Фигляр дьявола

10 Ресторанчик «Морта да Паста»

Боль, вызванная бегством Сиобан с каким-то венесуэльцем по имени Ричард или Рикардо, отрицательно сказывалась на отношениях Юджина Пирсона с женой Мараид. А также на его деятельности в суде.

Подобные душевные травмы по-разному сказываются на разных людях. Пирсон, который никогда не был общительным человеком, сейчас совершенно ушел в себя. Он даже перестал заходить в бар отеля «Шелбурн», куда обычно приходил после работы пропустить стаканчик виски, и его отсутствие там стало очевидным, как заметил один остряк из редакции «Айриш таймс».

Мараид тоже ужасно тревожилась за дочь, ведь девочка только недавно закончила школу. Она знала, хотя Юджин и не показывал этого, что муж проклинает ее за ту очевидную легкомысленность, с какой она предоставила девушке свободу действий. Позволила ей поступать по-своему.

Но по крайней мере Мараид уверена в одном — здесь не замешаны наркотики, потому что она несколько раз обсуждала этот вопрос с Сиобан и дочь все поняла, хотя в Дублине, улицы и благотворительные приюты которого заполнены наркоманами, употребляющими героин и опиум, существует масса возможностей приобщиться к наркотикам. Нет, мать и дочь всегда были откровенны друг с другом, любят друг друга без излишней сентиментальности и собственнических инстинктов, которые, к сожалению, проявлялись в том, с каким обожанием судья относился к Сиобан. В своих самых потаенных мыслях Мараид все же несколько раз задумывалась, а что, если… но нет. Жена будущего министра юстиции обязана прогонять подобные мысли из всех закоулков разума. И если бы такая проблема возникла, то Сиобан наверняка рассказала бы ей об этом.

Судья Юджин Пирсон был бы просто потрясен, узнай он об этих тайных, призрачных подозрениях Мараид. И даже не о подозрениях, а вообще о таких мыслях. Но у него есть и другие проблемы, кроме Сиобан и будущего поста министра юстиции. Военный совет ждет от него плана организации отдельной тайной группы для получения и распространения нескольких тонн чистейшего кокаина среди преступных европейских синдикатов в обмен на ежемесячные выплаты двух миллионов долларов.

Пирсон смог взять себя в руки. Он работает на организацию с 1970 года, рискуя репутацией, свободой, семьей и жизнью, именно такую логическую последовательность выстроил для себя Юджин Пирсон. А товарищи, с которыми он вместе руководит организацией, это серьезные люди, искренне и страстно желающие, чтобы «временная» ИРА и ее политическое лицо партия «временная» Шинн фейн были признаны реальной силой в деле решения ирландской проблемы.

Он смог отделить личные и семейные проблемы от своего основного задания, и, как ни странно, исчезновение Сиобан (именно так он к этому отнесся) сыграло свою положительную роль. Коллеги Юджина Пирсона и чиновники из Министерства юстиции знали о несчастье с дочерью, поэтому без всяких возражений предоставили судье по его просьбе двухнедельный отпуск по семейным обстоятельствам.

В противовес общественному мнению, созданному средствами массовой информации в Англии и США, службы безопасности Великобритании и Ирландии сотрудничали очень тесно в плане наблюдения за действиями и обезвреживанием «временных». И только благодаря профессионализму и опыту «временным» удавалось выжить и продолжать свою деятельность даже с некоторой степенью эффективности. Именно профессионализм в плане тайной деятельности и привлекал колумбийский картель. Совещания Военного совета в полном составе проходили в условиях строжайшей конспирации и как можно реже, только тогда, когда этого требовали решения практических вопросов.

В графстве Керри, между Киллорглином и Гленбеем, находится небольшое лох, как на гэльском языке называется озеро. Киллорглин представляет из себя небольшую деревушку, где раз в год осенью крестьяне и торговцы лошадьми, мужчины и юноши, женщины и девушки собираются на древний языческий праздник злого духа-проказника. На покосившуюся деревянную башню высотой футов сорок водружают живого козла, и несколько баров Киллорглина оглашаются звуками дешевых свистулек, старых барабанов с натянутыми на них шкурами, смехом и шумом сделок по продаже и покупке лошадей.

Деревушка Гленбей примерно такого же размера, а может, чуть поменьше. Сюда на машинах приезжают ирландцы из Дублина и Корка, чтобы насладиться лучшей рыбалкой и лучшим гольфом во всей Ирландии (по вечерам здесь можно слышать традиционные жаркие ирландские споры, сопровождаемые такой же традиционной ирландской выпивкой).

Во время гражданской войны в Ирландии, когда сразу после провозглашения независимости ИРА бросила вызов законно избранному правительству Имона де Валера, многие семьи в районе Киллорглин-Гленбей раскололись из-за вражды; братья, сыновья и отцы вели ожесточенные перестрелки друг с другом в зависимости от того, на чьей они были стороне. К последнему десятилетию нашего века раны, нанесенные этой кровавой гражданской войной, зажили, но глухая вражда сохранилась между потомками тех, кто воевал, и, конечно же, между состарившимися бывшими врагами.

Лох называлось Караг-Лейк.

Юджин Пирсон и его соратники из Военного совета сидели на солнышке на крутом, поросшем лесом склоне возле озера, наблюдая за маленькой, деревянной, обшитой внакрой шлюпкой в нескольких сотнях ярдов от берега. Находящиеся в ней двое мужчин ловят рыбу, на дне лодки под рукой у них лежат карабины М-16. И еще не менее четырнадцати телохранителей, главным образом из местных, наблюдают за окрестностями. За исключением двоих, они не были террористами в том понимании, как это считали власти. В организации насчитывается всего только двадцать шесть активных боевиков, действующих в шести графствах, Англии и Европе, поэтому расточительно использовать их просто для охраны. А кроме того, члены Военного совета — которых ни специальный отдел Ирландии, ни даже англичане не могли ни в чем обвинить — не хотели рисковать на тот случай, если их обнаружат в обществе, или хотя бы даже по соседству с разыскиваемыми террористами, потому что среди правящей элиты организации не только один Юджин Пирсон вел двойную жизнь, о чем и понятия не имели республиканские политики.

