Фигуристая Сестричка

Глава 8

С самого детства в доме моих родителей пахло новым ковром и полиролью для мебели, несмотря на то, что в нем с 70-х годов лежал один и тот же безворсовый ковёр.

Кухня всегда казалась слишком маленькой, тесной, в форме буквы Г вокруг стола, слишком большого для своего угла. Половину стола занимали купоны, а остальную часть — моя мама и её свадебные книги с картинками. Курицы и яблоки украшали каждую плоскую поверхность. В отличие от бабушкиного фермерского дома, в маленьком бунгало всё было спроектировано так, чтобы замкнуться вокруг семьи, создав удушающее чувство принадлежности. Единственным свидетельством того, что мои родители жили в цифровую эпоху, был капучинатор промышленного класса, засунутый между тостером и вафельницей, и высокотехнологичные гидролокационные сканеры, висевшие вместе с рыболовными удочками рядом с шапками и пальто у двери.

Я протиснулась к крошечному кухонному окошку, чтобы взглянуть на яркий пейзаж снаружи. Медовые пчелы роились в ульях, плоды их труда таяли на дне моей чайной чашки. Я могла заглянуть в окно кухни Маккормиков, и это меня немного напугало. Из окна моей кухни можно было разглядеть очертания дома Кинга только, если прищуриться.

Маленький интроверт во мне хотел поскорее сбежать обратно в фермерский дом.

— Платье фантастическое. Разве оно не великолепно? Она будет выглядеть как принцесса. — Мама вздохнула, подперев лицо рукой. Я посмотрела на ярды пластика, скрывающие свадебное платье, висевшее на вешалке. Мы забрали его у портнихи из Омахи утром, и я уже устала от пыльного запаха вычищенного шелка и кружев.

— Так ты говоришь всё утро.

— Это так романтично.

Я фыркнула в чашку с чаем.

— Думаю, если изменяющий жених сделает это для тебя, то конечно. Как прекрасный принц.

— Кэссиди.

— Мама.

Она вздохнула.

— Пожалуйста, не начинай.

Я бросила на неё взгляд, который не мог передать, насколько глубоко меня это ранило. — Мам. Шесть месяцев назад мы с тобой говорили о платьях и цветах, а теперь ты используешь те же свадебные книги, которые мы с тобой создали, для моей сестры и моего бывшего жениха. Почему все ждут, что я забуду эту часть?

— Сейчас речь идет о Бейли и Джонатане, а не о тебе. Я знаю, что тебе больно, но нужно смириться с тем, что эта свадьба состоится.

— Она с ним шесть месяцев. Я была с ним два года. Скажи мне, как именно я должна с этим справиться, и я сделаю это. Это как эпизод из «Сумеречной зоны», который не хочет заканчиваться. — Я сжала свою кружку так сильно, что думала, что треснет фарфор. Я тяжело опустила её на столешницу и повернулась к маме спиной, чтобы она не видела, как я дрожала. Мои мысли устремились к квартире на чердаке, кровати и мужчине, который дал мне возможность отгородиться от всего этого. За неделю, проведенную с ним, у нас ещё не было ни одной ночи наедине, но это не помогало мне справиться с реальностью свадьбы прямо сейчас. — Не знаю, что мне делать, но я знаю, что то, что они сделали, было неправильно. Я знаю только это.

— О, Кэссиди. Я люблю тебя. Ты — мое сердце. И я хочу, чтобы ты была счастлива, детка, но что ты хочешь, чтобы я сделала? Хочешь, чтобы я избегала Бейли и притворилась, что свадьбы не будет? — она вздохнула. — Потому что я не могу так поступить. Я не могу выбирать между своими единственными дочками. Если я не приму в этом участие, то упущу возможность получить опыт, который бывает раз в жизни. Я ждала этого всю вашу жизнь. Сколько раз мы должны говорить об этом, прежде чем ты удовлетворишься?

