не стал упираться, когда к нему подскочили два дяди в кожаных куртках и, что называется, «в одно касание» запихнули на заднее сиденье, но не гаишного «жигуленка», а его же собственного «Опеля». За руль уселся какой-то мужик, выскочивший из «Тойоты», и «Опель», круто развернувшись, переехал на другую сторону шоссе, оказавшись между «Тойотой» и «Нивой». А гаишник Малюгин быстренько юркнул в свои «Жигули» и газанул в сторону города. Только его и видели.

Сразу после этого 291-я статья за дачу взятки перестала быть для Дзобладзе серьезной проблемой. Он понял, что ему не угрожают ни штраф в размере от 200 до 500 минимальных размеров оплаты труда, ни лишение свободы на срок до трех лет, ни все прочие меры наказания, предусмотренные частью первой этой статьи. Потому что те, кто затащил его в машину, были вовсе не стражами закона, а совсем наоборот. Гоги угрожали теперь совсем иные меры воздействия, которые могли обойтись ему пребыванием в травматологическом отделении больницы сроком не менее одного месяца или бессрочным поселением на кладбище.

Дзобладзе почти моментально заполучил на руки стальные браслетки, а «соседи» по сиденью в один момент прошмонали карманы. Оружия у Гоги не было, и это, должно быть, позволило им сообщить тому, кто сел за руль:

— Все нормально. Зови шефа!

Водитель вылез, пробежался до «Тойоты», что-то негромко сказал в окошко, а затем оттуда неторопливо вышел человек в куртке-ветровке с поднятым капюшоном, хотя никакого дождя вроде бы не наблюдалось. Они с водителем влезли в машину. Человек в капюшоне сел на переднее сиденье спиной к Гоги, не показывая лица, и спросил низким, глухим голосом:

— Жить хочешь, кацо?

— Да… — пролепетал Гоги.

— У Вити Басмача в гостях бывал?

— Бывал, да… В офисе.

— А дома?

— Нет. Честное слово, не бывал! Может, Буня знает… — пробормотал Дзобладзе и тут же еще больше испугался: не надо это говорить было?

— Буня, это тот, с кем ты по телефону разговаривал?

— Да… — внутри горячего южного организма Гоги словно бы полярный лед образовался. Они разговор по телефону подслушивали! Ой, какие люди, а?!

— Буню в лицо знаешь?

— Да-а… И он меня знает тоже.

— Вот и хорошо. Проводишь нас туда, понял?

— Там охрана есть…

— Ничего, мы договоримся. Нам нужно, чтоб ты им в «глазок» показался, — и все. Понял?

Дзобладзе все понял и совсем похолодел. Они на его машине подъедут к офису, покажут его в «глазок», охранники откроют — их убьют. Потом они возьмут живым Буню, тот привезет их к Вите — и Витина охрана тоже будет захвачена врасплох. А потом Гоги тоже убьют — он лишний. Все, пропал…

— Да, вот что! — словно бы припомнив что-то, произнес человек в капюшоне. — Ты Буне докладывал, что к тебе в Самсоново кто-то приезжал на «Чероки», верно? Выяснил, кто?

— Это не ко мне! — заторопился Дзобладзе. — Они на горку поехали, где коровники стоят. Недостроенные.

— Точно?

— Да! — убежденно произнес Гоги. — Я туда поднимался, они там, мамой клянусь! Может, конечно, уже уехали…

— Что делали, не видел?

— Нет, я только фонарики видел в окно. Ничего больше!

— Интересно… Заедем посмотрим! — Человек в капюшоне вылез из «Опеля» и вновь пересел в «Тойоту». Сразу после этого «Тойота» сорвалась с места и понеслась вперед, за ней заторопился «Опель», а «Нива» пошла замыкающей, Гоги поник головой и шептал про себя грузинские молитвы…

…Механик тоже обратился к Всевышнему, но не с мольбой, а с благодарностью. Пятый мешок благополучно подняли и перетащили по проходу к колодцу. Поднять их из колодца наверх было сущей ерундой, по крайней мере, по сравнению с уже проделанной операцией. Главное, с тем самым пятым мешком ничего не случилось. Теперь Олег был почти полностью убежден, что все пройдет без сучка и без задоринки. И правда, оставалось всего ничего — вытащить из ямы самого Еремина. Вот тут, казалось бы, и посомневаться — а ну, как бойцы Ларева, не беря особого греха на душу, просто позабудут его тут?! В конце концов, главное, что было нужно Лареву — клад Федьки Бузуна, — Механик уже отдал. А в вопросе с Клобуком его помощь может и не потребоваться. Киллеров-то в России полно… Мог ведь Ларев насчет этого Клобука сказать просто так, чтоб Механик считал, будто он еще и после передачи клада понадобится? Вполне мог.

Все эти вполне рациональные мысли стали приходить к Механику после того, как мешок скрылся в жерле наклонной трубы и потекли долгие минуты ожидания. Вот опять захрустел и зашуршал полиэтилен — мешок поволокли к колодцу. Этот шум удалился, откуда-то издалека донеслись неясные голоса, то ли обсуждали что-то, то ли ругались — фиг поймешь! Пора бы, однако, и вернуться. В конце концов вытащить из ямы Механика, в котором, наверное, поменьше веса, чем в последнем мешке, — задача несложная. Если, конечно, его действительно собираются вытаскивать.

Механик помнил, что на полный цикл подъема и перетаскивания мешков уходило от 15 до 20 минут — замерял от скуки. Казалось бы, маленький мешок можно было перетащить побыстрее, однако время уже подходило к максимуму — 20 минутам, а никто к наклонной трубе не возвращался. Правда, голоса, звуки которых все еще доносились до ушей Олега, вселяли в него кое-какую надежду. Если базарят, значит, еще не ушли. Может, мешок застрял или кто-то из бойцов какую-нибудь производственную травму получил… Еремин придумывал себе в утешение различные оправдания промедлению бойцов, однако одновременно начинал задумываться и над тем, сможет ли он в случае чего сам по себе выкарабкаться отсюда, из железобетонного мешка пятиметровой глубины.

Пошла двадцать пятая минута с момента начала подъема пятого мешка, а к трубе никто не возвращался. Разговоры слышались по-прежнему, но заодно Механик, при всей своей глухоте, расслышал и еще какие-то звуки, которые его очень огорчили. Похоже, знаменские братки начали крутить лебедку и поднимать мешки из канализационного люка к «Чероки». А это означало, что худшие предположения Олега оправдались и его судьба теперь мало интересует ларевцев. Ох, какая же дикая ярость охватила Механика! Опять кому-то показалось, будто его жизнь и чаяния — ерунда мелкая, а сам он — лох доверчивый, которого грех не кинуть…

Впрочем, таково было только личное мнение Еремина. На самом деле знаменские братки получили от Ларева четкий и однозначный приказ: самим сдохнуть, но привезти Механика живым. И нарушать этот приказ они вовсе не собирались. Просто обстоятельства сложились крайне неудачно.