Поэтому мужчины (и три молодых женщины), охраняющие Военный совет, были не активными боевиками, а просто надежными, сочувствующими движению людьми. Только пятеро из них вооружены, хотя все умеют обращаться с оружием. Остальные полагаются на портативные радиостанции и систему наблюдателей, которые непременно засекли бы, если бы люди из специального отдела даже просто пересекли границу графства.

У «временных» имелся твердый приказ, запрещающий открывать огонь или даже стрелять в ответ по ирландским гражданам, включая и полицейских, если только к этому не вынудят исключительные обстоятельства. Поэтому меры предосторожности для редких заседаний Военного совета, обязательно проводившихся в безопасных местах на территории Ирландии, направлены главным образом на то, чтобы избежать опознания и нарушений правил безопасности, что могло бы поставить под угрозу жизнь и свободу членов Военного совета. Мужчины (и одна женщина), входящие в Военный совет, никогда не брали в руки оружие или взрывчатку, и тщательно следили за тем, чтобы их ни в коем случае не увидели в обществе известных боевиков. Правда, некоторые из них в качестве политических представителей партии Шинн фейн присутствовали на похоронах некоторых «временных», а Юджин Пирсон был заснят с убитым Венецианской Шлюхой на руках, с забрызганным кровью и мозгами лицом и фальшивым паспортом в кармане. Да, Брендан Кейси крепко подцепил его на крючок.

Теплые, золотистые лучи солнца, проникая сквозь ветки, освещают стволы сосен и ильмов. Сухая трава пахнет торфом, как тогда, много лет назад, когда Мараид было восемнадцать, когда по вечерам в пятницу и по утрам в субботу они играли в регби, и самым жестоким испытанием для честного студента-юриста Юджина Пирсона было похмелье.

— Итак, Юджин. Как я понимаю, ты пришел… к определенному соглашению между нами и людьми из страны танго.

Пирсон посмотрел на руководителя Военного совета, выбранного коллегами для руководства вооруженной борьбой. Деклан Бурк был идейным марксистом-самоучкой, и Пирсон не сомневался, что в любой стране и в любое время Бурк оказался бы твердым сталинистом. Именно он в середине 80-х годов вступил в контакт с Юрием Полганиным — работником Первого главного управления КГБ, действовавшим в Дублине под «крышей» корреспондента Агентства печати «Новости». А когда над странами Варшавского договора нависли темные облака перестройки, Юрий Полганин свел в Вене «временных» с двоюродным братом Каддафи. Результатом установления контактов явился подарок ливийского лидера в виде четырех судов, груженых пластиковой взрывчаткой «семтекс», автоматическим стрелковым оружием, ночными прицелами, ручными ракетными установками. Сейчас все это хранится в подземных бункерах в Ирландии, Англии и Европе, и только недостаток средств не позволяет в полной мере использовать кровавый потенциал этого груза.

— Я посчитал себя обязанным согласиться, — ответил Пирсон, не глядя на Брендана Кейси, сидевшего, прислонившись спиной к сосне, и попыхивавшего своей трубкой «Петерсон» из вереска.

Ароматный дымок смешивался с запахом травы и теплого дерева. На верхушках деревьев каркали вороны, и где-то черный дрозд кликал самку.

У Бурка была сложная судьба. В начале 70-х годов его интернировали, и в тюремном лагере Лонг-Кеш он отвечал за поддержание дисциплины и безопасности в своей группе, несколько членов которой уже в то время являлись активными сторонниками «временных». Бурк участвовал в голодовках и похудел на девяносто шесть фунтов к тому моменту, когда британцы сдались и удовлетворили требования бастующих.

Тогда ему было почти двадцать семь лет. Изможденный, мускулистый, он быстро восстановил физические силы, а после освобождения из лагеря вступил в бригаду «Дерри» и завоевал популярность среди участников движения, взорвав несколько бомб на выбранных вроде бы случайно людных гражданских объектах, таких, как ресторан «Ле Мон» и бар «Дроппин Велл». Действиями Бурка руководил тогдашний Военный совет, в который входили Симус Туми и Рори О’Брейди, а юридическим консультантом являлся молодой юрист по имени Юджин Пирсон, считавший, что крупномасштабная кровавая резня настолько напугает британцев, что правительство Лондона будет вынуждено сесть за стол переговоров и обсудить вопросы вывода британских войск из Северной Ирландии и отказа от этой части страны.

Подобные операции, предложенные Пирсоном и одобренные Туми и О’Брейди, приобретали все больший размах, начались взрывы бомб на территории Англии, и в течение нескольких кровавых месяцев лондонцы слышали глухие взрывы и видели осколки стекла, искореженный металл и куски человеческой плоти.

Однако данная стратегия принесла противоположные результаты, и даже «кабинетные» террористы из США оказались вынуждены посоветовать «временным» более избирательно подходить к убийствам.

Следующим шагом Пирсона стала поездка в Нью-Йорк, где он выслушал сочувствующих ИРА и вернулся домой с новой стратегией, определявшей в качестве объектов террора британских солдат и их семьи, а также королевских констеблей Ольстера. Успех новой стратегии приободрил «временных», и деньги потоком хлынули из США. Финансовая поддержка вместе с поставками оружия и взрывчатки, осуществлявшимися советским КГБ через Чехословакию и Организацию освобождения Палестины, вдохнули новую жизнь во «временных» и позволили им достичь вершины своей деятельности, когда мощным взрывом был разнесен на куски «Гранд-отель» в Брайтоне на юге Англии, в результате которого чуть не погибла премьер-министр Маргарет Тэтчер и были убиты несколько видных консерваторов и их жены.

И вот теперь, спустя семь лет, судья Пирсон и нераскаявшийся бывший террорист и марксист-социалист Бурк сидели в узком кругу единомышленников, продолжая заниматься своим кровавым делом. Яркое свидетельство безжалостного патриотизма и целеустремленности.

— И у тебя есть отличный план… — обратился Бурк к Пирсону.

— Наша задача чрезвычайно проста. — Юджин намеренно обвел взглядом всех присутствующих. — Санчо Пансо (так они называли Пабло Энвигадо) хочет, чтобы мы просто осуществляли прием и основное распространение, соблюдая при этом полнейшую секретность. Кроме того, он хочет, чтобы мы дали советы по дальнейшему распространению и проследили за безопасностью.

