Философия достоинства, свободы и прав человека

Раздел 2 ТРАДИЦИЯ НЕВЕЖЕСТВА

«Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас». Этими пронзительными предсмертными словами чешского журналиста, автора знаменитой книги «Репортаж с петлёй на шее» Юлиуса Фучика (1903–1943) и хотелось бы начать этот самый тяжкий, самый мучительный и самый болезненный для автора и читателей раздел настоящей книги. Не буду скрывать, что эта часть работы далась мне с невероятным напряжением нравственных сил. Она потрясла меня до основания, опустошила душу, воспалила мозг, не раз вызывала слёзы, не давала спать, мучила днём и ночью и, пожалуй, отравила мне жизнь до конца дней моих. Но я обязан был её сделать, чтобы наши дети и внуки, их дети и внуки, их отдаленные потомки никогда впредь не сталкивались с тем, что так жестоко и нещадно, низко и подло оборвало жизнь неисчислимого множества наших близких и родных, наших единоверцев и соплеменников, наших соотечественников, Божьих детей в конце концов. Посему пусть эта выдержанная в абсолютно тёмных тонах часть повествования станет хоть в какой-то мере данью их светлой памяти в наших бесконечно скорбящих и плачущих сердцах. Пусть она станет своего рода символической могильной плитой, памятным обелиском всем тем, кто пал жертвой этнической, религиозной и классовой ненависти на этой земле. Мы не вправе ни на секунду предавать забвению память об их предсмертных муках. В этом вопросе я предпочитаю следовать завету французского религиозного мыслителя и математика Блеза Паскаля (1623–1662) заявившего, что «смертные муки Иисуса Христа будут длиться до скончания мира — а потому все это время нельзя спать!».

Перед тем, однако, как перейти к сути исследуемого явления, необходимо уделить внимание описанию хотя бы в самых общих чертах той политической, правовой, духовной, нравственной и психологической атмосферы, которая стала питательной и весьма благодатной средой для его укоренения в повседневной жизни Российской (большевистской) империи на протяжении всей её истории. Это та система координат жизни её населения, без учёта которой определение искомого феномена останется не только не понятым, но и покажется искусственной, зависшей где-то в воздухе, лишенной каких-либо корней в толще народного бытия терминологией. Это самое бытие и получило своё образное, но адекватное воплощение в известных четверостишиях российского поэта Максимилиана Александровича Волошина (1877–1932):

Если окинуть беспристрастным взором всеобщую историю борьбы за права человека, то мы столкнемся с повествованием гораздо более печальным, чем все самые знаменитые шекспировские трагедии, вместе взятые. При этом нельзя не заметить, что победу в поединке с силами зла в конце концов одерживали лишь те народы, которым хватило мудрости проявить общенациональную солидарность, стойкость и последовательность в отстаивании достоинства, свободы и прав человека как сердцевины своих национальных интересов и национальной безопасности.

На бескрайних же просторах Российской (большевистской) империи борьбу за достоинство и свободу человека вели, по ироничному утверждению одного видного российского сановника, лишь нищие и философы. Но при этом ни первые, ни вторые никогда не были в фаворе или в чести у российского (советского) народа. Поэтому всякий раз в этом неравном поединке победу одерживала роковая для этой державы традиция. Традиция, вошедшая в «плоть и кровь» национального архетипа. Традиция, которая обращала на себя пристальное внимание отечественных журналистов, писателей и мыслителей, а также не осталась незамеченной для иностранных наблюдателей и путешественников. Интересное наблюдение за действием подобной традиции, бережно пронесённой народом в неизменном виде сквозь царскую и советскую эпоху и проявившую себя в стереотипе его поведения уже и на постсоветской стадии его жизнедеятельности привёл в упомянутой книге В. А. Коротич: «Народ любит тех, кто в нем растворен и ему понятен. Не могу избавиться от ощущения, что к вождям так называемого путча ГКЧП в августе 1991-го отношение в массах стало постепенно куда более сочувственным, чем бывало оно к академику Сахарову. Это историческая традиция, и для прогнозирования политического процесса очень важно понять, с кем народ себя идентифицирует». А народ всегда идентифицировал себя с грубой и беспощадной силой, что лучше всех правителей Российской (большевистской) империи, к слову сказать, понял именно Сталин.

Своё бессилие в борьбе с этой отечественной напастью одним из первых признал император России Александр I (1777–1825), заявив, что «если бы цивилизация была более развитой, я бы прекратил крепостное право, даже если это бы мне стоило головы». Иными словами, просвещённый монарх оценил рабское состояние многомиллионного населения России в качестве единственно приемлемой формы удержания последнего в некоем состоянии верноподданности и мирного сосуществования, начисто при этом отметая правовые нормы и правовое воспитание как метод государственного управления страной. По всей видимости, уже в этом признании русского царя содержался ответ на многие вопросы российской истории: в империи отсутствовал какой-либо иммунитет к мгновенному выходу народа из состояния подчинения и гражданского мира. Очевидно, что российское общество было подвержено тяжкому и неизлечимому недугу, диагноз которого заключался в полном и безусловном отторжении Права как наиболее оптимальной формы национального бытия. Как справедливо по этому поводу заметил видный российский правовед Борис Николаевич Чичерин (1828–1904): «Сознание права не находило почвы в России». Образно говоря, империя дышала инстинктивной неприязнью к Праву, к ценностям западноевропейской цивилизации. По сути, впору говорить о некой патологии менталитета, пораженного вирусом нетерпимости к более высокому уровню культуры человеческих взаимоотношений.

Именно эта неизбывная хворь на протяжении веков подтачивала и в итоге, практически, доконала некогда богатырский организм Российской империи. На это обстоятельство обращают внимание многие российские ученые. В частности, доктор исторических наук Юрий Николаевич Афанасьев (1934–2015), доктор культурологии Алексей Платонович Давыдов и доктор философских наук Андрей Анатольевич Пелипенко (1960–2016) в своей совместной статье «Вперед нельзя назад!» утверждают: «Итак: античеловечная власть, научившаяся расширять и «модернизировать» свое ордынское насилие, и подданное ей население, приученное и умеющее адаптироваться и к такому насилию, позволяющее делать из себя манекены и имитационную общественность. Всеохватывающий социальный раскол, расщепленность духа и неспособность к самокритике, к самоорганизации и к саморазвитию. Криминальная власть у криминализированного, равнодушного населения. Все это вместе взятое и есть наша неизбывная русская болезнь». Я бы при этом уточнил: общероссийская болезнь, поразившая и подкосившая все этносы, коренные народы и нации, обитавшие на территории бывшей империи. На мой взгляд, это весьма справедливое суждение, значение которого усиливается ещё и тем обстоятельством, что состав авторов уж никак нельзя заподозрить в примитивном русофобстве. Как отметил один из сторонников этой точки зрения: «Воспроизведение на протяжении многих веков русской истории всех этих — одних и тех же (при всем различии их конкретно-исторических воплощений) — системообразующих принципов организации русского социума — вот это и есть то, что авторы статьи «Вперед нельзя назад» называют русской системой». Русская Система, практически, в неизменном виде пережила суровые испытания, связанные с распадом двух империй (Российской и СССР), являясь, одновременно, определяющей причиной и основным последствием этих событий. Как в связи с этим подчеркнула российский политолог, доктор исторических наук Лилия Фёдоровна Шевцова: «Наконец, распад СССР и антикоммунизм легитимировали воспроизводство «русской матрицы», но уже в новой упаковке… «Перестройка» стала толчком к демонтажу советского государства. Но как оказалось вскоре, «русская матрица» смогла выжить, сбросив старую «государственную кожу»».

Попытку дать определение ментальной русской матрице и сложившемуся в веках на её основе стереотипу поведения основной массы населения Российской (большевистской) империи предприняли доктор политических наук, академик РАН Юрий Сергеевич Пивоваров и кандидат исторических наук Андрей Ильич Фурсов в ряде публикаций, объединённых общим понятием «Русская Система».

В контексте данного исследования «Русская Система» и «русская матрица» смысловые синонимы, отражающие один и тот же исторический феномен, анализируя который историк Ю.Н. Афанасьев, например, отметил следующее: «Человеком движут стереотипы. Они в основном определяют и его повседневное поведение, и его место и роль в людском сообществе. Подчиненное, рабское поведение в отношении внешних обстоятельств — норма в Русской Системе».

Исходя из нужд настоящей работы считаю это понятие очень удачной рабочей категорией для постижения повсеместного проявления традиции невежества на территории Российской (большевистской) империи.

Итак, под Русской Системой в настоящей работе понимается такой стереотип массового поведения большинства населения Российской (большевистской) империи, который из века в век в качестве неизменной самовоспроизводящейся исторической колеи, неумолимо повторяющейся матрицы жизнеустройства и мировидения предопределяет судьбу населения страны невзирая на смену исторических эпох, экономических укладов, форм государства, политических режимов и прочих атрибутов социального бытия и характеризующийся при этом жестокосердием, бездушностью, бездумностью и безответственностью по отношению к судьбе друг друга, а любая созданная на основе этого стереотипа поведения держава — полным пренебрежением к достоинству, свободе и правам человека.

Одну из типичных черт Русской Системы очень точно сформулировал ещё в бытность государственным секретарем Российской империи М.М. Сперанский, отметив, что наши законы писаны в Афинах или в Англии, а наша система управления заимствована у Турции. Жестокость, бездушность российского государственного бытия, не воспринимавшего нормы своего же самодержавного законодательства, всегда поражали наблюдательных и просвещенных современников той эпохи. Иную черту этого феномена сформулировал другой видный сановник империи граф Александр Христофорович Бенкендорф (1783–1844). Его слова о том, что «законы пишутся для подданных, а не для государей» вполне могли бы стать девизом, под знаком которого протекала вся история империи, в том числе и на стадии её «советской редакции». Действительно, законы испокон веков использовались лишь в качестве жесткого, беспощадного и принудительного корсета на теле империи, которая в противном случае могла мгновенно утратить все свои многочисленные рельефные очертания и расползтись в разные стороны как бесформенный студень. Итак, законы употреблялись в качестве удавки и узды для народа, но никак не как средство регулирования отношений между государством и человеком, развития народа. Естественно, что в подобном случае законы не распространяли своё действие на государей.

Выразительную характеристику отношения к законам последнего российского императора Николая II (1868–1918) дал товарищ министра внутренних дел Российской империи, член Государственного совета, действительный статский советник Владимир Иосифович Гурко (1862–1927). В частности, в своей книге «Царь и царица» он отметил: «До учреждения народного представительства, от воли Государя зависело самовластно и единолично отменить закон и издать новый, но поступить вопреки действующему закону он права не имел. Между тем, Николай II до самого конца своего царствования, этого положения не признавал и неоднократно, по ничтожным поводам и притом в вопросах весьма второстепенных, нарушал установленные законы и правила совершенно игнорируя настоятельные возражения своих докладчиков.

Видя в себе, прежде всего, помазанника Божьего, он почитал всякое свое решение законным и по существу правильным. «Такова моя воля», — была фраза, неоднократно слетавшая с его уст и долженствовавшая, по его представлению, прекратить всякие возражения против высказанного им предположения.

Regis voluntas suprema lex esto (в переводе с латинского сие означает «воля монарха — высший закон») — вот та формула, которой он был проникнут насквозь. Это было не убеждение, это была религия…

Поэтому ни Государь, ни царица особого значения законам вообще не придавали, так как были искренно убеждены, что законы обязательны лишь для подданных русского царя, но до него самого никакого касательства не имеют». Практика, однако, показала, что вслед за главой государства законы игнорировала вся так называемая дворцовая камарилья, или, как их ещё для краткости весьма лаконично именовали неистовые российские революционеры, — «верхи». Низы же, испытавшие на себе все «прелести» подобной жизни, при первой же исторической возможности всякий раз демонстрировали по отношению к ненавистным верхам, а заодно и ко всем иностранцам и инородцам то, чем обычно оборачивается вековое беззаконие: «русский бунт — бессмысленный и беспощадный». Это также одна из типичных составляющих Русской Системы.

В начале ХХ века адвокат, депутат II–IV Государственной думы Российской империи от Москвы, посол Временного правительства во Франции Василий Алексеевич Маклаков (1869–1957) с горечью отмечал: «…главный нарушитель законности у нас — сама власть, ее представители. Беззакония властей составляют главную, самобытную черту русской государственности…». Действительно, это — отличительная, стержневая черта нашей исторической традиции. Традиции, которая в преступлениях большевистского режима нашла свою самую завершённую форму. Традиции, которая как никакая другая привнесла горе и несчастье в судьбы населения империи, но при этом, пережив распад СССР, благополучно сохранилась, перекочевав к его правопреемникам. Таковой оказалась на поверку устойчивая российская государственная традиция: партии власти закон не писан. Традиция, которая подавляла все иные обычаи, стандарты, правила и нормы общественной жизни. Традиция, которая и ныне «живее всех живых». К этому весьма печальному для нашей жизни обстоятельству время от времени привлекается внимание и в современных украинских СМИ. Так, в одном из наиболее влиятельных печатных изданий отмечалось: «Неуважение к закону превратилось в норму. Все без исключения ведущие политические игроки приложили к этому руку. Все кому не лень часто и охотно говорят о диктатуре закона и верховенстве права. Что, впрочем, никому до сих пор не мешало поощрять беззаконие и приумножать бесправие» («Зеркало недели». - N 18, 12.05.2007 г.). Эту мысль журналист — автор статьи — неутомимо повторяет практически из номера в номер уже на протяжении многих лет. Будет повторять и далее, ибо такова, помимо всего прочего, традиция: говорить, но ничего не делать. Однако и без этого свидетельства очевидно, что государственная независимость Украины не оставила за бортом истории эту традицию, подтвердив тем самым её органическое происхождение на уровне национального естества, которое не исчезает со сменой государственных символов и государственного языка, а передается по наследству, образно говоря, через незримые каналы менталитета и, соответственно, исторически укоренённых стереотипов поведения.

Человеческая цивилизация знает множество самых разнообразных традиций. Один из премьер-министров Великобритании, Бенджамин Дизраэли (1804–1881), подчеркивал: «Все нации делятся на две группы: одни управляются сильной властью, другие сильными традициями». Традиция, однако, признается сильной лишь тогда, когда способна обеспечить своим правоверным последователям самосохранение в истории, развитие, достойную жизнь и заметное место в почётном кругу народов мира. Именно эта особенность традиции делает её легитимной и жизнеспособной для приверженного ей народа. Таковой, вне всякого сомнения, является западная традиция права, к которой мы ещё не раз будем обращаться на страницах настоящего издания.

Другие традиции — разрушительные — низвели своих незадачливых приспешников в историческое небытие. Этим традициям свойственен культ силы и агрессии. Исповедующие их народы — явная угроза как своей жизни, так и жизни других наций. К таковым, несомненно, относятся традиции фашизма, нацизма, расизма, великодержавного шовинизма и украинского интегрального национализма.

На долю же населения Российской империи выпала особая напасть: отсортировать из всех упомянутых традиций самое худшее, отсталое и бессмысленное. Как не преминул по этому поводу заметить один из талантливейших российских сатириков XIX века: для нас «традиция — это накопление невежества». Согласен! Поэтому в настоящей работе сия традиция и обрела соответствующее название: «традиции невежества». Очевидно, что именно эта традиция не столько красной, сколько кровавой нитью прошила всю историю Российской (большевистской) империи. Обусловив при этом суть всего произошедшего в СССР, она в значительной степени предопределила и последующее постсоветское бытие большинства его республик.

В чём причина такого, на первый взгляд, странного, устойчивого и противоестественного правопреемства? Думается, что корни следует искать в особенностях национального архетипа людей, населявших бескрайние просторы могучей державы. Здесь даже можно говорить о наличии некой ментальной матрицы, которая предопределяла поведение титульной супернации при любом её переходе из одной эпохи в другую. Причины формирования оной становились предметом многотомных исследований многочисленных зарубежных и российских историков.

Так, в частности, Ричард Пайпс писал: «С XVII столетия, когда Россия уже была крупнейшим государством мира, беспредельность владений служила россиянам своего рода психологической компенсацией за их отсталость и нищету». Ему вторит российский историк, научный редактор журнала «Вопросы национализма» Сергей Михайлович Сергеев признавая, что «ощущение того, что ты принадлежишь к гражданам великой державы, перед которой «постораниваются и дают ей дорогу» мировые гиганты — серьезная психологическая компенсация за домашнюю униженность и бедность». Иными словами, внешнее военное могущество Российской (большевистской) империи заменяло все иные ценности, которые обычно присущи державе в её взаимоотношениях со своими гражданами. Многочисленные исследователи проницательно усмотрели несущий каркас, основополагающий стержень всей российской государственности, который мог бы найти своё самое лаконичное выражение в формуле: боишься, значит уважаешь. Страх стал чуть ли не единственным механизмом, который обеспечивал уважение и признание империи как со стороны её подданных, так и со стороны соседних народов. Поэтому практически все исполинские силы державы были задействованы для того, чтобы довести этот механизм до совершенства, а внешние и внутренние угрозы, соответственно, как можно более ослабить. Пока господствовала система страха, империя держалась. Но как только сей дамоклов меч переставал угрожающе нависать над головой большинства её подданных, империю ждали жестокие потрясения и невиданные катаклизмы. Это является, пожалуй, одним из самых роковых признаков Русской Системы.

Как верно подметил Ричард Пайпс, правящий режим страны дважды в одном столетии — в 1917 и 1991 г. — рушился чуть ли не мгновенно, при очевидном равнодушии народа к его судьбе. «В обоих случаях власть в глазах россиян утратила право на существование, перестав быть «грозной»». Нет страха — нет государства: такова, увы, особенность традиционного архетипа российского народа. Этим обстоятельством в полной мере и без какого-либо зазрения совести пользовались практически все владыки этого несчастного многоязычного племени. На это же обстоятельство обратил внимание российский философ, экс-Генеральный секретарь Союза журналистов России Игорь Александрович Яковенко. В частности, он писал: «Русский социум характеризуется высоким уровнем хаоса и имманентными тенденциями хаотизации. И высокий уровень репрессии этим фундаментальным обстоятельством как раз и обусловлен, о чем много писал Александр Ахиезер. Традиционное сознание живет в убеждении, что только репрессия и страх перед властью, всегда готовой ее осуществить, защищает русский мир от страшного лика хаоса. Стоит снизить уровень репрессии, и хаос поглотит все. Поэтому когда страх перед властной репрессией исчез, страх перед хаосом, ею больше не сдерживаемом, остался».

Именно на эту своеобразную особенность нашей истории обратил внимание и Анатолий Васильевич Кузнецов (1929–1979) — автор ставшей знаменитой на весь мир книги «Бабий Яр». Книги, в которой документальное описание одной конкретной трагедии ХХ века, стало своеобразным обобщением всей беспросветной истории населения Российской (большевистской) империи. Ведь как уточнил сам автор: «Я писал эту книгу не для того, чтобы рассказывать вчерашние истории. Это СЕГОДНЯШНИЙ разговор на основе материала оккупации Киева, свидетелем которой случайно я был. Но подобное происходит на Земле сегодня, и уже совсем нет никакой гарантии, что оно не явится в еще более мрачных формах завтра». По этой причине я часто буду обращаться за помощью к этому беспрецедентному документу нашей эпохи. Уж слишком много характерного, типичного, до боли знакомого из нашей повседневной жизни нашло своё место на страницах этого произведения. В частности, его автор отмечает, что «сменяя один другого, наглые прохвосты довели народ на Руси до состояния жвачного стада, которое уже не понимает, куда ему и шарахаться на этой политой кровью земле, ровной и плоской, как стол, так что некуда стаду и спрятаться, и другой земли у него нет».

Историческая слепота как специфическая черта национального менталитета становится особенно заметной на фоне всякий раз ошеломляющей весь мир почти мгновенного распада империи. Ведь именно она и стала основой того политического режима, который в итоге восторжествовал после 1991 г. на всё ещё огромных просторах этой могучей державы. Относительно этого периода нашей трагической истории писатель В. А. Коротич справедливо заметил: «Во времена, о которых я рассказываю, из страны вынимали тот скелет, на котором она держалась всю свою историю, — скелет страха, ожидания «наказания ни за что», репрессий неведомо почему. Власть не учла одного — что Система проседала с извлечением этого скелета все более отчетливо, пока не шмякнулась окончательно».

Форма государства, о чём подробнее речь пойдёт ниже, — производная от менталитета соответствующего населения. Как заметил в одной из своих статей экс-посол Великобритании в России (2000–2004) сэр Родерик Лайн, «ментальность россиян, отчасти уходящая корнями в православие, глубоко консервативна. Демократия их не привлекает. Как показывают опросы общественного мнения, большинство жителей страны считают, что только сильное, централизованное авторитарное правление может навести порядок на такой огромной территории. Сталин по-прежнему популярен в народе». Сей вывод в той или иной степени разделяют и некоторые деятели современной российской культуры. В частности, российский писатель Виктор Владимирович Ерофеев, заметил, что «русская душа — по натуре своей сталинистка. Чем дальше в прошлое уходят жертвы Сталина, тем сильнее и просветленнее становится Сталин». А российский режиссер, писатель и культуролог Андрей Сергеевич Кончаловский пришёл к выводу, что не «было бы Иванов, честных и наивных людей, которых в России было миллионы, не было бы и Сталина. Именно «Иванизм» и породил «Сталинизм»».

По своей социально-политической сути, Сталин — порождение, продолжение, проекция во плоти менталитета основной массы населения бывшей Российской империи — крестьян, численность которых по некоторым данным на 1917 г. составляла 85 % населения империи. Как засвидетельствовал в своей книге «140 бесед с Молотовым. Второй после Сталина» писатель Феликс Иванович Чуев (1941–1999) на это обстоятельство во время оных многолетних бесед не раз обращал внимание один из высших иерархов большевистской империи, председатель Совета народных комиссаров СССР в 1930–1941 гг., народный комиссар иностранных дел СССР в 1939–1946 гг., министр иностранных дел СССР в 1946–1949, 1953–1956 гг. Вячеслав Михайлович Молотов (1890–1986). В частности, многие сложности и необходимость применения репрессий в процессе управления советской империей он неизменно объяснял тем, что «многие из нас ограничены российским кругозором, где преобладает крестьянское — то, что Маркс называл идиотизмом деревни. Крестьянская ограниченность переходит в идиотизм», «в этом наша крестьянская природа сказывается», у нас «страна крестьянская», «армия, которая сплошь из крестьян».

На мой взгляд, феномен Сталина во многом и объясняется политическим «идиотизмом» крестьянского населения страны, которое, ментально и интеллектуально не имея никакого отношения к исконному западно-европейскому марксизму, вместе с тем стало усердно делать карьеру в правящей партии СССР, в процессе которой [карьеры] превратилось в надёжную партийно-государственную опору Сталина в проведении им репрессивной политики в качестве основного метода управления советской империей. На это обстоятельство обратили внимание соавторы книги «История России: конец или новое начало?». В частности, они отмечали, что «советская государственность укрепилась в результате самой радикальной в отечественной истории смены элиты и ее комплектования из представителей низших классов — главным образом из крестьян… Эти выходцы из деревни и образовали массовую социальную базу утвердившегося режима единовластия, благодаря им и их культурным особенностям и стала возможна сакрализация партии и ее лидера». Именно представителей этой категории населения СССР, которая неизменно оказывалась надёжной опорой и, одновременно, неисчерпаемым источником пополнения рядов правящей партии большевистской империи и характеризовал историк Ю.Н. Афанасьев в качестве «агрессивно-послушного большинства», каковым оно, в действительности, и было вплоть до распада СССР.

Сталин — это царь Иван Грозный (1530–1584) советской эпохи. Посему далеко не случайно в советское время по самиздату гуляло эссе «Сталин и Грозный — два сапога пара», а в 2002 г. увидала свет книга британского писателя Мартина Эмиса «Коба Грозный». Правда тут можно поспорить. Великий русский историк, писатель и поэт Николай Михайлович Карамзин (1766–1826) некогда заметил относительно Ивана Грозного: «Калигула и Нерон были младенцы в сравнении с Иваном». Сейчас, уже зная некоторые эпизоды истории лагерной империи, можно смело заявить, что Иван Грозный по своим злодеяниям оказался младенцем в сравнении со Сталиным.

Вместе с тем, по некоторым социологическим данным: положительные оценки личности Сталина выросли с 1998 г. к 2003 г. с 19 до 53 %. В процессе одного из социологических исследований на вопрос: «Если бы Сталин был жив и избирался на пост Президента России, вы проголосовали бы за него или нет?» — 26–27 % жителей России ответили: «Да, проголосовал бы». Очевидно, что Сталин для многих постсоветских россиян не кровавый тиран, а воплощение былого величия державы. Это лишний раз подтверждает тезис, что феномен успеха любого деспота кроется в менталитете населения соответствующей державы. И роль Сталина в нашей истории наиболее убедительная тому иллюстрация. Как пишет И.А. Яковенко: «От страха Божия россияне освободились в 1917-22 годах, убив царя и разграбив усадьбы. Однако на освобожденном месте зрелого нравственного сознания не сложилось. Отсюда — хаос. Большевики загнали народ в стойло, объяснили ему, что такое «социалистическая законность», и вернули страх Божий. Просто новый бог обретался на земле и носил френч». На последнее обстоятельство обратил внимание в своём выступлении на круглом столе, посвященному «100-летию Русской Революции» (2017 г.), доктор философских наук, профессор, главный научный сотрудник Института философии РАН Вадим Михайлович Межуев (1933–2019), который заметил, что «ни Февраль, ни Октябрь [имеются в виду Февральская и Октябрьская революции — реплика моя — А.М.] не был в природе русского человека, а в природе было то, что произошло при Сталине, вот что было природой этого человека, чего он в действительности, видимо, потаённо хотел».

На жуткий маховик репрессий, раскрученный в масштабах империи «красным» от обильно пролитой крови диктатором, обращал внимание П.А. Судоплатов. При этом от взора опытного разведчика не ускользнула прямая преемственность в жестокости приёмов управления подневольным населением между советским сатрапом и его знаменитыми предшественниками царями-тиранами. В частности, обращаясь к своим читателям с запоздалыми словами покаяния от имени всех сотрудников НКВД СССР, он писал: «Сознательно или бессознательно, но мы позволили втянуть себя в работу колоссального механизма репрессий, и каждый из нас обязан покаяться за страдания невинных. Масштабы этих репрессий ужасают меня. Давая сегодня историческую оценку тому времени, времени массовых репрессий — а они затронули армию, крестьянство и служащих, — я думаю, их можно уподобить расправам, проводившимся в царствование Ивана Грозного и Петра Первого. Недаром Сталина называют Иваном Грозным XX века. Трагично, что наша страна имеет столь жестокие традиции».

Жестокие традиции не вызывают сомнения. Однако основным хранителем традиций всё же являются люди. Поэтому следует особо подчеркнуть, что Сталин никогда бы не стал крупнейшим тираном ХХ века без почти единодушной поддержки его основной жертвы — населения советской империи. Пожалуй, наиболее образно и выразительно о неразрывной психологической взаимосвязи между Сталиным и населением лагерной империи сказал в одном из своих писем писатель В.П. Астафьев: «Прочитал в «Неделе» твой отлуп «наследникам». Зря ты их и себя утешаешь — все мы его «наследники», и, если бы не были таковыми, у него и у его сторожевых псов основы не было бы. Мы и жертвы, и претворители его… Все мы, все наши гены, косточки, кровь, даже говно наше пропитаны были временем и воздухом, сотворенным Сталиным. Мы и сейчас еще во многом его дети, хотя и стыдно даже себе в этом признаться. Слава богу, что уже не боимся, а лишь стыдимся».

Несмотря на своё грузинское происхождение, Сталин оказался гораздо более россиянином, чем иные русские. Поэтому не вызывает удивления, что по итогам одного из предварительных голосований на предмет выбора наиболее значимого деятеля российской истории в рамках телепроекта «Имя России» в августе 2008 г. на первое место вырвался именно Сталин. Сие обстоятельство вполне объяснимо: ведь «грозность» — это дух, суть и принцип российской государственности. Со временем имя Сталина стало именем нарицательным для того политического режима, который наиболее полно выразил дух российской державы на советской стадии её существования. Поэтому можно смело утверждать, что сталинизм как политический режим советской империи — продукт всей российской истории. Против этого уже не спорят даже современные российские историки. Вероятно, очевидность этого обстоятельства и позволила доктору исторических наук, главному специалисту Государственного архива Российской Федерации Олегу Витальевичу Хлевнюку заявить: «Я думаю, что очень многие историки поддержат такую точку зрения, что, конечно же, сталинизм был как продуктом предшествующего развития российской истории, уж несомненно он был продуктом развития советской истории…».

С другой стороны, советская история, в свою очередь, стала конечным продуктом совместного деяния жестокого диктатора и послушного ему народа. Советская история, несомненно, — их совокупное творение. В этом смысле, советский народ и Сталин — две стороны одной медали. И если проницательному анализу патологической личности Сталина в качестве нещадного сатрапа посвящены горы фундаментальных изданий, то оценке менталитета советского народа едва ли — около десятка статей. Одна из них принадлежит перу 1-го Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, 1-му Председателю Комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации, учредителю и президенту Института прав человека Сергею Адамовичу Ковалеву (1930–2021). В частности обращает на себя внимание его суждение о том, какие исторические условия стали основанием для признания Сталина эффективным менеджером: «Многие успехи успешного менеджера, И.В. Сталина были обусловлены едва ли не главным его успехом — селекционным. Сталин вывел, ни много ни мало, новую историческую общность — советский народ. Терпеливый, раболепный, подозрительный, злобно презирающий рефлексии, значит, интеллектуально трусливый, но с известной физической храбростью, довольно агрессивный и склонный сбиваться в стаи, в которых злоба и физическая храбрость заметно возрастают…

И.В. Сталин вел свой отбор на страх, раболепие, подлость вполне сознательно, хотя не думал, конечно, о понятиях сельскохозяйственной селекции». Всё верно. Известный правозащитник не упустил ни одну отличительную черту менталитета новоявленного исторического субъекта. Именно эти психофизиологические и нравственные качества способствовали органической трансформации населения Российской империи в советский народ, а последнего в преданного соратника Сталина в деле «социалистического строительства» грандиозного здания тоталитарной империи в назидание остальному человечеству. Секрет любого вождя — умение воплощать наяву наиболее потаенные чаяния, потребности и привычки своего племени. У советского — они были однозначны, о чём вполне резонно упомянул писатель В.А. Коротич: «Воспитанное у нас в стране умение бить лежачего и всем скопом, под барабанный бой обрушиваясь на того, кто ослабел, — одна из самых постыдных советских привычек». Умение трансформировать совокупность наиболее постыдных привычек населения страны во внутреннюю и внешнюю политику государства стало основой головокружительного успеха Сталина в качестве вождя советского народа. Но, пожалуй, самой постыдной привычкой последнего было неискоренимое раболепие, всепоглощающий страх перед грубой силой. Сталин хорошо знал душу своих подданных и злоупотребил этим знанием, как говорится, на полную катушку. В связи с этим следует согласиться с пусть и весьма широким, но, по сути, абсолютно справедливым обобщением писателя Владимира Войновича, заявившего, что по его «мнению, жертвами режима, физическими или психическими, были все сотни миллионов советских людей. Поголовно. И те, кто этот режим основал, и те, кто сидел в лагерях, и кто сажал, и кто охранял, и кто сопротивлялся, и кто помалкивал. Безумные старухи, что до сих пор выходят на улицы с портретами Сталина, они тоже жертвы режима». Это правда. Но то общее, что их всех объединяло стал неизбывный, вековечный и повсеместный страх, жертвами которого они в конечном итоге все и пали. А страх этот нашёл своё наиболее полное и зримое воплощение в личности главы большевистской империи — палача вселенского масштаба — Сталина.

Правда, страх изначально был системообразующим фактором государственной жизни населения Российской империи со всеми вытекающими из этого факта последствиями! Не считаться с этим обстоятельством, как бы мы к нему ни относились, для постижения истории этой страны было бы непростительной ошибкой. Но политика страха по определению исключает стратегию развития демократии, гражданского общества, правового государства, культуры достоинства человека. Посему, сориентированная на страх и силу, а не на совесть и справедливость, мотивация поведения населения империи стала определяющей во всей последующей истории державы вплоть до наших дней. Уже давно стало неоспоримым фактом: россияне привыкли гордиться великой державой, а не личной свободой. И как результат: держава, величие которой стало составной частью их менталитета, есть, а личной свободы не было, нет, да и, судя по всему, Бог весть знает, когда будет в будущем.

Русский историк и правовед Дмитрий Петрович Кончаловский (1878–1952) в своей книге «Пути России. Размышления о русском народе, большевизме и современной цивилизации» признавал: «Во внутреннем своём быту Московская Русь остановилась на ступени варварства; печально и для будущего развития опасно было то, что нравы народа от соприкосновения с азиатами и инородцами подверглись глубокой порче и огрублению, которые усиливались также свойствами государственного порядка, каковой, в свою очередь, во многом определился чисто внешними независимыми от народного характера условиями». Отсталость, нищета, страх и огрубление нравов российского народа — основные предпосылки его глубоко несчастной судьбы. Это основное объяснение, на котором ныне сходится практически большинство историков, философов и политологов мира. Таким образом, в себе, в своём менталитете, в своих традициях и стереотипах поведения следует искать нашему народу ключ к своей истории. Иное объяснение таковой было и остается подлинной причиной всех прошлых и нынешних злоключений титульной супернации как в целом, так и в её ныне раздробленных немилосердной судьбой составных частях.

Несмотря на это обстоятельство, в последнее время подлинный Ренессанс переживает известный апофеоз российской истории, инициатором которого в своё время выступил первый глава её тайной полиции граф Бенкендорф. Именно он высказал убеждение, что «прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое пылкое воображение». Поскольку автор приведенного утверждения явно не смог предвидеть последствий Первой мировой войны, Октябрьского переворота и ужасов сталинского тоталитаризма, то можно предположить, что сие заявление было сделано им по долгу службы главного жандарма империи. В равной степени, как и те официозные заявления, которые делали все последующие главные жандармы этой страны, утверждая, что все её беды и несчастья находят своё объяснение исключительно в происках её бесчисленных врагов. Беда в том, что подобное примитивное жандармское мышление стало объяснительным принципом истории воистину великой державы.

В полном соответствии с этой логикой на смену вчерашним идеологическим «врагам народа» сегодня пришли этнические «враги нации». При этом не вызывает удивления то, что и те и другие представлены всё теми же одиозными этносами, коренными народами и конкурирующими державами. Раздутый же ныне донельзя русский национализм при этом стал заменять россиянам национальные интересы и, увы, историческую память. Как заметил один из авторитетных британских экспертов, «антизападничество стало новой «национальной идеей», а для сплочения народа используется национализм с сильным привкусом ксенофобии». Ну что делать, если такова традиция? По этому поводу лишь заметим: ненависть к другим этносам и народам никогда не была прологом единения, благополучия и развития какого-либо народа. Забвение таких простых истин всегда дорого обходилось не только соответствующей нации, но нередко и всему миру. На эту опасность со свойственной ему прямотой обратил внимание в своей статье «Уроки декабря» советский диссидент и политический заключенный, правозащитник и писатель Владимир Константинович Буковский (1942–2019), заметив, что «помимо прочих многократно описанных недугов Россия страдает болезнью Альцгеймера, причем страдают ею практически все слои населения, включая и правящую верхушку… Уж не говорю о недоброй памяти обществе «Память», игравшем ту же роль на заре перестройки, или о славном сыне юриста, но ведь совсем недавно, каких-нибудь одиннадцать лет назад, тот же фарс (только гораздо более кровавый) разыграли нам господа чекисты со взрывами домов и чеченской войной» (Грани. Ру, 13.01.2011 г.).

Конечно, корни особенностей национального характера могут находить различное толкование, но в любом случае вызывает возражение отечественная традиция объяснять все недостатки своего народа злыми кознями и дурным влиянием представителей иноплеменных народов, или, как их часто попросту именовали, инородцев. Это тем более порочная традиция, что её часто и охотно берут на вооружение по отношению друг к другу уже и все остальные, образующие соответствующий многонациональный народ, этносы. Таковой путь представляется бесперспективным хотя бы потому, что он порождает бессмысленную этническую рознь и не способствует выходу из исторического тупика. Жизненные силы народа в этом случае не способствуют развитию, а бесплодно истощаются на предъявление взаимных претензий: у кого древнее родословная, у кого больше прав на ту или иную территорию, у кого более соответствует необходимому стандарту череп, той или иной группе крови жидкость в жилах и так далее и тому подобное. Такие народы заметно отстают в развитии, причину чего они опять же настойчиво ищут в недружественных происках других государств, народов, этносов. Неслучайно в одной из своих книг Е.Т. Гайдар предупредил своих соотечественников: «Легенда о процветающей, могучей державе, погубленной врагами-инородцами, — миф, опасный для будущего страны». Вместе с тем подобный миф является неотъемлемой составляющей менталитета населения бывшей советской империи, пораженного многовековой традицией невежества.

Но в чём бы ни коренились истоки национального характера населения Российской империи, важно другое: её прискорбная судьба не вызывала сомнений и приковывала к себе внимание многих российских мыслителей. Так, один из них, философ и публицист Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856) писал: «Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в человечество, а существуют для того, чтобы преподать великий урок миру». К Чаадаеву, увы, не прислушались. Правящий класс Российской империи подверг его безоговорочному остракизму. Как впоследствии с горечью сетовал Н.А. Бердяев: «Мыслитель такого калибра, как Чаадаев, совсем не был замечен и не был понят даже теми, которые о нем упоминали». Более того, этого неординарного мыслителя, как известно, объявили умалишённым. Такая же судьба, к слову сказать, постигла более века спустя и советских диссидентов; это — традиционное отношение деспотической власти к лучшим и наиболее совестливым сынам российского народа. В известной степени можно утверждать, что Чаадаев стал первым отечественным диссидентом, который на себе испытал все прелести «карательной психиатрии». С тех пор говорить правду в империи стало равнозначным сумасшествию. Риск подобной перспективы, разумеется, не вдохновлял тех, кого Бог одарил совестью и способностью мыслить о судьбе отчизны.

Вместе с тем глубокий пессимизм относительно духовного и правового состояния России высказывал и другой философ, один из основоположников славянофильства Алексей Степанович Хомяков (1804–1860). В частности, он писал: «Ничего доброго, ничего благородного, ничего достойного уважения или подражания не было в России. Везде и всегда были безграмотность, неправосудие, разбой, крамолы, личности, угнетение, бедность, неустройство, непросвещение и разврат. Взгляд не останавливается ни на одной светлой минуте в жизни народной, ни на одной эпохе утешительной…».Обращает на себя внимание, что хотя Чаадаев и Хомяков принадлежали к разным течениям российской философской мысли, они одинаковым образом оценивали положение своего глубоко несчастного Отечества. С той лишь разницей, что Хомякову повезло: как горячего сторонника монархии в качестве единственно приемлемой формы правления для России его не пытались «объявить» сумасшедшим.

Вслед за философами о трагической судьбе России размышляли многие видные правоведы России. Так, один из них, Константин Дмитриевич Кавелин (1818–1885) печалился о «невозможно низкой степени культуры всего «господствующего великорусского племени», всех без исключения слоев и классов русского общества… Культура их едва коснулась. Даже характерные черты этого племени ещё не сложились и вырабатываются на наших глазах». Он горячо любил своё Отечество, безусловно, понимал природу государства и права. Посему далеко не случайно на его могилу благодарные ученики возложили венок с возвышенной и трогательной надписью «Учителю Права и Правды». Хорошо зная основу российской державы, он именовал её не иначе как «мужицким царством», подчеркивая «невиданный и нигде небывалый тип сельского деревенского государства». Действительно, по данным статистики тех лет, городское население России в 1867 г. составляло 9,6 % от общего числа жителей империи; для сравнения во Франции — 40 %, в Германии — 54 %, в Британии — 80 %. Более того, как заметил по этому поводу один американский историк, Россия представляла собой не столько цельное общество, сколько скопление десятков тысяч отдельных сельских поселений.

Точку зрения К.Д. Кавелина на характер российского государства разделял и его ученик, талантливый и плодовитый правовед Б.Н. Чичерин, утверждавший, что «и в настоящем, и в будущем крестьянскому сословию принадлежит первенство в русской земле». Разумеется, что первенство сие вовсе не было равнозначно благополучию и процветанию этих людей, а лишь означало, что весь последующий ход истории в конечном итоге коренился в их душах, головах и мозолистых руках.

Они оба — столпы российского либерализма — были абсолютно правы. Ведь в действительности, если вдуматься, то всю дальнейшую судьбу страны предопределил не царь и его сановники, не великие писатели и тончайший слой либеральной интеллигенции, а малограмотный и невежественный, замордованный беспросветной крепостной кабалой и беспробудным пьянством простой мужик — среднестатистический подданный могучей державы.

О наиболее болезненных проблемах общественной жизни Российской империи с горечью писал ещё один видный правовед, Александр Дмитриевич Градовский (1841–1889): «Глядя на современную мерзость запустения, невольно понимаешь, что наше общество прежде всего нуждается в проповеди очеловечивания… То, что мы переживаем теперь и на что жалуемся, есть плод скотства». Вот в нём, в этом грубом, небрежном, нецивилизованном отношении к своей культуре, интеллигенции — тончайшему слою мыслящей, совестливой и созидательной части страны, к достоинству, здоровью и жизни другого человека, этноса или народа, по сути, и таилась вся последующая история бытия и неоднократного распада огромной державы. Особенно трагически это обстоятельство явило себя во время Гражданской войны (1917–1923), а также в период существования большевистской империи.

На те же самые социальные корни распада, например, советской империи обращали внимание современные авторы. В частности, в одном из своих многочисленных интервью доктор экономических наук, экс-мэр Москвы Гавриил Харитонович Попов, усматривая причины распада СССР в личном противостоянии двух его политических лидеров — выходцев из крестьянского сословия — заметил, что «Михаил Сергеевич [Горбачев] и Борис Николаевич [Ельцин] — это месть русского крестьянства за то, что сделала с ним советская власть». Видимо, в этом же контексте следует интерпретировать и реплику из интервью другого доктора экономических наук Н.П. Шмелева, который, имея в виду авторов заключенного 8 декабря 1991 г. Беловежского соглашения, заявил, «что трое пьяных мужиков СССР пропили». В действительности, практически полное отсутствие государственного мышления и абсолютная неспособность отдавать себе отчет в социальных последствиях своих действий очень характерна для деревенского способа мышления. Не случайно доктор исторических наук Д.Е. Фурман заметил, что «несерьезность акта роспуска СССР — где-то в Беловежской пуще собрались три человека и за пол-литра все решили — выглядела анекдотически и не позволяла осознать действительное значение этого события». Думается, что в конечном счете развал огромной державы помимо всего прочего, отчасти, действительно, является неким рецидивом деревенского мышления, который в силу их социального происхождения нашёл своё воплощение в деяниях и взаимоотношениях большинства политических игроков позднего СССР и постсоветского политического пространства.

О том, например, из каких социальных слоев ведёт свою подлинную родословную власть предержащие постсоветской Украины поведал известному политологу, возглавлявшему на тот момент нью-йоркское представительство Института демократии и сотрудничества, Андранику Миграняну первый Президент Украины Л.М. Кравчук. В частности, политолог вспоминал, что однажды в Киеве за «рюмкой чая» первый президент Украины Кравчук ему посетовал: «Ну что делать, наша элита вышла из крестьян, а крестьянин очень подозрительный по своей природе. Поэтому он вечером договаривается, но боится, что утром сосед или партнер его кинет, и старается кинуть раньше, чем кинут его». Кстати, вся постсоветская история Украины в полной мере повсеместно, повседневно и всемерно подтвердила это чистосердечное признание первого Президента Украины. На то, какая именно культура восторжествовала в Украине после распада СССР также обратил внимание украинский политолог, директор Европейского института интеграции и развития, народный депутат Украины V созыва, впоследствии заместитель Секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины Дмитрий Игнатьевич Выдрин, в частности, отметив, что «в Украине победила глубоко сельская культура, с сельскими архетипами, с сельскими сакральными вещами. Столкнулись две культуры — одна хочет жить по часам, другая по петухам».

На непреодолимую историческую пропасть, которая реально залегала между двумя основными классами Российской империи и на исторические последствия оной обратил внимание российский политолог Андрей Андреевич Пионтковский: «Постпетровский раскол на два цивилизационно чуждых друг другу этноса — барина и мужика — оказался настолько фундаментальным для русского социума, что порожденная им Октябрьская революция, уничтожившая сначала барина, а через десять лет и мужика, вновь воспроизвела его на профанированной генетической основе — номенклатурного люмпен-барина и деклассированного люмпен-мужика. Верхушечная приватизационная революция начала 90-х не размыла, а напротив, резко усугубила этот антропологический раскол». По сути, в паталогической ненависти невежественной, как правило, деревенской части народа к образованному классу Российской империи парадоксальным образом таилась основа будущего непримиримого отторжения подавляющим большинством населения СССР каких-либо культурных (правовых) основ западноевропейской цивилизации.

Поэтому заслуживает внимания гипотеза, что попытка европеизации общественного уклада Российской империи привела к тому, что классовая ненависть против помещиков трансформировалась в ненависть против европейской (правовой) культуры, в принципе, и это чувство настолько сильно и глубоко запало в душу народа, что, пережив отмену крепостного права, оно, по сути, явилось движущей силой Октябрьского переворота 1917 г. Авторы подобной версии истории полагают, что именно эта унаследованная инстинктивная ненависть была главной причиной, вследствие которой революция в её большевистской форме стала возможной только в России, а последующая проповедь классовой борьбы нашла такую благодатную почву в умах вскормленной революцией молодежи. Естественно, что в числе первых жертв подобной ненависти должна была пасть и в действительности пала неотъемлемая часть этой европейской культуры — культура достоинства, свободы и прав человека. Людям, воспитанным на ценностях этой культуры было просто невмоготу жить в подобном агрессивном окружении. По сути, они были обречены. В поэтической форме очень образно на сей счёт выразилась русская поэтесса Серебряного века Марина Ивановна Цветаева (1892–1941):

Поэтесса оказалась верна себе и, отказавшись жить в этом «Бедламе нелюдей», в конце концов, свела счёты с жизнью: 31 августа 1941 г. она повесилась. В этой частной трагедии, как в капле воды отразилась трагедия эпохи. Культурным, неординарным, одаренным талантом Божьей милостью не оказалось места на обширных просторах большевистской империи. Вот как по описанию одного литературного критика сложилась судьба лишь некоторых из них:

«Сергей Есенин. Повесился в возрасте тридцати лет, не сумев принять то, что случилось в его стране («В своей стране я словно иностранец…»).

Владимир Маяковский . Застрелился в возрасте тридцати шести лет, потеряв веру в то дело, которому отдал «всю свою звонкую силу поэта».

Исаак Бабель . Расстрелян в возрасте сорока пяти лет. Роман о коллективизации, над которым он работал последние годы жизни, был изъят при аресте и пропал.

Велимир Хлебников . Умер в возрасте тридцати семи лет в сельской больнице в сорока верстах от железной дороги.«…Шел пешком, спал на земле и лишился ног. Не ходят» (из последнего, предсмертного письма). Стихи его не издавались полвека.

Борис Пастернак . На протяжении многих лет был отлучен от официальной советской литературы. Умер вскоре после того, как был подвергнут всенародной травле за присуждение ему Нобелевской премии. Роман «Доктор Живаго», который он считал главным делом своей жизни, на родине писателя был опубликован через тридцать лет после его смерти.

Михаил Булгаков . Умер в возрасте сорока девяти лет. Главные книги, написанные им, были опубликованы через тридцать лет после его смерти.

Михаил Зощенко . Был подвергнут остракизму, исключен из Союза писателей, лишен куска хлеба. Умер задолго до отмены известного постановления ЦК, обрекшего его на насильственное отлучение от главного дела его жизни.

Юрий Олеша . Блистательно заявив о себе своей первой книгой, не написал больше почти ничего существенного. Делал отчаянные попытки вписаться в официальную советскую литературу. Ни одна из этих попыток не удалась. Оставшиеся после него разрозненные полудневниковые записи («Ни дня без строчки») были опубликованы после его смерти.

Осип Мандельштам . Погиб в лагере в возрасте сорока семи лет. В советское время был отлучен от официальной литературы. Чудом сохранившиеся стихи (далеко не все) были опубликованы на родине поэта через тридцать лет после его гибели.

Владимир Нарбут . Погиб в лагере в возрасте пятидесяти двух лет. После ареста и тринадцати месяцев тюрьмы, оказавшись на Колыме, в Магадане, писал жене в чудом дошедшем письме: «… может, и нужно было это потрясение, чтобы вернуть меня к стихам». Последняя книга, опубликованная при жизни поэта, вышла в свет в 1922 году. Следующая — в 1990-м. Львиная доля вошедших в нее стихов никогда прежде не публиковалась…».

Этот скорбный мартиролог можно продолжить упомянув, например, талантливейшего русского поэта Серебряного века, первого мужа поэтессы Анны Андреевны Ахматовой (1889–1966), отца выдающегося учёного Л.Н. Гумилёва Николая Степановича Гумилёва (1886–1921), расстрелянного 26 августа 1921 г. по обвинению в участии в антисоветском заговоре «Петроградской боевой организации В.Н. Таганцева» и посмертно реабилитированного решением Верховного суда СССР 30 сентября 1991 г. Очень скорбными, пронзительными и проникающими в самую суть той эпохи строками откликнулся на убийство Николая Гумилёва русский писатель Александр Иванович Куприн (1870–1938): «Он писал стихи, насыщенные терпкой прелестью, овеянные ароматами высоких гор, жарких пустынь, дальних морей и редких цветов, прекрасные, полнозвучные… странствующий рыцарь, аристократический бродяга, — он был влюблен во все эпохи, страны, профессии… Что перетерпела его крылатая душа в эти черные дни, обратившие великую страну в сплошной вонючий застенок? Никогда, ни в какой заговоре он участвовать не мог. Но знаете, сорвется иногда у человека, умеющего глубоко презирать — всего лишь один, быстрый, как молния, пронзительный взгляд, но в нем палач мгновенно прочтет: как он мал, гадок, глуп, грязен и труслив в сравнении со спокойно стоящей перед ним жертвой. И тогда конец. Тогда неизбежна смерть. Избраннику, тому, кого сам Бог отметил при рождении прикосновение своего перста на возвышенную жизнь и ужасную кончину».

Да, на территории ещё совсем недавно великой страны, которую большевики превратили в «сплошной вонючий застенок», погибли лучшие представители русской культуры, а вместе с ними необратимо канула в историческую бездну и великая, очень самобытная русская цивилизация, неутомимыми созидателями, служителями и хранителями которой они некогда были.

По сути, все они оказались «иностранцами» на своей родине, многие удостоились клейма «врагов народа», иные ярлыка «безродных космополитов» и так далее и тому подобное. И всё это безумное истребление своей духовной элиты с энтузиазмом встречал, со страстью провозглашал, но что самое страшное: с необыкновенной жестокостью приводил в исполнение советский народ. Уже отдавая себе во многом отчёт в истоках произошедшей трагедии, всё же не устаешь поражаться: как же можно было опуститься до такой степени варварского отношения к своим соотечественникам? В чём таилась движущая сила этого очевидного падения в преисподнюю зла и подлости?

Одним из первых высказался по сему поводу российский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе Иван Алексеевич Бунин (1870–1953). В частности, он не уставал передавать своим знакомым впечатления от поразившего его диалога, случившегося после военно-государственного переворота в Российской империи 1917 г. Повстречавшийся ему по дороге крестьянин простодушно вынес приговор всему своему сословию: «Пропала Россия, не можем мы себе волю давать. Взять хоть меня. Ты не смотри, что я такой смирный. Я хорош, добер, когда мне воли не дано. А то я первым разбойником, первым разорителем, первым вором окажусь. Недаром пословица говорится — своя воля хуже неволи». В действительности, это признание простого русского мужика дорогого стоит. Ведь неслучайно же такой мастер слова как Бунин передавал его в качестве образца исторического народного творчества. Именно в это время по территории бывшей империи пошла гулять пословица: «Крой Ванька, Бога нет, а царя убили».

Спустя уже много лет опосля, подытоживая историю возникновения и распада советской империи Ю. Н. Афанасьев писал: «Революцию 1917 года я, как историк, воспринимаю и понимаю как сочетание в одном грандиозном явлении разных его составляющих: массовой народной стихии, того самого бунта, праздника, если угодно, дикой воли, который русский народ справлял регулярно раз в столетие — Болотников и Смута, Разин, Пугачев, — и целенаправленной воли, доктринальной настойчивости и партийно-государственной организованности действий большевиков под руководством Ленина…

Её можно рассматривать, например, и как консервативную реакцию большинства тогдашнего общества — крестьянства — на те изменения, в том числе и позитивные, которые произошли в конце XIX и в начале XX века…

Большевики сделали ставку на консервативные и даже на реакционные настроения российского общества… Началось раскультуривание социума, сползание в дикость, обращение всех в животное состояние». Таким образом, когда бы официально не появились на свет подданные большевистской империи, но по своей «духовной» субстанции все они сформировались задолго до 1917 г. в соответствии с тем лекалом, которое нашло своё выражение в понятии Русская Система.

Итак, ненависть к образованным, думающим, совестливым, стремящимся к европейским реформам людям стала сердцевиной той ментальной матрицы, которой было суждено с силой закона природы предопределять дальнейшее поведение большинства подданных российской короны. Именно она и легла в основу той традиции, которая, обеспечивая преемственность соответствующего поведения населения империи, путешествовала вместе с ним из одной эпохи в другую. Традиции, которая не знала исключений. Диапазон её жертв простирался от простого солдата до могущественного монарха. Наиболее яркой иллюстрацией последнего служит судьба одного из самых выдающихся правителей Российской империи за всю историю её существования царя Александра II Освободителя (1818–1881). Будучи ещё малолетним наследником престола, на вопрос своего отца — императора Всероссийского Николая I (1796–1855), как бы он поступил с декабристами, сын спокойно ответил: «Я бы их простил, папа». Николай I слегка покачал головой, но ничего не ответил. По одной из исторических версий, перед тем как испустить последний дух, царь призвал к смертному одру Александра и, уже ничего не спрашивая, прохрипел будущему государю свой самый сокровенный завет, обобщающий опыт более чем тридцатилетнего правления огромной державой: «Держи всё…держи всё… вот где…», — и выразительно вскинул кулак. Прохрипел и… покинул сына на произвол населения империи. Надо при этом отметить, что непосредственно император Николай I в своей государственной деятельности проявил себя в качестве последовательного и убежденного консерватора. Выдающийся русский историк Василий Осипович Ключевский (1841–1911) оставил потомкам такую характеристику внутренней политики этого царя: «Николай поставил себе задачей ничего не переменять, не вводить ничего нового в основаниях, а только поддерживать существующий порядок, восполнять пробелы, чинить обнаружившиеся ветхости помощью практического законодательства и все это делать без всякого участия общества, даже с подавлением общественной самостоятельности, одними правительственными средствами; но он не снял с очереди тех жгучих вопросов, которые были поставлены в прежнее царствование, и, кажется, понимал их жгучесть ещё сильнее, чем его предшественник».

А вот относительно его сына некоторые историки высказали предположение, что если бы судьба предоставила императору Александру II на выбор вместо российского любой европейский трон, то он бы состоялся в качестве одного из величайших монархов той эпохи. Никто из правителей империи не сделал для своего народа более: освобождение крестьян от рабства, отмена телесных наказаний, судебная и военная реформы, реорганизация образования и местного самоуправления, либерализация законов в отношении гонимых национальных меньшинств и многое, многое другое. В своей самой знаменитой книге А.И. Солженицын привел очень выразительный пример подобного сердечного поведения: «Известен случай, что Александр II, тот самый, обложенный революционерами, семижды искавшими его смерти, как-то посетил дом предварительного заключения на Шпалерной (дядю Большого Дома) и в одиночке 227 велел себя запереть, просидел больше часа — хотел вникнуть в состояние тех, кого он там держал. Не отказать, что для монарха — движение нравственное, потребность и попытка взглянуть на дело духовно». Посему совершенно справедливо один из современных авторов именовал свою статью в одной из французских газет «Александр II, царь всех перестроек». Горькая ирония судьбы: в день трагической гибели императора на его письменном столе ожидала своей оглашения конституция, подготовленная его ближайшим сподвижником, графом М.Т. Лорис-Меликовым. По сведениям некоторых историков, Александр II даже намеревался отречься от престола в тот благословенный день, когда Россия обрела бы свою первую конституцию. Ещё утром 1 марта 1881 г. страна была на пороге конституционной монархии, а уже после обеда оказалась в плену вакханалии деспотизма, которая, будучи порожденной злодейским и бессмысленным убийством царя-реформатора, вихрем пронеслась сквозь весь XX век. И дай Бог, чтобы улеглась хотя бы в ХХI столетии.

Характерная для страны форма проявления традиции невежества: вместо всенародного почитания вся деятельность великого преобразователя и глубоко порядочного человека сопровождалась жгучей ненавистью, непримиримой враждой, немилосердными пересудами и в итоге завершилась жестоким и безрассудным убийством. Будучи наблюдательным человеком, царь на своём личном опыте убедился, что живёт в стране, в которой ни одно доброе дело не остаётся без незамедлительного наказания. Пережив шесть последовавших друг за другом покушений на свою жизнь, Александр Николаевич задавался горьким вопросом: «Они охотятся за мной, как за диким зверем. За что же? Я даже не сделал им никакого личного благодеяния, чтобы они так ненавидели меня?». В итоге он всё же пал жертвой чудовищного по своей жестокости восьмого террористического акта. Парадокс судьбы состоял в том, что взрыв первой бомбы — седьмого по числу покушения на его жизнь — сильно оглушил, но даже не ранил императора. И, несмотря на смертельный риск, нависший над его головой, вопреки слезным уговорам личного кучера, он не скрылся с места покушения, а решил оказать посильную помощь случайно пострадавшим от покушения на его царственную особу: осколками бомбы были ранены казаки его конвоя, а на снегу корчился в предсмертных муках случайно подвернувшийся мальчонка.

Впоследствии знаменитый анархист князь Петр Алексеевич Кропоткин (1842–1921) так протолковал сей поступок императора: «он чувствовал, что военное достоинство требует посмотреть на раненых черкесов и сказать им несколько слов. Так поступал он во время русско-турецкой войны, когда в день его именин сделан был безумный штурм Плевны, кончившийся страшной катастрофой». В момент реальной угрозы своей жизни он думал о других. И именно в сей момент, в мгновенье наивысшего проявления человечности, милосердия и сострадания к людям его настиг оказавшийся на этот раз смертельным взрыв второй бомбы. Как бы в назидание всем иным правителям России, судьба причиняла Александру II боль и страдания всякий раз, когда он поступал в соответствии с зовом своего сердца и велением ума. Сердобольный и отзывчивый человек, он до самого последнего своего вздоха не мог постигнуть простой истины: такова неумолимая логика традиции невежества, безраздельно господствовавшей над нравами и душами его народа. В известной степени, суть этой традиции познал его сын и преемник на троне — Александр III (1845–1894), который за два дня до своей кончины сказал уже своему сыну, соответственно, внуку невинно убиенного, Николаю II (1868–1918) вещие слова: «Твой дед с высоты престола провел много важных реформ на благо русского народа. В награду за все это он получил от русских революционеров бомбу и смерть». Понятно, что такой завет отобьёт охоту к реформам у кого угодно. Будучи почтительным сыном, он внял недальновидному совету почившего монарха.

Не в последнюю очередь именно по этой причине Николай II, в отличие от своего великого деда, никогда не питал к реформам особой симпатии. И в этом заключалась его роковая ошибка. Ибо реформы были единственной панацеей от пресловутой традиции, уже не одно столетие злым роком тяготевшей над судьбой России. Попутно заметим, что о необходимости реформ в империи говорил даже знаменитый начальник Московского охранного отделения, впоследствии глава Особого отдела Департамента полиции Сергей Васильевич Зубатов (1864–1917), который изложил свои взгляды на сей предмет в беседе с министром внутренних дел Российской империи Вячеславом Константиновичем Плеве (1846–1904). В частности, по воспоминаниям Зубатова в ходе той беседы он убеждал Плеве в «недостаточности одной репрессии, о необходимости низовых реформ, о полной совместимости, на» его «взгляд, исторических русских основ с общественным началом, о том, что реформаторская деятельность есть вернейшее лекарство против беспорядков и революций, о крайней желательности дать известную свободу общественной самодеятельности и пр.». Некоторые историки полагают, что даже глубоко консервативный и непоколебимо стоящий на охранительных началах Плеве в итоге тоже начал склоняться к точке зрения о недостаточности репрессивных мер в борьбе с растущим недовольством и беспорядками, но Плеве в результате революционного террора был убит 15 июля 1904 г., а Зубатов застрелился 3 марта 1917 г.

История вообще явление весьма противоречивое, а в России все противоречия проявляются в парадоксальной форме: хочешь спастись — проводи реформы, а как только проведёшь — жди смерти. Пойди, пойми после этого Россию. Ох, далеко неслучайно знаменитый поэт обронил: «Умом Россию не понять». Николай II и не понял. Потому и погиб. Не прервав сию традицию, он и сам на каком-то этапе истории пал её жертвой. Её коварную силу, видимо, он понял лишь в то мгновение, когда на его глазах бывшие подданные безжалостно и хладнокровно расстреливали его детей, жену и наиболее близких домочадцев. После чего традиция эта, вырвавшись из оков самовластья, пошла, поехала бесшабашно гулять по необъятным просторам России. Её испепеляющее дыхание на себе в полной мере прочувствовали все обитатели советской империи под влиянием нависшей над каждым из них угрозы уничтожения в бездушных жерновах большевистской инквизиционной системы ГУЛАГ. Беспощадному разоблачению сути этого уродливого квазигосударственного образования была посвящена знаменитая книга А.И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», а также фундаментальная работа российского историка, доктора философии Никиты Васильевича Петрова «История империи ГУЛАГ». В частности, отмечая влияние системы ГУЛАГ на поведение подданных советской империи, Солженицын писал: «По видимости страна много больше своего Архипелага — но вся она, и все её жители как бы призрачно висят над его распяленным зевом».

Но если отдельные концентрационные лагеря создавались на основании конкретных нормативных актов вполне определенных должностных лиц большевистской державы, то лагерную империю как некий феномен беспрецедентной в истории человечества адской смеси злобы, подлости и жестокости в конечном итоге создало объятое традицией невежества население бывшей Российской империи. Можно даже утверждать, что последнее действительно построило свой национальный «социализм», который на поверку оказался каторжным. Каторжный «социализм» — это продукт творчества всего населения империи. Именно традиция невежества, доведённая до логического конца, превратила царскую Россию из тюрьмы народов в архипелаг ГУЛАГ — державную фабрику истязаний, унижений и убийства миллионов людей, которая со временем трансформировалась в «империю зла» со всеми вытекающими отсюда последствиями, но уже для судеб всего человечества.

Вместе с тем, надо полагать, что историческая основа для Архипелага ГУЛАГ появилась на свет гораздо раньше упомянутой аббревиатуры. И в этом вопросе можно поспорить с А.И. Солженицыным, который его историю стал отсчитывать лишь с даты Октябрьского переворота, приключившегося с 25 на 26 октября (с 7 на 8 ноября по новому стилю) 1917 г. Во всяком случае именно так, видимо, надо понимать его утверждение, что: «Архипелаг родился под выстрелы «Авроры»» (для справки: свой самый знаменитый, вошедший в историю холостой выстрел крейсер «Аврора» осуществил 25 октября 1917 г. в 21–40). В этом вопросе скорее следует согласиться с историком Ю.Н. Афанасьевым, разглядевшим в «ГУЛАГе итог длительной эволюции русского имперского насилия». И никуда нам при исследовании этого рокового вопроса не уйти от естественно-исторического причинно-следственного порядка вещей. Вековое насилие порождает вековой страх. Вековой страх становится мотивацией жестокого поведения множества людей по отношению друг к другу. А подобная мотивация, со временем — неотъемлемой частью исторической традиции народа. Империя ГУЛАГ самое быть может кровавое, но вместе с тем лишь одно из звеньев в бесконечной череде исторических событий, порожденных традицией невежества.

Но именно её укоренение в порах нашего менталитета наотрез отказываются признать те, кого в силу благоприятного стечения обстоятельств миновало лихо быть замученным до смерти своими соотечественниками. И это тоже часть традиции: пока нашего человека лично не коснулась беда, он не понимает, не признает за своим народом набора определенных психопатологических и безнравственных качеств. По сути, мы сталкиваемся здесь с особым видом невежества — предательством памяти невинно убиенных душ. Подобное поведение — оборотная сторона ложно понятого патриотизма или, иными словами, лояльности тому государству, которое в данный момент убивает не тебя, а других.

Здесь необходимо особо подчеркнуть, что повышенная, гипертрофированная склонность к предательству — одно из самых отвратительных качеств населения стран, заражённых вирусом подобной традиции. Известный российский журналист, умерший мучительной смертью при невыясненных обстоятельствах, Юрий Петрович Щекочихин (1950–2003) писал: «ХХ век превратил миллионы и миллионы неплохих, в сущности, людей в предателей. Сначала объявив предательство доблестью, потом — государственной необходимостью, потом — возведя его в систему, потом — сделав эту систему настолько же естественной, насколько естественны человеческие потребности…

Даже самые самодовольные стукачи, не говоря уже о миллионах вынужденных иуд, были продуктами Системы, были Рабами госбезопасности». Очевидно, что автор этого утверждения объяснение низкого поведения своих соотечественников искал в злой воле некой организованной по отношению к простому люду внешней силы. В таком толковании усматривается подспудное проявление всё той же традиции: в случае какого-либо национального лиха искать виновных в происках отдельных лиц, этносов, религий, институтов власти, иных государств и так далее. Причём сей подход в оценках окружающего мира, как это ни странно звучит, всегда объединял население огромной страны вне зависимости от чинов и званий.

Представляется, однако, что корень всех бед следует искать всё же не во внешних обстоятельствах, а в сердцевине менталитета соответствующего народа. Иначе трудно пояснить ту откровенность, с которой «благородные» декабристы в первой четверти XIX века, за редким исключением в лице Михаила Сергеевича Лунина (1783–1845), Ивана Дмитриевича Якушкина (1795–1857), Якова Максимовича Андреевича (1800–1840), Петра Ивановича Борисова (1800–1854), охотно делились информацией друг о друге с правительственной следственной комиссией для изысканий о злоумышленных обществах, созданной Указом императора Николая I от 17 декабря 1825 г., которая, как мы знаем, никакого осязаемого отношения к КГБ СССР не имела и иметь не могла. А какое иное объяснение может получить, например, горькое сетование Николая II в день отречения от престола: «Кругом измена и трусость и обман!». Обратите внимание: если глава великой державы жалуется на повсеместное предательство в кругу высшего офицерства — «белой кости» монархии, то какие мы вправе предъявлять претензии к рабоче-крестьянскому, а довольно часто и просто люмпенизированному составу специальных органов государственной безопасности большевистской державы: ВЧК — ГПУ — ОГПУ — НКВД — НКГБ — МГБ — МВД — КГБ СССР? Как тут не вспомнить вещие строки Михаила Юрьевича Лермонтова (1814–1841):

Прощай, немытая Россия, Страна рабов, страна господ, И вы, мундиры голубые, И ты, им преданный народ.

Со временем цвет мундиров, конечно, изменился, но народ и нравы остались те же. В связи с этой темой всплывают в памяти эпизоды поразительной низости, которую проявили многие высокопоставленные бонзы большевистской империи, которые, будучи у власти, нещадно истребляли «врагов народа» пока сами не очутились в их «шкуре». Очень яркую характеристику оной плеяды деятелей дал А.И. Солженицын: «Для такой чистки нужен был Сталин, да, но и партия же была нужна такая: большинство их, стоявших у власти, до самого момента собственной посадки безжалостно сажали других, послушно уничтожали себе подобных по тем же самым инструкциям, отдавали на расправу любого вчерашнего друга или соратника. И все крупные большевики, увенчанные теперь ореолом мучеников, успели побыть и палачами других большевиков (уж не считая, как прежде того они все были палачами беспартийных)…

С изумлением проглядел мир три пьесы подряд, три обширных дорогих спектакля, в которых крупные вожди бесстрашной коммунистической партии, перевернувшей, перетревожившей весь мир, теперь выходили унылыми покорными козлами и блеяли всё, что было приказано, и блевали на себя, и раболепно унижали себя и свои убеждения, и признавались в преступлениях, которых никак не могли совершить.

Это не видано было в памятной истории. Это особенно поражало по контрасту после недавнего процесса Димитрова в Лейпциге: как лев рыкающий отвечал Димитров нацистским судьям, а тут его товарищи из той же самой несгибаемой когорты, перед которой трепетал весь мир, и самые крупные из них, кого называли «ленинской гвардией», — теперь выходили перед судом облитые собственной мочой».

А насколько низко многие из выживших большевиков повели себя по отношению к своим коллегам, друзьям, близким родственникам? Не счесть числа этим историям. Одним из наглядных примеров оного может послужить судьба Полины Семеновны Жемчужины (1897–1970) — жены второго по значимости после Сталина иерарха в политической системе СССР — В.М. Молотова. 29 декабря 1948 г. её исключили из рядов — большевистской партии — ВКП(б). Сразу же после этого экстраординарного события в его семье Молотов написал Сталину покаянное письмо, в котором были следующие строки: «При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии Жемчужины я воздержался, что признаю политически ошибочным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности». А затем это «второе лицо» в номенклатуре большевистской империи скоропалительно оформило развод с горячо любимой супругой. Буквально через неделю, 29 января 1949 г. Жемчужина была арестована, препровождена в места лишения свободы, где и пребывала вплоть до самой смерти Сталина. И лишь после похорон тирана, в свой день рождения — 9 марта 1953 г. — Молотов в качестве подарка к юбилею решился обратиться к своим соратникам с настоятельной просьбой: «Верните Полину». Таким образом, Молотов вновь обрел жену, а советская история пополнилась ещё одним примером классического предательства в большевистской редакции.

Конечно, в ответ на сей эпизод привередливый читатель может заявить автору: мол, такие уж были тоталитарные времена. Позвольте в таком случае привести в качестве примера весьма любопытный эпизод из политической практики другого тоталитарного государства. В процессе расследования дела о неудачном покушении на Гитлера гестаповцы 23 августа 1944 г. задержали бывшего бургомистра Кельна, будущего канцлера ФРГ Конрадта Аденауэра. Для престарелого (68 лет) и больного человека пребывание в застенках тайной полиции нацистской Германии могло закончиться весьма плачевно. После ареста он был заключён в тюрьму Браунвейлера, начальник которой заявил ему: «Пожалуйста, не пытайтесь покончить с собой. В вашем случае для этого уже нет необходимости. Вам 68 лет, и ваша жизнь так или иначе уже закончена». Весть об аресте отца дошла до командира танкового батальона Вермахта на Восточном фронте Макса Аденауэра (1910–2004) лишь 4 октября 1944 г. Несмотря на тяжелые бои на Восточном фронте, командование немедля предоставило ему отпуск «по семейным обстоятельствам». 2 ноября 1944 г. он уже поднимался по ступеням IV управления (гестапо) Главного управления имперской безопасности нацистской Германии в Берлине. В этом наводившем на многих ужас учреждении боевой офицер заявил буквально следующее: «Я и двое моих братьев сражаемся в танковых войсках на Восточном фронте. Как должен чувствовать себя солдат на поле боя, если узнает, что в тылу ни с того ни с сего хватают и арестовывают его старого отца?». Руководство этой самой жестокой организации Рейха обещало разобраться. И разобралось. 20 ноября 1944 г. Аденауэр был отпущен на волю. В связи с этим эпизодом хотелось бы задать риторический вопрос: насколько уместно оправдывать склонность своих соотечественников к предательству, в том числе родных, друзей, коллег и боевых соратников деятельностью тайной полиции своей державы? Не целесообразно ли поискать причины такового поведения всё же в глубинах менталитета населения соответствующих держав?

Здесь, вероятно, самое время и место пояснить, что в данной работе понимается под традицией невежества. Автором в это понятие вкладывается иной смысл, чем это принято в обычном, тривиальном употреблении этих слов. Это вовсе не малограмотность и не отсутствие среди её носителей людей, наделённых острым умом или блестящим знанием иностранных языков, природной смекалкой или военным мужеством, инженерными знаниями или литературным и художественным гением. Все упомянутые качества легко уживаются с невежеством в предлагаемой нами интерпретации. К примеру, если взять население Российской империи, то не счесть представителей этой державы, не единожды поражавших мир одаренностью и многогранностью своих талантов. Некоторые при этом оставили заметный след в жизни других стран и народов. На это обстоятельство с великим пиететом обращал внимание российский живописец, философ и писатель Николай Константинович Рерих (1874–1947): «Франция гордится Мечниковым, в Англии — сэр Виноградов, Ковалевская — в Швеции, Блаватская — в Индии, Ростовцев и Сикорский — в Америке, Лосский — в Праге, Мельников — в Париже, Барк во главе огромного финансового дела в Великобритании. Юркевич строит «Нормандию» с её океанской победой. В Парагвае войсками командует Беляев…». При этом, будучи энциклопедически образованным человеком, Рерих отмечал, что, в какие бы списки профессоров европейских университетов или ведущих деятелей инженерного дела ни пришлось бы заглядывать, в какие бы банки, фабрики или ряды адвокатуры ни пришлось бы обращаться, всюду можно было встретить российские имена. Их количество, по его словам, поразительно велико и среди учёных иностранных академий, и в различных научных каталогах. По сути, российская интеллигенция была составной частью европейского культурного пространства, обогащая его свои творческим гением. На это же обстоятельство обратил внимание в личной переписке со мной писатель В.А. Коротич. В частности, он отмечал, что «всё-таки у прежней интеллигенции было одно не восстановленное качество — она была частью европейской интеллигенции и чувствовала себя в Европе, как дома. Мечников работал с Пастером, Гоголь писал «Мертвые души» в Риме, там же Иванов изображал Явление Христа народу, а Достоевский околачивал европейские казино». Всё это так. И всё этого у российского народа никому не отнять!

Но когда мы говорим о традиции невежества, то прежде всего имеем в виду тот передающийся из поколения в поколение по каналам социальной наследственности массовый стереотип поведения, который в основе своей отличается заметной грубостью нравов, бессердечием, бездушностью, жестокостью, склонностью к предательству и абсолютным равнодушием к судьбе друг друга. Эти особенности национального характера ведут свою родословную с глубины веков. Как весьма образно заметил историк Ю.Н. Афанасьев: «У нашей власти — гены Золотой Орды». Поэтому правящий класс Российской (большевистской) империи на всех этапах своей истории сознательно культивировал раболепие населения по отношению к себе и жестокость по отношению к оппонентам, которым всегда отводилась роль «врагов народа». Народ, надо отдать ему должное, всегда с превеликим удовольствием участвовал в расправах над таковыми. Подобная матрица поведения населения державы всегда играла роль незыблемой основы власти.

При этом советская власть, например, не чуралась приобщать к подобному «священнодействию» с детства. Так, в одном из постов интернета я обнаружил следующий поразивший меня рассказ, который заслуживает того, чтобы быть приведенным без купюр: «Когда в моем гомельском детстве мне было лет шесть, это 1971 год, мне бабушка 1908 г. р., уже покойная, рассказала страшную историю. 1946 год. Гомель. Р-н «Старый Аэродром» (если кто из гомельчан прочитает — поймет, где это). Приземляется «Дуглас». Оцепление. Оттуда выводят часть нацистов со споратыми погонами, часть каких-то людей в гражданском. Всего человек тридцать.

Приезжает «кино», арестованных загоняют вновь в самолет, сгоняют с окрестных школ деток младших классов. Самолет стоит. Нацистов и в штатском вновь выводят, эффектно, перед камерами. Детям приказано поправить пионерские галстуки и (не вру!!!) плеваться в арестантов перед камерой. Потом всех везут в воронках в ДК им. Ленина, это «Железнодорожников». Деток с галстуками освобождают от занятий, везут туда. Суд. В принципе, то, что нацистов присудили к смерти, правильно. Там было за что. Бабушка говорила, что на половине были черные мундиры, СС, значит, были нелюдями и скотами. Но почему присудили к смерти людей (они были в штатском), которые, как выяснилось в суде, при немцах были врачами, водопроводчиками или сантехниками? Что Гомель должен был быть с болячками, без воды и без канализации? Хоть при немцах, хоть при Советах?

А вот самое страшное было потом. На Ст. Аэродроме поставили большую шыбеницу. Подогнали бортовой ЗиС-5, петли накинули на висельников, «кино» снимает. Пионерам сказали, когда грузовик отъедет, «отдать пионерский салют», и чтобы оператор снял. Моя мама, Ирина Константиновна, тогда училась в 7 классе, ей было 13 лет. Была член Совета Дружины, поставили в первый ряд. Мама увидела среди тех, кого будут вешать, соседа-музыканта (мобилизовали для игры на немецких похоронах, мама дружила с его сыном). Расплакалась. Была настоящая истерика, я маму понимаю.

Бабушка увидела, что мать не отдает «салют», а плачет. Поняла, чем может закончится, сказала ментам, что у мамы неврастения после того, как побывала в госпитале у тяжело раненого отца, моего деда, и забрала от висельницы домой. Все это называется — вне морали, вне культуры, вне традиций, вне всего. А все детки смотрели, как вешают. И отдавали салют перед «кино» И наверное, многие, многие, многие из них еще живы… Так, видимо, по замыслу режиссеров сей постановки должно было воспитываться будущее поколение большевистского племени. Что же удивляться, что оно таким и выросло.

Почему в той же России, где «половина сидела, половина охраняла» — такой пиетет перед разными маньяками типа Сталина?».

Невежество народа составляло незыблемую политическую «ценность» для любой партии власти Российской (большевистской) империи. А свои ценности, как известно, любое общество воспроизводит по невидимым каналам исторической (генетической) памяти. На это обстоятельство обратили внимание, например, авторы книги «Социология невежества» Адин Штайнзальц (1937–2020) и Амос Функенштейн (1937–1995). В частности, они отметили, что «невежество, как мы его понимаем, не является лишь временным или случайным недостатком знаний. Мы ведём речь о таком невежестве, которое создано обществом и намеренно им оберегается (или культивируется)». Безусловно, население царской и советской России никогда бы не оказалось в столь глубоком и вечном плену у традиции невежества, если бы не прямая заинтересованность в таком состоянии его умов и душ всех без исключения партий власти этой злосчастной империи.

Советник Президента России по вопросам помилования, писатель, автор знаменитой повести «Ночевала тучка золотая» Анатолий Игнатьевич Приставкин (1931–2008), характеризуя основные психологические недуги населения российской державы, отмечал, что «жестокость нравов у народа в исторической крови. Просто большевики вытащили её из дремучего народного нутра и поставили на поток. В России цена человеческой жизни всегда была — полушка. Что при Петре, что при Иване Грозном, что при Сталине. А уж унизить человека, растоптать его достоинство — это вообще ничто». Вот об этой особенности национального характера — не задумываясь, мгновенно унизить другого человека, растоптать его достоинство, запросто убить или замучить до смерти — и идёт речь при упоминании о господствующей роли традиции невежества в истории нашего отечества. Эта традиция уже обусловила содержание нашей истории в прошлом, предопределила нашу жизнь сегодня, с силой законов природы неумолимо формирует наше будущее. Это обстоятельство постоянно привлекает внимание исследователей. Так, И.А. Яковенко, утверждает: «Одним из базовых языков русской культуры по-прежнему является насилие. На этом языке властная иерархия говорит с подвластными… Для людей, сложившихся в лоне такой культуры, репрессия — это воздух, которым они дышат. Земное притяжение, в поле которого они существуют. Небо, под которым они ходят… Понятно, что культура, акцентирующая репрессию, принципиально внеправовая. Потому что репрессия эта имеет своим источником ничем не ограниченный акт воли властителя. Его чистое усмотрение переживается российской традицией как значимый атрибут «нашей», т. е. традиционной и сакральной, власти… На самом базовом уровне российского сознания насилие видится как основной и универсальный регулятор».

Весьма показательным в этом отношении представляется пример из обыденной постсоветской действительности, который привела журналистка, правозащитница, первый лауреат премии имени Анны Политковской (1958–2006), учрежденной международной общественной организацией RAW in WAR Наталья Хусаиновна Эстемирова (1959–2009). Павшая вслед за Политковской от руки наемного убийцы, в одной из своих острых прижизненных публикаций она поведала такой случай: «Молодой человек из Чечни пожил во Франции и поехал домой. Он уже видит крышу своего дома — а тут пост, проверяют документы. И говорят ему: а что это у тебя рубашка такая белая? А он, зараженный плевелами европейской демократии, отвечает: это мое дело, какую мне рубашку носить. А чего это у тебя волосы такие длинные? Это мое дело, какие волосы носить. Берут его за эти самые волосы и швыряют в яму… через месяц от рубашки остались лохмотья, волос у него уже не было, потому что его из этой ямы вытаскивали за волосы — и били. Один пожилой военнослужащий пожалел его и отрубил волосы, чтоб хотя бы так над ним не издевались. Когда его видел мой собеседник, этот молодой человек был доведен до состояния животного. Он был готов отдать все что угодно за кусочек хлеба». И, увы, это далеко не единичный случай, характеризующий подлинное отношение человека к человеку уже на территории бывшей советской империи. Единичными же, к сожалению, становятся случаи, когда подобные деяния становятся достоянием гласности и общественного возмущения. Способность в XXI веке вмиг довести человека до состояния животного в стране, провозгласившей себя демократической, правовой и социальной державой, можно объяснить лишь одним обстоятельством: в отношениях между людьми, между государством и человеком подлинной, фактической конституцией была и до сих пор остается традиция невежества.

В качестве внешних отличительных черт поведения эту традицию, помимо безумной и немотивированной жестокости, характеризуют следующие закономерности: честный, порядочный человек не может рассчитывать на безопасность, добрый — на благодарность, гонимый — на поддержку, праведник — на воздаяние, творческий гений — на бережное и уважительное к себе отношение. Видимо, очень богатый опыт жизни в подобном пространстве как во времена СССР, так и в постсоветской России в конечном счете и дал известному российскому театральному режиссеру Юрию Петровичу Любимову (1917–2014) моральное право заявить: «У нас нет сердца и нет души. Мы любим говорить о загадочной русской душе. Но покопаешься там, и такие вещи всплывают…» («Новая газета». - N 130, 19.11.2010 г.). Однако, то, что всплывает уже далеко не тайна. Наиболее характерной, выразительной, повсеместной формой проявления нравов подавляющего большинства наших соотечественников, является грубое и бестактное, пренебрежительное и безответственное отношение друг к другу. Став особой психологической приметой нашего бытия, органической частью нашего национального характера, оно получило, как уже упоминалось выше, своё лаконичное определение — хамство. Об опасности, угрожающей будущности России со стороны этого глубоко национального лиха, пророчески вещал русский писатель и религиозный мыслитель Дмитрий Сергеевич Мережковский (1866–1941). В увидавшей свет под весьма красноречивым названием статье — «Грядущий хам» (1906 г.) он, как бы предвосхищая нашествие дьявола во плоти — большевизма, восклицал, что «воцарившийся раб и стал хам, а воцарившийся хам и есть черт — уже не старый, фантастический, а новый, реальный черт, действительно страшный, страшнее, чем его малюют, — грядущий Князь мира сего, Грядущий Хам». При этом писатель дал развернутый портрет этого специфического продукта российской истории. В частности, он отметил, что «у этого Хама в России — три лица.

Первое, настоящее — над нами, лицо самодержавия…

Второе лицо прошлое — рядом с нами, лицо православия…

Третье лицо будущее — под нами, лицо хамства, идущего снизу — хулиганства, босячества, черной сотни — самое страшное из всех трех лиц». По злой иронии судьбы именно это, последнее, «самое страшное», и стало на многие годы подлинным лицом большевистской империи.

Как верно заметил польский писатель Славомир Мрожек (1930–2013): «Революция привела к власти не труженика, а болтливого хама. Сейчас революция ушла, а хам остался». К такому же выводу пришёл и доктор юридических наук А.В. Оболонский, который заметил, что «СССР стал не только страной победившего (вопрос только — кого победившего?) социализма, но и, страшно сказать, страной победившего Хама. По существу, мы до сих пор живем в этой стране…». Почтенный правовед, безусловно, прав. Необходимо лишь уточнить: мы живем в стране уже не только победившего, но и беспредельно торжествующего Хама. Увы, такова неискоренимая историческая традиция нашего бытия, или, по выражению российской писательницы Наталии Осс, национальная триада «барство — воровство — хамство» (Газета. ru, 13.10.2012 г.). Одна из причин подобного неизменного положения вещей, по всей видимости, коренится в том обстоятельстве, что эта традиция отвечает каким-то внутренним глубинным запросам души большинства населения бывшей Российской (большевистской) империи. Но каким? Ответ скорее всего следует искать в том специфическом образе жизни, стереотипе поведения, который очень проницательно описал И.А. Яковенко: «Отдельного упоминания заслуживает культура хамства. Хамство — форма психологической репрессии, перманентно подавляющей тенденции становления отдельного человека и разворачивания универсума личности. Подавление личностного начала — одна из магистральных функций русской культуры. Хамство деятельно отрицает претензию на достоинство… Оно является механизмом поддержания традиционно сословного общества и эффективной стратегией противостояния перерождению этого общества в сообщество равных и независимых индивидов. Хамство присуще как низовой, так и властной культуре России. Это то, что их объединяет». Анализу этого явления посвятил своё блестящее эссе «Хамы и ангелы» Адам Михник.

Носителя этого стереотипа поведения российский писатель Александр Александрович Зиновьев (1922–2006) вывел под обобщенным наименованием «Гомо Советикус». В этом образе нашла свое отражение та особенность менталитета, от которой мы более всего страдали, будучи гражданами ядерной супердержавы, и страдаем до сих пор уже в качестве граждан суверенных государств, возникших на её обломках. В частности, в статье «Нищета превращает украинцев в агрессивных хамов» (NEWSru.ua, 20.07.2012 г.) эксперты с почти столетним опозданием обратили внимание на то, что бытовое хамство стало визитной карточкой обитателей территории современной Украины. Но, на мой взгляд, прав был Мережковский: эта визитная карточка была предъявлена ещё в 1905 г., но во всей своей многогранности явила себя после 1917 г., став неотъемлемой чертой национального характера жителей СССР. Известный российский писатель Б. Н. Стругацкий в одном из своих интервью обратил внимание на тончайшую грань, которая отделяла советскую эпоху от постсоветской: «Возвращение в совок уже совершилось. От классической брежневской системы нас отделяет наличие нескольких СМИ, которым разрешено пока существовать независимо от власти и наперекор этой власти. Для того чтобы прекратить эти явно экстремистские упражнения, достаточно небольшого «триумфа воли», и вопрос можно было бы решить в два дня. Когда (и если) потребность власти в существовании демократической витрины исчезнет, исчезнет и сама витрина, и это есть характернейший признак победившего совка». Иными словами, есть нечто сквозное, неизменное, основополагающее, что роднит среднестатистического подданного советской империи и гражданина постсоветского государства. Речь идёт о некоторых отличительных чертах поведения, которые позволяют их легко идентифицировать вне зависимости от их этнического происхождения буквально в толпе любой западноевропейской страны. Это те стереотипы, те модели поведения, которые на литературном языке именуются хамством, а в просторечии — жлобством, сопровождаемые при этом крайней пренебрежительностью к чужому мнению, безответственностью по отношению к судьбам других людей, стран, к исходу любого дела, не связанного с личными интересами субъектов такого действа. Доведенная до логического конца всепоглощающая самоуверенность коллективного хамства является, пожалуй, наиболее выразительной особенностью традиции невежества. Хорошо изучивший человеческую породу Наполеон как-то по сему поводу весьма едко заметил, что «невежество ни в чем не сомневается — ему все ясно сразу». Неслучайно, политический режим, восторжествовавший на бескрайних просторах большевистской державы, получил очень выразительное наименование — реакционное хамодержавие. Иными словами, установившийся режим власти, утвердившийся правящий класс и устоявшийся в стране стереотип повседневного отношения людей друг к другу стали органическим продолжением господствовавших в Российской (большевистской) империи нравов.

На это обстоятельство, проявившее себя во всей «красе» сразу же после падения монархии, обратил внимание писатель В.А. Коротич. В частности, он писал: «Подыскивая слово для определения рванувших тогда к власти, не хочу пользоваться ни их выдумкой «рабочие и крестьяне» или «трудящиеся», так как это неправда, ни бытовавшим в революционные годы «хамы» или недавно воскрешенным «быдло». Мне кажется, у нас есть словечко для обозначения такой публики — нахрапистой, не шибко культурной, но настаивающей на своем праве быть именно такой — «жлоб». Захватившая власть в стране жлобократия была убийственна, отшвыривая прежние жизненные стандарты и не заменяя их ничем жизнетворным… Жлобократия стала беззаконием, а не тиранией, как многие считали. Тирания — это хоть какие-то законы; у большевиков их долго не было даже формально». Большевистская «жлобократия» стала правящим классом в СССР, выполняя попутно роль правоверного носителя и неизменного хранителя традиции невежества. Результаты правления этой касты лжецов и подлецов были воистину ужасающими. Кто-то заметил, что ничто не может сравниться с опытом очевидца, но при этом ценность опыта подлости цены не имеет. Потому что свидетелей подлости как правило не оставляют в живых. Видимо, по этой причине лишь немногие отважились внести свою лепту в летопись повседневной подлости своих соотечественников по отношению друг к другу.

