Феромоны Монферрана

10. Амуртизация

Из горьких сашеньких опытов: «Все, что ты скажешь женщине, может быть использовано против тебя. И все, что не скажешь, тоже — в том отличие женщины от прокуратуры».

Каково же было его изумление, когда он заметил побитую молью певчую птаху в поезде! И не где-нибудь, а в вагоне-ресторане. Каспар зашел туда из любопытства, а вот несостоявшаяся его мачеха по делу. Перед нею стояла рюмка с напитком многообещающего коричневого оттенка, тарелка с салатом «Нежность» и бутерброд с ветчиной. Среди снеди лежала раскрытая книга, придавленная сахарницей. Знала бы сердобольная Айгуль, как расточительствует бедная девочка, которой она отстегнула когда-то целое состояние! Ореол вокзальной певицы трансформировался в образ дамы, праздно путешествующей. Т. е. со средствами. Она была одета не хуже бухгалтерши в сашенькином магазине, а та баба не промах. Конечно, Каспар не мог скрыть досужего интереса — не каждый день он видел такие преображения. А если вспомнить, как эта особа ворвалась в жизнь семейства Ярошевских в первый раз, так нынешняя кашемировая элегантность казалась галлюцинацией. От волнения Каспар не мог вспомнить имя возмутительницы спокойствия… кажется, Ира? Пока он думал, Ира поманила его к себе. Точнее к своей коньячной рюмке.

— Молодой человек, не поможете? Я взяла, а пить не хочу. Организм раздумал сосуды расширять.

Каспар, конечно, пришел сюда не есть и не пить, а посмотреть и уйти. Чего-то туманно приятного он ожидал всегда, вопреки опыту, однако угощение от уличной музыкантши, которой сам недавно бросил монетку, превосходило все причуды воображения. Первое, что пришло в голову, — она узнала Сашеньку на вокзале и сейчас заведет старую тему. «Вот теперь-то и прольется свет на тайну рода», — игриво подумал Каспар. Но более прочих тайн его интересовала загадка преображения из грязи в князи.

— Приму приглашение, если только разрешите угостить вас, — начал растерянный кавалер.

— Ну, на это я и рассчитывала, — усмехнулась Ира. — Вы добрый человек, как видно, на бедность подаете, в наше-то время.

— В наше время и бедняки другие, — съязвил Каспар, а сам подумал: может-де и мне переквалифицироваться в уличные музыканты, глядишь, и заработаю на ресторанные харчи.

Ира нисколько не обиделась на иронию. Ей шла приобретенная, видимо, с богатым опытом невозмутимость и спонтанная откровенность. От былой нескладности остались только красные сапоги с пряжками, но даже они не портили впечатления.

— Я взяла обет. Мне один мудрый человек посоветовал: чтобы достичь своей цели, нужно чем-то пожертвовать. Например, комфортом. Вот я и решила — буду, превозмогая всякий стыд, петь на паперти. Не каждый день, конечно. Периодически. В течение года. Я хотела сначала в церкви работать бесплатно. Но это не мое. Мне гордыня мешает. И запахи остро чувствую. Очень верующие люди специфически пахнут, вы не замечали?

— А мне казалось, что на вокзалах могут петь только очень небрезгливые люди, — признался Каспар.

— Значит, я вошла в образ, — удовлетворенно заключила Ира. — Хотя я уважаю тех, кто избрал духовный путь. Это лучшая стезя на этой земле. Но ее достойны единицы. А я всего лишь тлен земной. Мудрый человек сказал мне: делай то, что в твоих силах. Даже если не понимаешь смысла того, что поешь или проповедуешь. Слово истинное само дорогу найдет, а ты лишь проводник. И никогда не скрывай своих намерений. Живи так, словно Бог на тебя сквозь лупу смотрит. Именно на тебя всегда и везде. Вот я и никогда не прикидываюсь лучше, чем я есть. Я хочу, чтобы меня угощали. Я очень люблю пожрать в гостях. И я знаю, что не красавица и мужики вокруг меня не роятся. Но я выполню обет, и это не останется незамеченным.