Молчание.

— И это все? — притворяясь неосведомленным, спросил Кейси, хотя вся эта затея исходила от него.

— Этой операцией мы убиваем сразу двух зайцев. Так как кто-то, по неизвестной мне причине, рассекретил нашу группу «Лорка» и рассказал о ней адвокату Санчо, то я решил в качестве основного исполнителя использовать как раз группу «Лорка». Это значит, что она не станет принимать участия в других операциях, да и вообще будет держаться подальше от организации, а жаль.

— У тебя есть на примете более подходящая группа? Если так, то я с удовольствием выслушаю твои соображения. — В разговор вмешался Сайаран Мерфи, начальник службы безопасности «временных», который не являлся членом Военного совета, но был приглашен именно на это заседание в силу отличного знания обсуждаемого вопроса.

Пирсон отвел взгляд от Кейси. Наверняка начальник штаба покаялся перед Мерфи в нарушении безопасности, в том, что рассказал колумбийцам о группе «Лорка». И наверняка представил это как основной необходимый фактор переговоров. И внезапно Пирсон понял, что, если отбросить в сторону слепую ненависть к Брендану Кейси, группа «Лорка» и в самом деле идеально подходит для выполнения этой задачи.

— Нет, я выбрал «Лорку», — сказал судья таким тоном, будто это с самого начала была его идея. — И, если бы имелась лучшая группа, я не выбрал бы ее.

Бурк улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на двух телохранителей в лодке на озере. Один из них поймал небольшую рыбку, и они смеялись, разглядывая ее.

— Но мне придется еще кое-что организовать, — заявил Пирсон официальным тоном. — Создать альтернативный и параллельный пункт приема. С одобрения Совета я уеду сегодня вечером, но для будущего успеха операции прежде всего должен быть решен основной вопрос — вопрос нравственности.

Наступила тишина, замолк даже черный дрозд.

И как-то угрожающе прозвучал смех и тихие голоса телохранителей в лодке, замершей на спокойной, похожей на стекло поверхности Караг-Лейк.

— А что это за… вопрос нравственности, Юджин? — тихо спросил Деклан Бурк, не отрывая взгляда от телохранителей-рыбаков.

Пирсон обвел взглядом присутствующих, одного за другим, будто сидел на заседании суда в Дублине (на нем даже сейчас надеты очки в виде полумесяца), и вдруг внезапно ему вспомнилась комната дочери в общежитии Римской консерватории, куда он заходил десять дней назад. В памяти четко проявились два кресла, коврики и стол со стоящей на нем выпускной фотографией Сиобан. И чистый голос дочери, произносящий: «Папа…»

Кровь застыла в жилах судьи.

— Кокаин это зло, — услышал Пирсон свой голос и еще пристальнее посмотрел на своих соратников, у которых столь разные судьбы, разная мораль, но которые безусловно умны и объединены одним общим делом.

— Вопрос нравственности неизбежен, и мы должны решить его. Будем ли мы ради денег способствовать массовому распространению наркотиков в Европе? И будем ли настаивать на том, чтобы это не коснулось Ирландии? Но нам не удастся оградить Ирландию, когда наркотик окажется в руках организованных преступников, не признающих границ. Значит, с одной стороны, мы воюем с уличными торговцами наркотиками в Дублине и Корке, а с другой, будем получать ежемесячно два миллиона долларов за помощь в распространении этого проклятого зелья.

— Но мы боремся с торговцами героином и анашой, — заметил Сайаран Мерфи, — кокаина у нас нет.

— Пока нет. Но из него изготавливают «крэк», а это очень опасный, а порой и смертельный наркотик. Хотим ли мы нести ответственность за распространение этого наркотика в странах, не проявляющих враждебности по отношению к нашему делу? И за его распространение на улицах и в университетских городках на нашей родной земле? Вы должны решить этот нравственный вопрос. И должны решить его сейчас же, на этом заседании.

Жестом опытного адвоката Пирсон левой рукой снял очки.

Рыбаки в лодке на озере успокоились, черный дрозд снова затянул свою песню, стеклянная поверхность озера местами подернулась рябью, слышался даже плеск рыбы.

Деклан Бурк сложил свой серый пиджак и растянулся на земле, подложив его под голову в качестве подушки. На нем надета шерстяная безрукавка, без сомнения, связанная его женой Розин, которая прекрасно рукодельничала, и зимой 1972 года связала носки и шарфы доброй половине заключенных лагеря Лонг-Кеш.

— Вот что я об этом думаю, — сказал Бурк, глядя на ветки над головой. — Из твоего доклада, Юджин, мы знаем, что колумбийцы нацелились на Европу. И с их деньгами они добьются успеха… что бы мы ни предпринимали.

— Так почему бы нам тогда не взять их деньги и не использовать для нанесения последнего удара? — подал голос Кейси.

— А я и не предлагаю отказаться от этой попытки, — сказал Пирсон. — Я просто спрашиваю, действительно ли Военный совет берет на себя моральную ответственность за наши действия? Если так, то таковым и должно быть наше решение.

Кейси бросил на него свирепый взгляд. Было ясно, что Пирсон старается заставить присутствующих задуматься.

— А если перекрыть каналы поступления наркотика в Ирландию? И просто обеспечивать его безопасную доставку в Европу?.. — предложил Мерфи, расценивавший каждое приглашение на заседание Военного совета как возможность участия в формировании стратегии организации.

— Юджин прав, Сайаран. — Кейси снова принялся набивать табаком трубку. — Невозможно будет оградить нашу страну от кокаина, когда он заполонит всю Европу, поэтому вопрос заключается в том, сможем ли мы взять на себя ответственность? От имени всей организации? Ведь мы занимаемся рэкетом, контрабандой, массажными салонами, не говоря уж о банковских операциях. И на протяжении многих лет мы спокойно относились к тому, что наши фонды пополняются за счет деятельности не совсем… законной, да простит меня судья. — Он улыбнулся и опять занялся своей трубкой.

— Но это ставит под удар организацию, — не сдавался Пирсон. — Малейший слух, и мы лишимся всякой поддержки. А вас обоих вышвырнут из Шинн фейн.