Трагические картины рабского труда, изощренных измывательств над человеческим достоинством, а также неистового истребления людей во времена безраздельного господства воинствующего невежества оставили потомкам писатели, прошедшие всеми кругами «Дантова ада» советских тюрем и концентрационных лагерей. В их числе, в первую очередь следует склонить голову в дань памяти Варлама Тихоновича Шаламова (1907–1982) за его цикл произведений, центральное место в которых занимают «Колымские рассказы», Евгении Соломоновны Гинзбург (1904–1977) за её трагические мемуары «Крутой маршрут», Евфросиньи Антоновны Керсновской (1907 — 1994) за её потрясающую книгу «Сколько стоит человек», В.И. Туманова за его книгу «Всё потерять — и вновь начать с мечты…» и многих, многих других авторов, описавших эту страшную быль лагерной империи. Но заслуга в воссоздании наиболее обобщенной картины мучительной жизни и трагической гибели обитателей этой империи, несомненно, принадлежит А.И. Солженицыну — автору знаменитой книги «Архипелаг ГУЛАГ». Все эти авторы в своих книгах запечатлели ужасающую картину страданий людей, попавших в беспощадные жернова советской лагерной империи, но объяснение природы этого исторического феномена давали с самых разных идеологических, политических и культурных позиций. Оное не осталось незамеченным для вдумчивых исследователей, в связи с чем, например, Ю.Н. Афанасьев отметил, что «кстати говоря, своим «государственничеством» лагерник Солженицын сильно отличался от такого же лагерника Шаламова. Солженицын мыслил категориями неприязни к советскому режиму и писал о его ГУЛАГе. А Шаламов думал и писал о неприятии Русской Системы и о подавленном ею человеке».

Но в любом случае, если суть российской истории XIX века можно познать через такие произведения литературы, как «Кто виноват?» и «Что делать?», то суть советской истории ХХ века, эпохи пыточных подвалов, тюрем и концентрационных лагерей невозможно постигнуть без так называемой лагерной прозы. Не случайно, писатель, депутат Государственной Думы России, владелец ряда российских и британских СМИ Александр Евгеньевич Лебедев заметил, что «история России ХХ века состоит из двух учебников. Первый написан вертухаями, наблюдавшими за событиями с Вышки (вертикаль власти). Второй — зэками, жившими на зоне. История вертухаев издана миллионными тиражами и изучается в школах и вузах. История зэков, увы, имеет куда меньший тираж, и ее нигде не преподают. Ибо история сопротивления власти — и сегодня самый запрещенный предмет». Наплевательское отношение к памяти невинно убиенных — одна из характернейших особенностей носителей традиции невежества.

Думается, что именно к ним — носителям этой вековой традиции на бескрайних просторах бывшей Российской (советской) империи — было адресовано брошенное в сердцах восклицание Солженицына: «Будьте вы прокляты, чтС вы к нам привязались? Почему мы до смерти виноваты перед вами, что родились на этой несчастной земле и должны вечно сидеть в ваших тюрьмах?». Трудно даже себе представить сколько же поколений людей — представителей самых различных этносов и коренных народов, языковых и религиозных общин — готовы были бы расписаться под этими словами автора «Архипелаг ГУЛАГ»…

Невежество, хамство, жлобство так укоренились в порах советского общества, что они время от времени прорывались даже на международной арене, причём в самых неподобающих местах и в самое неподходящее время. Яркий пример подобного поведения на пике своей политической карьеры явил миру глава правительства СССР Никита Сергеевич Хрущев (1894–1971). Так, выступая 25 сентября 1960 г. на 15-й Генеральной Ассамблее ООН, он умудрился изречь с трибуны этого почтенного учреждения: «Я вам покажу Кузькину мать!». При этом угроза сия в адрес западных стран, по устоявшейся легенде, сопровождалась ударами по трибуне каблуком его башмака. С тех пор идиоматическое выражение «Кузькина мать» стало символом великодержавного советского жлобства во всем мире.

Безошибочным индикатором этого же качества, но уже для внутреннего употребления стало другое выражение, которое было весьма расхожим в среде высокопоставленных советских бонз. Академик Яковлев своей книге «Сумерки» привёл весьма колоритный эпизод, произошедший по прилету Хрущева в Москву 13 октября 1964 г. непосредственно накануне его отставки: «Во Внуково Хрущева встречал Семичастный. Подрулил самолет, из которого вышел Хрущев и, как потом рассказывал Семичастный, спросил его:

— А где же все остальные бляди?

— Никита Сергеевич, идет заседание Президиума. Вас там ждут». Безусловно, очень грубое выражение. Несомненно, оно характеризует его автора не с лучшей стороны, но при этом закрадывается подозрение, что в неменьшей степени и уровень культуры, а также порядочности его соратников по правящему классу СССР, в чём, в чём, но в глубоком и всестороннем знании которого Хрущёву отказать просто невозможно.

О глубоком укоренении подобного качества на всех этажах уже украинского общества недвусмысленно высказался дважды занимавший пост спикера парламента Украины Александр Александрович Мороз. В частности, он заметил, что «в украинской власти достаточно смеси инфантильности и жлобства, что может давать неожиданные, непрогнозируемые выбросы. К сожалению, этими недостатками страдает все общество» («Киевский телеграфъ». - N 52, 28.12.2007 г.). Как бы продолжая это замечание своего многоопытного предшественника, другой экс-спикер украинского парламента, Арсений Петрович Яценюк, в одном из своих выступлений в зале заседаний высшего законодательного органа страны весьма искренне заявил: «К сожалению, у меня четкое впечатление, что часто я на ферме и работаю. Потому что свинство, которое есть в этом зале, иногда не имеет границ» («Украинская правда», 18.06.2008 г.). Если сие качество не знает границ в главном зале страны, то, что же тогда требовать от властных коридоров этажом пониже, кадровый состав которых, как правило, рекрутируется из неисчерпаемых парламентских резервов. Любой непредубежденный читатель согласится, что, несмотря на различие в формулировках, оба высокопоставленных политика имели в виду один и тот же стереотип поведения, глубоко укоренившийся на высших этажах политической власти Украины. Во всяком случае, по сему поводу без тени сомнения вещает в своей дежурной статье «Праздник послушания» один из самых дотошных исследователей нравов правящего класса «незалежной» державы. В частности, весьма искушенный в этих вопросах журналист отмечает: «Блюстители правовой чистоты, как и носители внятных идеологических ценностей, не востребованы в нынешние времена, которым все больше подходит определение «сумерки жлобов»» («Зеркало недели». - N 43, 20.11.2010 г.). Справедливости ради надо признать, что не только сумерки, но и «рассвет» в этой стране также принадлежал этому безраздельно господствующему в стране сословию. Об этом очень убедительно живописал заместитель Секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины Д.И. Выдрин: «В начале 90-х я оказался в составе одной из первых политических делегаций в НАТО. Нас поселили в супер крутой натовский отель в Брюсселе. Потом был роскошный фуршет с обильными излияниями и традиционная экскурсия к культовому фонтану брюссельского «писающего мальчика».

И тут разогретые шаровым виски, раззадоренные депутатской и дипломатической неприкосновенностью и, видимо, возбужденные звуком журчащей струи, мои коллеги стали изображать в реальном измерении «брюссельского мальчика»: сначала прямо на улицах города, потом под стенами пятизвездочного отеля, а потом прямо в фойе и гостиничных коридорах, не добегая до положенных мест.

Был серьезный скандал. Брюссельская пресса написала ряд статей об «украинских писающих мальчиках-политиках», натовцы заплатили, по-моему, штраф отелю (не отсюда ли растут корни их сдержанности по поводу нашего ПДЧ). Позже все забылось…

А я почему-то запомнил. Запомнил, наверное, потому что тогда впервые в полной мере осознал старую истину о том, что культура — это, прежде всего, система запретов, а наша политика почти всегда антикультурна, поскольку зиждется чаще всего на нарушении запретов и полной вседозволенности…

Пацаны на улицах, спокойно делающие свои дела после пластиковой двухлитрухи пива, лишь ничтожная копия, пародия и подражание вседозволенности политиков, которые, если захотят, будут спокойно делать то же самое, только не на улице, а на головы и лица своих избирателей» («Украинская правда», 14.04.2008 г.). Комментарии к сему эпизоду, как говорится, излишни: он говорит сам за себя. Конечно же, подобного рода стереотип поведения весьма несправедливо приписывать всем без разбора подданным бывшей супердержавы, а тем более тем, кто был его самой уязвимой жертвой. Но вместе с тем и факт наличия некоего отличительного психологического тавра, которое, увы, стало визитной карточкой многих жителей бывшей империи, отрицать не приходится.

Как долго хамство будет править бал в этой стране конечно же покажет время, но то, что оно повсеместно господствует в нашей жизни не вызывает ни малейшего сомнения. Сомнение, однако, вызывает способность кого-либо в сложившихся условиях одолеть это зло. Ведь ныне борьба с хамством — не борьба с ветряными мельницами. Это борьба с хорошо охраняемой нефтяной и газовой, металлургической и химической и тому подобной промышленностью, которые сначала были хамски изъяты у нищего населения бывшего СССР, а затем стали основой могущества уже хорошо организованного и вооруженного совокупного Хама страны.

При этом горестное положение вещей донельзя усугубляется тем, что политики, которых на Олимп власти взнесла исключительно волна народного доверия, сразу же, не переводя дыхания, пускаются во все тяжкие для установления доверительных отношений с теми, кто нажил своё несметное богатство на ограблении простого люда. Вероятно, таким нехитрым способом и обеспечивается взаимовыгодный обмен народного доверия на доверительную собственность, которую опять же без взаимного доверия с крупнейшими собственниками державы ни за что не приобретешь. Как было верно подмечено одним украинским журналистом в его статье «Зеркало для героев»: «Люди, самой судьбой призванные исполнять роль если не моральных авторитетов, то хотя бы третейских судей, с непостижимой легкостью разменивают служение народу на услужение внезапно разбогатевшему хамству и стремительно возвысившейся серости» («Зеркало недели». - N 29, 15.08.2008 г.). Вполне понятное дело: иначе ведь на роскошную жизнь после рано или поздно наступившей отставки не заработаешь. «А как же Украина?» — спросите вы. Так ведь при больших деньгах можно вполне припеваючи зажить и вдали от её вечно беспокойного, озлобленного и обманутого населения. Посему боюсь, что, скорее всего, агрессивное хамство надолго переживёт всех нас, боюсь, наших детей и внуков, а также детей и внуков наших внуков.

Однако вернемся к истории вопроса: эти черты характера носителей большевистского менталитета бросались в глаза на всех этапах его беспрепятственного самовыражения. Особенно ярко они явили свою подлинную суть в период Гражданской войны. Разумеется, в те времена было не до психологических наблюдений и обобщений. Но, вместе с тем, по воспоминаниям автора книги «Дроздовцы в огне: Картины гражданской войны, 1918–1920 гг.», одного из лучших офицеров Белой гвардии, генерал-майора Антона Васильевича Туркула (1892–1957), после очередного пленения красноармейцев его подчиненные безошибочно распознавали среди оных коммунистов по следующим признакам: «Лицо у коммунистов было как у всех, солдатское, скуластое, но проступало на нем это черное пятно, нечто скрытое и вместе отвратительное, смесь подобострастия и подлости, наглости и жадной вседозволенности, скотство. Потому мы и узнавали партийцев без ошибки, что таких погасших и скотских лиц не было раньше у русских солдат». Итак, со временем именно эта смесь качеств, которую невозможно было более скрывать от себя и окружающего мира, получила своё законченное и весьма выразительное наименование — «жлобство». Крайне прискорбное свойство человеческой натуры. Несущее в себе неисчислимые бедствия для всех, кто попал в орбиту его воздействия. Безусловное и несомненное зло. Но именно оно и предопределило всю последующую жизнь большинства граждан СССР.

Конечно, «скотство», «хамство» и «жлобство» — весьма обидные и при этом далеко не научные определения. Но когда задумываешься, почему всё же к их употреблению прибегают весьма образованные правоведы, политики и публицисты, то в качестве ответа напрашивается лишь одно пояснение: они вынуждены это делать лишь потому, что наука и этика оказались бессильными найти адекватный термин тому стереотипу поведения, который так широко и повсеместно возобладал на бескрайних просторах могучей державы. А с другой стороны, стоит ли обижаться на эти слова тем, кто с таким азартом, упоением и фанатизмом унижал, предавал и истреблял друг друга на протяжении столь длительного периода совместного бытия? Хотя надо признать, что последнее всё же не освобождает нас от обязанности найти категорию, адекватно отражающую специфику менталитета населения, обладающего столь повышенной склонностью к уничтожению друг друга. Мне в качестве таковой представляется традиция невежества.

Подобная традиция в той или иной степени, как уже отмечалось, присуща всем народам мира, однако историей было суждено, чтобы в качестве основного места своего обитания она избрала души подданных именно Российской империи, соответственно, будущих граждан СССР. Способность в мгновение ока причинить смерть кому-либо, чтобы выместить на нем всё зло своей жизни, стала характерной чертой поведения на всей территории этой многострадальной страны.

Для иллюстрации сказанного уместно привести выдержку из воспоминаний российского правоведа и судебного деятеля Анатолия Федоровича Кони (1844–1927). Дело было в 1892 г., который запомнился историкам так называемыми «холерными бунтами», в процессе коих разбушевавшаяся толпа буквально линчевала некоторых самоотверженных врачей и сестер милосердия, пытавшихся оказать посильную помощь несчастным жертвам этой опасной эпидемии. Во время аудиенции у императрицы Марии Федоровны (1847–1928) — супруги здравствующего на то время императора Александра III и матери будущего императора Николая II — между ней и А.Ф. Кони произошёл примечательный диалог. В ответ на твердое убеждение императрицы, что сии беспорядки и, в частности, убийство врачей — суть следствие политических происков неких «нигилистов», автор воспоминаний заметил: «Мадам, эта дикость — результат невежества народа, который в своей жизни, полной страданий, не руководится ни церковью, ни школой». Иными словами, опытный правовед подметил отсутствие в душах населения страны того сдерживающего и благотворного начала, которое в настоящей работе получило наименование культуры достоинства человека. Это обстоятельство составляло основную причину многих преступлений на этнической, религиозной и классовой почве по всей державе. Последнее, кстати, заметно отличало подданных Российской империи, например, от подданных Германской или Австро-Венгерской империй. Иными словами, не всякая империя плодила слепую жестокость в качестве необходимого атрибута имперского бытия.

В подтверждение сказанного уместно привести выдержку из воспоминаний, включенных в книгу «1918 год на Украине». Их автор оценивает, как по-разному отразились революционные события в поведении рядовых служащих германских и российских войск: «Надо, однако, признать, что разложение германских войск носило иной характер, чем у нас. Не только не сопровождалось убийством офицеров, но мало отразилось на самой дисциплине… Вот когда ярко сказалась дисциплинированность германской нации и высота её культурного уровня, выявилась и основная причина бесчинств, творимых захваченными большевизмом русскими народными массами, — их беспросветное невежество». Заметим: современник, очевидец, участник тех событий, боевой генерал причину трагедии, разыгравшейся на бескрайних просторах империи, пророчески узрел в той же самой особенности менталитета её народа, что и А.Ф. Кони, — в его беспросветном невежестве.

Таким образом, мы вплотную приблизились к возможности дать определение упомянутому феномену, столь характерному для нашей жизни. Итак, подтрадицией невежества следует понимать такую особенность национального менталитета, которая на протяжении веков инстинктивно проявлялась в жестокосердном, бездумном и безответственном стереотипе поведении людей по отношению к достоинству и жизни своих соотечественников, а также к судьбе других этносов, коренных народов и наций.

История человечества насчитывает три рода невежества: совсем не знать ничего, знать дурно то, что знают все, знать не то, что следует знать. История Российской (большевистской) империи — редкий случай, когда все три вида этого состояния души каким-то неведомым образом переплелись в менталитете одного народа, ибо в массовом порядке убивать своих соотечественников по идеологическим, этническим, религиозным и языковым признакам — это крайняя форма растления души. Замечена также и другая характерная особенность невежества: это весьма тривиальное бытие, не требующее никакого напряжения ума и души, в силу чего невежды у нас, как известно, расплодились сотнями тысяч.

Поведение, действия и поступки людей, о которых говорят: не ведают, что творят, — наиболее характерное выражение данной традиции вовне. В качестве ужасающего примера подобного явления на память приходит эпизод гибели Великой княгини Елизаветы Федоровны (1864–1918). Её супруг — Великий князь Сергей Александрович — 4 февраля 1905 г. пал жертвой террористического акта. Вскоре после трагической гибели мужа Елизавета Федоровна была назначена председательницей Московского отделения Красного Креста. Некоторое время спустя она продала свои драгоценности, а на вырученные средства приобрела на Большой Ордынке усадьбу с четырьмя домами и обширным садом. Там разместилась основанная ею в 1909 г. Марфо-Мариинская Обитель Милосердия. На территории обители был учрежден больничный храм, освященный во имя святых евангельских сестер Марфы и Марии. По замыслу Елизаветы Федоровны, обитель должна была оказывать всестороннюю духовно-просветительскую и медицинскую помощь нуждающимся, которым часто не просто давали еду и одежду, но помогали в трудоустройстве и приюте. Нередко сестры милосердия обители убеждали семьи, которые не могли обеспечить детям пристойное воспитание, отдавать детей в приют, где они получали образование, хороший уход и профессию. В обители были учреждены больница, хорошо оснащённая амбулатория, аптека, бесплатная столовая и еще множество богоугодных учреждений. В Покровском храме обители проходили просветительские лекции и беседы, а также заседания Палестинского общества, Географического общества, разного рода литературные чтения и другие мероприятия духовного характера.

Несмотря на аристократическое происхождение, блестящее воспитание и образование, а также принадлежность к Императорской фамилии (она была родной сестрой супруги царя Николая II), Елизавета Федоровна вела жизнь, полную праведных трудов и забот. Она принимала участие в уходе за тяжелобольными, утешала в последние минуты умирающих людей. Вместе с сестрами милосердия посещала беднейшие кварталы Москвы, в том числе и Хитров рынок — самое опасное место города, вызволяя оттуда и водворяя в обитель малолетних ребятишек. В обители за глаза все величали её не иначе как Великая матушка. Во время Первой мировой войны она принимала самое непосредственное участие в уходе за ранеными военнослужащими русской армии.

Вот эту необыкновенной доброты, красоты и нравственности женщину, подвижницу, сестру милосердия, монахиню большевики 18 июля 1918 г., в день обретения мощей Преподобного Сергия Радонежского, живой сбросили в глубокую шахту старого рудника под Алапаевском (в районе восточного склона Среднего Урала). На свою беду она не погибла сразу: из шахты несколько дней подряд рвались наружу душераздирающие стоны. Желая сокрыть содеянное, которое невольно привлекало внимание жителей окрестных мест, озлобленные палачи стали забрасывать шахту гранатами. По дошедшей до наших дней легенде в ответ неслась молитва: «Господи, прости им: не ведают, что творят». Эти проникновенные слова вполне могли бы послужить эпитафией ко всей последующей трагической судьбе населения империи.

В заключение этого страшного эпизода нашей истории, вероятно, следует упомянуть, что в 1992 г. Архиерейским Собором Русской православной церкви великая княгиня Елизавета Федоровна была причислена к лику святых. Деятельность Марфо-Мариинской обители была возрождена подвижниками милосердия в 1992 г. А ныне возле храма Марфы и Марии стоит белая статуя прекрасной молодой женщины в монашеском облачении, у подножия которой привлекают взор постоянно свежие фиалки… Вечная память этой замечательной женщине и праведнице!

Продолжая горестное повествование о господстве традиции невежества на бескрайних просторах Российской империи, упомянем ещё один трагический эпизод, невольной участницей которого стала уже другая сестра милосердия. Его описанию был посвящен очерк из уже упомянутого сборника «1918 год на Украине» под названием «В Киеве в конце 1918 года» (впервые был опубликован в Париже в 1931 г.). Свидетельство сие содержит леденящие сердце факты, о которых необходимо знать, чтобы задуматься над разразившейся впоследствии катастрофой, понять её природу и впредь исключить повторение случившегося. Нижеследующее исключает возможность какого-либо смягчения либо вольного изложения своими словами, вынуждая нас прибегнуть к весьма обширной выдержке из первоисточника.

«Киев поразили как громом плакаты с фотографиями 33 зверски замученных офицеров. Невероятно были истерзаны эти офицеры. Я видела целые партии расстрелянных большевиками, сложенных, как дрова, в погребах одной из больших больниц Москвы, но это были все — только расстрелянные люди. Здесь же я увидела другое. Кошмар этих киевских трупов нельзя описать. Видно было, что раньше, чем убить, их страшно, жестоко, долго мучили. Выколотые глаза; отрезанные уши и носы; вырезанные языки, приколотые к груди вместо георгиевских крестов; разрезанные животы, кишки, повешенные на шею; положенные в желудки еловые сучья. Кто только был тогда в Киеве, тот помнит эти похороны жертв петлюровской армии. Поистине — черная страница малорусской истории, зверского украинского шовинизма! Все поняли, что в смысле бесчеловечности нет разницы между большевиками и наступающими на Киев петлюровскими бандами. Началась паника и бегство из Киева. Создалось впечатление, что тех, кого не дорезали большевики, докончат «украинцы»… На второй же день после вторжения Петлюры мне сообщили, что анатомический театр на Фундуклеевской улице завален трупами, что ночью привезли туда 163 офицера. Я решила пойти и убедиться «своими глазами». Переодевшись, отправилась я в анатомический театр… Сунула сторожу 25 рублей, он впустил меня. Господи, что я увидела! На столах в пяти залах были сложены трупы жестоко, зверски, злодейски, изуверски замученных! Ни одного расстрелянного или просто убитого, все — со следами чудовищных пыток. На полу были лужи крови, пройти нельзя, и почти у всех головы отрублены, у многих осталась только шея с частью подбородка, у некоторых распороты животы. Всю ночь возили эти трупы. Такого ужаса я не видела даже у большевиков. Видела больше, много больше трупов, но таких умученных не было!…

— Некоторые ещё были живы, — докладывал сторож, — ещё корчились тут.

— Как же их доставили сюда?

— На грузовиках. У них просто. Хуже нет галичан. Кровожадные. Привезли одного: угодило разрывной гранатой в живот, а голова уцелела… Так один украинец прикладом разбил голову, мозги брызнули, а украинец хоть бы что — обтерся и плюнул. Бесы, а не люди, — даже перекрестился сторож».

После ознакомления с рукописью настоящей книги один мой знакомый родом из Западной Украины выразил сомнение в достоверности описанного по той причине, что автор упомянутых воспоминаний, по его мнению, русский. Насколько я понял своего собеседника, к слову сказать, очень культурного и порядочного человека, по одной этой причине объективность приведенного рассказа вызывала у него сомнение. Разумеется, я не стал цитировать своему визави известную фразу Паскаля: «Я верю только тем свидетелям, которым рубят головы», а тем паче не стал вычислять этническое происхождение сестры милосердия, которая поведала об этой трагедии. Вместе с тем, сей диалог заставил крепко задумался о том, как же мы познаем истину, если будем воспринимать нашу историю сквозь призму этнического происхождения авторов мемуаров, исторических хроник и аналитических исследований. И в какие исторические дебри мы заберемся в сопровождении тех деятелей, которым так приглянулся образ Ивана Сусанина в исторической науке?

По сути, я впервые столкнулся с мнением, что свидетелями преступлений на этнической почве не должны признаваться их очевидцы, а тем более, чудом уцелевшие жертвы, если они иного этнического происхождения, чем палачи. Рассуждая, мой собеседник, как мне показалось, пошёл дальше и высказал суждение вроде того, что и нравственную оценку злодейству не вправе давать представители иного этноса, чем палачи и их подручные, поскольку таковая по определению не может быть объективной по отношению к последним (я, разумеется, не стал уточнять, распространяется ли его суждение на те случаи, когда в числе жертв массового уничтожения людей оказывались этнические украинцы). Представляется всё же, что правовая оценка политики целенаправленного истребления людей не должна основываться на принципе «нашим можно всё, лишь бы они не оставляли в живых нежелательных свидетелей и вещественные доказательства своих преступлений». А если таковые все же имели место, то упорно отрицать все произошедшее как подлый навет на украинскую нацию. В статье «Право на память» один украинский публицист заметил, что «…больно, что мы не в состоянии признать, что также склонны к расизму, антисемитизму и фашизму. Больно, что дети в школах учат декалог Михновского» («Украинская правда», 18.06.2008 г.). Да, больно. Я бы добавил, и позорно. Но именно эти чувства, которые я всецело разделяю, и обязывают нас неутомимо докапываться до корней той патологической жестокости, которая, судя по всему, стала органической частью нашего повседневного бытия.

По этой теме уже высказалось несметное число историков, как российских, так и зарубежных, как мастеров этого жанра, так и заурядных бытописателей. В этом море литературы можно утонуть, так и не добравшись до берега истины. В Украине, при этом, стало нынче модным подвергать сомнению всё то, что было написано или издано, например, в России. Свои же нередко весьма сомнительные сочинения отечественные историки благоразумно издают на языке, недоступном для понимания коллег из соседних стран. В этих сочинениях на стендах с именами смертельных врагов украинской нации застолблены представители многих этносов, коренных народов и даже соседних стран. Это делает необходимым, исходя из принципов развиваемой здесь философии, предложить и свою версию произошедшего, в том числе и природы того киевского эпизода, о котором поведала упомянутая сестра милосердия.

Последующее изложение полагаю необходимым предварить принципиальным заявлением, что вышеупомянутое и многое другое, ставшее мне известным из истории населения Российской (большевистской) империи, далеко не измышления представителей злокозненных этносов, а, увы, традиция, тяжелая, кровавая, запекшаяся в глубинах сознания определенной части нашего населения. И без познания её корней и форм проявления на всей территории обитания титульной супернации никогда не придёт примирение с прошлым, понимание современных реалий и способность вести цивилизованный диалог друг с другом. И наконец, ещё одно принципиальное замечание. Отношения между представителями различных этносов, религиозных и языковых групп в настоящем исследовании рассматриваются не с точки зрения поиска виновных, а с позиции объективной логики философии достоинства человека. Поэтому настоятельно прошу под таким и только таким углом зрения рассматривать всё изложенное далее.

2.1. Роль невежества в разрушении России

В действительности, какой-либо очерк по любому сегменту истории России представляет собой с теоретической точки зрения задачу неимоверной сложности. На эту сторону подобных исследований обратил внимание историк Ю.Н. Афанасьев. Он, в частности, отмечал «что попытаемся снова мысленно представить себе общую конфигурацию социально-политической динамики русской истории за все время, миновавшее после татаро-монгольского нашествия.

Она с трудом поддается визуальному воображению: и цикличное, маятникообразное движение, и спиралевидное, и откатное, и догоняющее. Вместе с тем, в этом постоянно меняющемся изображении представлена некая архетипическая неизменность, определяющая собой и одну, и другую, и третью разновидности общественного движения». Но как говорится, волков боятся — в лес не ходить. Задача предпринятого в данной книге исследования проблемы достоинства, свободы и прав человека на территории Российской (большевистской) империи требует определенного мужества мысли в познании того клубка трагедий, из которого преимущественно и была соткана жизнь всех её подданных.

Думается, что основной причиной укоренения таких аномальных с точки зрения принципов христианской морали явлений, как ненависть, истязания и убийства на этнической, религиозной и классовой почве стало то повсеместное унижение чувства собственного достоинства, тотальное посягательство на политическую свободу и полное пренебрежение правами человека, которые на протяжении веков испытывало на себе подавляющее число населения Российской (большевистской) империи. Эту неизменную парадигму трагического бытия многих поколений обитателей этой территории отмечали, практически, все отечественные историки. В частности, всё тот же Ю.Н. Афанасьев писал: «Россия скомпонована — насилием — из локальных миров. И эти миры не превратились естественным путем в большое общество и в единое государство: их сколотили насилием. И вот итог: архаичная, еще догосударственная природа этих локальных миров не подтягивалась естественным путем до уровня большого общества. Наоборот — архаика локальных миров стала нормой жизни большого государства… все эти локализмы просто оголились. И продемонстрировали матричную основу единой России. И эта матричная основа, эта скальная порода состояла из разрозненных, изолированных, архаичных локальных миров». Посему родословная империи в крайней форме своего проявления, к великому сожалению, очень часто давала о себе знать преимущественно в виде опустошительных войн, религиозных конфликтов, этнических чисток, погромов и разного рода репрессий по отношению к её населению. Тенденции же к поступательному правовому развитию не наблюдалась по причине полного отсутствия у её населения того типа культуры, который лежит в основе гуманного уровня отношений между людьми. Иными словами, культура достоинства осталась абсолютно невостребованной, практически, всеми поколениями обитателей нашей исторической родины.

Освященный веками способ обращения с людьми, традиционно населявшими обширные просторы территории империи, довольно точно описал автор книги «Бабий Яр»: «Людишек на Руси во все века колотили и ловили, чужие и свои, и половцы, и татары, и турки, и собственные Грозные, Петры да Николаи, то жандармы, то большевики, вдолбив, похоже, такую историческую запуганность, что самая настоящая — теперь уже немецкая — охота на людей казалась естественной. Наоборот, длительное отсутствие охоты показалось бы невероятным и даже подозрительным…». Всем своим повествованием автор, по сути, подтверждает печальный постулат, что люди не испытывают угрызений совести от бесчестных, жестокосердных поступков, ставших у них обычаем, устоявшимся в веках стереотипом поведения.

Обычай охотиться друг на друга на протяжении веков со временем самым естественным образом трансформировался в устойчивую национальную традицию. Традицию, которую, повторюсь, беззастенчиво эксплуатировали все партии власти Российской (большевистской) империи. Апогея своего развития эта традиция достигла в роковом 1937 г. Сие нашло отражение во многих воспоминаниях современников той эпохи. В частности, как отмечала Е.С. Гинзбург: «Самое страшное — это когда злодейство становится повседневностью. Привычными буднями, затянувшимися на десятилетия. В тридцать седьмом оно — злодейство — выступало в монументально-трагическом жанре». Именно в те годы СССР окончательно трансформировался в империю зла, в качестве каковой неизменно позиционировал себя вплоть до 1991 г. Но пресловутая традиция надолго пережила очередную державную форму. Поэтому, к слову сказать, не вызывают удивления настойчивые попытки ряда политиков на всём постсоветском пространстве вновь разбередить страсть национальной охоты на людей, особенно из числа тех, кто случайно уцелел в период предыдущих облав, загонов и зачисток. Это, увы, самое что ни на есть обыденное и распространённое проявление Русской Системы наяву.

Жертвами и объектом охоты со стороны Русской Системы в первую очередь становились люди, которые не мирились с посягательством на достоинство, свободу и права человека, то есть на те западноевропейские ценности которые с этой системой были несовместимы по определению. Как заметил по сему поводу историк Ю.Н. Афанасьев «Всегда, во все времена российское общество, с тех пор, когда окончательно оформилось в Русскую Систему, нетерпимо относилось к ним и стремилось от них избавиться. Зверские убийства, уничтожение миллионами в ГУЛАГе, изгнание, тюрьмы, психушки — далеко не полный перечень средств подавления».

Итак, охота на людей — вот тот сквозной, вневременной фактор, который предопределил формирование и процесс неизменного воспроизводства ментальной матрицы многочисленного и разношерстного населения империи на разных стадиях своего исторического бытия. Страх перед этим зловещим фактором в качестве тяжких оков в конечном итоге и объял весьма многоликое население в одну племенную общность под названием российский народ. В полном соответствии с жестоким образом его бытия преимущественно оформилось его равнодушие, бездумность и бесчувственность к боли и страданиям друг друга. Подобное положение вещей усугублялось основным принципом организации власти в Российской империи, которое нашло своё наиболее образное выражение в постулате: «Внизу — власть тьмы, вверху — тьма власти». Я бы лишь уточнил последний тезис: вверху тьма тёмной власти. Показательный пример последовательного воплощения этого принципа в жизнь приведен в книге «Царь и царица». В частности, её автор В.И. Гурко упомянул случай, когда в 1900 г. Государственный совет империи выступил с инициативой об отмене права волостных судов приговаривать лиц крестьянского сословия к телесному наказанию. Как подчеркнул сенатор: «На означенном мнении Государственного совета Николай II резко написал: «Это будет тогда, когда я этого захочу»». А ведь речь шла ни мало, ни много как об основных принципах защиты достоинства многомиллионного населения империи. Но в том-то и дело, что достоинство человека в Российской (большевистской) империи всегда было предметом личной прихоти её владык.

Но хуже всего в жизненном пространстве Русской Системы приходилось национальным меньшинствам. Они никакого легального влияния на внутреннюю политику державы не имели, поскольку им изначально отводилась лишь роль пассивного объекта любой политики. Френсис Фукуяма по этому поводу довольно деликатно заметил: «Конечно, в значительной мере этническую и националистическую напряженность можно объяснить тем, что народы вынуждены жить в недемократических политических системах, которых сами не выбирали». Как известно, в России национальные меньшинства никакого отношения к формированию приемлемой для себя архитектоники державного бытия не имели. Форма правления, государственное устройство и политический режим в стране были жестко заданы объективным стечением исторических условий и геополитических обстоятельств. Посему тем из инородцев, кому выпала незавидная участь жить в душной атмосфере российского самодержавия, глотком свежего воздуха казалась любая форма политического протеста против абсолютной монархии, которая в тех исторических условиях воспринималась ими, помимо всего прочего, также и в качестве абсолютного торжества великорусского шовинизма.

Очевидно, что тот безумный террор, который был развязан против видных сановников и даже первых лиц Российской империи, был обусловлен не только потребностью в абстрактной демократизации общественной жизни, но и необходимостью в защите своего человеческого достоинства от национального гнета. Осознание своего человеческого достоинства, тем самым, обретало этническую основу, а последняя — форму политического протеста общедемократического характера. Разумеется, что все подобного рода поползновения на основы основ вызывали не только адекватный ответ со стороны российского государства, но и весьма неадекватный — со стороны русского этноса. Отсюда неизбежной реакцией на любой политический протест становилось усиление великорусского шовинизма, который находил своё проявление в пароксизмах (приступах) этнической ненависти и апологетике этнического превосходства, что приводило к новому витку напряжения во взаимоотношениях между разноплеменными подданными единой и неделимой державы.

Именно эти процессы стали основной причиной зарождения монархических и одновременно националистических движений, нашедших своё воплощение прежде всего в таких организациях, как «Союз Русского Народа» (1905) и «Союз Михаила Архангела» (1908), которые, наряду с другими им подобными, вроде «Русской Монархической партии», «Союза Русских Людей», «Союза борьбы с крамолой», «Совета объединенного дворянства», «Русского Собрания», «Двуглавого орла» и т. д., получили в публицистике тех лет обобщенное наименование черносотенных, а их участники — черносотенцев. Черносотенное движение приобрело в России такой размах и популярность, что позволило склонному к высокопарной фразе председателю Совета министров Российской империи П.А. Столыпину воскликнуть: «Не черная сотня, а черные миллионы!». Он был абсолютно прав: именно эти черные миллионы и стали впоследствии железобетонной опорой большевистского абсолютизма, то есть абсолютного господства невежественного большинства, окрасившего в кроваво-красный цвет все последующие времена нашей истории. Черное и красное, красное и черное в былом России — далеко не произвольное сочетание цветов; во всяком случае, в её истории им пришлось сыграть гораздо более трагическую роль, чем в судьбе главных героев знаменитого романа французского писателя Стендаля /урождённый Анри Мари Бейль/ (1783–1842) «Красное и черное».

Этому негативному процессу, набирающему со временем заметное ускорение, способствовало также и то, что государство в силу уже самого своего имперского, самодержавного характера было лишено какой-либо системы сдержек и противовесов как со стороны институтов гражданского общества внутри страны, так и со стороны внешнего мира. Подобное государство, по сути, представляло собой устрашающую самодовлеющую силу, этакую железную пяту, которая, образно говоря, неизменно нависала над судьбой всех тех, кого история расселила на соответствующей территории. На эту принципиальную особенность имперского бытия обратил внимание лауреат Нобелевской премии мира, Государственный секретарь США (1973–1977) Генри Киссинджер. Так, он отмечал, что путь к имперскому статусу ведёт к загниванию самой страны, поскольку с течением времени претензия на всемогущество разрушает какие-либо внутренние барьеры сопротивления бесправию, тирании и вседозволенности. «В империях с долгой историей любая проблема превращается в проблему внутреннюю, поскольку внешний мир уже не является для неё противовесом». Такие проблемы, несомненно, переживала и Российская империя: её никто не мог вразумить в отношении абсолютного бесправия её народонаселения в целом и национальных меньшинств в частности. Правящий же класс империи загонял эти проблемы в глухой угол, из которого они с невообразимым грохотом вырывались лишь во времена различных смут и потрясений.

Очевидно, что в тех странах, в которых держава, пронизанная традицией невежества, бездумно, жестоко и безответственно обходилась со всем своим народом, наиболее травмированной оказывалась психика, в первую очередь, её национальных меньшинств. Когда внутри необъятной страны, по сути, некому было замолвить слово о несчастной судьбе её коренного населения (заметим: рабство в стране было формально упразднено лишь в 1861 г.), кому какое дело было до каких-то там инородцев и иноверцев? Потому-то во все периоды смутного времени они первые и становились объектами манипуляций со стороны противоборствующих политических сил не только в стране, но нередко и далеко за её пределами. А на фоне бездумного, порядком люмпенизированного населения, как правило, — и его первыми жертвами. Именно на представителях национальных меньшинств и иноверцах преимущественно и вымещали свою злобу бессильные противостоять своей партии власти (царя-батюшки и православной церкви) простодушные подданные империи. Подобная форма жестокости на территории державы, которую вовсе не случайно именовали «тюрьмой народов», имела, таким образом, свои глубокие исторические и психологические предпосылки. Последние подспудно формировались в ходе той национальной политики, которую на протяжении веков империя культивировала по отношению к тем или иным этносам и религиозным общинам.

Исследовавший эту проблему по отношению, например, к традиционной жертве российского самодержавия первый президент Израиля Хаим Вейцман писал, что «читая год за годом мудреные указы, которые дождём сыпались из Петербурга, можно было подумать, что вся громадная машина Российской империи была создана с единственной целью — изобретать и усложнять правила и установления, ограждающие существование своих подданных-евреев». Естественно, что столь целенаправленная политика правителей империи оказала самое пагубное воздействие на поведение большинства её обитателей. Первая волна еврейских погромов прокатилась по России в 1821, затем в 1859, а потом и в 1871 гг. Однако самый массовый характер они приобрели в 1881-83 гг., после зверского убийства Александра II. Роль правительства в инспирировании этих эксцессов ненависти не вызывала сомнений. О трагических последствиях подобной погромной политики как всегда не думалось. На сей счёт известный российский правовед А.Ф. Кони приводит в своих воспоминаниях пророческие размышления экс-министра внутренних дел Российской империи М.Т. Лорис-Меликова, высказанные последним во время их встреч в Висбадене (Германия) летом 1884 г.: «Погромы евреев, цыган и «шелапутов», о которых телеграфируют в немецкие газеты, — предвестники ряда будущих безобразных и диких бунтов. Гораздо, однако, опаснее возможность разложения на составные части России». Можно смело утверждать, что сей государственный муж как в воду глядел: именно погромы и стали грозной предтечей будущего распада империи.

Погромы развращают любой народ, будят в нём безумное начало. А безумие порождает разрушение всего и вся, в том числе и самой основы своего существования — культуры, религии, общества, государства. Именно в этот период началось массовое бегство подданых Российской империи еврейского происхождения. В частности, за 1870–1890 гг. в США выехало 176.900 российских евреев. К 1905 г. их число достигло 1 миллион 300 тысяч человек. И хотя доля еврейского населения в Российской империи не достигала и 4 %, но 48 % всей эмиграции в США и 44 % вообще всей эмиграции из России осуществлялось именно за счёт евреев. С конца 19 века увеличилась эмиграция российских евреев в Канаду. За 1898–1920 гг. в эту страну выехало порядка 70.000 российских евреев. Примерно столько же евреев иммигрировало до 1914 года в Палестину. Всего же за 1881–1912 гг. из России эмигрировало 1 миллион 890 тысяч евреев, из них 84 % обосновались в США, 8,5 % — в Англии, 2,2 % — в Канаде и 2,1 % — в Палестине. Люди бежали от унижений, побоев, грабежа и смерти. Благодаря бегству они их избежали. Оставшиеся в Российской империи поплатились за свою привязанность к почве самым жестоким образом.

Здесь уместно привести размышления великого гуманиста и писателя земли русской Л.Н. Толстого о печально известном еврейском погроме, который имел место 6–7 апреля 1903 г. в столице Бессарабии Кишинёве. Число его жертв достигло 49 убитых и 586 раненых; разрушению подверглось более 1500 домов (более трети от всех домовладений Кишинева). Автор «Войны и мира» не смог обойти молчанием эту позорную страницу нашей истории. Мимо его внимания не ускользнула та черта национального характера российского народа, которая проявлялась в повышенной готовности по первому призыву, косвенному намеку, движению брови лидера партии власти начать травить, избивать, преследовать те или иные национальные, религиозные или языковые меньшинства. На фоне всеобщего помешательства на почве этнической ненависти голосом вопиющего в пустыне прозвучало обращение к православному люду архиепископа Волынского Антония /в миру — Алексей Павлович Храповиицкий/ (1863–1936): «Жестокие кишиневские убийцы должны знать, что они посмели пойти против Божественного Промысла, что они стали палачами народа, который возлюблен Богом». Но быть палачом ненавистных инородцев оказалось столь сладострастным занятием для многочисленных приверженцев российской партии власти, что мнение Бога, как собственно и озвучившего его известного богослова, не возымели никакого воздействия на их замутненное погромной горячкой сознание. Для них наместниками Бога на земле давно уже стали лидеры партии этнической нетерпимости, которые по субъектному составу полностью совпадали с власть предержащими империи.

Последнее обстоятельство не ускользнуло от внимания Толстого. Описывая пережитое потрясение от зверского избиения своих соотечественников еврейского происхождения в Кишиневе, Лев Николаевич писал: «В особенности я почувствовал ужас перед главным виновником — нашим правительством с его духовенством, которое будит в народе зверские чувства и фанатизм, с его бандой чиновников-разбойников». Кишиневское преступление — продолжает автор — это только прямое следствие пропаганды лжи и насилия, которую российское правительство ведёт с такой энергией и настойчивостью. Подобно турецкому правительству во время армянской резни, российское, по утверждению писателя, остается совершенно индифферентным к самым ужасным актам жестокости, когда эти деяния отвечают его интересам. Таким образом, великий гуманист прямо указал на катализатор этнической ненависти и резни в империи — целенаправленную политику партии власти.

Будучи трусливой и лукавой, последняя перед судом международной общественности стала всеми силами открещиваться от своего участия в организации сего побоища. Однако позорный факт прямой поддержки правительством погрома, которому посвятил своё гневное обращение Толстой, впоследствии подтвердили современники тех событий: губернатор Бессарабии князь Сергей Дмитриевич Урусов (1862–1937), командующий войсками Одесского военного округа граф Александр Иванович Мусин-Пушкин (1827–1903) и председатель Комитета министров России граф Витте, который относительно последствий этой трагедии высказал весьма проницательное суждение: «Еврейский погром в Кишиневе, устроенный попустительством Плеве, свёл евреев с ума и толкнул их окончательно в революцию…

Из феноменально трусливых людей, которыми были почти все евреи лет 30 тому назад, явились люди, жертвующие своей жизнью для революции, сделавшиеся бомбистами, убийцами, разбойниками… несомненно, что ни одна национальность не дала в России такой процент революционеров, как еврейская». Нещадно убивая своих соотечественников иудейского вероисповедания невежественное население Российской империи, руководимое своими православными поводырями, по сути, нарушили все каноны христианской морали. Во всяком случае, на такие выводы наталкивают следующие размышления российского богослова, поэта, публициста и литературного критика В.С. Соловьева, который писал: «Взаимные отношения иудейства и христианства в течение многих веков их совместной жизни представляют одно замечательное обстоятельство. Иудеи всегда и везде смотрели на христианство и поступали относительно его согласно предписаниям своей религии, по своей вере и по своему закону. Иудеи всегда относились к нам по-иудейски; мы же, христиане, напротив, доселе не научились относиться к иудейству по-христиански. Они никогда не нарушали относительно нас своего религиозного закона, мы же постоянно нарушали и нарушаем относительно них заповеди христианской религии… Вместо того, чтобы прямо в этом покаяться, мы ищем, на кого бы свалить свою вину».

И цитируемый богослов в этом отношении был отнюдь не одинок. Эту позицию разделяли и другие выдающиеся представители русской классической философии. В частности, Н.А. Бердяев писал: «Тут уместно вспомнить имя Вл. Соловьева, который считал защиту евреев с христианской точки зрения одной из важных задач своей жизни. Для нас, христиан, еврейский вопрос совсем не есть вопрос о том, хороши или плохи евреи, а есть вопрос о том, хороши или плохи мы, христиане. Со скорбью приходится сказать, что христиане в этом вопросе оказываются очень плохи, перед высотой христианского сознания они обыкновенно бывали много хуже евреев. Но вопрос о том, хорош ли я, много важнее вопроса о том, хорош ли мой сосед, которого я имею склонность в чем-то обвинять. Христианам и христианским церквам во многом приходится каяться, не только в еврейском вопросе, но и в вопросе социальном, в вопросе о войне, в постоянном конформизме по отношению к самому отвратительному государственному строю. Не имеет никакого принципиального значения вопрос о недостатках евреев». Читая эти строки, невольно задаешься вопросом: на что уповало при воплощении подобной погромной политики в жизнь православно-идеологическое подразделение партии власти Российской империи? Мог ли Бог оставить подобное святотатство без внимания? Видимо, именно столь очевидное, упорное, длительное и повсеместное игнорирование принципов христианского милосердия, образно говоря, переполнило чашу терпения Бога, которому ничего не оставалось более как низвергнуть на головы упорствующих во грехе такое жуткое испытание как Октябрьский переворот (так вплоть до 1927 года именовалась в дальнейшем по официальной советской терминологии «Великая Октябрьская социалистическая революция») со всеми сопутствующими ему бедствиями. И если это предположение покажется кому-то обидным с точки зрения чести православного мундира, то пусть его профессиональные носители найдут более убедительное объяснение столь невиданным мучениям, которые обрушились на головы и души их правоверной паствы.

В полном соответствии с логикой политической жизни Российской империи на смену кишиневскому погрому пришло ставшее впоследствии знаменитым на весь мир «дело Бейлиса». Речь идет о проходившем в Киеве с 25 сентября по 28 октября 1913 г. судебном процессе по обвинению еврея Менахема-Менделя Бейлиса (1874–1934) в совершении ритуального убийства 12 марта 1911 г. двенадцатилетнего мальчика — Андрея Ющинского (1898–1911). Это дело стало жалкой российской пародией на «дело Дрейфуса», ибо в его основе лежали те же чувства, те же мотивы и те же приемы следствия и поведения верховных жрецов отечественной юстиции. На ход следствия в значительной степени оказало влияние нескрываемое предубеждение ко всему еврейскому племени императора Николая II.

Предварительное следствие по обвинению Бейлиса тянулось более двух лет, однако никаких доказательств вины этой очередной жертвы кровавого навета найдено не было. Вместе с тем на кону оказался престиж державы. Империя в лице своих первоблюстителей черносотенного порядка просто не могла подбросить евреям такой козырь, как справедливое правосудие. Это было бы равносильно отказу от коренной природы российской державности. Посему в состоянии полного отчаяния министр юстиции Российской империи Иван Григорьевич Щегловитов (1861–1918) летом 1913 г. пригласил в Петербург одного из корифеев имперского сыска, начальника московского уголовного розыска Аркадия Францевича Кошко (1867–1928) и поручил ему установить «возможно выпуклее все то, что может послужить подтверждению наличия ритуала». После месячного изучения материалов уголовного дела российский «Шерлок Холмс» честно заявил министру: «Я бы никогда не нашел возможность арестовать и держать его (Бейлиса) годами в тюрьме по тем весьма слабым уликам, которые есть против него в деле». И далее многоопытный криминалист и блестящий знаток судебной психологии пояснил министру, почему версия о ритуальном убийстве невероятна: «…евреи прекрасно осведомлены о юдофобских настроениях, что пышным цветом расцвели за последнее десятилетие. Они не забыли и той страшной волны погромов, что еще так недавно прокатилась по России. Как при таких условиях предположить, что евреи, убивая Ющинского, выбрали бы для этого город Киев с его многочисленными монархическими организациями… Как предположить или, вернее, как объяснить, что выбор жертвы пал не на бездомную сироту, а на мальчика, многим хорошо известного. Наконец, как согласовать противоречие: страх перед погромами, с одной стороны, и оставленной чуть не визитной карточки (в виде обескровленного тела и 13 ран на виске и темени), с другой».

Несмотря на отсутствие каких-либо достоверных улик, уголовное дело по обвинению Бейлиса всё же было передано в Киевский окружной суд. Объясняя мотивы этого уголовно-процессуального решения, Щегловитов в беседах с членами судебного присутствия приводил доводы такого рода: «Во всяком случае, дело получило такую огласку и такое направление, что не поставить его на суд невозможно, иначе скажут, что жиды подкупили меня и все правительство». И это при всём том, что на скамье подсудимых очутился бедный приказчик местного кирпичного завода, отец многодетной семьи. Отдавая себе отчёт в происходящем, председатель Киевского окружного суда отказался рассматривать столь грубо состряпанное дело. Но, как известно, свято место пусто не бывает: быстро нашелся другой слуга отечества и 25 сентября 1913 г. судебный процесс покатился своей чередой. Правда, здесь приключился ещё один казус: прокуроры Киевской судебной палаты отказались поддерживать обвинение. Не беда: прислали прокурора из Петербургской судебной палаты.

Начало судебного процесса ознаменовалось подлой статьей в печатном органе «Союза Русского Народа» — газете «Земщина» от 26.09.1913 г. В полном соответствии с духом времени и настроением в высоких кабинетах империи, она в частности, писала: «Милые, болезные вы наши деточки, бойтесь и сторонитесь вашего исконного врага, мучителя и детоубийцу, проклятого от Бога и людей, — жида! Как только где завидите его демонскую рожу или услышите издаваемый им жидовский запах, так и мечитесь сейчас же в сторону от него, как бы от чумной заразы». Оно и понятно, православные подданные империи, в том числе и члены суда присяжных, должны были знать: жизни их малолетних детей угрожает смертельная опасность. Это было право на свободу слова, но в весьма специфическом толковании этого священного права в Российской империи.

Суд над Бейлисом в общественном мнении страны с первых же мгновений из уголовного превратился в политический процесс. Российская партия этнической нетерпимости — черносотенцы — не жалела сил, чтобы уголовное дело над одним евреем превратилось в «суд над еврейством». Ведь центром процесса было не столько обвинение Бейлиса в убийстве, сколько обвинение всего еврейского племени «в склонности к жестокому проявлению фанатизма». В последний день процесса члены монархической организации «Двуглавый орел» отслужили панихиду по невинно убиенному отроку Андрею в Софийском соборе, который располагался как раз напротив здания суда.

Надо отметить, что сей процесс стал подлинным индикатором на порядочность для деятелей российского общества. И тут необходимо воздать должное многим представителям российской интеллигенции, которые буквально ринулись в бой за торжество справедливости и Права в этом со всех сторон позорном и крайне неприглядном деле. Исключительную роль в деле мобилизации общественного мнения лучшей, честнейшей и порядочнейшей части России сыграл писатель В.Г. Короленко. По сути, в России он повторил общественный подвиг Золя в «деле Дрейфуса». Именно В.Г. Короленко стал непосредственным автором знаменитого обращения «К русскому обществу», которое увидело свет 30 ноября 1913 г. в петербургской газете «Речь». Это обращение по просьбе В.Г. Короленко подписали лучшие представители думающей и страдающей за судьбу своего народа интеллигенции Российской империи: Александр Александрович Блок (1880–1921), Алексей Максимович Горький (1868–1936), Владимир Иванович Вернадский (1863–1945), Максим Максимович Ковалевский (1851–1916), Михаил Иванович Туган-Барановский (1865–1919), Петр Бернгардович Струве (1870–1944), Павел Николаевич Милюков (1859–1943), Александр Иванович Куприн (1870–1938), Александр Николаевич Бенуа (1870–1960), Дмитрий Сергеевич Мережковский, Зинаида Николаевна Гиппиус (1869–1945), Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858–1943), Алексей Николаевич Толстой (1882–1945) и десятки других творцов, тем самым проявивших себя в качестве подлинной элиты России. При этом надо отметить, что тогда в стране действительно была элита в высоком нравственном смысле этого слова. Как здесь не привести потрясающие слова Исайи Берлина, полные глубокого уважения к лучшим представителям российской литературы того времени: «Каждый русский писатель воспринимает себя так, как если бы он находится на сцене перед публикой, держа экзамен; а посему самое мельчайшее упущение с его стороны, ложь, обман или приступ самодовольства, отсутствие рвения к правде являются отвратительнейшими преступлениями… Если вы обращаетесь к публике, будь вы поэтом, романистом, историком, или выступаете в какой-либо другой общественной роли, то тогда вы берете на себя полную ответственность за руководство и направление народа. Если это — ваше призвание, то вы связаны «клятвой Гиппократа» — говорить правду и никогда не изменять ей, самоотверженно посвящая себя своей цели».

Конечно, среди оных были люди разных политических убеждений, нередко не раз остро полемизировавших друг с другом по болезненным вопросам российской действительности. Но их всех объединила одна страсть — безграничная любовь к России. От её имени они должны были дать бой её злейшему врагу — традиции невежества, столь ярко заявившей о себе в личине великодержавного шовинизма. Этот бой они и дали, подписав упомянутое обращение к народу. Этот пронзительный памфлет начинался словами: «Во имя справедливости, во имя разума и человеколюбия мы поднимаем голос против вспышки фанатизма и темной неправды. Исстари идет вековечная борьба человечности, зовущей к свободе, равноправию и братству людей, с проповедью рабства, вражды и разделения. И в наше время, как это было всегда, — те самые люди, которые стоят за бесправие собственного народа, всего настойчивее будят в нем дух вероисповедной вражды и племенной ненависти. Не уважая ни народного мнения, ни народных прав, готовые подавить их самыми суровыми мерами, они льстят народным предрассудкам, раздувают суеверие и упорно зовут к насилиям над иноплеменными соотечественниками». А заканчивался сей поразительный документ эпохи призывом: «Бойтесь сеющих ложь! Не верьте мрачной неправде, которая много раз уже обагрялась кровью, убивала одних, других покрывала грехом и позором!». Как видим, в этом страстном обращении деятелей российской культуры к народу самым выразительным местом являлся призыв к защите европейских правовых ценностей: свободы, справедливости, равноправия, братства и прав человека, которые противопоставлялись традиционным российским реалиям: предрассудкам, суеверию, бесправию, вражде, ненависти, насилию над иноплеменными соотечественниками.

Народ, однако, был очень разный. На это обстоятельство также обратил внимание В.Г. Короленко в своей статье «Господа присяжные заседатели». От проницательного взора писателя не укрылось то обстоятельство, что ответственность вынесения приговора была возложена на весьма одиозно подобранный состав присяжных. Из двенадцати человек десятеро — безграмотные крестьяне, а двое — малограмотные мелкие служащие. В таком культурном городе, как Киев, подобное не могло быть простой случайностью. Очевидно, что власть хотела воспользоваться основной опорой трона — невежеством своего народа. Видимо, на взгляд жрецов российской юстиции, только такой состав присяжных заседателей мог заслушать показания свидетелей, следить за спором ученых-экспертов, обсуждать в совещательной комнате сложнейшие вопросы медицины, психиатрии, теологии, толковать исторические и религиозные тексты. А ведь всё это стало уделом присяжных заседателей по делу Бейлиса. Более того, как выяснилось, из двенадцати присяжных заседателей пятеро оказались членами как раз того самого черносотенного «Союза Русского Народа», который был главной опорой власти в обществе по обвинению Бейлиса в ритуальном убийстве.

Ознакомившись с материалами дела, невольно задаешься далеко не риторическим вопросом: а не подобное ли издевательство над правосудием привело впоследствии к той дикой, неправосудной процедуре, которая так жестоко и бесчеловечно оборвала жизнь последнего русского царя, его семьи и ближайших домочадцев? Не сам ли Государь всея Руси показывал пример полнейшего пренебрежения правами человека только потому, что этим человеком был еврей?! Думается, что, несмотря на отдаленность тех событий от наших дней, они дают нам богатую пищу для размышлений о взаимосвязи времен и бесконечной причинно-следственной связи между нашими поступками по отношению к другим людям и нашей непосредственной судьбой. Во всяком случае, трагическая, насильственная и неправосудная гибель И.Г. Щегловитова в 1918 г. наводит на эти и подобные размышления.

Однако вернемся к судебному процессу. Трудно переоценить ту роль, какую сыграли в этом деле корифеи российской адвокатуры, принявшие участие в судебном процессе. Если ознакомиться с их речами, то приходишь к однозначному выводу: они защищали не еврея Бейлиса, они защищали Россию, Право, Правосудие. В своей заключительной речи один из адвокатов подсудимого — Василий Алексеевич Маклаков — обратился к присяжным заседателям с такими словами: «Если Бейлис виновен в убийстве, то тогда ему нет оправдания. Но если у вас этой уверенности нет, если в вашей душе имеется сомнение, то не делайте его жертвой той ненависти, которую многие питают к еврейству. Невинно осужденные бывают. Человеческая жизнь коротка: умрет он, загубленный понапрасну, умрет его семья. Но не умрет ваш приговор, не умрет эта страшная страница в истории русского правосудия. И вот почему все мы, которые служим делу русского правосудия, все мы, граждане одной России, мы все должны просить вас об одном: берегитесь осудить невиновного. Если вы это сделаете, то это будет жестоко для Бейлиса, это будет грехом вашей совести, но это не все. Это будет позором для русского правосудия, и этот позор не забудется никогда». Надо признать, что приведенное оказалось пророчеством: сей позор не канул в лету и до сих пор будоражит умы многих наших современников своими прямыми и косвенными аналогиями с тем давним уголовным делом.

Накануне вынесения приговора А.М. Горький писал: «Мучительно переживаю процесс Бейлиса… Но в костре гнева, тоски, стыда и обиды есть уголок надежды: а что, как эти 12 мужичков скажут: нет, не виновен?! Вы представляете, какой это будет праздник на нашей — демократической — улице?.. Хочется чуда! Ведь только оно спасет нас от мирового позора!!!». И чудо произошло: 6 присяжных (в своем большинстве крестьяне) из 12-ти ответили: «Бейлис не виновен!». Согласно правилам уголовного судопроизводства того времени Бейлис был оправдан. Бездоказательность обвинения, блестящие речи адвокатов, людская совесть сыграли в конце концов свою роль. Правда восторжествовала в этом одном конкретном «деле Бейлиса». Однако судьба миллионов бейлисов ничуть не стала легче, человечнее, справедливее. История же с правами человека в Российской империи пополнилась ещё одним эпизодом подлости со стороны империи к своим бесконечно гонимым и вечно унижаемым подданным. Историческим и юридическим перипетиям этого эпохального судебного процесса была посвящена книга современника тех событий, адвоката Александра Семёновича Тагера (1888–1937) «Царская Россия и дело Бейлиса».

В качестве эпилога этой истории, вероятно, надо упомянуть, что Российская фемида так и не установила подлинных убийц малолетнего Андрея Ющинского, поскольку подлинные обстоятельства и субъекты преступления вовсе не интересовали партию власти Российской империи, ибо оные никак не укладывались в столь необходимую ей версию о перманентной вине евреев во всех тех бедах, которые на протяжении последнего царствования сотрясали великую державу. Одну из версий произошедшего преступления в те уже отошедшие в прошлое времена выдвинул российский историк, писатель и кинорежиссер Гелий Трофимович Рябов (1932–2015). Напомним при этом читателям, что именно он в 1979 г. обнаружил под Екатеринбургом останки последнего русского императора, его семьи и ближайших домочадцев (для справки: останки царской семьи и их приближенных были похоронены в склепе в фамильной усыпальнице Романовых в Петропавловском Cоборе города Санкт-Петербурга в июле 1998 г. в 80-ю годовщину их гибели).

По мнению Г.Т. Рябова, одной из непосредственных причин «еврейского следа» в деле Бейлиса стала принципиальная позиция по «иудейскому» вопросу премьер-министра Российской империи П.А. Столыпина. Так, историк в ходе своих рассуждений утверждает: «…мы вплотную подошли к тому, что стопроцентно объясняет, на мой взгляд, дело Бейлиса. Сейчас мы убедимся в том, что сам по себе Менахиль Мендель был ровным счетом никому не нужен и его трагедия заключается в том, что правительству понадобился пороховой запал, шнур и этим шнуром для поджигания назначили именно Бейлиса. Заметим в скобках, что могли назначить любого другого, обретающегося в орбите еврейского кирпичного завода на Лукьяновке.

Мы убедимся и в том, что шнур был подожжен только потому, что премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин занял непримиримую позицию по еврейскому вопросу и все время настаивал на своем: предоставлении евреям большей свободы. Столыпина хотели просто образумить… фактами. Из еврейской жизни. А когда он этим фактам не внял — его убили…

Надо было убедить государя Николая Александровича и в том, что давать евреям общегражданские права и небезопасно, и непатриотично. Царя убедить удалось. Но непредсказуемый Столыпин был неподвластен политической элите . Он был сам по себе, поэтому руководство Департамента полиции спланировало и провело 01 сентября 1911 года ликвидацию Петра Аркадьевича . Это произошло в присутствии государя, в Киевском оперном театре, во время представления оперы «Царь Салтан»…

Чего добивался Департамент устранением Столыпина? Это вроде бы совершенно ясно: могущественный политический противник исчезал с политической сцены России навсегда. Борьба с евреями теперь могла быть поставлена на принципиальную основу. Ведь мало того, что «жиды» режут христианских младенцев, — они еще, сволочи, покусились на святое, на конфидента и соратника государя, и мало того что просто покусились — убили!». Признаюсь, трудно ручаться за подлинность именно этой версии о ходе событий того времени. Но ещё труднее возражать против того, что уж очень эта версия соответствует духу времени, державы и её главы в те трагические годы. Поэтому эта версия представляется мне гораздо более правдоподобной, чем иные, впрочем, имеющие такое же право на существование, как и та, что приведена выше.

Полагаю, что здесь к месту привести характеристику П.А. Столыпина, которую дал ему в своей книге «Гибель императорской России» знавший его лично товарищ министра внутренних дел, командир отдельного корпуса жандармов, генерал-лейтенант Российской империи Павел Григорьевич Курлов (1860–1923): «П. А. Столыпин не был петербургским чиновником. Его служба началась в министерстве земледелия и протекала затем в провинции в должностях предводителя дворянства и губернатора в Гродно и Саратове. На всех этих должностях П. А. Столыпин заслужил всеобщую любовь и уважение, а на последнем посту имел случай проявить твердость и преданность Государю в тяжелое смутное время, рискуя своей жизнью. При беспорядках в Саратовской губернии он был ранен в правую руку, которой плохо владел до последнего времени. На посту министра внутренних дел, а затем и председателя Совета Министров он сохранил те же качества, выказав выдающиеся государственные способности и ораторский талант. Долг службы был у него на первом плане, а отсутствие личных интересов и тут привлекало к нему всех, с ним соприкасавшихся по какому бы то ни было поводу. Твердость и пренебрежение к опасности не покидали П.А. Столыпина до его трагического конца. Недаром вся Россия оплакивала его смерть…

При всяком покушении на самое существо власти он проявлял твердость в сохранении авторитета правительства. Это не могло не вызывать к нему всеобщего уважения, в особенности потому, что он был чужд мелочей, а тем более вопросов личного самолюбия. Раз какой-нибудь вопрос, по его убеждениям, имел важное значение для пользы родины, П. А. Столыпин являлся непреклонным и ни перед чем не останавливался. Слава и благоденствие России и ее Монарха были для него священны.

С П. А. Столыпиным можно было не соглашаться в отдельных вопросах, но нельзя было не преклоняться перед его искренностью и заботами о пользе России».

А вот как описал П.Г. Курлов положение П.А. Столыпина, предчувствовавшего свою отставку, накануне его убийства 1 сентября 1911 г.: «На мое указание, что по возвращении в Петербург я буду просить его разрешения сделать несколько перемен в личном составе розыскных учреждений, П. А. Столыпин сказал: «Это вам придется делать уже без меня. — И на выраженное мной удивление продолжал: — По здешней обстановке вы не можете не видеть, что мое положение пошатнулось, и я после отпуска, который я испросил у Государя до 1 октября, едва ли вернусь в Петербург председателем Совета Министров и министром внутренних дел». Действительно, признаки, о которых говорил П.А. Столыпин, существовали. Лучшим барометром, определяющим прочность положения того или иного сановника, является на первый взгляд неуловимое, но для опытного человека совершенно ясное отношение к нему придворной толпы. Я помню, как раболепно склонялась эта толпа перед всесильным премьер-министром при высочайших путешествиях в Полтаву и Ригу. Как почтительно она склонялась перед ним в Петербурге. В Киеве было иначе. Для П. А. Столыпина не нашлось места в придворных экипажах, следовавших в Императорском кортеже, и он ездил в наемной коляске, что очень затрудняло его охрану».

И, наконец, размышляя о роли личности в истории, в частности, о возможной роли Столыпина в спасении бесконечно дорогого ему Отечества П.Г. Курлов писал: «Я понял, что Императорской России грозил близкий конец и что, к несчастью, нет ни одного человека, который мог бы предотвратить неизбежную катастрофу. Невольно встал в моей памяти покойный П. А. Столыпин: его ум и сильная воля могли бы еще предотвратить крушение государственного корабля, но не было человеческих сил вызвать из могилы бесстрашного русского витязя. На смену ему пришли пигмеи, бездарные, безвольные, сами не знавшие, в какую сторону им надо идти».

Очень высоко характеризует незаурядную личность П.А. Столыпина в качестве выдающегося государственного деятеля его преемник на посту председателя Совета министров Российской империи Владимир Николаевич Коковцев (1853–1943). В частности, в своей книге «Из моего прошлого. Воспоминания 1903–1919 гг.» он привёл следующий очень яркий эпизод выступления Столыпина в качестве главы правительства на закрытии первого заседания Государственной думы II созыва: «Столыпин совершенно правильно не захотел, чтобы последнее слово осталось за бунтарскими призывами к свержению правительства, а тем более у кого-нибудь могла возникнуть мысль о том, что правительство струсило и растерялось. Он снова вышел на трибуну, рискуя снова услышать те же дерзости, которые так часто раздавались по его адресу в первой Думе. Его выступление было очень краткое, но дышало такой силой и таким сознанием достоинства, что не раздалось ни одного дерзкого окрика, и я хорошо помню и сейчас, как зала затихла, и думается мне, что с этого дня всем стало ясно, что в правительстве есть воля и что оно будет бороться за свое достоинство и с ним не так-то легко справиться. Конец этого второго выступления Столыпина стал на самом деле историческим, и многие помнят его вероятно и теперь. Он сказал, заканчивая свою вторую речь: «Все Ваши нападки рассчитаны на то, чтобы вызвать у правительства, у власти, паралич и воли и мысли, все они сводятся к двум словам, обращенным к власти — «руки вверх». На эти слова, господа, правительство с полным спокойствием, с сознанием своей правоты, может ответить тоже только двумя словами — «не запугаете»». По утверждению автора воспоминаний в парламенте именно этого созыва прозвучали и другие, ставшие впоследствии знаменитыми, исторические слова Столыпина: «Вам нужны великие потрясения. Нам же нужна великая Россия».

Да, несомненно, П.А. Столыпин был выдающимся государственным деятелем, занимавшим при этом второе после главы государства место — главы правительства — в системе государственного управления царской России. А потому защитить и сберечь его во благо империи могло только одно лицо. О том, кто более всего с государственной точки зрения должен был быть в этом заинтересован, а главное способен был это сделать в России, надеюсь, читателям объяснять не надо. Однако, именно в это время и вырабатывается практически официальная державная формула: главные враги России — «студенты, жиды и поляки!». Разумеется, подобная политика первого лица державы не оставалась секретом Полишинеля для многих подданных империи, и в первую очередь мастеров политического сыска и провокаций. Суд присяжных, как известно, Бейлиса оправдал, но оставил при этом в подозрении всё российское еврейство. И как заключает Г.Т. Рябов по сему поводу, «заказ Департамента полиции и разного рода «сил» был выполнен безукоризненно, точно и в срок». А далее историк пишет: «А теперь подытожим сказанное. Непродуманная политика царского правительства XIX — начала XX века в отношении евреев толкнула многих из них в объятия революции всех мастей и всех проявлений, в том числе и в самые жутковатые объятия — Владимира Ильича Ленина». Непродуманная политика, как известно, имеет своим результатом непредвиденные и непредсказуемые последствия. Убедительнее всего сия причинно-следственная связь проявляется, как правило, в непродуманных действиях сапера. В нашем же случае весь вопрос в том, кто оказался в роли главного сапера империи?

Теперь уже понятно, что бикфордов шнур под громоздким зданием огромной империи должен был рано или поздно возгореться всепожирающим пламенем. Но роковое бремя поджигателя, как это не парадоксально звучит, сам того не ведая, взвалил на себя последний русский император. Такова, увы, злая ирония той самой традиции невежества, главным проводником в жизнь которой, собственно говоря, и вознамерилось стать то самое лицо, которое более всего могло удовлетворить погромные потребности российского народа. И удовлетворил. Потому-то по логике этой традиции и пал одной из первых жертв своей же целенаправленной политики, ибо забыл мудрую русскую поговорку: не копай яму другому — сам в неё попадешь! Предусмотрительным советам лучших государственных умов империи, например, таких, как С.Ю. Витте и П.А. Столыпин, не внимал, более того, недолго думая отправлял их в отставку или, что ещё хуже, на тот свет.

Вот как объяснял подлинную причину краха России один из наиболее вдумчивых и достойных её судебных деятелей — А.Ф. Кони: «Мне думается, что искать объяснения многого, приведшего в конце концов Россию к гибели и позору, надо не в умственных способностях Николая II, а в отсутствии у него сердца, бросающегося в глаза в целом ряде его поступков… Достаточно, наконец, вспомнить равнодушное отношение его к поступку генерала Грибского, утопившего в 1900 году в Благовещенске-на-Амуре пять тысяч мирного китайского населения, трупы которых затрудняли пароходное сообщение целый день; или равнодушное попустительство еврейским погромам при Плеве; или жестокое отношение к ссылаемым в Сибирь духоборам, где они на севере обрекались, как вегетарианцы, на голодную смерть, о чём пламенно писал ему Лев Толстой…

Этим объясняются жестокие испытания законному самолюбию и чувству собственного достоинства, наносимые им своим сотрудникам на почве самомнения или даже зависти… Таковы отношения к Витте, таковы, в особенности, отношения к Столыпину, которому он был обязан столь многим… Неоднократно предав Столыпина и поставив его в беззащитное положение по отношению к явным и тайным врагам, «обожаемый монарх» не нашёл возможным быть на похоронах убитого, но зато нашёл возможным прекратить дело о попустителях убийцам…

Трусость и предательство прошли красной нитью через все его царствование».

Оценивая подобным образом отношение царя к П.А. Столыпину Кони оказался безусловно прав. Его вывод подтверждает В.Н. Коковцев, который будучи назначенным главой правительства после убийства Столыпина, имел продолжительный разговор с императрицей Александрой Фёдоровной (1872–1918), из уст которой услышал следующую сентенцию о покойном: «Слушая Вас, я вижу, что Вы все делаете сравнения между собою и Столыпиным. Мне кажется, что Вы очень чтите его память и придаете слишком много значения его деятельности и его личности. Верьте мне, не надо так жалеть тех, кого не стало… Я уверена, что Столыпин умер, чтобы уступить Вам место, и что это — для блага России». Весьма прискорбный разговор, из которого Коковцев вынес устойчивое впечатление, что «о Столыпине, погибшем на своем посту, через месяц после его кончины уже говорили тоном полного спокойствия, мало кто уже и вспоминал о нем, его глубокомысленно критиковали, редко кто молвил слова сострадания о его кончине».

Учитывая мнение многих современников той трагической эпохи, что, возглавляй в 1917 г. правительство Российской империи такой сильный государственный деятель, как П.А. Столыпин, то страна несомненно избежала бы той государственной и цивилизационной катастрофы, которая в итоге февральско-мартовских событий беспощадно постигла и нанесла столь непоправимый ущерб российскому народу. В этом случае оное свидетельство, приведённое В.Н. Коковцевым, невозможно оценить иначе, как явное предательство царствующей четой памяти выдающегося государственного деятеля, верного слуги престола, положившего свою жизнь на алтарь служения России её монарху. На мой взгляд, между предательством и катастрофой в истории, как правило, существует явная или скрытая, но всегда неизменно трагическая причинно-следственная связь.

А трусость и предательство, как мы уже упоминали, — самые яркие и отличительные черты традиции невежества. Думается, что именно эти качества прошли красной нитью практически через все «царствования» и последующих правителей этой злосчастной державы. Историческая вина практически всех владык Российской империи, в том числе и в её «большевистской редакции», а также её наследников в виде некоторых постсоветских осколков этой великой державы состоит в полном пренебрежении и равнодушии к правовому просвещению своего народа.

Вместе с тем, трагический конец последнего русского царя и его семьи — та высокая и страшная цена, которую пришлось им заплатить за политическую слепоту всей династии. Эта трагедия — одновременно и урок всем правителям, консервирующим менталитет своего народа в «рассоле» полного невежества и элементарного непонимания, что такое достоинство, свобода и права другого человека, этноса и народа.

В итоге С.Ю. Витте оказался прав: бесчеловечное отношение к национальным меньшинствам в России трансформировалось в изуверские способы отдельных представителей последних изменить ставшую на то время для них практически невыносимой жизнь в империи. Поиск средств не заставил себя ждать. Общий низкий уровень культуры, безраздельное господство традиции невежества буквально на всех этажах российского общества исключал какой-либо иной исход: насилие порождало насилие. Оно, по сути, стало единственным понятным языком, на котором население страны заговорило друг с другом. Изложенное не оставляет сомнения, почему отчаявшиеся, обезумевшие от горя и страха люди бросились в объятия терроризма, социальной революции и воинствующего большевизма. Очевидно, что лишь крайняя степень затравленности, угнетенности и безысходности могла заставить некоторых представителей национальных меньшинств со временем превратиться в ожесточенных террористов и бездушных палачей.

Этнический террор со стороны государства, по сути, аукнулся террором загнанных в глухой угол этносов против инициаторов государственного терроризма. На причины, например, столь высокого процента евреев в различных радикальных революционных движениях обращали внимания отдельные писатели, философы и политики империи. Так, в своей известной статье «Протест против антисемитического движения в печати» российский религиозный философ В.С. Соловьев писал, что «несправедливо возлагать ответственность на еврейство за те явления в его жизни, которые вызваны тысячелетними преследованиями евреев в Европе и теми ненормальными условиями, в которые этот народ был поставлен». Однако подобные голоса оставались гласом вопиющего в пустыне: евреев обвиняли, травили, избивали, убивали. В России понятие справедливости не применялось к евреям в принципе, поскольку они в этой стране не подпадали в разряд людей. Иными словами, слово «еврей» и понятие «человек» в этой державе не совпадали ни по содержанию, ни по объему. Потому-то доктрина прав человека никогда и не могла прижиться на территории империи. Ведь в случае торжества подобной доктрины народ должен был бы немедля наступить на горло своей православной песне. Самые голосистые же солисты последней неизменно отвергали всё, что связано с правами человека в качестве зловредной выдумки враждебного Запада.

Представляется, что этническая нетерпимость российской православной идеологии к ценностям западноевропейской цивилизации по большому счёту и стала одной из причин распада средневековой православной монархии, каковой по сути и была Россия. На это обстоятельство обратил внимание в своей книге «Санкт-Петербург: российская империя против российского хаоса» писатель, доктор философских наук Владимир Карлович Кантор (для справки: по версии известного французского журнала «Le Nouvel Observateur hors-serie» (2005) он входил в список двадцати пяти крупнейших мыслителей современного мира). Так вот, в одном из своих интервью, отвечая на вопрос журналиста о своём исследовании, философ заметил: «Я же лишь рассуждаю о причинах величия и падения Российской империи, когда и если она пала. Последние в том числе в нетерпимости, в ксенофобии, поскольку ей присущи и этнический, и религиозный оттенки… Если ты внимательно читал книгу, ты не мог пройти мимо главы «Русское православие в имперском контексте», где речь как раз о том, что православие, становясь «племенной религией» (Чаадаев), немало послужило к разрушению Российской империи» («Новая газета». - N 14, 11.04.2008 г.). Русская церковь всегда отличалась крайней нетерпимостью к западной традиции права. Особенно ярко эта нетерпимость находила своё проявление в неизменном альянсе с государством по отношению к правам человека. Одним из самых губительных последствий подобной позиции стал тот разгул зверства, садизма и низости, который нашел своё воплощение в практике большевистской империи.

За право входить в состав партии власти официальная православная конфессия, судя по всему, всегда расплачивалась отказом от защиты прав человека, а государство — правами других конфессий, то есть опять же правом человека на свободу совести. Таким образом, права человека стали разменной монетой между православной церковью и Российской державой. На это обстоятельство обращает внимание историк Ю.Н. Афанасьев: «Русская Церковь не избавилась от средневекового мировоззрения, не прошла через Реформацию, как Церковь на Западе (ведь Контрреформация была также своего рода реформой католической Церкви)… Отсюда невротическая реакция на вызовы современности, выраженная в изоляционизме, ксенофобии, крайней нетерпимости, стремлении восстановить «симфонию» с властью». С государственной властью господствующая церковь «симфонию», судя по всему, восстановила, а вот с правами человека и народа, несомненно, нет. На это обстоятельство обратил внимание российский журналист, депутат Государственной думы Российской Федерации I, II, III и IV созывов Александр Глебович Невзоров. В частности, он отметил «что Русская православная церковь очень тщательно свою территорию охраняла, ибо понимала: в случае прихода любой цивилизации, любого просвещения ее рынок окажется под угрозой. Ради наживы священнослужители всегда были готовы на все, им были совершенно безразличны судьбы нации, глобальнейшие вопросы: главное — продавать свечки. Сейчас уже ясно, что за 70 советских лет коммерческую жилку они не утратили и также идут на все ради того, чтобы обеспечивать доход своим свечным заводикам, производителям лампад и всяких картинок, а тогда церковь диктовала свою волю».

По сему поводу можно только с превеликим сожалением констатировать, что любая форма нетерпимости сродни правовому невежеству. Там, где господствует ксенофобия, нет места Праву. Там, где нет места последнему, рано или поздно жди бунт, смуту, революцию, войну основные причины которой соответствующая партия власти упорно усматривает в происках ненавистных ей инородцев, инакомыслящих, инаковерующих и так далее. Тем самым порочный круг невежества замыкается. Ксенофобия была подлинной истиной жизни населения Российской (большевистской) империи. В конце концов, так ли уж не прав был французский писатель Антуан де Сент-Экзюпери (1900–1944), который утверждал, что «Истина не лежит на поверхности. Если на этой почве, а не на какой-либо другой, апельсиновые деревья пускают крепкие корни и приносят щедрые плоды, значит, для апельсиновых деревьев эта почва и есть истина. Если именно эта религия, эта культура, эта мера вещей, эта форма деятельности, а не какая-либо иная дают человеку ощущение душевной полноты, могущество, которого он в себе и не подозревал, значит, именно эта мера вещей, эта культура, эта форма деятельности и есть истина человека. А здравый смысл? Его дело — объяснять жизнь, пусть выкручивается как угодно». В здравом смысле Российская (советская) империя, однако, никогда не нуждалась. Может быть по этой причине она, как минимум, дважды за всю историю своего бытия не выдержала испытание на прочность перед лицом «здравого смысла» своего населения.

Заметим: в Европе иудеев тоже далеко не всегда жаловали. Вспомним, например, одно только «дело Дрейфуса». Однако условия жизни евреев в Старом свете разительно отличались от российских. Европейские евреи становились преимущественно респектабельными буржуа, но отнюдь не потерявшими человеческий облик революционерами-террористами. Как отмечалось в литературе, уже в первой половине XIX века в Западной Европе среди имен, которые служили украшением национальной культуры многих народов, появилось значительное число лиц еврейского происхождения. Это были философы, писатели, физики, врачи, юристы, журналисты и другие представители интеллектуальной элиты соответствующих стран. В их экономике набирал обороты еврейский финансовый капитал, к услугам которого не раз успешно прибегала царская Россия. Как отмечал академик М.В. Попович, «уже в XIX веке в Европе сложился широкий слой еврейской по происхождению интеллигенции, которая вошла в немецкую, французскую, итальянскую и другие культурные элиты.

В конце XIX — начале XX века писатели братья Стефан и Арнольд Цвейги, Лион Фейхтвангер, философ Эдмонд Гуссерль, математики и физики Георг Кантор, Генрих Герц, позднее Альберт Эйнштейн, Макс Борн, Эмма Нетер и многие другие составили мировую славу Германии.

Особенно много выдающихся имен дали евреи австрийской немецкоязычной культуры: тут и Фрейд, и Кафка, и Кокошка, и Витгенштейн». Европейские монархи откровенно гордились очевидными примерами процветания и заметными успехами представителей еврейского племени в своих странах. Ведь последнее становилось неоспоримым доказательством успешного их, монаршего, правления.

Однако эти очевидные факты каким-то непостижимым образом ускользали от сознания всемогущего российского императора. Для него еврейские погромы были не позором, а лишь подтверждением преданности простого люда престолу. Да и евреев в подведомственной ему России как бы не существовало. Для него, главы государства, среди его подданных обитали лишь «жиды». Николай II в письме к матери, императрице Марии Федоровне (1847–1928), пояснял: «Народ возмутился дерзостью революционеров и социалистов, а так как 9/10 из них жиды, то вся злость обрушилась на тех — отсюда еврейские погромы». Вместе с тем надо отметить, что в монаршем лексиконе это излюбленное им слово имело не столь оскорбительный характер, сколь выражало крайнюю степень нелюбви к тем или иным субъектам истории. Так, известно, что этим же словом Николай II обозначал свою крайнюю неприязнь и к англичанам, о чём свидетельствует вырвавшаяся в одной из частных бесед и ставшая впоследствии знаменитой его фраза: «Англичанин — это жид». Правда, англичане платили царю той же монетой. Например, премьер-министр Великобритании Рамсей Макдональд (1866–1937) именовал этого монарха не иначе как «обыкновенным убийцей». Однако, суть не в том, кто кого и как называл. А в том, что в абсолютистском государстве глава державы позволял себе публичные заявления о том, кого жаловать, а кого отнюдь не жалеть. Естественно, что абсолютизм, помноженный на традицию невежества, порождал соответствующие весьма опасные последствия. Иными словами, затаённая неприязнь первого аристократа империи к евреям трансформировалась в плебейскую ненависть к ним всероссийской партии этнической нетерпимости и погромов — черносотенцев. Погромы, таким образом, стали наиболее зримой формой выражения сродства душ аристократов и плебеев Российской империи.

Суть внутренней политики Российской империи в отношении евреев сформулировал один из её главных столпов, вдохновителей и идеологов, в своё время наставник будущего императора Николая II (преподавал ему в качестве наследника законоведение), видный русский правовед и влиятельный государственный деятель Константин Петрович Победоносцев (1827–1907), который в результате претворения оной в жизнь прогнозировал, что «треть евреев выедет из России, треть крестится, а треть вымрет». Очень жаль, что он при этом не смог предвидеть в качестве последствий подобной бездушной политики то, какое количество евреев пополнит ряды партии большевиков, которая сыграет столь роковую роль в судьбе самого императора, его семьи, династии, монархии, всего правящего класса (знати, элиты) и, в конечном итоге, всей российской цивилизации.

Разумеется, что подобного толка политические установки, убеждения и высказывания весьма авторитетного наставника не прошли бесследно для умонастроения его прилежного ученика и той внутренней политики, которую он вёл уже в качестве главы государства. Давая характеристику последнему русскому самодержцу, доктор юридических наук, главный научный сотрудник Института государства и права РАН Александр Валентинович Оболонский писал, что «Николай II был совершенно явным антисемитом. В этом он даже превзошёл своего отца… он опустился до оказания покровительства таким террористическим организациям, как пресловутый «Союз русского народа», и потворства погромам…». По свидетельству премьер-министра Российской империи В.Н. Коковцева предыдущее правительство под руководством П.А. Столыпина под предлогом выборов в Государственную Думу IV созыва финансировало практически все партии националистического пошиба, которые потом вошли в историю под обобщённым названием черносотенцев. В частности, став во главе правительства державы В.Н. Коковцев затребовал ведомости выплат казенных средств в пользу тех или иных партий и обратил внимание, что в отличие от других партий, зримо фигурировавших на политическом небосклоне Российской империи, «имена представителей организаций правого крыла фигурировали в ведомости, так сказать, властно и нераздельно. Тут и Марков 2-ой, с его «Курскою былью» и «Земщиной», поглощавшей 200.000 р. в год; пресловутый доктор Дубровин с «Русским Знаменем», тут и Пуришкевич с самыми разнообразными предприятиями, до «Академического Союза Студентов» включительно; тут и представители Собрания Националистов, Замысловский, Савенко, некоторые Епископы с их просветительными союзами, тут и листок Почаевской Лавры. Наконец, в великому моему удивлению в числе их оказались и видные представители самой партии Националистов в Государственной Думе, получавшие до меня довольно значительную ежемесячную субсидию на поддержание различных местных организаций, правда, в течение времени немногим более одного года». Как мы видим, все самые видные лидеры наиболее активных партий черносотенцев в этих ведомостях числятся на первых местах. Да, при такой обильной финансовой поддержке со стороны государственного бюджета Российской империи П.А. Столыпин, как уже упоминалось выше, имел все основания воскликнуть: «Не черная сотня, а черные миллионы!».

В качестве ещё одного яркого примера во истину дремучего, средневекового отношения царя к евреям можно привести отказ Николая II вопреки духу своего же акта, по сути, конституционного характера — Высочайшего Манифеста об усовершенствовании государственного порядка от 17 октября 1905 г. — утвердить законопроект правительства Российской империи об отмене черты оседлости для евреев, которая была введена ещё указом императрицы Екатерины II в далёком 1791 г. В своём письме от 10 декабря 1906 г. на имя председателя Совета министров Российской империи П.А. Столыпина император обосновал свою позицию следующим образом: «Возвращаю Вам журнал Совета Министров по еврейскому вопросу неутвержденным. Несмотря на вполне убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, — внутренний голос все настойчивее твердит Мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям. Я знаю, Вы тоже верите, что «сердце царево в руках Божьих». Да будет так. Я несу за все власти мной поставленные великую перед Богом ответственность и во всякое время готов отдать ему в том ответ». Таким образом, в деле государственного масштаба Государь явно пошёл на поводу у своих антисемитских чувств в отношении части подданных Российской империи. Чувств, которые по сути совпали с инстинктами религиозной и этнической нетерпимости членов погромной партии черносотенцев, главой которой в итоге Он де-факто и стал. Таким образом, пусть и примитивные, но непреодолимые чувства антисемитского характера главы государства взяли вверх над логикой государственного мышления со всеми вытекающими из этого прискорбного обстоятельства роковыми последствиями для державы и её на тот момент всемогущего владыки.

Вместе с тем последний русский царь, как стало со временем известно, искренне заблуждался, путая ярко и бурно демонстрируемое политическое верноподданничество со стороны относительно немногочисленных, но весьма активных членов партий черносотенного толка с лояльностью к Нему со стороны затаившего до поры, до времени свою исконную психологическую, социальную и политическую неприязнь многомиллионного народа, о чём более подробно и пойдёт речь ниже. Подтверждением последнего служат воспоминания товарища министра внутренних дел Российской империи В.И. Гурко, который, в частности писал, что вожаки «Союза русского народа» вводили царя в заблуждение относительно его всенародной популярности, забрасывая его верноподданническими телеграммами и письмами. И далее автор приводит в качестве примера следующий эпизод: «Так, однажды, на докладе Родзянко по поводу его указаний на растущее недовольство в народных массах, Государь ему сказал: «Это не верно. У меня ведь тоже есть своя осведомленность» — и, указав на лежащую у него на столе объемистую пачку бумаг, прибавил: «Вот выражения народных чувств, мною ежедневно получаемые: в них выказывается любовь к царю». Думаю, что самодержец действительно пользовался и популярностью и любовью и признательностью многочисленных членов российской партии этнической нетерпимости. Они имели все основания быть благодарными императору, который своей монаршей волей, по сути, освятил их ненависть и ненасытную потребность грабить, унижать и убивать ненавистных им инородцев. Ведь в этом процессе они возвышались в собственных глазах, поскольку только в погромах обретали свою значимость, силу и богоизбранность, заявляя тем самым о своей лояльности престолу.

Но весь трагизм диалектики этнической нетерпимости как раз и состоял в том, что на каком-то неконтролируемом этапе истории в качестве смертельно ненавидимых «жидов» народ забил до смерти самого монарха, его семью, а также и большую часть российского правящего класса (знати, элиты). Ведь определённая часть этого самого народа накрепко усвоила себе высочайшее наставление и благословение: «Бей жидов, спасай Россию!». Ну, и спасали! Спасали, разумеется, в меру своего воспитания и понимания. Спасали, как могли. А то, что среди тех, от кого спасали, впоследствии оказались и сам русский царь со своей семьёй и всеми сопутствующими домочадцами, храмы со всеми своими священниками, поместья со всеми своими владельцами и так далее? Так наша история вообще-то темная. Ну, в темноте и не разобрались: кого бить, а кого славить и любить!!! Как признал по этому поводу весьма пристрастный к этой теме А.И. Солженицын, «русское правительство начало битву с еврейским народом, но проиграна не судьба евреев, а судьба самого русского государства». Заметим: проиграна — не евреям, а своему народу, который, если его упорно натравливать на других людей, может легко озвереть, а когда озвереет, то в своём зверином оскале в метрики о рождении и паспорта, как правило, заглядывать не будет, ибо времени ни читать, ни разбираться, кто есть кто, уже не останется. Так и случилось на деле — в назидание своим потомкам и другим народам.

