Ферн

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

– Вы подумали, какое платье наденете на вечеринку? – спросила Роза Ферн.

– Нет. Я…

– Мэдисон ведь пригласил вас, не так ли? Он сказал мне, что пригласил, только мужчины не всегда помнят о таких пустяках, как приглашение на вечеринку. И уж могут начисто забыть о подобной мелочи, мотаясь по пыльной прерии в поисках новых скотных дворов.

– Да, но…

– Тем не менее, нам следует поторопиться, – сказала Роза, внимательно глядя на Ферн. – Может быть, купить новое платье в магазине, если у вас нет дома подходящего. В Абилине продают платья для балов?

– Не знаю. Я никогда не покупала себе платья.

– Никогда? – спросила Роза, и ее глаза удивленно округлились.

– Ни одного не купила в жизни, – сказала Ферн с каким-то вызовом в голосе. – Я не ношу платьев.

– Вы Мэдисону об этом говорили?

– Я сказала ему, что не пойду с ним.

Выражение лица Розы стало непроницаемым.

– Он сказал мне, что вы пойдете с ним.

– Мэдисон никогда не слушает то, что ему не нравится, особенно, если это говорю я.

Тишина.

– Вы пойдете?

Ферн уже сколько раз говорила себе, что не пойдет, но неожиданно для себя произнесла:

– Я бы могла пойти.

– Но тогда вам нужно иметь платье.

Выходит, Роза такая же, как и все. Ферн не знала, почему она считала ее другой. Наверное, потому, что Роза пожалела ее больше других. Ферн думала, что эта женщина поняла ее.

– Мужчины ведь ходят в штанах, а что, женщинам нельзя?

– Я знаю, что вы и Мэдисон имеете привычку все делать наоборот и всем назло, – сказала Роза с нетерпением в голосе, – но вечеринка миссис Маккой – не место для перебранок. Там будет много народу. Люди ходят на вечеринки, чтобы развлекаться и расслабляться. Если вы хотите, конечно, испортить им вечер, то ходить не стоит. Кроме того, Мэдисон уже высказал свое мнение по поводу вашей одежды.

– Он уже по поводу многих вещей высказал свое мнение.

– Очевидно, вы плохо его слушаете. У мужчин клана Рэндолфов много положительных качеств, но уступчивость не в числе их добродетелей.

– Я не собираюсь вить из него веревки.

– Хорошо. Мне бы не понравилось, если бы вы влюбляли его в себя только для того, чтобы отвергнуть в конечном счете.

– Я? Влюблять его в себя!?

Ферн совершенно растерялась. Как мог кто-то, особенно Роза, думать, что она пытается влюбить в себя Мэдисона. Даже если бы она могла это сделать, она не стала бы пытаться влюбить его в себя. Она не хотела привлекать к себе мужчин после той ужасной ночи.

– Я никогда не старалась нравиться Мэдисону. Но если он настаивает на том, чтобы я носила платье, значит, я ему, в сущности, безразлична.

– Наоборот, если он настаивает на этом, значит, вы ему не безразличны.

– Почему вы так считаете?

– Может быть, он думает, вы откроете в себе нечто такое, что таите от себя самой, когда наденете платье.

– Что же эта такое?

– Спросите его.

Ферн почувствовала, как волнение нарастает у нее в груди. Он, должно быть, действительно ее любит. Он целовал ее. И он говорил ей, что она красива. Он сказал ей, что будет повторять это, пока она сама не поверит в то, что привлекательна. И если Роза говорит, что Ферн нравится Мэдисону, то, наверное, так оно и есть. Ферн столько лет жила с мыслью, что она никому не нужная дурнушка, что привыкла к этому. Она поражалась, с какой силой хочет сейчас, чтобы ею восхищались. Это можно было сравнить с ощущениями изголодавшегося человека при виде пищи.

(Ничтожество! Ты ничем не лучше Бекки и всех остальных. Несмотря на все твои мужские замашки, твои штаны и загар и натруженные руки, испанские шпоры и умение отлично скакать верхом – ты всего лишь тщеславная женщина.)

Ей было все равно. Она хотела видеть, как загораются его глаза, когда он смотрит на нее. Она хотела этого так сильно, что у нее напряглись все мускулы. Но смелости пойти с ним на вечеринку у нее не хватало. А ведь там бы она узнали наверняка, нравится она ему или нет. Роза может и ошибиться.

Черт побери! Она не могла понять, почему она так хочет на эту вечеринку. Все эти годы она не испытывала ни малейшего желания делать это.

