Фейерверки смерти

Глава 8 ГОСТИ КРОТА

Крот вскочил, едва не опрокинув при этом кресло, и хрипло выругался, в шоковом потрясении мотнув большой головой. И тут же вылетела под мощнейшим ударом дверь, и в дом хлынули вооруженные автоматами Калашникова спецназовцы в черных масках, и один из них крикнул:

— Всем оставаться на своих местах!

Самым последним в комнату вошел худощавый статный человек в бронежилете поверх черного джемпера.

— Майор Станицын, шестой отдел ГУВД, — коротко и внушительно произнес он.

— К тебе, Крот, просто сегодня повальные визиты дорогих гостей, — насмешливо сказал Свиридов. — Шестой отдел — это, если мне не изменяет память, управление по борьбе с организованной преступностью.

Станицын медленно перевел взгляд с бледного Корнилова на невозмутимо улыбающегося Владимира и произнес непререкаемым тоном:

— Все так и одновременно не совсем так, гражданин Свиридов. Мы в большей степени к вам и вашим подопечным, а не к Корнилову.

Хотя он тоже очень даже ничего.

Он повернулся к Саше Берг и проговорил:

— А вот вы, гражданка, арестованы.

Саша медленно подняла на Станицына глаза, и Владимир увидел в них хрупкое оцепенелое потрясение. А Иван Германович пошатнулся и едва не упал, не оставляемый ни на секунду пристальным взглядом Микаэла Карапетяна — сдержанным и ироничным, на самом дне которого тлела упругая, неуловимая ядовитая насмешка.

— За что? — выговорила Саша.

— За организацию террористического акта, поведшего к человеческим жертвам. Преднамеренное убийство, одним словом. И вы, Александра Ивановна, — заказчик.

— Да… да вы что?! — пролепетала девушка и буквально задохнулась от ужаса и недоумения.

Ее же отец судорожно сжал кулаки и пробормотал:

— Вы с ума сошли! Я буду жаловаться на вас в администрацию! Вы…

— Спокойно, Иван Германович, — прервал его Станицын. — Дело в том, что вы еще не знаете, кто именно пострадал от инкриминируемого вашей дочери преступления.

Берг мертвенно побледнел, узкое лицо его вытянулось еще больше, а короткие толстые пальцы рваным конвульсивным движением сжались в кулаки.

— И кто же?

— Три часа назад взлетел на воздух "Мерседес-600", принадлежащий президенту "Айсбергбанка" Мещерину Евгению Ивановичу, — отчеканил майор. — Мои сожаления, Иван Германович, — добавил он, повернувшись к буквально уничтоженному этим жутким и невероятным известием Бергу.

Он рухнул на диван и судорожно схватился за лысую голову.

— И что, Евгений Иванович… он что, погиб? — пролепетал он посеревшими, непослушными губами. — Как же так?..

— Там все разнесло в клочья, заряд был килограмма два в тротиловом эквиваленте, — ответил Станицын. — Нашли окровавленную и обгоревшую подкладку его пиджака, а самого, естественно, сами понимаете…

— Да как же так, господи?

Берга качнуло вперед, и он, быть может, упал бы на ковер, если бы его не придержал за плечо Свиридов.

— Саша… — произнес Берг. — Это что… я не понимаю… как же так?

— Это провокация, папа, — ответила Александра, хладнокровно наблюдая за тем, как ей надевают наручники. — Неужели ты можешь поверить в такую смехотворную чушь?

Я — организовала убийство Евгения Ивановича? Я что — агент по имени Никита из мифического первого отдела спецназовской американщины?

— Но…

— Я не убивала Мещерина, — медленно, но твердо выговорила Александра, глядя на Станицына.

— Разберемся, — невозмутимо отозвался тот. — Но сразу предупреждаю, что есть определенные данные, свидетельствующие об обратном.

— Еще бы! — насмешливо отозвалась Саша.

Самообладание этой девушки в самом деле было удивительным, чего, и по вполне очевидным причинам, нельзя было сказать о ее отце.

Свиридов покосился на Карапетяна и подумал, что вот если сейчас ему, Владимиру, предложат на выбор определить, кто из присутствующих в этой просторной комнате с четырехметровыми потолками вольнее всех вдыхает прохладный кондиционированный воздух и меньше всех удивляется нежданному-негаданному приезду группы захвата, так это гражданин Карапетян. А вот по лицу его босса Никиты Корнилова плавало честно сработанное остолбенелое недоумение, и Свиридов почти что мог поручиться за Крота — он ментов не вызывал.

…Простоват Никита Корнилов для совсем уж матерого бандита.

— Свиридов Владимир Антонович? — вдруг произнес Станицын.

— Совершенно верно, — без промедления ответил Владимир, ожидая, что еще придумает Станицын.

— Вы тоже арестованы.

Фраза не произвела на Владимира никакого впечатления — гораздо больше его удивило то, что события после появления группы захвата развивались так нединамично, вразвалочку, своим поступательным движением напоминая фланирование щеголя по набережной в праздничный день.

