Файлы Сергея Островски

На самой обыкновенной улице

До чего же прекрасен город, жители которого говорят на непонятном языке. При условии, что ты сможешь объясниться с ними по-английски, когда проголодаешься.

Бредешь долгим летним вечером по улице, ведущей к набережной, — тут все улицы ведут к набережной, еще одна примета идеального города. Слушаешь обрывки разговоров: смеющийся глуховатый тенор, недовольное девичье контральто, детский голосок что-то объясняет и требует внимания. А слов не понимаешь. Может, тот блондин рассказывает пошлый анекдот, но я могу вообразить, что он описывает приятелю впечатления от спектакля. Или реконструкцию корабля викингов, с головой морского змея на форштевне и парусом вооот такой ширины…

Свистнул вифон. Официальное уведомление на шведском и английском: категорически запрещается летать над городом на джет-белте, уникоптере и… в общем, на любом индивидуальном летательном средстве, за нарушение штрафы. Уже второе уведомление. Нет, то было от районной управы, а это от муниципалитета. То ли европейцы перестраховщики, то ли американцев они считают недоумками. Кому придет в голову стартовать на джет-белте с городской улицы?! На островах буду летать, над морем. Уже не рад, что арендовал эту штуку, теперь местный Большой Брат замучает напоминаниями о том, чего нельзя делать. Ладно, забыли.

…Вечерний Стокгольм похож на сон — еще и потому, что малолюден в пору отпусков; снящийся город всегда пустоват. И подобно сновидению, составлен из разных эпизодов, не замечаешь, как попадаешь из одного в другой. Старые кварталы — декорации к фильму о Тридцатилетней войне: бюргерские дома под черепичными крышами, в просвете между домами море и мачты, вот-вот в окошке мелькнет белый чепец, и белая рука закроет ставню… А потом набережная: глиссеры на воде, коптеры в небе, спортивные велосипеды и странные суперэкологичные машины — фантастическая утопия, город будущего. Среда обитания красива и ухожена, все заняты трудами на благо общества, дети играют на безопасных улицах. Вон две маленькие девочки прыгают со ступеньки, кто дальше — у одной розовая мордочка и волосы такие белые, как бывает облако возле солнца, другая черноволосая, кудрявая и темнокожая. А платья одинаковые.

Бредешь между городом и морем, засунув большие пальцы в карманы брюк и бездумно глазея по сторонам. Море дышит влагой и водорослями, город — камнем, кофе и корицей. Свежий ветер — теплая кофейная волна — опять ветер; полоса за полосой. Шведы сами не свои до кофе, его горячие источники бьют буквально через каждые сто метров, не летнее кафе, так автомат. Зачем летать, слушай? И на земле хорошо.

Собственно, это не море, а пролив, здесь полно проливов. Или как там их… шхеры, фьорды — никогда не мог запомнить, что из них земля, а что вода. Здесь воды едва ли не столько же, сколько земли, и в городе поэтому светло и просторно. Как будто упрямые скандинавские инженеры прокопали где-то перешеек горизонта, и вечернее небо само разлилось по каналам.

Сергей Островски приехал в Европу на тренинг по розыскным мероприятиям в Сети. Бесплатно, как победитель международного виртуального шоу детективов. Один из победителей от Соединенных Штатов, но мог бы быть и самым первым. Все было серьезно. Сюжеты и локации взяты с реала, и не все дела — как и в жизни — имели зацепку, некоторые раскрыть было нельзя, причем игроки не знали, какие именно.

Своего аватара он на всякий случай сделал рыжим и конопатым. Не хватало только, чтобы знакомые, посмотрев шоу, узнали, какой ерундой занимается Островски. Рыжий аватар публике понравился, Сергей даже получил пару предложений от ай-студий. Во второй раз спросил о возможных размерах оплаты. Убедился, что расследование вымышленных дел оплачивается дороже, чем настоящих, и с глубокой признательностью отказался. Только на вручении призов он узнал, что одно из раскрытых им преступлений было задумано как нераскрываемое. За это ему и снизили балл: некоторые арбитры не поверили, что он играл честно.

Конкурс организовала Всемирная ассоциация детективов, а в Стокгольме сидел информационный партнер — создатели виртуального шоу, они же устраивали тренинг. Сергей рассудил, что ничего нового о сетевом поиске шведы ему не расскажут, но почему бы и не пожить за счет приглашающей стороны в красивом европейском городе.

С первым пунктом он ошибся — тренинг получился плодотворным. Да и со вторым вышло как-то не совсем так. Уже на третий день Сергей понял, что уезжать в воскресенье вечером ему не хочется, а хочется гулять по городу. А еще полазить бы по гранитным скалам на островках, полетать над этой красотой (зря, что ли, сдавал тесты и столько денег угрохал?), поесть лосося, который был здесь невероятно дешев и по-шведски назывался угрожающе — «лакс»… И как на заказ, разговорились во время кофе-брейка с коллегой.

Оскар Юландер бегло говорил на американском английском, а выглядел как типичный швед, какими их показывают в кино. Светлые патлы, худое острое лицо, серо-голубые глаза — вылитый третий сын крестьянина, победитель троллей и счастливый супруг золотоволосой королевны. На самом деле тролли Оскара интересовали постольку-поскольку. Он работал аналитиком в агентстве по чрезвычайным ситуациям, и его специальностью были социальные сети и медицина.

— Ты исследуешь сообщества, где собираются врачи?

— Как раз наоборот, — Оскар подмигнул ему. — Моя тема — непрофессионалы, говорящие о медицине. Знаешь Флю-Трендз?

— Мне стыдно, но нет.

— Это, ну… вот если человек простудился, он, скорее всего, не обратится к врачу с таким пустяком. А что он сделает? Он наберет в поисковике «лучшие капли от соплей». Или напишет в блоге: братики и сестрички, черт побери, у меня течет из носа, на виллу не едем, и спросит, чем полечиться.

— Советы от друзей не всегда бывают полезными, — заметил Сергей.

— А, это не имеет значения. Неважно, что они посоветуют, важно, что спрашивают. Сколько человек и где. Поисковые запросы дают отличную картину эпидемий, ты не знал?

— Всегда думал, что такую статистику собирают врачи.

— Врачи тоже, — великодушно согласился Оскар. — Но наша лучше по ряду показателей. То, о чем нам твердили на открытии, — что мы сидим на информационных золотых россыпях и пока добыли только пару крупинок, — это правда.

— Так ты занимаешься гриппом?

— И гриппом в том числе, — Оскар сунул в рот остаток булочки с корицей и отхлебнул кофе. — Много есть болезней, тем более сейчас, когда все путешествуют. Всегда есть шанс, что кто-то привезет с обратной стороны мира какую-нибудь чуму или холеру.

Прозвучало это скорее мечтательно, нежели наоборот.

— Холеры у меня нет, — признался Сергей. — Американский насморк в следующий раз привезу, честное слово. Надеюсь, еще приеду когда-нибудь.

— Как тебе Стокгольм?

— Потрясающе. Остался бы здесь еще на неделю, просто как турист, но не знаю, где поселиться. Посмотрел цены, задумался.

Оскар отставил стаканчик в сторону.

— Пойму, если откажешься, но есть один вариант. Конечно, это не вип-апартаменты…

Оказалось, после конференции он едет в Упсалу как раз на неделю и будет рад уступить свою съемную квартиру на этот срок за четверть месячной оплаты. Оскар, сам заядлый походник, рассказал, куда лучше съездить полазить по скалам и полетать над морем, и как сделать, чтобы меньше доплачивать за страховку. Все формальности разрешились легко и быстро, билет удалось обменять, денег на счету у Сергея хватало, а дома не было таких дел, которые нельзя перенести.

Почему хорошо не иметь над головой задницу босса — ты сам себя отправляешь в отпуск. Почему плохо — все время забываешь это сделать, и никакой профсоюз не защитит твои права. А отдыхать надо.