Последнее замечание Пирсона относилось к Кейси и Мерфи, которые, кроме тайного руководства «временной» ИРА, занимали соответственно посты председателя и заместителя председателя в законной политической партии «временная» Шинн фейн. Она регулярно получала на выборах свыше одного процента голосов демократов в Ирландии и около четырех процентов в оккупированных Англией шести графствах.

— Каждый день происходят вещи, которые по твоему мнению могут привести в ужас наших сторонников, Юджин.

Как только Кейси заговорил, Пирсон вспомнил, как Брендан стоял на склоне холма в Уиклоу и кричал: «…да плевать на всех сторонников», и в голосе его звучало холодное презрение. Безусловно, он не мог позволить себе такой выходки на официальном заседании Военного совета.

— Но ведь ты же ожидал, что они толпами пойдут за нами после взрыва в лондонском Тауэре. — Кейси напомнил о взрыве бомбы в заполненном школьниками зале музея в Тауэре. Это произошло давно, в 70-х годах, но движение жило героическими историями даже шестисотлетней давности, воспетыми в песнях, легендах. А двадцать лет — это почти что вчера. — Или после расстрела из автоматов британских солдат на глазах у их детей. Эти сторонники из числа молодежи жуткие наркоманы, их привлекает насилие, им больше нашего симпатичен Джим Рурк.

Джим Рурк был боевиком «временных», который во время бегства на машине после убийства обычно занимался мастурбацией, настолько сильное сексуальное возбуждение охватывало его после кровавой расправы. В конце концов он был казнен за подрыв репутации движения и похоронен на кладбище в Миллтауне.

— Я считаю, что наркотики — это совсем другое дело, — спокойно ответил Пирсон.

Он заметил как Кейси и Бурк незаметно переглянулись. Боже мой, да ведь они наверняка уже занимались этим.

Бурк посмотрел Юджину Пирсону прямо в глаза.

— Если мы пойдем на это, Юджин, то каковы твои… планы? Не помешает ли это, скажем… твоей основной работе?

Пирсон почувствовал, как внутри закипает ярость, но сдержал себя. Как приятно будет уничтожить этих двоих: Кейси и Бурка. Они предают их дело и вместе с этим прекрасных людей из партии Шинн фейн. Он должен был заметить это раньше. Власть разлагает, а власть распоряжаться жизнью и смертью… это наркотик, в тысячу раз более сильнодействующий, чем кокаин.

Юджин спокойно выдержал взгляд Бурка. Смерть Венецианской Шлюхи, пощечина на вилле «Сан Мишель», махинации Кейси… о да, они за все заплатят. Но не сейчас.

— Приложу все силы для выполнения своих обязанностей. Я политический советник, но никогда не перестану высказывать неприятные факты или говорить о возможном ущербе для нашего… нашего будущего в истории Ирландии.

— Хорошо сказано. — Это произнесла Мэри Коннелли, единственная женщина в Военном совете. Мэри читала лекции по прикладной математике в Тринити-колледж в Дублине и имела на своем счету одну боевую операцию на территории Англии — взрыв бомбы в лондонском универмаге «Харродз». Ей исполнилось тридцать шесть лет, родилась она в Белфасте и примкнула к организации после возвращения из Лондонской школы экономики. Прирожденная активистка, она без сомнения погибла бы, попала в тюрьму или примкнула бы к партии Шинн фейн, если бы Брендан Кейси не прочитал ее доклад о нарушениях конспирации у «временных» и о системе отдельных групп, позволяющей исключить утечку информации об операциях. Доклад перекликался с советами, данными Абу Нидалом Кейси и Бурку во время тайной встречи на Кипре, состоявшейся всего за несколько недель до появления этого доклада. Мэри отстранили от активной деятельности и перевели в службу планирования. Потом она переехала в Дублин, поступила на работу в Тринити-колледж и теперь держалась подальше от политиков и известных республиканских активистов.

Она улыбнулась из-под парика цвета воронова крыла.

— Джентльмены, мы не можем бороться еще двадцать лет. А какие-нибудь умные проходимцы опередят нас. Так что давайте заключим эту сделку, получим столько миллионов долларов, сколько она стоит. Выдоим Энвигадо и вышвырнем британцев из Ирландии.

Мужчины засмеялись, а Кейси сказал: «Браво». С озера донеся скрип весел в уключинах, это два телохранителя меняли позицию.

— Есть ли возражения? — спросил Бурк, оглядывая присутствующих и в последнюю очередь судью Юджина Пирсона.

Молчание.

— Отлично. Юджин, ты говорил, что твой самолет вылетает сегодня вечером…

И тогда последние лоскутки наивности начали слетать с излохмаченной совести Юджина Пирсона.

В районе Гринвич-Виллидж в Нью-Йорке есть небольшой ресторанчик под названием «Морта да Паста». Дешевый и оживленный, он расположен между Мерсер-стрит и Пятой авеню, недалеко от Вашингтон-сквер, в самом центре студенческого городка Нью-йоркского университета. А при ресторанчике имеется бар с дешевыми коктейлями.

Исполняющий обязанности лейтенанта отдела по убийствам Эдди Лукко сидел в баре, облокотившись на стойку, слегка повернувшись лицом к залу и бросая время от времени взгляды через окно на улицу. При поддержке Дэнни Моллоя и специального агента из нью-йоркского управления по борьбе с наркотиками Дона Мейдера ему удалось сохранить это дело за собой. И вот теперь он зашел в тупик.

Естественно, все знали, что массовое убийство в больнице Бельвью совершено колумбийцами, «теми самыми колумбийцами», как называли их окружной прокурор и агенты ФБР.

Но какими именно колумбийцами?

Лукко несколько дней не заходил в 110-й полицейский участок, пользуясь услугами детективов и переодетых полицейских, имевших осведомителей и доступ к записям телефонных разговоров, прослушиваемых отделом по борьбе с наркотиками и объединенной бригадой департамента полиции Нью-Йорка и управления по борьбе с наркотиками. Таможенная служба, которая фильтровала колумбийцев в Джэксон-Хейтс, наблюдала за ними, фотографировала, прослушивала телефонные разговоры и подкупала, была загружена до предела.