— В смысле, мужики начнут роится?

— В смысле мечта исполнится.

О мечте Ира говорить отказалась. Придерживалась темы мужчин. Точнее, мужей.

Ирина не могла выбрать между предыдущим и нынешним. А еще говорят, что шизофреники плохо адаптируются в социуме! Каспар не преминул порасспросить, как же так: сказала, что не роятся, а на самом деле — такой успех?! Но Ирина, заказав новую рюмку, дала понять, что ирония тут неуместна. Потому что три человека страдают. И молят о том, чтобы роковой треугольник преобразовался бы в иную фигуру. Каспар решил, что Ирина опять врет, как сивый мерин и далее слушал ее с внутренней терапевтической ухмылкой. А Ира, пойдя на поводу у «синдрома попутчика», выкладывала всю подноготную. О том, как первый муж пил и бил. Но был привязан, как младенец к титьке. Буйный и нежный. Человек тонкой душевной организации, писатель и картежник, — без копирования нимба Достоевского не обошлось, конечно. Плохая дикция, терракотовый пиджак, железные зубы, манера сдвигать губы набок (жуткая!) — когда сердится.

— Удивительно, что я об этом рассказываю теперь. Обычно я застреваю и молчок. Не могу болтать о личном. Согласитесь, трудно описывать семейные сцены в деталях. Обычно ограничиваются констатацией «посрались». Неприятное слово, да?

Каспар со всем соглашался. Ему ведь было в принципе неясно, зачем Ира ему исповедуется. Потому он просто шел на поводу у любопытства, полагая, что в данном случае, это абсолютно безопасно и необременительно. Зря.

Ничего из ряда вон выходящего он не услышал, заурядный сюжет. Брутальный алкоголический интеллектуал, щедрый и мятежный. Душа и по совместительству раковая опухоль любой компании. Как к такому не привязаться, особенно женщине с анамнезом… Второй муж, как уже было доказано жизнью, окажется бледной копией предыдущего. Примерно те же недостатки, но без размаха. Скупым и предсказуемым, как субботний поход по магазинам. К тому же безденежным. Он считал, что женщина вполне может зарабатывать наравне с сильной половиной, и был не прочь, чтобы она вообще взвалила денежное бремя на себя. «А я буду тебе заварные колечки печь», — говорил Второй номер обескураженной Ире.

— Он действительно хорошо готовит. Но это у него взамен мужских достоинств. Те, кто восхищаются хозяйственными мужьями, просто идиотки. Они не понимают, что если где-то прибыло, то где-то убыло, — провозгласила Ира.

— Да уж, слыхал я об одном муже, который пытался своей жене белье стирать. Страшный человек оказался! Так, может, Вам с обоими супругами покончить… — предложил Каспар банальный выход. И искать третьего — с учетом прежних ошибок.

— А вы знаете, молодой человек, законы диалектики? Это же будет синтез, апофеоз всех моих кошмаров! — возмутилась Ира. — Этот третий будет совмещать все пороки: и буйный, и жадный, и бесхребетный.

— А минус на минус, который дает плюс?

— Это ж вам не алгебра с началами анализа!

Каспар углубился в полемику. Он не мог игнорировать своего любимого конька. Пусть даже и в подозрительных обстоятельствах — но не есть ли это та самая гуща народной жизни, из которой черпает практический опыт любой спец, чья специальность включает в себя корень «психо»? Барышня упрекала Каспара в том самом, в чем он упрекал сам себя: в предпочтении теории практике. Он — и это простительно всем увлеченным! — верил, что вот-вот состоится рождение истины в спонтанном споре. Ведь именно так, от случайных метафизических связей она и рождается! Он слишком поздно обнаружил себя не то чтобы спящим — вялым и мечтательным. И видящим не то чтобы сны — целые мистерии…