Он собирался обойти остров по побережью, но по ошибке забрел на мост, и когда сообразил это, поворачивать не стал. Навигатор подсказал, что впереди и чуть левее находится исторический центр со всяческими приманками для туристов.

Набережную не отделяли от воды никакие ограды, здесь швартовались кораблики, брали на борт пассажиров и снова отчаливали катера и лодки. Но что сразу привлекало внимание, так это скульптура.

Глыба розового гранита, издали похожая на гигантский отполированный валун, оказалась парой мифических существ. Существа сидели в обнимку, и Сергей не сразу понял, что у них где и что кому принадлежит. Потом сообразил: у каждого по два хвоста, в отличие от русалок Голливуда. Морская дева по человеческим меркам была вполне симпатичной, морской парень… пожалуй, на любителя, если кому нравятся борцы сумо и брутальные физиономии. Хотя русалка в объятиях могучего русала выглядела счастливой. И он, и она держали свободные руки ковшиком, отвернув в сторону ладонь, скрывая от партнера подарок. У нее оказалась ракушка, у него рыбка — тонкий символизм. Ну а табличка-то с подписью где?

Табличка сзади, на низком постаменте. Он опустился на колено, поднося вифон к идентификатору, — захотелось узнать про скульптора. Чей-то палец постучал его по плечу, и звонкий голосок задал вопрос.

За спиной у него стояла сама Швеция. Белоснежные теннисные туфли, голени орехового цвета, светлые джинсы, обрезанные чуть выше коленок, белая майка (Сергей поискал глазами велосипед, но его не было); русые волосы расчесаны на прямой пробор и вьются смешными мелкими кудряшками, будто от расплетенных косичек. И очень хорошенькая, правда. Она снова о чем-то спросила.

— Простите, я не говорю по-шведски, — ответил Сергей, напирая на американский акцент, и постарался изобразить улыбкой «но если хочешь, начну учиться прямо сейчас». — Чем могу помочь?

Казалось бы, какую тактическую ошибку можно совершить в двух стереотипных фразах? Улыбка исчезла, милое лицо выражало досаду или даже отвращение.

— Простите, я приняла вас за другого человека.

— Я не могу его заменить?

— Нет, спасибо.

— Очень жаль. Меня зовут Серж, и я из США. А как ваше имя?

— Кристин, — серые глаза блеснули стальными зеркальцами. — Пока, Серж.

Не любит американцев? Стоило заговорить по-русски? И вправду жаль, но ничего не поделаешь. «Пока» прозвучало недвусмысленно, без намека на «может быть», а навязывать свое общество девушке в этом идеальном городе — себе дороже, Оскар и Бертиль предупреждали. Кстати, она такая же Кристин, как я сэр Ланселот, тут не надо быть экспертом по микромимике. Ладно, девушек в городе много, а впереди шесть дней.

Он двинулся дальше — снова ветер с пролива, запах кофе, две чайки выясняют отношения прямо под ногами у людей… Когда он обернулся, кудрявая Кристин у монумента о чем-то говорила с другой девушкой. Коротко стриженной, в модных разноцветных шальварах, но, несомненно, девушкой.

Идти на встречу в условленное место, не зная, как выглядит контрагент, — в наше время обычно. Но не знать, какого он пола, все же необычно, так? Или же мне пора сменить прическу. Она ведь подходила со спины и могла… да нет, не могла, не настолько все плохо.

Сергей поднял вифон и повел им в воздухе, как бы снимая панораму. На самом деле у него были включены максимальное увеличение и программа распознавания лиц. Зачем? Ну, допустим, затем, чтобы всякие девчонки не могли похвастаться, будто ввели в заблуждение призера международного конкурса. Кристин ее зовут, видите ли…

Девушки поднялись по ступенькам и пошли к мосту. Сергей понял, что ведет их, только когда сам оказался наверху. Без работы жизнь не мила, детектив… У входа в метро они сели в крохотную девичью машинку, шальвары — за руль, Кристин — на пассажирское место. Сергей обошел с наветренной стороны палатку местного фастфуда, где подавали картошку с рыбой, взял из автомата стаканчик кофе, уселся на скамейку и вытащил из вифона клавиатуру.

Настоящее имя Кристин было Нора Хейно. Училась она в что-то-там-по-шведски-колледже, постоянно жила в Стокгольме. Чтобы узнать это, Сергею понадобились примерно тридцать секунд. Никаких спецтехнологий, только общедоступные приложения и грамотный поиск в открытых источниках. Социальные сети — великое изобретение. Люди все время рассказывают о себе, хотя им кажется, что они обсуждают фильмы, распродажи и политические события. Вы удивитесь, сколько всего можно выболтать, комментируя чужие комментарии. Да еще этот полезный обычай отмечать друг друга — если ты забудешь написать, где побывал, другие позаботятся. Человек такое социальное существо.

Успехи, однако, закончились на имени, контактном коде и месте учебы. Местом проживания значились «поиск и перемены», личным статусом — «сингл». У что-то-там-колледжа оказались три здания в разных местах, год обучения и группу уточнить не удалось. Хобби — цветы, кошки, экономика, фотографировать море. Любимый ресторан — сетевая кофейня, каких в городе минимум десяток, без уточнения адреса. Мероприятия — посещения кинотеатров и лекций. Культурная девушка. Но склонная к импровизациям: запланированных на будущее мероприятий — ноль. Друзья… несколько сотен, девушки в шальварах среди них, кажется, нет. Участие в сообществах — кошки, цветы, цветы, селекция, биология. Чтение по подписке — те же темы. Никаких подсказок, где можно девушку случайно встретить и намекнуть, что врать старшим нехорошо и бесполезно. Никаких разъяснений, зачем она назначает встречи незнакомым людям.

Это было странно. Человек существует, он не призрак, не какой-нибудь нелегал, и в то же время его нет. Конечно, автоматический перевод делает поиск неуклюжим, но ведь и задача простая. Чтобы не ловились ни место проживания, хотя бы с точностью до улицы, ни места учебы, работы, тусовок — это большая редкость, или параноик, или глубокий интроверт. Если только…

Если только дева не училась тому же, что и ты, детектив Островски. Открой свой блог — что там у тебя? Стенолазание, скалолазание, виртуальная стрельба, немного пикапа, немного пинапа, карикатуры на политиков, фотографии девушек, шутки на офисные темы. Типичный такой конторский крыс с одним-двумя умеренно экстремальными хобби, тоже своего рода аватар. Если кто-то захочет узнать о тебе побольше, отсутствие следа в Сети покажется подозрительным. Блог надо иметь, нельзя без блога. Но когда пишешь очередной пост, некоторые вещи привычно опускаешь или заменяешь. Чтобы никаких «в баре на нашей улице» или «из моего окна». И тем более — ничего о настоящей работе.

Гулять Сергею расхотелось. Захотелось оказаться в четырех стенах, где можно раскрыть большой экран, и никто (это важно) не будет пялиться через плечо. К тому же на съемной квартире, в чемоданчике под замком остался блокнот с некоторыми кодами, которые они использовали на тренинге и которые, возможно, еще не потеряли актуальности.

По сравнению с Нью-Йорком какой угодно город выглядит трогательно маленьким, но старый Стокгольм, в границах начала ХХ века, — по любым меркам крошечный. Похоже, в нем не нашлось бы двух точек, отстоящих друг от друга более чем на десять станций метро. Если тогда здесь было метро.

Овервея в Стокгольме и сейчас не было. Подземные поезда казались умилительно старомодными, но при этом надежными, как швейцарские часы. Не способные опоздать более чем на десять секунд, бесшумные даже в туннеле, чистые и кондиционированные, с широким выходом во Вселенскую паутину, заботливо предупреждающие о приближении станции. Сергей не взялся бы повторить то, что произносил милый женский голос в динамике, — шведские слова ему не давались. Он просто запомнил, что его станция начинается на «О».