Если бы только на улицах прошел какой-нибудь слух, объединенная разведывательная служба 110-го полицейского участка и отдела по борьбе с наркотиками узнала бы об этом. Они услышали бы любой разговор в барах, мужских туалетах, по телефонам или даже в некоторых спальнях.

Но никто ничего не говорил. Слух на улицах был — ничего. Ноль.

Это означало, что или они ничего не знают, или убийцы настолько крутые, что о них даже и упоминать нельзя во время разговоров в барах и парикмахерских. Лукко не отдавал предпочтения ни одному из этих предположений. Он был слишком опытным детективом.

Отдел по борьбе с наркотиками в Майами никогда не видел погибшую неизвестную девушку. Рикардо Сантос Кастанеда не появлялся в Майами уже более пяти месяцев. О его брате Германе известно, что он около трех недель назад улетел в Барранкилью. Герман не появлялся в своих излюбленных местах, что очень необычно, потому что ему нравилось держать в своих твердых руках бизнес, оптовую торговлю кокаином и укреплять дисциплину среди представителей картеля в Майами.

Убитые колумбийцы — всего их было четверо, включая парня, которого Лукко подстрелил в целях самообороны и который умер от потери крови еще до прибытия врачей — все опознаны. Двое были из Майами, а двое из Боготы, и прибыли они в Соединенные Штаты из Мексики за два дня до убийства по настоящим мексиканским паспортам с бессрочной визой, как импортеры продовольственных товаров. Из двух колумбийцев из Майами один являлся владельцем бара в Бейсайде и служил пилотом в чартерной авиакомпании. Сидел в тюрьме за вооруженное нападение и контрабанду марихуаны, открутился от обвинений в похищении людей и заговоре с целью убийства. Парень был богатым, содержал двух девиц: одну в квартире в Корал-Гейблз, а другую на большой прогулочной яхте, стоявшей на якоре возле небольшого, спокойного островка Ки-Бискейн, служившего базой для воротил наркобизнеса из Майами. Другой убитый из Майами работал механиком чартерного судна. В свое время он служил в национальной полиции Колумбии, потом уволился и купил разрешение на работу в Соединенных Штатах. Его подозревали в работе на заправил организованной преступности и убийствах по контракту. Как оказалось, подозрения подтвердились.

Оба колумбийца из Боготы были «консультантами по безопасности», обслуживающими предпринимателей, они занимались прибыльным бизнесом, поставляя телохранителей в Боготу, где всегда имелось дело для хорошо подготовленных профессионалов.

И на этой точке расследование застопорилось.

Вызывал большое удивление тот факт, что никто из убитых колумбийцев не был известен, как помощник Рикардо Сантоса или даже его брата Германа. За этим наверняка что-то стояло. Но что? Лукко знал, что может справиться с расследованием, но очень скоро окружной прокурор надавит на начальника полиции, тот надавит на Дэнни Моллоя, а капитан в свою очередь посоветует Эдди Лукко вступить в контакт с ФБР или вернуть новенькую лейтенантскую бляху.

Ладно, ФБР и само ничего не знает, что Лукко уяснил по тем глупым вопросам, которые агенты ФБР задавали по всему городу. А вот как быть с бляхой? Пока можно радоваться прибавке к жалованию и каждый раз с наслаждением разглядывать новенькую, сверкающую бляху с надписью «лейтенант» вверху и без серийного номера детектива внизу, и помнить о своей потертой, старой, невзрачной бляхе детектива, прослужившей ему семнадцать лет, о которой он не мог думать иначе как «это настоящая бляха».

— Еще пива, Эдди?

Парнишка за стойкой бара был студентом, подрабатывавшим в свободное от учебы время. Никто в баре не знал, что этот студент уже два года отработал патрульным полицейским и собирался вернуться в департамент полиции Нью-Йорка со степенью бакалавра, а потом работать в отделе по расследованию убийств, если сможет попасть туда.

— Конечно, Тони, почему бы и нет?

Лукко оглядел оба зала ресторанчика. Дела здесь шли хорошо. Итальянская пища вкусна, а сервис бесцеремонный, типичный для Нью-Йорка, но с большой долей сердечности. Лукко посмотрел на часы: десять минут восьмого. Скоро студенческие общежития, расположенные вокруг обнесенной деревьями Вашингтон-сквер, заполнятся студентами, и они начнут дурачиться, возиться и даже заниматься. Именно здесь училась Нэнси перед Гарвардом. Эдди познакомился с ней, когда служил детективом в полицейском участке до перехода в отдел по убийствам. Они вместе гуляли в окрестностях, и спокойно, без лишней суеты, полюбили друг друга, хотя сами поняли это только тогда, когда Нэнси уехала в Массачусетс, в Гарвард. Эдди выдержал три недели, а потом сел в машину и в дождливую ночь отправился к ней, точно как в каком-то французском фильме, который он видел. Он приехал в город утром и отправился искать ее квартиру, и тут увидел ее: Нэнси шла под дождем и выглядела несчастной.

Через три недели они поженились. Лукко улыбнулся, вспомнив об этом.

Тони подвинул к нему по стойке бутылку лучшего колумбийского пива «Корона». В этот момент в бар уверенно и вместе с тем осторожно вошел высокий мужчина. Лукко не пошевелился, но сердце забилось быстрее, и он внутренне напрягся, потому что появившийся в баре симпатичный негр, предки которого, возможно, жили в Сомали, был не кто иной, как Симба Патрис, главарь банды «Ястребиный коготь», торговец наркотиками, сутенер и убийца по крайней мере дюжины своих дружков.

Он направился прямо к стойке и сел рядом с Эдди Лукко.

— Что будете пить? — спросил Тони.

— Я слышал, ты стал лейтенантом, — обратился Симба к Лукко.

— И не говори, — ответил Эдди и как бы случайно расстегнул среднюю пуговицу твидового пиджака.

— И ты ведешь определенное… расследование.

Голос у Симбы по-настоящему низкий, и он забавно растягивает слова на манер жителей Карибских островов. Он произнес: «рассле-дова-ние», и интуиция подсказала Лукко, что в деле появился просвет, которого он так ждал.