Чего она хотела добиться?

Она хотела заполучить Мэдисона.

Господи сохрани, она, должно быть, сходит с ума. Не может быть, чтобы она влюбилась в Мэдисона. Она ни в кого не может влюбиться.

О, Боже! Она любила Мэдисона. Она так увлеклась делом Хэна, так много спорила и угрожала, что не обратила внимания на то, что творится в ее собственном сердце.

Паника овладела Ферн. Ей нужно было побыть одной.

– С вами все в порядке? – спросила Роза. – Вы очень побледнели.

– Думаю, я еще не совсем здорова, – ответила Ферн.

– Тогда полежите до обеда. Я позабочусь о том, чтобы никто вас не беспокоил.

Слишком поздно, думала Ферн про себя. Слишком поздно.

– Но я не умею танцевать, – протестовала Ферн.

– И не надо, – сказал Мэдисон. Он все еще не мог смириться с ее отказом пойти с ним на вечеринку.

– Я тоже не могу танцевать, – сказала Роза, поглаживая себя по животу. – Я слишком неуклюжая.

– Ты такая же грациозная, как и всегда, – сказал Джордж.

– Мило с твоей стороны, что ты так говоришь, дорогой. Но, я думаю, я лучше присяду где-нибудь в уголке и буду смотреть, как танцуют другие.

– Пусть Мэдисон научит вас танцевать, – посоветовал Джордж Ферн.

– Можем начать прямо сейчас, – сказал Мэдисон, вставая.

– Я могу поиграть на пианино, – предложила миссис Эббот.

Все удивленно посмотрели на нее.

– Но я играю очень плохо, – добавила она.

– Никто не будет учить меня танцевать, – заявила Ферн. Щеки ее горели. – Я же говорю вам, что не пойду на вечеринку. Но если бы даже и пошла, я не позволила бы таскать себя по всему залу у всех на виду. Я бы чувствовала себя идиоткой.

В этом доме было принято оставаться за столом после обеда и обсуждать события дня. Полутьма, простенькие обои, крашеная мебель – все это не очень веселило. Но здесь было как-то уютней, чем в гостиной.

– Ну что ж, обсуждайте эту тему наедине, после того как мы уйдем, – сказала Роза, вставая. – Надо еще прогуляться перед сном и уложить Уильяма Генри вовремя.

– Вы можете перейти в гостиную, – предложила миссис Эббот. – Я пока уберу со стола.

Но Мэдисон и Ферн решили выйти на крыльцо. Роза и Джордж пошли прогуляться по городу. Они шли, держась за руки, а Уильям Генри бежал перед ними, о чем-то их возбужденно расспрашивая. Но они разговаривали только друг с другом.

Ферн восхищала любовь Розы и Джорджа. Глядя на них, она чувствовала себя ужасно одинокой. Интересно, Мэдисон мог любить ее? Он проводит с ней время, проявляет к ней интерес, но, ей кажется, что он просто хочет изменить ее. Вряд ли, размышляла она, его интересуют мотивы ее поведения. Он считает, что она должна измениться ради него. Как глупо быть влюбленной без надежды, что тебя полюбят.

– Мы можем начать прямо сейчас, – сказал Мэдисон.

– Сейчас? – спросила она неожиданно тонким голосом, прервав свои размышления.

– Конечно. Уже почти темно, никто нас не увидит.

– Если бы сейчас было полное затмение солнца, то только тогда я позволила бы тебе давать мне уроки танцев на крыльце дома миссис Эббот, – заявила Ферн. – Я выросла здесь и знаю местных жителей очень хорошо. Они мне такого никогда не забудут.

– Тогда присядь, – сказал Мэдисон. Взял ее за руку и повел к скамейке.

– Я лучше постою. Я достаточно насиделась и належалась за последние дни.

Он все-таки усадил ее рядом с собой. Она хотела было встать, но решила, что он все равно от нее не отстанет. Пусть будет на этот раз так, как он хочет.

– Я забыл, что ты не можешь сидеть без дела. Ждешь с нетерпением, когда опять вскочишь на коня?

Странно, но Ферн не скучала о своем коне.

– Если Роза согласится, я покатаюсь с тобой завтра, – сказал Мэдисон.

Ее сердце билось чаще только оттого, что она сидела рядом с ним. Ей не нравилось это. Еще больше ее расстраивало то возбуждение, которое она испытывала. Она прекрасно знала, что это значит, и ненавидела себя, но ничего не могла с собой поделать. С каждым днем становилось все хуже. Единственное лекарство – избавиться от Мэдисона.