Впервые я почувствовала укол вины за то, что была так груба с ней. Я не задумывалась о позиции своих родителей во всем этом, но она была отвратительной. Я никак не могла попросить их выбрать сторону, даже если не выбрав одну из этих сторон, они по умолчанию окажутся на стороне Бейли.

— Было бы неплохо, если бы я получила извинения. Для начала это было бы неплохо.

— Конечно, Бейли сожалеет. Она же твоя сестра.

— Она никогда этого не говорила. Ни разу.

— Ты извинилась за ущерб, причиненный тобой Кингам? Извинилась? О, да, я всё слышала, Кас. Франсин Кинг рассказала мне об этом в церкви. Ты напугала её до смерти. Она думала, что ты собираешься преследовать Джонатана.

— Я хорошо об этом подумала. Возможно, это только к лучшему.

Мама посмотрела на меня так, будто ей не до смеха, и я проглотила все остальные умные замечания, пока не нарвалась на неприятности, словно мне снова было шестнадцать лет.

— У меня есть идея, — внезапно сказала она, и на её изможденное солнцем лицо вернулась яркость. — Ты, я и Бейли пообедаем вместе на этой неделе. Мы проясним ситуацию. Как раньше. Это будет весело.

Я окинула её скептическим взглядом.

— Мам, мы никогда так не делали.

— Когда-то делали. Помнишь? Мы поехали в Линкольн, пообедали и прошлись по магазинам.

Мысль о том, чтобы посидеть с сестрой где-нибудь в общественном месте, чтобы разрядить обстановку, казалась мне быстрым путем к очередному визиту шерифа Гиббса. Тревога стиснула мой желудок, и, несмотря на надежду в маминых глазах, я покачала головой.

— Я так не думаю, мам.

— То есть ты собираешься просто игнорировать её до конца жизни?

— Не в таком маленьком городке.

— Знаешь, ты встретишь кого-то другого, малыш, и это покажется тебе благословением. Может, не сейчас, но скоро. Ты встретишь человека, с которым должна быть, и будешь благодарна, что не вышла замуж за Джонатана Кинга.

— О, я уже благодарна, что не вышла замуж за Джонатана Кинга. — Я вылила остывший чай в раковину. — Мне нужно идти. Спасибо за чай, мам.

— Подожди, Кас, мы ещё не закончили. — Она встала, но я подняла руки, чтобы не дать ей подойти ближе. Бейли была самой чувствительной в нашей семье.

— У меня есть несколько обязательств, и я уже сильно отстаю. В другой день, обещаю. — Я как можно скорее поставила между нами диван с пластиковым покрытием и, помахав через плечо, выбежала из маминого дома.

Я направилась по кварталу к Главной улице, где припарковала машину. Сердце городка — это два квартала, на которых располагались маленькие, украшенные под старину магазинчики для туристов, желающих приобрести антиквариат. В Касл-Крике было двенадцать антикварных магазинов, четыре церкви и пять баров, что в общем-то соответствовало всем сельским городкам, в которых я когда-либо побывала. Мы всегда были заняты тем, что после церкви по воскресеньям заходили в закусочную Марси, а в июне проводилась ежегодная антикварная ярмарка, когда население увеличивалось в четыре раза на шестнадцать часов в году. Когда Макдоналдс появился рядом с шоссе вместе с заправками, можно было подумать, что мы стали космополитами.

Я уже открыла дверь своей машины, когда заметила на другой стороне улицы Джейсона, который грузил фанеру в грузовик своего деда. Джейсон, очевидно, полностью превратился в деревенского парня: пот от солнца блестел на его бицепсах, а футболка потемнела на спине. Она казалась слишком маленькой, обтянув его плечи, и мои пальцы сжались в кулак при воспоминании о том, каково это — прикасаться к его фигуре. Его джинсы выглядели выцветшими и мягкими, протертыми на правом колене и заднем кармане в форме бумажника. Его рабочие ботинки выглядели старыми, а черная ковбойская шляпа — новой. Я готова поспорить, что это влияние его деда. На его обычно гладких щеках была небольшая темная щетина. Он выглядел грубым и сильным, и меня вдруг охватило сильное желание стянуть через голову промокшую от пота футболку и безумно сильно поцеловать его.

