Философия достоинства, свободы и прав человека

С точки зрения правоведения, название книги носит весьма обобщённый, я бы даже сказал — неоправданно абстрактный характер. Вернее было бы иное — «Философия права на достоинство, свободу и права человека». Такое название более соответствовало бы предмету исследования, поскольку в работе подспудно отстаивается тезис о естественном праве человека на эти бесспорные ценности, которые в процессе развития человечества сначала обрели признание со стороны международного сообщества и лишь затем стали достоянием конституционной практики многих стран мира.

Конечно, формула «право на право» в данном контексте может восприниматься в качестве некой натяжки и тавтологии. Но, как утверждал видный российский правовед, доктор юридических наук, первый председатель Комитета конституционного надзора СССР Сергей Сергеевич Алексеев (1924–2013) «… существуют достаточные основания, чтобы признать положение «право на право» в качестве важнейшей составляющей культуры прав человека, и не исключено — одним из основных прав человека вообще. Таким правом, прирожденным, неотъемлемым и неотчуждаемым, которым в современном гражданском обществе должен обладать каждый человек с момента рождения». Под углом зрения международной теории и практики конституционного права это, несомненно, так. Однако в таком немаловажном вопросе, как выбор наименования книги, автору, вероятно, не пристало терзаться сомнениями по поводу дефицита в нём правовых терминов, особенно учитывая то обстоятельство, что всё содержание работы посвящено идее торжества и утверждения в нашей повседневной практике такой общечеловеческой ценности, как Право.

Вопреки традиционному представлению, Право не сводится к совокупности абстрактных правил поведения, нашедших отражение в том или ином массиве законодательных актов страны. Право — это живой процесс, за которым просматривается кропотливый труд, напряженная деятельность всего человечества, не желающего мириться с несправедливостью и неправедностью своего бытия. Как было кем-то справедливо замечено, что вся мировая история по самой своей сути сводится к истории Права в качестве высшего пункта цивилизации, который концентрирует в себе всё её содержание. Право — это некий эффективный механизм, предназначенный для обеспечения доминирования духа добра над силами зла в отношениях между разными людьми, странами и цивилизациями. В этом процессе всё порочное, вредное и разрушающее жизнь человека, народа и человечества подлежит незамедлительному подавлению как международным сообществом, государством, институтами гражданского общества, так и отдельными заинтересованными лицами. Немецкий правовед Рудольф фон Иеринг, в частности, писал, что «право есть непрерывная работа, притом не одной только власти, но всего народа. Вся жизнь права, взятая в целом, являет перед нами такое зрелище неустанного напряжения и труда со стороны всей нации, какое представляет деятельность последней в области экономического и духовного производства. Всякое отдельное лицо, которому приходит нужда отстаивать своё право, имеет свою долю участия в этой национальной работе, по мере своих сил способствует осуществлению на земле идеи права». К этому глубоко верному замечанию следует добавить лишь одно обстоятельство, которое стало решающим во второй половине ХХ века: к упомянутому неустанному напряженному труду в недавнем прошлом весьма узкого круга народов западной цивилизации ныне подключился ещё один субъект Права. Оным ныне стало международное сообщество в лице такой, не имеющей аналога в истории человечества, наднациональной и межцивилизационной организации, как ООН.

В настоящей работе под международным сообществом понимается совокупность современных народов мира, осуществляющих совместную созидательную деятельность на основе общепризнанных принципов и норм международного права для защиты прав и свобод человека, а также для разрешения всех глобальных проблем цивилизации.

С момента его появления на внешнеполитической сцене в качестве самостоятельного актора право в общеупотребительном, тривиальном смысле этого слова стало Правом в особом цивилизационном значении этого понятия. Его основа — осознание международным сообществом своей ответственности за достоинство, свободу и права каждого живущего на нашей планете человека. Если смотреть под таким углом зрения, то Право — это непрерывная работа всех государств, наций, каждого этноса, коренного народа, индивида, желающих жить достойно, в соответствии с высокими стандартами международного права прав человека. При таком понимании Право, несомненно, выполняет двойственную роль: с одной стороны, обслуживает всё человечество, а с другой, создает благоприятные условия для достойного развития каждой отдельной нации и соответствующей её цивилизованным нуждам державы. Такого эффекта Право достигает путём воздействия на мотивацию каждого человека, поскольку, с точки зрения правовой системы координат, мы все равны в своём достоинстве, мы все — граждане этого мира. Как справедливо заметил 6-ой Генеральный секретарь ООН Бутрос Бутрос Гали (1922–2016): «Как абсолютный критерий права человека представляют собой общий язык человечества. Приняв этот язык, все народы смогут понимать друг друга и творить собственную историю. Права человека по самому определению являются основополагающей нормой всей политики».

Однако для того, чтобы восторжествовало подобное правовое состояние, люди не должны, подобно зайцам, бегать из одной страны в другую в поисках постоянно ускользающей от них достойной жизни. Западные страны — объект несказанного вожделения многих эмигрантов — не в силах вместить в себя всех желающих. Отечество необходимо созидать с помощью Права в той стране, где человек впервые увидел свет. Доброй матерью, а не злой мачехой в таком случае для каждого должна стать его родина, его страна. Думается, мы доросли до понимания необходимости создавать благоприятные правовые условия для достойной жизни непосредственно на земле тех народов, представителям которых судьба в противном случае сулит роль вечных скитальцев, перед носом коих с оскорбительной поспешностью захлопываются двери других, более благополучных стран. Благодаря Праву эти люди должны обрести реальную перспективу достойно жить, работать, творить, создавать семью в первую очередь у себя на родине, формируя своё правовое социальное государство. В противном случае обессмысливается священный процесс борьбы за свободу и независимость своей державы.

При таком подходе Право предстает перед нами прежде всего в виде саморазвивающейся системы прав человека. Как писал немецкий правовед, автор капитального труда «Философия права» Густав Радбрух (1878–1949), «право — это действительность, призванная служить ценности прав, идее права». Права человека — это те ценности, те идеи, те реальные инструменты, которые оказались способными выровнять условия жизни многих народов мира более эффективно, более гармонично, более реально, чем что-либо иное на свете. Ведь ни один человек, в том числе глава государства или член правительства или парламента, ни один судья или работник спецслужб ни одного государства в мире не хочет быть ограбленным, обращённым в рабство или убитым более сильным индивидом, группой лиц, государством или группой держав. Последнее предположение и составляет прагматическую, жизненную основу Права, обеспечивает его всеобщий и универсальный характер. Именно в такой интерпретации Право — это универсальная ценность, объект созидания, почитания и развития всего человечества. В каком-то смысле можно даже говорить о существовании некоего общечеловеческого правового императива, приверженность которому по определению обеспечивает самосохранение и развитие в равной степени как отдельного человека, так этноса и народа в целом.

По ходу повествования замечу, что наиболее наглядно неотвратимое действие этого императива сказалось на судьбе Российской (большевистской) империи. Неистовое сопротивление правящего класса этой державы к проникновению на подконтрольную ему территорию Права всякий раз в итоге приводило её к неминуемому краху. К наличию этой закономерности государственного бытия привлекают внимание авторы уже упоминавшейся выше статьи «Вперед нельзя назад!». В частности, они утверждают «что вековечное существование русской культуры вне права превратило крушение СССР в особенно глубокий обвал всего российского социума и государственности. Россия снова, второй раз за одно столетие обрушилась в архаику патриархальности и ветхозаветности». Иными словами, печальный опыт истории этой некогда могучей державы свидетельствует, что упорное неприятие Права, а тем более неистовая борьба с ним неминуемо заканчивается падением в историческую бездну. Поэтому история западной цивилизации вплотную подвела человечество к необходимости не столько сохранять огромные империи и великие державы, сколько созидать правовые государства и на их основе авторитетное для остальных стран международное сообщество.

Однако к пониманию благотворности этого, на первый взгляд, закономерного процесса международное сообщество пришло лишь после окончания Второй мировой войны в процессе осмысления тех страданий, горя и несчастий, которые выпали на долю миллионов людей. В значительной степени тяжесть осмысления итогов произошедшей катастрофы и мер по её предотвращению выпала на долю ООН. Именно этой организации принадлежит историческая заслуга вознесения на небывалую высоту значения философии достоинства человека в процессе гуманизации жизни, в предотвращении войн, в сохранении жизни на нашей планете. И центральную роль в осуществлении этой планетарной миссии играли и играют права человека. На сие обстоятельство неоднократно обращали внимание все руководители этой авторитетной организации. Так, 7-й Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан (1938–2018) утверждал: «Права человека — основа человеческого существования… Права человека — это то, что делает нас людьми».

Права человека — это реальные инструменты, которые международное сообщество получило в свои руки, дабы защитить каждого индивида, привнести в его жизнь мир и душевный покой, справедливость и солидарность, взаимопонимание и сострадание, успокоить умы и сердца испокон веков воюющего друг с другом человечества. В этом — подлинная суть концепции прав человека. По единодушному мнению наиболее авторитетных правоведов мира, именно эта концепция представляет собой сегодня самую жизнеспособную стратегию социального, экономического и политического развития любого народа, всего человечества.

Многие убийства, от совершённых на бытовой, до содеянных на этнической, религиозной и политической почве, произошли именно потому, что люди были равнодушны к чужой беде, боялись или не решались сказать «нет», стать на защиту слабого, униженного и гонимого. Люди, лишённые государством, международным сообществом защиты своих прав, как правило, убивают друг друга нещадно и немилосердно, о чём свидетельствуют все военные конфликты современности и, в первую очередь, те, которые попадают в поле зрения ООН. Несмотря на миротворческую миссию этой авторитетной организации, бесчисленные кровавые стычки и столкновения не только не затухают, но часто разгораются с новой силой или дают весьма болезненные и мучительные рецидивы. Очевидно, что, пока философия прав человека не войдёт в плоть и кровь каждого, никакая, даже самая могущественная организация мира не сможет обеспечить чью-либо безопасность от злого умысла другого человека.

Незадолго до своей гибели 19 августа 2003 г. от рук террористов Верховный комиссар ООН по правам человека Сержио Виейра де Мелло. (1948–2003) писал, что культура прав человека черпает свою величайшую силу из обоснованных ожиданий каждой личности и что ответственность за защиту прав человека лежит на государствах. «Но понимание, уважение и ожидание прав человека каждым отдельно взятым человеком — это то, что придает правам человека повседневную текстуру и каждодневную устойчивость», — заключал этот видный деятель ООН. К такому выводу приходили многие из тех, кто глубоко задумывался над подлинной природой культуры прав человека. Ещё раз подчеркну: эта культура не столько механическое, внешнее запоминание какого-либо набора правил поведения, сколько устойчиво сложившийся в данном обществе стереотип, способ, метод взаимоотношений между людьми.

Кто-то из мыслителей прошлого заметил, что миссия истории состоит в собирании плодов векового опыта и передаче их из поколения в поколение. Такой взгляд на прошлое хорошо иллюстрируется историей государства и права. Например, по мнению уже упоминавшегося выше английского правоведа Эдмунда Берка Конституция Великобритании опирается на традиции, обычаи, нравы, религию и даже на легенды, содержащие национальную мудрость предков. Он полагал, что право любой страны формируется в итоге продолжительной смены исторических эпох, а не изобретается законодателями в течение сменяющих друг друга непродолжительных парламентских сессий. Права британцев, согласно его взглядам, являются наследством, полученным от праотцов и переданным далее потомкам как общее духовное достояние всего народа.

Переходя от частного к общему, заметим, что в общечеловеческом измерении наблюдается та же закономерность, о которой писал британский законовед применительно к праву Англии. В вопросах такого весьма деликатного свойства, как защита человеческого достоинства, плоды векового опыта народов мира на глобальном уровне отбирались, осмысливались и в итоге воплотились в таком уникальном феномене человеческой цивилизации, как Право. Именно этот феномен имел в виду Шарль Монтескьё, когда с пиететом описывал некий всеобщий закон, владычествующий над миром. «Закон, говоря вообще, — писал философ, — есть человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли; а политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более как частными случаями приложения этого разума». Право без осмысления, без умственного постижения, без разумного воплощения каждым человеком в его повседневной жизни останется, попросту говоря, пустой оболочкой, которую, как воздушные шарики, будут надувать и спускать в начале и в конце рабочего дня бесчисленные юристы планеты, которым, кроме этого занятия, больше и нечем будет заниматься. В этом случае оно превращается в мистификацию человечества со стороны касты избранных и посвященных в таинство своей профессии. Не дать подобному лицедейству свершиться — задача каждого живущего на земле. Но решение этой задачи начинается в каждом отдельном государстве.

Несмотря на планетарное значение такого явления, как Право, источники его формирования имеют конкретные земные адреса, поскольку ведут своё происхождение из сферы внутригосударственного законодательства. За всё время своего развития человечество как бы заимствовало у каждой нации и откладывало, образно говоря, в «закрома своей правовой памяти» всё то наиболее разумное, доброе и вечное, что помогало последней выжить и обеспечить своё место в истории, а в итоге развитие и достойное существование своих дочерей и сыновей.

В этом контексте Право предстает перед нами как способ выживания и развития человека, этноса, народа, человечества. Именно этой своей стороной оно представляет собой бесконечный интерес для всего думающего человечества. Именно поэтому на пути его познания более всего своё проникновенное слово сказали философы, мыслители, публицисты. При этом внутренней пружиной развития Права всегда была, есть и будет неистребимая тяга человека к справедливости. Как свидетельствует всеобщая история государства и права, справедливость является важнейшей и определяющей характеристикой государственного бытия человека. Ещё голландский правовед Гуго Гроций (1583–1645) подчёркивал: «Право здесь означает не что иное, как то, что справедливо…, так как право есть то, что не противоречит справедливости. Противоречит же справедливости то, что противно природе существ, обладающих разумом».

С философской точки зрения, Право всегда представлялось людям легендой, вековой мечтой о справедливости, в которой им упорно отказывали все власть предержащие — вплоть до наступления эры демократических, правовых государств. Но и после образования демократических держав справедливость оказалась весьма малодоступным благом для большинства их граждан. Подчеркивая особое значение этого великого блага в жизни простых людей, кто-то из великих даже заметил, что справедливость есть образ Бога на земле. Может быть, поэтому посетителей храмов всегда больше, чем читателей библиотек с правовой литературой. Но ведь основная жизнь людей протекает вне благотворного света культовых учреждений, а за их пределами, где чаще всего царит беспросветный культ насилия и ненависти. Иными словами, в тех государствах, в которых не культивируется справедливость, нет и не будет Права, да не будет и образа Бога в душах граждан, сколько бы церквей ни было возведено в данной стране и сколько бы главы государств и правительств ни крестились на глазах у миллионов своих избирателей в очередных новостных программах официозных СМИ.

Действительно, справедливость — важнейший психологический и нравственный критерий оценки качества жизни в тех или иных государствах мира. Первоначально её суть увязывалась с некой эквивалентностью в межличностных отношениях, особенно в отношениях адекватной реакции на причинение вреда друг другу. В далекие времена такой принцип осуществлялся в весьма варварской, жестокой форме. Но такой подход находил своё обоснование в библейских текстах: «А если будет вред, то отдай душу за душу, глаз за глаз, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб» (Книга Исхода, 21:23). Современная же концепция конституционного права связывает понятие справедливости с неукоснительным почитанием и уважением достоинства, свободы и прав человека. Можно не сомневаться, что в тех государствах, обществах и общинах, в которых чтят достоинство человека, справедливость укореняется в сердцах людей, а затем передается из поколения в поколение как самое бесценное достояние. Справедливость как политика, как образ жизни, как мировоззрение составляет самую суть цивилизованного общества и правового государства.

По мере развития западной цивилизации справедливость приобрела столь основополагающее значение в судьбах иных людей, что без неё терялся даже смысл и ценность самой жизни. На это обстоятельство обращали внимание многие западные философы и правоведы. Один из наиболее вдумчивых исследователей этой проблемы, Эммануил Кант, утверждал: «Если справедливость погибнет, то нет никакого смысла более в том, чтобы люди жили на земле». Многие люди, кстати, следуя именно этому воззрению, считают своим священным долгом становиться бескорыстными служителями религии под названием Справедливость примерно так же, как наивные и одновременно фанатичные подвижники Великой французской революции добровольно становились под знамена культа по имени Свобода. Однако, если бы в канун всех революций Свобода шла рука об руку со Справедливостью, то эпоха правовых государств наступила бы ещё в 1789 г. Но поскольку Свобода, как уже упоминалось выше, призвана была обслуживать лишь узкий круг победителей, в основном из тех, кто получал право казнить своих оппонентов, то она неминуемо должна была разминуться в истории со своей незаменимой визави — Справедливостью. На печальное следствие сего несостоявшегося священного союза обратил внимание, например, французский писатель Альберт Камю (1913–1960): «Все перевороты нового времени приводили к укреплению государства. 1789 год влечёт за собой Наполеона, 1848-й — Наполеона III, 1917-й — Сталина, итальянские волнения 20-х годов — Муссолини, Веймарская республика — Гитлера». Основное объяснение подобного хода событий лично я усматриваю в приступах болезни под названием «головокружение от успехов». Именно она, поражая племя победителей, приводила к установлению очередной диктатуры весьма узкого круга лиц. Практически все без исключения это были несправедливые, кровавые диктатуры. А несправедливость никогда в итоге не приводила к победе, по крайней мере, к жизнеутверждающей, созидательной победе Права. Думается, что единственной прививкой от этой опасной формы бешенства, которая принесла столько горя людям, может стать плодотворно развиваемая философия достоинства человека.

С позиции этой философии, под справедливостьюследует понимать объективный закон общения между людьми, этносами и народами, согласно которому каждый чтит достоинство, свободу и права друг друга и, соответственно, каждому воздается должное с позиции общепризнанных принципов и норм международного права.

Справедливость в государственно-организованном обществе обеспечивается посредством справедливых законов, судебных решений и актов муниципальной власти. Справедливость — это не лозунг, а стиль, внутренняя логика политики, государственной деятельности и образ правления в правовых державах. Поэтому справедливость выступает основным критерием для оценки правового качества государства и законодательства любой страны. Один из отцов Церкви Аврелий Августин (354–430) в своё время отмечал, что «несправедливый закон — это не закон вовсе». Посему любой закон должен пройти сквозь чистилище принципа справедливости, перед тем как приобрести характер правового. Законодательство, лишенное справедливости и права иного наименования как квазизаконодательство не заслуживает.

Под квазизаконодательством (неправовым) законодательством в настоящей работе понимается совокупность нормативных актов, хотя и принимаемых парламентом страны с соблюдением обычных парламентских процедур, но содержание и реализация которых связаны с нарушением принципов справедливости и верховенства права, а также основанной на них конституции государства.

Таковым, например, на наш взгляд, однозначно является законодательство о приватизации, о налогообложении и о судоустройстве Украины.

Способ проведения приватизации общенародной собственности, по сути, нанес смертельный удар перспективе формирования правосознания граждан Украины. Если львиная доля объектов бывшей общенародной собственности перекочевала в карманы очень узкого круга лиц, то соответствующее законодательство о приватизации по определению не может признаваться справедливым и правомерным. Более того, при подобном положении вещей налицо своеобразная круговая порука всех институтов власти: общенародная собственность благодаря усилиям законодательной ветви власти при очевидном пособничестве исполнительной практически беспрепятственно сосредоточилась в руках узкого круга политических и финансовых воротил, на сторону которых под знаменами защиты института частной собственности стали все как один суды Украины. Обретя надежное пристанище под сводами парламента страны, нувориши с помощью налогового законодательства стали активно выбивать почву из-под ног своих конкурентов, в том числе и из рядов иностранных инвесторов, а с помощью фискальных органов добивать тех, кто прорвался сквозь неприступные редуты этого законодательства.

Поэтому налоговое нормотворчество является наиболее ярким примером квазизаконодательства, убивающего на корню какое-либо политическое, экономическое и социальное развитие страны. Об этом свидетельствует, например, заявление одной из фракций парламента Украины: «Государственная налоговая администрация, полностью игнорируя требования законодательства, не представляя никаких аргументов относительно мотивации своих действий, блокирует деятельность независимых средств массовой информации, незаконно вмешивается в работу банковской сферы, тормозит производственные процессы на стратегически важных предприятиях Украины. Анализ карательных действий ГНА со всей ответственностью позволяет утверждать: ныне Государственная налоговая администрация превратилась в бесконтрольный и безнаказанный инструмент борьбы с теми, у кого альтернативная по отношению к официальной точка зрения на явления и процессы, происходящие в стране.

Иначе говоря, сегодня в Украине активно формируется… жесткая административно-силовая карательная система, которая может стать тотальным механизмом уничтожения политического плюрализма, честного предпринимательства, независимых средств массовой информации и основ демократии в Украине. И именно сегодня отрабатывается методика, которая позволит восстановить полный псевдогосударственный контроль над всеми сферами общественной жизни, реанимировать основы тоталитарного управления в стране.

Особенно беспокоит то, что Государственная налоговая администрация начала агрессивную экспансию и в политическую плоскость. Именно ГНА постоянно продуцирует конфликты в исполнительной власти, создавая впечатление абсолютного отсутствия дисциплины и иерархии, цивилизованной корпоративной этики и консолидации усилий всех ветвей власти ради преодоления кризиса в Украине» (Голос Украины. — N 221, 30.11. 2000 г., с.2).

Результаты подобного положения вещей, соответственно, не замедлили себя ждать. Об этом свидетельствует уровень теневой экономики. Как свидетельствует авторитетное отечественное издание в передовой статье «Слабость «сильных»» со слов одного очень высокопоставленного чиновника налогового ведомства Украины: «В тени — не 30, не 50, а все 90 процентов экономики» («Зеркало недели». - N 29, 14.08.2010 г.). Теневая экономика свидетельствует о неоспоримом наличии «теневого» государства, все институты которого являются заинтересованными участниками такой экономики. Не только объекты права государственной и муниципальной собственности, но и подавляющее большинство должностей и функций публичной власти в стране приобрело характер товара. Само собой разумеется, что сделки подобного рода не являются объектом налогообложения. Таким образом, налоговое законодательство в подобной стране по определению является фиктивным.

Если отечественные суды составляют, по мнению дважды избиравшегося спикером украинского парламента Владимира Михайловича Литвина, угрозу национальной безопасности, то подобное законодательство о судоустройстве Украины явно не соответствует принципам справедливости и верховенства Права.

О какой справедливости в подобном случае может идти речь?

Именно вышеупомянутое законодательство преимущественно и обусловило фиктивность провозглашённого института прав человека, разрушило зародыш гражданского общества, стало непреодолимым препятствием для созидания правового государства в Украине. Таким образом, именно оно практически полностью упразднило даже жалкие зачатки справедливости в реальной жизни наших соотечественников. Издание же и публикация этих законов на государственном языке явно оказалось неспособным восполнить тот урон, который был нанесен здоровью, жизни и материальному благополучию украиноязычных граждан страны и их будущих потомков, которые, вероятно, вслед за своими родителями ещё долго будут батрачить на полях и стройках чужих им стран.

Справедливость — основа Права. Вместе с тем она является системообразующим мотивом уже на стадии его изучения и постижения. Без культуры, без внутреннего чувства справедливости изучение норм законодательства будущими правоведами теряет какой-либо животворящий смысл. На определяющую роль справедливости в процессе познания Права обращал внимание видный французский правовед Леон Дюги (1859–1928): «Мы полагали бы, что дух, который нужно вносить в изучение права, должен быть духом справедливости». А какой дух сопровождает наших студентов-правоведов сегодня, если они вынуждены платить при поступлении в вузы, сдаче экзаменов, поступлении в аспирантуру, защите диссертаций и, вероятно, при будущем трудоустройстве и продвижении по службе? А ведь таковое стало повседневной порочной практикой нашей жизни. Какой справедливости следует ожидать безденежным гражданам Украины от подобных «правоведов», которые рано или поздно разместятся в креслах судей, прокуроров, руководителей милиции и спецслужб? Скольких из них лишат здоровья, собственности и свободы такие «слуги народа»? Всё это, безусловно, противоречит духу Права. Невыносимая практика причинения подобного вреда вызвала у людей настоятельную потребность в формировании особого качества державы. Поэтому в процессе невидимой исторической селекции международное сообщество всё более и более стало отдавать предпочтение правовым, демократическим типам государств.

Со временем мировое общественное мнение в лице ООН пришло к убеждению, что деятельность государств должна точно так же подпадать под благотворное воздействие определённых правовых принципов и норм, как и действия отдельного индивида. В противном случае не будет мира на земле. Как писал американский государственный деятель Бенджамин Франклин (1706–1790), «… в моральной философии я хотел бы видеть появление плана, который бы побуждал и обязывал нации разрешать их споры без грызни глотки друг другу». Таким генеральным планом взаимоотношений между государствами стала система общепризнанных принципов и норм международного права.

Демократическая держава, деятельность которой протекает в рамках таких принципов и норм, получила наименование правового государства, а сама система таких принципов и норм, как уже упоминалось выше, — Права. Все упомянутые процессы и предопределили содержание принципа верховенства права, который предполагает соответствие национального продукта законодателей отдельных стран глобальному общечеловеческому разуму, планетарной мудрости, общепризнанным традициям и обычаям всего мирового сообщества, которые и нашли своё воплощение в Праве.

Понятно, что введение в международный оборот такого принципа неминуемо возбуждает и вопрос: а что есть Право? Ответ на него всегда вызывал затруднения, а нередко и бурную полемику как между отдельными правоведами, так и различными научными школами. В своё время Эммануил Кант тоже задавался вопросом «Что такое право?» И далее признавал, что этот вопрос может смутить правоведа так же, как и пресловутый вопрос «Что есть истина?», обращенный к учителям логики.

В СССР, например, исход подобной полемики был легко прогнозируем, поскольку, как правило, заканчивался лишением места работы, свободы, а нередко и жизни одного из участников подобной дискуссии. Устранившие таким способом своих конкурентов правоведы страны победившего социализма связывали определение права с волей победившего рабочего класса, при том само собой разумеющемся условии, что она не расходится с волей правящей партии, которая, само собой разумеется, не могла расходиться с волей узкого круга её политбюро и так далее. Эта порочная практика в несколько модифицированном виде стала доминирующей на территории многих стран, возникших на руинах советской империи. Права человека стали считаться чем-то вторичным по отношению к этническим чувствам титульной нации. При этом право вещать от её имени узурпировали некоторые политики, неспособные выработать современную созидательную программу развития страны, обеспечения национальных интересов и национальной безопасности, а посему настоятельно камуфлирующие свою интеллектуальную, культурную и профессиональную нищету духа за лозунгами, девизами и общими словами о возрождении нации и независимости державы. Вместе с тем потребности граждан страны в обеспечении и защите достоинства, свободы и прав человека настоятельно требуют иного подхода к определению столь сложного феномена нашей цивилизации, как Право.

Осмелюсь предложить следующее: под Правом понимается сформированная и отобранная мировым сообществом система принципов и норм поведения, которая обеспечивает самосохранение, самоорганизацию и развитие любого миролюбивого народа и подконтрольного ему демократического государства, а также регулирует взаимоотношения между народами и государствами в пределах существующего международного сообщества.

Представляется, что именно такое определение в известной степени соответствует тому смыслу, который немецкий правовед Рудольф Штаммлер (1856–1938) вкладывал в понятие «правильного права». Потому что такое право по определению исключает произвольное, с позиции грубой силы унижение достоинства, лишение свободы и попрание прав любого человека, этноса, народа. Такое право исключает любые войны, как «холодные», так и «горячие». Оно несёт в себе обаяние справедливости и созидания. Правовой характер, который ныне придаётся многими народами своему государству, позволяет им избежать очередной безумной бойни, различного рода межгосударственных конфликтов, каковые не раз до основания потрясали весь мир, нередко при этом подчистую сметая с лица земли иные цивилизации, нации, религиозные общности, а тем более судьбы отдельных людей. Форма государства (форма правления, территориальное устройство и государственный режим) играет в судьбах людей в действительности гораздо более фундаментальную роль, чем принято было до сих пор считать. В зависимости от государственного режима и формы правления государство может выступить, например, безжалостным убийцей или милосердным спасителем и опекуном людей, волей судеб оказавшихся под его юрисдикцией.

Автор книги «Указом правительства приговаривается к смерти», профессор Гавайского университета Рудольф Раммел (1932–2014) обобщил массу фактов, неопровержимо подтверждающих преступную роль некоторых государств в судьбе не только своих граждан, но и остального населения планеты. В частности, он обратил внимание на то, что правительства отправляли на смерть безоружных, беззащитных людей, как своих подданных, так и подданных других стран. «С жизнью, — отмечает автор, — расстались почти 170 миллионов мужчин, женщин и детей — одних расстреляли, другие были забиты до смерти, замучены, кого-то зарезали, кого-то сожгли, кого-то повесили, кого-то утопили или похоронили заживо, кого-то обрекли на голодную смерть, кого-то заморозили, задавили, кто-то умер от непосильных работ, многие погибли во время бомбежек или были убиты еще каким-то из множества способов…». Приводя бесконечный ряд чудовищных преступлений иных государств, ученый заключает: «Это напоминает эпидемию чумы, также наводившую на землю опустошение».

Очевидно, что причина подобного положения вещей коренится в той легкости, с какой глава государства или правительства (в зависимости от формы правления) в узком кругу своих приспешников, без какой-либо оглядки на свой народ и народы мира, способен привести в движение всю военную машину подведомственной ему державы. При отсутствии какой-либо системы сдержек и противовесов любое решение вопроса в подобном случае можно подать под соусом национальных интересов и национальной безопасности. Так и подавали. Насколько роковыми эти решения оказались в итоге для интересов и безопасности простых граждан соответствующей страны, испытывали на себе оставшиеся в живых родные и близкие погибших.

Только потому, что кайзер Германии Вильгельм II Гогенцоллерн (1859–1941) не смог договорится со своим двоюродным братом, царём Российской империи Николаем II, разразилась Первая мировая война (1914–1918), которая унесла по меньшей мере свыше десятка миллионов жизней. Как с горечью вспоминал Ллойд Джордж, «кто знал, что 12 миллионов храбрецов будут убиты в юном возрасте, что 20 миллионов будут ранены и искалечены. Кто мог предсказать, что одна империя вынесет потрясение войны; что другие три блестящие империи мира будут раздавлены вконец, и обломки их будут рассеяны в пыли; что революция, голод и анархия распространятся на большую половину Европы?». Но такова была цена, которую заплатили народы мира за форму и режим правления в Германии, которые в сочетании со специфическим менталитетом населения этой страны породили такие ужасные последствия. Казалось бы, человечество должно было извлечь уроки из этой трагедии. Однако нет, понадобилась Вторая мировая война (1939–1945), разразившаяся по вине всего одного безумца — канцлера Германии Адольфа Гитлера, уже со всеми её жертвами, перевалившими за 60 миллионов душ, чтобы возникло понимание причинно-следственной связи между правовой природой государства и сохранением жизней как его граждан, так и граждан других стран.

Прозрение в результате чудовищных последствий двух мировых войн, которые так дорого обошлись человечеству, нашло своё выражение в тезисе международного права прав человека: «Между демократическими государствами нет войн». И действительно, агрессивная практика межгосударственного общения дала столь обильную пищу умам исследователей, что они практически единодушно пришли к заключению: демократическая природа государств несовместима с военной агрессией. В этом отношении классическим примером стало исследование, проведенное уже упоминавшимся Р. Дж. Раммелом. Обобщив 353 пары воевавших друг с другом стран в период с 1816 по 1991 год, учёный пришёл к заключению: демократическое государство воевало с недемократическим в 155 случаях; диктаторское — с диктаторским в 198; но нет ни одного примера войны между демократическими державами. Объяснение подобного положения вещей лежит на поверхности: в условиях демократии невозможно убедить народ идти проливать свою и чужую кровь ради политической, экономической, религиозной, этнической, языковой или иной конъюнктуры. Народы демократических стран, как правило, миролюбиво, дружелюбно и с доверием относятся друг к другу; правительства этих стран предпочитают язык дипломатии языку пушек и ракет. Собственно говоря, основанный на здравом смысле альянс правовых государств и сделал возможным формирование Европейского Союза. Более того демократия в западном смысле этого понятия является наиболее благодатным условием для экономического развития страны. Конечно, не правил без исключения. Но правило на то и есть правило, что оно отражает общие закономерности развития того или иного явления. Применительно к экономическому росту стран мира в условиях разных политических режимов один исследователь отметил: «Систематический анализ исторических событий показывает, что авторитарное руководство мало способствует экономическому росту. На каждую авторитарно управляемую страну, которая смогла быстро развиваться, приходится немало тех, которые потерпели неудачу. На каждого Ли Куан Ю (Lee Kuan Yew) из Сингапура приходится много людей типа Мобуту Сесе Секо (Moputu Sese Sekos) из Конго».

Выше уже отмечалось, что наибольший вклад в сокровищницу развития философии достоинства (читай и Права) внесли те народы, которые беззаветно сражались с теми, кто намеренно посягал на их свободу и права. Именно это и снискало им всеобщее уважение и то почётное место, которое они по праву заняли на экономическом, политическом и культурном Олимпе мира. Тем самым они же и проложили курс в безбрежном океане истории другим, менее счастливым и удачливым народам. Однако для последних успех исторической преемственности в области Права зависит от некоторого ряда непременных условий.

Первое — готовность воспринять подобный опыт цивилизации и передавать его далее из поколения в поколение как своё национальное достояние.

Второе — терпение, доброжелательность и настойчивость международного сообщества на пути правовой поддержки тех наций, история которых не благоволила их развитию в этом направлении.

Безусловно, оба эти условия предполагают добрую волю и труд всех граждан соответствующей страны, государственное мышление, политическая культура и воля ведущих их за собой национальных лидеров. Пример наших соседей по континенту — чехов и Вацлава Гавела — в этом случае наиболее красноречив. Налицо и результат: единодушный приём в просвещённую семью европейских народов — полноправное членство в Европейском Союзе. Добрая воля, здравый смысл и созидательный труд — вот путь к правовому государству, которое способно обеспечить защиту достоинства каждого его гражданина.

«Любой член Совета Европы признает принцип верховенства Права и принцип, в силу которого любое лицо, находящееся под его юрисдикцией, должно пользоваться правами человека и основными свободами», — гласит статья 3 Устава Совета Европы. Принцип верховенства Права, как известно, входит в узкий круг наиболее фундаментальных постулатов, которые принято именовать общепризнанными принципами и нормами международного права. Как мы видим, одну из важнейших граней этого принципа международное сообщество усматривает в неоспоримом признании государством, всеми ветвями государственной власти приоритета прав человека. По сути, когда мы говорим «верховенство Права», мы имеем в виду господство, приоритет, доминирование прав человека над всеми иными государственными соображениями и интересами. На практике сие означает, что любой человек, руководствуясь чувством собственного достоинства и отстаивая свои основные права, уполномочен с целью их защиты оказывать давление на своё государство, апеллируя при этом к заступничеству и покровительству соответствующих институтов Совета Европы. Такое заступничество возможно в том числе и тогда, когда действующее законодательство того или иного государства противоречит правам человека.

Другой важнейшей гранью принципа верховенства Права является неоспоримый приоритет международного права прав человека по отношению к внутригосударственному законодательству. В целом же Право, о верховенстве которого с таким пиететом ведётся речь в упомянутом документе, по своему духу совпадает с содержанием главы I Устава ООН «Цели и Принципы». Сие позволяет утверждать, что Право в современном и подлинном смысле этого слова впервые получило официальное свидетельство о своём рождении и дальнейшую путевку в жизнь с легкой руки именно этой всемирной организации.

Уже упоминалось, что на многотрудном пути построения правового государства нас поджидают всякого рода лабиринты правового познания. Необходимо признать, что понятие «права человека» сколь много было выстрадано сердцем, столь же мало было постигнуто умом. Несмотря на то, что эта категория уже не один век на слуху человечества, её уяснение и интерпретация представляют собой значительную сложность даже для высококвалифицированных правоведов. Об этом свидетельствуют не только жаркие дискуссии на международных форумах по правам человека, но и значительное число особых мнений судей, как правило, сопровождающих многие решения Европейского суда по правам человека, а также органов конституционной юстиции различных стран. О подстерегаемых на этом пути сложностях предупреждают, например, авторы капитального семитомного издания «Государственное право Германии»: «Определение основных прав составляет важную часть конституции. Однако, как правило, в её тексте эти права сформулированы кратко, а часто даже абстрактно. Большинство предписаний оперирует общими или бланкетными формулировками, что предъявляет повышенные требования к их интерпретации, которая вряд ли может иметь место без учета общих аспектов этих прав. Вот почему пользование основными правами требует дополнительных теоретических, точнее — систематических усилий». Вот так, ни много ни мало. А что же тогда делать неискушённому гражданину, если профессионалы такого класса испытывают явную растерянность?

Опять же совет весьма прост: добрая воля и труд в познании этих общечеловеческих ценностей. Другого пути мир не изобрёл. Подобное возможно в результате кропотливого, неустанного на протяжении многих поколений целенаправленного правового просвещения государством своих граждан, полноценной деятельности судов присяжных, беззаветной преданности этому делу корифеев адвокатуры, проповедников и профессоров права, учителей и священников как духовных наставников нации. В формирование менталитета народа надо вкладывать душу, силы, время и деньги; иными словами, осуществлять такую политику, которая, к сожалению, всегда была чуждой и бессмысленной для отечественных правителей и политических вождей.

