Ферн

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Стук в дверь прервал размышления Мэдисона. Он выругался и отложил в сторону бумаги. Открыл дверь и увидел, что в коридоре стоит Пинкертон, нанятый им сыщик.

– Входи, – сказал Мэдисон.

Мэдисону явно не хотелось впускать сыщика в данную минуту, но он поспешно вошел в комнату, как бы не замечая недовольства Мэдисона.

– Как поживает семья Эдди?

– Отлично. Деньги, которые вы им посылаете, здорово помогают им. Они стали жить лучше, чем раньше. Жена Эдди хорошая хозяйка.

– А как их ранчо?

– Люди вашего брата сделали там больше, чем Эдди за все время, пока он владеет этим ранчо. Я думаю, что его жена не будет возражать, если вы подержите подольше ее мужа.

– Она его получит назад, как только закончится суд. Как твое расследование? Удалось что-нибудь узнать?

– Немного. Только один человек пока соответствует вашему описанию, но я никак не могу найти доказательств того, что он причастен к убийству.

– Есть какие-нибудь соображения?

– Нет. А у вас?

– Есть кое-что.

– Скажите мне, – сказал сыщик и сел.

В день вечеринки Роза встала из-за стола после завтрака и произнесла оживленно:

– Пора примерить платье. Пойдем в мою комнату.

Ферн всю ночь думала о том мгновении, когда она будет примерять платье, но была совершенно не готова увидеть те платья, которые лежали на кровати Розы. Одно платье можно было носить повседневно. Нижняя часть его была голубой, а верхняя – украшена крохотными голубыми цветами и полосками. Очень красивое платье, но совершенно не сравнимое с другим – замечательным вечерним платьем золотистого цвета. Ферн так давно отказывалась от платьев, что не могла представить, как она будет себя чувствовать, когда наденет платье, но она моментально почувствовала страстное желание надеть это золотистое платье.

– Что ты о них думаешь?

Она думала, что золотистое платье было очень красивое. Она обменяла бы своего любимого коня на это платье лишь для того, чтобы показаться в нем Мэдисону.

– Я не разбираюсь в платьях, – ответила Ферн. Она смутилась, как будто только что призналась в совершении какого-то постыдного поступка. – А что ты думаешь?

– Я думаю, что они восхитительны, – сказала Роза, – особенно золотистое. Мне бы оно очень пошло. А вам, может быть, лучше пошло бы голубое. Оно, правда, попроще, не такое изысканное.

Ферн посмотрела на голубое, но ее взгляд вернулся к золотистому.

– Какое ты сама надела бы на бал? – спросила Ферн.

– Золотистое. В голубом можно ходить дома или навещать друзей.

– Тогда я, пожалуй, примерю сначала золотистое платье.

Ферн понимала, что если она наденет это платье, то это ей вряд ли поможет. Наверное, возникнет еще больше всяких проблем, чем их было раньше. Но ей было на все наплевать. Она хотела пойти на вечеринку именно в этом платье.

Но с этим были связаны определенные трудности. Если она пойдет на вечеринку, то никогда уже не сможет вести тот образ жизни, который она вела до того момента, как Мэдисон сошел с поезда в Абилине. Но Ферн не хотела думать о последствиях. Если бы она задумалась о них, то никогда бы не решилась пойти на бал.

Всю жизнь она прожила, нося в себе страх, который мотивировал все ее поступки. Сегодня она отбросит все предосторожности. Она наденет это платье, она пойдет на вечеринку и будет танцевать весь вечер, хотя и не имеет представления о том, как танцевать.

Очень скоро Мэдисон уедет домой, и все ее мечты рухнут. С этим придется смириться, но пусть у нее будет один момент блаженства. Она хотела лететь на яркий огонь вместе с другими прекрасными мотыльками. Раз в жизни она хотела почувствовать себя женщиной, как все остальные. Она хотела любви. Она не хотела ни о чем думать, забыть о здравом смысле, бросить вызов условностям.

Она будет летать так высоко и так долго, как пожелает. Не важно, если она обожжет себе крылья и упадет на землю. Послезавтра ее уже никто не увидит. Завтра она переедет на ферму. Завтра она навсегда забудет Мэдисона.