Я закрыла дверь и прошла по кварталу до угла, прежде чем перейти дорогу. Он стоял спиной ко мне, пока пристегивал дрова к грузовику.

— Отличная шляпа.

Джейсон оглянулся через плечо и ухмыльнулся этой своей неспешной расплывающейся улыбкой. Я приказала бабочкам в животе прекратить это, но они не послушались. И никогда не слушались.

Он в последний раз перетянул веревки, а затем уделил мне всё свое внимание, окинув оценивающим взглядом, который я ощутила даже в пальцах ног.

— Тонкий способ дедушки Гартона напомнить мне, откуда я родом. Можешь себе представить, как ему нравится, что мы с отцом живем на востоке и работаем на фондовом рынке, а не на земле. — Он сдержал слабую горечь, которую я улавливала всякий раз, когда он упоминал Гартона Кинга, с легкой, но проницательной улыбкой. — Тем не менее, я выгляжу чертовски хорошо, верно?

— И таким скромным. — Я засунула руки в задние карманы и посмотрела вниз между нами, чувствуя себя одновременно нервной и смущенной. — Меня нужно отвезти домой.

Он прислонился спиной к грузовику, уперся носком ботинка в колесо и скрестил руки на груди. Затем кивнул в сторону улицы.

— Если я не ошибаюсь, твоя машина стоит вон там.

— В ней я только что вернулась из Омахи после поездки за свадебным платьем вместе с мамой и сестрой. Меня нужно отвезти домой.

— Залезай.

Он без дальнейших споров отошел от грузовика, и я не стала ждать, пока он передумает. А забралась в кабину и заскользила по потрескавшейся коже. Несмотря на то, что Кингам принадлежала половина округа, Гартон Кинг был настолько простым человеком, насколько это вообще возможно, в отличие от его братьев и племянников, которые выставляли напоказ свою власть и деньги. Он мог бы купить себе целый парк новых грузовиков, но этот старый синий Додж всё ещё отлично работал, и я сомневалась, что он купит что-то новое, пока этот не откажет. В кабине пахло свежескошенной травой.

Джейсон сел рядом со мной, переключил передачу и выехал на Главную улицу. Как только Мэйн-стрит свернула на шоссе, и мы въехали в фермерские угодья, он переложил руку с переключателя скоростей на мое бедро чуть выше колена. Впервые за несколько часов я расслабилась и сосредоточилась на тепле, излучаемом его ладонью.

— Так как же ты оказалась в той же машине, что и свадебное платье? — спросил он.

— Маме нужно было, чтобы её кто-то отвез. Бейли работает в городе и встретилась с нами, но её взбесила идея оставить платье в машине на весь день. Сказала, что солнце обесцветит белое кружево. — Я пожала плечами и уставилась в пассажирское окно на проносящиеся мимо ряды кукурузы. Скоро они закончатся, и наш мир превратится в постапокалиптическую пустыню с пустыми, изломанными полями. — В общем, запретная тема.

Я чувствовала, что он смотрел на меня, но не могла принять этот взгляд. «Ты в порядке?» — сказал бы он, весь такой голубоглазый и искренний. «Нет», — нахмурилась я. И тогда я стану коварной и угрюмой, не то, чтобы у меня не было шансов на этом рынке. Но на самом деле я не смотрела на него не из-за этого. По правде говоря, я не хотела делить его с Джонатаном, Бейли и свадебным платьем. Они его не заслуживали.

Джейсон отдернул руку и притормозил. Я посмотрела вверх, убедившись, что мы ещё не доехали до поворота. Он свернул на заросшую, необозначенную дорогу — на самом деле больше похожую на просеку в траве, чем на настоящую дорогу, — которая исчезала в зарослях деревьев и уходила обратно за холм, к старой яблоневой ферме, до которой уже никому не было дела.