Институт основных прав — один из трёх китов, на которых покоится конституция любого правового государства. В историю Права этот институт вошёл под именем Билля о правах (уже упоминались, например, английский Билль о правах 1689 г., Билль о правах штата Вирджиния 1776 г., Билль о правах США 1791 г. и другие). Как писал один из отцов-основателей США Томас Джефферсон, «билль о правах — это то, на что народу принадлежит право в противовес любой власти на земле, общей или местной; и это право ни одно имеющее верные и справедливые основы государство не должно отрицать».

Нет худа без добра: именно упорное неприятие этого обстоятельства некоторыми державами, особенно СССР и его сателлитами, привело к появлению такого уникального правового достижения, каковым стал Международный билль о правах человека (обобщённое неофициальное наименование трёх фундаментальных актов ООН по правам человека и протоколов к ним: Всеобщей декларации прав человека 1948 г., Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах 1966 г., Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., а также Факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах 1966 г. и Второго факультативного протокола к Международному пакту о гражданских и политических правах, направленных на отмену смертной казни 1989 г. Данные акты разработаны на основе Устава ООН, по сути, носят пакетный характер и взаимно дополняют друг друга.).

Ведущие правоведы мира единодушно признали судьбоносное значение Международного билля для всего человечества. Признано, что после вступления в силу упомянутых актов сформировалось правовое состояние, при котором международное право прав человека приобрело неоспоримый приоритет над внутренним законодательством. По отношению к Украине этот принцип имеет особое значение, поскольку наша держава в 1991 г. нуждалась в признании, а её суверенитет требовал легализации со стороны именно международного сообщества. Отсюда можно сделать вывод о безусловном приоритете норм международного права над всем внутренним законодательством нашей страны. Этот вывод опирается также на положение раздела X Декларации о государственном суверенитете Украины от 16 июля 1990 г., которым провозглашается признание Украиной приоритета общепризнанных норм международного права перед нормами внутригосударственного права, к числу коих, несомненно, относится и конституционное право.

Под общепризнанными принципами и нормами международного права в данной работе понимаются принципы и нормы, содержащиеся в международных и межгосударственных договорах, уставах международных организаций, в решениях международных судов, а также в международных обычаях, в отношении которых имеются доказательства наличия всеобщей практики и обязательности их применения международным сообществом.

Думается, что, руководствуясь подобным пониманием Права, и следует толковать соответствующие положения основных законов правовых государств, в том числе и Конституцию Украины. Верховенство права, таким образом, предстает перед нами как приоритет общепризнанных принципов и норм международного права над законодательством любого государства-члена международного сообщества. В этом отношении для нас может представлять значительный интерес мнение некоторых западных правоведов. Так, один из них — австрийский юрист Ганс Кельзен (1881–1973) писал: «Если основанием действительности государственного правопорядка считается некая норма международного права, то это значит, что международный правопорядок понимается как более высокий по отношению к государственному и, следовательно, как наивысший и суверенный правопорядок. Если же государства, т. е. государственные правопорядки, всё же называются «суверенными», то этот «суверенитет» может означать только то, что государственные правопорядки подчиняются одному лишь международному правопорядку или (пользуясь принятой терминологией), что государства представляют собой непосредственные международно-правовые сообщества». Иными словами, национальный снобизм, этнический эгоизм, а также местечковые, хуторянские амбиции не могут возводиться в ранг государственного суверенитета, поскольку таковой может представлять собой полноценное правовое состояние лишь при непременном условии соответствия общепризнанным принципам и нормам международного права, уважения к человеческому достоинству и неукоснительного соблюдения прав человека.

Международный институт прав человека не имеет национальности — он един для всех стран, и его принципы имеют такую же обязательную силу для выживания любого народа и человека, как и законы природы. Поэтому он не нуждается в визе, чтобы перейти границу того или иного государства. Об этом не устают напоминать все самые авторитетные институты международного сообщества. Любое государство интегрируется в мир цивилизованных стран лишь в той степени, в какой на его территории начинают безгранично царить общепризнанные принципы и нормы международного права. Следовательно, они не нуждаются в каких-либо актах имплементации, т. е. предоставлении народу возможности воспользоваться ценностями международного права только при условии, если эти ценности получат одобрение соответствующего парламента в законодательной форме. В противном случае мы столкнулись бы с цензурой общечеловеческих ценностей, которые, будучи выпестованными и отобранными международным сообществом для передачи другим народам, становились бы заложником законодателей, отличающихся, особенно в странах бывшего СССР, крайним невежеством в области философии и культуры достоинства человека.

Международное сообщество в лице его наднациональных институтов пребывает в постоянной готовности выступить не только проповедником, но и поборником общепризнанных стандартов в области прав человека на территории тех стран, в которых национальная юрисдикция оказывается не в силах удерживать соответствующий уровень их защищённости. Если вдруг, напротив, на территории конкретного государства правовая планка защищенности человека окажется выше общепринятого, например, общеевропейского стандарта, то приоритет, несомненно, должен быть за правовым полем более высокого уровня, в данном случае — внутригосударственного. Сказанное позволяет вывести следующее правило: при коллизии между наднациональной (международной) и национальной (государственной) юрисдикциями приоритетом пользуется та, которая в состоянии обеспечить более высокий уровень защищённости человека. Так, в одном из решений Федерального конституционного суда Германии (ФКС) отмечалось: «…Поскольку Европейское сообщество, особенно решения его суда, в принципе могут обеспечить эффективную защиту основных прав от верховной власти Сообщества, по крайней мере, гарантировать сущностное содержание этих прав, ФКС не будет рассматривать вопросы применения права Сообщества и проверять его соответствие основным правам по критериям Основного закона ФРГ».

Современная доктрина основных прав учитывает также соотношение общечеловеческого содержания этих прав с конкретно-историческими условиями их применения. Иными словами, при ретроспективной оценке событий, происшедших в политической истории той или иной страны, необходимо делать поправку на суть эпохи. Вряд ли с позиции современного понимания прав человека можно давать правовую оценку происшедшему в средние века и древние времена. В частности, на это обстоятельство было обращено внимание в одном из выступлений Генерального секретаря ООН Бутроса Бутроса Гали: «… как исторический синтез, права человека находятся по своей сути в постоянном развитии. Под этим я понимаю то, что права человека имеют двойственную природу. Они должны выражать абсолютный, вневременной императив и в то же время отражать момент исторического развития. Права человека имеют абсолютную природу и историческую определенность». Историческая определённость этих правовых ценностей проявляется преимущественно в том, насколько полно и повсеместно они могут быть защищены судами той или иной страны. Не вызывает никакого сомнения огромная дистанция, например, между положением с правами человека в судебной системе Испании времен диктаторского режима Франко и тем, при котором суд этой страны выдал в 1998 г. ордер на арест бывшего военного диктатора Чили Аугусто Пиночета (1915–2006).

Права человека нуждаются в известной однозначности их толкования на любом этапе конституционного развития государства. Однако судебная практика многих государств, в том числе и международных судов, свидетельствует о том, что одна и та же норма Права наполняется различным смыслом в зависимости от фазы правового развития страны. Так, в решении по делу Дефренн против Сабены от 8 апреля 1976 г. Суд Европейских Сообществ (то есть Суд Европейского Союза) указал, что «необходимо тщательно учитывать практические последствия любого судебного решения», однако «не следует при этом вредить объективности права и компрометировать его будущее применение, распространяя действие решений на прошедшее время». Иными словами, по отношению к конкретным жизненным коллизиям действует принцип правовой определённости, исключающий оценку уже ушедших в историю прискорбных событий сквозь призму современного толкования и применения Права. Так, Европейский суд по правам человека по делу Маркс против Бельгии от 13 июня 1979 г. пояснил: «Европейский Суд по правам человека толкует положение Конвенции с точки зрения условий сегодняшнего дня, однако различия в отношениях к «законным» и «незаконным» детям, например, в вопросах наследственных прав, в течение долгих лет считалось допустимым и нормальным во многих странах — членах Конвенции… С учётом этих обстоятельств принцип правовой определённости, который неотъемлемо присущ праву Конвенции и праву сообщества, позволит… не прибегать к пересмотру судебных решений или ситуаций, имевших место до принятия настоящего судебного решения».

Такой же подход лег и в основу решения Верховного суда США по делу Браун против совета народного образования города Топек: «При разрешении этой проблемы нельзя вернуться к 1868 году, когда была принята Поправка (речь идёт о XIV поправке к Конституции США — А.М.), или даже к 1896 году, когда было написано решение по делу Плесси против Фергюсона. Мы должны рассматривать общественное образование в свете его развития и места в современной жизни Америки».

Приведенное свидетельствует: судебная практика стала всё более и более учитывать изменение общественного мнения, динамику развития правового сознания народа и готовность правящих элит отражать интересы всего общества, а не только его одной, как правило, привилегированной части. Последнее же во многом предопределяется способом формирования судебного корпуса страны, то есть зависит, от кого, из чьих рук судья получает свою должность. Здесь, как и ранее, автор неукоснительно придерживается концепции, что судья должен получать мандат на осуществление правосудия непосредственно из рук народа как единственного легитимного носителя государственной власти.

Права человека становятся ныне той системой координат, в которой определяется правовое качество, уровень демократии и цивилизованности того или иного государства. С этой целью международное сообщество устами одной из авторитетнейших своих организаций — ОБСЕ (см.: раздел 7) — ввело в правовой лексикон понятие «человеческое измерение». Углубленному осмыслению этого понятия был посвящён ряд специальных встреч европейских стран, которые нашли своё отражение, в частности, в Документе Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ от 29 июня 1990 г. и Документе Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ от 3 октября 1991 г.

Общепризнанная логика прав человека проста: это их реальность и принципиальная осуществимость. Предназначение этих прав — стать источником реальных возможностей для выбора каждым предпочтительного для него варианта поведения, а также способа влияния на ход общественной и государственной жизни. Права человека дают нам возможность уважать друг друга и цивилизованно сосуществовать друг с другом. Иными словами, они являются стандартами поведения, соблюдение которых мы вправе требовать от других. Права, применимые к нам, применимы и к любому другому. Всякое нарушение прав человека является личной драмой, а нередко и трагедией. Оно создает условия для социальных и политических беспорядков, порождает насилие и конфликты между людьми, народами и государствами. Единственным инструментом, призванным предотвратить подобные эксцессы, выступает Право. Как заметил судья Верховного суда США Бенджамин Кардозо (1870–1938), «конечная цель правового регулирования состоит в достижении благополучия общества. Невозможно в долгосрочной перспективе оправдать существование правовой нормы, не достигающей такой цели». Поэтому, давая определение правам человека, необходимо, прежде всего, учитывать их роль в защите человеческого достоинства, а в конечном счете, и благополучия всего человечества.

Под правами человекав настоящей работе понимаются реальные возможности человека защитить своё достоинство и свободу средствами и способами, которыми наделяет его Право, а также непротиворечащими ему конституциями и законами суверенных государств.

Разумеется, имеются и другие определения прав человека. Но каким бы ни было определение, главное в нём всё же практическая действенность и беспрепятственное осуществление этих бесспорных ценностей в жизни человека. История знает примеры, когда иные тоталитарные режимы, пытаясь в лучшем свете представить фасад своего насквозь прогнившего здания, приводили список самого широкого перечня прав человека, превращая тем самым свою конституцию в ничем не прикрытую «потемкинскую деревню» из области юриспруденции. Подобным культом византийского лицемерия особенно страдала вся политическая жизнь советской империи, самым ярким воплощением чего может служить прославленная в учебниках советского государственного права как наиболее «демократическая» конституция всех времен и народов, так называемая «сталинская» Конституция СССР 1936 г. В анналы всеобщей истории государства и права этот акт, однако, вошел в качестве беспрецедентного примера государственного лицемерия и правового нигилизма, ибо ценность человеческой жизни, свободы и безопасности в подобном обществе были сведены к нулю.

Отдавая себе в этом отчет, народ не воспринимал эту конституцию в качестве основного закона своей жизни, поскольку его подлинной, фактической конституцией был большевизм. Напомним при этом, что под фактической («живой») конституциейв настоящей работе понимается образовавшаяся в процессе политической жизни страны вопреки официально провозглашенному основному закону система неписаных норм, которые на практике реально регулируют отношения между публичной властью и народом, а также между высшими органами государственной власти. Большевизм в СССР стал формой самоутверждения, самовыражения и, как это ни парадоксально звучит, формой самоуничтожения советского народа. Поэтому большевизм следует признать подлинной фактической конституцией, которую подданные советской империи почитали в качестве своей национальной святыни. И это несмотря на то, что эта «святыня» стала основой укоренения политического режима, превратившего великую державу в империю ГУЛАГ. Посему дело не столько в совершенстве формально-юридического определения прав человека и тем более не в максимуме или широте приведённого их перечня, сколько в той реальной культуре достоинства, свободы и человечности, которая царит в той или иной стране, бытует в сердцах, душах, нравах, менталитете того или иного народа. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания В. И. Новодворской, которая в итоге мучительных размышлений пришла к горькому выводу, что её «самое большое разочарование связано с народом. До 93-го я серьезно думала, что народ — жертва системы, что коммунисты его изнасиловалиЈ лишили свободы. Оказалось, что не народ - производное от коммунистов, а коммунисты — производное от народа».

Традиция подменять правовую суть вещей в стране формальными декларациями, официозными государственными мероприятиями, лицемерными политическими лозунгами, заведомо мертворожденными законодательными пустышками и прочими византийскими атрибутами державности практически полностью перешла по наследству к суверенным республикам, образовавшимся на руинах СССР. Точно так же, как и в былые времена, следуя этой приснопамятной традиции, бывшая советская номенклатура пошла по пути установления в конституциях своих независимых стран самого широкого перечня прав и свобод человека и гражданина. И точно также, не задумываясь над последствиями своих действий, обеспечила абсолютную фиктивность этих прав. Любопытно, что один из лучших представителей украинской школы конституционного права (надо признать: умный и образованный человек), к которому я обратился за рецензией на данную книгу, оговорил возможность использовать написанный им отзыв моим предварительным отказом от утверждения, что конституционные права в Украине фиктивны. Не приняв предложенный компромисс, я, разумеется, лишился поддержки авторитетного правоведа, но ещё раз задумался над тем, к каким плачевным результатам в нашей жизни может привести попытка цензурирования исследований в такой чувствительной сфере, как права человека. Ведь, по сути, дело далеко даже не в объеме, содержании и редакции формально провозглашенных в конституции прав человека, а в реальной атмосфере человечности, которая установлена, культивируется и торжествует в государстве. Как заметил по этому поводу один немецкий мыслитель, максимум человечности в отношениях между людьми — вот что определяет счастье государства, а не какой-либо иной максимум.

Борьба за максимум человечности в отношениях между гражданами одного государства — дело всех и каждого. Право начинается с отношений друг к другу на улице, дома, в школе, в вузе, на работе, в любой мало-мальски существующей человеческой общности. А успех такого начинания невозможен без предварительного познания хотя бы основных вех становления общечеловеческой концепции прав человека. Подобная осведомленность, однако, хотя бы в самых общих чертах предполагает знание истории вопроса. Таковая наиболее доступна через некие схемы, некий алгоритм развития предмета исследования. В действительности исторический алгоритм развития Права, правосудия и соответственно прав человека разными авторами оценивается по-разному. Так, немецкий правовед, социолог и историк Макс Вебер (1864–1920) писал: «Общее развитие права и правосудия, если его разделить на теоретические «ступени развития», идёт от харизматического провозглашения права правовыми «пророками» к эмпирическому правотворчеству и отправлению правосудия правовой «знатью» (каутелярное и прецедентное правотворчество); далее, к октроированию права светской властью (imperium) и теократическими властями и, наконец, к систематическому правовому нормотворчеству и к профессиональному «правосудию», осуществляемому лицами, получившими юридическое образование (профессиональными юристами) на основе литературного и формально-логического обучения». Разумеется, со знаменитым правоведом могут поспорить другие, не менее знаменитые его коллеги. Однако обобщение и классификация подобных воззрений — задача всеобщей истории государства и права.

Исходя же из целей данной работы, наиболее доступной и убедительной представляется нижеследующая модель развития правовой материи. Исторически первым шагом на этом многострадальном пути человечества стала идея естественных прав, которую на посту служения всеобщему благу последовательно сменила концепция основных, а затем — и доктрина конституционных прав человека. Первая — несомненно, теоретическая заслуга философов, правоведов и политических идеологов Запада; вторая — практическая заслуга всего международного сообщества; и третья, наконец, — достояние национальных конституций послевоенной волны. Ведь как заметил Гегель, «каждая ступень развития идеи свободы обладает своим собственным правом, так как она есть наличное бытие свободы в одном из её определений». В этом смысле естественные, основные и конституционные права человека следует рассматривать как особые инструменты защиты достоинства человека и политической свободы народа, соответствующие определённым этапам развития истории человечества. Однако самой первой, основополагающей, выстраданной и, одновременно, наиболее спорной правовой идеей, которую только знавало человечество, явилась теория естественных прав человека, ознакомлению с которой и посвящается следующий параграф данной работы.

5.1. ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Лучшей характеристикой роли естественного права в системе современного правоведения и правосудия служат слова видного американского правоведа, судьи одного из апелляционных судов США Джерома Фрэнка (1889–1957), который заметил: «Я не представляю, как мог бы сегодня порядочный человек не признавать в качестве основы современной цивилизации фундаментальные принципы естественного права, касающиеся человеческого поведения, которые были установлены Фомой Аквинским. Существуют, утверждал он, определённые изначальные принципы, такие, как стремиться к общему благу, не причинять ущерба другим, воздавать каждому своё, а также существует несколько производных принципов, таких, как не убивай, не кради, возвращай доверенные тебе вещи». Конечно, сказанное во многом можно объяснить тем, что высокочтимому правоведу посчастливилось избежать жизни на территории СССР и некоторых постсоветских республик. Вероятно, в последнем случае его правовые взгляды претерпели бы существенные изменения, сузившись до одной заветной мысли: как обеспечить своё естественное физическое и психологическое здоровье, сохранив при этом элементарную порядочность. Вместе с тем, полностью разделяя точку зрения американского коллеги, отметим, что если бы мир целиком состоял из порядочных людей, то отпала бы всякая необходимость в концепции естественного права. Ибо порядочность предполагает инстинктивное поведение, самым естественным образом сориентированное на достоинство, свободу и права другого человека, этноса, народа. В этом смысле естественное право — это своеобразная «вытяжка» из истории человечества, инструкция на все случаи жизни, доброе напутствие людям в сложном мире их государственного бытия. Его значение в системе современной цивилизации измеряется тем, какую умиротворяющую роль оно призвано сыграть в жизни человечества. Не прописанное ни в одном законодательном акте мира, уважение к общечеловеческим ценностям — суть этого права. Своевременное признание естественного права в качестве непосредственно действующего всеми народами мира отвратило бы от их судеб многие беды и катастрофы. История сохранила бы многие, ныне безвозвратно погибшие, бесценные памятники архитектуры, литературы, живописи и других сфер проявления человеческого духа. Не прервалась бы преждевременно жизнь многих людей, этносов и народов. Судьба человеческой цивилизации могла бы пойти другим, несравненно более гуманным и милосердным путем.

Пренебрежительное отношение некоторых великих держав к другим народам как к низшим, варварским и отсталым не раз играло злую шутку с этими государствами и их воинственными вождями. В качестве наглядного примера можно привести отношение Наполеона к русскому народу. Так, в своё время он явно опрометчиво утверждал: «Варварские народы суеверны и примитивны. Достаточно одного сокрушительного удара в сердце империи — по Москве — матери русских городов, Москве златоглавой, и эта слепая и бесхребетная масса падет к моим ногам». Как известно, Россия не пала к его ботфортам, как не склонила голову и перед сапожищами Гитлера. И один и другой завоеватель, уложив к своим ногам всю Европу, обломали свои зубы на таком крепком орешке, каким во всех отношениях оказалась Россия. В связи с этим историческим фактом в памяти всплыл примечательный диалог, о котором поведал в своей книге генерал П.Г. Григоренко. Так, ещё в самом начале Великой Отечественной войны его непосредственный начальник в штабе Дальневосточного фронта заявил ему: «Вы знаете историю. И Вы прекрасно понимаете, что немец идет пока что по инорусским землям. Войдет в Россию — застрянет. Я не знаю, будут ли русские воевать за коммунизм, но Россию они не отдадут. На России Гитлер себе так же сломает шею, как сломал Наполеон». Попутно следует также упомянуть тот малоизвестный и прискорбный факт, что в то время многие командиры советских дивизий, понесших значительные потери в бою, стали направлять в Ставку верховного главнокомандования Вооружённых Сил Союза ССР требования о пополнении своих воинских подразделений исключительно из числа представителей русского этноса. И, действительно, русские в отличие от некоторых других этносов СССР, свою землю немцам не отдали.

Так что и с Наполеоном и с Гитлером в итоге злую шутку сыграла не столько степень их осведомленности в истории, сколько их поверхностное и неадекватное понимание боевого духа русского народа. В своём заблуждении они оба оказались схожи, несмотря на всю гигантскую разницу между гением созидания первого и гением разрушения второго. Вот в этом, практически общепринятом в те времена среди европейских политиков молчаливом делении народов на первый и второй сорт, по сути, и заключалось реальное подсознательное отрицание естественного права народов на признание и уважение их национального достоинства.

Если бы естественное право стало хотя бы в ХХ веке общепризнанной «религией» всех европейских стран, то можно было бы с уверенностью утверждать: мир благополучно избежал бы и Первой и Второй мировых войн. Естественное право — предтеча, основа и суть нового правового порядка, или, как его ещё именуют в странах западной цивилизации, европейского публичного порядка. С осознания роли и значения естественного права в нашей жизни, собственно говоря, человечество и начало своё восхождение к вершинам Права. И подобно тому, насколько не вызывает сомнений знаменитое библейское утверждение: «В начале было Слово», мы вправе настаивать, что в начале было естественное право!

Однако ответ на вопрос, что в действительности представляет собой естественное право, оказался далеко не так прост. Например, делая попытку ответить на него, английский философ и правовед Томас Гоббс (1588–1679) писал: «Естественное право, называемое обычно писателями jus naturale, есть свобода всякого человека использовать собственные силы по своему усмотрению для сохранения своей собственной природы, т. е. собственной жизни, и, следовательно, свобода делать всё то, что, по его суждению, является наиболее подходящим для этого». К месту заметить, что этого мыслителя, как мало кого в мире, высоко почитал и превозносил Наполеон, о котором сказал: «Гоббс был своего рода Ньютоном в политике: его учение стоит в этом отношении многого». Вместе с тем, оценивая приведенное суждение с позиции развиваемой здесь философии достоинства человека, Гоббс, думается, лишил определение естественного права присущей ему специфики, практически полностью отождествив его с феноменом свободы. Правда, сей факт является своеобразным подтверждением уже сформулированного выше убеждения о тесной взаимосвязи между свободой и правом. Но между первым и вторым, безусловно, есть и свои различия, о чём также шла речь выше.

В настоящей работе под естественным правом понимается совокупность естественных прав человека, отдельных территориальных общин, этносов, народов и других человеческих объединений, минимально необходимых для сохранения их достоинства, а потому священных и неотчуждаемых в процессе их жизнедеятельности.

В частности, одним из институтов естественного права следует признать право территориальных громад (общин) на местное самоуправление в государстве и право наций на самоопределение в пространстве мирового сообщества. Естественные права человека, естественные права территориальной общины, естественные права этноса, а также естественные права нации представляют собой относительно автономные институты единой системы естественного права, основное предназначение которой было обосновать и обеспечить свободу этих субъектов конституционного права, вопреки злой воле власть предержащих и неправомерных предписаний порожденного ими законодательства. В иерархии общечеловеческих ценностей права человека занимают несравненно более высокое и приоритетное положение, чем права территориальной общины, этноса или народа.

Естественное право следует отличать от позитивного. В отличие от первого, второе — писаное законодательство, «придуманное», «изобретённое», созданное государством и по этой причине традиционно противопоставляется естественному праву. Если естественное право традиционно ведёт свою родословную от природы, Бога, то позитивное — от государства, законодателей, судей. Один из идеологов естественного права, английский правовед Джон Остин (1790–1859) по этому поводу писал: «В противоположность понятию «естественного права» или понятию «законов природы» (в значении «права, дарованного Богом») совокупность правил, установленных политически господствующими людьми, нередко обозначается термином «положительное», или «позитивное право», то есть право, существующее благодаря занимаемому положению». Заметим: весьма внятное определение границы, пролегающей между первым и вторым определением. В современной правовой литературе подчеркивается, что естественное право основывается на голосе совести, на внутренней «интуиции правоты». Внутренние, содержательные аспекты для него являются первостепенными; позитивное же право основывается на экономическом и политическом доминировании, в силу чего приобретают особое значение внешние проявления государственного, процессуальная форма нормотворчества и правоприменения, формальные атрибуты правовых актов. Перечень подобных внешних противопоставлений можно и продолжить.

Идея естественного права родилась в муках людей, страдавших от деспотизма и несправедливости права позитивного, то есть от действовавшего в соответствующую эпоху и соответствующем государстве неправомерного законодательства. Отсюда и принципиальная позиция теории естественного права: при конкуренции с позитивным правом (законодательством) неоспоримый приоритет — на стороне первого. Более того, ценность позитивного права должна определяться тем, насколько оно отражает в своих нормах дух, мотивы и цели естественного права. Если такого отражения не наблюдается, то соответствующий закон не легитимен и не вправе претендовать на статус правового, то есть отвечающего национальным интересам народа. В свете сказанного для нас представляет интерес определение естественного права, данное немецким правоведом Густавом Радбрухом. Он подчеркивал, что «есть более высокое право, чем закон, — естественное право, божественное право, короче говоря, надзаконное право, согласно которому неправо остается неправом, даже если его отлить в форму закона». По его мнению, естественное право выступает подлинным предметом философии права. В качестве такового он признавал учение не о «позитивном праве, а о правильном праве, не о праве, а о ценности, смысле, цели права — о справедливости». Учёный, которого нацисты изгнали с преподавательской деятельности, хорошо разбирался в природе неправового законодательства, ставшего основой репрессивной политики к отдельным гражданам Германии и чудовищных преступлений обуянных нацизмом немцев по отношению к другим этносам и народам мира.

Идея естественного права позволяет беззащитным людям официально обосновывать перед лицом вооружённого государства, с одной стороны, неправомерность, несправедливость действующего законодательства, а с другой, оказывать давление на государственных деятелей с целью приведения нормативно-правовых актов державы в соответствие с сутью и духом естественного права. В обосновании подобной концепции широкое распространение получило утверждение: законы хороши в той степени, в какой они являются продолжением естественного права. Естественное право выступает, таким образом, в качестве смысла, содержания, внутренней логики позитивного закона. Образно говоря, законодатели должны как бы прислушиваться к внутреннему голосу естественного права, то есть к философии достоинства человека, свободы и прав человека. Иными словами, позитивное право соотносится с естественным как форма с содержанием, предопределяется последним и не может ему противоречить. Именно в таком контексте и следует понимать Гегеля, который утверждал: «Представлять себе различие между естественным, или философским, правом и позитивным правом таким образом, будто они противоположны и противоречат друг другу, было бы совершенно неверным; первое относится ко второму как институции к пандектам». Следуя этой доктрине, легитимность любой публичной власти в итоге проходит испытание на соответствие её политики высоким канонам естественного права. Вот почему правительство любой державы при защите национальных интересов и национальной безопасности должно постоянно учитывать жесткие требования естественного права.

Для полноты картины уместно упомянуть оригинальное деление естественного права на три вида. Так, автор этой концепции, итальянский философ Джамбаттиста Вико (1668–1744) именовал первое право как Божественное Право, поскольку люди были убеждены в божественном характере всего происходящего во Вселенной. Второе право — как Героическое право, т. е. право силы, свойственное в основном диким народам. И, наконец, третье — Человеческое Право, продиктованное развитым человеческим разумом. Однако взгляды сии не получили сколько-нибудь широкого признания в истории идеи естественного права. В конце концов важны не определения и классификации — любимое занятие теоретиков права, а суть дела: человечность, доброжелательность, уважительность, предупредительность, заботливость, совестливость во взаимоотношениях между людьми, вне зависимости от того, на каком языке они говорят, где — в деревне или в городе — родились, какую одежду — с вышивкой либо без таковой — носят. Последнее, правда, абсолютно недоступно для понимания некоторых партий власти отдельных постсоветских стран, отягощенных традицией невежества, буквально, на подсознательном уровне.

Идея естественного права — безусловное завоевание и достояние западной традиции права. Западная цивилизация тем самым стала подлинной колыбелью философии прав человека.

Согласно излагаемому здесь взгляду, естественные права человека составляют ядро, основополагающий и важнейший институт естественного права. И далее речь пойдёт исключительно о естественных правах человека. Эти права в литературе также именуются фундаментальными, чем подчёркивается их значение в качестве основания, базы, опор, на которых возвышается вся мировая архитектоника Права. Они находятся вне пределов досягаемости для государства; они не могут быть им упразднены, ограничены во времени или в пространстве. Как писал Томас Джефферсон, «нет ничего, что нельзя было бы изменить, кроме врождённых и неотъемлемых прав человека». Соответственно, при конкуренции естественных прав человека и публичных интересов державы приоритет, несомненно, должен оставаться за правами человека. В этом постулате — политический смысл и великое предназначение этой идеи.

Философы эпохи просвещения под естественными правами понимали право каждого человека заботиться о своей безопасности, о сохранности своего имущества, о своей свободе, которая сама по себе исключает возможность причинять вред другому. Эти ценности, по их убеждению, не должны были зависеть от государства и его правителей. Эти права представляли собой удел частной жизни человека, в которую не должна была ступать нога публичной власти. Действительно, при таком подходе подобные права в своей совокупности способны были обеспечить самый минимально необходимый уровень свободы, ниже которого уже попирается человеческое достоинство. А достоинство представляет собой подлинную суть личности человека. Без достоинства нет прав человека, нет гражданского общества, нет правового государства, нет западной цивилизации, нет Бога, наконец. Н.А. Бердяев, подчеркивая в одной из своих работ особый, надгосударственный источник происхождения прав человека, заметил, что Декларация прав Бога и декларация прав человека, по сути, одна и та же декларация. По сути, речь идёт о декларации человеческого достоинства. Суммируя всё вышесказанное, вниманию читателя предлагается следующее определение исследуемого явления.

В настоящей работе под естественными правами человекапонимается совокупность данных человеку от природы (от Бога) и в силу этого принадлежащих ему с момента рождения прав на жизнь и свободу, на безопасность и стремление к счастью, на собственность и сопротивление угнетению, на развитие и родной язык, которые предшествуют государству и законодательству, а посему не подлежат какому-либо изъятию, ограничению или отмене.

Автор полагает при этом нелишним уточнить, что устоявшаяся в литературе и ставшая почти классической формула «естественные права человека», по сути, означает естественные права человечества. Естественные права — это уникальное и вместе с тем универсальное явление, нечто гораздо более возвышенное и грандиозное в мировом масштабе, чем власть отдельных государей, правителей и вождей всех типов и мастей, чем значение отдельных государств, их конституций и правовых систем, феномен, который самим фактом своего появления на свет ассоциируется, прежде всего, со всем человечеством. Подобный взгляд отвечает традиции, которая ведёт свою родословную от великого Сократа (469–399 д.н. э.). Этот древнегреческий философ логически доказывал, что неписаные законы, общие для всего человечества, не могли быть установлены отдельными людьми и народами, поскольку они практически были лишены возможности собраться все вместе и объясниться на одном языке. «Законы эти, очевидно, — делает вывод мыслитель, — установлены Богом» (в контексте нашей работы — выработаны человечеством).

Если допустить некую перекличку веков, то продолжением этой логики является предложенное международными — Нюрнбергским и Токийским — трибуналами понятие «преступление против человечества», которое и выдвигает последнее на авансцену международного права в качестве обобщённого субъекта международной защиты даже в том случае, когда реально жертвами палачей становились отдельные конкретные люди, этносы и народы. Именно в таком смысле естественные права и были признаны общим достоянием всех граждан планеты Земля — вне зависимости от места их проживания, подданства, вероисповедания, языковой принадлежности, этнического происхождения. На это обстоятельство обращал внимание автор капитального труда «Комментарии к законам Англии», опубликованного в 1765 — 1769 годах, маститый английский правовед Вильям Блэкстон: «Естественному праву, столь же древнему, как и род человеческий, и данному самим Богом, конечно, следует повиноваться больше, чем всякому другому. Оно обязательно на всем земном шаре, во всех странах и во все времена; никакие человеческие законы недействительны, если не согласны с ним, а те из них, которые действительны, получают прямо или косвенно всю свою силу и власть от своего первообраза». Конечно же, подобного рода взгляды не могли найти сочувствие и понимание у столпов советской теории государства и права: ведь любой индивид в большевистской империи мог быть либо советским человеком, либо врагом народа в зависимости от отношения к правящему режиму. А идеологические догмы этого режима, собственно говоря, и должны были подменить собой постулаты естественного права для всего остального мира. Подлинное счастье для земной цивилизации, что человечество не успело уменьшиться до численности оставшегося в живых советского народа, число которого под руководством невежественных вождей империи продолжало неуклонно сокращаться.

Выделение человечества в качестве подлинного субъекта естественных прав, на наш взгляд, означало прежде всего его самосохранение и дальнейшее развитие, что, разумеется, отвечало высоким требованиям международного права прав человека. Употребляя понятие «естественное право», следует всякий раз иметь в виду, что в действительности мы сталкиваемся с ценностями общечеловеческого, планетарного масштаба. Вместе с тем, учитывая их применимость в каждый отдельный момент бытия к любому из нас как к представителю рода человеческого, мы весьма условно используем устоявшееся и ставшее привычным словосочетание естественные права человека. Именно в такой диалектике общего и частного раскрывается подлинная природа естественных прав человека. Как отмечал один из Генеральных секретарей ООН, «права человека, которые мы должны обсудить…, являются ценностями, которые позволяют нам считать себя человечеством».

Европа не случайно стала родиной идеи естественных прав человека. Самые кровопролитные войны протекали именно на её землях, что и породило мучительные попытки найти универсальное средство разрешения извечных человеческих конфликтов. На взгляд европейских правоведов, ответом на вызов времени явилась идея естественных прав, родословную которой привёл один из самых страстных и добросовестных её исследователей, известный французский философ Жак Маритен (1882–1973): «Идея естественного права унаследована из христианской и из классической идеи. Она восходит не к философии XVIII века, который её более или менее деформировал, но к Гроцию, а до него — к Франсуа Суаресу и Франсуа Витория; далее — к святому Фоме Аквинскому; далее — к святому Августину и Отцам Церкви и к святому Павлу; и далее — к Цицерону, к стоикам, к великим моралистам античности и к её великим поэтам — Софоклу, в частности. Антигона — вот неизменная героиня естественного права, которое древние называли неписаным законом, и это название лучше всего ему соответствует». Наряду с этим кратким, а потому и неполным экскурсом в историю естественного права полагаю необходимым отдать дань уважения и другим подвижникам на этом тернистом и опасном в те жестокие времена пути провозглашения подобной идеи. Помимо упомянутых учёных мужей, значительную роль в её разработке сыграли испанские теологи и правоведы, среди которых, в первую очередь, хотелось бы упомянуть Варфоломея де лас Касаса (1484–1566) и Фернандо Васкес де Менчака (1512–1569). Конечно же, значительный вклад в развитие этой теории внесли немецкий правовед Самуэль фон Пуфендорф (1632–1694), английский правовед и философ Джон Локк, ранее уже упоминавшиеся французские правоведы и просветители Жан-Жак Руссо и Шарль Луи де Монтескьё. Всем им низкий поклон за их бессмертный труд во имя торжества прав Человека.

Идее естественных прав посвящены блестящие страницы лучших умов человечества. Уже одним этим фактом они воздвигли себе «памятник нерукотворный». Поэтому нами не ставится цель дать подробный обзор всему написанному на эту тему. Речь лишь идёт о том, чтобы бегло очертить самые общие контуры этого монументального здания правовой мысли человечества. С этой целью автор будет прибегать к выдержкам из трудов немногих, коим удалось наиболее образно выразить суть этой правовой теории.

В своём знаменитом памфлете «Стрела, направленная против всех тиранов» английский политический публицист Ричард Овертон (1640–1664) отмечал: «Мы посланы в этот мир десницей Господней, и каждому от рождения даны свобода и право собственности (слова эти как бы начертаны в человеческих сердцах, дабы никогда не стереться), и на протяжении всей жизни все должны иметь возможность равно пользоваться своими правами и привилегиями — все, кому они дарованы от Господа. И из этого истока — или корня — берут начало все силы человека, все его возможности — не впрямую от Господа (как обосновываются прерогативы королей), но через посредство природы». Такой подход, пускай и весьма поэтично, но абсолютно точно отражает европейскую традицию права, исходящую из убеждения об общечеловеческом, внегосударственном происхождении основополагающих свобод человека. Возникнув и оформившись в Европе, эта теория вместе с её правоверными приверженцами решительно пересекла моря и океаны и, воцарившись на американском континенте, обрела на его просторах свою вторую и более счастливую родину.

