Фидеизм и наука

Христианство и естествознание

Одним из центральных вопросов взаимоотношения науки и религии в современной литературе является вопрос об отношении христианства к знанию. Христианские теологи и ученые-фидеисты наших дней в своих трудах нередко говорят об исключительной роли христианства в становлении, формировании и развитии современного естествознания. Они создали так называемую теологическую концепцию секуляризации, согласно которой современный человек по сути своей просто секуляризованный христианин. Сторонники этой концепции утверждают, что именно христианство определило и установило те духовно нравственные и мировоззренческие посылки, в рамках которых сложились сущностные черты духовного мира Западной Европы, послужившие основой для возникновения и развития современного естествознания[42].

Однако эта идея отнюдь не оригинальна и не нова. Еще в начале нашего столетия богословствующий профессор Е. Денерт в книге «Христос и естествознание», изданной в Германии, утверждал, что родоначальником и покровителем свободы наук был не кто иной, как... Христос. По его словам, Христос впервые в истории освободил природу от тяжкого господства натуральной религии и дал человеку возможность свободного ее научного исследования. Несколько позднее в Берлине вышла книга ганноверского епископа Ганса Лилье «Технический век», в которой утверждалось, что «мысль о законах природы равнозначна мысли о творческом порядке бога», а поэтому техника и наука — это важнейшее продолжение созидательной деятельности бога.

В середине XX столетия эта идея стала приобретать все большую популярность среди апологетов религии. Американский протестантский богослов Ч. Генри писал по поводу происхождения современного естествознания, что только «христианская религия, относящая действительность как целое к высшему, рациональному, суверенному принципу толкования, исторически явилась источником научной уверенности в единстве универсума. Христианство создало ту атмосферу убежденности, которая стимулировала подъем науки и затем руководила ее ростом. Наука возникла на Западе, а не на Востоке. Она возникла из христианского взгляда на природу»[43]. «Ведущий религиозный философ» нашего времени, как рекламируют Карла Ясперса в ФРГ, также проповедовал идею зависимости рождения научной мысли Запада от той интеллектуальной почвы, которая явилась якобы результатом утверждения и распространения христианской веры. В книге «Ницше и христианство», вышедшей в свет в 1954 г., он писал: «Нельзя оспаривать то, что наука во всей ее универсальности, беспредельности и единстве возникла лишь в Западной Европе и исключительно благодаря христианскому вероучению»[44]. Другой западногерманский философ-экзистенциалист Фридрих Дессауэр в книге «Споры о технике» также пытается найти объяснение развития науки и техники в Библии. Оказывается, все научные и технические открытия и изобретения были завещаны людям богом еще в Ветхом и Новом заветах. По его словам, если непредубежденно и спокойно читать Библию, то нетрудно увидеть, что именно всевышний являлся первым ученым-техником. Для доказательства этого положения Ф. Дессауэр проводит параллель между творческой деятельностью инженеров, ученых и библейскими сказками о созидательной деятельности бога. При этом бог создает науку и технику не непосредственно сам, как природу, а руками человека. Все научно-технические идеи, по Дессауэру, содержатся в едином божественном плане. В процессе научно-технического творчества человек встречается со своим творцом, который и использует свое создание — человека и человеческий дух — для реализации своего плана.

Однако наибольшую популярность теология секуляризации приобрела в наши дни. Сегодня она является одним из популярнейших средств защиты авторитета христианства перед натиском научного мировоззрения. Именно в свете теологической концепции секуляризации переосмысливается история современного естествознания, превозносится значение христианского вероучения для становления научного познания.

Так, автор книги «Религия и возникновение современной науки», изданной в Англии в 1972 г., протестантский историк Р. Хоукас вслед за теологами секуляризации утверждает, что все, что совершается, совершается по воле бога. По воле бога совершается процесс секуляризации и в сфере науки. По словам автора, человек, будучи «сподвижником бога», получает от последнего санкцию действовать на дарованной ему земле. Через «откровения» Библии бог якобы обращается к человеку и дает ему разрешение на развитие мира, одобряет науку и технику как средства этого развития. Следовательно, рассуждает Хоукас, христианство было вдохновителем и руководителем осуществляющейся по божественному соизволению секуляризации, которая есть не что иное, как рост господства человека над миром. Именно из Библии человек получает «особые импульсы» к действию и познанию мира. Поэтому «откровение» — это призыв к человеку установить господство над миром. Знание же и технология — это средства установления этого господства. Бот почему, заключает автор, все без исключения научные открытия и достижения XIX и XX столетий в значительной степени исходят из библейской концепции бога и творения, являются результатом божественного откровения и промысла.