— Куда мы едем? — спросила я, нервничая, пока мы ехали по дороге. Если бы не колеи от шин, дорога была бы уже полностью утоптана. Джейсон переключил передачу на какую-то пониженную, и грузовик с рычанием пронесся сквозь кустарник.

— Вот увидишь.

Затем дорога неожиданно выровнялась и свернула в широкий фруктовый сад с заросшими яблонями. Земля здесь была устлана многолетними опавшими листьями, гнилыми яблочными сердцевинами и ржавыми прутьями колючей проволоки, пробивавшимися сквозь заросли.

Джейсон остановил грузовик. На нас падал янтарный солнечный свет, наполовину затененный тонкими ветвями деревьев. Если бы за ними хоть наполовину ухаживали, они бы уже вовсю зеленели и наливались новыми плодами, но их сросшиеся стволы не видели света с тех пор, как мы только что проехали через деревья, разросшиеся и закрывшие фруктовый сад от солнечного света на полдня.

Вместо этого деревья выглядели сгорбленными, как целая армия стариков, с широкими, а не высокими, скрипучими и большей частью мертвыми сучьями.

Не дожидаясь приглашения, я перелезла через сиденье к нему на руки, и он подхватил меня, словно удивляясь, почему я так долго ждала. Я прижала его к сиденью, поставив колени по обе стороны от его бедер, и прильнула к его рту. Я не убрала волосы назад, и они заслоняли нас от низкого солнца и щекотали его щетинистые щеки. Он улыбнулся мне в ответ и ласково погладил длинные золотистые пряди у моего лица.

Но мне было не до романтики. Я залезла пальцами в его рубашку, расстегнула её и провела руками по его крепкой груди. Я восхищалась его мускулами, упругими и словно выточенными из камня, а не из настоящей плоти. Я даже не представляла, что тела могут так ощущаться, что в каждом вздохе, в каждом движении его руки чувствовалась сила.

Когда я взялась за пряжку его ремня, он поймал мои руки, отдернул их и поцеловал каждое запястье.

— Стоп, стоп… Держись, Кас. Гневный секс тебя не успокоит.

Я откинулась на руль и смахнула волосы с глаз, расстроенная.

— Тогда что мы здесь делаем?

— Тебе нужно успокоиться, а не возбуждаться. Позволь мне.

Он провел ладонями по моей спине и задрал рубашку, пока не нащупал кожу. Я попыталась замедлить сердце. И понимала, что гнев, который он чувствовал, подобен адреналину в моем сердце. Я позволила ему гладить мою кожу и целовать мой рот. Он потянулся к моим губам, лизнул их. У него был замечательный язык.

Я прижалась к нему щекой, пока он касался меня, проводя руками по ягодицам и бедрам. Я была благодарна, что сегодня на мне были шорты — зеленые холщовые, которые задрались выше, чем мне обычно нравилось, но обеспечили ему достаточный доступ к моим бедрам. Он взял их сзади, каждое в отдельности, и провел кончиками пальцев по дорожке наслаждения к ластовице моих шорт.

— Повернись, — пропыхтел он, и я с некоторым трудом сделала это, оказавшись между ним и дверью, положив ноги ему на колени и удобно устроившись в его объятиях. — Просто расслабься, Кэссиди.

Я старалась слушать. Он расстегнул мои шорты и скользнул рукой по животу и под резинку трусиков, к запретному треугольнику между ног. Я вздохнула, поняв его намерения, и взяла его свободную руку в свою. Мы переплели пальцы, и в закрытой кабине слышалось только наше тяжелое дыхание.

Он провел пальцами по коже ниже моего подстриженного и влажного холмика.