Правда, Ира вытащила из кармана не все деньги, а по-братски ровно половину. Даже у воровок свой кодекс. А Каспару осталось только опустить влажную руку в вокзальное рукопожатие хищника Бекетова, который и поведал о клофелине и о том, как он успешно действует на идиотов, падких на внезапное и необъяснимое женское внимание. Сознание отчаянно пыталось вырваться из мутной пелены, совладать с дедукцией и найти объяснение загадочным деталям. Например, зачем кидале уличные арии?! Как Ира подобрала безошибочный разговорный крючок?! Откуда знала, что «идиот» клюнет на тему семейных тягот… И ведь не плакалась, как свойственно попрошайкам! И интима не предлагала — ни явно, ни косвенно.

— Так ты не путай попрошаек и клофелинщиц! — авторитетно объяснял Бекетов, закатав рукава и разделывая скумбрию горячего копчения. — Последние привлекают лохов именно внешним благополучием. Вот у этой, например, легенда про двух мужей…

— Но не про богатых, заметь! Хотя и небогатые теперь как будто роскошь…

— Вот-вот, — усмехался Игорек, смачно облизывая пальцы в рыбьем жиру. — Уж поверь мне, эти паскуды знают, кто какую наживку заглотит… И что оригинального в теме твоих несбывшихся диссертаций?! Да в любой компании наипервейшая тема «мужики-козлы» или «бабы дуры» в зависимости от половых преобладаний. Ты чего, вчера родился?! Давай, лопай активированный уголь, чтобы пронесло. Есть-пить не предлагаю — у тебя в башке сейчас Тунгусский метеорит пролетел, надо сделать паузу.

Каспар был разочарован объяснением. Клофелинщицы, по его представлениям — либо шикарные криминальные сирены, либо обманчивого вида симпатичные скромницы. Заманки у них такие понятные: притягательность порока или, напротив, очарование псевдоневинности. А когда такая вот особа с проблемной кожей начинает умничать, да еще и «попадать в ноты» в прямом и переносном смысле… Каспар упрямо трактовал историю мистически. И продолжал мучить Бекетова бесчисленными нестыковками в сюжете: ириным пением, ее необычной манерой разговора и прочими совершенно излишними для организации мелкого воровства деталями.

— Пойми, Игорян, я ведь вдвойне в проигрыше. Я же, кретин, так и не спросил ее в лоб, зачем она тогда моему отцу голову морочила?! Меня весь этот сюр вокзальный загипнотизировал. Какой-то мозговой паралич настиг до всякого клофелина… Пока хотел почву подготовить, чтобы достичь должного эффекта и застать ее врасплох — она сама меня так врасплох уделала! Я хочу понять, что же произошло в действительности. Допустим, эта Ира играет в шизофреничку — для успешного создания образа, как она выразилась. Но такой образ привлекает очень немногих клиентов. Безумие, пусть и наигранное, — на любителя. Ведь так?! — Каспар напряженно повышал голос, чувствуя, что другу ситному наскучила тема.

— Нет, не так! — усмехался зевающий Бек. — Победителей не судят. Раз у нее получилось, значит, она все сделала правильно. Сечешь? И чего тут раздумывать — зачем поет, зачем глазом косит… все в комплексе сработало, значит, кирпичик к кирпичику сложилось. Пойми, если бы базар шел слишком гладко, — ты бы насторожился. А тут на странности отвлекся, как на блестящий предмет при гипнозе… — и покатило! Правильно обчистить фраера — тоже искусство, оно на мощной интуиции построено. И на нюансах. Вот, например, у меня в Амстердаме была одна знакомая негритянка…