Американские колонисты, вдохнув воздух свободы, которого в известной степени были лишены их бывшие соотечественники на европейском континенте, стали творить историю своего государства и права, черпая убежденность в своей исконной правоте непосредственно из первоисточника — естественного права. Точно так же, как некогда немецкий археолог Генрих Шлиман (1822–1890) с поэмой Гомера в руках заявлял: здесь Троя, здесь и будем копать, американцы с книгами апостолов естественного права в руках стали непосредственно руководствоваться их заветами в своей повседневной политической жизни. Американцы стали пионерами не только в освоении девственных прерий Техаса, разработке золотых рудников Аляски и нефтяных недр Калифорнии, но и в практическом овладении азами естественного права. Дух естественного права по всем канонам гегелевской диалектики обрёл, наконец, своё долгожданное воплощение в народе США: «Все люди по природе являются в равной степени свободными и независимыми и обладают определенными врожденными правами, коих они — при вступлении в общественное состояние — не могут лишить себя или своих потомков каким-либо соглашением, а именно правом на жизнь и свободу со средствами приобретения и владения собственностью, правом на стремление к счастью и безопасности и их приобретение», — такими словами из знаменитого Билля о правах штата Вирджиния от 12 июня 1776 г. начал свой путь в истории американский народ. Тем самым, одновременно, произошло и своеобразное кругосветное путешествие идеи естественных прав человека. Очертив траекторию своего исторического полёта по маршруту Старый Свет — Новый — Старый Свет, она бумерангом вернулась на историческую родину, получив сердечный приём крайне измученного бесконечными трагедиями кровопролитных войн населения Европы. В этот момент естественные права и стали стартовой площадкой Права, триумфальное и величественное шествие которого по миру приобрело заметное ускорение лишь после создания ООН. В те же времена самым последовательным и страстным адвокатом этого принципа стала одна из самых крупных и авторитетных международных организаций нашего континента — Совет Европы.

Существенный личный вклад в этот вселенский гуманистический процесс внес глава Римско-католической церкви Иоанн Павел II. В уже упомянутой выше книге-интервью относительно прав человека он писал: «Несомненно, эти права вписаны в порядок творения Самим Творцом, так что нельзя говорить об уступках со стороны человеческих учреждений, государств или международных организаций. Эти учреждения отражают лишь то, что Бог Сам вписал в сотворённый Им порядок, что Он Сам вписал в нравственное сознание или в сердце человеческое, как разъясняет это апостол Павел в Послании к Римлянам (ср. 2. 15)». В этом прекрасном эссе великий проповедник добра и милосердия, по сути, в сжатом виде выразил духовную основу идеи естественных прав человека. Именно на подобной почве уже впоследствии очень многие современные правоведы и стали весьма искусно плести свою казуистическую вязь.

Как утверждает упомянутая теория, каждый индивид уже с момента зачатия наделяется определенными правами, которые потому и получили обобщающее наименование врождённых, или прирождённых прав. Тем самым ещё раз подчёркивалась их внегосударственная, надгосударственная природа. Да, эти права могут закрепляться в конституциях и законах, но они не придумываются, не порождаются, не создаются государством. Не ему мы обязаны происхождением этих прав, а своей естественной природе, своей принадлежности к единой и великой семье по имени Человечество. Таким образом, надпозитивный (внегосударственный) характер эти права приобретают в силу принадлежности индивидуума к роду человеческому как таковому, вне зависимости от наличия доброй и просвещённой или злой и невежественной воли правительств, государей или знаменитых законодателей, а часто и вопреки им.

Категоричность такого подхода находит объяснение в необходимости заложить легитимную основу для защиты своих прав в жестокой и непримиримой борьбе с немилосердной властью тех или иных государств. Именно поэтому на божественное происхождение этих ценностей неизменно обращают внимание все авторы многочисленных биллей о правах человека. Разумеется, поскольку естественные права человека проистекают из общечеловеческого (божественного, природного) начала, они не подлежат ограничению во времени и пространстве. Тем самым, они абсолютны и вечны. К этим характеристикам их сверхчувственной природы мы будем не раз обращаться ниже при анализе основных и конституционных прав человека.

Как упоминалось выше, при конкуренции неписаных естественных и писаных, законодательно закреплённых прав человека, приоритет остается за первыми. Только неукоснительное соблюдение данного постулата помогает избежать политических конфликтов, гражданских смут и гражданских войн. Наиболее актуальным примером значения естественных прав человека в Украине является отношение отдельных партий власти к проблеме языка. Право на родной язык, несомненно, относится к категории наиболее деликатных естественных прав человека. Однако именно эта правовая природа языка, на наш взгляд, и не была учтена в известном Решении Конституционного Суда Украины N 10-рп/99 от 14 декабря 1999 г. относительно толкования статьи 10 Конституции Украины. А вместе с тем политические интересы, этнические пристрастия, уровень правовой квалификации и общей культуры украинских судей не могут иметь приоритета над общепризнанными принципами и нормами международного права, в том числе и в части теории естественных прав человека.

Лишь особое мнение одного члена этого высокого судебного присутствия вселяет некий оптимизм на будущее в осознании значения идеи естественных прав человека в конституционной теории и практике Украины. Автор полностью разделяет выводы, содержащиеся в упомянутом особом мнении судьи Конституционного Суда Украины А.Н. Мироненко: «Таким образом, Решение Конституционного Суда Украины прямо противоречит статьям 1 (в правовом государстве не могут действовать неправедные нормы), 3, 6, 7 (местное самоуправление фактически полностью подчинено общегосударственной воле в части применения языков), 8 (нарушается естественное право человека на язык, нормы прямого действия Конституции Украины подменены официальным толкованием, которое противоречит им), 10, 11 (поставлены искусственные препятствия на пути развития этнической, культурной, языковой самобытности национальных меньшинств), части пятой статьи 53, пунктам 4 и 6 части первой статьи 92 (порядок применения языков, основы воспитания, образования, культуры определяются законами, а не правовыми нормами, сформулированными Конституционным Судом Украины), части второй статьи 147, пункту 2 части второй статьи 150 Конституции Украины. Кроме того, пункты 1 и 2 резолютивной части Решения в большей или меньшей степени ограничивают конституционные права человека и гражданина, вторгаются в полномочия не только законодательной, но и исполнительной власти, то есть входят в противоречие с отдельными положениями статей 21, 22, 24, 26, 32, 34, 38, 64, 116 Конституции Украины. Суд своим Решением фактически опроверг и отменил конституционные гарантии, закрепленные в статьях 10 и 53 Конституции Украины».

Облетевшим весь мир примером реализации естественного права народа на сопротивление угнетению стали события, произошедшие 23 августа 1989 г. в прибалтийских республиках СССР. В годовщину подписания пакта Риббентропа-Молотова около двух миллионов жителей Эстонии, Латвии и Литвы образовали живую цепь, которая протянулась от Таллинна до Вильнюса. Таким образом народы этих республик, практически, единодушно выразили свой протест против незаконной аннексии их территорий воинственной сталинской империей. Это был подлинный акт мужества со стороны людей, наученных горьким опытом противостояния вооруженной до зубов советской сверхдержаве.

Естественное право на сопротивление угнетению — мощное оружие, которое народ пускает в ход тогда, когда все иные мирные средства оказываются исчерпанными. Неспособность обеспечить своим гражданам справедливость в судах и административных органах страны — это прямое предложение народу воспользоваться своим правом на сопротивление угнетению, которое является самой надёжной помехой узурпации его власти. «Когда все остальные права попраны, право на восстание становится бесспорным», — утверждал американский политический идеолог и просветитель Томас Пейн (1737–1809). Именно с его легкой руки естественные права получили имя прав человека. История знает примеры, когда ответственность государства наступала непосредственно на основании естественного права народа на сопротивление угнетению. Когда народ доведён до такого «естественного» состояния, при котором вынужден воспользоваться своим правом на сопротивление, то правительства, как правило, редко остаются в живых. Это, пожалуй, самое «жестокое» право, пределы которого, увы, не ограничиваются правами других людей на жизнь.

В связи с подобными обстоятельствами формулировка этого права в основных законах представляет собой значительную трудность. Впервые такая попытка была предпринята в Декларации независимости США 1776 г., которая провозгласила: если какая-нибудь форма государственной власти становится губительной в отношении установленных ею целей, «народ имеет право изменить или упразднить её и учредить новую государственную власть, основывая её на таких принципах и организуя её полномочия в такой форме, которая, как ему представляется, будет наилучшим образом обеспечивать его безопасность и благоденствие». Известно, что в день принятия Декларации отцы-основатели США — Бенджамин Франклин, Джон Адамс и Томас Джефферсон — готовили макет государственной печати. Центральное место на ней отводилось библейскому сюжету пересечения израильтянами Красного моря, которое сопровождалось вещими словами Моисея: «Мятеж в отношении тиранов является знаком покорности Богу». Хотя печать и не была утверждена, но её смысл и поныне остается знаменательным для многих политиков и государственных деятелей США. Вероятно, по этой причине она бережно хранится среди множества экспонатов Континентального конгресса.

Естественное право на сопротивление угнетению выступает одной из основных форм народовластия. Об этом напоминают действующие конституционные акты правовых государств, например, Основной закон ФРГ, в статье 20 которого прямо предусмотрено: «Если иные средства не могут быть использованы, все немцы имеют право на сопротивление любому, кто предпринимает попытку устранить этот строй». В несколько иной редакции это право закреплено в части 2 статьи 3 Конституции Литовской Республики: «Народ и каждый гражданин вправе оказывать противодействие любому, кто насильственным путём посягает на независимость, территориальную целостность, конституционный строй Литовского государства».

Естественное право человека и народа на сопротивление необходимо квалифицировать в качестве необходимой обороны от узурпации власти в любой форме. По своей сути — это профилактическое право против злоупотребления властью. Международная конституционная доктрина давно исходит из того, что право на сопротивление, предусмотренное или не предусмотренное основным законом государства, является естественной и действенной границей произвола. Одной из разновидностей реализации этого права является право на сопротивление национальных меньшинств и коренных народов. Расовая, национальная, языковая дискриминация — одна из чудовищных несправедливостей в истории человечества.

Одним из ярких примеров воплощения подобного права являет собой Декларация независимости чернокожих от 4 июля 1970 г., созданная Американским национальным комитетом чернокожих верующих, в которой сказано буквально следующее: «Если данное правительство или принятые обычаи или система господства большинства становятся губительными для свободы и законных прав меньшинств, меньшинства эти имеют право использовать все необходимые и возможные средства для сопротивления и разрушения механизмов подавления в тех формах, которые представляются им наиболее целесообразными, даже причиняя бедствия и нанося ущерб своим угнетателям». С полным правом эти слова могли бы стать составной частью декларации любого национального меньшинства или коренного народа, особенно если последним судьба уготовила неблагодарную роль проживания среди населения, которое исключительно в силу своего численного превосходства (подчеркнём: не культурного, не интеллектуального и не нравственного), подражая другим народам, именовала себя титульной нацией.

История представила множество примеров самых ожесточённых способов реализации права на сопротивление расовому, национальному и языковому угнетению. Человечеству пора извлечь уроки, ведь естественное право заявляет о своём существовании самым простым, естественным и нередко весьма жестоким в своей естественности способом: оно упраздняет государства, рассеивает по миру народы, перекраивает границы, ниспосылает всяческие беды на головы тех, кто не желает подчиняться его канонам. На определённом этапе своей истории США осознали угрозу со стороны набирающего обороты разгула расовой дискриминации и вовремя успели избежать многих бед. Вожди СССР существование проблемы с правами человека не признавали — и вместо великой страны мы получили великие потрясения и в итоге великое разрушение. Такова во всей своей простоте и последовательности логика естественного права! И пример СССР в этом отношении всем остальным странам — наука.

Среди правоведов прошлого было немало скептиков, подвергавших сомнению значение идеи естественных прав в борьбе за справедливость в жизни человечества. Некоторые из них выдвигали этому учению обвинение в отсутствии модного в своё время классового подхода. Так, один из них, профессор гражданского судопроизводства в Венском университете Антон Менгер, писал: «Учение о прирождённых правах в значительной мере выработано было с точки зрения имущих классов. Это проявляется уже в том, что философско-правовая доктрина не признает изначальным правом каждого отдельного человека участие в пользовании внешней природой, или, другими словами, в том, что по господствующему воззрению изначальное право не имеет никакого экономического содержания. В частности, современная философия права не признает ни права на полный продукт труда, ни права на существование». Такой подход представляется довольно близоруким, поскольку теории естественных прав была отведена историческая миссия идеологического обоснования ограничения произвола монархов по отношению к своим подданным, сохранения у людей надежды на высшую справедливость по отношению к власть предержащим, воодушевления на физическое сопротивление тирании и деспотизму. Эта идея не обслуживала узкий круг вопросов института частной собственности гражданского права, имущественного расслоения и классовых взаимоотношений в обществе. Последнее стало уделом идеи основных прав человека, что нашло своё отражение в Европейской социальной хартии (Совет Европы, 1961), Международном пакте об экономических, социальных и культурных правах (ООН, 1966) и некоторых других международных актах, о чём речь пойдёт несколько ниже. Каждому этапу развития человечества должен соответствовать свой этап развития Права. И вряд ли имеет какой-либо смысл предъявлять сухие претензии с позиции институтов гражданского права развитого капитализма к правовой идее справедливости, сложившейся ещё в эпоху древнего мира.

В завершение этого раздела подчеркнем, что естественные права — это то великое подразумеваемое, которое необходимо иметь в виду всякий раз, когда мы будем прикасаться к такой тончайшей, хрупкой и деликатной материи, как достоинство человека. Осмысление человечеством природы естественных прав прошло как бы два этапа: первый — это многовековое принуждение власть предержащих к осознанию существования таких прав и особого источника их происхождения; второй — добровольное и торжественное признание их государствами в качестве основного инструмента защиты человека. В последнем случае естественные права получили признание по инициативе и под давлением международного сообщества уже в качестве объективных и общепризнанных ценностей всего человечества. Начиная с этого момента, естественные права продолжили свою жизнь в истории уже под именем основных прав человека. Правда, этому событию в мире Права предшествовала историческая катастрофа такого масштаба, которая, возникнув в качестве реальной угрозы всему человечеству, в такой степени встряхнула его сознание, что своё дальнейшее существование оно стало связывать не иначе, как с концепцией основных прав человека.

5.2. ОСНОВНЫЕ ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

О том, сколь высокое значение приобрели естественные права человека в ХХ веке, можно судить хотя бы по замечанию Черчилля о том, что именно в этом столетии их возвели «на престол человеческих прав». Эту почётную историческую миссию выполнила ООН, которая вокабулами своего Устава, подписанного в Сан-Франциско 26 июня 1945 г. и вступившего в силу 24 октября 1945 г., обратилась к народам мира с призывом «вновь утвердить веру в основные права человека». Этот акт эпохального значения приобрёл силу общепризнанных и общеобязательных норм международного права, поскольку по своей правовой природе является многосторонним юридически обязывающим договором. Именно ООН как юридическое олицетворение всего человечества трансформировала естественные права человека в основные, утвердив их в качестве фундаментального и важнейшего института Права. Без этого шага человечество стало бы ускоренными темпами двигаться к Третьей мировой войне, которая вполне могла бы стать завершающей фазой всей истории земной цивилизации. Как бы отдавая должное этой миссии всемирного масштаба, один неизвестный автор пошутил, что ООН создали не для того, чтобы помочь всем нам попасть на Небо, а для того, чтобы спасти нас от Ада. Под этим углом зрения, собственно, и следует рассматривать, может быть, не во всём и не всегда последовательную и безупречную деятельность этой организации.

Кто-то из правоведов тонко заметил, что если естественными правами обладают все люди, то основными — все в равной степени.

Под основными правами человека в настоящей работе понимаются естественные права человека, нашедшие отражение в актах международного сообщества, взявшего тем самым на себя ответственность за их неустанное воплощение в жизнь и неуклонную защиту.

Образно говоря, основные права — это та стадия развития человечества, на которой оно получило, наконец-то, реальную возможность воспользоваться своими естественными правами, несмотря на продолжающуюся практику явного пренебрежения ими со стороны многих государств мира.

Основное предназначение государства заключается в обеспечении самосохранения и развития нации, а последнее невозможно без неукоснительного соблюдения прав человека. Вместе с тем государство может в любой момент, сбросив маску защитника прав человека, стать их могильщиком. Природа сей метаморфозы в том, что оно в каждый момент своего бытия выступает как бы в двух ипостасях: как неотъемлемый гарант прав человека и как их потенциальный нарушитель. Политические мыслители давно заметили, что тот, кто имеет власть всех защищать, способен и всех угнетать. Поскольку всяким государством управляют люди, то ни одно из них не застраховано от подобного синдрома «раздвоения личности». И никто не возьмется предсказать, какое начало в тот или иной момент возьмет верх. Современное государство — потенциальная опасность для человека. В руках тиранов ХХ века оно способствовало совершению беспрецедентных в истории преступлений против человечества.

К слову сказать, замечено, что в странах, образовавшихся на руинах СССР, никому из видных борцов за права человека так и не удалось занять высокие официальные посты, а само соблюдение этих прав по-прежнему остается весьма проблематичным. Нарастающий при этом вал жалоб в Европейский суд по правам человека с исключительной убедительностью свидетельствует о том, что независимое государство, по крайней мере, в странах, где не привилась культура достоинства, неспособно в какой-либо приемлемой степени обеспечить соблюдение прав человека. Да и сама независимость в этих странах, по сути, обернулась юридическим обоснованием права узкого круга лиц независимо от бывшей столицы СССР, или, как нас убеждают, от другого этноса присваивать себе общенациональное достояние бывшего советского народа. К защите достоинства, свободы и прав человека этот процесс, увы, никакого отношения не имеет. В связи с этим миссия обеспечения основных прав человека, на какой бы территории он ни находился и гражданином какого бы государства ни числился, оказывается по плечу только консолидированным усилиям международного сообщества.

С первых дней деятельности ООН одной из проблем в осуществлении правозащитной миссии стало отсутствие в её Уставе необходимого для этого полноценного перечня прав человека. Эту задачу в значительной степени восполнило появление на свет Всеобщей декларации прав человека, которая, по сути, стала основным законом о правах человека для всех народов мира. Её значение в судьбе человечества оказалось столь велико, что она немедленно получила своё второе, пусть и весьма символическое наименование — Великая хартия вольностей человечества (Magna Carta).

Всеобщая декларация прав человека (далее — ВДПЧ) была принята в Париже 10 декабря 1948 года на 183-м пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН. Этому акту эпохального значения предшествовал изнурительный правовой марафон, измеряющийся в общей сложности 1400 раундами бесплодных голосований. Со временем дата принятия этого акта стала отмечаться во всём мире как День прав человека. Принятию ВДПЧ способствовало абсолютное большинство голосов депутатов упомянутого исторического форума: из 56 государств, принимавших участие в голосовании, 48 проголосовало «за» и лишь 8, в числе коих, увы, оказалась и Украинская ССР, воздержались. В известной степени, органическая невосприимчивость к правам человека на территории бывшей УССР ощущается до сих пор. Вместе с тем, впервые в истории жителей нашей планеты обширный свод их естественных прав был публично ратифицирован своеобразным парламентом народов мира. Тем самым, всё население земного шара впервые получило полноценное право именоваться человечеством.

Несмотря на идеологические расхождения некоторых стран-участниц, ВДПЧ, действительно, отражала общие ценности всего человеческого сообщества — представление о достоинстве, свободе и правах, какими их хотели бы видеть народы мира. Этому обстоятельству было уделено внимание в выступлении третьего Генерального секретаря ООН (1961–1971) У Тана, который заметил, что «Всеобщая декларация прав человека — этот великий и вдохновляющий документ рождён в результате углубленного осознания ответственности международного сообщества за содействие и защиту основополагающих прав и свобод человека». При этом высокое должностное лицо ООН отметило, что весь свет пришёл к чёткому осознанию того факта, что свобода, справедливость и международный мир могут быть достигнуты лишь на основе содействия и защиты этих прав и свобод на международном уровне.

Принятие этого акта стало своеобразной реакцией народов мира на чудовищные преступления против человечества в годы Второй мировой войны, особенно преступлений нацистов против еврейского этноса в Европе, получившее со временем, как уже отмечалось выше, своё особое наименование — Холокост. С момента появления на свет ВДПЧ по духу, замыслу и стилю изложения стала и до сих пор остается основным источником вдохновения и надежды всего международного сообщества на эффективную защиту прав человека. Именно благодаря этому акту стало общепризнанным положение, что все права человека основаны на врожденном достоинстве каждого и с этого момента становятся непреложной истиной для всех народов мира. Как вещал в одной из своих речей 261-й Папа Римский Иоанн XXIII (1881–1963), «во Всеобщей декларации прав человека (декабрь 1948 года) в наиболее торжественной форме признается, что человеческое достоинство присуще всем людям; и в связи с этим в качестве основополагающего права провозглашается право на свободное перемещение в поисках истины и морального успокоения и справедливости, а также право на достойную жизнь». С принятием ВДПЧ проблема прав человека немедленно переместилась с внутригосударственного, национального на международный, общечеловеческий цивилизационный уровень.

Отдавая дань исторической справедливости, необходимо отметить, что идея разработки этого великого документа принадлежала неправительственным организациям США (Американскому институту права, Комиссии по обеспечению мира, Американской группе планирования), которые в своё время настаивали на его полном включении в текст Устава ООН. Однако различные обстоятельства конъюнктурного политического характера помешали это сделать в момент принятия последнего. И в этом вопросе история пошла другим путём. В 1946 г. ООН создала Комиссию по правам человека, которая долгие годы являлась её основным инструментом по защите прав человека во всём мире.

Известный ныне всему свету текст ВДПЧ подготовила временная рабочая группа именно этой Комиссии под председательством вдовы президента США Элеоноры Рузвельт. Именно ей принадлежат простые и проникновенные слова, характеризующие значение прав человека и роли каждого в их соблюдении и защите. Так, на поставленный историей риторический вопрос «Где же все-таки начинаются права человека?» она ответила, что они начинаются в небольших местечках вблизи от дома, столь близких и столь маленьких, что их не увидишь ни на одной карте мира. И все же, как она заметила, это мир отдельного человека; окружение, в котором он живет; школа или колледж, который он посещает; завод, ферма или контора, где он работает. Это там, продолжала она, где каждый мужчина, женщина и ребенок стремится к равной справедливости, равным возможностям, равному достоинству без дискриминации. И пока эти права не приобретут смысла там, они будут иметь мало значения где бы то ни было еще. «Если граждане не будут заботиться о защите этих прав вблизи от дома, тщетны наши надежды на прогресс во всем мире», — заключила Элеонора Рузвельт. Такие будничные и вместе с тем возвышенные слова мог написать только очень добрый и мудрый человек, каковым, собственно говоря, и была эта женщина.

Действительно, значение этого акта для судеб человечества трудно переоценить. А без Элеоноры Рузвельт, без её подвижнической деятельности, без её сердобольного, ответственного и уважительного отношения к судьбе простых людей мир, возможно, никогда бы и не увидел документ такой духовной силы, человечности и глубины мысли. Уже пребывая на острове Святой Елены, Наполеон обронил: «Моя истинная слава не в том, что я выиграл сорок сражений: Ватерлоо изгладит память о всех этих победах. Но что не может быть забыто, что будет жить вечно, — это мой Гражданский кодекс». Это одно из немногих пророчеств, в котором великий полководец не ошибся. Но ещё в большей степени нечто подобное в отношении Всеобщей декларации прав человека, если бы не её природная скромность, могла бы утверждать и Элеонора Рузвельт. Как кто-то очень проникновенно отозвался о ней: она всегда старалась зажечь свечу вместо того, чтобы проклинать тьму.

В состав упомянутой рабочей группы, помимо Э. Рузвельт, вошли и внесли значительный вклад в её работу Рене Кассен (Франция), Шарль Малик (Ливан), Пэн Чунь Чан (Китай), Эрнан Санта Крус (Чили), Александр Богомолов и Алексей Павлов (Советский Союз), лорд Дьюкстон/Джеффри Вильсон (Соединенное Королевство), Вильям Ходжсон (Австралия) и Джон Хамфри (Канада). А всего авторский коллектив этого знаменитого документа насчитывал 80 человек.

ВДПЧ стала прообразом первого в истории цивилизации всеобщего кодекса прав человека, на который могли бы ориентироваться все живущие на нашей планете люди. В числе её основополагающих принципов признавались свобода, равенство и солидарность. Первый традиционно включает в себя такие ценности, как свобода слова, мысли, совести и вероисповедания. Второй предполагает равную защиту против всех форм дискриминации, включая полное равенство между женщинами и мужчинами. А третий подразумевает экономические и социальные права, такие как право на социальную безопасность, справедливое вознаграждение и достойные стандарты проживания, здоровья и доступного образования. Эти принципы пронизывают единым смыслом пять знаменитых групп основных прав, таких, как политические, гражданские, экономические, социальные и культурные права человека, которые, собственно, и представлены в Международном билле о правах человека.

Выступая в 1998 г. по случаю 50-летней годовщины ВДПЧ, Верховный комиссар ООН по правам человека Мэри Робинсон назвала её «одним из самых воодушевляющих документов истории человечества». И действительно, этот акт послужил моделью для многих национальных конституций. Он стал самым универсальным из всех правовых документов нашей эпохи, поскольку был переведен на большее число языков, чем какой бы то ни было другой известный нам акт международного права. Принципы ВДПЧ лежат в основе многих пактов, конвенций и договоров по правам человека, заложивших основы современного международного правопорядка. О том значении, которое придают ей в судьбе человечества, и о том почтении, которым окружена память её авторов, свидетельствует, например, трогательный факт перезахоронения французами 5 октября 1987 г. праха одного из них — своего знаменитого соотечественника Рене Кассена (1887–1976) — в Пантеон, усыпальницу наиболее выдающихся людей Франции. В речи, посвященной этому примечательному событию, президент Франции Франсуа Миттеран (1916–1996) отметил тот общечеловеческий резонанс, который приобрёл во всём мире факт принятия этого документа: «Страдание затрагивает всех людей, оно общечеловечно… Ни одно государство не сможет более рассматриваться как собственник человеческих страданий, которые оно порождает либо допускает». Это были пророческие слова. Надо думать, что именно с момента принятия этого беспрецедентного акта международного права исторические часы стали отбивать последние мгновения исторического существования таких тоталитарных монстров, каким был, например, СССР и весь так называемый социалистический лагерь.

ВДПЧ состоялась как давно ожидаемый человечеством акт осознания и признания государствами центрального места человека во Вселенной. Своим появлением на свет она ознаменовала важный перелом в международном правосознании: получив признание своего достоинства со стороны международного сообщества, человек перестал рассматриваться в качестве достояния отдельных правителей, правительств, правящих партий и других власть предержащих какой-либо отдельно взятой страны или группы стран. Не случайно на Международной конференции по правам человека, проведенной 13 мая 1968 г. в Тегеране, было указано: «Всеобщая декларация прав человека отражает общую договоренность народов мира в отношении неотъемлемых и нерушимых прав каждого человека и является обязательством для членов международного сообщества». В высоком смысле этого слова ВДПЧ можно рассматривать как письменную клятву всего международного сообщества беречь себя как некое целое в лице каждого конкретного индивидуума. Тем самым с правовой точки зрения были заложены основы для формирования обязательств государств-членов ООН перед мировым сообществом в отношении основных прав своих граждан. Об этом свидетельствуют, например, часть 2 статьи 16 Конституции Португальской Республики, установившей: «Предписания, содержащиеся в Конституции и законах и касающиеся основных прав, должны толковаться и находиться в полном соответствии с Всеобщей декларацией прав человека», а также часть 2 статьи 10 Конституции Испании, провозгласившей: «Нормы, связанные с основными правами и обязанностями, закреплённые Конституцией, соответствуют Всеобщей декларации прав человека, международным договорам и соглашениям по этим вопросам, ратифицированным Испанией».

За время своего победного шествия по миру из «манифеста, обладающего, прежде всего, моральным авторитетом», ВДПЧ, по мнению многих видных правоведов мира, превратилась в акт, содержащий общие обычные нормы международного права. Иными словами, в результате развития международного сообщества осознание ценностей, заложенных в ВДПЧ, поднялось до такого высочайшего уровня и получило всеобщее признание такой силы, что она стала источником международного права, т. е. приобрела правовой статус акта, имеющего обязательную силу. Об этом, например, заявил от имени пяти скандинавских стран (Дании, Финляндии, Исландии, Норвегии и Швеции) в одном из своих выступлений постоянный представитель Швеции при ООН, указав, в частности: «Всеобщая декларация общепризнана в качестве составной части всеобщего международного права».

Но самым убедительным подтверждением триумфального шествия ВДПЧ по планете является тот факт, что не менее 120 национальных конституций, принятых после Второй мировой войны, содержат формулировки основных прав, впервые упомянутых именно в ВДПЧ. Многие страны цитируют или включают её положения в свое конституционное законодательство. В известной мере можно утверждать также, что ВДПЧ стала школой правового мышления для многих законодателей стран мира. Как справедливо отметил второй Генеральный секретарь ООН (1953–1961) Даг Хаммаршельд, «Всеобщая декларация… в качестве общего стандарта прогресса для всех народов и всех наций… не только выделяет политическую мысль нашего времени по этим вопросам, но также воздействует на мышление законодателей всего мира». Здесь, правда, всё же надо оговориться: законодателей стран, разделяющих систему правовых ценностей западной цивилизации. Ведь в действительности сложно утверждать о наличии правового мышления, например, у парламентариев бывшего СССР или, как это ни печально констатировать, современной Украины и некоторых других республик распавшейся советской федерации. Будь подобное мышление в наличии, великая страна никогда бы не распалась, а на её руинах не возникли бы государственно-подобные образования, на территории которых наблюдается ускоренная приватизация общенационального достояния немногими и интенсивное вымирание многих, так и не доживших до счастливых времен, бывших строителей коммунизма.

Что же касается существенного влияния ВДПЧ на правовое развитие западных стран, то в качестве иллюстрации этого факта в юридической литературе часто приводится высказывание, сделанное лордом Уилберфорсом [Wilberforce] в 1980 г. в тексте решения верхней палаты Британского парламента — Палаты лордов — относительно конституции Бермудских островов. Подчеркивая, что эта конституция «испытала сильное влияние» Европейской конвенции о защите прав человека, почтенный правовед заметил: «На Конвенцию… в свою очередь, повлияла Всеобщая декларация прав человека, принятая ООН в 1948 г. Эти предшествующие документы… должны толковаться достаточно широко, без того, что называют легалистским буквализмом, — таким образом, который позволял бы индивидам в полной мере пользоваться основными правами и свободами [что и составляет предмет данного спора]». По сути, подобное мнение авторитетного судьи создало прецедент расширительного толкования любой конституции любого правового государства, выходящего далеко за пределы консервативных традиций и обычаев национального государственного права.

ВДПЧ явно оказала основополагающее влияние и на авторов канадской Хартии прав и свобод, являющейся частью Конституции Канады, поскольку национальные суды часто ссылаются на ВДПЧ при судебном толковании норм своего Основного закона. По этому пути также пошла судебная практика и многих других стран мира: Италии, Чили, Аргентины, Индии, Танзании, Нидерландов.

Но чаще, чем в какой-либо иной стране, на принципы ВДПЧ ссылаются в судах США. Авторитетным напутствием на этом пути стало известное решение Верховного суда США по делу «The Paquete Habaua», в котором отмечалось, что международное право является частью права США и должно применяться судами соответствующей юрисдикции всякий раз, когда связанный с ним вопрос должным образом представляется на их рассмотрение. Но при этом «в отсутствие соответствующего договора, административного или законодательного акта или судебного решения следует опираться на обычаи и обычную практику цивилизованных наций». Как уже отмечалось ранее, нормы обычного международного права в области основных прав человека составляют остов Права, верховенство которого признается всеми государствами-членами ООН, Совета Европы и других авторитетных международных организаций. Следовательно, эти нормы в качестве обычной практики цивилизованных наций должны, безусловно, применяться и в судебной практике государств, только ещё вставших на путь демократии.

Таким образом, суды многих государств, применяя ВДПЧ как некий общий для них всех кодекс прав человека, оказались связанными в некую всемирную правовую сеть, некий правовой интернационал по защите человека. Правовые традиции, обычаи, принципы, конституционная практика, высокие стандарты защиты прав человека в национальных системах правосудия становятся общим достоянием судов всего мира. По сути, возникает вполне осязаемый глобальный правовой феномен, который в литературе получил наименование «транснациональное судебное общение», или «судебная глобализация». Это явление порождает у людей надежду на высшую, наднациональную справедливость в споре с государством, которое, как свидетельствует обильная практика Европейского суда по правам человека, хронически неспособно обеспечить правосудие в некоторых республиках — бывших субъектах советской федерации. Хотя справедливости ради необходимо отметить, что ряд бывших советских республик не остался в стороне от признания на словах основополагающего влияния на их правовую систему ВДПЧ. Именно как признание, например, Украиной этого акта в качестве источника своего национального законодательства следует оценить следующее положение: «Верховная Рада Украины, руководствуясь Конституцией Украины, Всеобщей декларацией прав человека, 1948 года…, утверждает… настоящие Основы государственной политики Украины в области прав человека», нашедшие свое отражение в одноименном Постановлении Верховной Рады Украины от 17 июня 1999 г.

Последующее за ВДПЧ принятие ООН в 1966 г. Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах и Международного пакта о гражданских и политических правах привело, как уже упоминалось выше, к формированию Международного билля о правах человека. Его влияние на судьбу человечества трудно переоценить. Под влиянием этих актов всемирного масштаба и наряду с ними важное, всё возрастающее значение стали приобретать и региональные акты по правам человека, такие, как Американская конвенция о правах человека, 1969 г., Африканская хартия прав человека и народов, 1981 г., Австралийская хартия прайвеси, 1994 г., Конвенция Содружества Независимых Государств о правах и основных свободах человека, 1995 г., Хартия основных прав ЕС, 2000 г. и некоторые другие.

По мере поступательного продвижения по миру Международного билля о правах любой человек, гражданином какого бы государства он ни являлся, автоматически подпадал под непосредственную защиту международного сообщества в лице тех или иных его международных институтов. Это обстоятельство неоднократно подчеркивалось на многочисленных международных форумах. Наиболее отчетливо подобный мотив прозвучал 3 октября 1991 г. в Документе Московского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ, в котором специально отмечалось, что вопросы, касающиеся прав человека, основных свобод, демократии и верховенства закона, носят международный характер; соблюдение этих прав и свобод «не относится к числу исключительно внутренних дел соответствующего государства».

Иными словами, в форме основных прав человека, благодаря авторитету ООН и её главному детищу — Международному биллю о правах человека, Право начало своё, не признающее каких-либо границ, благотворное шествие по всему миру. С этого момента стала формироваться некая всемирная система сдержек и противовесов, в которой в равной степени как всё мировое сообщество в лице ООН, так и группы стран в лице своих региональных учреждений, а также отдельные державы в лице своих национальных институтов правосудия впервые за всю историю человечества получили возможность, руководствуясь Правом, препятствовать произволу в отношении любого человека в любой точке земного шара. Свою существенную лепту в защиту прав человека стали вносить и институты международного гражданского общества.

Так, наиболее весомый вклад в этот благородный процесс внесли различные международные неправительственные объединения правоведов мира. Например, плод своего коллективного труда по толкованию Международного пакта о гражданских и политических правах предложила группа видных юристов, собравшаяся в мае 1985 г. в г. Сиракузы (Италия). Сей труд получил полное наименование «Сиракузские принципы толкования ограничений и отступлений от положений Международного пакта о гражданских и политических правах», а также сокращенное — «Сиракузские принципы».

Вслед за этим, собравшись в городе Маастрихте (Нидерланды) 2–6 июня 1986 г., другая группа видных правоведов дала толкование Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах. Результат их сотрудничества получил полное наименование «Лимбургские принципы осуществления Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах», а также сокращённое — «Лимбургские принципы». Спустя десять лет, 22–26 января 1997 г. эта работа была продолжена, получив своё полное наименование «Маастрихтские руководящие принципы, касающиеся нарушений экономических, социальных и культурных прав» и, соответственно, сокращенное — «Маастрихтские руководящие принципы».

В ряду этих документов достойное место занимает итог труда ещё одной группы правоведов, которая, собравшись 1 октября 1995 г. в г. Йоханнесбурге (Южная Африка), сформулировала так называемые «Йоханнесбургские принципы. Национальная безопасность, свобода выражения мнения и доступ к информации», или сокращенно — «Йоханнесбургские принципы». Все приведённые документы лишены официального, общеобязательного характера. Вместе с тем, будучи разработанными авторитетными специалистами в области международного права, они имеют весьма весомый рекомендательный, научно-практический характер. Поэтому к анализу их содержания мы будем не раз обращаться в процессе комментариев к статьям ВДПЧ.

