Феномены Тени и зла в волшебных сказках

Глава 2. Казнь

Портняга и башмачник странствуют вместе: у первого отличное настроение, а второго одолевает зависть и одиночество; из-за этого в лесу разворачивается настоящая трагедия: башмачник взял реванш и отомстил портняге. Башмачник — мрачный интроверт, как Прометей; он предусмотрительно берет с собой больше хлеба, чем портняга — экстраверт с чертами Эпиметея, который учится всему только на собственном опыте[35]. Такая разница характерна для интроверта и экстраверта: первый неизменно беспокоится, стараясь предусмотреть все до мелочей, и часто впадает в пессимизм. Второй наоборот, сперва попадает в трудную ситуацию, а потом, оглядываясь назад, понимает, как из нее трудно выбраться, и долго оправдывается, что никогда бы не подумал, что будет так плохо, ведь ничто и не предвещало опасности. Естественно, обе установки деструктивны, так как являются односторонними. В данном случае, когда они оба скитались по лесу и сильно проголодались, у башмачника остался хлеб, которым он делится с портнягой в обмен на его глаза; то есть в силу своей ревности он пытается лишить своего беспечного спутника здоровья и нормального ощущения жизни.

Можно было бы сказать, что так развиваются отношения противоположностей в бессознательном: меланхоличная, подозрительная интровертированная установка одной стороны ослепляет другую сторону и лишает ее способности видеть мир. Например, успешный бизнесмен — ярко выраженный экстраверт — постепенно становится все более мрачным и подозрительным, потому что не уделяет внимания интровертированной части своей личности. Если он не обратится к этой Теневой фигуре и не отважится узнать, отчего у него портится настроение, он «ослепнет» и станет совершать ошибку за ошибкой, ибо Тень будет заставлять его изменить установку если не добровольно, то принудительно. Либо его станут преследовать неудачи в бизнесе, либо он заболеет, и таким образом будет вынужден обратить внимание на другую сторону своей личности и развивать ее. Мне вспоминается один адвокат, очень экстравертированный тип, он был очень успешен, пользуясь своей экстравертированной установкой, но со временем он все чаще стал чувствовать себя несчастным, и у него постоянно портилось настроение. Однажды в разговоре я попыталась намекнуть, что ему было бы совсем неплохо остаться в выходные одному и познакомиться с другой стороной своей личности. Однако он не захотел воспользовался моим предложением, оправдавшись тем, что, как только он остается один, он впадает в меланхолию и чувствует себя подавленным и измученным. Затем с ним произошел несчастный случай, и из-за серьезного перелома бедра он целых восемь месяцев был буквально прикован к больничной койке; таким образом для него неотвратимо наступили те одинокие выходные, которых он всячески избегал, — другая сторона сама собой взяла верх. Именно таков механизм отношений между противоположностями, которые в данном случае воплощают фигуры башмачника и портняги; именно эти отношения приводят к тому, что в конечном счете слепой портняга обнаруживает себя лежащим у подмостков виселицы.

Виселица с двумя повешенными представляет собой интересный мотив, который нам нужно обязательно рассмотреть. Обычай казнить злостных преступников посредством повешения на дереве существует с очень древних времен. Изначально такая казнь считалась жертвоприношением. Например, древние германцы вешали заключенных, принося их в жертву богу Вотану[36]. Они вешали не только преступников, но и пленников, захваченных в бою. Победитель говорил своему пленнику: «А теперь я принесу тебя в жертву богу Вотану». Вотан сам был богом, который был повешен на дереве; девять дней и девять ночей он оставался висящим на дереве Иггдрасиль[37], а затем нашел руны и обрел тайную мудрость. Повешение человека на дереве в качестве жертвоприношения было в обычае древних германцев. В христианстве эта идея выражается в распятии Христа, а в пантеоне народов Малой Азии есть бог Аттис, который был повешен на ели, и во время весенних праздничных шествий люди несли с собой шесты с привязанными к ним фигурами Аттиса, символизировавшие его повешение на дереве.