— Да, — вздохнула я и почти столкнула его руку вниз. Он уступил, и я раздвинула ноги, чтобы принять его руку. Он легонько погладил пухлые губки, посылая небольшие потоки вверх в мою киску, прежде чем погрузиться в неё. Я резко вдохнула, выгнулась дугой и, хотя не видела его лица, почувствовала, что он улыбался. Он часто улыбался, когда мы были вместе, а иногда и смеялся. Я никогда не была с кем-то, с кем было бы вполне уместно смеяться, пока мы трахались, когда никакие другие эмоции не были бы уместны.

— Расслабься. Вот так. Хорошая девочка.

Я успокоилась, вздохнула и закрыла глаза, стараясь не выглядеть полностью ошеломленной каждым его прикосновением и эмоциями, которые он так искусно вызывал своими пальцами. Он ввел в меня два пальца, потом три, всё более настойчиво проникая в мою киску. Он нащупал внутри меня ту самую точку, которая заставляла меня терять голову и превращать слова в звуки нетерпения. Он одобрительно заурчал мне в шею, где оставил основательные поцелуи до самого уха.

Джейсон глубоко и сильно впился пальцами в мои влажные губы, до синяков сбив костяшки, и хотя боль пульсировала, она ещё больше разжигала мое неистовство. Я смяла в кулаке его рубашку и сжала его руку. Он провел ладонью по моим влажным складкам и легонько зажал мой бугорок в своей ладони. Это ничего не значащее движение зажгло меня, как лампочку, — собственническое, претензионное. Я прикусила губу и потянулась к его ладони, чтобы погладить пальцами свой набухший клитор.

— Кончи для меня, Кас, — прорычал он мне в ухо. Он провел нашими переплетенными руками по моему животу, чтобы крепче прижать меня к себе. Это не было похоже на то, когда в меня входил его член, — одновременно это было и более грязным, и невинным, и совершенно безумным.

Он отпустил мою руку, чтобы засунуть и её в трусики, и я с яростью провела когтями по окну, покрытому конденсатом. Другой рукой я обхватила его за шею, чтобы удержать.

Он продолжал погружать в меня пальцы, пока другой рукой обнажал мой клитор. Он прикасался ко мне, а я неистовствовала, жадно и пылко сопротивляясь его рукам. От перевозбуждения у меня помутились мысли, я впала в блаженство, как наркоманка, и всё, чего он касался, слишком хорошо, слишком много, везде.

— Джейсон, — задыхаюсь я. — О, Боже, я не могу… я… Джейсон! — я одновременно разрывалась на части, сжимаясь и разлетаясь, завязываясь узлом и плавясь. Я содрогалась, тряслась, сжималась, билась о его руки.

Когда я снова открыла глаза, спустя несколько минут или лет, его рук во мне уже не было. Я вяло вытерла капли и запотевшее стекло водительской двери и посмотрела на залитый солнцем фруктовый сад. Забытые деревья больше не выглядели как умирающие старики. Они были как из сказки. Красивые, забытые и наши.

— Лучше? — прошептал он, прижимаясь к моей коже, и я кивнула. Он вытер руки носовым платком, а потом долго держал меня на коленях, пока я смотрела, как солнце опускалось за разросшиеся деревья.

Из задумчивости нас вывел звонок его телефона. Он вздохнул и переместил мой вес, чтобы достать из кармана свой сотовый.

— Да? — молчание. Его брови внезапно сошлись вместе, и он напрягся. — Подожди. Помедленнее.

Он пересадил меня со своих коленей на сиденье рядом с собой, и я покраснела, застёгивая шорты и пытаясь расправить волосы, которые, безусловно, выглядели как после оргазма. Его выражение лица за секунду превратилось из спокойного в раздраженное.

— Нет, не делай этого, ты только разозлишь его. Я был занят, но уже в пути. Не позволяй ему на них напасть. — Наступило молчание, когда он услышал, как на другом конце кто-то кричал. — Черт возьми, Джонатан, он же не ребенок. Контролируй ситуацию в течение десяти минут, это всё, о чем я прошу.

Джонатан. Вот это меня быстро отрезвило.