Но пойти на это она не могла.

– Я не хочу ехать с тобой. Что, если папа меня увидит?

– Я не позволю ему заставлять тебя работать. Этого ты боишься? – спросил Мэдисон.

Ферн почувствовала, как слабеет напряжение. Он все еще был готов защищать ее от враждебного мира. Она не была ему безразлична.

Ее не волновало то, что ей предстоит вернуться домой и начать работать. Она даже хотела бы поскорей начать работу. Ее беспокоило лишь то, что Мэдисон не будет приходить к ней на ферму. Она хотела оставаться в доме миссис Эббот как можно дольше, несмотря на гнев отца.

– Почему ты боишься того, что люди говорят о тебе? – спросил Мэдисон. – Мне кажется, ты только тогда успокаиваешься, когда залезаешь в свою нору, где прячешься от всего мира. Ты в этом весьма преуспела.

– Я всего лишь фермерская дочка.

Ей трудно было сосредоточиться. Его рука лежала на спинке скамейки, прямо у нее за головой. Их тела разделяли всего несколько дюймов. Таких крохотных дюймов.

– Фермерская дочка, которая хотела бы быть фермерским сыном.

– Не понимаю, что за радость быть женщиной? – спросила она. – Мужчины вечно тобой командуют – иди туда, говори то, делай это. Они считают – все, что ты умеешь, это готовить, делать уборку и рожать детей. Ты сам думаешь, что я не вправе носить ту одежду, которую хочу.

– Ты все сказала?

– Нет, не все, – ответила Ферн, пытаясь сесть подальше от Мэдисона и поворачиваясь к нему лицом. – Если девушка не желает терпеливо ждать, пока кто-то возьмет ее в жены, то из такой девушки мужчины делают шлюху или что-то в этом роде.

Ферн всю трясло, как от холода. Воспоминания той ночи, восемь лет назад, нахлынули на нее. Огромным усилием воли она опять загнала их в темный угол своего сознания, где прятала этот кошмар.

– Дело не в том, – сказал Мэдисон. – Ты боишься жителей этого городка не больше, чем я. Дело в твоем отце.

– Нет, – Ферн пыталась защищать отца. Мэдисон несправедливо обвинял его. Она не могла рассказать Мэдисону о том, что случилось той ночью.

– Роза рассказала мне о том, что он говорил. Если он хоть прикоснется к тебе, я ему руки отобью, – поклялся Мэдисон.

– Он не бьет меня. Он меня любит, – настаивала Ферн.

Мэдисон придвинулся к ней. Не вплотную, но был совсем близко.

– Я сомневаюсь, что твой отец способен любить что-то еще, кроме своего счета в банке. Что бы он делал, если бы ты надела платье и перестала заниматься хозяйством?

– Я не могу позволить себе не заниматься хозяйством. Нас же всего двое на ферме, – настаивала Ферн, не желая признаться даже себе самой в тех сомнениях, которые одолевали ее сердце.

– Он мог бы нанять работников. От вашего стада такой доход, что вы могли бы запросто платить двум мужикам, вроде Пайка и Рида.

Ферн не знала, то ли ей злиться на Мэдисона за то, что он лезет в финансовые дела отца, то ли радоваться, что он так беспокоится о ней. Она решила радоваться. Ее жизнь менялась. Она могла быть с ним женщиной. Это значило, что он переставал быть ее соперником, он становился объектом ее безграничного любопытства. Она хотела без конца смотреть на него, внимательно слушать его. И, хотя она не смела, она желала прикасаться к нему. Ферн хотела знать, что она почувствует от прикосновения к этим сильным рукам, которые держали ее на всем пути от фермы Коннора до города.

Она, словно впервые, посмотрела на Мэдисона. Ее удивило, как такие черные глаза могут быть одновременно такими живыми, сверкающими огнем. Ее интересовало, как он выглядит в растрепанном виде, когда волосы падают ему на глаза, а лицо не брито.

Она хотела знать, устает ли он когда-нибудь от своей независимости. Не хочет ли он иногда иметь рядом близкого человека? Интересно, бостонские женщины считают, что мужчина должен знать ответы на все вопросы? Ферн не возражала бы полюбить такого человека, который совершает ошибки.

Конечно, такие люди, как Мэдисон, никогда не признаются, что ошибаются. Ему, должно быть, нелегко от этого. Ему нужен кто-то, с кем он мог бы побыть самим собой, кто-то такой, кто любил бы его.