Нам следует понять, что скрывается за идеей умерщвления врага, но не ради возмездия или правосудия, а чтобы принести его в жертву богам: это более архаичная форма убийства. Мне думается, что в данном случае идея жертвоприношения является более важной и более глубокой, чем просто наказание. Если нужно бороться против демонических сил зла, присутствующих в человеке, то больше всего поражает следующее. Когда люди причиняют себе и другим много вреда не из-за каких-то своих мелких пороков, вроде лени или болтливости, что может быть практически у каждого человека, и когда причиненный вред становится особенно серьезным, мы назовем такое пагубное поведение бесчеловечным, в особенности если речь идет о ком-то, кто находится в состоянии невроза или психоза. Иногда в таких состояниях деструктивное поведение выглядит настолько холодным и жутким и кажется демоническим и при этом настолько «божественным», что тем, кто это видит, становится страшно — их бросает в жар или в холод; такое в высшей степени ужасное зрелище вызывает шок, и такие же безжалостные силы зла в человеке побуждают его совершить хладнокровное убийство.

Я никогда не имела дел с людьми, которые действительно кого-нибудь убивали, но мне встречались такие, которые могли бы это совершить. При одной мысли появляется дрожь и навязчивая мысль: «От них надо держаться подальше», и вместе с тем возникает чувство, что в этом человеке уже присутствует нечто божественное, не свойственное человеку. Мы употребляем слово «бесчеловечный», но в равной степени можно сказать и «демонический», и «божественный». Существует поверье, распространенное у примитивных народов: тот, кто совершил выдающееся преступление, сделал это не сам, а исполнил то, что мог совершить только Бог. В момент убийства убийца идентифицируется с образом Бога и уже не ощущает себя человеком. Убийца становится инструментом Божественной темноты. В это время он ведет себя как одержимый. Сам факт, что кто-то вообразил, что может убить другого, не является нормой и выходит за рамки представлений о человеческой природе, и в этом смысле его поступок обретает демонические или божественные черты. Например, именно поэтому при ритуальных казнях в примитивных племенах можно наблюдать, что никто не проявляет по отношению к отправляемому на смерть преступнику ни малейших признаков морального осуждения; казнь — неизбежное последствие его поступков. У примитивных народов, говорят, когда человек совершает такое деяние, он как будто становится божеством, разделяя мучительную судьбу Бога, и когда его четвертуют, вешают, расчленяют и т.д., к нему относятся как Богу. Нельзя жить в человеческом обществе и вместе с тем вести себя как божество, которое может убивать ad libitum[38].

Я прочитала в газете о том, как казнили одного североамериканского индейца — знахаря. Он стал запрашивать слишком высокую плату за свои услуги, и настолько поработил людей своего племени, что при этом почувствовал себя сверхчеловеком. У одной вдовы он отобрал все имущество, чем практически ее разорил — таким образом он вышел за привычные человеческие рамки. Через некоторое время в народе пошли пересуды о его поведении, но в то же время недовольство еще не достигло своего накала, поэтому никто открыто ничего не говорил. Знахарь продолжал вести себя по-прежнему и, чувствуя, что соплеменники начинают относиться к нему с подозрением, становился все более требовательным, возможно, компенсируя тем самым внутреннюю нерешительность. Он заявлял, что лучше, чем он, знахаря нет и т.п., пока наконец в племени не поползли слухи, что он одержим злым духом, и эти слухи распространялись все шире.

Однажды старейшины племени сообщили знахарю о том, что племя убеждено в его одержимости злом. Так как знахарь ничего не отрицал, его отправили в пустыню, чтобы испытать, так ли это на самом деле. Старейшины на песке вычерчивали разные магические символы, и все знахари, которые вызывали духов, сказали им, что этот человек одержим злыми демонами и что они хотят его спасти. Обвиняемый знахарь молился вместе с другими. Так как не последовало никакого ответа, он был приговорен к казни через четвертование четырьмя лошадьми. Он сам согласился со своим приговором. Для него не существовало моральной проблемы: потеряв человечность, он просто оказался во власти сил зла, от которых не мог освободиться. Это поведение является естественным по отношению к существующим в человеке демоническим силам: такое впечатление, что оно соответствует психологической истине подобных явлений. Возможно, оно помогает понять, почему в древние времена преступников часто казнили так, словно их идентифицировали с Богом; считалось, что они находятся во власти темного божества, а значит, должны разделить его горькую судьбу.

