Кто обидел? Что хочу сделать?
— Пусти меня. — Я пытаюсь разжать его руки, но это явно не в моей весовой категории. — Я хочу уйти.
— Уйдёшь, — серьёзно кивает Марат. — Обещаю. Но после того как всё расскажешь. — И в ответ на мой скептический взгляд: — Я тебя когда-нибудь обманывал?
Как будто были поводы.
— С чего я должна открывать тебе душу? — спрашиваю кривясь.
И давлю в себе желание прижаться к широкой груди. Хватит, наприжималась уже.
— Считай, что я ненавижу больших дядей, которые обижают маленьких девочек. — И что-то в его лице подтверждает, что и здесь Мар не врёт. — Обидел ведь дядя?
Тварь. Злобная и хищная. Две.
— Неважно. — Ещё одна попытка встать. — Пусти, мне завтра с утра на работу.
— Считай, что я тебя отпросил. И, знаешь, чем дольше ты упрямишься, тем больше мне хочется отнести тебя в спальню и отшлёпать. Как маленькую.
Орган подо мной заинтересованно дёргается, отчего мне становится влажно и горячо. Зар-раза!
— А потом вспомнить, что я большая? — усмехаюсь.
— То есть уговаривать мне тебя до утра? — Мар бросает взгляд в окно. — Хотя уже, скорее, до вечера. Стервочка, в чём проблема? Не с тобой, — хмыкает он в ответ на мой взгляд, — со мной. Я тебя не обманывал, не насиловал, не принуждал увольнением и, вообще, вёл себя как джентльмен.
— Это когда достал вибратор? — фыркаю не сдержавшись.
Джентльмен нашёлся, тоже мне.
— В том числе, — подхватив тон, он легко щёлкает меня по носу. Отстранившись, я морщусь. — Давай откровенность за откровенность — я рассказываю, почему ты можешь мне довериться, а ты историю своей явно нелёгкой жизни. Идёт?
Довериться? Подняв бровь, смотря на него с откровенным сомнением. В основном в умственных способностях Мара. Потому что доверять ему я не планирую, не планировала и не собираюсь планировать. Но не вовремя просыпается любопытство, плюсуясь ко всему остальному, что умоляет дать шанс этому конкретному жениху.
— Что мешает мне соврать? — наклоняю голову, прикусив нижнюю губу.
— Я проверю, — пожимает Мар плечами. В общем-то, логично и стоило ожидать. — И накажу.
— В бдсм не наигрался? — реагирую на обещание.
Причём реально обещание, которое отзывается в его глазах знакомым пожаром, и мне становится всё более неудобно сидеть. Потому что я уже не уверена, что наказание мне не понравится.
— И так? — Он игнорирует мой вопрос. — Согласна?
А чем я, собственно, рискую? Тем, что все в зале узнают? Так, многие и так догадываются, да и вряд ли Марат побежит рассказывать всем мои проблемы направо и налево. А вот если он и правда поможет мне их решить…
Застарелый ужас сковывает по рукам и ногам. Во рту появляется металлический привкус, и я слизываю с губы каплю крови. Довериться ему? Слишком громкое слово. Но если просто поделиться…
— Саш, — я перевожу на него взгляд, — я никому не расскажу. И обещаю помочь.
И столько искренности в его глазах, что я…
Дура. Идиотка. Больная на голову.
— Хорошо, — решаюсь, обняв себя руками и глядя поверх на первые два кубика пресса. — Я… у меня была нормальная жизнь. Как у всех, — криво улыбаюсь вспоминая. — Пока не умерла мама и папа не взял в жёны мерзавку на пять лет меня старше. Она…
Я жду, что он перебьёт. Собьёт меня с мысли, но Мар молчит. Как будто знает, что я ищу повод замолчать.
— В один далеко не прекрасный год отец вдруг поднялся. Не знаю от чего, то ли акции, которые он покупал в огромных количествах, вдруг выстрелили, то ли какой-то завод ему достался по дешёвке… в общем, мы переехали. Сначала в новостройку, потом в коттедж, но Алке… ей всего было мало. Хотя к тому моменту я почти не виделась ни с ней, ни с отцом. Жила сама по себе, приходила когда хотела — идеальная жизнь.
Ладони на моей талии смыкаются крепче, притягивают к себе. И, застряв в видениях прошлого, я не замечаю, как устраиваюсь на его плече. Удобно и слишком доверчиво, чувствуя лёгкие поглаживания по спине.
— Я думала, всех всё устраивает. Отец работал, она… её интересовали только шмотки и салоны красоты, а я училась и почти не бывала дома. Мне все однокурсники завидовали — родители ни в деньгах не ограничивают, не названивают где я и с кем.