Нет бы ворваться, повалить всех носами в пол, проорать сочную канонаду ругательств, произвести несколько качественных профилактических касаний заблудших граждан сапогами — так нет же! Душеспасительные неторопливые беседы со всеми по очереди.

— За что это? — равнодушно спросил Владимир.

Услышав последние слова Станицына, Берг поднял голову и изумленно уставился на него, пытаясь найти хотя бы легкий отголосок опасной и неудачной шутки на его непроницаемом хмуром лице.

Станицын кивнул на Владимира, и тому тотчас нацепили на руки вожделенные стальные "браслеты" и грубо толкнули в грудь так, что Владимир не устоял на ногах и грохнулся в кресло… Оно завизжало колесиками по полу и плавно въехало в стену.

— Так что там такое? — переводя дыхание, спросил Владимир. — Трагическое умерщвление восемнадцати тараканов на кухонном моционе?

— Почти. Вы также подозреваетесь в убийстве, — сказал Станицын.

— Ну уж это чушь! — вдруг взвился с дивана доселе беззвучно стонущий в самом его углу Иван Германович Берг. — Уж он-то точно не убивал Мещерина, это я могу легко подтвердить.

У него алиби. Он не мог подложить взрывчатку в его машину, потому что безотлучно находился при мне! Он мой личный телохранитель! Или, быть может, вы обвините и меня… в том, что я убил собственного друга и многолетнего компаньона? А, майор Станичкин?

— Станицын, — спокойно поправил тот. — Я и не утверждаю, что ваш телохранитель причастен к взрыву автомобиля Мещерина. Ему инкриминируется иное…

Он посмотрел на уже почуявшего что-то совсем недоброе и в самом деле жуткое Владимира тяжело, испытующе и серьезно и веско закончил фразу:

— Вы, Свиридов, подозреваетесь в преднамеренном убийстве Алексея Мещерина. Сына Евгения Ивановича.

Свиридов вздрогнул:

— Кого?

— Алексея Мещерина, убитого вчера вечером. По этому делу существуют самые подробные показания очевидцев. Где вы были вчера примерно в одиннадцать часов вечера?

— Я? — Свиридов посмотрел на Берга и после некоторой паузы произнес:

— Вчера мы с Иваном Германовичем совершали вечерний моцион.

— А если конкретнее?

— М-м-м… мне кажется, что как раз в этот момент… примерно в то время… у нас с Иваном Германовичем сломалась машина, — при этих словах Владимир в высшей степени выразительно посмотрел на ерзающего в кресле Крота и совершенно спокойного, ровно и безмятежно улыбающегося Мику, — и мы были вынуждены искать иной вид транспорта. Не оставалось ничего иного, как максимально приблизиться к народу и поехать на лоховозе… то есть, конечно, на троллейбусе.

— Все это нам известно, — сказал Станицын. — Вы доехали на троллейбусе до конечной?

— Совершенно верно.

— Конечная — это улица Тархова, не так ли?

— Да.

— А на этой улице — вернее, на прилегающей к этой улице площади, на которой разворачиваются троллейбусы восемнадцатого и десятого маршрутов, — вы встретили трех молодых людей, неадекватно на вас отреагировавших?

Точнее, молодые люди — тоже, кстати, не апостолы Павел и Петр со святым Михаилом — ехали вместе с вами по восемнадцатому маршруту.

Я верно излагаю?

— Сдается мне, Иван Германович, нам нечего сообщить этому господину, — тоном одного из клиентов Шерлока Холмса, которому прославленный сыщик только что на его глазах распутал чудовищную историю, сказал Владимир.

И вдруг…

…чудовищная мысль просочилась в мозг, вяло встрепенулась там, как получивший пару пинков от сержанта ППС пьянчужка, валяющийся у мусорного контейнера и испускающий мирный алкогольсодержащий храп по поводу всенародного праздника, — и вдруг всколыхнулась и резко выпрямилась во весь рост.

Свиридов поднял на Станицына затуманившийся взгляд, и суровое лицо майора расплылось, как от эффекта видеосъемки.

— Но ведь таких совпадений попросту не бывает, — произнес Владимир.

— Вот именно, — без всякого выражения, но с выпукло прощупывающимися нотками удовлетворения сказал Станицын. — Я вижу, вы все поняли. Значит, вы признаете себя виновным в убийстве Мещерина Алексея Евгеньевича, восьмидесятого года рождения?

— Это было в рамках допустимой самообороны, — тихо сказал Владимир. — Он держал нож у горла Ивана Германовича. Он бы убил его, если бы я не выстрелил.

Услышав свое имя, Берг поднял голову и уставился на Владимира.

— Что? — тихо спросил он, очевидно, еще не вникнув в сущность того жестокого и, быть может, уголовно наказуемого открытия, которое только что — к немалому потрясению для себя — сделал Владимир.

— Да так, ничего, — отозвался Свиридов. — Просто я пришел к заключению, что сын Евгения Ивановича Мещерина был законченным ублюдком. И Евгению Ивановичу вовсе не стоило так расстраиваться — судя по всему, тот и без того был в последнем градусе наркозависимости и не сегодня завтра двинул бы кони.