Символика повешенного на дереве бога, виселицы и креста является очень глубокой. Такая участь обычно выпадает самой интересной части Божественного в человеке; человеколюбивую, благотворную ипостась божества обычно ждет трагедия повешения, но именно она оказывается у истоков новой цивилизации, -как в мифе о Вотане этот бог, повешенный на дереве, открыл руны, и это открытие подразумевало прогресс в человеческом сознании. В своем труде Alchemical Studies'^ в главе «Философское дерево» Юнг показывает, что дерево символизирует человеческую жизнь и внутренний процесс осознания. Можно было бы сказать, что в психике оно символизирует нечто такое, что у нас внутри растет и развивается, оставаясь ненарушенным вне зависимости от того, что делает Эго; это стремление к индивидуации, которое возникает и продолжается независимо от нашего сознания. В странах Европы, когда рождается ребенок, сажают дерево, которое

³⁹ The Collected Works of C.G. Jung 13, chap. 5.

должно умереть одновременно со смертью человека. Так выражается идея, что рост дерева проходит как человеческая жизнь, что дерево несет жизнь, как несут свет огни рождественской елки, и что солнце, поднимающееся над вершиной дерева, символизирует повышение уровня осознания. Существует много мифологических историй, в которых дерево уподобляется человеческой жизни или в которых дерево воплощается в образе человека-дерева. Самость — это дерево, которое по своим масштабам превосходит человеческое Эго.

Наша жизнь отчасти протекает как драма, написанная в жанре романа-биографии, однако за ней стоит таинственный процесс роста, который происходит по своим законам и стоит за кулисами жизненных перипетий, начиная с детства и до самой старости. С мифологической точки зрения чем более развитым становится человек, антропос, тем больше он похож на дерево. Мотив повешенного на дереве божества в образе человека отражает трагедию человеческого бытия: сознательный человек постоянно рвется на свободу, стараясь освободиться и действовать осознанно и независимо, а затем происходит его болезненное возвращение во внутреннюю несвободу. В этой борьбе раскрывается трагическая констелляция, которая воплощается в такой болезненной форме. Именно поэтому вся христианская философия приносит с собой трагический взгляд на жизнь: следуя Христу, мы должны признать свое умерщвление и подавить в себе импульсы роста. Основная идея заключается в том, что жизнь основывается на конфликте и стремится к духовности, которая не наступает сама по себе, а достигается путем страданий. Та же самая идея, но в более архаичной форме представлена в мифе о Вотане — боге, повешенном на дереве. Вотан — вечный скиталец, странствующий по земле; это импульсивный, порывистый, яростный бог поэтического вдохновения, то есть той части человеческой личности, которая живет в неустанном движении и поиске и испытывает эмоциональные взрывы. И после того, как этот бог провисел на дереве девять дней и девять ночей, он открыл руны — письмена, благодаря которым родилась цивилизация, основанная на соответствующей письменности.

Когда сознательная и животная часть человеческой личности вступают в конфликт с внутренним процессом роста, распятый человек мучительно страдает; как раз в такой ситуации бог оказывается повешенным на дереве и пригвожденным насильно к бессознательному развитию, откуда он хочет вырваться, но не может. Мы оказываемся пригвожденными к чему-то более масштабному, чем мы сами, что распространяется за наши границы и не позволяет нам двигаться дальше.

В мифе об Аттисе, который много старше мифа о распятом христианском боге, эта психологическая ситуация представлена особенно своеобразно. Аттис, возлюбленный сын Великой Матери, воплощающий вечную, нестареющую божественную юность, представляет паттерн puer aetemus, вечно прекрасного юного бога, который никогда не грустит, ему не знакомы человеческие ограничения, увядание и смерть. Многие молодые люди, имеющие ярко выраженный материнский комплекс, подобно этому богу, в какой-то момент понимают, что сама жизнь не позволяет им оставаться вечно молодыми; юность должна закончиться. Их будущее видится блестящим, полным изобилия, славы и богатства; но мы знаем, что ничто никогда не продолжается вечно — всему наступит конец из-за воздействия темной стороны жизни. А потому этот юный бог всегда умирает рано, пригвожденный к дереву, которое снова становится ему матерью. Материнское начало, которое прежде его породило, забирает его к себе обратно таким ужасным образом, и там его настигает увядание и смерть.