Джейсон положил трубку и бросил её на приборную панель. Он завел машину с большей агрессивностью, чем требовалось.

— Мне нужно отвезти тебя обратно к твоей машине. — Я кивнула и нащупала ремень безопасности. Он сдал назад, развернул нас и поехал обратно по скрытой дороге к шоссе.

— Всё в порядке? — тихо произнесла я. Странно было находиться на этой стороне разговора, а не быть тем, от кого требовали ответов на эмоции, которые невозможно описать.

— Гартон. — Джейсон сжал кулаки на руле. — Он считает, что парни, которых мы наняли, чтобы выкосить поля, ждут слишком долго, и сено будет слишком длинным. Обычно я говорю, что ему лучше знать, но, по-моему, он просто злится, что в этом году полями займется кто-то другой. Он ищет любую причину, чтобы выгнать их со своих земель.

— И я полагаю, что он решил сам пойти и скосить траву.

Джейсон фыркнул.

— Всё сам. В последний раз, когда он работал на своем тракторе, то упал и сломал бедро. Сейчас Джонатан практически привязал его к стулу на крыльце.

— Вот почему он теперь ходит с тростью.

Джейсон включил пятую передачу и помчался по шоссе в сторону города. Ему повезло, что шерифа Гиббса нигде не было.

— Джонатан обращается с ним так, словно он сам себя предал. Он не сходит с ума. Просто… Гартон обрабатывает свою землю с тех пор, как был ещё подростком. Он был на полях каждое лето более семидесяти лет. Семьдесят лет! Мы не можем ожидать, что он бросит всё это в одночасье. Он не знает, что теперь с собой делать.

Я посмотрела на него и проследила, как напряглись от гнева желваки на его челюсти, вплоть до сжатых кулаков.

— Ты здесь ради дедушки. Чтобы облегчить ему жизнь. Вот почему ты вернулся домой.

Джейсон вздохнул и кивнул. Он притворялся, что Гартон сводит его с ума, но я видела, с каким уважением он произносил его имя, с каким благоговением говорил о наследии своего деда.

— Это я уехал из города, но Джонатан считает, что у меня не хватит ума заниматься фермерством. И он прав. Я почти уговорил его переехать к моей маме и продать ферму. Но потом Джонатан начинает бушевать из-за того, что Кинги теряют власть в общине. Иногда я готов придушить его.

— Тебе лучше дать мне посмотреть.

Он коротко усмехнулся, но затем на его серьезное лицо вернулось беспокойство.

— Ты будешь рядом со мной.

Джейсон остановился возле моей машины, но при этом оставил грузовик работать на холостом ходу.

— Мне нужно идти. — Я кивнула и взялась за ручку двери, но он схватил меня за запястье, прежде чем я успела уйти от него. — Я… я не думаю, что приду сегодня.

Бабочки запорхали в моих пальцах. Я оглянулась через плечо и постаралась скрыть свои мысли от посторонних глаз.

— Конечно. Без проблем.

— Я хочу, но… — он бросил взгляд на улицу, потом снова на меня. — Семья приедет на ужин, и я должен утихомирить Гартона до появления мамы. Его крики и вопли разбивают ей сердце, и я не хочу, чтобы она это видела. Будет уже поздно, когда они вернутся домой.

— Всё в порядке. — Я улыбнулась и наклонилась к нему, и на мгновение мы оба потеряли голову и чуть не поцеловались прямо там, на главной улице, чтобы нас увидели все, и Бог в том числе. Мы остановились как раз вовремя и отстранились друг от друга, как подростки, оказавшиеся за школой.

Поздно вечером, далеко за полночь, я проснулась от звука дверцы машины и ботинок по гравию. Он стоял на пороге моего дома, выглядел отчаявшимся, голодным и очень нуждающимся в бритье. Мы занимались любовью до самого рассвета, наши тела сливались в лунном свете, и только после этого он отправился домой и дал мне поспать.