Однако же чуть ее не проехал, потому что разглядел интересное. Нора-Кристин подписалась на обновления его знакомого по лунной миссии, немецкого биоинформатика. То, что знал о нем Сергей, в основном укладывалось в три слова: «крупный ученый, бабник». Содержание блога соответствовало.

Для любительницы цветов и кошечек такая подписка — на грани фола. В открытых постах, посвященных науке, а не женщинам, сам Сергей понимал не более одного слова из четырех. Может, чисто девичий интерес, к мужчине, а не к ученому? Дело возможное, и старина Эрвин любит молоденьких. У него в перемещениях Стокгольм не числится, сидит в своем Мюнхене с самого момента скандальной отправки на Землю, но виртуальное общение двух совершеннолетних людей пока никто не запрещал. И все же странно…

Квартирка Оскара находилась в милейшем районе: уже не туристический центр, еще не клетушки высотных зданий конца прошлого века. Буржуазному стилю, кирпичу и металлическим кровлям, широким тротуарам и зеленым дворикам странно противоречили названия улиц. Тут был весь скандинавский пантеон, от Одина до малоизвестных Хеймдаля и Видара, и никого, кроме туристов, не удивляла сухощавая чопорная церковь на улице бога плодородия Фрейра.

Только теперь он заметил объявление на заборчике, шведский текст дублировался английским и почему-то русским, и снова запрещалось пользование индивидуальными устройствами для полета. Запрещалось там много чего еще, и тоже, наверное, все такое, что нормальному человеку в голову не придет.

Солнце еще стояло высоко, и сверкающие окна отбрасывали квадраты бледного света на теневую сторону улицы. Дом был в трех шагах от метро, никакой навигатор не нужен. Первый этаж занимала детская школа творчества, витрину украшали пестрые надписи и детские работы: голубые ромашки, лиловые розы, ветвистые одуванчики. Что-то живьем цвело в горшках, что-то было представлено фотографиями. Сергей и Оскар вчера встретили здесь руководительницу этой школы. Хрупкая дама с голубыми волосами (тоже генетическая модификация или все-таки краска?), поджав губы, фотографировала собачью кучку на мощеном тротуаре и тыкала в нее одноразовым «градусником». Социально активные пожилые леди везде одинаковы: отправить ДНК-штрихкод в полицию, чтобы животное пробили по базе, вкатили хозяину штраф и заставили пересдавать какие-нибудь тесты на право владения домашним любимцем, — дело святое.

Квартирка была в мансарде над девятым этажом, с двумя окнами. Вероятно, век назад это был чердак, где жильцы сушили белье. Но сейчас апартаменты выглядели свежо и уютно: гладкий деревянный пол, атласные панели на стенах, на окошках цветастые занавески, апельсинового цвета кровать с мягчайшей периной. Все дешевое, зато новенькое или по крайней мере чистое.

Сергей чуть не споткнулся о баллоны и сопла, разложенные на полу. Осматривал перед уходом, проверял, все ли в норме, — шведы люди добросовестные, но мало ли, — и оставил заряжаться электронику: аккумуляторы пустые, а процесс небыстрый. Надо бы его упаковать, пока не заглянул главный по дому или какой-нибудь сосед, если всех здесь так волнуют полеты… Ладно, потом.

Предположим для развлечения, что девушка и вправду детектив, сотрудник полиции либо какого-нибудь другого департамента. А может быть, наоборот, нарушительница закона? Нет, для начала возьмем версию с хорошей девочкой. Как вычислить по открытым данным человека, работающего под прикрытием, или в чем хранить универсальный растворитель… Было бы здорово найти у нее в контактах местных коллег, знакомых по тренингу, хоть того же Оскара. Но увы… Особенно греет, что источники на шведском языке. Хотя и не все, многие сообщения содержат по два коротких текста, шведский и английский.

Сергей забрасывал невод снова и снова, и раз за разом получал кучу мусора. Исчерпав простые методы, перешел к непростым, затем к очень специфическим, затем к только что изученным, — зеро! В какой-то момент поймал себя на том, что скручивает волосы в узелок на затылке и нашаривает заколку-сетку. Автопилот собрался в спортзал? Ладно, в любом случае пора прерваться, два последних запроса были явно бесполезными, от отчаяния.

Он подошел к окну, взглянул на маленькую площадь. Прохожих мало: старик на велосипеде, женщина с маленькой рыжей собачкой, молодой папаша катит коляску с двумя детьми… У-упс! Сергей потряс головой, поморгал, пытаясь перезагрузить изображение. Не помогло. Коротко стриженная девица в шальварах, расписанных цветными клетками, вела за руку другую, в белой майке и коротких джинсах, с широкой белой повязкой на глазах. Люди оглядывались на подружек, играющих в забавную игру, улыбались.

Первым побуждением Сергея было бежать на улицу, но тут девушки дошли до светофора и приготовились переходить. С дальней стороны тротуара на ближнюю. Надо было хотя бы посмотреть, в какую сторону они пойдут; пока спущусь, могут куда-нибудь свернуть. Интересно, где они шлялись все это время, они на машине, я пешком и на метро, и еще успел посидеть в Сети…

Они никуда не свернули. Они направились в его дом, в соседний подъезд. Сергей чуть не вывалился из своего окна, но разглядел, как открывается дверь и две фигурки заходят внутрь.

Да что ж такое-то?! Близок локоть, а не укусишь. Может, вылезти и пройтись по фасаду на «гекконах», найти окно?.. Ага, до первого звонка в полицию от аборигенов. Значит, выйти и стеречь снаружи, едва ли она здесь заночует. Или вывесить на окне видеокамеру — кто запретит туристу снимать улицу? — и ждать…

Сергей замер, прислушиваясь. Из-за стены доносился голос. Из-за тонкой внутренней переборки слева, разгораживающей чердак. Слов не разобрать, но звук, тембр… нет, это уже чересчур. Это судьба, от которой, как известно, не уйдешь.

Он вытащил «длинное ухо», поводил щупом вдоль балки. Должна же тут где-то быть щель… Есть щель.

Два голоса. Ее и мужской, не старый, лет до тридцати. Слышимость прекрасная, но проку с этого ноль. Переводчик, а переводчик, вот тебе аудиодорожка… что-что? Какую программу купить и установить? Мужчина что-то объяснял, теперь замолчал. Говорит Нора-Кристин, долго говорит, три-четыре фразы, спокойно и вроде бы слегка насмешливо… Пошли вы с программой. Переткнуть ухо на внешний звук, переводчик разговорной речи, давай, родной. Нора-Кристин что-то спрашивает, кажется, она удивлена. Второй девицы не слыхать, молчит, а может быть, вышла.

Переводчик загрузился, добросовестно прислушался, вычерчивая сонограмму, в окошке побежали строчки.

Сергей медленно опустился на пол, положил вифон на колени. Вот тебе и приключение с девушкой. Преступник или псих. Или то и другое.

Думай, Островски, думай. Звонить в полицию? Тот сказал «мало времени».

Окно. Старомодное мансардное окошко под круглой кровелькой, покатый карниз за подоконником. И такое же окно рядом. Неизвестно, сколько их там, псих сказал «нам», а у тебя даже ствола нет, детектив на отдыхе в культурной стране. Вот если бы не соваться туда вообще… И за какое время ты успеешь втащить девушку на крышу? А тот будет стоять и смотреть с одобрением? Мало шансов.

Сергей оглянулся и увидел то, что было разложено на полу.

Сами накликали, сукины дети. Если бы не эти бесконечные напоминания, я бы придумал что-нибудь другое, а сейчас нет времени перебирать варианты. Плевал я на штрафы, деньги есть. Да может, и обойдется?