Все эти игоревы негритянки с колокольчиками в сосках и прочим невыносимым пирсингом уже наскучили! Каспар знал наперед, что там у Бека с ней приключится и как он виртуозно ее перехитрит… куда интересней в данный момент была таинственная некрасивая Ира без модных бонусов. Какими только нитями судьбы ни опутал ее обиженный «фраер»! Во-первых, Ира предстала как возмездие за папино вероломство. Да, без сомнения, у Иры была беременность от Сашеньки! Если Каспар с чего-то потянулся к этой небезупречной особе, доверился и увлекся, — пусть только на вечер, и она первая пригласила, — так почему бы и Сашеньке восемь лет назад не попасть на ту же наживку. У отца и сына одинаковый вкус, что здесь удивительного! Ира, конечно, запомнила всех участников драмы, это называется травматическая память. А Каспара запомнить для нее особый резон: он — ребенок удавшийся у Саши. Сбывшийся. Ире наверняка мать не дала рожать, несмотря на неумелое заступничество Айгуль. Теперь же, когда Ира нечаянно встретила того, кто напомнил ей о душевной травме, она решила действовать экспромтом. Вот только заранее припасенный клофелин никак не вписывался в импровизацию…

… раз не вписывался, тогда Ира — типичная фурия, которая мстит всем мужчинам подряд. И чтобы в этой месте был хотя бы ничтожный элемент справедливости, провидение послало к ней Каспара: ведь дети призваны отвечать за грехи отцов.

Бекетов, на которого пала муторная роль утешителя, довольно ловко извлек друга из рефлексивного болота. Кто бы мог подумать, что из дальних странствий он вынес не только экзотический опыт!

— Ты попал на крючок, приятель. Влюбился в мошенницу. Так сплошь и рядом бывает. Когда человек не в силах пережить обиду, нанесенную нежданно-негаданно, его сознание включает аварийную систему. Типа, стоп, приятель, тебя на самом деле не хотели нагибать. Ты случайно попал под раздачу! Надо разобраться и помозговать! Так зарождается интерес жертвы к мучителю. Отсюда и небезызвестный «стокгольмский синдром». Он даже необходим отчасти как временная экстренная мера. Оскорбленное эго залижет раны и постепенно забудет злодея. А спокойное забвение без послевкусий мести — залог выздоровевшей психики. Так что пока помучайся исканиями, но недолго. А то как представлю — начнешь искать свою безумную певицу по белу свету, рассудок помутится. Перестанешь мыться, завоняешь как носки моего дедушки. Твои семейные теории уж точно отправятся… — тут Игорь отвлекся на телефонный звонок и стал энергично договариваться о встрече с тем, кто был на другом конце провода.

Разговор закончился резко и привел Игоря в лихорадочную задумчивость.

— Так куда же отправятся мои новаторские теории? — поинтересовался Каспар.

— Куда-куда… коту под муда! Мне тут мысль пришла. Надо тебя со Шлыковым познакомить. Он сейчас нарисуется. Нормальный чувак. Душный немного, но это мелочи… Он в газете работает. Ему сотрудники нужны.

— И что я буду в этой газете делать? — удивился Каспар.

— Будешь вести рубрику «Уголок прогрессивного сводника», — глумился Бекетов. — Тебе пора набирать обороты. Закис совсем. А ведь какая жизнь у тебя должна быть! Вот слушай: ты познакомил меня с девушкой. Благодаря этому я обрел крышу над головой. И ты всегда желанный гость в моем доме. Не будь этого, я мог бы напрягаться от твоего присутствия: дружба дружбой, как говорится, а табачок врозь… Однако мы не просто друзья. Я еще тебе и обязан. Но, Кас, кто такой я?! Что я могу тебе предложить — смех на палке. А у тебя за жизнь накопятся сотни таких должников, но состоятельных и солидных людей. И ты годами сможешь гостить у них в замках, кататься на их яхтах, пользоваться их кредитками…

— Я — за! Огласи, пожалуйста, весь твой голландский список VIP-клиентов. Наверное, под номером первым твоя любимая негритянка с продырявленными гениталиями. Она-то, несомненно, в первую очередь нуждается в моих услугах, — злился Каспар.