— Я тебя слушаю, — сказал он, наблюдая через окно за улицей и за входной дверью.

Люди, убившие семь полицейских, церемониться не станут. Детектив прищурился, заметив Сноублинда, члена банды «Ястребиный коготь», который прошел мимо окна, перешел на другую сторону улицы и прислонился к пожарному гидранту, следя за входом в ресторанчик.

— У меня здесь восемь боевиков, парень, но успокойся, они просто охраняют меня…

Лукко посмотрел на Симбу. Восемь вооруженных бандитов, слоняющихся в это вечернее время возле Вашингтон-сквер, постоянно торчащие здесь торговцы наркотиками (не из банды) и переодетые полицейские, занимающиеся своими делами, — от такого сочетания можно ожидать серьезной драки. Заметил Лукко и автомат «узи», спрятанный под ярко-красной бейсбольной штормовкой Симбы. Размышляя о своем предчувствии, Эдди повернулся спиной к залу и положил локти на стойку бара. Тони, который был хорошим парнем и собирался стать хорошим полицейским, как бы невзначай подошел к магнитофону, из которого лились звуки «Ложись, Салли» Эрика Клэптона, и прибавил звук ровно настолько, чтобы не раздражать посетителей, но и чтобы никто не мог подслушать разговор Лукко и Симбы.

Симба повернулся и осмотрел зал, не отметив ничего необычного и настораживающего. Официанты и официантки то и дело входили и выходили в кухонную дверь рядом с концом стойки бара. Из кухни они несли макароны, суп, мороженое и прочую еду, а на обратном пути пустые тарелки. Симба наклонил голову к Лукко.

— Ты интересуешься белой девчушкой, перебравшей наркотика на Центральном вокзале?

— Да.

— Я разговаривал с ней, когда она еще была жива.

Выражение лица Эдди Лукко не изменилось, но зачесались пальцы и ладони, он почувствовал, как запульсировала жила на мускулистой шее.

— Хм…

— Она была с Рикардо, ты ведь знаешь, о ком я говорю?

— Уточни.

— Сантос, понятно?

— Она была с Рикардо Сантосом? — Лукко бросил взгляд на Тони, занятого подсчетом чеков. Не глядя в сторону Лукко, Тони кивнул. Он понимал, что является важным свидетелем разговора, от которого Симба мог впоследствии отказаться. Лукко надеялся, что Тони сумеет записать их разговор. — Когда это было?

— С месяц назад. А потом Рико пустил слух, что девчушка сбежала от него. Он прямо рехнулся, требовал, чтобы перевернули весь город и нашли ее. Так что мы тоже искали ее. Есть здесь что-то интересное. Ведь не от безумной же любви он пытался разыскать и вернуть ее.

Эдди отхлебнул пива и спокойно ждал продолжения разговора.

— Нет, парень, этот пижон был до смерти напуган.

— Интересно, почему? — пробормотал Лукко таким тоном, будто на самом деле это его не слишком интересовало.

— Не знаю, парень, но говорят, что именно поэтому его и шлепнули.

— Рикардо мертв?

— Я слышал, что мертв. А еще нашли колумбийца-таксиста с пулей в башке. Желтое такси, в Куинзе. В то самое утро, когда убили моего брата Малыша Пи…

Лукко отметил про себя, что большой ошибкой было убивать Малыша Пи, не подумав о мести со стороны брата.

— Малыш Пи был крепким парнишкой, мне жаль, что он так закончил.

— Шутишь, парень? Нас всех это ожидает. Это наша жизнь, и мы сами ее выбрали, поэтому тоже так закончим.

«Черт, времени и так мало, а он еще пускается философствовать», — подумал Лукко.

— Расскажи мне об этой девушке.

— Что тебе рассказать?

— Ну, об этой девушке Рико.

— Ладно, она совсем молоденькая, лет восемнадцать. Они с Рико прилетели на самолете и сразу взяли несколько порций хорошего товара.

— Взяли?

— Купили… на улице.

Это значило, что они приобрели его у Симбы.

— Ты сказал, что разговаривал с ней. Что она говорила? Она латиноамериканка?

— Говорила, как англичанка, а может быть, выговор у нее даже несколько мягче. Но без всяких выкрутасов, не знаю, возможно, она из Бостона. Она сказала, что первый раз в Нью-Йорке. Голосок чистый, выглядела хорошо, но, к сожалению, много пила, как будто завтра запретят спиртное.

— Теперь оно и запрещено для нее.

— Образно выражаешься, парень.

— Что она еще сказала?

— Гм, она хотела попробовать «крэк».

Эти слова Симба произнес очень тихо, он не был дураком и не намеревался сам разоблачать себя.

— Так что она говорила? Что конкретно?..

— Не успела больше ничего сказать, потому что Рико велел ей заткнуться и увел назад в машину.

— Вот как?

— Она ужасно рассердилась на него, и они начали ругаться. А теперь о парнях, которые прикончили моего брата… — Глаза Симбы буквально превратились в льдинки, он посмотрел на улицу, где несли охрану боевики. — …Они не из города. Девять пижонов. Колумбийцы. Работают непосредственно на босса, ты понимаешь, о ком я говорю. Они узнали, что Малыш Пи заключил соглашение с полицией. А ведь именно он работал с колумбийцами.

— Мне нужны имена.

— Это все, парень. У меня к ним должок за Малыша Пи. Если доберусь до них первым, то им кранты.

— Послушай, да ты ничего мне не сказал…

Симба, ясно представлявший себе драматизм ситуации, — ведь он в сопровождении вооруженного эскорта приехал поговорить с полицейским, расследующим убийство его брата, — прислонился спиной к стойке бара и задумался. Лейтенант Лукко понял, что перед ним сидит не грозный предводитель уличной банды цветных, а просто здоровый, беспутный, смертельно опасный, самодовольный негодяй.

— И ты пришел сюда рассказать мне, что это колумбийцы убили твоего младшего брата, который единственный из вашей банды мог указать на колумбийцев, с которыми вы вели дела? Да ты просто дерьмо. А теперь убирайся отсюда, пока я не поджарил тебе задницу.

— И о девушке.

— О том, что ты видел ее, а теперь она мертва. Кто продал ей «крэк»?