Хорошо, что не убрал в рюкзак. Защитные штаны надеть нужно, а то хорош будет Капитан Америка с поджаренной задницей. Тапочки для болдеринга. Десять секунд. Баллон, сопла. Тридцать секунд. Пояс и рюкзак. Джет-белт, верхние и нижние пряжки. Минута. Где снаряга?! Вот. Страховочный трос на пояс, перчатки-«гекконы» на руки. Полторы минуты. Вы сами псих, офицер. Я в курсе, офицер, но отступать поздно. Вифон за пазуху, во внутренний карман. Вперед.

Окно открылось бесшумно, хорошее окно. Пригибаясь, чтобы не отсвечивать на фоне неба, и стараясь ступать мягко, он двинулся вправо. Ничего страшного, с улицы меня не видно, люди редко смотрят вверх, разве что в окна кто-то глазеет, ну и не беда, главное — никто не успеет помешать. А вот здесь у них черепица не закреплена, прихватим ее с собой.

Забраться на соседнее окно. Трос, закрепленный на поясе, перекинуть через шею, справа налево, надеюсь, что она правша. Если она та, за кого я ее принимаю, то в ухе у нее капсула для голосовых сообщений, ее не так просто заблокировать, даже отобрав и вырубив вифон. Не факт, что она может что-то передать в ответ, но по идее, на эту капсулу идут сообщения с открытого контактного кода, который я нашел в Сети… Идут! По крайней мере, сигнал приема есть.

— Нора? Если хочешь уйти отсюда, постарайся открыть правое окно. Я брошу тебе липкую веревку, хватай и ничего не бойся. Жду. Конец связи.

Встать спиной к краю. Трос, свернутый в бухту, держим в руке, кусок черепицы за пояс. Ерунда, я уже так вытаскивал грузы, и людей поднимал. Правда, не в полете. Но по управляемому полету сдал все тесты, инструктор звал дальше учиться… Правда, летал только один. Ну или вдвоем, но с инструктором, который управлял движками. Сколько времени ждем?..

Звук открываемого окна. Сергей прыгнул назад и резко взял на себя оба рычага.

— Держи! — проорал он изо всех сил, швыряя трос в окно. В визге реактивного движка тонули все прочие звуки. До чего же он громкий, раньше не замечал, и нет, пожалуй, без штрафа не обойдется. Он увидел Нору — глаза у нее были огромные, кажется, она что-то кричала, но главное — схватилась за веревку. В глубине комнаты — человек, замер и попятился, протягивая назад руку… н-на! В голову не попал, попал в корпус, ну и ладно: клиент получил куском кирпича, я получил пару секунд… Вверх и немного назад! Молодец девчонка, только зачем было ногами так отталкиваться?.. Движок негодующе завыл, внезапные сорок-пятьдесят килограммов и болтанка не пришлись ему по душе. Ничего, выдержишь, нам через море не лететь и рекордов скорости не ставить, по документам у тебя расчетная перегрузка плюс шесть…

— Молимся и падаем!

Автонатяг троса, движки к нулю. Тело теряет вес, и другое тело прилетает снизу — как будто качаешься на тарзанке и с размаху приложился о товарища. Ее руку трос поднял на шею, теперь никуда не денется. Движки на среднюю.

— Молодец! Ногами за ноги держись, не за пояс! И не дергайся!

Так, что теперь? План был — опуститься обратно на крышу и влезть в окно. Но пока мы бултыхались, из-за крена нас отнесло вверх и в сторону, и продолжает нести, она меня наклонила вперед… вот дерьмо, и где теперь наша крыша? Коричневая с мансардами… их тут три, четыре, пять, а улица-то которая?! Мощность движков на полную, но ее уже не хватает. Они возносились над крышами на вершине невидимого майского шеста, и он кренился, опора проседала…

— Ты спятил?! Мы сейчас разобьемся!

— Спокойствие. — В качающейся картинке далеко внизу под ногами Сергей высмотрел зеленый бугор — тот парк на холме, где маленький пруд, обсерватория и библиотека, и как раз на склоне за библиотекой небольшой пустырь. Очень вовремя, они теряли высоту все быстрее, и таймер начал пикать, предупреждая, что топлива осталось меньше чем на минуту. — Спокойствие, только спокойствие…

…Словно распаковался архив в голове. Подходящий момент, чтобы догадаться, почему запрещено летать и почему именно над районом Вазастан! Сказка, переведенная со шведского, мультфильм, не известный никому из американских ребят, книжка в руках у мамы — «В городе Стокгольме, на самой обыкновенной улице…» Да, нехорошо получилось, не поверят в полиции, что мы не нарочно, я бы на их месте не поверил, особенно если это не первый случай… Вероятно, он подтвердил все предположения Норы на его счет, когда начал смеяться.

Посадка получилась сравнительно мягкой. Эта сторона холма заросла дикой травой, и публики тут не было, только в самый последний момент Сергей оттолкнулся ногой от старой каменной стенки, внезапно выскочившей перед ними. Наклонившись в нужную сторону, он отключил движки, бросил рычаги и прижал девушку к себе, и они рухнули в бурьян.

Стало тихо. Совсем тихо, будто под одеялом. Потом кто-то передвинул регулятор громкости, и возник шум машин, отдаленные крики, шелест ветра. Над их головами покачивался огромный зеленый лист лопуха. Пахло травяным соком, от ее кожи — солнцем и какими-то цветами, и напряжение отпустило, сложно треснул хитиновый панцирь. Нора оказалась совсем легонькой и хрупкой. Узкая спина под его ладонями, дыхание, громкий стук сердца… Сергей повернул голову, чтобы заглянуть ей в лицо, — и тут же она рванулась у него из рук.

Никакого там полуобморока, никакого благодарного трепета. Губы сжаты, в глазах ярость. Валькирия, которую коварно унес с поля боя неизвестно кто. Она толкнула его в грудь, задергала рукой, которую все еще держала веревка.

— Тише, тише, — сказал Сергей, — оторвешь мне голову. Тут «липучка» на конце, ее надо ослабить, а не натягивать. Вот так. Больно? Прости, по-другому не получалось.

Что дальше? Еще раз извиниться? В стране победившего феминизма мужчина должен просить прощения даже за то, что получилось случайно и с добрыми намерениями…

— Извини.

— Кто ты такой?! Ты врал, что американец, ты русский!

Я русский?.. Да, те три слова на последних метрах снижения были русскими, отрицать невозможно.

— Очень мне нужно врать, — ответил он. — Моя мама русская, отец американец, я гражданин Соединенных Штатов, не надо меня убивать… Эй, а ты? Я думал, ты шведка.

Наконец-то она улыбнулась.

— Мама из Петербурга, вышла замуж за финна, потом мы переехали сюда. Но… ты кто? Почему ты знаешь мой контакт, и это у тебя откуда? — она махнула рукой на джет-белт.

Сергей пожал плечами.

— Твой контакт я нашел в открытых источниках, и не спрашивай зачем. В соседней комнате оказался случайно, я там живу — за стенкой у того типа, к которому ты пришла. Ранец взял в аренду, чтобы летать над морем, такое у меня хобби… Кстати, не подскажешь, во что этот полет мне обойдется?

И не вспомнишь ли, что должны говорить хорошие девочки, когда их спасают от злодеев… Не вспомнила. Охнула, прижала руки ко рту и одним движением вскочила на ноги.

— Что? Мне светит пожизненное?

— Н-нет… — Она остановилась и заморгала, что-то просчитывая. — Нет, только штраф… Серж… могу я тебя попросить?

Надо же, имя вспомнила.

— Слушаю.

— Не говори в полиции, что летел со мной, скажи, что был один! Придумай что-нибудь, пожалуйста! — она шагнула к нему и даже сложила руки перед грудью, как ребенок, наряженный ангелочком. — Пожалуйста! Мне надо бежать, это очень срочно!