Иными словами, как продемонстрировала вся дальнейшая трагическая история России, еврейские погромы по какой-то своей непостижимой внутренней логике трансформировались в один сплошной и разрушительный погром, который, круша всё и вся на своём пути, смёл с лица земли не только несчастного Государя, но и самые устои российской державности, попутно разрушая и растлевая великий российский народ. Ибо под именем советского он с каким-то неистребимым остервенением стал унижать, оскорблять и уничтожать свою национальную историю, религию, культурную и интеллектуальную элиту. Не случайно российский писатель Иван Сергеевич Шмелев (1873–1950) назвал бескровный захват и кровавое удержание власти большевиками «великим избиением России», а философ Василий Васильевич Розанов (1856–1919) — «погромом России». Война всех против всех: так можно было бы сформулировать суть происходящего в державе. Пожалуй, история не знает подобного самоедства самое себя, каковое продемонстрировало население империи в годы, пришедшие на смену событиям Великой смуты 1917 г. Как констатировал английский писатель, в прошлом советский разведчик Владимир Богданович Резун (псевдоним Виктор Суворов): «В момент Февральской революции 1917 года каждый седьмой житель нашей планеты обитал в Российской империи, а сейчас — каждый 74-й: одно это свидетельствует о том, что большевики совершили…».

Но энергичный импульс этому разрушительному процессу дала именно бездумная черносотенная государственная политика Николая II. На определенную причинно-следственную связь между личными качествами последнего российского монарха и гибелью империи обращали внимание многие исследователи этой трагедии. В частности, В.И. Гурко в упоминаемой книге «Царь и царица» заметил, что «разобраться в сложных и разнообразных причинах разрушения русской государственности без выяснения основных свойств Николая II и его супруги невозможно». Ксенофобия, несомненно, как раз и относится к разряду тех черт характера этого Государя, которые сыграли столь роковую роль в судьбе всей империи. В итоге, возглавив партию этнической нетерпимости, Николай II привёл своих неистовых приспешников к закономерному и печальному концу: разгрому своей державы, династии, семьи. Как с грустью когда-то заметил об этом монархе видный российский военный теоретик и педагог, генерал от инфантерии Михаил Иванович Драгомиров (1830–1905), «сидеть на престоле годен, но стоять во главе России не способен». Видимо, это обстоятельство стало достоянием не только знати, но и неведомым образом просочилось в широкие слои простого люда страны. Иначе чем объяснить происхождение весьма злой шутки, которая в начале ХХ века пошла гулять по империи: «Почему вдруг понадобилась конституция, ограничивающая монархию? Ведь уже десять лет мы имеем «ограниченного» царя!». Именно эта неспособность главы государства, помноженная на невежество населения империи, и сыграла столь плачевную и незавидную роль в судьбе последней.

Дело, как мы видим, было не в евреях. Просто еврейский вопрос стал безошибочным индикатором, весьма чувствительным барометром реального положения вещей с достоинством, свободой и правами человека в России. Проживавший в ту пору на Украине писатель В.Г. Короленко по этому поводу писал: «Я считаю то, что претерпевают евреи в России и Румынии, позором для своего отечества, и для меня это вопрос не еврейский, а русский». Разделяя это суждение по существу, я бы позволил себе лишь небольшое уточнение: как показал весь дальнейший ход Истории, то сей вопрос оказался далеко не только русским, а, по сути, общечеловеческим.

Анатомию этнической нетерпимости в стране пытались объяснить многие мыслящие россияне. Например, свою версию выдвинул автор знаменательной по названию пьесы «На дне», глубокий знаток психологии его обитателей А.М. Горький. Так, всю вину за погромы он возлагал на «чернь», под которой понимал «нечто внесословное, внекультурное, объединенное тёмным чувством ненависти ко всему, что выше его понимания и что беззащитно». Она, по мнению писателя, и является главным носителем тех зоологических начал, которые нашли своё выражение в юдофобстве. Возможно и такое объяснение.

Свою версию этой неотъемлемой и крайне болезненной темы внутренней политики императорской России выдвинул столкнувшийся с оной на практике в ранге минского губернатора П.Г. Курлов. В частности, в упомянутой книге он писал: «Еврейские погромы являются только известной частью общего вопроса о положении еврейства в России. На практике я только в Минской губернии стал с ним лицом к лицу, как стал близко к другому вопросу — польскому и тесно с ним связанному вопросу — католическому.

Прослужив всю жизнь в центральной России, я имел только общее понятие об этих вопросах, но знакомство мое ограничивалось сообщениями прессы и толками в обществе. Мне не приходилось над ними серьезно задумываться, а, главное, на практике самому принимать участие в их разрешении. В Минске я встретился с действительной жизнью.

С первых же дней вступления в должность Минского губернатора, ко мне обращались сотни лиц по вопросу о праве жительства.

Хотя Минская губерния находилась в так называемой черте оседлости, но общие ограничения в праве жительства затрагивали многих, проживавших в губернии евреев, которые по тем или иным делам должны были выезжать, а тем более проживать вне этой черты. Особенно тяжело было положение родителей, сыновья которых поступали в высшие учебные заведения или иные специальные училища. Зачастую родители имели право проживать в столицах, каковым правом, однако, дети их не пользовались.

Понимая вызываемые таким положением затруднения, я сам не мог прийти просителям на помощь и мне приходилось обращаться с ходатайствами к с. — петербургскому и московскому градоначальникам и местным губернаторам, прося о снисхождении и допустимых по закону льготах.

Мне было непонятно, чем объясняется выделение особой черты оседлости, выехать за пределы которой при помощи различных ухищрений, все-таки удавалось, не говоря уже о том, что по самому закону вне черты еврейской оседлости могли проживать лица еврейского происхождения, из которых многие принадлежали к наиболее опасному элементу.

В тесной связи стояло воспрещение евреям жительства в сельских местностях даже в упомянутой черте оседлости . Практика и тут нашла обход. В Минской и подобных ей губерниях возникли так называемые местечки, количество которых было очень значительно. Так как в них еврейское население было крайне скучено и евреи права приобретения земли не имели, то оно для поддержки своего существования захватывало в свои руки торговлю и промыслы, что вызывало раздражение нееврейской части населения, мало способного по своему характеру к экономической борьбе с евреями.

Одновременно указанные условия проживания евреев в черте оседлости и в упомянутых выше местечках вызывали уже среди них озлобление к правительству . Если к этому прибавить другие ограничения, в том числе затруднения при поступлении еврейской молодежи в учебные заведения, не только высшие, но даже и средние, то естественно, что она легко примыкала к антиправительственным партиям, чем и объясняется развитие в этих местностях еврейской революционной партии «бунд», сыгравшей значительную роль как в волнениях 1905 года, так равно и в самой Российской революции. Более состоятельная и благоразумная часть еврейства не принимала участия в этом движении, но была не в силах удержать свою молодежь и искоренить в себе чувство раздражения против ограничительных мероприятий правительства.

Кроме недовольства, вызываемого среди евреев, мероприятия правительства имели и иную дурную сторону, развращая администрацию, в руках которой были сосредоточены еврейские дела, и поддерживая среди местного населения вражду против евреев. В этой последней кроется, по моему мнению, одна из главных причин еврейских погромов, в которых этим и ограничивается «участие» правительства… Ознакомившись на практике с положением еврейского вопроса, я пришел к убеждению, что политика правительства в этом отношении нецелесообразна и влечет за собой только отрицательные результаты, о чем сделал официальное представление бывшему в то время товарищем министра внутренних дел, заведовавшему полицией генералу Д. Ф. Трепову, настаивая на необходимости равноправия для евреев».

Истины ради всё же, однако, следует заметить, что погромы прокатились по империи при полном попустительстве Николая II, который, по суждению большинства работавших в то время иностранных дипломатов, был наиболее образованным, воспитанным, тактичным и обаятельным монархом из всех, которых ранее знавала империя. В чём же причина такого, на первый взгляд, парадокса? На мой взгляд, в России блестящее образование, воспитание и личное обаяние самым непостижимым образом уживались да и ныне уживаются с этнической установкой, которая именно в «националистическом» облачении и нашла свою, хотя и закамуфлированную, но самую устойчивую, укоренённую и естественную форму выражения. Причём этническая установка находила своих очередных жертв в самом широком диапазоне своего проявления: от евреев до японцев. Так, по воспоминаниям С.Ю. Витте, накануне русско-японской войны 1904–1905 гг. во многих резолюциях Николая II в отношении японцев мелькала унизительная фраза «эти макаки». Затем с легкой руки монарха это выражение перекочевало в среду правящего класса России, а затем и в патриотическую прессу, которая в империи, как известно, всегда содержалась за казенный счёт. В этом отношении воспоминания Витте перекликаются с воспоминаниями В.Н. Коковцева, который также на страницах своей книги упоминал случаи подобного надменного, высокомерного и презрительного отношения к японцам в самом начале этой позорной для русского оружия войны: «Все смотрели на это как на эпизод, никто не придавал ему никакого значения и презрительные слова ''макаки» по отношению к японцам, приправленные полнейшею уверенностью в быстром окончании ''авантюры», не сходили с уст». Таким образом, в российском общественном мнении в отношении японцев получили широкое распространение откровенно расистские мотивы и реплики, которые вместе с тем мгновенно исчезли после поражения России в этой неудачной войне. Соответственно, слово «макаки» исчезло и из лексикона главы государства.

Как заметил в связи с исходом русско-японской войны в то время офицер российской императорской армии, а впоследствии маршал и президент Финляндии Карл Густав Маннергейм, «война — дело не только армии, это удел всей нации. Если посмотреть именно с этой точки зрения, то японцы продемонстрировали всему миру блестящую картину единомыслия и жертвенности». Заметим: упомянутые доблестные качества были продемонстрированы вооруженными силами маленькой островной нации на поле брани против армии, представлявшей бесчисленное население могущественной империи. В этом поединке царская Россия потерпела позорное поражение. И не потому ли униженная этим поражением партия власти пыталась взять психологический реванш в процессе погромов своих малочисленных и невооруженных, униженных и затюканных подданных в лице различных национальных меньшинств, или, как их тогда ещё именовали, «инородцев»?

Таким образом, небольшая, но победоносная война со стороны маленькой Страны восходящего солнца стала одной из причин заката великодержавного светила могучей империи. Но ведь война или революция не должны оставаться последним аргументом в защите попранного национального достоинства тех или иных этносов и народов. В умении не доводить до войны либо до угрозы войны, до погромов или угрозы погромов, до оскорбления или унижения других этносов и народов как мнимого средства обеспечения национальных интересов как раз и заключается подлинное государственное мышление, которого так катастрофически не хватало Николаю II и его присным.

Были ли люди, которые, отдавая себе отчёт в сути происходящего, пытались остановить развал и гибель державы? Несомненно! В числе оных С.Ю. Витте и П.А. Столыпин. Витте обладал государственным мышлением, предвидел ход событий на десятки лет вперед, но так же, как и Столыпин, нелюбимый последним русским царем, ничего не мог поделать с бездарной и опасной политикой последнего. Неприязнь главного правителя, ревность и зависть дворцовой челяди, абсолютное непонимание со стороны населения страны — таков был печальный удел любого реформатора в империи, в том числе и на советской стадии её существования. Практически все носители государственного мышления на этой территории испытали на себе роковое пророчество русского драматурга, поэта и дипломата Александра Сергеевича Грибоедова (1790–1828), нашедшее отражение в названии его бессмертной комедии «Горе от ума».

Яркой иллюстрацией последнего является отсутствие какой-либо реакции Николая II на ставший ныне широко известным меморандум, с которым 26 февраля 1914 г. на его имя обратился бывший министр внутренних дел в правительстве С.Ю. Витте, член Государственного совета Петр Николаевич Дурново (1845–1915). В этом удивительном по силе геополитического и внутриполитического предвидения документе автор за полгода до начала Первой мировой войны предсказал монарху все катастрофические последствия, которые ожидают Россию в случае её вооружённого конфликта с Германией.

В частности, автор меморандума отмечал: «С этой точки зрения борьба между Германией и Россией, независимо от ее исхода, глубоко нежелательна для обеих сторон, как, несомненно, сводящаяся к ослаблению мирового консервативного начала, единственным надежным оплотом которого являются названные две великие державы. Более того, нельзя не предвидеть, что, при исключительных условиях надвигающейся общеевропейской войны, таковая, опять-таки независимо от ее исхода, представит смертельную опасность и для России, и для Германии. По глубокому убеждению, основанному на тщательном многолетнем изучении всех современных противогосударственных течений, в побежденной стране неминуемо разразится социальная революция, которая, силою вещей, перекинется и в страну-победительницу.

Слишком уж многочисленны те каналы, которыми, за много лет мирного сожительства, незримо соединены обе страны, чтобы коренные социальные потрясения, разыгравшиеся в одной из них, не отразились бы и в другой. Что эти потрясения будут носить именно социальный, а не политический характер, — в этом не может быть никаких сомнений, и это не только в отношении России, но и в отношении Германии. Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма… Русский простолюдин, крестьянин и рабочий одинаково не ищет политических прав, ему и ненужных, и непонятных.

Крестьянин мечтает о даровом наделении его чужою землею, рабочий — о передаче ему всего капитала и прибылей фабриканта, и дальше этого их вожделения не идут…

Но в случае неудачи, возможность которой, при борьбе с таким противником, как Германия, нельзя не предвидеть, — социальная революция, в самых крайних ее проявлениях, у нас неизбежна.

Как уже было указано, начнется с того, что все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнется яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социалистические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала черный передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побежденная армия, лишившаяся к тому же за время войны наиболее надежного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским стремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишенные действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентные партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддается даже предвидению…».

Чрезвычайно высоко автора этого замечательного исторического документа в своём очерке «Предсказание П.Н. Дурново» оценил знаменитый русский прозаик, публицист и весьма самобытный историософ, который, к слову сказать, тринадцать раз был номинирован на Нобелевскую премию по литературе Марк Александрович Алданов (1886–1957): «Однако самое замечательное из всех известных мне предсказаний было сделано человеком не знаменитым и теперь забытым, да и никогда не пользовавшимся ни славой, ни даже добрым именем. Я имею в виду записку, поданную в феврале 1914 года Николаю II отставным русским сановником Петром Николаевичем Дурново. Этот замечательный документ мало известен и в России. В Америке и в Западной Европе он, я думаю, не известен почти никому (…) Однако по блеску прогноза я не знаю в литературе ни одного документа, который мог бы сравниться с этим. Вся записка Дурново состоит из предсказаний, и все эти предсказания сбылись с изумительной точностью. Исходили же они от человека, который никогда внешней политикой не занимался: простого полицейского чиновника, посвятившего почти всю свою жизнь полицейскому делу. Он предвидел то, чего не предвидели величайшие умы и знаменитейшие государственные деятели!».

Симптоматично, что в своё время автора этой докладной записки, которая могла спасти Россию, император Александр III уволил с поста директора департамента полиции с убийственной резолюцией: «Убрать эту свинью в 24 часа». Вполне возможно, что неумение ценить таланты и антипатия к умным людям передалась Николаю II по наследству, а от него уже и всем последующим высшим иерархам советской империи.

Действительно, по поводу реакции царя на этот меморандум возникает множество вопросов. Очевидно, что война против Германии в союзе с Англией грозила России неисчислимыми бедами, каковые, в конце концов, и обрушились на её голову, а заодно и всего остального мира. Почему же император не отреагировал на этот и подобные ему сигналы? Трудно предположить, чтобы антипатия к автору оной записки могла затмить в глазах самодержца всея Руси национальные интересы и национальную безопасность огромной державы. В равной степени трудно предположить, что он начисто исключал развитие событий в русле описанного сценария. Так почему же Николай II всё же избрал наихудший из всех возможных вариант поведения, почему, не думая, окунулся с головой в омут мировой войны и… грядущей за ней русской смуты, погубившей в итоге российский народ, великую державу, многовековую династию и его семью? Учитывая весь последующий ход событий в истории этой великой, но несчастной страны, видимо, в данном случае следует предположить действие неких глубинных закономерностей национального бытия, жизнеустройства и мировидения, постижение которых стало непосильной задачей даже для её высокообразованного правящего класса. Бессилие последнего дать какое-либо внятное пояснение внутренней политики империи на основе осмысления национальных интересов народа и державы наиболее образно сформулировал известный российский государственный деятель, генерал-фельдмаршал Христофор Антонович Миних (1683–1767): «Русское государство имеет то преимущество перед всеми остальными, что оно управляется самим Богом. Иначе невозможно объяснить, как оно существует». Конечно же, совсем не по-христиански возлагать ответственность за все несуразности своего государственного бытия на Бога. Но подобный прием как раз укладывается в прокрустово ложе той самой злополучной традиции, которой была насквозь пропитана вся история этой державы.

Как это не покажется странным, но в равной степени как устойчивость, так и уязвимость существования империи коренились в одном и том же стереотипе исторического поведения, который при монархической форме правления находил своё внешнее выражение в деятельности главы державы. Когда глава государства не обладает государственным мышлением и тем самым мучительно переживает свою неспособность стать лидером нации, то наиболее доступным способом поднять свою популярность (престиж, рейтинг) ему представляется оказия угодить наиболее низменным, но неизменно сильным страстям населения своей страны. В Российской империи эти черты национального характера всегда прорывались наружу в виде агрессивной политики: внутренняя при этом, как правило, заканчивалась погромами, а внешняя — войнами. Погромы и война, по сути, стали основными формами самоутверждения и самовыражения населения огромной страны. Потворство этим пристрастиям — весьма прискорбное качество большинства глав этой великой державы. Любопытно, что, оценивая подобное поведение отца последнего монарха, Александра III, королева Великобритании Виктория (1819–1901) характеризовала его как «варвара, азиата и тирана».

Именно склонность Николая II к тому роду настроений, о которых упоминал В.Н. Коковцев, и объединила часть его ближайшего окружения и народа в единую партию власти, которая впоследствии и привела к историческому банкротству всю страну со всеми её достижениями, судьбами и героями своего времени. Всё произошедшее лишь подтвердило, что пристрастия сии и их носители — это часть неискоренимой традиции империи, разрушительное действие которой можно уподобить разве что силе законов природы. Поэтому империя на всех фазах своего существования (царской и советской) при первом удобном случае неизменно подвергалась распаду, ибо по большому счету, никому не хочется жить в державе со столь устойчивыми традициями унижения достоинства, посягательства на свободу и пренебрежение правами человека. Так, авторы уже цитированной выше статьи «Вперед нельзя назад!» отмечают, что именно «страусиная позиция российской политической «элиты», ее нежелание и неумение видеть не только самих себя, но и интересы людей в нашей стране только в ХХ веке обернулись двумя цивилизационными катастрофами — 1917 и 1991 гг.».

Вообще на территории империи за всю её историю, за редчайшим исключением в лице Александра II, безраздельно господствовали два фактора: невежественный абсолютизм главы державы и абсолютное невежество её населения. Подобное сочетание представляло собой неимоверно опасную гремучую смесь для судеб страны. В этом отношении наша история — впечатляющий урок всему человечеству. Именно по отношению к душе, уму, достоинству в государстве можно безошибочно определить, имеем ли мы дело с суверенным, цивилизованным народом или населением, обречённым прозябать на просторах соответствующей территории. Населением, готовым в любой момент на бунт, жестокий и беспощадный, первыми жертвами которого, как повелось, становятся ни в чём не повинные инородцы и иноверцы, потом — не успевшие эмигрировать более состоятельные сограждане, а затем уже — кто попадался под горячую руку рассвирепевшей толпы. Подобная традиция в любой державе — верный признак её будущего распада. Наиболее очевидным образом все изъяны и последствия этой роковой для Российской империи традиции явили себя во время Гражданской войны. И тон в этом эксцессе человеческой природы, как уже отмечалось ранее, задавало подавляющее большинство исконного, коренного, крестьянского населения разрушенной империи.

При этом должен отметить, что при всей критической оценке деятельности последнего российского монарха в качестве главы государства, автор данной работы неуклонно придерживается позиции, что организованное во время Первой мировой войны начальником штаба Верховного главнокомандующего русской армии, генерал-адъютантом Михаилом Васильевичем Алексеевым (1857–1918) среди подчинённых ему командующих фронтов принуждение к отречению от престола царя Николая II, последовавшего 2 марта 1917 г., следует квалифицировать в качестве военно-государственного переворота, а также государственной измены в силу несомненного нарушения Воинской присяги участвующими в оном перевороте русскими генералами. Исследованию этого самого трагического, разрушительного и переломного эпизода в истории Российской империи, кардинально изменившего весь естественный ход российской истории, была посвящена фундаментальная работа Виктора Сергеевича Кобылина (1908–1986) «Анатомия измены. Император Николай II и Генерал-адъютант Алексеев: истоки антимонархического заговора». Разумеется, картина произошедшей трагедии нашла своё отражение во многих известных на сей час источниках, но, помимо упомянутой, наиболее подробно в книгах двух наиболее компетентных на то время в Российской империи государственных деятелей: начальника императорской дворцовой охраны, генерал-майора Александра Ивановича Спиридовича (1873–1952) «Великая Война и Февральская Революция 1914–1917 гг.» и последнего начальника Петроградского охранного отделения, генерал-майора Константина Ивановича Глобачева (1870–1941) «Правда о русской революции».

В указанной книге В.С. Кобылина подробнейшим образом, на основе огромного исторического материала всесторонне исследуется событие, которое, по сути, стало катастрофой цивилизационного масштаба в судьбе всех поданных Российской империи. События, которое в итоге привело к кардинальному нарушению естественно-исторического хода развития многомиллионного народа империи, к разрушению исторически сложившейся русской государственности, к краху российской цивилизации, к уничтожению великой русской культуры и к безумной, ужасной русской смуте, которую склонные к символической периодизации произошедшего политики и историки впоследствии нарекли Февральской и Октябрьской революциями 1917 г.

Помимо всего прочего, В.С. Кобылин с нескрываемой душевной болью и большой печалью обращал внимание на те личные психологические качества Николая II, которыми без зазрения совести воспользовались недобросовестные представители правящего класса (знати, элиты) царской России, объединённые противоправным замыслом о понуждении монарха к отречению от престола. В частности, он отмечал, что «Государь обладал большим личным обаянием. Будучи тщательно воспитанным, он производил чарующее впечатление на своих собеседников, часто недоброжелательно к нему относившихся. Но была у Государя еще одна черта, которая сыграла решающую роль в конце его царствования — Государь не обладал властным авторитетом личности, в нем не было той внутренней мощи, которая заставляет людей безпрекословно повиноваться, иначе говоря, Государь не обладал даром повелевать. Это совсем не значит, что Государь был слабоволен, как это часто утверждают, отнюдь нет, он умел настоять на исполнении своих решений, которые оспаривались его министрами. Чтобы выразиться яснее, скажу, что Государя не боялись. А власть, в особенности Верховная, должна внушать это чувство. Надо правильно понять этот термин. Мы говорим часто, что «он Бога не боится». Вот этот страх Божий можно сравнить с тем чувством, которое подданные должны испытывать к своему Государю. Император Николай II этого чувства своим подданным не внушал».

Забегая вперёд отмечу, что, а вот Сталин это чувство своим «подданным» внушал повсеместно, беспредельно и беспрекословно, поскольку самым безжалостным, бесцеремонным и жестоким образом истреблял представителей как раз всех тех иерархических слоев большевистской империи, которые по своему влиянию составляли некий аналог тех социальных сословий, что в Российской империи бездумно, бессовестно и безответственно интриговали против своего монарха. При этом нельзя исключать того, что Сталин по многочисленным мемуарам представителей белой эмиграции самым внимательным образом изучил историю военно-государственного переворота в России, в итоге вынудившего царя отречься от престола, и сделал соответствующие для себя выводы с целью самосохранения на Олимпе власти уже в качестве пожизненного «Красного монарха».

В принципе, мысленно проводя сравнительную характеристику деяний этих двух исторических фигур по отношению к своим подданным надо признать, что последний глава императорской России на фоне главы большевистской лагерной империи выглядел глубоко интеллигентным, исключительно благовоспитанным, широко образованным и демократически настроенным государственным деятелем. Здесь к месту привести характеристику царя Николая II, которую оставил в увидавшей свет в 1938 г. книге «Император Николай II и революция» русский писатель и историк Иван Павлович Якобий (1879–1964): «Исторія царствованія Императора Николая II привлечетъ вниманіе не одного будущаго историка. Когда страсти, возбужденныя стихійной катастрофой, поразившей Россію, уступятъ м?сто тому чувству безпристрастнаго вниманія, для котораго необходима н?которая отдаленность изучаемыхъ событій, — тогда только потомство отдастъ справедливость эпох? которая была великимъ царствованіемъ, и Царю, который былъ великимъ Монархомъ…». Полагаю, что такое время уже пришло и многочисленные представители «потомства» той эпохи абсолютно чистосердечно разделяют это справедливое суждение, отдающее дань должного признания деятельности Николая II в качестве достойного главы государства.

А царская же Россия на историческом фоне рабоче-крестьянской — в виде СССР сейчас, уже спустя более века, с высоты исторического полёта выглядит в качестве вполне себе правового государства. Вот какую, например, оценку устоявшемуся после реформы правосудию в императорской России давал известный русский публицист, неоднократно номинированный на Нобелевскую премию по литературе, М.А. Алданов: «Конечно, дореволюционный русский суд (за исключением сравнительно редких случаев) был судом превосходным — по серьезности тона, по деловитости, по внимательному отношению к подсудимым, по совершенному беспристрастию председателя. Суд никогда не превращался в балаган, с грубейшей бранью между сторонами».

Обосновывая в 1880 г. необходимость создания специальной секретной службы по обеспечению государственной безопасности — Департамента государственной полиции — в царской России в качестве правопреемника знаменитого III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии министр внутренних дел М.Т. Лорис-Меликов писал, что «делопроизводство в оном может быть вверено только таким лицам, которые, обладая необходимыми для службы в высшем правительственном учреждении познаниями и способностями, вполне заслуживают доверия по своим нравственным качествам, выдержанности характера и политической благонадёжности». Заметим при этом, что «нравственные качества» были указаны в качестве приоритетных в перечне необходимых для работы в учреждении, призванном обеспечивать государственную безопасность Российской империи.

О приоритетном соблюдении законности в процессе полицейского дознания свидетельствуют, кстати, и многочисленные мемуары высокопоставленных полицейских и жандармских чинов императорской России, например, Александра Павловича Мартынова (1875–1951) «Моя служба в Отдельном корпусе жандармов», Павла Павловича Заварзина (1868–1932) «Работа тайной полиции» и «Жандармы и революционеры: Воспоминания», Александра Васильевича Герасимова (1861–1944) «На лезвии с террористами», Алексея Тихоновича Васильева (1869–1930) «Охрана. Русская секретная полиция», Константина Ивановича Глобачёва (1870–1941) «Правда о русской революции», Владимира Фёдоровича Джунковского (1865–1938) «Воспоминания 1865–1904 г.», из которых со всей очевидностью явствует отсутствие какого-либо применения пыток и физических истязаний в деятельности политической полиции царской державы в отличие от соответствующих органов большевистской империи. О последнем свидетельствуют, например, мемуары известного советского разведчика, нелегального резидента НКВД СССР во Франции, Австрии, Италии, а затем и в республиканской Испании Александра Михайловича Орлова (1895–1973) «Тайная история сталинских преступлений», а также высокопоставленного сотрудника советской разведки в составе органов ОГПУ-НКВД-НКГБ-МВД СССР П.А. Судоплатова «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы», а также, по сути, вся лагерная проза, авторы которой прошли всеми кругами ада застенков лагерной державы и выжили, чтобы поведать миру о пережитых страданиях в назидание потомкам.

В контексте этой темы представляет интерес оценка деятельности одного из министров внутренних дел императорской России, которую дал М.А. Алданов: «Все же отдадим ему должное: на фоне нынешних полицейских методов, на фоне того, что делают всевозможные Гиммлеры из всевозможных Гестапо и ГПУ, он и в этом отношении выделяется чрезвычайно выгодно. В денежный подкуп он верил, но ему и в голову не могло бы прийти, что можно вынуждать у человека показанья пыткой и мученьями. Ни единого подобного факта за ним не значится, в этом его никто никогда и не обвинял». Да, всё познается в сравнении…

Таким образом, в конечном итоге, по факту, русский народ предпочёл исторически обусловленной, юридически и религиозно обоснованной власти императора в лице исключительно образованного, прекрасно воспитанного, несомненно совестливого и глубоко верующего Николая II вероломное, неправомерное, исторически противоестественное господство партии большевиков в лице диктатора, параноика, палача, недоучившегося семинариста-безбожника и, что самое трагическое, абсолютно не ведавшего что такое совесть Сталина, многочисленные чудовищные злодеяния которого дали его современнику М.А. Алданову основание абсолютно справедливо заявить: «Сталин залит кровью так густо, как никто другой из ныне живущих людей…». Увы, таков трагический парадокс истории.

В связи с логикой изложения к месту привести диалог, который состоялся в 30-х годах ХХ столетия между одним из самых именитых российских социал-демократов, публицистов, историков, социологов и философов П.Б. Струве и другим, не менее известным политическим деятелем, депутатом II–IV Государственной думы Российской империи, редактором газеты «Киевлянин» Василием Витальевичем Шульгиным (1878–1976). В частности, Струве заявил, что у него была единственная причина для критики Николая II — что тот был излишне мягок с революционерами, которых, по словам Струве, нужно было «безжалостно уничтожать». Шульгин в ответ, в шутку спросил, уж не считает ли Струве, что и он сам должен был быть уничтожен. Струве, чрезвычайно разволновавшись, воскликнул: «Да! И, встав со своего места, зашагал по зале, тряся седой бородой. — Да, и меня первого! Именно так! Как только какой-нибудь революционер поднимал голову свою — бац! — прикладом по черепу!». Ну, вот Сталин во главе большевистской империи как раз так и поступал, сначала, по отношению к своим политическим оппонентам, а затем, и ко всему народу: как только кто-то поднимал голову, то «бац! — прикладом по черепу», а потому убедил, стреножил и, в конце концов, заставил любить и боготворить себя советский народ.

В какой-то мере ответом П.Б. Струве и всем тем, кто сначала всеми силами раскачивал лодку государственного строя Российской империи, а впоследствии сам пал жертвой ужасных последствий своих же политических происков, интриг, сплетен, инсинуаций и государственной измены, стало следующее рассуждение из упомянутой книги И.П. Якобия: «Клеветники изъ л?ваго лагеря обычно обвиняли Императора Николая II въ жестокости; «Николай кровавый» — вотъ ходкое прозвище, которое господа эсъ-эры и кадеты давали Государю, когда они подготавливали судъ и расправу надъ Нимъ и старались, впосл?дствіи, отвлечь отъ себя справедливое народное негодованіе. Но, когда февральская революціонная заря см?нилась суровой большевицкой д?йствительностью, когда людямъ, совершившимъ, способствовавшимъ или допустившимъ великую изм?ну Царю, пришлось расплачиваться за нее собственною шкурою, — тогда обвиненія въ жестокости внезапно см?нились обвиненіями Государя въ чрезм?рной мягкости, въ безволіи. — «Ахъ, почему Онъ отрекся! почему не повел?лъ перев?шать бунтовщиковъ! Если бы на м?ст? Николая II былъ въ это время такой Государь, какъ Николай I, никогда у насъ не произошло бы революціи». Такъ ропщутъ, такъ жалуются, такъ стонутъ бывшіе генералы, пом?щики, профессора, земцы, адвокаты, либералы, депутаты, сановники, обобранные большевиками и прозябающіе въ эмиграціи». Но далеко не всем бывшим рьяным критикам государственного строя императорской России в лице Николая II удалось благополучно добраться до эмиграции. О трагической участи одного из оных поведал в своих мемуарах В.Н. Коковцев вспоминая как неустанно и яростно обличал царское правительство один из депутатов Государственной думы III созыва Российской империи. В частности, автор воспоминаний, на то время министр финансов в правительстве П.А. Столыпина, писал: «Носителем кадетского вероучения во все шесть лет был мой бессмысленный оппонент Андрей Иванович Шингарев, в таких ужасных условиях погибший вместе с Кокошкиным от руки советских агентов-матросов, ворвавшихся к нему, больному, в Мариинскую больницу, куда он был переведен из Петропавловской крепости. Об ужасном конце его жизни я узнал в самом начале 1918 года в бытность мою в Кисловодске и невольно перенесся тогда мыслью ко всем его пламенным речам в пользу охранения народа от гнета и злоупотреблений власти, как и о том, как часто он отравлял мне мое существование обычными его приемами бороться cо своим противником своеобразными аргументами, далекими от существа предмета и рассчитанными на сочувствие толпы…». Да, действительно, бывший яркий защитник обделённого властью народа без всякого сочувствия к его состоянию тяжело больного человека был буквально растерзан представителями той самой дорвавшейся до власти толпы, на сочувствие которой он так уповал во время своих пламенных обличительных речей в царской Государственной думе. Этот, как и многие другие подобные примеры свидетельствуют лишь о том, как долго можно искренне мнить себя подлинным представителем народа, понимание подлинного нутра которого начинает приходить только в последний миг жизни, которую вмиг можно потерять от его натруженных, мозолистых рук.

Действительно, в результате относительно мягкой либеральной внутренней политики в мирное время со стороны императора Николая II антиправительственные настроения в той части правящего класса (знати, элиты) царской России, которая формировала общественное мнение в стране, достигли такого размаха, что проникли даже в среду высшего военного командования империи, о чём и свидетельствует осуществленный во время Первой мировой войны военно-государственный переворот, завершившийся отречением царя от престола. Очень лаконичное описание произошедшей военно-государственной измены, имевшей вместе с тем самые что ни на есть трагические, роковые последствия для судьбы всех подданных империи оставил в своей книге И.П. Якобий: «…въ самой Ставк? окружающіе Государя генералы уб?ждаютъ Его уступить революціи. Что же д?лаетъ Государь? Онъ посылаетъ въ Петроградъ отрядъ войскъ для водворенія порядка и Самъ?детъ туда. Но предательство ждетъ Его по дорог?; Онъ попадаетъ въ Псковскую ловушку, вс? главнокомандующіе фронтами Ему изм?няютъ, у Него не остается ни генераловъ, ни Правительства, ни солдатъ». Учитывая вышеизложенное, с полной ответственностью можно утверждать, что осуществление военно-государственного переворота во время Великой войны по отношению к законному главе государства, помазаннику Божьему, который при этом весьма достойно осуществлял миссию Верховного главнокомандующего воюющей армии является преступлением цивилизационного масштаба, которое в мгновение ока обрушило всю российскую государственность в историческую бездну и тем самым породило великую русскую смуту.

На мой взгляд, весь период исторического времени после упомянутого военно-государственного переворота, включая Гражданскую войну, и вплоть до окончательной победы в ней крестьянской Красной армии под руководством партии большевиков следует именовать русской смутой, но, отнюдь, не революциями и порождёнными ими преобразовательными процессами. Поэтому совершенно неслучайно один из самых видных руководителей Белого движения, генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин (1872–1947) именовал свою фундаментальную книгу о той трагической эпохе «Очерки русской смуты». В этом отношении также представляет интерес позиция и другого современника тех трагических событий, русского публициста и политического мыслителя Ивана Лукьяновича Солоневича (1891–1953), который самим названием и содержанием своей известной публикации «Великая фальшивка февраля» подверг глубокому сомнению устоявшуюся в отечественной историографии трактовку указанного военно-государственного (или по употреблённой им терминологии «военно-дворцового») переворота в Российской империи политически благопристойным наименованием «Февральская революция».

Итак, оный военно-государственный переворот в мгновенье ока превратил могучую императорскую православную Россию, надо признать, с высокообразованным правящим классом, с несомненными достижениями в области культуры, литературы и искусства, находящейся на подъёме своего экономического, промышленного развития в разлагаемое, распадающееся и раздираемое на части русской смутой примитивное, деградированное сельское, деревенское квазигосударственное образование, возглавляемое партией большевиков, для которых единственно доступным методом управления в крестьянской стране оказалась совокупность внесудебных карательных мер и абсолютно неправомерных репрессий, диапазон которых простирался от точечного Красного террора (постановление СНК РСФСР от 5.09.1918 «О красном терроре»), направленного против представителей упразднённого правящего класса (знати, элиты) империи, до всеохватывающего, повсеместного, массового, практически, всенародного террора в виде системы концентрационных лагерей (Архипелаг ГУЛАГ), которые объяли страну в жёсткий корсет всеобщего страха, доносительства и раболепия. Так, в частности, давая определение Красному террору, один из его идеологов и неуёмных воплотителей в жизнь, первый глава Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР (ВЧК при СНК РСФСР) Феликс Эдмундович Дзержинский (1877–1926) заявил, что «это устрашение, аресты и уничтожение врагов революции по принципу их классовой принадлежности или роли их в прошлые дореволюционные периоды».

На факт удивительно скоропалительного процесса распада «сельского, — по терминологии К.Д. Кавелина, — деревенского государства» и особенности специфической социальной психологии большинства его крестьянского населения обратил внимание В.В. Розанов: «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три… Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей. И собственно, подобного потрясения никогда не бывало, не исключая «Великого переселения народов». Там была — эпоха, «два или три века». Здесь — три дня, кажется, даже два. Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Что же осталось-то? Странным образом — буквально ничего. Остался подлый народ, из коих вот один, старик лет 60 «и такой серьезный», Новгородской губернии, выразился: «Из бывшего царя надо бы кожу по одному ремню тянуть». Т. е. не сразу сорвать кожу, как индейцы скальп, но надо по-русски вырезывать из его кожи ленточка за ленточкой. И что ему царь сделал, этому «серьезному мужичку».

Именно эта масса «серьезных мужичков», желающих «кожу по одному ремню тянуть» из себе подобных и породила большевизм в качестве образа мысли и стереотипа поведения, типа жизнеустройства и мировосприятия, и, в конечном счёте, формы государственно-организованного исторического бытия подавляющего большинства населения бывшей Российской империи.

Яркий пример жестокости, которая коренилась в душах крестьянского населения императорской России, привёл в указанной книге П.Г. Курлов, когда описывал крестьянские погромы помещичьих усадеб в Курской губернии времён 1905 г. Так, в частности, выехав в ранге вице-губернатора Курской губернии на место одного из указанных погромов, он обнаружил следующие последствия оного: «По пути нам пришлось проходить через догоравшее имение Волкова. В нем был прекрасный конский завод и значительное количество племенного скота. Мы наткнулись на трупы лошадей и коров с перерезанными сухожилиями на ногах и выпущенными внутренностями. Бессмысленная жестокость, в которой уже зарождались инстинкты современного большевизма!». Переход от бессмысленной жестокости по отношению к животным к осмысленной жестокости по отношению к людям не замедлил себя ждать во времена русской смуты. На подобное обстоятельство обратил особое внимание А.И. Солженицын, иллюстрируя жестокие нравы своего народа, явившие себя во всей красе в период Гражданской войны: «Ещё страшней нам кажется мода воюющих сторон, а потом победителей — на потопление барж, всякий раз с несосчитанными, непереписанными, даже и неперекликнутыми сотнями людей, особенно офицеров и других заложников — в Финском заливе, в Белом, Каспийском и Чёрном морях, ещё и в Байкале. Это не входит в нашу узкосудебную историю, но это — история нравов, откуда — всё дальнейшее…». На эту же тему рассуждал и писатель Эдвард Станиславович Радзинский. В частности, в одном из своих публичных выступлений он заметил: «Напомнить, как делали перчатки из человеческой кожи, что выделывали в подвалах ЧК и в подвалах белогвардейской контрразведки, что делали друг с другом люди, которые принадлежали к одному народу». Приведённое свидетельствует о той безграничной вековой ненависти, которая до поры до времени таилась в душах российского крестьянства по отношению к привилегированным сословиям императорской России, и которую большевики не только выпустили, как джинна из бутылки, но которую при этом возвели в ранг основы своей внутренней политики при построении большевистской державы.

Подводя итог изложению этого узлового момента произошедшей исторической трагедии, необходимо признать, что с государствоведческой точки зрения автор настоящей работы разделяет вывод, к которому пришёл в упомянутой книге П. Г. Курлов: «Думаю, что после русской революции и власти большевистского «правительства» даже в умах нашей беспочвенной интеллигенции, составлявшей оппозицию Царскому правительству, не осталось сомнения в том, что единственною, соответствующею характеру русского народа, формою правления может быть только абсолютная монархия». Такую же позицию в указанной книге высказал и Д.П. Кончаловский, подчеркнув, что «царизм как форма социально-политического строя и общего уклада жизни… единственно соответствовал всех совокупностей существования русского народа, внутренних и внешних». Сходную точку зрения на сей предмет высказал русский военный историк Антон Антонович Керсновский (1907–1944), который утверждал, что «существуй в России конституция с 1881 года, страна не смогла бы пережить смуты 1905 года, и крушение бы произошло на 12 лет раньше. Александру III, отвергнувшему по совету Победоносцева меликовский проект, Россия обязана четвертью столетия блестящей великодержавности». К подобному же выводу в итоге длительных размышлений пришёл и я в своей статье «Выбор формы правления — выбор исторической судьбы» (газета «2000» от 14.12.2007 г.). Да, надо признать, что православная абсолютная монархия (царизм) являлась наиболее адекватной, глубоко органичной, естественной формой государственно-организованного исторического бытия народа Российской империи.

Представляется, что история полностью подтвердила этот глубоко выстраданный, основанный на всесторонней оценке всех трагических последствий упомянутого военно-государственного переворота вывод, к которому постфактум пришли очень многие современники этого самого рокового периода исторической жизни народа Российской империи. Правда, нельзя при этом упускать из виду известное заключение французского мыслителя Дени Дидро, которое он сформулировал относительно особенностей формы правления в России, где он гостил по приглашению императрицы Екатерины II (1729–1796), что это «абсолютная монархия, ограниченная убийством». В конечном итоге трагическая кончина императора Николая II в полной мере подтвердила это печальное заключение гениального французского философа.

Итак, именно безграничная патологическая ненависть малограмотного, невежественного, обезумевшего крестьянского населения к правящему классу (знати, элите) царской России стала исторической предпосылкой той безумной формы политического бытия, которое впоследствии получило наименование большевизма. В итоге менталитет и стереотип поведения крестьянского населения императорской России стал социально-психологическим и нравственным основанием большевизма во всех его проявлениях на всех этапах его бесчеловечной эволюции. Наиболее красноречивое описание одного из самых ужасающих этапов оной дали те несчастные подданные большевистской империи, которые пройдя всеми кругами ада советских концентрационных лагерей, выжили и оставили свои воспоминания, сформировавшие особый, небывалый жанр мировой литературы — лагерную прозу. Автор одной из самых впечатляющих книг из серии лагерной прозы «Черные воды Васюгана» Юлиус Натанович Вольфенгаут (1913–2004) очень горько заключил: «На основании опыта, накопить который у меня было достаточно времени, я пришел к выводу, что непредсказуемые, часто непонятные западному миру действия большевиков можно понять, если исходить всего из двух аксиом: Все, что они говорят, — ложь! Нет ни одной подлости, на которую они не были бы способны! В этом короткий смысл длинных речей».

Таким образом, под большевизмомв настоящей работе понимается государственно-организованная форма невежественного, глубоко порочного и абсолютно бесчеловечного стереотипа поведения, жизнеустройства и мировосприятия, характеризующаяся осуществлением всяческих неправосудных и неправомерных бесчинств, которые под руководством партии большевиков неистово творило подавляющее большинство крестьянского населения рухнувшей императорской России, прежде всего, по отношению к смертельно ненавидимым им представителям царской династии, дворянства, офицерства, чиновничьего правящего класса, церкви, буржуазии и городской интеллигенции империи, а затем и по отношению друг к другу в виде Гражданской войны, которая в той ли иной форме, горячей или холодной, начиная с 1918 г. продолжалась вплоть до развала СССР в 1991 г.

На это трагическое обстоятельство обратил внимание А.Н. Илларионов. В частности, в одном из своих интервью он вполне резонно заметил, что «наиболее серьезный вызов нашей стране заключается в преодолении политической культуры, характерной для гражданской войны, длящейся в нашем обществе последнее столетие. Практически все крупнейшие события в российской истории последнего века — три революции, гражданская война, коллективизация, индустриализация, уничтожение кулаков, духовенства, белого офицерства, купцов, голод, террор, ГУЛАГ, Вторая мировая война, борьба с вредителями, космополитами, врачами-отравителями, стилягами, художниками-абстракционистами, диссидентами, за Союз, против самостоятельности народов, за независимость республик, за создание рыночной экономики, против сепаратистов, «террористов», «олигархов», «оранжевых», «шпионов» — происходили в формате большой непрекращающейся гражданской войны. Весьма часто оказывавшейся «горячей», лишь изредка «холодной». Но всегда — войны».

Советские и постсоветские ученые утверждают, что бесконечная гражданская война, жестокая, дикая и бессмысленная, вместе со всеми последующими войнами, в том числе и войной государства со своим народом, унесли в ХХ веке по разным подсчетам жизнь от 60 до 66 миллионов человек — преимущественно, самых мужественных, умных, энергичных и талантливых. Так, академик Н.П. Шмелев, некогда вхожий в семью Н.С. Хрущева, поведал, что «как-то раз за столом Никита Сергеевич мне сказал, что через лагеря 17,5 миллиона человек пропустили, но потом оказалось, что на самом деле еще больше: 20 с чем-то — 24, по-моему… Ну, а дальше мы с вами все время плюсуем… Сколько погибло в войну? Сначала говорили: что совсем немного, потом объявили, что 20–27 миллионов, теперь звучит 30, так что цифры тут относительны. Итого в революцию, в Гражданскую войну, в коллективизацию, в Голодомор, в 37-м и в Отечественную замучили, убили и уморили примерно треть населения…». Следует при этом учесть, что население Российской империи на 1914 г. (без Финляндии) по разным данным колебалось от 165 миллионов до 175 миллионов человек, из коих жизни порядка 3 миллионов человек унесла Первая мировая война. Для сравнения напомню, что Гражданская война унесла порядка 12 миллионов человек. Поэтому как не считай, а национальная катастрофа налицо: население империи в бесконечной войне друг с другом превратило среду своего обитания в кромешный ад.

Другой вопрос, что, если горячая фаза этой войны пришлась в основном на период существования Советской России (Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика) с 1918 по 1923 гг., то её холодная фаза в виде репрессий в той или иной форме продолжалась, практически, весь период существования СССР. Как прискорбно заметил по сему поводу в одной из своих книг В.А. Коротич: «Население перемешивалось, коренную интеллигенцию почти целиком уничтожили еще в Гражданскую войну и сталинские «чистки», а приехавшие на ее место жители деревень, которых тоже вытолкнули с обжитых мест, испуганно обвыкались в непривычной среде». А «непривычной средой», которую в переизбытке заполнили выходцы из деревень ранее распавшейся императорской России стали вновь образованные органы политической системы большевистской империи: партии, комсомола, армии, разнообразных репрессивных структур, милиции, прокуратуры, судов, законодательной и исполнительной власти разных уровней СССР, которые в итоге в силу неумолимого доминирования над их умами и душами традиции невежества и довели эту державу до полного и позорного развала. На это обстоятельство также обратил внимание В.А. Коротич: «Элита гибла… Зато множество людей, из которых выжгли основы тысячелетней народной этики, представления о религии, о национальных традициях, получили возможность рвануть в политику и руководство страны. Культ малограмотности стал политическим принципом; вдохновенные люмпены приняли Октябрь с полным восторгом».

Итак, большевизм стал формой исторической победы невежественного, малограмотного большинства крестьянского населения над своим исконным социальным оппонентом в лице правящего, культурного и образованного класса Российской империи. Но, победив в ожесточенной схватке гражданской войны, это большинство пало жертвой собственной победы, потому что эта победа, одновременно, стала победой абсолютной жестокости, варварства, невежества и подлости над тончайшим слоем культуры достоинства человека, которая зародилась и до поры до времени гнездилась в умах и душах узкого круга культурной, образованной части императорской России. Иными словами, этап русской смуты, получивший наименование Октябрьского переворота, наряду с освобождением от естественно-исторического гнёта относительно невежественного меньшинства принес ещё больший, но, уже исторически-противоестественный, ужасающий гнёт абсолютно невежественного и исключительно агрессивного большинства. Это варварское большинство в процессе своей братоубийственной практики и породило то государственное образование, которое со временем, с лёгкой руки А.И. Солженицына, получив наименование Архипелага ГУЛАГ и стало символом трагического бытия его обитателей. Так, историк Ю.Н. Афанасьев подчеркивает, что «если на 1917 год посмотреть более широко и более основательно, то есть захватить не только этот 1917 год, но и в 1918-ый, и Гражданскую войну, в которой решалась, собственно говоря, судьба 1917 года, даже последующие события, то окажется, что в 1917 году или в революции 1917 года действительно победило большинство русского населения, победа принадлежит большинству. Иначе гражданская война не была бы выиграна… Но эта победа большинства закончилась трагедией. То есть революция — это была трагедия победившего большинства».

Здесь, видимо, уместно ввести в оборот новую для данной работы категорию, которая позволила бы в одном понятии объять весь период истории господства большевистской партии на части территории бывшей Российской империи начиная с момента захвата власти её представителями под руководством Владимира Ильича Ленина (1870–1924) и Льва Давидовича Троцкого (1879–1940) в октябре 1917 г., затем включая весь период существования Советской России с 1917 по 1922 г., а потом — СССР (Союз Советских Социалистических Республик) с 1922 г. и вплоть до дня прекращением его существования — 26 декабря 1991 г.

Таковым, на мой взгляд, может выступить понятие — «Красный проект», который сначала зародился в болезненном, воспаленном, пораженном фанатичным догматизмом сознании таких политических «архитекторов», как В.И. Ленин и Л.Д. Троцкий, а затем под их неистовым руководством был воплощен в жизнь с помощью безудержной и безжалостной, жестокой и кровавой государственной политики террора и репрессий, процесс и результаты которой нашли своё ужасающее литературное отражение в книге А.И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» и других произведениях лагерной прозы.

Итак, под Красным проектом в настоящей работе понимается весь исторический период проявления Русской Системы в форме большевизма на части территории Российской империи начиная с момента захвата власти в октябре 1917 г. партией большевиков под руководством В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого и продолжавшегося вплоть до прекращения существования СССР 26 декабря 1991 г., основополагающим признаком которого при этом являлось применение террора и репрессий в качестве основного метода управления народом при полном отсутствии уважения к достоинству, обеспечения свободы и защиты прав человека на всём протяжении его партийно-державного бытия.

Забегая несколько вперёд вместе с тем к месту оговориться, что в проведении в жизнь политики чудовищного террора и жесточайших репрессий в качестве основного метода управления народом в большевистской империи Сталин, с чьим именем преимущественно связывают эту политику, был лишь учеником, последователем Ленина и Троцкого. Как писал в своей книге «Ленин. Человек, который изменил всё» доктор исторических наук Вячеслав Алексеевич Никонов: «Тотальный террор против «эксплуататоров» и «врагов трудового народа» — изобретение Ленина. Сталин, Мао, Пол Пот будут в этом отношении эпигонами». И, да, в контексте сказанного следует также согласиться с писателем Э.С. Радзинским, одна из исторических передач которого получила вполне справедливое название: «Ленин и Троцкий — отцы Сталина». Всё так: если Ленин и Троцкий были главными «архитекторами» Красного проекта, то Сталин де-факто стал его главным «прорабом», который крайне жестоко, без устали и какой-либо тени сомнений воплощал его в жизнь в полном соответствии с безумными замыслами и бессовестными методами, заложенными в фундамент большевистской державы её творцами. В среде ряда историков бытует мнение, что разрушение СССР началось сразу же после смерти Сталина. В этом утверждении, несомненно, есть доля истины, поскольку большевистская держава могла держаться и держалась только на всепоглощающем страхе, порождённом всесторонней и повсеместной репрессивной внутренней политикой почившего диктатора. И когда обезумевший от абсолютной власти тиран умер, то самым естественным образом стал ослабевать и патологический страх (перефразируя М.Ю. Лермонтова) «преданного его голубым мундирам народа» в итоге чего начался медленный процесс латентной эрозии и дезинтеграции большевистской империи, которую в конце концов по этой же причине и настиг бесславный конец 26 декабря 1991 г.

Нельзя при этом упускать из виду, что с первых же шагов своего государственного бытия большевистская партия весьма стыдливо пыталась закамуфлировать свою глубоко порочную, абсолютно бесчеловечную и исключительно террористическую, репрессивную природу бытовавшим на то время в Европе весьма благопристойным понятием социализма. В связи с этим уместно привести весьма нелицеприятную оценку этого противоестественного политического процесса, которую дал в одном из своих интервью современник той эпохи, известный русский писатель и религиозный мыслитель Д. С. Мережковский: «Для того, чтобы Россия была, а по моему глубокому убеждению её теперь нет, необходимо, во-первых, чтобы в сознание Европы проникло наконец верное представление, что такое большевизм. Нужно, чтобы она поняла, что большевизм только прикрывается знаменем социализма, что он позорит святые для многих идеалы социализма… Страшно подумать, что при царском режиме писатель был свободнее, нежели теперь… В России нет социализма, нет диктатуры пролетариата, а есть лишь диктатура двух людей: Ленина и Троцкого». Так оно, в действительности, и было!

Поскольку данное выше определение Красного проекта включает в себя упоминание и двух его основных «архитекторов» — Ленина и Троцкого, — то уместно привести сравнительную характеристику обоих, прозвучавшую в книге «Воспоминания бывшего секретаря Сталина» со стороны знавшего их лично технического секретаря Политбюро ЦК РКП(б) Бориса Георгиевича Бажанова (1900–1982): «Из большевистских вождей Троцкий производил на меня впечатление более крупного и одаренного…

Он был превосходным оратором , но оратором типа революционного — зажигательно-агитаторского. Он умел найти и бросить нужный лозунг, говорил с большим жаром и пафосом и зажигал аудиторию. Но он умел вполне владеть своим словом, и на заседаниях Политбюро, где обычно никакого пафоса не полагалось, говорил сдержанно и деловито.

У Троцкого было очень острое перо, он был способный, живой и темпераментный публицист.

Он был человек мужественный и шел на все риски, связанные с его революционной деятельностью . Достаточно указать на его поведение, когда он председательствовал в 1905 году на Петроградском Совете рабочих депутатов; до конца он держался храбро и вызывающе и прямо с председательской трибуны пошел в тюрьму и ссылку…

Благодаря темпераменту Троцкого, его мужеству и его решительности, он был несомненно человеком острых критических моментов, когда он брал на себя ответственность и шел до конца. Именно поэтому он сыграл такую роль во время Октябрьской революции, когда он был незаменимым выполнителем ленинского плана захвата власти; Сталины куда-то попрятались, Каменевы и Зиновьевы перед риском отступили и выступили против, а Троцкий шел до конца и смело возглавил акцию (кстати, Ильич большой храбрости не показал и немедленно уступил доводам окружающих, что ему не следует рисковать своей драгоценной жизнью, и поспешил спрятаться; а Троцкий этим доводам не уступал; так же и до этого, после неудачного июньского восстания Ленин сейчас же скрылся, а Троцкий не бежал, а пошел в тюрьму Керенского.)…

Троцкий до революции не был большевиком. Надо сказать, что это — большой комплимент. Члены ленинской большевистской организации были публикой, погрязшей в интригах, грызне, клевете, компания аморальных паразитов. Троцкий не выносил ни нравов, ни морали этой компании. И даже жил не за счет партийной кассы и буржуазных благодетелей, как Ленин, а зарабатывал на жизнь трудом журналиста (еще до войны я читал его статьи в «Киевской Мысли»). Не приняв специфической морали Ленина, он был в отличие от него человеком порядочным. Хотя и фанатик, и человек нетерпимый в своей вере, он был отнюдь не лишен человеческих чувств — верности в дружбе, правдивости, элементарной честности. Он действительно не был ленинским большевиком».

Но каковыми бы ни были личные качества «архитекторов» Красного проекта, историческая трагедия заключалась в том, что победившее под их предводительством в Гражданской войне большинство крестьянского населения бывшей Российской империи понятия не имело, какими личными мотивами, взглядами и убеждениями эти «архитекторы» руководствовались при захвате власти в октябре 1917 г. Само же это крестьянское большинство, как я уже отмечал ранее, в действительности, руководствовалось вековой лютой ненавистью к власть предержащим, которых наконец-то можно было легально унижать, истязать, грабить и убивать. Любопытно, что подобная подспудная ненависть «простого народа» сопровождала и весть о содержании приговора суда по делу декабристов от 13 июля 1826 г., на что обратил внимание М.А. Алданов, сославшись на доклад одного из секретных агентов той эпохи: «Начали бар вешать и ссылать на каторгу, жаль, что всех не перевесили, да хоть бы одного кнутом отодрали и с нами поравняли; да долго ль, коротко ли, им не миновать етого». И, да, в 1917 г. не миновали!

Таким образом, сия исконная сословная ненависть крестьян к «барам» копилась веками, но вот всеобщую легальность оной придали, обосновали и обеспечили главари большевистской партии, которые потому и стали вождями «простого народа», что в полной мере сначала выразили, а затем возвели в силу закона потаенные чувства этой части населения разрушенной царской России. Именно поэтому данная крестьянская по своему классовому составу масса населения, наводнившая ряды большевистской партии уже Сталинского призыва, с бешенным сладострастием обрушило свою потаенную страсть убивать власть предержащих уже на головы соратников и сподвижников самих авторов Красного проекта, некоторые из которых стояли у истоков всех русских «революций», включая Октябрьский переворот.

Об этом трагическом бумеранге судьбы писал в своей книге «Сталин. Вся жизнь» Э.С. Радзинский: «Весь 1937 год уничтожали старых революционеров, тех, кто сотворил обе революции, — левых и правых эсеров, стариков-народовольцев, анархистов. Камеры объединили непримиримых врагов: меньшевиков, большевиков, эсеров и уцелевших аристократов. Столько лет они боролись друг с другом — чтобы встретиться в одной тюрьме. Рассказывали про полубезумного кадета, который катался от хохота по полу камеры, глядя на этот Ноев ковчег революции… Всех их успокоила ночная пуля. Было ликвидировано знаменитое «Общество бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев», вокруг которого группировались старые большевики, и журнал «Каторга и ссылка». Членам «Общества» и сотрудникам журнала предоставилась возможность познать ссылку и каторгу в основанном ими государстве. И сравнить с царскими…».

Подобный крутой вираж истории вполне объясним с социально-психологической, социологической точки зрения полным отсутствием каких-либо азов, даже элементарных зачатков понятий о достоинстве, свободе и правах человека, в общем всего того, что ныне именуется правовой культурой в головах новоявленных строителей «нового мира» на руинах императорской России. На это обстоятельство обратил внимание известный российский социолог Лев Дмитриевич Гудков, заметив, что и по сей день «мы имеем общество, в котором правовой культуры в современном смысле практически не было. Общество, которое вышло из репрессивного государства, а перед этим была ещё предшествующая фаза — для крестьянской страны проблема… современного права не стояла». Стереотип поведения крестьянского населения, практически, полностью обделенного правовой культурой, определял судьбу Российской империи на протяжении всех исторических эпох. Любопытно, но на эту особенность социальной психологии крестьян царской России обратил внимание ещё в своих знаменитых путевых записках «Россия в 1839 году» маркиз Астольф де Кюстин (1790–1857), отметив, что в качестве одной из заметных черт национального характера бросается в глаза «методичная, бесстрастная и неизменная жестокость мужиков». И далее выдвинул предположение, о котором можно смело сказать, что его автор как в воду глядел: «Если кому-нибудь когда-нибудь удастся подвигнуть русский народ на настоящую революцию, то это будет смертоубийство упорядоченное… Деревни на наших глазах превратятся в казармы, и организованное кровопролитие явится из хижин во всеоружии…». Да, действительно, большевистское государство на всех этапах своего исторического бытия вплоть до краха СССР, по сути, и было «упорядоченным», «организованным» в одну большую советскую «казарму» стереотипом поведения крестьянского населения бывшей императорской России. Так вот сей глубоко укоренённый в менталитете, архетипе русского мужика стереотип поведения, который сначала вырвался наружу благодаря упомянутому военно-государственному перевороту 1917 г., а затем восторжествовал и всесторонне раскрепостился в процессе последовавшей за ним русской смуты и стал предтечей всех несчастий, которые обрушились на голову бывшего населения разрушенной царской России. А на войне, как на войне, даже если по обе стороны баррикад бывшие подданные одной державы.

Кто-то из историков заметил, что на полях гражданской войны сражалась одна армия, разделенная смутой на своих и чужих. При этом жестокость с обеих сторон не знала пределов, поскольку стала лишь внешним проявлением глубоко и давно укорененной внутренней ненависти человека к человеку на бескрайних просторах бывшей императорской России. К великому сожалению, та беспрецедентная жестокость, которая была проявлена во время Гражданской войны бывшими подданными Российской империи по отношению друг к другу не стала уроком не только для населения СССР, но и для граждан образовавшихся на его руинах суверенных держав. Как не удивительно, но в каждой из таковых нашлись ура-патриоты, которые возжелали свалить вину за то неизбывное горе, которое их предки обрушили на головы друг друга на злые козни неких инородцев, иностранцев, иноверцев. Вместе с тем корни этой жестокости следует искать не в происках злой воли неких потусторонних сил, а непосредственно в глубинах, в исконной почве традиционного российского бытия, в сути Русской Системы. Здесь вполне уместно привести известные строки из стихотворения Александра Аркадьевича Галича (1917–1977):

Но для некоторых народов признать свою вину в своих бедах непосильная задача. Как правило, они и впредь готовы падать жертвами своей ненависти друг к другу, кляня попутно на чём свет стоит одних и тех инородцев, иностранцев и иноверцев. Такова традиция невежества. Восточная мудрость гласит: «Лучше притеснение от султана на сто лет, чем притеснение подданными друг друга хотя бы на один год». Гражданская война — самая тяжкая форма притеснения жителями одной страны друг друга.

В быту нередко можно услышать поговорку: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Перефразируя это наблюдение, можно смело утверждать: то, что в мирное время у людей таится в глубине души, во время гражданской войны безжалостно выплескивается наружу. История того, сколь нещадно население России истребляло друг друга во время горячей фазы Гражданской войны, — яркое подтверждение этой горестной закономерности. Жертвами этой вакханалии ненависти пало примерно 12 миллионов человек. В их числе около 2 миллионов 500 тысяч человек было убито и умерло от ран в качестве непосредственных участников военного противостояния; не менее 2 миллионов пало жертвой жесточайшего террора, развязанного противоборствующими сторонами; порядка 7 миллионов человек погибло от голода, холода и различного рода эпидемий (тифозных, холерных, малярийных и прочих). Страну, по ряду данных, покинуло от 1 миллиона 500 тысяч до 2 миллионов человек. Таковой оказалась непомерная цена той ненависти друг к другу, которая столетиями накапливалась в сердцах подданных Российской империи и которая прорвалась наружу после военно-государственного переворота 1917 г. в виде жуткой русской смуты, а благодаря большевикам была ещё и возведена в ранг внутренней политики большевистской империи. В конечном итоге правы оказались те, кто утверждал, что «большевизм есть несчастье, но несчастье заслуженное».

Очень часто, в ответ на данные о чудовищности катастрофы, которая постигла бывшую Российскую империю в эти годы приходиться слышать возражения типа того, что нечто подобное было присуще гражданским войнам и в других странах. Для сведения читателей приведем некоторые данные сопоставимых по значению событий в истории других государств. Так, за все годы Великой французской революции (1789–1794) террор унес по разным данным жизни от 30 до 40 тысяч человек, во время Гражданской войны в США (1861–1865) число убитых достигло порядка 618 тысяч человек, в период Гражданской войны в Испании (1936–1939) — 450 тысяч человек. Вычисление же относительного числа погибших в указанных междоусобных распрях к общей величине населения соответствующих стран оставим на усмотрение наиболее любопытных читателей, поскольку таковое ни в коей мере не является оправданием того остервенения, с которым бывшие подданные императорской России уничтожали друг друга.

В итоге Гражданская война подняла на поверхность такую мутную накипь человеческой подлости и мерзости, что многие горячие головы, ярые адепты революции, вероятно, не раз задумывались над преимуществами даже самого плохого гражданского мира. Гражданская война, как представляется, жестокое наказание населению любой державы, которая демонстрирует устойчивую неспособность разрешать возникающие противоречия правовыми, цивилизованными средствами. Не случайно этот период российской истории получил зловещее наименование «апокалипсиса». По злой иронии судьбы первыми жертвами полного отсутствия Права на территории Российской империи испытали на себе служители отечественной Фемиды. В частности, Е.А. Керсновская в своей книге «Сколько стоит человек» вспоминала: «Шел девятнадцатый — кровавый и необъяснимый по своей жестокости год. Таким он запечатлелся в моей детской памяти, что вовсе не похоже на ту стройную картину становления советской власти, которую спустя десятилетия создали наши историографы, поработавшие над тем, чтобы всему найти объяснение и оправдание…

Доказательством служит тот факт, что в ночь на 20 июня 1919 года все юристы Одессы (судейские) были арестованы на своих квартирах и расстреляны в ту же ночь. В живых, говорят, остались только двое: барон Гюне фон Гюненфельд и мой отец…

Всех юристов, весь «улов» этой ночи — говорят, их было 712 человек — согнали в здание на Екатерининской площади, где разместилось это мрачное учреждение — Одесская ЧК. Заграждение из колючей проволоки. Статуя Екатерины Великой, закутанная в рогожу, с красным чепцом на голове. Шум. Толчея. Грохот автомобильных моторов, работающих без глушителя…». Факты подобной практики приводил в своей знаменитой книге и А.И. Солженицын. В частности, он писал: «Некто Мова из простой любви к порядку хранил у себя список всех бывших губернских юридических работников. В 1925 случайно это у него обнаружили — всех взяли — и всех расстреляли…

Или, в том же году, где-то в Париже собираются лицеисты-эмигранты отметить традиционный «пушкинский» лицейский праздник. Об этом напечатано в газетах. Ясно, что это — затея смертельно раненного империализма. И вот арестовываются все лицеисты, ещё оставшиеся в СССР, а заодно — и «правоведы» (другое такое же привилегированное училище».

Истребляя этих людей, большевистская империя уничтожала по меткому выражению А.Ф. Кони «детей» судебной реформы 1864 г., к введению которой Российская империя мучительно шла всю свою трагическую историю. Истреблению подверглась генерация правоведов, воспитанных на идеалах защиты прав человека, верховенства Права, построения правового государства. Практически, одним только этим актом большевистский режим на корню пресек с трудом зарождающуюся традицию служения идеалам Права, а не идеологии классовой ненависти. Видимо, подобные кровавые расправы следует признать подлинной датой зарождения иезуитской советской «юриспруденции», которая всю свою последующую историю тщательно скрывала свой первородный грех. Основной принцип деятельности оной на территории большевистской державы сформулировал Ф.Э. Дзержинский, заявив: «Для расстрела нам не нужно ни доказательств, ни допросов, ни подозрений. Мы находим нужным и расстреливаем, вот и все». В большевистском контексте этого принципа следует оценивать и другое его утверждение: «Отсутствие у вас судимости — это не ваша заслуга, а наша недоработка». И, да, при подобном рьяном осуществлении подобной бесчеловечной политики он имел полное моральное право заявить: «Для многих нет имени страшнее моего». Впрочем, точно такие же слова могла бы смело начертать на своих знаменах и вся партия большевиков.

Только имея чёрную душу можно было творить подобные чёрные дела. Чёрные мысли, чёрные души и чёрные дела отличительная черта большевизма, подлинные корни которого таились глубоко в менталитете невежественного, малограмотного крестьянского населения бывшей Российской империи. Как справедливо заметил в упомянутой книге В.А. Коротич: «Большевизм держался на рабстве, генетически вживленном в плоть и кровь, переходящем по наследству».

Причём делали своё чёрное дело новоявленные советские «юристы», используя порожденное практикой большевистской империи расширительное толкование преимущественно всего одной статьи уголовного кодекса. В известной степени можно даже утверждать, что именно эта статья стала фактической конституцией лагерной империи, которая вошла в историю под эвфемизмом Архипелаг ГУЛАГ. О роковой роли этой статьи в судьбе своих несчастных соотечественников писал А.И. Солженицын: «Парадоксально: всей многолетней деятельности всепроникающих и вечно бодрствующих Органов дала силу всего-навсего одна статья из ста сорока восьми статей необщего раздела Уголовного кодекса 1926 года… Но в похвалу этой статье можно найти ещё больше эпитетов, чем когда-то Тургенев подобрал для русского языка или Некрасов для Матушки-Руси: великая, могучая, обильная, разветвлённая, разнообразная, всеподметающая Пятьдесят Восьмая, исчерпывающая мир не так даже в формулировках своих пунктов, сколько в их диалектическом и широчайшем истолковании…

Сформулировать её так широко было невозможно, но оказалось возможно так широко её истолковать… вот… образец широкого чтения… Некий поляк родился в Лемберге, когда тот был в составе Австро-Венгерской империи. До Второй Мировой войны жил в своём родном городе в Польше, потом переехал в Австрию, там служил, там в 1945 и арестован нашими. Он получил десятку по статье 54-1-а украинского Кодекса, то есть за измену своей родине — Украине! — так как ведь город Лемберг стал к тому времени украинским Львовом! И бедняга не мог доказать на следствии, что уехал в Вену не с целью изменить Украине! Так он иссобачился стать предателем…

Где закон — там и преступление… Булатная сталь 58-й статьи, опробованная в 1927, сразу после отковки, омоченная во всех потоках следующего десятилетия, — с полным свистом и размахом была применена в атаке Закона на Народ в 1937-38 годах». По сути, уголовный кодекс лагерной империи позволял штамповать преступников в немыслимых масштабах из людей, вся вина которых заключалась лишь в том, что их угораздило оказаться не в нужное время и не в нужном месте, а именно в большевистском безвременье СССР. Как отмечал А.И. Солженицын: «А истинный посадочный закон тех лет был — заданность цифры, разнарядки, развёрстки. Каждый город, район, каждая воинская часть получали контрольную цифру и должны были выполнить её в срок. Всё остальное — от сноровки оперативников…

Объединить ли всё теперь и объяснить, что сажали безвинных? Но мы упустили сказать, что само понятие вины отменено ещё пролетарской революцией, а в начале 30-х годов объявлено правым оппортунизмом! Так что мы уже не можем спекулировать на этих отсталых понятиях: вина и невиновность…

В разные годы и десятилетия следствие по 58-й статье почти никогда и не было выяснением истины, а только и состояло в неизбежной грязной процедуре: недавнего вольного, иногда гордого, всегда неподготовленного человека — согнуть, протащить через узкую трубу, где б ему драло бока крючьями арматуры, где б дышать ему было нельзя, так чтобы взмолился он о другом конце, — а другой-то конец вышвыривал его уже готовым туземцем Архипелага и уже на обетованную землю. (Несмышлёныш вечно упирается, он думает, что из трубы есть выход и назад)». В конечном итоге, столь многолетняя упорная и массовая селекция невиновных людей привела к созданию весьма специфического сообщества — советского народа. Жуткий маховик репрессий порождал повсеместный страх, который, по сути, и стал основным методом «государственного управления» этим безвинно виноватым народом.

Впрочем отдельные глубинные корни большевистского террора, социальной опорой которого стало преимущественно малограмотное и невежественное крестьянское население бывшей Российской империи, следует искать в среде правящего класса последней. Так, российский писатель Александр Александрович Бушков в книге «Красный монарх» привёл весьма колоритный эпизод: «Сохранились любопытные воспоминания украинского академика Заболотного, бактериолога и эпидемиолога, еще до революции встречавшегося в прифронтовой полосе с Брусиловым. Когда ученый пожаловался, что для его опытов очень трудно в нынешние тяжелые времена добывать обезьян, генерал серьезно спросил: «А жиды не годятся? Тут у меня жиды есть, шпионы, я их все равно повешу, берите жидов». И, не дожидаясь моего согласия, послал офицера узнать: сколько имеется шпионов, обреченных на виселицу. Я стал доказывать его превосходительству, что для моих опытов люди не годятся, но он, не понимая меня, говорил, вытаращив глаза: «Но ведь люди все-таки умнее обезьян, ведь если вы впрыснули человеку яд, он вам скажет, что чувствует, а обезьяна не скажет». Вернулся офицер и доложил, что среди арестованных по подозрению в шпионаже нет евреев, только цыгане и румыны. «И цыган не хотите? Нет? Жаль». И чем, скажите на милость, в таком отношения к евреям и цыганам некоторые русские офицеры времен Первой мировой войны отличались от немецких эпохи Второй мировой войны? Разве что тем, что последние уничтожение евреев и цыган осуществляли в рамках официально провозглашённой государственной политики нацистской Германии и, соответственно, поставили геноцид этих народов уже на промышленный поток в газовых камерах и печах крематориев своих многочисленных концентрационных лагерей смерти. Но, вместе с тем, бесчеловечность будущей большевистской империи, как мы видим, по сути, уже таилась в чреве царской России.

Удивительную жестокость в годы Гражданской войны продемонстрировали «доблестные» воины Добровольческой армии (такое обобщенное название получило оперативное объединение белогвардейских войск на юге России в 1917–1920 гг.). Множество еврейских погромов на Украине осенью 1919 г., а также зимой 1919–1920 гг. было делом рук именно этой армии. Так, 22–27 сентября 1919 г. в Фастове казаки терской бригады Добровольческой армии стали убивать, насиловать, грабить и глумиться над религиозными чувствами евреев. Ворвавшись в синагогу во время Йом-Кипура, они избили молящихся там людей, изнасиловали женщин и разорвали свитки Торы. Погибло более 1300 ни в чём неповинных людей. Практически в каждом занятом белогвардейцами населенном пункте (за исключением тех крупных городов, где находились иностранные представительства) все еврейское население подвергалось систематическому ограблению, причем в ряде мест грабежи повторялись многократно. Так, в Черкассах каждый дом грабили в среднем семь раз, в Томашполе (Подольская губерния) — три-четыре раза, в Хороле (Полтавская губерния) — десятки раз.

В декабре 1919 г. — марте 1920 г. при отступлении Белой армии с Украины погромы приобрели особенно ожесточенный характер. В декабре 1919 г. в местечке Смела погром, продолжавшийся два часа, унес жизни 107 евреев, в местечке Александровка (Киевская губерния) погибли 48 человек, в Мясткове (Подольская губерния) — 44 человек. Воевавшие под знаменем Добровольческой армии погромщики насиловали еврейских женщин, от 12-летних девочек до 75-летних старух, не брезгуя даже больными тифом. За пределами Украины белогвардейцы устроили погромы в 11 населенных пунктах. Так, во время рейда кавалерийского отряда генерала Константина Константиновича Мамонтова (1869–1920) по тылам Красной армии (август-сентябрь 1919 г.) погромы произошли в Балашове (Саратовская губерния), Белгороде (Курская губерния), Ельце (Орловская губерния), в Козлове (Тамбовская губерния), где из тысячи евреев более ста было убито. Как вспоминал об этом изверге в генеральских погонах один из вождей Белого движения генерал-лейтенант Петр Николаевич Врангель (1878–1928), «я уже докладывал главнокомандующему, что доколе во главе конницы будет стоять генерал Мамонтов, конница будет уклоняться от боя и заниматься только грабежом». Врангель явно погрешил против истины, поскольку оставил за рамками доклада бесчисленные и жестокие убийства, зверства и изнасилования мирного и несчастного еврейского населения бывшей империи.

Заметим: вместо того, чтобы сплотить свои ряды против страшного, жестокого, многочисленного и хорошо оснащённого противника, высоко вознести благородное знамя Белого дела и сражаться, сражаться не щадя живота своего за святые национальные ценности, попранные и поруганные большевиками на территории бывшей императорской России, белогвардейцы убивали, измывались, насиловали и грабили беззащитное еврейское население разрушенной державы. Причём эту жестокость не могли умерить ни аристократическое воспитание, ни блестящее образование лучших представителей кадрового офицерства, ни благородство и возвышенность Белого движения, ни понимание его вождей, к каким плачевным результатам эта жестокость и бездушность в конце концов приведёт. И привело. О таком крайне прискорбном порядке вещей поведал, например, А.И. Солженицын. В частности, описывая становление и упрочение лагерной империи, он отметил, что «управляют лагерной жизнью отчасти — белогвардейцы!… Но кому заниматься всей внутренней организацией, кому вести Адмчасть, кто будут ротные и отделённые?… Это лучше всего смогли бы бывшие военные. А какие ж тут военные, если не белые офицеры? Так… складывается соловецкое сотрудничество чекистов и белогвардейцев… Положено: заключённым самоконтролироваться (самоугнетаться). И кому ж тут лучше поручить? А вечным офицерам, «военным косточкам» — ну как не взять организацию хоть и лагерной жизни (лагерного угнетения) в свои руки?». И взяли. Причина налицо: царские офицеры — часть народа бывшей Российской империи. И именно на этой, «лагерной» стезе, они, как никогда ранее в истории, со своим народом и сблизились. Представляется, что в эти смутные времена навсегда канул в историческую бездну знаменитый символ веры российского офицерства «Богу — душу, жизнь — Отечеству, сердце — женщине, честь — никому!». Как образно заметил кто-то из современников той эпохи, «Россия взволчилась». А озверев, стала поедать самое себя.

Один из наиболее выдающихся офицеров Белой гвардии, генерал-майор Михаил Гордеевич Дроздовский (1881–1919), писал об это времени: «А в общем — страшная вещь гражданская война; какое озверение вносит в нравы; какою смертельною злобой и местью пропитывает сердца; жутки наши жестокие расправы, жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим добровольцам…». Искреннее и честное признание. В связи с этим многие очевидцы тех событий объясняли поражение Белого движения, помимо всего прочего, ещё и полным пренебрежением к достоинству и правам гражданского населения обездоленной страны, особенно к достоинству, правам и жизни представителей национальных и религиозных меньшинств. Об одном из таких бесчисленных эксцессов поведала в упомянутой книге Е.А. Керсновская: «Когда осенью 1917 года «лопнул» фронт на Дунае и толпы тех, кого никак нельзя было назвать «русской армией», прошли, круша и уничтожая (даже не грабя, а просто уничтожая) все, что могло подойти под рубрику «дворянского и помещичьего», то в Кагуле — городе, принадлежавшем некогда моему деду (к тому времени уже покойному) Алексею Димитриевичу Каравасили, — местный священник, отец Александр, вышел с крестом в руках, пытаясь образумить то «христолюбивое воинство», о сохранении которого он на протяжении стольких лет возносил молитвы, то одичавшие в окопах и озверевшие под влиянием подстрекательств люди (если это люди) избили его, затем, вспоров его живот, прибили гвоздем один конец кишки и гоняли его вкруг столба, пока все кишки на столб намотались. Там он и скончался. О судьбе матушки и шестерых его детей мне ничего не известно». Это-то по отношению к православному священнику… А как эта масса озверевшей солдатни вела себя по отношению к евреям трудно даже себе представить. Подобная бесчеловечная практика уничтожения попавшихся под горячую руку отдельных представителей гражданского населения со стороны «русской армии» — основы Белой идеи — стала одной из причин весьма неохотной военной помощи стран Запада Белому делу.

В частности, английский представитель при штабе Добровольческой армии требовал прекратить погромы, утверждая, что в противном случае Белое движение может «потерять сочувствие всей Европы». Массовые еврейские погромы приобрели такой зловещий размах, что вынудили военного министра Великобритании Уинстона Черчилля обратиться непосредственно к командующему армии, генерал-лейтенанту А. И. Деникину со словами отчаяния. Английский министр писал, что его задача — получить поддержку в британском парламенте для русского национального движения — будет несравненно затруднена, если погромы не будут пресечены на корню. Но как можно было наступить на горло собственной песне, своему органическому естеству? Потребность громить оказалась сильнее здравого смысла и логики сохранения российской государственности. Одним из свидетельств «подвигов» Белого воинства на этой традиционной почве проявления патриотизма стал сборник документов под обобщённым названием «Книга погромов, 1918–1922», увидевший свет в 2007 г. благодаря Институту славяноведения и Государственному архиву Российской Федерации.

Белая гвардия по степени изуверства к мирному иноплеменному населению империи отнюдь не уступала Красной гвардии. Как откровенно писал по сему поводу посол Временного правительства во Франции Маклаков: «Единственная живая сила России, которая работает за ее восстановление, есть сила военная, с ее достоинствами, но и с ее недостатками, относящаяся ко всякому сознанию права с презрением к интересам и правам гражданского населения, ко всякого рода юриспруденции и т. д.». Белый цвет с такой скоростью окрашивался в багряно-красный, вероятно, ещё и потому, что в безумной схватке с обеих сторон схлестнулись преимущественно представители российского крестьянства, для которого боль, страдания и жизнь другого человека, как и их собственная, никогда не были в числе первостепенных ценностей. К месту напомнить, что по данным российских историков, только между 1900 и 1914 гг. две трети офицеров царской армии в звании от подпоручика до полковника были либо крестьянского, либо разночинного происхождения. Например, 23 процента выпускников юнкерских училищ составляли выходцы из крестьян, а ещё 20 процентов — из разночинцев. Отцы даже таких известных генералов, как М.В. Алексеев, Лавр Георгиевич Корнилов (1870–1918) и А.И. Деникин также родом были из крестьянского сословия, из которого им приходилось вырываться с неимоверным трудом посредством двадцатипятилетней воинской повинности. Таким образом, Белая армия в действительности не сильно отличалась по своему классовому составу и менталитету от Красной. Отсюда и отсутствие благородства и порядочности при выборе средств и союзников. По сему поводу со свойственной ему образностью слога В.В. Шульгин заметил, что «к Белым примкнули Серые и Грязные, для которых война — это садизм, грабежи и убийства».

Свой вклад в эту «мясорубку» внесли и бесчинства так называемого иностранного легиона, который находился на службе вооруженных сил Советской России с октября 1917 по ноябрь 1918 г. Значительную его часть составляли немцы, австрийцы (военнопленные, воевавшие за «красных» с разрешения своего командования), венгры, хорваты, сербы, китайцы, чехи. Всего их насчитывалось около 300 тысяч человек. Китайцев, как известно, широко использовали для проведения карательных акций, расстрелов и в качестве мастеров заплечных дел. Они вели себя настолько изуверски даже по меркам военного времени, что белые их в плен не брали, а казнили на месте. Как заметил в одном из своих публичных выступлений Е.Т. Гайдар: «Первый год Гражданской войны — это реально война между латышскими стрелками и чехословацким корпусом, в котором наши с вами сограждане принимали крайне ограниченное участие. Почему в этой ситуации оказываются дееспособными именно этнические войска — это отдельная тема». Надо при этом заметить, что «этнические войска» отличались не только высокой дееспособностью, но и чрезмерной жестокостью. Безмерно радовали, например, своих эмиров, ханов и баев басмачи в Средней Азии, когда им удавалось с особой изобретательностью расправиться с русскими пленниками из обоих — белого и красного — лагерей. И таких примеров не счесть.

Многие историки при этом обратили внимание на значительное число евреев, оказавшихся в рядах таких репрессивных органов большевистского государства, как ВЧК-ОГПУ (для справки: по состоянию на 25 сентября 1918 г. в аппарате ВЧК латышей было 35,8 %; поляков — 6,3 %; евреев 3,7 %. По этому поводу известный латышский композитор Раймонд Паулс в ответ на вопрос украинского журналиста о происхождении латышских стрелков отметил: «Это вот тоже трагедия, причем такая, говорить о которой непросто. Когда я увидел фотографию первого состава ЧК (главой всей этой компании был Дзержинский), заметил: очень много там латышей было. Пришли из простых крестьянских семей… а стали профессиональными убийцами…

На 15 ноября 1923 г. в аппарате ОГПУ было уже евреев — 15,7 %; латышей 12,5 %; поляков -10,4 %.). Некоторые из них оставили свой кровавый след в истории советской власти непомерной жестокостью и бездушием к людям, не уступая в изуверстве своим былым палачам. Правда, не стоит упускать из виду, что как заметил один российский философ: «Присутствие их в аппарате ЧК вовсе не означало отсутствия их в подвалах ЧК». Исследованию этой трагической темы посвящена, например, книга Вадима Абрамовича Абрамова: «Евреи в КГБ. Палачи и жертвы». Гражданская война развела по разные стороны баррикад представителей, практически, всех народов Российской империи. Эксцессы зверского поведения одних из них не остались без соответствующей реакции других. Многие из этих фактов, по понятным причинам, не получили достойного освещения и оценки. Но они были. Известно, например, что талантливый молодой поэт, офицер Леонид Иоакимович Канегиссер (1896–1918), потрясенный бесчинствами петроградской ЧК 30 августа 1918 г. застрелил её председателя Моисея Соломоновича Урицкого (1873–1918), сопроводив эту акцию самосуда словами: «Я еврей. Я убил вампира-еврея, каплю за каплей пившего кровь русского народа. Я стремился показать русскому народу, что для нас Урицкий не еврей. Он — отщепенец. Я убил его в надежде восстановить доброе имя русских евреев». Канегиссера расстреляли большевики. Но его лирические стихи, посвященные России и Свободе, остались, как впрочем, и память о его самоотверженном поступке.

Думается, однако, что Канегиссер всё же добросовестно заблуждался: причину жестокости людей, подобных Урицкому следовало искать не в их этническом происхождении, а в том безумном антисемитизме, который необратимо изуродовал психику многих представителей этого гонимого племени. На эту сторону вопроса было обращено внимание в переписке писателя В.П. Астафьева и историка Натана Яковлевича Эйдельмана (1930–1989). Отвечая на письмо своего оппонента, изобилующего антисемитскими высказываниями, Эйдельман вынужден был заметить: «Виктор Петрович, желая оскорбить — удручили. В диких снах не мог вообразить в одном из «властителей дум» столь примитивного, животного шовинизма, столь элементарного невежества. Дело не в том, что расстрелом царской семьи (давно установлено, что большая часть исполнителей была екатеринбургские рабочие) руководил не «сионист Юрковский», а большевик Юровский. Сионисты преследовали, как Вам, очевидно, неизвестно, совсем иные цели — создание еврейского государства в Палестине… Дело даже не в логике «Майн Кампф» о наследственном национальном грехе (хотя, если мой отец сидел за «грех Юрковского», тогда Ваши личные беды, выходит, — плата за раздел Польши, унижение «инородцев», еврейские погромы и прочее)». Думается, что сам того не ведая, но в пылу обидной для него полемики, Эйдельман оказался прав. На всём протяжении исторического времени вырисовывается некая закономерность: преследования и репрессии, оскорбления и погромы слабых и малых, как правило, не проходят бесследно для судьбы того народа, который ничтоже сумняшеся все эти бесчинства воплощал в жизнь. Кто знает: может быть так Бог наказывает провинившиеся народы…

В известной степени такой же позиции придерживается и английский историк Пол Джонсон, заметивший, что «антисемитизм растлевает народ и общество, которыми он овладевает. Он растлевал доминиканского монаха столь же успешно, как и алчного короля. Он превратил нацистское государство в навозную кучу. Но нигде его растлевающее действие не было таким явным, как в России». Надо думать, что психика многих представителей российского еврейства в итоге бесконечных преследований претерпела столь необратимые и разрушительные процессы, что следствием возникшего в результате опустошения души не могло быть ничего иного, чем безумные акты садизма и эксцессы изуверства, проявленные ими в процессе работы в репрессивных органах «диктатуры пролетариата». Преступления революции, таким образом, были окрашены во все цвета радуги этнического состава империи. Именно целенаправленная шовинистическая политика царского правительства — подлинная причина нравственного падения, которое было свойственно извергам того или иного этнического происхождения, чрезвычайно жестоко пытавших ни в чём неповинных людей, руководивших кровавыми карательными операциями и возглавлявших военные экспедиции, несущие смерть и разрушения многострадальному населению России.

Не может быть оправдания жестокости, чем бы она ни объяснялась, но проанализировать причины оной необходимо, дабы избежать реанимации трагического прошлого в будущем. Итак, причины взаимной ненависти в среде российского народа следует искать не в этническом происхождении изверга, а в природе самого изуверства. Не понимая корней этой патологии, её невозможно излечить. А патология сия — налицо. Моральное разложение государственной власти империи стало катализатором морального разложения её населения. Специфика любой государственной власти — в особой магии воздействия на души своих граждан и подданных. И классовая ненависть, этническая нетерпимость, расовое превосходство как часть государственной политики отнюдь не исключение, наиболее яркой иллюстрацией чего может послужить, например, история нацистской Германии.

Приведенное — вполне убедительное основание для самого важного предостережения любой партии власти в многонациональном государстве: будьте максимально уважительны к достоинству, свободе и правам каждого человека вне зависимости от его этнического происхождения, вероисповедания и языка общения!!!

Высокое призвание главы любого государства должно заключаться в максимальном подавлении инстинктивного стремления одной части населения унижать, оскорблять, убивать другую, более слабую и незащищённую, тем более что никогда нельзя исключать, что в числе жертв в одно несчастливое мгновение может оказаться и сам глава государства, его семья, друзья и близкие родственники. Царствующие особы Великобритании в отличие от династии Романовых это вовремя осознали, потому и сохранили страну и свой род. Правители, если они хотят быть лидерами нации, должны отличать народ от всякого рода люмпенизированного населения, которое в любой момент может сыграть роль разрушителя своей нации, национальной культуры, державы. В связи с этим обстоятельством напрашивается вопрос о том, какие мотивы, потребности и страсти своего народа должен выражать глава государства и на какие подвиги он вправе поднимать нацию. Как бы предвосхищая этот вопрос, Наполеон в своё время писал: «Произнося слово «народ», я имею в виду нацию, потому что я никогда не покровительствую тем, кого многие называют народом, — всякому сброду». Очевидно, что горьковская «чернь» сродни наполеоновскому «сброду» в том только смысле, что в государственной деятельности нужно уметь отличать низменные страсти толпы от национальных интересов народа. Безусловно, способность провести грань между первым и вторым разительно отличала Наполеона I от Николая II. Потому первый вошёл в историю как её драматический творец, а второй — как её трагическая жертва.