Иногда нечто подобное становится заметно у юношей, которые должны жениться или выбрать профессию или которые вдруг открыли, что юность закончилась и что им придется принять обычную человеческую судьбу. В это время многие из них предпочитают умереть либо на войне, либо в результате несчастного случая — лишь бы не становиться старым. В критический период, между тридцатью и сорока годами, дерево растет против их желания, их внутреннее развитие уже не сочетается с сознательной установкой, а происходит наперекор ей, и в этот период они переживают нечто подобное смерти. Такое переживание должно повлечь за собой изменение установки, но может означать и реальную физическую смерть, похожую на замаскированное самоубийство, так как Эго не может сдать своих позиций, — в тот критический момент, когда они жертвуют процессом внутреннего развития, который обернулся против них. Если внутренний рост становится врагом сознания, значит нечто внутри человека хочет его перерасти, значит он должен умереть; своевольная сознательная личность должна быть предана смерти и подчинена процессу внутреннего развития.

Другой аспект повешения как средства убийства заключается в том, что в большинстве мифологических систем воздух — среда обитания разных духов; так, например, Вотан и его армия духов умерших людей летали по воздуху, особенно в бурные ночи. Следовательно, повесив человека, вы тем самым превращаете его в духа, и теперь он должен парить в воздухе вместе с Вотаном и другими духами умерших. В период культа Диониса на повешенных на дереве помещали дары, исходя из идеи, что Дионис — это дух, который должен их увидеть; таким образом дары возносились бы вверх и попадали к живущим там духам. В нашем разговорном языке есть выражение «подвешенное состояние», которое может послужить хорошей иллюстрацией. Когда внутренний психологический конфликт развивается все больше и больше, жизнь человека оказывается «подвешенной»; обе противоположности становятся равноправными, «да» и «нет» имеют одинаковый вес, и жизнь не может продолжаться дальше. Вы хотите пойти с правой ноги, а вас не слушается левая, и наоборот; тогда ситуация становится безвыходной, что означает полную остановку потока жизни и мучительные переживания. Пребывание в тупиковой конфликтной ситуации, в которой ничего не происходит, представляет собой самую мучительную форму страдания.

Когда башмачник ослепил портнягу под виселицей с двумя повешенными, мы могли бы сказать, что эта ситуация символизирует безысходность: конфликт, при котором процесс жизни остановился. Противоположности столкнулись между собой, и жизнь зашла в тупик. Два трупа на виселице служат отражением того, что отношения между башмачником и портнягой пришли в состояние бесплодной подвешенности. Естественно, соотнеся всю сказку с состоянием коллективной психики эпохи христианства, нам следует задаться вопросом, что значат эти двое повешенных. Если бы был только один повешенный, ответ был бы близким к тому, что речь идет о скрытом символе Христа, основном символе христианства, боге, распятом на кресте. Но в данном случае на виселице двое казненных, а следовательно, мы хотим выяснить, кем может быть второй повешенный.

Есть несколько сказок, особенно в собрании братьев Гримм, в которых идет речь о злом духе, пригвожденном к дереву или к стене. Или же двое повешенных могут одновременно указывать на Христа, распятого на кресте, и на Вотана, повешенного на дереве: то есть на доброго бога, распятого на кресте, и на иного бога, повешенного на дереве. Это не так уж далеко от истины, ибо мотив двух божеств, пригвожденных к дереву или кресту, содержится во многих христианских легендах, легендах о рыцарях Круглого стола и короле Артуре и о Святом Граале, в которых Парсифаль находит не только Чашу Грааля с кровью Христа, но и оленя — или голову оленя, прибитую к дубу, откуда он должен ее снять. В основной легенде он ничего не забывает и сначала находит Грааль, а затем голову оленя и приносит ее божественному фемининному персонажу. Или же олень является воплощением сил зла, которые губят лес; они представляют собой Тень Христа. Таким образом, олень со своими прекрасными рогами, совершенно ненужными выростами, которые мешают ему двигаться и которые предназначены только для того, чтобы привлечь внимание самки, представляет собой Тень христианского учения, это невероятное высокомерие и надменность, присущие всем нам, которые оказываются самой худшей Теневой установкой, распространяемой христианским учением.