Не зря Механик предупреждал своих помощников, чтоб они протаскивали мешок подальше, а не бросали его прямо под колодцем, чтоб не загромождать пространство под люком. Первые два мешка бойцы протащили именно так, как требовал Еремин, — то есть запихнули их в продолжение коллектора, уводившее к другим коровникам. Третий мешок они поленились наклонить и привалить поплотнее к двум предыдущим, а четвертый просто поставили рядом с ним и пошли за пятым. Когда они притащили этот самый пятый мешок, который, как уже неоднократно упоминалось, был намного легче других, то с размаху бросили его прямо под самым люком.

Вот тут и получилось то, что прозорливо предрекал Механик. Четвертый мешок, у которого, как выяснилось, более тяжелые предметы лежали в верхней части (то есть ближе к горловине), от легкого сотрясения при падении пятого мешка потерял равновесие и повалился на пятый мешок, заперев своей горловиной выход из трубы в колодец канализационного люка. А третий мешок после падения четвертого тоже грохнулся, но уже поперек трубы, причем так неудачно, что одновременно и придавил нижнюю часть четвертого мешка, и уперся боком в первый и второй мешки.

Ситуация получилась дурацкая, но от этого не менее сложная. Братки оказались запертыми в трубе коллектора и сильно растерялись, особенно поначалу. Наверное, им нужно было срочно возвращаться к наклонной трубе, вытаскивать Механика из ямы, и он наверняка сумел бы придумать, как выйти из этого идиотского положения.

НЕСМЕШНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДУРАЦКОЙ СИТУАЦИИ

Однако у братков взыграл стыд и самолюбие. Ведь предупреждали же их, что так может получиться! И получилось именно так, как предупреждали. Сознание того, что сейчас они вытащат Механика и он увидит, что они напортачили, а затем, соответственно, пристыдит их, разгильдяев, по делу, не радовало. Не убьет, не изобьет до смерти, а просто скажет, например, что у них, знаменских, руки не из того места растут. И будет по всем статьям прав, а они не смогут, хотя бы внутренне, эту правду опровергнуть. Только и всего!

Но русскому человеку, между прочим, гораздо проще сдохнуть, чем признать себя неправым — такова жизнь. Особенно если его загодя предупреждали, чего делать не следует. Не так стыдно упасть мордой в коровью лепешку, как после этого посмотреть в глаза человеку, который тебе загодя предлагал под ноги смотреть.

Поэтому ларевские бойцы решили поскорее выправить положение, а уж потом сходить за Механиком — дескать, ерунда, дело плевое, сила есть — ума не надо. Не особенно подумав головой — а именно этим местом думать положено! — парни стали выдергивать из трубы тот мешок, который лежал сверху, то есть более крупный и неуклюжий. А если бы подумали чуть-чуть, то попробовали приподнять верхний мешок и выдернуть из-под него нижний — то есть тот самый злополучный пятый-проклятый. Если б его благополучно выдернули и оттянули назад, то смогли бы пролезть в колодец ползком, над маленьким мешком — уж Механик-то пролез бы точно! — и поправить большой мешок так, чтоб он не мешал. В результате же спешки маленький мешок накрепко зажали большим, а верхняя часть этого большого мешка наглухо заткнула вход в колодец.

Как известно, русский человек умело преодолевает трудности, которые сам себе создает, а преодолев — создает новые, чтоб служба медом не казалась. Знаменские братки не нашли ничего лучше, как распороть финкой полиэтиленовую упаковку, развязать горловину верхнего мешка и начать помаленьку выдергивать из него все, что там находилось. Это было уже само по себе дело долгое и утомительное, даже если речь идет о простой картошке.

Однако мешки были вовсе не с картошкой, и для их успешной разгрузки требовалось хотя бы знать то, как их загружали. Тут были некоторые нюансы.

В свое время, то есть прошлой осенью, когда Механик вместе с покойным Есаулом перекладывали сокровища из старинных сундуков в эти самые мешки, то постарались так уплотнить все это драгоценное содержимое, чтоб оно занимало поменьше места, а также — чтоб поменьше болталось, звенело и брякало. А Есаул был мужик крепкий и так затрамбовывал, что сами по себе все эти вещички из мешка не вываливались даже при развязанной горловине. К тому же в этот мешок было насовано огромное количество старинных ножей, кинжалов и ятаганов, вестимо, в ножнах, отделанных золотом и серебром, украшенных драгоценными камнями и самоцветами. Причем все это оружие было не абы какое, а из узорчатой сверхтвердой дамасской стали, которая, быть может, кое-что и утратила из своих свойств за 300 с лишним лет хранения в не самых лучших условиях, но явно не затупилась. Несколько этих самых «единиц холодного оружия» Есаул уложил рукоятями к горловине мешка, а другие — рукоятями книзу. Так они плотнее упихивались. Если б мешок сам Есаул распаковывал или Механик, то они, конечно, зная об этом, работали бы поосмотрительней. Но братки решили побыстрее все повыдергать и даже особо не светили на содержимое мешка. В результате один из них сдернул с какого-то кинжала богато отделанные ножны, а другой, сунув руку не глядя, крепко распорол ладонь и запястье о булатное острие. Кровь так и хлынула, лезвие рассадило вену.

После этого братки совсем позабыли про Механика, пришлось наскоро заниматься перевязкой. Тот, кто перевязывал, матерился, и тот, кого перевязывали, тоже. Именно эту ругань Олег услыхал на двадцатой минуте своего ожидания. Кроме него, базар услышал и боец, что караулил наверху.

— В чем дело? — спросил он, нагнувшись над колодцем.

И тут одному из тех, что маялся внизу, пришла в голову гениальная идея:

— Слышь, Петруха! Спустись сюда, мы тебе веревку протянем. Привяжешь к бодалке джипа, зацепишь крючком за нижний угол и потянешь машиной.

Петруха спустился вниз по скобам, браток, имевший две здоровых руки, сумел передать ему крючок, и Петруха стал наматывать веревку себе на руку. При этом оказалось, что часть веревки все еще накручена на катушку, ее стали разматывать, и вот этот-то звук на двадцать пятой минуте своего одиночества Механик принял за работу лебедки.

Все это время напарник Петрухи, спустившегося на помощь товарищам, довольно бдительно наблюдал за ближними от «Чероки» воротами коровника и лишь изредка посвечивал фонарем в сторону дальних ворот. Неожиданно именно с той стороны долетел некий негромкий звук — то ли хрустнуло что-то, то ли камешек какой-то упал. Страж повернулся на звук, направил туда фонарик. Никого и ничего. А вот за спиной у него в это время на фоне проема ворот на несколько секунд возникла неясных очертаний тень, бесшумно проскользнула внутрь коровника и исчезла в темном углу, там, где стоял заброшенный балок. Был бы наверху Петруха — так просто у неизвестного это не получилось бы…

К тому времени незадачливые помощники Механика уже полностью передали Петрухе веревку с крючком. Но наверх он все еще не поднялся, потому что ребята, сидевшие внизу, спешно запихивали в мешок все, что успели из него повыдергивать, и вновь завязывали горловину.