Оценивая в итоге подоплёку тех эксцессов, на которые так горестно сетовали Л.Н. Толстой, В.Г. Короленко, А.Ф. Кони и другие выдающиеся представители российской интеллигенции, приходишь к выводу, что дело не в личных человеческих качествах главы государства. Проблема гораздо глубже: она в господствующей традиции государственного правления, в том, какой метод воздействия на мотивацию людей оказывается наиболее адекватным их менталитету, наиболее эффективным в практике управления именно этим, а не другим населением, а посему и наиболее заманчивым для использования в большой политической игре.

В российской общественной мысли XIX века широкое распространение получило мнение, что российский народ — народ не государственный и не имеет никакого желания участвовать во власти, в управлении государством, ему совершенно чужды западные свободы, он себя чувствует совершенно свободным под отеческой рукой царя-самодержца. История народа по-своему подтвердила это наблюдение, поскольку он с готовностью сменил патриархальную длань российского самодержца на «ежовые рукавицы» большевистских вождей, а вслед за таковыми на авторитарные ухватки их постсоветских преемников. Иными словами, меняясь по форме, тип государственного режима оставался неизменным ровно в той мере, в какой оставался неизменным менталитет обитателей Российской (большевистской) империи. В частности, именно менталитет советского народа, как уже упоминалось выше, предопределил несуразность бытия некоторых бывших республик СССР, а ныне суверенных государств. Менталитет народа — ключ к железобетонной преемственности авторитарной власти на всём протяжении её имперской и постимперской истории. Как справедливо заметил по сему поводу историк Ю.Н. Афанасьев: «Тип этой власти не изменится в ходе формирования имперских структур при Петре I, он сохранится и тогда, когда диктатуру царя сменит ленинская и сталинская «диктатура пролетариата». Эти же монгольские очертания Московии просматриваются и в действиях по становлению диктатуры закона Путина». Это обстоятельство неприятно осознавать, но это тот факт, с которым нельзя не считаться и без учёта которого ровным счётом ничего в нашей трагической истории понять будет невозможно.

При этом следует заметить: не стоит искать объяснение зависимости государственного режима империи от менталитета населения в любви последнего к своим правителям. В частности, своё отношение к монарху, дворянству и белому офицерству народ наглядно продемонстрировал во время Гражданской войны. Относительно большевиков следует отчасти согласиться с Н.А. Бердяевым, который писал, что «русский народ в огромной массе своей терпеть не может большевиков, но он находится в большевистском состоянии, во лжи». В действительности, в лице большевиков население Российской империи терпеть не могло друг друга. Но именно в большевистском царстве оно обрело наиболее адекватную форму выражения своих чувств. Большевизм, таким образом, стал наиболее приемлемой формой повседневного бытия подданных Российской (большевистской) империи. Историческая судьба последней же свидетельствует: безумный тоталитаризм в ней, по сути, вырос из бездумного бытия большинства её подданных, заметим, при всей их несомненной изначальной религиозности. Но это именно та религиозность, которая никоим образом не стала препятствием на пути неимоверной жестокости по отношению друг к другу.

Именно в силу этих причин воинственное невежество населения империи, как только оно оказалось предоставленным самому себе сразу же после падения монархии, мгновенно выродилось в то явление, которое со временем и обрело историческое наименование — большевизма. По этому поводу весьма недвусмысленно высказался уже упоминавшийся выше публицист В.В. Шульгин, которого трудно заподозрить в каких-либо симпатиях к большевикам. Так, он констатировал, что «мы с негодованием отгораживаемся от большевиков и утверждаем, что ничего с ними общего не имеем; в деяниях их абсолютно неповинны. Но если посмотреть на дело несколько глубже, то легко прийти к выводу, что каждый русский, будь он сто тысяч раз эмигрант и антибольшевик, в известной мере связан с большевиками, т. е. несет долю ответственности за их деяния». Писатель вплотную приблизился к горькой истине: корни большевизма таились в самих недрах жизни населения Российской империи. Весьма образно обратил на это внимание российский философ и теолог Сергей Николаевич Булгаков (1871–1944): «Если уж искать корней революции в прошлом, то вот они налицо: большевизм родился из матерной ругани». На сугубо отечественные истоки большевизма также обращал внимание и Н.А. Бердяев, подчеркивавший, что «большевизм гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса. Произошла русификация и ориентализация марксизма».

В СССР никогда не было коммунизма и коммунистов в марксистском, западном смысле этого слова. На территории этой державы, по остроумному замечанию одного советского писателя, «коммунизм есть советская власть плюс эмиграция всей страны». Как же нужно было извратить учение великого мыслителя, чтобы сам термин «коммунизм» вызывал содрогание у любого цивилизованного народа. Совокупность работ Карла Маркса (1818–1883) по своей сути являлись глубоко гуманистическим учением, рожденным в недрах западной цивилизации и которое было абсолютно, категорически и органически несовместимо с такой страной, как православная, и в своём подавляющем большинстве, крестьянская Российская империя. Как было справедливо замечено в публикации «Успех пришел к социализму после смерти, как к Ван Гогу» совершенно очевидно, что «фашизм пал потому, что люди были лучше, чем отвратительная идея фашизма. А коммунизм пал потому, что идея оказалось лучше людей» («2000», 25.05.2011 г.). Последнее как раз и имело место в большевистской России.

Справедливости ради необходимо признать, что человечеству очень не повезло, что сие учение «импортировал» один из самых отсталых народов мира. Как писал доктор философских наук Виктор Павлович Макаренко: «Маркс определял эксплуатацию через понятие неоплачиваемого труда — прибавочной стоимости… Следовательно, феномен эксплуатации надо объяснять таким образом, чтобы исключить тождество между лозунгом уничтожения эксплуатации и ленинским призывом «Грабь награбленное!». Ленинский лозунг укреплял менталитет грабителя, типичный для крестьянских движений и люмпен-пролетариата». Таким образом, потребность во всероссийском грабеже, столь свойственная «низам» обитателей царской России и логика марксизма, столь привлекательная для пролетариата Европы, в действительности, были несовместимы по определению. Но большевизм, пользуясь невежеством населения империи, стал выдавать свои лозунги тотального грабежа под вывеской учения великого мыслителя и гуманиста. Российский большевизм дискредитировал марксизм своей порочной практикой на весь мир. Таким образом, усилиями доморощенных большевистских идеологов европейская традиция марксизма была извращена до неузнаваемости. Подлинному же пониманию сути Марксова учения непреодолимо препятствовала традиция невежества, укоренившаяся в менталитете населения империи. Как по сему поводу справедливо заметила американский политолог и философ Ханна Арендт (1906–1975): «Пигмеи питаются догадками и прозрениями великого учителя, но никогда они не понимали ни глубину его философии, ни уж тем паче — его принципиальных ошибок и заблуждений». Вместо марксизма, как выразился другой философ, по стране гуляли «вульгарные отрыжки былой великой школы». Подлинная суть «марксистских» знаний, убеждений и принципов могущественной номенклатуры КПСС во всей своей красе явила себя после 1991 г. в процессе повального разграбления общенародной собственности, созданной на поте, слезах и крови населения СССР. Как отмечал профессор курса экономики России Гарвардского университета (США) Маршалл Голдман (1930–2017): «Когда СССР стал распадаться, началось растаскивание его богатства на части. Колоссальные (в прежние времена) запасы советского золота, по-видимому, просто исчезли, так как были тайно и частным образом переправлены в Лондон и Цюрих.

Не стоит изумляться тому, что внушительная часть раздробленного ныне богатства захвачена прежними антирыночниками — руководителями коммунистической партии. На поверку оказалось, что истинных приверженцев марксизма мало, как и противников неравенства, но обнаружилась равная, если не превосходящая численность оппортунистов, которые всегда рассматривали членство в партии как способ обретения богатства и привилегий». Богатство и привилегии — в этом вся суть убеждений и мотивации деятельности высокопоставленной номенклатуры советской империи и, одновременно, подлинная причина поголовного уничтожения ею на протяжении своего существования людей, обладавших полноценными знаниями, убеждениями и нравственностью, которые свойственны марксистам в западном, научном смысле этого слова.

Большевизм — инстинктивное порождение практики российской жизни точно в такой же степени, как марксизм — европейской политической мысли. Большевизм — это вырвавшееся наружу социально-психологическое заболевание, нравственная патология населения Российской (большевистской) империи. Исследованию сугубо русских корней большевизма посвящен специальный раздел книги историка Ю.Н. Афанасьева «Опасная Россия», в котором, в частности, автор отмечал, что «глубокая укорененность большевизма (ленинизма, сталинизма, тоталитаризма) в русской почве вылилась в грандиозный социальный эксперимент XX столетия, масштаб и последствия которого в полной мере измерить и оценить, видимо, еще предстоит». Посему все попытки сбросить вину за реальные преступления российского большевизма на теорию европейского марксизма вполне укладываются в прокрустово ложе традиционного образа мысли и действий: в национальной трагедии обязательно должны быть обнаружены рука, заговор, происки, протоколы и так далее каких-то инородцев, иноверцев, инакомыслящих. Ныне традиция сия переживает очередной ренессанс. Но несмотря на эту оную, уже ни у кого в мире не вызывает сомнений: большевистская идеология и практика по своей сути порождение российской истории и никакого отношения к марксизму, уходящему своими корнями в европейскую историю, не имеют. На всех своих форумах вожди большевистской державы к месту и не к месту цитировали Маркса. Их можно понять: им нестерпимо нужно было прикрыть именем какого-либо гения своё неимоверное невежество и явную историческую несостоятельность. Вот тут-то очень некстати для своей посмертной репутации и подвернулся Маркс. Последнее дало повод И.М. Губерману обронить следующие нелицеприятные строки:

Как было кем-то образно замечено: правда у всех народов одна и та же, но у всякого народа есть своя особая ложь, которую он именует своими идеалами. Большевизм и есть та глубоко своя, глубоко народная, глубоко национальная ложь, которую население империи возвело в ранг своих идеалов. Возможно, что народ в сердцах и не жаловал тех или иных большевистских вождей, но вместе с тем сам большевизм как отношение к жизни, как способ жизнеустройства и мировосприятия, как стереотип поведения стал новой религией, состоянием ума и души преобладающего числа крестьянского населения бывшей Российской империи именно потому, что стал наиболее адекватной формой выражения их менталитета. Как справедливо в связи с этим заметил Н.А. Бердяев: «Большевизм есть состояние духа и явление духа, цельное мироощущение и миросозерцание». Кто-то довольно едко заметил, что в основе большевизма лежит ложь, ненависть и принуждение. Вероятно, именно эти качества души на протяжении всей истории империи требовали своего выхода на авансцену общественной жизни, но вырваться из оков более или менее жесткого абсолютизма смогли лишь с наступлением очередной русской смуты. Поскольку это историческое событие стало проявлением глубоко припрятанного доселе состояния души, то, вероятно, потому-то оно и получило со временем более или менее благопристойное наименование Великой Октябрьской социалистической революции и соответствующую историографию, мифы и легенды, облагораживающие реальные события и действующие силы этой, несомненно, трагической страницы в книге жизни нашего народа.

Выразив в стихийной политической форме всю глубину невежества населения империи, большевизм стреножил его и, в свою очередь, стал определять его дальнейшую жизнь как в виде Красного террора, так и раскулачивания, расказачивания, коллективизации, индустриализации, борьбы с космополитизмом, строительства социализма и так далее. Как вспоминал впоследствии генерал-майор Добровольческой армии А.В. Туркул, «мы уже тогда понимали, какими казнями, каким мучительством и душегубством обернется окаянный коммунизм для нашего обманутого народа. Мы точно уже тогда предвидели Соловки и архангельские лагеря для рабов, волжский голод, террор, разорение, колхозную каторгу, все бесчеловечные советские злодеяния над русским народом. Пусть он сам еще шел против нас за большевистским отребьем, но мы дрались за его душу и за его свободу». Понимать-то понимали, да, судя по всему, далеко не всё. Например, явно не могли понять, что большевизм — и есть душа русского народа. Потому-то он от души рубил и расстреливал, пытал и истязал офицеров Белой гвардии, которые, не понимая сути происходящего, напрасно дрались за «его душу». Не понимали, что не за душу, а с душой народа они сошлись в смертельной схватке под названием Гражданская война. Потому-то и проиграли эту войну. Не могли не проиграть. Ведь народ победить нельзя, вот и не победили. Народ сказал своё слово: он выбрал большевизм. Наступили, как кто-то образно заметил, самые бесчеловечные и беспощадные времена кромешной русской тьмы.

Большевизм стал внешним выражением подлинного отношения народа к окружающему его миру. В таком понимании большевизм — это институализированная в идеологических формах традиция невежества. Институализированная же в государственных формах эта традиция обрела своё наиболее полное воплощение в СССР. Как заметил российский философ и писатель Григорий Соломонович Померанц (1918–2013): «Большевизм был (в зародыше) системой власти, способной укорениться в России, и Ленин знал это, когда говорил: «Есть такая партия!» Большевизм имел почву. Меньшевики, эсеры, кадеты и прочие почвы не имели. А без почвы можно философствовать (как я, например), но беспочвенная политика — сапоги всмятку…». Особенностью большевизма стала повышенная агрессивность по отношению ко всему, что хоть на йоту возвышалось над ним по уровню нравственного, культурного или интеллектуального развития.

Именно поэтому обширная территория некогда великой державы показалась ему тесной, и он стал с завистью и ненавистью оглядываться на более благополучную жизнь соседних стран. Не ограничиваясь собственной нищетой духа, население бывшей империи предприняло решительную попытку навязать её силой оружия остальному миру в качестве эталона всеобщего торжества справедливости и счастья. Большевизм оказался тем богом, с помощью которого один народ, став в мгновение ока атеистическим, возжелал немедля расправиться с богами других наций. Так, в своём последнем обращении к простому люду другой видный офицер Белого движения, генерал-лейтенант Владимир Оскарович Каппель (1883–1920) предупреждал: «Большевики отвергают Бога, и, заменив Божью любовь ненавистью, вы будете беспощадно истреблять друг друга». Пророчество сбылось: они действительно истребляли друга друга, не щадя живота своего… и чужого. Особенно чужого. Поэтому после завершения очередного цикла взаимного истребления они неизменно искали виновных в лице традиционно ненавистных этносов, народов и государств. Признать хоть раз собственную подлость всегда было выше исторических сил приверженцев этой традиции.

Традиция невежества стала определяющей особенностью мышления и поведения большинства населения советского государства. Государство, в котором восторжествовало подобное большинство, рано или поздно должно было стать деспотическим. Большевистская держава, по сути, и была тиранией невежественного большинства. Потому-то Уинстон Черчилль и утверждал, что «из всех тираний в истории человечества большевистская тирания — самая страшная, самая разрушительная, самая отвратительная». Всей своей историей большевистская империя доказала миру, что как бы формально ни именовалась её идеология, какой бы текст конституции ни украшал её фасад, по сути — это система порабощения целых народов, а следовательно, и угроза всему человечеству. Последнее и дало основание Маргарет Тэтчер в одной из её работ рассматривать большевистскую империю в качестве возврата к наиболее одиозной разновидности «традиционной тирании, дополненной технологическим аппаратом тоталитаризма».

Несмотря на свою отталкивающую природу, большевизм оказался столь смертельно заразной болезнью, что его пагубному влиянию не смогли воспрепятствовать ни границы, ни таможня, ни традиции других стран. Попав в ослабленный историческими обстоятельствами организм других народов, он мгновенно оказывал своё разрушительное воздействие и на их душевное здоровье. Спровоцировав возникновение итальянского фашизма, он опосредованно способствовал зарождению и немецкого нацизма, с которым и сошелся в смертельной схватке на полях сражений Второй мировой войны, приведя тем самым к неисчислимым страданиям и жертвам уже всё человечество. Сие не прошло мимо внимания Уинстона Черчилля, который утверждал, что «фашизм был тенью или безобразным детищем коммунизма… Как фашизм берёт своё начало от коммунизма, так нацизм развивается из фашизма». Подобная взаимосвязь между этими, на первый взгляд, довольно несхожими движениями не вызывает удивления, поскольку в основе лежит один и тот же субстрат — традиция невежества. Между прочим, многие западные интеллектуалы обратили внимание на общие психологические корни этих агрессивных режимов. В частности, испанский философ и социолог Хосе Ортега-и-Гассет (1883–1955) отметил, что большевизм и фашизм — это «типичные движения, управляемые второсортными людьми, лишенными исторической памяти и исторического сознания». Борьба против фашизма и большевизма, по своей сути, рано или поздно должна была обрести форму сопротивления западной цивилизации растлевающему влиянию традиции невежества. Посему осознание причинно-следственных связей между последним и любым бесчеловечным режимом — основа для извлечения уроков из прошлого. Отсутствие подобного мышления — верная предтеча его повторения, пусть и в других, более закамуфлированных формах.

Обсуждая в 1942 г. с Черчиллем проблемы союзных отношений с СССР, президент США Рузвельт обронил, что Сталин возглавляет «очень отсталый народ» и этим многое объясняется в его политике. Если под отсталостью понимать то, как граждане СССР относились к достоинству, свободе и правам друг друга, то это весьма прискорбная, но чистая правда. По оценкам историков, свыше 80 % репрессированных в годы сталинского террора — жертвы взаимных доносов граждан страны друг на друга. Как писал по сему поводу А.И. Солженицын: «Если бы счесть по обзору наших Потоков всех посаженных по этой статье /статья 58 УК РСФСР 1926 г./, да прибавить сюда трёхкратное количество членов семей — изгоняемых, подозреваемых, унижаемых и теснимых, то с удивлением надо будет признать, что впервые в истории народ стал враг самому себе, зато приобрёл лучшего друга — тайную полицию». А объясняя мотивацию такого «всенародного» движения души к предательству себе подобных этот дотошный исследователь лагерного бытия уточнял: «Если бы дано нам было узнавать скрытую движущую силу отдельных арестов — мы бы с удивлением увидели, что, при общей закономерности сажать, частный выбор, кого сажать, личный жребий в трёх четвертях случаев зависел от людской корысти и мстительности…

В борьбе друг с другом людей на воле доносы были сверхоружием, икс-лучами: достаточно было только направить невидимый лучик на врага — и он падал. Отказу не было никогда. Я для этих случаев не запоминал фамилий, но смею утверждать, что много слышал в тюрьме рассказов, как доносом пользовались в любовной борьбе: мужчина убирал нежелаемого супруга, жена убирала любовницу, или любовница жену, или любовница мстила любовнику за то, что не могла оторвать его от жены». Так народ стал сам себе стукачом, тюремщиком и палачом в одном лице, но при этом с неизменным упорством продолжал искать виновных в своей злосчастной судьбе в происках традиционных инородцев, иноверцев, иностранцев и прочих «козлах отпущения» в качестве источника всех своих вековых невзгод.

Понимали ли владыки СССР менталитет своего народа? Несомненно, ибо сами были такие. По справедливому замечанию российского драматурга и режиссера Виталия Викторовича Павлова: «Ужас в том, что Иосиф Виссарионович, скорее всего, понимал, с кем имел дело — огромное количество народа пострадало из-за чужой жены, чужой квартиры или комнаты в коммуналке, драгоценностей, которые потом реализовались через комиссионки на Лубянке. Сегодня тоже правды никто не говорит — ни о том времени, ни об этом…». Зависть и ненависть обитателей СССР друг к другу стали исключительно благоприятной средой для утверждения большевистского режима. В значительной степени завистью же была обусловлена и его устойчивость во времени. Люди, который завидуют и, одновременно, ненавидят друг друга, используют режим для сведения личных счетов. Так, резюмируя нравы той эпохи, писатель В.А. Коротич отмечал, что «социологи считают, что основное количество доносов провоцируются именно завистью. Зависть, становясь государственной или партийной политикой, может творить ужасные вещи — уже не раз я вспоминал слова великого философа Николая Бердяева, который называл коммунизм «философией зависти»».

Попавший в жернова репрессивной машины «рабоче-крестьянской» державы один из руководителей советской разведки П.А. Судоплатов отмечал: «Я был не врагом народа, а врагом завистливых коллег — таков был заурядный мотив для травли в годы чисток». К месту заметить, что палачи из НКВД СССР особо беспощадно пытали своих бывших коллег, павших жертвами очередной репрессивной кампаний, чтобы вслед за ними самим пойти на заклание в качестве очередной жертвы. Этой трагической странице истории советских спецслужб была посвящена глава «Ликвидация чекистов» из книги советского разведчика А.М. Орлова «Тайная история сталинских преступлений». Этой вакханалии взаимного истязания палачами друг друга посвящены зловещие строки русского поэта А.А. Галича:

Кстати, изуверская практика НКВД СССР на территории большевистской державы ничуть не уступала подлости нацистской карательной машины в годы гитлеровской оккупации. На это обстоятельство обратил внимание автор книги «Бабий Яр». В частности, отмечая сходство коварных приемов двух тайных полиций, он писал, что «чужеземное гестапо оказалось точнехонько таким же, как родимое НКВД. Горе, если у вас был враг или кто-то вам завидовал. Раньше он мог написать донос, что вы против советской власти, значит, враг народа — и вы исчезали. Теперь он мог написать, что вы против немецкой власти, значит враг народа — и вас ждал Бабий Яр. Даже терминология у немцев была та же: враг народа!». Заметим: тайные полиции СССР и нацистской Германии уничтожали советских граждан, в равной степени, опираясь на подлое отношение последних друг к другу. Известно, что на территории гитлеровской Германии гестапо себе подобную вольность позволить не могло: немцы не позволили бы. Приведенный выше пример с престарелым Конрадом Аденауэром — убедительное тому свидетельство.

Таким образом, даже во время нацистской оккупации советские граждане не могли себе отказать в удовольствии доносить на своих соотечественников, обрекая себе подобных на верную гибель. Более того по мере изучения вопроса складывается убеждение, что одни и те же люди выступали несгибаемым костяком сначала царской власти, затем — большевистской, не переводя дыхания — гитлеровской, а впоследствии — опять советской. Во всяком случае, на подобные обобщения относительно поведения части населения Украины наталкивают трагические страницы упомянутой книги «Бабий Яр». В частности, её автор вспоминает следующую быль: «Затем мать берет тебя за руку и ведет в управу. Входить в нее жутковато, это место, где решается всё: человеческая жизнь, еда, работа, смерть, — откуда отправляют в Германию или могут рекомендовать в Яр. Немцев нет, за столами сидят фольксдойчи или «щирые» украинские дядьки в вышитых сорочках, с усами. Этих не обдуришь, как немцев, эти свой народ знают. И всегда они находятся, и у большевиков помогали делать колхозы, да раскулачивать, да доносить. Первая опора власти, эти самые «плоть от плоти» своего народа, что знают, кто чем поужинал, кто где в яме картошку зарыл. А сельсоветы из кого состояли, а все эти райисполкомы, горисполкомы, профсоюзы, суды? Теперь, гляди, опять такие же точно, опять они! Сидят, пишут повестки, составляют списки, подшивают дела…». Читая эти строки, пусть и с большой горечью, но видимо следует признать, что именно подобные люди — «соль» этой земли. Иначе попросту невозможно объяснить все те несчастия, которые беспрестанно обрушивались на голову её населения на протяжении веков. Поэтому не вызывает сомнений, что тоталитарный режим СССР пришёл на смену абсолютистскому режиму царской России исключительно благодаря специфическому менталитету населения, которое на протяжении всей своей истории являло собой самого надёжного хранителя традиции невежества. Одной из характерных особенностей последней является неодолимая тяга населения ориентироваться не на демократические идеалы, Право, нормы нравственности, а на свои низменные инстинкты и чувства.

Говорят, что невежество — это сумерки, где беспрерывно рыщет зло. Именно подобная национальная почва с силой закона природы вначале порождает, а затем канонизирует авторитарные режимы; история жесточайшей диктатуры Сталина — самый разительный тому пример. Неограниченный диктатор стал таковым только потому, что в полной мере отвечал глубинным, внутренним потребностям бывших подданных империи в сильном и беспощадном правителе. Не восторжествовал бы Сталин, так воцарился бы, например, злой гений революции Л.Д. Троцкий. Просто решающую роль здесь сыграло то, что последний читал книги и писал статьи, выступал на многолюдных митингах, претендовал на роль идеолога, стратега и вождя, отдавая приоритет работе с широкими массами населения, а Сталин в это время умело интриговал, распускал закулисные слухи и вербовал своих сторонников в узком кругу партийного аппарата и его функционеров на местах. Л.Д. Троцкий так оценил этот процесс сталинизации аппарата большевистской партии: «Сталин завладел властью не при помощи личных свойств, а при помощи безличного аппарата. И не он создал аппарат, а аппарат создал его… Разумеется, не всякий может овладеть аппаратом. Для этого нужны были исключительные и особые качества, которые не имеют, однако, ничего общего с качествами исторического инициатора, мыслителя, писателя или оратора».

В подобном ключе, например, политический стиль каждого из них оценил и В.Б. Резун: «Троцкий, видимо, не понимал аппаратной тактики, считал, что революционер — это горлопан, пламенный оратор, трибун. Тут он был неподражаем: держал в напряжении толпы, и люди его слушали, но при этом кто-то должен быть Генеральным секретарем… и канцелярской работой заведовать… товарищ Сталин это очень правильно понял, и вся номенклатура четко себе уяснила… кто в доме главный… В общем, как только Сталин взял в свои руки кадровый вопрос, он стал вершителем номенклатурных судеб…».

Благодаря востребованности со стороны большевистской номенклатуры своих низкопробных качеств Сталин, бесспорно, вырос в крупного тирана, но при этом всегда оставался мелким негодяем. Л.Д. Троцкий, который, несомненно, изначально был крупным тираном, не смог опуститься до уровня мелкого негодяя, потому с позором и проиграл сражение за власть своему более подлому и изощрённому конкуренту.

Да, эти два роковых персонажа нашей истории были очень разными, в том числе и в личной жизни. Например, жена Сталина — Надежда Сергеевна Аллилуева (1901–1932) — в результате оскорблений со стороны мужа вынуждена была покончить жизнь самоубийством. А вот как подметил академик М.В. Попович: «Троцкий и в малых бытовых делах, и в великом был щедрым на самоотверженность и самопожертвование… Троцкий умер от руки сталинского убийцы достойно, найдя сердечные последние слова и для любимой жены, и для мирового пролетариата, которому, как был убеждён, он отдал свою жизнь». Сейчас, уже по истечении времени, становится очевидным, что в большевистской России люди, склонные к самоотверженности и самопожертвованию были обречены на гибель изначально. Другой вопрос, как бы повели они себя вновь, если бы могли предвидеть трагическое завершение истории своей жизни и тот фарс, которым завершилась история государства, ради строительства которого они пролили столько своей и чужой крови? Но этот риторический вопрос уже навсегда останется без ответа.

Если бы Сталин и Троцкий не были крупными тиранами, они продержались бы у власти не дольше, чем, например, любимец и теоретик большевистской партии Николай Иванович Бухарин (1888–1938), который, как известно, не был ни тираном, ни тем более негодяем. Именно по этой причине он был обречен погибнуть в этой стране и, естественно, погиб ранее других. В тех условиях важна была не фамилия деспота, а деспотический метод правления. Народ никогда не «простил» бы своему правителю отсутствие деспотизма. Всенародный плач после смерти Сталина, его портреты, которые и поныне красуются над толпой в дни иных официозных торжеств, в полной мере подтверждают эту версию нашей трагической истории. Такие режимы и их вожди — исключительно продукт национального производителя и естественное продолжение его способа производства своей истории.

Религия, форма правления, политический режим, а нередко и территориальное устройство государства в той или иной форме являются лишь внешним проявлением особенностей менталитета того или иного народа. По крайней мере, на взаимосвязь между национальным менталитетом и формой религиозных предпочтений обращал внимание ещё первый президент Чехословакии Томаш Гарриг Масарик (1850–1937), утверждая, что в католицизме проявляется характер и религия латинских народов, в протестантизме — германских, а в православии — славянских. Со временем эта гипотеза нашла и своё статистическое подтверждение. В частности, А.С. Кончаловский в своей статье «Русская ментальность и мировой цивилизационный процесс» привёл такие данные: «При сравнительной характеристике трех основных христианских конфессий в Европе, согласно индексу человеческого развития ООН (самая развитая страна — 1, самая отсталая — 162), показатели таковы:

протестантские страны — 9.2;

католические — 17.4;

православие — 62.6»

Иными словами, автор усмотрел прямую взаимосвязь между особенностями менталитета населения, его вероисповеданием и уровнем исторического (культурного, правового, экономического, политического и так далее) развития. И в этом смысле Сталин — такой же выбор российского народа, как Гитлер — немецкого, Бенито Муссолини (1883–1945) — итальянского, а Франциско Франко (1892 — 1975) — испанского. А посему сваливать все грехи прошлого только на эти персонажи, повсеместно выгораживая тех, кто их выбирал и боготворил, предпочитая всем остальным, — глубокое историческое заблуждение. Как отмечал Уинстон Черчилль, «если целая страна допустила, чтобы ею правил тиран, вину за это нельзя возлагать на одного лишь тирана». Поэтому в менталитете населения Российской империи относительно народов соответствующих европейских стран усматривается одна явная отличительная черта. Его самым неумолимым и беспощадным врагом была всё же не личность главы государства, даже если он и был тираном, а, прежде всего, собственный бесчеловечный, ориентированный на бесконечную гражданскую войну друг с другом, стереотип поведения. Потому-то так трудно и возразить поэту М.А. Волошину, который восклицал:

И в мире нет истории страшней,

Безумней, чем история России.

В жизни любого народа традиция играет роль путеводителя по истории. Каждый народ — носитель какого-либо неповторимого исторического стереотипа поведения, некоего коллективного опыта. В этом смысле народу нет необходимости с каждым поколением всё начинать сызнова. Для некоторых наций их исторический опыт вполне может именоваться коллективной мудростью. Но не может быть коллективной мудрости у совокупности невежественных индивидуумов.

Народ, лишенный культуры достоинства, обречен на самоистребление. Он неизменно сам себя поедает, подтачивает изнутри. Как заметил Н.К. Рерих, пароксизмы невежества прежде всего устремлены на самое высокое. «Невежеству, — утверждает наблюдательный писатель, — нужно что-то истребить. Нужно отрубить чью-то голову, хотя бы каменную, нужно вырезать дитя из утробы матери, нужно искоренить жизнь и оставить «место пусто». Вот идеал невежества». Именно это качество национального характера и привело крестьянскую державу к самой страшной трагедии за всю историю её народа: всё, что можно было истребить, было истреблено; всё, что можно было отрубить, было отрублено; всё, что можно было вырезать, было вырезано. Поэтому не приходится удивляться, что при таком многолетнем и упорном старании осталось «пустое место», которое после распада СССР стало заполняться пещерным национализмом, абсолютно беззастенчиво при этом провозглашаемым в качестве процесса «самоидентификации» нации.

Уже отмечалось, что в былые времена наиболее процветающими признавали те страны, которых благосклонная судьба наиболее щедро одарила богатой природой; ныне таковыми, бесспорно, признаются те державы, граждане которых равны в своем достоинстве и правах. Здесь не обойтись без одного принципиального замечания: если население страны не утруждает себя участием в созидании правового государства, оно напрасно будет дожидаться от последнего обеспечения такого равенства. Населению, которому всё равно, кто и каким способом принимает конституцию, каковы в стране форма правления и политический режим, избирательная и судебная системы, территориальное устройство и порядок формирования органов местного самоуправления, по сути, не остается ничего иного, как искать корни своих жизненных невзгод на межэтнической почве. Выход своей ущемлённости, подавленности и боли он находит на пути агрессии к своим малочисленным и менее защищённым соотечественникам.

В многонациональных странах предмет подобной агрессии всегда рядом, всегда под рукой. Это, как правило, весьма малочисленное и уязвимое меньшинство, то есть живущие рядом инородцы, иноверцы, иноязычные. При безграничном господстве традиции невежества, полном отсутствии государственного мышления редко какая отечественная партия власти упускала свой шанс потешиться над очередной жертвой «народной нелюбви». При этом неважно, кто играл роль этой партии власти на том или ином отрезке истории: глава государства, правительство, церковь или некое общественное движение, объединение. Важно, что поведение власть предержащих неизменно разворачивалось по однотипному сценарию: невежественное население жаждало кого-то избить, а невежественная власть не могла устоять перед этой освященной веками нуждой народа.

Деспотизм и погромы — две стороны одной медали. Обе были востребованы населением Российской империи: деспотизм в качестве способа его взнуздания, а погромы в качестве поощрения его разнузданности. И то и другое, как правило, предмет вожделения со стороны людей, развращённых вековой традицией. На это обстоятельство обращал внимание всё тот же Наполеон: «Когда народ в государстве развращён, законы почти бесполезны, ежели не управляется оно деспотически». Наибольшими виртуозами в этом деле на просторах Российской империи в XIX веке явили себя Николай I и Александр III. При всём различии исторического контекста, в котором протекала деятельность последних, их объединяло одно: это были сильные правители. Народ их любил и искренне оплакивал их кончину. Своими слезами люди как бы подтверждали, что со смертью этих сатрапов из жизни ушли глубокие знатоки их, народной, психологии.

Однако эти деспоты выглядят добрыми, интеллигентными и мягкими людьми по сравнению со злыми гениями ХХ века: Сталиным и Гитлером. И тот и другой были преступниками вселенского масштаба. Вероятно, к месту было бы заметить, что в глубине души оба диктатора симпатизировали друг другу, как бы признавая тем самым родство своих ущербных душ. Так, министр вооружений и военной промышленности нацистской Германии Альберт Шпеер (1905–1981) в воспоминаниях о фюрере отмечал: «Он говорил, бывало, то ли в шутку, то ли всерьез, что правильней всего было бы после победы над Россией доверить, разумеется, под германским верховенством управление страной Сталину, так как он лучше кого бы то ни было знает, как надо обращаться с русскими. Вообще, он, пожалуй, видел в Сталине своего коллегу». Сталин платил своему политическому визави той же монетой. Кто, как не вождь бесчинствующего большевизма, мог по достоинству оценить, в общем-то, своего ученика, вождя неиствующего нацизма? Так, рейхсминистр по делам восточных территорий Германии Альфред Розенберг (1893–1946) в своём дневнике оставил 5 октября 1939 г. следующую запись: «Р[иббентроп] в присутствии Лея рассказывал Д[арре] о своих московских впечатлениях: русские, по его словам, были очень милы, он чувствовал себя среди них как среди старых национал-социалистов… Впрочем, Сталин провозгласил здравицу не только в честь фюрера, но также и в честь Гиммлера как гаранта порядка в Германии. Г[иммлер] истребил коммунистов, то есть тех, кто верил Сталину, а тот без всякой на то необходимости провозглашает здравицу в честь истребителя своих приверженцев. Великий человек, говорят Р [иббентроп] и вся эта клика».

Вскоре после этого весьма знаменательного тоста Сталин, руководствуясь соображениями солидарности между диктаторскими режимами, выдал на растерзание Гитлера в период с конца 1939 по июнь 1940 г. по некоторым данным около 60 тысяч немецких коммунистов и антифашистов, пребывавших на основе пролетарской солидарности в Советском Союзе. Иными словами, людей, которые, рискуя жизнью, бежали к своим единомышленникам в Советский Союз, коммунист N 1 передал из рук в руки их злейшему врагу — нацисту N 1. Немецкие коммунисты и антифашисты были принесены в жертву на алтарь дружбы между двумя диктаторами ХХ века точно так же, как в древнем мире приносили в дар восточным деспотам пленных рабов. Трагическую судьбу коммунистов Германии разделили коммунисты и других фашистских или полуфашистских стран, что собственно и стало причиной вынужденного пребывания этих людей на территории СССР.

В числе жертв сталинской репрессивной машины оказались члены компартии Австрии, Венгрии, Италии, Румынии, Болгарии, Югославии, Финляндии, Польши, Литвы, Чехословакии. По утверждению легендарного советского разведчика Льва Захаровича Треппера (1904–1982) количество этих жертв достигало восьмидесяти процентов от общего числа тех зарубежных коммунистов, которые имели неосторожность искать политическое убежище в СССР. Болгарские коммунисты, по наивности возлагавшие вину за чудовищные репрессии против своих единомышленников на главу НКВД СССР Николая Ивановича Ежова (1895–1940), даже пытались составить против него заговор. Но как писал Л.З. Треппер «болгарам не удалось убрать Ежова. Он же их перестрелял, как кроликов. Югославы, поляки, литовцы, чехи — все исчезли. В 1937 году кроме Вильгельма Пика и Вальтера Ульбрихта, не осталось ни одного из главных руководителей Коммунистической партии Германии. Репрессивное безумие не знало границ. Истребили корейскую секцию; погибли делегаты Индии; представителей Компартии Китая арестовали… Бывшие руководители Компартии Палестины, которых я знал всех без исключения, тоже погибли в ходе чисток». Об этом же писал и А.И. Солженицын: «Все многочисленные иностранные коммунисты, застрявшие в Советском Союзе, все крупные и мелкие коминтерновцы сподряд, без индивидуальных различий — обвинялись прежде всего в шпионстве».

Трагическими страницами из жизни этих несчастных пестрит книга Е.С. Гинзбург «Крутой маршрут». Вот один из эпизодов их злоключений в Бутырской тюрьме образца 1937 г.: «Поворот ключа. Двери снова открываются, и в камеру входят 35 женщин. Их стайка гудит сдержанным разноязычным гулом. Они замечают меня и окружают плотным кольцом. Доброжелательные лица. Немецкие, французские и ломаные русские вопросы. Кто я? Когда взяли? Что нового на воле?

Отвечаю по-русски. Потом тоже спрашиваю:

— А вы кто, товарищи? Вижу, что иностранки, но какого типа — не пойму.

Стоящая впереди худенькая блондинка лет 28 протягивает мне руку.

— Сделаем знакомств… Грета Кестнер, член КПГ. А это моя… ви загт ман? Другиня? Нихт? А-а… По-друга. Клара. Она бежаль от Гитлера. Долго была гестапо.

Клара очень черная. Скорей похожа на итальянку, чем на немку. Она выжидательно смотрит на меня и кивком головы подтверждает слова Греты.

Еще одна высокая блондинка.

— Член Компартии Латвии, — без всякого акцента говорит она по-русски.

— Коммунисто итальяно…

Улыбающаяся китаянка, возраст которой трудно определить, обнимает меня за плечи и называет себя членом Компартии Китая.

— По-русски меня зовут Женей, — говорит она, — Женя Коверкова. Училась в Москве, в Университете имени Сунь Ятсена. Нам всем там русские фамилии дали. А вы кто, товарищ?

Все страшно оживляются, узнав, что я член Коммунистической партии Советского Союза…».

Далее состоялся примечательный диалог, из которого явствует чудовищное сходство методов, применяемых к коммунистам со стороны репрессивных органов нацистской Германии и большевистского СССР. В частности, Е.С. Гинзбург задала вопрос одной из немецких пленниц: «В чем же обвиняют вас, Грета?

Голубые «арийские» глаза блестят непролитыми слезами.

— О шреклих! Шпионаже…

В двух-трех фразах она рассказывает о своем муже — «Айн вирклихе берлинер пролет». О себе — с 15 лет юнгштурмовка. Но она-то еще ничего, а вот Клархен…

Клара ложится на раскладушку, резко поворачивается на живот и поднимает платье. На ее бедрах и ягодицах — страшные уродливые рубцы, точно стая хищных зверей вырывала у нее куски мяса. Тонкие губы Клары сжаты в ниточку. Серые глаза как блики светлого огня на смуглом до черноты лице.

— Это гестапо, — хрипло говорит она. Потом так же резко садится и, протягивая вперед обе руки, добавляет: — А это НКВД.

Ногти на обеих руках изуродованные, синие, распухшие.

У меня почти останавливается сердце. Что это?

— Специальный аппарат для получений… это… ви загт ман? а-а-а… чистый сердечный признаний…

— Пытки?..

— О-о-о… — Грета горестно покачивает головой. — Придет ночь — будешь слышала».

В связи с этой горестной историей приходит на память эпизод, о котором поведал в упомянутой книге В.А. Коротич о том, что «отец рассказывал мне, что когда-то в гестапо его допрашивали русскоязычные следователи с энкавэдэшной выучкой. Позже я узнал, что были целые «русские отделы», укомплектованные перебежчиками». Такие же обобщения в результате одного из самых тяжких испытаний в его жизни пришли и в голову В.И. Туманова, который в упомянутой книге заметил: «Не знаю, где появились первые зондеркоманды, в фашистской Германии или сталинском Советском Союзе, но их создание, бесспорно, было дальновидным и по-своему замечательным изобретением системы перемола личности».

Поучительный пример сравнения методов дознания тайной полиции гитлеровской Германии и сталинского СССР привёл А.И. Солженицын: «От сравнения Гестапо — МГБ уклониться никому не дано: слишком совпадают и годы и методы. Ещё естественнее сравнивали те, кто сам прошёл и Гестапо и МГБ, как Евгений Иванович Дивнич, эмигрант. Гестапо обвиняло его в коммунистической деятельности среди русских рабочих в Германии, МГБ — в связи с мировой буржуазией. Дивнич делал вывод не в пользу МГБ: истязали и там и здесь, но Гестапо всё же добивалось истины, и когда обвинение отпало — Дивнича выпустили. МГБ же не искало истины и не имело намерения кого-либо взятого выпускать из когтей». Добавлю, что гестапо при этом всё же мучило и пытало политических врагов нацистского государства, а советская охранка — чаще всего верноподданных строителей большевистской державы.

Допустим, нацистская Германия никогда не скрывала своей патологической ненависти к любому международному рабочему движению под эгидой Интернационала. Но, СССР-то объявил себя землей обетованной для приверженцев этой идеи со всего мира. На практике, однако, это выродилось в авантюру международного масштаба, как, собственно говоря, и всё прочее, что в подавляющем своем большинстве творилось на территории тоталитарной империи. Иными словами, если в СССР и имел место интернационал, то, по всей видимости, только в местах массового заключения и уничтожения людей. Причём подобный интернационал был густо замешан не на всеобщих идеалах, а на коллективных страданиях. Об этом свидетельствует другой эпизод из истории преступлений сталинской империи, но уже в Ярославской тюрьме образца 1938 г. В частности, Е.С. Гинзбург упоминает, как во время её пребывания в карцере услышала нечеловеческие крики одной из заключенных, насильно водворяемой в одну из соседних камер. Случайный диалог с тюремным надзирателем пролил свет на судьбу новоявленной узницы. Как образно поведал дежурный страж: «Кишка у них больно тонка, у заграничных-то этих! Вовсе никакого терпенья нет. Ведь только-только посадили, а как разоряется. Наши-то, русские, небось все молчком. Ты-то вон пяты сутки досиживаешь, а молчишь ведь…

И в этот момент я ясно различаю доносящиеся откуда-то вместе с протяжным воем слова «коммунисте итальяно», «коммунисте итальяно…».

Так вот кто она! Итальянская коммунистка. Наверно, бежала с родины, от Муссолини, так же как бежала от Гитлера Клара, одна из моих бутырских соседок». Злая ирония судьбы заключалась в том, что возвышенные идеи всемирного братства, которые объединили зарубежных интернационалистов в советской стране в поисках надежного убежища, нашли своё высшее воплощение только в их общей братской могиле в этой ставшей им всего лишь последним прибежищем земле.

По существу, в СССР восторжествовал большевизм и большевики, которые уже в силу одного своего крестьянского происхождения ненавидели коммунизм и коммунистов в марксистском смысле этого понятия не менее люто, чем нацисты. Это-то и роднило нацистскую Германию и большевистский СССР. В своей бесчеловечности обе державы были, что называется, одним миром мазаны. Впрочем, были и некоторые отличия. В частности, писатель В. П. Некрасов заметил, что «Советский Союз — подлая страна. Пусть гитлеровская Германия была самой жестокой, но эта — самая подлая, ленивая, обманчивая. На фоне всего этого пьянство — лучший из ее недостатков». Но с точки зрения трагической судьбы населения советской империи — это несущественные частности. Некоторые исследователи утверждают, что на территории СССР зарубежных коммунистов было истреблено больше, чем в странах их исхода во время немецкой оккупации. Во всяком случае, Л.З. Треппер утверждает, что «Сталин, этот великий могильщик, ликвидировал в десять, в сто раз больше коммунистов, нежели Гитлер».

Очень примечательный пример отношения Сталина к иностранным коммунистам привёл в упомянутой книге Б.Г. Бажанов: «Когда Ленин подал мысль об устройстве автоматической сети «вертушек», Сталин берется за осуществление мысли…

Всю установку делает чехословацкий коммунист — специалист по автоматической телефонии . Конечно, кроме всех линий и аппаратов Каннер приказывает ему сделать и контрольный пост, «чтобы можно было в случае порчи и плохого функционирования контролировать линии и обнаруживать места порчи». Такой контрольный пост, при помощи которого можно включаться в любую линию и слушать любой разговор, был сделан. Не знаю, кто поместил его в ящик стола Сталина… Но, как только вся установка была кончена и заработала, Каннер позвонил в ГПУ Ягоде от имени Сталина и сообщил, что Политбюро получило от чехословацкой компартии точные данные и доказательства, что чехословацкий техник — шпион; зная это, ему дали закончить его работу по установке автоматической станции; теперь же его надлежит немедленно арестовать и расстрелять. Соответствующие документы ГПУ получит дополнительно.

В это время ГПУ расстреливало «шпионов» без малейшего стеснения. Ягоду смутило все же, что речь идет о коммунисте — не было бы потом неприятностей. Он на всякий случай позвонил Сталину. Сталин подтвердил. Чехословацкого коммуниста немедленно расстреляли».

Приказать убить своих самых верных союзников из разных стран, которые при этом боготворили СССР в качестве торжества идеи справедливости на земле! Не исторический ли это просчёт? Но как заметил по аналогичному случаю А.И. Солженицын: «Сталин распорядился именно так. Это был случай, когда историческая личность капризничает над исторической необходимостью».

Иными словами, в сухом остатке режим самодержавной диктатуры Сталина нанёс неизмеримо больший урон международному коммунистическому движению, чем режим единоличной диктатуры Гитлера. С глубоким удовлетворением этот факт констатировал родоначальник европейского фашизма, премьер-министр Италии Бенито Муссолини, отметив, что «никто до сих пор не наносил идее коммунизма (пролетарской революции) таких ударов и не истреблял коммунистов с таким ожесточением, как Сталин». По словам дуче «Сталин — скрытый фашист». Сталин, действительно был таковым, поскольку тщательно скрывал свою, по сути, фашистскую политику от зоркого ока антифашистов. Собственно говоря, это была одна из причин его лютой ненависти к противникам фашизма, которых он, как уже отмечалось выше, без всякого сожаления выдавал на растерзание Гитлеру. На чудовищные ошибки и просчеты стратегического характера, которые Сталин допустил в угоду Гитлеру накануне нападения нацистской Германии на СССР, обратил внимание советский разведчик, писатель Эрнст Генри (1904–1993). В частности, он поведал: «Вот, на мой взгляд, итог государственной мудрости Сталина к концу 30-х годов. Как сказано, я говорю только о его международной политике и о том, что имело к ней прямое отношение.

1. Разгром командного состава Красной Армии накануне войны.

2. Срыв антифашистского единства рабочего класса на Западе.

3. Предоставление Гитлеру шанса покончить с Францией, Англией и нейтрализовать Америку, прежде чем наброситься на Советский Союз.

4. Отказ от серьезного укрепления советской обороны на путях предстоящего наступления вермахта.

5. Дискредитация западных компартий приказом отказываться от антифашизма в 1939 году.

6. Предоставление Гитлеру возможности внезапного, ошеломляющего нападения на Советский Союз, несмотря на наличие ряда достовернейших предостережений.

Это только за четыре года: 1937–1941».

На признаки внутреннего сращивания европейского фашизма и российского большевизма одними из первых обратили внимание советские разведчики. Такую тревогу ранее других забил Игнатий Станиславович Рейсс (1899–1937). В частности, он призывал: «Чтобы Советский Союз, а вместе с ним и все международное рабочее движение не стали окончательно жертвой открытой контрреволюции и фашизма, рабочее движение должно изжить своих Сталиных и сталинизм». Мир не внял предупреждению. Молох сталинизма набирал обороты. Число жертв сталинского деспотизма неумолимо росло. Тогда в том же духе пришлось выступить и другому советскому разведчику Вальтеру Германовичу Кривицкому (1899–1941), который откровенно заявил на весь мир: «Я наблюдал, как Сталин поднялся к безраздельной власти, в то время как ближайшие соратники Ленина гибли по вине государства, которое они создали...

Служа в разведке, я мог наблюдать тогда же, как Сталин протянул руку для тайного сотрудничества с Гитлером. Заискивая перед нацистским лидером, Сталин уничтожал видных командиров Красной Армии, таких, как Тухачевский и другие военачальники, с которыми я работал многие годы для обороны Советского Союза и защиты социализма…

Не задумываясь над тем, существует ли какое-либо иное решение мировых проблем, я пришёл к сознанию того, что продолжаю работать на деспота тоталитарного режима, который отличается от Гитлера только социалистической фразеологией, доставшейся ему от его марксистского прошлого, о приверженности которому он так лицемерно заявлял».

По ходу повествования к месту отметить, что, например, руководитель Иностранного отдела ГУГБ НКВД СССР, то есть, по сути, руководитель советской внешней разведки, комиссар государственной безопасности 2-го ранга Абрам Аронович Слуцкий (1898–1938) был во внесудебном порядке убит сотрудниками государственной безопасности путём инъекции яда в мышцу правой руки прямо в кабинете первого заместителя наркома внутренних дел СССР, начальника Главного управления государственной безопасности НКВД СССР Михаила Петровича Фриновского (1898–1940).

Не исключено, что именно острая проницательность, незаурядное аналитическое мышление, подлинное мужество и редкое чувство собственного достоинства лучших представителей советской разведки тех лет и стало основной причиной их уничтожения, невзирая на несомненные заслуги в вопросах обеспечения национальной безопасности и обороны СССР. Так, П.А. Судоплатов вспоминал, что в начале Великой Отечественной войны «мы испытывали острую нехватку в квалифицированных кадрах. Я и Эйтингон предложили, чтобы из тюрем были освобождены бывшие сотрудники разведки и госбезопасности…

Я получил для просмотра дела запрошенных мною людей. Из них следовало, что все были арестованы по инициативе и прямому приказу высшего руководства — Сталина и Молотова. К несчастью, Шпигельглаз, Карин, Мали и другие разведчики к этому времени были уже расстреляны».

Здесь, видимо, уместно вспомнить как подло сталинская империя отнеслась к судьбе резидента советской разведки в Японии, посмертно удостоенного высокого звания Героя Советского Союза Рихарда Зорге (1895–1944). Япония, не находившаяся в состоянии войны с СССР, вплоть до последнего дня жизни приговорённого ею к смертной казни Зорге ждала предложения руководства СССР об его обмене, но так и не дождалась: Зорге был казнён 7 ноября 1944 г.

При этом заметим, что процесс уничтожения выдающихся деятелей советской разведки продолжился даже и после смерти Сталина. Именно в этот период погиб в застенках тайной полиции большевистской державы один из самых опытных и плодотворных руководителей заграничной разведывательной и диверсионной работы НКВД СССР, полковник государственной безопасности Яков Исаакович Серебрянский (1891–1956). Чудом спасся от гибели в застенках репрессивной машины лагерной империи, притворившись сумасшедшим, приговоренный к 15 годам лишения свободы П.А. Судоплатов. К 12 годам лишения свободы был приговорён и другой выдающийся деятель советской разведки, организатор партизанского движения в тылу врага во время Великой Отечественной войны, а после её окончания отвечавший за сбор и обобщение разведданных по созданию советского ядерного оружия генерал-майор государственной безопасности Наум Исаакович Эйтингон (1899–1981).

Обратим, внимание, что арестованы и расстреляны были выдающиеся советские разведчики, которые своим беззаветным служением Отчизне заложили основы национальной безопасности СССР, чем впоследствии так гордились и чем так бездарно распорядились их непутевые преемники, проявившие себя лишь на ниве борьбы с космополитами, диссидентами и другими остатками недобитой интеллигенции, чем, по сути, обеспечили бесславный конец этой немилосердной и неблагодарной державы.

Думается, что коварные убийства, предательство, откровенная неблагодарность и очевидная подлость, проявленные со стороны большевистской империи к своим выдающимся разведчикам первого и второго призыва в итоге не прошли даром для мировосприятия, самосознания и самоопределения для их преемников в системе органов советской разведки, которые, надо думать, зная трагическую участь своих предшественников встали на путь измены «империи зла» и, полагаю, именно по этой причине не считали своё поведение позорным и порочным.

Так, из общедоступных источников стало известно о целой череде предательств большевистской державы, последовавшей в лице, например, следующих советских разведчиков: подполковника МГБ СССР Юрия Александровича Растворова (1921–2004), резидента Главного разведывательного управления (ГРУ) Генерального штаба Вооружённых Сил СССР во Франции Александра Григорьевича Бармина (1899–1987), сотрудника ГРУ, шифровальщика в посольстве СССР в Канаде Игоря Сергеевича Гузенко (1919–1982), подполковника ГРУ Петра Семёновича Попова (1923–1960), полковника ГРУ Олега Владимировича Пеньковского (1919–1963), подполковника КГБ СССР Рейно Хейханена (1920–1964), сотрудника КГБ СССР Юрия Александровича Безменова (1939–1993), подполковника КГБ СССР Владимира Ипполитовича Ветрова (1932–1984), подполковника КГБ СССР Леонида Георгиевича Полещука (1938–1986), капитана КГБ СССР Олега Адольфовича Лялина (1937–1995), генерал-лейтенанта ГРУ Дмитрия Фёдоровича Полякова (1921–1988), резидента советской разведки в Австралии Владимира Михайловича Петрова (1907–1991), офицера КГБ СССР Леонида Алексеевича Кутергина (1941–2001), майора КГБ СССР Виктора Ивановича Шеймова (1946–2019), сотрудника Второго главного управления КГБ СССР Юрия Ивановича Носенко (1927–2008), сотрудника КГБ СССР Анатолия Михайловича Голицына (1926–2008), майора КГБ СССР Владимира Анатольевича Кузичкина, майора КГБ СССР Станислава Александровича Левченко, майора ГРУ Владимира Богдановича Резуна (более известного под литературным псевдонимом — Виктор Суворов), полковника КГБ СССР Олега Антоновича Гордиевского, генерал-майора КГБ СССР Олега Даниловича Калугина и смею полагать ещё многих и многих других, о которых история советской разведки по тем или иным причинам предпочитает помалкивать. Ну что ж, око за око, зуб за зуб: не предавай, да не предаваем будешь!

Но, как говорится, «вернемся к нашим баранам», или, точнее сказать, к нашим хищникам. Уже в те годы Сталин, вероятно, хотел продемонстрировать другим диктаторам мира, насколько легко он может распоряжаться судьбами людей, партий, этносов и даже целых народов. Гитлер правильно расшифровал это послание. Между ним и Сталиным установились весьма приязненные отношения. В частности, Гитлер чистосердечно поздравил советского диктатора с 60-летием. Сталин с благодарностью отозвался. Оные любезности были опубликованы, соответственно, 23 и 25 декабря 1939 г. в газете «Правда»:

По некоторым сведениям, фюрер не единожды с похвалой отзывался о Сталине, усматривая в нём своего единомышленника, например, по вопросам государственной политики антисемитизма. В последнем, по некоторым источникам, его поспешил уверить сам генералиссимус через министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа (1893–1946), а также личного друга и фотографа канцлера Генриха Гофмана (1885–1957). Именно при содействии этих лиц Иосиф передал своему «другу» Адольфу информацию о своей политике в отношении советских евреев. 24 июля 1942 г. Гитлер сообщил об этом своим приближенным за ужином в своей ставке «Вервольф» под Винницей. В частности, он заявил: «Сталин в беседе с Риббентропом не скрывал, что ждет лишь того момента, когда в СССР будет достаточно специалистов, чтобы полностью покончить с засильем в руководстве евреев, которые на сегодняшний день пока еще ему нужны». Со временем сталинских специалистов оказалось предостаточно, чтобы развалить могучую империю, построенную на муках и страданиях, костях и крови, талантах и творческих свершениях представителей всех племен, в том числе и еврейского происхождения, населявших дотоле территорию этой необъятной державы.

Малоизвестный исторический факт весьма ярко дополняет вклад сталинского режима в трагедию европейского еврейства. Так, в начале 1940 г. берлинский и венский офисы Центрального управления по еврейской эмиграции, возглавлявшиеся, соответственно, Рейнхардом Гейдрихом (1904–1942) и Адольфом Эйхманом (1906–1962), обратились к советскому правительству с просьбой принять 350–400 тысяч немецких евреев и около 1 миллиона 800 тысяч польских евреев в Еврейскую автономную область (ЕАО) или Украину. Большевистская держава ответила отказом, мотивируя своё решение тем, что согласно Договору о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 г. обмены предусматривались только немцами, украинцами, белорусами и русинами. О евреях речи не было. Тем самым первое в мире интернациональное государство, по сути, вынесло смертный приговор самой гонимой нации в мире. Одним из первых на пронацистскую, антисемитскую политику сталинской империи в отношении евреев обратил внимание в «Открытом письме Сталину» известный российский революционер, советский дипломат Федор Федорович Раскольников (1892–1939), который писал: «Еврейских рабочих, интеллигентов, ремесленников, бегущих от фашистского варварства, вы равнодушно предоставили гибели, захлопнув перед ними двери нашей страны, которая на своих огромных просторах могла гостеприимно приютить многие тысячи эмигрантов».

Эта политика соучастия в геноциде евреев не вызывает удивления, поскольку Сталин был верен своему союзническому долгу перед Гитлером в полном соответствии с буквой и духом Договора о дружбе и границе между СССР и Германией от 28 сентября 1939 г., заключенного в дополнение к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом (известном также как «Пакт Риббентропа-Молотова») от 23 августа 1939 г. со всеми его секретными протоколами. Очень лаконичную оценку данному пакту дал в упомянутой книге В.А. Коротич: «Я работал в парламентской комиссии по пакту Риббентропа — Молотова, которым Гитлер и Сталин узаконили свой государственный бандитизм».

К месту заметить, что о подлинном отношении к указанным договорам Гитлер поведал 22 июня 1941 г. в своём Обращении к немецкому народу в связи с началом войны против Советского Союза. Сталин же, судя по всему, принял эти договора за чистую монету. При этом стремление Сталина к углублению союзнических отношений распространялось вплоть до присоединения к Тройственному пакту, заключенному 27 сентября 1940 г. между Германией, Италией и Японией. С этой целью 12–13 ноября 1940 г. В.М. Молотов нанес визит Гитлеру, во время которого заявил, что «если нас будут считать равными партнерами, а не простыми марионетками, мы могли бы в принципе присоединиться к тройственному Пакту». Из Германии В.М. Молотов вернулся не с пустыми руками, а с проектом соглашения между странами Тройственного пакта и СССР. В редакции Сталина этот документ обрел форму пакта четырёх держав. В развитие политического курса на союз с Гитлером В.М. Молотов 25 ноября 1940 г. пригласил посла Германии в СССР Фридриха Шуленбурга (1875–1944) и вручил ему ноту, в которой уведомлялось, что «СССР согласен принять в основном проект пакта четырех держав об их политическом сотрудничестве и экономической взаимопомощи…». По сути, эта нота стала дипломатической формой воплощения в жизнь глубинного смысла союза между сталинским СССР и гитлеровской Германией: раздел сфер влияния в мире.

В этом отношении представляют интерес воспоминания советского разведчика Л.З. Треппера, которого Вторая мировая война застала в Европе, где он по заданию руководителя военной разведки СССР Яна Карловича Берзина (1889–1938) организовал разведывательную сеть под названием «Красная каппела». В частности, он писал: «В течение этих горестных месяцев мы частенько слышали из уст немецких офицеров невыносимое для нас сравнение режимов Гитлера и Сталина. Дескать, между национал-социализмом и «национальным социализмом» нет никакой разницы. Они нам говорили, что и тот и другой наметили себе одну и ту же цель, но идут к ней разными путями… Я и сейчас отчетливо вижу и слышу немецкого офицера, который, хлопнув ладонью по капоту двигателя, громко проговорил: — Если удачи нашего наступления превзошли все ожидания, то это благодаря помощи Советского Союза, который дал нам бензин для наших танков, кожу для наших сапог и заполнил зерном наши закрома!». Эту тему продолжил много лет спустя уже другой бывший советский разведчик В.Б. Резун, который, в частности, заявил: «Гитлер — фашист, и напасть на него — святое дело, а вот подписать с ним договор о дружбе, действительно, позор. Как и поставлять ему ванадий, вольфрам, молибден, марганец, медь, олово, никель… нефть…, хлеб тоже — да все! Гитлер душит Европу, строит концлагеря, а мы его усердно снабжаем, — это стыд!».

О сотрудничестве между двумя экспансионистскими режимами подробно было поведано в статье литовского журналиста и историка Альгимантаса Каспаравичюса «История сотрудничества СССР и Третьего рейха в 1939–1940 г., или о чем умолчали авторы «справки» российского МИДа». Автор, в частности, писал: «В конце 1939 года недалеко от Мурманска была основана ремонтная база для немецких кораблей, ее корабли весной 1940 года участвовали в агрессии против Норвегии. База фактически действовала до начала войны между Германией и СССР. В то же время страны активно торговали между собой оружием, амуницией, стратегическим военным сырьем (мангановой рудой, нефтепродуктами, асбестом, зерном, хлопком, льном и др.), обменивались военными технологиями, специалистами…» (ИноСМИ. ru, 20.01.2012 г.). В указанном перечне сырья, поставленном большевистским СССР нацистской Германии, следует также упомянуть хром и каучук. В общем, можно утверждать, что нацистское нашествие на СССР было основательно проинвестировано сталинской империей задолго до 22 июня 1941 г. На политическое значение межгосударственного альянса гитлеровской Германии и сталинского СССР, свято соблюдаемого последним вплоть до указанной даты, обратил внимание историк Ю.Н. Афанасьев: «Многие так и не постигли смысла ни ее причин и начала, ни ее окончания и итогов. Советский Союз вступил в нее 17 сентября 1939 г. на стороне Гитлера. И Советский Союз воевал на стороне нацистской Германии до 22 июня 1941 г., потому она и Великая Отечественная, не Вторая мировая». На это обстоятельство обращает внимание и В.Б. Резун: «Вторая мировая война была начата Советским Союзом преднамеренно в 1939 году, и с самых первых ее дней СССР был участником Второй мировой и был союзником Гитлера — вместе с Гитлером успешно крушил Европу».

И даже после нападения нацистской Германии на большевистский СССР Сталин готов был вести диалог с Гитлером. Более того ради его продолжения советский тиран готов был по воспоминаниям П.А. Судоплатова расплатиться с фюрером частью территории советской империи, в частности Прибалтикой, Украиной, Бессарабией, Буковиной и Карельским перешейком. Разумеется, о грядущей судьбе населения этих территорий диктатор даже и не заикался. В глубине души он, видимо, отдавал себе отчёт в том, что хрен редьки не слаще. Сталин и Гитлер, большевизм и нацизм — близнецы-братья. Как весьма иронично по сему поводу заметил В.Б. Резун: «Гитлер и Сталин похожи друг на друга, как два тяжелых яловых сапога», поясняя «у Гитлера красный флаг, и у Сталина — красный, Германия строила социализм, и СССР строил социализм, у рейха четырехлетние планы, у нас — пятилетние, у них гестапо, у нас — НКВД, там концлагеря, и тут тоже, у Шикльгрубера одна партия у власти, остальные в тюрьме, и у Джугашвили тот же вариант… Гитлер ходил в полувоенной форме, и Сталин в полувоенной форме, фюрер без эполет, и вождь наш без знаков различия». В действительности, эти два палача стали источником неисчислимых бед для всего мира, но прежде всего для народов Европы. Лишь одно их разнит: преступления нацистской Германии уже давно не секрет для мирового сообщества, но злодеяния большевистского СССР — всё ещё тайна за семью печатями. Некоторый свет истины на тёмную историю преступлений сталинской империи по отношению к малым народам проливает книга российского историка и социолога, доктора философских наук Вадима Захаровича Роговина (1937–1998) «Партия расстрелянных». Для того чтобы не сбылось мрачное пророчество британского публициста Стюарта Хоума о том, что «не пройдет и ста лет, как средний человек будет помнить, чем отличались фашисты от коммунистов, примерно так же, как сейчас помнят, чем отличаются гвельфы от гибеллинов», считаю необходимым привести пространные выдержки из книги В.З. Роговина.

В ней приводятся малоизвестные данные о жесточайшей расправе с представителями тех этносов, которые ранее имели свои компактные территориальные образования в составе Российской империи, получивших после Октябрьского переворота статус суверенных держав. Речь прежде всего идёт о поляках, немцах, румынах, финнах, латышах, литовцах и эстонцах. Фактическим «обоснованием» этих репрессий стала негласная установка о том, что лица, принадлежащие к данным этносам (равно как и представители других наций, имевших свои государственные образования за пределами СССР), будь они даже заслуженными революционерами, склонны к шпионской работе в пользу «своего» государства. Тем самым, в СССР было положено начало широкомасштабной кампании этнических чисток: «охота на ведьм» в лице малых народов началась.

Этнические чистки проводились по приказам наркома внутренних дел, утверждаемым соответствующими постановлениями Политбюро ЦК ВКП(б). Так, 31 января 1938 г. Политбюро ЦК ВКП(б) приняло следующее постановление: «Разрешить наркомвнуделу продолжить до 15 IV 1938 г. операцию по разгрому шпионско-диверсионных контингентов из поляков, латышей, немцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев и румын, как иностранных подданных, так и советских граждан, согласно соответствующих приказов НКВД СССР. Оставить до 15 апреля 1938 года существующий внесудебный порядок рассмотрения дел по этим операциям… Предложить НКВД провести до 15 апреля аналогичную операцию и погромить кадры болгар и македонцев…».

Подобные «массовые операции» фактически превратились в откровенный геноцид опальных этносов. Они отличались беспрецедентной жестокостью. Так, например, в Ростове латыши и поляки арестовывались по спискам, составленным на основе данных адресного бюро. А в феврале 1938 г. здесь были арестованы 300 иранцев — весь состав артели чистильщиков обуви.

В последующих простосердечных воспоминаниях председателя Особой тройки НКВД по Московской области Михаила Ильича Семёнова (1898–1939) говорилось: «Во время проведения массовых операций 1937–1938 гг. по изъятию поляков, латышей, немцев и др. национальностей аресты проводились без наличия компрометирующих материалов… Арестовывали и расстреливали целыми семьями, в числе которых шли совершенно неграмотные женщины, несовершеннолетние, даже беременные, и всех, как шпионов, подводили под расстрел без всяких материалов, только потому, что они — националы».

Но с особым цинизмом проводилась расправа над коммунистами соответствующего этнического происхождения. По словам одного из ближайших ежовских подручных Александра Павловича Радзивиловского (1904–1940), органами НКВД на местах было получено следующее указание Н.И. Ежова: «С этой публикой не церемоньтесь, их дела будут рассматриваться «альбомным» порядком. Надо доказать, что латыши, поляки, немцы и др., состоящие в ВКП(б), — шпионы и диверсанты».

Наиболее многочисленными категориями среди репрессированных «националов» оказались поляки и латыши. Расправа над ними шла параллельно с ликвидацией социально-культурных прав этих национальностей. Например, в начале 30-х годов на Украине и в Белоруссии действовало 670 польских школ, 2 польских вуза, 3 театра, на польском языке выходили одна центральная, 6 республиканских и 16 районных газет. Все они в 1937–1938 годах были закрыты. В Москве были закрыты латышские театр, клуб и школа.

Уже в 1936 году было репрессировано 35820 поляков. По воспоминаниям Н.С. Хрущёва, «когда в 1936, 1937, 1938 годах развернулась настоящая «погоня за ведьмами», какому-либо поляку трудно было где-то удержаться, а о выдвижении на руководящие посты теперь не могло быть и речи. Все поляки были взяты в СССР под подозрение».

Большое число латышей оказалось в СССР потому, что после гражданской войны в Латвии установился полуфашистский режим, развернувший нещадную борьбу с революционерами. Это вызвало обильный приток в советскую державу политических эмигрантов из Латвии. При этом в стране остались все бойцы латышской стрелковой дивизии, сыгравшей огромную роль в установлении и защите Советской власти.

В декабре 1937 г. был издан приказ НКВД о массовых арестах латышей. Большинство арестованных стали жертвами групповых расстрелов. Только с 5 января по 20 июля 1938 г. было проведено 15 расстрельных акций, в которых было убито 3680 латышей.

В некоторых документах упоминались имена более тысячи репрессированных латышей, большинство которых были расстреляны в 1937–1938 годах. Среди оных — немалое число рядовых рабочих, колхозников, инженеров, учителей и т. д. Основную часть погибших составляли представители квалифицированных слоёв интеллигенции — профессора, журналисты, литераторы, хозяйственники, дипломаты, офицеры, чекисты и т. д. Свыше половины жертв — члены ВКП(б), около трети — большевики с подпольным стажем, участники революции 1905–1907 гг., члены обществ каторжан и ссыльнопоселенцев, делегаты съездов ВКП(б). Почти все несчастные были казнены по обвинению в шпионаже в пользу буржуазной Латвии. По словам А.И. Солженицына под каток репрессий попали «все латышские стрелки и латыши-чекисты — да, латыши, акушеры Революции, составлявшие совсем недавно костяк и гордость ЧК! И даже те коммунисты буржуазной Латвии, которых выменяли в 1921, освободив их от ужасных латвийских сроков в два и в три года». Не обладавшие высоким социальным статусом латыши, литовцы и эстонцы были выселены из Москвы, Ленинграда и других крупных городов в места спецпоселений.

Несколько тысяч финнов было репрессировано только в Ленинградской области, где одновременно были закрыты все действовавшие там финские школы, техникумы, дома культуры, церкви, газеты, издательства, финское отделение в Институте имени Герцена.

В 1937–1938 гг. были проведены массовые депортации целых народов. Как заметил А.И. Солженицын: «Это было народное переселение, этническая катастрофа».

Первыми жертвами этой катастрофы пали корейцы Дальнего Востока. 10 июня 1924 г. Председатель Совнаркома Рыков подписал «Устав союза корейцев, проживающих на территории СССР», согласно которому корейская община получила широкие юридические права и возможности в развитии национальной культуры. В Дальневосточном Крае был создан национальный корейский район с 55 корейскими сельскими советами. В апреле 1937 г. «Правда» разразилась статьёй, которая вещала о том, что японские секретные службы заслали на территорию Дальнего Востока своих многочисленных корейских и китайских агентов, «маскирующихся под уроженцев этого района». 21 августа 1937 г. было принято секретное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О выселении корейского населения из пограничных районов Дальневосточного Края». В этом изуверском акте перед органами НКВД ставилась задача переселить к 1 января 1938 г. корейцев из ДВК в Казахстан и Узбекистан. Все высланные превращались в «спецпоселенцев», которым запрещалось возвращаться в родные места. Это решение базировалось на обвинении корейцев в массовом шпионаже и готовности выступить на стороне Японии в случае её нападения на СССР. 11 сентября 1937 г. Сталин направил в Дальневосточный крайком телеграмму, в которой говорилось: «По всему видно, что выселение корейцев — дело назревшее… Предлагаем принять строгие и срочные меры по точному исполнению календарного плана». В ходе депортации, завершившейся в октябре 1937 г., из ДВК было выселено около 172 тыс. корейцев. 25 тысяч корейцев и 11 тысяч китайцев были арестованы. По словам А.И. Солженицына «корейцы с Дальнего Востока (ссылка в Казахстан), первый опыт взятия по крови… Все китайцы, жившие на советском Дальнем Востоке, получили шпионский пункт 58-6, взяты были в северные лагеря и вымерли там. Та же участь постигла китайцев — участников Гражданской войны, если они заблаговременно не умотались».

Депортация некоторых национальных меньшинств была проведена и в республиках Закавказья. Прежде всего, она обрушилась на головы проживавших там курдов. До 1937 г. в Армении действовал курдский национальный театр, в Армении и Грузии — курдские школы, выпускались национальные газеты. Все эти учреждения были закрыты в 1937–1938 гг., когда значительная часть курдов была переселена в среднеазиатские республики и в Казахстан. Из Азербайджана в Казахстан были насильственно переселены иранцы. Как отмечал А.И. Солженицын: «В 1941 так выселяли Республику Немцев Поволжья в Казахстан, и с тех пор все остальные нации — так же». По данным секретаря Комиссии по реабилитации жертв политических репрессий при Президенте России, доктора исторических наук Владимира Павловича Наумова депортация ряда народов Северного Кавказа оформлялась постановлениями ГКО СССР post factum, то есть уже после того, когда операции по выселению людей, по существу были завершены. При этом тех, кого немогли вывезти немедля уничтожали прямо на местах. Руководившие этими карательными экспедициями уполномоченные ГКО СССР Сергей Никифорович Круглов (1907–1977), Богдан Захарович Кобулов (1904–1953) и Аркадий Николаевич Аполлонов (1907–1978) по существу действовали на основе устных предписаний.

Ставшие ныне известными многочисленные факты не оставляют сомнения, что сталинский СССР был чудовищным репрессивным молохом, немилосердно перемалывавшим судьбы целых этносов и коренных народов, испокон веков обитавших на той территории, над которой волею злой судьбы распростерлась немилосердная длань восточного сатрапа. Подобное положение вещей и позволило А.И. Солженицыну в вопросах практики геноцида в отношении целых народов признать Гитлера последователем Сталина. В частности, он подчеркнул, что «опыт державного брата Гитлера по выкорчёвыванию евреев и цыган уже был поздний, уже после начала Второй Мировой войны, а Сталин-батюшка задумался над этой проблемою раньше». Посему вовсе не случайно Парламентская ассамблея ОБСЕ в своей резолюции «Объединение разделенной Европы: защита прав человека и гражданских свобод в регионе ОБСЕ в XXI веке» от 3 июля 2009 г. указала, что «в двадцатом веке европейские страны испытали на себе два мощных тоталитарных режима, нацистский и сталинский, которые несли с собой геноцид, нарушения прав и свобод человека, военные преступления и преступления против человечества». Психологическая близость двух диктаторов самым естественным образом трансформировалась в межгосударственный альянс большевистского СССР и нацистской Германии. Тем самым, трагедия европейских народов с началом Второй мировой войны с легкой руки советского диктатора органично переросла в трагедию советского народа с началом Великой Отечественной. Но Сталин всегда умел «объяснить» своему народу, кто есть его подлинный враг на тот или иной момент истории. И надо признать народ всегда правильно «понимал» своего вождя, но особенно безошибочно по тем вопросам, по которым их сердца бились в унисон.

Вернувшись к одной из методологических основ настоящего исследования, замечу, что именно это взаимное понимание народа и вождя, собственно говоря, и легло в основу политики советского государственного антисемитизма. Начало жесточайшему государственному антисемитизму на территории СССР положил лично Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Сталин. Как заметил историк Г.Т. Рябов, по вопросу о судьбе евреев в Российской (большевистской) империи, ««успех» царского правительства развил Адольф Гитлер. «Успех» Гитлера — МГБ СССР». Разумеется, за спиной МГБ СССР возвышалась исполинская фигура Сталина. Именно ему — диктатору до мозга костей — принадлежала инициатива, политическая воля и идеи неумолимого воплощения в жизнь политики государственного антисемитизма. На это обстоятельство особо обратил внимание английский историк Пол Джонсон, подчеркнувший, что «когда к власти пришел Сталин, антисемит в душе, давление на евреев усилилось… Евреи, особенно из рядов коммунистической партии, составляли непропорционально большую долю жертв сталинского режима… Использование Сталиным антисемитизма в борьбе за руководство в 20-е гг. и во время чисток 30-х гг. было для него очень характерно».

В советскую эпоху сталинская политика государственного антисемитизма была тайной за семью печатями. Со временем всё тайное становится явным. Таковой со временем стала и роль Сталина в преследовании и истреблении советских граждан еврейского происхождения. В частности, участник Сталинградской битвы, писатель, автор романа «Жизнь и судьба» В.С. Гроссман в результате долгих наблюдений и размышлений пришёл к убеждению, что Сталин подхватил выпавший из рук Гитлера меч и занес его над уцелевшими евреями СССР. Иными словами, агрессивная, бездушная и тупая сталинская империя не мытьем так катанием в конечном итоге свела к минимуму число тех своих подданных, которые представляли собой неотъемлемую часть еврейского племени Восточной Европы. По крайней мере, по отношению к этой трагедии вовсе не является преувеличением мнение российского историка Ю.Н. Афанасьева, поставившего на одну доску два бесчеловечных режима: «Гитлеровский и сталинский нацизмы». К кому-кому, но по отношению к жертвам Холокоста они уж точно оказались нацизмами в равной степени. Как заметил американский писатель и общественный деятель, лауреат Нобелевской премии мира Эли Визель (1928–2016): «Не все жертвы нацизма были евреями, но все евреи были жертвами нацизма». И сталинский нацизм в этом отношении не стал исключением.

Изучению внутренних пружин государственного антисемитизма в СССР немало усилий приложил доктор исторических наук Геннадий Васильевич Костырченко, который заметил, что «мотив личного антисемитизма Сталина нельзя сбрасывать со счетов. Поскольку, когда он стал единоличным властителем в стране, его предпочтения и фобии, проявлявшиеся в ходе единоличного формирования им курса национальной политики, обрели огромную значимость». Исследованию трагедии еврейской части советского народа было посвящен ряд книг этого историка: «В плену у красного фараона», «Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм», «Государственный антисемитизм в СССР, «От начала до кульминации.1938–1953» и «Сталин против «космополитов». Власть и еврейская интеллигенция в СССР». Можно себе только представить сколь же много сил приложил Сталин вкупе со своими приспешниками к «окончательному решению» еврейского вопроса в СССР, если освещению этой трагедии понадобилось столько книг только одного этого автора.

Одним из первых, кто засвидетельствовал антисемитизм Сталина, оказался отбывавший с ним ссылку в Туруханском крае председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов (1885–1919). По утверждению последнего, Сталин за неоднократные проявления антисемитизма привлекался к суду чести в кругу своих партийных соратников. Эту особенность личности будущего диктатора отметил в своих воспоминаниях историк, публицист и экономист Николай Владиславович Валентинов (1879–1964). По его словам, глава СНК СССР Алексей Иванович Рыков (1881–1938) как-то пожаловался ему на высказывание Сталина: «Мы вычистили всех жидов из Политбюро». О яром антисемитизме Сталина писал и его бывший секретарь Б. Г. Бажанов. Жертвой патологической ненависти к евреям стала даже единственная дочь Сталина — Светлана Иосифовна Аллилуева (1926–2011). Об этом поведал в своих воспоминаниях близкий к его семье видный советский государственный деятель Анастас Иванович Микоян (1895–1978): «Когда Светлана вышла замуж за студента Морозова, еврея по национальности, к этому времени у Сталина антиеврейские чувства приняли острую форму. Он арестовал отца Морозова, какого-то простого, никому не известного человека, сказав нам, что это американский шпион, выполнявший задания проникнуть через женитьбу сына в доверие к Сталину с целью передавать все сведения американцам. Затем он поставил условие дочери: если она не разойдется с Морозовым, того арестуют. Светлана подчинилась, и они разошлись». Брак собственной дочери был разрушен по воле тирана, несмотря на то, что от этого брака родился его внук и тезка Иосиф Григорьевич Аллилуев (1948–2008). Женой сына Сталина — Якова Иосифовича Джугашвили (1907–1943) была балерина Юлия Исааковна Мельцер (1911–1968). От этого брака у Якова в 1939 г. родилась дочь Галина Яковлевна Джугашвили (1938–2007). Когда Яков оказался в плену у гитлеровцев, Сталин приказал главе НКВД СССР Лаврентию Павловичу Берии (1899–1953): «А эту одесскую еврейку — в Красноярский край. Пусть погреется под сибирским солнцем…». Кто-то заметил, что, если Юлия будет среди людей, слухи о Якове получат подтверждение. Лучше уж ее в тюрьму, в одиночку. Сталин согласился. Судьба внучки Галины его не волновала.

Таким образом, ненависть к евреям у Сталина оказалась сильнее любви к собственным детям и внукам. А уж насколько эта ненависть оказалась сильнее «любви» к остальному народу и говорить не приходится. Об этом свидетельствует вся кровавая история большевистской империи. Один из историков поведал о том, как в конце 1948 г. Сталин приказал арестовать всех жен-евреек ближайших своих соратников. Арестовали жену члена Политбюро ЦК ВКП(б) Андреева Андрея Андреевича (1895–1971) — Дору Моисеевну Хазан (1894–1961), жену заведующего особым сектором ЦК ВКП(б) Александра Николаевича Поскребышева (1891–1965) — Металликову Брониславу Соломоновну (1910–1941), вдову председателя Президиума Верховного Совета СССР Михаила Ивановича Калинина (1875–1946) — Екатерину Ивановну Лорберг (1882–1960). Как уже упоминалось выше, арестовали и жену В.М. Молотова. Сталин тем самым, одновременно, решал не только этнические, но и политические задачи. Жена А.Н. Поскребышева была сестрой невестки Л.Д. Троцкого. Подавая на подпись Сталину ордер на арест своей жены, Поскребышев попросил простить ее. Сталин, подписав ордер, обронил: «Найдем тебе бабу». А несчастную Брониславу Соломоновну, продержав три года в тюрьме, расстреляли.

С.И. Аллилуева, будучи невольной свидетельницей многих откровений своего отца, часто приводила его слова о том, что история партии — это история борьбы против евреев. В частности, она писала, что «в Советском Союзе лишь в первое десятилетие после революции антисемитизм был забыт. Но с высылкой Троцкого, с уничтожением в годы «чисток» старых партийцев, многие из которых были евреями, антисемитизм возродился «на новой основе», прежде всего в партии. Отец во многом не только поддерживал его, но и насаждал сам. В Советской России, где антисемитизм имел давние корни в мещанстве и бюрократии, он распространялся вширь и вглубь с быстротой чумы». Особый всплеск антисемитизма в СССР, судя по всему, находит своё объяснение в личной зависти и, соответственно, этнической ненависти Сталина к Троцкому. Одним из первых на «корень зла» обратил внимание советский разведчик А.М. Орлов, проанализировавший подлинную анатомию судебных процессов периода великой чистки 30-х годов: «Каждый из подсудимых отчётливо чувствовал, как пульсируют здесь сталинская ненависть и сталинская жажда мщения, нацеленные на далёкого Троцкого. Накал этой ненависти был сравним разве что с завистью, которую Сталин годами испытывал к блестящим способностям и революционным заслугам этого человека». Ему как бы вторит и дочь Сталина. Так в частности в своих воспоминаниях С.И. Аллилуева не скрывает, что со временем для неё «стала очевидной огромная роль, которую играл Троцкий в партии и в революции; а так как я хорошо знала характер отца, мне стал, наконец, ясен источник его антисемитизма. Безусловно, он был вызван долголетней борьбой с Троцким и его сторонниками, и превратился постепенно из политической ненависти в расовое чувство ко всем евреям без исключения».

Эту версию происхождения патологического антисемитизма тирана подтверждают и другие его приближенные. В частности, об этом свидетельствовал бывший Министр обороны СССР, член Политбюро ЦК КПСС, третий Председатель Совета Министров СССР Николай Александрович Булганин (1885–1975). Доктор исторических наук, бывший узник гетто и ГУЛАГа Яков Яковлевич Этингер (1929–2014) вспоминал, как Н.А. Булганин ему рассказывал: «Сталин был «бытовым и политическим антисемитом… не забывайте, что главными противниками Сталина в руководстве партии были евреи — Троцкий, Зиновьев, Каменев и некоторые другие. Среди троцкистов было много евреев». На эту тёмную сторону личности диктатора обратили внимание и другие историки. Так, доктор исторических наук Юрий Георгиевич Фельштинский писал: «Сталин относился к Троцкому с животной ненавистью. Сталин вообще был человеком жестоким… При допросах арестованных партийных товарищей в 1930-е годы Сталин нередко собственноручно расписывал, как именно пытать заключенных. То есть Сталин, конечно, был садистом. Но столько энергии, сколько потратил Сталин на уничтожение семьи Троцкого, он не затратил ни на кого. И это говорит нам о том, что Сталин Троцкого ненавидел».

Конечно, отдельные факты, высказывания и наблюдения как современников тех событий, так и их потомков могут показаться мелкими штрихами, не способными дать в своей совокупности целостную картину той трагедии, о которой идёт речь в этой работе. Но здесь необходимо учесть те обстоятельства, на которые обратили внимание в своей книге «Неизвестный Сталин» Рой Александрович Медведев и Жорес Александрович Медведев (1925–2018). В частности, соавторы капитального труда утверждают, что: «немалое число историков ошибочно воспринимали архивы сталинской эпохи как достоверный фактический материал.

Между тем значительная часть документов того времени подвергалась уничтожению и фальсификациям. Множество важных решений приводилось в исполнение на основании устных директив и распоряжений, которые не регистрировались ни в каких архивных фондах.

Эта же практика продолжалась в течение многих лет после смерти Сталина. Была ликвидирована значительная часть личного архива самого Сталина. Такая же судьба постигла личные архивы Берии, Маленкова, Микояна и других членов сталинского Политбюро. Все руководители СССР, от Хрущева до Андропова, давали директивы о ликвидации архивных документов, которые могли перед судом истории скомпрометировать политику Советского правительства, КПСС и их собственные действия». Один только пример: архивно-следственное дело N 981697 в отношении Маршала СССР, Героя Советского Союза Кирилла Афанасьевича Мерецкова (1897–1968) было уничтожено 25 января 1955 г. на основании указания ЦК КПСС и соответствующего распоряжения председателя КГБ при СМ СССР.

Таким образом, опираться на труды новоявленной генерации историков, которые стали знатоками бумаг, но не понимали воздуха эпохи в подобных случаях не приходиться. Да и последние связаны по рукам и ногам в деле постижения исторической истины, поскольку многие документы той злополучной эпохи до сих пор — тайна за семью печатями. На подобное положение вещей, например, обращал внимание даже экс-руководитель внешней разведки ГДР Маркус Вольф (1923–2006). В частности, в своей книге «Друзья не умирают» он отмечал что «в российской столице пресловутые бюрократические препоны в получении информации из архивных ведомств, так же как и в доступе к рассекреченным данным, почти непреодолимы, во всяком случае, связаны с огромными затратами времени». Такой же точки зрения придерживался и чешский прокурор Мартин Омелка, который принимал участие в расследовании обстоятельств трагической гибели министра иностранных дел Чехословакии Яна Масарика (1886–1948). В частности, он заявил: «Утаивание исторических фактов характерно для русских, и с этим ничего не поделаешь. Интересующие нас документы могут быть рассекречены лет через пятьдесят, а возможно — никогда».

Время подтвердило худшие опасения исследователей преступлений большевистского режима. Так даже на 2012 год, например, не были рассекречены уголовные дела таких знаковых фигур той эпохи как Н.И. Ежов, Л.П. Берия, В.С. Абакумов, В.Н. Меркулов, М.П. Фриновский, П.А. Судоплатов, Г.М. Майрановский и им подобных. Далее более: из 183 томов уголовного дела N 159 по Катынскому расстрелу, возбужденному 30.09.1990 г. Главной военной прокуратурой СССР и законченного расследованием Главной военной прокуратурой России, 116 томов, включая постановление о прекращении дела от 21.09.2004 г., оказались под грифом «совершенно секретно», в качестве содержащих государственную тайну. Естественно, для подобной «секретности» было достаточно оснований. Ведь как справедливо отмечалось в исторической литературе: «Ведомство всепланетного государственного террора и страха на Лубянке крайне неохотно делится своими секретами. Причем не потому, что это грозит раскрытием государственной тайны, обеспечивающей безопасность страны, а потому, что значительный процент действий ведомства являют собой обычные уголовные преступления, совершенные с особой жестокостью и садизмом». Невероятно, но факт: практически, все факты чудовищных преступлений большевистской империи стало объектом государственной тайны современной России. Как вспоминал по сему поводу писатель В.А. Коротич: «Колымские геологи рассказывали мне, что вокруг бывших концлагерей под слоем мерзлой земли бывшие узники вот уже лет по 70 лежат, как живые, только иней на бородах и кожа почернела. Люди эти, как мамонты, еще 10 тысяч лет пролежат в вечной мерзлоте — или сколько надо до Страшного суда. Но Суд этот, как любой другой, будет полезен только в том случае, если вскроются наконец архивы и государство перестанет утаивать свою биографию от собственных граждан». Но, государство, судя по всему, и далее твердо намерено скрывать от окружающего мира свою преступную сущность. И в этом есть свой резон: кто будет уважать и защищать подобное государство. Видимо следует согласиться с В.Б. Резуном, который заметил: «Вся история Советского Союза от нас закрыта, как место преступления… Наша история — это место преступления, которое опечатано, и никого туда не подпускают. Все видели, как в голливудских фильмах опечатывают место преступления. Но если там это делают для того, чтобы потом пришел тот, кто разберется, что же случилось, то наши архивы закрыты, чтобы никогда и никто ни в чем не разобрался». Как же постичь истину при таких условиях?

Как говорится: «дьявол кроется в деталях». Именно поэтому в стране, в которой тщательно уничтожили всю документальную базу, убили множество свидетелей, остальных запугали или дискредитировали, особое значение приобретает понимание особенностей характера и личных отношений диктатора. В известной степени свет истины на сей вопрос проливает и состояние психического здоровья Сталина, о котором со слов отца — доктора медицинских наук Якова Гиляриевича Этингера (1887–1951) — поведал Я.Я. Этингер. В частности, он вспоминал: «Как опытный врач, отец придерживался мнения, что Сталин страдает манией величия и манией преследования. Он говорил мне, что знаменитый русский ученый В.М. Бехтерев осматривал Сталина в начале 1927 года и поставил диагноз — паранойя. Вскоре ученого не стало. И вот от этого параноика зависела судьба миллионов людей…». Изучение психологической природы тирана позволяет реконструировать многие его замыслы, как осуществленные, так и неосуществленные, далеко не всегда понятные даже его жертвам, которые остались в живых. Посему подобный нравственно-психологический метод исследования позволяет, зная множество разрозненных фактов, воспроизвести ход исторических событий в виде целостной картины жизни и смерти «рабов» под деспотической властью «красного фараона».