— Да при чем тут негритянка и Голландия вообще! — кипятился Бек. — Оглянуться не успеем, как у нас будет то же самое, я же тебе перспективу показываю. А ты, как всякий специалист, подобен флюсу, и дальше него ничего не видишь… Так вот, представь: тебе и дом свой не будет нужен. Захотел — пожил в Испании, захотел — в Австралии. Вот как должно быть!

Каспар бессильно рухнул в ностальгию. Игорек до сих пор был под впечатлением от старушки Фелиции Браун. Отсюда и наивные международные иллюзии. Друг ситный и поныне подозревает, что хитрый псевдодоктор получил от немки мифический гонорар, который будто бы… — далее вариации: лежит в надежном месте, вложен в недвижимость, отдан на растерзание Сашеньке, который его со временем «прокрутит» и превратит в целое состояние… Рвать на себе исподнее, убеждая Бекетова, что гонорар был получен копеечный, — бессмысленно. Разве обыденному сознанию объяснишь, зачем тогда вообще Каспар с Фелицией цацкался! От нее ни единого приглашения на яхту не поступало, не говоря уже о замках и кредитках! А было бы неплохо… Плейбой-сводник — чем не совмещение приятного с полезным… Но как объяснить неискушенным, что он не сводник, он другой… и опять эта чехарда с определениями собственного кредо. Голова еще не отошла от клофелиновой атаки. «Буду называться консультант по гендерным вопросам… нет, звучит нелепо, да и слово это еще не прижилось, несведущие будут шарахаться. Надо брать шире… — по межличностным контактам», — колебался Каспар.

Хотя что толку! Сколько лет он уже выдумывает себе уютную нишу между ремеслом и призванием, и до сих пор никакой определенности! И сам он одинокий и никчемный. Игорек прав: опыт — единственный учитель. Человек, ни разу не терявший головы от любовной биохимии, — мудрец-скопец в мировом гареме. Каспар содрогнулся от аналогии, но решил себя не щадить, развенчать до донышка… Ведь вся эта спонтанная терапия, все эти Фелиции и прочие — для того, чтобы заполнить пустоту на том месте, где должна быть его, Каспара Ярошевского, собственная личная жизнь. Ежу понятно. Но ежи куда догадливее людей. Двуногим беднягам так сложно дойти до очевидного своими мозгами! Каспар давно подозревал, что чертовски боится женщин. Куда больше, чем достопамятный гемофоб Фаныч! Но здесь закралась системная ошибка. Не женщин боится доктор Ярошевский, а неминуемых семейных трагедий. Его сознание ранено стойкой мыслеформой о связи любви и смерти. Или брака и смерти — неважно. Бог даст тебе подругу жизни, а она возьмет и умрет. Как мама. А о детях и вовсе думать страшно: Аврора вон какая была крепкая, справная — и та сгорела в мгновение. А детеныш — ребенок… котенок… олененок, — воспеваемое Авророй сокровище, и вовсе хрупкий кусочек божественной глины. Как его уберечь?!

Нет, нет, только безопасное одиночество! Недаром свадьбы и похороны неумолимо похожи. Чур меня!

Вот тебе, консультант по личным неудачам, и ответ. Нелицеприятный до крайности: такие фобии обычно присущи барышням на грани истерии. В умных книжках так написано. Западло правильному пацану от бабской болячки гнить. И кто теперь, спрашивается, сошьет сапожнику сапоги?

Надо было отравиться клофелином, чтобы докопаться до истины. Или — окончательно признаться самому себе в беспомощности, что суть одно. От истины цепенеешь и бездействуешь, как от легкого электрошока. А, может, не мудрствовать лишку? Просто возраст подошел, и барину пора жениться… И мама, которая в раю ждет от сына идеального брака, не при чем? Так просто свалить вину за свое несовершенство на безответную родную душу. Но, как ни крути, есть предписание: единственный сын не должен быть неудачником! Он не смеет быть несчастным. И нездоровым — эта установка в нагрузку от Сашеньки! Как же это, оказывается, сложно — не думать о белой обезьяне…