Нет, только он останется в ее сердце до конца дней.

– Разденься, – приказала Роза. – Попробую найти тебе подходящую сорочку.

– Зачем? – спросила Ферн. – Я могу надеть платье на мое собственное нижнее белье.

– Нельзя примерять платье так, как ты примеряешь башмаки, – сказала Роза. – Нужно подготовиться к этому.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты увидишь.

В течение следующего получаса Ферн позволила, чтобы ее толкали и дергали, крутили и вертели, обсуждая при этом, как она выглядит. Роза и миссис Эббот принялись спорить о том, какой должна быть длина волос Ферн и какая прическа пойдет ей больше всего. Она выслушивала их замечания относительно того, что ее волосы слишком неухоженные. Миссис Эббот буквально оплакивала кожу Ферн.

– У некоторых мужчин кожа и то лучше, – чуть не причитала она. – Вы что, никогда не смазываете кожу кремом на ночь?

– Папа побил бы меня палкой, если бы увидел жир на моем лице.

– Крем, – поправила миссис Эббот. – Жиром смазывают обувь. И посмотрите на ее плечи – они у нее белые, как полотно, а руки и шея, коричневые, как у индейцев. Где же найти такое платье, которое могло бы прикрыть ее с головы до ног?

Ферн и вообще не была о себе высокого мнения, но критические замечания миссис Эббот окончательно добили ее.

– Все не так плохо, как кажется, – сказала Роза, – нам надо придумать какой-нибудь высокий воротник и длинные рукава. Будем надеяться, что вечер будет прохладным.

– В июле прохладно не бывает, даже вечером, – сказала миссис Эббот.

– Что ж, на погоду я повлиять не могу, но с кожей можно будет что-нибудь придумать, – сказала Роза. Она взяла со стола кувшин, опустила палец в его содержимое и начала осторожно натирать кожу Ферн.

– Крем к ней не пристает, – воскликнула миссис Эббот. – У нее кожа сухая, как пергамент.

– Ничего, крема у меня много, – сказала Роза, снова погружая палец в кувшин.

Ферн позволила мазать и массажировать себя. Она знала, что толку от этого не будет. Даже если ей накраситься, как это делают девушки из салуна «Жемчужина», и то вряд ли поможет. Красивей она не станет.

– А теперь надо заняться волосами.

– Что? – воскликнула миссис Эббот. – Да это все равно, что расчесывать щетину.

– Сначала надо их вымыть, – сказала Роза. – Там сейчас, наверное, можно найти все, что произрастает в канзасской прерии.

– Я регулярно мою волосы, – протестовала Ферн.

– Я шучу, – сказала Роза. – После одного дня, проведенного в техасской чаще, надо потом долго отмываться.

Ферн не успокоило такое невыразительное извинение, но она послушно разрешила, чтобы ей вымыли волосы. Когда ей намылили голову, она предалась грезам наяву. Вот она в золотистом платье, окруженная мужчинами, которые добиваются возможности поговорить с ней, поднести ей какой-нибудь напиток или закуску, проводить ее до дома и попросить разрешения проехать с ней верхом.

Пока она решает, кому отдать предпочтение, появляется Мэдисон. Растолкав всех, он берет ее за плечи и обнимает. Не слушая громких возгласов изумления, он прижимает ее к себе так плотно, что ей кажется, что будто жар его желания вот-вот сожжет ее.

– Я думаю, нам надо только слегка из подрезать, – говорила Роза.

– Мне кажется, надо обрезать их покороче и сделать завивку.

– Нет! – воскликнула Ферн, с ужасом представляя, как появится на балу вся в завитушках. – Я никогда не обрезала волосы.

– Что, если мы соберем их в красивый пучок на твоей шее? – спросила Роза. – А, может быть, ты хочешь, чтобы мы их уложили на голове?

– Тогда она будет самая высокая женщина на вечеринке, – возразила миссис Эббот.

Ферн разрешила им делать с собой все, что они хотели, но волосы трогать не дала. Она не станет ни за что обрезать их, сколько бы неудобств они ей не доставляли. У ее матери были длинные волосы, а она всегда хотела быть похожей на мать.