Характер диктатора позволяет с большой долей вероятности утверждать, что личная патологическая ненависть Генерального секретаря ЦК ВКП(б) к своим нередко более одаренным, образованным и умным политическим конкурентам со временем стала генеральной линией созданной по его образу и подобию партии. Во многом беспощадная внутривидовая борьба с теми, кто на свою беду оказывался хоть немного культурнее, образованнее и умнее своих сподвижников по большевистской партии в итоге и дала Сталину столь массовую опору в партийных низах, как правило, выходцев из крестьянского сословия императорской России и предопределила всю дальнейшую судьбу этой преступной организации

На 22 июня 1941 г. в СССР проживало порядка 4 миллионов 855 тысяч евреев. Из них 4 миллиона 095 тысяч обитало на территории, которая впоследствии подверглась оккупации. Эвакуироваться успело около 1 миллиона 200 тысяч евреев. Судьба остальных оказалась ужасной. Нацистами вкупе с коллаборационистами из местных партий этнической нетерпимости было уничтожено от 2 миллионов 805 тысяч до 2 миллионов 838 тысяч евреев (без учета военнопленных): почти половина из них — 1 миллион 430 тысяч в Украине и далее соответственно в Белоруссии — 810 тысяч, в Литве — 215–220 тысяч, в России (с Крымом) — 144–170 тысяч, в Молдавии — 130 тысяч, Латвии — 75–77 тысяч и Эстонии — 1 тысяча человек. И одна из причин столь массовой гибели всех этих людей таилась в активной политике антисемитизма советского диктатора. Гитлер покончил жизнь самоубийством, но его дело надолго пережило автора «окончательного решения еврейского вопроса» благодаря многолетней иезуитской практике вождя советской империи. В итоге как справедливо заметил первый Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации С.А. Ковалев: «Фашистская диктатура в Германии за 12 лет — это щенки по сравнению с Иосифом Виссарионовичем и его сподвижниками. Гитлер всему научился у нас, ничего он сам не придумал. Ну, разве что звериный антисемитизм, который обагрился кровью, — здесь он был впереди. Хотя государственный антисемитизм существовал и при Сталине, причем усиливался со временем. Не помри Иосиф Виссарионович, что последовало бы из «дела врачей», одному богу известно».

Известный правозащитник не ошибся. Во время Второй мировой войны нацисты вели прямо-таки оголтелую пропагандистскую кампанию против всего иудейского племени мира. Нещадно изничтожая представителей оного, оказавшихся в зоне их досягаемости, гитлеровцы пытались убедить мир в обоснованности своей человеконенавистнической политики. Одной из жертв этой идеологической атаки стала значительная часть населения СССР, которая издревле во всех своих бедах привыкла винить евреев. Иными словами, по этому вопросу былая история Российской империи выступила невольным союзником гитлеровской Германии. Сталин же в известной степени воспользовался результатами «работы» и той и другой державы. Диктатору нужно было перевести стрелки ненависти населения СССР за все беды, которые обрушились на голову последнего в результате авантюрной деятельности возглавляемой им большевистской клики. Своей пропагандистской работой относительно евреев нацисты несказанно облегчили его задачу. Известный британский историк Исаак Дойчер (1907–1967), анализируя мотивы Сталина в поддержке государственного антисемитизма во время Второй мировой войны, писал: «Он был напуган тем откликом, который получил антисемитизм в массах, а та готовность, с которой русские и украинские ненавистники евреев поддержали нацистов на оккупированных территориях, лишь укрепила его в подобных опасениях». Итак, Сталин, в известной степени, воспользовался антисемитскими настроениями, господствующими в среде одуревшего от горя населения СССР. Именно поэтому с его легкой руки во время ожесточенной войны с гитлеровцами по всем фронтам и тылам Рабоче-Крестья?нской Красной Армии (РККА) прокатилась волна ярого антисемитизма. О соответствующих настроениях в тылу поведал советский писатель, автор известного романа «Порт-Артур», Александр Николаевич Степанов (1892–1965). Находясь в эвакуации, он в мае 1943-го прислал главному редактору газеты «Красная звезда» письмо, в котором отмечалось явное распространение антисемитизма: «Демобилизованные из армии раненые являются главными его распространителями. Они [ведут настоящую погромную агитацию], открыто говорят, что евреи уклоняются от войны, сидят по тылам на тепленьких местечках. Я был свидетелем, как евреев выгоняли из очередей, избивали даже женщин те же безногие калеки».

Пиком этой циничной кампании стала негласная директива начальника Главного политического управления РККА, заместителя наркома обороны СССР, кандидата в члены Политбюро и секретаря ЦК ВКП(б) Александра Сергеевича Щербакова (1901–1945), которая пошла гулять по фронтам воюющей страны в начале 1943 года: «Награждать представителей всех национальностей, но евреев — ограничено». Эта отвратительная кампания проходила на фоне того факта, что в военные годы в рядах РККА служило порядка 501 тысячи евреев, 80 % из коих приняли участие в боевых действиях. 27 % от числа последних ушли на фронт добровольно, составив тем самым самый высокий процент добровольцев среди прочих народов СССР. За годы ВОВ погибло в боях, умерло от ран и болезней, пропало без вести 198 тысяч (39,6 % от общего числа) евреев-военнослужащих. При этом общие безвозвратные потери среди военнослужащих РККА в среднем составили 25 %.

Об отваге, проявленной на поле боя, как правило, свидетельствуют боевые награды. Несмотря на упомянутую политику дискриминации в этом вопросе, число награжденных военнослужащих еврейского происхождения говорит само за себя. Так, известно, что всего за годы ВОВ было награждено 9 284 199 солдат, офицеров и генералов. Из них 6 миллионов 173 человек — русские, 1 миллион 711 человек — украинцы, 311 тысяч — белорусы, 161 тысяча — евреи. Если же перевести эти абсолютные цифры в относительные из расчета числа награжденных на 100 тысяч представителей указанного этноса, то получается следующая картина: евреев оказалось 7 тысяч человек; русских — 5 415 человек; украинцев — 4 624 человек; белорусов — 3 936 человек. Соответственно, в абсолютных цифрах число Героев Советского Союза составляет: русских — 8 тысяч 736 человек; украинцев — 2 тысячи 176 человек; белорусов — 331 человек; евреев — 157 человек. Иной порядок цифр выходит из расчета числа Героев Советского Союза на 100 тысяч представителей указанных этносов: русских — 7,66; евреев — 6,83; украинцев — 5,89 и белорусов — 4,19. Очевидно, что евреи в тылу не отсиживались и многие из тех, кто не пал жертвой Холокоста, нашёл своё последнее пристанище на полях сражений с немецкими оккупантами и их союзниками из числа коллаборационистов.

Одной из отличительных черт антисемитизма является ложь относительно незначительного вклада граждан еврейского происхождения в общую копилку защиты державы во время войны. Такая политика объясняется потребностью дискредитировать представителей еврейского племени в глазах остального населения с целью сохранения лица на фоне массового коллаборационизма граждан СССР. По некоторым данным общее число коллаборационистов значительно превышало цифру в 500 тысяч человек. По сути, речь идет о цифре сопоставимой с общим числом евреев (напомню: 501 тысяча человек), проходивших службу в рядах РККА. Посему государственный антисемитизм, с одной стороны, позволял держать в страхе тот самый этнос, который более всего пострадал в годы Второй мировой войны и который тем самым получил моральное право на более достойную жизнь в послевоенное время и, соответственно, пополнял ряды конкурентов на места под солнцем на советском небосклоне. С другой, он сохранял в резерве дежурного «козла отпущения», на которого всякий раз можно было свалить все неудачи бездарного правления большевистской державой. Такая роль на территории Российской (большевистской) империи традиционно отводилась евреям. В данном случае, последним вдвойне не повезло: они оказались зажатыми между Сциллой нацистского геноцида и Харибдой советского антисемитизма.

О последнем свидетельствует вся послевоенная политика руководства СССР к остаткам чудом уцелевших советских евреев. Помимо практически полного игнорирования фактов откровенного геноцида своих граждан еврейского происхождения в годы гитлеровской оккупации и активного участия в этом процессе коллаборационистов из местного населения некоторые руководители большевистской державы продолжили политику рьяного государственного антисемитизма. В этом ряду особым цинизмом поражает известная позиция Первого секретаря ЦК КП(б) Украины (27.01.1938 — 3.03.1947 гг.; 26.12.1947 — 18.12.1949 гг.) Н.С. Хрущева, который в ответ на естественное желание выживших евреев вернуться на свое прежнее место жительства в Украине заявил: «Не в наших интересах, чтобы в глазах украинцев возвращение Советской власти ассоциировалось с возвращением евреев». Особенно, надо думать, в глазах тех украинцев, которые не покладая рук помогали нацистским палачам уничтожать своих соотечественников еврейского происхождения. И впрямь, кому приятно ежедневно видеть соплеменников невинно убиенных людей и постоянно испытывать страх перед возможным возмездием. Справедливости ради необходимо отметить, что глубокая непорядочность Н.С. Хрущева носила универсальный характер и выходила далеко за пределы отношения к евреям. На подлое поведение Первого секретаря ЦК КП(б) Украины обращали внимание многие государственные деятели СССР. В исторической литературе приводится диалог Н.С. Хрущева и Сталина, состоявшийся летом 1937 г. прямо на заседании Политбюро ЦК ВКП(б).

Хрущев: «Я вторично предлагаю узаконить публичную казнь на Красной площади».Сталин: «А что ты скажешь, если мы попросим тебя занять пост главного палача Союза Советских Социалистических Республик? Будешь как Малюта Скуратов при царе Иване Васильевиче Грозном».

Думаю, сегодня ни у кого не возникает ни тени сомнения, что Сталин умел подбирать кадры «под себя» и хорошо знал своих юродствующих в низости и подлости приспешников, одно из первых мест в первом ряду коих неизменно занимал Н.С. Хрущев.

В связи с этим представляет интерес записка последнего, направленная им на имя Сталина в 1938 г.:

Правда, Сталин на этой записке оставил весьма лаконичную резолюцию: «Уймись, дурак!». Однако, «дурак» из Украины не унимался. П.А. Судоплатов привел следующий эпизод, весьма выразительно характеризующий личность Н.С. Хрущева по отношению к близким людям, попавшим в беду. При этом, надеюсь, никто не будет спорить, что наиболее полно и ярко личность человека раскрывается в беде, особенно в те годы, когда она как гром среди ясного неба обрушивалась на головы ни в чём не повинных людей. В частности, об отношении Н.С. Хрущева к судьбе жены своего репрессированного сподвижника — наркома внутренних дел УССР, члена Политбюро ЦК КП(б) УССР Александра Ивановича Успенского (1902–1940) — генерал вспоминал: «Между тем во время допроса Успенский показал, что они с Хрущевым были близки, дружили домами…

Поведение Успенского сыграло роковую роль в судьбе его жены — её арестовали через три дня после того, как он сдался властям. Приговоренная к расстрелу…, она подала прошение о помиловании, и тут, как рассказывал мне Круглов, вмешался Хрущев: он рекомендовал Президиуму Верховного Совета отклонить ее просьбу о помиловании…

В архивах в списке жен видных деятелей партии, Красной Армии и НКВД, приговоренных к расстрелу, я нашел также имя жены Успенского. Ее смертный приговор, как и приговоры другим женам репрессированных руководителей, сначала утверждался высшими партийными инстанциями». Надо при этом отметить, что по мере карьерного роста Н.С. Хрущева, агрессивное большевистское жлобство, неотъемлемой частью которого являлось неистребимое желание истребления других людей приобрело прямо-таки международный размах. Об этом свидетельствуют данные, которые привёл в своей книге «Московский процесс» (1996 г.) В.К. Буковский. В частности, им был предан гласности следующий документ из архива ЦК КПСС:

Ознакомившись с оным, невольно приходишь к выводу, что представители украинской партии этнической нетерпимости наряду с такими «героями» как Петлюра, Бандера и Шухевич вполне могли бы гордиться и таким деятелем как Н.С. Хрущев. По моему мнению, все эти традиционные персонажи украинской истории слеплены из одного ментального теста — склонности к жестокости, предательству и подлости.

Вернемся, однако, к политике государственного антисемитизма на территории Украины. В связи с этим к месту привести эпизод, который упомянул в своей книге «Из ада в рай и обратно» доктор юридических наук Аркадий Иосифович Ваксберг (1933–2011), чьи судебные очерки в «Литературной газете» в своё время пользовались необыкновенной популярностью у советского читателя. «В архиве моей матери я нашел письмо от киевлянки Софьи Куперман от 22 февраля 1946 года. Обращаясь к ней как к адвокату за юридической помощью, она, в частности, пишет про свои мытарства — и хождения по различным канцеляриям, чтобы добиться исполнения уже вынесенного судебного решения о вселении в ранее принадлежавшую ей квартиру. Используя не только юридические, но и эмоциальные доводы, Софья Куперман ссылалась на то, что 11 членов ее семьи замучены нацистами во время оккупации. Первый секретарь райкома партии, на прием к которому она сумела пробиться (увы, в письме его имя не названо), сказал ей в ответ на это: «Кто вас снабжает вражеской дезинформацией? <…> Поищите ваших замученных родственников где-нибудь в Ташкенте. <…> Вы сами-то где прятались? Наверно, не в партизанских землянках. <…> Я передам ваше заявление в НКВД, там разберутся»». Таким образом, Н.С. Хрущев мог спать спокойно: возвращение евреев не могло ассоциироваться с советской властью по определению. Ибо эта власть под руководством «отца народов» уже начала готовиться к беспощадной борьбе с «безродными космополитами». Как отметил один добросовестный исследователь этой темы: «Сталин, несомненно, внес особый вклад в теорию и практику антисемитизма. Он объединил три его разновидности: расовый (этнический), ритуальный (иные называют его «бытовым») и политический. Впервые в истории, Сталин объединил еще и коммунизм с антисемитизмом… Для того чтобы придать этому противоестественному соединению более легальный и теоретически обоснованный характер, он дал евреям новое идеологизированное название — «космополиты» (эвфемизм еврея), а антисемитизму присвоил благородную миссию патриотической борьбы против космополитизма». С высочайшего благословения диктатора в кругу сталинской номенклатуры необыкновенную популярность приобрела поговорка, абсолютно точно отражающая уровень нравственной, политической и правовой культуры этого паразитического нароста на теле советского народа: «Чтоб не прослыть антисемитом, зови жида космополитом».

В контексте этой политики государственного антисемитизма обращает на себя внимание с какой тщательностью и скрупулёзностью большевистские функционеры вычисляли евреев в любой сфере советского бытия ничуть не уступая в этом расистском процессе своим нравственным братьям-близнецам из гитлеровской Германии, о чём, свидетельствует, например, письмо от 23.10.1950 г. заведующего отделом науки и высших учебных заведений ЦК ВКП(б) — в секретариат ЦК ВКП(б) о преобладании евреев среди физиков-теоретиков в котором, в частности, сообщается: «В отделе теоретической физики, руководимом Ландау, все руководящие научные сотрудники евреи, беспартийные. Академик Ландау подбирает своих сотрудников не по деловым, а по национальным признакам. Аспиранты нееврейской национальности, как правило, уходят от него как «не успевающие». В руководимом Ландау семинаре по теоретической физике нет русских. Среди руководящих научных сотрудников лаборатории технических применений половина евреев, нет ни одного коммуниста. Расчетная группа, возглавляемая доктором физико-математических наук Мейманом Н.С., наполовину укомплектована лицами еврейской национальности. В составе работников группы только один член ВКП(б).

В руководстве лабораторией Института физической химии, в которой ведутся работы по специальной тематике, евреев около 80 %. Все теоретики института (Мейман, Левич, Волькенштейн, Тодес, Олевский) — евреи. Заведующий конструкторским отделом, ученый секретарь, заведующий снабжением, заведующий распределением импортных реактивов также являются евреями. Бывший директор Института академик Фрумкин и его заместитель Дубовицкий создали круговую поруку и семейственность. За период с 1943 по 1949 гг. под руководством Фрумкина, Рогинского и Ребиндера подготовили докторские и кандидатские диссертации 42 чел., из них евреев 37 чел. В Физическом институте им. Лебедева из 19 заведующих лабораториями русских 26 %, евреев 53 %. В оптической лаборатории, руководимой академиком Ландсбергом, в составе старших научных сотрудников русских 33 %, евреев 67 %. В Институте экономики из 20 докторов наук только 7 русских.

В некоторых отраслях науки сложились монопольные группы ученых, зажимающих развитие новых научных направлений и являющихся серьезной помехой в деле выдвижения и роста молодых научных кадров. Так, например, среди теоретиков-физиков и физико-химиков сложилась монопольная группа: Ландау, Леонтович, Фрумкин, Гинзбург, Лившиц, Гринберг, Франк, Компанеец, Мейман и др. Все теоретические отделы физических и физико-химических институтов укомплектованы сторонниками этой группы, представителями еврейской национальности. Например, в школу академика Ландау входят 11 докторов наук, все они евреи и беспартийные (Лившиц, Компанеец, Левич, Померанчук, Смородинский, Гуревич, Мигдал и др.). Сторонники Ландау во всех случаях выступают единым фронтом против научных работников, не принадлежавших к их окружению. Ландау и его сторонниками были охаяны работы проф. Терлецкого по теории индукционного ускорителя и теории происхождения космических лучей, имеющие серьезное научное и практическое значение…».

При этом заметим, что данное послание-донос, выдержанное в классически подлом большевистском духе, своим остриём было направленно против гениального советского физика-теоретика, академика АН СССР, участника советского Атомного проекта, будущего Героя Социалистического Труда (1954 г.), лауреата Нобелевской премии по физике 1962 г., Ленинской и трёх Сталинских премий Льва Давидовича Ландау (1908–1968), который, основал свою знаменитую научную школу физиков-теоретиков и, по сути, обеспечивал небывалый престиж в мире советской теоретической физики в качестве иностранного члена Лондонского королевского общества (1960), Национальной академии наук США (1960), Датской королевской академии наук (1951), Королевской академии наук Нидерландов (1956), Американской академии искусств и наук (1960), Академии наук «Леопольдина» (1964), Французского физического общества и Лондонского физического общества. Справедливости ради, однако, надо признать, что вышеперечисленным выдающимся советским физикам еврейского происхождения отчаянно повезло, что их обошла стороной страшная участь их гениального коллеги, доктора физико-математических наук, профессора, 31-летнего Матвея Петровича Бронштейна (1906–1938), убитого 18 февраля 1938 г. на основании расстрельного списка «Ленинградская область» от 3 февраля 1938 г., под которым стоят подписи И.В. Сталина, К.Е. Ворошилова, В.М. Молотова и Л.М. Кагановича.

Всё это ещё раз возвращает нас к утверждению, что в вопросах отношения к достоинству, свободе и правам человека между гитлеровским нацизмом и сталинским большевизмом было гораздо больше сходства, чем различий.

Таким образом, главный большевик был одновременно и главным антисемитом СССР!

Это действительно так, если взять в расчёт его пусть и кратковременное, но тесное сотрудничество с Гитлером, а также последовавшие по его личному приказу изуверское убийство 20 августа 1940 г. Л.Д. Троцкого, 13 января 1948 г. — народного артиста СССР Соломона Михайловича Михоэлса (1890–1948), 12 августа 1952 г. — тринадцати членов Еврейского антифашистского комитета, а также проведенную с 1947 по 1953 гг. широкомасштабную абсолютно расистскую кампанию по борьбе с «безродными космополитами». Оказанную вслед за этим всемерную поддержку «делу Сланского», в результате чего были казнены Генеральный секретарь ЦК Коммунистической Партии Чехословакии Рудольф Сланский (1901–1952) и 10 других высокопоставленных чешских коммунистов еврейского происхождения (подколодная советская пресса убеждала читателей, что они «мечтали превратить Чехословакию в космополитическую вотчину Уолл-стрита, где властвовали бы американские монополии, буржуазные националисты, сионисты»), а также стартовавшее 13 января 1953 г. — ровно пять лет спустя после злодейского убийства С.М. Михоэлса — зловещее «дело врачей» и так далее, то упорные усилия красного деспота увенчались «успехом»: на тот свет было методично препровождено немалое число еврейских душ.

Здесь уместно привести отрывок из упомянутой книги Я.Я. Этингера, в которой он дает портрет одного из самых зловещих функционеров НКВД-МГБ СССР, основного инспиратора будущего «дела врачей» Михаила Дмитриевича Рюмина (1913–1954). В частности, Я.Я. Этингер, на момент описываемых событий — октябрь 1950 г. — студент исторического факультета МГУ, вспоминал: «…подполковник М. Рюмин, в то время заместитель начальника следственной части по особо важным делам МГБ. Хорошо его помню. Это был человек среднего возраста, довольно полный, с гладко зачесанными волосами. Периодически во время допросов он врывался в кабинет следователя, осыпал меня площадной бранью и угрожал всяческими карами. Рюмин никогда не садился в кресло, а непрерывно бегал с криками по кабинету. Он кричал: «…Мы вас, евреев, всех передушим. Мы покажем, что мы можем сделать с вами, жидовская морда». Все это производило тяжелое впечатление. Однажды он вбежал в кабинет и стал кричать: «…Мы точно знаем, что ты, еврейская б…., и твоя сука нянька во время войны продались немцам. Поэтому вы спаслись». Я ему возразил. Тогда он заорал: «То, что не успели сделать в отношении жидов немцы, доделаем мы. Мы очистим нашу землю от евреев». Этот кошмар продолжался семь месяцев. 17 мая 1951 года меня днем вызвали в комендатуру Лефортовской тюрьмы, где зачитали постановление Особого совещания при МГБ СССР от 5 мая 1951 года. По статье 58–10 я был приговорен к 10 годам заключения в лагере».

Приведенное в этих горьких воспоминаниях — всего лишь незначительный штрих к портрету нравов, которые господствовали в коридорах тайной полиции СССР, наиболее ретивым функционерам которой явно не давали покоя лавры их временных союзников (с 23 августа 1939 г. по 22 июня 1941 г.) из гестапо. Любопытно, что в процессе жестоких допросов, которые Рюмин всегда проводил с большим пристрастием, от него не раз слышали такие реплики: «Дзержинский и Менжинский ничего из себя не представляли… они наводнили органы шпионами… теперь приходится разбираться и освобождаться от них… история органов начинается с нас». Ну, насчет истории «органов» в целом, думается, Рюмин загнул в силу своего дремучего невежества, но то, что особый виток её развития припал на его время — это несомненная правда. Сей своеобразный апогей истории «органов» характеризовался полным совпадением не только методов, но и жертв тайной полиции гитлеровской Германии и сталинского СССР. Этими жертвами повсеместно становились антифашисты и евреи. Нередко, те и другие в одном лице.

Как показала практика, даже после окончания Второй мировой войны многие заплечных дел мастера советской охранки в душе оставались такими же садистами, как и их визави из гестапо. В подтверждение этого ужасного заключения считаю необходимым привести ещё две выдержки из книги Я.Я. Этингера о том, какими методами пытали несчастных врачей еврейского происхождения, от которых сотрудники МГБ СССР по прямой указке правящей верхушки большевистской империи добивались признании в намерении осуществить террористические акты против руководителей партии и государства. Несчастным жертвам государственного антисемитизма вменялось в вину, что путем постановки неправильных диагнозов болезней, назначения и осуществления неправильных методов лечения они доводили видных большевиков до смертного одра. Всех этих людей назначили обвиняемыми по печально знаменитому «делу врачей», к чудовищной подоплеке которого я вернусь несколько ниже.

События, о которых повествует Я.Я. Этингер, имели место в начале 1953 г. В частности, он вспоминал: «Один из профессоров, фамилию которого называть в данном контексте не буду, говорил мне, как следователь зажимал ему какими-то специальными щипцами половые органы; арестованный несколько раз терял сознание; охранники приводили его в чувства, и «процедура» повторялась снова. И так на протяжении нескольких допросов. Профессор от перенесенных страданий вскоре после освобождения скончался.

Одна врач, ученица Я.Г Этингера, женщина в возрасте 40–43 лет, подвергалась не менее изощренным пыткам. Об этом очень неловко писать, но автор этих строк хочет, чтобы читатели книги лучше представили себе ту меру издевательств, которые пришлось испытывать арестованным. Ей связали руки, насильно усадили на некий стул, напоминавший гинекологическое кресло, и следователь, полковник государственной безопасности, мужчина лет 40, вставлял ей во влагалище горловину от бутылки. У нее началось сильное кровотечение, вызвали врача, который заявил следователю, что, если он будет продолжать, женщина погибнет. Это ее спасло.

Спустя несколько лет после освобождения эта женщина случайно встретила в метро врача, и спасшего ее тогда в Лефортовской тюрьме. Он сказал ей, что помнит этот чудовищный случай; так поступали со многими арестованными женщинами. Он не мог всего этого видеть и постарался после смерти Сталина уволиться из медсанчасти тюрьмы. Так «работали», в традициях гитлеровских врачей-убийц, советские медики, оказавшиеся волею судеб в карательных органах сталинской системы».

Видимо, комментарии к приведенным выдержкам из книги профессионального историка абсолютно излишни. Здесь лишь уместно заметить, что Рюмин стал калифом на час именно благодаря своему патологическому антисемитизму. Сталин не мог не воздать должное этой отныне важнейшей специализации в сфере чекистского профессионализма, возведя Рюмина 19 октября 1951 г. в ранг заместителя министра государственной безопасности СССР. Накануне этого знаменательного назначения состоялся весьма примечательный разговор между Сталиным и на то время министром государственной безопасности СССР Семеном Денисовичем Игнатьевым (1904–1983). О его содержании поведал историк Н.В. Петров в статье под названием «Бухгалтер — такой простой». В частности, автор привел следующие данные: «В середине октября 1951-го министр госбезопасности Игнатьев отправился на юг для встречи со Сталиным. Здесь Сталин подробно расспрашивал Игнатьева о работе МГБ… дал Игнатьеву прочитать письмо Рюмина с обвинениями против Питовранова и других. И тут же, по ходу дела, Сталин дал указание «убрать всех евреев» из МГБ. Игнатьев, недоумевая, спросил: куда? И вождь изрек: «Я не говорю, чтоб вы их выгоняли на улицу. Посадите и пусть сидят», добавив фразу, которой суждено стать крылатой: «У чекиста есть только два пути — на выдвижение или в тюрьму».

На этой же встрече Сталин в категоричной форме потребовал назначить Рюмина не только начальником следственной части, но и заместителем министра госбезопасности» («Новая газета». - N 18, 27.10.2010 г.).

Конечно, большому кораблю антисемитизма — большое плавание. Другой вопрос, что судьба именно Рюмина закончилось весьма плачевно: 22.07.1954 г. он был расстрелян. Но дело, которому он служил «верой и правдой» надолго пережило его, его коллег, да и СССР тоже. Приведенный эпизод, равно как и многие другие подобного рода в истории большевистской державы дали многим основание именовать её не иначе как лагерной империей. По отношению к людям это государство в совершенстве выполняло лишь одну функцию: инквизитора, надзирателя и палача в одном лице. Впрочем, другие функции большевистское государство не могло осуществлять уже по определению, в силу истоков своего происхождения, методов построения, цели повседневного употребления и, в конечном итоге, всей сути своей бесчеловечной природы.

Со временем всяческие сомнения относительно того факта, что все не только квазисудебные, но и внесудебные расправы над людьми со стороны большевистской империи имели своего идеолога, вдохновителя и организатора развеялись. Эту роль с превеликим упоением играл Сталин. Выражаясь юридическим языком, он выступил заказчиком множества наёмных политических убийств. Оные преступления отличались тем, что сотрудники советских спецслужб убивали неугодных лиц, которых в отличие от жертв массовых репрессий не пропускали даже через призрачную квазисудебную процедуру. Этой проблеме была посвящена специальная телепередача на тему: «Заказчик убийства — Сталин (тайные убийства по команде Кремля)» («Эхо Москвы», 2.01.2010 г.).

Любопытно, что первая женщина, ставшая депутатом Палаты общин — нижней палаты парламента Великобритании, — леди Нэнси Астор (1879–1964) во время своего визита в СССР в 1931 г. при личной встрече со Сталиным задала ему вопрос: «Когда вы прекратите убивать своих подданных?». Исследователи биографии леди Астор утверждают, что тем самым она является чуть ли не единственным человеком в мире, назвавшим Сталина в глаза убийцей… Ну что ж, ей нельзя отказать не только в субъективном мужестве, но и в объективной справедливости — это была правда: Сталин был убийцей своего народа!

Вообще надо заметить, что и по образу мышления и по типу поведения генералиссимус часто вёл себя как заурядный криминальный авторитет. Диктатор с навыками уголовного преступника — то оказалось очень органичным для видавшего виды населения советской империи. Как заметил В.Б. Резун: «Иосиф Виссарионович был уголовником, и восторг по отношению к нему можно сравнить с восторгом, с которым мы смотрим иногда на криминального авторитета: мол, во, гад, дает!». Надо признаться, что в подавляющем своём большинстве советский народ в целом неподдельно восхищался своим вождем. Но именно в этой психологии и таилась суть большевистского государства и причины подлинной трагедии его глубоко несчастных обитателей. На это обстоятельство обратил внимание академик А.Н. Яковлев: «Произвол, самодурство, всевозможные патологии и откровенно криминальные наклонности, вера в насилие неизменно рядились именно в одежды так называемой принципиальности, решительности, дабы твердо противостоять «внутреннему и иноземному врагу». Именно подобная установка и породила ленинско-сталинское государство, когда насилие подавляло все доброе и честное в человеке, когда, пользуясь легковерием оболваненных простаков, «вожди» целенаправленно уничтожали народы СССР — через репрессии, войны, голод». Заметим ещё раз именно в природе менталитета населения страны, породившего и боготворившего таких вождей, и коренился алгоритм всех хода исторических событий, которые в итоге развернулись на территории огромной империи.

Вместе с тем, если бы главный сатрап советской деспотии, в конце концов, не умер, то число жертв, например, государственного антисемитизма было бы несравненно больше, а судьба оставшихся в живых после Холокоста советских евреев — неизмеримо трагичнее. Об этом свидетельствует последняя антисемитская акция уже смертельно больного тирана, которая вошла в трагическую историю большевистской империи под названием уже упоминавшегося «дела врачей». Жертвами этой подлейшей из самых подлых акций со стороны руководства советской империи оказалась целая плеяда известных врачей еврейского происхождения. Испытаниям, которые выпали на долю жертв этого злополучного дела, много места было уделено в упомянутой книге доктора исторических наук Я.Я. Этингера. В ней автор приводит выводы и заключения, к которым пришёл на основании сведений, полученных от Н.А. Булганина.

Н.А. Булганин, несомненно, был верным и беспрекословным подручным главного палача советского народа. Он как никто другой был сведущ в замыслах своего хозяина. Посему его откровения являются весьма ценным источником информации о той эпохе. В частности, описывая ход событий, связанных с «делом врачей», Я.Я. Этингер отмечает: «Как теперь стало известно, после процесса над «врагами» должна была произойти расовая депортация евреев в отдаленные районы страны. Подготовка к ней велась одновременно со следствием…

Задуманная Сталиным акция — крупнейшая политическая провокация, сопоставимая только с гитлеровской «Операцией Ванзее», грозившая геноцидом еврейскому населению СССР, его насильственной депортацией в отдаленные районы страны, могла войти в новейшую историю еврейского народа в качестве одной из ее наиболее мрачных страниц, если бы она осуществилась в полном масштабе…

Летом 1970 года я несколько раз встречался с бывшим членом Политбюро ЦК КПСС и Председателем Совета Министров СССР Николаем Александровичем Булганиным, который в то время был в отставке… Я встречался с Булганиным несколько раз, и сразу после бесед, еще в электричке, записывал все, что он говорил. Записи этих бесед до сих пор хранятся у меня…

Булганин рассказал мне, что, по его сведениям, процесс над «врагами», который намечался на середину марта 1953 года, должен был завершиться вынесением смертных приговоров. Профессоров предполагалось публично повесить на центральных площадях в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске, Свердловске, других крупнейших городах. Причем была составлена своего рода «разнарядка», где было заранее расписано, в каком конкретно городе будет казнен тот или иной профессор.

Булганин подтвердил ходившие в течение многих лет слухи о намечавшейся после процесса массовой депортации евреев в Сибирь и на Дальний Восток. В середине февраля 1953 года ему позвонил Сталин и дал указание подогнать к Москве и другим крупным центрам страны несколько сотен военных железнодорожных составов для организации высылки евреев. При этом, по его словам, планировалось организовать крушения железнодорожных составов, «стихийные» нападения на поезда с евреями с тем, чтобы с частью из них расправиться еще в пути.

Н.С. Хрущев рассказывал, уже будучи тоже в отставке, о своем разговоре со Сталиным, что планировалось организовать «народные выступления» против евреев во время их депортации в Сибирь с тем, чтобы расправиться с ними. По словам Хрущева, опираясь на высказывание Сталина, до места назначения должна была приехать лишь половина…

Я задал Булганину вопрос: были ли какие-либо письменные указания Сталина относительно депортации евреев? Он усмехнулся и сказал: «Сталин не дурак, чтобы давать письменные указания по такому вопросу. Да и вообще Сталин очень часто прибегал к устным распоряжениям, особенно, когда он обращался к членам Политбюро. Он не считал нужным давать письменные указания им. Ведь Сталин общался с нами практически ежедневно…

Вообще, знаете, если бы он не умер, нам бы всем пришел конец …

О плане депортации евреев есть свидетельство Николая Николаевича Полякова, бывшего сотрудника аппарата ЦК ВКП(б), а до этого работавшего в системе органов государственной безопасности. Перед своей кончиной Н.Н. Поляков решил рассказать об известных ему фактах, связанных с подготовкой депортации. Из записи его свидетельств выясняется, что в принципе решение о полной депортации евреев было принято Сталиным в самом конце 40-х — начале 50-х годов. Н.Н. Поляков был участником мероприятий, связанных с подготовкой выселения еврейского населения. Для руководства этой акцией была создана специальная комиссия, подчинявшаяся непосредственно Сталину. Председателем комиссии Сталин назначил секретаря ЦК КПСС М.А. Суслова, а ее секретарем стал Н.Н. Поляков. Для размещения депортированных в отдаленных районах страны форсированно строились барачные комплексы по типу концлагерей, а соответствующие территории разбивались на закрытые, секретные зоны. Одновременно составлялись по всей стране списки (отделами кадров — по месту работы, домоуправлениями — по месту жительства) всех лиц еврейской национальности. Причем существовало два вида списков — на чистокровных евреев и полукровок. Выселение должно было осуществляться в два этапа: чистокровные в первую очередь; полукровки — во вторую. Все это очень напоминало гитлеровскую практику «решения» еврейского вопроса. К составлению списков намечавшихся к депортации евреев повсеместно привлекались органы государственной безопасности…

Как свидетельствует Н.Н. Поляков, депортацию вначале было намечено осуществить во второй половине февраля 1953 года. Но вышла задержка — процесс над врачами был назначен на середину марта, — а выселение должно было последовать после процесса; кроме того, не было завершено строительство бараков, да и для составления списков потребовалось больше времени».

По понятным причинам историк уделяет особое внимание зловещей роли Сталина в этом сатанинском деле, которое в начале 1953 г. стало приобретать откровенно антисемитский характер:

«В январе-феврале аресты врачей продолжались. Следствие работало с удесятеренной энергией, Сталин лично наблюдал за ним и каждый день ему направлялись протоколы допросов. Шла подготовка грандиозного антисемитского процесса, по сравнению с которым «дело Бейлиса» выглядело невинной забавой. Еврейское население находилось в состоянии шока. Все ожидали массовых репрессий евреев — Холокоста в советском варианте. Тем временем на Лубянке продолжалось следствие по «делу врачей» и готовился судебный процесс. Сталин продолжал пристально следить за допросами арестованных…

В последних числах февраля 1953 года Сталин особенно внимательно следил за ходом следствия, требуя от следователей получения всех новых и новых признаний у арестованных врачей.

Известный профессор-историк генерал-полковник ДА. Волкогонов, который имел возможность подробно ознакомиться с личным архивом Сталина, писал, что 28 февраля он днем читал протоколы допросов врачей, а в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года во время своего, ставшего последним, застолья, на котором присутствовали Маленков, Берия, Хрущев и Булганин, интересовался ходом следствия над врачами и подтвердил свое указание о подготовке процесса». Порою складывается впечатление, что, помимо мести соплеменникам Л.Д. Троцкого, смертельно больной тиран мстил лучшим врачам СССР за их неспособность продлить его жизнь. А может быть он полагал, что представители «богоизбранного народа» не столь рьяно хлопочут перед Богом за продление его дней? Или, наоборот, слишком усердно просят поскорее призвать его к себе? Кто теперь поймёт, что было в пораженной паранойей голове кремлевского диктатора… Вот как эту последнюю волю тирана по отношению к евреям откомментировал А.И. Солженицын: «В последние годы жизни Сталина определённо стал намечаться и поток евреев (с 1950 они уже понемногу тянулись как космополиты). Для того было затеяно и «дело врачей». Кажется, он собирался устроить большое еврейское избиение. Однако, это стало его первым в жизни сорвавшимся замыслом. Велел ему Бог — похоже, что руками человеческими, — выйти из рёбер вон».

Эти и множество других прямых и косвенных доказательств позволили опытному адвокату, доктору юридических наук А.И. Ваксбергу прийти к убедительному заключению: «Совокупность огромного количества фактов и свидетельств современников убеждает в том, что существование безумного плана сталинского (модифицированного — гитлеровского) Холокоста не миф, а реальность». Разделяя этот вывод коллеги, хотелось бы добавить: Сталин был диктатором имперского масштаба. Соответствующего масштаба должны были быть и его преступления по отношению к народу. Сталин, несомненно, конкурировал с Гитлером. Поэтому у него по непостижимой логике диктатора должен был быть свой, сталинский, Холокост. Здесь, пожалуй, следует сделать принципиальное уточнение: Сталин в итоге сыграл роль продолжателя дела Гитлера не только в вопросах уничтожения советских евреев, но и других народов СССР. В одном из заявлений израильского «Мемориала» сообщалось, что после того, как был открыт доступ к архивам ВЧК-ОГПУ-НКВД-МГБ-КГБ можно утверждать «что вместе с представителями других наций и народностей в СССР было уничтожено около одного миллиона евреев». По сути, жертвой большевистского режима стала одна шестая часть того числа евреев, которые пали жертвой нацистского режима. Но если Гитлер на евреях отрабатывал модель уничтожения, прежде всего, чужих наций, то Сталин — своего народа. На это обстоятельство обратил внимание английский историк Пол Джонсон, отметивший, что Сталин распространил «былой контроль над евреями на все население, и модель стала всеобъемлющей».

Судьбу евреев в большевистской империи, таким образом, в той или иной степени разделил весь советский народ. По сути, вся история советской империи свелась к геноциду своего народа. На это обратил внимание историк Ю.Н. Афанасьев, отметивший, что «при советской власти фактическому геноциду подвергся уже весь народ: жертвы исчислялись десятками миллионов, террор затронул все слои общества без изъятия, включая не имевших ни власти, ни собственности крестьян, рабочих и рядовых служащих государственного аппарата». Конечно же, число понесенных жертв и выпавших на долю подданных большевистской империи испытаний вполне могла бы приоткрыть им глаза на проблему достоинства, свободы и прав человека вне зависимости от их этнического, классового и религиозного происхождения. Однако этого качественного изменения в менталитете обитателей СССР не произошло, что и предопределило всю их дальнейшую трагическую судьбу.

Сталин и Гитлер. В чём-то, повторюсь, эти два тирана — близнецы-братья. Оба, например, виртуозно владели законами жанра деспотического управления страной. По первому мановению жезла любого из них соответствующие народы готовы были растерзать кого угодно и на сколько угодно кусочков. Оба смогли довести любовь масс к себе до небывалых высот, поскольку в совершенстве владели магией ненависти. Гитлеру, как известно, принадлежат пророческие слова: «Понимание — слишком шаткая платформа для масс. Единственная стабильная эмоция — это ненависть». История доказала: кто управляет ненавистью, тот владеет душой толпы. Но тот, кто использует ненависть в качестве метода государственного управления, тот рискует низвести народ до толпы, государство — до концентрационного лагеря. В принципе о роли личности в истории подобного рода стран очень точно сказал А.Н. Илларионов. В частности, он заметил: «Что же касается полудемократических, полуавторитарных, а тем более авторитарных и тоталитарных обществ, то в них роль лиц, достигших самой вершины власти, для судеб стран и миллионов их граждан поистине огромна. Причем чем более недемократической, менее ограниченной другими центрами силы, более централизованной является власть, тем меньше шансов для сторонних групп повлиять на нее, тем относительно большей оказывается и роль персоны, находящейся на вершине властной пирамиды, тем более весомой являются последствия её действий даже в спокойное время».

Особую опасность в подобных странах представляет вожак партии власти, которому ударит в голову искушение поиграть на низменных чувствах населения, почувствовать себя не просто главой государства, но лидером толпы. Нередко, эти чувства оказываются сильнее образования, воспитания и просто здравого смысла. Думается, что подобная мания величия не обошла стороной руководителей некоторых постсоветских стран. Низменные чувства, как известно, разбудить очень легко, поставить их при этом под контроль каких-либо духовных качеств невероятно сложно: толпа неподвластна законам совести и достоинства. Как утверждают сведущие политики, в этих вопросах закон большинства не действует. Вот почему так опасен для судеб народа тот глава государства или правительства, который прислушивается не к голосу совести и разума, а к зову крови, инстинкту своей расовой, этнической, религиозной ненависти. Глава любой державы, который пошёл на поводу у подобных чувств, может быть, временно и станет кумиром невежественных масс, но рано или поздно подтолкнет или приведёт свою державу к краху.

Попутно же заметим: массовая гибель евреев и последующий исход оставшихся в живых из СССР не спасли могучую и грозную империю от очередного распада в 1991 г., развенчав тем самым традиционный миф профессиональных советских антисемитов, которые все проблемы бытия (вплоть до наличия в кранах воды) с маниакальным упорством выводили из самого факта пребывания евреев в одной с ними стране. Результаты многолетней травли ненавистного этноса дали основания для проживающего ныне в Германии российского поэта Исая Шпицера написать следующие стихи:

Ныне усилия многих ревнителей «чистоты породы» без передышки переключились на соотечественников с другим цветом кожи, трудовых мигрантов, лиц, чудом ещё сохранивших интеллигентный образ мысли и соответствующий внешний облик (последних, правда, катастрофически становится всё меньше и меньше), граждан других стран и так далее. Конечно, реальное уничтожение, преследование и изгнание всех на кого можно натравить жаждущий «чужой крови» простой народ нуждается в своём теоретическом обосновании. Оно не заставило себя ждать, на что, например, обратил внимание американский философ Френсис Фукуяма: «В отличие от пропагандистов традиционного марксизма-ленинизма, ультранационалисты в СССР страстно верят в свое славянофильское призвание, и создается ощущение, что фашистская альтернатива здесь еще вполне жива».

История свидетельствует, что всякая игра с ненавистью с течением времени оказывается роковой для судеб соответствующего народа, государства, да в итоге и для близких и потомков всех её непосредственных массовиков-затейников! Классический пример: Муссолини, Гитлер и Сталин, которые по методам государственного управления, безусловно, единомышленники, с той лишь разницей, что первые нещадно истребляли чужие народы, а последний — свой. В этом отношении сей, по словам В.И. Ленина, «чудесный грузин» был и до сих пор остается вне всякой конкуренции. Причём определяющую роль в судьбе этого восточного сатрапа сыграла традиция невежества, самым верным приверженцем которой он оставался до последнего своего вздоха.

Знаменитому физику-теоретику, лауреату Нобелевской премии Альберту Эйнштейну (1879–1955) принадлежит снисходительное замечание, что «национализм — детская болезнь, корь человечества». Согласиться с гениальным создателем теории относительности невозможно, поскольку в мире всё относительно: это в демократической стране — детская корь, а в странах воинствующего невежества национализм (судя по итогам разрушительного воздействия на психическое здоровье нации) — это паранойя, белая горячка и раковая опухоль мозга одновременно, причём в весьма запущенной форме. Нацизм как его крайняя форма был не просто идеологией, но и смертельно опасной душевной болезнью немцев (в равной степени как фашизм для итальянцев, а большевизм для россиян). В этом и только в этом контексте можно смело заявить: национализм — это последнее прибежище не просто негодяев, но и, несомненно, очень больных и опасных для окружающего мира людей. Этой болезнью самым беззастенчивым способом пользовались, практически, все сменявшие друг друга партии власти Российской (большевистской) империи.

Замечено: когда общество отнимает у человека его социальное достоинство, национальное самодовольство неожиданно начинает разбухать, как раковая опухоль. Когда нет культуры, на свет божий выползает её суррогат — животный инстинкт, позволяющий безошибочно, чуть ли не по запаху (по принадлежности к этносу, клану, партии; по графе в паспорте; языку; региону и даже району проживания) определять, кто свой, а кто чужой. И абсолютно никакого отношения к патриотизму подобные чувства не имеют. Здесь уместно привести небесспорное суждение из статьи великого писателя «Христианство и патриотизм», в которой Л.Н. Толстой заметил, что «патриотизм в самом простом, ясном и несомненном значении своем есть не что иное для правителей, как орудие для достижения властолюбивых и корыстных целей, а для управляемых — отречение от человеческого достоинства, разума, совести и рабское подчинение себя тем, кто во власти. Так он и проповедуется везде, где проповедуется патриотизм. Патриотизм есть рабство». Я бы позволил себе поправить классика, поставив вместо понятия «патриотизм» слово «национализм». Ибо, патриотизм, на мой взгляд, всегда — созидание и единение, а национализм — разрушение и противостояние. Между ними в действительности пролегает глубокая пропасть. Как заметил выдающийся российский литературовед и историк культуры Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906–1999), в первом коренится любовь к своей стране, во втором — ненависть ко всем другим. В конце XX века западная цивилизация под патриотизмом стала понимать не лояльность безликому государству, а преданность универсальным, проникнутым гуманизмом принципам и нормам международного права — порождению общечеловеческого разума.

Но не нашедшие братьев по разуму ищут братьев по крови, проливая при этом потоки чужой. Как здесь не вспомнить мудрые стихи российского ученого, доктора геолого-минералогических наук, но наряду с этим талантливого поэта и барда Александра Моисеевича Городницкого «Родство по слову»:

Национализм — это и есть родство по крови, которое порождает кровь. Национализм — это, как правило, неспособность конкурировать с другими этносами и народами на основе ума, таланта и слова. Поэтому носители подобной ущербной психологии сбиваются в стаю, которая жаждет крови. При оценке этой проблемы нельзя не отметить, что в основе многих форм национализма (включая шовинизм) лежит глубоко замаскированный, по большей части неосознанный комплекс неполноценности. Базирующаяся на нем идеология проникнута духом поиска постороннего «козла отпущения», то есть возложения ответственности за собственные беды и неудачи не на самих себя, а на неких злокозненных инородцев. Погромный потенциал такого рода идеологии часто избирает своей жертвой как любые национальные меньшинства внутри страны, так и соседние народы. И таких примеров, увы, не счесть на протяжении всей истории человечества. В определяющей степени подобная практика — составная часть политики власть предержащих распадающихся держав. Может быть глубокие раздумья над этой стороной внутренней политики Российской империи позволили российскому дипломату, писателю и философу Константину Николаевичу Леонтьеву (1831–1891) заметить, что «идея национальностей… в том виде, в каком она является в XIX в., есть идея…. имеющая в себе много разрушительной силы и ничего созидающего».

В странах, где доминирует традиция невежества, население толком не ведает, что ему в действительности нужно. Возникает многовекторная общественная бессознательность. Люди не знают, кого бить, кого любить, кого поддерживать, кого валить. Подобное состояние умов — подлинная беда таких народов, о чём с неподражаемой иронией писал Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин (1826–1889), замечая, что «чего-то там хотелось: не то конституции, не то севрюжины с хреном, не то кого-нибудь ободрать». В действительности, мы, наследники этого прошлого, начисто лишены первого, многие — второго, но зато последнего хоть отбавляй: ведь рядом столько соседей, коллег и просто рядовых, не защищённых государством и частной охраной соотечественников, над которыми можно безнаказанно поизмываться, безопасно самоутвердиться и даже неожиданно возвыситься по причине незнания некоторыми из них местного фольклора, этнографических изысканий, того или иного языка, а иногда и просто местного диалекта.

Всё пережитое, разумеется, не прошло бесследно ни для одного из этносов и коренных народов державы. Политика ненависти на этнической почве стала одной из мин замедленного действия под всем неповоротливым государственным зданием как царской, так и советской империи. К тому же у этой мины обнаружилось одно коварное свойство: она оказалась механизмом с дистанционным управлением. Многие, очень многие власть предержащие по своему невежеству воспринимали пульт от этого механизма в качестве рычага управления государством; особенно этому заблуждению оказались подвержены многие политические лидеры России, печальный опыт державного бытия которой не нашел какого-либо более разумного объяснения, чем происки традиционных врагов титульной нации.

Сие обстоятельство не ускользнуло от внимания наиболее проницательных политических мыслителей. В частности, политик весьма одиозных монархических убеждений В.В. Шульгин заметил: «Гибель Российской империи показала, что наши беды произошли не вследствие какого-нибудь «землетрясения», а вследствие наших собственных несовершенств. И вот в это время находиться в самовосхищении и считать, что мы, русские, — соль земли, а прочие народы — мразь, гниль и ничтожество, — честное слово, мне кажется, что это старая погудка на новый лад! Мракобесие, акт второй!». Мракобесие в действительности стало основным содержанием всех актов той политической пьесы, которая под названием «История России» вошла в летопись человечества. Приходится лишь удивляться тому, с каким постоянством практически все партии власти злосчастной империи как на царской, так и на советской фазе её политического бытия пытались сыграть одну и ту же роль, роль Великого Инквизитора, психологию и философию которого так блестяще описал Федор Михайлович Достоевский (1821–1881) в своём гениальном романе «Братья Карамазовы». Инквизиторами своего народа эти партии, бесспорно, стали, а великими, отнюдь, нет! Особенно на этом пути преуспела большевистская держава. Как заметил по сему поводу Н.А. Бердяев: «Большевизм идет по стопам Великого Инквизитора. Во имя счастья и равенства дух этот хотел бы истребить все возвышающее, все качественное, все ценное, всякую свободу, всякую индивидуальность».

В итоге большевистская инквизиция оказала самое пагубное воздействие на менталитет народов СССР. Самым выразительным подтверждением чего служит, практически, мгновенный распад этой могучей военной державы. Об этом со всей откровенностью заявил доктор исторических наук, председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике России Сергей Александрович Караганов. В частности, в статье «Русская Катынь» он отметил, что «Россия — большая Катынь, усеянная по большей части безымянными могилами миллионов жертв режима, правившего в ней на протяжении большей части прошлого века…

Страна не относилась к народу как своему. А народ видел от нее по большей части подавление, нищету и смерть. И относится соответственно. В этом была, конечно же, важнейшая причина самораспада СССР, который наследовал «большой России» — Российской империи» («Российская газета». - N 5239, 22.07.2010 г.). К месту напомнить, что Катынская трагедия — одно из тягчайших преступлений советской империи против человечества. В частности, речь идёт о бессудной казни граждан иностранной державы — Республики Польши (для справки: СССР длительное время категорически отрицал свою вину в деле зверского истребления польских граждан /в большинстве своём военнослужащих/ в 1940 г., получившее позднее обобщенное наименование Катынской трагедии. При этом массовые расстрелы поляков были осуществлены войсками НКВД СССР в соответствии с постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. План уничтожения пленных польских офицеров разработал начальник Управления по военнопленным и интернированным НКВД СССР Петр Карпович Сопруненко (1908–1992 г.). Расстрел большинства польских офицеров осуществил комендант административно-хозяйственного управления НКВД СССР Василий Михайлович Блохин (1895–1955).

Так, в Катынском лесу близ Смоленска было расстреляно 4 421 человек; в Старобельском лагере близ Харькова — 3 820; в Осташковском лагере близ Калинина — 6 311; в других лагерях и тюрьмах Западной Украины и Западной Белоруссии — 7 305. А всего число таких невинно убиенных достигло 21 857 человек. Их учётные дела, хранившиеся в архивах КГБ СССР, были уничтожены в 1959 г. с санкции Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева. И лишь 13 апреля 1990 г. впервые было опубликовано заявление ТАСС о Катынской резне, в котором всё произошедшее было признано одним из тяжких преступлений сталинизма).

Причины распада Российской (большевистской) империи уже давно не секрет. Они лежат на поверхности: бесчеловечное отношение власть предержащих к гражданам огромной державы, настойчивые попытки превратить могучее государство в резервацию невежества, ограниченности и страха, а его население в манкуртов, то есть в существ без исторической и нравственной памяти. Во многом, очень многом эти попытки увенчались успехом, иначе советская держава не канула бы в политическое небытие ещё более скоропалительно, чем её предшественница. Ведь если у людей методически отбивать нравственные чувства, то у них не остаётся ничего людского. Они перестают ощущать себя гражданами, становятся бессловесным населением, которому всё равно, где и как жить, лишь бы государственная машина оставила их в покое. В такой державе нет ценностей, за которые в случае опасности хотелось бы сражаться, а в случае необходимости — и умереть; в такой державе у многих лишь чешутся руки убивать других. Такая страна приговорена быть несчастной. Примечательно, что отвечая на вопрос о роли экономических причин в распаде СССР доктор экономических наук, академик Н.П. Шмелев сказал, «что главный фактор как раз не экономический, а человеческий, и нынешняя ситуация, на мой взгляд, это расплата за то, что произошло с нашей страной в ХХ веке, за истребление первоклассного генетического материала, которое продолжалось с 17-го по 53-й год. Не хочу уже называть эти страшные, со множеством нолей, цифры…».

При этом повторюсь, что одним из самых разрушительных факторов в истории советской империи была ксенофобия. Очевидность и опасность этой болезни была столь высока, что об этом с риском для карьеры вынужден был упомянуть в своей статье «Против антиисторизма» на то время — 15 ноября 1972 г. — исполняющий обязанности заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС, впоследствии один из «отцов» перестройки, академик А.Н. Яковлев. В своей последней книге он так упоминает сей эпизод из своей биографии: «Я обильно ссылался на Маркса и Ленина, и все ради одной идеи — предупредить общество о нарастающей опасности великодержавного шовинизма, агрессивного местного национализма и антисемитизма». Но партия власти не нашла ничего лучшего как освободить «пророка» от должности, направив его послом в Канаду. По сему поводу кто-то весьма остроумно заметил: народ и партия едины в нежелании слушать своих пророков. Западные конкуренты советской державы от этого только выиграли, поскольку таковая сделала ещё один малозаметный шаг к своему будущему распаду.

Поэтому одним из закономерных последствий распада большевистской империи стал всплеск на всём постсоветском пространстве самого низменного и примитивного национализма. На это обстоятельство обращал внимание Е.Т. Гайдар, отмечая, что «в условиях краха авторитарного режима в полиэтнической стране тема национализма, причем и в метрополии, и в тех частях федерации, которые считали себя ущемленными, становится доминирующей… Обращение к чувствам национального величия и национальной угнетенности — ядерная бомба в политическом процессе стран, в которых старый режим идет к закату, а развитой системы демократических политических институтов нет». Ныне ксенофобия — эта традиционная форма менталитета населения всего постсоветского пространства провоцируется ещё и тем, что бывшие конкуренты некогда великой державы испытывают неослабевающее желание раздуть пожар взаимной ненависти между частями некогда единого народа до крайней степени своего проявления. Это искушение объясняется инстинктивным страхом перед возрождением того геополитического гиганта, каковым ещё совсем недавно слыла советская империя. Но тем самым народы суверенных держав, образовавшихся на её руинах, становятся заложниками уже не только своей традиции невежества, но и той большой геополитической игры, в результате которой эта традиция искусственно не только консервируется, но и непрестанно воспроизводится.

Это не последняя причина, в силу которой великодержавный шовинизм трансформировался в этнический национализм, став одной из ключевых проблем её бывших составных частей, а ныне суверенных квазигосударств. Последние стали наследниками худших политических традиций, нравственных и психологических пороков бывшего «нерушимого союза республик свободных», которых далеко не навеки сплотила, увы, уже далеко не единая Русь. О пагубных последствиях традиционного нагнетания этнической ненависти среди граждан постсоветской России поведал в статье «Патриотизм как диагноз» известный российский адвокат, президент Института верховенства права Станислав Юрьевич Маркелов (1974–2009). В частности, этот мужественный молодой человек писал: «Наша страна всегда была многонациональной, а сейчас нас вынуждают разбегаться по национальным углам и ненавидеть соседей. Чем больше патриотизма, тем слабее народ. Не надо делать разницу между патриотизмом и национализмом.

Великодержавные призывы с высоких трибун оборачиваются национальными погромами на улицах, а стояние со свечками на паперти вчерашних коммунистических атеистов провоцирует мракобесие и средневековье.

Не надо думать, что это глупость власти. Люди, у которых отняли будущее, озлоблены на всех и готовы немедленно выплеснуть свою злость. Властям выгодно, чтобы ненависть вылилась на нищих гастарбайтеров, а не на воровские Мерседесы с мясной начинкой из новых русских.

Наша власть боится горящих Мерседесов, потому что сама на них ездит, ей намного проще сокрушаться по поводу очередных национальных погромов, одновременно пинками подталкивая недовольных к ним.

Они временщики, их задача нажиться и не упустить власть. А народом они жертвуют, как разменной монетой, кидая в обмен на собственное благополучие и безопасность наркотик патриотизма».

Видимо, наркоторговцы таким специфическим дурманом не простили открытого вызова, брошенного основам их власти, и рука наемного убийцы настигла известного правозащитника вместе со студенткой 5 курса факультета журналистики МГУ, внештатным сотрудником «Новой газеты» Анастасией Эдуардовной Бабуровой (1983–2009) прямо в центре Москвы. Оба скончались от выстрела в голову 19 февраля 2009 г. Вечная память этим замечательным людям. Появление поколения молодых россиян, которые даже ценой своей жизни говорят нет национализму, свидетельствует о том, что Россия отчаянно сопротивляясь начинает расставаться с Русской Системой. Во всяком случае как отмечают авторы статьи «Вперед нельзя назад»: «Исторически сложившийся русский тип культуры, русскость как неэффективный способ мыслить, принимать решения и действовать уходит с исторической сцены».

Таким образом, национализм, скрывающий все свои смердящие пороки под личиной отличающихся внешней благопристойностью чувств патриотизма — смертельная опасность для любой державы. Особую опасность он представляет для стран начисто лишенных правовой культуры. Население этих стран, как правило, поражено трудноизлечимой болезнью, которая именуется ксенофобией. Одной из самых опасных разновидностей этого недуга, который вместе с тем получил самый радушный приём в Украине, и посвящается следующий параграф.

2.2. Роль невежества в «созидании» Украины

Приступая к исследованию вынесенного в заголовок вопроса, мне на память пришла запись, оставленная 2 июля 1942 г. в своём дневнике выдающимся украинским кинорежиссёром А. П. Довженко. Очевидно, подводя итоги каким-то своим длительным наблюдениям, внутренним переживаниям и мучительным размышлениям, он писал: «В чем-то самом дорогом и важном мы, украинцы, безусловно, народ второстепенный, плохой и ничтожный. Мы глупый народ и невеликий, мы народ бесцветный, наше как бы друг к другу неуважение, наше отсутствие солидарности и взаимоподдержки, наше наплевательство на свою судьбу и судьбу своей культуры абсолютно поразительны и… не вызывающие к себе ни у кого добрых чувств, ибо мы их не заслуживаем. Вся наша нечуткость, трусость наша, предательство и пилатство, и грубость, и дурость… являются, по сути говоря, совершенным обвинительным актом, являются чем-то, чего история не должна нам простить, являются чем-то, за что человечество должно нас презирать, если бы оно, человечество, думало о нас. У нас абсолютно нет правильного проецирования себя в окружении действительности и истории. У нас не государственная, не национальная и не народная психика. У нас нет настоящего чувства достоинства, и понятие личной свободы существует у нас как что-то индивидуалистическое, анархическое, как понятие воли (отсюда индивидуализм и атаманство), а не как народно-государственное понимание… свободы, как осознание необходимости. А Украина наша вечная вдова. Мы вдовьи дети». Ознакомившись с этими ошеломляющими откровениями, невольно задаешься вопросом: что заставило глубоко порядочного, думающего и, несомненно, горячо любящего Украину человека написать столь горькие и удручающие строки? А что понудило с не меньшей горечью уже спустя 65 лет утверждать то же самое моего умудренного жизненным опытом и достигшего высоких державных постов собеседника, разговор с которым я упомянул в начале Введения к этой книге?

Представляется, что ответ на сей роковой вопрос уж точно не найти на страницах современных учебников истории Украины, поскольку их авторы без тени сомнения подают прошедшее преимущественно в виде состряпанных ими на скорую руку мифов и продиктованных очередной партией власти легенд. Далеко неслучайно один из наиболее популярных украинских публицистов именовал их «учебниками национальной фальши». В какой-то мере авторов оных вполне можно понять, ибо подлинную историю Украины, как заметил некогда украинский историк, писатель и государственный деятель Владимир Кириллович Винниченко (1880–1951), «невозможно читать без брома». А какая держава пожелает своим детям пить «бром» при ознакомлении с историей своего этноса? Но последнее вовсе не означает, что на смену «брому» должен прийти «опиум». Использование сего одурманивающего вещества при постижении своей истории грозит нам полным забвением своего прошлого и, соответственно, абсолютной неразборчивостью к нашему европейскому будущему. В вопросах подобного рода никто не вправе грешить против истины, откровенно пренебрегая своей научной совестью и ответственностью перед будущими поколениями!

По всей видимости, чтобы адекватно оценить реалии современного бытия, необходимо оглянуться назад, углубиться, насколько это возможно в рамках настоящего исследования, в историю многострадального полиэтнического населения той территории, на которую ныне распространяется суверенитет Украины. Основополагающая роль в этом процессе познания отводится постижению той исторической почвы, на которой сформировались те особенности менталитета, которые произвели столь удручающее впечатление на А.П. Довженко и иже с ним. Думается, что в силу именно той специфики восприятия окружающей действительности, о которой предупреждал выдающийся кинематографист, мы в значительной степени и обязаны многими невзгодами своей жизни.

Одной из самых проблемных тем настоящего исследования стало познание исторических корней менталитета населения Украины. По этому вопросу есть немало различных точек зрения. Одна из них, например, принадлежит украинскому историку Костю Бондаренко. В частности, он видит истоки особенностей национального характера многих наших соотечественников не в мрачной бездне двух империй (Российской и Австро-Венгерской), а в светлом прошлом одного из прибалтийских государств. Так, утверждая, что в истории Украины есть немало моментов, которые вряд ли когда-либо заслужат благодарную память потомков, он уточняет, что «традиционная история Украины слишком рваное явление: здесь читаем, здесь переворачиваем, здесь у нас пятно от завёрнутой рыбы или от крови…

Из истории Украины выпадает целый слой, связанный с наиболее величественным временем, с расцветом могущественной славянской страны — Великого Княжества Литовского, составной частью которого была Украина. У нас нет ни одного памятника ни одному князю Литвы — хотя именно во времена литовского владычества зародился и украинский этнос, и украинский язык…

Древнебелорусское и древнеукраинское государство, Великое Княжество Литовское очень напоминает многие особенности нынешней Украины — вплоть до мелочей…».

Не буду спорить: подобная версия имеет такое же право на существование, как и многие другие. А таковых при желании, вероятно, можно было бы насчитать не менее десятка. Однако дело не в числе оных, а в их адекватности реальному положению вещей. Безусловно, население нынешней Украины в той или иной степени несёт на себе печать культур всех тех стран, в составе которых оно некогда пребывало. Ту или иную грань той или иной культуры можно без труда идентифицировать и даже гипертрофировать, если выбрать это направление в качестве заветной цели для приложения своих творческих сил. При любом варианте вполне можно обнаружить крупицы исторической правды. Процесс поиска истины, однако, не должен находиться в плену у предубеждения к тем или иным народам, в составе которых мы некогда сообща пробирались сквозь дебри и лабиринты истории. Тогда и не придется столь избирательно подходить к летописи нашего прошлого по уже явно устаревшему принципу: «здесь читаем, здесь переворачиваем…». В конце концов, как бы критически ни относились к нашему прошлому в составе Российской, а впоследствии и советской империи, не следует упускать из виду ту решающую роль, которую именно эта держава сыграла в судьбе населения, обитавшего на её обширной территории.

Однако некоторые активно исповедующие идеологию этнической ненависти украинские историки под непосредственным руководством весьма агрессивных лидеров партии этнической нетерпимости упорно пытаются переписать историю украинской части титульной супернации. Невзирая на очевидные факты, предается забвению тот бесспорный факт, что УССР стала государственным субстратом, державной предтечей суверенной Украины в тех границах, которые были очерчены на карте истории военной мощью Российской (большевистской) империи, но отнюдь не силами украинского этноса в качестве самостоятельной, единой и консолидированной нации. Неслучайно один украинский публицист в своей статье «Идеология made in Ukraine» абсолютно искренне заметил, что «украинцы отчаянно боролись за собственную государственность, но собирателями украинских земель, как это не досадно констатировать, были грузины и россияне. Украинцы же, как правило, делали взносы в развитие соседних империй» («Украинская правда», 29.10.2009 г.). Допускаю, что и с этим утверждением можно поспорить. Но уж во всяком случае, не вести себя так, как это делают некоторые авторы, которые на страницах современных учебников истории Украины, вопреки общеизвестным фактам, абсолютизируют историю лишь одного ответвления украинского этноса (австро-венгерского происхождения), а историю другой, могучей ветви (российского происхождения), искусственно принижают. Причём последняя настойчиво отслаивается от общей истории населения упомянутой империи, на общем древе которого эта ветвь, собственно говоря, не только произрастала, но и получила мощнейший импульс к дальнейшему развитию.

Видимо, упорное нежелание некоторыми высокопоставленными чиновниками украинской державы адекватно оценить исторические реалии заставило ряд отечественных историков и общественных деятелей обратиться с открытым письмом на имя третьего президента Украины посредством иностранных СМИ. В частности, во влиятельном французском издании появилось письмо, в котором утверждается, что «отрицается очевидное: становление украинской нации происходило в борьбе двух исторических тенденций, одна из которых — ориентация на Россию — победила и привела к возникновению независимого украинского государства в нынешних границах. Любые попытки ревизовать совместную историю двух государств ведут к стимулированию реваншистских настроений, подводят идеологическую базу под идеи пересмотра нынешних границ Украины» («Le Figaro», 23.09.2008 г.).

Однако абстрактные и осторожные высказывания не всегда являются наиболее удачным средством для постижения истины, тем более в такой вполне конкретной сфере как история межэтнических отношений. Посему дабы исключить двойное толкование сказанного и внести полную ясность и определенность в умы действующих политиков академик П.П. Толочко решил уточнить смысл приведенного утверждения уже на страницах отечественного издания. Так, он пояснил, что «в случае с Украиной это означает вернуть земли тем странам, от которых они «незаконно» были отторгнуты согласно «преступному» пакту Молотова-Риббентропа, и признать довоенные границы. Если мы этого делать не намерены, а судя по судебной тяжбе с Румынией за остров Змеиный, так оно и есть, тогда следует прекратить это безнравственное фарисейство. А то, господа национал-патриоты, как-то не очень порядочно получается: пользоваться подарками и одновременно поносить дарителя». Но в том-то и дело, что лгать, присваивать результаты чужого, подчас исполинского, труда, предавать вчерашних соотечественников, соратников и единоверцев и прочее непотребство органично укладывается в русло национальной традиции, а говорить правду, быть щедрым и справедливым, вносить вклад в созидание общечеловеческих ценностей — по определению нет. Такова весьма прискорбная реальность нашего бытия.

История любого народа крайне противоречива. И рука об руку с расширением границ, ростом военной мощи державы нередко идёт процесс падения нравов, деградации духовной жизни и общественной морали. Представляется, что именно в общей трагической истории титульной супернации как единого целого и коренится основная причина тех проблем, с которыми Украина столкнулась на протяжении всего ХХ века. Если свести все перипетии исторического бытия к их подлинному основанию, то своё наиболее адекватное выражение оно получило в политике украинской партии этнической нетерпимости во всех ипостасях и на всех этапах её существования. Те самые основы внутренней политики, которые привели к краху Российскую империю в 1917 г., немедля взяла на вооружение украинская партия этнической нетерпимости. Иными словами, объективно, вероятно, даже помимо своей воли, она выступила духовным наследником той российской партии власти, которая обрела своё наиболее полное и адекватное воплощение в черносотенном движении. Не случайно же такая одиозная организация как «Союз Русского Народа» имела свои наиболее крупные «представительства» не в центральных регионах России, а в Киеве, Одессе и Волынской губернии. Именно здесь на Украине время от времени, как известно, и зарождались самые разрушительные волны погромного цунами, которое точно так же как, и его природный аналог, было неизменно тёмным, жестоким и бессмысленным.

В итоге те стереотипы поведения, которые неминуемо привели к распаду одну державу — абсолютистскую Россию, показались приемлемыми для созидания другой — атаманской Украины (для справки: по данным ряда отечественных источников, только в 1921 г. на территории Украины орудовали банды 168 атаманов, которые, помимо всего прочего, самым ожесточенным образом сражались и грабили друг друга. При этом не надо упускать из виду, что ряды этих вожаков крестьянских банд со временем значительно поредели в результате кровопролитной Гражданской войны). В те смутные времена каждый атаман носился во главе соответствующей банды со своим представлением об Украине, границы которой проходили ровно по той черте, в пределах которой её члены имели реальную возможность грабить с оружием в руках. Весьма условно, но можно утверждать, что независимых держав было ровно столько, сколько на соответствующей территории верховодило подобных банд. Как заметил об этом смутном времени академик М.В. Попович, «Украина провалилась в состояние полной атомизации». Я бы лишь добавил — и «атаманизации» тоже. Бесчинствующее атаманство стало основой самовыражения нации, опорными столпами нарождающейся украинской державности и одновременно её лицом.

Сходство и одиозность методов борьбы за «свою» державу каждым из столь, на первый взгляд, несхожих субъектов истории — белыми, красными, зелеными, серыми и грязными — объясняется тем, что процесс сей протекал на территории, на которой безраздельно господствовала одна и та же традиция, традиция невежества. Причём традиция, которая в своём победном шествии по владениям бывшей империи не встречала препятствий в зависимости от происхождения или религиозного предпочтения населения. При этом жертвой наиболее вопиющих эксцессов этнической нетерпимости на территории Украины в первую очередь, надо признать, падало местечковое еврейство. Тому, что эти процессы приобрели такой размах именно на этой территории, были и свои исторические предпосылки. Так, в частности, В.В. Шульгин подчеркивал, что до революции антисемитизм был «присущ: географически — черте оседлости, т. е. южной и западной России; этнографически — малорусскому (украинскому) и отчасти белорусскому и польскому населению; политически — правому крылу». По его мнению, уже после революции антисемитизм распространился и на исконную до того территорию Великороссии, став тем самым уже явлением общеимперского масштаба. Именно на Украину в качестве одного из исторических эпицентров поголовных погромов евреев обратил внимание в своей речи, произнесенной 23.09.2011 г. на Генеральной ассамблее ООН, премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху. В частности, он заявил: «Евреи Испании на пороге изгнания, евреи Украины, бежавшие от погромов, евреи, сражавшиеся в Варшавском гетто в сужающемся кольце нацистов, не перестали молиться, надеяться, шептать «в будущем году в Иерусалиме», «в будущем году — на Земле Обетованной»» (NEWSru.co.iI, 24.09.2011 г.). Вообще, чем больше узнаешь историю Украины, тем сильнее становится впечатление, что если украинцы в качестве субъекта и оставили какой-либо впечатляющий след в истории, то это «след» жесточайших еврейских погромов и этнических чисток.

В итоге бессилие, злоба, ущемление, комплекс неполноценности той части населения Украины, которое не могло найти выхода в открытом поединке с военной мощью империи, обрушились на беззащитные головы людей, волей судеб оказавшихся на её территории во времена русской смуты. Ещё раз подчеркнём: подобная политика украинской партии этнической нетерпимости не упала с неба. Она является исторической данью традиции, которая вела свою родословную из глубины веков, с тех незапамятных времен, когда этническая ненависть заменяла людям ум, честь и совесть, а взаимоотношения между народами сводились к разбойничьим набегам и грабительским контрибуциям, которым подвергались другие земли, страны и этносы. Времена изменились, но каким-то непостижимым образом неизменными остались соответствующие нравы; они как бы застыли во времени, оставшись за бортом цивилизации. Эти нравы стали той огнеопасной почвой, на которой ярким пламенем всполохнула соответствующая националистическая политика на территории современной нам Украины, несмотря на то, что место подобной идеологии уже давно на задворках мировой истории.

Эта политика уже не раз приводила её адептов к историческому конфузу и политическому фиаско. Она не раз осуждалась здравомыслящими государственными деятелями Украины, к числу коих, несомненно, относился и последний гетман Украины Павел Петрович Скоропадский (1873–1945). Так, вспоминая в своих мемуарах отношение наших «героев», например, к русскому языку, русским людям и российской культуре, он отмечал, что «это ужасное явление, признающее самое дерзкое насилие над личностью. Для них неважно, что фактически среди народа националистическое движение хотя и существует, но пока ещё в слабой степени. Что наш украинец будет всегда украинцем «русским» в отличие от «галицийских» украинцев, это им безразлично. Они всех в один день перекрещивают в украинцев, нисколько не заботясь о духовной стороне индивидуумов, над которыми производят опыты. Например, с воцарением Директории, кажется, через три дня вышел приказ об уничтожении в Киеве всех русских вывесок и замены их украинскими. Ведь это вздор, но это типично как насилие над городом, где украинцев настоящих если найдется 20 %, то это будет максимум. В результате вместо привлечения к Украине неукраинских масс они воспитывают в них ненависть даже среди людей, которые были дотоле скорее приверженцами этой идеи и считали действительно справедливыми и имеющими жизненные основания теории создания Украины».

Много воды утекло с тех пор, как были написаны эти горестные строки. Давно канула в небытие и та эпоха. История народов мира шагнула далеко вперёд, но представители партии этнической нетерпимости интеллектуально, психологически и нравственно до сих пор остались на том же уровне мировосприятия. Они вроде бы всё знают, но уж точно ничему не научились. Они по-прежнему пребывают в состоянии психологической войны с тенями давно забытых предков. Эти политики, следуя приснопамятной традиции царской России, упорно пытаются разыграть этническую карту в качестве несущего каркаса выстраиваемого ими державного здания, которое в данной работе получило наименование этнического государства. Осуществление подобного проекта невозможно, однако, без соответствующего насилия над личностью своих же соотечественников — представителей других племен, вероисповеданий и народов. Несомненно, что насилие и ненависть становились основным содержанием политики соответствующей украинской партии власти с того самого момента, как только у неё появлялась маломальская власть над судьбами других этносов, коренных народов и религиозных общин.

Уже давно не секрет, что в момент отчаяния невежественное население, как правило, бьёт не виновных и сильных, а тех, кто попадается под горячую руку бесшабашных погромщиков. А в качестве традиционных жертв последних непременно оказываются представители наиболее слабых и беззащитных слоев населения. Тем самым на роль изгоев прежде всего обрекались те, кто был наиболее уязвим для физической расправы, психологической травли и национального гнета. Особенно разнузданно подобное поведение проявляется в виде погромов в момент различного рода политических катаклизмов, крайней формой проявления которых являются политические убийства, терроризм, революция, распад державы.

Как справедливо заметил академик М.В. Попович, «… после убийства Александра II никто не говорил, что царя убили «хохлы», хотя украинцами были и Желябов, и Кибальчич, и правнучка гетмана Разумовского Софья Перовская, — запомнили почему-то несчастную беременную Гесю Гельфанд, и вспыхнула волна ужасных еврейских погромов, и прежде всего в Украине». Александр II погиб, безусловно, невинно и мученической смертью, но бессмертной оказалась политика погромов. Такая волна погромов прокатилась по 150 городам и местечкам черты оседлости евреев. Таковая в основном пролегала по территориям, которые ныне подпадают под суверенитет Украины и Белоруссии. Иными словами, население Украины с готовностью громило евреев за убийство русского царя, учиненное народовольцами, в числе коих довольно активную роль играли всё те же украинцы. Заметим: в вопросах антисемитизма титульная супернация на всей территории империи не распадалась на русских, украинцев и белорусов, выступая единым фронтом в духе полного единодушия, потому что в основе оного лежало одно общее для них начало — традиция невежества. Проявляя полную неспособность защитить себя от жизненных невзгод со стороны сильных мира сего, население соответствующей территории империи избивало, издевалось, унижало и губило слабых и бессильных, беззащитных и невооруженных представителей гонимого племени. И в этом стереотипе поведения нашла своё проявление, пожалуй, чуть ли не самая опасная особенность менталитета и, соответственно, стереотипа поведения титульной супернации. Особенность национального характера, которая, будучи сначала обкатанной на евреях, затем самым роковым образом сказалась на судьбе практически всех жертв политических репрессий в СССР.

Речь идёт о садизме, о самом обыкновенном, примитивном, низменном и подлом садизме. Ведь по своей сути, антисемитизм — это, прежде всего, возможность безнаказанно выместить своё зло на слабом и уязвимом, заведомо незащищенном и безответном человеке. Очень тонкий и проницательный диагноз этому отвратительному явлению дал французский философ Жан-Поль Сартр. Так, в частности, относительно антисемитизма он утверждал, «что в основе его лежит садизм. В самом деле, мы ничего не поймем в антисемитизме, если не вспомним, что евреи, на которых обрушиваются такие проклятия, совершенно безвредны, я бы даже сказал — безобидны. Это добавляет антисемитам хлопот: приходится рассказывать нам о таинственных еврейских обществах и страшных заговорах масонов. Но непосредственно сталкиваясь с евреем, как правило, видишь перед собой слабого человека, который так плохо подготовлен к встрече с насилием, что неспособен даже к самозащите. Эта индивидуальная слабость еврея, которая выдает его погромщикам… отлично известна антисемиту и заранее доставляет ему наслаждение. И его ненависть к евреям нельзя сравнивать с ненавистью, скажем, итальянцев к австрийцам в 1830 году или французов к немцам в 1942-м. В этих последних случаях ненавидели угнетателей, людей сильных, жестких и жестоких, имевших оружие, деньги, власть и возможность причинить восставшим столько зла, сколько эти восставшие и мечтать не могли причинить им. В этих случаях ненависть вырастала не из садистических наклонностей. Но для антисемита Зло воплощается в безоружных и очень малоопасных людях, поэтому для него никогда не возникает тягостной необходимости проявлять героизм. Быть антисемитом — это развлечение. Можно бить и мучить евреев и ничего не бояться: самое большее — вспомнят о существовании законов Республики, но законы эти окажутся мягкими». Таким образом, садизм — подлинная суть антисемитизма, а антисемитизм — отличительная черта традиции невежества. Последняя стала движущей силой неизбывного горя и неисчислимых бед для всех тех, кто волею судеб оказался в числе её жертв, но и не стало предтечей счастья и благополучия для всех тех, кто выступал, выступает, и. что самое печальное, упорно желает выступать и далее в роли погромщиков и палачей.

Здесь хотелось бы привести выдержку из известной книги 9-го Президента Израиля Шимона Переса (1923–2016) «Новый Ближний Восток». В этом всецело устремленном в будущее историософском труде умудренный богатым и многогранным жизненным опытом успешный государственный деятель писал: «Неожиданно мне вспомнился город моего детства, Вишнява (близ Воложина; сейчас это часть Беларуси). В то время Вишнява была одним из центров еврейской духовной жизни. Хаим Нахман Бялик, национальный поэт Израиля, называл «великую ешиву» Вишнявы «кузницей еврейского национального духа». Сегодня ничего больше не осталось от былой еврейской Вишнявы. Синагоги и начальные школы, торговые предприятия и фабрики — все исчезло, разрушено. От еврейской жизни здесь остались одни воспоминания, как и от самих евреев, когда-то обитавших в этих краях. Если бы я в свое время не уехал оттуда, моя судьба мало чем отличалась бы от судеб тех евреев, которые были впоследствии захоронены в братских могилах или встретили свою смерть в газовых камерах». Признаться, при чтении этих строк, сердце охватывает смертная тоска при одной только мысли, сколько же людей уничтожили члены партии этнической нетерпимости в состоянии ослепления ненавистью к людям иного этнического происхождения, иного вероисповедания, иного языка общения, которым немилосердная судьба отвела эту землю в качестве единственного места обитания. Заметим: мирного, лояльного и безвредного обитания!

Вдумываясь в эти строки одного из самых уважаемых государственных деятелей западного мира, напрашивается риторический вопрос духовным и политическим наследникам тех, кто убивал своих несчастных земляков по одной только той причине, что они другие, не похожие, слабые и беззащитные. Стали ли они — погромщики, коллаборационисты, палачи и их подручные — богаче материально и духовно, счастливее и благополучнее в результате этой бесчеловечной практики, которая со временем приобрела своё страшное наименование этнических чисток и геноцида? Поднялся ли в результате подобной варварской деятельности их и ваш уровень жизни, забрезжила ли какая-либо перспектива развития для вас — их потомков? Стали ли они и вы добрее, умнее и привлекательнее как нация, на благо которой хотелось бы жить, творить и достойно заканчивать свои дни представителям других этносов, коренных народов и эмигрантов из менее благополучных стран? Удостоились ли они и вы уважения и признания со стороны других народов мира за некий вклад в развитие общечеловеческой культуры? Очевидно, что нет! Тогда зачем они это делали? Чего они добивались? А чего добиваетесь вы, явно предпочитая идти той же стезей унижения, оскорбления и вытеснения из общей для всех страны иноязычных, иноверующих и инакомыслящих соотечественников?

Никакой логики в этой стихии ненависти к другим этносам искать не следует. Её попросту нет. Механизм подобного поведения объясняется гораздо проще: политика погромов — это неумолимый зов души, который идёт из глубины мутного подсознания и не подвержен контролю со стороны здравого смысла или рационального мышления лиц, охваченных соответствующим порывом. Остановить сей смерч низменных чувств возможно было бы только встречным умиротворяющим воздействием, например, со стороны правового государства либо благотворным — со стороны институтов гражданского общества. Но на территории Российской империи, увы, не было ни того ни другого. Ибо государство, например, в лице Александра III испытывало ту же нужду в погромах, что и его подданные, а единственный институт гражданского общества — православная церковь — спешила освятить всякую подобного рода прихоть государя, ибо в этом единстве и была основа её силы и влияния. Подобное, как уже отмечалось выше, не ускользнуло от проницательного взора великих российских писателей Л.Н. Толстого, В.Г. Короленко и А.М. Горького и многих других. Как отмечал по сему поводу доктор юридических наук, главный научный сотрудник Института государства и права Российской академии наук Александр Валентинович Оболонский: «Формально православная церковь была идеологическим монополистом. На деле же к моменту, о котором идёт речь, во всех слоях общества распространилось глубоко индифферентное отношение к церкви… Подобная ситуация страшна и чревата взрывом при всех обстоятельствах. В России же она была опасной вдвойне, ибо в стране не укоренились иные, хотя бы паллиативные культурные механизмы обуздания и смягчения инстинктов, погашения агрессивных биологических рефлексов — такие, как эстетика, уважение личности и прав другого человека… либо даже просто мягкость характера или всего-навсего хорошие манеры». Очевидно, что укоренение именно этих качеств в национальном характере населения империи не входило в планы господствующей партии власти, идеологическим столпом которой в полном смысле этого слова и была православная церковь. Как говорится: посеяв ветер — пожнёшь бурю. Ничем не сдерживаемая буря взаимной ненависти на этнической, религиозной и сословной почве покатилась по империи.

Особенно трагически эта буря дала себя знать во времена Гражданской войны на территории Украины. После установления власти Директории Украинской Народной Республики (УНР) по её территории в декабре 1918 г. прокатилась волна жесточайших еврейских погромов. На этот раз палачами мирного еврейского населения стало новоявленное воинство, главным атаманом (главнокомандующим) которого значился Симон Васильевич Петлюра (1879–1926). При этом один из первых погромов был учинен в городе Сарны полком, который носил его имя. Другой — разразился 15 февраля 1919 г. в городе Проскурове (ныне город Хмельницкий), в котором за четыре часа было перебито 1650 евреев. В итоге с декабря 1918 г. по август 1919 г. вооруженными отрядами УНР было осуществлено множество погромов, в ходе которых, по данным комиссии Международного Красного Креста, погибло более 50 тысяч евреев. В целом большинство расправ с мирным и незащищенным населением осуществили отряды вооруженных людей, которых история намертво связала с именем Петлюры.

В современной украинской исторической литературе часто приводятся утверждения, что лично Петлюра не был антисемитом, не желал, не организовывал и не провоцировал еврейские погромы. Может быть. Но по многочисленным свидетельствам очевидцев, он должным образом не противодействовал той политике этнических чисток, которая без зазрения совести осуществлялась его озверелым воинством. Объехавший в те годы многие места распавшейся империи и расследовавший злодеяния петлюровцев французский писатель и юрист, автор трилогии «В стране погромов» — Бернар Лекаш (1895–1968) представил в 1926 г. специальный доклад, содержащий данные о 1295 еврейских погромах, кровавой волной прокатившихся по всей Украине. Обвинение в значительном числе совершенных убийств и истязаний мирного еврейского населения в первую очередь падает на петлюровское воинство. При этом французский юрист приводит примечательный разговор Петлюры и его военного министра, состоявшийся с делегацией еврейской громады, во время которого на мольбы о прекращении погромов глава Директории УНР откровенно заявил: «Не ссорьте меня с моей армией!», а «Атаман Петров, его военный министр, сказал пришедшей к нему делегации: Еврейские погромы — это наше знамя!». Оба деятеля искренне и прямодушно озвучили самую суть того начала, которое связывало воедино их с армией и нацией.

Военный министр УНР Всеволод Николаевич Петров (1883–1948) отнюдь не солгал: еврейские погромы действительно стали знаменем вооруженных сил УНР, и только по одной этой причине война с мирным, невооруженным и запуганным еврейским населением закончилась столь оглушительной «военной победой», которая со временем получила своё однозначное и общепризнанное определение — геноцид. Такого рода победы, однако, способны привести подобных «победителей» исключительно на скамью подсудимых истории, с которой им всем прямой путь — на исторический эшафот. Посему, ознакомившись с приведенными материалами, невольно приходишь к выводу о несомненной внутренней связи между упомянутыми деяниями петлюровцев и политической ролью самого Петлюры. Но именно по этой причине Петлюра стал символом для многих своих исторических последователей, которые без тени сомнения именуют себя петлюровцами. Так, украинский писатель Василий Николаевич Шкляр в одном из своих интервью заявил: «Что касается Петлюры, то точно мне как-то историки заметили: «Ты Петлюру не трогай. У нас есть три человека, ставшие символами борьбы. Это Мазепа и мазепинцы, Петлюра — петлюровцы и Бандера — бандеровцы» Собственно, именно так называют сегодняшних настоящих украинцев» («УНІАН», 9.02.2011 г.). О личности Мазепы за давностью лет, признаюсь, судить не берусь, а вот что касается Петлюры и Бандеры, то невооружённым взглядом заметно, что этих деятелей и их ретивых приспешников роднит одна неискоренимая страсть — страсть к погромам, как правило, невооруженных, а потому и заведомо более слабых представителей ненавистных им этносов.

Преступным деяниям Бандеры достаточно уделено внимание в других местах настоящей работы. Что же касается Петлюры, то тех украинских историков, писателей и журналистов, которые не покладая рук в тесном альянсе с некоторыми украинскими политиками работают над вопросом о политической реабилитации Петлюры, настоятельно отсылаю к трудам упомянутого французского писателя. А также — к материалам французского суда присяжных, вынесшего 26 октября 1927 г. оправдательный приговор в отношении Самуила Исааковича Шварцбурда (1886–1938), застрелившего Петлюру 25 мая 1926 г. прямо в центре Парижа в отместку за мучительную гибель всех 15-ти членов своей семьи. Лишь успокоив таким образом свою совесть, он попросил выбить на памятнике отцу, могила которого осталась в Украине, следующую надпись: «Твой сын Шалом отомстил за священную кровь святых братьев твоих и кровь мучеников всего еврейского народа». Несмотря на свойственный Франции антисемитизм, коллеги тех, кто в своё время выносил приговор Дрейфусу, хорошо усвоили урок истории: не убий, да не убиенным будешь! Истории, как известно, свойственно повторяться и, увы, далеко не только в виде фарса.

Помимо приведенных фактов, в это ужасное время значительное число еврейских погромов на территории Украины стало делом рук банд атаманов Григорьева, Зеленого, Струка, Тютюнника, Козырь-Зырки, Соколовского, Шлямы, Кваши, Мацыги, Миляса, Потапенко, Проценко, Дыньки и неисчислимого множества других местных и местечковых бандитов. Весной 1919 г. один из самых неистовых палачей еврейского населения Украины атаман Никифор Григорьев (1888–1919) издал «универсал», в котором откровенно призывал к поголовному уничтожению иудейского племени. С этого момента число погромов резко возросло. Так, 15–20 мая в Елисаветграде банда Григорьева вырезала от 1300 до 3000 евреев; 16–20 мая в Черкассах — около 700 человек. В Радомысле погром, учиненный бандой Соколовского, унес жизнь около 400 человек. В Погребище в августе 1919 г. уже банда Зеленого истребила порядка 400 человек, в том числе 200 женщин. Убийства сопровождались жестокими истязаниями и повальными грабежами; атаманы местных крестьянских банд нередко требовали от еврейских общин громадных «контрибуций», уплата которых далеко не всегда предотвращала жестокие расправы с мирным населением. Некоторые банды продолжали действовать вплоть до 1922 г. Их налеты на незащищенные местечки неизменно выливались в кровавую бойню. Так, в Тетиеве налетчики вырезали сотни евреев, после чего все местечко было сожжено.