Ее удивляло, что, находясь с ним рядом, она чувствовала себя совсем не тем человеком, что раньше. Она не понимала, почему все, чего она старалась достичь раньше, было совсем не тем, чего она хотела теперь. Более всего ее сбивало с толку то, что она хотела измениться, даже рискуя потерять себя прежнюю навсегда.

Находясь рядом с Мэдисоном, она теряла всю свою сопротивляемость. У нее больше не было ни энергии, ни желания защищаться. Медленно, но верно он срывал с нее защитный камуфляж, обнажая ту нежную Ферн, существование которой она упорно скрывала от чужих глаз.

Ферн хотела отделаться от своих навязчивых мыслей. Они смущали ее, даже пугали немного. Она отвернулась, чтобы Мэдисон не мог прочитать по ее глазам, что она думает.

Рука Мэдисона касалась ее плеча, и она чувствовала, как тысяча острых иголок вонзается в нее. Она всем своим существом ощущала его.

– Думаю поговорить с ним завтра, – продолжал Мэдисон.

– Я сама поговорю с отцом, – сказала Ферн, благодарная Мэдисону за то, что он Настолько озабочен ее судьбой, что старается защищать ее от отца, но и раздраженная тем, что он не спросил сначала ее разрешения на такой разговор.

– Но ты не станешь с ним говорить.

– Откуда ты знаешь?

– Ты вбила себе в голову, что для того, чтобы с тобой нормально обращались, необходимо работать больше, чем любой мужчина. Но ты всегда останешься только жалкой имитацией мужчины. Я полагаю, однако, что, если бы ты захотела, то могла бы стать замечательной женщиной. И весьма красивой к тому же.

Ферн не проронила ни слова.

Презрение Мэдисона ко всему тому, чего она с таким большим трудом добивалась в жизни, бесило ее. Знал ли он, как здорово она ездила верхом, как ловко могла заарканить быка, стрелять без промаха? Нет, не знал. Знал ли, чего ей стоило добиться уважения к себе со стороны мужчин? Конечно же, нет. И он хотел свести на нет все ее достижения одной фразой!

Ферн не могла больше злиться на него. Никто и никогда не называл ее замечательной женщиной. Никто не говорил, что она могла бы быть красивой. А ведь он видел ее только в штанах. Лишь сегодня она перестала расхаживать по дому миссис Эббот в шляпе.

– Почему ты так считаешь? – спросила Ферн. Она знала, что не надо быть такой любопытной. Мэдисон всегда говорит вещи, которые ей не нравятся. Она прекрасно понимала, но не могла справиться с собой.

– Что я считаю?

– Что из меня может получиться красивая женщина. – Трудно было признаться в собственном любопытстве. Он поймет, что нравится ей.

– Тебе надо поменьше бывать на солнце и ветре, чтобы твоя кожа перестала походить на древний пергамент. – Легкая улыбка появилась на губах Мэдисона – Ты больше похожа на индианку, чем на бостонскую даму.

Его палец прикоснулся к ее плечу, и она вся вспыхнула, как сухой хворост.

– Лучше быть простой индианкой, чем бостонской дамой, – фыркнула Ферн. – Индианки, по крайней мере, более сообразительные.

– Ты сообразительная. Это то, что мне в тебе нравится.

– Раньше тебе во мне ничего не нравилось.

– Я изменил свое мнение.

– Относительно чего?

– Относительно почти всего. Я все еще не хочу, чтобы ты одевалась в мужскую одежду, но я заметил, что у тебя отличная фигура. Если же на тебе будет надето несколько юбок, то она не так будет бросаться в глаза.

Ферн покраснела. До этой минуты она затоптала бы на своем коне любого, кто осмелился бы сказать ей нечто подобное. Но пальцы Мэдисона касались ее шеи, и это сводило ее с ума. Она не могла найти нужных слов, чтобы отвечать должным образом.

– Мне нравится, тем не менее, что ты сняла эту шляпу. У тебя прекрасные глаза. От пребывания на солнце они были налиты кровью, но теперь они просто замечательные. Большую часть времени они карие, но, когда ты злишься, становятся зелеными.

Он зажал ее локон между пальцев.

– Удивительно, что ты не обрезала волосы. Я хотел бы видеть, как они падают на твои плечи, и ветер развевает их у тебя за спиной.