Например, высокомерная Тень часто проявляется в процессе анализа, когда, прикрываясь христианской моралью и добротой к своим собратьям, мы не признаемся в том, что думаем, а вместо этого высказываем разные негативные мнения и суждения, так как придерживаемся слащавой христианской установки, пока происходящее само не проявится в сновидениях. Пациент не говорит о своем сопротивлении, потому что боится усложнить ситуацию, но как бы то ни было, он аналитику «прощает все». Это высокомерие! Гораздо лучше, если бы он сказал: «Я презираю вас за то и за это; что скажете?» Это было бы по-человечески скромно и достойно. Но не выраженная напрямую, негативная реакция прячется под личиной «невзыскательности» и высокомерной установки: мол «аналитик — тоже человек, и у него есть свои недостатки». Таков яд ложных христианских убеждений. Я часто сталкивалась с подобными людьми, и меня возмущала их слащавая добродетель, я бы предпочла, чтобы они вели себя более естественно и прямо говорили, что думают, чтобы можно было достичь уровня обыкновенного человеческого понимания. Такую Тень христианской установки в средневековых легендах символизирует прибитая к дубу голова оленя. Если кто-то в принципе «не осуждает» своих человеческих собратьев, проявляя к ним «всепрощение», это ничего не меняет; негативное высокомерие сохраняется долгие годы! На протяжении трех-четырех лет анализа люди боятся высказать свое негативное отношение к аналитику, им не хватает мужества даже ради приличий обсудить по существу, что происходит, так как они не уверены, что их правильно поймут, и боятся, что это будет не по-христиански. Затем опорой для их постоянной позитивной установки «вежливости и всепрощения» становится негативное высокомерие. Если процесс анализа останавливается, можно быть совершенно уверенным, что произошло нечто подобное. Вам никогда не удается это уловить, но все вышеуказанное здесь присутствует, мешая отношениям развиваться как в лучшую, так и в худшую сторону. Благодаря откровенному диалогу отношения могут восстановиться, и тогда возобновится процесс анализа. Именно здесь обычно нужно прервать процесс и, быть может, направить пациента к своему коллеге; как правило, в таком случае возникает сильный эмоциональный взрыв, который дает материал для дальнейшей работы. Обычно у сознательной личности существует ложная установка с идеей, что «с этим я могу справиться самостоятельно», а потому внутреннему развитию человека мешают предвзятость и узость мышления.

Когда портняга сидит под виселицей, на голову к каждому из висельников садится ворон, и два ворона вступают в разговор. Первый ворон сказал, что роса, которая нынешней ночью падала с виселицы, обладает особым качеством — возвращать зрение каждому, кто ею омоет глаза, и если бы это знали слепцы, они могли бы снова получить зрение, а им это даже и в голову не приходит. Здесь имеет место общее и архетипическое представление, которое встречается во многих цивилизациях и религиозных верованиях, о том, что останки казненного преступника обладают огромной исцеляющей силой. Это подтверждает мысль, что казнь является обожествлением, что преступник обладал высокомерием, взяв на себя миссию богов, и теперь эта миссия снова возвращается к ним. И то, что было пагубно для живого человека, в Запредельном становится благотворным, позитивным, возвращая на прежнее место свои качества. Восстанавливается оптимальное соотношение между человеческим и божественным, и благодаря ему рождается исцеляющая сила, а потому веревку, на которой повесили человека, использовали как лекарство. «Возьмите кусок веревки, на которой повесили человека, или гвозди, которыми его прибили к дереву, и получите прекрасное лечебное средство». Той же самой идее отвечает целительная сила, которой обладают мощи святых. Сам факт, что к казненным преступникам во многом относились так же, как к святым, говорит о том, насколько общей является эта идея.

Вороны, которые в германской мифологии являются птицами Вотана, а в среднеземноморской мифологии — птицами Аполлона, воплощают способность к обожествлению. Аполлон был покровителем Дельфийского оракула, он возвещал истину; то же самое относится к Вотану. Считалось, что черные птицы, вороны и вороны, являются вещими, то есть что они знают будущее и могут сообщить тайну и скрытую истину. Отчасти это поверье возникло потому, что стаи ворон собираются на полях сражений или у дома, в котором кто-то умирает. При виде скопления воронов и ворон люди говорят, что кто-то умрет, и вороны об этом знают. Из этой зацепки рождается проекция, что они знают истину и могут предсказывать будущее. У Вотана было два ворона, Хугин и Мунин[39], которые были для него источниками тайных знаний. Вообще птицы символизируют интуитивное предчувствие. Они созданы для того, чтобы летать в воздухе, в среде духовного мира, а значит, имеют связь с непроизвольными мыслями, которые раскрываются как истины. Эти две птицы — духи истинности и правдивости. В конце сказки башмачник оказывается под виселицей, и вороны выклевывают ему глаза. Птицы воплощают ту невидимую истину бессознательного, которая исполняется сама; башмачник пришел к своему финалу, подчиняясь не человеческой власти, а власти бессознательной истины.