А Петрухин напарник опять услышал странный звук с дальней стороны коровника, повернулся в ту сторону, направил фонарь…

Он и пары секунд не успел поглядеть. Некто, притаившийся за балком, бесшумно выскользнув из укрытия, совершил мягкий кошачий прыжок и повис на плечах у бойца. Крепкая лапа в черной перчатке захватила парня за подбородок и зажала рот, а вторая точно рассчитанным ударом загнала меж ребер штурмовой нож… Боец немного судорожно дернулся пару раз, но тут же затих. Сразу после этого еще четыре черных тени неслышно проскочили в коровник со стороны ближних ворот. Один из пришельцев помог тому, кто зарезал охранника, оттащить труп за балок, другой осторожно пролез в джип — «Чероки» стоял с незапертыми дверцами, третий спрятался за бетонным столбом, подпиравшим крышу коровника в паре шагов от капота машины. Наконец, четвертый, прихватив автомат и фонарь убитого, укрылся за джипом.

Ждать им пришлось около минуты. Бедолаги в коллекторе смогли завязать горловину, Петруха проколол крючком нижний угол мешка и с намотанной на левую руку веревкой, держа фонарик за кольцо в зубах, стал подниматься наверх. Выбравшись из колодца, он взял фонарь в руку и, подойдя к джипу, позвал уже несуществующего напарника:

— Дудик! Подержи фонарик, я веревку привяжу…

Тот, кто прятался за столбом, мягко подскочил к Петрухе за спину и захватил локтем за горло, а второй, выскользнув из-за джипа, приставил к груди нож. Петруха увидел только одежду из черной ткани да шапочку-маску с прорезями для глаз. Жуть!

— Тихо! — прошипели из-за спины. — Ни звука, понял?! Садись за руль! Веревку мы сами привяжем!

Ошеломленный Петруха уселся в джип и тут же ощутил приставленную к затылку сталь пистолета.

— Слушай внимательно! — произнес глухой низкий голос из-за его спины. — Будешь помогать — останешься жив. Дернешься не так — сдохнешь сам и братве не поможешь, понял?

— П-понял… — пробормотал Петруха.

— Что в мешках, знаешь?

— 3-золото… Клад старинный…

— Я так и думал, — с легким самодовольством произнес тот, кто сидел за спиной. Должно быть, в этой компании он был старшим, потому что те, кто привязывал веревку к бодалке, закончив дело, тихо доложили в окошко джипа:

— Готово, шеф!

Почти одновременно донеслись нетерпеливые голоса снизу:

— Петруха! Якорный бабай! Ты что там, онанизмом, что ли, занялся? Живей работай, е-мое!

— Заводи! — приказал сидевший за спиной у Петрухи. — И малым ходом назад.

Петруха послушно включил мотор и на задней передаче откатил джип к воротам. Мешок благополучно выскользнул из люка, снизу донеслись радостные возгласы.

Механик тоже услышал и звук мотора, и вопли радости, но ему они оптимизма не прибавили. Он понял, что там, наверху, завели джип не для того, чтобы уезжать, а для того, чтоб вытаскивать мешки, но он сильно опасался, что если братки будут этим заниматься, не применяя его подъемник с блокам, то быстро перетрут веревку о края колодца. К тому же, если мешок застрянет, а эти орлы захотят его побыстрее выдернуть, то могут порвать веревку слишком резким рывком джипа. Если веревку порвут, а потом начнут связывать и перевязывать, то Механик тут от холода дуба врежет…

— Петруха! — заорали те, что сидели внизу. — Давай крючок! Сейчас маленький мешок подымем!

— Выходи! — приказал Петрухе его «куратор», в то время как остальные четверо «пришельцев» отцепили мешок от крючка и, подняв на руки, почти бесшумно перенесли его поближе к джипу. Один из них после этого подошел к Петрухе и взял его на прицел.

— Собирай веревку, иди к колодцу и опускай веревку вниз. Покажись им! — наскоро приказал этот, подталкивая Петруху стволом пистолета с навинченным глушителем.

Внизу в это время тот парень, у кого была порезана рука, вдруг вспомнил:

— Е-мое! У нас же там Ерема внизу остался! Надо было его сначала вытащить… А мы веревку наверх отдали.

— Вспомнила бабушка Юрьев день! Ладно, сползай туда, Сема, скажи ему, чтоб не волновался. А я пока мешок прицеплю. Скажи, когда подымем — придем за ним.

Сема пополз к наклонной трубе, а его напарник, сумев задрать голову вверх, увидел склонившегося над люком Петруху, потихоньку вытравливавшего вниз веревку с крючком.

— Да бросай живее, чего телишься! Не разобьется! — подбодрил Петруху товарищ. Тот послушался и бросил веревку.

— Нормально, Федот? — пробормотал Петруха деревянным голосом, ощущая дуло у затылка.

— Нормально, нормально! — Тот не уловил неестественности голоса. — Как скажу: «Готово!» — иди к машине и тяни. Скажи Дудику, чтоб к люку шел, подстраховал на случай, если мешок на обрезе люка застрянет…

Тот, кто держал на прицеле Петруху, шепотом подсказал:

— Скажи, что Дудик за руль сел, а ты сам у люка постоишь.

— Дудик за руль сел, — послушно озвучил Петруха. — Я сам здесь постою.

— А Дудик-то газ от тормоза отличит? Он же машину не водит…

— Скажи, что ему охота попробовать, — нашелся «подсказчик».

— Он решил попробовать, — доложил Петруха и рискнул от себя добавить: — Я ему объяснил…

«Подсказчик», молча и не убирая ствола от затылка, показал Петрухе большой палец — во!

Федот повозился внизу, цепляя крючок к горловине мешка, а потом крикнул:

— Готово!

— Давай! — бодро крикнул Петруха, обращаясь якобы к Дудику, а на самом деле к одному из «пришельцев», который уселся за руль. Джип стал откатываться назад, веревка натянулась, мешок пополз вверх.

В это время Сема уже добрался до наклонной трубы, прополз по ней немного и заорал:

— Ерема! Ты жив?

— А как бы тебе хотелось? — зло спросил Механик.

— Извини, братан. — Сема помнил, что Ларев им обещал головы снять, ежели с Механиком что случится, и постарался говорить повежливее. — Там мешки завалились, ну мы их уже, считай, растащили. Веревку только наверх отдали. Сейчас один поднимут — и мы тебя вытащим.

— Понял, — проворчал Механик, соображая мозгами, врет Сема или нет. — Вот что, там в коллекторе мой рюкзачок лежит. Скинь-ка его сюда!

— Зачем?

— Нужно!

Рюкзачок Механику действительно был нужен. В нем имелись некоторые полезные железяки, которые помогли бы Олегу выбраться из ямы даже в том случае, если б веревку ему так и не принесли. К тому же это был своеобразный «тест на вшивость». Если б Сема отказался сбрасывать рюкзачок — значит, брешет и насчет веревки.

Но Сема, пошарив в коллекторе, нашел рюкзачок и спихнул его по наклонной трубе… Бултых! Пролетев неподалеку от Механика, рюкзачок брякнулся в воду.