— Не знаю. Рико запер ее в номере отеля, а она позвонила в службу сервиса и смылась. Вот так, детка.

— Это тебе Рико сказал?

Ни один мужчина никогда не называл Эдди Лукко «детка». Он подумал, что это, наверное, форма обращения, принятая в банде «Ястребиный коготь», или просто уличный жаргон. Он с трудом держал себя в руках. «Де-етка», — вот как он произнес это.

— Да, мне рассказал Рико.

— А кто продал ей наркотик?

— Купила, да и все тут. Это ведь город, парень.

— Тогда в чем дело, Симба? О чем мы с тобой говорим?

— Дело в том, что парням, которые прикончили ваших полицейских и моего брата…

Эрик Клэптон допел до конца. Они сидели молча, прислушиваясь к шуму посетителей ресторанчика, Лукко прихлебывал пиво «Корона». Тони поставил другую пленку, уныло зазвучал саксофон Бена Вебстера. Лукко подумал, действительно ли появляется какой-то просвет для отдела по убийствам и его лейтенанта. Ему больше везло, когда он был сержантом, и он заскучал по своей изрядно потертой бляхе детектива. Когда он показывал ее, это означало, что предъявитель этой потертой бляхи является опытным нью-йоркским полицейским и не стоит даже пытаться связываться с ним. А теперь эта новая, сверкающая бляха… Боже, что только что сказал Симба?

— Дело в том, детка, что у этих парней был приказ разыскать девчонку. Она очень важная персона. Они начали расспрашивать и обратились с этим к моему брату. Но тогда…

Эдди Лукко обернулся и пристально посмотрел на Симбу Патриса. Тот не отвел взгляда.

— А что с Рикардо Сантосом?.. — спросил Эдди, не отрывая взгляда от Симбы.

— Эти парни еще дня три были в городе. Я слышал, что Рико отвезли в Бруклин к реке, а какие-то зеваки всю ночь слышали там крики. Я имею в виду, детка, что там живет куча бродяг, жуткое место.

— А таксист?

— Как я слышал, этот парень работал на картель, и все удивились, когда его нашли убитым, он ведь был своим человеком. Понимашь, о чем я говорю?

— Погоди, мне надо все это прояснить для себя…

— Только быстрее, мне пора идти отсюда.

Симба отвел взгляд, заметив, как засверкали глаза Лукко.

— Значит, они прибыли в город специально, чтобы разыскать девушку, с которой Рико приехал из аэропорта Кеннеди?..

— Да, все точно, я…

— Остынь. И подвергли допросу с пристрастием Рико, который, как ты слышал, уже мертв.

Симба кивнул, насторожившись. Кожа у него заблестела от пота, похоже, он испугался и все время поглядывал на выход и на улицу.

— А потом они совершили налет на больницу, в результате которого были убиты Малыш Пи и еще пятнадцать человек, включая четырех членов этой банды. Что еще?

Симба встал и огляделся вокруг, показывая всем своим видом, что собирается уходить.

— Они останавливались в отеле «Хэмптон-хауз». Это мне девчонка сказала.

— Это было во второй раз, когда ты увидел ее? Когда она вернулась и ты продал ей «крэк»?

Лукко продолжал сидеть, его правая рука сжимала под пиджаком рукоятку «смит-вессона» калибра 0,38 дюйма, глаза внимательно следили за Симбой.

Некоторое время Симба стоял не шелохнувшись, потом улыбнулся, и улыбка медленно перешла в усмешку на его симпатичном лице.

— Парень, я ничего ей не продавал… — И он спокойно вышел из ресторана с таким видом, будто его вообще ничто не волновало в этом мире.

Глядя ему вслед, Лукко увидел, как телохранители на улице, профессионально оглядываясь по сторонам, двинулись вместе со своим главарем. Тони оторвал взгляд от испещренного записями блокнота.

— Так кто эта девушка? Почему она такая важная персона?

— Если ты ответишь мне на это, Тони, то завтра получишь место в отделе по расследованию убийств…

Лукко перегнулся через стойку, забрал у Тони блокнот с записями, прошел через дверь на кухню и вышел из ресторана через задний вход.

«Хэмптон-хауз» был большим и роскошным отелем на Сентрал-парк-саут, в котором размещалось двести четырнадцать номеров. Назвать его неприметным было бы, пожалуй, несправедливо, но, если нужно остановиться в Нью-Йорке, не привлекая к себе внимания, «Хэмптон-хауз» вполне подходит для этого. Дежуривший помощник управляющего был родом из Калифорнии и вел себя естественно, просто и любезно. Звали его Джон Бордек. Когда лейтенант Эдди Лукко появился перед его конторкой в сопровождении детектива Сэма Варгоса, первой мыслью Джона было, что им следовало бы подтянуть галстуки, так как у обоих они ослаблены, а верхние пуговицы рубашек расстегнуты.

Он вежливо выслушал вопрос Лукко и набрал необходимую информацию на клавиатуре компьютера.

— Давайте посмотрим… Кастанеда… или Сантос…

Лукко и Варгос вежливо ожидали, разглядывая толпившихся в вестибюле японских бизнесменов, англичан и американцев из других городов, латиноамериканцев, немцев.

Джон Бордек оторвал взгляд от компьютера и робко улыбнулся.

— Весьма сожалею, но никто с такой фамилией не останавливался здесь, по крайней мере с Рождества.

— А когда последний раз здесь останавливался кто-нибудь с подобной фамилией? — поинтересовался Варгос.

— Не могу сказать, во всяком случае без распечатки, — ответил Бордек.

— Вот что, Джон, — начал Лукко, — я хочу поговорить со швейцарами, дежурившими четыре недели назад, а также с обслугой из службы сервиса и с горничными. Вы можете это организовать?

— Нет проблем. За исключением тех, у кого выходной и другая смена.

— Отлично. Я вернусь, когда они соберутся.

— Вы собираетесь предложить им для опознания фотографию? — Бордек усмехнулся. Все было точно как в кино.

— Пока я буду говорить со швейцарами, вы можете устроить так, чтобы детектив Варгос опросил службу сервиса?

— Конечно, лейтенант.

Лейтенант Эдди Лукко ухмыльнулся про себя. Ему понравилось, как это прозвучало.