Наблюдая за бессознательными процессами, мы видим, что отмщение за злые дела исходит не от других людей; человек получает наказание изнутри. В конечном счете убийца убивает самого себя. Эта ужасная истина подтверждается снова и снова. Часто мы испытываем потрясение из-за несправедливостей человеческой жизни, когда злые люди процветают, а добрые — нет, но с психологической точки зрения это не так, и только мысль о том, какая опасность ждет этих людей, вызывает дрожь. Злые люди могут пользоваться внешним успехом, но при этом они несут жуткое психологическое наказание.

Как-то Юнг рассказывал о женщине, которая совершила убийство. Она тайком положила яд в еду другой женщине, которая вступила в любовную связь с ее любовником. Когда она пришла исповедаться, то была очень расстроена. Она чувствовала себя изолированной от общества, ибо люди неизвестно почему стали ее избегать. От нее ушла вся прислуга и все работники, никто не хотел с ней иметь дело, никто не хотел жить с ней рядом. Она была совсем одна. Каждый день она ездила верхом, но ее лошадь вдруг стала брыкаться и не позволила ей сесть в седло. Однажды утром она позвала свою собаку, но та, тихо скуля и поджав хвост, пошла прочь. Эта женщина медленно и жестоко сама разрушала себя изнутри. Такая скрытая истина, закон внутренней истины в нашей сказке воплощается посредством воронов, которые символизируют дух истины и вместе с тем имеют связь с исцеляющей силой. В мифе об Аполлоне и Корониде[40], в союзе которых родился Асклепий, очень важную роль тоже сыграл вещий ворон. Именно вороны привлекли внимание портняги к исцеляющей росе, способной вернуть ему зрение.

Образ росы в основном несет на себе проекцию проявления воздействия божественной благодати. Известна библейская история о Гедеоновой шерсти, на которой выпадает роса[41], — таким образом Бог дал понять, что Он благоволит Израилю. Благодать также символически истолковывается как Святой Дух, сходящий на Деву Марию[42]. В цивилизации североамериканских индейцев роса и дождь являются знаками величайшего благословения, от которого зависит плодородие почвы. Наверное, нужно было родиться в такой стране, чтобы воспринимать росу и дождь как проявление божественной благодати, ибо вода возвращает к жизни все живое. А в данном случае, когда грешники получили расплату за свои грехи, на них снова сходит Божественная благодать: в Запредельном происходит примирение противоположностей, а потому роса имеет исцеляющую силу. С точки зрения психологии роса представляет собой самое начало объективного психологического инсайта во время такого состояния подвешенности.

Давайте вернемся к конфликту, когда он достигает своей кульминации. Существует состояние подвешенности, в котором все остановилось, Эго пребывает в нерешительности между «да» и «нет», и человек мучается, так как поток жизни остановился и все усилия безрезультатны. В такой момент Эго сдается, считая этот конфликт неразрешимым, — именно таким, который своими силами разрешить невозможно, — и тогда оно подчиняется чему-то объективному, какому-то знаку Свыше, который является для него очевидным. Мы говорим, что подчиняемся тому, что говорят нам сны. Ни аналитик, ни пациент не могут сказать больше, однако может ли психика сама создать какой-то материал или подать какой-то знак, который укажет на истину? Остаются только сны и фантазии, именно их воплощением служит роса. Они представляют собой объективное проявление существующей психики, исходящее из ее глубины, которое можно изучать и которое восстанавливает видение того, что происходит. Если вы можете понять скрытые намеки, которые содержатся в сновидении, ваши глаза откроются снова, и вы получите новое представление о жизни и осмыслите ее на ином уровне. В такой момент может помочь только руководство бессознательного, которое сотворит осеняющую нас исцеляющую росу. Именно поэтому портняга окропил росою свои ослепшие глаза, снова стал зрячим и благодаря Богу отправился в город к королю. В алхимии «божественная» влага тоже считается средством исцеления слепоты.