Аналогичные взгляды на возникновение и развитие современного естествознания, обусловленного якобы христианским вероучением, христианством в целом, высказываются в многочисленных трудах теологов и ученых-фидеистов. В вышедшем недавно сборнике работ теологов и ученых-фидеистов «Новые взаимоотношения между теологией и естествознанием», в работе английского ученого Р. Кларка «Наука и христианство — их сотрудничество», в исследовании его соотечественника Б. Клаарена «Религиозные истоки современной науки» вера и творение в мышлении XVIII в.», во многих других сочинениях современных американских и западноевропейских богословов и ученых, стоящих на идеалистических позициях, утверждается, что возникновение естествознания было обусловлено в первую очередь господством в европейской культуре христианского вероучения, деятельностью христианской церкви.

Однако подобная оценка христианства и его роли в процессе становления современной науки есть явное искажение подлинной истории духовного развития Европы. Несостоятельность таких взглядов становится очевидной при объективном анализе истории отношения христианской религии и церкви к науке.

Христианство с момента своего зарождения никогда не покровительствовало научному познанию, но напротив, всегда враждебно относилось к человеческой любознательности, разуму, науке. Возникнув как форма религиозного протеста против рабовладельческих общественных порядков, против ненавистного римского владычества, христианство с первых своих шагов проявляло враждебность ко всему, относящемуся к эксплуататорскому обществу, в том числе и к его духовной культуре — античной науке и философии. Наука и философия как продукты культуры рабовладельческого общества отвергались идеологами первоначального христианства вместе с самим рабовладельческим обществом, рассматривались как дьявольское искушение человека. Это враждебное отношение к познанию зафиксировано в священных книгах христиан, до сего дня остающихся для верующих источником божественного откровения. Отличительная черта этих книг — сочетание проповеди воинствующей ненависти к Римской империи с откровенным презрением к науке и философии Рима.

В христианском Новом завете негативная позиция христианского вероучения по отношению к знанию выражена вполне определенно: «Ибо написано: «погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну». Где мудрец? где книжник? где совопросник века сего? Не обратил ли бог мудрость мира сего в безумие?» (I Кор., 1, 19—20). Создатели новозаветного канона опирались на представления, содержащиеся в Ветхом завете, также входящем в состав священного писания христиан. Там говорится о том, что бог запретил людям вкушать плоды с древа познания и когда Адам и Ева, нарушив по наущению дьявола запрет бога, отведали эти плоды, то были изгнаны из рая. В Ветхом завете всякое знание рассматривается как великий грех. Эти воззрения Ветхого завета были отражением учения древнеиудейской религии, запрещавшей все исследования природы. Библейский иудаизм изобретателем ремесел считал дьявола, а кузнечества — сына проклятого богом Каина. В апокрифической книге Еноха говорится о том, что «Азазель же научил людей делать мечи, ножи, научил их разным искусствам, объяснил течение звезд и луны. И наступило великое безбожие и разврат на земле. И искривились пути человеческие». Азазель здесь выступает как своеобразный Прометей, которого по повелению бога архангел Рафаил связал по рукам и ногам и приковал в пустыне к скале за помощь людям, за то, что оп принес им знания.

В тот период, когда влияние эллинистической культуры на население стран Ближнего Востока было еще достаточно сильным, а христианская идеология только формировалась, ее создатели были нередко вынуждены из тактических соображений согласовывать свое вероучение с античными представлениями о мире, привлекать сторонников античной культуры на свою сторону. В дальнейшем христианская церковь на протяжении всей истории, будучи одной из самых могущественных общественных сил, откровенно и последовательно выражала враждебное отношение к знанию.

Христианство учило, что человеку нужны не знания и наука, а слепая, фанатичная вера в авторитет церкви и христианской догматики. Поэтому основные положения современной науки были сформулированы не в лоне библейской «концепции» бога и бытия, а в борьбе против этих и других догматов христианского вероучения. И это закономерно, ибо «библейская мудрость» соответствовала уровню интеллектуального развития человека первого тысячелетия до нашей эры и первых двух веков нашей эры и поэтому выглядела крайне примитивной и фантастической в эпоху зарождения экспериментального естествознания.