По различным оценкам, за годы Гражданской войны на территории Украины погибло порядка 180–200 тысяч евреев; около 300 тысяч детей осиротели; более чем в 700 городах, местечках и деревнях вся или почти вся еврейская собственность была разграблена или уничтожена. Урожай наибольшего числа жертв при этом выпал на 1919 г. В подавляющем большинстве случаев ими повсеместно оказывалась несчастная еврейская голытьба. Как отмечал академик М.В. Попович, только в 1919 г. погромы «в Украине забрали около 120 тысяч жизней несчастных и беззащитных еврейских обывателей городов и местечек». По приблизительным подсчетам историков, из 1295 еврейских погромов, прокатившихся по территории Украины, порядка 40 % приходится на вооруженных головорезов, объединенных знаменем Симона Петлюры; 25 % — на крестьянские банды местных атаманов; 17 % — на Белую армию; 8,5 % — на Красную армию. Таким образом, порядка 65 % еврейских погромов в то время стало прямым следствием подлинных инстинктов, естественной мотивации и стереотипов поведения, которые господствовали непосредственно в душах большинства коренного крестьянского населения Украины.

Вместе с тем, вне зависимости от мотивации, всех погромщиков объединяла одна общая закономерность: они были детьми своей эпохи, страны, традиции. Белые при этом убивали от бессилия перед подавляющим большинством покрасневшего от ненависти к ним народа, красные — в приливе сил от превосходства над побелевшими перед ними от страха бывшими господами, местные атаманы — из неискоренимой привычки, воспользовавшись хаосом, кого-то убивать, насиловать и грабить. Не случайно в те времена приобрели особую популярность слова одного из атаманов: «Бей белых пока не покраснеют, бей красных, пока не? побелеют». Людей уже никто не видел в упор: мир поделился на цвета…

При этом заметим, что если и белые и красные орудовали на «чужой» территории и во многом руководствовались политическими мотивами, то атаманы действовали на «своей» и убивали не по идеологическим причинам, а по этническим. Убивали не заезжих, не захватчиков, не богатеев, не чужих по месту рождения, а, по сути, своих соседей — «несчастных и беззащитных еврейских обывателей городов и местечек». Спрашивается — почему? Представляется, что подобное имело место, прежде всего, в силу особенностей менталитета, повадок, обычаев, инстинктов местного населения, ибо атаманом нельзя было себя почувствовать в прямом бою с регулярными частями немецкой армии, Белой гвардии или Антанты. Безопасно самоутвердиться, поизмываться, поиздеваться, потренироваться в стрельбе, рубке, иными словами, приобрести «психологию господина» можно было только над беззащитными жителями украинских еврейских местечек. И, вероятно, только в этих деяниях соответствующая часть сельского населения бывшей империи смогла проявить свое «героическое» начало, «мужское» естество, воинскую «доблесть». Может быть, это был единственный удобный случай вспомнить и напомнить окружающим народам своё лихое казацкое прошлое: бей своих (соседей), чтобы чужие (народы) боялись. Не исключено, что здесь сказался некий комплекс неполноценности, и где-то в глубине своей темной души эти деятели в борьбе со слабыми евреями чувствовали себя сильными, мужественными, умелыми бойцами за независимость своей вотчины. Ведь другие страны имеют своих военных героев! А чем они хуже?

Такими героями нарождающейся державы и становились атаманы, полевые командиры, бандиты всех мастей и родов, разбойники с больших и малых проселочных дорог. В этой бесконечной череде фамилий, псевдонимов, прозвищ и кличек можно было без труда запутаться. Но что их всех роднило, так это — жертвы; ими практически поголовно были представители одного этноса. И в этом было некое объединяющее начало, которое можно было использовать в деле строительства своей политической нации и независимой державы. Вспомним слова военного министра петлюровского правительства времен УНР В.Н. Петрова: «Еврейские погромы — это наше знамя!». Абсолютно осознанное заявление, вполне созвучное и нашему времени. По мнению идеологов украинской партии этнической нетерпимости, ничто так не объединяет разрозненное и невежественное население, как ненависть к какому-нибудь общему врагу, желательно слабому и уязвимому. Русских не так просто было достать: могли порубать — в лице либо белых, либо красных. С венграми дело обстояло ещё хуже: тут могли пострелять немцы — их союзники. Поляков трогать было страшно: те могли пострелять и сами, вспомнив всё былое. А уж вспомнить было что. О румынах и говорить не приходится: какой местный атаман решится бросить вызов регулярным воинским частям боярской Румынии?

Но объединять нацию-то ведь нужно было! Кого же при таком дефиците потенциальных жертв можно было безопасно и, главное, безнаказанно убивать, грабить и насиловать? И тут безошибочный вариант поведения подсказал вековой опыт: согласно ряду исторических хроник в период с 1648 по 1656 гг. казаками под предводительством Богдана Хмельницкого (1595–1657) было убито около 100 тысяч евреев, уничтожено порядка 300 общин. Получившая название «Великой резни евреев 1648 года» эта трагедия обернулась истреблением от четверти до трети польских евреев, составлявших на то время одну из крупнейших в мире диаспор. Этот кровавый период истории оказался поворотным в судьбе всего иудейского племени Восточной Европы. Некоторые историки пришли к убеждению, что это варварское событие — одна из самых мрачных вех на его длинном и скорбном пути к Холокосту. Повышенная готовность убивать представителей иудейской веры — одна из немногих исторических традиций, которая была бережно сохранена в сердцах многочисленных членов украинской партии этнической нетерпимости. Но эта традиция пережила период особого возрождения и подлинного расцвета в период Гражданской войны. Вот как описывал события тех лет А.И. Солженицын в своей весьма субъективной книге «Двести лет вместе»: «Еврейство было захлестнуто ужасом перед уничтожительными волнами…, происходило массовое бегство еврейского населения, даже массовый исход целых местечек и городков — в ближайшие крупные города или к румынской границе (в тщетной надежде на выручку там)…. или просто панически бежали, без направления и цели, как из Тетиева, из Радомысля….Самые цветущие населённые пункты были превращены в пустыни. Еврейские городки и местечки выглядели мрачными кладбищами: дома сожжены и разрушены, улицы мертвы и пустынны…

Целый ряд еврейских населенных пунктов, как, например, Володарка, Богуслав, Борщаговка, Знаменка, Фастов, Тефиополь, Кутузовка и др., сожжены были дотла и представляют груду развалин.

… А в самой России начали их украинские войска демократа Петлюры… Украинцы превратили погром в бытовое явление…».

Разрушение, убийства, погромы… Разрушать, конечно, не строить, но превратить погром в бытовое явление, то есть в образ жизни, в стереотип поведения!? Это слишком даже для тех беспутных лет революционного лихолетья. А уж для тех, кто таким способом вознамерился строить свою державу, в общем-то, ещё и тяжкое обвинение, которое явно противоречит официозной версии партии власти о том, что украинцы преимущественно были несчастными жертвами агрессии со стороны других народов, и в первую очередь русского. Беспристрастный анализ подобного прошлого осложняется к тому же ещё и тем, что оно — это кровавое прошлое — становится существенным препятствием на пути строительства этнического государства, ибо зная реальную историю вопроса, мало кто поверит, что это государство попутно может стать ещё демократическим, правовым и социальным. Историческая память хранит страницы кровавых расправ над невинными людьми, вся беда которых заключалась лишь в том, что Бог сподобил их родиться на этой территории вечного разброда и шатаний.

Этой трагической теме были посвящены пронзительные строки Александра Державца «ЖИЛ ЧЕЛОВЕК ХОРОШИЙ»:

Вместе с тем, на этом беспросветном фоне местного изуверства и вакханалии общенационального невежества светлым пятном выделяется одна удивительная фигура, одно лицо, у которого беспутное время не отняло совесть и идеалы, мужество и военную смекалку. Поразительным исключением из числа «героев» того времени стала личность и деятельность одного из выдающихся народных вождей украинского освободительного движения — атамана в лучшем смысле этого слова Нестора Ивановича Махно (1888–1934). Советская художественная литература, историография и кинематография не пожалели темных красок для дискредитации этого недюжинного политика и полководца. Считаю необходимым отдать долг уважения памяти человека, который в те лихие и смутные времена смог проявить сострадание и бескомпромиссность при защите несчастных жертв этнической ненависти и звериной жестокости своих соотечественников. Прозванный в народе «Батькой», этот человек, по всей видимости, действительно для очень многих стал спасителем, а тем самым, и вторым отцом.

Наиболее красноречивой характеристикой устремлений Н.И. Махно в этом вопросе стало его пронзительное воззвание, обращенное осенью 1919 г. к соратникам и приверженцам по освободительной борьбе. По своему содержанию оно настолько контрастирует с настроениями тех лет, что заслуживает быть упомянутым на страницах этой книги. Вне всякого сомнения, сей акт требует гораздо большего внимания и уважения со стороны современников, чем идеология этнической ненависти, которая обрела своё законченное выражение в концепции украинского интегрального национализма. Вот выдержки из этого поразительного документа той эпохи: «Товарищи Рабочие, Крестьяне, Красноармейцы и Повстанцы!…

На светлом ярком фоне революции появились темные, несмываемые пятна запекшейся крови бедных мучеников евреев, которые в угоду злой реакции являются теперь, как и раньше, в самые тяжелые годы самодержавия, напрасными невинными жертвами завязавшейся жестокой, классовой борьбы угнетенных и обездоленных против власть имущих и сильных мира сего.

Творятся акты позора и ужаса. В лагере революционеров, повстанцев происходят еврейские погромы.

Величественная драма революционного повстанческого движения омрачена безумной, дикой вакханалией антисемитизма, священная идея революционной борьбы поругана, оплевана чудовищным кошмаром зверского издевательства над еврейской беднотой, влачащей жалкое, рабское, нечеловеческое существование.

Какой позор должен испытать революционер, когда на его глазах зверски убивают, вырезывают десятки, сотни еврейских тружеников, их жен и детей, влачащих такое же жалкое, рабское существование, как и угнетенные всех других национальностей, только за то, что они родились евреями.

Как невольно при всех этих ужасах мысль уносится назад, к старому прошлому, к печальному, преступному времени царизма, который на еврейских погромах строил благополучие своего кровавого трона!

Да! Чувствуется ужасный, отталкивающий сдвиг назад, к временам абсолютного рабства, к режиму монархии и беспредельного разгула озверевшей, дикой толпы, ищущей удовлетворения своих низменных инстинктов в проливании невинной, свежей крови обездоленного, мирного еврейского населения!

Товарищи повстанцы! Если вы революционеры, если ваша революционная совесть не запятнана, если ваше сознание не затемнено и если ваши глаза не отуманены мраком национального антагонизма, так загляните в еврейские кварталы! Присмотритесь повнимательней к еврейской голытьбе! Сколько десятков тысяч изнуренных голодом, измученных болезнями, погрязающих в грязи, в нищенстве вы увидите еврейских рабочих, их жен и детей!

Если вы революционеры, если вы любите свободу и беспристрастно смотрите на вещи, вы должны заявить громко, ваш голос протеста должен разнестись по всем углам Украины, Великороссии и всего мира против насилия над трудящимися массами, какой бы нации они ни принадлежали!

Ваш революционный долг — закричать громко, во всеуслышание, против еврейских погромов, против избивания и вырезывания мирных еврейских жителей!

Ваша революционная честь обязывает Вас крикнуть громко, чтоб содрогнулись все черные силы реакции, о том, что мы ведем борьбу с одним общим врагом — с капиталом и властью и что в великой семье угнетенных, измученных вековым рабством трудовых масс одинаково страдают и русские, и поляки, и литовцы, и чехи, и евреи и т. д.».

В отличие от многих современных руководителей Украины, слова Н.И. Махно не расходились с делом, по крайней мере, в этом вопросе. С участниками еврейских погромов он расправлялся нещадно и немедля, не делая исключений по конъюнктурным соображениям. Так, несмотря на то, что пресловутый атаман Григорьев пытался перейти на его сторону, и что каждая шашка и штык в те времена были на вес золота, Н.И. Махно отдал приказ арестовать палача невинно загубленных душ, заявив при этом: «Такие негодяи, как Григорьев, позорят всех повстанцев Украины, и им не должно быть места в рядах честных тружеников-революционеров». Вслед за этим заявлением Григорьев был расстрелян на месте, по одним данным, женой Н.И. Махно — Галиной Андреевной Кузьменко (1896–1978), по другим — самим Н.И. Махно. В конце концов, кто именно расстрелял бандита, не столь уж и важно. Важно было другое: палач был наказан, безвинно загубленные души были отомщены. Это был один из тех редчайших случаев, когда справедливость восторжествовала. И справедливость эта для многих стала ассоциироваться с Н.И. Махно.

Весьма характерным для убеждений этого человека оказался и другой эпизод. Как-то на одной из железнодорожных станций он увидел плакат с типичным для тех лет лозунгом: «Бей жидов, спасай революцию, да здравствует батько Махно». «Кто повесил плакат?» — возмутился атаман. Оказывается, плакат повесил один партизан, лично известный атаману, принимавший участие в боях с деникинцами и, в общем-то, по отзывам многих боевых соратников, лихой казак. Тем не менее, последнего немедля арестовали и тут же расстреляли… Жестоко! Думается, что сгоряча и неадекватно содеянному. Но, видимо, Н.И. Махно полагал, что иначе в условиях Гражданской войны с этой отечественной формой «каннибализма» не справиться. Однако, как показало время, феномен именно этого атамана был редким исключением из той эпохи зверства и изуверства полевых командиров и их бравого воинства.

Как свидетельствует наша история, от теоретического призыва идеологов этнической ненависти к изгнанию из страны своих же сограждан иноплеменного происхождения до практических действий по их уничтожению, дистанция оказалась ничтожно малой. В многонациональном государстве подобная политика при её воплощении в жизнь непременно оборачивается гражданскими конфликтами, способными незамедлительно перерасти в гражданскую войну, которая, как свидетельствует опыт бывшей Югославии, осуществляется самым безобразным образом. Этническая нетерпимость, предоставленная сама себе, без каких-либо сдерживающих начал со стороны гражданского общества, государства и международного сообщества, рано или поздно приобретает форму этнических чисток — самую тяжкую форму традиции невежества.

Эту эстафету ненависти и зверства к другим этносам и народам у российских черносотенцев и переняло самое агрессивное крыло украинской партии этнической нетерпимости — ОУН. С самого момента своего рождения эта партия стала основным инкубатором кадров, идей и организатором проведения в жизнь украинского интегрального национализма. Особенно откровенно это направление заявило о себе в канун Второй мировой войны. Так, ведущая газета ОУН «Наш клич» в выпуске от 9 июля 1938 г., характеризуя деятельность этой организации, писала: «Это — общественно-политическое движение, которое существует сегодня во всем свете. В одной стране оно проявляется как фашизм, в другой — как гитлеризм, а у нас — просто как национализм». Историческое объяснение подобному положению вещей дал бывший член Центрального Провода ОУН Александр Андреевич Луцкий (1910–1946), отмечавший, что «идеология ОУН формировалась в период усиления германского национал-социализма и итальянского фашизма. Именно потому, что украинский национализм развивался под влиянием этих течений, между украинским национализмом и германским национал-социализмом так много общего». Действительно, общего было настолько много, что немалое число деятелей ОУН стало офицерами вооруженных сил нацистской Германии, прославившимися своими запредельными зверствами на оккупированных территориях СССР.

Обобщённый анализ деятельности этого движения позволил работавшему в университетах США и Канады авторитетному украинскому историку Ивану Лысяк-Рудницкому (1919–1985) заметить, что «в процессе своего естественного развития украинский интегральный национализм, без сомнения, брал себе в пример современные ему фашистские движения и режимы на Западе…». Этот вывод в итоге подтверждает и канадский историк украинского происхождения, профессор кафедры истории и политологии в Йоркском университете города Торонто (Канада) Орест Субтельный (1941–2016), который констатировал, что «украинский интегральный национализм совершенно очевидно содержал элементы фашизма и тоталитаризма». На террористический, фашистский характер этого движения обращали внимание многие зарубежные исследователи. Практика развития и клонирования этой организации показала, что фашизма в её идеологии и практике было предостаточно для самого тесного сотрудничества с нацистской Германией.

Духовное сродство и начало практического союза двух движений (украинского интегрального национализма и нацизма) нашло своё политическое выражение и юридическое оформление в Акте провозглашения Украинского государства от 30 июня 1941 г. Увидевший свет из-под пера лидера ОУН Бандеры, этот документ гласил, что «восстановленное Украинское Государство будет тесно взаимодействовать с Национал-Социалистической Великой Германией, которая под руководством вождя Адольфа Гитлера создает новый порядок в Европе и мире и помогает Украинскому Народу освободиться из-под московской оккупации».

На то время сей Акт, по сути, стал конституцией всех членов украинской партии этнической нетерпимости. По духу и букве этого основного закона легко судить о мировоззрении, уровне культуры и системе ценностей её ярых адептов и агрессивных приспешников. При этом над содержанием подобного альянса с нацистскими соратниками долго ломать голову не пришлось. Его смысл весьма популярно разъяснил первый заместитель автора провозглашённой хартии и первый премьер-министр новоявленной державы Ярослав Семёнович Стецько (1912–1986). Так, в исторической литературе часто приводится выдержка из его письма на имя рейхсминистра по делам восточных территорий Германии Альфреда Розенберга: «Москва и жидовство — главные враги Украины… Считая главным и решающим врагом Москву, которая властно удерживала Украину в неволе, тем не менее оцениваю как вредную и враждебную судьбу жидов, которые помогают Москве закрепостить Украину. Поэтому стою на позиции уничтожения жидов и целесообразности перенесения на Украину немецких методов экстреминации жидов, исключая их ассимиляцию и т. п.». Приведённое — наиболее полное и яркое выражение образа мышления, ориентиров мотивации и стереотипа поведения лидеров наиболее агрессивного крыла украинской партии этнической нетерпимости.

Таким образом, вожди ОУН в обмен на иллюзорное признание своей державы со стороны гитлеровской Германии изъявили повышенную готовность оказать реальное содействие нацистским палачам в процессе уничтожения других народов СССР. Причем осуществлялось это пособничество не в честном и открытом бою на поле брани, на котором бы в смертельной схватке сошлись воины противостоящих друг другу держав, а путем подлых карательных операций, расстрелов, сожжения заживо, отравления газом в душегубках мирных и беззащитных представителей других этносов, коренных народов и религиозных общин. По некоторым данным, в рядах разных военизированных формирований на стороне нацистской Германии воевало порядка 300 тысяч украинцев, в том числе в составе частей охранной полиции порядка 35 тысяч. Последние весьма активно трудились на ниве охраны концлагерей, конвойного сопровождения узников и выполнения работы палачей. На это обстоятельство обращает внимание британский историк Гордон Уильямсон в книге «СС — гитлеровский инструмент террора». В частности, автор отмечает, что, как правило, охрана лагерей смерти только менее чем на четверть состояла из немцев. Остальные набирались из числа вспомогательных добровольческих отрядов «с оккупированных территорий, особенно с Украины. Они проявляли такую же жестокость, как и охранники-эсэсовцы, и зверства, о которых вспоминали оставшиеся в живых узники, зачастую относятся к действиям украинских охранников, отличавшихся яростным антисемитизмом». В другом месте историк отмечает, что «…многие украинские вспомогательные части заслужили себе такую страшную репутацию, от которой волосы встают дыбом, таким зверским было их обращение с мирным населением. При проведении операций по выявлению и ликвидации евреев они часто действовали рука об руку с айнзацкомандами. Солдаты немецких частей, взаимодействовавших с ними, не испытывали к ним ничего, кроме презрения». В действительности о зверствах украинских коллаборационистов написаны горы литературы. И практически во всех источниках обращается внимание на их лютый садизм к своим жертвам и однозначное презрение к ним со стороны немцев. По тяжести содеянного их преступления, пожалуй, ничуть не уступают нацистским злодеяниям.

Справедливости ради необходимо отметить, что ряд священнослужителей на территории Украины проявили христианское милосердие, приняв определенное участие в деле спасения жертв столь нещадного геноцида. Широко известно при этом, что наиболее заметную роль в этой миссии сострадания сыграл предстоятель Украинской греко-католической церкви (УГКЦ), митрополит Галицкий Андрей Шептицкий /в миру польский граф Роман Мария Александр Шептицкий/ (1865–1944). Шептицкий надо признаться был крайне противоречивым человеком. Это видно из того портрета, которого он удостоился из уст одного историка: «Удивительным человеком был униатский митрополит Андрей Шептицкий, 65 лет назад отошедший в мир иной. Еще во времена Первой мировой войны он умудрялся признаваться в верноподданничестве одновременно двум воюющим друг с другом сторонам: австро-венгерскому цесарю и российскому царю. За «двойные стандарты» Николай II назвал Шептицкого «аспидом». В годы Второй мировой войны Шептицкий послал поздравления Гитлеру за оккупацию Киева и Сталину — за освобождение советскими войсками Львова». Вместе с тем, Шептицкий оказался единственным высокопоставленным прелатом католической церкви в Европе, кто обратился с письмом к Папе Римскому и лично к Гиммлеру, протестуя против геноцида евреев. Рискуя жизнью, он лично содействовал спасению более сотни еврейских детей и нескольких семей еврейских раввинов, отдав распоряжение укрывать их в своей резиденции, монастырях и церквях епархии. По некоторым данным, Шептицкий и его брат архимандрит Украинской греко-католической церкви Климентий Шептицкий /в миру польский граф Мария Казимир Шептицкий/ (1869–1951) спасли более 150 евреев. За эту деятельность Климентий Шептицкий в 1996 г. был удостоен государством Израиль почетного звания Праведника народов мира. 24 апреля 2012 г. палата общин — нижняя палата — парламента Канады единогласно приняла заявление о почтении наследия Андрея Шептицкого. В оном, в частности, отмечалось: «Заявляем о признании Канадой смелых поступков Андрея Шептицкого, его сочувствие к соотечественникам — украинским евреям, подверженных преследованиям, — и его памятного примера преданности основным правам человека как высшей обязанности человечества». Деятельность Шептицкого была признана примером «преданности основным правам человека».

Вместе с тем, израильский национальный мемориал Катастрофы (Холокоста) и Героизма Яд ва-Шем начиная с 1964 г. неоднократно отвечал отказом на многочисленные ходатайства о посмертном присвоении Шептицкому почётного звания «Праведник народов мира» (звание, о котором более подробно пойдёт речь в разделе 3 настоящей книги).

Непреклонную позицию Яд ва-Шема в деле отказа Андрею Шептицкому в посмертных почестях объясняют следующим образом. 26 декабря 1939 г., после вхождения Западной Украины в состав СССР, Шептицкий писал в Ватикан, что вместе с «безбожными Советами» в Галицию прибыло огромное количество евреев и еврейское присутствие «отягощает жизнь»… «Поразительно много евреев вторглись в экономику и придали Советской власти черты мелкой жадности, характерной для еврейских лавочников. В школах руководят евреи или атеисты, там воцарилось безбожие».

В современной литературе также приводятся данные о том, что когда вошедшие 30 июня 1941 г. во Львов вслед за гитлеровскими войсками боевики ОУН(б) учинили еврейский погром (еврейский погром, осуществлённый с 30 июня по 2 июля 1941 г., во Львове,), главный раввин Львова доктор Езекииль Левин (1897–1941), от имени всей еврейской общины Галиции обратился к Шептицкому с настоятельной мольбой остановить осатаневшую от ненависти к евреям толпу украинцев: «Вы однажды сказали мне: Я — друг евреев. Вы всегда подчеркивали дружеское отношение к нам. И сейчас я прошу вас, в этот самый опасный момент, чтобы вы предоставили доказательство вашей дружбы, и убедили дикие толпы народа, нападающие на нас, остановиться. Я прошу вас, спасти тысячи евреев, и Бог вознаградит вас». Шептицкий, однако, отказал в этой просьбе мотивируя тем, что «толпа скоро успокоится». Однако, толпа украинцев, жаждущая пролить кровь евреев не успокоилась. Трудно при этом поверить, что умудренный богатым жизненным опытом митрополит плохо знал нравы своей необузданной паствы. В итоге согласно отчету гестапо от 16 июля 1941 г. около 7 000 евреев Львова были «схвачены и расстреляны», среди которых оказался и «друг» митрополита — главный раввин этого до мозга костей антисемитского города.

В связи с этой темой обращает на себя внимание и тот факт, что 1 июля 1941 г. Шептицкий опубликовал обращение к украинскому народу, где были следующие слова: «Мы приветствуем победоносную немецкую армию, которая освободила нас от врага». При этом митрополит признал марионеточное правительство «новой Украины» во главе с одним из самых последовательных поборников Холокоста и рьяных организаторов Львовского погрома Ярославом Стецько (1912–1986), которому принадлежат зловещие слова: «Поэтому стою на позиции уничтожения евреев и целесообразности перенести на Украину немецкие методы экстерминации еврейства, исключая их ассимиляцию…».

Также в резиденции митрополита на правах почетных гостей разместились офицеры украинского батальона «Нахтигаль», действующего в в составе диверсионного подразделения вермахта «Бранденбург 800».

23 сентября 1941 г. Шептицкий писал главе нацистской Германии Гитлеру: «Я передаю Вашему превосходительству мои сердечные поздравления по поводу овладения столицей Украины — златоглавым городом на Днепре Киевом. Дело уничтожения и искоренения большевизма, которые Вы себе, как фюрер великого германского рейха, взяли за цель в этом походе, обеспечивает Вашему превосходительству благодарность всего христианского мира. Я буду молить Бога о благословении победы, которая явится залогом длительного мира для Вашего превосходительства, германской армии и германской нации».

В октябре 1941 г. Шептицкий не протестовал, когда гитлеровцы в союзе со своими украинскими пособниками создали во Львове еврейский квартал, ставший в 1942 г. еврейским гетто, где от голода и тифа каждый день умирали десятки человек. 15 октября 1941 г. Шептицкий жаловался римско-католическому архиепископу Львова Болеславу Твардовскому (1864–1944) на то, что «жидовские бандиты» (советские партизаны) нападают на представителей оккупационных властей.

Известно также, что в январе 1942 г. Шептицкий выступил соавтором предложения Гитлеру о сотрудничестве: «Мы заверяем Вас, Ваше превосходительство, что руководящие круги на Украине стремятся к самому тесному сотрудничеству с Германией, чтобы объединёнными силами немецкого и украинского народа… претворить в жизнь новый порядок на Украине и во всей Восточной Европе». Нельзя при этом упускать из виду, что нацистский «новый порядок» включал в себя Холокост в качестве своей неотъемлемой и органической части общей внутренней и внешней политики гитлеровской Германии.

В апреле 1943 г. Шептицкий на личной встрече с начальником службы военной разведки и контрразведки (абвер) нацистской Германии, адмиралом Вильгельмом Канарисом (1887–1945) одобряет создание из украинцев дивизии СС «Галичина». На создание дивизии митрополит получил от генерал-губернатора оккупированной Польши Ганса Франка (1900–1946) 300 тысяч польских злотых. Старшим духовником «Галичины» Шептицкий назначил титулярного архиепископа Серны и коадъютора Львова Иосифа Слипого (1892–1984). С благословения Шептицкого Слипый привел новоявленных эсэсовцев к присяге Гитлеру, освятил штандарты «Галичины». В мае — июне 1943 г., перед отправкой на фронт, украинские эсэсовцы из «Галичины» охотились в карпатских лесах на выживших евреев. В итоге этой варварской охоты было убито 20?000 евреев, а Львов был объявлен «юденфрай» — свободным от евреев городом.

Со своей стороны, израильский историк, научный сотрудник Яд ва-Шема Арон Шнеер так объясняет позицию этой почтенной организации: «Позиция Яд Вашема на настоящий момент такова: Праведником народов мира не может быть человек, совершивший преступление перед еврейским народом. Считается, что Шептицкий причастен к массовым убийствам евреев только одним фактом благословения им оккупации Украины Гитлером в 1941 году. Ранее, когда в Яд Вашеме поднимали вопрос о глорификации Шептицкого, многие евреи из Израиля и других стран отправляли письма возмущения. Пожилой житель израильского города Ашкелон, у которого нацисты убили жену и детей, на заре нулевых годов писал в Яд Вашем: «Заслуживает ли Шептицкий не только присвоения ему звания Праведника Мира, но даже обсуждения этого вопроса? Нет и нет. Ибо даже только обсуждение является надругательством над памятью многомиллионных жертв нацистов». Споры по Шептицкому не утихают, окончательного решения по его вопросу пока нет. Ситуация осложняется и тем, что на Украине глорифицируют Степана Бандеру, Андрея Мельника и других палачей украинского еврейства. Синагоги и еврейские кладбища на Украине регулярно оскверняются местными неонацистами, чьи кумиры как раз Бандера и Мельник».

Вместе с тем, пусть даже и такие противоречивые люди, как Шептицкий были очень редким исключением на территории оккупированной УССР, которую, к несчастью, буквально захлестнула массовая волна коллаборационизма. В первую очередь жертвами прислужников немецких нацистов становились беззащитные старики, женщины и дети. В мемуарной литературе нередко приводится выдержка из письма одного из немецких инспекторов по вооружению в Украине, который 2 декабря 1941 г. сообщал своему адресату, что «… специально выделенные части полиции начали производить планомерные расстрелы евреев… Это производилось открыто с использованием украинской полиции, и, к несчастью, в некоторых случаях военнослужащие германской армии также принимали в этом добровольное участие. Эти действия распространялись на мужчин, стариков, женщин и детей всех возрастов и проводились ужасным образом…

Примерно от 150 до 200 тысяч евреев было уничтожено в той части Украины, которая входила в рейхскомиссариат».Заметим: уже на 2 декабря 1941 г. у автора письма имелись данные об уничтожении от 150 до 200 тысяч евреев, преимущественно силами украинской вспомогательной полиции.

В действительности же, по ставших известными в последнее время данным, в 1941 г. самым зверским образом была истреблена примерно треть всего еврейского населения Украины: за летние месяцы — 95 тысяч человек, в сентябре — около 143 тысячи человек, в октябре — около 120 тысяч человек, в ноябре — свыше 60 тысяч человек, в декабре — 100 тысяч человек. Таким образом, в 1941 году ежемесячно истреблялось около 85 тысяч евреев, или более 2 тысяч 600 человек ежедневно. В общей сложности только в 1941 г. на территории Украины было зверски истреблено порядка 518 тысяч евреев. Это был подлинный конвейер смерти. Чудовищный конвейер, который с невероятным воодушевлением и остервенением обслуживали украинские коллаборационисты. Невольно задумываешься над тем, насколько же недалеко ушли эти палачи от своих дальних предков из пещерного века, которые в поисках жизненного пространства и мест охоты, не задумываясь, убивали своих ближайших соседей, занимались каннибализмом, чтобы тут же быть убитыми и съеденными более сильными племенами.

Столь массовому геноциду евреев довольно-таки успешно способствовали некоторые местные средства массовой информации. Так, 2 октября 1941 г. в киевской газете «Украинское слово» появилась статья под весьма характерным названием «Самый большой враг народа — жид». В ней, в частности, утверждалось, что «жиды, которые до сих пор есть в Киеве, маскируются под разные национальности — греков, армян, украинцев, русских, платят сотни тысяч рублей за соответствующие документы. Но Украина имеет множество настоящих патриотов, которые мечтают как можно скорее очистить свою жизнь, свои села, густые леса и прекрасные города от партизан, жидов-подстрекателей и красных комиссаров. Эти патриоты ежедневно приходят в маленький домик на бульваре Шевченко (гестапо) и рассказывают про врагов». Несомненно, что данная публикация отражала реальное положение вещей: в Украине действительно подобных «патриотов» оказалось много, слишком много. Во всяком случае, несравненно больше, чем в какой-либо иной части СССР. Очень яркую картину низости и подлости, проявленные в годы гитлеровской оккупации со стороны многочисленных добровольных пособников нацистских палачей дал очевидец этих событий, автор книги «Бабий Яр». В частности, он поведал о том, что «на заборах висели объявления такого содержания: всякий, кто укажет немецким властям скрывающихся евреев, партизан, важных большевистских работников, не явившихся на регистрацию коммунистов и прочих врагов народа, получит 10.000 рублей деньгами, продуктами или корову.

Скрывающиеся были: в подвалах, чуланах. Одна русская семья спасла соседей-евреев, отгородив ложной кирпичной стеной часть комнаты, и там в темноте, в узком простенке, почти без воздуха, евреи сидели два года.

Но это редкий случай. Обычно скрывающихся находили, потому что оказалось немало желающих заработать деньги или корову. У нашего куреневского базара жила, например, некая Прасковья Деркач. Она выслеживала, где прячутся евреи, приходила:

— Ага, вы тут? Вы нэ хочетэ йты до Бабыного Яру? Давайте золото! Давайте гроши!

Они отдавали ей все, что имели. Затем она заявляла в полицию и требовала еще премию. Муж ее Василий был биндюжником, обычно на его же площадке и везли евреев в Яр. Прасковья с мужем по дороге срывали с людей платье, часы:

— Воно вам уже нэ трэба!

Возили они и больных, и детей, и беременных. Немцы только вначале платили премию, а потом перестали, но Прасковья удовлетворялась тем, что добывала сама, затем, с разрешения немцев, обшаривала опустевшую квартиру, брала лучшие вещи, остальные Василий отвозил на немецкий склад со следующим актом: «Мы нижеподписавшиеся, конфисковали для нужд германской армии следующие вещи». Любопытно, что Прасковья здравствует до сих пор, живет на улице Менжинского и не понесла наказания, возможно потому, что выдавала не энкаведистов или коммунистов, а всего-навсего каких-то евреев. Конечно, она постарела, но — телом, а не душой, и соседи слышат, как она высказывается: «Вы думаетэ, що то конець войни? Ото, щэ нэ тэ буде. Отсюда вернутся нимци, оттуда прийдэ Китай — тоди мы жидам ще нэ такий Бабин Яр устроим!».

Скорбную эстафету в повествовании этой трагической страницы нашей истории как бы перехватывает один из самых кропотливых её исследователей правозащитник, публицист и режиссер Александр Александрович Шлаен (1932–2004). В частности, он пишет: «Киев не стал исключением. Достаточно того, что из 1200 палачей Бабьего Яра первых пяти дней только 150 были из расстрельной эйнзацкоманды СС 4-А. Остальные нелюди — из 45-го, 303-го полицейских батальонов, сформированных из коллаборационистской нечисти, головорезы из «Буковинского куреня» да криминализированное отребье, загодя подобранное немецкими спецслужбами в первые же дни оккупации. Но ведь и это еще не все. «Добросовестные» дворники и управдомы, ревностно повинуясь приказу начальника киевской «украинской» полиции, сдавали нацистам списки евреев, проживавших в их домах. Выдавали тех, кто не пошел на Бабий Яр, и тех, кому удалось спастись. Как показывал потом на следствии один из чинов нацистской службы безопасности в Киеве Шумахер, в его ведомство поступало ежедневно столько доносов о прячущихся в городе евреях, что его сотрудники просто не успевали на них реагировать». Внимательно изучая эту, практически, документальную хронику нашего недавнего прошлого приходишь к убеждению, что основной причиной масштабов трагедии, которая получила в книге обобщенное наименование «Бабий Яр» явилась даже не сама по себе немецкая оккупация, а нравственные качества населения оккупированной гитлеровцами Украины. И прежде всего неистребимое желание поживиться за счёт достоинства, свободы и жизни своих соотечественников, которых безжалостно обрекали на гибель в качестве непременного условия удовлетворения своей, прямо-таки генетической, алчности. Алчность, как мотивация убиения своих соотечественников, приятелей юности, одноклассников, однокурсников, коллег по работе, соседей по дому, по улице, реализуемая без всякого зазрения совести, в годы немецкой оккупации по масштабу своего распространения окончательно оформилась в устойчивый стереотип поведения значительной части населения Украины.

Ещё один яркий эпизод подобного расчеловечивания приводит всё тот же автор книги «Бабий Яр»: «Владимир Давыдов был арестован просто и буднично. Он шел по улице, встретил товарища Жору Пузенко, с которым учился, занимался в спортивной секции, вместе к девчонкам ходили. Разговорились, Жора улыбнулся: — Что это ты, Володька, по улицам ходишь? Ведь ты же жид? А ну-ка, пойдем. — Куда? — Пойдем, пойдем… — Да ты что? Жора всё улыбался. — Пойдешь или нет? Могу документы показать. Он вынул документы следователя полиции, переложил из кармана в карман пистолет, продемонстрировал как бы нечаянно. День был хороший, солнечный, улица была полна прохожих. Двинулись. Давыдов тихо спросил: — Тебе не стыдно? — Нет, — пожал Пузенко плечом. — Я за это деньги получаю. Так мило и спокойно они пришли в гестапо, на улице Владимирской, дом 33».

С горечью вынужден констатировать, что таких неиствующих в своей непорядочности людей довольно много осталось жить в УССР после окончания Второй мировой войны и в Украине после распада СССР. И хотя я принадлежу к другому поколению, чем автор упомянутой книги, но даже на моей памяти немало моих соотечественников без тени сомнения сокрушалось вслух о том, что Гитлер не довел свой план «окончального решения еврейского вопроса» до конца. Причём им всегда было невдомек, что уничтожая других, они неминуемо приближали и свой смертный час. Ведь при воплощении в жизнь столь бесчеловечной политики они окончательно теряли какое-либо человеческое лицо, что вызывало брезгливость и презрение немцев ко всему украинскому этносу в целом, подтверждая тем самым его неполноценность, по крайней мере, с моральной точки зрения. Не случайно в упомянутой книге А.В. Кузнецов приводит поговорку, которая в те годы широко гуляла по Киеву: «Юдам капут, цыганам тоже, а вам, украинцы, позже». Но особенность менталитета подобного сорта людей в том и состоит, что они начисто лишены способности оперировать категориями будущего. Они беспрестанно обуяны неистребимой страстью оскорблять, грабить и убивать представителей ненавистных им племен сегодня и сейчас, ни на йоту не задумываясь над тем, как сие злодейство отзовется на их судьбе завтра. Вот уж воистину: «не копай яму другому, сам в неё попадёшь». 10 октября 1941 г. «Украинское слово» в статье «Задачи украинской интеллигенции» среди оных упомянуло и такую: «наша задача — восстановить разрушенную жидо-большевиками украинскую национальную культуру». Не успели: 21 февраля 1942 г. главный редактор и ряд сотрудников редакции газеты «Украинское слово» были безжалостно расстреляны немцами в Бабьем Яру. Какая горькая ирония судьбы: вечно покоиться рядом с телами тех, чьей смерти так неистребимо желали, и в итоге быть истреблёнными теми, с кем так хотели вместе жить!!!

Бабий Яр тем самым стал не только братской могилой для многих жителей Украины, но и вечным символом злодеяний, учинённых немецкими нацистами в тесном альянсе с украинскими коллаборационистами в период Второй мировой войны (для справки: Бабий Яр — урочище в северно-западной части Киева, расположенное между районами Лукьяновка и Сырец. В этом овраге 29–30 сентября 1941 г. при активном участии Киевского куреня, преобразованного позднее в Киевскую вспомогательную полицию, было расстреляно 33 771 евреев. 1, 2, 8 и 11 октября 1941 в этом же месте было расстреляно ещё около 17 000 евреев. Последнее пристанище в этом овраге нашло почти всё еврейское население Киева. По оценкам исследователей этого вопроса, в 1941-43 гг. в Бабьем Яру было расстреляно около 150 000 евреев — жителей Киева и других городов Украины. В стихотворении писателя, поэта, публициста Ильи Григорьевича Эренбурга (1891–1967) «Бабий Яр» есть такие пронзительные строки: «Мое дитя! Мои румяна! Моя несметная родня! Я слышу, как из каждой ямы Вы окликаете меня».

Под тем же названием памяти невинно убиенных были посвящены стихотворение Евгения Александровича Евтушенко (1961 г.). О прискорбном событии, сопутствующем созданию этого творения, В.А. Коротич вспоминал: «Как раз во время евтушенковского пребывания в Киеве прорвалась дамба, которую киевские власти создали для заиливания Бабьего Яра, выравнивания земли над ним и создания на месте массовых убийств и захоронений серии спортивных площадок. Если это и была Божья кара за кощунство, то наказали не тех, кого следует. Вал полужидкой пульпы из Яра обрушился на Подол ранним утром, заливая улицы, трамваи, в которых люди ехали на работу, затапливая первые и подвальные этажи жилых домов. Сколько точно народа тогда погибло, не было объявлено никогда… Евтушенко просил привести его как можно ближе к месту трагедии, и я, сколько мог, протаскивал его сквозь оцепления, а затем решил, что не надо ему разглядывать куски человеческих тел, выворачиваемые экскаватором из грязи. Он и без того увидел достаточно и тогда же написал одно из самых знаменитых своих стихотворений «Бабий Яр»». Произошедшее 13 марта 1961 г. это трагическое событие получило наименование Куреневской катастрофы. Уже 14 марта 1961 г. о последней в свойственном ему стиле докладывало по инстанциям украинское отделение тайной полиции советской империи: «Совершенно секретно. В связи с катастрофой в Подольском районе г. Киева органы госбезопасности проводят необходимые агентурно-оперативные мероприятия по выявлению лиц, пытающихся использовать этот факт в антисоветских и провокационных целях. Одновременно нами усилен контроль за почтовой перепиской, особенно исходящей за границу…».

Таким образом, трагедия Бабьего Яра породила Куреневскую катастрофу, а подлость гитлеровских палачей — подлость украинского филиала большевистской партии СССР.

Своеобразный памятник людям, нашедшим последнее пристанище в Бабьем Яру, а также погибшим во время Куреневской катастрофы, воздвиг своим романом-документом писатель А.В. Кузнецов. Отрадно при этом отметить, что 29 сентября 2009 г. в благодарность за человеческое мужество и литературный подвиг в Киеве по улице Фрунзе 109в/1 был установлен памятник и самому Кузнецову.

Как писал А.А. Шлаен: «Бабий Яр — это концентрированное выражение ксенофобии и шовинизма, нацизма и фашизма. Так уж распорядилась история, что Бабий Яр как место массовых казней просуществовал день в день ровно два года — с 29 сентября 1941 года по 29 сентября 1943-го. Именно здесь в первые пять дней нацистами было уничтожено примерно 150–160 тысяч человек. Главным образом евреев. И не только жителей Киева и его предместий. Там же убили десятки тысяч евреев-беженцев из западных областей Украины, Буковины, Польши, даже Германии, волею судеб оказавшихся в самом начале войны в Киеве. Сюда же привозили на смерть евреев-военнопленных из фильтрационных концлагерей в Дарнице и на Керосинной. А потом 103 недели подряд каждый вторник и пятницу с неотвратимой методичностью гитлеровцы везли сюда на уничтожение людей уже без различия национальностей. Всех, кто не вписывался в их расовые критерии. А это примерно еще 50–60 тысяч…

Бабий Яр… Полюс бесчеловечности… Наша боль. Наша память. Одна из самых страшных страниц летописи зла и страданий, написанная человеческой кровью ».

В 1991 г. - к 50-летию трагедии — были проведены церемонии, посвященные памяти жертв Бабьего Яра. Леонид Макарович Кравчук — в то время Председатель Верховного Совета Украины — на массовом траурном митинге с участием зарубежных гостей публично принес извинения в связи с участием украинцев в геноциде евреев. Так, в одном из своих интервью Кравчук заявил: «И когда Украина только получила первые признаки государственности, я пошел в Бабий Яр и извинился за украинцев, которые принесли столько страданий еврейскому народу».

Вместе с тем Бабий Яр является символом трагедии не только евреев, но и других жителей Украины. Он стал местом расстрела пяти цыганских таборов. Здесь же были расстреляны 752 пациента психиатрической больницы имени И. П. Павлова.

В Бабьем Яру были также расстреляны около 100 матросов Днепровского отряда Пинской военной флотилии и 621 член ОУН (сторонников А. Мельника), в числе коих была и украинская поэтесса Елена Ивановна Телига (1906–1942).

В целом же за годы немецкой оккупации в Бабьем Яру подверглось уничтожению около 250 000 человек).

В своей последней прижизненной статье «Бабий Яр, 45 лет» русский писатель В.П. Некрасов с великим прискорбием, но абсолютно справедливо заметил, что «здесь расстреляны люди разных национальностей, но только евреи были убиты за то, что они — евреи…».

Отдавая дань памяти этим трагическим событиям, остается только сожалеть, что на каждого нацистского палача не нашлось своей Симы Штайнер (?-1941), подвигу которой поэт Марк Межиборский посвятил своё скорбное, очень пронзительное стихотворение «Павшим и живым В этом стихотворении повествуется об одном из бесчисленных эпизодов Холокоста, который в данном случае произошёл в октябре 1941 г. на окраине провинциального городишка Косов Косовского района Ивано-Франковской области УССР с той лишь поразительной особенностью, что молоденькая безоружная девушка увлекла за собой в расстрельный ров и, практически, перегрызла горло вооруженному до зубов офицеру Вермахта:

евреям г. Косова».

Не подлежит забвению и тот факт, что жертвами нещадного геноцида помимо евреев пали и цыгане. По данным ряда источников, на оккупированной территории СССР совместными усилиями немецких нацистов и их услужливых пособников из числа местных коллаборационистов самым жесточайшим способом было истреблено около 30 000 цыган, что практически составило четверть всего цыганского населения страны и почти половину тех, кто оказался на её оккупированной части.

Надо отметить, что украинские прислужники гитлеровской Германии успели оставить свой кровавый след, практически, на территории всей Восточной Европы, но более всего в Белоруссии. Об этом в упомянутой книге писал доктор исторических наук Я.Я. Этингер, который ещё ребенком в июле 1941 г., оказавшись вместе с другими евреями в Минском гетто, был спасен оттуда своей няней — Марией Петровной Харецкой (1902–1961), впоследствии уже посмертно удостоенной высокого звания «Праведник народов мира». В частности, Я.Я. Этингер вспоминал: «Жизнь» в гетто была очень тревожной… Никто не знал, что его ждет ночью. Иногда акции носили более широкий характер. Вместе с немцами активное участие в акциях против евреев принимали и литовский, и украинский батальоны СС, а также местные полицаи».

Здесь обращает на себя особое внимание то обстоятельство, что уже в июле 1941 г. украинские батальоны СС принимали самое активное участие в карательных операциях на территории Белоруссии. Трагичным символом коллаборационизма на её территории стала судьба жителей деревни Хатынь. Как известно, население этой деревеньки было уничтожено 22 марта 1943 г. силами 118-го украинского охранного батальона, сформированного в Киеве из числа бывших членов Киевского и Буковинского куреней ОУН. Все население села согнали в один деревянный сарай, заперли, а затем, обложив соломой и облив бензином, подожгли. Строение в мгновение ока вспыхнуло всепожирающим пламенем. Не выдержав, под напором десятков человеческих тел рухнули двери. В горящей одежде, охваченные ужасом, задыхаясь, люди бросились бежать, но тех, кто вырывался из пламени, расстреливали из автоматов и пулемётов. В огне заживо сгорели 149 жителей деревни, из них 75 детей младше 16-ти лет. По устной договоренности между высшими руководителями УССР и БССР участие украинцев в этом преступлении долгое время не предавалось огласке, дабы не разрушать миф о вековечной дружбе народов СССР. Сейчас это табу потеряло всяческий смысл, поскольку наиболее активные палачи из числа украинских коллаборационистов официально возводятся в герои спешно формируемой нации. Оно и понятно: каждая нация должна иметь своих героев. Герои — лицо нации. Не учитывается лишь сущая безделица: какое лицо будет иметь нация, героями которой стали безжалостные палачи других народов. Впрочем, оставим этот вопрос на совести этой нации!!!

По материалам украинского писателя, доктора исторических наук Виталия Ивановича Масловского (1935–1999), на протяжении трехлетней немецко-фашистской оккупации в западных областях Украины гитлеровцы при активной помощи и непосредственном участии украинских коллаборационистов уничтожили более двух миллионов человек, из них: более 800 тысяч евреев, более 500 тысяч украинцев, 200–220 тысяч поляков, более 400 тысяч советских военнопленных (для справки: после завершения Масловским работы над книгой «Холокост евреев Украины. Начало. Галичина» историк 26 октября 1999 года был найден в бессознательном состоянии в подъезде своего дома во Львове. Смерть наступила на следующий день в результате черепно-мозговой травмы и перелома шейного участка позвоночника. Преступление осталось нераскрытым. По мнению ряда экспертов, смерть историка по очень многим обстоятельствам напомнила трагическую гибель украинского писателя Ярослава Галана /1902-1949/ от рук украинских националистов).

Анализ числа жертв геноцида, осуществленного против евреев в годы Второй мировой войны, свидетельствует, что наибольшее число погибших имело место на тех территориях, на которых местное население принимало активное и непосредственное участие в уничтожении своих соотечественников еврейского происхождения. И надо с горечью заметить, что население Украины по степени участия в этом конвейере смерти занимало одно из первых мест по числу невинно убиенных. Так, на 22 июня 1941 г. еврейское население Украины составляло порядка 2 миллионов 500 тысяч человек, из которых около 1 миллиона 430 тысяч, то есть более 60 % всех евреев, проживавших на территории Украины до войны — было нещадно уничтожено. По другим данным, на территории Украины было истреблено порядка 1 миллиона 550 тысяч евреев, из которых 50 тысяч были гражданами Молдовы, Венгрии и Румынии. Погибших невозможно отнести к естественным потерям населения, имеющим место в ходе обычного вооруженного конфликта с другой державой. В действительности, это был апогей торжества вековой традиции, которая всегда находила своё наиболее полное выражение в погромах, этнических чистках и патологической ненависти к инородцам на территории Украины. Вечной эпитафией всем этим невинно убиенным людям будут служить слова из трагического очерка В.С. Гроссмана «Убийство народа», впоследствии получившего название «Украина без евреев»: «Народ злодейски убит. Все убиты — миллион евреев Украины. Это не смерть на войне с оружием в руках. Это убийство души и тела народа… С тех пор, как существует человечество, ещё не было столь умопомрачительной резни, такого организованного массового истребления ни в чём не повинных, беззащитных людей. Здесь истребление целого народа, уничтожение миллионов». Это та трагедия, невосполнимая утрата и вечно ноющая боль в душе народа, которую не сможет излечить время.

Нет более извращенного способа государственного строительства, чем откровенный геноцид других народов. И в мире нет примеров, когда палачам, карателям и предателям удавалось создать процветающее государство на костях невинно убиенных, замученных и изувеченных ими людей. Но, судя по очень многим признакам, члены партии этнической нетерпимости в современной Украине считают иначе, чем и объясняются их упорные попытки реабилитировать своих политических предшественников — участников геноцида соотечественников, но другого этнического происхождения, вероисповедания или политических убеждений. При этом в свойственной идеологам этой партии лицемерной манере камуфлировать своё низкое, позорное и подлое поведение возвышенной риторикой геноцид мирного, невооруженного, никем и ничем не защищенного населения именуется борьбой за независимость нации. Не случайно один из украинских публицистов в статье «Расизм Героя Украины» не выдержал и заметил, что «ОУН-УПА осуждается не за декларации («боротьбу за незалежність»), а за коллаборационизм с Третьим рейхом, за человеконенавистническую идеологию украинского интегрального национализма, мало чем отличающуюся от фашистской, за то, что стреляла в спину воинам-освободителям, за этнические чистки, осуществлявшиеся ОУН-УПА на Западной Украине в ходе и после Великой Отечественной войны» («2000». - N 32, 14.08.2008 г.).

Вообще о проблеме украинского интегрального национализма пришлось впервые задуматься, услышав мнение, что Гитлер совершил роковую ошибку, не гарантировав независимость Украине, в силу чего и утратил шанс одержать военную победу над остальной частью СССР. Что касается Гитлера, то приговор ему уже вынесла история, а оставшимся в живых нацистам — Международный военный трибунал. А вот о том, от какой роковой ошибки канцлер нацистской Германии невольно уберёг Украину своим откровенно презрительным отношением ко всем представителям титульной супернации, мы и поведаем ниже. Есть поведение, которое, казалось бы, трудно не только оправдать, но даже и представить в своём воображении. Союз с Гитлером — один из примеров такового. Вместе с тем, как оказалось, и это противоестественное явление получило своё теоретическое обоснование и оправдание. Многие деятели украинской партии этнической нетерпимости объясняли сотрудничество с Гитлером своим европейским происхождением и соответствующим инстинктивным тяготением к Европе.

Так, один из лидеров ОУН Андрей Мельник (1890–1964) уже 6 июля 1941 г. обратился к руководству нацистской Германии с письмом, в котором писал: «Украинский народ как никто другой, борясь за свою свободу, всей душой проникается идеалами новой Европы… Наряду с Легионами Европы просим и мы дать нам возможность маршировать плечом к плечу с нашими освободителями — германским вермахтом и создать для этой цели украинское боевое соединение». Какие идеалы новой Европы утверждала нацистская Германия на оккупированных территориях захваченных стран, стало понятно, начиная уже с 1 сентября 1939 г. Как многие страны западной цивилизации воспринимали гитлеровское нашествие, можно судить, например, по пламенным и непримиримым речам Черчилля, де Голля и Рузвельта. Вероятно, на то время эти государственные деятели не подпадали под определение европейцев в понимании лидеров ОУН и УПА. Надо думать, что в их воспаленном сознании понятие Европы воплощалось исключительно в гитлеровской Германии и её сателлитах.

Низкий уровень интеллекта, образования и нравственности всегда играл злую шутку с членами украинской партии этнической нетерпимости. Именно по этой причине на тот момент истории страны бывшей Антанты зачислялись в стан врагов этой партии, члены которой осознавали себя частью Австро-Венгерской империи вплоть до окончания Второй мировой войны. Например, в ровенской газете «Волинь» от 1 января 1942 г. была опубликована статья украинского писателя, главного редактора этого издания Уласа Самчука (1905–1987) «Почему украинцы воюют на стороне фюрера?». В этом говорящем сам за себя документе эпохи публицист выводит истоки украинского коллаборационизма из идеи духовного и психологического единства всех подданных бывшей Австро-Венгерской империи. Так, в частности, он отмечал: «Великая война на востоке нашего суходола, которая взорвалась 22 июня прошлого года, это для нас, украинцев, дата, равнозначная дате изобретения пороха или открытия Америки в истории мира… Европа, которую создал Версаль, очень выразительно вынесла нас за скобки сильных мира сего. Нас отнесли к побеждённым, и нам при каждом удобном случае напоминали наше германофильство. Нам никогда не забывали участие наших сечевых легионов на стороне центральных держав. Нам указывалось угрожающим перстом на Брест-Литовский мир… С этой этикеткой мы пришли к войне, которую считали неминуемой и которую воспринимали как свою… Быть верными идее этой войны и одновременно идее своего народа — это и есть наш долг».

В то же время о европейской версии сотрудничества с нацистской Германией свидетельствует, например, письмо митрополита Украинской автокефальной православной церкви Мстислава /Степана Скрыпника/ (1898–1993), опубликованное в той же газете «Волинь» от 29 марта 1942 г., в котором он писал: «Мы, украинцы, с гордо поднятой головой обращаемся к новой Европе, к той Европе, которая возникла в гениальном видении великого европейца — Адольфа Гитлера. В такую Европу мы верим, такую Европу мы проповедуем». Заметим: все эти пафосные письма, обращения и статьи публиковались в то время, когда гитлеровские войска поработили практически всю Европу, когда самым жестоким образом истреблялись европейские евреи и цыгане, когда под бомбами, танками и снарядами гибли родственные славянские народы, разорялась земля предков. Как такое жуткое противоречие событий и фактов могло уживаться в сознании людей, которые уже тогда пытались облачиться в европейский смокинг, к сожалению, не находит своего объяснения ни в одном современном учебнике истории Украины.

Идея соучастия в той войне на стороне нацистов изначально являлась донельзя подлой и кровавой, позорной и низкой. Ведь неистребимое желание сотрудничать с гитлеровской Германией требовало неопровержимых доказательств готовности проводить в жизнь её человеконенавистническую политику, и, в первую очередь, по отношению к тем этносам, без уничтожения которых Гитлер попросту не мыслил себе возможности установить в мире пресловутый «новый порядок». И несмотря на всё это, перспектива именно таким путём «войти в Европу», по мнению ряда современных украинских историков, писателей и журналистов, была вполне реальной и желанной. Сторонники этой точки зрения и поныне убеждены, что Гитлера подвела самоуверенность в своих силах и очевидное пренебрежение помощью со стороны сочувствующих сил известной части украинского этноса. Самым серьёзным образом при этом обсуждается вопрос о том, что накануне войны Гитлер рассматривал целесообразность создания украинского государства под немецким протекторатом, но якобы первоначальные военные успехи на поле боя настолько вскружили ему голову, что он пренебрёг поддержкой украинских союзников в борьбе против Советской России.

При этом авторы подобной версии истории упускают из виду: сам факт того, что Гитлер мог кого-либо предпочесть в качестве своего союзника — каиново тавро и вечный позор для любого народа. В действительности же фюрер был одержим ненавистью и презрением ко всему славянству без разбора, не выделяя из его рядов украинство, как бы этого ни хотелось некоторым представителям последнего. Позволю себе по данному вопросу сослаться на свидетельство видного британского историка и философа Арнольда Тойнби. Так, после личной встречи с Гитлером в 1936 г. историк задокументировал ответ последнего на свой вопрос о планах диктатора относительно Украины и Урала: «Что ж, во-первых, мне не пристало хотеть включения diese minderwertige Leute {нем. этого низшего народа} в мой Рейх, а во-вторых, если бы я всё-таки присоединил Украину и Урал, мне бы пришлось держать там постоянный гарнизон в шестьсот тысяч молодых немцев, а у меня найдётся лучшее применение для немецкой молодёжи». Как известно, главный нацист Германии солгал. В его планы как раз и входила рабовладельческая колонизация Украины, в равной степени, как и других частей оккупированной территории СССР. Ведь об этом он весьма подробно и откровенно писал в своей зловещей книге «MEIN KAMPF» («Моя борьба»).

В исторической литературе приводятся презрительные высказывания бесноватого фюрера относительно прошлого и будущего Украины. Вероятно, вслед за немецким генерал-майором, начальником штаба Восточного фронта времен Первой мировой войны Максом Гофманом (1869–1927), который в 1919 г. в интервью газете «Daily Mail» сообщил: «В действительности Украина — это дело моих рук, а вовсе не плод сознательной воли русского народа. Я создал Украину для того, чтобы иметь возможность заключить мир хотя бы с частью России…», вождь нацистской Германии без тени смущения в конце июля 1941 г. заявлял, что «именно мы в 1918 году создали балтийские государства и Украину. Было бы ошибкой дать им снова какую-либо форму организации». Известно также, что на банкете по случаю оккупации Киева Гитлер озвучил свои безумные планы со свойственной ему маниакальной безапелляционностью. Так, в частности, он предрекал всем россиянам страшную участь, поскольку их низведут до уровня безропотной дешевой рабочей силы. Тех же, кто будет сопротивляться, уничтожат физически. Часть русских, украинцев, белорусов, по его прогнозам, должны были быть выселены в далекие восточные области, а то и на другие континенты — в Африку или Южную Америку. Ему принадлежат зловещие слова: «Мы всех славян обучим только языку жестов. Никаких прививок, никакой гигиены, только водка и табак. Их мозги перестанут работать. Россия будет принадлежать арийцам».

Ещё раз подчеркнём: Гитлер имел в виду всех славян, без исключения, а следовательно и тех украинцев, которые готовы были стать под его знамена в борьбе не на жизнь, а на смерть со своими историческими сородичами по Киевской Руси! Пусть население последней и представляло собой лишь отдаленных пращуров нынешних славян, но историческая память делает честь любому народу, особенно в лихие, смертельно опасные времена. Хотя как заметил академик П.П. Толочко: «Киевскую Русь нельзя считать ни Украиной, ни Россией, ни Белоруссией». Но не стоит при этом забывать тот факт, что «это было восточнославянское государство, из которого, как из материнского лона, вышли все три восточнославянских народа». По моему глубокому убеждению, те украинцы, которые во имя создания «самостийной державы» стали в один строй с нацистскими палачами в процессе осуществления геноцида своих братьев по славянству потеряли историческое право вести свою родословную от Киевской Руси.

Однако от общей политики в отношении населения оккупированного СССР перейдём к политике, осуществляемой нацистами непосредственно на той территории, которую украинские коллаборационисты избрали в качестве преимущественного места для построения своего этнического государства. Яркой иллюстрацией подлинного отношения гитлеровцев к этой идее служит высказывание рейхскомиссара оккупированной Украины Эриха Коха (1896–1986) о том, что «нужно, чтобы поляк при встрече с украинцем убивал украинца и, наоборот, чтобы украинец убивал поляка. Если до этого по дороге они пристрелят еврея, это будет как раз то, что мне нужно…

Некоторые чрезвычайно наивно представляют себе германизацию. Они думают, что нам нужны русские, украинцы и поляки, которых мы заставили бы говорить по-немецки. Но нам не нужны ни русские, ни украинцы, ни поляки. Нам нужны плодородные земли». Думается, что в этой тираде сказался не только весь Кох, но и вся суть нацистской политики по отношению к славянскому племени Восточной Европы. А ведь действительно поляк убивал украинца, украинец — поляка, те и другие — еврея. Теперь, уже зная реальное положение вещей, невольно задаешься вопросом: а где же были ум, совесть и воинская доблесть этих веками соседствующих народов? Что замутнило душу этих людей до такой степени, чтобы с такой неистребимой страстью уничтожать мирное население иного этнического происхождения? Представляется, что корни подобного положения вещей опять же следует искать в природе традиции невежества, которая в силу разного рода исторических причин восторжествовала именно на этой территории мирового пространства. Думаю, что сию картину в какой-то мере дополнит известное высказывание Коха о том, что каждый раз, встречая наделенного разумом украинца, он испытывал непреодолимое желание застрелить его. Впрочем, вряд ли при этом Кох имел в виду украинских коллаборационистов, которых в наличии ума, совести и воинской доблести никак не заподозришь. И кто знает, сколько «наделенных разумом украинцев» отправилось бы на тот свет, если бы вооруженные силы СССР в итоге не сломали хребет гитлеровской Германии.

Заключить сей краткий исторический экскурс хотелось бы выдержкой из интервью американского историка украинского происхождения, профессора Гарвардского университета (США) Романа Шпорлюка: «Когда мы сегодня говорим о Советском Союзе и постсоветских обстоятельствах, я позволю себе сказать, что вряд ли мы могли бы иметь возможность встретиться в Киеве, если бы немецко-советскую войну выиграли немцы. Если они что-то делают, то действительно «хорошо», и поскольку в их планах была ликвидация украинского народа, я думаю, они эту «работу» провели бы «успешно», и тогда, возможно, не было бы при немецком господстве диссидентов 60-х годов, и не было бы того, что произошло позже» («День». - N 147, 17.08.2001 г.)

Гитлер, которого такой проницательный государственный деятель, как Уинстон Черчилль, именовал не иначе как «неукротимый маньяк, носитель и выразитель самых злобных чувств, разъедавших человеческую душу»…, - и вдруг союзник Украины в борьбе за её «независимость»? Противоестественно, наивно и подло одновременно. И вместе с тем эта идея-фикс нашла немало сторонников у определённой части населения современной Украины, которая и получила в настоящей работе условное наименование партии этнической нетерпимости. Невозможно при этом без содрогания представить себе то множество славянских и неславянских жизней, которыми пришлось бы расплатиться этой партии за подобную «независимость», и какая катастрофа подстерегла бы человечество при таком исходе событий. Гитлеру принадлежат зловещие слова, обращенные к своим неистовым последователям: «Я освобождаю вас от химеры, именуемой совестью». Как это фюреру удалось в Германии посвящено фундаментальное исследование профессора Оксфордского университета (Великобритания) Клаудии Кунц «Совесть нацистов». В книге прослеживается та методическая и скрупулезная работа, которая велась гитлеровской державой дабы успокоить совесть своих граждан. В конце концов нацистам это удалось: практически все свои лагеря смерти они разместили на территории других стран. Так, например, наиболее зловещие из них: Освенцим, Треблинка, Майданек, Белжец, Собибор и Хелмно нашли своё местопребывание на территории Польши; Са?ласпилс — на территории Латвии; Кауен — на территории Литвы; Аувере, Вайвара, Вийвиконна, Кивиыли, Клоога, Таллинн, Нарва, Лагеди — на территории Эстонии.

Активную роль в обслуживании этих конвейеров смерти играли уроженцы той территории, на которую ныне распространяется юрисдикция Украины. При ознакомлении с историей Второй мировой войны складывается стойкое убеждение, что многочисленные обитатели этой территории в специальной услуге по успокоению их совести попросту не нуждались по причине отсутствия таковой. Особенно это обстоятельство стало очевидным по результатам их сверхусердного сотрудничества с нацистскими палачами. Заметим: Гитлера уже давно нет в живых, немцы — искренне покаялись, а некоторые наши сограждане всё ещё печалятся, что сей палач не стал в своё время их покровителем и благодетелем. Многие из них искренне уверены, что благодаря последнему они уже давно были бы в Европе. Некоторые до сих пор вслух сокрушаются, что вместе со своим «союзником» недобили, недорезали, недотравили в душегубках некоторых своих соотечественников. Эти последние вполне готовы взять на вооружение лозунг Геринга «У меня нет совести! Мою совесть зовут Адольф Гитлер!».

Посему вовсе не удивительно, что такие настроения и мироощущения способствуют фетишизации соответствующей части истории Украины. Подобная искусственная, противоестественная мифологизация истории страны вызывает резкое отторжение и неприятие со стороны значительной части её населения, что и создает угрозу «раскола» последней на две непримиримые части. И действительно, человеконенавистничество не может объединять; оно только разъединяет на тех, кто убивает, и тех, кто пал невинной жертвой палачей. О том, кому и какая выпала доля, свидетельствуют, в том числе, и современная историческая литература.

В качестве зловещей иллюстрации неуклонного воплощения в жизнь заветов отцов-основателей партии этнической нетерпимости особое место занимает деятельность одного из лидеров ОУН, генерала-хорунжего Украинской повстанческой армии (УПА), уроженца Австро-Венгерской империи Романа Иосифовича Шухевича (1907–1950). В упомянутой выше книге «Правду не одолеть» приводится выдержка из специального приказа, который является наиболее выразительным свидетельством символа веры этого деятеля и возглавляемой им организации. Лейтмотивом этого бесчеловечного акта стали следующие строки: «К жидам относиться так же, как к полякам и цыганам: уничтожать беспощадно, никого не жалеть… Жидов, использованных для рытья бункеров и строительства укреплений, по окончании работы без огласки ликвидировать…». Приказы, как известно, не обсуждают, их выполняют. А эти действительно и от всей души исполняли: безоружных, невинных, мирных людей уничтожали, ликвидировали, истребляли…

Нередко число уничтоженных людей другого этнического происхождения достигает такой величины, что позволяет сообществам, для которых таким зверским способом расчищалось жизненное пространство, признавать соответствующих палачей своими национальными героями. Каждый герой в известной степени — лицо своей нации. Шухевич — Герой Украины (Указ Президента Украины N 965/2007 от 12 октября 2007 г.). Сей акт вызвал в стране и за её рубежами бурю праведного гнева. Первый же вопрос, который возникает при ознакомлении с официальным актом главы украинской державы, — а какое значение он приобретает в глазах тех людей, чьи близкие пали жертвой кровавых злодеяний Шухевича и его головорезов? Что должны переживать те граждане Украины и других держав, в чьей памяти этот «Герой Украины» ассоциируется с геноцидом, этническими чистками и безжалостными расправами над мирным населением в годы Второй мировой войны? Ведь как справедливо заметил доктор исторических наук Анатолий Степанович Чайковский: «Бандера и Шухевич были агентами гитлеровских спецслужб, и этим все сказано».

О том, что эти вопросы носят далеко не голословный характер, свидетельствует всё содержание уже упоминавшейся выше книги «Без права на реабилитацию» (Киев, 2006 г.). В разделе III этого фундаментального издания перед взором читателей развертывается одна из трагических картин времен Второй мировой войны, ярко характеризующая этого «героя»: «День 30 июня 1941 года стал поистине черным днем для еврейского и польского населения города Львова. В этот день, задолго до прибытия немецких карательных и полицейских частей, с передовыми колоннами вермахта в город ворвались «соловьи» Шухевича. По свидетельству немецкого исследователя Вилли Брокдорфа, своим внешним видом они напоминали окровавленных мясников. Они «взяли в зубы длинные кинжалы, засучили рукава мундиров, держа оружие на изготовку. Их вид был омерзителен, когда они бросились в город… Словно бесноватые, громко отрыгивая, с пеной на губах и вытаращенными глазами неслись украинцы по улицам Львова. Каждый, кто попадался в их руки, был казнен»…

Даже украинский националист, приверженец бандеровского крыла ОУН из Польши, историк Николай Сивицкий в томе 2 своей работы «Dzieje konfliktow polsko-ukrainskich» (Варшава, 1992 г.) признает, что «во Львове, кроме замордованных 22 профессоров высших учебных заведений (вместе с семьями ок. 40 чел.) украинцы… замордовали ок. 100 польских академиков. В каждом городе и поселке немцы расстреляли от нескольких до нескольких десятков поляков, на которых украинцы указали как на коммунистов»…

В действительности, немцы к убийству львовских ученых в период с 30.06 по 7.07.1941 г. отношения практически не имели. Ученые и другие, неугодные ОУН, горожане в эти дни уничтожались «нахтигалевцами» в соответствии со списками, заранее приготовленными участниками местного оуновского подполья. Среди жертв оказались ректор Львовского университета Роман Ремский, писательница Галина Гурская вместе с тремя сыновьями, ученый-юрист Роман Лонгшалноде-Берье, профессор Бой-Желенский, бывший польский премьер, профессор, почетный член многих Академий наук Казимир Бартель и другие известные представители интеллигенции.

Нередко представителей львовской интеллигенции долго мучили и унижали, перед тем как убить. Например, 20 человек, среди которых были 4 профессора, 5 женщин…, заставили языком и губами мыть ступеньки в семи подъездах четырехэтажного дома.

Особенно цинично убивали евреев. Их заставляли лизать языками мостовую, носить ртом мусор, без подручных средств мыть и чистить дороги. Любой из националистов и их сторонников при этом мог жестоко избить и даже убить еврея. Били железными и деревянными палками, ломами, топорами. Микола Лебедь и Роман Шухевич распределяли палачей по группам, направляя на заранее определенные участки города, контролировали их «работу»…

Убивая евреев и поляков, нахтигалевцы раздавали украинскому населению листовки с призывами участвовать в погромах. В листовках указывалось:

«Ляхов, жидов, москалей, коммунистов уничтожай без милосердия, не жалей врагов украинской национальной революции!»;

«Знай! Москва, Польша, мадьяры, жиды — это твои враги. Уничтожай их!» …

Стоит ли напоминать читателю, что руки коллаборационистов, пополнивших УПА, были обагрены кровью сотен тысяч евреев, цыган, поляков и украинцев, убитых при установлении в Украине «нового мирового порядка». Руководил этими кровавыми акциями Роман Шухевич».

Эта трагедии нашла своё отражение в одной из статей режиссера документального фильма «Бабий Яр» (1991 г.) А.А. Шлаена. В частности, он писал: «Вспомним погром, который произошел во Львове еще до прихода туда немецких оккупационных войск. Первыми тогда в город ворвались головорезы батальона «Нахтигаль». Вкупе с местными добровольцами из непримиримых антисемитов они учинили кровавую вакханалию, которой мир еще не видывал. Много лет назад, работая над своим первым фильмом и книгой о трагедии Бабьего Яра, я ознакомился с архивом М. Ромма. С кадрами львовского погрома, так и не вошедшими в его «Обыкновенный фашизм». Право же, ничьи нервы не выдержали бы зрелища глумливо смеющихся, радостно улыбающихся убийц над трупами своих жертв».

Садизм по отношению к беззащитным представителям других народов как способ идентификации этноса, как способ исторического самовыражения и самоутверждения, как высшая форма проявления героизма и патриотизма, как единственный доступный способ строительства своего государства. Может ли хоть одна нация, пребывающая в здравом рассудке гордиться такими героями? Нация в европейском смысле этого слова, безусловно, не может, а племя, застрявшее в уровне своего нравственного развития где-то в начале средних веков, как оказалось, да. Как горько посетовал по сему поводу в статье «Национализм как прибежище негодяя» один украинский публицист: «Украинский национализм, что бы о нём ни говорили, дал великий исторический шанс хаму. И хам этим в полной мере воспользовался… Резал польских профессоров во Львове в 41 году в компании с немцами? Да это же высшее хамское счастье — выпускать кишки из настоящего профессора, тем более, польского! Це так патріотично! Нет ничего странного, что Академии СБУ теперь собираются присвоить имя этого резуна — Романа Шухевича. Свидомых украинских жандармов, конечно же, должны готовить только в учебном заведении имени погромщика и агента германской разведки! Из любого другого они выйдут такими… «трошки недоробленими»» («From-ua.com», 14.10.2010 г.). Комментарии по сему поводу, как говорится, излишни.

Страшная, жуткая информация о нечеловеческой жестокости строителей этнического государства, которое, надо думать, в случае создания сделало бы этнические чистки основой своей внутренней политики, а войну с государствами, в которой титульной нацией являются поляки, венгры, румыны и русские — основой внешней политики. Безусловно, каждая нация вправе иметь своих героев, свои традиции и своё государство. Но возводить в герои палачей, в качестве традиции увековечивать этнические чистки, и фактически намереваться строить в XXI веке сугубо этническое государство и при всём том настаивать на своей европейской идентичности, на мой взгляд, могут только безнадежно больные в нравственном отношении люди.

Возвращаясь к теме, отметим, что военные отряды ОУН уничтожали не только поляков, евреев и цыган. Убивали представителей и других этносов, в том числе и украинцев, которые попадались под горячую руку на пути к заветной цели. Такова в принципе психологическая природа всех палачей мира. Но особенно ярко это проявилось в идеологии и практике членов украинской партии этнической нетерпимости. Об этом, например, весьма эмоционально повествовал украинский писатель Ярослав Галан: «Они превзошли своими зверствами даже немецких садистов эсэсовцев. Они пытают наших людей, наших крестьян… Разве мы не знаем, что они режут маленьких детей, разбивают о каменные стены их головки так, что мозг из них вылетает. Страшные зверские убийства — вот действия этих бешеных волков». Бешеные палачи, в отличие от «бешеных волков», не прощают обличителей своих бесчинств, и безоружный писатель был зверски убит 24 октября 1949 г. одиннадцатью ударами топора, ну и, соответственно, после провозглашения независимости Украины в Львове был снесён памятник, а также закрыт мемориальный музей писателя. История, как известно, пишется не только кровью, но и переписывается обыкновенными чернилами.

Но, на наше счастье, не всегда и не всё удается переписать. О том, как и из какого строительного материала возводился каркас будущего этнического государства, более чем красноречиво свидетельствуют документы, в частности, о массовых убийствах поляков в 1943 г., которые со временем получили обобщенное наименование «Волынской резни». Последняя, вне всякого сомнения, была политикой хладнокровного и последовательного геноцида, поскольку убивали не только взрослых мужчин, но и стариков, женщин и детей польского происхождения. Этому событию было посвящено довольно-таки лицемерное постановление парламента прямо на глазах формирующейся этнократической державы — Верховной Рады Украины N 1085-IV от 10.07.2003 г. «Об утверждении украинско-польского парламентского заявления в связи с 60-летней годовщиной волынской трагедии». В оном была предпринята очередная попытка утопить в словах факт этнической чистки, осуществленной ОУН и УПА по отношению к полякам, которые проживали на Волыни. Результатом геноцида стало уничтожение порядка 15 % населения этого региона, который до начала Второй мировой войны входил в состав Польши.

Очевидец тех событий, польский писатель W?adys?aw Filar в авторском предисловии к своей книге «WO?Y? 1939 — 1944. Eksterminacja czy walki polsko-ukrai?skie» описал происшедшее следующим образом: «В годы Второй мировой войны польское население на Волыни пережило большую трагедию. После сентябрьского поражения положение поляков во время советской оккупации было необычайно тяжёлым, начались преследования и аресты…

В то время украинские националисты нашли на территории III Рейха убежище и опеку, а также хорошие условия для подготовки кадров для будущих действий…

Пик массовых убийств польского населения приходится на 1943 год. С весны 1943 года боевики ОУН и отряды УПА приступили к истреблению польского населения на Волыни. По всей Волыни прокатилась резня, совершённая на поляках, постепенно охватив все уезды…

Количество убитых поляков на Волыни оценивается около 50 — 60 тысяч. Террор боевиков ОУН и отрядов УПА по отношению к польскому населению сводился к пацификации (карательным действиям — прим. переводчика) польских сёл и массовым убийствам поляков, невзирая на возраст и пол, причём часто жертв убивали жестоким и нечеловеческим способом…

Особенно кровавым был июль 1943 года. Отряды УПА при активном содействии части местного украинского населения 11 июля на рассвете окружили и атаковали безоружные польские сёла и поселения в трёх уездах: Гороховском, Владимирском и Ковельском. Дошло до варварской расправы с безоружным польским населением. Это был погром, который принёс огромные страдания, жертвы и материальный ущерб.

Эти события знаю по собственному наблюдению. В то время жил с родителями в Иваничах, расположенных на железнодорожной линии Владимир Волынский — Сокал, и пережил ужас нарастания угрозы со стороны украинских националистов, а также резню польских сёл в июле во Владимирском уезде».

Ряд документов и свидетельств очевидцев тех кровавых преступлений, чудовищных зверств и надругательств над мирным польским населением Волыни приводятся в разных источниках и на разных языках. Так, одно из упоминаний об этой трагедии я обнаружил в книге жены советского разведчика, убитого агентами НКВД в Лозанне (Швейцария) в 1937 г., Елизаветы Карловны Порецкой (1898–1978) «Наши. Воспоминания об Игнатии Райссе и его товарищах». В частности, она вспоминала: «Во время нацистской оккупации Второй мировой войны так называемая Армия Освобождения Украины, сотрудничавшая с немцами, участвовала в запланированном массовом уничтожении поляков в Галиции. Бывший офицер службы безопасности Бандеры рассказал мне один из эпизодов этих действий в Зелезна Хуте. Заседание штаба Бандеры, на котором присутствовал один полуполяк по фамилии Охримович, решило ликвидировать всех поляков в области. Ночью украинские военные соединения вошли в город для систематического уничтожения поляков. Например, бандеровцы на глазах одной украинки убили ее детей только потому, что она была замужем за поляком. Детей убивали, а грудных младенцев бросали в лесу, где они умирали от голода. Я спросила у моего собеседника, что стало с евреями. Он ответил: «С этим не было никаких трудностей. Поляки нас беспокоили больше, потому что многие из нас были наполовину поляками или имели родственников-поляков. Но у нас не было выбора. Мы не могли поступить, как Советы, имеющие огромные территории для высылки туда населения. У нас не было Сибири, но нужно было очистить область…». Другие свидетельства нашли отражение на страницах уже упоминавшейся книги В. И. Верещака «Правду не одолеть». Скажем прямо: книга не для слабонервных людей. Приведённые факты носят настолько вопиющий характер, что позволяют некоторым скептикам ставить под сомнение их достоверность. В частности, изложенное подвергается сомнению на том только основании, что в отечественных архивах отсутствуют документы о том, кто конкретно, кого, в который час и каким способом избивал, насиловал и убивал, какое количество ударов наносил, какое количество выстрелов сделал и каковой из таковых оказался непосредственной причиной смерти. А раз таких архивных данных нет, значит преступлений как бы и не было. Разумеется, не будучи очевидцем событий тех лет, я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать полное соответствие действительности информации о преступлениях, которые нашли отражение на страницах указанного издания. Однако личный опыт общения с людьми, которые оставались на территории Украины, оккупированной гитлеровцами, а также информация, которой переполнены современные украиноязычные СМИ и интернетовские форумы, позволяют с большой долей вероятности предполагать достоверность изложенного. Во всяком случае, у меня нет оснований доверять ей меньше, чем содержанию известных книг о преступлениях немецких нацистов. Вот ряд выдержек из этой малоизвестной книги о том тёмном прошлом, которое имело место в те грозные годы на территории современной нам Украины:

« Осенью 1943 г. вояки «армии бессмертных» убили десятки польских детей в селе Лозовая Тернопольского уезда. В аллее они «украсили» ствол каждого дерева трупом убитого перед этим ребенка. Как утверждает западный исследователь Александр Корман, трупы прибивались к деревьям таким образом, чтобы создалась видимость «венка». Эту аллею надолго запомнили местные жители.

Свидетельница Т.Р. из Польши: «На село Осьмиговичи 11 июля 1943 г. во время службы Божьей напали бандеровцы и поубивали верующих. Неделю спустя напали на наше село… Маленьких детей побросали в колодец, а больших закрыли в подвал и завалили его. Один бандеровец, держа младенца за ножки, ударил его головой о стену. Мать того младенца орала, пока ее не пробили штыком».Ч.Б. из США: «На Подлесье, так называлось село, бандеровцы замордовали четверых из семьи мельника Петрушевского, при этом 17-летнюю Адольфину тянули по каменистой сельской дороге, пока не умерла».Ф.Б. из Канады: «На наш двор пришли бандеровцы, схватили нашего отца и топором отрубили ему голову, нашу сестру прокололи колом. Мама, увидев это, умерла от разрыва сердца».Ю.В. из Великобритании: «Жена моего брата была украинкой. За то, что вышла замуж за поляка, 18 бандеровцев насиловали ее. Из этого шока она уже не вышла… утопилась в Днестре».Ю.Х. из Польши: «В марте 1944 г. на наше село Гута Шкляна, гмина Лопатин, напали бандеровцы, среди них был один по фамилии Дидух из села Оглядов. Убили пять человек, рубили пополам. Изнасиловали малолетнюю». (Полiщук В. Гiрка правда. Злочиннiсть ОУН-УПА. — С. 308–309).

А вот данные из книги польских исследователей Ю. Туровского и В. Семашко под названием «Преступления украинских националистов, совершенные в отношении польского населения Волыни 1939–1945 гг.», изданной в Варшаве в 1990 г.:

«Март 1943 г. В околицах Гуты Степанской, гмина Степань, уезд Костополь, украинские националисты обманом выкрали 18 польских девчат, которых после изнасилования убили. Тела девчат положили рядом, а на них положили ленточку с надписью: «Так должны гибнуть ляшки» (С. 32).

«11 июля 1943 г. Село Бискупичи, гмина Микуличи, уезд Владимир-Волынский. Украинские националисты совершили массовое убийство, согнав жителей в школьное здание. Тогда же зверски убили семью Владислава Яскулы. Палачи ворвались в дом, когда все спали. Топорами убили родителей и пятерых детей, положили всех вместе, обложили соломой из матрасов и подожгли. Чудом спасся только Владислав» (С. 81). Несколько примеров подобного характера приведем из уже упоминавшейся книги польского ученого Эдварда Пруса «Повстанческая армия или курени резунов?».

«12 июля 1943 г. Колония Мария Воля, гмина Микуличи, уезд Владимир-Волынский. Около 15.00 ее окружили украинские националисты и начали мордовать поляков, применяя огнестрельное оружие, топоры, ножи, вилы и палки. Погибло около 200 человек (45 семей). Часть людей, около 30 человек, живьем бросили в колодец и там убивали их камнями. Кто бежал, тех догоняли и добивали. Во время этой резни приказали украинцу Дидуху убить женщину-польку и двоих детей. Когда он не выполнил приказа, убили его, жену и двоих детей. Восемнадцать детей в возрасте от 3 до 12 лет, которые спрятались на хлебных полях, преступники переловили, посадили на грядчатую телегу, завезли в село Честный Крест и там поубивали, пробивали вилами, рубили топорами. Акцией руководил Квасницкий» (С. 91).

В округе Теража (уезд Луцк) бандеровцы 7 марта 1943 г. схватили на пастбище несколько польских детей, которых замордовали в ближайшем лесу. В Липниках (уезд Костополь) уповцы 5 мая 1943 г. трехлетнему Стасику Павлюку разбили голову о стену, держа его за ножки.

8 июня 1943 г. в селе Чертож-Водник (уезд Ровно) уповцы в отсутствие дома родителей замордовали троих детей Броневских: Владислава 14 лет, Елену 10 лет и Генриха 12 лет. 11 июля в Калусове (Владимирский уезд) во время резни уповцы замордовали двухмесячного ребенка Иосифа Фили, разорвали его за ножки, а части тельца положили на стол ».

Отдаю себе отчет, что, прибегнув к столь обширной выдержке из указанного издания, я подвергнул жестокому испытанию чувства своих читателей. Да простят они меня за эти страшные страницы. А вот простят ли некоторые народы тех, кто и поныне ведёт свою психологическую и духовную родословную от этих «вояков», я не знаю… Почему-то представляется, что произошедшее останется вечным запекшимся и несмываемым кровавым пятном на исторической родословной Украины.

15 июля 2009 г. было принято специальное Постановление Сейма Республики Польша «О трагической судьбе поляков на Восточных Кресах» (для справки: Восточные Кресы — принятое в Польше название территорий нынешних В частности, в упомянутом акте было указано: «В июле 2009 года исполняется очередная — 66-я годовщина начала Организацией Украинских Националистов и Украинской Повстанческой Армией на Кресах II Республики Польша так называемой антипольской акции — массовых убийств с признаками этнической чистки и геноцида… Трагедия поляков на Восточных Кресах II Республики Польша должна восстановить историческую память современных поколений». Соответственно, 24 сентября 2009 г. на коммунальном кладбище в Глубчицах (Польша) был открыт Камень Памяти, посвящённый жертвам геноцида на Кресах. На камне помещена доска, содержащая надпись: «КАМЕНЬ ПАМЯТИ ЖЕРТВ ГЕНОЦИДА, СОВЕРШЁННОГО ПО ОТНОШЕНИЮ К ПОЛЬСКОМУ НАСЕЛЕНИЮ НАЦИОНАЛИСТАМИ ОУН, УПА, СС-ГАЛИЧИНА НА ЮГО-ВОСТОЧНЫХ КРЕСАХ II РЕСПУБЛИКИ ПОЛЬША В 1943–1947 годах». 28 сентября 2009 г. органом местного самоуправления города Легницы (Польша) было принято постановление о присвоении одной из городских улиц названия «Аллея жертв геноцида ОУН-УПА». 3 октября 2009 г. на коммунальном кладбище в Нижних Устжиках (Польша) открыт памятник в память о жертвах ОУН-УПА на Восточных Кресах и в Бещадах. И, наконец, 20 июня 2013 г. Сенат — верхняя палата парламента — Польши принял резолюцию, в которой упомянутые злодеяния были названы «этнической чисткой с признаками геноцида». 12 июля 2013 г. Сейм — нижняя палата парламента — Польши присоединился к этому заключению.

Очевидно, что время не может стереть с исторической памяти поляков это страшное злодеяние украинских националистов.

Вместе с тем, официозная украинская историография пытается отмахнуться, отделаться, откреститься от этой черной страницы истории; выдать всё позорное и низкое в своём прошлом за коварные деяния и наветы ненавистных этносов и народов. Объективному осмыслению истории препятствует также политический проект построения на территории Украины этнократического государства. Очевидно, что его ярым адептам трудно увязать свои претензии на миссию титульной нации с историческим багажом столь варварского истребления невинных людей: по одной лишь той причине, что по внешнему облику, образу жизни, мысли, вероисповеданию и языку общения они не были похожи на своих палачей. Правда, в отличие от методичного уничтожения палачами из боевого крыла партии этнической нетерпимости других беззащитных и безответных этносов, конкретных виновников в организации геноцида польского народа всё же удалось идентифицировать. Оно и понятно: память о невинно загубленных душах хранит соседняя держава — Польша, с которой, как бы там ни было в истории, но необходимо считаться, дабы окончательно не лишать население Украины призрачной надежды на вступление в состав Европейского Союза. А в польском обществе, между тем, память о содеянном злодеянии до сих пор жива и по-прежнему вопиет об историческом покаянии со стороны державы, пытающейся возвести ныне этнических палачей в ранг «национальных героев».

Так, польский писатель Рафал Земкевич отмечает, что «в этом году мы отмечаем 65-ю годовщину резни поляков, евреев, чехов и украинцев, совершенной на Волыни украинскими националистами. Строго говоря, это годовщина пика насилия, достигнутого в летние месяцы 1943 года. Ведь систематическое уничтожение населения Волыни началось еще в 1942 году и продолжалось вплоть до занятия этих территорий Красной Армией в 1944 г. Из волынских поляков жертвами этой огромной и исключительно злодейской «этнической чистки» пало не менее 60 тысяч человек, однако, скорее всего, гораздо больше — главным образом, женщин, детей и стариков. Убийцы не только вырезали целые семьи, но и уничтожали материальные следы присутствия поляков: разрушали дома, церкви и даже вырубали сады. По сей день на месте многих довоенных польских поселений пугающие пустыри…

На Волыни имел место плановый геноцид, реализованный организацией, исповедовавшей преступную идеологию, которую в первом приближении можно определить как украинский вариант фашизма и нацизма…

Тем, что отличает резню на Волыни от всех известных этнических преступлений, является невероятная жестокость преступников . Ни сталинский НКВД, ни гитлеровские Einsatzgtruppen не отличались личной жестокостью исполнителей. А резуны ОУН-УПА и других националистических объединений словно питали к ней особое пристрастие.