Затем следуют четыре испытания, когда портняга не садится на молодого жеребенка, отпускает на волю аиста и выводок утят вместо того, чтобы приготовить из них себе еду, и не разоряет пчелиное гнездо, чтобы добыть себе мед. Затем он становится придворным портным, и башмачник, который раньше него оказался на королевской службе, клевещет на него. Поэтому портняге приходится найти золотую корону, которую ему утка достает со дна пруда, затем пчелы помогают ему вылепить из воска копию королевского замка, жеребенок помогает ему соорудить фонтан выше человеческого роста с чистой, как хрусталь, водой, а затем аист приносит наследника-мальчика королю, у которого до сих пор рождались только дочери. Задач четыре, четыре — это число, которое обычно символизирует целостность. Если вы прочли много сказок, то знаете, что это ненормально, ибо, как правило, бывает только три задачи, но затем всегда происходит четвертое событие — но это событие, а не испытание и не задача. Но в данном случае есть четыре испытания и никаких последующих событий; ведь можно было бы говорить о событии, если бы портняга стал королем.

Жеребенок пробежал три круга, и после этого забил фонтан высотой выше человеческого роста. Лошадь символизирует прирученную жизненную энергию, либидо, которое может привести в действие фонтан бессознательной энергии. Только если мы полностью сосредоточимся на своем инстинктивном бессознательном, оно станет источником жизненной влаги. Некоторые люди, которым было предложено написать что-то на заданную тему, называют ее глупой и говорят, что она не вызывает в них никакого отклика, но если в этом направлении начинает действовать поток либидо, у них открывается внутреннее побуждение к творчеству. Многие ленивцы ждут наступления вдохновения до восьмидесятилетнего возраста и не могут дождаться; но бывают ситуации, когда нужно не выжидать, а делать первые шаги и вкладывать свои жизненные силы в решение задачи еще до того, как раскроется ее смысл.

Другая задача заключается в том, чтобы достать из пруда королевскую корону. Ее решает утка с двумя утятами. В Древней Греции утка была птицей богини любви, а у шаманов некоторых племен, живущих за полярным кругом, утка является проводником шамана в прошлое и запредельное. Она может перемещаться по земле, воде и воздуху; именно поэтому она является проводником в бессознательное. Королевская корона символизирует функцию короля как воплощения завершенной целостности, которая может сдерживать напряжение противоположностей. Пара утят уже символизирует объединение противоположностей. Добро и зло противостоят друг другу в образе портняги и башмачника, но портняга побеждает, ибо с почтением относится к силе, направленной на объединение противоположностей.

Мотив дворца из воска несколько странный и удивительный. Сам по себе дворец является материнским, фемининным символом. Он защищает королевскую семью и является ее оплотом. Он часто имеет форму мандалы и таким образом привносит идею целостности в земную реальность — то есть выполняет функцию фемининного начала. В нашей сказке копию такого дворца создают из воска пчелы. Пчелы, как и некоторые другие насекомые, всегда привлекали человеческий разум своим организованным инстинктивным поведением. В пчелином рое невероятно развито бессознательное сотрудничество, и при этом мы считаем пчел совершенно бессознательными, хотя они имеют достаточно развитую нервную систему. Покойный Карл фон Фриш[43] описал потрясающие эксперименты, которые он ставил над пчелами. Они могут различать цвета и показывают друг другу, где нектар. Пчела летит, описывая большой круг, и находит нектар, но при этом она не спешит обратно в гнездо, а полетит прямо и характерными движениями брюшка и крыльев будет показывать другим пчелам дорогу к медоносу. Удалось обнаружить, что система ориентации пчел связана с поляризацией солнечного света. Бессознательное инстинктивное поведение пчел вызывает изумление, и, следовательно, они часто символизируют гармоничную деятельность безо всякой разумной организации.