Однако провозгласив вечными «истинами» содержащиеся в Библии фантастические представления древних народов, христианская церковь зорко следила за тем, чтобы никто не подвергал их сомнению. Ее служители прекрасно понимали, что любой шаг на пути познания тайн мироздания делает человека сильнее и тем самым ослабляет его веру в бога. Вот почему они любой ценой пытались остановить победоносное развитие познания, рассматривая попытки человеческого разума освободиться от божественного авторитета как «козни дьявола», и когда в борьбе с ними не помогали увещевания, церковь без колебаний прибегала к грубой силе, запрещала «еретические» книги, преследовала их авторов.

Погромы христианскими фанатиками библиотек, обсерваторий, типографий и лабораторий, позорные судилища над мыслителями и учеными, десятилетия тюремного заключения, жесточайшие муки и пытки, смерть на кострах и плахах тех, кто осмелился сомневаться в учении Христа, — такова многовековая история взаимоотношений христианства и науки. И чем в большем противоречии находились научные положения с христианской картиной мира, чем в большей степени они угрожали незыблемости догматов христианского вероучения, тем более репрессивными были меры служителей церкви, тем более жесткими — формы борьбы церкви с учеными, защищающими эти положения.

Особую опасность, например, для библейской концепции представляла гелиоцентрическая система, развиваемая Коперником, Бруно, Галилеем. Князья церкви прекрасно понимали опасность гелиоцентризма для религиозной догматики. Так, инквизитор кардинал Белл армии, один из обвинителей Галилея, в связи с этим писал: «Желая утверждать, что Солнце в действительности является центром мира и вращается только вокруг себя, не передвигаясь с востока на запад, что Земля стоит на третьем небе и с огромной быстротой вращается вокруг Солнца, утверждать это... значило бы нанести вред святой вере, представляя положения святого Писания ложными... Если бы даже и существовало истинное доказательство того, что Солнце находится в центре мира, а Земля на третьем небе и что Солнце не вращается вокруг Земли, но Земля вращается вокруг Солнца, то и тогда необходимо было бы с большой осторожностью подходить к толкованию тех мест Писания, которые представляются ему противоречащими, и лучше будет сказать, что мы не понимаем Писания, чем сказать, что то, что говорится в нем, ложно»[45].

Расправившись с гелиоцентрической системой «теоретически», церковники не остановились и перед физической расправой над ее авторами и пропагандистами. В 1592 г. бенедиктинский монах Джордано Бруно, разрабатывавший идеи гелиоцентризма, был заключен в свинцовую тюрьму в целях пресечения пропаганды учения о движении Земли. Через восемь лет, в 1600 г. Дж. Бруно был отлучен от церкви и приговорен к смерти «по возможности милосердно и без пролития крови», то есть к сожжению на костре. В 1615 г. папа Павел V в священном совете официально объявил учение о движении Земли ересью, а в 1632 г. инквизиция приняла постановление о предании суду известного ученого, физика, математика и астронома Галилео Галилея. В феврале 1633 г. Галилей, с опасностью для жизни, старый и немощный, предпринял путешествие в Рим на судебное разбирательство. 23 июля 1633 г. в церкви Санта Мария-Сопра-Минерва инквизиторы вырвали у него отречение. После смерти Галилея, проведшего остаток жизни в заключении, инквизиция потребовала для сожжения все письма и рукописи ученого.

Можно ли забыть эти и многие другие факты инквизиторской деятельности церкви по отношению к ученым прошлого, хотя современные католические теологи и буржуазные исследователи истории науки и пытаются представить в другом свете события из истории взаимоотношений церкви и науки? Вот что пишет иеромонах Фернард Лелотт в книге «Решение проблемы жизни» по поводу отношения церкви к науке и ученым: «Может ли возникнуть конфликт между подлинной наукой и подлинной верой? Нет!.. Вот почему церковь никогда не боялась науки; напротив, она желает науке развиваться все больше и больше, — раз наука в конечном счете позволяет нам лучше познать бога в его делах». Буквально в тех же выражениях описывают историю взаимоотношений науки и религии, роль христианской церкви в развитии науки и многие буржуазные исследователи, доказывающие единство веры и знания в прошлом и настоящем. Во многих работах таких американских и западноевропейских историков науки, как Сартон, Мертон, Тэйлор и другие, искусственно подбираются факты, свидетельствующие якобы об отсутствии противоречий между наукой и христианским вероучением, между учеными и христианской церковью.