– Жаль, что мы не можем обнажить твои плечи, – сказала Роза, – однако, кожа станет лучше, если ты не будешь проводить столько времени на солнце.

– К сегодняшнему вечеру она лучше не станет, – сказала миссис Эббот.

– Нет, к сегодняшнему вечеру не станет, – согласилась Роза со вздохом. – Но у меня есть жакет болеро, она может его надеть.

Ферн обедала в своей комнате, пока ее волосы сохли. Роза была с Уильямом Генри и Джорджем.

Ферн решила, что если для того, чтобы стать красавицей необходимо постоянно мыть голову, натирать кожу кремом до такого состояния, пока не становишься похожей на жирную свинью, и все время примеривать десятки сорочек, платьев и жакетов, то стоит только пожалеть таких юных леди, как Саманта Брюс. Ожидание было ужасно. Ферн страшно скучала. Она привыкла к подвижной жизни, а тут пришлось все утро просидеть в одном и том же кресле, не выходя из комнаты, и соглашаться со всем, что говорит Роза. Ферн сама любила командовать.

– А что это такое? – спросила Ферн, когда Роза и миссис Эббот вновь пришли к ней после обеда.

– Это корсет, – сказала Роза, имея в виду вещь, которую держала в руках, – его надевают под платье.

– Я его надевать не буду, – заявила Ферн, отталкивая от себя корсет. Она уже слышала о корсетах. Она даже видела их на девушках из салуна «Жемчужина». Иногда они расхаживали а одних корсетах на голое тело.

– Мы его не будем сильно затягивать, – сказала Роза. – Ты и так стройная.

– Я его не надену, – сказала Ферн.

– Но вечерние платья без него не носят.

– Нет, – сказала Ферн, поглядывая на корсет, как будто это был какой-то злой зверек. Она думала, что это варварское приспособление такая вещь, которая, как сказал бы Мэдисон, могла быть изобретена только в Канзасе.

– Я подержу ее, а вы накидывайте на нее корсет, – предложила миссис Эббот.

– Нет, – сказала Роза. – Она должна понять, что без него ей не обойтись. Иначе ничего не получится.

– А ты сама носишь такие вещи? – спросила Ферн Розу.

– В ее положении? – воскликнула миссис Эббот.

– Я бы ей не советовала.

– Я бы его надела, чтобы не казаться такой огромной, – сказала Роза.

– Но ты будешь носить корсет после того как родишь?

– Все женщины носят корсеты, – сказала Роза со смирением в голосе. – Без этого предмета нельзя прилично выглядеть.

(Если ты намерена идти на эту вечеринку, то полумерами не обойтись. Саманта Брюс носит корсет. И ты должна надеть корсет.)

Все оказалось не так ужасно, как думала Ферн. Она не испытывала особых неудобств в корсете, ее беспокоило только одно – она не могла в нем согнуться. На лошадь бы она не села в этой штуковине, это точно. И корову не смогла бы клеймить. Она не была уверена даже, что может вздохнуть полной грудью.

– А теперь пора сделать тебе прическу, – сказала Роза. – Это займет уйму времени.

– Она скоро поймет, что лучше бы ей обрезать волосы, – сказала миссис Эббот.

Ферн думала, что у нее не хватит терпения ждать, пока они сделают ей прическу, но обрезать волосы она им позволить не могла.

– Я думала, будет хуже, – сказала миссис Эббот, после того, как в волосах Ферн оказалось, на ее взгляд, не менее ста заколок.

– Да, получилось неплохо, – заметила Роза. – Даже не ожидала такого.

– Дайте мне посмотреть на себя в зеркало, – попросила Ферн.

– Сначала мы тебя полностью подготовим к балу, а потом посмотришь на себя, – возразила Роза.

Последние часы приготовлений были особенно тягостны. Время страшно тянулось. Ферн старалась утешать себя мыслью, что необходимо пройти через все эти испытания, чтобы хорошо выглядеть на вечеринке. Надо выдержать все ради Мэдисона.

Но как только Ферн начала примерять платье, все изменилось. Ее страдания закончились. Скоро Ферн должна преобразиться.

Она уже больше не скучала. Она чувствовала то возбужденное нетерпение, которое испытывает любая женщина, когда наряжается, преображаясь в нечто божественное.