— Спасибо! — сказал Механик. — Иди браткам помогай.

Сема пополз туда, где Федот уже ждал, когда ему скинут вниз веревку для того, чтоб вытащить Механика. Петруха сделал вид, что пошел отвязывать, а на самом деле получал инструкции от тех, кто им теперь командовал.

— Сколько их там всего? — спросил тот, что сидел на заднем сиденье джипа.

— Трое… — облизнув пересохшие от волнения губы, пробормотал Петруха. — Двое в самой трубе, а один где-то в яме. Там без веревки не вылезти.

— Ну тогда скажи тем, которые могут вылезти, чтоб вылезали. Скажи, что, мол, Дудик куда-то исчез и не отзывается. Давай!

Петруха, по-прежнему под дулом пистолета, подошел к люку и крикнул — испуг ему разыгрывать не требовалось!

— Братва! Дудик пропал!

— Не понял… — отозвался Федот. — Как пропал? Он же за рулем сидел в джипе?

— Не знаю… Нет его там! То ли отошел, то ли провалился куда-то…

— За воротами смотрел?

— Да. Нет его там…

— Небось придуривается, — проворчал Сема. — Ладно, мы сейчас вылезем… Если у него, чувырлы, детство в жопе заиграло — по роже огребет, точно!

Первым наверх полез Федот. «Пришельцы» стояли недалеко от люка, но так, чтоб снизу было видно только Петруху.

— Когда вылезать начнет — подашь ему руку и дернешь на себя, понял? — подсказали Петрухе.

Петруха в точности все выполнил. Он подал ничего не подозревавшему Федоту руку, а затем рывком дернул на себя. В следующее мгновение неслышно подскочивший «пришелец» молниеносно ударил его ножом в шею. Наискось, слева, немного повыше ключицы…

— Ы-ых… — только и выдохнул Федот, захлебнувшись кровью, распластываясь на цементном полу. Кроссовки его еще дергались в нескольких десятках сантиметров от края люка, но Сема, поднимавшийся следом, этого не замечал, хотя и поглядывал вверх. Он мог видеть только Петруху, который ежился и переминался с ноги на ногу. Фонарь Петрухи светил ему в глаза, и он, даже подняв глаза над краем люка, не успел заметить труп Федота. И когда Петруха протянул ему руку, он ухватился за нее здоровой ладонью, даже порадовавшись, что тот помог ему поскорее выскочить из колодца. Радость эта длилась секунду — не больше. Прозвучал не то тихий хлопок, не то громкий щелчок, и Сема с простреленной головой рухнул на пол.

— Значит, теперь внизу только один? — спросил тот, что приказал Петрухе подавать руку тем, кто сейчас неподвижно лежал в лужах крови.

— Да, да! — закивал Петруха.

— И без веревки он не выберется? — еще раз переспросил тот, что застрелил Сему.

— Нет, — забормотал Петруха. — Там, ребята говорили, колодец метров пять глубиной. Стенки — из бетонных плит.

— Спасибо! — иронически поблагодарил «пришелец». — А теперь лезь вниз, будешь остальные мешки цеплять! Ну!

Петруха, на которого с четырех точек наставили фонари и пистолеты, покорно полез в колодец…

СОВСЕМ ХРЕНОВО?

Сразу после того, как Сема уполз по коллектору навстречу смерти, сбросив Механику его любимый рюкзачок, Еремин развязал стяжку и стал, держа в зубах фонарик, рассматривать свои железяки.

На первый взгляд человека, особенно не имевшего склада мыслей, хотя бы приближенного к тому, каким обладал Механик, ничего особо подходящего для того, чтоб забираться на 5-метровую высоту, в рюкзачке не наблюдалось. А пять метров, для наглядности — это примерно три этажа «хрущобы» или два — «сталинского» дома. К «хрущобе» все-таки ближе, потому что у нее стены железобетонные, панельные. Здешняя яма была сделана из железобетонных плит, примерно таких, из каких в тех же «хрущобах» сделаны межэтажные перекрытия.

Но плиты, как известно, бывают разные. Бывают монолитные, но встречаются и облегченные, трубчатые. Кроме того, все железобетонные панели состоят из арматуры, залитой бетоном. Наконец, что для Механика сыграло, пожалуй, решающую роль, — плиты были положены еще во времена Леонида Ильича, то есть лет двадцать назад, а потому изрядно обветшали и потрескались от температурной эрозии, вода, зимой превращавшаяся в лед, тоже не способствовала их улучшению. Механик этих трещин увидел немало, а затем, надев на руку свой знаменитый кастет, несколько раз несильно стукнул по бетону. Крак! Плюх! — отвалился кусок бетона размером в ладонь, причем не такую маленькую, как у самого Механика, а примерно такую, как у Ларева или Шуры Казана. Эта щербатина образовалась всего лишь на метр выше поверхности воды, то есть где-то на уровне плеч Механика. И при этом обнажилась ржавая арматура, которая, как известно, представляет собой всего лишь решетку из толстой стальной проволоки. Олег еще немного потюкал кастетом и раскрошил бетон вокруг перекрестья двух арматурин. Затем он вытащил из штанов брючный ремень, протащил его под арматуриной и замкнул пряжку на крайнюю дырку. То есть на ту, которой Механик пользовался бы только в том случае, если б имел пузо, как у Коли Бегемота. Но поскольку Механик имел и вес, и талию намного меньшие, то при такой застежке у него из ремня получилось нечто вроде «беседки», на которой матросы опускаются за борт корабля, чтоб зачистить и подкрасить поржавевшие и облупившиеся места на обшивке. Механик надел рюкзачок для веса — он хоть и тощий был, но тяжеленький! — ухватился за ремень, поджал ноги, повис на ремне всей тяжестью и убедился, что ремень прочный и держит надежно. Зажженный фонарик Олег прицепил на грудь, к одной из лямок рюкзака — зубы устали, а им еще дело делать предстояло.

После этого он подтянулся, просунул сквозь ремень одну ногу, а потом еще и плечо продел, слегка сдвинув рюкзачок налево. Еще раз убедился, что ни пряжка не отрывается, ни дырка в ремне не рвется, и стал колотить новую щербатину в бетоне, на полметра выше прежней. Снова доколотил бетон до арматуры, а затем сразу же начал пробивать третью щербатину, примерно на одном уровне со второй и довольно близко от нее. Затем Механик снял с пальцев кастет, сунул его в карман, выдернул из рюкзака тот самый крючок из толстого арматурного прутка, которым он открывал люк канализационного коллектора, и продел его через арматуру второй выбоины. После этого, вцепившись правой рукой как клещами в этот пруток, Олег левой рукой и зубами расстегнул пряжку на ремне и просунул заостренный конец ремня под арматуру третьей щербатины. Застегнув пряжку — опять же левой рукой и при помощи зубов, — Механик задрал левую ногу, просунул ее в ремень, ухватился левой рукой за ремень и отпустил правую руку от крючка. Руке, конечно, следовало передохнуть — натянутые сухожилия ныли, но Механик хорошо знал, что лучший способ избавиться от этого — дать руке поработать в другом режиме. То есть начать колотить четвертую и пятую выбоины…

По той же вышеописанной методике Еремин меньше чем за час докарабкался до наклонной трубы. Там вполне можно было ползти вверх, и на это у Механика ушло минут пять, не больше. Он выполз в коллектор и некоторое время прислушивался, а заодно дыхание восстанавливал.