Когда же теологи и ученые-фидеисты вынуждены отвечать на вопрос, как же следует объяснять поведение церкви в деле Дж, Бруно, Галилео Галилея и других мучеников науки — жертв инквизиции, они прибегают к самым различным ухищрениям, выгораживая своих предшественников и обеляя прошлое религии и церкви. Они утверждают, что случаи конфликтов между наукой и религией не свидетельствуют о противоречии между верой и знанием, а говорят лишь о взаимном непонимании «излишне усердных» теологов и «слишком увлекавшихся» деятелей науки. Истинная же церковь, утверждают современные богословы и ученые-фидеисты, не повинна в ошибках и заблуждениях отдельных ее «ретивых» служителей.

Многие богословы и ученые-фидеисты в своих сочинениях, посвященных истории взаимоотношений церкви и науки, даже пытаются вызвать у читателей явное сочувствие к якобы «не вполне справедливо» обвиняемым иерархам. Ведь вина этих «людей церкви» была так понятна и простительна: она состояла лишь в последовательном исполнении их морального долга — защите христианского вероучения, являвшегося тогда выразителем общественных идеалов. Гораздо больше, доказывают авторы этих сочинений, в конфликте церкви и науки виноваты были сами ученые, которые якобы вместо того, чтобы заниматься своими проблемами, посягали на решение вопросов, являвшихся тогда (да и сегодня) прерогативой теологии, были при этом излишне самоуверенны и вдобавок ко всему склонны к монистическим, т. е. материалистическим взглядам.

Именно так, например, они расценивают преследование церковью Галилея, которое католические теологи ныне называют «казусом Галилея». По существу, оказывается, прав был Галилей, но в том, что он подвергся преследованиям инквизиции, виновата не церковь, не религия, не инквизиторы, а виноват... сам Галилей. Слишком уж необдуманно вел себя ученый, пытался заниматься решением выходивших за пределы его исследований вопросов, брался даже за «интерпретацию» Библии, да к тому же так и не сумел доказать своим мучителям истинность пропагандируемого им коперниковско-го учения.

Так, главная причина конфликта между наукой и религией усматривается в том, что излишне «самоуверенная» и «самонадеянная» наука выходила за отведенные ей церковью пределы.

Однако как бы ни старались современные апологеты религии обелить прошлое церкви, тщетны все их усилия спасти ее репутацию в вопросах отношения к науке и ученым. Не отдельные излишне «ретивые и фанатичные» служители церкви были виноваты в преследовании ученых, а сама церковь, вероучение которой проникнуто духом ненависти и непримиримости к знанию и разуму. Представители церкви, преследуя ученых, подавляя свободомыслие, следовали не своим личным пристрастиям, а действовали в соответствии с христианским учением, враждебно относящимся, как и всякая религия, к научному познанию. В этом случае показательна позиция кардинала Беллармина в процессе над Галилеем: как частное лицо он не имел ничего против Галилея и его учения, но как церковный деятель он вынес свой позорный приговор, осуждающий вольнодумца.

Таким образом, переложить ответственность за гонения и преследования церковью ученых и передовых мыслителей на науку и самих жертв гонений возможно только при явном и лицемерном пренебрежении к широко известным фактам истории. Пытаясь выгородить своих предшественников, вписавших в историю человечества позорные страницы обскурантизма и невежества, нетерпимости и жестокости, некоторые апологеты религии доходят, по существу, до глумления и надругательства над памятью мучеников науки — жертв инквизиции. Любые попытки доказать религиозные истоки научного познания и представить историю взаимоотношений науки и религии в виде мирного сосуществования и взаимопонимания являются намеренным искажением и фальсификацией реальных фактов истории человечества и поэтому обречены на неудачу.

Религия и наука никогда не были союзниками, как утверждают современные фидеисты, ибо цели, стоящие перед религией и наукой, различны. Наука, разум — это основное орудие могущества людей, познающих природу и созидающих историю общества, а религия — это прежде всего учение о бессилии человека, призыв к смирению перед непознанными природными и социальными силами. Поэтому следует разоблачать все попытки фидеистов использовать софистические приемы и схоластические «теории» в качестве средств борьбы с коммунистической идеологией. Отмечая эту сторону деятельности буржуазной пропаганды, постановление июньского (1983 г.) Пленума ЦК КПСС «Актуальные вопросы идеологической, массово-политической работы партии» подчеркивает: «Против Советского Союза, стран социализма ведется беспрецедентная по своим масштабам и оголтелости психологическая война. Не гнушаясь ложью и клеветой, буржуазная пропаганда стремится очернить социалистический строй, подорвать социально-политическое и идейное единство нашего общества. Поэтому особую важность сегодня приобретают классовая закалка трудящихся, бескомпромиссная борьба против буржуазной идеологии».