— И зачем молодой девчонке довесок?
— Это вас не касается. Либо так, либо убирайтесь.
— Забавная, — оглядывает он мое полуобнаженное тело. Скользит по нему так, словно лезвием режет остатки достоинства. Или оценивает, стою ли я того. Стою ли я сил, которые он хочет в меня вложить. И еще я понятия не имею зачем ему это. Зачем я ему в виде фиктивной жены. Ведь сам сказал, любая ляжет под такого. — Ладно.
— Это еще не все, — сразу вырывается из меня. Может и зря. Он может оставить меня тут, как я и просила если я буду играть роль бабки из сказки «Золотая рыбка»
— Ого, запросы растут? — он поднимает уголок рта. Наверное, не будь он насильником, я бы признала его вполне красивым. Но не милой красотой мальчишек с обложек, а мужской красотой хищника. Таким можно восхищаться, как тигром, но все знают — лучше держаться подальше.
— Брак же фиктивный. Я не хочу, чтобы вы меня касались. Никакого больше секса. Или так…
— Да понял, я понял, или никак, — поднимает он руки в сдающемся жесте. Смотрит так, словно я не русские слова говорю, а танцую в шутовском колпаке. — Ладно, я тебя уже трахнул, больше не интересно.
Не интересно. Это вызывает облегчение. Я сыграю роль, заберу брата и забуду об этом мужчине. Мужчине, который кажется забыл, что сказал секунду назад. Иначе зачем, зачем он снимает рубашку, открывая мускулистый торс, покрытый тонким слоем волос.
— Зачем вы раздеваетесь! — тут же шагаю назад…
— Много о своем тощем теле думаешь. Хотя надо признаться, сиськи у тебя зачетные.
— Я не понимаю!
— Оденься, если не хочешь снова оказаться на моем члене, — кидает он в меня свою рубашку. Я путаюсь в ней как в простыне. Выворачиваю рукава, всеми рецепторами ощущая ее запах, который окружал меня, пока он покрывал меня словно жеребец.
Я тут же одеваю его безразмерную рубашку, просто утопая в ней, невольно втягивая запах этого мужчины. Дорогой, непривычный.
Стараюсь не смотреть на тело, что предстает передо мной. Сильное и мощное. Такому даже если захочешь не сможешь сопротивляться. Он просто весом подавит волю.
— А зовут вас как? — иду за ним, пока он чеканит шаг к своей машине, брошенной на обочине. Он не отвечает, лишь коротко смотря за тем, как я плетусь за ним на ослабевших ногах. Помогает встать, когда они меня подводят и я спотыкаюсь. — Мне же нужно знать, как обращаться к мужу.
— Давид я. Поехали. Я и так с тобой кучу времени потерял, — он садится на место водителя, а я еще немного мнусь на дороге, чувствуя босыми ногами шершавый теплый асфальт. Может я ошибку совершаю? Может подписываю себе приговор? У меня уже есть рубашка. Я ее подвяжу и буду выглядеть почти прилично. Есть шанс добраться до города. Есть шанс справиться без этого опасного, неадекватного мужчины.
— Знаете, — говорю в открытое окно. — Спасибо за рубашку, дальше я, наверное, сама. Уверена, такой мужчина как вы легко найдет себе более удобную жену. Тем более фиктивную.
— Лучше я найду твоего брата и скажу ему, что ты променяла возможность получить над ним опеку на профессию проститутки, которую ты освоишь, если я сейчас уеду.
— Вы…. Чудовище.
— Это я уже слышал, Аня. Садись блять, пока я не дал по газам.
Я дергаю дверь машины на себя и плюхаюсь на сидение, оглушительно хлопая дверью.
— По голове себе хлопни, идиотка, — заводит он двигатель и срывается с места, вынуждая меня вжаться в сидение. Я тут же натягиваю ремень, пристегиваясь…
— Все равно не понимаю, зачем вам именно я. Почему не найти настоящую жену.
— Гиблое это дело. Да и хорошее дело браком не назовут. Как думаешь?
— Думаю, что вас просто никто никогда не любил, раз вы так думаете, — вжимаюсь в сидение, смотря как за окном мелькают деревья.
— Ты часом не на психолога решила учиться?
— Нет.
— Ну тогда не лечи мне мозг, и без тебя дебилов хватает. Теперь слушай. Мы женаты недавно, встретились… Не знаю, придумай короче нам романтическую историю из разряда тех, на которые дрочат девочки вроде тебя.
— Можем рассказать правду, — пожимаю плечами. — Почти.
— Хм, точно. Ты попала в беду, а я тебя спас.
Спаситель, чертов.
— Кстати, как ты оказалась тут? И почему в таком виде?
— Девочки из моей комнаты забрали все мои вещи, оставив майку и юбку. Кроссовки измазали зеленкой. Украли деньги. Пришлось идти пешком несколько киллометров.
— Ты могла попросить помощи у заведующей детского дома.
— Я попросила.
— И?
— Она сказала, что раз мне исполнилось восемнадцать, то теперь я должна сама нести за себя ответственность.
— Сука. Хочешь, я убью ее.
— Что? — страх застревает в горле, сводя его. — Вы убийца?
— Я нет, но приказать могу, — говорит он это так спокойно, словно жизнь человека для него ничего не значит. Как не значила для тех, кто ворвался в наш дом несколько лет назад и хладнокровно убил моих родителей. Я успела забрать брата и спрятаться в доме соседей.
— Зачем вам это? Зачем приказывать кого — то убивать?
— По разным причинам. Чаще всего, потому кто — то думает, что умнее меня. Или потому что кто — то предает меня. А Давида Кулагина предавать нельзя. Никому, — слушаю этот монолог, заламываю руки. Сердце давно спряталось в пятках. Дрожит и стучит через раз. — Да не бойся, мышка. Выполнишь все о чем договорились, и будешь в шоколаде. Просто не обманывай меня. Никогда.
— Не буду.
— Клянешься? — врезается его ладонь в мое колено, заставляя вскрикнуть.
— Да.
— Тогда ответь честно, кончила? — он смотрит на дорогу, но ощущение такое, словно я уже говорю на костре его осуждения. Господи, кого я встретила на своем пути. Самого сатану?
— Да. Но это не значит, что получила удовольствие, — тут же оправдываюсь.