— Идеальная жизнь, — негромко подтверждает Мар, поставив подбородок мне на макушку.
— Идеальная, — отзываюсь эхом. — Закончилась только быстро. Меня вызвали в деканат и сообщили, что отчисляют из-за неуплаты. Я не поверила сначала, вернулась домой, а там… она. С каким-то хмырём лет на двадцать меня старше. Аркадий Иванович, так мне представили кошелька, который… который…
Грудь сдавливает несделанным вдохом. Я зажмуриваюсь, снова переживая те ужасные полгода. Полгода крика, унижений и непроходящих синяков. Чтобы сглотнуть ком в горле, приходится несколько минут сидеть и дышать по счёту.
— Он красиво ухаживал — цветы, рестораны, дорогая техника и украшения. Всё, чтобы запудрить мозги восемнадцатилетней идиотке.
— Получилось?
— А то, — усмехаюсь. — Ещё как. Так что на жутко романтическое предложение руки, сердца и половины счетов я ответила уверенное да. Знала, что дела у отца идут так себе, поэтому и с оплатой учёбы вышла проблема. Хотела помочь, да и какая дурочка откажется от внимательного и опытного мужа с большим кошельком. Вот и я не отказалась, а потом…
Неожиданно даже для меня из груди вырывается полувсхлип. Прикрыв глаза, я стараюсь взять себя в руки. Не хватало ещё разрыдаться в чужое плечо. И Мар молчит, но я чувствую, как напрягаются обнимающие меня руки.
Надавав себе мысленных подзатыльников, со смешком качаю головой. Какие, однако, эмоциональные качели у меня выдались сегодня.
— Потом карета превратилась в тыкву, а я в затворницу. — Встряхнувшись, я ловлю внимательный взгляд. — Не понимаю, почему рассказываю всё это тебе.
— Потому что так у тебя тоже впервые, — прохладные ладони гладят по спине и талии. Улыбка… какая-то космическая даже для такой, как я. — Это… обнадёживает. Заставляет верить в доброе и светлое.
— Доброе и светлое? — фыркаю, но руки с его груди не убираю. — Слабо верится после…
— Ты сбежала. — Не вопрос, констатация факта.
— Сбежала, — с кривой улыбкой я вспоминаю, насколько тупым в действительности оказался мой муж, по совместительству монстр. — Но он отомстил. Хорошо так отомстил, с фантазией. Так, что я… ладно. — Качнув головой, пытаюсь встать, чтобы запить горечь собственного идиотизма чем-нибудь покрепче воды.
— Давай конкретнее? — Но он и не думает меня отпускать. — Я всё равно узнаю, только времени потрачу на сутки больше.
— Почему на сутки?
Почему-то цепляет именно это, а не общий тон разговора.
— Потому что. — Как озабоченный подросток я ведусь на руки, которые сжимают талию приподнимая. На хищный, но в то же время нежный взгляд. — В это время я собираюсь заняться другим.
На голос — низкий, хриплый и вибрацией отдающийся по всему моему телу. Телу, которое готово броситься на него, как будто у него не было секса не тридцать минут, а тридцать лет.
И я покоряюсь его власти так же, как своим желаниям. Горю и таю в его руках, умираю под требовательными ласками его языка и каждый раз хочу ещё. Больше, глубже, сильнее. Срываю голос и теряю счёт времени.
А, когда вдруг прихожу в себя, обнаруживаю, что разболтала Мару не только остальную часть истории, но и все цифры вплоть до номера своего банковского счёта.
— Ты уже проснулась? — Он входит в собственную спальню, пока я осознаю масштаб катастрофы. — Жа-аль, — тяжёлым взглядом проходит по моим обнажённым плечам и рукам. — Подъём, Саш, у нас много дел.
— Дел?
После нервного вечера, бессонной ночи и жаркого дня чувствую, что непростительно торможу, не успевая за ходом его мысли.
Марат тем временем садится на край кровати, тянет одеяло, заставляя его обнажить грудь. Хитро улыбается, а после увлекает меня в долгий и глубокий поцелуй.
Да сколько можно! С чего вдруг на меня стали действовать пикаперские приёмы этого конкретного индивида?
— У нас запланировано волшебство.
— Волшебство?
Нет, ну правда, это уже жесть какая-то.
— Будем превращать тыкву обратно в карету, — хмыкает Мар, целует меня в плечо, а потом в два удара моего сердца оказывается у двери. — Жду тебя. В гостиной, иначе…
Что иначе понятно по многообещающему взгляду, и пружина внизу моего живота вмиг вспоминает, что не трудилась целых несколько часов. И я натягиваю одеяло повыше, а Мар весело улыбается, а после оставляет меня одну.