Как уже отмечалось выше, все сформулированные международным сообществом основные права человека образовали важнейший, основополагающий институт Права, целостность, системность и единство которого обеспечивается тремя фундаментальными, основополагающими принципами. Это принципы универсальности, неделимости и солидарности. Их содержание в своё время весьма удачно сформулировала Генеральный секретарь Совета Европы (1989–1994) Катрин Лялюмьер: «Я настаиваю на трёх фундаментальных принципах, а именно: универсальности, неделимости и солидарности…»

Первый принцип — принцип универсальности — определяется в качестве фундамента всего здания прав человека. Этими правами наделяются все люди, каждая женщина, каждый мужчина и каждый ребёнок, где бы они ни обитали на этой земле; ни один человек, ни одна группа, ни одна страна, ни один регион мира не могут быть исключены из пользования правами человека.

Второй — принцип неделимости прав человека — символизирует неразрывное целое гражданских, политических, экономических, социальных и культурных прав. Ведь только в единстве и взаимообусловленности они могут обеспечить достойную жизнь человека.

И, наконец, третий — принцип солидарности. Основополагающие международные документы, посвященные правам человека, со всей силой провозглашают приоритет человека в сердце международного сообщества, которое в ответе за коллективную и консолидированную защиту прав каждого индивида. При этом важно понимать: права человека не являются исключительно лишь правами каждого из нас, но, прежде всего, правами другого человека. Достоинство, свобода и права человека не могут существовать без солидарности между людьми, этносами и народами. Только при безусловном и единовременном соблюдении всех трёх названных принципов правомерно говорить о реальности и жизнеспособности института основных прав человека во внутренней политике того или иного государства.

Поскольку основные права человека носят универсальный и неделимый характер, они по объему и содержанию абсолютно одинаковы для англичан, американцев, украинцев, французов, русских, венгров, казахов и многих других народов. Таким образом, с момента принятия ВДПЧ каждый получил право вступать в непосредственные отношения со всем мировым сообществом. Одновременно в одном лице человек стал основным субъектом и важнейшим объектом защиты, попечения и заботы со стороны международного сообщества.

Именно в это время приобрел свою общечеловеческую легализацию известный лозунг: «Человек — гражданин мира». Об этом в своё время грезил цвет российской либеральной интеллигенции. Так, легендарный декабрист М.С. Лунин восклицал: «Гражданин Вселенной — лучше этого титула нет на свете!». Историк Н.М. Карамзин, которого трудно заподозрить в отсутствии патриотизма, по сему поводу заметил: «Главное дело быть людьми, а не славянами». Уже не раз цитированный И.С. Тургенев задавался вопросом: «Для чего не стараться нам, сколько можно, получить всеобщее чувство и право называться гражданами одного мира, одной церкви?». Под сильным впечатлением от идеи о всеобщем братстве кто-то даже заметил, что способность действовать согласно своей совести зависит от той степени, в которой каждый человек может выйти за пределы своего государства и стать гражданином мира.

Это мгновение наступило: с момента принятия ВДПЧ в лице каждого мир приобретал нового гражданина Вселенной. Это именно их в своё время вся партийно-идеологическая машина советского государства со скрежетом зубным именовала не иначе, как «безродными космополитами», налагая тем самым на любого инакомыслящего несмываемое и уничижительное клеймо политического изгоя. Под эту идеологическую гильотину с успехом подводили многих достойных и замечательных людей, вся вина которых была лишь в том, что они оказались умнее, талантливее, совестливее и более независимы в своих суждениях, чем их соотечественники. Среди этой печальной летописи выделяется особо позорной страницей политическая травля неугодных правящему режиму Нобелевских лауреатов. Здесь стоит упомянуть о том, с какой нескрываемой ненавистью правящий класс СССР оценил сам факт присуждения Нобелевской премии таким выдающимся творцам, как писателю И.А. Бунину в 1933 г., поэту и писателю Б.Л. Пастернаку в 1958 г., писателю А.И. Солженицыну в 1970 г., физику А.Д. Сахарову в 1975 г. и, наконец, поэту И.А. Бродскому в 1987 г. Советская пресса просто бесновалась: этих людей оскорбляли, унижали и обвиняли во всех смертных грехах перед советским народом. Именно таким образом государство, в котором откровенное жлобство стало подлинной сутью отношений между его обитателями, неумолимо выталкивало людей в поисках свободы на широкие просторы цивилизованного мира.

Та вакханалия ненависти, которая сопровождала каждого из упомянутых талантливых людей, заслуживает отдельного описания. Вместе с тем, чтобы составить хотя бы отдаленное представление о том, чего стоило на деле человеческое достоинство в эпоху бурного строительства социализма, приведу слова первого секретаря ЦК ВЛКСМ, будущего председателя КГБ СССР Владимира Ефимовича Семичастного (1924–2001), прозвучавшие на всю страну в адрес писателя и поэта Б.Л. Пастернака. Факт присуждения писателю Нобелевской премии вызвал такую негативную реакцию власть предержащих советской империи, что дал основание её главному комсомольцу на одном из юбилейных форумов 1958 г. публично оскорбить лауреата своим заявлением, что «даже свинья не гадит там, где ест, не то что Пастернак». В принципе, по этому поводу хотелось бы заметить, что многие из тех, кто занимал в советской империи должности подобного масштаба в большинстве своём, действительно, довольно хорошо разбирались в свиноводстве, и в этом, в самом по себе, факте нельзя усмотреть ничего зазорного. Но упорное нежелание подниматься выше подобных знаний в деле управления великой державой стало одной из предпосылок воистину «свинского» отношения к людям, в том числе и очень талантливым, делающим честь даже мировой культуре. А ведь престижнейшая в мире премия была присуждена Б.Л. Пастернаку «За значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа».

Но о каких традициях «великого русского эпического романа» можно было вести речь в стране, в которой господствовала одна традиция, одна на всех — традиция невежества? О последнем в полной мере свидетельствует то, как оскорбляли, унижали и призывали выдворить из страны Б.Л. Пастернака его коллеги, московские писатели, то есть творческая «элита» страны. Для этого достаточно, например, ознакомиться со стенограммой заседания Общемосковского собрания писателей СССР «О поведении Б. Пастернака» от 31 октября 1958 г. Читать этот красноречивый документ эпохи страшно, больно и омерзительно: такое впечатление, что советские писатели состязались в том, кто изощреннее распнёт своего коллегу на глазах высокого начальства. И, действительно, пинали как могли, что в конечном итоге приблизило конец гениального поэта. Как-то после смерти Сталина один известный писатель горько пошутил, что «наши писатели издадут, наконец, полное собрание своих сочинений, и самым интересным будет тисненный золотом том «Письма и доносы». Чего-чего, а доносов в писательской среде оказалось несравненно больше, чем подлинных произведений литературы. Только по одному только эпизоду с Б.Л. Пастернаком можно безошибочно составить себе портрет страны, в которой не только простые и безвестные люди, но даже и гении, всемирно признанные творцы, лауреаты Нобелевской премии могли запросто подвергнуться публичным оскорблениям, унижениям и угрозам со стороны остервенелой советской «общественности».

Не менее красноречивым документом советской эпохи стало письмо 40 академиков, опубликованное в газете «Правда» от 29 августа 1973 г. с осуждением мужественной и принципиальной позиции А.Д. Сахарова по отношению к грубому попранию в СССР прав человека (для справки: сие подколодное послание подписали академики Н.Г. Басов, Н.В. Белов, Н.Н. Боголюбов, А.Е. Браунштейн, А.П. Виноградов, С.В. Вонсовский, Б.М. Вул, Н.П. Дубинин, Н.М. Жаворонков, Б.М. Кедров, М.В. Келдыш, В.А. Котельников, Г.В. Курдюмов, А.А. Логунов, М.А. Марков, А.Н. Несмеянов, А.М. Обухов, Ю.А. Овчинников, А.И. Опарин, Б.Е. Патон, Б. Н. Петров, П.Н. Поспелов, А.М. Прохоров, О.А. Реутов, А.М. Румянцев, Л.И. Седов, Н.Н. Семенов, Д.В. Скобельцын, С.Л. Соболев, В.И. Спицын, В.Д. Тимаков, А.Н. Тихонов, В.М. Тучкевич, П.Н. Федосеев, И.М. Франк, А.Н. Фрумкин, Ю.Б. Харитон, М.Б. Храпченко, П.А. Черенков, В.А. Энгельгардт). Как мы видим среди подписавшихся оказался и президент Академии наук СССР, трижды Герой Социалистического Труда Мстислав Всеволодович Келдыш (1911–1978). Последнее можно было бы отнести к слабоволию последнего, если бы не одно обстоятельство. О нём 7 января 1974 г. на заседании Политбюро ЦК КПСС доложил глава всесильной советской охранки Ю.В. Андропов. В частности, он уведомил своих высокопоставленных коллег о том, что ему «недавно звонил тов. Келдыш и спрашивал, почему мы не предпринимаем мер в отношении Сахарова. Он говорит, что если мы будем бездействовать в отношении Сахарова, то так будут вести себя дальше такие академики, как Капица, Энгельгардт и другие». Заметим: не главный «чекист» позвонил главному «ученому» страны с целью оказания давления на подведомственным тому «непутевых» коллег, а наоборот… Чего уж тут рассуждать о простых советских гражданах. Последним явно с кого было брать пример. Так ведь и брали… недолго думая. Потому страна и захлебнулась от доносов со стороны простых тружеников советской империи. Нигде производительность труда не достигала такого высокого уровня, как в деле доносительства на своих соотечественников.

При этом, надо отметить, что в СССР подлость стала отличительной чертой национального характера до такой степени, что её тлетворного влияния не избежали и некоторые Нобелевские лауреаты. В частности, известен случай, когда лауреат Нобелевской премии 1965 г. «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время» Михаил Александрович Шолохов (1905–1984) на одном из партийных собраний, где очередной раз на чём свет стоит бранили «космополитов», спросил у И.Г. Эренбурга: «Какой родины он патриот?». Эренбург ответил: «Я патриот той родины, которую предал казак Власов!». Ответ достойный Эренбурга в равной степени как и вопрос — Шолохова, сердце которого наряду с сердцами других писателей, по его уверениям на Втором Всесоюзном съезде советских писателей (1954 г.), всецело принадлежало КПСС. В принципе, в связи с особо гнусной ролью, которую сыграл именно этот лауреат Нобелевской премии в судьбе многих достойных людей той эпохи представляется уместным привести по этому поводу выдержку из письма одного из самых стойких представителей советского правозащитного движения Юрия Тимофеевича Галанскова (1939–1972): «Я иногда думаю, гражданин Шолохов, откуда такое хамство в ваших многочисленных высказываниях? Мне думается, что ваша самоуверенность исходит из ложной уверенности в правоте своего дела. Вы все еще считаете себя «выразителем революционно-гуманистических взглядов партии»… В самом деле, до каких пор будет сохраняться положение, когда целая нация должна плясать под дудку одного тирана или нескольких дураков, унаследовавших почти все его повадки». М.А. Шолохов, к сожалению, был далеко не единственным членом многочисленной партии пишущих, рисующих и ваяющих хамов. Не в подобном ли отношении к человеческому достоинству всех тех деятелей советского «искусства», которые любили писать доносы на своих коллег, закладывались основы будущего распада державы?

О том как вели себя в те годы некоторые представители творческой «интеллигенции» весьма красноречиво поведал художник и скульптор Михаил Михайлович Шемякин. Он, в частности, вспоминал: «Да, фактически КГБ диссидентов преследовал, допрашивал и сажал, но не по своей, хочу подчеркнуть, инициативе. В основном расправлялись друг с другом люди искусства… потому что это Союз художников травил Шемякина, Михнова-Войтенко и нонконформистов, Союз писателей уничтожал Солженицына и Бродского, которого именно с подачи СП выслали, Союз композиторов бил Слонимского, Тищенко, Губайдулину, Шнитке, а потом все хором вой поднимали: «Смотрите, как расправляются!». Повторяю: я никогда не забуду фразы: «Задержаться на свободе Союз художников вам не даст», а кто ее произнес? Полковник госбезопасности…». Вот такие были времена и нравы.

Как известно, первым гражданином мира, т. е. «космополитом» именовал себя ещё знаменитый древнегреческий философ Диоген Синопский (ок. 400 — ок. 325 гг. до н. э.). Именно ему принадлежит грустная фраза: «Ищу человека!». Можно при этом не сомневаться, какой диагноз бы вынесла доблестная советская психиатрия этому оригинальному мыслителю, если бы ему, например, пришлось жить, проповедовать свои взгляды, защищать диссертацию и преподавать философию в СССР. Ведь в этом государстве любой неординарно мыслящий, принципиальный человек становился потенциальным пациентом психиатрической медицины, в равной степени, как и клиентом её основного наставника и куратора — КГБ СССР. Вот, что писал по этому поводу участник правозащитного движения в СССР генерал П.Г. Григоренко: «Правозащитники в Советском Союзе делают все, что могут. Но силы их слабы, а у спецпсихбольниц могучий покровитель — от преступных ученых-психиатров до могущественных организаций политического террора…

Многие из числа подвергшихся психиатрическим репрессиям обращались за защитой в правительственные органы. Но не было ни одного случая, чтобы такие заявления или разоблачения преступной деятельности врачей СПБ и Института имени Сербского расследовались. Это не удивляет тех, кто выступал с разоблачениями карательной психиатрии. Они уже давно утверждали, что репрессивное ее использование — дело рук не медиков, а органов госбезопасности; что именно волю последних выполняют психиатры, пренебрегшие своим врачебным долгом и ставшие на путь преступного использования медицинских знаний». Этому позорному порождению советской политической системы было посвящено издание «Казнимые сумасшествием: Сборник документальных материалов о психиатрических преследованиях инакомыслящих в СССР» (1971 г.), а также книга российского правозащитника и бывшего советского политического заключенного Александра Пинхосовича Подрабинека «Карательная медицина» (1979 г.). В ней он, в частности, отметил, что «…карательная медицина — орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано». А.И. Солженицын в сердцах даже окрестил это изобретение большевистского режима «советским вариантом газовых камер», а В.К. Буковский «психиатрическим ГУЛАГом».

В качестве примеров применения подобной «карательной психиатрии» можно привести состряпанное под председательством академика Андрея Владимировича Снежневского (1904–1987) заключение Всесоюзного научно-исследовательского института судебной психиатрии имени В.П. Сербского. В этом акте генералу П.Г. Григоренко был выставлен такой диагноз: «Страдает психическим заболеванием в форме патологического (паранойяльного) развития личности с наличием идей реформаторства». После чего этот порядочный, умный и мужественный человек был помещён в психиатрическую лечебницу на принудительное лечение. Другой пример: по воспоминаниям знаменитого российского художника и скульптора М.М. Шемякина, на своём личном опыте познавшего все «прелести» подобного оздоровления, «нас как идеологических преступников в тюрьмы и лагеря не сажали, а просто-напросто объявляли психически больными. С диагнозом «вялотекущая шизофрения» (этот термин был изобретен в 60-е годы и использовался для расправы с инакомыслящими) нас упрятывали в сумасшедшие дома, где старательно выбивали инакомыслие при помощи инсулина или каких-то новых психотропных препаратов… Это была экспериментальная база, где на нас испробовали новые психотропные препараты». Такие вот были времена. А сколько менее известных людей прошли мучительные испытания палатами советских психиатрических лечебниц только потому, что не могли заглушить в себе голос совести — основной порок в этом бездушном, невежественном и жестоком государстве. Недопустимое применение психиатрической медицины с целью подавления свободы слова, мысли и убеждений вызвали острую реакцию у наиболее совестливой части советской интеллигенции. Один из наиболее ярких её представителей академик А.Д. Сахаров в открытом письме на имя главы советской империи, в частности писал: «Я считаю недопустимым психиатрические репрессии по политическим, идеологическим и религиозным мотивам».

Но какой репрессивный режим будет отказываться от одного из самых эффективных инструментов борьбы со своими оппонентами? Ибо способность мыслить, сопереживать другим людям и проявлять солидарность с жертвами подобного режима как раз и составлял основной предмет забот со стороны этой отрасли советской медицины. Анализируя итоги неутомимой совместной деятельности КПСС, КГБ и «карательной психиатрии» невозможно не прийти к прискорбному заключению, что свою черную работу они всё-таки сделали. Им действительно удалось максимально очистить ряды советского народа от наиболее совестливых, честных и мужественных людей. Особенно заметны итоги этой «государственной» деятельности стали после распада СССР, в результате чего число бандитов, авантюристов, проходимцев, олигархов всех мастей и разрядов развелось несметное множество, а круг людей с совестью и способностью созидать во благо общества сузился до критического предела.

В заключение этого позорного периода из истории советской медицины следует упомянуть, что в 1977 г. Всемирная психиатрическая ассоциация на своём VI конгрессе, прошедшем в американском городе Гонолулу (столица штата Гавайи), публично осудила это злоупотребление медицинской профессией в СССР.

Тяжко вспоминать, чего только ни предпринимали граждане СССР, чтобы изжить из своих рядов граждан мира, а, по сути, тех, кто страдал обострённым чувством совести и сострадания. Какими только площадными словами ни оскорбляла этих достойных людей бесовская советская печать и бесноватая «советская общественность»! К каким только изуверским методам тотальной психологической войны ни прибегали против них все тайные и явные полиции партийного государства! По большому счёту, в числе жертв политического остракизма оказался цвет советской интеллигенции — совесть нации. Именно тогда кто-то из современников проницательно заметил: космополитизм — это общечеловеческий патриотизм, или, иначе говоря, патриотизм, перерастающий в человечность. Человечность — это как раз то, что было строго-настрого противопоказано советскому народу: в противном случае он безвозвратно потерял бы своё лишённое какой-либо истины единство, а КПСС — свою единственную истину — власть.

Бесчеловечность советского народа и была подлинной основой его парадоксального единства. Вся тайна власти КПСС состояла, в действительности, в особых отношениях человека к человеку в «общенародном» государстве; в той чрезвычайной легкости на подъём, с какой большинство населения в любой момент готово было лишить друг друга собственности, работы, здоровья и даже жизни. Поэтому редкое сочетание человечности, ума и таланта под кодовым партийным названием «космополитизм» стало смертельной угрозой основам ядерной сверхдержавы и её лишенному всякого державного мышления ядру — КПСС. Потому-то космополиты, т. е. люди с ярко выраженными человеческими качествами, были в СССР, по сути, обречены: они становились чужими даже в космосе, куда страна, не без успеха, спешила экспортировать свой государственный и общественный строй. Видимо, именно эти обстоятельства дали основание поэту и писателю Юрию Аркадьевичу Карабчиевскому (1938–1992) в статье «Народный аттракцион «Борьба с евреем», написанной в 1990 г., пророчески заметить, что «борьба с евреем — это борьба не с евреем, но с каждым, кого догадал черт родиться в этой стране с умом и талантом. Борьба с евреем — это борьба с Россией, с той духовной, небесной, как хотите зовите, родиной, без которой не могут наши русско-еврейские души существовать ни в одной точке земного пространства. Выдержит ли эту борьбу Россия, сможет ли в ней устоять — вот главный вопрос. Но боюсь, он будет решен уже без евреев. А тогда — не ясно ли, как он будет решен?…». Всё упомянутое — прискорбная полоса в судьбе нашего ныне уже распавшегося Отечества.

Вместе с тем страдания советских «космополитов» не канули в небытие, а дали мощный импульс развитию — уже под эгидой ООН — так называемого космополитического права, которое символизирует собой опеку международного сообщества над правами человека вне зависимости от его гражданства. Более того, получила путёвку в жизнь, как её именовали теоретики права, космополитическая модель защиты прав человека. Утверждается, что начало подобной концепции права положила работа Иммануила Канта «К вечному миру».

Наиболее последовательными приверженцами концепции космополитического права и соответствующей модели защиты прав человека стали институты гражданского общества. Именно национальные неправительственные правозащитные организации первые стали активно апеллировать непосредственно к международному сообществу в случаях необходимости эффективной защиты прав человека. О роли институтов гражданского общества в формировании космополитического права подробнее будет сказано в разделе 6 настоящей работы. Здесь лишь отметим, что основным интеллектуальным очагом развития этой концепции стал Принстонский университет в США. Думается, что за космополитическим правом большое будущее, поскольку защита прав человека стала приоритетной миссией всего международного сообщества.

Доктрина основных прав человека в качестве основополагающего института Права приобрела в лице мирового сообщества столь активного и искреннего защитника именно потому, что внутригосударственная практика контроля за их соблюдением продемонстрировала свою полную недееспособность, особенно на бескрайних просторах советской империи и покорённых ею сателлитов. СССР всегда был сторонником той концепции государственного суверенитета, которая позволяла бы державе безнаказанно уничтожать своё население, подавая этот процесс международному общественному мнению как исключительно внутреннее, домашнее дело соответствующей страны.

Эта концепция суверенитета рассматривала человека как безраздельную собственность государства, от которой время от времени из чисто профилактических соображений было бы полезно избавляться, чтобы не было помех для формирования советского человека. Именно поэтому СССР в своё время получил несмываемое клеймо «империи зла». Более злое и беспощадное государство по отношению к достоинству, жизни и здоровью своих граждан в ХХ веке трудно было сыскать. Разумеется, что такое государство вызывало повсеместный страх и недоверие в мире. На это обращал внимание один из Генеральных секретарей ООН, вопрошавший: «Вправе ли государство рассчитывать на полное уважение со стороны международного сообщества, если оно порочит благородное понятие суверенитета, открыто используя его таким образом, что неприемлемо с точки зрения мировой общественности и права? Когда суверенитет становится последним аргументом, выдвигаемым авторитарными режимами для обоснования подрыва прав и свобод? Такой суверенитет… история всегда клеймит». Бесчеловечность, однако, тоже имеет свои глубоко человеческие последствия. Ведь люди нередко обретают человечность именно в борьбе с окружающей бесчеловечностью.

Страна, получившая роковое наименование Архипелаг ГУЛАГ, своей бесчеловечной тоталитарной практикой сподвигла международное сообщество взять на себя мессианскую роль единого легитимного защитника прав человека в любом уголке мира. Именно на это обстоятельство в своё время обратила внимание Верховный комиссар ООН по правам человека Мэри Робинсон, заявив, что международное право прав человека «потому и существует, что национальная защита уязвимых индивидов и групп либо вовсе отсутствует, либо далеко не достаточна». Под уязвимой национальной защитой прав человека следует понимать отсутствие справедливого и праведного правосудия, поскольку защита прав человека в силу принципа разделения властей — это прежде всего прерогатива судебной ветви власти. С того момента, когда основные права человека получают защиту национального правосудия, они приобретают характер конституционных прав. Причём не столь важно, предоставляет основание для такой защиты писаная или неписаная конституция страны. В последнем случае роль основного закона выполняют конституционные традиции, обычаи, судебная практика и отдельные акты парламента.

Таким образом, основные права — это естественные права человека, возведенные в ранг общепризнанных ценностей актом свободной воли международного сообщества и нашедшие своё закрепление в актах международного права прав человека.

Но с момента признания и закрепления основных прав человека в основном законе страны они приобретают характер конституционных субъективных прав и должны быть поставлены на службу любого, кто оказался под юрисдикцией соответствующего государства. Красноречивый пример последнего в своих мемуарах привёл генерал П.Г. Григоренко. В частности, он поведал о том, как отреагировали официальные власти США на злоключение попавшего в затруднительное положение эмигранта из СССР. При этом обращает на себя внимание тот высокий уровень уважения к достоинству и правам человека, который был проявлен в отношении лица, прибывшего из враждебной им страны. Известный правозащитник, отдавая должное достижениям США в области экономического развития, привлекает внимание читателя к тому, что «Америка достигла еще большего — уважения к правам человека». И далее он приводит рассказ своего соотечественника, у которого в Риме по пути в американское консульство выкрали все документы. Последнее делало невозможным получить разрешение на въезд в США. Несмотря на это обстоятельство, американский консул проявил человеческое сочувствие и под клятвенное заверение, что сообщение о краже документов соответствует действительности, выдал необходимое разрешение.

Далее эмигранта из СССР без документов пропустили через Нью-Йоркскую таможню и выдали справку, подтверждающую сей факт. Служащая в учреждении социального обеспечения США, куда через несколько дней пострадавший обратился за помощью, узнав, что у него нет никаких документов, удостоверяющих личность и возраст, кроме справки, выданной таможенником в аэропорту, поверила ему на слово и за 15 минут оформила денежное пособие в связи с достижением 65-летнего возраста. Свой рассказ о пережитом счастливый герой этой эпопеи закончил следующим утверждением: «Америка — не только другая страна, не имеющая аналогий с СССР почти во всем, но вроде бы другая планета, где человеческие отношения носят забытый было нами характер дружеского участия, улыбчивости и радушия».

Представляется, что в этом эпизоде как в капле воды нашло своё отражение реальное воплощение в жизнь основных прав человека в отличие от тех стран, где их обычное местопребывания ограничивается исключительно статьями фиктивной национальной конституции. Поэтому одной из гарантий соблюдения государством конституционных прав гражданина является их способность в любой момент стать предметом юрисдикции международного сообщества в качестве основных прав человека. Такова диалектика основных и конституционных прав человека.

Конституционные права, таким образом, приобретают характер основных во всех тех случаях, когда гражданин государства или группа граждан апеллирует для их защиты к институтам международного сообщества, например, обращается за защитой в ООН, Совет Европы, ОБСЕ или Европейский суд по правам человека (см. раздел 7). Иными словами, статус основных прав — это напоминание государству о юрисдикции более высокого порядка в интересах практической осуществимости конституционных прав его граждан. В докладе одного из Генеральных секретарей ООН утверждалось, что «издавна признается, что одним из важных элементов защиты прав человека является расширение осведомленности населения в отношении своих прав и способов их защиты». Достижению этой благотворной цели всецело и посвящён следующий параграф настоящей работы.

5.3. КОНСТИТУЦИОННЫЕ ПРАВА И ОБЯЗАННОСТИ

Статья 3 Конституции Украины провозгласила, что права и свободы человека и их гарантии определяют содержание и направленность деятельности государства. В развитие этого фундаментального постулата Закон Украины «Об основах национальной безопасности Украины» в качестве первостепенного по значимости объекта национальной безопасности выделил человека и гражданина — их конституционные права и обязанности. При этом Законом в качестве непременного атрибута этой сферы государственной деятельности предусматривалась разработка Стратегии национальной безопасности Украины. Вступив в конце 2005 г. в должность советника Секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины, я с изумлением обнаружил отсутствие каких-либо признаков разработки этого основополагающего для молодой державы документа. Обратить внимание на подобное упущение в государственном учреждении всегда связано с опасностью прослыть человеком, пожелавшим стать правовернее Папы Римского. Я, однако, рискнул и 15 ноября 2005 г. подал докладную записку о том, что страна вопреки требованиям указанного Закона уже более 2-х лет живет без соответствующей стратегии национальной безопасности, что уже само по себе представляет определённую опасность для державы и её граждан. Виза, которая немедля легла на мою записку, положила начало длительному процессу разработки указанной Стратегии, которая в итоге увидела свет 12.02.2007 г. на основании Указа Президента Украины N 105/2007. Но, несмотря на рождение этого документа, воз с правами человека, как говорится, и поныне там. И это ещё один повод задуматься над тем, что, видимо, в отношении к правам человека дело не в велеречивых и помпезных документах, а в той безмолвной и неафишируемой традиции, которая в итоге восторжествовала на территории Украины.

В своё время Наполеон — завоеватель и властитель многих стран и народов — писал: «В Европе более нет и речи о правах человека, а коли так, то людям только и остается, что убивать друг друга, как бешеных собак». Глубокий знаток не только тайн войны, но и мира, этот выдающийся государственный деятель безошибочно выразил самую суть концепции конституционных прав человека: они — естественная реакция людей на опасность взаимного истребления.

Права человека — это единственный инструмент, с помощью которого может быть стреножена инстинктивная неприязнь индивидов друг к другу, могут быть сохранены отдельные этносы, коренные народы, нации да и вся человеческая цивилизация в целом. Основная функция конституционных прав заключается в сглаживании, примирении, согласовании противоречащих друг другу интересов граждан одной страны. Будучи самым эффективным средством защиты человеческого достоинства и свободы, они должны постоянно пребывать в эпицентре политики любой партии власти, для которой национальные интересы и национальная безопасность являются не пустым звуком, а реальным содержанием и смыслом её деятельности.

Уже сам факт закрепления института основных прав человека в Основном Законе Украины является предпосылкой того, что исторические судьбы международного сообщества и нашей державы, если ещё не духовно и нравственно, то уж формально-юридически точно переплелись в единое законодательное пространство. Оценивая значение прав человека, мы должны отдать должное инициаторам выбора места размещения посвященного им раздела в структуре Конституции. Предшествуя тем, которые содержат нормы о государственном устройстве страны (структуре, конкретным функциям и механизму формирования ветвей власти), раздел II своим месторасположением красноречиво подтверждает принцип: государство существует для обеспечения прав человека, а не наоборот; содержание же всех последующих разделов выполняет скорее технологическую, обеспечительную миссию по отношению к этой основополагающей задаче.

Жизнеспособность института прав человека в каждой отдельно взятой стране обеспечивается неукоснительным соблюдением вполне определённых общепризнанных принципов и норм международного права, среди которых, как уже упоминалось, господствующую высоту занимает принцип верховенства Права. Таким образом, можно утверждать, что тот раздел Конституции, который посвящён правам человека, — это своеобразный правовой перекрёсток, на котором сошлись международное сообщество и народ Украины в поиске дальнейшего совместного пути в истории человечества.

Однако только лишь формальное отражение этих прав в основном законе страны — далеко не достаточное условие для защиты достоинства человека, этноса, нации. Превращению конституционных прав из декларативных положений в реальную действительность должны сопутствовать некие особые предпосылки, которые пребывают далеко за пределами конституционных текстов. В зависимости от сути последних конституционные права либо реально существуют и надёжно обеспечивают защиту индивида, либо демонстрируют свою абсолютную нежизнеспособность. Такое бессилие, паралич, анемия института конституционных прав человека получила в теории права наименование фиктивности соответствующих норм конституционного права. В юридической литературе подобное состояние прав человека объясняется господством так называемого механизма нейтрализации (блокирования) прав человека. Думается, однако, что это весьма упрощённое, схематическое и схоластическое толкование проблемы.

Фиктивность прав человека — весьма распространенная болезнь в конституционной жизни современных государств. Как отмечал английский правовед Альберт Дайси, «провозглашение в конституции или хартии права свободы личности или какого-либо другого права само по себе является ещё слабой гарантией того, что это право существует не номинально только». В чём же секрет столь очевидной для многих фиктивности конституционных прав в иных державах? Выше уже отмечалось, что подлинная природа этих ценностей в их практической действенности, осуществимости, то есть в их реальном, осязаемом бытии в отношениях между государством и человеком. При этом основным условием такого бытия является воля, настоятельная потребность и недвусмысленная решимость людей воспользоваться своими правами, их бескомпромиссная борьба за своё достоинство.

В странах западной цивилизации права человека — далеко не абстрактные конструкции, мирно пребывающие на страницах конституций, биллей и хартий, провозглашённых ради ублажения слабых мира сего, а непримиримая сила, которая проявляет свою неистовую активность как раз в противостоянии с насилием и бесчинством со стороны сильных мира сего. Конституционные права в этом случае предстают перед нами не как застывшая статика формулировок основного закона, а как беспокойная динамика ежедневной, ежечасной, ежеминутной борьбы за них в политических, экономических, социальных и культурных отношениях при помощи судов, средств массовой информации, международных институтов, различного рода акций уличного протеста и любых иных средств, не противоречащих постулатам Права.

Цивилизованные народы мира уже давно извлекли главный урок истории: без борьбы нет конституционных прав. Только благодаря мужественным поступкам эти права могут стать частью свободолюбивого характера, а затем найти своё воплощение в судьбах людей уже как полноценных граждан правового государства. Граждане не должны позволять государству отбрасывать себя на обочину жизни, превращать себя в бессловесный источник налогообложения. Как призывал в своём учении Кант, «не допускайте, чтобы ваше право безнаказанно попиралось другими».

Разрыв между провозглашёнными принципами правового государства и реальным стереотипом поведения народа, сохраненного им, как заметил Збигнев Бжезинский, на протяжении последних 400 лет в неизменном виде, и поныне составляет основное противоречие государственного строительства в Украине. Вот почему заимствованные из правовой сокровищницы человечества абстрактные категории «достоинство», «свобода» и «права», по сути, подвергаются искусственной пересадке, вживлению в абсолютно чужеродное для них ментальное поле бывших подданных тоталитарной империи. Но выживут ли эти «экзотические растения» на нашей почве, всецело зависит от доброй воли каждого из нас, от индивидуальных усилий и неистребимой жажды уяснить себе их смысл, а также от готовности и мужества отстаивать их в качестве личностных ценностей. Посему идеология политической борьбы за конституционные права человека и гражданина является единственным цивилизованным инструментом преодоления роковой для нашего отечества традиции невежества.

Борьба за свои права — насущный интерес, насущное дело, обязанность народа как единственного носителя власти и суверенитета в державе. В итоге статус конституционных прав приобретут лишь те предписания основного закона, которые будут обеспечены созидательной энергией, реальностью воплощения, ожесточенностью сопротивления, верой в высшую справедливость активных, действующих людей. Жизнь прав в руках тех, кому они предназначаются. В конечном итоге права человека становятся составной частью культуры того народа, который, не раздумывая, бросается их защищать как свою самую заветную святыню. Как проповедовал немецкий юрист Рудольф Иеринг, «всякое право в мире было добыто путём столкновений, каждое важное правоположение надо было сначала отвоевать у тех, кто ему противился, и каждое право — всё равно, отдельного ли лица или целого народа, — предполагает постоянную готовность его отстаивать. Право есть не просто мысль, а живая сила». Далее правовед утверждает, что потому-то богиня правосудия и держит в одной руке весы, на которых взвешивает право, а в другой — меч, которым она его отстаивает, что меч без весов есть голое насилие, весы без меча — бессилие права. Оба атрибута, согласно его толкованию, дополняют друг друга, и действительное правовое состояние существует лишь там, где сила, с какой правосудие держит меч, не уступает искусству, с каким оно применяет весы.

Таким образом, если люди не научатся брать своё государство «за горло», загонять его «в угол» и не позволять ему оттуда вырваться до той поры, пока оно не озаботится благополучием своих налогоплательщиков, до тех пор права будут фиктивны, свобода иллюзорна, а человеческое достоинство уделом лишь грустных песен, печальных стихов и яростных памфлетов. Борьба за своё достоинство — обязанность всякого человека. Но исполнение этой обязанности обеспечивается всей совокупностью конституционных прав. В известной мере можно даже утверждать, что обязанностью человека является борьба за своё достоинство с помощью основных прав. Права человека приобретают смысл только в том случае, если они используются для защиты человеческого достоинства. В этом смысле достоинство становится измерителем реальности существования прав человека. Как отмечал в своей статье «Достоинство как единица измерения» один из российских правозащитников: «В России с «правами человека» всё просто: низок спрос на человеческое достоинство — низок и статус «прав человека» в стране. Расширяют правочеловечное поле в России не усилия правозащитников, а всё увеличивающееся количество людей, ценящих своё человеческое достоинство и не жалеющих времени и сил для его отстаивания и продвижения во внешнем мире».

Именно поэтому борьба — подлинный и вечный двигатель прав человека. А в странах, в которых в качестве преобладающего мотива поведения всегда присутствовал извечный страх, это ещё и борьба с собой, со своей трусостью, холопством, склонностью к предательству, к лицемерию и ханжеству. В нынешних условиях власть в некоторых республиках бывшего СССР — это преимущественное право унижать, оскорблять и обирать других. Как только человек теряет власть, он сразу становится потенциальной жертвой для унижения, оскорбления и ограбления. Иными словами, в нашей жизни повсеместно восторжествовал принцип, согласно которому «сильный делает, что может, а слабый терпит, что может». Вот почему борьба за власть в этих странах приобрела такую ожесточенность и непримиримость, в том числе и на этнической почве.

Уже давно замечено, что в тех державах, где народ игнорирует свою учредительную миссию, политики разного толка в мгновение ока узурпируют государственную власть, используя её исключительно в личных интересах. Причём они вправе считать себя законно избранными, поскольку тому предшествовали всенародные выборы. Представляется, что здесь как раз тот самый противоестественный, с правовой точки зрения, случай, когда население по естественным, эмоционально-этническим, ментальным причинам само выдает власть предержащим мандат на игнорирование своих естественных прав человека, народа. Иными словами, население своим отношением к выборам, к деньгам, продуктовым наборам и наборам пустых обещаний, пустым ликам на плакатах, политическим шоу в эфире, которые эти выборы сопровождают, благословляет очередную партию власти на «княжение». Государственная власть же по этим причинам вполне резонно усматривается как объект манипуляций, разновидность бизнеса, плод политических технологий, а не как ответственность перед народом, будущими поколениями, Богом. Именно подобное безответственное, бездумное поведение людей, как правило, однозначно и предопределяет мотивацию действующих политиков, которые при возникающей альтернативе: работать на своих налогоплательщиков либо на своих детей и внуков — выбирают последних. В чём причина такого бездумного и абсолютно безответственного отношения населения к своей судьбе и будущему своих потомков? Отечественные политологи, социологи и публицисты усматривают таковую в особенностях менталитета населения соответствующей страны.