Швейцар посмотрел на фотографию Рикардо и неизвестной девушки.

— Эй, это должно быть Рим, да? Ла белла Рома, я прав?

— Как насчет этой парочки? Они останавливались здесь?

— Не припоминаю. Давайте спросим Луиса, мы с ним работаем в разные смены. Пойдемте.

Швейцар провел Лукко в комнату для носильщиков и швейцаров, расположенную сбоку от главного входа. Луис оказался услужливым человеком со смуглым, оливкового цвета лицом. Он внимательно рассматривал фотографию, поворачивая ее под разными ракурсами. Собравшаяся в вестибюле группа японских бизнесменов двинулась на выход с таким видом, словно они собирались завоевать Нью-Йорк.

— Да, это мистер Энрикес.

Лукко видел, что швейцар совершенно уверен в своих словах.

— Очень хорошо, давайте пройдем в вестибюль. Там сядем и поговорим вдвоем.

Детектив повернулся и направился к выходу, Луис встал, взял пиджак и последовал за ним. Разочарованный дежуривший швейцар был вынужден вернуться на рабочее место.

В вестибюле Лукко отыскал пару кресел рядом с высокой мраморной стеной, отделяющей их от группы рекламных агентов-англичан, которые только что вошли в отель, столкнувшись в дверях с выходившими японцами.

Они сели в кресла, и Лукко снова протянул Луису фотографию.

— Посмотрите хорошенько.

— Это Энрикес. А это его девушка, та самая, что сбежала.

Что там говорил Симба? «Девчонка сбежала от него. Он просто рехнулся…»

— Что вы имеете в виду? Пошла погулять?..

— Он спустился к дверям и спросил меня, не видел ли я его… нет, имени он не назвал. Спросил, не видел ли я молодую леди, которая была с ним.

— А что еще?

«Имя, мы подбираемся к этому…»

— Но она так и не вернулась.

«Да, не вернулась, она лежала в морге больницы Бельвью».

— А Энрикес?..

— Он еще пару дней оставался в отеле, потом выехал. Но он оставил мне записку с номером телефона и попросил позвонить ему, если она вернется и будет его разыскивать. Но она не вернулась.

— А записка у вас?

— Конечно.

Луис вытащил из кармана потрепанную книжку и достал из нее клочок бумаги из гостиничного блокнота. Такие блокноты лежали в номерах возле телефонов. Взглянув на номер, Лукко понял, что это где-то в Джэксон-Хейтс. В зоне действия 110-го полицейского участка, где обитали крупные колумбийские воротилы. Он спрятал бумажку с номером телефона в карман.

— Спасибо, Луис. Что-нибудь еще?

Хороший полицейский обязательно задавал такой вопрос, даже если допрашиваемый только что признался в массовом убийстве, четырех изнасилованиях, краже и вооруженном грабеже.

— Девушка действительно симпатичная. Но, Бог мой, она была такой молоденькой.

— Несовершеннолетняя?

— Ни в коем случае, их бы не зарегистрировали в отеле. Я думаю, ей лет восемнадцать-девятнадцать. Фотография не очень хорошая, лейтенант. Она могла бы стать кинозвездой. — И вдруг вполне логичная мысль осенила Луиса. А логика заключалась в том, что он сидел и разговаривал с полицейским из отдела по убийствам. Он посмотрел в глаза Лукко. — Проклятье, девочка мертва, да?

Лукко кивнул.

Внезапно на Луиса навалилась усталость.

— Этот проклятый город, парень…

Примерно такого же результата Варгос добился от службы сервиса и горничных. Некоторые помнили эту парочку, поселившуюся в номере с громадной кроватью. Мистер Энрикес хотел номер с видом на Сентрал-парк, но вынужден был занять номер, окна которого выходили на противоположную сторону, на Шестую авеню. Они заказали в номер шампанское, а позже отправились обедать. Никто не знал куда. На следующий день до девяти утра оставались в постели, а потом пошли за покупками. Одна из горничных вспомнила фирменные пакеты магазинов «Джакки» и «Блумингдейл». И «Банана рипаблик».

Девушка заказала в номер кока-колу и бутерброды с цыпленком. Это было около десяти вечера. Официант из службы сервиса вошел в гостиную и услышал стук в дверь, доносившийся из спальни. Он открыл дверь, девушка засмеялась и сказала, что ее глупый дружок по ошибке запер ее, пока она спала. Она дала официанту десять долларов чаевых, что сразу показалось ему странным, надела жакет и вышла вместе с ним из номера, даже не притронувшись к бутербродам с цыпленком. Потом спустилась на лифте на первый этаж.

Вот так и обстояло дело. Девушка вышла в город, и где-то между десятью вечера и без десяти семь утра Апач украл у нее сумочку, и она умерла, наглотавшись собственной рвоты, от передозировки «крэка», смешанного со множеством грязных добавок, что и послужило поводом для передачи этого дела в отдел по расследованию убийств.

Лукко подумал, выяснит ли он когда-нибудь, что она делала между десятью вечера и шестью утра. Он вспомнил широкую усмешку Симбы Патриса: «Парень, я ей ничего не продавал…»

Черт побери, что он хотел этим сказать?

— А еще я выяснил ее имя, — сказал Варгос.

Они ехали в коричневом «додже» без опознавательных полицейских знаков, подпрыгивая на выбоинах и с трудом прокладывая себе путь в интенсивном, как всегда в час пик, потоке транспорта, направляясь на восток по Пятьдесят седьмой улице. За рулем сидел Варгос.

Лукко посмотрел на идущий впереди грузовик. Возле тротуара конный полицейский беседовал с высоким темнокожим юношей, который стоял спокойно, уперев руки в бока. Потрескивала рация, самые нетерпеливые водители давили на клаксоны. Лукко знал, что навсегда запомнит этот момент, как запомнил день, когда услышал об убийстве Кеннеди.

— Только без шуток, — небрежно бросил он. — Как ее зовут?

Варгос назвал имя. Лукко кивнул. Да, так и должно быть, мирское имя, которое ему нужно было выяснить, которое непременно имел неопознанный труп.

— А как насчет фамилии?

— Дай передохнуть, Эдди. Это только начало.