Она молча терпела, когда на нее надевали платье, дергая при этом его в разных местах, поправляя и подгоняя, чтобы оно хорошо сидело. Платье подходило ей идеально, словно было куплено для нее. Ей пришлось принять решение, что лучше надеть, чтобы скрыть плечи: жакет или шаль.

Ферн решила, что жакет подойдет ей лучше. Пришлось потерпеть, пока Роза и миссис Эббот решали, какие украшения ей лучше надеть, примеряя те и эти, пока не нашли наиболее подходящие.

Но когда они стали говорить о том, стоит ли заколоть ей в волосы цветы, и если да, то какие именно, она уже не могла больше терпеть.

– Я хочу посмотреть на себя, – сказала она, ерзая от нетерпения.

– Я все же настаиваю, что цветы необходимы. Они смягчат цвет кожи и черты лица, – сказала миссис Эббот.

– Цветы здесь не помогут, – возражала Ферн. – Мое лицо всегда было похоже на дубленую кожу и останется таким навеки. Дайте же мне посмотреть на себя в зеркало.

– Я думаю, тебе действительно пора на себя взглянуть, – сказала Роза. Она взяла зеркало и протянула его Ферн.

Ферн не верила, что смотрит на свое отражение. Нет, она не была красавицей и никогда ею не станет, но выглядела она все же лучше любого бульдога в Канзасе.

Больше всего ее поразило то, что она совершенно не была похожа на себя. В зеркале была не Ферн Спраул. Она смотрела на незнакомую женщину, еще неведомую в Абилине.

– Вы себе нравитесь? – спросила миссис Эббот, не в силах сносить молчание Ферн.

– Я не похожа на себя.

– И это, полагаю, вас радует, – сказала хозяйка дома.

Роза нахмурилась и строго посмотрела на нее.

– Это твоя другая половина, – сказала Роза. – Она всегда была в тебе, просто ты скрывала ее.

– Да уж, половина, – сказала Ферн, не зная, что и думать по этому поводу. – Что я буду делать с этой половиной на ферме? – спросила она, показывая на свое отражение в зеркале. Она говорила так, как будто здесь было две Ферн. Естественно, что та другая женщина будет думать и вести себя совершенно по-другому, чем первая. Это беспокоило Ферн. Мэдисон и так внес уже достаточно неопределенности в ее жизнь. Она не была уверена, что сможет переносить дальнейшие перемены.

– Ты научишься быть женщиной, – сказала Роза. – Это не всегда легко, но нам всем приходится учиться этому.

Однако Ферн сомневалась: должна ли она этому учиться. Она годами создавала свой прежний образ, и он ее вполне устраивал. Она знала, чего ждут от нее люди. Все знали, чего она ждет от них. Но теперь она понятия не имела, что ей делать с этой женщиной в зеркале. Хуже того, она не знала, как люди будут воспринимать ее в новом виде. И она боялась того, как она сама будет воспринимать себя такую.

Ферн чувствовала себя неважно. Она боялась, несмотря на то, что, в общем, нравилась себе в новом обличье; а Роза и миссис Эббот подтверждали, что она отлично выглядит. Но ее пугала мысль о том, как воспримет новую Ферн Мэдисон. Он никогда не видел ее в платье. Если он говорит правду и не любит Саманту, то и ее может разлюбить, потому что она больше не похожа на себя, а до красоты Саманты ей еще, ох, как далеко.

– Не кусай ногти, – сказала Роза. – Ты выглядишь замечательно.

– Я не кусаю ногти. Я их даже не вижу. – На руках Ферн были тонкие перчатки, и они тоже нервировали ее.

– И не кусай губы. Если не перестанешь, они у тебя распухнут к тому времени, как сюда придет Мэдисон.

– Я думала, что мужчины любят женщин с пухлыми губами.

– Может быть. Но я сомневаюсь, чтобы они любили привкус крови на женских губах. – Джордж вошел в комнату. – Скажи ей, что она хорошо выглядит, – обратилась к мужу Роза.