Ферн не собиралась говорить ему, что волосы – один из атрибутов ее женственности, с которым она ни за что не хотела расставаться. Если бы она сказала ему об этом, он посчитал бы это слабостью, а с ним она и так уже проявила достаточно слабости.

– Я зацеплюсь за первое попавшееся дерево.

– Я представлял, как ты едешь со мной верхом, а не гоняешься за этими несчастными бычками. Ты что, ни о чем другом, кроме них, думать не можешь?

– Я вовсе не думаю о…

– Мне нравится, когда ты улыбаешься. Твое лицо при этом совершенно меняется. Тебе не идет хмуриться.

Его пальцы ласкали ее шею. Ферн думала о том, что она почувствует, если его пальцы коснутся ее голого плеча.

– Вспомни свой собственный совет, – удалось ей промолвить.

– У тебя ямочки. Я их раньше не замечал.

Ферн презирала эти ямочки.

– Они симпатичные. С ними ты больше похожа на фермера.

Если он и дальше будет продолжать в том же духе, то она пожалеет, что затеяла этот разговор.

Она еще не встречала человека, говорящего о вещах, которые ему нравятся, с таким презрением в голосе. В таком тоне Мэдисон мог говорить ей, что она похожа на бульдога, а не о том, что она исключительная девушка, которую он искал и не мог найти в Бостоне.

– Рада слышать от тебя это, – сказала она, – мне нравятся фермеры. От техасских скотоводов я не в восторге.

– Ты еще не познакомилась с моим братом Монти.

– Роза мне про него все уши прожужжала. Ей кажется, что он мне больше понравится, чем ты.

Она не хотела его обидеть этой фразой: это были слова Розы. Но то, что сказала, подействовало на Мэдисона, как удар тока.

Он отдернул руку и отодвинулся от Ферн. Это ее поразило.

Мэдисон даже представить себе не мог, как могут разозлить его эти праздные слова. Он никогда не ладил с Монти, но теперь просто хотел задушить его. Ему плевать было на то, что Роза любит Монти больше, чем его. Мэдисон не мог смириться с тем, что Ферн могла бы предпочесть ему этого забияку. Он уже думал о Ферн, как о своей собственности, и не потерпел бы, чтобы кто-то покушался на нее. Пусть даже этот кто-то далеко отсюда.

(Все это смешно. Если бы кто-то другой вел себя так, ты считал бы его идиотом.)

Может быть, но он ничего не мог с собой поделать. У него не было сил бороться с желанием, которое все усиливалось в нем, подобно жаре в пустыне. Он был заинтригован Ферн с самого начала, а теперь он просто горел от нетерпения прикоснуться к ней, обнять ее. Раньше он только хотел защищать ее, сделать ее счастливой. Она этого заслуживала, но теперь он желал большего. Прошло несколько дней и притягательность ее тела покорила его. Ему было уже наплевать – носит она штаны или нет. Он любил ее в любом наряде. У нее была узкая талия, крутые бедра и длинные стройные ноги, которые ему даже во сне не снились.

Она ходила, слегка покачивая бедрами, что не могло не волновать любого нормального человека.

Ему нравилось держать ее в своих руках, ощущая тепло ее тела. Ему нравилось целовать ее. Он мечтал о том, чтобы заняться с ней любовью.

Он уже не рассматривал ее как особу, бунтующую против своего пола. Он смотрел на нее как на женщину, которая возбуждала его, которая хотела, чтобы ее любили.

Но, даже испытывая невероятное желание к ней, он сдерживал себя. Он чувствовал, что должен быть осторожен с Ферн. Мэдисон смутно догадывался, что однажды какой-то мужчина ее уже обидел. В своем невежестве он мог обидеть ее еще сильнее.

А Мэдисон не хотел этого делать. У нее и так было достаточно горестей и так мало радостей. Он страстно желал заняться любовью с ней, но обрек бы себя на вечное воздержание от половой жизни, если бы причинил ей хоть малейший вред.

То чувство вины, которое выражали ее глаза, чуть не заставило его улыбнуться. Он сразу почувствовал себя лучше. Пусть ей будет немного стыдно за свои слова. Это говорит о том, что ей так же небезразличны его чувства, как и ему ее.

И он не возражал против того, чтобы она пожалела о том, что расстроила его. Она постоянно держала его на расстоянии. Может быть, сейчас тот самый момент, когда следует проломить брешь в стене, которой она отгородила себя от всего мира.

И он намеревался это сделать. Она слишком долго находилась в раковине, которую никто не мог разбить.

Но Мэдисон доберется до этого сокровища. И в самое ближайшее время.