Вместе с тем, как уже упоминалось, бескомпромиссная политическая борьба за достоинство, свободу и права, но исключительно правовыми средствами — единственно возможный и допустимый путь для Украины. Посему формальное включение в Основной закон страны института прав человека вовсе не освобождает граждан от тяжкого бремени — научиться думать правовыми категориями и, что весьма немаловажно, набраться мужества «национализировать», наконец, государство, передав его под надлежащий контроль гражданского общества. И всё это необходимо сделать, несмотря на тяжелейшее наследие в виде весьма специфического менталитета, деформированного и изуродованного крайне несчастливой судьбой всех предшествующих поколений, населявших эту территорию. В мире уважают сильные народы. В XXI веке сила народа — в достоинстве, свободе и правах (солидарности, культуре, благоденствии, бережном и уважительном отношении друг к другу) составляющих его личностей; и в бесконечном уважении к Праву, а также в готовности заставить своё государство уважать себя и Право.

Способность государства признавать авторитет Права и руководствоваться им во внутренней и внешней политике позволяет именовать его правовым. Заставить государство оставаться правовым — естественное право народа. В своё время немецкий юрист Карл Бергбом (1849–1927) подчеркивал: «Правом является лишь то, что функционирует как право, без какого-либо искажения». Конституционным правом, осуществляющимся без какого-либо искажения, является лишь то право, которое функционирует только благодаря народу. По существу, конституционное право и есть право народа, его собственность. Но лишь в тех странах, в которых населению хватает сил организоваться в гражданское общество и поставить под его контроль своих чиновников, конституционные права приобретают право на жизнь. Конституционные права — это своеобразная солидарность народа перед лицом чуждого ему государства. Когда же государство перестает быть чужим, оно приобретает статус демократического, правового и социального.

Никакая политическая борьба в стране не может найти оправдания, если она будет осуществляется ради удовлетворения внутренней потребности на ком-то выместить своё зло и боль за причинённые в прошлом обиды и невзгоды, особенно на межэтнической почве. Борьба за конституционные права не может превращаться в банальное выяснение отношений по поводу того, кто виноват, что наша жизнь не удалась. На страницах данной книги уже достаточно уделялось внимания тому, к каким последствиям сие приводило на территории бывшей империи. Правомерной признается борьба только тогда, когда под угрозой оказывается человеческое достоинство индивида, этноса и нации. Пренебрежение этими ценностями выступает безошибочным индикатором посягательства на конституционное право народа. А последнее должно восприниматься как реальная угроза для национальных интересов и национальной безопасности всех и каждого, кто живёт в соответствующей стране.

Психологическая установка и практическая готовность любого защищать свои и чужие права в качестве личностных ценностей — ядро правовой культуры нации. Страстная защита прав другого человека — самая верная гарантия защиты своих прав. В подобном поведении кроется высшее проявление справедливости. Без подобных настроений и устремлений, укоренённых в сердцах людей, им никогда не улыбнется судьба жить в правовом государстве. Подобную психологическую установку на справедливость очень хорошо описал видный деятель Великой французской революции, или, как его ещё называли, «лев революции», Оноре Мирабо: «Я всегда полагаю и буду полагать и впредь, что безразличие к несправедливости есть предательство и подлость». Психология народа, в котором господствуют такие качества, — основа узурпации власти, коррупции, межэтнических и межконфессиональных конфликтов, эмиграции и вымирания населения.

Посему нет лучшего совета любому народу: не допускайте, чтобы права других людей безнаказанно попирались кем-либо, проявляйте солидарность в борьбе за права другого человека. Ведь с безбоязненного и безнаказанного нарушения оных начинается разрушение достоинства отдельной личности, а заканчивается упразднением свободы всего народа. Ведь в этом главные уроки Великой французской революции и далеко не столь великого, как это было принято утверждать в советской литературе, но весьма рокового для судеб всего населения империи, Октябрьского переворота.

Ранее уже отмечалось, что умению воспользоваться своими конституционными правами должна предшествовать некая атмосфера свободы, тип религиозной или иной культуры, в которой культивировалось бы уважение к достоинству человека.

Сами по себе конституционные права — лишь правовые эскизы, отражающие, классифицирующие и упорядочивающие сложившееся в государстве интеллектуальное, духовное и душевное состояние его граждан, естественные формы, методы и способы строительства отношений между ними. Поэтому нельзя не согласиться с утверждением, что законы и установления должны идти рука об руку с прогрессом человеческой души. Об этом же писал, например, и судья Верховного суда США Бенджамин Кардозо: «Именно жизнь отливает формы поведения, которые впоследствии закрепляются правом. Право, в свою очередь, обретает формы, созданные жизнью». Таким образом, в виде конституционных прав люди обретают подробную легализацию и кодификацию ранее уже существовавших у них неписаных традиций, обычаев и правил повседневного поведения во взаимоотношениях друг с другом. В связи с этим следует признать весьма удачным замечание, что лучшие законы, как правило, рождаются из обычаев. Уточним лишь: из справедливых, праведных обычаев.

Иными словами, чтобы в государстве заработал тот или иной основной закон, ему должна предшествовать в «душе» народа некая естественная конституция, некий сложившийся порядок вещей, некая устоявшаяся система ценностей, общепризнанных правовых обычаев, традиций и стереотипов поведения. Без подобной предпосылки права человека рискуют остаться на бумаге, не укорениться в менталитете незнакомого с азами правовой культуры населения страны. На это обстоятельство обращал внимание в своих записках ещё французский политический деятель Жозеф Мари де Местр (1753–1821), отмечавший, что «никогда не существовала свободная нация, которая не имела бы в своей естественной конституции столь же древние, как она сама, зародыши свободы; и всегда лишь те права, которые существовали в естественной конституции нации, ей удавалось успешно развивать путём принятия писаных основных законов». Поэтому весьма наивно конституционные права сводить лишь к некоему перечню норм в соответствующем разделе Основного закона державы, для постижения которых достаточно подробного и внятного научного комментария или судебного толкования.

В действительности, конституционные права человека — это составная часть правового менталитета граждан, формирование которого — основополагающая цель гражданского общества и правового государства. Но гражданское общество и правовое государство, в свою очередь, — это те институты цивилизации, которые зарождаются, формируются и укореняются лишь в условиях настоятельной социально-психологической, культурной, можно даже сказать, религиозной потребности людей в их бытии. Без подобной внутренней предрасположенности народа у этих институтов нет ни малейших шансов на зарождение и существование, невзирая на непременное упоминание их в текстах действующего законодательства, дежурных речах политиков, бодрых репортажах СМИ и выступлениях чиновников внешнеполитического ведомства на разного рода международных форумах.

В связи с дальнейшим ходом рассуждений пришло время задуматься и, возможно, переосмыслить фаталистический вывод Н.А. Бердяева в отношении особенностей менталитета нашего населения: «Русский народ не может создать серединного гуманистического царства, он не хочет правового государства в европейском смысле этого слова. Это — аполитический народ по строению своего духа…». При всём уважении не могу согласиться с этим замечательным мыслителем. Народ, как и отдельный человек, не вправе бессильно складывать руки, ожидая приговора неотвратимой судьбы. Народ, который пережил столько потрясений, трагедий и несчастий как неизбежное следствие своего менталитета, имеет все основания для его изменения. Он должен созидать своё будущее, невзирая на различные превратности судьбы, своими руками. В этом отношении необходимо согласиться с первым Президентом Украины: «Сегодня главное — сформировать народ гордый, достойный, сильный, могучий, способный перебороть всё. Формировать нацию и народ». Отсутствие такового ныне — одна из самых больших проблем Украины и её соседей по континенту.

Дальнейшая логика изложения требует, однако, обратить внимание на следующее обстоятельство. Жизнедеятельность народов, конституции которых являют собой результат их собственного исторического опыта, весьма отличается от политического строя тех, чьи тексты основных законов были преимущественно позаимствованы из сокровищницы конституционной мысли других стран. Очевидно, что сей процесс далеко не очень благовидного заимствования сопровождался весьма сомнительными доводами: нам надо как можно скорее обзавестись основным законом в качестве необходимого атрибута суверенного государства, непременно при этом доказать миру свою государствообразующую состоятельность, получить соответствующее одобрение содержания текста основного закона со стороны международного сообщества. А легче и быстрее всего оказалось это сделать путём поверхностного заимствования у просвещённых наций их идей, принципов и норм права.

Но конституция — не мобильные телефоны, не импортные электронная техника и дорогие автомобили, которые можно привести в движение простым нажатием кнопки или ключа зажигания. Основной закон государства требует в качестве необходимой предпосылки своего воплощения в жизнь некого исторического опыта, некой правовой культуры, традиций и национальной элиты, без которых конституция будет мертва для народа и безвредной пустышкой для высокопоставленного чиновничества державы. На подобное положение вещей в политической жизни Украины уже давно обратило внимание подавляющее большинство политических обозревателей, правоведов и журналистов. В частности, один из украинских публицистов заметил, что «предназначение Конституции — служить фундаментальным Законом, который свято чтят и неукоснительно соблюдают все участники политического процесса. Если же использовать Конституцию в качестве половика для вытирания ног, её можно менять хоть каждый год — без особого толка.

Мы можем создавать всевозможные комиссии, привлекать авторитетных юристов, устраивать спиритические сеансы, вызывая в качестве консультантов духи Филиппа Орлика, Конрада Аденауэра и Шарля де Голля…. Но так и не напишем Конституцию, которая подошла бы нашему уникальному политикуму» («Украинская правда», 25.04.2008 г.).

Уникальность политического класса Украины, однако, заключается в его примитивной, меркантильной мотивации, в которой напрочь отсутствует какой-либо конституционно-правовой интерес, государственное мышление и нравственные устремления. Политика в Украине — это прежде всего материальный интерес, высокодоходный бизнес. Политики-бизнесмены используют основной закон страны в качестве инструмента для контроля над политическими противниками и экономическими конкурентами, для защиты своего финансового благополучия, для обеспечения своих этнических потребностей вопреки естественным правам других этносов и так далее; в общем, всё что угодно, кроме защиты достоинства, свободы и прав граждан Украины.

Мы свою Конституцию не выстрадали исторически, мы её переписали и даже не удосужились осмыслить, осознать, прочувствовать. Таким образом, очередной раз с нами злую шутку сыграла традиционная привычка к незамедлительному и бездумному заимствованию чужого. На неутомимую тягу к подобному поведению, как на отличительную черту национального характера, обращал внимание ещё П.Я. Чаадаев: «Мы существуем как бы вне времени, и всемирное образование человеческого рода не коснулось нас… Все народы мира выработали определенные идеи. Это идеи долга, закона, права, порядка… Мы ничего не выдумали сами и из всего, что выдумано другими, заимствовали только обманчивую наружность и бесполезную роскошь». Но если бы мы ограничивались лишь заимствованием правовых идей, то это была бы половина беды. Мы же имеем склонность, не ограничиваясь текстами, как можно полнее воспользоваться и всеми иными плодами труда чужой более благополучной страны или группы стран под ныне весьма модным лозунгом о европейской и евроатлантической интеграции.

Но не является ли подобное поведение актом явного исторического плагиата чужих правовых, политических и материальных ценностей, т. е. тех благ, которые добыты тяжким трудом и бескомпромиссной борьбой других народов? Не угрожает ли молодым нациям в погоне за чужой Свободой опасность утратить своё Отечество? Ведь выход в 1991 г. из состава одной федерации — Советского Союза — с немедленным провозглашением курса на вступление в состав другого федеративного Союза — Европейского — вызывает сильное сомнение в способности некоторых отечественных поводырей отдавать себе отчёт в том, что независимость — это, прежде всего, ответственность и тяжкий труд ума и души, а уже затем — красивые слова из хоровых песен на праздничном концерте, посвященном памяти выдающихся национальных поэтов или героев национальных былин и сказаний. Ответ на подобные вопросы под силу только элите нации. Но была бы элита, не было бы и вопросов!

В свою очередь, народам-созидателям правового государства принадлежит благородная идея экспортировать выстраданный ими билль о правах в другие страны в качестве своего самого бесценного исторического достижения. Отдавая должное искренности и возвышенности подобных намерений, необходимо всё же признать их романтическую иллюзорность и историческую наивность, ибо история учит: каждый народ должен сам выстрадать свои свободу и права, а не получить их в порядке бесплатного импорта, хотя бы потому, чтобы подобное интеллектуальное иждивенчество не становилось для некоторых из них роковой традицией. На то, какую злую шутку с мыслящей частью общества неоднократно играло подобное потребительство, обращали внимание многие отечественные историки. Так, один из них — Григорий Петрович Федотов (1886–1951) писал: «XVIII век раскрывает нам загадку происхождения интеллигенции в России. Это импорт западной культуры в стране, лишённой культуры мысли, но изголодавшейся по ней. Беспочвенность рождается из пересечения двух несовместимых культурных миров, идейность — из повелительной необходимости просвещения, ассимиляции готовых, чужим трудом созданных благ — ради спасения, сохранения жизни своей страны».

Вот эти самые попытки спасти страну путем механического заимствования чужих правовых ценностей и стали нашим национальным наваждением. Пристрастием, не оправдавшим себя именно из-за его механистического, поверхностного характера, пристрастием, которое даёт заработок лишь весьма узкому кругу людей, именующих себя политологами, политтехнологами и журналистами, специализирующихся на политических сплетнях и интригах, которые ещё более далеки от интересов народа, чем интеллигенция уже канувшей в историю эпохи. Остальное население эти правовые ценности обходит стороной, ибо в соответствии со сложившейся традицией основным содержанием его мотивации всегда было, есть и долго ещё будет инстинктивное ожидание, что скажет царь-батюшка, барин, генеральный секретарь, президент, мэр, губернатор, босс. И подобный взгляд на положение вещей — удел большинства представителей титульной супернации. Как заметил один современный российский автор, «закон для русских неотделим от власти и силы. В закон как самостоятельный феномен русские никогда не верили и не верят. Закон — это царь, боярин, председатель колхоза, милиционер, если они сильные». Иными словами, закон — это тот, кто может дать команду (оплатить), чтобы неугодного затравили психологически, избили физически, посадили юридически, а то и лишили жизни любым доступным в нашей истории способом. В большевистской державе это всегда было проще простого. Потому-то в нашей стране и повелось говорить, что от тюрьмы и сумы никто не застрахован. И сие не просто поговорка, увы, это жестокий закон жизни; и миллионы, миллионы сложивших свои головы наших соотечественников — самое убедительное тому доказательство.

Приведенное наталкивает на размышление: если названия тех или иных институтов конституционного права (права человека, конституционный строй, президент, омбудсмен, суд присяжных, демократия, правовое, социальное государство и так далее) заимствованы из чужой правовой культуры, переписаны из чужой конституции, минуя многострадальную историю борьбы за их утверждение в нашей повседневной жизни, то, вероятно, требуются какие-то сверхъестественные усилия, чтобы эти категории укоренились в менталитете абсолютно равнодушного к ним населения. Но в действительности сделать подобное невозможно по определению, поскольку формально зафиксированная на бумаге конституция и реальные стереотипы поведения людей в подобном случае сосуществуют как бы в двух параллельных и непересекающихся мирах. По существу, жизнеспособность таких явлений как достоинство и права человека, свобода и демократия, Право и конституция, а также других основополагающих правовых ценностей коренится в нравах населения, в органическом строении их менталитета. На эту зависимость обратил внимание в упомянутой выше книге французский правовед Алексис де Токвиль. В частности, он отмечал: «Я убежден, что самое удачное географическое положение и самые хорошие законы не могут обеспечить существование конституции вопреки господствующим нравам. В то время как благодаря нравам можно извлечь пользу даже из самых неблагоприятных географических условий и самых скверных законов. Нравы имеют особое значение — вот тот неизменный вывод, к которому постоянно приводят исследования и опыт».

Итак, нравы населения с силой законов природы предопределяют основы государственного бытия. Ведь государство в лице любой ветви власти, в том числе и судебной, не может быть справедливее, нравственнее и милосерднее к своим гражданам, чем последние в повседневных отношениях друг к другу. Чиновники всегда являются продолжением своего народа. Держава — лишь зеркало души своих граждан. Иными словами, повседневная практика чиновников государства, в том числе и судебных, предопределена господствующими нравами его граждан. Подобную точку зрения в своё время проповедовал и Ф.М. Достоевский, отмечавший, что «без нравственного совершенствования людей не спасёт и перемена общественного строя, изменение законов и учреждений. Напишите какие угодно конституции, пересадите какие угодно учреждения, но раз люди безнравственны, раз в них и их поступках нет нравственной идеи любви, то никакого улучшения быть не может». Иными словами, если в нравах людей господствуют доброта, справедливость, солидарность, трудолюбие, склонность к созиданию, то нет большей гарантии торжеству правовых ценностей в государственной жизни соответствующего народа. В этом случае можно с уверенностью утверждать: у этого народа есть Бог в сердце, а, следовательно, и конституция в державе. Ибо подлинное место обитания конституции вовсе не на бумаге, а в сердцах, душах населения страны.

К такому же выводу спустя десятилетия пришли многие выдающиеся деятели Западных стран. Во всяком случае, Маргарет Тэтчер на основе обобщения мирового опыта пришла к выводу, что европейские правовые институты сами по себе не гарантируют демократии. По её мнению, это подтверждается попытками взрастить семена свободы в обществах, где нет подходящих условий для их укоренения. Для этих обществ они оказываются бесполезными и даже опасными. «Для того, чтобы свобода прижилась, — утверждает экс-премьер-министр Великобритании, — необходима критическая масса людей, которые действительно понимают, что это такое». Согласно её рассуждениям, подобное понимание не может прийти в результате простого чтения книг, лишь традиции, обычаи и мировоззрение делают свободу устойчивой. Иными словами, заключает она, сначала появляются свободные люди, а уж потом возникает свободный политический, экономический и социальный порядок. Судьба многих постсоветских стран — убедительное доказательство правомерности подобного вывода.

Как бы иллюстрируя сказанное на примере Украины, один отечественный публицист своей в статье «Идеология made in Ukraine», в частности, отмечает, что «корни политического бытия следует искать не в тонкостях Основного Закона, а в нашем национальном архетипе. Как бы там не было, политическое разрушение у нас всегда выходило не хуже, чем строительство. Украинская элита продолжает идентифицировать себя в пределах дуальной оппозиции «Запад-Россия», при этом позиция исторической науки в Польше и России, характеризуют украинцев как основной фактор упадка Речи Посполитой и распада СССР» («Украинская правда», 29.10.2009 г.). Действительно, судьбу государственного бытия определяют не скомпилированные у западных стран тексты национальных основных законов, а менталитет народа. И выход из политического тупика лежит не в бесконечном умножении числа конституционных актов, а в изменении национального характера. Поэтому в качестве предпосылки к цивилизованному развитию мы просто обязаны создать в стране атмосферу взаимоуважительных, доброжелательных и благородных человеческих отношений, выдавить из своего менталитета такие стереотипы поведения, как хамство и презрение друг к другу, алчность и лживость, склонность к предательству и оскорблениям, этническая, религиозная и языковая нетерпимость, в общем, всё то, что так бескомпромиссно осуждали наиболее дальновидные и трезвомыслящие уроженцы этой земли. Именно поэтому, какая бы форма государства ни восторжествовала бы на этой территории, она в равной степени окажется неспособной обеспечить сносное бытие людей, являющихся упорными приверженцами упомянутых стереотипов поведения. Соответственно, какие бы институты публичной власти сегодня ни взялись бы создавать с участием подобного населения, они в равной степени будут сохранять тенденцию к деградации и распаду. На сие обстоятельство обратил внимание в своей статье «Горький шоколад от Колесникова» один из украинских публицистов, заметив, что «в Украине в целом какие-либо крупные институты обрекают себя на поступательный распад. Важнейшим таким институтом-претендентом является сама Украина» («Украинская правда», 11.09.2008 г.). Весьма горестная констатация факта, горечь от которой усиливается ещё и тем обстоятельством, что в отличие от «горького шоколада» потребителем государственных услуг являются абсолютно все граждане Украины, а также её многочисленная и всё возрастающая диаспора за рубежом. Какое же будущее может ожидать население державы, которая с самого момента своего формального провозглашения проявила столь очевидную тенденцию к распаду?

Таким образом, секрет успешного государственного строительства любого народа скрывается в сложившемся и укоренившемся стереотипе отношений между гражданами соответствующей державы. К этой важнейшей особенности государственного бытия населения бывшего СССР и привлёк внимание А.И. Солженицын в своей статье «Как нам обустроить Россию. Посильные соображения»: «А скажем так: государственное устройство — второстепеннее самого воздуха человеческих отношений. При людском благородстве — допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве — невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности — то это проявляется при любом строе». Поэтому-то лейтмотивом данного раздела является утверждение, что любой конституционной реформе в стране непременно должна предшествовать реформа нравов, умов и душ — в общем, всего того, что укладывается в понятие «менталитет народа». И в этом отношении абсолютно справедливо заметил известный французский учёный, писатель и поэт Пьер Буаст (1765–1824), что «какой прок менять правление, если люди и нравы не меняются». В конечном итоге, именно менталитет народа формирует и изменяет государственный строй державы.

Конституционный строй, по нашему убеждению, вырастает из состояния ума и души населения страны, а не из национальных учебников по конституционному праву, содержание которых преимущественно позаимствовано из зарубежных источников. Отсутствие же необходимой правовой культуры может стать основой любого государственного строя, диапазон которого способен широко колебаться от охлократии до тирании. Всё это возможно потому, что преемники бывшего советского народа никогда не жили в условиях цивилизованной демократии, и требовать от них немедленного вступления в фазу строительства правового пространства, по меньшей мере, наивно. И вместе с тем таковое созидание возможно, но лишь при известных правовых предпосылках. Каковы же они на самом деле?

Торжеству конституционных прав человека в общественном сознании населения страны должна способствовать вполне определённая система правовых институтов для их внедрения, бережного сохранения и надёжной защиты от произвольного упразднения. В данной работе эта система институтов получила наименование инфраструктуры конституционных прав человека. Ранее мы уже писали об инфраструктуре свободы (см. раздел 4). Здесь же речь идёт о дальнейшем развитии системы категорий конституционного права, при которой права человека и свобода народа выступают лишь разными инструментами защиты человеческого достоинства. В качестве составляющих таковой инфраструктуры, напомним, были упомянуты: правовая культура народа, гражданское общество и правовое государство. Анализу основополагающего значения первой было уделено должное внимание в разделах 1 — 3 настоящей работы, теме гражданского общества соответственно посвящён раздел 6, а о роли государства уместно поговорить здесь и сейчас.

5.3.1. ГОСУДАРСТВО И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Выдающийся поэт ХХ века И.А. Бродский в своей Нобелевской лекции (1987 г.) высказал на первый взгляд довольно-таки парадоксальную мысль, имеющую вместе с тем прямое отношение к нашей теме. В частности, он заявил: «Я не призываю к замене государства библиотекой — хотя мысль эта неоднократно меня посещала — но я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не основании их политических программ, на земле было бы меньше горя. Мне думается, что потенциального властителя наших судеб следовало бы спрашивать прежде всего не о том, как он представляет себе курс иностранной политики, а о том, как он относится к Стендалю, Диккенсу, Достоевскому… я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего». Хорошее, умное и возвышенное суждение. И справедливость оного не вызывала бы сомнений, если бы выбирающие властителей в свою очередь стремились читать шедевры мировой литературы, оказались способными их осмыслить и проявили бы склонность воспринимать окружающий мир посредством своего читательского опыта, который по определению при этом исключал бы бездушность, бездумность и массовое истребление своих соотечественников.

А вместе с тем, судя по истории страны, из которой И.А. Бродский был столь нещадно изгнан, круг читательского интереса основной массы её населения ограничивался преимущественно печатной продукцией, призывающей к классовой, идеологической, религиозной и этнической ненависти. В противном случае ни при каких обстоятельствах на территории СССР не разразилась бы та трагедия, в результате которой, по заключению того же автора, «количество людей, сгинувших в сталинских лагерях, далеко превосходит количество сгинувших в немецких». И скажите на милость: как же должен был в поте лица своего трудиться советский народ, кого должен был предпочитать в качестве своих вождей, чтобы достигнуть подобного ужасающего результата? Когда же при таком трудоёмком процессе было читать Стендаля, Диккенса и Достоевского? Судя по всему: читали по естественным потребностям, а убивали по общественным возможностям.

Может быть, сей трагический опыт советской империи преподал человечеству открытый урок: государство начинается не с государственных символов, государственного языка и государственных тайн, а с книги, чтения, откровенного общения и чистосердечного отношения людей друг к другу. И, если по вопросу о том, начинается ли театр с вешалки можно долго спорить, то утверждение о том, что государство начинается с библиотеки, наверняка, должно стать прописной истиной для всего цивилизованного человечества. Неудивительно, что ещё древние пришли к убеждению: «Продай всё, чем обладаешь, и накупи книг, ибо, как говорят мудрецы, приобретающий книги — приобретает мудрость». А один из выдающихся представителей эпохи Возрождения, голландский философ, теолог и писатель, прозванный благодаря своему нравственному авторитету «князем гуманистов» — Эразм Роттердамский (1469–1536) в своём вселенском культурном космополитизме пошёл ещё дальше смело воскликнув: «Моя родина там, где моя библиотека».

Книги, которые стали неотъемлемой частью образа мысли, мировосприятия и стереотипа поведения людей являются самой верной гарантией того, что они не сотворят себе кумира из потерявшего рассудок диктатора, бездушного палача, кровавого маньяка и садиста, каковым на деле и был Сталин. Стань сие мировосприятие естественной потребностью большинства граждан советской державы, то они создали бы не империю зла, а — государство, свято чтящее конституционные права человека. Итак, книги могут оказать решающее влияние на формирование менталитета людей. И в этом обстоятельстве — жизненная спасительная сила любого народа. В нём же коренится и ключ к развитию любого государства. Ведь далеко неслучайно выдающийся французский писатель Виктор Мари Гюго (1802–1885) утверждал, что «всякого рода грубость тает, словно на огне, под влиянием ежедневного чтения хороших книг».

Между менталитетом народа и формой государства существует тесная, хотя и невидимая связь, пренебрежение которой не кончается добром ни для соответствующей нации, ни для её соседей по континенту, а нередко и для других народов. На это обстоятельство обратил внимание видный французский правовед Морис Ориу (1856–1929), заметив, что государство представляет собой юридическое олицетворение нации. Если перевести сие мудрёное изречение на доступный каждому язык, то, проще говоря, каков народ, таково и государство, все ветви власти, его учреждения, институты и должностные лица. Народ же является и главным жрецом-хранителем юридической природы своей державы. Сколько бы ни твердили наполеоновские глашатаи накануне Отечественной войны 1812 г. об освобождении российского крестьянства из-под крепостной кабалы, но простой люд предпочёл всё же родное самодержавие, православие и… рабство. Ибо последнее, как это ни печально сознавать, в конечном итоге и было подлинным юридическим выражением духовного, психологического и нравственного облика населения империи на то время. Как заметил по сему поводу А.И. Солженицын: «Мы настолько привыкли гордиться нашей победой над Наполеоном, что упускаем: именно благодаря ей освобождение крестьян не произошло на полстолетия раньше (французская же оккупация не была для России реальностью)».

Абсолютное рабство российского народа было обратной стороной беспредельного могущества российского государства. Подобное положение вещей и позволило российскому историку Василию Осиповичу Ключевскому (1841–1911) поставить лаконичный диагноз соотношению состояния населения и державы в Российской империи: «Государство пухло, а народ хирел». Именно в таком нравственном, культурном и интеллектуальном состоянии «народ» и приступил к строительству другой империи — СССР, которая со временем также распалась. Прошлое предопределяет будущее. Поэтому одной из наиболее актуальных задач политического класса любой державы, взявшей курс на цивилизованное будущее, является предельно внимательное, чрезвычайно чуткое и исключительно ответственное отношение к культуре, менталитету, традициям и обычаям своего населения. В том числе и к тому, к какой форме правления, к какому территориальному устройству и режиму правления более всего инстинктивно тяготеют обитатели той или иной страны. С исторической точки зрения неверно и даже опасно резко, произвольно и насильно навязывать людям чуждые им формы государственности. О последнем свидетельствуют, например, некоторые итоги Первой и Второй мировых войн.

Отрыв населения России, с легкой руки царских генералов, учинивших военно-государственный переворот, а затем бездарных и бесславных деятелей Временного правительства России и, наконец, большевиков в 1917–1918 гг., от «родной» и имманентной ему абсолютной монархии (царизма) привёл к самой крупной геополитической катастрофе за всю его историю, к катастрофе, от последствий которой оно до сих пор не может оправиться. Как отмечал уже упоминавшийся выше российский историк Д.П. Кончаловский, «царизм как форма социально-политического строя и общего уклада жизни… единственно соответствовала всей совокупности условий существования русского народа, внутренних и внешних». Эта форма правления — по его утверждению — была в России таким же непреложным фактом, каким в Англии были конституционная монархия и общественная самодеятельность, а во Франции абсолютизм и централизация. Последующий ход событий в стране подтвердил этот пророческий вывод самым трагическим образом: освободившееся место монарха в умах и душах населения империи рано или поздно должен был занять сильный правитель, который в тех исторических условиях должен был сочетать в себе нравы восточного деспота с методами европейского диктатора.

Вырванный таким образом с корнем исторический стержень огромной страны должен был найти свой заменитель, пусть и в форме какого-либо доморощенного супостата. Первоначально указующий перст истории вроде бы остановил свой выбор на Ленине, затем в замешательстве заколебался между Троцким и Сталиным, но в конце концов безошибочно замер на последнем. Почему? Да потому, что Сталин как никто другой соответствовал менталитету населения, воплощая тирана, вождя и упоительную утопию в одном лице. Жестокий и безумный республиканский деспотизм неминуемо должен был прийти и пришёл на смену просвещённому монархическому абсолютизму. Иначе Россия как держава распалась бы, а её разношерстное население разбрелось бы по другим странам в поисках нового государственного пристанища. Абсолютизм и его суррогат — деспотизм оказались единственным стержнем, вокруг которого суждено было сохранить целостность столь обширной территории и населяющих её народов в едином государственном организме. Может быть именно это обстоятельство позволило И.М. Губерману сделать в стихотворной форме обобщённый портрет владыки советского народа:

К слову, подобная же катастрофа постигла и кайзеровскую Германию. Упразднение монархии создало такой вакуум в традиционной для немцев системе власти, что только делом времени был приход к власти того или иного диктатора. Таковой появился в обличье несостоявшегося австрийского маляра, полусостоявшегося немецкого ефрейтора и полностью состоявшегося палача вселенского масштаба — Гитлера. Причем немцы предпочли последнего герою Первой мировой войны, главе государства, генералу-фельдмаршалу Паулю фон Гинденбургу (1847–1934). Личность и военное звание Гитлера как ничто лучше иллюстрирует, что немцам нужны были не эполеты, а характер, который должен был заместить освободившееся после кайзера место властителя и выразителя национальных амбиций. Вот как описывает этот процесс Черчилль: «Веймарская республика, со всеми её достоинствами и идеалами, рассматривалась как нечто навязанное врагом. Она не сумела завоевать преданность и захватить воображение германского народа. Одно время эти мощные силы в отчаянии пытались ухватиться за престарелого маршала Гинденбурга. Затем они поплыли по течению, появилась пустота, которую через некоторое время заполнил собой неукротимый маньяк, носитель и выразитель самых злобных чувств, разъедавших человеческую душу, — ефрейтор Гитлер… Подчиняясь Гитлеру, немцы обрекли себя на совершение таких преступлений, которые не имеют себе равных во всей истории человечества по масштабам и злобности».

Нацизм, Гитлер, тирания — это был сознательный выбор немецкого народа, который нуждался в такой идеологии, национальном лидере и политическом режиме. У каждого народа свой политический выбор, предопределяющий в итоге его историческую судьбу. В те же годы граждане США, например, отдали свои голоса за свободу, Рузвельта и демократию. Как справедливо заметил по сему поводу один американский правовед: «Гитлер не мог бы быть президентом США, равно, как и Рузвельт — фюрером Германии». Свободно осуществленный политический выбор позволяет получить безошибочное представление о менталитете избирателей как на индивидуальном, так и коллективном уровне. Политическая поддержка, полученная нацистами на выборах в Германии в 1933 г., позволяет судить о менталитете немецкого народа. С приходом Гитлера к власти на политический Олимп страны был возведён по словам американского историка, политолога и философа Лео Штрауса (1899–1973) «единственный режим в истории Германии, — единственный режим в истории всех стран мира — не имевший никаких четких принципов, кроме смертоносной ненависти к евреям, поскольку понятие «ариец» не имело никакого внятного значения, кроме «нееврей»». Агрессивный антисемитизм сыграл с немцами самую злую шутку за все время существования их державы. Приведя к власти безжалостного палача других народов они, одновременно, пали в качестве его одной из самых несчастных жертв. Немцы стали исполнителем бесчеловечных планов Гитлера по истреблению других этносов, коренных народов и наций. Преступные замыслы нацистского вождя абсолютно сознательно воплощались в жизнь преступными деяниями народа, породившего и поддержавшего нацизм. Последнее позволило Эйнштейну в его знаменитом «Обращении к героям Варшавского гетто» (1944 г.) прямо заявить, что «немцы как народ ответственны за массовые убийства и как народ должны быть за это наказаны… За нацистской партией стоит немецкий народ, который выбрал Гитлера, после того как тот недвусмысленно довел до всеобщего сведения свои позорные намерения в своей книге и в речах». И лишь чудовищное поражение во Второй мировой войне, а также сопутствующий этому экономический, политический, нравственный и психологический урон (например, по некоторым данным около 2 миллионов немок было изнасиловано советскими военнослужащими весной 1945 г.), постигший немецкий народ, оказало отрезвляющее и преобразующее воздействие на его воинственный пыл и милитаризированный менталитет.

Уроки истории учла администрация США после окончания Второй мировой войны, когда в принципе решалась судьба монархической формы правления в Японии. Как известно, вначале администрация президента США Гарри Трумэна настаивала на привлечении 124-го императора Японии Хирохито (1901–1989) к трибуналу в качестве военного преступника. Американские оккупационные власти, однако, прислушались к мнению японской культурной элиты. Так, один из них — известный японский историк Сокити Цуда (1873–1961) утверждал, что «императорский дом корнями уходил в народ и превращал его в монолитное целое».

Во всяком случае, глава оккупационных сил США в Японии генерал Дуглас Макартур (1880–1964) проявил исключительное уважение и внимание к подобной точке зрения. Так, в телеграмме от 25 января 1946 г. на имя начальника штаба сухопутных войск США Дуайта Эйзенхауэра (1890–1969), будущего 34-го президента США, генерал писал: «Обвинительный приговор императору приведет японское общество к глубочайшему эмоциональному потрясению, трагические отголоски которого ощутят на себе и грядущие поколения страны. Хирохито является объединяющим символом нации, без него данная этническая общность распадется…».

Как видим, выпускник военной академии в Вест-Пойнте (США), армейский генерал лучше разобрался в невидимых хитросплетениях менталитета народа и формы правления, чем в своё время искушенные российские и немецкие политики, преимущественно правоведы, историки и литераторы по образованию. Поэтому Япония в 1946 г. избежала той политической, экономической и культурной катастрофы, которая постигла монархические Россию и Германию после окончания Первой мировой войны. Этот исторический эпизод ещё раз продемонстрировал ту глубокую внутреннюю взаимосвязь, которая, несомненно, существует между менталитетом народа и формой государства. Любопытно, что эта взаимозависимость стала предметом размышлений одного из самых знаменитых узников постсоветской эпохи Михаила Борисовича Ходорковского, годами неволи вынужденного к широким обобщениям политического характера. В частности, в ходе одного из интервью он заметил, что «любая власть есть отражение концентрированных представлений народа о природе власти. Потому можно утверждать, что и в Британии, и в Саудовской Аравии, и в Зимбабве власть принадлежит народу… Поэтому говорить о «демократизации» некоторых арабских монархий по западной модели так же абсурдно, как и о восстановлении абсолютной монархии средневекового толка, например, в современной Дании».

Точно так же обстоит дело и с правовым (общечеловеческим) государством. Это выбор далеко не всякого народа, потому как не каждая нация внутренне нуждается именно в демократическом государстве. Во всяком случае, судьба многих африканских народов после падения колониального режима или восторжествовавший в Ираке правовой хаос после свержения диктатуры Саддама Хусейна (1937–2006) наталкивают на такое умозаключение. Всеобщая история государства и права позволяет утверждать: правовое государство вырастает из исторической предрасположенности его населения к порядку, справедливости, свободе и уважению человеческого достоинства друг в друге. На несомненную взаимосвязь между состоянием нравов, менталитета населения страны и сутью общечеловеческого государства неустанно обращали внимание многие отечественные правоведы. Они подчеркивали, что своего рода полного развития правовое государство достигает при высоком уровне правосознания в народе и при сильно развитом в нём чувстве ответственности.