Ферн заставила себя улыбнуться Джорджу, но для нее мало значило то, что думает о ее внешности муж Розы. Для нее было важно одно – чтобы Мэдисон любил ее. Она не сможет пойти на вечеринку, если он будет стесняться ее внешнего вида. Но и дома она не сможет остаться: после всех трудов, которые приложили Роза и миссис Эббот, чтобы нарядить ее, было бы неблагодарностью по отношению к ним не пойти на бал.

– Вы выглядите превосходно, – сказала Джордж. – Я должен признаться, что не ожидал, что вы такая красивая. Вы оказывали плохую услугу себе и мужчинам Абилина, расхаживая все эти годы в штанах.

– Вот видишь, я же говорила тебе, – сказала Роза, для которой мнение мужа было законом. – Сейчас я найду Уильяма Генри и попрощаюсь с ним, а после этого мы можем идти на бал.

Однако в это время миссис Эббот вошла в комнату с Уильямом Генри, переодетым для сна. Он, как хороший мальчик, поцеловал отца и мать.

– А где Ферн? – спросил он, высвобождаясь из рук матери.

– Я хочу ее тоже поцеловать и пожелать ей спокойной ночи.

– Вот Ферн, – сказала его мать.

– Меня не обманешь, – сказала он, радостно смеясь, потому что думал, что родители хотели подшутить над ним, но это им не удалось. – Ферн носит штаны, как и папа.

– Ты не узнал ее, потому, что она надела платье, – сказала Роза.

Ферн присела на корточки, приблизив свое лицо к лицу мальчика.

– Я просто нарядилась, чтобы пойти на вечеринку. Неужели я так непохожа на себя?

Уильям Генри все еще думал, что его пытаются обмануть. А Ферн волновалась. Если мальчик не узнал ее, что же подумает Мэдисон? Она ему покажется незнакомкой, а Мэдисон не очень легко сходится с людьми.

– Ты не похожа на Ферн, – сказал Уильям Генри.

– Но я Ферн, – уверяла она его, чувствуя, как слезы подступают к ее глазам. – Я просто нарядилась, чтобы пойти на бал вместе с дядей Мэдисоном.

– Это, действительно, Ферн, – сказала Роза. – Поцелуй же ее скорей. Тебе уже надо ложиться спать.

Уильям Генри решил, наконец, поверить матери.

– Ты такая красивая, как та леди, которую приводил сюда дядя Мэдисон, – сказала он Ферн. – Ты почти такая же красивая, как мама.

Ферн нежно поцеловала малыша и порывисто обняла его.

– Ты бесстыдный льстец. Я надеюсь, что твоя жена будет красивая, как принцесса, а дети милы, как ангелы! А теперь беги в кроватку. Обещаю рассказать тебе все про бал завтра утром.

– Мальчики не любят балы, – с серьезным видом заявил Уильям Генри, – но я послушаю тебя, если ты хочешь.

– Вот так, – сказал Джордж. – Таковы Рэндолфы, – объяснил Ферн гордый отец. – Ничего с этим не поделаешь.

– И не надо пытаться ничего делать, – сказала Ферн. – Он будет доводить свою жену до истерики, но тем сильнее она станет любить его.

– Это верно, – согласилась Роза, провожая уходящих мужа и сына нежным взглядом.

– Трудно себе представить, что Мэдисон был когда-то таким же малышом, – сказала Ферн, обращаясь больше к себе самой, чем к Розе.

– Джорджа тоже трудно таким представить, – сказала Роза и, как будто вспомнив вдруг о чем-то, вышла из комнаты, а через минуту вернулась с фотографией в руках. – Узнаете здесь Мэдисона?

Как будто невидимый палец указал Ферн на высокого худого мальчика слева от Джорджа.

– Ему здесь шестнадцать.

– Он тут такой юный, – сказала Ферн. – Кажется, он еще не столкнулся с жестокостью и несправедливостью, которые царят в мире.

– О, уже тогда он хорошо знал, что это такое, – возразила Роза. – Отец превратил его жизнь в ад. Мэдисон тебе про это не рассказывал, но я расскажу. – Она ткнула пальцем в Уильяма Генри Рэндолфа на фотографии. – Посмотри на него. Красавец, не правда ли? О таком мужчине женщины могли только мечтать.