— Ладно. Все сделаем, не волнуйся. Да что за паника? Кто этот тип, за которым ты…

— Некогда! Я тебя найду потом, честное слово! Спасибо! — привстала на цыпочки, поцеловала его в щеку — по-настоящему коснулась губами, а не скользнула скулой о скулу. И тут же отпрыгнула, выскочила на тропинку, которая спускалась из парка на улицу, и скрылась за углом какого-то одноэтажного сарая между холмом и улицей.

Кто этот тип, кто ты сама? Точно ли ты хорошая девочка, Нора?.. Сергей вздохнул и принялся расстегивать пряжки летательной сбруи. Только он успел выбраться из нее, как с другой стороны, от библиотеки, на тропинке появились двое полицейских.

…Сергей Островски. Соединенные Штаты. Туризм и обучение, виза до пятнадцатого августа. Я очень сожалею, сам не знаю, как это вышло, клянусь! Хотел только проверить движки, выбрался на крышу, и вот… Должно быть, перепутал режимы. Да, сдавал тесты. Да, информационные письма получал. Я сожалею. Целиком моя вина. Второй человек? Какой второй человек? Офицер, ему показалось, этого не могло быть, движки рассчитаны на одного. Вижу помятые лопухи. И лопухи, пожухлые от горячего выхлопа, вижу. Понимаю. Очень сожалею. Хорошо. Я готов заплатить. Заблокировать сумму штрафа прямо сейчас? Как скажете.

В общем, Сергей догадывался, что полет над Вазастаном стоит дороже, чем неправильная парковка, но когда он увидел сумму на экране, у него вырвался звук, похожий на «хып». И ощущение было — как будто с размаху двинули под ложечку. Он заметил, что кормленые стокгольмские полисмены ухмыляются, потихоньку перевел дух и сам улыбнулся во все зубы, выражая удовольствие от благополучного разрешения конфликта. Ничего страшного. Минус поездка на острова, минус день на Готланде, минус маринованная лососина под полынную водку и концерты в клубах. В молодые годы бывало хуже. Жилье и обратный билет оплачены, на еду много не уйдет. А с развлечениями у меня и так все хорошо.

— Мы вынуждены забрать ваше техническое приспособление и вернуть его собственнику. Вопрос о возврате денег за аренду вы можете обсудить с представителями фирмы.

Еле удержавшись от «о, спасибо большое», Сергей со смиренным видом подал джет-белт полицейскому. Видеть он эту штуку больше не желал. Отныне только болдеринг.

Гордись, Островски. Самая дорогая женщина в твоей жизни. Тридцать секунд целомудренных объятий, и уже такие расходы. Может, стоило все-таки рассказать полиции и про Нору, и про того, кто сидит в соседней мансарде? Этот мысленный вопрос был чисто теоретическим. Пока он не мог бы сказать, верит Норе или нет, но знал, что называть ее имя не будет.

Термоустойчивые штаны от костюма для полетов были радикально серебряными, будто слеплены из фольги. Примерно в такой одежде просили подаяния ряженые у туристов в пешеходной зоне. Не то чтобы это было совсем неприемлемо на общем фоне стокгольмской уличной моды, но вопросы об адекватности, очевидно, вызывало. Напротив дома какие-то люди в оранжевых комбинезонах тащили в сторону тяжелый чугунный люк, кажется, собирались спуститься под землю. Двое тащили, а третий, видимо, их начальник, уставился на Сергея круглыми глазами, потом ухмыльнулся и вытащил мобильный телефон. Сергей поторопился зайти в подъезд.

Как и не уходил, только джет-белта на полу больше нет. За стеной тихо, ни шагов, ни разговоров, лишь гудит на одной ноте что-то вроде кондиционера. Сергею показалось, что он слышит какую-то возню: щелчок, звяканье стекла. Он побродил по комнате, выглянул в окно… так-так. Похоже, Нора оказалась хорошей девушкой.

У дома стояла группа полицейских. Один из них уже давал объяснения пожилой леди с голубыми волосами, делая указующие жесты прочь от подъезда. Неподалеку припарковался мультивэн, надпись на борту непонятная, зато устройство на крыше знакомое: внутри, значит, передвижная лаборатория с автономным кондиционированием.

Интересно, а работяги в оранжевом тоже их коллеги? Чтобы тот тип не убежал через подвал? Из мансарды? Или это обычные ремонтные службы именно сейчас занялись какими-то своими делами… Погоди, Островски: ты его слышишь, полиция готовится его брать, значит, уличные видеокамеры не зафиксировали его ухода, и он все еще здесь, за стенкой? А какого хрена он все еще здесь? Как только мы улетели, он должен был подхватиться и бежать, сейчас был бы уже в метро, например, и никто не знал бы, на какой ветке. Почему-то думал, что Нора не вызовет полицию? Но она сказала «преступление», уж в этом-то переводчик не мог ошибиться, и еще сказала, что за ним следят… А он ответил… что-то про «немного времени», про то, что ему что-то осталось доделать. И теперь он делает это, зная, что его сейчас будут брать. Что же такое у нас «это»?..

О-о черт.

Преступное дело, которое надо доделать хотя бы и под нацеленными стволами, кошечки, цветочки и старина Эрвин в интересах, детская студия внизу и даже квартира Оскара за стенкой — да все же сходится, кретин! Сергею показалось, будто он снова падает с высоты девятиэтажного дома, руки и ноги стали как чужие. Что же они тянут, здесь люди кругом, брать его надо прямо сейчас, всего-то одна хлипкая стенка… Ах да, это я за стенкой, а они внизу. Но раз уж я рядом, попробуем чем-нибудь его развлечь.

Резак в рюкзаке из-под джет-белта. Молекулярное лезвие, способное в долю секунды перехватить кевларовые ремни. Для нештатной ситуации, когда падение в море с высоты предпочтительнее дальнейшего полета. Оружием не считается, а зря.

Стена, отгораживающая его квартиру от соседней, не была капитальной, то-то и слышно через нее было хорошо. Обычные декоративные панели, закрепленные в балочных рамах от пола до потолка. Красивые панели, в нежный цветочек, на ощупь как шелковые, наверняка дорогие. Сергей аккуратно обвел лезвием одну панель, наклонил и вытащил. Под ней оказался ворсистый пласт грязно-белого цвета — звукоизолирующий материал, и сразу стало слышнее ровное гудение. Тут же были: электрический кабель, проложенный между панелями, сетевой кабель, еще какая-то требуха. Он прикинул, где находится источник звука, кивнул сам себе и ударил резаком по кабелю.

Гул затих.

За тонким листом пенокартона, прямо над ухом у Сергея, кто-то произнес несколько слов. По-щведски, но смысл понятен: что, мол, за внезапный и досадный непорядок?! Сергей ухмыльнулся и бесшумно ступил в сторону, на всякий случай держа резак наготове.

Дальше произошло неожиданное. Что-то трескуче зашелестело, на картонной стенке светлым контуром очертился небольшой квадрат, затем кусочек стены исчез, и человек по ту сторону замер в недоумении. Сергей не стал ждать, пока он налюбуется внезапно открывшимся интерьером Оскаровой квартиры, а просто ударил ногой в стену. Вернее, в то, что от нее оставалось.

Пенокартон треснул, за ним что-то рухнуло с грохотом. Второй удар выломал достаточно большой кусок, и Сергей сунулся в пролом, держа наготове резак. Человек скакнул в сторону, однако уронить его простым зацепом оказалось совсем легко, и схватить ствол он не успел. Крепкий парень, но драке не обученный.

— Тихо, — сказал Сергей. — Понимаешь по-английски? Вот молодец.

Он дернул за ближайший шнур на полу. На другом конце оказался какой-то приборчик, но Сергея пока интересовал только шнур.