Официальных курьеров лондонского правительства и командования АК /Армия Крайова — вооруженные силы польского подполья. Примечание мое — А.М./, делегированных в 1942 г. на переговоры с руководством УПА о совместной борьбе с Германией, резуны не просто расстреляли, а разорвали живьем лошадьми. Так же издевались и над простыми жертвами убийств. Даже человеку с сильными нервами трудно выдержать чтение воспоминаний, в которых постоянно повторяется вырывание языков, выкалывание глаз, забивание гвоздей в голову, выпарывание плодов беременным женщинам, четвертование, трудоемкое и кошмарное надругательство над трупами и причинение всевозможных утонченно садистских мук. Трудно решить, насколько это было проявлением одичания убийц, а насколько — результатом холодного расчета — впрочем, тех, уничтожить кого не получилось бы, нужно было запугать так, чтобы они покинули земли Великой Украины как можно скорее…

Можно понять, почему современные украинцы не торопятся открывать для себя эту историю. Народ, испытавший в новейшей истории не меньше страданий, чем поляки, а независимости добившийся лишь в последние годы, отчаянно нуждается в мифе, на котором ему можно было бы строить свою идентичность. Поэтому создается миф УПА как партизан-героев, сражавшихся и с немецкими и с советскими оккупантами…

Присутствие в политической жизни Украины последышей Бандеры — это такой аргумент, о котором Россия могла бы только мечтать, и достаточная причина для того, чтобы перед Украиной были закрыты двери Европейского Союза и НАТО, чего мы вроде как хотим не допустить».

Количество фактов, подтверждающих достоверность содеянного злодеяния, не оставляет сомнений: имел место откровенный геноцид людей иного этнического происхождения, исконно проживавших на соответствующей территории. Таким зверским способом расчищалось жизненное пространство от конкурирующих племен, этносов и коренных народов. Видать, конкурировать цивилизованными методами — экономически, культурно, интеллектуально — этим выродкам человечества оказалось не под силу. Посему, чтобы состояться в качестве титульной нации на соответствующей территории, потребовалось уничтожение других этносов. Убийство на этнической почве, таким образом, стало основным способом политической консолидации, исторического самоутверждения и самовыражения в качестве единой нации. На это обстоятельство особо обратил внимание автор книги «Правду не одолеть», подчеркивая, что «в послевоенные годы оуновцы использовали любую возможность для продолжения этнических чисток. В этих целях они буквально охотились за остатками еврейского и польского населения. Когда же этнических поляков в западных областях Украины почти не осталось, они переключились на «москалей» — представителей русского этноса». Тут не может быть сомнений — налицо преступление против человечества. Ведь ни одна нация не вправе приобретать характер титульной за счёт физического истребления (преднамеренного насильственного сокращения численности) своих соотечественников другого этнического происхождения, расширения среды своего обитания за счёт жизни, имущества и культурного наследия других людей. Этнические чистки не могут и не должны служить средством национального самоутверждения и самовыражения в истории. Однако на территории Украины именно такой способ действий стал доминирующим инструментом в политике и практике местной партии этнической нетерпимости. В известной степени можно утверждать, что этнические чистки стали основополагающим, системообразующим фактором Украинской Системы на всех этапах её исторического бытия.

Методичное убийство своих соотечественников иного этнического происхождения и религиозных предпочтений с использованием пыток, истязаний и издевательств над своими жертвами свидетельствует не столько о порочности идеологии, сколько о патологии психики. Садизм индивида — это предмет психиатрии. Но садизм в массовом порядке заставляет задуматься над вещами, выходящими далеко за рамки психиатрии. Речь здесь скорее может идти о склонности к издевательствам и насилию как черте национального характера. Если такое допущение имеет под собой хоть какие-то фактические основания, то международное сообщество не вправе закрывать глаза на подобную опасность в угоду сиюминутным геополитическим интересам. Во всяком случае, вопросы, поднимаемые в статье украинского журналиста под названием «Украинофилия», заслуживают самого пристального внимания тех международных институтов, которые согласно своим уставам должны усердно печься о правах человека. В частности, постоянный автор популярного украинского издания отмечает, что «садизм может выражаться в физической форме: волынская резня поляков, жестокие убийства русских и восточных украинцев (учителей, врачей, советских и партийных активистов) в послевоенное время в Западной Украине (и не просто убийства, а именно садистские — утопление в колодце, сжигание, разрезание на части, сопровождаемое выкалыванием глаз и отрезанием гениталий). Но необязательно. Бывает садизм в форме надругательства над историей (историческими символами, которые больному украинофилией требуется ломать, крушить, низвергать). Или культурный (разновидность — языковой) садизм» («2000». - N 39, 26.09.2008 г.). Садизм, в какой бы форме он не проявлялся — противоестественное явление, болезненное отклонение, выходящее из ряда вон за пределы душевного здоровья. Садизм как форма осуществления геноцида — прямой путь не только на скамью подсудимых в зале международного трибунала, но и одновременно серьёзнейшая забота для сообщества психиатров в международном масштабе.

Как бы там ни было, но очевидность патологии налицо. Однако соответствующая партия власти в Украине всеми правдами и неправдами уклоняется от покаяния за злодеяние, совершенное её политическими предшественниками и духовными наставниками. Она не желает признавать идеологию ОУН и практику УПА преступными, поскольку деятельность последних отвечает ментальным запросам значительной части её электората из соответствующих регионов страны. Именно этот электорат признается наиболее последовательным носителем антироссийских настроений в державе, а, следовательно, и самым стойким сторонником «независимости» от России. А этому обстоятельству украинская партия власти придает столь огромное значение, что оно искупает в её глазах любые преступления, тем более направленные против представителей традиционно ненавистных ею этносов. Таким образом, если и не сокрытие, то, по крайней мере, реабилитация военных преступников приобретает очевидные политические резоны и психологические мотивы. На это обстоятельство обратил внимание белорусский политолог, директор Центра по проблемам европейской интеграции Юрий Шевцов. Так, в статье «Культ УПА: аморализация Украины» он, в частности, отмечает: «Культ Украинской повстанческой армии на наших глазах превращен в часть государственной идеологии Украины. Буквально за несколько месяцев. И с каждым месяцем интенсивность его насаждения на Украине усиливается, закрепляя новую идеологию и политику одной из крупнейших европейских стран» («Русский жернал», 22.11.2007 г.). За неимением другой, более достойной, эта идеология, действительно, стала приобретать черты официозной и одиозной одновременно.

Вместе с тем, партия власти — творец подобной идеологии — воздерживается от публичного опровержения обвинений в содеянном злодеянии, дабы не потерять в лице Польши политического союзника в противовес общему и весьма могущественному историческому оппоненту — России. Противостояние России — сложившийся столетиями геополитический код вполне определенной части политического класса Украины. Кроме этой программы, встроенной в их поведение на подсознательном уровне, у них, как выяснилось со всей очевидностью, за душой более ничего не оказалось. При этом абсолютно не учитывается геополитический код населения соседней страны, о котором весьма откровенно поведал в своей статье «Цивилизационный код России» писатель, депутат Национального Собрания Словацкой республики Сергей Викторович Хелемендик (1957–2016). Ровно в такой же степени эти деятели не способны понять и геополитический код Польши.

Одним из очевидных признаков отсутствия государственного мышления является неспособность понять национальные интересы других стран, и в первую очередь ближайших соседей. Неумение мыслить подобного рода категориями всегда было слабым местом лидеров украинской партии этнической нетерпимости. Поэтому они проигрывали все геополитические игры, которые безуспешно пытались вести от имени своего этноса. Например, о прогрессирующем ухудшении отношения поляков к Украине обращается внимание в публикации украинского журналиста под знаменательным наименованием ««Газета выборча»: в Украине подделают всё». Её автор, в частности, отмечает: «Вместо продолжения начатого диалога о трудной польско-украинской истории с ее кровавыми страницами, и признания очевидных, подтвержденных исследователями фактов, президент Ющенко и его окружение сделали все возможное для героизации вояков УПА и возвеличивания их роли в борьбе за независимость Украины. И это отразилось на отношении польских политиков к украинскому президенту» («2000». - N 50, 11.12.2009 г.). Надо признать, что одним только этим направлением своей внутренней политики третий Президент Украины породил волну неприязни к стране не только со стороны поляков, но и целого ряда других этносов, представители которых пали жертвой палачей из числа украинских коллаборационистов времен Второй мировой войны. Противоестественная попытка реабилитации украинских нацистов в речах и указах главы государства, помимо очевидного отсутствия даже зачатков личной совести, свидетельствует ещё и о несомненном историческом невежестве лидеров украинской партии этнической нетерпимости. Исторический крах практически всех их политических начинаний стал настолько очевидным, что этими вопросами уже перестали задаваться даже их избиратели.

Какие бы геополитические пасьянсы ни раскладывали на своих местечковых столах идеологи этой злополучной партии власти, польская элита не желает предавать забвению память невинно замордованных, жестоко поруганных и зверски уничтоженных своих соотечественников. При таких обстоятельствах, конечно же, историческую правду лучше не скрывать. Тем более, что имена палачей — идеологов, организаторов и рядовых исполнителей этого изуверства — уже далеко не тайна. Посему, несмотря на очевидную негласную табуированность такой информации, наиболее добросовестные и порядочные украинские ученые, насколько сие возможно, откровенно поднимают и исследуют эту болезненную тему. Так, академик М.В. Попович пишет: «Чья была инициатива кровавых этнических чисток, осуществленных под руководством волынских Служб Безопасности ОУН? Вне всякого сомнения инициативная роль Дмитрия Клячковского — «Клима Савура», командующего УПА на Волыни».

Но кому бы лично ни принадлежала эта бесчеловечная инициатива, очевидно, что происшедшее не было безумным эксцессом исполнителя какого-либо отдельного члена партии этнической нетерпимости. Оно отвечало глубоко потаенным позывам души всех членов этой партии, голос крови которых время от времени взывал к избиению вполне определенной части своих соотечественников другого этнического происхождения. Как правило, это была самая слабая, беззащитная и невооруженная часть населения соответствующей территории. Потому-то число жертв таких погромов было неизменно столь велико.

Основная причина подобной трагедии — этническая нетерпимость, замешанная на невежестве, жестокости и политической близорукости её организаторов. Вероятно, внутренней пружиной такого насилия была какая-то форма психопатологического самоутверждения над теми, кто в силу самого факта уязвимости (пол, возраст, физическая слабость, болезненные особенности психики) вынужден был молить о пощаде, снисхождении и милосердии. Ведь сражение с вооруженным и подготовленным противником такого самовыражения явно не сулило. Об этой особенности «героев» борьбы за «независимость» свидетельствует число поверженных ими в военных баталиях тех лет. Почерпнутые из литературы, эти данные открывают перед нами удивительную картину подлинных «побед» на фронтах с действительно боеспособным противником. Например, за все время борьбы за «независимость» с вооруженными силами нацистской Германии общее число поверженных, по некоторым источникам, не превышает 1 000 гитлеровцев. В то же время в боях с вооруженными силами СССР за период с 10 декабря 1944 г. по 21 мая 1949 г. было убито около 5 000 человек, из которых около 1500 — до 10 мая 1945 г., а остальные — 3500 после окончания кровопролитной войны.

Обращает на себя внимание чудовищная диспропорция: число поверженных в боях за несколько лет войны с вооруженным противником почти в десять раз уступает числу тех мирных жителей польских деревень, которые были истреблены всего лишь за одно лето 1943 г. При анализе этих данных закрадывается страшное подозрение, что преимущественным способом войны за «независимость» были не сражения на поле брани с вооруженным агрессором в лице враждебного государства, а этническая чистка народов, которые испокон веков проживали на соответствующей территории наряду с украинцами.

Конечно же, в далеком 1903 г. адвокат Михновский не мог и помышлять о том, что изложенные им «заповеди» будут восторженно восприниматься в качестве целостной и привлекательной идеологии для целого ряда сменяющих друг друга поколений наших соотечественников как в ХХ, так и в ХХI веке. И в страшном сне ему не могло присниться, что они будут претворяться в жизнь таким бесчеловечным способом, который со временем получит общепризнанное наименование — преступление против человечества. Как известно, образец такового во всем своем вселенском масштабе явила миру уже после смерти упомянутого публициста нацистская Германия в 30-40-х годах ХХ века. Но чем в итоге всё это обернулось для судеб миллионов людей, которые пали жертвами мировой бойни, пришлось исследовать уже после её завершения специально созданному для этого международному трибуналу. Совершенно очевидно, что история не отказала нам в своих уроках. Но уже ни для кого не является секретом, что мы оказались неспособными им внимать.

Признаюсь, нестерпимо тяжко было читать, а тем более переносить описание упомянутых выше примеров изуверства на страницы настоящего издания. Вместе с тем, поскольку всё вышеизложенное является неотъемлемой частью нашей истории, более того, серьёзной препоной для построения демократического правового государства в Украине, считаю необходимым уделить этим проблемам самое серьёзное внимание именно в данном разделе настоящей работы. Это становится тем более актуальным, если взять в расчёт упорное нежелание одной из партий власти признать преступлением против человечества многочисленные злодеяния, учиненные членами украинской партии этнической нетерпимости в годы Второй мировой войны. Подобное упорство производит угнетающее впечатление не только на соседние народы, но и на многих граждан нынешней Украины. Но оно не ослабевает и налицо по сей день. О последнем свидетельствуют сентенции украинского писателя Василия Николаевича Шкляра: «Большой мудрец был отец украинского национализма Николай Михновский. Представьте себе, еще в 1900 году он сказал, что нация, которая не освободится до наступления демократии, практически шансов не будет иметь. Потому так и спешили настоящие украинские патриоты, идеологи, добиваясь освобождения во время войн. Героев обвиняют, что они сотрудничали какое-то время с фашистами. Да хоть с самим дьяволом, лишь бы освободить свою страну от оккупанта. Теперь мы видим, насколько был Николай Михновский мудр, потому что в условиях демократии восстанавливать историческую справедливость очень тяжело» («УНІАН», 9.02.2011 г.). Именно подобной позицией современных идеологов украинской партии этнической нетерпимости объясняется необходимость описания тех злодеяний, которые успели совершить приспешники этой партии в тесном альянсе со своими союзниками из правящей партии гитлеровской Германии.

Закрывая тему присвоения звания Герой Украины прислужникам гитлеровской Германии следует упомянуть ряд фактов. В частности, в комментарии Департамента печати и информации Министерства иностранных дел России от 23.06.2008 г. отмечалось: «Подобная линия официальных властей, включая присвоение звания Героя Украины капитану войск СС, командующему Украинской повстанческой армией Р.Шухевичу, противоречит решениям международного Нюрнбергского трибунала, который признал преступными эсэсовские формирования». Европарламент в своей резолюции от 25.02.2010 г. также выступил с осуждением акта о присвоении звания Герой Украины Бандере, который «сотрудничал с фашистским режимом».

Концепция традиции невежества в известной степени объясняет теорию и практику этнической нетерпимости значительной части титульной супернации к представителям другой цивилизации и религии, другого этноса и языка. Но чем можно объяснить подобную же ненависть и бесчеловечность, например, между представителями, казалось бы, близких по духу, религии и языку славянских народов Российской (большевистской) империи? Полагаю, что в этом вопросе нам не обойтись без некоторых экскурсов в историю.

Одну из версий феномена ненависти, в частности, между одной из ветвей украинского этноса и русским народом озвучил львовский историк Леонид Соколов. Так, в статье «Корни ненависти» он пишет, что для того, «чтобы выяснить, как возникло то, проникнутое лютой ненавистью к России политическое украинское движение, которое получило наибольшее развитие в совершенно оторванной от России австрийской Галиции, чтобы отыскать его корни, необходимо» углубиться в историю именно этого региона. И далее автор приводит исторические данные о том, как австрийские немцы в своё время на территории подвластной им Галицкой Руси породили и, буквально, выпестовали местную партию этнической нетерпимости к их славянским собратьям, которых они при этом упорно именовали не иначе, как «москалями». В контексте этой исторической версии привлекается внимание к тому обстоятельству, что сию эстафету добровольно и с завидной страстью подхватили бежавшие на территорию австрийской Галиции участники разгромленного Польского или Январского восстания 1863–1864 гг. против власти Российской империи на территории Царства Польского и Западного края. Эта версия подтверждается многими источниками. В частности, в связи с упомянутыми событиями в исторической литературе приводятся примечательные слова одного из руководителей этого восстания, генерала Людвига Мерославского (1814–1878): «Бросим горящие факелы и бомбы за Днепр и Дон в самое сердце Руси; разбудим ненависть и споры среди русского народа. Русские сами будут рвать себя своими же когтями, а мы тем временем будем расти и крепнуть». Попутно заметим: автор этих русофобских прожектов ни сном ни духом не упоминал о существовании украинцев в противовес русским, он лишь грезил расколом среди единого русского народа. Иными словами, необходимо было найти эффективный способ стравить и перессорить разные части русского народа, который исторически всегда выступал в качестве естественного геополитического противника Польши.

В те годы такие методы борьбы с Россией показались весьма перспективными для многих представителей польской политической элиты. Вот почему всестороннему идеологическому обоснованию антироссийского вектора борьбы было уделено достаточно внимания многими польскими историками и публицистами той эпохи. Наиболее плодовитым из них оказался Франциск-Генрих Духинский (1817–1880), перу которого принадлежит трехтомный труд под заглавием «Основы истории Польши и других славянских стран». Суть его утверждений сводилась к тому, что, говоря современным языком, русские не могут быть отнесены к славянским народам, а составляют особую ветвь угро-финских и урало-алтайских племен. А потому «москали» незаслуженно используют имя русских, ибо последнее по праву принадлежит исключительно украинцам и белорусам, близким по своему происхождению к полякам.

Однако гораздо более выразительную картину той геополитической роли, которая отводилась определенной части славянства в извечном противостоянии Польши и России, оставил нам польский ксендз, талантливый публицист и историк, основатель краковской исторической школы Валериан Калинка (1826–1886), который, в частности, писал: «Между Польшей и Россией сидит народ, который есть ни польский, ни российский. Но в нем все находятся материально под господством поляков, а нравственно под влиянием России, которая говорит тем же языком, исповедует ту же веру… провозглашает освобождение от ляхов и единение в славянском братстве. Как же защищать себя? Где отпор против этого потопа? Где?! Быть может, в отдельности этого русского (малорусского) народа. Поляком он не будет, но неужели он должен быть Москалем?!

Поляк имеет другую душу… Но между душой Русина и Москаля такой основной разницы, такой непроходимой границы нет. Была бы она, если бы каждый из них исповедовал иную веру, и поэтому уния была столь мудрым политическим делом.

Если бы Русь… по сознанию и духу была католической, в таком случае коренная Россия вернулась бы в свои природные границы и в них осталась, а над Доном, Днепром и Черным морем было бы нечто иное.

Каково же было бы это «нечто»? Одному Богу ведомо будущее, но из естественного сознания племенной отдельности могло бы со временем возникнуть пристрастие к иной цивилизации и, в конце концов, к полной отдельности души. Раз этот пробуждающийся народ проснулся не с польскими чувствами и не с польским самосознанием, пускай останется при своих. Но эти последние пусть будут связаны с Западом душой, с Востоком — только формой.

С тем фактом (т. е. с пробуждением Руси с не-польским сознанием) мы справиться сегодня уже не в состоянии, зато мы должны позаботиться о таком направлении и повороте в будущем, потому что только таким путем можем еще удержать Ягайлонские приобретения и заслуги, только этим способом можем остаться верными призванию Польши, сохранить те границы цивилизации, которые оно предначертало. Пускай Русь останется собой и, пусть с иным обрядом, будет католической — тогда она и Россией никогда не будет и вернется к единению с Польшей… Все-таки лучше самостоятельная Русь, чем Русь Российская. Если Гриць не может быть моим, говорит известная думка, пусть, по крайней мере, не будет он ни мой, ни твой». В приведенном тексте опять же обращает на себя внимание, что польский автор не прибегал к слову «украинский», а территорию Украины простодушно и искренне именовал Русью. Это обстоятельство, по мнению ряда историков, косвенным образом подтверждает их версию, что труды польских авторов преимущественно обслуживали политику раскола Российской империи, а не национальные интересы украинцев в качестве самостоятельного субъекта истории.

Действительно, в России основной национальной группой признавались русские, которые в свою очередь подразделялись на великороссов, малороссов и белорусов (в нашей работе получивших наименование титульной супернации). И если в России малороссы признавали себя частью русского народа, то в австрийской Галиции они под именем русинов официально проходили под рубрикой этноса, отдельного от русского. Вместе с тем на территории последней значительная часть галицких русинов, в соответствии с исторической традицией, признавала себя русскими; другая же часть, как того требовали австрийские власти, признала себя отдельным народом и, в отличие от сторонников идеи единства русского народа, называла себя русинами-украинцами, а затем и просто украинцами. Но по официальной австрийской терминологии они со временем стали именоваться «рутенами».

Ряд современных историков полагает, что именно с 1863 г. украинофильское течение в Галиции стало усиленно насыщаться идеологическим, психологическим и политическим антирусским содержанием. Во всяком случае, в некоторых исторических изысканиях обращается внимание на то, что именно с тех пор в Галиции было положено начало размежеванию галицких русинов. Старорусины (их неофициально именовали «москвофилами») при этом оставались на своих традиционных пророссийских позициях, а на основе молодорусинского движения стала формироваться «антимосковская Русь» — будущее галицко-украинское движение, проникнутое духом непримиримой вражды и ненависти ко всему русскому.

При этом акцентируется внимание на том, что «всеми своими корнями украинская идеология вросла в польскую почву», на которой, собственно, и произросло «украинство» как весьма специфическое и грозное оружие в борьбе с Россией. В этом же контексте отмечается, что у истоков непосредственно «украинской идеи» стоял известный польский государственный деятель граф Ян Потоцкий (1761–1815). На это обстоятельство, как утверждается, первым обратил внимание известный ученый-филолог, профессор Берлинского университета, автор популярного «Этимологического словаря польского языка», уроженец Галичины Александр Брюкнер (1856–1939). Идею об этническом противопоставлении двух частей русского народа польский граф высказал в своей книге, изданной на французском языке в 1795 г. под заглавием: «Fragments historiques et geographiques sur la Scythie, la Sarmatie at les slaves». Со временем этот политический проект дал свои горькие плоды, породив устойчивую психологию этнической ненависти одной из ветвей славянского народа, которая стала себя позиционировать в качестве украинцев по отношению к другой её ветви — русским. По этому поводу император Николай I в одном из своих писем на имя главного начальника Третьего отделения и, одновременно, шефа Отдельного корпуса жандармов Алексея Фёдоровича Орлова (1786–1861) обронил: «Давно я боялся, что эта польская пропаганда найдет отклик в юго-западном крае, и теперь увидел, что это случилось. Однако публике об этом говорить не нужно».

По мнению многих исследователей, выпестованная в качестве инструмента борьбы с Российской империей во всём остальном украинская ветвь славянского суперэтноса оказалась абсолютно бесплодной. После 1991 г. это обстоятельство стало привлекать к себе пристальное внимание. О причинах оного высказал своё суждение, в частности, автор статьи «Комплекс титульной нации»: «На самом деле, ответ лежит на поверхности. Дело как всегда в людях, критериях их отбора и поставленных обществом целях. Украинство, как течение, было создано для раскола Русского Мiра. Отсюда и их программа, отрицающая всё русское и предназначенная исключительно на борьбу с ним. Но в этом и беда «украинства», что существовать оно может лишь в рамках разрушения, а для созидания оно не предназначено» («Руська Правда, 26.02.2010 г.). Видимо, очевидная склонность к разрушению любого культурного пространства вызывает у многих разумное сомнение в способности создания таким специфическим субъектом истории самостоятельного государства. Например, некоторые польские историки не скрывают своего мнения о том, что Украина — это искусственное государственное образование, созданное в основном в годы СССР. Так, австралийский писатель и историк польского происхождения Марианн Калуски в статье «Поговорим об Украине откровенно» заметил, что «этническая проблема на Украине возникла вследствие того, что это государство в его нынешних границах представляет собой искусственное творение Сталина, которому, (как и прочим кремлевским властителям) даже в голову не могла прийти мысль о том, что Украина когда-нибудь может быть оторвана от «русской матери». Именно поэтому щедрой рукой к Украине были присоединены этнически русские территории, земли, которые никогда не принадлежали Украине. Еще в 1954 году, в ознаменование 300-летия воссоединения Украины и России, Москва включила в состав Украины полуостров Крым, являющийся полностью русским как этнически, так и (с XVIII века) исторически…

Украина, которую Сталин буквально слепил из русских, украинских, польских, татарских, венгерских и румынских земель ».

Заметим, что такой точки зрения придерживаются многие представители польской интеллигенции. Российская газета «Комсомольская правда» в статье «Во всем виноваты русские!», опубликованной 22 октября 2007 г., привела весьма примечательный диалог между своим корреспондентом и представителями польских литературных кругов. Слегка шокированный обилием средств антирусской наглядной агитации на улицах Варшавы, журналист поинтересовался у польских литераторов: «А сколько ж ваших уничтожила украинская повстанческая армия, но фотовыставок и на эту тему в Варшаве нет почему-то?». «Украинцы? Нет такой нации. Вы историю почитайте. Это все те же русские!» — был ответ польских собеседников.

«Какая интересная мысль! — заметил российский журналист. — Только дождусь очередной украинской бучи (обычно это недолго), так и озвучу ее на Крещатике!». Парадокс этого диалога заключается в том, что российский журналист в этой полемике явно дистанцировался от исторической версии, что западные украинцы — это часть российского народа. Поляки же, по крайней мере, участники этой дискуссии, напротив, упорно отождествляют всех украинцев с русскими, на которых, собственно говоря, и возлагали ответственность за деяния УПА в годы Второй мировой войны. Точка зрения о том, что украинцы всего лишь некая разновидность русского этноса, отнюдь, не нова. Об этом упоминала ещё немецкий философ, экономист и и публицист Роза Люксембург (1871–1919). В частности, она писала: «Украинский национализм в России был совсем иным, чем, скажем, чешский, польский или финский, не более чем простой причудой, кривлянием нескольких десятков мелкобуржуазных интеллигентиков, без каких либо корней в экономике, политике или духовной сфере страны, без всякой исторической традиции, ибо Украина никогда не была ни нацией, ни государством, без всякой национальной культуры, если не считать реакционно-романтических стихотворений Шевченко».

По сути, исторически породив и выпестовав украинскую партию этнической нетерпимости и направив её агрессивные устремления против России, поляки сами на каком-то этапе истории оказались жертвой своего же детища. А о том, что эта партия — порождение антирусской политики Польши, сомневаться не приходится. Один из современных исследователей привел выдержку из львовской газеты «Przeglad» N 168 за 1892 г., в которой имел место следующий пассаж: «Если в чувствах малорусского народа существует сильная ненависть к России, то возникает надежда, что в будущем, при дальнейшем развитии этих чувств, будет возможно выиграть против России малорусский козырь…

Такой эволюции нам, полякам, нечего бояться, напротив, мы бы допустили ошибки, если бы хотели запереть ей дорогу и добровольно отказаться от союзника в борьбе с Россией».

Основной вывод из этого прискорбного факта напрашивается сам собой: нельзя безнаказанно порождать ненависть к другому народу без высокой степени риска пасть в какой-то момент в качестве жертвы подобной политики. Не случайно народная мудрость гласит: не копай яму другому, сам в неё попадешь. И «Волынская резня» — одно из самых трагических подтверждений этого пророчества. Ведь природа этнической ненависти такова, что она неразборчива не только в выборе средств, но и в выборе жертв. Опасность при этом возрастает во сто крат, когда носителем этнической ненависти оказывается невежественное и агрессивное население депрессивных районов соответствующих государств. Поэтому кому-кому, а польской партии этнической нетерпимости есть над чем поразмышлять по сему поводу в свете современных европейских реалий.

Разумеется, такая многолетняя и целенаправленная политика польских и австрийских политических деятелей дала свои закономерные результаты. Завершённой формой этой политики стала иррациональная ненависть украинских подданных Габсбургской империи по отношению к российскому народу. Ярким проявлением таковой стало политическое заявление украинцев Дунайской монархии, принятое накануне Первой мировой войны: «Во имя будущего украинского народа по обе стороны границы в случае войны между Австрией и Россией вся украинская община единодушно и решительно встанет на сторону Австрии против Российской империи как величайшего врага Украины». Думается, что сей пассаж, как никакой иной, отражает подлинную суть отношения представителей украинской партии этнической нетерпимости — подданных Австро-Венгерской империи — ко всем подданным Российской империи. И это при всём том, что на момент вступления в Первую мировую войну армия Габсбургской империи состояла на 25 % из австрийцев, на 23 % — из венгров, на 17 % — из чехословаков, на 11 % — из сербов, хорватов и словенцев, на 8 % — из поляков, на 8 % — из украинцев, на 7 % — из румын и на 1 % — из итальянцев. Однако, кажется, что по концентрации ненависти к русскому народу украинцы Австро-Венгерской империи не знали себе равных. Создается впечатление, что по странной аберрации чувств все то этническое унижение, которое они претерпевали на территории Дунайской монархии трансформировалось в ненависть к населению Российской империи, что в конечном итоге и прорвалось наружу в самой бесчеловечной форме в процессе их участия во Второй мировой войне на стороне гитлеровской Германии.

Наряду с приведенным, необходимо также упомянуть жесточайшую войну, которую объявило правительство Габсбургской империи тем своим подданным-русинам («москвофилам»), которые были заподозрены в симпатиях к России. Этой трагической странице истории галицких русофилов была посвящена специальная работа украинского историка, писателя и поэта Василия Романовича Ваврика (1889–1970) «Терезин и Талергоф». Известно, что с 3 сентября 1914 г. по 10 мая 1917 г. в окрестностях австрийского городка Грац действовал первый в Европе концентрационный лагерь Талергоф. В этом лагере были подвергнуты заключению мирные подданные Австро-Венгерской империи — инаковерующие, инакоговорящие и инакомыслящие буковинские и галицкие русины. Такой же концлагерь — Терезиенштадт — функционировал и в окрестностях городка Терезин на Огре (Северная Чехия). Через жернова этих лагерей было пропущено порядка 300 000 мирного населения указанных провинций, из которых 200 000 навсегда остались погребенными в братских могилах, пострадав за сохранение своей этнической и культурной идентичности, за право думать и говорить на родном языке. Это был откровенный геноцид по этническому признаку. На Личаковском кладбище во Львове до сих пор высится памятный камень, на котором выгравированы такие слова: «Жертвам Талергофа — Галицкая Русь».

Украинский публицист и политолог Андрей Ваджра, также исследовавший эту малоизвестную страницу нашей истории, отмечает, что «первые европейские концентрационные лагеря смерти были созданы в Австро-Венгрии во время Первой мировой войны для уничтожения русского населения Галиции и Буковины. Туда австрийцы отправляли тех русских, которых не убивали на месте. Причем отправляли на основе доносов, прежде всего, новоиспеченных «свидомых украйинцив». Именно последние были главной движущей силой массового террора австрийцев. В то время человека могли повесить на ближайшем дереве, забить до смерти или расстрелять лишь только за то, что он русский!

Тогда было уничтожено около 200 тысяч человек мирного населения… Это была страшная трагедия, о которой ничего не написано ни в одном украинском учебнике истории. А ведь убивали не только мужчин, но и женщин и детей. Убивали русских независимо от их возраста и пола!».

Попутно заметим, что в упомянутых концлагерях создавали привилегированное положение тем малороссам-военнопленным, которые признавали себя украинцами в противовес остальным россиянам. На оккупированных немцами в 1915 г. территориях Российской империи было запрещено использование русского языка в образовании, печати и административных делах. Как отмечают историки, впервые возникла ситуация, при которой владение местным наречием давало существенные привилегии относительно русскоязычных обитателей тех же регионов. Невольно напрашивается вопрос: а не в этих ли местах и не на этих ли делах проходили свои первые «университеты» члены будущей партии этнической нетерпимости? Видимо, далеко неслучайно украинский историк О.А. Бузина, обращаясь к своим современникам — выходцам из Галиции, поражался избирательности их исторической памяти: «Страшная все-таки вещь — потеря исторической памяти! Если вы спросите нынешнего галичанина о сталинских репрессиях, он радостно закивает головой, но ничего не вспомнит о Талергофе. Так, словно его и не было. Между тем, листая списки жертв австрийского террора 1914–1917 гг., я встречал имена земляков и как минимум однофамильцев некоторых известных ныне выходцев из Галичины… Милая Австрия с вальсами и опереттами, как же ты любила своих украинских подданных! Интересно, родственники и однофамильцы жертв помнят об этой «любви»? А если помнят, почему молчат?». Думается, что сей вопрос — абсолютно риторический. Ясно ведь, что дело не в исторической памяти, а в примитивной этнической избирательности, густо замешанной на традиции невежества, которая начисто парализует человеческую совесть. Способность обойтись без оной, повышенная склонность к предательству и к уничтожению своих русскоязычных соотечественников стали наиболее распространенным стереотипом поведения среди жителей Галиции. Который раз эта проблема была поднята в статье «Отречься от предательства», автор которой в частности писал: «В годы Первой мировой войны Галиция подверглась масштабной этнической чистке со стороны австрийцев (можно сказать, геноциду): всех сочувствующих России, уничтожали или отправляли в первые европейские концлагеря Терезин и Талергоф. Лояльных же к Габсбургам и доносивших на соплеменников записывали в «свідомі». Так что те, кто не ушел с отступающей русской армией, практически полностью были уничтожены или прошли «пацификацию» («2000». - N 33, 20.08.2010 г.). Как показала вся дальнейшая история, отречься от хронического предательства, ярой ксенофобии для этой генерации людей стало равносильным отречению от своей исконной традиции, подлинной натуры, этнической самоидентификации, составляющих самую суть Украинской Системы. Исторически память о своем реальном поведении и совесть у этих людей разошлись в прямо противоположных направлениях.

Впрочем, история обошлась и без тех, кто страдает потерей памяти или совести. Она сохранила в своих анналах целый ряд свидетельств об отношении некоторых галицких русинов — подданных Габсбурской империи — к тем своим соотечественникам-галичанам, которые тяготели к российскому народу. Эти данные приведены в книге уроженца Киева, русского публициста В.В. Шульгина «Украинствующие и мы», увидевшей свет в Югославии (1939 г.). Шульгин, как известно, прожил без малого сто лет, в итоге став бесценным очевидцем эпохи. Ему можно верить, можно не верить, но он, бесспорно, многое повидал на своём веку, и у него, в отличие от современных перевертышей, есть моральное право сказать своё слово в истории. Вот некоторые отрывки из этого примечательного издания, воссоздающие неповторимую атмосферу того времени и нравы тех людей:

« С тех пор, как нынешние чигиринцы объявили себя украинцами, они, вопреки старому чигиринцу Хмельницкому, «гонят все русское». Но кого же гонят? Самих себя, свою же плоть и свою же кровь. И сколько этой своей крови они уже пролили! Что сделали они, хотя бы в Галичине, ставшей «пьемонтом Украинства», — руками Австрии. Своих братьев галичан только за то, что они хотели сохранить свое тысячелетнее русское имя, мучили, терзали в тюрьмах и застенках, тысячами казнили на виселицах!

«Депутат австрийскаго парламента, поляк г. Дашинский (русские депутаты были приговорены к смертной казни) сказал на одном из заседаний, что у подножия самых Карпат от расстрелов и виселиц погибло около 60.000 невинных жертв». (Временник, Научно-Литературные записки Львовскаго Ставропигиона на 1935 г, стр. 68 и 69).

За что погибли эти люди? Были ли они действительно невинными? Об этом мы можем узнать из речи инженера Хиляка, представителя галицко-русской молодежи:

«…Талергоф, пекло мук и страданiй, лобное мЪсто, голгофа русскаго народа и густой лЪс крестов «под соснами», а в их тЪни они — наши отцы и наши матери, наши братья и наши сестры, которые сложили там головы. Неповинно! Но во истину ли неповинно? НЪт, они виноваты, тяжко виноваты. Ибо своему народу служили вЪрно, добра, счастья и лучшей доли ему желали, завЪтов отцов не ломили, великую идею единства русскаго народа исповЪдывали. И не преступление ли это? Однако наиболЪе страшным, наиболЪе волнующим, наиболЪе трагическим в этом мученичествЪе русскаго народа было то, что брат брата выдавал на пытки, брат против брата лжесвидЪтельствовал, брат брата за iудин грош продавал, брат брату Каином был. Может ли быть трагизм больше и ужаснЪе этого? Пересмотрите исторiю всЪх народов мiра, и такого явленiя не найдете. Когда лучшiе представители народа «изнывали по тюрьмам сырым, в любви беззавЪтной к народу», в то время вторая его часть создавала «сiчовi» отдЪленiя стрЪлков и плечо о плечо с палачем — гнобителем своего народа добровольно и охотно защищала цЪлость и неприкосновенность границ австрiйской Имперiи. ГдЪ же честь, гдЪ народная совЪсть? Вот до чего довела слЪпая ненависть к Руси, привитая на продолженiи долгих лЪт, словно отрава народной душЪ. Предатель забыл свою исторiю, отбросил традицiи, вырекся своего историческаго имени, потоптал завЪты отцов…» (Ibid., стр. 84 и 85).

С той же силой свидетельствует нам о славных деяниях нео-чигиринцев в Галиции Фома Дьяков, крестьянин села ВербЪжа из-под Львова. Он был приговорен к смертной казни в 1915 году, но император Франц Иосиф подарил ему и некоторым другим жизнь.

«Нехай не гине николи память о наших невинных тысячах русских людей, лучших и дорогих наших батьков и матерей, братов и сестер, котри в страшних муках погибли от куль, багнетов и на австромадьярских шибеницах, що неначе густый лЪс покрыли всю нашу землю. Той звЪрский террор в свЪтовой истории записано кровавыми буквами, и я вЪрю, що та память о мучениках буде вЪчная. Наши дЪти, внуки, правнуки и тысячелЪтни потомки будут их вспоминати и благословити за тое, що в страшных, смертельных муках и страданиях не выреклися свого великаго славянскаго русскаго имени и за идею русскаго народа принесли себе кроваво в жертву. Ганьба буде на вЪчный спомин за писемни и устни ложни доноси выродних наших родних братов, которы выреклися тысячелЪтного русскаго имени, стались лютыми янычарыма, проклятыми каинами, юдами, здрадниками и запроданцами русскаго, славянскаго народа и русской славянской земли за австрiйскiи и германскiи охлапы!» (Ibid., стр. 76).

А вот речь другого крестьянина, Василия Куровца, села Батятич, из-под Каминки Струмиловой.

«Сумный в исторiи Руси, був 1914 рок! Австрия думала, що огнем и мечем вырве из груди народа нашего русску душу, а НЪмечина думала, що захопить в свои руки урожайный, чорноземный край от Карпат до Кавказа. Коли той план заломався о русскiи штыки, то нЪмецка гидра стала мститися на невинном галицко-русском народЪ. О Русь, святая мать моя! Поможи забути ту жестоку муку, ту обиду, нанесену нашему обездоленному народу. Сумна и страшно погадати: тысячи могил роскинулись, куды лише очима поведемо, по нашей отчинЪ, и тысячи могил под соснами в ТалергофЪ. В тиху ночь чути их стон и горьке рыданья и тугу за родною землею… Скажемо собЪ нынЪ, братья и сестры, що николи мы их не забудем и рок-рочно будем поминати по закону наших батьков и таким способом будем передавати их имена нашим грядущим поколЪнiям. Тут торжественно могу заявити, що, если-б наврать всЪ отреклися их идеи, то есть Святой Руси, здорова селянска душа крепко ей держатися, бо та идея освящена кровью наших батьков и матерей» (Ibid 78).

Кто же эти иуды-предатели, которые отреклись от тысячелетнего русскаго имени и повели своих братьев на страшную голгофу Талергофа? Об этом мы можем узнать из речи отца Иосифа Яворскаго, из села Ляшкова, депутата на Сейм в Варшаве.

«Дорогая русская семья и честные гости! Еще в 1911 — 1912 г.г. многие представители Украинскаго Клуба в Австрiйском парламентЪ, паче всЪх Василько и Кость Левицкий, старались всЪми силами доказать австро-нЪмецкому правительству, что они являются вЪрноподаннЪйшими сынами и защитниками Австрiи, а всЪ русскiя организацiи и общества, то наибольшiе враги австрiйскаго государства. Эта лояльность украинцев ввиду Австрiи породила кровь, муки, терпЪнiе русскаго народа и Талергоф. ВсЪм, кто знает австрiйское парламентское устройство, вЪдомо, что так называемыя делегацiи австрiйскаго и угорскаго парламента собирались то в ВЪнЪ, то в БудапештЪ. В 1912 году предсЪдатель украинскаго клуба, д-р Кость Левицкий, во время заседанiя такой делегацiи внес на руки министра войны интерпеляцiю слЪдующаго содержанiя: «Известно ли вашей ексцеленцiи, что в ГаличинЪ есть много «русофильских» бурс для учащейся молодежи, воспитанники которых приобрЪтают в армiи права вольнопредЪляющихся и достигают офицерской степени? Каковы виды на успЪх войны, ежели в армiи, среди офицеров так много врагов, — «русофилов»? Известно ли вашей ексцеленцiи, что среди галицкаго населенiя шляется много «Руссофильских» шпiонов, от которых кишит, и рубли катятся в народЪ? Что намЪряет сдЪлать ваша ексцеленцiя на случай войны, чтобы защититься перед «русофильскою» работою, которая в нашем народе так распространяется?» Министр отвЪтил, что примет предупредительныя мЪры, чтобы ненадежные элементы, т. е. студенты-руссофилы, не производились в офицеры и на случай войны обезвредит «русофилов». ПослЪдствия этого запроса Костя Левицкаго — то лишенiе многих студентов славян офицерских прав. Административныя власти выготовили списки и на основании их всЪ русскiе были арестованы. Армiя получила инструкцiи и карты, с подчеркнутыми красным карандашем селами, которыя отдали свои голоса русским кандидатам в австрiйскiй парламент. И красная черточка на карте оставила кровавыя жертвы в этих селах еще до Талергофа. Вы сами помните, что когда в село пришел офицер, то говорил вЪжливо, но спросив названiе села и увидЪв красную черточку на картЪ, моментально превращался в палача. И кричал нЪмец или мадьяр — Ты рус? А наш несчастный мужик отвЪчал: — Да, русин, прошу пана. И уже готовая веревка повисла на его шеЪ! Так множились жертвы австро-мадьярскаго произвола. Но вскорЪ не хватило висЪлиц, снурков, ибо слишком много было русскаго народа. Для оставшихся в живых австрiйская власть приготовила пекло, а имя ему — Талергоф! Если бы кто-нибудь не повЪрил в мои слова, что Талергоф приготовили вышеупомянутые мною украинцы, пусть посмотрит в стенографическiя записки делегацiи» (Ibid., стр. 86 и 87).

Итак, вот к чему привела китайская месть украинствующих, обидевшихся на Чудь, Мерю, Весь, Мордву и Черемисов. Как назвать все это иначе, чем физическим и духовным народным самоубийством?!».

Думаю, что в вопросе о китайской мести Шульгин всё же погрешил против истины, сравнив представителей тысячелетней цивилизации, одарившей мир великой культурой с обитателями одной из самых отсталых провинций захудалой Дунайской монархии. Если первые, наряду с несомненными достоинствами, славились также и своей невозмутимой жестокостью, то вторые неизменно отличались завистливостью, склонностью к предательству и изощренной жестокостью. О чём свидетельствует, например, текст зловещей частушки, на который я наткнулся в одном из источников. По уверению его автора эти слова напевали в те времена местные «украинствующие» русофобы:

Местный фольклор нередко отражает особенности менталитета его сочинителей и исполнителей. При самом активном участии последних Австро-Венгерская империя зверским способом, с немецкой скрупулезностью и методичностью буквально зачистила Галицию, Буковину и Закарпатье от тех украинцев, которые могли бы составить какую-либо конкуренцию местной партии этнической нетерпимости. Ряд документов, свидетельств и фактов о геноциде русинов (украинцев), подданных Габсбургской империи, тяготевших к российскому народу, нашли отражение в сборнике «Талергофский альманах», четыре выпуска которого увидели свет во Львове с 1924 по 1932 г. Первое издание этого альманаха вышло в свет под весьма красноречивым названием: «Пропамятная книга австрийских жестокостей, изуверств и насилий над карпато-русским народом во время всемирной войны 1914–1917 гг. Выпуск первый. Террор в Галичине в первый период войны 1914–1915 гг.». Думается, что именно в эту эпоху оформилось то явление, которое в настоящей работе получило наименование Украинской Системы, самым чудовищным образом проявившей себя уже в годы Второй мировой войны в виде коллаборационизма, геноцида и этнических чисток мирного населения.

Естественно, что для России эти факты не представляли секрет Полишинеля. На реальную опасность, которая подстерегала империю в случае возможного присоединения Галиции в ходе грядущей Первой мировой войны, настоятельно обращал внимание П.Н. Дурново в своём уже упоминавшемся меморандуме от 26 февраля 1914 г. на имя главы государства: «Совершенно то же и в отношении Галиции. Нам явно невыгодно, во имя идеи национального сентиментализма, присоединять к нашему отечеству область, потерявшую с ним всякую живую связь. Ведь на ничтожную горсть русских по духу галичан сколько мы получим поляков, евреев, украинизированных униатов? Так называемое украинское или мазепинское движение сейчас у нас не страшно, но не следует давать ему разрастаться, увеличивая число беспокойных украинских элементов, так как в этом движении — несомненный зародыш крайне опасного малороссийского сепаратизма, при благоприятных условиях могущего достигнуть совершенно неожиданных размеров». Читая эти строки спустя много лет, не устаешь поражаться проницательности их автора. Во всяком случае отставной чиновник Российской империи в этом вопросе оказался гораздо прозорливее главы могучей советской империи. Как на очевидную ошибку Сталина в отношении Галичины в ходе одного из своих интервью обратил внимание знаменитый советский правозащитник и писатель В.К. Буковский. В частности, он заметил: «Или такой пример: Западную Украину захватил, а точнее — Восточную Польшу: вот не мог её отпустить… Но что же он получил? Возрождение национализма на Украине, которого до войны не было. Он самую взрывоопасную территорию взял — Галичину, где национализм никогда не умирал, и этим заразил всю республику». Теперь уже очевидно, что в своём прогнозе развития исторических событий, П.Н. Дурново, как говорится, «как в воду глядел». К слову сказать, по утверждению ряда современных российских историков, именно с Прибалтики и Западной Украины спустя 50 лет после их аннексии в 1939 г., собственно, и начался развал СССР. Но предоставим эти геополитические изыскания суду истории, а сами вернёмся к исследованию сути Украинской Системы.

Дунайская монархия в немалой степени способствовала тому обстоятельству, что Галичина постоянно функционировала в качестве инкубатора, пестующего птенцов, с младых ногтей враждебных всему русскому. А птенцам, которые со временем оперились, как известно, свойственно рано или поздно разлетаться в разные стороны от родимого гнезда. Думается, что именно из последних со временем и выросли некоторые «ястребы» современной партии этнической нетерпимости.

Может быть, именно эти обстоятельства и дали украинскому историку М.С. Грушевскому основание не ставить знак равенства между галицийским украинством и российским, что нашло своё выражение в названии его статьи, увидевшей свет в 1906 г.: «Галичина и Украина». На существенное отличие менталитета населения обеих территорий обращал внимание и такой сведущий государственный деятель, как П.П. Скоропадский, который в своих мемуарах сожалел, что культура галичан «из-за исторических причин слишком разнится от нашей. Затем, среди них много узких фанатиков, в особенности в смысле исповедования идеи ненависти к России. Вот такого рода галичане и были лучшими агитаторами, посылаемыми нам австрийцами». Традиция ненависти к другим народам, к сожалению, обладает гораздо большей живучестью в истории человечества, чем традиция добра и милосердия, благодарности и справедливости. Думается, что упомянутое и стало одной из причин, почему после присоединения в 1939 г. Западной Украины к УССР бездушные жернова советского тоталитаризма стали, в свою очередь, нещадно перемалывать плоть и кровь новых жертв, превращая их в «живой труп» советского гражданина. Таким насильственным, искусственным, большевистским способом на территории Галичины создавалась новая нация — советские украинцы. Как признал украинский историк Тарас Курило: «Это через совместные усилия Сталина, который выгнал поляков, и Гитлера, который уничтожил евреев при соучастии местных националистов, полиэтническая Галичина стала преимущественно моноэтническим регионом». В итоге, как мы видим, история нещадно потопталась на душах многострадального населения этой территории. Могло ли всё это пройти бесследно и безболезненно для менталитета, психики и правового сознания украинского этноса? Риторический вопрос!

Один из историков, правда, по другому поводу, заметил, что имперская Россия задавила в себе святую Русь. В ещё большей степени это замечание справедливо по отношению к имперскому СССР, который в своей политической мясорубке и гулаговской душегубке исковеркал судьбы многих людей, этносов и народов, превратив многих из них в безымянный исторический «фарш». Часть населения империи выкашивалась целыми социальными слоями. Трагическая судьба постигла российское казачество, о чём уже упоминалась выше. Теперь следует упомянуть эпизоды из истории гибели советского крестьянства. Причиной этой трагедии стал массовый голод, искусственно спровоцированный тоталитарным государством в 1932–1933 гг. Эта страшная трагедия поразила практически все сельскохозяйственные регионы СССР. Наиболее разрушительные последствия этого бедствия испытали на себе земледельцы Украины, России, Белоруссии и Казахстана. Этому трагическому событию было посвящено официальное заявление Государственной Думы России «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР» от 2 апреля 2008 г. Согласно этому документу на территории РСФСР (Поволжье, Центрально-Черноземная область, Северный Кавказ, Урал, Крым, часть Западной Сибири), Казахстана, Украины, Белоруссии от голода и болезней, связанных с недоеданием, в 1932–1933 годах погибло более 7 миллионов человек.

Объективный взгляд на эту трагедию высказал постоянный представитель Казахстана в ЮНЕСКО О.О. Сулейменов. В частности, на вопрос украинского журналиста о голоде 30-х годов он ответил: «Это были преступные ошибки режима. Невежество правителей, которые, борясь с частным производством, немедленно создавали коллективные хозяйства, отбирая скот. Казахской семье, чтобы прожить, надо было иметь минимум 20 голов барашков, пару коров, несколько лошадей.

Это все отнималось, громадные стада загонялись на какие-то участки, быстро уничтожалась вся трава, и начиналась бескормица. Самые здоровые силы угонялись на запад, продавались. Вот, скажем, на Украине продавали зерно, чтобы закупить оборудование для индустриализирующейся страны, а от нас вывезли весь скот. Кроме того, еще жуткая зима наступила, гололед, остатки стад пали. И начался голод на Украине — все зерно ушло на оборудование, а в Казахстане — весь скот угнали.

Цена этих ошибок или преступлений ужасна — в Казахстане 50 % населения вымерли от голода, на Украине от пяти миллионов до восьми… Кто тогда считал? Вот такие трагедии есть в активе советского режима, и об этом мы не должны забывать. Но в то же время нужно правильно к этому относиться. В России ведь несколько областей тоже вымерли — все Поволжье, Кубань, Северный Кавказ…

Такой ценой достигалась индустриализация страны. Все это надо объяснять молодым, чтобы они знали глубину этой трагедии. Но я категорически против тех утверждений, что голодомор на Украине специально организовывали, чтобы уничтожить украинский народ. Это уже мотивы, возникшие сейчас в воспаленных умах некоторых ваших политиков. То же самое и в Казахстане говорилось. Я специально изучал эту тему. И когда мы обсуждали эту тему в ЮНЕСКО, то в одной из резолюций признали, что — да, это был голод, вызванный неразумной политикой правящей верхушки» («2000». - N 1, 1.01.2010 г.). Эту же версию возникновения голода в СССР озвучил В.Б. Резун: «Поэтому производство оружия в стране было совершенно чудовищным, но делалось это не для защиты своих людей, ибо ради выпуска оружия Сталин и его подручные устроили голод с миллионными жертвами».

Смерть своих граждан в результате искусственно спровоцированного массового голода — одно из самых чудовищных преступлений владык советской империи против своего народа. Но голод при этом был не единственным инструментом борьбы с советским народом. Не менее эффективным, хотя и не столь массовым оказались душегубки. Об этом чудовищном инструменте истребления советских людей поведал автор книги «В подполье можно встретить только крыс…», известный советский правозащитник, уже посмертно награжденный 17 октября 1997 г. орденом Украины «За мужество» первой степени, генерал-майор Петр Григорьевич Григоренко (1907–1987). Этот потрясающий душу эпизод генерал записал со следующих слов своего доброго приятеля: «А вы знаете, Петр Григорьевич… душегубки изобрели у нас… для так называемых кулаков… для крестьян. И он рассказал мне такую историю.

Однажды в Омской тюрьме его подозвал к окну, выходящему во двор тюрьмы, сосед по камере. На окне был «намордник». Но в этом наморднике была щель, через которую видна была дверь в другое тюремное здание.

— Понаблюдай со мною, — сказал сокамерник.

Через некоторое время подошел «черный ворон». Дверь в здании открылась, и охрана погнала людей бегом в открытые двери автомашины. Я насчитал 27 человек — потом забыл считать, хотел понять что за люди и зачем их набивают в «воронок», стоя, вплотную друг к другу. Наконец закрыли двери, прижимая их плечами, и машина отъехала. Я хотел отойти, но позвавший меня зэк сказал: «Подожди. Они скоро вернутся». И действительно вернулись они очень быстро. Когда двери открыли, оттуда повалил черный дым и посыпались трупы людей. Тех, что не вывалились, охрана повытаскивала крючьями… Затем все трупы спустили в подвальный люк, который я до того не заметил. Почти в течение недели наблюдали мы такую картину. Корпус тот назывался «кулацким». Да и по одежде видно было, что это крестьяне. Слушал я этот рассказ с ужасом и омерзением».

Думается, что даже слово «изуверство» не способно отразить всю бесчеловечность содеянного тоталитарным режимом с населением некогда могучей Российской империи. Здесь, видимо, уместно напомнить о том, что предтечей нацистских газовых камер в качестве эффективного инструмента борьбы с «врагами народа» стали изощренные методы карательной политики большевистской державы. Начало этой бездушной практике было положено постановлением СНК СССР от 13 октября 1923 г. о создании печально известного 65.024444, 35.710556 Соловецкого лагеря особого назначения (СЛОН) с двумя пересыльно-распределительными пунктами в Архангельске и Кеми. Собственно говоря, эту дату можно считать днём зарождения пресловутой империи ГУЛАГ. Управление лагерем было возложено на ОГПУ. В целом за 10 лет существования СЛОНа через его застенки прошло около 200 тысяч узников. Для сравнения стоит указать, что за 36 лет существования знаменитой каторжной тюрьмы на Сахалине времен царской России через её темницы прошло примерно 30 тысяч человек. В общем и целом, можно смело утверждать, что в проведении репрессивной политики большевистская держава, несомненно, «заткнула за пояс» царскую империю и показала пример другим репрессивным режимам.

Расположенный на территории Соловецких островов, прозванных в народе «Адовыми островами», лагерь стал испытательным полигоном для массового истребления людей. «Тюремные Соловки являлись «кузницей кадров» и «школой передового опыта» для будущих концлагерей двадцатого столетия. Лозунг «Через труд — к освобождению» впервые появился не в Освенциме, а на Никольских воротах Соловецкого кремля. Приоритет в создании газовых камер для убийства людей вполне мог бы принадлежать Советской стране. На Соловках уже были созданы запасы отравляющего вещества хлорпикрина, но доктор Николай Жилов, из лагерной санчасти, на свой страх и риск уничтожил этот газ, он якобы израсходовал его для дезинфекции одежды каторжан в вошебойках во время эпидемии тифа в 1929 году» («Новая газета». - N 10, 21.12.2009 г.). Как бы дополняя эту характеристику американский журналист Джеффри Тейлер в статье «Божий ГУЛАГ» писал: «В 1930-х годах, когда между Сталиным и Гитлером установились сердечные — хотя и настороженные — отношения, германские офицеры посещали острова, изучая их «исправительную» функцию и тщательно подмечая элементы лагерного устройства, которым они вскоре нашли применение в значительно более чудовищном масштабе» (ИноСМИ. ru, 14.01.2012 г.).

Наиболее многочисленным отрядом обитателей Соловков оказались представители российской интеллигенции, число коих по некоторым данным доходило до 80 % от общего количества заключенных. Сие трагическое обстоятельство дало основание утверждать, что Соловки превратили в «столицу русской интеллигенции» и, одновременно, в «могилу русской культуры». Как утверждал большой знаток русской литературы, профессор Женевского университета Жорж Нива: «Здесь погибли десятки тысяч интеллектуалов и священнослужителей, которых еще живыми сбрасывались в море с крутой лестницы, с людьми обращались как со скотом, расстреливали закованными в ледяном море». Эта картина становится более полной благодаря упомянутой публикации Джеффри Тейлера: «Жуткие зверства всех советских лагерей хорошо задокументированы, однако даже на этом фоне Соловки выглядят чем-то исключительным. Лагерное начальство, встречая каждую новую партию заключенных, немедленно расстреливало из нее двух человек и избивало лопатами остальных. Узники, запертые зимой в неотапливаемых камерах, спали кучами в три или четыре слоя — для тепла. Охранники окунали людей в воду и оставляли часами мерзнуть на холоде». Таким образом, СЛОН стал гигантской лабораторией, в которой большевизм приступил к чудовищной операции по умерщвлению «мозга нации».

Эту эстафету, уже в буквальном смысле этого слова, подхватили другие концентрационные лагеря СССР. Преступной деятельности одного из самых зловещих под названием «Бутугычаг» была посвящена статья бывшего советского политзаключенного, впоследствии американского журналиста, создателя известного сайта «ГУЛАГ: с фотокамерой по лагерям» Юрия Васильевича Мельникоффа — «Долина смерти». Как указывалось в предисловии к публикации это «документальный рассказ про особые урановые лагеря в Магаданской области. Врачи этой сверхсекретной зоны проводили преступные эксперименты на мозге заключенных». И опять же прослеживается прямая преемственная связь между преступлениями большевизма и нацизма. В частности, в том же источнике указано, что «обличая нацистскую Германию в геноциде, советское правительство, в глубокой тайне, на государственном уровне, претворяло в жизнь не менее чудовищную программу… Результаты этого расследования широко освещались многими мировыми СМИ. В специальной телепередаче, которую вела в прямом эфире NHK Японии, вместе с автором участвовал и Александр Солженицын (по телефону). «Долина смерти» — редкое свидетельство, запечатлевшее истинное лицо советской власти и ее передового отряда: ВЧК-НКВД-МГБ-КГБ».

Очень образно оценил лагерную систему большевистской империи в своё время один из её подневольных обитателей В.И. Туманов, который в упомянутой книге писал: «На пространствах Северо-Востока СССР фантастически сочетались производительные силы времен строительства египетских пирамид, средневековые производственные отношения, прусская армейская дисциплина, азиатское обесценение человеческой жизни при самых гуманных коммунистических лозунгах. Только со временем до меня дошел страшный смысл картины, созданной в строках одной лагерной песни: Сто тонн золотишка за год дает криминальная трасса. А в год там пускают в расход сто тонн человечьего мяса». А описывая свои личные наблюдения от содержания заключённых в одном из концентрационных лагерей советской державы Туманов отмечал: «Очевидных дистрофиков вывозят в особые инвалидные городки. Они вблизи массовых захоронений — в общих траншеях, опоясавших пологие склоны сопок. Это те же освенцимы, майданеки, дахау, только беднее оборудованием. Осужденных уничтожают примитивным и дешевым способом — голодом, работой, болезнями. Я не помню случая, чтобы из Борискина кому-нибудь удавалось бежать: сил на это не оставалось».

Звеньями той же бесконечной цепи преступлений против человечества было испытание действия смертоносных ядов на людях в сверхсекретной лаборатории советской тайной полиции, деятельность которой нашла своё отражение в книге историка Н.В. Петрова «Палачи. Они выполняли заказы Сталина». Эти злодеяния чинились в одном из зданий НКВД СССР, которое располагалось на углу Большой Лубянки и Варсонофьевского переулка, по сути, в самом центре Москвы. Даже та часть архивов советских спецслужб, которые удалось рассекретить, дают основание утверждать о глубоко преступной сущности советского государства.

Краткий мартиролог некоторых преступлений большевистской империи нашёл своё отражение в следующих строках советской правозащитницы В.И. Новодворской, которую, уже доподлинно зная трагическую историю глубоко несчастного населения бывшей Российской империи, трудно упрекнуть в преувеличениях: «В 1920 году белых офицеров топили целыми баржами на Соловках. В открытом море прорубали у барж днища, команда и чекисты уплывали на шлюпках, а пленные захлебывались в ледяной воде… Когда Белая гвардия вошла в Самару и открыла подвал чрезвычайки, где каждый день расстреливали классовых врагов, пол оказался на полметра покрыт кровавым студнем… В 37-м в подвалах Лефортовской тюрьмы стояла гигантская мясорубка, и прежде чем зарыть это «удобрение» в подмосковных оврагах и рвах, тела казненных в ней перемалывали… В 52-м чекисты пытали кремлевских, то есть лучших в стране, врачей и собирались повесить их на Красной площади, а всех евреев выслать в Сибирь… От Будапешта до Праги, от Афганистана до Чечни, от «Норд-Оста» до Беслана их путь был усеян трупами невинных — тысячами и миллионами трупов». Безусловно, подобная репрессивная практика не прошла бесследно для всех причастных к ней лиц. Какая психика способна такое выдержать? Произошедшая трагедия была столь поражающей силы, что, вероятнее всего, она оказала необратимое разрушительное воздействие на менталитет, психику и нравственное здоровье всего населения империи. Причём в равной степени как жертв, так и палачей. Такую вот ужасающую жатву собрало историческое безумие по прозвищу большевизм: миллионы душ своих соотечественников принесли выжившие в жертву на алтарь своему «божеству». При этом нельзя закрывать глаза на то, сколь активную роль в зарождении, становлении и укоренении большевизма на территории империи играли «трудящиеся массы» Украины.

В связи с этой проблемой здесь и далее представляется к месту привести несколько свидетельств из книги «1918 год на Украине» — сборника статей очевидцев событий той эпохи. В частности, один из них в своих воспоминаниях, озаглавленных «Трагедия Украйны» (впервые опубликовано в Берлине в 1923 г.), писал: «Украина и украинский народ слишком мало отличались от России по культурным условиям, а потому так же фатально, как Россия, Украина сделалась добычей большевиков». На это же обстоятельство обратил внимание и другой автор из того же сборника (впервые опубликовано в Берлине в 1924 г.): «Настроение народных низов в Киеве было определенно большевистское, и на базарах открыто велись разговоры на тему о распространении на Украину райских, по их представлению, условий народной жизни в Совдепии». Заметим: утопия о «райской» жизни могла сработать исключительно лишь в адских условиях жизни подавляющего большинства населения империи. Но именно это большинство и построило тот «новый мир», который на поверку оказался ещё большим адом по сравнению с их сельским бытием в царской России, но существенная разница, однако, оказалась в том, что теперь «царювали» они. А потому это был их, народный, «ад», который, вероятно, по одной уже этой причине казался им значительно привлекательнее царского. Всё вместе взятое и позволило историку, писателю, главе правительства Центральной Рады, а затем и Директории УНР В.К. Винниченко прийти к выводу, что «большевики никогда не взяли бы власть на Украине, если бы их не поддержали украинские трудящиеся массы».

В свете изложенного попытки некоторых современных украинских политиков, историков и писателей откреститься за давностью лет от нашего большевистского прошлого, представляя его результатом экспансии со стороны русского этноса, и переложить тем самым всю тяжесть исторической вины исключительно на плечи последнего, вряд ли могут претендовать на историческую истину. На злоупотребление доверием неискушенных в истории масс населения современными отечественными борзописцами обращает внимание украинский историк, академик П.П. Толочко. В частности, он отмечает, что «с таким же лукавством авторы утверждают, что советская власть и социализм Украине были навязаны исключительно русскими большевиками. И, разумеется, насильно. Хотя если бы были честны перед историей, должны были бы сказать, что за советскую власть сражались десятки тысяч украинцев под предводительством украинских же полководцев — Николая Щорса, Василия Боженко, Александра Пархоменко, Михаила Коцюбинского, Владимира Антонова-Овсеенко и др., что их поддержало большинство украинского населения…

Историческая правда заключается также и в том, что социалистическую идею исповедовали и утверждали своим творчеством такие выдающиеся украинские интеллектуалы, как Иван Франко, Михаил Драгоманов, Леся Украинка, Владимир Винниченко. Были социалистами, как известно, и отцы — основатели Украинской Народной Республики. Так нравственно ли отказываться от всего этого и перекладывать ответственность на злокозненных «москалей»?».

По сути, мы сталкиваемся с традиционной, при этом весьма наивной и одновременно примитивной попыткой провести грань между злом и добром, плохим и хорошим по этническому принципу, в котором весь негатив должен пасть на голову традиционно ненавидимого злокозненного этноса, а весь позитив стать исключительным достоянием своей нации. Подобная точка зрения, как представляется, является данью традиции, которую в своё время заложил украинский историк и государственный деятель М.С. Грушевский. Вероятно, руководствуясь благими намерениями в деле государственного строительства, он попытался свести всю сумятицу тех лет к весьма упрощенной и доступной для понимания малограмотного сельского обывателя схеме противостояния двух этносов. Так, в начале 1918 г. он писал: «Раньше украинский народ имел дело с бюрократией и правительством, от которого в какой-то мере ещё могла отмахнуться великорусская общественность. Теперь мы, самым очевидным способом, имеем борьбу самих народов — великорусского и украинского. Один наступает, другой обороняется». Думается, в приведенном пассаже историк явно уступил место политику. А она — крайне ненадежный критерий при оценке любых исторических событий, а тем более по вопросам взаимоотношений между двумя очень близкими, практически, родственными этносами, сначала, подданными единой унитарной православной Российской империи, а, затем, гражданами (по сути, фиктивной) федеративной атеистической большевистской державы. Во всяком случае, в данном вопросе Грушевский, на мой взгляд, явно проявил однобокость в своих суждениях. По крайней мере, давая ретроспективную оценку этому незаурядному политическому деятелю, академик М.В. Попович отметил: «Грушевский, необходимо признать, был личностью довольно авторитарной, политиком хитрым, жёстким и эгоцентричным, ориентированным на узкий круг «своих»». Не исключено, что политические интересы именно этого узкого круга «своих» и продиктовали упомянутую выше оценку взаимоотношений между двумя ветвями единого по своей православной природе древа российского народа. Поэтому при всём уважении к авторитету выдающегося историка трудно согласиться с такой трактовкой событий. Всё же отношения между двумя этносами на территории империи никогда не достигали той степени антагонизма, который мог бы в те сумбурные и суматошные, голодные и холодные для всех годы проявиться в братоубийственной войне на этнической почве. Представляется, что эта версия событий преследовала цель преодолеть внутренний хаос в сердцевине украинской нации путём её консолидации против некоего внешнего врага. Таким наиболее привычным для нашего историка врагом казался в те времена именно русский народ, хотя в действительности проблема лежала во внутренней разобщенности, разладе, взаимной ненависти и раздоре, которые буквально раздирали на части население Украины.

О последнем свидетельствует текст совместного обращения в 1920 г. к украинским хлеборобам Дмитрия Ивановича Дорошенко (1882–1951), Вячеслава Казимировича Липинского (1882–1931) и некоторых других видных украинских деятелей той эпохи. В частности, в этом обращении внимание адресата привлекалось к следующему: «В Отечестве нашем господствует полная анархия: село воюет с селом, брат воюет с братом; взаимная ненависть, деморализация, насилие в разных формах, полный хозяйственный развал, невежество и темнота — одним словом — руина моральная и физическая — вот общая картина современной украинской жизни… Только мы одни до сих пор уничтожаем самих себя и в своем бессилии призываем то одного, то другого соседа прийти и завести у нас порядок… Сбрасывать вину за то, что случилось, на внешние, так сказать, тяжелые обстоятельства мы не имеем право… В руине нашей виновны только мы сами, и причина этой руины лежит не вне нас, а в нас самих». Заметим: ни слова о каком-либо нашествии или экспансии другого народа. Действительно, это были лихие и смутные времена, когда каждый народ разваливающейся на глазах империи должен был прилагать максимум усилий, чтобы выжить хотя бы физически, не говоря уже о сохранении культуры, религии и прочего цивилизационного наследия. А уж о войне друг с другом по этническим мотивам, в то время говорить попросту не приходилось.

И ещё один аргумент. Если бы действительно русский народ развязал войну против украинского, то ни при каких обстоятельствах такой националистически настроенный политик, как В.К. Винниченко, не утверждал бы, что «революция уничтожила царизм, а с ним и всякие основания разлада, независимости и австро-немецких ориентаций. Теперь, когда в демократическо-федеративной республике России раскрываются перед каждой нацией такие широкие, такие захватывающие перспективы творчества, развития и богатства, никаких ориентаций, кроме федеративно-республиканской России, внутри более или менее ответственных революционно-демократических политических групп украинства нет и, очевидно, быть не может». Положим, со своими отдаленными государственно-правовыми прогнозами этот неординарный политик в итоге оказался наивным романтиком. Но заподозрить в желании зла, рабства или унижения украинскому этносу его нельзя. Просто он был убеждённым сторонником той концепции, что строительство, говоря современным языком, демократического, правового и социального государства должно было осуществляться посредством объединенных усилий всех этносов и коренных народов бывшей Российской империи. История, во всяком случае, позволила сделать шаг в этом направлении. Другой вопрос, как этим шансом воспользовалось население, крепко объятое традицией невежества и глубоко пораженное весьма специфической и роковой для него особенностью национального характера, о которой, собственно, речь и идет в настоящем разделе.

О том, что большевистская держава не только строилась, но и отстаивалась украинцами на поле брани в качестве своего детища, кажется, уже спорить и не приходится. Но вместе с тем… Свыше 6 миллионов украинцев сложили свои головы на полях сражений в годы Второй мировой войны. Большинство из них воевали в составе Советской Армии. По числу Героев Советского Союза они занимали второе место в стране: русские — 8160, украинцы — 2069, белорусы — 309 и так далее. Разумеется, столь высокий уровень героизма, который продемонстрировали украинцы в годы военных баталий, может свидетельствовать лишь об одном: рука об руку с русскими и белорусами они сражались за своё Отечество!

Нельзя при этом упускать из виду и то, что в советские времена население Украины было неизменным и основным поставщиком кадров в высшие эшелоны государственной власти СССР. Как заметил один отечественный историк, «к концу правления Хрущева руководство ЦК КПСС состояло на 40 % из выходцев из Украины. И переворот 1964 года продемонстрировал одну интересную особенность: критическая масса украинцев в Москве была таковой, что на смену украинцу Хрущёву мог прийти только украинец Брежнев — при поддержке украинцев Подгорного, Семичастного, Шелеста…». Причём некоторые историки обратили внимание на пикантную подробность: будущий Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев (1907–1982), делая партийную карьеру на территории УССР, по документам проходил как украинец, а в центральных органах власти СССР — уже как русский.

Здесь представляется к месту привести колоритную характеристику, которую дал Брежневу автор книги «В подполье можно встретить только крыс…». В частности, Григоренко писал: «Я не случайно применяю к изменению выражения лица Брежнева слово «одевание». Стоило взглянуть, например, на его улыбку, как на ум невольно приходили улыбки марионеток в театре кукол. За 9 месяцев моей службы под партийным руководством Брежнева, я видел следующие выражения его лица:

— угодливо-подобострастная улыбка; одевалась она в присутствии начальства и вмещалась между ушами, кончиком носа и подбородком, была как бы приклеена в этом районе: за какую-то веревочку дернешь, и она появится сразу в полном объеме, без каких бы то ни было переходов; дернешь второй раз — исчезнет.

— строго-назидательное; одевалось при поучении подчиненных и захватывало все лицо, также без переходов, внезапным дерганием за веревочку; лицо вдруг вытягивалось и делалось строгим, но как-то не по-настоящему, деланно, как гримаса на лице куклы;

— рубахи-парня; одевалось время от времени, при разговоре с солдатами и младшими офицерами; в этом случае лицо, оставаясь неподвижным, оживлялось то и дело подмигиванием, полуулыбками, хитрым прищуром глаза. Все это тоже выглядело ненастоящим, кукольным. Искусственность выражений лица и голоса производили на людей впечатление недостаточной серьезности этого человека. Все, кто поближе его знали, воспринимали его как весьма недалекого простачка. За глаза в армии его называли — Леня, Ленечка, наш «политводитель». Думаю, что подобное отношение к нему сохранилось и в послевоенной жизни». Попутно заметим, что способность сменить выражение лица, национальность, язык и убеждения ради карьеры и денег было отличительной чертой многих выдвиженцев из сельских недр Украины. Во многом благодаря именно этим качествам некоторые из них и достигли головокружительных высот на имперском уровне, обеспечивая безопасность и стабильность соответствующей партии власти.

Так, заняв к 1980 г. все ключевые посты в центральном аппарате советской политической системы, выходцы из Украины приложили руку к консервации большевистского режима на территории всей империи. Их имена вошли в историю СССР как её самая серая и невыразительная страница. В этом ряду историки и публицисты в первую очередь упоминают имена К. У. Черненко (Генерального секретаря ЦК КПСС), В.В. Федорчука (председателя КГБ СССР), В.М. Чебрикова (председателя КГБ СССР), Г. К. Цинева (заместителя председателя КГБ СССР), С. К. Цвигуна (заместителя председателя КГБ СССР), Н. А. Тихонова (председателя СМ СССР), И. Т. Новикова (заместителя председателя СМ СССР), Г. С. Павлова (управляющего делами ЦК КПСС), Н. А. Щелокова (Министра внутренних дел СССР), Г. Э. Цуканова (помощника генерального секретаря ЦК КПСС) и многих других. Известно также и то, что в качестве наиболее вероятного преемника на посту Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И. Брежнев видел Первого секретаря ЦК КПУ Владимира Васильевича Щербицкого (1918–1990). Приведенное не вызывает сомнения, что украинцы строили советскую империю как свою, а не как чужую им державу.

И здесь нельзя не согласиться со вторым Президентом Украины, который весьма компетентно признал, что «советский большевизм был нашим совместным творчеством, совместным наивным и злосчастным порывом к светлому будущему». И, одновременно, совместным преступлением против целого ряда этносов и народов мира, и собственного в том числе. А следы такого соучастия уже никак не покрыть мраком забвения и очередным переписыванием учебников истории. Образчик подлинного отношения украинского филиала большевистской партии советской империи, а также верноподданной ему обслуги в лице украинских писателей к своему населению привёл в упомянутой книге В.А. Коротич: «Я всегда с болью и даже со злостью воспринимал любое унижение. Но так сложилось, что много лет подряд я наблюдал на Украине, как униженность может становиться привычной. Как властью создавалась целая сеть интеллигентских по форме и жлобских по сути организаций, вроде Союза писателей, которые вышибали из народа мозги, последовательно и настойчиво боролись со всеми попытками вытащить Украину из провинциальных топей… Как правило, любое свинство они на Украине объясняли высокими национальными интересами, в крайнем случае — интересами родимой культуры».

Большевизм при этом не просто пустил глубокие корни в менталитет народов бывшего СССР, но стал передаваться по наследству от одного поколения к другому. И каждое последующее, не задумываясь, несет в себе это тяжкое наследие как своё личное мироощущение, которое грозит нам в той или иной форме повторением прошлого. Вместе с тем, чтобы история в подобных странах не пошла вспять, не откатилась назад к своим истокам, политическая борьба в них должна вестись исключительно правовыми методами и средствами. А опасность такого отката в прошлое заложена непосредственно в менталитете подданных большевистской в недавнем прошлом империи.

В качестве иллюстрации опасности такого исхода сошлюсь на весьма примечательный эпизод, который привёл украинский историк Кость Бондаренко. В частности, он поведал, что его приятель — преподаватель одного из отечественных вузов — читал студентам лекцию по истории Ближнего Востока. В ходе одной из лекций профессор привёл в качестве примера эпизод государственного переворота, осуществленного генералом Абдель Керим Касемом (1914–1963) в Ираке в 1958 г. В ходе путча были убиты король Фейсал II бен Гази (1935–1958), вся королевская семья, все бывшие и действующие министры, вся верхняя палата парламента и половина нижней. И далее продолжает политолог: «Студенты — обычно инертные и равнодушные — встретили эту информацию бурей рукоплесканий. Разве это — не показатель отношения простых граждан к власти? И разве украинцы не приветствовали бы такими же рукоплесканиями какого-нибудь украинского генерала Касема? Вот только Украина — не Азия… (Едва не дописал «К сожалению…»)». Украина географически, действительно, не Азия, но обеих объединяет одна традиция, которая явно отличает Евразию от Европы. Это традиция невежества. Эта традиция сводила в могилу многих украинских гетманов точно так же, как в итоге свела и злополучного генерала Касема.

Генерал Касем, совершив в 1958 г. государственный переворот и став премьер-министром, министром обороны и главнокомандующим вооруженными силами Иракской Республики, в свою очередь пал жертвой государственного переворота в Багдаде 9 февраля 1963 г. Поэтому историк, который в отличие от студентов, а тем более простых граждан, знает продолжение этой истории, едва ли имеет основание по подобному поводу сожалеть, что Украина не Азия, особенно, взяв в расчёт при этом кровавую и несуразную историю многочисленных заговоров, предательств и вооружённых распрей между многочисленными казацкими вожаками, атаманами и гетманами.

К великому сожалению, мозг многих отечественных политиков и чиновников скроен по специфическому азиатскому лекалу, основными составляющими которого являются алчность, интриги, предательство, политические сплетни и безответственность перед будущим нации. Более того, именно эти качества и стали залогом личного успеха многих отечественных деятелей на всем протяжении новейшей политической истории державы. Если бы политические «герои нашего времени» понимали, что творят, и думали бы о последствиях своих деяний, они никогда бы не состоялись в Украине как политики и бизнесмены. Тот, кто не владеет арсеналом психологических качеств, необходимых для выживания и самоутверждения в такой среде, обречен на прозябание и вымирание. Набор же этих качеств, с легкой руки талантливого украинского писателя и журналиста Леонида Владимировича Капелюшного, получил в его одноименной книге название «византийского синдрома». На «византийщину» как на запущенную болезнь нашего общества обратил внимание в своей книге «После майдана» и большой знаток этого явления второй Президент Украины. Византийщина стала сутью политики всех украинских партий власти в самом широком смысле этого слова. Как говорится, ни прибавить, ни убавить.

Если традиция невежества проявляется в поведении широких масс как большевизм, то в поведении власть предержащих — как византийский синдром. Этот синдром как частный случай традиции невежества порождает большевизм в качестве реакции низов на подлость и безответственность верхов. Верхи же не были бы верхами, если бы не искали способы перевести стрелки ненависти низов в угодном им направлении. Отсюда, чтобы остаться в живых (политически, а, нередко, и физически), а также сохранить свою собственность, они должны постоянно, в соответствии с традицией, иметь наготове неких дежурных «козлов отпущения», которые, опять же в соответствии с логикой подобной традиции, должны принимать обличье того или иного этноса.

Разумеется, что таковые далеко не всегда оставляют без последствий эти политические игры. Посему, очередной раз назначенные в качестве ритуальных жертв и доведённые до крайней степени отчаяния и озверения, они, в свою очередь, сами превращаются в убийц своих мучителей: вспомним череду убийств видных царских сановников, которая захлестнула и потрясла Россию во второй половине XIX и в начале ХХ века. А поскольку эта традиция далеко не изжила себя в нравах населения бывшей большевистской державы, то крайне опасно некоторым воинственным «вождям нации» не задумываться о печальной судьбе генерала Касема или маршала Саддама Хусейна (1937–2006).

Несмотря на драматизм приведенных примеров, мы всё же не должны исключать перспективы формирования и развития народа Украины на основе европейских правовых ценностей. Однако сей процесс, на наш взгляд, не может начинаться с противопоставления различных частей народа друг другу, с мнимого возвышения одних над другими на этнической почве. Решение столь грандиозной задачи, как формирование европейской нации на обломках тоталитарной империи, в качестве важнейшей предпосылки подразумевает достойное поведение каждого человека, начиная со школьной скамьи и заканчивая последним вздохом, процесс, в котором воспитание порядочного человека становится основополагающей задачей каждой семьи, каждого органа местного самоуправления, каждого института гражданского общества и, наконец, государства в целом. Оное, однако, невозможно, если мы не изживем из своего обихода склонность унижать, оскорблять, предавать, обманывать, обирать друг друга и многое, многое другое, чем так переполнена наша повседневная жизнь и что так бесспорно отличает нас от других народов. Все эти низменные качества национального характера, ни на минуту не расставаясь друг с другом, пребывают в постоянной ротации, сменяя друг друга на пьедестале бесспорного лидера. Ныне этот пьедестал уверенно удерживает повсеместная политическая ложь.

О той трагической роли, которую в жизни подданных советской империи сыграла ложь, возведенная в ранг государственной политики, в своё время очень выразительно написала Е.А. Керсновская: «Ложь — страшное оружие. Я это узнала на горьком опыте. Но для этого мне понадобились годы и годы. Кто знает, постигла ли я и сегодня всю глубину бездонной пропасти, из которой ложь протягивает свои цепкие щупальца и увлекает всех, кого ей удается захватить, в душную, зловонную атмосферу, в которой задыхается все живое?… Много лет потребуется, чтобы я поняла, что все дело в сущности советской идеологии, которая сводится к одному слову, и слово это — ложь… у нас все от начала до конца построено на лжи, ложью питается и порождает лишь обман…». Таким образом, ложь, увы, изначально была формой менталитета большинства граждан УССР. Поэтому в качестве именно такой душной, зловонной атмосферы она мгновенно заполонила, практически, все лакуны и ниши государственного бытия современной Украины. Это неприглядное явление получило повсеместное распространение не только в быту, но и во всей внутренней и, соответственно, внешней политике молодой державы. Об этом, например, неопровержимо свидетельствует украинская публицистика. В одной из статей под весьма красноречивым наименованием «Враньё, как инструмент власти» утверждается, что «украинская политика — это пример удачной лжи. Большинство из того, что звучит из уст украинских политиков — почти стопроцентная ложь. Декларации, концепции, обещания, политические программы и коалиционные соглашения — просто прекрасно сформулированная ложь. Даже на пресс-конференциях и политических шоу политики цинично лгут нам в глаза, не краснея и не упрекая себя за это… Украинская жизнь переполнена ложью. Она дома, на работе, рекламе, транспорте, магазинах…» («Украинская правда», 25.12.2008 г.).

Озабоченность автора приведенных утверждений можно понять: ложь стала основной формой и внешней политики Украины и тем самым реальной угрозой её национальной безопасности. В частности на устойчивую тенденцию давать слово и тут же его нарушать, например, в российско-украинских отношениях, обращает внимание одно из самых информированных украинских СМИ: «Что же касается традиции содержания бесед украинских и российских лидеров, то оно было таковым: обещалось все, не делалось — ничего. Или почти ничего. Собственно, этот фактор был одним из основных, что осложняло двусторонние отношения» («Зеркало недели». - N 31, 23.08.2008 г.). О проявлении той же злополучной тенденции, но уже в американо-украинских отношениях, весьма сдержанно поведал в своём интервью видный американский политик и государственный деятель, кавалер украинского ордена князя Ярослава Мудрого III степени — Збигнев Бжезинский (1928–2017). В частности, он отметил, что за годы независимости много раз приезжал в Украину, поскольку она всегда представляла для него интерес. Соответственно, много раз общался с украинскими лидерами. «В некоторых случаях, — рассказывал американский политик, — я выступал от имени Соединенных Штатов и правительства. Украинские лидеры всегда соглашались со мной. Уверяли в том, что будут все делать и понимают необходимость и полезность предлагаемых шагов. Но они никогда не делали того, что обещали! В этом заключается особенность поведения украинской власти. По всей видимости, на нее влияет политическая культура, являющаяся продуктом последних 400 лет. Мы всегда слышим «да» и практически всегда видим ничегонеделание». Иными словами, по мнению осведомленного политолога и искушенного политика, лживость — это черта национального характера украинцев, которая приобрела устойчивый и, судя по всему, необратимый характер. Мой жизненный опыт, многолетние наблюдения за нравами, царящими в коридорах украинской власти, в известной мере подтверждают сие замечание доброжелательно настроенного к нам американского политика. Прискорбно осознавать: если украинские бонзы не стесняются откровенно лгать представителям зарубежного политического истеблишмента, то что при этом следует ожидать от них простым гражданам? Хроническое неумение держать данное слово, говорить правду и воздерживаться от сплетен и интриг стали подлинным бичом политической, да и обыденной жизни Украины.

Однако лживость как стереотип повседневного поведения — это полбеды. Беда в том, что эта черта национального характера стала проявлять себя в нерасторжимой связке с таким омерзительным и чрезвычайно опасным качеством, как патологическая алчность. Эти две особенности повседневного поведения стали отличительной приметой времени уже не только в обличье украинской власти, но и в лице подавляющего большинства населения. Замечено, что ради денег люди готовы к любому обороту событий, более того, сами готовы их подобострастно разворачивать в оплаченном направлении. Особенно это обстоятельство стало нестерпимым во времена всяческих и бесчисленных выборов разного рода органов публичной власти. Случайно упавшая в 1991 г. в руки «независимость» Украины для известной части её населения обретала смысл только в том случае, если она сулила возможность быстрого и бесконтрольного обогащения вне зависимости от власть предержащих России. Иначе вопрос: за что боролись? Посягательство на бывшую общенародную собственность нынче представляется единственным возможным способом разрешения своих проблем для многих граждан Украины. Действительно, стремление к присвоению материальных благ любой ценой стало неизлечимой болезнью страны и, одновременно, одной их самых опасных особенностей национального характера, поскольку по определению несовместимо с перспективой построения гражданского общества и правового государства, принципом народного суверенитета и верховенства права.

Можно себе только представить до какой же степени не к месту и не ко времени на фоне происходящего в современной Украине прозвучало бы суждение лауреата Нобелевской премии И.А. Бродского, ставшее достоянием мировой общественности в ходе одного из его интервью: «Я всегда полагал и до сих пор полагаю, что человеческое существо должно определять себя, в первую очередь, не этнически, не расой, не религией, не мировоззрением, не гражданством и не географической, какой бы она ни была, ситуацией, но прежде всего спрашивая себя: «Щедр ли я? Лгун ли я?»». Подозреваю, что подобного рода рассуждения могут вызвать бурное возмущение и нервное потрясение у многих лидеров украинской партии этнической нетерпимости. Ибо такой ход мысли — прямая угроза их материальному благополучию. Ведь, если оторвать их от кормушки политических спекуляций на этнические темы, то тогда они предстанут перед людьми во всей своей несостоятельности в качестве государственных деятелей, но, одновременно, во всей своей неприглядности в качестве дельцов, которым весьма приглянулась бывшая государственная собственность. А ведь последнее стало бы невозможным, если бы на Олимп власти в Украине изначально призывались люди не по признакам их этнического происхождения, а по способностям к государственному мышлению. Но, видимо, делая свой политический выбор, население страны было очень далеко от постановки тех вопросов, которые так волновали великого поэта, посему так легко и утратили свою собственность, не приобрели свою державу и самое прискорбное: разменяли перспективу цивилизованного будущего для своих детей на лживые обещания политических авантюристов.

Политический авантюризм — это самое тяжкое наследие советского прошлого. Своё наиболее полное выражение он всегда находил в неразрывном сочетании таких качеств как лживость, алчность и предательство интересов народа. Особую предрасположенность к такому предательству демонстрировали политики, делавшие себе карьеру на территории УССР. Предательство как стереотип поведения стало неотъемлемой частью политической культуры и современной нам Украины. Предательство получило постоянную прописку в бизнесе, внутренней и внешней политике, в обыденных отношениях. В последние годы в отечественных СМИ всё чаще и чаще привлекается внимание общества к этому явлению, которое по объему морального, политического и правового ущерба жизни населения нашей страны впору объявить подлинным национальным бедствием. Так, в одном из популярных отечественных интернет-изданий появилась статья под многозначительным наименованием «Тотальное предательство». Её автор бьёт тревогу по поводу степени поражения этой опасной болезнью всего политического бомонда страны: «Отношение к украинским политикам как к людям беспринципным, готовым на любые сделки с совестью, стало чем-то вроде общего места… Все украинские политики с успехом и даже энтузиазмом предали именно те идеи, которые они же ещё недавно яростно пропагандировали и объявляли чуть ли не основой своей политической идентичности» («Украинская правда», 15.08.2007 г.). Несомненно, предательство стало сутью украинской политики и отличительным стилем поведения её основных творцов. Можно даже утверждать, что предательство стало своеобразным пропуском на политический Олимп Украины. Посему не способный сдать экзамен на эту весьма востребованную ныне форму поведения не вправе претендовать на место под солнцем украинской политики.

В последнее время любимым коньком украинских СМИ стало обвинение в предательстве конкретных политиков. Их имена прямо и непосредственно выносятся в заголовки статей, одна из которых, например, так и называется «История предательств Ющенко, Тимошенко, Януковича» («Украинская правда», 16.10.2007 г.). Ничуть не отвлекаясь от сюжетной линии предательства, хотелось бы попутно лишь заметить, что персонифицировать явление, а не обобщать факты и события стало одним из самых уязвимых мест украинской публицистики. Оценка действий тех или иных политических деятелей, оскорбляющая их человеческое достоинство, стала чуть ли не признаком хорошего тона на страницах отечественной прессы. О том, что подобные публикации унижают людей и их близких, кажется, уже никто не задумывается. Вместе с тем между прилюдным оскорблением и тотальным предательством друг друга есть глубокая внутренняя взаимосвязь, источник которой коренится в особенностях менталитета народа, из рядов которого, собственно говоря, и рекрутируются отечественные журналисты и политики. Отношения между теми и другими, как правило, зеркальное отражение тех нравов и канонов, которые господствуют в душах населения той или иной державы. Поэтому взаимные оскорбления и повсеместное предательство друг друга — это не особенность взаимоотношений лишь в информационном или политическом пространстве страны, а закономерность, которая властно удерживает в своей узде нравы и умы подавляющего числа обитателей нашего государства.