В правовой державе ответственность за нормальное функционирование государственного порядка и государственных учреждений лежит, в первую очередь, на самом народе. Таким образом, только население несет бремя ответственности за тот политический режим, общественный и государственный строй, которые в итоге укоренились в стране. И если нация хочет, чтобы государство было правовым, строй — конституционным, а общество — гражданским, то так оно и будет. Но, если граждане этого не жаждут, не борются за свои права, то они обречены либо на деспотический образ правления либо на некое олигархическое, весьма несуразное государственное бытие. Тогда рейтинги авторитарных правителей будут сказочно высоки, а демократические партии и их лидеры окажутся в положении вечных изгоев.

Общечеловеческим (правовым) признается лишь то государство, главной заботой которого становится ежедневное, ежечасное, ежеминутное утверждение в повседневной жизни народа полного свода конституционных прав человека. Набор этих прав вовсе не произволен, а обусловлен задачей полноценной защиты человеческого достоинства. Очевидно при этом, что человек не в силах в одиночку защитить это правовое благо; в его окружении всегда найдутся люди, группы людей, которые будут вести себя агрессивно и враждебно, использовать грубую силу, деньги, административный ресурс государства для достижения своих неблаговидных целей. Ради защиты своего достоинства человек объединяется с себе подобными в ту или иную общность, в гражданское общество, которое в итоге и оказывает решающее воздействие на формирование правовой природы государства. Именно таким способом права отдельного человека становятся заботой всего народа; права человека и права народа — две стороны одной медали того самого общественного блага, которое столь искренне провозглашали практически все философы древности и столь лицемерно вещает большинство политиков современности.

Иными словами, конституционные права из частного дела — борьбы каждого за своё достоинство — превращаются в общественный интерес как утверждение политической свободы для всех граждан державы. Жители тех стран, правовое мышление которых претерпело процесс успешной трансформации частного интереса в публичный, как правило, и становятся созидателями гражданского общества и общечеловеческого государства. В конце концов, ведь только неистовая борьба народа за свои права делает государство более человечным. В этом отношении заслуживает внимания справедливое и прозорливое замечание президента США Джимми Картера о том, что «не Америка изобрела права человека, а права человека — Америку». Такова в принципе диалектика частного и общего в утверждении свободы народа и прав человека в государственно-организованном обществе. Согласно этой логики конституционные права — это лишь последнее звено в цепи: менталитет населения — гражданское общество — правовое государство — права человека. Отсюда утверждение, что источником власти во всяком государстве является народ, имеет гораздо более глубокий смысл, чем просто дань вежливости в адрес абстрактных демократических традиций.

Основное предназначение государства заключается в оказании своим гражданам услуг по защите их достоинства, обеспечению их физического самосохранения и духовного развития; только в этом случае оно оправдывает своё содержание в глазах налогоплательщиков. Такое государство черпает свою мощь и эффективность из благополучия своего населения. Последнее же измеряется тем, насколько легко и беспрепятственно люди могут воспользоваться всей полнотой тех прав, которые нашли отражение в конституции соответствующей страны. В итоге, единственным достоверным критерием для оценки государства является то чувство психологического комфорта, которое люди испытывают, пребывая под его юрисдикцией. От этого в значительной степени и зависит идентификация себя в качестве граждан, а территории проживания — в качестве своего Отечества. Как утверждал бесспорный знаток разных форм правления Наполеон, «в сущности говоря, и название, и форма правления не играют никакой роли. Государство будет хорошо управляться, ежели удастся достигнуть того, чтобы справедливость чувствовали на себе все граждане, как в отношении защиты личности, так и в смысле налогов…».

Совокупность институтов публичной власти, которая, ограничившись декларативным провозглашением конституционных прав человека, не добивается воплощения их в жизнь, в итоге не оправдывает своего существования в глазах налогоплательщиков. В подобном квазигосударстве мир чиновников существует сам по себе, а население страны брошено на произвол судьбы. Историческая судьба таких государств неизменна. По образному сравнению американского историка Джона Дрэпера (1811–1882) такие государства подобно конусообразным кучкам песка в песочных часах времени; они непроизвольно обрушиваются в процессе своего роста. Архипелаг ГУЛАГ — лучшее тому подтверждение. Будучи одной из самых устрашающих держав в мире большевистская империя стала братской могилой для 60 миллионов ни в чём не повинных людей и абсолютно неприветливой, неуютной коммунальной квартирой для разных этносов, коренных народов, языковых групп, религиозных общин и прочих сообществ, волею судеб населявших территорию ранее бездумно разрушенной царской России. Яркую иллюстрацию подобного бытия в советской империи дал академик А.Н. Яковлев, подчеркивая, что «человек рано или поздно понимает, с какой мощнейшей и всеподавляющей организацией имеет дело и насколько ничтожны его личные возможности. Чугунный каток. Нет необходимости повторять, что в объединенной корпорации «Партия — Государство — Карающий меч» человек даже не песчинка, а просто возобновляемый ресурс — и не более того. Чтобы выжить в этой Системе, а затем добиться в ней каких-то перемен и сокрушить ее изнутри, надо очень хорошо знать эту Систему, все закоулки ее внутренних связей и отношений. Особенно ее штампы, чтобы потом их намеренно оглуплять, бесконечно повторяя к месту и не к месту. Не только состояние экономики, нищенская жизнь, техническая отсталость довели Систему до саркастического абсурда, но и пропаганда, с утра и до вечера утверждающая, что «все советское — самое лучшее» и что нам везде сопутствуют «успехи». Именно на этой базе и формировался официальный идиотизм». Эта система в несколько модифицированном виде со всем своим идиотизмом перешла по наследству к правопреемникам СССР после его распада.

Например, «официальным идиотизмом» в Украине времен её третьего по счёту главы государства (2005–2010 гг.) стала идеология этнического национализма. Благодаря ему вместо экономического, правового и культурного развития вся страны должна была бесконечно пережевывать в качестве обрыдлой всем жвачки вопросы самоидентификации «нации», государственного языка, возведения в ранг национальных героев украинских коллаборационистов времен Второй мировой войны, а также его личную неприязнь к некоторым этносам, которые были объектом традиционной ненависти со стороны бывших подданных Австро-Венгерской империи. Бездарный в качестве государственного деятеля за всё время своей бесплодной каденции он довел страну до «саркастического абсурда», поставив её на грань экономического, политического и психологического краха, сделав попутно посмешищем для всего мира. Совокупность назначенных им чиновников под названием «незалежна держава» проблемами человека не занималась по определению, за отсутствием элементарного понимания сути правоотношения «гражданин — государство». Их пересечение происходило только в процессе судебных споров, которые, как правило, заканчивались поражением всех тех, кто не имел средств оплатить защиту своих конституционных прав. А это безошибочный индикатор правовой ничтожности подобного государства. Применительно к Украине это обстоятельство настолько бросалось в глаза, что один из украинских парламентариев заметил: «Страна Украина есть, народ есть, а государства, практически, нет… ни один орган государственной власти, ни президент, ни парламент, ни кабинет министров не отвечают адекватно интересам граждан и не пользуются авторитетом в стране» («Украинская правда», 26.06.2007 г.).

Этот прискорбный вывод подтверждается результатами голосования в поддержку самого популярного вопроса, который был задан этому главе украинской державы в преддверии его интернет-конференции, назначенной на 16 декабря 2008 г. Вопрос, поставленный одним из украинских интернет-пользователей, был сформулирован следующим образом: «Уважаемый господин Президент, скажите пожалуйста, сколько нам (простым людям) нужно Вам заплатить, чтобы Вы вместе со всеми депутатами ВР, министрами, членами правительства навсегда выехали за границу и не мешали Украине нормально развиваться?». Этот вопрос своим голосованием поддержали 70 663 (82,31 %) украинских читателей наиболее популярного интернет-издания в стране. Это оказалось настолько не по нраву власть предержащим, что некоторые работники Секретариата Президента Украины без тени сомнения и в полном соответствии с национальной традицией объявили результаты голосования спровоцированными с территории России. Такая реакция официальных властей немедля вызвала гневную отповедь главного редактора соответствующего СМИ: «Мы точно знаем и готовы отвечать за свои слова — сам вопрос был задан украинцем через провайдера Укртелеком. Наши специалисты подсчитали, что более 66 % ссылок на этот вопрос идут из украинского сегмента Интернета. Важно, что в эти ссылки не вошли украинские пользователи ЖЖ, Одноклассников и В контакте — основные поставщики голосов через флеш-мобы.

В секретариате проще думать, что их враг внешний — россияне или штаб Тимошенко. Они не верят — ну не верят! — что такой вопрос могли задать и поддержать граждане страны, которую возглавляет президент Ющенко. Могу порекомендовать работникам секретариата — вернитесь с небес на землю! Я не призываю вас вылезти из своих «Мерседесов», можно почитать форумы, комментарии (отделив их от штабных), в конце концов почаще общаться с людьми. Звучит, конечно, нереально… Позор» («Украинская правда», 23.12.2008 г.). При этом стало известно, что в течение двух недель подготовки к интернет-конференции в адрес главы украинской державы поступило 15 тысяч вопросов, актуальность которых подтвердило более 1,8 миллиона украинских интернет-пользователей. На проведенной же 23.12.2008 г. пресс-конференции глава украинской державы ответил всего лишь на 3 вопроса из их числа. Вывод из этой скандальной истории напрашивается сам собой: украинская власть панически боится собственных граждан; украинские граждане отказывают в доверии такой власти.

Ещё раз хочу подчеркнуть: не может, не вправе совокупность институтов публичной власти, не отвечающая национальным интересам народа именоваться независимым, демократическим, правовым и социальным государством. С точки зрения проявления уважения к человеческому достоинству, обеспечения свободы и защиты прав человека подобное образование является суррогатом, фикцией, муляжом, симулякром, подделкой под государство, которое провозглашено лишь формально-юридически, но не функционирует в качестве такового на деле. По сути, мы имеем дело с псевдогосударством. Поэтому граждане откровенно отказывают оному в легитимности его существования за их счёт. На практике наиболее выразительным индикатором подобного отказа в доверии служит уровень теневой экономики в стране, который, как это уже упоминалось выше, достигает 90 %, а также уровень эмиграции, который по данным первого вице-спикера украинского парламента Адама Мартынюка на 2010 г., то есть в абсолютно мирное время достиг 17 миллионов человек (NEWSru.ua, 8.12.2010 г.). Можно себе только представить, насколько же должны быть неблагоприятны условия для проживания в стране, чтобы такое количество народа искало сносное для себя существование на чужбине. Как с горечью поведал академик М.В. Попович, пять ли, семь ли миллионов людей (никто точно не знает) «на собачьих правах» пребывают в разных странах; их контролируют мафиозные структуры, поскольку они — нелегалы. Давайте задумаемся: что заставляет людей бежать из независимой, родной им Украины, чтобы под бандитским контролем — на «собачьих правах» — работать в иных странах? Думается, что такому поведению людей может быть дано только одно пояснение: отсутствие даже «собачьих прав» в собственной стране. Откровенно говоря, стыдно и больно об этом писать. Но молчать об этом, закрывать глаза на происходящее, скрывать истину от себя, своих соотечественников и международного сообщества — преступление перед своими предками и потомками. Посему надо отдать должное откровенности дважды занимавшего пост спикера украинского парламента В.М. Литвину, который откровенно заявил, что «власть презирает народ, а народ отвечает ей тем же. Это об Украине» («2000», N 35, 29.08.2008 г.). Нескрываемое презрение к населению страны со стороны практически всех партий власти — единственная очевидная закономерность, которая прослеживается, начиная с 1 декабря 1991 г., на территории Украины. Причём подобное отношение власти к народу усиленно камуфлируется межэтнической и межрелигиозной рознью — отличительной особенностью традиции невежества.

Отсутствие в стране реальных конституционных прав оказывает разрушающее воздействие на физическое здоровье и психику людей и на их осознание себя в качестве полноценных личностей. В подобных странах граждане сталкиваются лицом к лицу не с государством в западном смысле этого слова, а с агрессивным и самодовлеющим казенно-канцелярским аппаратом, все проявления которого ограничиваются лишь тем, чтобы обеспечить своё бюджетное финансирование за счёт подконтрольного ему населения. В разряд последних попадают исключительно люди, которые, как правило, лишены возможности откупиться от чиновников силовых ведомств. Отсутствие денег и политического влияния в государстве — безошибочный сигнал к нападению на такого человека. Незащищённый человек в таких странах — потенциальная жертва физического, психического и морального насилия, поскольку так называемые силовые ведомства уже давно стали на службу финансово-промышленных групп, многие из которых ведут свою родословную из криминального мира. Такое настроение наиболее убедительно продемонстрировал один из авторов популярного украинского интернет-издания в публикации «Сдаюсь». В этой статье, которая напоминает крик души, молодой человек заявил: «Г

Непатриотично? Безусловно! Однако доля моего сына меня волнует куда больше, чем гимн и герб Украины…

Уважаемые американцы и немцы! У нас есть плодородная земля, природные ресурсы. Наш интеллектуальный потенциал ещё не весь выехал в Израиль, США и Европу. У нас наикрупнейшие промышленные предприятия в Европе. А сколько заводов зарастает травой?

Вы же хотите вкладывать деньги в эту страну? Но вам мешают ОНИ! Так вот вам бизнес проект под кодовым названием «Украина»!» («Украинская правда», 23.12.2008 г.). Любой читатель согласиться, что такое настроение гражданина в отношении своей державы можно выразить одним словом: достали! Многочисленные публикации жителей Украины свидетельствуют: люди находятся в панике, истерике и депрессии от осознания того, в каком несуразном порочном кругу они оказались после 1991 г.

Сложившееся положение вещей дает основание отечественным политикам, публицистам и аналитикам всё чаще и чаще отрицать отсутствие даже начального этапа строительства в Украине полноценного государства. Так, в статье «Для тех, кто хочет строить государство Украина» один из украинских парламентариев утверждал, что «по большому счету в настоящее время государства нет. Есть просто территория, которая «де-юре» названа государством Украина… Государство, и тем более народ, никому не нужны» («Украинская правда», 30.10.2007 г.). Дичайшая подмена понятий: вместо полноценного государства — совокупность неполноценных чиновников, которые самонадеянно именовали себя таковым, полностью укладывается в каноны традиции невежества, анализу которой и был посвящен раздел 2 настоящей книги. Одной из граней этой традиции является, практически, полное отсутствие мотивации в строительстве государства в качестве инструмента защиты прав человека. Мотивация украинских чиновников, как правило, всегда ограничивалась верноподданной службой вышестоящему начальнику, какую бы систему ценностей он не проповедовал: от абсолютизма и до коммунизма, включая фашизм.

Как уже упоминалось, корни подобной традиции залегают глубоко в толще истории Российской империи и её «коммунистической» редакции в лице СССР. В известной степени эта традиция стала активно проявлять себя и в постсоветских странах, в том числе и в Украине, преимущественно благодаря бывшей советской номенклатуре — людям, которые сделали удачную карьеру в коридорах власти советской империи. Достижению подобного успеха должны были способствовать и соответствующие особенности менталитета этих деятелей. Ныне они уже не секрет: способность мгновенно приспосабливаться к точке зрения очередной партии власти, умение предусмотрительно предать вчерашних кумиров и вчерашние идеалы и при всём этом произносить пламенные патриотические речи, идеологически обосновывающие первое и второе. По сути, это неизменная матрица карьеры, которой успешно пользовались одни и те же лица сначала в ипостаси функционеров ВЛКСМ, КПСС и органов советского государства, а затем с неменьшим успехом — в качестве мэров, губернаторов, членов правительства, сотрудников спецслужб, аппарата главы государства независимой державы. Это обстоятельство не ускользнуло от внимания историка, автора статьи «Украина: политика упущенных возможностей», который отметил, что «именно поэтому среди сегодняшних националистических ультра, «убежденных» натовцев и «больших американцев, чем Джордж Буш» так много вчерашних украинских советских дипломатов, писателей-коммунистов и даже секретных сотрудников КГБ. Они просто сменили хозяина, и большинство из них завтра (если ситуация изменится) будут клясться в вечной верности двуглавому орлу так же истово, как сегодня они приносят присягу белоголовому орлану» («2000». - N 42, 17.10.2008 г.). Отсутствие чести, совести и ума (а люди, наделенные подобными качествами, никогда бы не довели великую державу до позорного краха) стало визитной карточкой этих ловких эквилибристов на постоянно вибрирующем канате власти.

Большевизм — отечественная форма невежества — превратил подлость в профессию, причём очень прибыльную и, как выяснилось, потомственную. В своё время появилась даже целая когорта профессиональных большевиков. Именно они и их питомцы — комсомольские вожаки — с невиданным успехом пожали первые и самые сладкие плоды национальной независимости, читай: национальной приватизации. Об этом весьма компетентно поведал своим читателям второй Президент Украины: «На первых порах в украинском бизнесе, как и в российском, кстати, были на виду бывшие комсомольские деятели. Некоторые из них и сейчас известные люди… комсомольские деньги… явились основой их успеха на поприще капитализма, на которое они вступили прямо с поприща коммунизма…

Большая часть комсомольских кадров, денег и таких ресурсов, как связи и организационные навыки, пошла в банковскую сферу. Вот где был Клондайк! Там деньги делались буквально из воздуха».

Воспользовавшись отсутствием совести как своим главным профессиональным оружием, эти «наперсточники власти», как по мановению волшебного жезла слившись в едином политическом экстазе со вчерашними наперсниками национализма, сменили коммунистические лозунги на национальные символы, один государственный язык на другой. Затем под громогласные клятвы в верности нации осуществили тихое присвоение общенациональной собственности. Кто-то из философов заметил, что образ мыслей людей в конечном итоге находит своё полное воплощение в их действиях. По сути, ход и результаты отечественной приватизации — зеркальное отражение, точный анатомический атлас особенностей национального менталитета. Беззастенчиво отобрав собственность у своего народа, его обрекли на неминуемое и мучительное вымирание, болевой порог которого при этом всё так же профессионально занижался регулярными инъекциями националистического анестетика.

Процессу «капитализации» собственности подобного социального слоя на просторах бывшего СССР было уделено достаточно внимания на страницах отечественных и зарубежных СМИ. В частности, обратило на себя внимание, что с 1992 г. политическая борьба во вновь образовавшихся странах развернулась не по поводу построения гражданского общества и правового государства, не с целью формирования наиболее перспективной стратегии экономического развития, а за то, кто или чья команда (группа, банда, семья) будет контролировать государственные институты и инструменты, позволяющие держать под контролем распределение и перераспределение экономических ресурсов. При этом уровень самоуправства, разгула преступности, откровенного кумовства и воинственного национализма на постсоветском пространстве достиг такого масштаба и разрушительной силы, что один западный историк окрестил некоторые республики бывшего СССР «мусоространами». Подобное определение, несмотря на всю свою справедливость с нравственной и психологической точек зрения не может, однако, удовлетворить нужды правового анализа происшедшего. Поэтому сие низкопробное явление в настоящей работе получило наименование государственноподобного образования, квазигосударства под которым следует понимать самодовлеющую совокупность чиновников, функционирующую саму по себе без какой-либо взаимосвязи с достоинством, правами и свободой человека. Более подробно эта тема была рассмотрена в моей статье «Государство или квазигосударство?» («Украинская правда», 01.08.2011 г.). Происходящий в подобных странах политический процесс трансформировался в государственный «абсцесс», поелику разорил не столько отдельные малочисленные слои населения подобно героям чеховского «Вишневого сада», сколько привел к экономической нищете и моральной деградации объявленный конституцией единственным носителем государственной власти и суверенитета — народ. В Основном законе Украины вопреки всем правилам правописания и общепринятой в мире конституционной практике наименование населения страны начинается с заглавной буквы: Украинский народ. Но с какой бы буквы, заглавной или строчной, ни писалось это слово, факт остается фактом: наш народ унижен, подавлен и обречен на вымирание. Тем самым изначально оказалась разрушенной основа, смысл, сама субстанция отечественной державности.

Лично я убеждён, что более губительного удара по нравственности, психике, достоинству и благополучию граждан Украины, чем проведенное подобным образом отчуждение общенациональной собственности, трудно было себе даже представить. И бессовестные попытки некоторых придворных отечественных экономистов объявить этот процесс «страно-образующим фактором», который, якобы, сформировал в лице украинских «олигархов» становой хребет независимой державы, ничего, кроме чувства глубочайшего стыда и сожаления, вызывать не могут. По сути, это был прикрытый национальным законодательством, но не отвечающий европейским принципам справедливости и верховенства права грабёж населения Украины среди белого дня. Единственное, что на время застлало глаза, так это то, что грабили преимущественно свои граждане Украины. В тех же редких случаях, где имело место отступление от этого «золотого правила», политическим спекуляциям не было, да, думаю, и никогда не будет конца. Более подробно эта тема была рассмотрена в моей статье «Приватизация или конфискация?» («Украинская правда», 05.01.2012 г.).

Посему необходимо признать, что с определённой точки зрения приватизация носила традиционно «национальный» характер, хотя явно и противоречила национальным интересам народа в европейском смысле этого понятия. А соответствие духу, традициям и предрассудкам своего этноса для многих, безусловно, с лихвой перекрывает какие-то там выдуманные иноземцами абстрактные понятия, как-то: достоинство, свобода, справедливость, права человека, демократия, правовое государство, национальные интересы и национальная безопасность. Своим наблюдением по сему поводу поделился заместитель Секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины Д.И. Выдрин: «Мне пришлось объездить большинство стран мира и ни в Америке, ни в Европе, ни даже в Африке справедливости я не видел в глаза. (Хотя, может в Африке и есть исключение — Сомали. Там справедливость, в традиционном украинском понимании, почти победила: бедные и честные — а бедный всегда, по определению, честный — «работники крюка и абордажа» могут у любого забрать корабль вместе с его барахлишком. И либо справедливо поделить его, либо справедливо затребовать выкуп. Очевидно, поэтому украинские власти так снисходительно относятся к захватам наших экипажей: ведь сомалийцы, по сути, «свои ребята» с нашими «понятиями»)» («Украинская правда», 26.11.2009 г.). Наблюдение оказалось не в бровь, а в глаз: по «честности» первоначального накопления капитала украинские олигархи, думаю, могут поспорить разве, что с сомалийскими пиратами и то, с той лишь существенной разницей, что последние нагло грабят богатство чужих наций, а первые нещадно обокрали свой, и при этом очень бедный народ.

Особый разговор в этом случае необходимо вести о той когорте функционеров большевистской империи, которая нашла своё воплощение в кадровом составе так называемых «правоохранительных», а точнее сказать правоигнорирующих органов. Почти за каждым из них тянется длинный шлейф погубленных судеб, сломанных карьер и испорченных биографий. Сколько талантливых и порядочных людей они забили насмерть, затравили психологически или вынудили покинуть родину? Практически все сотрудники силовых ведомств, если им только не воспрепятствовали выслуга лет и здоровье, благополучно перекочевали в политическое пространство государств, образовавшихся на руинах СССР. Это те самые функционеры, которые при всяком удобном случае до 1991 г. отравляли всем жизнь обвинениями в антипартийной, антисоветской, антинародной, а после дезинтеграции СССР — в антигосударственной, антипрезидентской, антиукраинской деятельности. И нужно ли в итоге удивляться результату их неутомимого «труда во благо народа», которое в действительности обратно пропорционально объёму недвижимости многих из них в европейских странах и их капиталу в банках оффшорных зон! Как иронично по сему поводу заметил заместитель Секретаря Совета национальной безопасности и обороны Украины Д.И. Выдрин: «В полном объеме узурпировать власть в Украине не может никто. Хотя бы уже потому, что мы де-факто являемся частью европейского пространства и все наши влиятельные лица свои зарубежные счета держат в европейских банках».

Очень прямодушно о наступившей эпохе высказался кинорежиссер С.С. Говорухин. Так, он заметил, что «мне довелось жить в трёх эпохах: в России сталинской, хрущевско-брежневской и в нынешней, криминальной». Об её особенностях на территории Украины весьма откровенно поведал один из украинских парламентариев, в прошлом «мэр» Луганска, затем «губернатор» Луганской области, а впоследствии и Секретарь Совета Национальной безопасности и обороны Украины. В частности, на вопрос корреспондента отечественного интернет-издания: «Недавно от одного депутата из Партии регионов приходилось слышать версию, что все эти штольни трупов, которые стали находить в последние годы, — это результат разборок «донецких» и «луганских»?» он ответил:

«Убивали не «донецкие» и не «луганские» — убивали спецслужбы. Когда говорят, что та или иная группировка работает без прикрытия МВД, СБУ или прокуратуры, то это не группировка. Тогда это — детский сад!».

Далее последовал рассказ: «Мне про мораль рассказывать не надо. Я бы очень много мог рассказать, особенно по программе «Контрабанда-стоп». Это все была иллюзия! Граница вся поделена, свои ребята все возят. У нас был уникальный случай, когда мой зам. Виктор Ивкин, пребывая в одном из рейдов на границе, останавливает КамАЗ, полностью загруженный сахаром. И кто, вы думаете, сидит в этой машине? Сотрудник Службы безопасности! Молодой парень, лейтенант, показывает удостоверение работника СБУ. Мы его подвозим в областную администрацию, снимаем копии со всех его документов, ставим в известность начальника управления СБУ. Была комиссия, ей предоставили всю информацию. Как вы думаете, работает этот человек на сегодняшний день в СБУ?».

«Наверное, ему звание повысили», — высказывает своё предположение журналист.

«Вы очень догадливы, — отвечает украинский политик. — Это все, на первый взгляд, кажется, что мелочи. Но наркотрафик Ростов-Харьков, который уничтожает нашу молодежь, работает и цветет махровым цветом» («Украинская правда», 29.03.2007 г.).

Приведенное не вызывает ни тени сомнения, потому что полностью укладывается в прокрустово ложе основного приложения сил всего чиновничьего сословия страны: раздел и передел бывшей так называемой «государственной» собственности. Когда же «правоохранительным» органам заниматься защитой прав человека в стране, в которой делится собственность и закладываются основы несметных состояний — процесс, к которому так легко приобщиться, особенно, если для этого есть все необходимые предпосылки, в числе коих навыки и удовольствие безнаказанно убивать других людей. Проблема тем более усугубляется, что на практике те или иные силовые ведомства тесно переплетаются с частными интересами владельцев крупных состояний. В редакционной статье «Эх ты, ксивушка моя богатырская!» весьма компетентное в этой теме издание резюмировало: «Служба безопасности Украины из микроскопа в биту превратилась не за один день. Дефекты были заложены еще при рождении. С одной стороны, амбиция создать полноценную спецслужбу воодушевляла многих, кто стоял у ее истоков. С другой стороны, развивалась она, по сути, из одной клетки — Пятого управления КГБ СССР. А с третьей, именно Служба безопасности стала первой госструктурой, чье руководство оказалось подвержено системным бизнес-интересам: созданная под патронатом СБУ «АГ Украина», подмявшая под себя, вместе с Борисом Берштейном и швейцарской «Сиабеко», всю химическую промышленность, — была пионером смычки власти и денег. «Дамиана Банк», ЕЭСУ, «Республика» — были уже потом и шли по накатанной. В этой ситуации глубоко символичной была картина: главный офис СБУ выходил окнами на магазин Севы Могилевича, кстати — доброго приятеля некоторых председателей…

Сама же Служба безопасности, чью руку во многих внутриполитических процессах видели сторонники теории заговора, не превратилась в орден вольных каменщиков. Она превратилась в союз кровельщиков. В начале нынешнего века каждая уважающая себя финансово-промышленная группа имела на Владимирской своего лояльного заместителя. Потом необходимость в этом отпала — собственники групп стали влиятельнее и сильнее, чем сама структура». («Зеркало недели». - N 5, 10.02.2012 г.).

Коррумпированность СБУ, как мы видим, уже давно ни для кого не секрет. Просто далеко не все в стране могут себе позволить столь откровенное мнение о подлинном положении вещей в этой сфере государственного бытия. Но те, кто может, как правило, не стесняются. В частности, дважды занимавший пост спикера украинского парламента В.М. Литвин в эфире одного из украинских телеканалов заявил, что у нас эта «правоохранительная силовая структура приватизирована» («Украинская правда», 4.11.2009 г.). Конечно, не стоит демонизировать СБУ. Она — лишь зеркало украинской псевдогосударственности, в котором как в капле воды нашла своё отражение подлинная специфика последней: полное презрение к достоинству, свободе и правам человека. В подобном положении вещей нет ничего удивительного, поскольку налицо стойкая традиция невежества, которая вошла в плоть и кровь вышедших из народа сотрудников «компетентных» органов страны. Носители этой традиции достаточно хорошо засветились в мире. Об этом, в частности, писала Маргарет Тэтчер, заметив, что ещё с середины 80-х годов преступность стала одним из институтов общества, причем в немалой мере в результате деятельности КГБ СССР. И далее английский политик приводит слова одного из руководителей ЦРУ: «[КГБ] продавало дешевые советские товары за рубежом по мировым ценам, а доходы направляло на секретные зарубежные счета и в компании прикрытия… [Оно] занималось отмыванием денег, торговлей оружием и наркотиками и другими не менее преступными видами деятельности». Само собой разумеется, что принципы экономической конкуренции не позволяют нынешним правопреемникам бывших Генеральной прокуратуры и МВД СССР сильно отставать от своих коллег — нынешних правопреемников бывшего КГБ СССР: ведь у них не меньше материальных потребностей и при этом не меньше навыков и возможностей в безнаказанном преследовании и уничтожении людей.

В конечном итоге, эти «профессионалы» не остались без работы. Они нашли своё место в постсоветской действительности, во многом предопределив суть и формы деятельности некоторых постсоветских государств. Собственно говоря, они и стали верными хранителями той традиции, которая изуродовала жизнь населения СССР. Этому явлению уделила внимание в своей программе «Код доступа» Ю.Л. Латынина. В частности, она заметила, что «то же самое — очень характерная вещь произошла… с советскими силовиками после конца Советского Союза. Советский Союз сдох, а они остались. И все эти прокуроры, НКВДшники, чекисты — все они были заинтересованы в том, чтобы продолжать делать то, что они могут. Они не умели делать бизнес, они не умели управлять государством. Они умели находить врагов. Если врагов нет, то их можно было придумать». В конечном итоге силовые ведомства становятся продолжением уголовного мира. Как заметил по сему поводу А.Н. Илларионов: «Несоблюдение законов, их игнорирование и нарушение превращает государственные силовые структуры в организованные преступные группировки». Тем самым, уголовный мир легитимизируется, действуя уже от имени государства. В этой ипостаси государство начинает преследовать уголовные цели, обеспечивая их достижение сугубо административными средствами. Технология такого поведения в современных условиях получила своё завуалированное, хотя и весьма распространенное, общеизвестное наименование — административного ресурса. Административный ресурс — это крайняя, уродливая форма того, что немецкий юрист Вебер именовал «административным государством». Административное государство так же разнится от своей крайней формы административного ресурса, как полицейское государство от того образования, которое журналисты, киносценаристы и политологи прозвали «ментовским».

Напомним читателю, что под административным ресурсом в настоящей работе понимается такой механизм реализации власти, который обеспечивает с помощью административных методов тотальный контроль за распределением и перераспределением политического, экономического, юридического и идеологического «товара» внутри страны исключительно в интересах соответствующей партии власти.

Под политическим, экономическим, юридическим и идеологическим «товаром» здесь понимаются разнообразные инструменты публичной власти, которые, к великому сожалению, стали предметом самой беззастенчивой купли-продажи со стороны всех заинтересованных и платежеспособных субъектов товарно-денежных отношений в стране. Соответственно, взятки получили с легкой руки одного экономиста наименование административной ренты.

Под административными методами при этом понимаются: проверки налоговых органов, возбуждение уголовных дел, обвинительные приговоры, механизм назначения и отставки судей, в том числе и конституционной юрисдикции, а также руководителей силовых ведомств, организация и проведение выборов, лицензирование СМИ и так далее. Об этом достаточно красноречиво свидетельствуют народные депутаты Украины. Так, один из них утверждает: «В нашей стране люди идут в государственные органы управления, чтобы получить доступ к материальным ресурсам и государственным финансовым потокам. Цель одна — личная нажива, только корыстная мотивация. Появился так называемый административный бизнес. Никаких национальных целей у наших чиновников нет…» («Украинская правда», 26.06.2007 г.). Многолетнее личное наблюдение за происходящим в Украине позволяет утверждать: никакого преувеличения в сказанном нет.

Борьба за власть на постсоветском пространстве, по сути, превратилась в борьбу за административный ресурс, ибо только с его помощью можно было трансформировать бывшую общенародную собственность в частную, лишить свободы или жизни своих конкурентов, защититься от неминуемого в подобном случае возмездия, приобрести собственность за рубежом, вовремя вывезти туда семью, а при случае и выехать самому. На мой взгляд, во время приватизационного марафона вместе с общенародной собственностью в состав имущественной массы самым естественным образом попало и всё государство, практически все ветви публичной власти. Во всяком случае, в отношении важнейшей из них — законодательной — первый Президент Украины весьма компетентно заметил, что «… очень часто законодательные акты, которые производила Верховная Рада, защищали не столько интересы государства, сколько частные бизнес-интересы определённых лиц и определённых структур». О работе другой — судебной — спикер украинского парламента В.М. Литвин предупреждал, что она составляет прямую угрозу национальной безопасности страны. О деятельности исполнительной ветви власти в этом случае говорить, кажется, и не приходится. А ведь судебная власть — единственный страж свободы и прав человека в державе. Без справедливой и сильной, причём ориентирующейся исключительно на права человека, судебной власти всё государство становится пленником частных, партийных, корпоративных интересов. На мой взгляд, в Украине полностью отсутствует правосудие. Функционирование в стране за счёт государственного бюджета совокупности чиновников, которые по недоразумению именуются судьями — не в счёт. Отсутствие же в Украине судебной ветви власти дает основание утверждать о приватизации всего государства, а не только СБУ, относительно которой несколько выше столь категорически высказался спикер украинского парламента.

Ныне в Украине воцарилось полностью приватизированное государство. Причём согласно моим наблюдениям, государство последовательно прошло три круга приватизации, каждый из которых получил наименование согласно сути той партии власти, на долю которой выпал «счастливый» случай временно подмять под себя эту непутёвую державу. Как угадал по сему случаю в статье «Вероятное и очевидное» один весьма сметливый украинский журналист: «Власть одна, а желающих ее приватизировать — трое» («Зеркало недели» — N 34, 13.09.2008 г.). Думается, что в реальности желающих приватизировать государственную власть, например, в СССР было несравненно больше, но на практике удалось, действительно, «сообразить лишь на троих». Может быть это простое совпадение, а может — освященная многими летами весьма устоявшаяся отечественная традиция.

В целом проблема, которая в настоящей работе именуется приватизацией государства, стара как мир. О ней предупреждал ещё древнегреческий историк Фукидид (460–400 до н. э.), отмечавший, что для граждан гораздо полезнее, когда процветает всё государство в целом, а не когда отдельные лица преуспевают, а целое разрушается. О таком разрушении целого в применении к бывшим союзным республикам, в том числе и на территории Украины, далее и пойдёт речь. И здесь следует согласиться с министром печати и информации России (1990–1992) Михаилом Никифоровичем Полтораниным, который в одном из своих интервью справедливо заметил: «Чья собственность — того и государство». Впрочем, на территории распавшегося СССР эта формула действовала в обратном направлении. Здесь скорее оказалась к месту формула доктора социологических наук Ольги Викторовны Крыштановской о «приватизации государства государством».

Под приватизацией государствав настоящей работе понимается использование той или иной партией власти административного ресурса для удовлетворения своих вкусов, предрассудков и потребностей — этнических, экономических, политических, идеологических, которые при этом приходят в противоречие с национальными интересами и национальной безопасностью всего народа.

Первый круг приватизации государства в этой работе получил наименование номенклатурно-олигархический. Он стал безоговорочной вотчиной национальной партийной номенклатуры в бывших республиках СССР. Суть произошедшей исторической трансформации очень точно описали российские исследователи. В частности, Ю.Н. Афанасьев, подводя итоги вековой исторической тенденции, которая нашла своё органическое продолжение на территории бывшей Российской (советской) империи утверждал, что «власть и собственность, государственное и частное у нас не просто смешиваются — сплетаются в какой-то змеиный клубок. В этом заключено одно из важнейших цивилизационных различий между Россией и Западом».