– Не удивительно, что Джордж и Мэдисон такие красивые, – сказала Ферн, – но даже они не так красивы, как их отец.

– Я не могу тебе рассказать о том, что он вытворял со своими детьми, – говорила Роза. – Он был, наверное, самым жестоким и порочным человеком на земле. Вы знаете, что Мэдисон родился в Валентинов день?

– Джордж говорил мне, что отец насмехался над Мэдисоном и дразнил его по этому поводу, до тех пор пока тот не отказался отмечать свой день рожденья. Мэдисон хотел учиться, но отец сделал так, что его выгнали из школы.

– Как можно быть таким жестоким?

– К другим мальчикам он так же относился. Но я рассказываю про это тебе не для того, чтобы ты жалела братьев или злилась на отца. Я просто хочу, чтобы ты знала, почему Мэдисон затрудняется демонстрировать свою любовь, даже веря в то, что вы его любите.

– Я… мы…

– Я не прошу вас рассказывать мне о ваших отношениях, – сказала ей Роза, – но я не могу не видеть, что между вами возникло некоторое напряжение, особенно после того, как приехали мисс Брюс и ее брат.

– Дело не…

– Я уверена, что дело не в этом. Но Мэдисону еще предстоит принять кое-какие решения, и не в последнюю очередь он должен определиться в своих отношениях с семьей. Он должен решить: хочет ли он опять стать членом семьи.

– Но я думала… он и Джордж.

– Джордж – это еще не вся семья. Хэн все еще не простил Мэдисона. А ведь есть еще Монти и Джеф.

– А другие?

– Зак и Тайлер были тогда слишком маленькие и ничего не помнят.

– Чем я могу помочь ему?

– Вы плохо с ним обращались. Может быть, даже хуже, чем другие. Я вас не виню, – сказала Роза, видя, как Ферн краснеет от смущения. – Обстоятельства сделали вас врагами, но теперь-то это все в прошлом. Те решения, которые он примет сейчас, определят всю его дальнейшую жизнь. Он нуждается в ком-то, кто принял бы его таким, какой он есть. Мне кажется, раньше у него не было такого человека.

– Я уверена, что мисс Брюс готова принять его, – сказала Ферн, сама стыдясь своих слов. Выпад был недостоин ее.

– Может быть. Но ему не нужна мисс Брюс. Если бы она была ему нужна, он, возможно, не уехал бы из Бостона. Ферн никогда не задумывалась об этом. Она всегда считала, что он уехал из Бостона не по своей воле и ждет не дождется, когда вернется назад и сможет навсегда забыть Канзас.

– Не знаю, следует ли мне тебе это говорить, – продолжала Роза, – но дело в том, что Мэдисон купил это платье для вас. Он и голубое тоже купил. Он решил, что вам, возможно, нечего надеть на вечеринку, и поэтому вы не сможете пойти.

Ферн вздрогнула. Она разозлилась, она почувствовала, что ее предают. Опять ее провели, как дурочку. Вот снова доказательства того, что Мэдисон всегда настаивает на своем.

– Он сказал мне, чтобы я не настаивала на том, чтобы ты выбрала то или иное платье. Он сказал, что, в конечном счете, он пойдет с тобой на вечеринку, если даже ты предпочтешь идти туда в штанах.

– Но ты же сама сказала, что я не могу пойти в штанах и что он не пойдет со мной, пока я не надену платье.

– Я ошибалась, – сказала Роза. – Выходит, что он больше дорожит вашим обществом, чем всякими условностями. Фактически, мне показалось, что он не был намерен идти на вечеринку, если бы ты отказалась пойти туда.

У Ферн снова возникли надежды и все уже не казалось ей таким мрачным. У нее даже появилась уверенность, что ей повезет, и все будет хорошо. Если от кого-то и зависело ее счастье, то только от Мэдисона.

– А как насчет мисс Брюс и ее брата?

– Мисс Брюс обычно посещала балы без Мэдисона. Я думаю, и на этот раз она обойдется без него.

Ферн пыталась сдерживать себя и не радоваться раньше времени, но ничего не могла с собой поделать – счастье переполняло ее. Если Мэдисон смирился с тем, что она ходит в штанах, и предпочитает ее Саманте, значит, он действительно любит ее.