Наша социальная жизнь гораздо сложнее, чем у пчел, однако и у нас в ее основе лежат инстинкты. Инстинктивную основу составляют ритуалы, которые уходят своими корнями в глубокую древность. Однако с развитием сознания эти архаические ритуалы подверглись амплификации, а иногда и рациональной организации. Инстинктивное единение, связанное с общей задачей и окружением, представляет собой идеальное сочетание, при котором религиозный архетип просто соединяет людей вместе, и они действуют сообща, находясь в гармонии с природой. В такой деятельности человек всегда терялся и находился снова, — это можно обнаружить во всех древних сообществах. В дзен-буддизме существовали группы людей, объединенные одним действующим символом; они имели прочную социальную организацию, которая опиралась на минимальное количество внешних норм. В нашей цивилизации таким примером являются мистериальные культы эпохи Поздней Античности. Мы очень мало знаем об инициации Апулея в мистерии Исиды. Он должен быть посвящен на самую высокую ступень, однако ему не хватало денег; тогда во сне Осирис ему сказал, чтобы он пошел к жрецу и попросил того о посвящении, а жрецу тоже приснился сон, сообщивший ему, что он должен снизить плату за совершение ритуала. Таким образом бог сформировал сообщество, и тогда и жрец, и вся религиозная организация подчинились архетипической власти. Пока сообщество функционирует таким образом, и человеку, и культурной жизни в группе присуща реальная свобода. Поэтому мы можем сказать, что строительство пчелами воскового дворца представляет собой модель восстановления государственной власти.

Затем аист — самая религиозная птица, которая согласно древней иудейской традиции приносит новорожденных. В своем труде Alchemical Studies[44] Юнг цитирует много текстов об аисте. Он обсуждает алхимическую картину дерева жизни, высоко в ветвях которого находится аист. Мистериальное мифологическое значение образа аиста в иудейской традиции возвращает нас к Книге Иеремии 8: 7: «И аист под небом знает свои определенные времена, и горлица, и ласточка, и журавль наблюдают время, когда им прилететь; а народ Мой не знает определения Господня». Аист воплощает нечто, имеющее божественное определение свыше, от которого он не может уклониться, как дикие гуси, которые играют ту же роль в восточной мифологии. Поведенческий паттерн аиста производит впечатление подчинения тайному ходу вещей, доступному лишь для божественного разума. Зимой аисты живут в Северной Африке. Есть два вида аистов: одни мигрируют из Европы в Африку через Испанию, другие — через (бывшую) Югославию. В основном они летят над сушей. Был проведен такой эксперимент: взяли яйца аистов, пролетающих через Испанию, и яйца аистов, пролетающих через Югославию, вывели птенцов из тех и других, вырастили аистов вместе, а затем дали им возможность совершенно самостоятельно выбрать путь. Аисты, которые относились к «испанской группе», когда пришло время, инстинктивно полетели в Африку над Испанией, аисты, относившиеся к «югославской группе», полетели над Югославией. Каждый полетел своим путем, в соответствии с паттерном, характерным для его вида, даже в полном одиночестве, руководствуясь только инстинктивным внутренним побуждением. Благодаря этим наблюдениям родилась идея, что аисты — божественные птицы, которые подчиняются своим собственным законам, не руководствуясь суждениями Эго, а следовательно, они воплощают деятельность в соответствии с внутренней истиной и внутренней сущностью. Благодаря этому, а также поверью, что аист ненавидит и убивает змей, он считался символом Христа — в качестве трансцендентной функции, то есть проявления бессознательного в виде примиряющего символа — божественного младенца. В нашей сказке его воздействие состоит в создании обновленной формы доминирующего сознания — нового короля.

В отличие от обычных сказочных сюжетов, портняга не стал королем и остался при дворе, а башмачника ждет суровое наказание. Его отвели в лесную чащу, где вороны выклевали ему глаза, и он заблудился. В большинстве сказок носители зла наказываются жестокой смертью; это обстоятельство позже вызывало много нареканий, так как люди считали, что детям не нужно об этом слушать. С юнгианской точки зрения следует отметить, что носители зла, которые несут наказание, — это не реальные люди. Дети инстинктивно это знают. Это архетипические фигуры, которые совершенно разрушительным образом губят нашу человечность, и поэтому для их подавления требуется жесткая и грубая сила. Мы не можем оставаться равнодушными и попустительствовать алкоголизму, наркозависимости или другим наклонностям, которые представляют угрозу жизни. Мы должны их окончательно остановить. Именно поэтому так жестоко наказываются в сказках мифические носители зла и именно поэтому нам становится спокойнее, когда мы узнаем, что они наказаны. Предотвращение преступности — совсем другая тема, в которую я не хочу сейчас углубляться.