Безусловно, можно спорить с авторами упомянутых публикаций по поводу отдельных персоналий, но бесспорным является факт, что подобное поведение в Украине — повсеместная дань исторической традиции. Традиции, вокруг которой, по сути, сгруппировался и выжил костяк нации. Иными словами, предательство стало способом физического самосохранения и, соответственно, образом мышления, стилем, мотивацией, стереотипом поведения большинства жителей соответствующей территории. Создается впечатление, что наша история — это беспрерывная череда предательств на всех этапах и во всех сферах бытия многострадального населения Украины. По сути, глубина укоренения и распространения этого стереотипа поведения уподобляется эпидемии национального масштаба.

На это обстоятельство с неподдельной тревогой обращается внимание в статье «Эпидемия массового предательства». Взгляды её уже далеко не молодого автора настолько совпадают с излагаемой в настоящей работе оценкой происходящего, что не зазорно прибегнуть к обширной цитате, в которой анализируется история описываемой здесь нравственной болезни. «Называется она «массовое предательство» и действительно представляет серьезную опасность для общества, потому что вся история страны говорит о том, что как только в Украине начиналось массовое предательство, вслед за ним приходила беда.

Все беды, катастрофы, голодоморы и прочие бедствия разражались не оттого, что плохие Ленин, Сталин или другие вожди, а потому что народ такой. Вместо того чтобы работать и созидать, он занимается политическими дрязгами, склоками, интригами и прочей революционной мерзостью. А в результате начинает погибать — теряет свою страну. Общество деградирует, погрязнув в сплетнях, наговорах на кумовьев, друзей, соседей, братьев, — и тогда начинается либо голод, либо эпидемия, либо развал страны. И дело не в ющенках и тимошенках, и не в партиях — дело в самом народе. Именно на нем лежит вина и за голодомор тридцатых, и за то, что происходит в стране сейчас. Ведь это люди тогда «стучали», доносили о том, где сосед спрятал ведро картошки или кусок сала, где закопал мешок пшена. И сейчас такие же люди клевещут, лжесвидетельствуют, подставляют и предают друг друга, вместо того чтобы защищать» («2000», N 27, 4.07.2008 г.). Прискорбная, но абсолютно справедливая констатация фактов. Можно лишь ещё раз заметить, что, не желая изживать из своего повседневного обихода столь омерзительное качество, как предательство, наше население никогда не выберется из психологического состояния взаимной ненависти и презрения к человеческому достоинству, свободе и правам друг друга. Беда ещё и в том, что многим даже недосуг читать об этой стороне жизни: ведь надо успеть предать однокурсника, коллегу, соратника, партнера, соседа — ради карьеры, бизнеса, клиентов, недвижимости, рекламы и прочих, и прочих объектов вожделения наших вечно завистливых и озлобленных соотечественников. При этом неумение взглянуть на себя со стороны — как заметил А.П. Довженко — одно из самых неприглядных последствий нашей «независимости» от ума и совести, истины и правды.

История Украины чрезвычайно богата материалом, свидетельствующим о корнях этого массового заболевания, образно говоря, на генетическом уровне. Это требует, как минимум, откровенного диалога о главном пациенте страны — её населении. Такой общенациональный диалог возможен лишь с участием отечественных СМИ. Однако политическая жизнь в стране бьет ключом. Самый же верный ключ к сердцам журналистов — это деньги. А их платят политики. И платить ныне никто даром не станет. В конце концов, журналисты тоже хотят красиво жить, а красиво жить, как говорится, не запретишь. Вот страна и стала заложником красивой жизни немногих, в том числе и некоторых высокооплачиваемых сотрудников и совладельцев СМИ.

Страна, в которой кумиры создаются не благодаря реальным достижениям политиков, а лишь при содействии различного рода массмедиа, становится игрушкой в руках высокооплачиваемых журналистов. Политика и жизнь политиков заполонили экраны, эфиры и страницы отечественных СМИ. Здесь и коренится одна из тех причин, в силу которых наиболее модной темой для СМИ стало именно политическое предательство. Так, в статье «Ничего личного», авторы которой специализируются на политической тематике, отмечалось: «Украинская история имеет мизерное количество примеров соблюдения договоренностей, колоссальный опыт политических предательств и полное отсутствие системы гарантий выполнения достигнутых договоренностей» («Зеркало недели» — N 37, 6.10.2007 г.). Приведенное — ещё один из примеров того, что современная отечественная журналистика на удивление мало внимания уделяет драме, а подчас и трагедии в жизни простого человека, её неумолимо влечёт в высокие кабинеты, к политическим сплетням, склокам, интригам и компрометирующей кого-либо политической информации.

К великому сожалению, давно ушла в небытие плеяда блестящих журналистов, для которых святым был завет великого русского поэта Николая Алексеевича Некрасова (1821–1877): «Иди к униженным, иди к обиженным — там нужен ты». Увы, ныне многие «акулы пера» не охотятся за сюжетами, сотканными из боли, скорби и тоски несчастного населения страны, а плывут по течению к тем берегам, где, по их убеждению, можно легко и славно поживиться вожделенным кормом, отдающим столь манящим зеленоватым оттенком, который явно затмевает все иные стороны нашего тривиального бытия. Однако корень зла таится не только в нравах пишущей, показывающей и говорящей братии новоявленных отечественных СМИ. Виновны мы все, ибо являемся нетребовательными потребителями этого чтива, зрелищ и слухов, которые потом оборачиваются соответствующим взрывом ничем не обоснованной патологической ненависти к одним людям и точно такой же необъяснимой противоестественной любви к другим. Таким вот нехитрым способом наше население и создает себе врагов и кумиров, а в итоге получает расколотую на своих и чужих страну. Очевидно, что манипуляции с общественным мнением стали самым высокооплачиваемым товаром. Ибо это товар, который по известной схеме обменивается на деньги, которые тем самым становятся надежной инвестицией в ещё более ценный товар — власть. А власть — это собственность на государство, то есть как раз та тема, на которой мы более подробно остановимся в параграфе 5.3.1. раздела 5 настоящей работы.

Среди отталкивающих и постыдных качеств, которые в последнее время стало уже невозможно скрывать, на одно из первых мест стала выдвигаться традиционная порочная склонность к воровству. Она нашла своё выражение в повсеместном и беззастенчивом присвоении бывшей общенародной собственности, которая могла бы стать основой физического, духовного и интеллектуального развития нации. На самом же деле национальное достояние бывшего советского народа при активном содействии «независимых» государств стало источником несусветного обогащения узкой кучки новоявленных нуворишей. Об этом с неподражаемой горечью и болью сказал в одном из своих интервью В.А. Коротич. Так в частности, он заметил: «Что меня разбило и убило — это тот апофеоз воровства, с которым я встретился. Страна, в которой можно воровать в открытую, — плохая страна. И я просто перестал во все это вникать.

Я от жизни не хочу уже ничего, кроме того, чтобы они, паразиты, меня не трогали, а я мог жить, как мне хочется. Лучше не попадаться на пути этой прожорливой движущейся протоплазме.

Если бы я мог жить с пользой для государства, которое я уважаю, я бы это делал. Но у меня нет такого государства. Я его не уважаю, оно меня тоже не уважает. У нас это взаимно». Эту взаимность вместе с уважаемым журналистом разделяет подавляющее большинство ограбленного населения страны. Проблеме тотального и безжалостного ограбления своих соотечественников была посвящена книга известного кинорежиссера Станислава Сергеевича Говорухина (1936–2018) «Страна воров».

Однако в неменьшей степени подлинным бичом нашей повседневной жизни стало воровство и друг у друга, у других стран, например, объектов авторского права, творческих идей, сюжетов телевизионных программ, газа и многого другого, что совсем не к лицу претендующей на цивилизованность нации. И расстаться с этой устойчивой склонностью мы, увы, явно не спешим. На опасную распространенность этого порочного стереотипа поведения всё чаще и чаще стали обращать внимание отечественные СМИ. Так, в статье «Для тех, кто хочет строить государство Украина», соавтором которой выступил один из украинских парламентариев, отмечается: «Воровство как определяющее своеобразие захлестнуло всех, начиная от высших эшелонов власти и заканчивая обычным человеком. Оно проявляется в деталях и элементах нашей жизни, в принятом образе жизни (обсчитать, продать просроченный товар, «кинуть», не заплатить заработную плату и т. д.), в приоритетной системе ценностей и принятой морали сообщества» («Украинская правда», 30.10.2007 г.). Авторы приведенного пассажа отнюдь не преувеличивают: воровство действительно становится образом мысли и жизни многих наших соотечественников. И в значительной мере оно уже укоренилось в качестве неистребимой части нашего повседневного бытия. Очевидно, если в ближайшее время мы не преодолеем этот традиционный для нашего населения инстинкт, то соседи по континенту сочтут нас ворами и лжецами, а нашу державу — организацией, обеспечивающей независимость этих качеств от влияния международного права. И вряд ли кто проявит к нам сочувствие по той малоубедительной причине, что качества сии носят глубоко национальный характер, без наличия которых мы рискуем утратить своё лицо в истории, столь непохожее на другие, чем мы так упиваемся, судя по названию одной книги, автором которой стал один из бывших руководителей нашей державы.

Эти обстоятельства должно учитывать население Украины, которое желало бы вырваться из прокрустова ложа традиции невежества. Вместе с тем, решение этой задачи по плечу национальной элите в лучшем смысле этого слова. Но, как доказало время формирование в Украине когорты людей, наделенных государственным мышлением, противоречит исторической традиции. Здесь, видимо, необходимо согласиться с украинским психологом, автором статьи «Коллективный портрет», которая заметила, что «Украина никогда не имела мудрых предводителей. Это раз за разом оборачивалось для нее страшными катастрофами, уничтожением как материального, так и культурного и духовного достояния» («Украинская правда», 12.11.2009 г.). Причём достояния, созданного усилиями многих этносов, коренных народов и наций, некогда населявших и населяющих доселе эту землю. Посему для практических шагов по выведению её обитателей из состояния невежества кандидаты в национальную элиту сами должны изжить из своего политического обихода такие низменные качества, как избирательность исторической памяти, хитрость, лживость, алчность и повышенная склонность к предательству друг друга. Однако здесь мы наталкиваемся на некий порочный круг, поскольку основным препятствием на этом пути является опять-таки традиция невежества, которая по определению низводит все усилия неординарных, энергичных людей к политической склоке и интриге, взаимным оскорблениям и обвинениям, в том числе и на этнической почве. Это обстоятельство уже превратило политическую сцену страны в сплошной театр абсурда. Яркой иллюстрацией приведенного является откровение известного политика, дважды занимавшего пост Министра внутренних дел Украины, а впоследствии и — Генерального прокурора Украины Юрия Витальевича Луценко. Так, в частности, 14 марта 2007 г. в эфире одного из телеканалов страны он заявил: «В нашей стране нет ничего нового, любой лидер в нашей стране должен быть сначала назван фашистом, потом злодеем, потом евреем, потом антисемитом, потом бандеровцем, потом антибандеровцем. Я все это уже прошел. И мне остается только одно — стать еще агентом Гондураса».

Очевидно, политики, которые навешивают друг на друга подобные ярлыки, являются лидерами политических организаций преимущественно этнической, а не общегражданской ориентации и по этой причине идентифицируют друг друга преимущественно в этой системе координат. Как видим, теория Донцова и Михновского, практика Бандеры и Шухевича являются наиболее адекватным выражением их политического «либидо», совокупности их стереотипов поведения и этнических установок на окружающий мир. Вот в этом психологическом клубке чувств, комплексов и синдромов, по всей видимости, и коренится подлинная причина многих бед и злоключений населения той территории, на которую ныне распространяется суверенитет Украины.

Если оценивать происходящее сквозь призму теории психоанализа австрийского психолога Зигмунда Фрейда (1856–1939), то следует прийти к выводу об акцентуации (болезненном смещении) политического мышления страны в одну сторону. Ибо о чём бы ни заходила речь, рано или поздно полемика приобретает озлобленный характер на этнической почве. Будучи постоянно озабоченным этим чувством, отечественный политикум не может подняться в своём мышлении до уровня национальных интересов и национальной безопасности. Практически никто не утруждает себя размышлением над тем фактом, что страна у нас многонациональная, многоконфессиональная и разноязыкая, и единственное, что нас действительно объединяет, так это попранное тоталитарным прошлым чувство собственного достоинства. Не отдавая себе в этом отчёта, упомянутые деятели обрекают страну на хроническую стагнацию, граждан — на постепенное вымирание, этносы — на незатухающую взаимную неприязнь, психиатров — на пациентов, число коих в недалёком будущем может сравняться с числом граждан государства. Такая печальная перспектива просматривается в статье под весьма знаменательным названием: «Горе без ума…», в которой автор, преподаватель одного из высших учебных заведений Украины, с болью в сердце отмечает, что «общество же, как целостный «организм», которым руководят психически больные люди, безусловно, также больное. Для украинского общества, например, присущ ряд комплексов и фобий, которые давно уже стали хроническими и время от времени дают рецидивы.

Кстати, комплекс неполноценности и юдофобия — это та часть патологии, которая находится на самой поверхности…

А еще приступы депрессии, шизофрении, которые проявляются в отсутствии надлежащим образом упорядоченной и признанной нацией истории.

Маразма — неспособности осознавать собственные ошибки и делать из них выводы, а также различать своих настоящих врагов и друзей.

Паранойи — постоянный поиск врагов, которые так и стремятся погубить «добродетельную» душу малоросса или в сетях НАТО, или ЕС» («Украинская правда», 5.06.2008 г.). Вскоре этот вывод нашел своё подтверждение в официальной статистике. Так, по данным Министерства здравоохранения Украины к концу 2009 г. свыше 1 миллиона человек нуждалось в помощи врача психиатра. Причём, как отмечалось, число таких людей неумолимо растет с каждым годом. На фоне угрожающих темпов вымирания населения Украины это явный признак не состоявшегося государства. Оно и не удивительно при таком целенаправленном нагнетании ненависти обитателей Украины друг к другу, а также к некоторым народам других стран. Ненависть не может быть источником созидания правового, социального государства.

Подобное положение вещей — прямая и непосредственная вина партии этнической нетерпимости. Это её безумная и безответственная игра с этническими чувствами обездоленного и дезориентированного населения привела к столь удручающим результатам в стране. В итоге отсутствие каких-либо высших законов Совести, Справедливости и Права представители именно этой партии власти почему-то с восторгом стали именовать государственной независимостью. Последнее же они приветствовали как наступившее, наконец-то, долгожданное право самоутверждения над нелюбимыми ими людьми, этносами, интеллектуальными конкурентами, нравственными оппонентами и так далее. Логика авторов этой концепции очень проста. Несомненно, избиение (психологическое или физическое) ближних — насущная, внутренняя потребность носителей традиции невежества. А тактика натравливания людей друг на друга — неотъемлемая часть этой традиции, которая крепко засела в менталитете наших доморощенных политиков и государственных чиновников.

Причина, по которой многие члены партии этнической нетерпимости не могут и не хотят отказаться от своей концепции разжигания этнической розни, налицо: пока население страны друг друга ненавидит, оно утоляет внутренний голод по вражде в среде своего непосредственного обитания. Если подавить, изъять эту ненависть из повседневного оборота, она неминуемо выплеснется, захлестнет и смоет нерадивую и коррумпированную украинскую государственную власть. Иными словами, без удовлетворения время от времени своих погромных потребностей обездоленное и обескураженное происходящим население может в любой момент обернуть своё негодование против соответствующей партии власти. Потому удовлетворение погромной прихоти — вопрос самосохранения той политической системы, в которой эта партия всё ещё надеется навязать свои стереотипы, оценки и язык всему населению страны.

По мнению этих горе-политиков, избиение немногих — та необходимая цена, которую можно, не задумываясь, заплатить за сохранение мнимого единства титульной нации. При этом не надо думать о стратегии развития гражданского общества, правового государства, не надо тратить время и ресурсы на правовое просвещение народа, не нужно ломать голову над правовыми проблемами будущих поколений. Вместо всего этого надо лишь вовремя разыграть этническую (религиозную, языковую) карту, и электорат в кармане. Такова традиция. Причём традиция господствующая, исторически сложившаяся, безупречно срабатывающая на всём пространстве бывшей империи. Вся новейшая история Украины, однако, свидетельствует, что мы упорно не хотим извлекать уроки из прошлого. Мы всё знаем, но ничему не научились. Французский философ Клод Гельвеций (1715–1771) как-то заметил, что «всякий изучающий историю народных бедствий может убедиться, что большую часть несчастий на земле приносит невежество». Думается, что титанические усилия, направленные представителями упомянутой партии власти на обострение этнических чувств и обид, натравливание украинцев на другие этносы и народы как ничто иное способствует консервации менталитета нашего населения в густом рассоле невежества и отсталости.

Подлинная беда, когда глава возникшего в пределах подобного пространства государства, на словах заявляя о приверженности конституционным ценностям, на деле стремится возглавить ту или иную партию этнической нетерпимости, приспосабливая последнюю к своим политическим амбициям. При этом упускается из виду, что, когда такая организация становится партией власти, в качестве платы за поддержку она требует привилегий, первыми жертвами которых неминуемо становятся эти же самые конституционные ценности. Тем самым возникает порочный политический круг, эпицентром которого выступает институт главы государства. Как отмечал всё тот же Наполеон, «хартии хороши только тогда, когда их пускают в ход: но нет нужды в том, чтобы глава государства становился во главе какой-либо партии» (напомним при этом, что хартиями в те времена именовали конституции или, по крайней мере, акты конституционного характера). В последнем случае государство обслуживает не национальные интересы всех своих граждан, а этнические чувства, эмоции и оценки узкого круга власть предержащих лиц. Насущные, фундаментальные, основополагающие вопросы бытия людей при этом остаются за бортом государственного корабля.

Многие эксперты сходятся на той точке зрения, что в условиях отсутствия опыта государственного строительства и непонимания нужности своего государства у украинской нации выработалась особенная черта — уникальная приспособляемость к условиям проживания в любых странах и в среде любого народа. Может быть, поэтому, несмотря на лозунг строительства этнического государства, столь многочисленная украинская диаспора, общая численность которой превышает 11 миллионов человек, продолжает жить в других странах. По данным одного из комитетов ООН, наша страна отнесена к вымирающим государствам. Вроде бы зов крови и патриотизма требует срочного восполнения убывающего населения страны. Однако, судя по ряду признаков, выходцы из Украины не горят желанием возвращаться в ту экономическую, политическую, культурную и нравственную реальность, которая образовалась в стране за годы её независимости. Не признак ли это того, что, ощутив хоть раз на Западе вкус культуры достоинства, эти люди предпочли безопасно пользоваться ею в чужом государстве, а не с неимоверным трудом и риском для жизни созидать её в родной Украине?

По некоторым источникам, наши трудовые мигранты умудряются ежегодно переводить своим родственникам в Украину что-то около 21 млрд. долларов США — ни много ни мало, порядка четверти бюджета страны. Таким образом, становится неоспоримым прискорбный факт: при выборе между жизнью в независимом государстве в формальном статусе титульной нации и пребыванием в других странах на положении национального меньшинства или, что ещё хуже, нелегальных мигрантов предпочтение явно отдается последнему. Напрашивается удручающий вывод, что в иных странах даже и в подобном унизительном статусе украинцы чувствуют себя более полноценно, чем пребывая в ранге титульной нации в независимой державе, даже если таковая и носит столь милое их сердцу наименование. Видимо, все эти люди всё же отдают себе отчёт в том, что, для того чтобы действительно состояться в качестве суверенного государства, Украина прежде всего должна стать психологически комфортным домом для всех своих граждан. В противном случае её уделом останется лишь надпись на бортах правительственных самолетов, вывесках официальных учреждений и щитах пограничных столбов.

На практике нашим соотечественникам гораздо легче поменять государство проживания, чем строить своё Отечество. Иными словами, легче адаптироваться, раствориться и жить в среде другого, чужого народа, чем что-либо созидать в кругу своего. Причины этого очевидны: невыносимо тяжко созидать совместный Дом в среде людей, которые в каждый удобный момент с готовностью демонстрируют неуважение к чувству собственного достоинства своего соотечественника. Специфика менталитета населения страны привела многих к психологическому состоянию презрения, неприязни и взаимного недоверия друг к другу. Причем последнего не удается избежать даже в эмиграции, в кругу которой люди должны, как никогда и нигде, держаться вместе, оказывая друг другу всяческую, и прежде всего морально-психологическую, поддержку. Выходцы из Украины не могут найти общий язык между собой даже в цивилизованных странах. По грустным наблюдениям второго Президента Украины, они «до сих пор сводят счеты друг с другом, делятся на недружественные и просто враждебные партии: бандеровцы, мельниковцы, оуновцы. Вместе с тем многие из них считают, что только они являются истинными украинцами…». По всей видимости, здесь просматриваются некоторые черты национального характера, которые в Украине, уже ничем не замутненные, играют определяющую роль при формировании политической системы и институтов публичной власти. Речь идёт опять же о нетерпимости к другим людям.

Эта вакханалия агрессивности в отношении к другим народам не прошла мимо внимания политологов, журналистов и наших соотечественников из ближнего зарубежья. Так, один из них — армянский политолог Артем Хачатурян заметил, что «происходящее сегодня на Украине можно охарактеризовать как процесс зарождения принципиально новой нации — нации русофобов, смысл существования которой заключается во вражде с Россией». С этим замечанием трудно не согласиться, поскольку русофобия действительно стала основой внешней политики Украины в период засилья её внешнеполитического ведомства выходцами из партии этнической нетерпимости.

На активное нагнетание русофобских настроений в ряде регионов нашей державы с грустью обратил внимание писатель В.А. Коротич. В частности, сравнивая настроения людей в разных частях бывшего СССР, он писал, что «в других республиках бывших (я часто бываю в Киеве), особенно в Западной Украине, сильно насаждается идея о том, что все плохое подстроили москали. Там еще живет миф о том, что американцы хорошие, они придут и дадут много денег. Все плохое — это от России. Везде идет мифология внешнего врага, который это все устроил. Плохо все это». Это наблюдение знаменитого писателя, журналиста, экс-главного редактора журнала «Огонек», обеспечившего своей небывалой популярностью процесс перестройки в СССР и, в итоге, суверенитет Украины, должно было бы остудить пыл многих горячих голов одиозной партии власти. Но не тут-то было. Именно бывшие члены КПСС, которые со временем оказались во главе гуманитарной политики, внешнеполитических ведомств и спецслужб Украины, стали ретиво разжигать русофобские настроения в обществе, как бы замаливая тем самым свои грехи прошлого в деле «непримиримой» борьбы с «украинским буржуазным национализмом» в рядах местного филиала советской партийной номенклатуры. На эту особенность национального менталитета бывших советских функционеров украинского происхождения обратил внимание автор статьи «Комплекс титульной нации»: «Мы говорим о взрослых людях, в свое время успевших сделать карьеру в СССР и хорошо знакомых со всеми достоинствами и недостатками советской системы. На что жаловаться бывшим советским функционерам? За что ненавидеть Россию, СССР? За звание народного артиста СССР, за членский билет Союза писателей? За комфортабельную квартиру в центре города? За кабинет в обкоме, райкоме? Ведь большинство нынешних «украинских патриотов» хорошо себя чувствовали при советской власти и занимали приличные должности. Но в один прекрасный момент жизни в уже независимой Украине что-то произошло в их головах… Выходит, всё время они лукавили, врали и притворялись? Что же было у них в головах до 1991 года…» («Руська Правда», 26.02.2010 г.). На мой взгляд, не просто «лукавили, врали и притворялись», а всеми силами в составе невежественной советской номенклатуры истребляли всё более культурное, интеллектуальное и талантливое, что выжило в СССР после лихолетья тоталитаризма, а после выполнения своей «исторической миссии» внесли свой вклад в разрушение сформировавшей их в качестве нации державы.

В конце концов, на аномальность подобной политики обратил внимание один из самых именитых борцов с тоталитаризмом в СССР А.И. Солженицын. Так, в одном из своих интервью он заявил: «Происходящее на Украине, ещё от фальшиво построенной формулировки для референдума 1991-го года (я уже об этом писал и говорил), составляет мою постоянную горечь и боль. Фанатическое подавление и преследование русского языка (который в прошлых опросах был признан своим, основным более чем 60 % населения Украины) является просто зверской мерой, да и направленной против культурной перспективы самой Украины». Конечно, можно спорить и с Солженицыным, но тогда ему надо противопоставить, по крайней мере, равновеликий масштаб личности, незаурядный талант, гражданское мужество и авторитет в мире. А с этим, как известно, в Украине весьма туго: кого убили, кого затравили, кого выжили из страны.

Не будем отрицать, поскольку факты — упрямая вещь: идея противопоставления украинцев и русских стала традицией, весьма востребованной в современных геополитических реалиях. Это обстоятельство не опровергают уже и ведущие политические игроки страны. Так, второй Президент Украины в книге «После майдана» обращает внимание на то, что «Европа дружит с Россией, Америка дружит с Россией, а украинцы, как теперь считается в украинских, и не только в украинских, коридорах власти, должны повернуться к ней спиной. Почему?». Безусловно, это риторический вопрос. Ибо ответ на него лежит на поверхности: такова сознательная стратегия одной из партий власти, которая не видит иного способа обеспечения своего политического будущего, чем путь искусственного разжигания этнической ненависти к людям, с которыми мы все ещё вчера составляли единый народ. Желание граждан Украины жить в мире со своими вчерашними соотечественниками эта партия власти воспринимает в качестве своей политической смерти. Поэтому политика русофобии проводится упорно, ежедневно и целенаправленно с использованием ресурсов общенациональных СМИ, собственниками которых являются несметно обогатившиеся за счет бывшего советского народа украинские олигархи.

На это прискорбное обстоятельство было обращено внимание в статье «Полуторачасовки ненависти», в которой автор проводит недвусмысленные аналогии содержания деятельности некоторых украинских СМИ с двухминутками ненависти, которую практиковали главные герои романа Джорджа Оруэлла «1984» с целью обеспечения соответствующего настроения и мировоззрения оболваниваемого ими населения. В этой публикации автор приглашает читателей: «Замените «Голдстейн» на «Россия» — и вот вам суть некоторых украинских массмедиа, специализацией которых стало разжигание ненависти к соседям. В последние месяцы подобные СМИ резко активизировались» («2000», N 26, 27.06.2008 г.). Автор несколько поделикатничал, поскольку сие непотребство наблюдается не «в последние месяцы», а в последние годы. Иными словами, мы становимся свидетелями целенаправленной политики одной из партий власти, основой идеологической работы которой стала откровенная ксенофобия по отношению к традиционно жившим, живущим и собирающимся жить на этой территории людям. Причём эта работа проводится ради одной-единственной цели: чтобы партия этнической нетерпимости, которая традиционно отличается низким уровнем культуры, безраздельно господствовала на территории Украины, не встречая конкуренции со стороны тех, кто является носителем более высокого уровня культуры, образования и экономического потенциала. И надо признать, что политика сия увенчалась успехом: конкурентам так и не удалось взобраться на зараженный вирусом ксенофобии политический Олимп «незалежной» державы.

Таким образом, следуя французской поговорке среди импотентов кастрат — король, упомянутая партия власти делает всё население Украины заложником нездоровых амбиций узкого круга своих весьма агрессивных и невежественных приверженцев. Но тем самым украинское сообщество становится заведомо неконкурентоспособным по сравнению с теми народами, которые сумели сохранить преемственность со своим трагическим, противоречивым, но вместе с тем и великим историческим прошлым. В принципе по сему поводу следует отметить, что население, которое упорно не желает признавать своё участие в неблаговидном прошлом, а все свои ошибки и просчёты, низости и преступления пытается огульно поставить в вину другим народам, рискует вызвать презрение и недоверие у всего остального международного сообщества.

Конечно, категорическое неприятие идеологии этнической ненависти соответствующей партии власти, можно огульно окрестить в качестве происков традиционных «чужаков». Но исторический опыт свидетельствует, что на характерной для некоторой части нашего населения ненависти и злобе ничего путного построить нельзя: ни нацию, ни государство, ни равноправное и взаимовыгодное сотрудничество с другими народами. Нетерпимость и агрессивность нынче не в моде. С теми, кто переполнен этими чувствами, избегают иметь дело в равной степени как в быту, так и в международных отношениях. Такие люди и народы подвергаются негласному и единодушному остракизму со стороны международного сообщества. Судьбу таких людей и народов, как правило, сопровождает череда постоянных неудач и несчастий. Такие народы не могут выдвинуть выдающихся лидеров, а если таковые случайно появляются, то их тут же сами и уничтожают. Подобная закономерность не могла ускользнуть от внимания украинских публицистов. Один из них, О.А. Бузина, по сему поводу заметил: «Именно поэтому мы только делаем вид, что выбираем лучшего. Втайне нация давно уже решает задачу куда более высокого порядка — как избрать худшего из худших. Чтобы чего-то не вышло. Пускай другие, лишенные фантазии народы, скопом идут банальным путем общечеловеческих ценностей. Или ищут особый путь, как Россия. Мы выбрали самое сложное — тупик. Человек, решившийся при таких условиях принять бремя власти, должен обладать исключительной выдержкой. И сразу смириться с тем, что его имя никогда не войдет в анналы мировой истории. Собственный народ ему этого не позволит». Горькая, но справедливая констатация факта. За все годы своего суверенного существования население Украины не удосужилось выдвинуть ни одного лица, достойного высокого звания государственного деятеля. Зато авантюристов, лихо разыгрывающих этническую карту, оказалось: хоть отбавляй. Ну что ж, спрос, как говорится, порождает предложение.

Естественно, что всё описанное в этом параграфе требует своего научного определения. Думается, что в качестве такового стало понятие Украинской Системы, определение которой уже было дано выше в настоящей работе.

По сути, Украинская Система стала своеобразной формой проявления традиции невежества на территории Украины. При этом необходимо отметить, что Украинская Система наиболее полно проявила себя в упомянутом выше поведении украинских коллаборационистов, которых в советском народе прозвали полицаями. Причём до такой степени типичном для многих обитателей этой территории, что в одной из своих статей на страницах интернет-издания «Украинская правда» экс-министр обороны (2005–2007) и кандидат в Президенты Украины (2010 г.) Анатолий Степанович Гриценко экстраполировал ограниченный историческим временем термин «полицаи» уже на самые разные поколения своих соплеменников. По его мнению, к «полицаям» принадлежат все те, кто воплощают самое худшее, что присуще украинцам. В частности, в пылу полемики, видимо, подразумевая своих политических оппонентов, он утверждал, что «полицаи проявили себя во всех регионах и на разных должностях — министры, народные депутаты, главы администраций, прокуроры, милиционеры, налоговики, судьи, таможенники, ректоры, работники облздравов и облоно, военные командиры и начальники гарнизонов, мэры и сельские головы, руководители и рядовые члены ТИК (территориальная избирательная комиссия — примечание моё — А.М.), УИК (участковая избирательная комиссии — примечание моё — А.М.), политологи, социологи, журналисты, дипломаты…». Парадокс, однако, заключается в том, что сам Гриценко, которого прорвало на подобные откровения, на внеочередных парламентских выборах 2007 г. пребывал в первой пятерке списка партии власти, почетный председатель которой — третий Президент Украины — покрыл себя вечным позором актом присвоения звания Героя Украины двум наиболее одиозным прислужникам гитлеровской Германии. К слову сказать, подобное непоследовательное поведение, также своеобразный образчик Украинской Системы в действии.

Несмотря на наличие целого ряда характеризующих оную основополагающих признаков, следует признать, что её сердцевиной всё же является ксенофобия. Причём последняя передается из поколения в поколение в качестве наиболее укорененной традиционной доминанты, стержневой сути, ключевого алгоритма, системообразующего принципа всей истории украинского социума. Потому-то Украинская Система представляет собой некую историческую колею, некий замкнутый круг, в пределах которого вращается и из которого не может вырваться ни одно поколение обитателей соответствующей территории. Конечно, к формированию этого глубоко порочного явления в своё время приложили усилия разные субъекты истории: австрийские и польские политики, впоследствии большевистская и постсоветская украинская номенклатура. Но, что их всех роднило, так это неизменная мотивация: превратить наиболее агрессивных представителей украинского этноса в инструмент по вытеснению неугодных лиц, общин и племен с вполне определенной территории. Часто, увы, очень часто эта политика завершалась кровавой бойней. Некоторые сюжетные линии данного повествования приведены в качестве иллюстрации к зарождению, становлению и развитию этого явления, а также к той трагической роли, которую оно не раз играло в истории Украины. Печально признавать, но в начале XXI века, не успев окрепнуть, Украина оказалась на грани раскола, распада и гражданской войны. А её граждане — перед роковым выбором: либо Украинская Система, либо Конституция Украины. Третьего, увы, не дано. При этом выход из порочного круга можно было увидеть не вооруженным взглядом. Его сформулировал доктор социологических наук, член-корреспондент НАН Украины, заместитель директора Института социологии НАН Украины Николай Александрович Шульга в своей статье под весьма красноречивым названием «Украину погубит ксенофобия. Если ксенофобию не искоренят в себе украинцы» («2000». - N 48, 3.12.2010 г.).

Таким образом, мы должны признать ту роковую роль, которую в конечном счёте сыграла в укоренении ксенофобии на территории бывшего СССР традиция невежества. Эта традиция имеет свойство сохраняться, воспроизводиться и мутировать под внешним покровом трескучих и пустых фраз о демократии, независимости, национальных интересах, национальной безопасности и прочих подобных терминов, с осмыслением содержания которых явно не в силах справиться ни одна господствующая в таком государстве партия власти. По сути — это исторический тупик. Но из всякого тупика должен быть какой-то разумный выход. Один из вариантов такового предложил много размышлявший над этой темой лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский. В одном из своих эссе поэт заметил, что «жизнь — так, как она есть, не борьба между Плохим и Хорошим, но между Плохим и Ужасным. И человеческий выбор на сегодняшний день лежит не между Добром и Злом, а скорее между Злом и Ужасом. Человеческая задача сегодня сводится к тому, чтобы остаться добрым в царстве Зла, а не стать самому его, Зла, носителем». Думается, что уже в этих безыскусных строках кроется важнейший совет любому нашему соотечественнику: своим личным поведением прервать цепную реакцию Зла, которая стала неотъемлемой частью традиции невежества и, соответственно, нашей повседневной жизни.

В конечном итоге психологическая несовместимость жителей бывшего УССР друг с другом и обусловило формирование того квазигосударства, которое объединяет ныне наше население лишь по формальному признаку гражданства. Подавляющее большинство обитателей этой страны не может признать её своим Отечеством, несмотря на место своего рождения. Держава, органы публичной власти которой переходят из рук в руки к представителям разных культур, этносов и регионов, традиционно ненавидящих и презирающих друг друга является недееспособной, фиктивной, никчемной и, соответственно, обречённой на распад (и это в лучшем случае) либо на гражданскую войну (в худшем).

2.3. Традиция невежества — рок или урок прошлого?

Лейтмотивом этого параграфа вполне могли бы стать слова одного мудреца: «Кто забудет ужасы прошлого, переживет их снова». Именно под этим углом зрения я и предлагаю читателю оценить всё нижесказанное. Кто-то из историков подсчитал, что в XVI веке Россия воевала 43 года, в XVII — 48 лет, в XVIII — 56, в XIX — более 30. Но самые трагические последствия даже взятых скопом всех этих внешних войн меркнут на фоне одной бесконечной гражданской войны, вспыхнувшей всепожирающим пламенем в ХХ веке на территории Российской (большевистской) империи. Неистовое взаимное истребление друг друга стало подлинным Божьим наказанием для её населения за столь неистребимую приверженность традиции невежества.

Как заметила одна из выживших жертв столь воистину безжалостной и беспощадной большевистской империи Е.А. Керсновская: «Поистине, в те годы вся страна была сплошная тюрьма, где нельзя было разобраться, где палачи, где жертвы и где будущие палачи и будущие жертвы». Всё это привело к тому, что природный запас жизнеспособности народа оказался настолько исчерпан, что само его цивилизационное выживание было поставлено под сомнение. Об этой трагической стороне нашего исторического бытия очень лаконично и проникновенно написал российский актёр и поэт В.Н. Полетаев:

Словам поэта как бы вторит историк. В частности, в упомянутой статье С.А. Караганов, отметил, что «Советский сталинский режим уничтожал по большей части лучших — самых ярких, трудолюбивых, свободных… страна должна быть усыпана памятниками жертвам советского сталинизма… Ведь режим уничтожал лучших у всех народов — и русских, и украинцев, и грузин, и казахов, и эстонцев, и татар, и евреев, и венгров, и поляков, и чехов». Вместе с тем ни одному народу не на кого пенять за свою судьбу, поскольку по большому счёту он сам творец своего бытия. Ещё Вольтер, оценивая поведение правителей, злоупотребляющих властью, опустошающих мир, посылающих на смерть и ввергающих в нищету свой народ, утверждал, что «это вина самих людей, терпящих подобные свирепые расправы, часто почитаемые ими даже под именем доблести; они должны упрекать в этом одних лишь себя и негодные законы, учреждаемые ими, либо недостаток у себя смелости, мешающий им заставить других исполнять законы хорошие». С этим утверждением трудно спорить. С ним и не спорят; его просто не хотят брать в расчёт. Поэтому истории так часто свойственно повторяться.

Очевидно, что подлинная причина падения народов — не во внешних обстоятельствах, а в них самих, в том образе жизни, который они сами для себя избрали, в тех стереотипах отношений друг к другу, которые взяли верх над всеми остальными, в господствующих традициях, обычаях и предрассудках. В одном из своих интервью В.Н. Войнович, отвечая на вопрос о том, есть ли у России какой-то свой особый путь в истории, заметил, что «советская власть — это и был особый свой путь. Избрали его и шли 70 лет — теперь, может быть, снова 70 лет куда-то в другую сторону будут идти и снова своим путем». Может быть и повторюсь, но большевизм, однопартийная политическая система, тоталитаризм — это, действительно, тот свой особый путь, который избрало и которого неуклонно придерживалось подавляющее большинство населения советской державы. Ранее мы уже обращали внимание на то обстоятельство, что те, кто сознательно надел на глаза шоры, почему-то каждый раз упускают из виду, что далее неумолимо следуют узда и кнут. Посему следует признать, что молчаливое сопровождение подавляющим большинством населения СССР всех репрессивных действий своего правительства, а также его отказ от публичного покаяния, по сути, обличает его как прямого исполнителя всех преступлений тоталитарной империи, сыгравшей роковую роль как в его собственной судьбе, так и в судьбах других народов мира. И в этом отношении опять же следует согласиться с С.А. Карагановым, который отметил, что «не поклонившись жертвам сталинизма, не признав вину своей страны перед ними, мы остаемся наследниками только другой части нашего народа — их палачей, охранников, стукачей, тех, кто вполне добровольно раскулачивал, уничтожал храмы». В действительности, население некоторых постсоветских стран в своём большинстве и стало правоверным наследником нравов палачей, стражников и стукачей, ну, может быть, следует добавить ещё и рабов.

Замечательный советский поэт, фронтовик, автор слов знаменитой на весь мир песни «Бухенвальдский набат» Александр Владимирович Соболев (1915–1986) откликнулся на события военной оккупации Афганистана пронзительными стихами «В село Светлогорье доставили гроб», в которых есть потрясающий эпизод неутешного горя матери над телом погибшего сына:

Именно рабское молчание советского народа и следует признать основной причиной всех преступлений против человечества, которое по-хозяйски громко, нагло и цинично учиняло правительство большевистской империи. Злая ирония судьбы, однако, состояла в том, что в числе первых жертв этого злодеяния оказался тот самый народ, который стал железобетонным фундаментом этой империи зла. Если ретроспективно окинуть единым взглядом всю историю СССР, то образно говоря, советский народ напоминал некоего паука-мутанта, который неустанно ткал всеохватывающую паутину зла, которая в итоге и обволокла всю территорию огромной империи. Паутину, в которой он же первый и запутался. Здесь уместно привести ещё одну выдержку из книги Е.А. Керсновской. Описывая трогательную сцену расставания со своей престарелой матерью, покидавшей в 1957 г. территорию СССР, она в сердцах обронила, что «между нами ляжет граница, протянутся бесконечные просторы «необъятной родины моей» и еще более необъятная и безграничная злоба и жестокость». Прошедшая всеми кругами лагерного ада писательница ничуть не покривила душой: вся территория империи действительно представляла собой одно сплошное пространство злобы и жестокости. Такова, увы, и была на практике подлинная без каких-либо прикрас природа большевистской державы, а, отнюдь, не та её показушная, демонстративная и фасадная сторона, как, например, в абсолютно оторванных от жизни, бесконечно слащавых, лицемерных и фальшивых (далеко заткнувших за пояс легендарные «потёмкинские деревни») советских фильмах, над которыми до сих пор без всякой задней мысли проливают горючие слёзы чрезвычайно наивные бывшие граждане СССР.

Преодоление подлости, злобы и жестокости — проблема любого народа. Исключительно велика в этом благотворном процессе роль правоведов, которые в цивилизованных странах осуществляют миссию блюстителей добра и справедливости. К сожалению, мы живём в стране, в которой о достоинстве, свободе и правах человека пеклись не столько юристы, сколько барды, поэты, писатели и физики. И здесь следует согласиться с А.И. Солженицыным, который заметил: «Сумеем ли и посмеем ли описать всю мерзость, в которой мы жили (недалёкую, впрочем, и от сегодняшней)? И если мерзость эту не полновесно показывать, выходит сразу ложь. Оттого и считаю я, что в тридцатые, сороковые и пятидесятые годы литературы у нас не было. Потому что безо всей правды — не литература. Сегодня эту мерзость показывают в меру моды — обмолвкой, вставленной фразой, довеском, оттенком, — и опять получается ложь». Вот такой насквозь лживой и была вся советская юридическая литература по теории государства и права. Таким образом, в недавнем прошлом все владельцы диплома юриста Советского Союза во главе с Институтом государства и права АН СССР не смогли затмить то, что сделали на этом поприще только один бард — Владимир Семёнович Высоцкий (1938–1980), один поэт — И.А. Бродский, один писатель — А.И. Солженицын и один физик — А.Д. Сахаров. Правда, трое из упомянутых лиц стали лауреатами Нобелевской премии, но не счесть при этом сколь много безвестных физиков и лириков беззаветно сражались за достоинство, свободу и права человека в этой жестокой стране.

А где же были и чем занимались в это время советские известные и малоизвестные «наперсники добра и справедливости»? Частично, ответ на этот вопрос дается в книге «Записки адвоката», которая принадлежит перу одной из наиболее правоверных защитниц советских диссидентов, адвокату Дине Исааковне Каминской (1919–2006). В частности, она привела весьма примечательный эпизод увольнения из Института государства и права АН СССР своего супруга, известного ученого правоведа, Константина Михайловича Симиса (1919–2006). Так, 19 мая 1977 г. последнего скоропалительно вызвали в институт для, якобы, составления справки по проекту новой (впоследствии принятой) Конституции СССР. После завершения подготовки упомянутого документа, он был приглашен на заседание ученого совета, на повестке дня которого стоял один вопрос… об его увольнении. Подлинной же причиной оного стала подготовка Симисом к изданию книги «СССР — страна коррупции». И это при всём том, что масштабы теневой экономики обрели в те годы угрожающие размеры. Так, по некоторым подсчетам в ней было задействовано около 20–30 миллионов человек. Естественно, что весь этот класс советских теневых «дельцов» платил вполне определенную мзду за политическое прикрытие своим покровителям, располагавшимся на всех этажах советской номенклатурной лестницы. Этот процессе и стал питательной средой для масштабной коррупции в СССР, которую сделал предметом своего научного исследования Симис.

Иными словами, причиной увольнения из советского научно-исследовательского учреждения стало выполнение ученым своего профессионального долга: вычленить язвы и вскрыть пороки существующего общества. Последнее же, как известно, было несовместимо с сутью советской «юриспруденции». В данном случае, увольнение с места научного приложения сил стало лишь конкретной формой воплощения этой несовместимости в традиционную советскую действительность. При этом лишение человека любимой работы произошло, как всегда это было в СССР, подло и низко. Вот, как описывает обстоятельства этой лицемерной акции Д.И. Каминская: «Приказ о его увольнении был вывешен в тот же день. Оказывается, в то время, пока муж работал над срочными справками, заведующий его сектором сидел в соседней комнате и готовил проект этого приказа. Более всего меня в этой истории поразило и даже больше всего огорчило то, что ученый, доктор наук, юрист, человек, с которым у мужа все 11 лет совместной работы были прекрасные отношения, вел себя как мелкий оперативный работник. Как мог он согласиться играть столь неблаговидную роль! Почему не решился сказать мужу прямо правду и о том, куда едут и зачем едут?…». Думается, что сей вопрос многоопытного адвоката носит исключительно риторический характер. Ибо, подобное поведение было весьма характерным для абсолютного большинства советской «интеллигенции». В чём-чём, а уж в умении закрывать глаза на происходящую вокруг подлость многие из них были большие доки. Может быть в этом и заключалась главное отличие советской «интеллигенции» от российской, нетерпимость которой к подлости своего правительства ярко дала о себе знать, например, в знаменитом обращении «К русскому обществу», которое увидело свет 30 ноября 1913 г. в петербургской газете «Речь» в связи с «делом Бейлиса».

Видимо, к советской «интеллигенции» прежде всего и был обращён упрек А.И. Солженицына, который писал «что в выбивании миллионов и в заселении ГУЛАГа была хладнокровно задуманная последовательность и неослабевающее упорство. Что пустых тюрем у нас не бывало никогда, а либо полные, ибо чрезмерно переполненные. Что пока вы в своё удовольствие занимались безопасными тайнами атомного ядра, изучали влияние Хайдеггера на Сартра и коллекционировали репродукции Пикассо, ехали купейными вагонами на курорт или достраивали подмосковные дачи, — а воронки непрерывно шныряли по улицам, а гебисты стучали и звонили в двери». Об этом же писал и В.К. Буковский, подчеркивая, что «разве… кто-то не знал, не понимал, что любые их таланты и достижения будут использованы режимом только во вред людям! Разве непонятно было, что, не решив этих проблем, взваливать их на детей, по меньшей мере, бессовестно? Из них, как и из вас, просто сделают со временем или палачей, или жертв — ведь ничего другого этот чудовищный конвейер произвести не мог. И точно: лет через двадцать этих самых детей, зачатых в самообмане, для оправдания собственного бесстыдства, погнали в Афганистан, чтобы убивать или быть убитыми. Тупо молчала страна, привычно трусили на службу, к своим книгам и диссертациям, их папы и мамы… Вот и долюбовались собой: теперь и книг, и докторских диссертаций, всего того интеллигентского самовыражения, коим и оправдывались, хоть пруд пруди, а страна гибнет. И нет в них ни тени раскаяния. Куда там! Виноват кто угодно, только не они».

Но, видимо, надо признать, что из всех представителей так называемых «интеллигентских» профессий наиболее тяжкая вина в проявлении беспринципности, бездушности и политической конъюнктурности всё же лежит на советских «правоведах». Наиболее выразительной характеристикой «правовой» составляющей в культуре последних стало то, с какой незавидной поспешностью многие из них поменяли содержание своих высказываний, статей и книг после распада СССР на прямо противоположное. Больно при этом наблюдать, как те же самые люди, принадлежащие в недавнем прошлом к одной школе советского права, ныне ожесточенно спорят друг с другом о том, кто более всего прав в своей исторической правоте о праве их республик на независимость. И вот в таком суесловии, по сути, прошла вся их жизнь… мимо добра, мимо справедливости и мимо Права.

Некогда австрийский юрист, профессор гражданского судопроизводства Венского университета Антон Менгер (1841–1906) с грустью именовал юриспруденцию самой отсталой из всех наук, «сравнимой разве что с захудалым провинциальным городом, в котором донашивают платья, давно вышедшие из моды в столице». Отчасти вынужден согласиться с этой нелицеприятной оценкой: в области творческого потенциала и научных открытий отечественной юриспруденции действительно не угнаться за другими научными дисциплинами. Но дать теоретическое обоснование террора, насилия, разрушения личности, народа, государственности, а затем в том же составе, с теми же регалиями и таким же рвением обслуживать прямо противоположный исторический процесс и при этом посылать непрерывные сигналы о готовности поддержать любой иной политический эксцесс — то, что мы наблюдаем в современной Украине, — такое не могло присниться даже в страшном сне ни одному представителю другой науки.

Наблюдая при этом, как некоторые из моих коллег с молниеносной скоростью перемещаются из одной партии власти в другую, как иные не брезгуют зарабатывать на экзаменационных сессиях и процессах защиты диссертаций, невольно задумываешься над беспредельностью той пошлости, которая стала основным содержанием нашего «правового» бытия. Вообще, даже делая сноску на трудные времена, вспоминая роль иных юристов в нашей истории, трудно удержаться от грустного каламбура, что это те люди, которые употребили лучшую пору своей жизни на то, чтобы сделать худшую ещё более печальной.

Неужели никто из них при этом не задумался, как подобное лицемерие отзовется в умах и душах молодого поколения, которое заканчивает юридические факультеты и вузы, защищает диссертации, идёт работать в высшие органы власти, правоохранительные органы и спецслужбы соответствующих государств? А как будут складываться отношения этих молодых людей с их же вчерашними соотечественниками по единому федеративному государству? Какими глазами будут смотреть друг на друга ученики преподавателей одного и того же в недавнем прошлом советского права, которых ныне разделяют идеология, языки, границы и настойчиво прививаемая этническая неприязнь? При беспристрастном наблюдении этого процесса может сложиться довольно странное впечатление, что у каждой страны ныне есть какое-то своё Право, например, одно — для Азербайджана, другое — для Армении, третье — для России и Белоруссии, а четвертое — для Украины и Грузии, пятое, вероятно, для Казахстана, Узбекистана и Туркменистана и так далее. Заметим при этом, что юристы каждой из этих держав вполне искренне убеждены, что на деле обеспечивают воплощение в жизнь своего народа принцип верховенства Права. А ведь точно также они все вместе совсем недавно клялись в верховенстве социалистической законности. Естественно, напрашивается нелицеприятный вопрос: так верховенство каких ценностей в действительности господствовало и господствует в душах всех этих деятелей? И вообще есть ли что-либо святое в душе этой всегда услужливой корпорации профессиональных игроков с судьбами зависимых от них людей? Как тут не вспомнить тонкое замечание немецкого писателя Георга Лихтенберга (1742–1799): «Чтобы поступить справедливо, нужно знать очень немного, но чтобы с полным основанием творить несправедливость, нужно основательно изучить право».

Как известно, большевистский режим единого советского государства требовал весьма солидного правового обеспечения, в равной степени, как и его последующий распад. И я лично ничуть не удивлюсь, если при первом же удобном случае правовым обоснованием процесса реставрации прошлого будут заниматься те же самые люди и с точно таким же фанатичным блеском в глазах. Вероятно, поэтому таких юристов в мире не уважают, а бардов, поэтов, писателей и физиков почитают, переводят и печатают. Но сие не означает, что достоинство, свобода и права человека должны перекочевать в учебники филологии или элементарной физики. Просто отечественному юридическому бомонду пора отвлечься от экзаменационной, диссертационной, кафедральной суеты и очередного обоснования точки зрения очередной партии власти, а заняться, наконец-то, своими прямыми обязанностями: думать, переживать и страдать за судьбы своих соотечественников, чтобы мы, юристы, а не герой известного фильма, могли, не краснея, заявить: «За державу обидно»!

Поскольку всё время на кого-то обижаться уже не осталось ни исторического времени, ни душевных сил, то в разделах 5 и 6 настоящего издания выдвинута система конкретных конституционно-правовых мер, настоятельно необходимых, на взгляд автора, для обеспечения развития Украины в качестве демократического, правового и социального государства; государства, в котором можно было бы мирно жить, не испытывая непрестанно опасения за свои достоинство, свободу и права человека, за будущее своих детей и внуков.

Сила любого народа — в солидарности, в терпимости, в единстве составляющих его индивидуальностей. Отсутствие этих качеств — верный признак будущего распада державы, разброда и шатаний её бывших граждан по разным закоулкам запутанного лабиринта земной цивилизации. История знает народы, которых немилостивая судьба разбрасывает по всему свету. Они как вечные пилигримы ищут пристанище где угодно, только не на своей исторической родине. Таких людей ничего не связывает между собой. У них нет общих духовных корней. И потому даже на чужбине, они не держатся вместе. Такое поведение явно отличает многих эмигрантов, например, из СССР от выходцев из других стран. Бывшие советские граждане, как правило, отказывают друг другу в моральной, психологической и материальной поддержке. Иными словами, сила отторжения между ними превышает силу притяжения. Одна из причин подобного поведения находит своё объяснение в отсутствии культуры солидарности в менталитете соответствующего народа. Вместе с тем, культура солидарности — основа духовного сохранения нации. Её отсутствие — предтеча краха. Поэтическим воплощением последнего стали пророческие стихи «Когда они пришли…» протестантского теолога, президента Всемирного совета церквей Мартина Нимёллера (1892–1984). Вот эти ставшие знаменитыми на весь мир строки:

Солидарность — союз людей во имя сохранения достоинства каждого. Солидарность — это счастливая способность людей откликаться на зов своего сердца о защите достоинства и свободы другого человека. Иногда люди задаются вопросом: для чего мы живём в обществе, если не стараемся облегчить жизнь друг другу? Справедливый вопрос, ибо, как верно замечено, два человека, два этноса, два народа, два государства могут спасти друг друга там, где один неминуемо погибнет. Солидарность — центральное звено в исторической судьбе любого народа. Как утверждал в тяжелейшую минуту для своей державы 32-й президент США Франклин Рузвельт, «солидарность — вот ключевое слово. С нею мы смело можем не бояться ничего, кроме самого страха». Солидарность стала определяющим понятием всей внутренней политики Рузвельта, которая вошла в историю под наименованием «Новый курс». Среди ряда американских историков бытует убеждение, что если бы смерть не вырвала этого выдающегося государственного деятеля из рядов ведущих политиков мира, то принцип солидарности лег бы в основу всей внешней политики США после окончания Второй мировой войны. И кто знает, не удалось бы в этом случае избежать той злополучной холодной войны, которая в итоге завершилась позорным распадом СССР? (Для справки: термин «холодная война» первым в мире употребил советник президента США Бернард Барух (1870–1965) в речи, произнесенной 16 апреля 1947 г. перед палатой представителей Южной Каролины для обозначения конфликта между США и Советским Союзом).

Возможно, воплотив политику Рузвельта в жизнь, его преемники подарили бы миру особую форму всемирной солидарности — союз народов мира во имя достоинства и свободы друг друга. Стала бы реальностью исконная мечта человечества: жить в дружбе друг с другом. Не об этом ли грезили ещё древние мудрецы, настойчиво искавшие пути окончательного искоренения любого рода войн? В этом отношении представляет интерес весьма знаменательное распоряжение великого полководца и государственного деятеля Александра Македонского (356–323 гг. до н. э.), который «повелел всем людям считать мир своей родиной… хорошие люди станут её коренным населением, плохие — иноземцами». Иными словами, по мысли Александра Великого: хорошие люди и есть основа титульной нации!!! Однако эта простая мысль древнего грека стала камнем преткновения для некоторых современных общностей, которые вместо того, чтобы быть озабоченными воспитанием и сохранением хороших людей на поверку заняты их психологическим подавлением или физическим истреблением. Заметим: безошибочным признаком таких племен является высокий уровень эмиграции и смертности людей, которым выпала незавидная доля родиться и стараться выжить в подобной мутной и агрессивной среде.

Солидарность между людьми — важнейшее условие их духовного, а подчас и физического выживания. Поскольку одним из основополагающих инструментов обеспечения человеческого достоинства выступает политическая свобода, то принцип солидарности ради её обеспечения в иные мгновения истории становится вопросом жизни или смерти. В своё время широкую популярность приобрёл мудрый призыв: «Во имя нашей и вашей свободы». Как мы помним, именно с таким политическим лозунгом вышли 25 августа 1968 г. на Красную площадь в Москве советские диссиденты. Сие воззвание означало принцип абсолютной взаимозависимости — в равной степени как граждан одного государства, так и разных народов мира в вопросах сбережения свободы каждого: свобода одного человека или народа является непременным условием свободы другого. Обретая свободу для себя, непременно помоги сберечь её другому человеку, этносу, народу. Очень выразительно на эту сторону политического бытия своих соотечественников, в связи с их соучастием в геноциде евреев, обратил внимание французский философ Жан-Поль Сартр. В частности, он писал, что «нужно объяснить каждому, что судьба еврея — это его судьба. Ни один француз не будет свободен до тех пор, пока еврей не сможет пользоваться всеми своими правами. Ни один француз не будет в безопасности до тех пор, пока хоть один еврей — и во Франции, и во всем мире — должен опасаться за свою жизнь». Если такую простую истину нужно было в 1944 г. особо втолковывать просвещённой нации, которая ещё в 1789 г. провозгласила Декларацию прав человека и гражданина, то, что же тогда можно было ожидать от народа, который прославился в мире тем, что породил большевизм и построил империю ГУЛАГ?

Вместе с тем, именно политическая солидарность с другими народами мира в годы Второй мировой войны помогла последнему ценой беспримерных людских потерь одержать сокрушительную победу над Вооруженными силами Третьего рейха. В январе 1943 г. Черчилль в письме премьер-министрам британских доминионов писал: «Без тесной взаимосвязи и единства всей британской империи и содружества наций, прошедших через период отчаянной опасности, свобода и достоинство цивилизованного человечества могли бы быть загублены». Отдавая должное этому государственному деятелю, надо признать его бескомпромиссным и последовательным лидером мирового движения солидарности против гитлеризма. В этом вопросе он воистину — фигура вселенского масштаба. Один из первых осознав, что национальная безопасность одного народа — условие безопасности другого, он, выступая 22 июня 1941 г. в 21–00 по Би-Би-Си, заявил следующее: «…Мы поможем России и русскому народу всем, чем только сможем. Опасность для России — это опасность для нас и для Америки, и борьба каждого русского за свой дом и очаг — это борьба каждого свободного человека в любом уголке земного шара». Многие отношения в период Второй мировой войны могли бы послужить яркой иллюстрацией тезиса «солидарность спасла мир». Антигитлеровская коалиция в лице Великобритании, СССР и США — убедительное тому свидетельство.

В последние годы всё чаще и чаще стали появляться данные о гигантской помощи, которую США оказали воюющим странам и которая вошла в историю под обобщённым наименованием ленд-лиза (для справки: Закон о ленд-лизе был принят Конгрессом США 11 марта 1941 г. /ленд-лиз от англ. lend — «давать взаймы» и lease — «сдавать в аренду, внаём»/. Этот закон предоставлял полномочия, преимущественно на безвозмездной основе, передавать союзникам США по Второй мировой войне боеприпасы, технику, продовольствие и стратегическое сырьё, включая нефтепродукты. Такое право осуществлял глава государства в пользу любой страны, защита которой признавалась соответствующей национальной безопасности США). Об этой беспрецедентной по масштабу форме сотрудничества между странами красноречиво говорят цифры: общий размер помощи союзников в пользу СССР западные эксперты оценивают по современным методикам в сумму, равную 100 миллиардов долларов: по 500 долларов на каждого гражданина СССР и по 10 тысяч долларов на одного бойца его вооруженных сил. То есть по 8 долларов на каждого военнослужащего каждый день из всех тех долгих лет войны. При этом только продовольственная помощь была предоставлена СССР на сумму около 1,3 миллиарда долларов (по ценам тех лет). По некоторым подсчетам, если брать за основу численность советской армии в 10 миллионов человек, то это по 130 долларов на воина. А в пересчете на калории представлялось возможным пропитание 10-миллионной армии больше чем в течение 5 лет.

Как известно, долгие годы советские историки заведомо занижали роль помощи западных союзников. Одним из первых, кто признал исключительный вклад коалиции в дело разгрома гитлеровской Германии, был Маршал СССР Георгий Константинович Жуков (1896–1974). В частности, как стало известно из материалов прослушивания КГБ СССР в 1963 г. его бесед с известным советским писателем Константином Михайловичем Симоновым (1915–1979), прославленный командующий признавал: «Вот сейчас говорят, что союзники никогда нам не помогали… Но ведь нельзя отрицать, что американцы нам гнали столько материалов, без которых мы бы не могли формировать свои резервы и не могли бы продолжать войну… У нас не было взрывчатки, пороха. Не было чем снаряжать винтовочные патроны. Американцы по-настоящему выручили нас с порохом, взрывчаткой. А сколько они нам гнали листовой стали! Разве мы могли бы быстро наладить производство танков, если бы не американская помощь сталью? А сейчас представляют дело так, что у нас все это было свое в изобилии» (попутно заметим: как же должны были себя чувствовать рядовые граждане СССР, если четырежды Герой Советского Союза, Маршал СССР, в недавнем прошлом министр обороны СССР находился под банальным колпаком советской охранки? Впрочем, на сей вопрос в одном из своих интервью ответила народная артистка СССР Людмила Марковна Гурченко (1935–2011): «А когда в 1957 году меня вербовал КГБ для работы на Всемирном фестивале молодежи и студентов, я не могла в это поверить. Я отказалась, и это меня уничтожило на долгие годы»).

В дополнение к сему эпизоду хотелось бы проиллюстрировать весьма характерный для советского общества образчик поведения. Речь идёт о повышенной склонности к предательству тех, кто волею судеб попадал в политическую опалу, причём вне зависимости от былых заслуг человека. Так, известно, что после несправедливой и унизительной отставки Г.К. Жукова с поста министра обороны СССР 26 октября 1957 г., ни один из его высокопоставленных сослуживцев не удосужился протянуть руку помощи или замолвить доброе слово в его защиту. Более того на трибуну пленума ЦК КПСС (28–29 октября 1957 г.), на котором развернулась неистовая травля выдающегося полководца, один за другим поднимались его бывшие военные «соратники» Маршалы СССР: Родион Яковлевич Малиновский (1898–1967), Василий Данилович Соколовский (1897–1968), Андрей Иванович Еременко (1892–1970), Сергей Семёнович Бирюзов (1904–1964), Иван Степанович Конев (1897–1973), Василий Иванович Чуйков (1900–1982), Константин Константинович Рокоссовский (1896–1968), Матвей Васильевич Захаров (1898–1972), Семён Константинович Тимошенко (1895–1970), а также вице-адмирал Сергей Георгиевич Горшков (1910–1988) и в один голос обвиняли своего боевого товарища во всех смертных грехах, которые только могло придумать малограмотное и трусливое политическое руководство СССР. Безнравственность ситуации усугублялась ещё и тем, что в своё время Г.К. Жуков многим из своих будущих хулителей протянул руку помощи. Так, например, в том числе и благодаря его заступничеству в 1940 г. выпустили из тюрьмы К.К. Рокоссовского, а в 1941 г. именно он спас И.С. Конева от верного расстрела, который ожидал последнего за поражение находившихся под его командованием войск Западного фронта под Вязьмой, открывшего гитлеровцам прямой путь на Москву. Но человеческая благодарность и благородство, видимо, так и не прижились в среде высшего военного командования СССР.

О смертельной обиде, нанесенной этой подлой акцией видному полководцу, вспоминал академик А.Н. Яковлев, описывая детали встречи с опальным маршалом: «Тирада была длинной и гневной. Жуков хорошо помнил о предательстве генералов и маршалов — товарищей по оружию, когда они вместе с партийной номенклатурой размазывали его по стене на октябрьском пленуме ЦК 1957 года. Не забыл и не простил». Говорят, что с тех пор во время редких застолий со своими бывшими соратниками Г.К. Жуков всегда произносил один и тот же тост: «В трудную минуту вы предали меня. Однако вы мои боевые друзья, других у меня не будет, и я пью за ваше здоровье». Невозможно удержаться при этом от реплики, что точно такой же тост могли бы поднять в кругу своих однокурсников, коллег, сослуживцев и боевых соратников большинство жителей советской империи. Такие вот нравы царили в среде доблестных строителей социализма и, одновременно, творцов ядерной супердержавы. Самое печальное, что эти нравы передавались по наследству из поколения в поколение многими выжившими именно благодаря своей готовности предать. Все негативные последствия этой неблаговидной способности, ставшей одним из самых востребованных людских качеств той эпохи, мы ощущаем на себе до сих пор. Естественно, что массовое отсутствие благодарности и взаимовыручки на индивидуальном уровне не способствует формированию культуры солидарности и у народа в целом.

Точно такие же закономерности господствовали и в международных отношениях. В конечном счёте многие историки сошлись во мнении, что без западных поставок Советский Союз не только не смог бы выиграть войну, но даже не был в состоянии противостоять немецкому вторжению, поскольку оказался не готов производить необходимое количество вооружений и боевой техники, а тем более обеспечить ее горючими материалами и боеприпасами. Косвенным подтверждением этого факта явилось послание Сталина 33-му Президенту США Гарри Трумэну (1884–1972) от 11 июня 1945 г., в котором признавалось, что «соглашение, на основе которого США на протяжении всей войны в Европе поставляли СССР в порядке ленд-лиза стратегические материалы и продовольствие, сыграло важную роль и в значительной степени содействовало успешному завершению войны против общего врага — гитлеровской Германии». Однако после окончания войны, невзирая на очевидные факты, вся советская историография как по команде стала вдалбливать в массовое сознание однобокую версию, согласно которой СССР победил гитлеровскую Германию чуть ли не в одиночку, благодаря руководящей роли КПСС, а американская помощь при этом была как бы невзначай и сводилась в основном к поставкам свиной тушенки. Не помогло и сделанное в своё время заявление Председателя Президиума Верховного Совета СССР А.И. Микояна: «Теперь легко говорить, что ленд-лиз ничего не значил. Он перестал иметь большое значение много позднее. Но осенью 1941 года мы все потеряли, и, если бы не ленд-лиз, не оружие, продовольствие, теплые вещи для армии и другое снабжение, еще вопрос, как обернулось бы дело».

В связи с этим хотелось бы заметить, что неблагодарность — отличительная черта традиции невежества, которая пустила глубокие корни на просторах СССР, что с особой явственностью сказалось уже после его распада в отношениях между отдельными республиками, входившими ранее в его состав. Резюмируя сказанное, можно с уверенностью заявить: солидарность — основа нации. Например, хроническое отсутствие солидарности между жителями Украины на всём протяжении истории во многом и предопределило их злополучную судьбу в качестве несостоявшейся политической нации. Как заметил академик М.В. Попович, «национальная солидарность — это как любовь и как деньги: или она есть, или её нет. В Украине её не было». Вместе с тем, присоединяясь в целом к справедливому замечанию уважаемого ученого о том, что солидарность несовместима с хитростью и обманом относительно «своих», немыслима без искренности, открытости чувств к ближнему, хотелось бы всё же уточнить: хитрость и обман должны быть в принципе исключены как способ отношения к кому-либо, а не только к «своим». С точки зрения философии достоинства, своим для любого индивида должен стать каждый человек. Человек в человеке должен, прежде всего, видеть не украинца, русского, белоруса, грузина, американца, француза и так далее, а личность, неповторимую индивидуальность. И только в таком случае каждый из нас вправе рассчитывать на честное, порядочное к себе отношение, в том числе и тогда, когда не подпадает под племенное, этническое определение «своего».

Солидарность между гражданами любой державы является важнейшей составляющей её благополучного существования и дальнейшего развития. Особенно знаменательной роль солидарности представляется в судьбе бездержавного народа, то есть народа, по тем или иным причинам лишенного своего государства и, чаще всего, изгнанного с родной земли. История знает поразительные примеры политического возрождения некоторых из них буквально из пепла. Наиболее впечатляющим является создание 14 мая 1948 г. государства Израиль спустя почти две тысячи лет (точнее 1878 лет) после разрушения римлянами иудейской державы в 70 г. н. э. и рассеяния её народа по всему белому свету. Единственным убедительным объяснением этого беспрецедентного исторического факта может служить лишь феномен солидарности между представителями народа, который смог сохранить свои религиозные ценности и пронести их сквозь толщу лет, невзирая на все превратности немилосердной к нему судьбы. Приведенное — одно из неоспоримых доказательств того созидательного потенциала, который кроется в солидарности между членами любого народа мира. В данном случае солидарность помогла сберечь историческое бытие нации, которая только благодаря этому изумительному качеству пережила рассеяние по миру, изгнание, погромы, Холокост, арабо-израильские войны и многое другое, что (каждое по себе) требует отдельного и многотомного летописания.

Однако история развития западной цивилизации, наряду с солидарностью между членами какой-либо одной нации, религиозной общности либо этноса, вызвала к жизни потребность и в общечеловеческой солидарности с горем и страданиями других народов. В этом отношении важнейшим индикатором на международную порядочность следует считать официальное признание массовых убийств армян в 1915–1918 гг. на территории Османской империи (в том числе и современной Турции) геноцидом против армянского народа. Чудовищному преступлению против человечества, как всегда, способствовала эгоистическая и недальновидная политика других, и прежде всего, великих держав. Один из премьер-министров Великобритании, Дэвид Ллойд Джордж (1863–1945), признал: «Политика британского правительства с роковой неизбежностью привела к ужасающим бойням 1895–1897 и 1909 годов и к страшнейшей резне 1915 года. В результате этих злодеяний, беспримерных даже в истории турецкого деспотизма, численность армянского населения в Турции сократилась больше чем на миллион». Здесь попутно лишь напомним, что точно такая же эгоистичная, немилосердная и недальновидная политика британского правительства, препятствующая переселению европейских евреев в Палестину, во многом способствовала их столь массовой гибели в годы Второй мировой войны.

Повествуя о геноциде армян, следует помнить, что в общей сложности в период с 1915 по 1918 год погибло около полутора миллионов представителей этого древнего народа. Остальные бежали или были выдворены турками в Месопотамию (область между реками Тигр и Евфрат, на территории современного Ирака), Ливан, Сирию через засушливые пустыни, где большинство несчастных погибло от голода и болезней. Свыше одного миллиона армянских беженцев было рассеяно по миру. Днём геноцида армянского народа принято считать 24 апреля 1915 г., когда турецкие политические и военные деятели, решающую роль среди которых сыграли Талаат-паша (1874–1921), Энвер-паша (1881–1922) и Джемаль-паша (1884–1922), отдали приказ собрать в Стамбуле и немедленно депортировать всю армянскую интеллигенцию, многие представители которой погибли в тот же день. По замыслу одного из организаторов данного преступления, Талаата-паши, даже само слово «армянин» должно было навсегда кануть в Лету.

Справедливости ради необходимо отметить благородную роль, которую сыграл в спасении армян император России Николай II. Как отмечают историки, именно по его приказу русско-турецкая граница была приоткрыта, и толпы скопившихся на ней несчастных и изнурённых людей хлынули на территорию империи. Благодаря этому жесту доброй воли, по данным некоторых историков, из 1 млн. 651 тыс. душ армянского населения Османской империи было спасено около 375 тыс., то есть 23 % от общего числа обречённых на смерть. По общепринятым меркам это является значительным достижением при проведении подобного рода акций милосердия. Думается, что, несмотря на всё горькое, что было сказано об этом монархе выше, одним только этим поступком он заслужил доброе слово в истории человечества. Геноцид армян на сегодня официально признали и осудили Европейский Союз, а также Франция, Италия, Германия, Бельгия, Швеция, Нидерланды, Швейцария, Россия, Польша, Литва, Греция, Кипр, Словакия, Аргентина, Венесуэла, Чили, Канада, Ватикан и ряд других держав.

Официально признать геноцид армянского народа на момент написания данной книги, однако, отказывается Израиль. Одним из объяснений такой позиции был тот факт, что из всех мусульманских стран, якобы, только Турция воздерживается от проявления безудержной ненависти к Израилю в этом взрывоопасном регионе. Представляется, однако, что конец иллюзиям Израиля наступил в начале 2009 г. во время проведения им антитеррористической операции под названием «Литой свинец» против боевиков «ХАМАСа» в секторе Газы. В этот момент глава правительства Турции разразился гневными обвинениями в адрес державы, которая предприняла естественные меры защиты своих граждан от ракетных обстрелов со стороны этой злобной и коварной террористической организации. Во время проходившего в это же время в Турции баскетбольного матча на Кубок Европы с участием сборной Израиля на спортивную площадку хлынули сотни турецких болельщиков с криками «смерть евреям». В израильских спортсменов полетели бутылки, ботинки и всё что поподалось под руку разгневанным туркам. Тем самым история ещё раз доказала, что благими намерениями дорога вымощена только в ад.

Беспринципность в вопросах осуждения погромов, этнических чисток и геноцида других народов рано или поздно может обернуться неистребимым желанием истребить твой народ. Умение переживать чужую беду как свою — гарантия безопасности всех. По отношению к судьбе самого Израиля эта истина нашла своё выражение в замечательных словах американского писателя и философа Эрика Хоффера (1902–1983): «Меня не оставляет предчувствие: как мы поступаем с Израилем, так будет со всеми нами. Если Израиль исчезнет, то и нас постигнет Катастрофа. Израиль должен жить!». Эти вещие слова в полной мере применимы и к армянскому народу. Поэтому повсеместное признание геноцида армян столь актуально в свете международной солидарности между цивилизованными народами. Любая политика уклонения от этого акта исторической справедливости, в той или иной степени льёт воду на мельницу политических наследников Гитлера, который на предупреждение своих клевретов о возможной ответственности за поголовное уничтожение евреев самоуверенно воскликнул: «А кто помнит сейчас о резне армян?».

Представляется, что в своё время преступное забвение трагедии армянского народа и стало предтечей Катастрофы еврейского. Поэтому признание преднамеренного истребления армян в 1915 — 1918 гг. геноцидом армянского народа является долгом любого правового государства, невзирая на конъюнктурные политические причины и сопутствующие региональные обстоятельства. В этом отношении абсолютно справедливым представляется мнение, что «если бы не те самые «тактические» соображения, которые часто в истории не давали возможности вовремя пресечь преступную деятельность тоталитарных империй, то мир сейчас выглядел бы совсем иначе. Если бы после геноцида армян мировое сообщество оценило опасность подобных преступлений для всего человечества и нашло противоядие, то, возможно, не было бы ни… Холокоста, ни иных массовых преступлений.

Нет иных критериев, кроме нравственных. Боль каждого народа должна становиться болью для всего человечества — иного пути к толерантному миру нет» («Зеркало недели». - N 42, 11.11.2007 г.). Когда эта очевидная истина станет частью национальных интересов любого народа, тогда можно будет быть спокойным и за судьбу всего человечества. Не только отдельные люди, но и всё человечество в целом должно стать человечным. Подобное требование — сердцевина философии достоинства.

Кто-то из великих, помнится, заметил, что когда столетия сменяют друг друга, то среди народов, равно как и в походе среди солдат, всегда можно встретить отставших. Печальна участь того войска, в котором к отставшим относятся, как к погибшим или врагам народа. Незавидна судьба и того государства, в котором одни граждане относятся к другим, как к балласту на историческом марше. Сильное сомнение вызывает цивилизованное будущее и всего человечества, если оно и далее не найдёт в себе силы проникнуться сочувствием к народам, отставшим на пути исторического развития. Думается, что подлинный критерий цивилизованности той или иной нации — это её готовность протянуть руку помощи менее удачливым странам. Иными словами, речь идёт о солидарности всего международного сообщества в интересах достоинства и свободы любого человека, этноса и народа. Правда, этот процесс — взаимный: «отставшие» должны научиться работать над собой, научиться уважать друг друга и тех, кто проявляет готовность им помочь.

Отсутствие солидарности — верный признак грядущего вырождения, распада и исторического поражения того или иного народа. И то, что в упор не желают замечать иные политики, приковывает повышенное внимание поэтов. Не случайно любимый многими бард Булат Шалвович Окуджава (1924–1997) в «Старинной студенческой песне» призывал:

Солидарность — одновременно основа и гарантия безопасности каждого. Безопасность каждого — гарантия безопасности всех. Таков девиз гражданского общества. Государство, которое выступает гарантом обеспечения культуры достоинства своих граждан, оберегается людьми в качестве своего национального достояния и личного блага. Государство, которое по первому зову бросается на защиту своего гражданина, беспрекословно признается Отечеством, даже если человек совсем недавно попал под его высокое покровительство. За такое государство сражаются и умирают, потому что оно — гарантия выживания остальной части народа, семьи, друзей и культуры каждого гражданина.

Те же социальные образования, целостность которых поддерживается не солидарностью и уважением людей, а лишь стечением исторических обстоятельств и репрессивным началом безликой государственной машины, как правило, теряют привлекательность в глазах его обитателей, а вместе с ней — свою историческую жизнеспособность и иммунитет к распаду. Таковые гибнут при первом же серьёзном испытании на историческую прочность — обстоятельство, которое также не ускользнуло от внимания чуткого поэта:

Эти строки Окуджавы — своеобразная эпитафия великой державе, которая, оказавшись способной запускать людей в космос, не удосужилась проникнуться уважением к их личности.

Первый том своих мемуаров «Омут памяти» академик А.Н. Яковлев завершает такими строками: «Итак, закончился ХХ век. Для России — самый страшный, самый кровавый, до предела насыщенный ненавистью и нетерпимостью. Кажется, пора бы одуматься и покаяться, попросить прощения у тех лагерников, кто ещё остался в живых, преклонить колени перед миллионами расстрелянных, умерших от голода, разбудить уснувшую совесть и признать наконец, что мы сами помогали режиму порабощать нас — всех вместе и каждого в отдельности». Однако — нет, не в наших исторических традициях перед кем-то каяться и виниться. Наоборот, каждый из субъектов титульной супернации стал искать врага в своих бывших соотечественниках, в кознях других этносов и других церквей. А ведь некоторые народы нашли в себе силы покаяться за то зло, что причинили другим людям, этносам, нациям. А бывший советский народ, увы, не смог до сих пор.

Здесь уместно привести горькое размышление А.И. Солженицына: «И вот в Западной Германии к 1966 году осуждено восемьдесят шесть тысяч преступных нацистов… А между тем, если 86 тысяч западно-германских перевести на нас по пропорции, это было бы для нашей страны четверть миллиона! Но и за четверть столетия мы никого их не нашли, мы никого их не вызвали в суд… Загадка, которую не нам, современникам, разгадать: для чего Германии дано наказать своих злодеев, а России — не дано?… Но перед страной нашей и перед нашими детьми мы обязаны всех разыскать и всех судить!… Мы должны осудить публично самую идею расправы одних людей над другими!…. Не наказывая, даже не порицая злодеев… мы тем самым из-под новых поколений вырываем всякие основы справедливости… Молодые усваивают, что подлость никогда на земле не наказуется, но всегда приносит благополучие. И неуютно же, и страшно будет в такой стране жить!».

Но, в действительности, мы продолжаем жить в стране, в которой подлость не наказуема и более того приносит свои обильные плоды: власть и собственность, по сути, сконцентрировалась в руках представителей номенклатуры бывшего СССР, связанных с ними деятелей теневой экономики и обслуживающих их посредников или, как их прозвали в народе, «решал». Они — порождение нашего большевистского преступного прошлого — ныне и стали правящим классом в постсоветских республиках. Чего не скажешь о современной Германии. Как заметил российский журналист, первый президент Академии российского телевидения Владимир Владимирович Познер, что когда ему приходилось бывать в Германии у него сначала от немецкой речи мороз шел по коже, а сегодня он снимает «перед немцами шляпу за то, как упорно они вытравливают фашистскую идеологию — и говорят, и в учебниках об этом пишут, и детям все объясняют. Причем не кивают на кого-то: мол, виноват Гитлер, нацисты, а каются: это мы, это наш немецкий народ сделал». Да, видимо, не всем народам Бог даровал «привилегию» испытать покаяние и, соответственно, право на цивилизованное бытие. А эти качества на поверку оказались очень тесно связанными между собой.

Итак, большевизм оказался гораздо более живучим чем нацизм. Почему? Видимо, потому, что в историческое небытие канула лишь конкретная государственная форма — СССР, но бессмертной оказалась суть большевизма — традиция невежества. Мы её не вычленили, не признали, не пригвоздили к столбу позора и не вытравили из своего нутра. Вот почему и после распада империи все прежде входившие в её состав этносы и коренные народы сохранили практически в неприкосновенном виде, подобно родимому пятну, менталитет «очень отсталого» народа. На эту особенность последнего в сравнении с европейским обращает внимание историк Ю.Н. Афанасьев, отмечая, что «Россия, как и Европа, озабочена реалиями прошлого, но если Европа озабочена тем, как преодолеть реалии европейского прошлого, как от них уйти, то Россия — тем, как к реалиям «войны миров» вернуться, как их обрести в новых условиях». Именно эта историческая традиция в очередной раз самым прискорбным образом дала о себе знать в виде гражданской войны на территории Чечни (1994-?), а также в период вооруженного конфликта с Грузией на территории Южной Осетии (с 8 по 12 августа 2008 г.).

Историки заметили, что у некоторых народов весьма запоздалые реакции и замедленные рефлексы: суть происходящего понимают только следующие поколения. Но что делать народу, у которого ни одно последующее поколение не оказывается восприимчивым к урокам истории? А сама история постоянно фальсифицируется? Жизнь в такой стране получила поэтическое отражение в следующих строках поэта И.М. Губермана:

Признаться, очень нелицеприятные строки. Но, что правда, то правда. Вопрос в ином: что делать, чтобы вырваться из подобной порочной консистенции нравов, традиций и стереотипов поведения? На мой взгляд, выход один: учиться у других народов! Представляется, что строительство гражданского общества и правового государства — первые вехи на этом пути. И население страны должно научиться решать эту задачу своими силами вопреки традиционному сопротивлению власть предержащих.

Естественно, что в подобном случае встают извечные для нашего отечества вопросы: что делать? с чего начать? За ответом, однако, далеко ходить не приходится: населению бывшего СССР неплохо было бы взять на вооружение так называемое «золотое правило». Правило, которое пришло к нам вместе с библейскими текстами: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними» (Евангелие от Луки, 6:31). Иными словами, нам необходимо научиться вести себя порядочно и доброжелательно по отношению к человеку вне зависимости от его этнического происхождения, языка общения, религиозных убеждений и других отличий.

Однако для некоторых обитателей бывшей советской империи, как показало время, именно это правило оказалось камнем преткновения, поскольку оно не приносит психологического удовлетворения, не дает ощущения исторического реванша, не позволяет испытать чувство восторга от возможности безнаказанно оскорбить представителей соседнего народа, что вчера было сделать сложнее и себе дороже. Сегодня же всё это можно осуществить без труда, прикрываясь принципом государственного суверенитета. Ныне в Украине, как представляется, стало набирать обороты весьма сомнительное суждение: наши соседи должны относиться к нам хорошо, в противном случае мы будем их ненавидеть, оскорблять и предавать, предавать и оскорблять и при этом всё время испытывать судорожный страх перед их адекватной реакцией. Но реалии истории таковы, что людей, исповедующих такую социально-психологическую установку, в действительности, не уважают, с ними избегают иметь дело, а со временем — откровенно презирают.

Эти особенности национального характера далеко не секрет для наших западных соседей по Европейскому континенту, которые, думается, по одной только этой причине всеми силами противятся сближению с таким народом в пределах открытого международного сообщества. Поэтому не должно вызывать удивления их желание отгородиться от источника беспокойства и дестабилизации надежной стеной объединенной пограничной стражи Европейского Союза. Повседневное общение с людьми, которые при каждом столкновении с собой вызывают нравственный и психологический дискомфорт, — чрезвычайно сильное потрясение для психики цивилизованных европейцев. Устойчивость такой тенденции в поведении бывших подданных советской империи при всём разнообразии форм проявления вызывает во всем мире чувство недоверия и настороженности при строительстве отношений с такими странами в пределах единого правового пространства, каковым, к примеру, мог бы стать Европейский Союз. И нежелание последнего видеть в своём составе, например, население Украины вполне объяснимо страхом цивилизованных стран перед носителями традиции невежества.

Это абсолютно справедливые опасения: такое население — угроза самому себе, не говоря уже о соседях по Европейскому континенту. На это обстоятельство обратил внимание экс-министр обороны Украины, кандидат в Президенты Украины (2010 г.) А.С. Гриценко в статье под весьма красноречивым названием «Большей угрозы, чем мы сами, для Украины не существует» («Зеркало недели». - N 30, 22.08.2008 г.). И лишь какая-то роковая слепота хронически мешает большинству наших соотечественников понять истоки своей незавидной судьбы. Подобная неадекватность — такое же следствие традиции невежества, как и этническая нетерпимость. Справедливости ради надо отметить, что отрезвляющее осознание негативного имиджа Украины в мире всё же стало проникать и на страницы отечественных изданий. Так, один из постоянных корреспондентов популярного украинского интернет-издания в своей статье «Трудный, но необходимый урок» обращает внимание на то, что «украинский народ вместо того, чтобы сказать свое весомое слово в истории, которого от него так долго ждали, превратился в мирового пройдоху, который, будучи не в силах навести порядок даже в собственном доме, пробирается в приличное общество, компрометируя принципы, на которых это общество функционирует. И чем больше ему дают понять, что с такими склонностями не следует идти туда, где тебя не воспринимают, тем более активно он туда протискивается» («Украинская правда», 10.06.2008 г.). Надо признать: нелицеприятная констатация очевидного факта! Однако горькие слова и сильные выражения, отнюдь не панацея от традиции невежества. Становится понятным, что из душ людей её не изгнать столь нехитрым и скорым средством. Видимо, выход из исторического лабиринта следует искать всё же не в избитых словах о патриотизме, не в клятвах на реликвиях национальной старины, а в реальных, созидательных делах и наднациональных правовых ценностях западной цивилизации. А этого как раз катастрофически и не хватает Украине. Поэтому она не вызывает интерес в Западном мире. Показательный пример оного привёл в личной переписке со мной В.А. Коротич. В частности, он упомянул, что во время своей преподавательской деятельности в США он «вел два курса в Бостоне. Один — «Пресса и власть» (Press and Power), второй «Запад и прочие» (Tne West and the Rest)/. Два года подряд я предлагал курс об Украине, но на него не записалось ни разу требуемое количество студентов — если записывается менее 10 человек, курс считается нерентабельным и снимается». На мой взгляд, сие свидетельствует лишь о том, что если Украина и стала в чём-то подлинно независимой, то только от западной цивилизации. Но стоит ли гордиться подобной «независимостью»?

Творить нацию, гражданское общество и правовое государство сложно и накладно, ибо требуется созидательный потенциал и добрая воля. Посему и не прекращаются попытки сбить костяк нации не на основе подлинных правовых ценностей, а на основе этнической ненависти к другим народам, их языку и церкви. Так быстрее и дешевле, а самое главное, не мешает наживаться на бывшей общенародной собственности, заметим, общей для всех граждан республики, безотносительно к их этническому происхождению, языку общения и конфессиональной принадлежности. Вот почему политический стиль партии этнической нетерпимости столь очевиден и вместе с тем столь омерзителен. История неумолимо свидетельствует: ничего путного эта партия делать не умеет, ни на что возвышенное, увы, не способна. Проблема в том, что партия сия создала в стране душную и затхлую атмосферу, в которой трудно думать, творить и утверждать какую-либо возвышенную систему ценностей. Как откровенно признался по этому поводу украинский политолог В.Д. Малинкович, «заниматься конкретной политологией в Украине мне стало просто стыдно. По-моему, сегодня анализировать действия наших ведущих политиков недостойно уважения. Наша политическая жизнь невероятно примитивна. Политики, собственно, и нет. Все главные действующие лица занимаются своими личными интересами. Впрочем, у них нет не только желания, но и способности представить место Украины в мире. Наверное, поэтому мы столь провинциальны» («2000». - N 30–31, 18.07.2008 г.). В силу упомянутых причин Украина, по сути, очутилась на грани духовного одичания и деградации.

Наша общая беда в том, что все, проголосовавшие 1 декабря 1991 г. за европейский путь развития Украины, оказались заложниками одной-единственной воинствующей партии власти, духовное развитие которой остановилось где-то на рубеже XIX и XX столетий. Восходя из глубины веков, традиция невежества не желает отпускать из своих объятий население Украины по той формальной причине, что в 1996 г. её именовали суверенной, демократической, социальной и правовой державой. Фактическая основа столь незавидного положения вещей в том, что эти слова, понятия и принципы, изложенные на бумаге, не смогли стать внутренней потребностью наших граждан. В своём абстрактном существовании эти понятия оказались неспособными заложить основу новой, уже правовой, традиции, которая пришла бы на смену нашему прошлому в отношениях друг к другу. Причина этого вполне очевидна: традиция невежества успела пустить столь глубокие и разветвлённые корни в специфическую ткань нашего менталитета, что с течением времени стала его органической и неотъемлемой составляющей. Единственным противовесом этому пагубному процессу и его носителям может выступить философия достоинства человека, её важнейшая составляющая и надежнейшая основа — Право.

Вот почему так важно, чтобы наш народ заговорил на интернациональном для всего человечества «языке Права» — единственном языке, на котором может быть обеспечено достоинство человека вне зависимости от его расы, этноса, религии и языковой группы. Тогда наиболее культурные лидеры Европы станут одновременно и лидерами нашего народа на пути построения цивилизованного европейского общества. К этому призывают буквально первые строки Хартии ЕС об основных правах от 7 декабря 2000 г. (Ницца): «Народы Европы, создавая между собой ещё более тесный союз, приняли решение разделить основанное на общих ценностях мирное будущее». Поэтому программа, провозглашающая свободу от невежества, независимость от тяжкого наследия прошлого, право на достоинство и развитие, — это прямой путь к правовому государству и полноценному, равноправному участию в столь вожделенном для нас европейском сообществе. Всё, однако, зависит только от людей, от нас — граждан Украины.

А завершить сей раздел хотелось бы пророческими словами великого российского поэта, лауреата Нобелевской премии Бориса Леонидовича Пастернака (1890–1960):

Хотелось бы и нам верить, что обращение великого поэта не к духовной силе и доброте своих соотечественников — современников и потомков, а к Духу добра — всё же поэтическая метафора, и люди смогут своими силами, постигнув философию достоинства, свободы и прав человека, преодолеть роковую для нашего Отечества «силу подлости и злобы».