Филоктет

Пред нами берег морем окруженной

Земли лемносской — дикий, нелюдимый.

Здесь некогда, — о друг Неоптолем,

Сын лучшего бойца в ахейской рати! —

Я Филоктета высадил малийца[1],

Пеанта сына. Так мне повелели

Мои вожди. Ужасная болезнь

Его снедала ногу. Гной сочился;

Ни возлиянье совершить, ни жертву

Богам благоговейно принести

Он не давал нам; крики и стенанья

10 Его всечасно знаменьем зловещим

Носились в стане… Но довольно слов!

Не время слух пространной речью тешить:

Еще заметит он приход мой — тщетной

Тогда уловка станет, что его

Нам подчинить должна в ближайший час.

Теперь твоей услуге наступил

Черед. Пещеру должен отыскать ты

Двувходную, с таким расположеньем,

Чтоб жителя зимой двойным приветом

Ласкало солнце, летом же, сквозной

Стезей гуляя, ветерок прохладный

20 Сон навевал. Под ней, немного слева,

Родник увидишь — если только цел

Поныне он. Пойди и посмотри,

И дай мне знак движением немым,

Нашел ли ты описанное мною,

Иль нет. Тогда и прочему пора

Настанет, мне — сказать, тебе — услышать,

И к общему приступим мы труду.

(осматриваясь по сторонам)

Царь Одиссей, исполнена задача:

Твою пещеру, мнится, вижу я.

Где, выше нас иль ниже? Я не вижу.

Неоптолем

(указывая рукой)

Над нами, здесь; и все кругом молчит.

Одиссей

30 Быть может, сонный он лежит в пещере?

(подходя к пещере)

Жилище пусто; нет людей нигде.

Домашнего уюта есть следы?

Постель простая из листвы сухой.

И это — все? Другого скарба нет?

Дубовый ковш — знать, мастер-самоучка

Его строгал — и рядом с ним огниво.

Так я и ждал; его ты утварь видишь.

Фу, смрад какой! А здесь на солнце сохнут

Его лохмотья, черные от гноя.

40 Сомненья нет; здесь Филоктет живет.

И вряд ли далеко забрел он: трудно

Больному, с раной гложущей в ноге,

В далекий путь собраться. Видно, пищу

Пошел он добывать; а то за зельем,

Чтоб усыпить страдания свои.

Итак, отправь в дозор ты моряка,

Чтоб не застал меня врасплох он; знаю,

Он больше дал бы за мою погибель,

Чем за аргивян остальную рать.

По знаку Неоптолема моряк отправляется в дозор.

Уж он пошел; дорога под присмотром.

А от тебя второй я речи жду.

50 О сын Ахилла, требуется твердость

Не только тела, — духа — от тебя.

И если от меня теперь услышишь

Речь новую, — послушно выполняй.

Но в чем задача?

Филоктета ум

Обманным словом ты опутать должен.

Когда он спросит, чей ты сын, откуда —

Ответь: Ахиллов (здесь обман не нужен);

Плывешь домой, ахейский бросив стан,

Враждой горя великой. На мольбы их

60 Склонился ты — ведь при иных условьях

Не мог быть взят ахейцами Пергам[2].

Они ж, глумясь над справедливой просьбой

Твоей, Ахилловых тебя доспехов

Лишили злостно, Одиссею их

Отдав… И тут меня ты вволю можешь

Последними словами поносить.

От них не будет больно мне; но если

Завет нарушишь мой — тогда аргивян

Ты всех обидой лютой огорчишь.

Одно запомни: без его оружья

Тебе не взять Дардановых[3] высот.

70 А что не мне в доверчивом общенье

С ним разговор вести, а лишь тебе —

Понять нетрудно. Ты явился к нам

Не под грозой присяги,[4] не под гнетом

Насилья, и не в первом ополченье.

Не то, что я. И коль стрелок искусный

Меня увидит — неизбежной смертью

Погибну я и в гроб тебя сведу.

Тебе ж в одном лишь надо исхитриться, —

Чтобы украсть непобедимый лук.

Я знаю, сын мой, от природы ты

Не приспособлен ближнего бездолить

80 Сплетеньями излучистых речей,

Но верь: победа — драгоценный дар!

Решись! А там — и правде мы послужим.

На час один лишь душу ты свою

Мне предоставь для замысла кривого.

А как потребность минет — хоть всю жизнь

Благочестивейшим слыви из смертных.

Лаэртов сын, совсем я не охотник

До дел таких, о коих речь одна

Мне режет слух. Не создан я природой

Чтоб к выгоде стезей кривой стремиться;

Не таковым был — так гласит молва —

И тот, кому я жизнию обязан.

90 К чему тут козни? Я согласен силой

Его под Трою с нами увести.

Не может быть, чтоб он, с хромой ногою,

Осилил нас, приехавших вдвоем.

Меня тебе помощником послали;

Предателя ты не найдешь во мне.

Но знай мой взгляд: милей победы гнусной

Мне неудача честная стократ.

О милый отпрыск храброго отца!

И я был молод, и язык неловкий

Не поспешал за бодрою рукой.

Но жизни опыт говорит: не доблесть,

А слава правит все дела людей.

100 Итак, я должен лгать; но что же дале?

Ты хитростью его опутать должен.

Зачем же так, зачем не убежденьем?

Не убедишь; насилье ж бесполезно.

Какой же мощью обнадежен он?

Волшебный лук руке его послушен.

Но если так — возможно ль с ним общенье?

Лишь хитростью — таков и мой совет.

И эту ложь ты не сочтешь позорной?

Конечно, нет — когда спасенье в ней.

110 Ему в глаза смотреть с неправдой в речи?

Так выгода велит; сомненья брось!

Но чем мне выгодно его участье?

Его лишь стрелы Трою покорят.

А вы сказали: покоритель — я?

Ни ты без них, ни без тебя — они.

Исход один: они должны быть наши.

Ты этим делом два венца добудешь.

Какие? Смелость мне придаст ответ.

И доблестным, и мудрым прослывешь.

120 Ну, будь что будет; поборол я стыд.

А помнишь ты внушение мое?

Уж если дал согласье, — значит, помню.

Итак, останься, Филоктета жди;

Я удалюсь, — так осторожней будет.

Лазутчика же нашего с собой

Возьму на судно — и его же к вам

Пришлю обратно, если встречи вашей

Замедлится желательный исход.

В купца осанке явится к тебе он,

И воина никто в нем не признает.

130 Речь поведет о том он и об этом,

А ты, мой сын, что на руку тебе,

Уж сам извлечь из слов его сумеешь.

Я возвращаюсь на корабль: теперь —

Твоя забота. Да блюдет тебя

Наш хитроумный проводник, Гермес,

А с ним — Афина мудрая, царица

Побед, моя заступница вовеки.