Третий мешок «пришельцы» подняли хоть и со скрипом, но довольно успешно. А вот с четвертым произошла авария, опять-таки та, которую Механик предугадывал. То есть ввиду того, что знаменские братки поленились пропускать веревку через блоки подъемника, привезенного Ереминым, а «пришельцы» эту оплошность не исправили, веревка, которая пять раз прокатилась по шероховатому обрезу кирпичной трубы, а потом еще три раза по ржавому и шершавому обрезу канализационного люка, в трех местах перетерлась и расплелась на каболки. Когда ее, не особо разглядывая, потянули вверх по четвертому разу, произошло то, что описывается пословицей: «Где тонко, там и рвется». Эта авария произошла примерно в тот момент, когда Механику до наклонной трубы оставалось еще полтора метра, и он еще долбил бетон кастетом, чтоб доковыряться до очередной арматурины. Поэтому Олег услышал только глухой удар и легкое сотрясение трубы, да еще небольшое движение воздуха почуялось. Он догадывался, что там произошло, но даже не подозревал о том, что у люка под страхом смерти работает Петруха. Голоса по-прежнему доносились очень невнятно, и разобрать, кто и что говорит, Механик не мог, да и не стремился к тому — шибко напряженно трудился.

Его долбежку, кстати, в колодце было слышно. Петруха даже докладывал своим хозяевам, что, мол, этот, который внизу, колотится. Сверху только посмеялись:

— Охрип небось орать, вот и стучит. Ничего, посидит еще… Потом мы ему гранату кинем, чтоб не мучился.

Однако мучиться на первый случай пришлось им. Когда мешок шлепнулся в колодец, едва не задев по башке Петруху, «пришельцы» вытянули обрывок веревки наверх и как следует разглядели при фонарях. Тут им стало ясно, как Божий день, что ежели срастить веревку в одном месте, то на следующей попытке она порвется в другом. А другой не было. Решили поискать на «Чероки» буксирный трос, но такового тут не имелось. Тогда связались по рации со своими машинами, ждавшими эту «ударную группу» у самого начала дороги, ведущей к коровникам, и вскоре к воротам сооружения подкатили «Тойота», «Нива» и «Опель», в которых сидели еще четверо.

Тросы нашлись. Выбрали один поновее, набросили одну петлю на задний крюк «Нивы», а к другой петле троса, опустив ее в колодец, привязали обрывок веревки с крючком. При этом Петруха решил для верности перецепить и сам крючок, потому что, как ему показалось, при подъеме мешок может с него соскользнуть. Выдернуть крючок Петруха успел, а вот прицепить по-нормальному — нет. «Пришельцы», как видно, очень торопились и, особо не предупредив своего подневольного сотрудника, завели мотор «Нивы» и дернули мешок вверх, несмотря на протестующие вопли Петрухи, который успел продеть крюк только через полиэтиленовую упаковку мешка.

Результат не замедлил сказаться. Понимая, что мешок может снова оборваться и на этот раз точно попасть ему по голове, Петруха поскорее убрал голову в коллектор, но вот ногу отодвинуть не успел… Тр-рык! — крючок по воздействием веса в 75 кг растянул и распорол полиэтилен, а эти 75 кило, в свою очередь, уже поднятые на высоту в три метра, крепко жмякнулись Петрухе на ступню…

Второй удар от падения мешка и дикий вопль Петрухи Механик услышал как раз тогда, когда уже выбрался из наклонной трубы и делал передышку в коллекторе. Он сразу понял, что кого-то крепко прибило, и даже думал было, что насмерть. Но потом до него долетели глухие стоны и сдавленный мат. Механик решил, что, как бы ни относились к нему лично ларевские бойцы, заставившие его зарабатывать ревматизм в бетонной яме с водой, он к ним ответного хамства не проявит. Поэтому решил прервать свой отдых и двинулся на помощь.

Он вовремя прислушался к тому, что происходит у колодца. Первое, что насторожило, — незнакомые голоса. Поскольку Механик приблизился к месту действия на несколько десятков метров и находился в коллекторе, где звук распространялся по прямой, теперь он гораздо лучше все слышал.

Сверху по скобам в люк спустился какой-то тип. Незнакомый глухой голос спросил его:

— Ну, как там, жив он?

— Вроде стонет.

— Ладно, цепляй мешок по-нормальному и вылезай.

— Хорошо, сейчас.

Мужик повозился немного, насаживая крюк, побрякал скобами, поднимаясь наверх, а затем затарахтел автомобильный мотор. Наверное, даже не столь понимающий в машинах человек, как Механик, и то сумел бы отличить звук двигателя «Чероки» от «Нивы». Но никакой «Нивы» или иной машины, кроме «Чероки», в коровнике не было. Кто же это подъехал? Если бы это был Ларев, допустим, заволновавшийся по поводу долгого отсутствия «экспедиции», то, несомненно, его голосище Механик сразу определил бы. Но распоряжался тут явно не Ларев. Еремин, конечно, мог допустить, что Володя вместо себя кого-то прислал, но уж очень с большим скрипом. И потом, с этим подкреплением наверняка поехала бы Юлька, чтоб не искать долго, где и что. А каких бы то ни было женских голосов Механик не слышал. И голосов тех парней, с которыми он сюда приехал, тоже не долетало. Механик их хорошо помнил. Куда делись?

Тем временем мешок вытащили наверх, и кто-то из находившихся у люка произнес:

— Ну вот, еще один остался.

— Давай лезь! — приказал тот, кто спрашивал, жив ли Петруха. — Прицепишь — долби этого козла контрольным и вылезай.

Это сразу Механику открыло глаза на многое. Чужие! Хотя и знаменские Еремину были не совсем свои, но с теми он по крайней мере был знаком. А это что за шара? Голос явно не принадлежал, допустим, Вите Басмачу. Да и догадаться, где лежит клад, он не мог. Может, его тот, с «Опеля», навел?!

Но тут и вовсе все стало ясно.

— Там этот, грузин, до ветру просится, — доложил кто-то. — Сюда заводить или на воздухе оставить?

— Умен, блин! Вонизм тут разводить…

— Ага, а если он там сбежит? В двух шагах ни хрена не видно…

— Смотри лучше! А вообще, спроси у Клобука, если сомневаешься…

Вот оно что! Механик, как ему показалось, сразу все понял. Не иначе этот самый грузин на «Опеле», с которым Олег разминулся на повороте, либо напрямую контачил с этим зловещим Клобуком, либо через Басмача. Так что скорее всего знаменских братков они уже тихо почикали. И ежели еще не добрались до Механика, то лишь потому, что не знали про его местонахождение.