По мнению В.К. Буковского «раздробление СССР было вызвано в первую очередь раздроблением партийно-управленческого аппарата, а местный «национализм» лишь использовался региональными властями. Не случайно в 1992 году почти все отколовшиеся «независимые» республики оказались под властью местной партийной номенклатуры». Такой же версии объяснения событий тех лет придерживается и доктор экономических наук, экс-мэр Москвы Г.Х. Попов, который в одном из своих интервью заявил, что «вообще форма распада Советского Союза была уступкой России в пользу коммунистов, руководивших республиками». По его мнению, решающим фактором распада советской империи были не освободительные движения национальных республик, а позиция политической элиты России, значительная часть которой, опираясь на опыт Франции, Англии, Германии и Японии, утверждала, что, освободившись от бремени своих колоний, последние сделали мощный рывок в своём экономическом развитии. Как заметил тот же автор, но уже в другом СМИ, «эта ленинская идея 1918 года, идея спасения советской власти в России ценой отказа от всех «нерусских» частей страны, снова возродилась в 1991 году — ради спасения власти номенклатуры и за ту же цену». Вообще эта версия распада СССР подтверждается воспоминаниями многих очевидцев тех бурных лет. В частности, в личной переписке со мной В.А. Коротич упоминает знаменательную фразу, услышанную им из уст на то время Председателя Верховного Совета РСФСР Бориса Николаевича Ельцина (1931–2007) относительно перспективы выхода России из состава СССР: «Где-то в 90-м году Ельцин вдруг сказал мне в перерыве заседания Верховного Совета: «Вот стряхнем весь балласт и с Казахстаном, Украиной и Белоруссией создадим прекрасное государство, вот увидишь…»». И ведь «стряхнули». Именно таким образом, исторический «балласт» для других неожиданно обрёл независимость для себя… Подобная политическая мотивация в те годы представлялась весьма убедительной.

Как вспоминал доктор экономических наук Григорий Алексеевич Явлинский: «Ельцина убедили в том, что советскую коммунистическую систему можно преодолеть, только разорвав страну на куски, — это прямо заявлялось командой, в которую входил Геннадий Эдуардович [Бурбулис]. А другая их позиция заключалась в том, что Россия в реформах «должна идти одна». Она не может никого ждать, не должна ничего синхронизировать, она должна все делать немедленно. Наши, как теперь любят говорить, западные партнеры были тогда крайне заинтересованы в том, чтобы распад Союза был необратимым, и они очень поощряли эти идеи». Последнее прямо подтверждает М.Н. Полторанин. В частности, он вспоминал, что у Ельцина «был главный советник, приставленный Джеффри Сакс. Он привез огромную пачку документов и планов обвальной приватизации, приехал сюда с мандатом МВФ. И эти документы переводились на русский язык, а потом их запускали в виде указов, законов. До России Сакс испытал шоковую терапию на Боливии в 1985 году — там в нищету рухнуло 70 % населения». О роли западных доброхотов свидетельствовал и доктор экономических наук Г.Х. Попов. Вспоминая, в частности, свой давнишний разговор с Б.Н. Ельциным он приводил слова последнего: «Да знаю я все, Гавриил Харитонович, но под Гайдара американцы почти 40 миллиардов долларов мне дают. Как бы вы вот поступили на моем месте?». И далее Попов резюмировал: «Его обманули полностью, начисто… вариант, который они реализовали, оказался для народа самым беспощадным. Что получили от собственности простые люди? Дырку от бублика. Что получили от земельной реформы? Ноль. Все захватила номенклатура…».

О роли советской номенклатуры в захвате бывшей общенародной собственности СССР свидетельствует видный американский экономист Маршалл Голдман (1930–2017): «Так, судя по одному из обзоров, 61 % новых владельцев предприятий прежде входили в номенклатуру партийной, правительственной и промышленной элиты. В ходе интервью, которые я провел с 30 владельцами предприятий в г. Новосибирске и г. Ярославле в июне 1996 г., обнаружилось, что их доля собственности приближается к 90–95 %…

Значительными инвестиционными средствами обладали мафиозные группы, нечестные директора предприятий и магазинов, правительственная и управленческая элита, которые могли заранее присвоить себе то, что раньше составляло государственную и партийную собственность. К примеру огромный золотой запас, который мог использоваться для поддержания конвертируемости рубля, просто-напросто превратился в частные банковские счета, открытые в Цюрихе, Лондоне и на Кипре. Директора предприятий, производящих экспортную продукцию, распоряжались о зачислении денежных сумм в счет платежей на их личные счета в странах Запада, вместо того чтобы возвращать эти средства в Россию». Естественно, что наиболее сведущая, образованная и энергичная часть некогда могущественной советской номенклатуры сконцентрировались в новой «демократической» России. В числе наиболее активной части новоявленной элиты России в первую очередь стали выходцы из недр ЦК КПСС и КГБ ССР. Поэтому вполне справедливо звучит заявление известного российского политолога и журналиста Глеба Олеговича Павловского (1951–2023): «Напомню, что КГБ — это организация, которая в сущности, разрушила Советский Союз, вдвоём с КПСС…».

Поэтому в возникшем противостоянии России с СССР последний оказался обречён: номенклатура первой одержала убедительную победу над номенклатурой последнего. Причём роль победного гонга в этом бою сыграла Декларация о суверенитете России от 12 июня 1990 г., которой и был открыт парад национальных суверенитетов. Как отмечал по сему поводу историк Д.Е. Фурман: «После этого конфликт российской демократической оппозиции и Горбачева принимает форму конфликта российских и союзных органов власти… Создание российского президентства и избрание президентом России Ельцина явилось переломным моментом в процессе распада союзного государства». Случилось очевидное и невероятное одновременно: Москва как столица России победила Москву как столицу СССР. В накладе, естественно, не оказались и реальные хозяева других национальных республик.

Впрочем, представляется, что любые демократические реформы на территории исторической России заканчивались плачевно для инициатора реформ, поскольку таковых на каком-то этапе их прекраснодушных прожектов в отличии от автократов перестают бояться. А без страха Россия расползается в разные концы яко студень. Именно по этой причине трагически оборвалась жизнь царя-реформатора Александра II, даровавшего империи конституцию — царя Николая II и карьера единственного Президента СССР Михаила Сергеевича Горбачёва (1931–2022). Так, характеризуя последнего и проводимые им реформы, лично знавший его писатель В.А. Коротич заметил, что «он никогда не был страшен. Ни для кого. Таких в России рано или поздно всегда сметали, сам демократический характер горбачевских реформ таил в себе их недемократическую развязку».

О постсоветских реалиях возникших конкретно на территории Российской Федерации доктор исторических наук Овсей Ирмович Шкаратан (1931–2019) писал: «Мечтам демократов о совершении подлинной и действительно народной приватизации, а соответственно о немедленном складывании конкурентного рынка с динамично развивающимся малым и средним предпринимательством и демократического государства не довелось сбыться. Этот проигрыш был запрограммирован всей историей нашего тоталитаризма, авторитаризма, «азиатчины», существовавших в России многие поколения.

В противовес ожиданиям многих российских интеллектуалов и власть, и собственность остались преимущественно в руках советской номенклатуры, повернувшей процессы приватизации и формирования новой властвующей элиты в свою пользу… В итоге и власть, и собственность остались в руках прежних хозяев России, которые только укрепили свои позиции…

Таким образом, в 1988–1991 гг. состоялась раздача собственности в номенклатурные руки, сохранившие и властные полномочия. В итоге сложился беспримесный номенклатурный псевдокапитализм в чрезвычайно выгодном варианте — лжегосударственной форме деятельности частного капитала. Это была келейная паразитическая приватизация без смены юридических форм собственности. Начало открытой приватизации (с 1992 г.) означало ненасильственное изменение отношений собственности без (в большинстве случаев) смены владельца…

Реальным приоритетом нового постсоветского режима была политика по концентрации ресурсов нации в руках незначительного меньшинства…

Наступил этап, когда так называемые «олигархи» захватили определяющие позиции в государственном управлении; как тогда выражались, олигархи «приватизировали государство». Этот период продлился примерно до 2000–2001 гг.».

Таким образом, «независимость» бывших субъектов советской федерации, по сути, стала формой захвата, обладания и удержания власти бывшей партийной номенклатурой на республиканском уровне. Главное в этом процессе оказалось выдернуть «кормило власти» из рук своих конкурентов — партийной номенклатуры, но уже на уровне имперского центра. При этом абсолютно вся партийная номенклатура, как в центре, так и на местах была, как говорится, одним миром мазана, миром коррупции. В частности, экс-мэр Москвы Г.Х. Попов об этом времени писал, что «строй тоталитарного социализма был и строем тотальной коррупции. Коррупция пропитала всю систему, все уровни аппарата, а каждая новая форма борьбы с ней становилась не только «успехом» ее инициаторов, но и базой новых коррупционных доходов, так что «почины» в борьбе с коррупцией и ее развитие взаимосвязаны». Коррупция в советские времена стала той высшей школой, которая позволила партийной номенклатуре продемонстрировать завидные навыки, сноровку и «профессионализм» в деле захвата, раздела и передела бывшей общенародной собственности после 1991 г. Как вспоминал доктор экономических наук, министр экономики России (1992–1993) Андрей Алексеевич Нечаев, что по пришествии на работу в правительство «буквально через неделю или две обнаружили, что квот (тот, кто не знает: разрешений на вывоз нефти из страны) было выдано больше на 1992 год, чем в стране добывается нефти. Просто надо понимать, что это значило: говорят, в Советском Союзе не было коррупции, ну, не знаю, как в момент создания Советского Союза, а во время развала там все с коррупцией было очень в порядке у этих партийных деятелей. Но дело не в этом, надо просто понимать, что это было такое: внутри страны нефть стоила 50 рублей за тонну, а на мировом рынке она стоила 200 долларов за тонну, то есть, в общем, получив некое количество тонн, можно было быстро стать долларовым миллионером». Поэтому первыми плодами «демократии» в постсоветской России в полной мере воспользовались и, соответственно, первыми миллионерами становились самые рьяные «защитники» интересов трудового народа, выходцы из рабочих и крестьян — представители высшей советской партийной номенклатуры. Как выяснилось со временем: им не нужен был СССР, им нужна была его собственность. Всё это впоследствии получило наименование «частная собственность номенклатуры».

Относительно дезинтеграции советской империи первому и последнему Государственному секретарю России Геннадию Эдуардовичу Бурбулису (1945–2022) приписывают следующую фразу: «Это был наисчастливейший день в моей жизни. Ведь над нами теперь никого больше не было». Под этой фразой могли бы смело подписаться очень многие участники тех бурных и сомнительных событий. Здесь к месту привести их оценку со стороны многократного депутата Государственной Думы России (1993–2003), режиссёра фильма «Россия, которую мы потеряли» С.С. Говорухина. Так, давая свою интерпретацию произошедшего, он обратил внимание на ту разрушительную роль, которую сыграла в жизни огромной державы политическая борьба между советскими политиками. В частности, он вспоминал как «опытный партаппаратчик Ельцин свалит самого Горбачева, но ужасной ценой, нанеся гигантский ущерб своей Родине, превышающий ущерб от гитлеровского нашествия. Разрушив все экономические и промышленные связи, оставив за границей исконно русские земли, разбив (без единого сражения) русскую армию, бросив 25 миллионов русских людей в лапы националистических правительств — и все это ради одного: чтобы уничтожить Горбачева… этот человек погубил Россию! Сколько на его совести жизней? Миллионы! Скольких людей он уморил голодом, сколько их умерло от разочарования, погибло в войнах и криминальных разборках — это все Ельцин!». Эту мотивацию поведения Б.Н. Ельцина в качестве политического деятеля подтверждает в своих воспоминаниях и Г.А. Явлинский. В частности, он утверждал «что содержание экономической программы Бориса Николаевича не интересует ни в малейшей степени. Его интересует экономическая программа лишь как инструмент борьбы с Михаилом Сергеевичем Горбачевым… Я у него спрашивал: «Борис Николаевич, что вы делаете? Ясно же сказано: нельзя повышать пенсии, закупочные цены. Вы разрушаете всякие надежды на стабилизацию, вы раскручиваете инфляцию». А он отвечал: «Да пенсии и закупочные цены мы потом снизим, нам сейчас надо победить центр»». Собственно, по такому принципу разрушения власти центра в лице президента СССР М.С. Горбачева действовала, практически, вся высшая номенклатура союзных республик. В том числе и одно из её самых крупных ответвлений — украинская. Последняя боролось отнюдь не за достоинство и права человека, за гражданское общество и правовое государство, а за то, чтобы над ней тоже «никого больше не было». Разумеется, что таких ценностей, как Совесть, Справедливость и Право, над ней никогда не было и в помине, поскольку украинская номенклатура была одним из самых серых, агрессивных, тупых, подобострастных и невежественных отрядов во всей большевистской армаде Советского Союза.

Таким вот образом, благодаря «русской» Москве победил и «украинский» Киев. Наконец-то свободно и независимо от кого-либо открылись шлюзы для присвоения общенародной собственности СССР, которая осталась на территории Украины. Оказавшись в распоряжении украинской номенклатуры, эта собственность, как и вся государственная власть, постепенно, по частям стала абсолютно недоступной остальному населению республики. Проще говоря, независимость от собственности и от государственной власти стала единственной формой национальной независимости, которую в полной мере сначала ощутило, а затем и осознало подавляющее большинство населения Украины. Именно на этот условный период и приходится принятие с особым прицелом и проведение в жизнь с особым пристрастием законодательства о приватизации общенародной собственности. Собственность на государство и на имущество, по сути, полностью оказалась в руках очень узкого круга людей, который в книге первой «Комментарий к Конституции Украины» (2000 г.) получил наименование номенклатурной олигархии.

Напомним, что под таковой мы понимаем социальный слой, объединивший бывшую советскую номенклатуру с бывшими королями теневого рынка, которым удалось путём объединения управленческого опыта и теневых финансовых ресурсов утвердить монополию на государственную власть, черпая при этом свои основные доходы из приватизированной собственности.

Именно это явление описывал доктор экономических наук, экс-мэр Москвы Г.Х. Попов: «Бюрократия пошла на сосуществование с частным сектором. Но не в виде многомиллионного лагеря малого и среднего бизнеса, требующего демократии, а в виде сверхкрупных собственников — олигархов, особенно близких по духу номенклатуре. С ними ей проще было договариваться. С ними можно было явно или тайно входить в долю.

Объектом дележа сделали самые «лакомые» куски социалистической собственности — прежде всего добычу вывозимого на мировые рынки сырья. А вот землю вообще оставили под контролем всей бюрократии.

Дележ собственности произвели с использованием шоковой терапии Гайдара, ваучеров Чубайса, залоговых аукционов. Народ был отстранен от дележа собственности. Ограниченная только самоконтролем над собой, а фактически бесконтрольная в доступе к собственности и власти, ельцинская постиндустриальная бюрократия неизбежно пропитывалась коррупцией и криминалом. О новорожденном российском постиндустриализме можно сказать то, что в «Капитале» Карла Маркса сказано о новорожденном капитале: он «источает кровь и грязь из всех своих пор»».

При этом, под олигархами в настоящей работе понимаются бизнесмены, которые приобрели, сохранили и приумножили объекты своей предпринимательской деятельности благодаря взаимоотношениям с представителями государственной власти построенным, на основе взаимных материальных интересов (для справки: в 1996 г. впервые в контексте российских реалий это понятие использовал в своём интервью газете Financial Times заместитель секретаря Совета безопасности России и один из её самых состоятельных бизнесменов Борис Абрамович Березовский (1946–2013)).

Как метко заметил один российский экономист: «Олигархи — это назначенные чиновниками персоны, «уполномоченные» в свое время стать миллиардерами».

В конечном итоге, по выражению хорошо осведомленного в этом деле М.Б. Ходорковского, возник взаимовыгодный тандем «коррумпированная бюрократия — паразитический капитал». Родословную этого социального слоя весьма убедительно проанализировали западные эксперты, которые отмечали, что в царской России сильный средний класс попросту не успел состояться, а его немногочисленных представителей большевики частично уничтожили, частично разорили, частично изгнали из страны. При коммунистах подобного класса появиться просто не могло, а «буржуазные» ценности, естественно, подверглись всяческому осуждению. Конечно, отмечают эти эксперты, «руководители» были. Однако они являлись государственными чиновниками, а не предпринимателями и собственниками. Именно поэтому знания, средства и положение, необходимые для успеха в первые годы реформ, оказались в распоряжении «класса аппаратчиков».

Вот как описывает этот процесс на российском примере историк Ю.Н. Афанасьев: «Важно подчеркнуть — первыми архитекторами, подлинными творцами уродливого, бандитского капитализма стали не какие-то «новые русские», не новички частного бизнеса. Строили новую систему именно те партийные и хозяйственные номенклатурщики, директора заводов, руководители министерств и ведомств, кто уже в советские времена стали реальными собственниками, фактическими владельцами крупнейших предприятий, распорядителями финансовых потоков, земных недр. Легализовались же они в то состояние, в котором пребывают сегодня, постепенно и разными способами.

В частности, например, за деловитыми комсомольскими функционерами, формально возглавлявшими «творческие центры», реально стояли в качестве «теневых» хозяев крупные фигуры советской партийно-хозяйственной иерархии. Некоторые недавние секретари комсомольских организаций смогли потом перерасти своих «теневых» руководителей и сами стали, если их миновала пуля наемного убийцы, известными «олигархами» федерального уровня».

Процесс присвоения этой партией власти общенародной собственности получил в настоящей работе наименование номенклатурной приватизации, под которой понимается экономический уклад, характеризующийся монополией номенклатуры на государственную власть, обеспечивающую ей приобретение собственности и финансовое благополучие в обмен на фактический протекционизм (покровительство и безопасность) её представителям в теневой экономике страны. Подлинную подноготную подобной приватизации весьма откровенно описал один из её практических организаторов Анатолий Борисович Чубайс: «В чем политическая конструкция? Политическая конструкция в том, что мы отдали собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора заводов. Они ее и получили… Мы признавали, что приватизация дала собственность тем, кто наиболее влиятелен, что и определило ее несправедливость, но при этом мы отдали ее легитимным путем, а легитимность идет от государства».

Номенклатурная приватизация по своей сути была экспроприацией бывшей советской номенклатурой общенациональной собственности у остального населения страны в свою пользу. Иными словами, с точки зрения оной это была приватизация для своих и среди своих. Так, собственно говоря, на территории бывшего СССР и возник номенклатурно-олигархический капитализм. Как справедливо заметил при этом один российский экономист: «Олигархический капитализм по своей внутренней природе тоталитарен». То есть, на практике, восторжествовал не классический либеральный капитализм, а некий квазикапитализм. По сути, имел место переход не к рыночной, а, по мнению многих видных российских и западных экономистов, к «криминализированной экономике». То есть, возникла некая псевдорыночная экономика.

О том, что родоначальниками хищной приватизации была высокопоставленная номенклатура СССР свидетельствует также российский политолог А.А. Пионтковский. В частности, он писал: «Первые миллиардные состояния членов ЦК КПСС начали формироваться уже в 1989-м, когда явилось на свет наше национальное достояние концерн «Газпром»… Вся перестройка была сознательной спецоперацией номенклатуры по конвертации ее абсолютной коллективной политической власти в огромную индивидуальную экономическую власть ее наиболее выдающихся представителей».

Именно этот круг приватизации общенародной собственности дал старт цепной реакции и всему дальнейшему процессу поэтапного присвоения как остатков национального богатства, так и самого государства. Естественноисторическими партнерами номенклатурной олигархии в вопросах приватизации государства на территории бывшего СССР, как это нередко бывает, стали их заклятые и непримиримые до того враги — видные деятели теневого бизнеса времен советской экономики. Как отмечал экс-мэр Москвы Г.Х. Попов: «Все захватила номенклатура… олигархи — это особая, отдельная тема. Лично захватывать собственность номенклатура боялась — это было опасно. Ее в порошок сразу стерли бы, припомнив все коммунистические грехи… возникло промежуточное звено. Набрали всяких случайных людей, которым нечего было терять, и те стали олигархами». Конечно же, набирали не «случайных» людей, но по случаю как раз из той особой генерации, которая и раньше была на подхвате по всякого рода двусмысленным и скользким делам. Неслучайно среди последних оказался столь высокий процент выходцев из комсомольской среды. Этим взаимовыгодным партнерством и были обусловлены последующие этапы распределения государственного пирога. Так описывая характер деятельности фаворитов номенклатурной приватизации в применении к постсоветским реалиям А.А. Пионтковский отмечает, что «через приватизированное ими государство они поддерживаются государственным бюджетом либо гарантированными государством зарубежными кредитами. Так они продолжают приватизировать страну вновь и вновь. Номенклатурная пуповина, связывавшая новорожденный российский капитализм с властью, не только осталась неперерезанной, но и выросла в огромную ненасытную кишку». Одним из самых заметных последствий этого круга приватизации государства стало появление узкой когорты очень богатых и широкого круга очень бедных граждан бывшего СССР.

Второй круг — этап этнической приватизации государства — ознаменовался приходом в государственную власть Украины представителей власть предержащих, получивших в этой работе условное наименование партии этнической нетерпимости. Их поведение на политическом Олимпе страны заметно отличалось от других властолюбцев завидной способностью сводить все вопросы, которые возникают в государстве, к этническим чувствам, потребностям и оценкам своего детства. Эти нездоровые детские воспоминания и чувства полностью заменили им здоровое государственное мышление. Их неизменная и болезненная приверженность этнической теме позволила второму Президенту Украины весьма добродушно именовать их «нашими национально озабоченными политиками», а иногда и более иронично «профессиональными украинцами». Однако, весь «профессионализм» последних свёлся к их традиционной нелюбви к другим этносам, особенно к русскому. Этническая неприязнь стала знаковым явлением и чуть ли не основным смыслом их политического и даже повседневного бытия, а также неотъемлемой частью их глубоко деформированного менталитета. Единственная мысль, которая их постоянно гложет — это то, что о них думают русские. Пожалуй, наиболее типичным образчиком подобного «профессионализма» может послужить высказывание автора публикации «Имперский маразм», являющегося по его уверениям ни мало, ни много, как автором 51-го учебника: «В настоящее время, когда мы с вами сидим возле дисплеев компьютеров и ковыряемся в Интернете, в «братской» России тысячи людей с высшим образованием и научными степенями, объединенные в институты, проблемные лаборатории и временные «творческие» коллективы, охватив руками головы 24 часа в сутки думают, какую бы эту еще беду, несчастье и вообще любую «каку» можно было бы сделать для Украины и украинцев» («Украинская правда», 16.07.2009 г.). Любопытно, что авторам подобных реплик даже не приходит в голову, что в Украине проживают миллионы других людей, которые испытывают искренние чувства дружбы и привязанности к своим недавним соотечественникам — ныне гражданам Российской Федерации. Согласитесь, признать нормальной, здоровой психику людей, которых переполняет патологическая неприязнь к своим ещё недавним соотечественникам при всём желании очень проблематично. А как оценить поведение сотен тысяч единомышленников «автора 51-го учебника», которым некогда писать учебники, поскольку необходимо срочно найти очередного врага «Украины и украинцев»? На сей счёт предельно точно высказался один из украинских публицистов, отметив, что «события последних лет лишний раз продемонстрировали: многие из наших соотечественников готовы простить тупость, некомпетентность и самоуправство любому чинуше, если он позиционирует себя как пламенный патриот, противостоящий зловредным антиукраинским силам» («Украинская правда», 13.11.2009 г.).

Подчас складывалось впечатление, что решению этой навязчивой задачи оказываются подчиненными даже исследования некоторых отечественных генетиков, которые в подражание своим злополучным предшественникам стали утверждать, что «украинцы генетически ближе к европейцам, например, чехам, хорватам и немцам, чем к русским». Хотя как совершенно справедливо и к месту заметил академик П.П. Толочко: «Я бы так сказал: поскреби украинца — найдешь поляка, поскреби украинца — найдешь татарина, поскреби украинца — найдешь еще кого-то. Чистых народов вообще нет. Это миф. Еще древние славянские племена включали в себя иноэтнические элементы. А уже во времена Киевской Руси в русский этнос интегрировались на северо-востоке угры, на северо-западе — балты, на юге, где сейчас Украина, — тюрки: черные клобуки, печенеги, торки, половцы. Чуть позже и татары тоже. Так что не стоит иронизировать по поводу русских, мы точно в таком же положении». Но, с другой стороны, почему бы и не поиронизировать, если это сулит какие-либо материальные выгоды, например, карьерные или приносит какое-то психологическое удовлетворение, например, позволяет возвысить себя и унизить других, ну и, наконец, просто соответствует особенностям менталитета субъектов подобного рода высказываний.

Как-то накануне формирования одного из бесчисленных правительств нашей достославной державы пришлось услышать интервью с одним из народных депутатов Украины, лауреатом Государственной премии СССР, в не столь отдаленном прошлом заместителем председателя одной из палат Верховного Совета СССР (!). Сей почтенный, убеленный сединой державный муж высказался примерно в том роде, что правительство Украины должно быть сформировано всецело из украинцев по этническому принципу, а не только по фамилии. Несомненно, в данном случае мы столкнулись с самой сутью концепции строительства в Украине этнического государства, которую длительное время и с переменным успехом пытается воплотить в жизнь отечественная партия этнической нетерпимости. Используя доминирующие позиции в сфере государственного управления культурой, образованием и средствами массовой информации, её представители без всякого зазрения совести пытались определять внутреннюю и внешнюю политику державы на основе своих этнических чувств и вопреки всем канонам государственного мышления, основанного на общепризнанных принципах и нормах международного права. Как представляется, именно в эти годы Украинская Система достигла наивысшего пика своего развития: наконец-то один из взлелеянных ею питомцев стал главой державы. Правда, как показало время, именно годы правления последнего стали одной из самых позорных страниц в её истории.

Как писал о политических событиях 2004 г. уже упоминавшийся выше австралийский писатель и историк польского происхождения Марианн Калуски, «к власти в Киеве пришли настоящие украинские националисты…, при этом необходимо помнить, что это примитивный и чрезвычайно агрессивный национализм XIX века. Этого национализма справедливо опасаются все проживающие на Украине национальные меньшинства». Именно в силу осуществления подобной политики «примитивного и чрезвычайно агрессивного» национализма в Украине возникла реальная угроза смещения траектории её развития со строительства правового государства на формирование этнического; с созидания гражданского общества на клонирование общественных объединений преимущественно с этническим уклоном; с вопросов борьбы с последствиями несправедливой приватизации на вопросы языковой политики; с глубокого осмысления трагической, противоречивой, но общей всем нам истории в составе Российской (советской) империи — на возведение в культ порядком мифологизированной истории одного из этносов многонационального народа Украины.

Трудно оценить тот ущерб, который представители этой партии успели нанести и продолжают наносить культуре достоинства человека за время своего безответственного господства в высших эшелонах государственной власти. Они насиловали душу и ум своих соотечественников, деформировали внутренний духовный мир людей иной ценностной ориентации. Они пытались «перекроить» и «перелицевать» менталитет живых людей, которые думали и чувствовали иначе, чем они. Никакой внешний враг не способен был сделать столько для раскола Украины, как эти невежественные, бездарные и агрессивные политические деятели. Как было замечено в статье одного из украинских парламентариев: «Украина — полиэтническое государство и от этого факта никуда не деться. Никогда восток Украины не поверит, что воины ОУН-УПА — герои всей нации. Ни при каких условиях русскоязычная часть страны не будет воспринимать Бандеру, Шухевича, Петлюру и Мазепу. Игнорировать это — значит делать все, чтобы разрушить украинскую государственность» («Украинская правда», 12.05.2008 г.). Разрушение украинской государственности, на обломках которой и за счёт ресурсов которой эти деятели и пытались возвести свою этническую державу, по сути, и стало весьма специфическим содержанием второго круга приватизации государства.

Разумеется, что для проведения подобной политики в жизнь стал востребованным и соответствующий государственный режим. В качестве такового в Украине была взята на вооружение редкая в нашем просвещённом ХХI веке разновидность деспотизма — этническая диктатура. Без оной подобную варварскую идеологию воплотить в жизнь оказалось бы попросту невозможно. Мимикрия государства в сторону этнического авторитаризма, разумеется, не осталась незамеченной для экспертного сообщества страны. На опасную тенденцию игнорировать насущные потребности страны в созидании гражданского общества, построении правового государства, проведении неотложных реформ экономического характера на фоне завидного упорства в осуществлении политики этнической нетерпимости, обращается внимание в статье «Парламентская республика или диктатура?». В частности, автор статьи утверждает, что «во всех этих случаях Ющенко власть нужна не для того, чтобы проводить какие-то либеральные реформы, а для того, чтобы заставить украинцев забыть русский язык и совместную с Россией историю. Здесь диктатура действительно необходима» («Украинская правда», 25.04.2008 г.).

Использование авторитарных методов в борьбе с исторической памятью единой в недавнем прошлом титульной супернации, в том числе и с её очевидными культурными достижениями, стало единственной последовательной тенденцией во внутренней и внешней политике державы, начиная с 2005 г. На эту же тенденцию обращал внимание один из патриархов украинской политики, экс-председатель комитета Верховной Рады Украины по вопросам национальной безопасности и обороны Георгий Корнеевич Крючков (1929–2021), который подчеркивал, что «эти процессы особенно усилились, приобрели новое качество после избрания Президентом Украины В. Ющенко. В обществе нарастает тревога в связи с установлением в стране откровенно националистической, тоталитарной диктатуры, угрозой фашизации правящего режима… Для авторитарных режимов, особенно неустойчивых и не пользующихся поддержкой большинства народа, характерно создание образа «внешнего врага», якобы угрожающего независимости государства. Роль такого «врага» украинскими властями отведена России. В стране нагнетается русофобия» («2000». - N 35, 29.08.2008 г.).

Годы пребывания на политическом Олимпе третьего Президента Украины ознаменовались столь небывалой чередой нарушений Конституции, что их количество достигло той критической массы, которая позволила без труда квалифицировать их в качестве узурпации власти. На это обстоятельство обратил внимание другой ветеран украинской политики, один из авторов Конституции Украины, профессор Киево-Могилянской академии Виктор Лаврентьевич Мусияка (1946–2019). В частности, в статье «Власть должна опираться на народ. Но не ногами» опытный правовед заметил: «Любой, даже непосвященный в тонкости конституционно-правового порядка и реального содержания полномочий главы державы, вынужден будет признать наличие признаков узурпации власти в значительном количестве актов и действий президента Виктора Ющенко. Вот лишь некоторые из них: отказ признавать обязательность контрасигнации указов президента; издание десятков указов об освобождении с должностей и о назначении на должности глав администраций, и.о. глав администраций без представления Кабинета министров; неконституционные указы о досрочном прекращении полномочий парламента; паралич его законодательной деятельности; дискредитация судей Конституционного суда Украины и самого Суда с целью не допустить оценки изданных им указов; освобождение генерального прокурора без согласия парламента; освобождение главы СБУ без согласия парламента; переподчинение себе внутренних войск и т. д. и т. п. Во всех этих и немалом числе других актов и действий президента без труда можно найти признаки деяний, которым посвящены, например, статьи 351, 353, 356, 365, 376 Уголовного кодекса Украины» («Зеркало недели». - N 27, 17.07.2010 г.). Когда авторитарные методы самым беззастенчивым способом применяются от имени державы для выкорчевывания из душ людей глубоко укорененной и дорогой для них системы ценностей, то в ответ следует ожидать только взрыв презрения, отчуждения и сопротивления в адрес соответствующего государства. И тогда в подобной стране попросту не отыщется место созиданию, солидарности, справедливости и Праву.

Многие адепты идеологии этнической нетерпимости весьма искренне и, несомненно, свято убеждены в своей правоте. Поэтому закрадывается сомнение: отдают ли они себе отчёт в том, что там, где провоцируется низменная страсть одной части населения страны доминировать над достоинством, свободой и правами другой, причём исключительно по признаку этнического происхождения, рано или поздно возникает раскол, холодная, а нередко и «горячая», гражданская война, а в итоге — распад государства? Осознают ли они, что этнический (языковый, религиозный) вопрос — это бомба замедленного действия, которая может взорваться прямо в руках незадачливых саперов? Перефразируя известную поговорку, хотелось бы заметить, что нельзя бесшабашно закладывать мину под мирное бытие всего народа, не рискуя на ней же и подорваться. Видимо, этими вопросами всё же стали задаваться в некоторых коридорах украинской власти. Во всяком случае, как было замечено в статье «Политика против Истории» одним из украинских парламентариев, «не потому ли украинцы, каждый раз, столетиями, получая независимость и право самостоятельно распоряжаться судьбой своей страны, теряли ее? Не потому ли погибли Центральная Рада, Гетманат и Директория?» («Украинская правда», 12.05.2008 г.). А ведь история уже давно дала на этот вопрос утвердительный ответ. Всё это так, но ведь историю ещё надо учить, знать и понимать. А зачем это делать людям, которые убеждены, что понимание истории запрограммированно самим фактом их этнического происхождения?

Думается, что представителям именно этой когорты деятелей принадлежит пальма первенства в выдвижении колоритной идеи присвоить книге второго Президента Украины наименование «Украина не Россия». Не случайно Л.Д. Кучма, характеризуя одного из своих ближайших помощников по этому проекту, подчеркнул: «Украинец до мозга костей…». Ничуть не сомневаясь в самых добрых намерениях автора этой оценки, должен заметить, что в цивилизованных странах в качестве высшей похвалы прозвучали бы иные слова, как-то: порядочный, интеллигентный, одаренный Божьей милостью человек или профессионал до мозга костей и тому подобное. Ведь значение человека в цивилизованном мире оценивается через его отношение к другому человеку или к созиданию общечеловеческих ценностей, но никак не его соответствием стереотипу этнического поведения. Это, увы, тоже дань местной украинской традиции.

Идейные вдохновители создания упомянутой книги приложили максимум усилий, чтобы с помощью авторитета института президентства доказать, что украинцы по целому ряду этнографических признаков отличаются от русских, но не смогли объяснить, чем же советская Украина в конечном счете отличалась от советской России. Прослеживается подспудное желание любыми путями обосновать выход УССР 1 декабря 1991 г. из состава федеративного государства не политическими мотивами её граждан: жить достойно, в атмосфере политической свободы и обеспечения прав человека, а преимущественно этническими — нежеланием украинцев пребывать совместно с русскими в составе единой державы. Вероятно, для обоснования подобной концепции все средства оказались хороши, в том числе и институт главы державы. Однако упоение процессом поверхностного противопоставления себя бывшим союзникам по титульной супернации затмило в глазах идеологов этой концепции вопросы достоинства, свободы, справедливости, солидарности и прав человека, для обеспечения и защиты которых, собственно, и создается любое независимое государство.

Независимая держава не учреждается с целью возведения в государственный культ особенностей менталитета одного этноса, для того чтобы затем сей феномен навязывать всем остальным в качестве обязательного стандарта, соответствие которому только и позволяет последним считаться сдавшими экзамен на патриотизм и лояльность «главному этносу» страны. А именно этот процесс наблюдается ныне в Украине. Так, в одном из отечественных СМИ отмечалось: «В конце 2004 г. в многонациональной Украине произошла национальная революция. В сознание начинает вбиваться мысль о том, что главное достоинство украинского гражданина — это принадлежность к украинскому этносу, приверженность украинскому языку, обязательная пылкая любовь к творчеству Т. Шевченко. Представители иных этнических групп — это лишь меньшинства» («2000». - N 4, 25.01. 2008 г.). В XXI веке подобный подход в государственном строительстве создает реальную угрозу правовой судьбе всего населения, формируемому им правовому государству, а также ближайшим соседям по континенту. А между тем, традиция невежества вкупе с некоторыми особенностями национального характера образует нередко такую небезопасную «горючую смесь», которая при всяком неосторожном обращении с огнём может привести к чудовищному возгоранию лишенного в этом отношении каких-либо противопожарных средств государственного недостроя. О серьезной опасности подобной практики красноречиво свидетельствует трагический финал царской России и Советского Союза, которые были гораздо более могущественными и устойчивыми, чем наша слабая, хрупкая и молодая многонациональная республика!

У концепции строительства этнического государства в специфических условиях нашей реальности есть ещё одна, притом весьма коварная, сторона вопроса. Мы не должны забывать о повсеместной коррумпированности того квазигосударства, которое обрели за годы его «независимости». Практически все эксперты сошлись во мнении, что коррупция в стране стала сродни национальной катастрофе. Например, по данным международной организации «Transparency International» на 2010 г. Украина по уровню коррупции заняла 134 место среди 178 стран мира, Россия — 154 место. Одно только и остается, что утешать себя крылатым выражением, что «Украина не Россия». Иными словами, суверенитет Украины стал юридическим прикрытием всепоглощающей коррупции, прежде всего в среде титульной нации, которая по степени владения государственным языком оказалась наиболее широко представлена в органах государственной власти. Проблема при этом усложняется жалкими попытками соответствующей партии власти замаскировать свою неспособность справиться с этой бедой, иллюзорными обещаниями обеспечить интеграцию страны в ЕС уже в ближайшие годы.

Сочетание патологических этнических амбиций с патологической неспособностью к государственному управлению этой партии власти позволяет экспертам сравнивать современную Украину с негодными компрадорскими режимами Латинской Америки прошлого. В частности, украинский политолог Кость Бондаренко высказал убежденность, что «под евроинтеграционным камуфляжем Украина осуществляет стремительное движение в направлении Латинской Америки образца середины прошлого столетия. При этом коррупция уже преобразовалась во что-то абсолютно нормальное, привычное, такое, что не вызывает сопротивления у населения». Думается, что сей автор всё же добросовестно заблуждается. Украина вовсе не осуществляет стремительное движение к Латинской Америке, а изначально пребывает на том же уровне культуры, что и последняя. Просто осознание этого прискорбного факта пришло вместе с данными об индексе развития человеческого потенциала и уровне коррупции в Украине среди прочих стран мира. Кстати, на вопрос о том, почему же так печально сложилась судьба Латинской Америки, довольно-таки убедительно ответил перуанский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе Марио Варгас Льоса. Так, в статье «Почему Латинскую Америку преследуют неудачи?» он отметил, что фундаментальным аспектом развития нации является культура. Но, как признает писатель, в Латинской Америке культура — удел незначительного меньшинства. И далее он заключает: «На таком фундаменте нельзя построить подлинную демократию и работающие институты власти, невозможно проводить либеральные реформы, которые способны принести творческой и производительной части населения те результаты, которых они заслуживают».