— Давай руки.

Даже если драться этот тип не умеет, оставить его руки свободными было бы крайне опрометчиво. А по виду и не скажешь. По виду настоящий скандинавский бог: светлые волосы двумя крупными волнами надо лбом, ясные глаза, молодая бородка, затейливая татуировка на накачанном плече. Нейропистолет на тумбочке — с виду обычный «дайрин», самооборона без необратимых последствий.

— Кто еще в квартире?

— Никого. — Тенорок, высоковатый для такого мускулистого красавца. Это он говорил с Норой, точно. Смотрит только на резак, не отрывая взгляда. — Я один, правда.

— Допустим. Теперь посмотрим, что тут у тебя. — Сергей потянул его за футболку, помогая подняться на ноги, потом толчком усадил на стул. Огляделся и переливчато свистнул. Все было верно.

Приборчик на полу — мини-терминал с расколотым корпусом, упал, когда я шел сквозь стену, наверняка «двойняшка». Рядом лабораторный стол. Вскрытая упаковка одноразовых пробирок, штативы, автоматические пипетки, мини-центрифуга (похоже, ее-то песню Сергей и прервал), еще какой-то прибор, весы, толстостенная ванночка со льдом. Холодильник, термостат и, о да, кофеварка.

— Гаражный биотех, твою мать… Прошу прощения. Чердачный, конечно. — Сергей стоял так, чтобы видеть дверной проем: вдруг кто-то все же затаился на кухне или в ванной комнате. Зафиксировать этого понадежнее и заглянуть туда? Нет, сначала поговорить. — И что варим? Говорящий йогурт или трехмесячную простуду?

— Ты кто? — спросил юный Бальдр.

— Друг девушки, которую ты обидел, — ответил Сергей. — Очень сердит на тебя, так что не выделывайся. Я задал тебе вопрос.

— Ты еврей.

Сказал он это так, словно открыл что-то важное и крайне неприятное для противника. Сергей даже растерялся. У каждого человека есть национальность и этническая принадлежность, но когда детектив Островски кому-то сильно досаждал, он обычно оказывался «этим русским». Хотя бывало, что и «гребаным хитрым евреем», а в Москве, само собой, «американцем», тоже с эпитетами. Он подхватил с пола резак и шагнул в сторону пленного, проворачивая нож в пальцах. Юный Бальдр побледнел, однако продолжал свое:

— Евреи должны жить в Израиле.

Не ушиб ли я ему голову? Впрочем… татуировка на плече — переплетения узоров и руны. Древними алфавитами Сергей не увлекался, но руна «зиг» ему была знакома. Похоже, повреждение в мозгах не аппаратное, а программное.

— Не говори мне, что я должен делать. Вопрос.

Бородатый красавчик светло улыбнулся.

— А я тебе ответил. Я сделал штуку, которая очистит Север от вас. Евреи отправятся в Израиль, черные — в Африку, желтые — в Азию. Останется только исконное население.

— Биологическое оружие? — Сергей стрельнул взглядом в сторону лабораторного стола, ощутил страх и разозлился на себя за это.

— Не-ет. Мученики террора были героями, но это двадцатый век. То, что я сделал, это просто фактор отбора. Люди могут ошибаться, уничтожать невинных или за взятки позволять черным черепушкам делать, что они хотят, но вирус ты не обманешь. Вирусная оболочка со специфическими лигандами, в ней малые РНК против митохондриальных генов… ты все равно не поймешь. Вы просто не выдержите нашего короткого светового дня, начнете болеть и умирать. Или все помрете от рака, или уедете к себе, в ваши джунгли и пустыни, туда, где вам место. Европа станет свободной, сама очистится от вас.

Он вскинул связанные руки. Между большим и указательным пальцем у него была полупрозрачная капсула, и прежде чем Сергей успел дернуться, пальцы сжались, капсула лопнула с тихим щелчком, и в воздухе растворилось легкое облачко. Или померещилось — вирусы же невидимы, так?..

— Евреи должны жить в Израиле, — наставительным тоном повторил юный Бальдр, и не успел он договорить, как входная дверь ударилась в стену, и чердачную комнату заполнили люди в масках и спецкостюмах. Зашипели аэрозольные баллоны, покрывая сплошной полимерной пленкой лабораторный стол, кто-то выругался, увидев дыру в стене, Бальдра поставили на ноги и принялись обыскивать, другие накинулись на Сергея с расспросами. Стараясь говорить четко и ясно, он дважды рассказал все, что знал. Было странно обращаться к собеседникам, у которых закрыты лица, — видны только глаза и брови сквозь полосу синеватого пластика.

Привыкай, Островски.

Он продолжал говорить, а сам осознавал, во что влип. Евреи должны жить в Израиле, вот ведь затейник. В Израиле Сергей бывал. Ему даже понравились закат над морем и раннее утро в Иерусалиме. А потом он решил прогуляться по городу днем, — подумаешь, сорок градусов, — и пришел в сознание под полосатым тентом лавки, в которую не заходил; какие-то люди мочили его водой и трясли, пытались добиться ответов на непонятные вопросы, а потом отец хозяина лавки провожал его до отеля, бурча под нос что-то про бестолковых туристов, которые себе думают, что им тут Флорида…

Подтвердив, что все понимает и со всем согласен, он влез в защитный шлем с забралом — не такой, как у группы биобезопасности, прямо противоположного назначения, — и протянул руки под струи распылителя. Пленка была толстой и жесткой, хотелось ее немедленно содрать, но его заверили, что это только до госпиталя. И как бы там ни было сурово, в том спецбоксе, или куда его поместят, уж койка-то найдется. Повезло, что вифон в кармане.

Нора Хейно, сотрудник департамента биобезопасности Федерального института прогнозируемых рисков, закончила разговор с непосредственным начальником как раз вовремя: в холл вернулась медсестра.

— Проходите, доктор Вильнер подойдет через пять минут.

Большую часть комнаты за дверью отделяла стеклянная перегородка. Нора на секунду растерялась: кровать в боксе была пуста. Русский американец сидел на полу у стены, вытянув одну ногу и пристроив вифон на колене другой. Больничная пижама странно контрастировала с черными волосами ниже плеч. И выражение лица, подсвеченного экранчиком, было не как у пациента. Не слишком веселое, но рабочее.

Нора постучала в стекло — но это было не стекло, вышло почти без звука. Ах да, переговорное устройство.

— Серж!

Он увидел ее и тут же вскочил, с такой изумленной улыбкой, будто не верил, что она придет. Произнес что-то — кажется, ее имя. Нора показала на переговорник, он радостно закивал и схватил микрофон.

— Нора. Ты не обиделась на меня?

— За что?

— Ну, я, наверное, не должен был вмешиваться в твою работу.

Сказано было так смиренно, что она улыбнулась.

— Если бы ты не вмешался, все было бы плохо. И потом, это я с тобой заговорила первой. Там, на набережной.

— А почему? Почему со мной — ты ведь ждала ту девицу?

— Я узнала тебя. Вычислила квартал, где живет подозреваемый, посмотрела записи с уличных камер за предыдущий день. Тебя запомнила: ты сначала прошел с обычным чемоданом, а второй раз с рюкзаком — в нем была эта ракета, да? А потом увидела тебя у точки встречи. И ты еще обошел вокруг статуи — Леа, та девушка, тоже должна была это сделать. Я решила, что ты от них.

— Случайность, — американец усмехнулся. За ночь он осунулся и побледнел, или так казалось из-за синевато-белого света.

— Случайность.

— А я очень испугался за тебя, когда услышал вас за стенкой. Как твоя рука?

— Рука хорошо, почти не болит. Но ты ненормальный. У нас в департаменте есть чокнутые, но таких ни одного.