Что может против этой шоблы Механик? Двенадцать патронов в револьвере-самоделке, семь в «ТТ» с глушаком и кастет с лезвием и заточкой. Маловато. А у этих козлов, если они разделались с ларевцами и своих автоматов не имели, — минимум четыре «АКС-74у». Для начала Олег выдернул из-под комбинезона «ТТ» и снял с предохранителя.

Снова гулко зазвенели скобы под ногами спускавшегося вниз мужика. Фонарь осветил стонущего в коллекторе Петруху. Механик, притершийся ко дну трубы метрах в пятнадцати от него, хорошо разглядел черную руку с пистолетом. Чпок! — в трубе звук выстрела даже при наличии глушителя получился довольно звонким. Тело Петрухи подпрыгнуло, дернулось и застыло. Механик напрягся: если этот гад сейчас посветит в его сторону, хреново будет. Придется стрелять против света, а сам Еремин как на ладони окажется. К тому же у того, клобуковского, есть прикрытие — мертвый Петруха.

Но боец Клобука светить в коллектор не стал. Торопился за последним мешком. Подцепил его на крючок и стал выбираться наверх. Механик в него стрелять не стал. Едва боец поставил ноги на скобы и стал карабкаться, как Еремин стал помаленьку подкрадываться к люку, надеясь, что шорох его шагов не расслышат из-за того шума, который производил клобуковец. И к тому моменту, когда наверху заработал мотор «Нивы», потащившей из колодца последний мешок, Олег оказался уже рядом с мертвым Петрухой. Чуть выждав, пока мешок поднимут повыше и он заслонит собой проем люка, Механик прошмыгнул под колодцем в продолжение коллектора.

Еремин помнил, что следующий выход из коллектора находится уже в соседнем коровнике, находящемся метрах в двадцати от этого. Ворота их расположены прямо напротив друг друга. Оттуда для начала можно присмотреться, а там уж принять решение.

Какое это будет решение, Механик еще не знал. Как ни странно, но в драку с Клобуком и его людьми он особо не рвался. Даже не потому, что их было до фига, а он один. Просто ему вдруг показалось, что он тут — лицо постороннее. Какая разница, кому этот чертов клад достанется? Клобуку, которого Ларев зачем-то хочет замочить руками Механика, или Лареву, который решил у Механика этот клад забрать? Из Бузиновского леса Механик с Есаулом увозили его для себя, с Широкого озера Олег угнал его для себя и Юльки, а теперь что, на Ларева пахать, который, возможно, как Шмыгло или Шкворень, надеется Еремина через хрен кинуть? Уж его бойцы точно Механика ни во что не ставили, раз начали мешки вытаскивать, оставив его в яме.

Поэтому Механик был больше настроен на то, чтоб дождаться того, когда Клобук со своей шарагой отсюда свалит. Хотя, конечно, и тут были сомнения. Ясно, что с Ларевым после этого будет уже не по пути. А это значит, что придется смываться самому, оставляя на милость Володи Юльку, Райку и пацанов… Не так-то это просто все-таки.

Пока Олег уползал по коллектору, мешок успели вытащить и погрузить в «Чероки».

— Ну что? — спросил один из бойцов. — Уходим?

— Подожди… — отозвался из-под капюшона низкий голос. — Там еще один остался.

— Так он же в яме, все равно не вылезет.

— Я не люблю за спиной живых оставлять. Гранату ему туда бросите, а потом, если еще дергаться будет, — из автомата добавите. Бери с собой какого-нибудь паренька и лезьте вниз. Пятнадцать минут вам на это.

— Так мы ж к Басмачу не успеем…

— Успеем. Время детское. К трем часам ночи как раз доберемся. Давай не тяни время, быстрее.

— Куда идти-то?

— От колодца вправо. По левой стороне, как говорил покойный, должна быть наклонная труба. Метров с полста отсюда.

Двое бойцов ворча полезли в колодец.

Механик находился в это время всего в пяти метрах от колодца, выводившего в соседний коровник, и метрах в двадцати от того, через который залезали граждане, намеревавшиеся подорвать его гранатой.

Инструкций, которые дал своим сотрудникам Клобук, Механик не слышал. Но когда услышал, как они спускаются в коллектор, уже не сомневался — это по его душу.

Бойцы слезли со скоб, чертыхаясь — там крови натекло, — протиснулись мимо убитого Петрухи и поползли в том направлении, где Механика уже не было. А сам Механик, подождав, пока они уберутся подальше, осторожно взобрался на скобы и неторопливо поднялся к люку. Этот люк был закрыт, и Еремину пришлось поднажать на него плечом, чтоб сдвинуть ржавую крышку. При этом получился кое-какой лязг, но он не привлек внимания, потому что команда Клобука, считая операцию успешно завершенной, перекуривала рядом с машинами и травила анекдотики.

Механик выполз из люка и неслышно перебрался к воротам. Отсюда он, оставаясь незамеченным, рассмотрел и «Опель», и «Тойоту», стоявшие у ворот «золотого» коровника. Около них находилось человек пять, но голоса слышались и изнутри здания.

Олег прикидывал, что сейчас те, что пошли его убивать, доползут до наклонной трубы, скинут гранату в яму, дадут пару очередей для отмаза по пустому месту, а затем вылезут обратно и доложат об исполнении.

Минут через пять под полами коровников действительно грохнул несильный взрыв. Однако автоматных очередей Механик не услышал. Вместо этого спустя еще несколько минут до его ушей долетел взволнованный доклад:

— Его там нет! Либо этот козел врал, либо он уполз!

Клобук гаркнул:

— Всем искать! Проверить все эти халупы! А вы по коллектору пробегитесь. Живо!

Те, кто курил, побросали сигареты, выхватили пистолеты, взяли на изготовку автоматы… И побежали внутрь «золотого» коровника к дальним воротам. Это было Механику на руку, хотя он и побаивался, что внутри машин кто-то остался.

Те, что получили приказ пробежаться по коллектору, подобрались к люку, из которого только что вылез Механик. Олег слышал, как они ворочаются и переговариваются в коллекторе, но слов разобрать не мог. Подниматься, видимо, не решались — чуяли, что Механик может их подловить.

— Ну и славно! — прошептал Олег себе под нос. — Ждите тут морковкина заговенья!

КЛОБУКА ЗАКАЗЫВАЛИ?

Он прыжком вымахнул из-за угла ворот и скачками, которые при его росте и длине ног казались просто фантастическими, перебежал через промежуток, разделявший коровники.

Да, он не ошибся. И в «Тойоте» за рулем оставался водитель, и в «Опеле» сидели двое — Гоги Дзобладзе и браток с пистолетом, который его караулил. Но у водителя «Тойоты» было поднято стекло, а тому, который караулил Дзобладзе, окно загораживал его «клиент». Правда, водитель «Тойоты» нажал кнопку стеклоподъемника и ухватился за автомат, но прежде чем стекло опустилось до конца, Механик, подскочив уже метров на пять к машине, нажал на спуск «ТТ»…

Чпок! Дзынь! — пуля пронзила стекло, влетела водиле в рот и, вылетев через затылок, расшибла стекло на противоположной дверце, забрызгав правое сиденье кровавыми ошметками.

