За пару недель до…
— Всё, девчонки, я пошла. — Обмотавшись огромным местным полотенцем, я надеваю босоножки и выхожу из тренерской раздевалки.
— Опять она первая… — разочарованно стонет кто-то вслед.
Голос не узнать, его приглушает закрытая дверь. Да и плевать, кто там страдает из этих клуш. Если так хотели, взяли бы жеребьёвку в свои руки, а не причитали о превратностях судьбы. Я точно знаю, хочешь чего-то — иди и вырви это зубами. Даже если рыбка снова сорвётся.
От тренерской раздевалки до мужской буквально пять шагов, и я прохожу их на цыпочках, чтобы не цокали каблуки. Эта стерва Ирина Петровна уходит последней, но о наших игрищах ей всё ещё ничего не известно. Ещё бы, в доле чуть ли не весь женский состав клуба, кроме разве что Степановны, заведующей гардеробом. И то её просто не позвали, потому что пробный секс в шестьдесят с гаком лет приличным женщинам не предлагают. Даже если они не хотят быть приличными.
Дверь открывается без скрипа, за этим хорошо следит Иваныч, муж Степановны. Такой себе семейный подряд.
В раздевалке пусто, но шум воды манит в душевые. Боже, какой экземпляр! Стоило ему появиться в клубе, как потекли все и разом, а Алка вообще слюни подбирает каждый раз, как видит Марата. Который как бы Андреевич.
Помню, в тот день, когда он выбрал тренером Костю, девчонки ходили одна мрачнее другой. Ещё бы! А как хотелось стать той, кто и руки расправит под нужным углом, и плечи выпрямит, и на себе покажет все позы из Камасутры, благо здесь каждая с растяжкой мама не горюй.
А как ржал Костя, когда мы встретились в раздевалке. Знал, поганец, что перешёл дорогу всем и разом, и радовался этому как дитё малое.
За что и получил сначала тряпкой по морде, а потом, когда Сашка извинилась, красным перцем в трусы.
Кто сделал? Понятия не имею, никто так и не признался, но инициатива была что надо.
Ох, а внутри-то пожар. Остановившись, чтобы глубоко вдохнуть и выдохнуть я вступаю в почти пустые душевые. Почти. Кроме того, кто приходит позже всех и уходит вперёд разве что тренерского состава. И то не всегда.
Мамочки, какая шея! От одного только вида внизу живота скручивается тяжёлое, ноющее желание. А спина какая! Всякие в нашем забеге бывали экземпляры, но, чтобы настолько вау — это редкость. Девочки слюной захлебнутся от одного только рассказа, и с удвоенным старанием станут тянуть жребий. Жаль, мне поучаствовать больше не дадут.
Шаг, второй и цокот каблуков по плитке заставляет Марата, который Андреевич, вскинуться. Не теряя времени, я встаю как есть, в босоножках и полотенце к нему под душ, прижимаюсь грудью к широкой мужской спине.
— Не подскажите, как пройти в библиотеку? — шепчу, касаясь губами уха. Ладонями спускаюсь по мощным рукам.
— Какого хера? — рявкает Марат, поворачивается и рефлекторно меня отталкивает.
И быть дурной головушке битой, если бы не он. Вовремя среагировав, Марат больно хватает меня за плечи и прижимает к голой безволосой груди. Его злой взгляд проходит по распущенным волосам, носу, щекам, ненадолго, но всё же задерживается на губах и возвращается к глазам.
Какой злой мальчик. Все они злые, первые секунд двадцать.
— Спасибо, — никогда не считала себя неблагодарной.
— Раздевалкой ошиблись? — хмурится он.
— Не-ет, — мурчу, предвкушая, — я попала куда хотела.
И Марат оттолкнул бы, в этот раз аккуратно, но он уже в моих руках. Мягкий, податливый, но твердеющий с каждой секундой.
— Да что за хрень!
Патовая ситуация — его самое ценное в моих руках. Дёрнешься, и будет очень больно. Хотя сейчас ему станет очень приятно.
Я близко настолько, что замечаю и расширившиеся зрачки, и участившееся дыхание.
— Хочешь меня? — Беспроигрышный вопрос, на который ещё ни один мужчина не ответил отказом.
— Да с хрена ли! — Артачится Марат и накрывает мою ладонь, надеясь остановить.
Вот только я не хочу останавливаться. Провожу большим пальцем по влажной головке, и он шипит сквозь зубы.