Истины ради, всё же надо признать, что в Украине в отличие от Латинской Америки нет даже того незначительного меньшинства, которое могло бы похвастаться обладанием культурой в западном смысле этого слова. Таковое по определению было напрочь уничтожено в СССР (включая, разумеется, и УССР) за годы безраздельного господства большевизма. Не следует при этом путать культуру в западном смысле этого понятия с «образованностью» в советском толковании этого термина. Вместе с тем, несмотря на полное отсутствие какой-либо культуры в среде «совокупного чиновника» Украины, авторы вышеупомянутой концепции, как ни в чём не бывало, прилагают титанические усилия по внедрению в жизнь своего более чем безответственного и опасного прожекта строительства этнического государства. Однако, если подобную концепцию довести до логического конца, то нас неминуемо ожидает ускоренная криминализация представителей преимущественно одного этноса, ибо по известному замыслу именно его представители и должны занимать доминирующие позиции в коррумпированной державе. Тем самым нам всем навязывается весьма специфическая модель гигантского разделения труда в стране: все граждане в равной степени обязаны блюсти независимость державы, платить налоги, нести различного рода тяготы и риски совместного бытия, а возглавлять силовые ведомства, возбуждать и прекращать уголовные дела, проводить налоговые проверки и взыскивать штрафы, распределять ресурсы и финансовые потоки, утверждать школьные программы, правила приема в вузы и на государственную службу и многое другое — это должно стать уделом представителей только одного этноса. И таковая упорно навязывается обществу несмотря на то, что государственные должности ныне стали самым эффективным способом фантастического материального обогащения в Украине!!!

В советские времена, помнится, многие судьи годами стояли в резерве, чтобы попасть в ряды коллегий адвокатов. Ныне адвокаты и другие юристы стоят в очереди, прилагают неимоверные усилия, платят немалые деньги, чтобы облачиться в мантию судьи. Необходимо ли объяснять почему? И вот вместо того, чтобы всеми силами бороться с этим ужасающим явлением и, по сути, спасать себя от разлагающего воздействия всепоглощающей коррупции, нам предлагается рецепт этнической приватизации государства. Трудно ли в этом случае догадаться о подлинных мотивах авторов подобной державотворческой доктрины? На смену невежественной массе тех, кто возвысился благодаря своему пролетарскому прошлому, ныне пытаются прийти те, кто решил подзаработать на своём этническом происхождении. Действительно, а чем вторые хуже первых? Да ничем. Проблема лишь в том, что ничем и не лучше: и те и другие в равной степени невежественны. На дворе же при этом уже не XX, а XXI век.

Насколько мне известно, большинство авторов этой умопомрачительной концепции в своё время весьма успешно специализировались в области научного коммунизма, исторического материализма и социалистического реализма. Неужели они решили попробовать свои силы в области антиутопии? Неужели их мучают лавры Джорджа Оруэлла (1903–1950) — автора «1984»? Но, тогда самый раз к месту привести пророческое предупреждение одного украинского политолога о том, что «нужно отказаться от навязывания государственной идеологии национализма обществу, от подчинения этой идеологии всех государственных и общественных институций. В противном случае мы можем оказаться очень далеко от Европы, в тоталитарном обществе, описанном Оруэллом» («2000». - N 52, 28.12.2007 г.). Размышляя об опасных изысканиях украинских философов, историков и литераторов в области государственного строительства, невозможно не задаться элементарным вопросом: насколько эта гипотеза солнечного будущего отвечает нормам здравого смысла и духу западной цивилизации, насколько всё это перспективно для совместного бытия и взаимного доверия полиэтнического населения молодого и формирующегося государства? Давайте зададимся ещё одним вопросом: а насколько такая концепция соответствует Праву, Конституции Украины, элементарным правилам справедливости и в принципе всем тем чаяниям, благодаря которым многие из нас так дружно проголосовали за выход республики из состава СССР. Видимо, именно к этим деятелям апеллировал Е.Т. Гайдар, когда писал, что «историки и литераторы, разжигающие в полиэтнических образованиях радикальный национализм, неприятие живущих рядом народов, напоминающие об исторических обидах, причиненных когда-то соплеменникам, должны понимать, что они прокладывают дорогу этническим чисткам и страданиям миллионов людей». Но, с другой стороны, что требовать от бывших советских философов, историков и литераторов, которые с помощью чёрного национализма пытаются добела отмыться за всю ту ложь, которую они неистово проповедовали в годы своей успешной карьеры в первых рядах идеологического отряда украинского филиала КПСС.

Период доминирования представителей именно этой когорты деятелей в коридорах власти Украины ознаменовался приданием парламентским путём (а не всенародного волеизъявления) символам и языку всего лишь одной ветви нашего народа статуса государственных, общенациональных. Точно так же стиль, способ и содержание своего одиозного мышления они всеми силами и средствами пытаются возвести в ранг общегосударственной внутренней и внешней политики державы. Социальная психология членов этой партии весьма проста: преломление всех проблем государственного строительства, вопросов становления гражданского общества, защиты прав человека, национальных интересов и национальной безопасности через специфическую призму своего отношения к другим этносам внутри страны и другим нациям вовне. Но ведь уже по результату сложившегося порядка вещей в Украине можно вполне объективно судить о качестве этой призмы: она ужасающе убога. Чтобы окончательно не ослепнуть, необходимо как можно быстрее менять эту мутную призму на соответствующее духу времени прозрачное и чистое стекло, которое позволит народу адекватно воспринимать и оценивать окружающий мир, а самое главное — себя.

Надо думать, что в обмен на поддержку со стороны своего редеющего от интенсивной трудовой эмиграции электората, партия этнической нетерпимости время от времени подбрасывает тому или иному главе державы весьма опасный курс внутренней и внешней политики Украины. Складывается впечатление, что представители этой партии в угоду своей отвлеченной идее готовы принести в жертву вполне реальные жизнь, здоровье и будущее всей нации. Иными словами, в качестве консолидирующего фактора они предлагают не созидательную деятельность во благо физического, духовного и психологического процветания народа, не позитивные правовые, конституционные ценности, а лишь негативные этнические оценки. Этническое противостояние, подчинение и доминирование — подлинная структура их чувств, мышления и мировоззрения. Именно поэтому этническая неприязнь стала визитной карточкой этих послов недоброй воли.

Агрессивная политика навязывания посредством административного ресурса всему населению страны своего взгляда на вопросы дальнейшего развития страны являет собой пример откровенной его приватизации соответствующей партией власти. Её представители действуют настойчиво и неразборчиво в средствах. Наиболее характерный образчик их политического почерка представлен в одной из аналитических записок, которая с грифом: «24.04.03. Президенту Украины Л.Д. Кучме. Лично, конфиденциально» легла на стол главы государства. В этом примечательном документе, который приводит автор книги «После майдана», говорится, что «Россия сама дает в руки украинского руководства средства для консолидации украинской нации. Лучше всего объединяет образ общего врага. Когда врага нет, его выдумывают. Образ России-врага выдумывать не надо. Россия сама его из себя создала и постоянно демонстрирует. Таким образом, надо просто аккуратно информировать украинское население о том, что и как пишет и вещает об Украине Россия. Надо подчеркивать, что нынешние российские СМИ пребывают под повседневным кремлевским надзором и если антиукраинство не пресекается, то это значит, что оно поощряется Кремлем. Пусть, таким образом, российское антиукраинство вносит свой вклад в создание новой украинской нации. Это был бы поистине государственный подход». Заметим, что весь «государственный подход» в исполнении идеологов этой партии исчерпывается весьма примитивным противопоставлением украинцев русским, Украины — России, а если продолжить эту логику, то Запада — Востоку, геополитической стратегии НАТО — национальной безопасности тех, кто ещё вчера входил с нами в состав единого народа.

Вероятно, повторюсь, но ещё раз подчеркну, что только культурной, интеллектуальной и профессиональной неспособностью выработать стратегию развития народа объясняется негодная попытка партии этнической нетерпимости подменить гражданскую идентификацию — средневековой, этнической. В этом случае, однако, не замедлит и возрождение иных средневековых институтов, как-то «охота на ведьм, святая инквизиция, удельные княжества и крепостные стены», но уже между разными этносами, языковыми группами, религиозными общинами, коренными народами и целыми регионами внутри одной державы.

О том, что значительная часть этнических русских проживает в Украине в качестве её полноправных граждан и что более 60 % бюджета державы формируется за счёт поступлений как раз из регионов их традиционного обитания, горе-стратеги соответствующей партии, разумеется, в расчёт не берут. В равной степени, как и то, что юридическим выражением народа — основного и неизменного объекта их патологической неприязни — выступает могучее соседнее государство, от отношений с которым ныне в немалой степени зависит экономическое благополучие тех самых этнических украинцев, о которых они так пекутся на словах. Можно ли именовать подобный взгляд на положение вещей в стране и в мире государственным мышлением? Думается, что подобные утверждения выглядели бы, по меньшей мере, насмешкой над лучшими государственными умами прошлого.

В итоге вся убойная сила этой партии власти была нацелена на одну мишень — Россию, а попала в другую — экономическое, политическое и духовное достояние нашего народа. Вместо великой культуры, великой истории и великого будущего всем гражданам предложили психологические, этнографические и языковые особенности одной из этнических линий весьма многообразного населения Украины. А поскольку особенностью именно этой части наших сограждан была исконная ненависть ко всему русскому, то именно их, носителей этих чувств, и объявили гарантами государственной независимости от России. Подобное обстоятельство не ускользнуло от внимания отечественных экспертов. В частности, в одной из публикаций под красноречивым названием «Мы, малороссы» утверждалось, что «сегодня власть в стране захватили галичане, силовыми методами и посредством манипулирования сознанием навязывающие свои представления подавляющему большинству народа» (газета «2000». - N 40, 6.10.2006 г.). Заметим: противопоставление граждан страны друг другу по этническо-региональному признаку — естественная реакция на одиозную политику соответствующей партии власти. Но мы ведь не малороссы и не галичане, а граждане одной державы, носители тех общечеловеческих ценностей, которые нам гарантирует Международный билль о правах, вся западная цивилизация, Конституция Украины, наконец. Однако семена раздора уже брошены в почву национального сознания. И сейчас мы лишь пожинаем их горькие всходы. Как искренне посетовал по этому поводу второй Президент Украины, «если бы весь бюджет страны был отдан Западной Украине, то она все равно голосовала бы за Ющенко, а не за Януковича. Психология, религия… Менталитет…». С этим суждением не поспоришь. Его можно лишь уточнить: раздробленная психология, расколотая религия и искореженный менталитет.

Таким образом, вместо европейской, политической, конституционно-правовой идентификации народу была навязана местечковая, языково-этнографическая. Один мой добрый знакомый — ярый адепт подобной политики — на вопрос о соответствии таковой общепризнанным принципам и нормам международного права ответил, что он признает распространение правовых ценностей на все области жизни, кроме одной — вопроса о статусе украинского языка. И далее очень откровенно пояснил свою позицию: наши права (то есть украиноязычных украинцев) попирали столько лет, а теперь, когда мы пришли к власти, вы заговорили о правах человека; не будет вам никаких прав. Вот так вот запросто, на эмоциональной волне и выносится вердикт уникальному культурному наследию части некогда великого народа, создателю великой державы. А ведь на последнее обстоятельство с горечью обращал внимание ещё гетман П.П. Скоропадский. В частности, он писал, что «великороссы и наши украинцы создали общими усилиями русскую науку, русскую литературу, музыку и художество, и отказываться от этого своего высокого и хорошего для того, чтобы взять то убожество, которое нам, украинцам, так наивно любезно предлагают галичане, просто смешно и немыслимо». Но то, что казалось смешным ещё в те годы, как это ни парадоксально, стало объективной реальностью спустя без малого сто лет.

Потому-то самой прискорбной и катастрофической приметой нашего повседневного бытия стало агрессивное изгнание из гуманитарного пространства страны всего того культурного наследия, которое питало умы и души лучших представителей народов Российской империи и Советского Союза. Того наследия, которое воплотилось в великих именах М.В. Ломоносова, Г.Р. Державина, Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, А.С. Грибоедова, А.А. Фета, П.Я. Чаадаева, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.И Герцена, В.О. Ключевского, И.С. Тургенева, Н.А. Некрасова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Н.В. Гоголя, А.П. Чехова, В.Г. Короленко, Ф.И. Тютчева, С.А. Есенина, Н.А Бердяева, С.М. Соловьева, В.С. Соловьева, Б.Н. Чичерина, А.Ф. Кони, И.А. Бунина, В.В. Набокова, И.А. Ильина, А.А. Блока, Л.Н. Гумилева, Д.С. Лихачева, О.Э. Мандельштама, Б.Л. Пастернака, А.А. Ахматовой, М.И. Цветаевой, М.А. Булгакова, И.А. Бродского, Б.Ш. Окуджавы и многих, многих других великих российских поэтов, писателей, историков, философов и правоведов. А ведь с этими именами из нашей исторической памяти пытаются выдернуть моральный, психологический и культурный стержень, который составляет душу каждого народа. По сути, речь идёт о грубом посягательстве на культуру и духовный мир народа Украины! И это при всём том, что именно эта культура на протяжении всей истории играла роль единственного бастиона, который ограждал наши умы и души от разлагающего воздействия традиции невежества. Выступая на юбилейном вечере, посвященном своему 60-летию, И.Г. Эренбург сказал, что «как каждый писатель, я знавал минуты растерянности, сомнений, молчания. Меня поддерживала русская литература, наши великие и глубоко человечные предшественники. Можно писать хуже, чем они, — таланты не распределяются ни в каком распределителе, — можно писать хуже, чем они, но нельзя думать, чувствовать, терзаться, радоваться хуже, чем они». Те же слова могли смело повторить многие жертвы большевистской лагерной империи, многие из которых выжили в нечеловеческих условиях советского Дантова ада лишь потому, что вспоминали, цитировали, обсуждали шедевры русской литературы. Но именно эта литература не дает покоя некоторым представителям украинским пишущей братии, которые при содействии одной из партий власти объявили тотальную войну произведениям гениальных русских писателей и поэтов.

Не всякий рискнет поднять руку на такое! И какова же должна быть концентрация невежества в умах и душах тех, кто всё же рискнул сие сделать? Яркий пример последнего привел в личной переписке со мной В.А. Коротич, который вспоминал стереотипы поведения, укоренившиеся в среде украинских «писателей» времен СССР. В частности, он вспоминал: «Провинциальность была удушающей — я Вам говорил, что у меня было всего 20 подписчиков-писателей на журнал иностранной литературы «Всесвит», который я редактировал. Это при том, что общий тираж был за 50 тысяч — ну неинтересно было им. Помню, как на партсобрании поэт-старый большевик Семен Гордеев выступил с протестом против того, что я трачу бумагу на публикации какого-то «Камо», а на настоящих писателей Украины недостает бумаги на издание их книг. Оказалось, что речь шла о нобелевском лауреате французе Альбере Камю…». Нужны ли здесь какие-либо комментарии? Не убедительное ли это свидетельство тому, сколь глубоки в этой среде корни пресловутой традиции невежества, от которой никакое территориальное расположение в центре Европы само по себе не спасёт и не гарантирует? И какое же будущее можно построить на руинах великой культуры, на ментальной почве, из которой насильно выкорчевываются корни нравственности и духовности? Как справедливо посетовал по сему поводу академик П.П. Толочко: «На мой взгляд, одним из самых жутких — не побоюсь этого слова — изобретений в истории современной Украины стало изучение русской культуры и языка в разделе «иностранная литература». Ведь это просто кощунственно и оскорбительно даже по отношению к нашим предкам. Как же тогда быть с Короленко, Гоголем, тем же Шевченко, который писал свои повести и — что важнее — «Захалявные книжечки», на русском языке. А книжечки эти он писал лично для себя, для души, и русский язык для него был не менее родной, чем украинский. Итак, мы совершенно неподобающим образом относимся к нашей исторической памяти».

По сути, назойливый и тупой процесс административного насилия над инакомыслящими гражданами Украины окончательно разрушают их психику. А ведь эти люди и так порядком настрадались в годы тоталитаризма, бесчисленных войн, «горячих» и холодных, гражданских и межгосударственных, со своими и чужими народами, идеологических и психологических и так далее. Но это ничуть не волнует многочисленных членов партии этнической нетерпимости Украины, ибо война всех против всех — это наиболее оптимальное проявление их менталитета, стереотипа поведения, политического стиля, образа мышления. Без гражданской войны, холодной или «горячей», они никто. Ибо, как свидетельствует история — кусать, оскорблять, унижать, а при случае и убивать других — это их подлинный образ жизни, наиболее оптимальная среда обитания, способ исторического выживания. В этом вопросе они непревзойденные мастера. По сути, именно они развязали в стране подлинную холодную гражданскую войну. Благодаря их усилиям, Украина всё более и более стала напоминать боевой стан. Посему вовсе не случайно один украинский публицист в статье под весьма красноречивым названием — «Война всех против всех» утверждает, что «уже который год в Украине продолжается Bellum omnium contra omnes — война всех против всех. На отечественных просторах безраздельно царствует бог Марс. Наша страна оказалась втянута сразу в три войны: нескончаемые бои в украинском политикуме, культурное противостояние Востока и Запада, конфронтация с Россией» («Украинская правда», 19.06.2008 г.).

Какая ещё партия в мире может похвастаться способностью развязать и вести войну сразу на три фронта? При этом нещадно раскалывать, раскрадывать, лихорадить и дискредитировать собственную страну? Только та, которая больше ничего не умеет делать, для которой сам процесс войны — это уже победа. Война всех против всех, в действительности, и есть сокрушительная победа членов партии этнической нетерпимости над подавляющим большинством остального населения страны. Война нужна им ещё и потому, что без неё и без именно таких приемов её ведения невозможно осуществить свою ментальную самоидентификацию. Только в такой войне как ни в какой иной способны сохраниться, укрепиться и приобрести доминирующие позиции в стране особенности именно их национального характера, точный портрет которого дал весьма популярный украинский журналист в своей статье «Окопная правда»: «Все друг друга боятся и все друг от друга зависят. Все друг друга ненавидят, но каждый готов пойти на союз с любым, дабы вместе сражаться со всяким» («Зеркало недели». - N 23, 21.06.2008 г.).

В подобных особенностях менталитета, как мне представляется, и кроется ответ на вопрос о причинах столь плачевной судьбы его носителей и всех тех, кто вынужден был в силу исторических причин с ними соприкасаться. Иными словами, война всех против всех обусловлена исторически сложившимся стереотипом поведения населения этой территории. Особенно эта форма выяснения взаимоотношений становится актуальной во время борьбы за власть. Неслучайно, одну из своих публикаций академик М.В. Попович озаглавил: «Выборы в Украине — маленькая гражданская война» («forUm», 15.02.2010 г.). Лично зная автора этих строк, отдаю себе отчёт, сколь нелегко ему дался сей вердикт особенностям украинской ментальности. Но, увы, упомянутый вывод полностью соответствует укоренившимся в стране реалиям.

Чем же в итоге может закончиться подобный безумный процесс этнического самоутверждения за счёт национальных интересов всего народа? Думается, сокрушительным упадком всего и вся, и, прежде всего, нравов. А упадок нравов, по утверждению древних, это верная предтеча гибели державы. Неслучайно Олесь Бузина в одном из своих интервью заметил, что «украинизация уже сама по себе может развалить Украину. Те, кто умные, разбегутся по соседним странам, а оставшиеся съедят сами себя. Если в схроне оставить двух националистов, то один сначала по идейным мотивам убьет другого, а потом застрелится сам». Опасность подобного исхода события при этом значительно усиливается с появлением, так называемого, третьего круга приватизации государства.

Третий круг, получивший в этой работе условное наименование финансово-промышленного, ознаменовался политическим доминированием на всем постсоветском пространстве партии власти, которая приобрела своё состояние (финансовые корпорации, промышленные монополии и банки) путём откровенного присвоения общенародной собственности. При этом если на пути к заветной цели становилась жизнь людей, это никого не останавливало. Предопределенность именно такого способа приобретения собственности продиктована специфической историей Российской (большевистской) империи.

Таким образом, публичная власть стала основным инструментом присвоения узким кругом лиц национального богатства, которое ранее под названием общенародной собственности по праву принадлежало всему населению СССР. Эта собственность должна была стать основой достойной жизни и развития всех граждан постсоветских республик, а стала источником несметного обогащения узкого круга государственных чиновников, независимых от своего народа. Так, А.Н. Илларионов отмечал, что «был осуществлен переход к рыночной экономике, остающейся тем не менее сильно монополизированной с массированным вмешательством в нее со стороны властей и бандитов при энергичном размывании граней между одними и другими». Тем самым, государство выступило в роли активного соучастника ограбления своих граждан, которое протекало под благовидным названием «приватизация», но, в действительности, явившейся откровенной экспроприацией, конфискацией общенародной собственности, то есть национального богатства всех жителей страны. По отношению к Украине эта тема более подробно была рассмотрена в моей статье «Приватизация или конфискация?» («Украинская правда», 05.01.2012 г.). В этом процессе и заключается основная специфика третьего круга приватизации государства. По отношению же к современной России очень точно выразился один из клиентов замученного до смерти в Бутырской тюрьме (следственном изоляторе N 2 г. Москвы) адвоката Сергея Леонидовича Магнитского (1972–2009) гражданин Великобритании Уильям Браудер: «В России нет государства. Это территория, оккупированная горсткой преступников. В России живет 141 миллион нормальных, работящих, щедрых, умных, порядочных людей. И миллион преступников, которые все разрушают. А государства никакого нет».

Как писал об этом смутном периоде истории бывшего СССР лауреат Нобелевской премии по экономике Милтон Фридман: «Вскоре после падения Берлинской стены и распада Советского Союза меня часто спрашивали: что надо сделать бывшим коммунистическим странам, чтобы иметь рыночную экономику? И я отвечал: вы можете описать это в трех словах — приватизация, приватизация и еще раз приватизация. Но я оказался не прав. Пример России свидетельствует об этом. Россия провела приватизацию, но так, что были созданы, по сути, частные монополии, частные системы централизованного планирования, которые заменили централизованное планирование государства. И оказалось, что верховенство закона, наверное, более фундаментальная ценность, чем приватизация. Приватизация бессмысленна, если у вас нет власти закона». На территории СССР, как уже упоминалось выше, все даже зачаточные признаки Права были истреблены на корню вместе со всеми его носителями. Поэтому не приходится удивляться тому, что бывший советский народ не смог защитить свою собственность на территории распавшейся империи, обрекая тем самым себя на дальнейшую экономическую нищету, культурную деградацию и социальное прозябание. Об этом очень откровенно сказал доктор экономических наук, экс-мэр Москвы Г.Х. Попов: «Уничтожение интеллектуального класса России. Ликвидация как класса ее фундамента — крестьянства. Целые поколения, посвятившие себя деятельности по разработке оружия уничтожения людей и созданных ими материальных ценностей. Все это не могло не развратить и разложить народные массы, превратить их в стадо, питомник гениев коррупции, олигархов, фашиствующих патриотов, террористов всех разливов, раболепствующих депутатов и холуйствующих бюрократов, узколобых национальных лидеров. Стадо совков, озлобленных своей неготовностью строить новое общество, приватизирующих то, что дала советская власть, способных только на вывоз за рубеж нефти и газа, на торговлю на сколковских аукционах умами нации».

Объективную оценку природе так называемой «приватизации» общенародной собственности на территории Украины дал хорошо знакомый с этим периодом политической истории страны глава администрации второго Президента Украины Д.В. Табачник. В частности, он заметил, что «как и во всех постсоветских странах, украинский бизнес сформировался в результате как минимум бесконтрольной, а фактически грабительской приватизации госсобственности… Такие варианты почти мгновенного обогащения, которые открывались перед «новыми» постсоветскими бизнесменами, мир не знал со времен испанских конкистадоров в Южной Америке, работорговцев Гвинейского залива, пиратов Карибского моря и золотоискателей Аляски» («2000». - N 42, 17.10.2008 г.). Ограбление населения Украины по определению предполагала соответствующую психологию, методы и средства достижения своих целей. Задача политической защиты приобретенной государственной собственности и объединила новоявленных украинских бизнесменов в единую и довольно-таки монолитную партию власти.

Мотивация, стереотипы поведения, уровень культуры и интеллекта членов этой немногочисленной, но сплоченной когорты деятелей отличаются крайней формой эгоизма, жестокости и равнодушия к судьбам других людей и страны происхождения своего капитала. И поскольку в Украине начисто отсутствует верховенство Права, то защита приобретенной таким способом частной собственности стала делом рук её ловких и пронырливых владельцев. Ничего так не единит людей, как защита своего имущества. Единственным эффективным путем защиты своего материального богатства для этих субъектов осталось овладение и удержание рычагов государственного управления страной. Эти обстоятельства стали железобетонной основой для формирования правящего класса молодой державы. В одном из самых осведомленных в вопросах «кто есть кто» в Украине печатном издании отмечалось, что «власть в стране принадлежит бизнесменам, создавшим свое состояние в период дикого первичного накопления капитала…

Не потому, что они не хотят, они не могут думать о стране. Ибо, если бы они о ней думали, они никогда бы не создали свои капиталы в то время теми способами и в таких объемах» («Зеркало недели». - N 21, 2.06.2007 г.). Приведенное заключение, безусловно, отражает то удручающее положение вещей, которое воцарилось с момента дебюта этой когорты деятелей на политической сцене Украины. Подобный ход событий — обратная сторона медали, которой одарила всё население молодой державы партия этнической нетерпимости. Будучи постоянно увлеченной гуманитарной миссией насильственной украинизации русскоязычной части страны, она, бесспорно, упустила из виду процесс приватизации экономики, политики, системы правосудия, институтов гражданского общества, всего государства, наконец. Последнее стало уделом другой партии власти — партии экономической экспансии. И если лидеры первой, на мой взгляд, оказались полными банкротами во всех своих устремлениях, то лидеры второй, наоборот, стали наиболее состоятельными людьми на Европейском континенте. Отмечая, что разгул этнической нетерпимости пришелся на начало 90-х, О.А. Бузина писал: «Тогда же уничтожили научные институты, имевшие передовые технические разработки. На протяжении 90-х добивали все уцелевшее, радостно размахивая желто-синими флагами. Блестящий пример — Львовский телевизорный завод. «Совіцькі окупанти» его построили, галицкие «визволителі» довели до ручки. А ведь можно было пустить иностранных инвесторов, выпускать телевизоры и не искать счастья по заграницам! В эти же годы началось насаждение пещерного национализма в идеологии. Нарушались права русскоязычных, создавался миф о пятой колонне. Власть сознательно разжигала межнациональное противостояние, чтобы удобнее делить фонды, отвлекая народ на вымышленные проблемы» («Сегодня». - N 241, 1.11.2009 г.).

За что боролись, на то в итоге и напоролись: по данным автора статьи «Олигархи захватили власть в украинской политике», поскольку состояние 50 богатейших россиян составляет лишь 35 % от ВВП России, в то время как состояние 50 богатейших жителей Украины ни много ни мало как достигает 85 % от её ВВП. Практически подавляющее большинство последних — выходцы из русскоязычных регионов Украины. И это при всём, что, как отмечается, население Украины составляет лишь треть населения России, а Украина не обладает такими стратегически важными природными богатствами, как нефть, газ, алмазы и золото, которыми изобилует Россия («Украинская правда», 9.07.2008 г.). Любой непредубежденный читатель согласится, что на фоне приведенных данных есть все основания утверждать о несомненной приватизации государства в Украине, причём в гораздо большей степени, чем в России. Вот уж воистину «Украина — не Россия». Только является ли данное утверждение таким уж бесспорным основанием для этнической гордости некоторых завзятых украинских ура-патриотов, особенно, на фоне ярко выраженных обнищания и деградации всего населения страны? Конечно, 50 человек — это ничтожное меньшинство обитателей Украины. При этом неважно, кто именно удостоился чести попасть в узкий сонм тех, кто символизирует в Украине богатство и могущество. Важно иное — символизирующая нищету и несчастье наших соотечественников убогость нравов этих новоявленных собственников державы.

По сути, мы имеем дело с феноменом, когда ныне в тогу государственных мужей стали рядиться представители преступных группировок, лидеры теневого бизнеса и потворствовавшие тем и другим в их криминальной деятельности представители силовых ведомств бывшего советского государства. Многие государственные деятели Запада со временем стали обращать внимание на то, что в некоторых странах бывшего СССР зачастую невозможно провести пограничную черту между организованной преступностью и государством. Как заметил по сему поводу академик А.Н. Яковлев: «Когда собственность ничья, а те, кто распоряжается ею, практически бесконтрольны, рождается уникальная, преступная структура, в которой мафия сращивается с государством. Точнее, само государство, чем дальше, тем больше превращается в мафию — и по методам деятельности, и по отношению к человеку, народу в целом. И даже по своей психологии». Полагаю, что Украина один из ярких примеров оного в силу уже только одного обстоятельства — полного отсутствия на территории республики каких-либо государственных традиций, государственного мышления и просто совести. Проблема усугубляется при этом безраздельным господством традиции невежества, характерной и отличительной чертой которой всегда была бесчеловечность, равнодушие к судьбам друг друга, алчность и этническая рознь. В своём неразрывном сочетании эти качества населения отдают государство на откуп наиболее безжалостным, целеустремленным, сплоченным и прагматичным индивидам. Подобное положение вещей провоцирует украинских публицистов, политологов и аналитиков на весьма нелицеприятные оценки образовавшегося квазигосударства. В частности, плачевной судьбе последнего была посвящена статья «Олигархоленд по имени Украина» («Украинская правда», 6.01.2009 г.).

Если вернуться к главным героям третьего круга приватизации государства, то призыв именно этой когорты деятелей во власть, на наш взгляд, был порождён остро негативной реакцией русскоязычной части населения страны на заметную политическую, культурную, языковую и психологическую экспансию украиноязычной партии этнической нетерпимости. Их политическому успеху способствовало то, что они сыграли роль психологического бастиона, оборонительного вала от напугавшей русскоязычных граждан Украины волны агрессивного украинского этнического экстремизма. Образно говоря, один малопривлекательный экономический волнорез, остановил другую, при этом весьма отвратительную, идеологическую волну. Этому, третьему кругу приватизации государства, боюсь, суждена долгая жизнь, во всяком случае, он завершится не ранее, чем сойдёт с политической арены породившая его партия этнической нетерпимости. Последняя же будет паразитировать на общественном теле страны до тех пор, пока видимым воплощением «крупного национального капитала» будут представители иных, ненавистных её электорату этносов и коренных народов Украины.

О высокой степени вероятности подобного исхода событий обращает внимание автор статьи «Великая депрессия: украинский сиквел». В ней легко угадывается идеологическая мотивация украинской партии этнической нетерпимости: «потому что все национальные богатства захватили ахметовы, пинчуки, коломойские и прочие рабиновичи, наживающиеся на украинских бедах. Потому что рабочие места Богдана и Оксаны заняты смуглолицыми и узкоглазыми мигрантами, готовыми трудиться за копейки. Это земля наших предков! Чужаки, убирайтесь вон!» («Украинская правда», 24.10.2008 г.). Конечно, подобная перспектива далеко не радует кандидатов в «чужаки». Посему наиболее ловкие и богатые из них, наряду с обретением второго гражданства, а также приобретением дорогих домов и вилл на территории западных стран, не находят ничего лучшего как финансировать некоторые радикальные националистические движения, в тщетной надежде подобным нехитрым способом удержать под «контролем» действия наиболее экстремистских организаций. Видимо, в глубине души они таят надежду, что их лично предупредят о грядущих погромах, дабы они могли успеть взмыть ввысь на своих частных самолетах, пока будут выпускать пар националистической ненависти на бедных представителях этносов и коренных народов, в числе богатых представителей которых они эту ненависть спровоцировали.

Иными словами, между двумя партиями власти просматривается некая форма сотрудничества и даже взаимной заинтересованности в сохранении друг друга в политической жизни страны. В первую очередь, этот интерес заключается в том, что сам факт пребывания этих партий в большой политике заставляет соответствующий электорат, руководствуясь этническими чувствами, с ещё большей энергией поддерживать именно «свою» партию власти, обеспечивая тем самым паразитическое существование каждой из них на политическом Олимпе страны. По сути, объединив усилия и разделив сферы влияния, эти две партии власти вполне могут контролировать всю Украину, что и имеет место на самом деле. Ничто так не способствует процветанию политических паразитов, как ненависть простого люда друг к другу. При этом некоторые даже на смертном одре, уже испуская последний дух, всё равно будут выкрикивать слова ненависти к представителям иного этноса. Эта психологическая болезнь особенно глубоко поразила членов партии этнической нетерпимости. Одним из следствий пребывания последней у кормила власти является то, что представители «крупного национального капитала», подталкиваемые страхом перед её специфическим электоратом, вынуждены финансировать отдельные проекты её лидеров для того, чтобы последние держали под контролем отличающихся повышенной агрессивностью членов своей партии. На опасность подобной довольно-таки близорукой политики было недвусмысленно обращено внимание в статье «Провокации от политтехнологов». Автор публикации вполне резонно обращает внимание подобных хитроумных, но недалеких спонсоров на то, что «ведь не случайно же ультранационалистические молодчики, шагавшие 18 октября (2008 г. — А.М.) по улицам Киева, указали и на «виновников» всех бед, заявив, что их цель, в частности, в том, чтобы «устранить из нашей жизни неукраинских олигархов всех цветов (Ахметовых, Аваковых, Фельдманов, Рабиновичей и т. д.)». Это, кстати, на заметку тем, кто активно спонсирует… украинских националистов разных мастей -после прихода к власти Гитлер тоже не церемонился со своими бывшими спонсорами» («2000, - N 43, 24.10.2008 г.). Но большие деньги и порядочность в Украине, чаще всего, две абсолютно взаимоисключающие вещи.

Очевидно, что подобный политический мезальянс теряет всяческий смысл без такого важнейшего и, как оказывается, особо ценного «политического товара», как этническая ненависть. Таким образом, контроль над этнически озабоченным электоратом становится очень доходным политическим бизнесом. При этом полностью игнорируется то обстоятельство, что, когда соответствующие чувства становятся разменной монетой в «большой» политической игре, последняя весьма неожиданно может завершиться «маленькой» гражданской войной. Шовинизм, национализм, расизм, как правило, расцветают махровым цветом в тех многонациональных государствах, в которых высшие эшелоны власти оказываются неспособными вырабатывать стратегию развития всего народа, когда они увлечены переделом собственности, власти и сфер политического влияния. Шовинизм в нравах людей, как правило, обратная сторона коррумпированности его власть предержащих. Неуемная этническая рознь в душах первых в сочетании с неуемной алчностью в нравах последних — одна из самых закоренелых болезней Украины.

Должность государственного служащего высокого ранга не может быть синекурой, доходным местом, источником приобретения сотен тысяч и даже миллионов долларов США, ускоренными темпами накапливаемых на зарубежных счетах, о чём, несомненно, знают некоторые политики и все спецслужбы иностранных государств. В своё время китайский философ Сунь Ятсен (1866–1925), обобщая печальный опыт малоразвитых держав, предупреждал: «Если же нет ни моральных качеств, ни таланта, ни способностей, чтобы быть членом парламента или чиновником, а есть только деньги, результаты деятельности человека можно предсказать заранее». В Украине результаты деятельности людей подобного пошиба налицо. По сути, республика выродилась в закрытый клуб совладельцев бывшей общенародной собственности. В связи с этим держава была приспособлена лишь для их защиты от разорённого ими населения, с одной стороны, и от способных их разорить более мощных конкурентов из сопредельных стран, с другой. И более никаких функций этому государственному образованию не отводится. О каком служении нации, потомкам может в этом случае идти речь? О каких национальных интересах и национальной безопасности могут такие люди думать?

Ключевский как-то заметил, что неудачное самодержавие перестает быть законным. Здесь со знаменитым историком можно поспорить: а бывает ли самодержавие удачным? Но сложившееся у нас коррумпированное государственно-подобное образование, приватизируемое по очереди указанными партиями власти, бесспорно, является неудачным. Люди, которым улыбнулась удача стать у кормила власти исключительно благодаря отечественным способам и методам приватизации общенародной собственности, не могут относиться к государству иначе, как к очередному объекту захвата и поглощения, а к бывшему собственнику — народу — как к безликой, безмолвной и бездумной массе индивидов. Ведь те, кого так запросто и безнаказанно лишают собственности, как правило, не заслуживают ни внимания, ни уважения. А это, по всей видимости, провоцирует новую волну этнической нетерпимости в гуще униженного и оскорблённого населения полиэтнического государства, потому как сводить друг с другом давние исторические счёты гораздо проще, чем выяснять современные экономические отношения с теми, кто окружен плотной стеной вооруженных телохранителей