Пола Киркмана Флинн нашел в коридоре отдела пассажирского обслуживания «Зефир эйруэйз». Даже в конце рабочего дня Киркман выглядел свеженьким, чистеньким, отглаженным.
— Привет.
— Привет, инспектор.
— Я не уверен в том, что мне нужно…
— А кто из нас, смертных, может со всей определенностью сказать, что ему нужно? Пройдемте в мой кабинет, — предложил Киркман.
Флюоресцентные лампы на потолке пульсировали.
На столе Киркмана лежала большая цветная схема пассажирских салонов «Боинга-707».
С какими-то надписями, стрелками, направленными к креслам.
Киркман сел за стол.
— А это что?
— Провел кое-какие исследования, — Киркман развернул схему к Флинну. — Подумал, вдруг кому-то понадобится. Я отметил, где сидели некоторые из пассажиров.
— Не все?
— Не все могут зарезервировать определенное место. Только пассажиры первого класса. А пассажиры экономического, если они только специально не просят посадить их в то или иное кресло, просто делятся на две группы: курящие и некурящие.
— Понятно, — кивнул Флинн. — И я вижу, что вы учились в хорошей школе — ваш почерк разобрать невозможно.
Киркман обошел стол, встал рядом с Флинном. Пробежался пальцем по первому ряду кресел.
— Видите? Маккарти, Хоун, Кэйрн, едва выговорил, Норрис, Голдман, Уилкокс.
— Ясно. А где, к примеру, сидел Дэрил Коновер?
— Здесь. Кресло пятнадцать-D.
— Откуда взялся пятнадцатый ряд? В первом салоне их всего двенадцать.
— Все ряды пассажирских кресел в самолетах «Зефир эйруэйз» нумеруются двузначными числами. По приказу главного дизайнера компании или какого-то другого гения. Это как-то связано с формой пластинок, которыми он украшает ручки кресел. Неразберихи от этого только прибавляется. Пассажиры, входя в салон, проходят мимо своего места, а потом возвращаются назад, мешая остальным. Первый ряд в салоне первого класса обозначен как десятый.
— То есть в первом классе находятся ряды с десятого по двадцать первый включительно?
— Двадцать второй, — поправил его Киркман. — Тринадцатого ряда нет.
— Ага, — кивнул Флинн. — Плохая примета.
— В этом рейсе все ряды оказались одинаково неудачными.
— А где сидел Липер?
— В конце салона. Вместе с менеджером. Ряд двадцать второй, места С и D. Разумеется, мы не знаем, кто из них двоих сидел на каком кресле.
— А судья Флеминг?
— С другой стороны прохода. Впереди. Четырнадцатый ряд, место А.
— То есть на самом деле он сидел на тринадцатом ряду, не так ли?
— Полагаю, что да. Или на четвертом.
— А трое мужчин, путешествующих вместе? — спросил Флинн. — Карсон, Бартлетт и Эбботт?
— Они занимали вот эти три кресла, — ответил Киркман. — Ряд семнадцать, А, В и, через проход, С.
Все еще в шляпе, в расстегнутом пальто, Флинн вскинул голову, всмотрелся в лицо Киркмана.
— В чем дело, инспектор? У вас такое лицо, словно вы муху проглотили.
Флинн ответил после долгой паузы, не сводя глаз с Киркмана.
— А вы у нас аккуратист.
— Благодарю. На моей работе без этого нельзя.
— Все время имеете дело с пассажирами, — покивал Флинн. — Как я понимаю, стараетесь изо всех сил, поддерживая имидж «Зефир эйруэйз».
Киркман вновь сел за стол.
— Стараюсь.
— Я именно об этом. Вы провожали пассажиров, улетающих в Лондон в три часа ночи: — Флинн уперся руками в колени. — Они собрались вместе из четырех городов Америки, включая Бостон. В этот час ваши сотрудники, конечно, были не в лучшей форме. Так?
— Так.
— Вы стояли в зале вылета, в вашем фирменном блейзере от «Зефир эйруэйз», у телескопического трапа, и что вы держали в руке?
— Ничего.
— Вы держали в руке пивную банку.
Киркман на мгновение задумался, вспоминая.
— Вы взяли пивную банку у Перси Липера, когда он направлялся к телескопическому трапу.
— Да.
— Что вы с ней сделали? Вы не могли бросить ее в мусорную корзинку, потому что Липер вскрыл банку, но пиво до конца не выпил.
— Точно.
— Однако ваша подготовка, образ компании, созданию которого вы содействуете, не позволяли вам стоять в зале вылета в фирменном блейзере и с банкой пива в руке. Я прав?
— Да.
— И что вы с ней сделали?
— Направился с ней в свой кабинет, сюда.
— Могу я утверждать, что вы направились в свой кабинет, едва банка с пивом перекочевала из руки Перси Липера в вашу?
— Да.
— То есть, если бы не банка, вы ушли бы из зала вылета позже?
— Да. Я ушел сразу.
— До того, как задраили пассажирский люк самолета?
— Не знаю. Не уверен.
— Но такое возможно?
— Да.
— Хорошо, мистер Киркман. Вчера вы сказали, что Перси Липер был последним пассажиром, поднявшимся на борт самолета.
— Я так думаю. Скорее всего последним.
— Вы также сказали вчера, что стюардесса, встречающая пассажиров, не видела посадочных талонов, потому что их собирал стюард у телескопического трапа.
— Я думаю, да.
— Раз стюардесса не собирала посадочные талоны, она не могла знать, сколько пассажиров должно быть на борту, а потому едва ли стала бы обращать внимание на пустое кресло, так?
— Мы ищем пассажира или пассажиров, только в том случае, если билет продан, а посадочный талон не сдан. На тот рейс стюард собрал все талоны. — Киркман коротко глянул на настенные часы. — Я не понимаю, к чему вы клоните, инспектор.
— Рассматриваю возможность того, что кто-то мог зайти в салон самолета, а потом выйти из него. Вы бы его не увидели. Вы уже несли в свой кабинет пивную банку.
— Стюардесса увидела бы его.
— В этом у меня тоже нет уверенности. Вы сказали, что в такой час, особенно на трансатлантическом рейсе, пассажиры вечно чем-то недовольны и что-то требуют. Так что в проходах суета. Опять же добавьте фактор Перси Липера. Энергичный, отлично сложенный мужчина, с синяками и наклейками на лице, который от счастья не может усидеть на одном месте. Естественно, он же стал чемпионом мира! Так что понятно, куда в этот момент смотрели все стюардессы, — на него.
— Инспектор, вчера мы подробно все обсудили. Почему этот человек или люди, которым следовало быть на борту, но которых там не оказалось, до сих пор не дали о себе знать?
— Об этом и речь.
— И потом Комитет авиационного контроля и Баумберг говорят, что бомба находилась не в пассажирском салоне, а в грузовом отсеке.
— Я знаю.
— Тогда зачем кому-то входить в самолет, чтобы потом выйти из него?
— Чтобы отдать вам посадочный талон.
— Не понимаю.
Флинн расправил поля мягкой твидовой шляпы.
— Опасно низводить людей до клочков бумаги. Иногда люди этим пользуются и оставляют вместо себя эти самые бумажонки.
— Так и произошло? — спросил Киркман. — В этот раз так и произошло?
— Возможно, — Флинн встал. — Возможно.