Парень, стороживший Дзобладзе, распахнув дверцу, вскинул пистолет, но нажать не успел — Механик влепил ему пулю в глаз, и тот, выронив пистолет, повалился навзничь.

Олег рывком распахнул дверцу, выдернул мертвого водилу и, сцапав его автомат, тычком ствола выбил из правой дверцы остатки стекол. В коровнике уже сообразили, что у ворот происходит что-то не то, и толпой кинулись туда. Тут-то Механик и жиганул по ним довольно длинную очередь, которая свалила сразу двоих наповал, а остальных заставила попадать на землю и попрятаться за «Чероки» и «Ниву». А Механик уже успел запустить хорошо прогретый мотор «Тойоты», левой рукой выкрутить баранку и вывернуть на дорожку между двумя коровниками. Теперь тот коровник, из которого только что выскочил Механик, оказался справа, под прицелом автомата. Как раз в этот момент, на свою беду, те, кто до того не решался выбраться из коллектора, вылезли и даже выбежали из ворот на помощь товарищам. Но Механик, увидев их в свете фар, лупанул очередью патронов на пять, и братков снесло к стене, будто городошной битой.

Почти одновременно несколько сполошных очередей и пистолетных выстрелов полоснуло с той стороны, где находилась основная масса «клобуков», впрочем, уже сильно поредевшая. Механик за пару минут лишил Клобука шестерых бойцов, с ним осталось только четверо, не считая Дзобладзе.

— Живьем сожгу! — взревел Клобук, увидев, что вся пальба, которую они учинили, лишь повышибала на «Тойоте» задние стекла, окорябала запаску, но даже шины не зацепила. И Механик, лихо повернув за угол коровника, погнал куда-то в противоположном от дороги направлении.

— Шеф! Там тупик! Достанем! — Братки кинулись к машинам.

Но очередь, пущенная Механиком по «золотому» коровнику, оказывается, нанесла не только людские потери. Обе задние покрышки на «Ниве», стоявшей запаской к воротам, оказались пробитыми, и запаска тоже.

— В «Опель»! Скорее! — заорал Клобук, а сам прыгнул в «Чероки». Не мог он оставить кому-то такой груз. Даже в тот момент, когда все мысли были лишь об одном — о мести зловредному Механику. Много о нем Клобук всего наслушался, но не верил, думал, байки травят. Ан нет, оказалось, что зверюга еще тот!

«Опель», в который, помимо трясущегося от ужаса Дзобладзе, втиснулось четверо разъяренных «клобуков», сыпавших мат и угрозы по адресу Механика, рванул первым. Бедному Гоги, ни за что ни про что, просто чтоб душу отвести, пару раз съездили по роже, пнули по ноге ботинком. Следом со скрипом покатил перегруженный золотом «Чероки». Клобук сразу понял, что при такой тяжести мощный внедорожник немало помается на всех здешних ухабах и колдобинах.

Механик, напротив, шел налегке, и «Тойота» — он почти на такой же, только малость постарее, отбитой у «духов», еще в Афгане сумел покататься — очень ходко вывезла его на ту лесную дорожку, по которой они с Юлькой, Райкой и Женей сматывались отсюда весной. Вообще-то он сильно надеялся на то, что Клобук с братвой от него отстанут. В конце концов он им золотишко оставил — могли бы утешиться! Однако, уже сворачивая за елки, увидел свет фар «Опеля» — нет, не унимаются люди! Потом и знакомое урчание «Чероки» расслышал. Ну-ну…

Весной, конечно, по этой дорожке было куда хреновей ехать, да еще и с самодельным прицепом, имевшим железные колеса от строительных тачек, на котором к тому же лодка лежала с клетками, где везли кур и кроликов. И дорога раскисшая была, не то что сейчас. Однако Механик и сам не увяз, и Райке это сделать не позволил. Доехали до асфальта, а потом опять в лес свернули, откуда в конце концов до ларевского хутора добрались. Однако в этот раз добираться до асфальта с такой свитой на хвосте Олегу не хотелось. Там, на более-менее ровной и прямой дорожке, его запросто достанут, прострелят шины и потом самого изрешетят. Нет, надо отрываться подальше, пока не поздно!

В памяти Механика начали проматываться картинки того весеннего путешествия. Конечно, тогда еще снега было немало, деревья без листьев стояли и вообще все было не похоже на нынешнюю обстановку. Наилучшим образом запомнилось одно место.

Просека там шла под горку и как бы раздваивалась. Правое ответвление внешне выглядело куда более проезжим, чем левое, но поперек него почему-то лежала сухая елка. Механик тогда, помнится, даже притормозил и прошелся пешочком поглядеть.

Оказалось, что это самое правое ответвление метров через сто от развилки выходит прямо на подмытый лесной речушкой обрывчик, метра два с небольшим высотой, причем укрытый за поворотом дороги. Даже если ехать, допустим, со скоростью 30 километров в час и мягко вывернуть за поворот, запросто можешь повесить передние колеса на этот обрыв. Ну а если торопиться и резко тормознуть — то можно запросто кувыркнуться в речку и приложиться крышей кузова о каменистое дно. Там посередине очень симпатичный валун лежал, размером примерно с детскую коляску.

Механик прибавил крепко и вылетел к развилке, имея фору перед преследователями не меньше, чем в пять минут.

Елка была не тяжелая. Олег довольно легко развернул ее вдоль дороги, проехал метров тридцать по правой дорожке, потом сдал назад. Протекторы оставили следы — глядишь, в темноте не разберутся, что здесь туда-обратно катались! — а Механик проскочил в левое ответвление и перетащил елку на новое место. Перекрыл за собой шлагбаум, так сказать.

Потом сел за баранку и покатил за ближайший поворот левого ответвления, погасив огни и выключив мотор. А то по свету и звуку, глядишь, догадаются, где он спрятался.

Короче говоря, «Опель», не раздумывая, маханул к обрыву. Причем гнали его не под 30 км/ч, а, пожалуй, под все 60. Не иначе, тамошний водила когда-то на ралли выступал или считал, что у него, как в компьютерных автогонках, несколько жизней в запасе. Поэтому на обрыв он вылетел очень лихо. Механик, которого от места событий отделяло по прямой метров полтораста лесной чащи, конечно, ничего в подробностях не рассмотрел, только услышал сквозь гул мотора дружный, истошный вопль «Бля-а-а!» из пяти громких мужских глоток, а затем лязг смятого железа, звон вылетающих стекол и шипение воды, хлынувшей на раскаленный двигатель.

Именно в этот момент на развилку тяжело вырулил «Чероки», где один и без охраны ехал Клобук. Свет его фар Механику, замаскировавшемуся в елочках, был даже очень хорошо виден.