— Спасибо! — он отступил на шаг, чтобы изобразить поклон. И снова подошел ближе, чуть ли не прижался носом к прозрачной перегородке. И она не решилась отступить, чтобы не обидеть его.

— Как твои дела? Что говорят врачи?

— Говорят: «Посмотрим», — Сергей развел руками. — Ждут результаты анализов из квартиры. Когда поймут, что это, тогда скажут, что мне делать… Ну-ну. Спокойствие, только спокойствие.

Он погладил стекло напротив ее щеки. Нора положила на стекло свою ладонь, словно он действительно мог до нее дотронуться и она хотела удержать его руку.

— Но это не… это не может быть что-то серьезное?

— А, не думаю, — беспечно ответил он. — Ваш красавец — самоучка, гаражный гений. Едва ли у него было несколько крутых разработок. Верней всего, я получил то же, чем он угрожал всем, и с шансами — незаконченное. В самом худшем случае не смогу жить в северных широтах. Хотя это было бы грустно.

— Да, у тебя же родные в России?

— Ага. И нет, не поэтому.

Он смотрел ей в глаза, не отрываясь. Голос через динамик — как будто он далеко, но расстояние было не больше, чем когда они упали на холм, связанные веревкой. Она поняла, что краснеет, и он улыбнулся.

— Нафига ты сунулся к нему во второй раз?!

— Ну-у… я ведь правильно понял, что времени больше нет.

— Мог бы позвать с собой наших! У них есть средства защиты, наверняка можно было бы объяснить…

— Нора, ты так волнуешься. Жалеешь меня? Почему?

— Почему?.. Дурак.

Это она сказала по-шведски, отвернувшись от микрофона. Понял он или нет, осталось неизвестным.

— Здравствуйте, господин Островски. Почему вы еще тут?

— А где я должен быть?

— В нашем офисе, оформлять документы. Да выходите, дверь разблокирована. Эксперты не нашли там ничего, никаких искусственных генетических конструкций, никаких белков, ничего страшного вообще. Ни в квартире, ни в самой капсуле. Очевидно, он блефовал. Ваши анализы в норме, транскриптомы еще делают, но это так, для очистки совести.

Сергей, уже открывший дверь, замер на пороге в некоем замешательстве.

— Транскриптомы… Вы уже отправили мне счет?

— Боже упаси. Помощь пострадавшему при террористическом акте, счета не ваша забота. Выходите, выходите, господин Островски, все позади.

— Доктор, с ним действительно все в порядке? — спросила Нора по-шведски.

— В соответствии с возрастом и стилем жизни, — важно ответил доктор. — Не беспокойтесь, госпожа Хейно.

— Вот видишь. Я говорил, что со мной все будет хорошо?

— О…

— Я не понимаю, вы только от меня об этом узнали? Нильсон?! — Доктор обернулся к сопровождающему. — Какого черта вы ему не сообщили сразу?

— Я с… — начал молодой человек, но американец через голову девушки подмигнул ему обоими глазами и приложил палец к губам. — М-м, я, наверно, не успел.

— Не успели. По вашей милости, Нильсон, человек лишние полчаса готовился к худшему, а вы тем временем пили кофе…

Нильсон слушал доктора, косил одним глазом ему за спину и делал заметки на будущее, никак не связанные с медицинской этикой. Зрелище было скорее смешное, учитывая разницу в росте этих двоих, и все же завидно… Наконец доктор тоже оглянулся.

— Ага. Международное сотрудничество, — сардонические нотки в его голосе, к счастью, относились уже не к Нильсону. — Скажи ему, чтобы забирал свои вещи и выматывался, тут им не мотель. И проводи в офис, пускай заверит документы.

— Бюте тилль туннел-бана мут, — старательно артикулируя и запинаясь, выговорил Сергей. — Что это значит?

— Пересатттка на линию метттро, — с серьезным видом ответила Нора.

— Ну вот, дразнится. Я стараюсь, а она дразнится.

Эта ветка была больше надземкой, чем подземкой, и вот уже минут пять вагон катился под ярким утренним солнцем. Сергею хотелось обнять Нору, но она не любила нежностей на людях. Ей, бедной, немало сил приходится тратить на то, чтобы вызывать у мужчин реакцию, отличную от «ми-ми-ми». Такая обманчиво хрупкая, трогательно кудрявая, с чистыми глазами… с жизненным опытом вроде его собственного в ее возрасте. В двадцать пять лет он еще работал в полиции. А она вдобавок магистр биологии.

Квартирку на Оденплан ему пришлось освободить. Оскара срочно выцепили из Упсалы и заставили объясняться: как, черт побери, он мог не заметить, что с его узла идут левые запросы? (Наверное, те, кто об этом спрашивает, сами каждый час проверяют свою историю просмотров, чисто на всякий случай.) Сергею было слегка неловко, и за то, что все так вышло с биотеррористом, и за дыру в стене. Но ему теперь было где жить оставшиеся пять дней. То есть уже четыре.

Что дальше? Ну, это не сейчас. Во всяком случае, не сегодня. Такую работу, как у нее, запросто не бросают, и детективов в Швеции хватает своих, и все это пока преждевременно… преждевременно, Островски, понял? Как сказал один старый насмешник, осталось еще уговорить принцессу.

Принцесса в новой белой майке и джинсовых шортах, читающая почту в вифоне, была прекрасна. Ее профиль безупречен — точеный носик и мягкие губы, ее лицо в летней полутени светится само, будто мрамор или яшма, живым розовым светом. Сергей осторожно положил руку ей за спину и только успел подумать, что маневр сошел благополучно, как она повернулась к нему.

— Что?

— Ничего. Йенс пишет про Эрлинга.

— Про кого?

— Эрлинг Кнутссон — наш вчерашний подопечный. Тебе интересно?

— Еще бы! Хорошие новости?

Она помотала головой.

— Одна плохая, одна философская, и одна не знаю какая.

— Начинай с плохой.

— Это была не первая его разработка. Первую он успел выпустить, но она, во-первых, действует только на выходцев из Сомали — их сравнительно легко проверить, а во-вторых, практически не вирулентна.

— То есть опасна, но не заразна?

— Да. И это вторая новость: руки у него кривые, конструкцию он создал ущербную. Даже если бы он доделал вторую, она бы тоже повредила только тем, кто ее вдохнет или проглотит. Вряд ли кому-то еще, от человека к человеку она передавалась бы очень слабо.

— То есть мы зря нервничали?

— Обидно, да? — Нора толкнула его локтем и состроила рожицу. — Ничего не зря. Если бы биооружие было так просто сделать, зачем бы государство содержало целые исследовательские центры? Но психов-одиночек лучше ловить, чем… чем не ловить. И потом, тех, кто проглотил бы, тоже жалко, пусть их и мало. Почти всех.

— Почти? А кого не жалко?

— Это третья новость. (Новая гримаска.) Сам Кнутссон.

— Что Кнутссон? Он что, тоже…

— Несчастный кретин. Был настолько уверен в чистоте своей крови, что не оттипировался и не принимал никаких мер безопасности.

— Во как. Может, он ненормальный?

— Защита будет доказывать, что да, но, по-моему, просто идиот. Похоже, среди его предков по материнской линии были валлоны.

— Это еще кто?

— Такой народ, европейский, но ни разу не арийцы. Их много в Швеции. Теперь, наверное, придется переводить его в какую-нибудь тюрьму в другой стране, на юге.

— Ривьера подойдет? Нежности какие… хотя Сомали — тоже неплохой вариант.

— Сережа!.. Мы выходим, следующая наша.

— Ты прямо сейчас на работу?

— Да.

— Тебе не попадет из-за меня?

— Нет, что ты. Йенс говорит, что против одиноких волков лучшее средство — одинокий охотник. Начертил тучу графиков, сегодня будет всем объяснять, что такое работа на опережение и почему она не удается большим коллективам.