— Без того — это без чего? — недоуменно спросил Иван Германович.

— Не умри он вчера вечером, он все равно умер бы очень скоро, — ответил Свиридов. — Потому, что сей отпрыск был наркоманом.

— Но откуда… откуда такие сведения?

— Оттуда, откуда и сведения об убийце этого молодого человека, — равнодушно произнес Свиридов, уже совершенно оправившись от потрясения, — мы… точнее, господин майор Станицын — нашли его.

— Да… и кто? — задушенно лепетнул Берг.

— Я.

— Вы?!

— А что, вы не помните того малолетнего отморозка, который просек у вас ваши кредитные карты, и потом ему вперло отжать их для личных, очень даже незамысловатых нужд. Тот самый, которому я прострелил голову, прежде чем он не перерезал вам горло?

Берг бессильно трепыхнулся и всплеснул руками:

— Боже мой!

Александра, стоявшая у стены под прицелами автоматов, сухо произнесла:

— Прежде чем нас увезут греться в казенный дом с решетками, я хотела бы сказать, господин майор, что в тот момент, когда вы пожаловали сюда в гости, некто Корнилов, кстати, присутствующий здесь, рассказывал нам занимательную историю про то, что моего отца и его личного телохранителя приговорили к смерти, и собирался назвать нам имя человека, который сделал этот заказ.

Станицын медленно повернул голову к Кроту, и тот скорчился под его холодным пронизывающим взглядом, а потом вдруг распрямился, как выстрелившая тугая пружина, и буквально выкрикнул:

— Да ты слушай больше, майор, чего она тут тебе эту порожняковую байду втирает, сука, бля! Да бля буду…

— Будешь, коли захочешь, — холодно прервал его Станицын. — Продолжайте, Александра Ивановна.

— А что тут продолжать? — произнесла та. — Тут и продолжать нечего. Корнилову известно имя человека, который наверняка связан со всем тем, что происходило в последнее время с моим родителем. Пусть Крот и назовет это имя.

А, Крот?

Свиридов скривил уголок рта в скептическую полуусмешку и посмотрел на Корнилова, который налил себе полстакана водки "Кристалл" из недавно початой бутылки и опрокинул его в рот одним коротким, быстрым движением.

Бандит с трудом сдерживал волнение и страх, и это ясно читалось на его широком лице с разлапистыми дрожащими губами и мелкими каплями пота, выступившими на лбу и на висках.

— Ну, Крот, — подал голос и Микаэл, который до того времени стоял у стены за спиной у Корнилова, не тронутый группой захвата.

Крот замотал головой, а потом вскинул голову на Станицына и…

Свиридов не видел выражения лица майора и того, что прочитал в его глазах Никита Корнилов, но только он мог поручиться за то, что исказившиеся черты бандита можно было объяснить лишь одним: тем, что Корнилов прочитал свой смертный приговор.

— А ведь и скажу! — вдруг рявкнул Крот, вставая из-за стеклянного столика, за которым он нервно пил водку. — Еще неизвестно, кому этот расклад влетит в больший геморрой! Ты ведь реально сечешь, майор, что тебе катит за то, что ты терся со мной и Микой… и если узнает Китобой…

— Что — если узнает Китобой? — холодно спросил Станицын.

— Тогда тебе земля в самом деле пухом покажется по сравнению с тем, что…

— Много базаришь в порожняк, мелочь, — прервал разглагольствования Корнилова оперативник. — Я думаю, надо закатать тебя в СИЗО с архангелами из беспредельных, чтобы научился себя вести.

— Меня-а-а? — загрохотал Корнилов. — Мика, прочехли этому баклану, что…

Голос его оборвался… По всей видимости, дерзость и понтовый налет в его словах не обеспечивались и на десятую долю их реальным наличием.

Крот был уничтожен. Он зацепил бутылку двумя пальцами и опрокинул почти всю водку в рот. Станицын смотрел на него с тем любопытством, с которым медик-вивисектор смотрит на кролика, прежде чем препарировать его живьем.

— Я же не хотел… — тихо пробормотал наконец Корнилов. — Я никогда не сливал своих…

Да я вас всех… — вдруг вскинулся с кресла Крот, которому выпитая только что водка, наверно, шибанула в голову.

…Выстрел щелкнул сухо и негромко, как сломавшаяся под ногой ветка.

Корнилов на мгновение застыл с перекошенной нижней губой и безумно выкатившимися глазами, а потом протянул вперед трясущиеся руки, словно желая обнять своего убийцу, — и без звука свалился на столик, широко раскинув руки. Хрупко треснуло стекло, столик проломился, и Крот тяжело упал грудью на ковер и замер.

Бутылка "Кристалла" соскользнула с темной тонированной поверхности разбитой стеклянной столешницы и, ударившись о металлическую ножку стойки торшера, разбилась, окропив пол остро пахнущей бесцветной жидкостью.

И, портя фирменный вкус и цвет прославленной российской водочной марки, сверху закапала почти черная — еще совсем живая — кровь.

Кровь человека, убитого в собственном доме.