Фиктивная жена для бандита

Глава 33. Аня

Не знаю зачем, но приходит врач и ставит капельницу. Осматривает меня, разве что между ног не лезет. И как бы мне не нравилось присутствие этого с виду важного доктора, буквально через час, полтора мне становится гораздо легче. Сплю хорошо, хотя просыпаюсь посреди ночи, чтобы набрать тетю Люду и рассказать, что все провалилось и Давид все знает. Нужно понять, как действовать дальше… Вот только моего телефона нигде нет. И я кажется знаю, кто его забрал. Встаю с постели, натягиваю халат и иду в кабинет, где в темноте видно только подсвеченное лицо Давида. Он спит прямо на столе. Рядом бутылка с виски. Обхожу его в поисках своего телефона, но вместо него смотрю на экран ноутбука. Там видно фотографию моего паспорта, который я получила уже будучи в детском доме. Вернее копия. И на ней подчеркнута фамилия. Читаю «ЛЕсовская». Странно это, ведь я помню, что я ЛИсовская.

Дергаюсь, когда Давид что — то мычит, потом поворачивает голову и открывает глаза.

— Сколько времени?

— Не знаю, ночь еще.

Он трет переносицу, смотрит в экран, потом на меня.

— Иди собирайся, скоро в аэропорт ехать. И Данилу разбуди.

— Что это?

— Что?

— Зачем тебе копии моих документов? Планируешь избавится от меня, как от моих родителей? Еще и телефон забрал, чтобы я тетю Люду не смогла предупредить. Ты уже и к ней киллеров отправил? Ну что ты молчишь?! Почему не оправдываешься?!

Он вдруг дергает на себя ящик в столе и достает пистолет, блеснувший сталью в темноте.

— Хочешь убить меня прямо сейчас? Давай! — кричу. — Ты мне все равно нормальной жизни не дашь. Лучше умереть, чем сосать убийце своих родителей.

Он берет пистолет, хватает мою дрожающую руку и укладывает сверзу на оружие, выставляя пальцы так, что указательный оказывается на спусковом крючке, а дуло смотрит прямо ему в сердце.

— Нажимай.

— Ты… С ума сошел? Я же выстрелю? Думаешь хороший секс что — то изменит? Думаешь я хоть секунду пожалею о случившимся?

— Этот пистолет останется у тебя. Сможешь застрелить меня в любое время, но прежде чем ты это сделаешь, давай разберемся, что же случилось пять лет назад.

— Я знаю, что случилось!

— Ты знаешь то, что тебе сказали, а я предлагаю пройтись по фактам.

— Каким еще фактам, — дрожу, пока пистолет продолжает прижиматься дулом к торсу моего насильника.

— Например, почему ты оказалась в детском доме, а твоя тетя, получив ваше наследство, потратила их на себя….

Первые секунды молчу, обрабатывая информацию.

— Это не правда… Она бы так не поступила.

— Если уверена в этом. Если и тени нет сомнения в своей и ее правоте, тогда стреляй. Останешься богатой наследницей, если конечно снова все деньги у тебя не заберет тетя… Или она не говорила о том, что сделает с твоим очередным наследством?

— Она… отдала бы все на благотворительность…

— Благотворительность чаще всего лишь очередной способ отмыть деньги. Можешь узнать правду, а можешь застрелить меня и жить в сомнениях до конца жизни…

— Ты… Сволочь. Ты специально сеешь зерно сомнения, чтобы… — Чтобы что… Ему ничего не мешает просто избавится от меня, зачем этот спектакль. Зачем он вообще что — то пытается мне доказать?

— Нельзя посеять зерно сомнения туда, где есть безоговорочное доверие.

Я опускаю пистолет, держа его влажными пальцами.

Давид показывает, как поставить на предохранитель. Потом учит как целится.

— Тот факт. Что моя тетя могла оказаться корыстной не отменяет того факта, что ты мог заказать моих родителей.

— Согласен. Какие доказательства помогут тебе понять, что я не причем.

— Признание тети разве что, но я в жизни не поверю, что она способна на убийство.

— На убийство мало кто способен. Для этого должно полностью отсутствовать чувство сострадания. А вот заказать проще… Проблему решаешь, но сам не участвуешь.

— Ну тебе виднее. Во сколько мы выезжаем?

— Через два часа. Только поешь. Лучше до полета…

— Меня от твоей мнимой доброты тошнит! Думаешь стоит пару раз показать иллюзию заботы я забуду все дерьмо, которое ты мне сделал?! — кричу ему в лицо и тут же задыхаюсь, когда он хватает меня за горло, втягивая меня в зрительную войну.

— Любую другую за попытку так меня подставить я бы уже закатал в бетон.

— Что… мешает… — шиплю, вцепляюсь ногтями в его руку, пытаюсь от себя отодрать. Думаю, что лучше бы выстрелила. Лучше бы убила ублюдка!

Он смотрит прямо мне в глаза, прижимается лбом, втягивая мое тяжелое дыхание. Набирает в рот воздуха, словно планирует произнести большую речь и невольно в груди сжимается от предвкушения того, что он может мне сказать... Но Давид выплевывает короткое и обидное:

— Сосешь хорошо. Все, иди собирайся, поедем разбираться с тайной смерти твоих родителей.

— Запомни, — говорю, уже у двери. — Даже если… Даже если ты не причем, я не прощу тебе себя.

— Мне твое прощение не нужно. Свалила! — орет он вдруг, и я испуганно сбегаю.

В комнате я запираюсь, прижимаюсь к двери и сползаю по ней. Куча мыслей крутится в голове. Куча вопросов. О том, могла ли быть причастна тетя. Почему Давиду так нужно оправдаться. А еще, что он хотел сказать вместо тривиального «сосешь». Потому что он сам говорил, что сосу я весьма посредственно и обучению почти не поддаюсь.