— Какой ты! — Восторженный шёпот меняет его. Ещё не то что я хочу, но уже близко. — Сильный. — И мне бы потереться об него, но рано. Пока рано.
— Шлюха, — хрипло припечатывает он.
Надеется, что оскорблюсь и уйду? Как бы не так.
— Да-а, — со стоном удовольствия я прикрываю глаза.
Плевать на всё!
И я прижимаюсь к горячему после душа телу, и в этот раз Марат не отталкивает. Отступает, прислоняется спиной к стене. И я ненавижу оставшееся между нами полотенце.
— Так работай.
Что?
Я вскидываюсь, напарываюсь на жаркий взгляд. Ещё не верю, но уже хочу.
Серьёзно? Так быстро? Едва сдерживаясь от желания потереться хоть обо что-нибудь, отпускаю его, облизываюсь и начинаю опускаться.
«Куда дальше», — сказал бы кто угодно. Не зная, что это одно из самых сладких падений в моей жизни. Когда язык очерчивает круги и узоры по напряжённой мужской груди, задевает соски, отчего Марат выдыхает сквозь зубы. Нравится? Выясню позже. Живот с кубиками приводит в восторг, и я присасываюсь, оставляя на нём засос.
Идеальный. Сегодня мой.
Член торчит гордым знаменем, но мне хочется поиграть. Заставить его хрипеть от желания. И я заканчиваю с животом, спускаюсь в пах, едва не плача от гладковыбритого лобка. Мечта, а не мужчина! Чтобы не поскользнуться, одной рукой хватаюсь за крепкую ягодицу.
Ка-айф!
Язык проходит по стволу, обводит головку. Вбираю в себя всё немаленькое достоинство.
Интересно, насколько его хватит? А насколько хватит меня? Не в силах удержаться, рукой я стискиваю собственную грудь. Всхлип удовольствия возникает где-то внутри и возбуждает ещё сильнее.
Стон провоцирует связки, и Марат наверняка ощущает вибрацию. И сразу после вздёргивает меня вверх.
— Ты же здесь работаешь, — он пытается справиться с сорванным дыханием, а я жалею, что не отключила его мозг до конца. — Это что, бонус к клубной карте?
— Только для любимых клиентов, — в тон отзываюсь я и трусь об него всем телом.
А ещё неженатых и перспективных, но не говорить же об этом сейчас. Есть занятия интереснее.
— Инициатива — это хорошо, — прищуривается Марат и сдёргивает с меня полотенце.
Махровая ткань грубой лаской проходит по затвердевшим соскам, и я обхватываю ладонями грудь. Проблема, конечно, с пятым-то размером, но хоть что-то.
— Шлюха, — ласково, — играет по чужим правилам.
Боже, он ещё соображает, хотя мой мозг отключился ещё пять минут назад. Поэтому рывок становится неожиданностью, но я реагирую вовремя и упираюсь ладонями в холодную плитку. По коже пробегает толпа мурашек.
— Замёрзла?
Да-а! Я чувствую его шёпот прямо в ухо. Чувствую язык, прошедший по ушной раковине. Медленно и влажно. Чувствую член, он в полной боеготовности и недвусмысленно прижимается к моим ягодицам.
И по телу проходит первая судорога удовольствия.
— Сейчас согрею.
И Марат согревает. Прижимается так, что мы почти стыкуемся. Одной рукой сжимает мою грудь, другой поглаживает, не спеша спускаясь всё ниже.
А я сейчас способна только стонать.
— Хороший мой… сильный…
— Хочешь меня?
— Хочу.
Стоны всё громче, но кроме нас в клубе уже никого. Девочки позаботились.
— А так хочешь?
Снова резкий поворот.
Марат слитным движением опускается на колени, закидывает мою ногу на своё плечо и касается языком пульсирующего центра.
И я хнычу, верчу задом, пытаясь сделать так, чтобы хотя бы кончик лизнул так, как надо мне, но без толку. Марат всё ещё умнее всех моих попыток.
— Какая шустрая, — выдыхает он и тёплый воздух обдаёт промежность. — Охладить? — смеётся и дует уже специально.
— Трахнуть! — признаюсь я, убираю ногу и пытаюсь смотреть на него осмысленным взглядом.
— Трахнуть? — задумчиво повторяет он, собирает пальцем жаркую влагу. Поднимается. — Ну, давай. Только не здесь.