Много времени ему и не нужно. Это должно успокаивать. Как и то, что он не бьет меня. Пытается даже гладить.
Я отворачиваюсь, закрываю глаза и не смотрю, как этот огромный мужчина давит всем своим весом, растягивает мое тело под себя каждым сильным толчком.
Мне больно, дико. Адски. Я чувствую каждый миллиметр раскаленной палки, что пробивает меня почти насквозь.
Сначала с трудом проникая до конца, а потом скользя все легче.
— Узенькая, сладенькая, — шепчет он, продолжая мучать мою грудь. Мнет руками, словно тесто, втягивает горошины губами. Я дергаюсь под его толчками, лишь хныча и пережидая, когда он закончит, или когда боль стухнет. Лучше первое. Лучше быстрее. Но насильник не торопится, словно смакуя каждый миг моего страдания.
То увеличивает темп, то уменьшает. А порой и вовсе выходит, самым кончиком водя по вспухшим складкам, по вишенке, в которой странно тянет. Мне хочется, чтобы все уже закончилось, чтобы он просто оставил меня в покое. Ушел. Испарился. Умер, в конце концов. Но ему все мало. Он касается губами шеи, вылизывает венку на шее, впадинку, словно пытаясь замолить грех насилия.
— Вы скоро? — не могу не поинтересоваться, так мне осторчетело его давление на все органы дыхания. Мне нужно добраться до города, смыть с себя его запах, воспоминание.
Эта машина вдруг застывает, смотрит на меня. Я не вижу, но чувствую агрессивный взгляд.
— На меня смотри.
Он отпускает мои руки, хватается за щеки пальцами, вдавливая их. Дергает он мое лицо, вынуждая окунуться в черный омут жестоких глаз.
— Зачем, я не хочу…
— Еще ни одна баба не ушла от меня неудовлетворенной.
— Может, потому что вы их не насиловали, — предполагаю, за что тут же получаю мощнейший толчок в самые недра. Он вбивается в меня членом на полную длину, двигаясь резко, остервенело.
Боль скручивает изнутри, слезы по щекам, но отвернуться не могу. Его рука не позволяет.
— Что, не нравлюсь? — усмехается он, вынуждая смотреть, как его зрачок становится все шире, словно он под кайфом.
— Не нравитесь… — хнычу ему в лицо, почти выплевываю, а он вдруг обрушивается на мои губы. Жмется к ним своими. Дышит рвано, словно после пробежки.
Сжимаю губы, но тут же вскрикиваю, когда одну из них щипают мужские зубы. Тут же открываю рот и попадаю в ловушку. Тяжелый влажный язык толкается мне в рот, ударяя по моему. Вынуждает принимать эту странную, грубую ласку.
Не о таком поцелуе я мечтала. Не о таком сексе! Но ему плевать на мои мечты, на мои желания. Я понимаю. Он из тех людей, которые привыкли брать. И сегодня он взял меня. Безжалостно и дико.
Но я переживу это и пойду дальше. У меня слишком много дел и планов, чтобы зацикливаться на бревне, об которое споткнулась.
Главное, дождаться, когда все это закончится, когда его тело оставит мое в покое.
Только вот он словно только во вкус входит. Все берет меня и берет, проникая до самого конца, словно бьется в невидимую в моем влагалище стену.
Я задыхаюсь под его тяжестью, под поцелуем, которым он мучает мой рот, под руками, что мнут мою грудь, щипают соски.
Это все словно отработанный механизм. Наработанная система действий, которое не позволяет быть безучастной. Боль вскоре оступает, открывая другие ощущения, неправильные и дикие. Странные и запретные. Тело сковывает тяжелая нега, словно тормозя время, словно рождая новую меня. Каждый мускул напрягается, каждая струна нерва дрожит.
Я не хочу этого испытывать. Не хочу даже думать, что подобное обращение может мне понравиться. Но незнакомец безжалостен. Он снова трахает меня на полной скорости, оглушая тишину поляны пошлыми звуками, тем, как из меня буквально брызжит жидкость. Теперь он снова тормозит, водит самым концом по мягким складочкам, раздражая нервные окончания, вынуждая стонать в рот этого безумца. Снова и снова он проделывает эту странную магию, подчиняя мое тело себе, делая его инструментом для собственного удовлетворения.
— Все еще не нравится? — усмехается он мне в шею, отпуская припухшие губы. Я поджимаю их, качаю головой, не позволяю себе под
твердить ужасную догадку сознания. Я больше не я. Я больше не гордая девочка, я такая же, как те девушки из детского дома, которые дрались за парней, за их члены, словно нет ничего важнее.
Теперь я понимаю, что такое секс. Понимаю, что он может причинять не только боль, но и … нет! Нет! Нет! Это не удовольствие! Это унижение! Это насилие! Я не хотела!
Брыкаюсь снова под его хохот. Бью по лицу, за что тут же получаю удар по бедру. Оглушительный звук вынуждает замереть, ощущая, как бедро пронзает тысяча иголок, позволяя ощутить, как член внутри больше не причиняет боль.
Мужчина вдруг разворачивает меня на живот, ставит на четвереньки. Хочу рвануть вперед, но он дергает мои две косички и насаживает мое влагалище на свой огромный поршень, тут же заводя бешеный темп, рыча и приговаривая.
— Кончишь, сука, ты у меня обязательно кончишь.
Боль от натяжения волос не позволяет ощутить весь спектр ощущений, но стоит его рукам отпустить косы, как по телу бегут мурашки облегчения, позволяя острее прочувствовать каждый удар по матке. Новый и новый. Болезненный и сладкий.