— Ага. И почему удалась…

— …Постороннему иностранцу, который был совсем не в курсе!

— Мне просто повезло. Случайно попал в нужное место.

— Значит, мы должны воспроизвести случайность и везение.

— Ого! Зря надеетесь, меня воспроизвести невозможно.

— Такая работа. Надо думать. Агенты под прикрытием, охотники за головами нелегальных биотехнологов. Может быть, массовое волонтерство…

— В вашей службе?

— Сама в афиге. (Русский язык Норы по интонациям и словарному запасу отличался от ее же английского. Надо полагать, ее мама не принадлежала к высшему свету Петербурга, но Сергею было все равно.) Нет, наверное, это чересчур, но что-то в этом роде. Чем больше людей понимает, как это делается, тем меньше шансов делать это незаметно.

Рассуждение показалось Сергею спорным. «Дети, запихивать кошку в мультиварку плохо! — Ладно, не будем, но спасибо за идею». К некоторым вещам лучше не привлекать избыточного внимания, подражатели преступников всегда были проблемой. Впрочем, специалисты по прогнозируемым рискам, наверное, сами это понимают?

— Забавно, раньше не думал об этом, — сказал он вслух. — На самой обыкновенной улице, в самом обыкновенном доме любой тронутый наци может выращивать опасный вирус, как какую-нибудь герань… Может, для начала запретить расистов?

— Что ж вы у себя не запретили? — ядовито спросила Нора. — Обычно они не докладывают, что, мол, собираются убить всех черных, — те, которые действительно собираются. И кстати, для сведения: этой весной у нас было аналогичное расследование, только фигуранты — африканцы. Сознательно передавали друг другу ослабленный вирус болезни Бардере. Симптомы похожие, результаты анализов тоже, но нелетальный. От ребенка к ребенку, каждая семья выбирала одного.

— Не понял: своим детям давали вирус?

— Своим, своим. Семьям больных детей продлевают вид на жительство. А вирус как бы неопасный, тоже один умелец сделал. Ну как неопасный: во-первых, вирусы быстро мутируют…

— Теперь понял. Ну и работа у тебя.

— Ла-адно, — протянула Нора, — кто бы говорил. А ты что будешь делать, пойдешь гулять?

— Угу.

— Обязательно посмотри корабль «Васа». Или в ратушу сходи, туда тоже можно по туристической карте… что ты смеешься?

— Хотел сказать «я просто погуляю по центру, как позавчера».

— Я тебе погуляю, как позавчера! — она тоже засмеялась. — Иди смотреть кораблик, это познавательно. Куртку надень, а то простудишься, там холодно в музее.

Еще раз поцеловала его и ушла по тротуару, прочь от набережной. Обернулась, помахала рукой. Куртку надень, а то простудишься. Ни одну женщину в мире до сих пор не интересовало, достаточно ли тепло он одет. Ну, кроме мамы, конечно.

Солнце поднималось выше, с пролива задувало, вода в нем из голубой становилась синей. Сергей оглянулся на краснокирпичный фотографический музей, сообразил, где гулял вчера, и пошел в том направлении. Надо чего-нибудь съесть, а то у Норы дома только три сорта мюсли и простокваша, женский цыплячий корм. Зато шампуней у нее тоже три сорта, и еще она мне предложила какие-то снадобья, которыми женщины обрабатывают волосы после мытья, и невсерьез обиделась, когда я начал хохотать, а потом сама меня причесывала. Вот будем жить вместе, я буду варить ей кофе и научу готовить яйца по-венски. А если она вдруг заболеет, то принесу в постель молоко с медом и коньяком… нет, лучше пусть она никогда не болеет. Вообще надо ей заканчивать с этой биобезопасностью, не желаю думать, что ей опять подвернется какой-нибудь псих с вирусом. Так и скажу: мы планируем серьезные отношения, может быть ребенок, и ты не должна… Нет, Островски, это ей не понравится. Лучше так: тебе надо делать карьеру, нельзя до бесконечности бегать по мелким поручениям, пора переходить от оперативной работы к аналитике. Я хочу, чтобы ты всегда была в безопасности, слышишь?..

— …А? Да, простите. Капучино о каннельбуле.

Не заметил, как подошел к ларьку и задумчиво уставился на плакатик-меню. Интересно, сколько раз девушка за прилавком его окликала.

Это что-то новенькое. Нет, кончено, влюблялся и раньше, и бывало, что донимали всякие неделовые мысли и ощущения посреди рабочего дня. Но чтобы, как мальчишка в очках виртуальной реальности, не замечать ничего вокруг, погрузиться в мир, которого на самом деле нет, говорить с воображаемой Норой, — такого до сих пор не случалось. Кофе, кофе.

…Надо узнать, как у них в Швеции делают предложение. Продемонстрировать серьезные намерения. Деньги понадобятся, конечно, без этого ни в одной стране. Колечко с бриллиантом — ерунда, а как это Оскар говорил — у приличного человека должны быть три В, вилла, «вольво» и «вау», то бишь собственная собака? Дом куплю. Почему нет, другие люди покупают недвижимость, и я куплю. Сколько можно мотаться по съемным квартирам. Мама будет счастлива. Дом в пригороде, зеленые жалюзи, флагшток на лужайке перед крыльцом. Дети. Здесь у многих по трое. Кхм… ничего, справимся. И собака, если нужно, хоть десять собак, как скажешь, дорогая…

Так сходят с ума? Сергей Островски, муж и отец, владелец собственного дома в штате Теннеси и десяти собак. А ведь ты даже еще не знаешь, кто ты для нее.

Большая чайка взлетела с набережной, повернула против солнца, маховые перья вспыхнули белизной. Сергей вспомнил сегодняшний сон. Норины белые шторки почти не задерживали летний утренний свет, а в освещенных комнатах всегда снится правдоподобная ахинея. Они снова висели над Стокгольмом, реактивная тяга поднимала их выше и выше, и он видел город внизу, как наяву не успел разглядеть, во всех подробностях. Рыжие и темно-серые крыши ощетинились мансардами, башенками, трубами; пятна зелени, цветные точки машин и людей, синяя полоса воды — а потом движение мучительно замедлилось, они замерли, балансируя в верхней точке, перед тем, как рухнуть в каменное море, и на этом месте его тряхнуло и выбросило из сна. Нора издала недовольный звук, не открывая глаз, ухватила его за палец и сунула его руку себе под щеку.

…Ага: поднимаемся, насколько хватает тяги, изменяем мир и себя, технологии, потребные для этого, делаем доступными кому попало, независимо от адекватности и личных убеждений. Не то чтобы какие-то судьбоносные открытия, вроде ядерной энергии или природы наследственности. Просто все новые и новые игрушки, новые приложения для гаджетов: опознать биообъект, отредактировать геном биообъекта, восстановить функции, добавить новые… Новые игрушки для все тех же глупых детей.

Но тот, кто сначала поднимется на большую высоту, а потом выключит движок, убьется наверняка. Единственный приемлемый выход — учиться летать. Пусть не так грациозно, как чайки, но как-нибудь. Равновесие сил, вот что важно.

Сергей скомкал чашку с блюдечком и швырнул в урну. Познавательный исторический кораблик подождет. Где-то в Старом городе, там, где бегут с горки вымощенные брусчаткой улочки, бронзовый дракон, как перевернутый на спину кот, отпихивает коня святого Георгия задними лапами, а бедная дева с ног до головы опутана плющом, — там, если не врет навигатор, есть сувенирная лавка с серебряными безделушками несерьезного дизайна. Что-нибудь смешное и милое, ни к чему не обязывающее и в то же время с намеком. Русал и русалка. Или спираль ДНК. Или маленькая сыщицкая лупа на цепочке. Стоп мечтать, и вперед. Четыре дня — это уйма времени, многого можно достичь, если не зевать.