Конечно, Клобук слышал грохот и лязг от падения «Опеля». Он притормозил на развилке, держа наготове 20-зарядный «стечкин», и беспокойно глядел по сторонам. На него напал почти мистический страх. Бывал этот Клобук в разных переделках, немало душ загубил, сам под смертью ходил, но ничего похожего переживать не доводилось. Только что была куча до зубов вооруженных подручных, беспрекословно готовых по его повелению хоть кого замочить и его, крутого человека, за которым еще крутее люди стояли, от всех напастей защитить. А теперь он один, в лесу, где из-под каждого куста может внезапно выскочить этот маленький и хилый по всем описаниям, но до ужаса опасный человечишка. И ехать дальше страшно — чесанет из-за кустов очередью по кабине, и назад поворачивать боязно — мог ведь уже и там засаду устроить… Но и торчать здесь, на развилке, не зная, откуда он выскочит — вперед фары светят, а сзади ни хрена не видно! — ничего хорошего.

Все же Клобук решил выбрать наименьшее из зол. Стал разворачиваться на развилке, в душе надеясь, что Механик далеко упилил на его «Тойоте» и не знает, что Клобук тут один и от страха трясется. Даже пока баранку крутил, утешал себя мыслью, что у него за спиной, в «Чероки», — пять мешков золота. Можно всех купить и еще до самой смерти останется.

Но в тот самый момент, когда бодалка джипа уже повернулась прочь от развилки, послышалось змеиное «пш-ш-ш-ш!» — и левое заднее колесо «Чероки» плавно опустилось и стало на обод.

— Мать твою растуды! — взвыл Клобук и с пистолетом в руке выскочил из кабины. Он слышал слабый хлопок выстрела, пробившего шину, и не питал иллюзий насчет того, что на сучок напоролся. Но стреляли несомненно сзади, из темноты, куда фары не светят.

— Механик! — отчаянно заорал Клобук. — Выходи, сука! По-честному, фраер! Где прячешься, трус поганый? Вылазь!

— Леопольд! Выходи, подлый трус! — донеслось в ответ откуда-то справа. Механик очень похоже изобразил голос того артиста, который в известном мультике гнусавил эту реплику от лица противных мышат, донимавших благородного кота.

— Издеваешься, падла? — взревел Клобук и саданул очередью примерно в том направлении, откуда его дразнили. С треском и шелестом посыпались вниз отсеченные пулями ветки.

— Хреново стреляете, гражданин Клобук! — послышался совсем другой по тембру голос, басовитый, глуховатый, очень похожий на голос самого Клобука. И тут у доведенного почти до истерики детины шевельнулась жуткая мысль: а что, если этот чертов Механик тут не один? Может, он специально заманил их сюда, где десяток ларевских братков прячется?

И в отчаянии Клобук стал нажимать на спуск, шмаляя без разбора по всем направлениям, пока затвор не остановился в крайнем заднем положении.

— Настрелялся? — спокойно спросил Механик, появившись словно призрак откуда-то слева и наводя на спину Клобука «ТТ» с глушаком. — Не оборачиваться! Дернешься — пуля. Бросай пушку в «Чероки»! Волына хорошая, но дураку досталась. Еще что-нибудь имеешь? Тебя спрашивают, баран!

— Н-нет… — пробормотал Клобук. Голос у Механика был ледяной, жуткий. Он теперь не ерничал, не кривлялся. Клобук понимал четко: пристрелит с ходу, повторять не будет.

— На! — Механик, по-прежнему оставаясь за спиной Клобука, бросил перед ним наручники. — Надевай!

Клобук нагнулся, чтобы поднять браслетки, но уже в следующее мгновение ощутил тяжелый удар по затылку и потерял сознание…

Очнулся он со скованными руками, которые к тому же были пристегнуты к какой-то прочной — ни в жисть не оторвать! — скобе, приваренной под приборной панелью «Чероки». Затылок тупо побаливал. А джип, между тем, ехал куда-то уже по асфальтированному шоссе. И с шинами у него, похоже, было все в порядке.

Механик рулил и напевал свою любимую бронетанковую:

Клобук тупо похлопал глазами, мало что понимая в обстановке.

— Агусеньки! — спросил Механик сюсюкающим голоском. — Это значит, мы очухались?! Ай, как хорошо! А я-то думал, что шибко крепко тебе по чердаку пистолетом заехал. Сначала, понимаешь, думал доверить тебе самому пристегнуться, а потом засомневался. Уж больно ты здоровый и по жизни подлый. Все-таки хотел всех здешних братков стравить, Ухана с Борманом купил, но тоже кинуть хотел. Шуру Казана на дороге подлавливал, сейчас вот четверых ларевских исподтишка почикал. Неспортивно. Опять же мне надо было в спокойной обстановке проверить, как твои братки разбились на «Опеле».

— Ну и как?

— В смысле, как разбились? — переспросил Еремин. — Хорошо разбились, насмерть. А вот Гоги, генацвале этот, ничего. Морду ободрал, стеклом кое-где порезался, но жить будет. Не возражаешь, что я ему твою «Тойоту» подарил? Стекла заменит, пару дырок заварит, номера ему Витя Басмач сделает — будет ездить…

— Куда везешь? — рискнул спросить Клобук. «Тойота» его уже не интересовала — чуял, что не понадобится уже.

— К Лареву, естественно. Он, тебя, правда, мертвого заказывал. Как ты думаешь, не будет он ругаться, если я тебя живого привезу? Может, ты чего-то интересное знаешь?

— Знаю, — произнес Клобук, ощутив в душе призрак надежды на лучшее. — Я много знаю…

— Приятно слышать, — хмыкнул Механик, — значит, какая-то польза от тебя может быть все-таки…

Минут через двадцать Олег уже рулил по просекам, приближаясь к хутору, а еще через пяток подкатывал к избе, где на крылечке покуривали Владимир Васильевич Ларев, Райка и Юлька.

— Здорово, хозяева! — бодро сказал Еремин, выпрыгивая из кабины. — 350 кило рыжего заказывали?

— Заказывали… — пробормотал Ларев. — Ты один? Где братки?!

— Вон, — устало сказал Механик, — у этого спроси…

И открыл правую дверцу, где сидел, сжавшись и даже уменьшившись в объеме, нахохлившийся под капюшоном Клобук. Ларев откинул с него капюшон, посветил на стриженую башку с заметной шишкой на затылке.

— Это кто, япона мать? — удивился Ларев.

— Как кто? — похлопал глазами Механик. — Клобук! Клобука заказывали?!

— Как же ты его нашел? — изумился Ларев. — Мне его фотку только завтра прислать обещали… Это точно Клобук?

— Клобук, Клобук я… — пробормотал пленник, опасаясь, что если начнет отпираться, то ему совсем плохо сделают.

— На ловца и зверь бежит, — заметил Механик. — Ты, Володя, давай высвистывай братков, пусть разгружают.

Ларев свистнул, подбежали дюжие бойцы, отстегнули и вынули из машины Клобука, а потом споро выгрузили мешки…

— Значит, говоришь, 350 кило рыжего привез? — ухмыльнулся Ларев. — Врешь, по-моему!

— Не понял… — посуровел Механик. — Как это?

— А так! — Ларев еще раз посветил фонарем на шишковатую башку Клобука, и только тут Механик разглядел, что волосы у этого гада огненно-рыжего цвета.